Abundance

Демократы могут не верить в то, что республиканцы верят в правительство, но они часто ведут себя так, как будто верят. В 2008 году, когда Калифорния начала всерьез строить свою систему высокоскоростных железных дорог, в Управлении высокоскоростных железных дорог штата было всего десять сотрудников. Один из них отвечал за разработку графики для социальных сетей. Эту работу поручили огромному количеству консультантов. Одна из них - компания WSP - подсчитала, что система обойдется всего в 33 миллиарда долларов, а ее строительство займет всего двенадцать лет. Но к WSP присоединились компании Project Finance Advisory, Cambridge Systematics, Arup, TYLin, HNTB, PGH Wong Engineering, Harris & Associates, Arcadis, STV, Sener и Parsons Corporation. Аутсорсинг "оказался основополагающей ошибкой в реализации проекта - просчет, который привел к тому, что Калифорнийское управление скоростных железных дорог чрезмерно полагается на сеть высокозатратных консультантов, которые постоянно недооценивали сложность задачи", - пишет Ральф Вартабедиан в газете "Лос-Анджелес таймс" .(34)

Калифорния - одно из самых богатых государств в мире. Она строила один из

самый амбициозный железнодорожный проект в мире. Но она не наняла лучших железнодорожных дизайнеров и инженеров для проведения экспертизы и управления проектом. Калифорния финансировала и контролировала программу, которую не имела возможности планировать, управлять или даже по-настоящему понимать. Некоторое время назад в Управлении существовала идеология: "Давайте сделаем проект небольшим и внутренним, а в его строительстве будем полагаться на консультантов", - говорит Брайан Келли, исполнительный директор Управления скоростного железнодорожного сообщения. "Когда я пришел сюда, я исходил из того, что государство является владельцем этого проекта, и поэтому нам нужно наращивать потенциал государства. Когда я начинал, в управлении было семьдесят процентов консультантов, тридцать процентов штата. Сейчас это 1fty-1ve процентов штата и 40-1ve процентов консультантов."35

В районе залива произошла другая история. В 2012 году компания Bay Area Rapid Transit (BART) подписала контракт с французским производителем вагонов Alstom на поставку 775 вагонов за 2,58 млрд долларов .(36) К 2023 году, , произошло нечто необычное: вагоны стали поступать быстрее, а дешевле, чем ожидалось. Смета была сокращена почти на 400 миллионов долларов.37 Одним из основных источников экономии, как сообщает trains.com, стало "решение BART поручить своим сотрудникам выполнять большую часть инженерной работы . В проектную группу вошли инженеры, которые успешно завершили проекты по строительству новых вагонов в других агентствах"38 Это не единичный случай. Исследование Закари Лискоу показало, что увеличение числа сотрудников в департаментах транспорта штатов на 1 работника на 1000 жителей сократило стоимость строительства одной мили шоссе на 26 процентов .(39) Правительство не может делать все само. Но ему нужно достаточно ноу-хау, чтобы контролировать проекты, которыми оно занимается.

Джен Пахлка - основатель Code for America, группы, занимающейся гражданскими технологиями, которая пыталась

построить мост между технологической индустрией и правительством попытке модернизировать государственные услуги. Работа была тяжелой, плодотворной, важной и разочаровывающей. В дальнейшем она консультировала по вопросам оцифровки правительства в Белом доме Обамы. Она стала чем-то вроде крестной матери для целого поколения технологов-идеалистов, которые пытались или пытаются заставить правительство работать так, как оно работает.

Ее мемуары об этой работе, Recoding America, представляют собой сборник их историй. Читать ее больно.

В январе 2020 года Пахлка отошла от своей роли в Code for America. Ей нужно было немного времени, чтобы отвлечься от проблем оцифровки правительства. Но тут нагрянула пандемия, и закрыли магазины, и миллионы людей внезапно остались без работы. Все эти люди, неожиданно для себя, теперь зависели от страховки по безработице, которой управляют штаты. И эти системы не были готовы к такому уровню спроса. Калифорнийская система, управляемая Департаментом развития занятости штата, впала в особый хаос, и миллионы людей увидели, что их пособия ошибочно задерживаются или им отказывают .(40) Пахлку попросили стать одним из руководителей рабочей группы, которая должна была ее спасти. С технологической точки зрения в этой задаче не было ничего особенно нового.

Страхование по безработице довольно простое. Люди подают заявление. Их принимают или отклоняют. Затем чеки. По меркам технологического сектора, это решенная проблема. "В частном порядке некоторые калифорнийские чиновники сказали мне, что, по их мнению, сотрудники EDD просто некомпетентны в технологиях, а наша команда легко с этой проблемой", - пишет Пахлка. Но на сайте все было не так, как представлялось целевой группе. "В частном порядке мы сомневались, сможем ли мы вообще помочь"41.

Пахлка считает, что государственные технологии и нормативные акты, которые их контролируют, - это слои осадка. С появлением новых проблем добавляются новые слои. Но старые слои редко удаляются. "Каждый последующий слой сдерживается ограничениями предыдущих технологий", - пишет она. "Система не столько обновляется, сколько прикрепляется к ней. "42 Задача обновления правительственных технологий - это задача обновления, гармонизации или прекращения функционирования старых систем. И все это должно быть сделано при соблюдении правил закупок и заключения контрактов, которые ни одна частная технологическая компания никогда бы не навязала себе.

В EDD основным технологическим слоем была названа единая клиентская база данных, которая работает на мейнфрейме IBM 80-х годов.43 Ее части написаны языке программирования COBOL, который был создан еще в 1959 году. Сегодня COBOL почти не используется, и трудно найти инженеров, умеющих на нем программировать. Еще хуже то, что части единой клиентской базы данных были разработаны для работы на старых монохромных дисплеях, на которых отображался зеленый текст черном фоне. Поскольку таких дисплеев больше никто не производит, сотрудники штаба использовали виртуальные эмуляторы для доступа к системе - они запускали на новых компьютерах программы, которые могли имитировать ограничения старых компьютеров.

Затем появились новые слои. В 2002 году EDD заключила контракт с компанией Deloitte, чтобы перевести свою работу в режим онлайн. Deloitte создала одну систему для доступа к мэйнфрейму IBM через веб-браузер. Она создала другую систему для сбора и управления приложениями, предназначенными для ручной проверки личности. Третья система служила общественным сайтом для подачи заявок на получение льгот. Все эти системы имели свои собственные подсистемы. И внутри этих подсистем приложения могли объединяться и застревать там, где их никто не искал. Пахлке и ее команде сообщили, что количество нерассмотренных заявлений составляет около 230 000. Им потребовалось семь недель, чтобы организовать базы данных таким образом, чтобы их можно было точно подсчитать. Истинное число оказалось 1,2 миллиона.

EDD не создает и не управляет своими собственными технологиями. Эта технология также не создается и не управляется централизованной командой инженеров-программистов в правительстве штата. Этим занимаются внешние компании, которые выбираются и управляются лабиринтный процесс закупок. На момент краха EDD уже десять лет работал над контрактом на модернизацию, который теоретически должен был быть заключен всего за несколько недель. Прочитайте это еще раз: Они не работали над модернизацией своего технологического стека в течение десяти лет. В течение десяти лет они работали над масштабным контрактом, который они должны были заключить с внешними компаниями на модернизацию и управление своим технологическим стеком. Ожидалось, что выполнение этого контракта займет одиннадцать лет.

Осадочный хаос в EDD не был чем-то необычным. Калифорния потратила десять лет и 500 миллионов долларов на то, чтобы привести свои суды к единой системе документооборота, после чего отказалась от ePort .(44) Бюро консульской службы Государственного департамента с 2009 года пытается модернизировать и консолидировать свои визовые и паспортные системы.45 Налоговая служба начала попытки заменить одну из своих основных систем - индивидуальный генеральный файл - в 2000 году. По прогнозам, эта работа будет завершена в 2030 году .(46)

"Государственные служащие, ответственные за бесконечно затянувшуюся модернизацию ePorts, не ленивы, не глупы и не злонамеренны", - пишет Пахлка. Я встречал сотни таких людей, и в подавляющем большинстве они преданы своему делу, добросовестны и зачастую весьма изобретательны". Сотрудникам IRS удалось отправить ежемесячные налоговые выплаты на детей почти сорока миллионам семей и разослать чеки на сумму более 800 миллиардов долларов во время пандемии, и все это на основе систем, которые никогда не были рассчитаны на столь быстрые изменения или такой огромный объем работы". Проблема в том, что системы, которые они обновляют, стали "сложнее, чем мы можем себе представить", как и "сложность всех правил, которым должны следовать эти государственные служащие, чтобы выполнить это обновление". "47

Наибольшее отставание от EDD было в системе, которая управляла ручной проверкой личности. Но работа в этой системе требовала многолетнего опыта, аккредитации и тестирования. Когда начался кризис EDD, выборные должностные лица потребовали, чтобы EDD наняло больше людей. Поэтому EDD подписала еще один контракт с Deloitte, чтобы нанять еще 12 тысяч работников. Губернатор похвалился новыми сотрудниками. Но на обучение этих работников потребовались бы годы, чтобы справиться с тем отставанием, с которым столкнулся EDD. А их вопросы и путаница отнимали время у работников, которые могли бы работать над отставанием. Команда Пахлка подсчитала, что теперь на устранение этих отставаний уходит в два-пять раз больше времени, чем до пандемии.

Отпустить тысячи новых сотрудников дешевле и проще, чем обучать их. Но руководитель агентства Корабль видел это не так. "Нанимать как можно быстрее было единственной последовательной директивой, исходящей от всех вышестоящих инстанций: офиса губернатора, законодательного собрания, федерального Министерства труда и всех надзорных органов , в чьей юрисдикции находилась деятельность EDD", - сказали Пахлке.48 Говорить всем этим надзирателям, что они не правы, было не в чьих интересах. И никто не верил, что они прислушаются. Увольнение работников во время кризиса в работе EDD выглядело бы ужасно.

Был и другой вариант. Система задыхалась от ручной проверки. Ручная проверка обычно срабатывала, когда информация, которую заявитель вписывал в свою формуне совпадала с другой информацией, имеющейся у EDD о нем. Возможно, вы написали "Джонатан" в юридической форме, но ваш работодатель платит вам под именем "Джон". Возможно, вы ошиблись в цифре в своем номере социального страхования. Логично, что это может привести к ручной проверке. Но реальной связи между этими крошечными ошибками и мошенничеством не было. Из 183 167 заявлений, поданных в предыдущем квартале, только 804 были признаны недействительными .(49)

В идеальных приложениях мошенничества было больше. "Наш мир наводнен базами данных украденных личных данных, полученных в результате взлома сервисов кредитного мониторинга, розничных сетей и работодателей, и эти украденные личные данные свободно продаются в темной паутине. Мошеннические заявки, использующие эти источники, не пройдут проверку: данные, введенные в заявку, будут точно соответствовать источникам, по которым EDD проверяет , потому что обычно это копия именно этих данных", - пишет Пахлка.50

EDD внедряла новую систему проверки личности, которая должна была стать более быстрой и эффективной, но нужно было что-то делать с отставанием, которое нарастало с каждым днем. Очевидным ответом было ослабление правил, которые привели бы к ручной верификации. Но даже если процесс не работал, он все равно оставался процессом. Следовать ему было безопасно. Уклоняться от него было рискованно. Мошенничество действительно имело место, и когда о его масштабах станет известно, это вызовет фурор, и он особенно сильно ударит по тем, кто ослабит правила борьбы с мошенничеством, даже если эти правила не позволят выявить мошенничество и приведут огромным задержкам, разрушающим систему.

В итоге EDD просто прекратила прием заявлений. На несколько недель был закрыт портал для новых заявлений. EDD перераспределило большую часть своих сотрудников на устранение отставания и создание новой программы проверки личности.

На фоне всего этого, вспоминает Пахлка, один из членов Ассамблеи Калифорнии представил закон, требующий от EDD сделать свои приложения и сообщения доступными на более чем дюжине языков. Большинство из этих языков уже требовались по закону штата от 1973 года. Они также требовались в соответствии с многочисленными федеральными законами и правилами. EDD не соблюдала все эти старые правила. Она даже не обслуживала англоговорящих эфективно. Оно не могло делать то, что него уже требовалось. Теперь от него требовалось сделать еще больше.

Требовалось вычитание. Пахлка и ее команда снова и снова обнаруживали, что правила и нормы, регулирующие калифорнийские системы страхования по безработице, заложенная в ее код, продолжала расти. Это сделало код более сложным и трудным для обновления. Новых сотрудников было сложнее нанимать и труднее обучать. Из-за этого стало сложнее ликвидировать отставание в работе. "Законодатели часто руководствуются благими намерениями, но они постоянно добавляют новые слои политики, слишком плохо понимая (а иногда и ), как то, что они добавляют, будет взаимодействовать со слоями, которые уже загромождают среду предоставления услуг", - заключает она .(51) Чтобы правительство могло делать больше - или даже просто делать то, что оно уже делает, - иногда ему сначала нужно разрешение делать гораздо меньше.

Правительство, которое выбирает, - это правительство, которое работает

11 июня 2023 года перевернулась автоцистерна, перевозившая 8500 галлонов бензина. Грузовик воспламенился под мостом I-95 в Филадельфии, убив водителя и расплавив стальные балки, поддерживающие мост. Мост I-95, по которому ежедневно проезжает 160 000 автомобилей, рухнул. Это был не просто кризис для дорожного полотна. Это был кризис для целого региона. I-95 - одна из главных транспортных артерий на Восточном побережье. Она является важнейшим связующим звеном между Нью-Йорком и Вашингтоном. Официальные лица, включая губернатора Пенсильвании Джоша Шапиро, предупреждали, что на ее восстановление уйдут месяцы.

По обычным правилам Пенсильвании на это ушли бы месяцы, а то и больше. "Мы бы наняли консультанта для проектирования", - говорит Майк Кэрролл, министр транспорта Пенсильвании. "Нам бы понадобился окончательный проект, одобренный Федеральным управлением шоссейных дорог. Затем будут проведены торги с заинтересованными подрядчиками. Затем мы обработаем заявки. Затем мы заключим контракт. Это займет от двенадцати до двадцати четырех месяцев. "52

Но Шапиро подписал декларацию о чрезвычайном положении, которая освобождала процесс восстановления от правил и требований, которые тормозят многие общественные проекты.53 Скорость была приоритетом. Не будет никакого воздействия на окружающую среду. Не будет длительного процесса торгов. Правила закупок были отброшены в сторону. Когда Кэрролл прибыл на место катастрофы, компания C. Abbonizio Contractors, с которой штат уже работал ранее, уже находилась на мосту, выполняя другую работу. Их выбрали для наблюдения за сносом. Роб Бакли из подрядной организации Buckley & Company, занимающейся строительством автодорог, также находился неподалеку, работая над другим проектом. Его 1rm тоже привлекли . "Объявление о чрезвычайной ситуации дало нам возможность привлекать подрядчиков без проведения торгов", - сказал Кэрролл. "Работы начались в тот же день, как только департамент освободил место происшествия".

Вся рабочая сила Пенсильвании была профсоюзной. И они упорно трудились: работа шла двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю .(54) Круглосуточная камера, установленная на стройплощадке, позволяла общественности следить за ходом работ. Шапиро стал сообщать новости в Twitter и TikTok. Он превратил реконструкцию I-95 в горнило своего губернаторства и наглядный урок того, во что мало кто еще верил: Что правительство может строить большие вещи быстро. Что оно может делать это, используя профсоюзную рабочую силу. Что оно может двигаться со скоростью чрезвычайной ситуации, а не по своим собственным правилам.

"Общим знаменателем всех этих решений было то, что давайте сделаем это как быстрее", - говорит Кэрролл. Он вспомнил момент, когда столкнулся группой рабочих Abbonizio, которые с помощью отвертки разбирали дорожный знак. Он спросил, что они делают, и ему ответили, что сохраняют знак для Министерства транспорта на случай, если они захотят использовать его повторно. Я сказал: "Включи машину и эту чертову штуку", - усмехнулся он. В другой вечер Кэрролл увидел, что на ближайшие несколько прогнозируется дождь. Он велел команде укладывать асфальт в любом случае, вопреки правилам Департамента транспорта, потому что дождь в ту ночь был небольшим и мог вскоре усилиться.55 Если бы они ждали, то могли бы ждать несколько дней. "Объявление о чрезвычайной ситуации изменило ситуацию", - говорит Кэрролл. "Я пошел на просчитанный риск, на который не пошел бы в обычном проекте. Все могло пойти плохо, но не ".

Стоит серьезно отнестись к тому, что Кэрролл. Это был риск. Есть причины, по которым эти правила существуют. Контракты без торгов могут способствовать как коррупции, так и скорости. Есть причины не класть асфальт во время дождя. Но превратив эти вопросы из вариантов в правила, мы лишили себя свободы действий и суждения подальше от таких людей, как Кэрролл. Мы предпочитаем, чтобы проекты шли не по правилам. Мы минимизируем некоторые риски, но делаем задержки и высокие затраты обычным делом.

Объявление чрезвычайного положения позволило Шапиро сделать выбор. Он решил использовать труд профсоюзов, но при этом затронул множество других интересов и процессов. Трасса I-95 была вновь открыта всего за двенадцать дней, а не за "месяцы", как прогнозировалось изначально. Шапиро проделал "чертовски хорошую работу", сказал президент Байден .(56) Его популярность возросла, и его начали упоминать как возможного будущего кандидата в президенты. Оказывается, людям нравится, когда их правительство добивается поставленных целей.

Газета Washington Post попросила Шапиро написать статью, посвященную урокам

чему он научился. Первым уроком, по его словам, было "наделение сильным руководством". Ключом к перестройке стало то, что люди, отвечающие за нее, могли действовать. "Руководители каждого компонента проекта были наделены полномочиями быть решительными, брать на себя ответственность и принимать решения, когда это необходимо, а не откладывать и откладывать их в угоду часто кружащей бюрократии", - пишет Шапиро.57 Процесс, который использовал Шапиро, обычно считается незаконным. Однако он понравился и демократам, и избирателям Пенсильвании. Что это говорит о типичном процессе?

В своей работе "Государственный потенциал: Что это такое, как мы его потеряли и как его вернуть" Бринк Линдси хорошо сформулировал эту мысль:

Больше всего необходима смена идей: а именно, обращение вспять тех интеллектуальных тенденций последних 50 лет, которые привели нас к нынешнему состоянию. Для правых это означает отказ от коленопреклоненного антистатизма последних десятилетий, признание легитимности большого, сложного государства благосостояния и регулирования, а также признание жизненно важной роли государственных служащих (не только полиции и армии). Для левых это означает пересмотр децентрализованной, юридически обоснованной модели управления, которая определяла расширение штатов под руководством прогрессистов с 1960-х годов, уменьшение права вето, которым пользуются группы активистов в судах, и смещение акцента в разработке политики с обеспечения того, чтобы власть подвергалась прогрессивным проверкам, на обеспечение того, чтобы власть действительно могла быть использована эфективно.58

Либералы решили меньше доверять избранным политикам и государственным служащим и больше доверять процессам регулирования и судопроизводства, чтобы обеспечить выполнение правительством своих обязанностей.

Возможно, это имело смысл в прошлую эпоху, но с учетом проблем, с которыми мы сталкиваемся сейчас, это ошибка. Больше или меньше должно быть правительство - это неправильный вопрос. Оно должно быть лучше. Оно должно оправдывать себя не правилами, которым оно следует, а результатами, которые оно обеспечивает.

4 Изобрести

КАТАЛИН КАРИКО родилась в маленькой деревне на севере Великой равнины Венгрии. В ее доме, построенном из глины и соломы, не было . Он отапливался печкой из листового металла, в которой сжигались опилки из местного магазина игрушек .(1) Ее первый урок естествознания в детстве был получен не в классе, а в небольшом саду рядом с домом. В один год урожай картофеля, выращенный ее семьей, поразило нашествие Leptinotarsa decemlineata, или того, что американцы называют колорадским жуком. Стоя на коленях, она вырывала черно-белых жуков одного за другим из клубней и соскребала с них розовые яйца, чтобы сохранить урожай. Работа была "утомительной и иногда противной", писала она много лет спустя ;(2) невеселая для ребенка, возможно, но полезная для карьеры в медицине.

В молодости Карико стала ученым в Центре биологических исследований в Сегеде, недалеко от южной границы Венгрии.3 Когда центр лишился государственного финансирования, она продала свою машину за девятьсот британских фунтов и зашила деньги в плюшевого мишку своей дочери , чтобы обойти венгерские законы о валютном контроле. Вместе с семьей она переехала в Пенсильванию. Первые несколько лет в Америке Карико была академической перекати-поле. Она обошла несколько университетских лабораторий, прежде чем ее приняли на работу в Пенсильванский университет.

Когда Карико приехал в Пенн, на ДНК выделялись огромные деньги, поскольку ученые надеялись напрямую редактировать инструкцию по эксплуатации человеческого тела .(4) Карико заинтересовала другая тема: рибонуклеиновая кислота, или мРНК. Если ДНК была королем биотехнологического ландшафта, то мРНК была хрупким курьером: одиночным...

Молекула с нитями, которая передавала информацию из ядра в ту часть клетки, где создавались новые белки. Выполнив эту задачу, мРНК распадается.

У ДНК было много технических преимуществ перед мРНК, в том числе ее центральное место в геноме. Но, по мнению Карико, очевидная слабость мРНК, ее структурная хрупкость, оказалась сильной стороной. С помощью мРНК, отредактированной человеком, думала она, ученые теоретически могут превратить человеческие клетки в фабрики по производству любого белка под солнцем - для восстановления органов или борьбы с болезнями, - а затем, пуф, терапия бесследно исчезнет из организма. "Люди не понимали, почему я так интересуюсь РНК", - говорит Карико. "Они не видели в ней никакого потенциала. Никто не считал ее пригодной для создания лекарств. "5

В Пенсильванском университете Карико подала десятки заявок на гранты, в том числе в Национальные институты здоровья - крупнейший и важнейший научный орган в США и, соответственно, в мире. В течение двух лет она почти каждый месяц подавала новую заявку на грант. Отказы были неумолимы. "Каждую ночь я работала на сайте : грант, грант, грант", - говорит она. "И все время приходили отказы: нет, нет, нет".6 Иногда в NIH ей говорили, что ее работа слишком рискованна. Иногда они говорили, что у нее недостаточно данных, чтобы доказать, что ее эксперименты сработают. В других случаях ее гранты оценивались настолько плохо, что она вообще не получала отзывов.

На протяжении всех этих лет неудач и разочарований Карико не теряла мотивации. Она любила науку: кропотливое открытие нового, долгий и извилистый путь из невежества. На стене у нее висела цитата Леонардо да Винчи, которая вдохновляла ее в те мрачные годы, когда отказы сыпались один за другим: Эксперименты никогда не ошибаются, ошибаются только ваши ожидания .(7) "Я была ученым до ", - пишет она в своих мемуарах на сайте . "Больше всего на свете я хотела понять, как устроен мир".8

Но после 15 лет постоянных отказов Карико так и не получила ни одного федерального гранта, которые являются жизненной силой американской науки. NIH и другие финансовые агентства отклоняли ее работы столько раз, что она сбилась со счета. Пенн понизил ее в должности до "старшего научного сотрудника". Эта должность была настолько беспомощной, что казалась практически выдуманной, ведь она не знала никого в университете с таким же названием. К середине 1990-х годов будущее Каталин Карико как ученого и как будущее самой науки о мРНК зашло в тупик. Отвергнутая, проигнорированная и не получившая финансирования, ее работа, казалось, была обречена увянуть на великом невидимом кладбище идей, которые умирают тихой смертью, захватывая своего создателя, а затем угасая в забвении.

В 2020 году, спустя десятилетия после понижения Карико, по всему миру свирепствовала пандемия нового коронавируса. В отчаянии страны экспериментировали с различными мерами по ее сдерживанию. Некоторые идеи сработали в некоторых местах. Немногие идеи сработали везде. Италия ввела строгую национальную изоляцию, а Швеция разрешила многим предприятиям не закрываться. В США реакция была разрозненной. Правила штата Пенсильвания разрешили летом обедать в помещениях, а в Филадельфии принятое в ноябре городское постановление сделало незаконным посиделки соседей с пивом на крыльце .(9)

Спустя год после начала пандемии исследователи все еще обсуждали самые элементарные вопросы, такие : Работают ли вообще правила маскировки? В 2021 году группа ученых из Йельского университета, Стэнфорда и других известных учреждений опубликовала окончательные результаты рандомизированного исследования маскировки, в которое были включены данные примерно 350 000 человек из 600 деревень Бангладеш.10 Исследователи пришли к выводу, что в деревнях, где рандомизировали получение хирургических масок, наблюдалось меньше симптоматических инфекций. Но два года спустя соавтор большого анализа глобальных исследований в области маскировки пришел к выводу, что "нет никаких доказательств того, что [маски] имеют какое-либо , полная остановка. "11 Чтобы остановить пандемию, миру нужно было что-то более универсальное, чем правило, или закон, или политика пограничного контроля. Нам нужен был глобальный 1х: лекарство, которое обеспечит защиту иммунитета в масштабах страны.

То, что произошло дальше, - своего рода чудо. До 2020 года ни одна вакцина в истории Америки не проходила путь от лаборатории до потребителя менее чем за три года.12 Вакцины COVID достигли этого результата примерно за десять месяцев. В декабре Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США выдало экстренное разрешение на применение двух препаратов COVID, основанных на технологии мРНК - той самой идеи, которую научный истеблишмент отверг, когда Каталин Карико предложил ее десятилетиями ранее .(13) Первая вакцина была создана компанией P1zer, работающей с немецкой компанией BioNTech. Вторая - от Moderna, биотехнологической компании, базирующейся в США. В отличие от большинства поведенческих вмешательств, вакцины сразу же и с очевидной эффективностью снижали смертность среди взрослых в каждой возрастной когорте и в каждой стране. Каждое исследование подтвердило их эффективность в снижении тяжелых заболеваний, особенно у пожилых людей. В США через год после того, как вакцины были впервые разрешены, непривитые пожилые люди умирали в десять раз чаще, чем привитые.14 В Великобритании анализ, проведенный Имперским колледжем Лондона, показал, что от 10 до 20 миллионов жизней было спасено в мире благодаря прививкам в первый год действия программы вакцинации .(15)

В первых главах мы рассказали о том, как Америка мешает строить то, что нам нужно для пропитания в XXI веке, - от домов до чистой энергии. Но пандемия была вызовом иного рода. Это была проблема, которую мы не могли ни регулировать, ни субсидировать, ни просто строить. Никакие маски для покупателей или пластиковые перегородки в ресторанах не могли сделать того, что сделали вакцины. Чтобы покончить с чрезвычайной ситуацией в области здравоохранения, необходимо было вызвать к жизни нечто совершенно новое. Чтобы победить COVID, невозможно было построить свой путь от проблемы.

Нам пришлось изобретать.

Политика изобретений

Изобретение - решение проблем путем создания новых продуктов, систем и идей - является основой человеческого прогресса. Подумайте об эксперименте. Средняя продолжительность жизни американца сегодня составляет около восьмидесяти лет. Таким образом, мир 2025 года находится всего в трех современных жизнях от мира 1785 года - трех восьмидесятилетних людей, держащихся за руки во времени. Перенестись на три жизни назад, в 1780-е годы, - значит попасть в мир, где не было ни автомобиля, ни туалетной бумаги, ни крупномасштабного производства мыла. Если говорить о продуктах питания, то это мир, в котором не было консервных банок, пастеризации и современных холодильников. В медицине это мир без антибиотиков, анестезии и единой вакцины. Что принципиально отличает прошлое от настоящего - это не биология, не психология, а скорее технология. Если мир изменился, то это потому, что мы изменили мир.

Современная либеральная политика стала возможной благодаря изобретениям. Почти каждый товар или услуга, которые либералы стремятся сделать универсальными сегодня, зависят от технологий, которые не существовали три жизни назад - а в некоторых случаях и полжизни назад. Medicare и Medicaid гарантируют пожилым и бедным людям доступ к современным больницам, где многие важнейшие технологии - такие как пластиковые пакеты для внутривенных вливаний, аппараты МРТ и КТ, пульсоксиметры - являются изобретениями последних шестидесяти лет. Соблазнительно сказать, что, поскольку все эти предметы первой необходимости уже существуют, обществу пора наконец сосредоточиться только на справедливом распределении имеющихся ресурсов, а не на создании новых идей. Но это было бы хуже, чем провал воображения; это было бы своего рода кражей поколений. Когда мы утверждаем, что мир не может улучшиться, мы крадем у будущего нечто бесценное - возможность прогресса. Без этой возможности прогрессивная политика мертва. Сама политика превращается в простую войну за дефицитные товары, где выигрыш одного человека означает проигрыш .

Мир переполнен проблемами, которые мы не сможем решить без новых изобретений. В борьбе с изменением климата революция в чистой энергетике потребует развития возобновляемых источников энергии, которые мы уже разработали. Но для декарбонизации также потребуются технологии, которых пока не существует в масштабе: чистое авиационное топливо, менее углеродоемкие способы производства цемента и машины для удаления миллионов тонн углерода из атмосферы.

В здравоохранении последние несколько столетий изобретения превратили планету смерти

-где свирепствовали болезни, а до 1850 года каждый второй ребенок умирал, не дожив до шестнадцати лет, - в мир, где люди могут рассчитывать на увеличение продолжительности жизни от поколения к поколению . Но в мире еще так много загадок, требующих новых открытий. Мы добились разочаровывающе малого прогресса в лечении многих видов рака. Такие сложные заболевания, как болезнь Альцгеймера и шизофрения, не поддаются ни лечению, ни даже элементарному пониманию. Клеточный процесс старения - глубокая загадка. У нас до сих пор нет ни эффективных вакцин от туберкулеза и гепатита С для взрослых, ни вакцинных платформ, которые мы могли бы немедленно масштабировать в случае новой пандемии. Спустя десятилетия наши дети будут с ужасом смотреть на то, что люди с хроническими болями или затяжными заболеваниями в возрасте около двадцати

не мог взять простой универсальный анализ слюны или крови, чтобы ответить на главный вопрос: почему я чувствую себя больным? Если болезнь - это вселенная загадок, то мы едва ли исследовали одну маленькую солнечную систему ее космоса.

Изобретения, которые сегодня кажутся диковинкой, вскоре могут стать неотъемлемой частью нашей жизни. Улицы, заполненные электрическими самоуправляемыми автомобилями, которые обеспечат нам мобильность без вредных выбросов и избавят нас от огромного количества смертей, вызванных ошибочными человеческими действиями или суждениями. Гигантские опреснительные установки, превращающие наши океаны в пригодную для питья водопроводную воду. Экономика с роботами, которые строят наши дома, и машинами, которые берут на себя самую опасную и отнимающую душу работу. Носимые устройства, сканирующие наши тела на наличие заболеваний. Вакцины, которые можно втирать в кожу, а не вводить с помощью иглы. Какими бы нереальными или даже смехотворными ни казались некоторые из этих идей, они не более смехотворны, чем отвергнутая, проигнорированная и не получившая финансирования теория мРНК, которая появилась из ниоткуда и спасла миллионы жизней во время пандемии. Чтобы сделать эти вещи возможными и полезными при нашей жизни, необходимо политическое движение, которое будет относиться к изобретениям более серьезно .(16)

Так где же это движение? Изобретения редко играют центральную роль в американской политике. Например, в сфере демократы десятилетиями ратовали за всеобщее страхование, а республиканцы последовательно боролись за его расширение. Но в то время как в Вашингтоне обычно доминируют споры о том, как мы покупаем медицинское обслуживание, мы редко говорим о здравоохранении, которое существует, чтобы быть купленным. В конце концов, в будущем прогрессисты не просто хотят, чтобы у каждого была страховая карточка; они хотят, чтобы эта карточка обеспечивала доступ к миру методов лечения, освобождающих пациентов от ненужных болезней и изнурительной боли. Технологии повышают ценность универсалистской политики.

Если прогрессисты недооценивают центральную роль изобретений в своей политике, то консерваторы часто недооценивают необходимость государственной политики в изобретениях. "Правительство объявило технологии вне закона", - заявил инвестор и предприниматель Питер Тиль в 2014 году во время дебатов с генеральным директором Google Эриком Шмидтом, повторяя популярное среди технооптимистов и либертарианцев мнение о том, что государственные законы в основном блокируют инновации. Но многие из самых значительных достижений Кремниевой долины зависели от государственной поддержки. Элон Маск сегодня является ярым критиком прогрессивной политики. Но он также пользовался ее благами. В 2010 году, когда Tesla нуждалась в деньгах для запуска своего первого семейного седана Model S, компания получила кредит в размере 465 миллионов долларов от Министерства энергетики администрации Обамы .(17) Его компания SpaceX, занимающаяся запуском ракет, получила миллиарды долларов от НАСА при демократической и республиканской администрациях. Маск стал громоотводом в спорах о том, является ли технологический прогресс результатом государственной политики или частной изобретательности. Но он - ходячая реклама того, что могут открыть государственная воля и частный гений, когда они работают вместе.

Государство не только регулирует технологии, но и часто является ключевым участником их создания. Американец, который готовит в микроволновке еду на завтрак, а затем использует смартфон, чтобы заказать машину для поездки в аэропорт, имеет дело с целым рядом технологий и систем - микроволновка, смартфон, шоссе, современный реактивный самолет, - в изобретении или развитии которых государственная политика сыграла главную роль. Федеральные расходы на науку настолько важны для экономики в целом, что исследование 2023 года показало, что финансируемые государством исследования и разработки отвечают за 2 5 % роста производительности труда в США с конца Второй мировой войны.18 "Широко распространено мнение, что научные исследования и изобретения являются ключевым фактором экономического роста и повышения благосостояния людей", - говорит экономист из Дартмута Хайди Уильямс. "Но я думаю, что исследователи плохо работают над тем, чтобы донести эту важность до законодателей, а законодатели плохо работают над тем, чтобы сделать научную политику одним из основных направлений своей деятельности". "19

Пандемия еще раз доказала необходимость изобретений. Вакцина мРНК COVID спасла миллионы жизней и избавила США от медицинских расходов на сумму более 1 триллиона долларов.20 Но их могло бы и не быть, если бы не сила воли Карико и космическая удача чрезвычайно удачно ксерокса.

Выстрел, чтобы спасти мир

Однажды осенью 1997 года, после понижения в должности в Пенсильванском университете, Каталин Карико вышла из своего небольшого кабинета в здании нейрохирургии, чтобы сделать ксерокопии нескольких статей из научных журналов. Ближайший большой ксероксный аппарат находился в другом зале, в павильоне Роберта Вуда Джонсона, где размещалась биомедицинская библиотека. 21 Ожидая, пока можно будет воспользоваться ксероксом, она завязала разговор с иммунологом по имени Дрю Вайс man. 22 Карико рассказала ему о своем интересе к мРНК в качестве терапии. Вайсман рассказал ей, что работает над неуловимой вакциной против ВИЧ. Их короткое общение породило идею. Что, если синтетическая мРНК, способная научить организм производить конкретные белки, сможет вызвать иммунный ответ, который будет бороться с таким вирусом, как ВИЧ?

Когда они объединились, их партнерство было похоже на кисмет. "Каждый из нас обладал именно теми знаниями и навыками, которые были нужны другому", - писал Карико .(23) "Я был РНК-ученым, который мало что знал об иммунологии. Он был иммунологом без опыта работы с РНК".

Но прогресс был мучительно медленным, и NIH отклонил практически все их заявки на гранты. "Люди не были заинтересованы в мРНК", - говорит Вайсман. Люди, которые рассматривали гранты, говорили: "МРНК не будет хорошим терапевтическим средством, так что не беспокойтесь"."24 Они собирали средства из других проектов. У Вайсмана были федеральные гранты на исследования ВИЧ, которые он привлек к проекту мРНК. Тем временем Карико довольствовалась теми кусочками финансирования, которые были выделены ее коллегам из Пенсильвании. В течение нескольких лет наука шла не лучше, чем сбор средств. В первых экспериментах инъекции мРНК мышам вызывали ужасное воспаление.

После нескольких лет проб и ошибок в начале 2000-х годов им удалось создать мРНК-терапию, способную проникать в клетку без , приводя иммунную систему в ярость. "Я был в полном восторге", - пишет Карико.25 Но научное сообщество в основном проигнорировало их открытие. Когда они представили свои выводы в ведущий научный журнал Rature, редакторы полностью отклонили статью. Специализированный журнал Immunity согласился опубликовать ее в 2005 году только после обширной правки. Накануне выхода статьи Вайсман сказал Карико, что "с завтрашнего дня ваш телефон будет звонить как . " 26 Он ошибся. За годы, прошедшие после публикации, Карико получил всего два приглашения на выступления. "Наш прорыв, очевидно, не удался", - писала она. Вместо того чтобы сделать Карико научной рок-звездой, слабая реакция на ее открытие мРНК сделала ее мишенью для 1ring. В 2013 году, когда стало ясно, что она не приносила достаточно средств извне, чтобы оправдать должность штатного преподавателя, она навсегда покинула академические круги. "Меня заставили уйти на пенсию", - сказала она .(27)

Если мРНК не смогла впечатлить научный истеблишмент, то ее прием в частном секторе совсем другим. В США работа Карико и Вайсмана привлекла внимание наглой группы , профессоров и венчурных капиталистов. Они основали компанию, названии которой смешались слова modified и ARR: Moderna. В Германии Угур Сахин и Озлем Тюречи, супружеская пара, занимавшаяся исследованиями в области иммунотерапии, также увидели огромный потенциал в работе Карико и Вайсмана. Они основали несколько компаний, в том числе одну, занимающуюся исследованием методов лечения рака на основе мРНК: BioNTech. В 2013 году они назначили Карико вице-президентом. "Когда мы начинали, в отрасли было много скепсиса, потому что это была новая технология, не имеющая одобренных продуктов", - говорит Туречи. "Разработка лекарств строго регламентирована, поэтому люди не любят отклоняться от путей, в которых у них есть опыт". BioNTech и Moderna продолжали работать в течение многих лет, не имея одобренных продуктов, благодаря поддержке инвесторов и филантропических групп, таких как Фонд Билла и Мелинды Гейтс.

К тому времени вспышка коронавируса закрыла город Ухань в Китае,

Компании Moderna и BioNTech потратили годы на отладку своей технологии, что объясняет, почему они с такой скоростью разгадали тайну SARS-CoV-2. Оказалось, что мРНК - идеальный ключ для взлома замка вируса , вызвавшего COVID. Коронавирусы получили свое название благодаря короне из белков, которая окружает вирусную частицу, как шипы вокруг шара. Синтетические мРНК-терапевты отправляют клеткам человека подробные инструкции по созданию дубликатов характерного "шиповидного белка", который иммунная система тренируется атаковать. Позже, если тот же человек столкнется с полноценным вирусом, организм снова распознает белок-шип и нанесет по нему удар с точностью хорошо обученного военного, снижая риск тяжелого заболевания.28

С появлением COVID наука о мРНК практически сразу доказала свою ценность. 11 января 2020 года китайские исследователи опубликовали генетическую последовательность вируса. В течение сорока восьми часов рецепт мРНК-вакцины компании Moderna был окончательно утвержден. В конце февраля партии вакцины были отправлены в Бетесду (штат Мэриленд) для проведения клинических испытаний. В декабре она была одобрена - самая быстрая вакцина.

Сегодня уже поставлено несколько миллиардов мРНК-вакцин .(29) В 2023 году Каталин Карико и Дрю Вайсман, которые годами боролись за доллар финансирования от NIH, получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине за технологию, которая спасла миллионы жизней.

Вакцины с мРНК были триумфом - для Карико и Вайсмана, для Р1зер и Moderna, для всех нас. Но они также стали предостережением для американской науки. Карико сказала, что за годы работы в Пенсильвании она "ни разу не получила ни цента" от правительства США на прямую поддержку ее проектов по созданию мРНК.30 "Даже сейчас я работаю над терапиями, которые были частью заявок на гранты, отклоненных двадцать лет назад", - сказала она .(31)

Карико - не единственный ученый, который на своем пути к международной известности услышал "нет, нет, нет" от таких финансирующих организаций, как NIH. Получив Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 2013 году, Джеймс Ротман сказал интервьюеру, что он благодарен ful за то, что начал работать в 1970-х годах, когда федеральное правительство "было готово идти на гораздо больший риск" для молодых ученых. "У меня было 15 лет неудач, прежде чем я получил первый первый признак успеха", - сказал Ротман. "Мне хотелось бы думать, что такая поддержка существует и сегодня, но я думаю, что ее стало меньше"32.

На самом высоком уровне американская наука стала предвзято относиться к тому, что движет ее прогрессом: искусству смело идти на риск. "У нас есть проблема скрипучих институтов, мешающих изобретать", - говорит экономист Массачусетского технологического института Пьер Азулай. "Это не так уж отличается от жилищного строительства или экологически чистой энергии. Американская наука накопила набор процессов и норм, которые благоприятствуют тем, кто знает, как играть в систему, а не тем, у кого есть самые интересные идеи"33 Короче говоря, у Америки и американской науки есть проблема Карико.

Проблема Карико и великий научный спад

По некоторым показателям, академический бизнес в Америке еще никогда не был n большим. В 1930-х годах во всех университетах США насчитывалось всего 80 00 профессоров,34 а сегодня их более 1,5 миллиона.35 Поиск знаний никогда не был таким простым. У нас есть больше информации о наших генах, белках и клетках, а также инструменты, облегчающие поиск, копирование, вставку и организацию данных и проведение статистических анализов. Сотрудничать через Интернет на больших расстояниях стало проще, чем когда-либо. Кажется, что если мы ценим науку, то наше общество все сделало правильно.

И, конечно, на ландшафте изобретений есть яркие пятна. За последние несколько лет появились новые методы генной терапии, лекарства от диабета и ожирения, а также набор инструментов искусственного интеллекта, таких как ChatGPT от OpenAI и DeepMind от Alphabet, материнской компании Google, которые могут выполнять широкий спектр сложных задач, от написания эссе и кода до предсказания формы белков.

Но, как ни загадочно, прогресс во многих областях, похоже, . В апреле 2020 года, когда мир содрогался от пандемии, группа экономистов из Стэнфорда и Массачусетского технологического института опубликовала исследование с неотразимым названием "Идеи становится труднее найти?"36 Их ответ был однозначным - да. От медицины до сельского хозяйства фундаментальная наука становится все менее продуктивной. "Подумайте, что произошло в медицине в XXI веке", - говорит Николас Блум, экономист из Стэнфорда и соавтор статьи. "В области исследований сердечных заболеваний количество журнальных публикаций увеличилось, число клинических испытаний выросло, но количество спасенных или продленных жизней значительно замедлилось. В результате требуется все больше и больше исследований, чтобы выкроить один дополнительный год жизни"37.

Одна из областей, где мы должны ожидать большего от научного прогресса, - это исследования рака. В 1971 году президент Ричард Никсон подписал Национальный закон о раке, положив начало тому, что стало известно как "война с раком".

Три десятилетия спустя Эндрю фон Эшенбах, директор Национального института рака, в 2003 году пообещал "покончить с суицидом и смертью от рака к 2015 году". "38 Через x лет президент Обама пообещал "найти лекарство от рака в наше время".39 Два президента спустя президент Байден вновь выступил с инициативой "Cancer Moonshot", чтобы "покончить с раком, каким мы знаем".40 Но наш прогресс в области исследований рака был неравномерным. В то время как некоторые виды рака, такие как детская лейкемия, стали гораздо менее смертельными, прогнозы по другим видам рака упорно сопротивляются улучшению. Уровень смертности от некоторых видов рака, таких как рак матки и поджелудочной железы, продолжает расти, несмотря на значительные инвестиции. Несмотря на то, что существует множество лекарств, одобренных для лечения очень больных раком пациентов , существует шокирующе мало препаратов, одобренных для профилактики рака в первую очередь.41 "Особенно если учесть масштабы расходов, исследования рака в целом оказались огромным разочарованием", - говорит Эрик Топол, директор Трансляционного института Скриппса (Scripps Research Translational Institute). "Существуют все эти препараты для лечения, которые в основном лишь продлевают жизнь людей на несколько месяцев"42.

Как мы можем объяснить эту загадку: больше ученых - больше денег,

Больше лет обучения, больше знаний, больше технологий, больше работ - но во многих областях прогресс идет медленнее? В 2008 году экономист из Северо-Западного университета Бенджамин Джонс предложил элегантную теорию, объясняющую замедление темпов развития науки. Она начинается с двух простых наблюдений. Во-первых, никто не рождается экспертом. Во-вторых, общий объем экспертизы в любой заданной области знаний - скажем, в физике или химии - растет со временем, по мере того как мы разгадываем тайны мира природы .(43) Когда мы накапливаем экспертизу в такой области, как медицина, это похоже на срывание самых низко висящих плодов с дерева. Чем больше низко висящих фруктов мы , тем выше на дерево нам приходится забираться, чтобы собрать плоды, и тем больше ресурсов нам для этого требуется. Джонс назвал эту нарастающую проблему "бременем знаний".

Бремя знаний не просто правдоподобно. Оно практически очевидно. Возьмем один простой пример: Первым элементом, открытым и зафиксированным европейским ученым, был фосфор. История гласит, что в середине 1600-х годов один немецкий алхимик провел небольшой домашний эксперимент, суть которого в кипячении мочи, выпаривании мочи и нагревании остатков.44 Получился фосфор. Сегодня этот эксперимент может повторить практически любой школьник, изучающий химию (пожалуйста, не надо), но не стоит ожидать, что это откроет какие-то новые научные границы. Последние открытия элементов были немного сложнее. Элемент 117, теннессин, был открыт только после того, как в лаборатории Теннесси создали изотоп редкого металла беркелия и отправили двадцать два миллиграмма радиоактивного материала в Россию, где отдельная группа ученых в центре ядерных исследований в течение 150 дней облучала его пучком из 6 триллионов ионов кальция в секунду и с помощью специального оборудования обнаружила слабый шепот теннессина, возникающего менее чем на секунду .(45) Хотя трудно сказать, как будет обнаружен следующий синтетический элемент, можно с уверенностью предположить, что он не будет обнаружен в кастрюле с горячей мочой.

Если этот пример кажется вам немного странным, попробуйте . Крестным отцом генетики был Грегор Мендель. В середине 1800-х годов чешский монах Мендель выращивал в саду своего монастыря горох разной формы, цвета и высоты. Он разводил растения гороха путем перекрестного опыления на протяжении нескольких поколений и заметил, что горох, похоже, передает свои признаки, производя предсказуемые скрещивания. Хотя его анализ, проведенный в 1866 году46, был опубликован без особого шума, группа ботаников позже заново открыла работу Менделя, независимо подтвердила принципы наследования и открыла область генетики.

Сто шестьдесят лет спустя генетика стала зрелой научной областью, прорывы в которой несколько сложнее, чем аккуратное садоводство. Например, мы еще не выяснили, как такое сложное заболевание, как шизофрения, возникает в результате взаимодействия множества генов и окружающей среды. Когда такая организация, как Институт Броуда в Кембридже (штат Массачусетс), захотела изучить генетические составляющие шизофрении, ученые секвенировали геномы тысяч людей по всему миру, ища общие черты у тех, кто страдает этим заболеванием. Такие исследования, называемые геномными ассоциативными исследованиями, требуют работы сотен генетиков, неврологов, компьютерных программистов, ассистентов и других специалистов в организованных командах на протяжении многих лет, чтобы сделать еще один маленький шаг к разгадке тайны шизофрении. Абсурдно представить, что один человек, даже такой гениальный, как Грегор Мендель, мог сделать все это в одиночку на своем заднем дворе.

В двух словах об этом говорит Джонс. Научный прогресс - это благословение, которое сопровождается проклятием. Нерешенные проблемы, как правило, сложнее решенных.

Если для поддержания темпов научного прогресса требуется больше ресурсов, это указывает на очевидное решение: нанимать больше ученых и тратить больше денег. не плохие идеи, они могут быть отличными. "За последние шестьдесят доля НИОКР, финансируемых государством, в экономике снизилась", - говорит экономист Хайди Уильямс .(47) Если расходы на науку являются основой экономического роста, это говорит о том, что США крайне недостаточно инвестируют в фундаментальные исследования.

Между тем привлечение в США блестящих иммигрантов на протяжении десятилетий было "секретным ингредиентом" успеха Америки в области науки и техники, считает Джереми Нойфельд, научный сотрудник Института прогресса. Некоторые из величайших достижений в истории США, включая Манхэттенский проект и программу "Аполлон", невозможно представить без вклада людей, родившихся за рубежом", - говорит он.48 Несмотря на то, что иммигранты составляют всего около 14 процентов населения США, на них приходится 23 процента патентов США с 1990 по 2016 год, 38 процентов Нобелевских премий США в области химии, медицины и физики с 2000 по 2023 год и более половины миллиардных стартапов США за последние двадцать лет .(49)

Однако сегодня этот конвейер талантов находится под угрозой. В то время как иммиграционная политика ушла на второй план, уступив место дебатам о политике контроля на границе , США незаметно усложнили условия пребывания для типичных студентов иностранного происхождения. Америка позволила удлинить время ожидания грин-карты, а количество кандидатов, застрявших в иммиграционных базах, стало настолько большим, что некоторые талантливые иммигранты перестали ждать и уехали. С 2007 года доля иностранных студентов по академическим визам, подающих заявки на проживание и работу в США, сократилась более чем на треть.50

Нойфельд выделил одну политику для критики: виза H-1B, которая является основной американской визой для высококвалифицированных работников. В 1990 году США ограничили количество ежегодных виз H-1B на уровне 65 000.51 В начале 2000-х годов эта цифра была увеличена до 85 000. Но за двадцать лет иммиграционных 1гтов она так и не увеличилась, чтобы соответствовать росту населения или острой потребности ученых, инженерах и исследователях. Нехватка специалистов означает, что многие многообещающие иностранные студенты и исследователи вынуждены покидать США после окончания учебы, увозя свои навыки и инновационный потенциал . Если бы Каталин Карико, переехавшая в США в 1985 году, попыталась иммигрировать всего несколькими годами позже, создание визового лимита H-1B могло бы предотвратить ее переезд - и, возможно, катастрофически задержать появление исследований мРНК. Укрепление и расширение американской программы высококвалифицированной иммиграции стало бы хорошим способом привлечь в США Карико будущего, где они могли бы приготовить следующий спасительный прорыв. Удвоение лимита виз H-1B, особенно при одновременном повышении средней зарплаты для обладателей виз, может стать революционным для американской науки и технологий ,(52) - говорит Нойфельд. "У нас будет больше и более значимых венций, что повысит производительность и сделает США в целом богаче"53.

Больше денег и больше ученых могут помочь США справиться с бременем знаний. Но это не решит то, что мы назвали "проблемой Карико". На самом деле, подобно тому, как выброс ваучеров на рынок с недостаточным предложением жилья повышает цены на него, выброс большего количества денег в задыхающуюся научную систему может усугубить ее проблемы.

Давайте определим проблему Карико следующим образом: Американское научное финансирование стало предвзято относиться к молодым ученым и рискованным идеям. Наиболее очевидным является то, что американская наука стареет. В начале 1900-х годов некоторые из самых известных ученых - Эйнштейн, Гейзенберг, Шредингер - делали свои прорывные работы в возрасте двадцати и тридцати лет. Действительно, их молодость могла стать решающим фактором их гениальности, разрушающей парадигмы. Но в наши дни двадцатилетние ученые - вымирающий вид. Доля финансируемых NIH ученых, которым тридцать - пятнадцать лет или меньше, сократилась с 22 процентов в 1980 году до менее чем 2 процентов в 2010-х .(54)

Американская наука также, похоже, выпускает слишком много работ, которые не создают новых знаний, при этом упуская из виду исследователей с многообещающими новыми идеями. Исследование 2023 года под названием "Papers and Patents Are Becoming Less Disruptive Over Time" ("Бумаги и патенты становятся менее разрушительными с течением времени") показало, что любая сегодняшняя работа имеет гораздо меньше шансов стать значимой, чем работа из той же области десятилетия назад.55 Это может быть связано с тем, что слишком много работ, по сути, ничего не стоят. Или же это может означать, что ученые чувствуют давление, заставляющее их пастись вокруг одних и тех же нескольких безопасных идей, которые помогут им оставаться на хорошем счету у своих сверстников.

"Когда вы смотрите на уменьшающуюся отдачу в медицине, вы можете сказать: "Ну, может быть, все легкие лекарства уже открыты", - говорит Джеймс Эванс, социолог из Чикагского университета. Но более убедительная возможность, по его словам, заключается в том, что "сама организация современной науки сбивает нас с пути". В интерпретации Эванса, низко висящие плоды еще не сорваны. Проблема в том, что слишком много ученых смотрят на одни и те же несколько деревьев. "Я думаю, что в лесу есть множество странных деревьев, которые мы не нашли, потому что все смотрят в одно и то же место, и мы не делаем достаточно рискованных и высокодоходных ставок", - говорит Эванс. "Это не имеет никакого отношения к бремени знаний. Все дело в организации американской науки. Дело в нашей политике, наших законах и наших правилах. "56

По словам Азулая, экономиста из Массачусетского технологического института, идея о том, что NIH стал глубоко предвзятым к рискованным и новым исследованиям и слишком сосредоточен на финансировании только тех проектов, которым практически гарантирован успех, настолько распространена, что стала "самым большим клише в науке".57 В 2012 году Грегори Пецко, биохимик и член Национальной академии наук, опубликовал сатирическое эссе, в котором король Фердинанд и королева Изабелла из Испании высмеивают Христофора Колумба за отсутствие предварительного сбора данных о путешествии через Атлантику. Когда король Фердинанд предлагает исследователю совершить более короткое путешествие - например, в Португалию, - Колумб восклицает: "Все знают, что Португалия находится сразу к западу от Испании.... Что вы узнаете из этого?" "Не так уж много, если вообще что-то узнаем", - отвечает королева Изабелла. "Но ведь это не может быть неудачей, не так ли? Кроме того, вы уже плавали в Португалию, так что в Учебной секции будут знать, что вы можете это сделать. " 58 Эта сатира появилась не в личном блоге. Она была опубликована в Genome Biology, одном из самых престижных журналов в области генетики.

Несмотря на все свои недостатки, NIH сыграл центральную роль в некоторых из самых важных научных открытий в истории. В 1960-х годах, когда ученые разработали первый эффективный метод лечения детской лейкемии, они воспользовались финансированием NIH. В 1980-х годах, когда исследователи выявили первый ген, вызывающий рак, и разработали первый анализ крови на ВИЧ, они сделали это при финансировании NIH. В 2000-х годах, когда проект "Геном человека" открыл новый рубеж в генетических исследованиях, и NIH стал его главным спонсором. От человеческого мозга до иммунной системы и генетических основ болезней - почти все области бионауки орошались Национальным институтом здоровья.

Чтобы понять, как система, призванная поощрять риск в науке, по иронии судьбы оказалась в плену неприятия риска, нам нужно рассказать историю рождения американской инновационной системы и создания современного NIH.

Развитие американской инновационной системы

До двадцатого века наука и изобретения были предпринимателей-одиночек. Хлопковая джина и телеграф, иконы изобретательности XVIII и XIX веков, были созданы отдельными мастерами, которые методом проб и ошибок прокладывали путь к продукту, который поначалу едва работал.

В конце 1800-х - начале 1900-х годов Томас Эдисон предложил новую модель: корпоративную исследовательскую лабораторию. В двухэтажном сарае, который он построил в Менло-Парке, штат Нью-Джерси, Эдисон руководил командой "навозников" - так он называл профессиональных экспериментаторов, - которые разрабатывали его эскизы и помогали ему изобретать, в частности, лампу накаливания и первые приборы для записи звука и видео. Успех Эдисона, основанный на командной работе, стал слишком очевидным, чтобы его игнорировать, и другие компании стали копировать его, получая волшебные результаты. В 1930-х годах на Экспериментальной станции компании DuPont были разработаны синтетический каучук, нейлон и кевлар. Тем временем университетские ученые, работавшие вне этих лабораторий, в основном полагались на финансирование со стороны частных филантропов, таких как Фонд Рокфеллера.

Во всех этих триумфах заметно отсутствовал один участник - федеральное правительство. До 1900-х годов Вашингтон практически не играл никакой роли в поддержке инноваций, за исключением нескольких программ, субсидировавших исследования в области фермерства, сельского хозяйства и обороны. Но как Вторая мировая война изменила границы и правила во всем мире, так же она изменила и инновационную систему США.

В июне 1940 года, когда немецкая армия вторглась в Париж и оккупировала его, выдающийся инженер Ванневар Буш сообщил президенту Франклину Д. Рузвельту на срочном совещании в Белом доме серьезную новость: Америка технологически не готова к противостоянию с державами Оси .(59) Худощавый, с узким лицом и очками, Буш доминировал в нескольких дисциплинах. Пионер в области ранних компьютерных исследований, он опубликовал одни из первых предсказаний появления Интернета, был деканом Инженерной школы Массачусетского технологического института и председателем Национального консультативного комитета по аэронавтике, который со временем был преобразован в НАСА.

Он призвал Рузвельта создать новое агентство, чтобы направить американскую изобретательность на нужды войны. Он представил президенту краткое, на одной странице, предложение о новой организации, подобных которой еще не существовало в истории США: комитет по координации всех научно-технических работ, которые могли бы помочь победить нацистов, и который финансировался бы Белым домом. Меморандум оказался убедительным. Рузвельт одобрил создание агентства, которое превратилось в Управление научных исследований и разработок (OSRD) - многомиллиардную гидру научно-технических операций военного времени, которая поддерживала работу тысяч ученых и инженеров. Ранняя работа OSRD по разработке атомного оружия в конечном итоге превратилась в Манхэттенский проект, который курировал Дж. Роберт Оппенгеймер. При финансировании и руководстве ДПО американские ученые изобрели радар, инвестировали в лечение малярии, разработали раннюю вакцину против гриппа и заложили основы ранней вычислительной техники.

Страна вышла из Второй мировой войны с новым взглядом на науку и инновации: это работа для правительства. В 1945 году Буш, опираясь на уроки войны, подготовил проект доклада о будущем американских инноваций под названием "Наука - бесконечный рубеж". Самой важной идеей, которая появилась в докладе Буша, был примат "фундаментальных исследований" - под этим термином Буш подразумевал науку в университетах и исследовательских центрах, которая стремится понять мир "без мысли о практических целях". Буш писал:

Фундаментальные исследования приводят к новым знаниям. Они обеспечивают научный капитал. Они создают фонд, из которого должны черпаться практические приложения знаний. Новые продукты и новые процессы не появляются в полный рост.

Они основаны на новых принципах и новых концепциях, которые, в свою очередь, кропотливо разрабатываются в ходе исследований в самых чистых областях науки.60

Это было мечтательное и даже радикальное представление об американской науке. Вместо того чтобы полагаться на частную филантропию или закрытые лаборатории корпоративных гигантов, Буш видел будущее науки в виде своеобразной системы "хаб и спица", когда федеральное правительство направляет средства наиболее достойным университетским исследователям.

Идея Буша о создании государственной организации для финансирования науки привела созданию Национального научного фонда (NSF) в 1950 году. По мере того как OSRD сворачивал свою деятельность - его устав зависел от назначения на военное время, - контракты на медицинские исследования были переданы Национальным институтам здоровья (NIH).

В то время NIH был довольно незначительным агентством. Оно развилось из Гигиенической лаборатории, скудно финансируемого учреждения, не имевшего опыта координации национальной исследовательской нды.61 Но ситуация быстро изменилась. Медицинские школы, стремясь воспользоваться новым источником финансирования, завалили NIH новыми предложениями. В период с 1945 по 1960 год бюджет NIH быстро рос, поскольку в него добавилось несколько специализированных институтов, таких как Национальный институт сердца в 1948 году и Национальный институт психического здоровья в 1949 году. К середине 1950-х годов NIH стал крупнейшей в мире организацией, занимающейся биомедицинскими исследованиями. За последние семьдесят лет его бюджет увеличился в 1000 раз .(62)

Сегодня NIH, а также NSF незаменимы. Если эти учреждения никогда не были созданы или расширены, жизнь миллионов и даже миллиардов людей по всему миру была бы короче, чем сегодня, а люди болели бы чаще. Если бы они исчезли завтра, мир сразу же стал бы хуже.63

Но именно потому, что NIH по значимости стоит выше всех бионаучных учреждений, мы должны внимательно изучить то, как он формирует научную практику в Америке и во всем мире.

Существует несколько популярных жалоб на то, как развивался NIH в течение последних нескольких десятилетий. Первая проблема, возникшая с появлением NIH

В этой статье мы повторяем критику, содержащуюся в главах о жилье, энергии и трудностях строительства в Америке: правил стало больше, а эффективность снизилась. Сразу после Второй мировой войны руководители NIH предвидели, что растущая волна бюрократии может утопить научную работу. В 1946 году Кассиус Ван Слайк, который вскоре станет заместителем директора NIH ,(64) предупреждал в журнале Science, что не хочет, чтобы работа по написанию исследовательских грантов затмила работу, с реальным занятием наукой. "Не желательно, чтобы подготовка этих репо ртов представляла собой долгое и утомительное бремя",65 писал он. Десять лет спустя Джеймс Шеннон (66), который в то время уже год как стал директором NIH, написал в соавторстве статью в журнале Science с еще одним зловещим предупреждением для своей области:

Подход, основанный на исследовательских проектах, может быть пагубным, если он управляется таким образом, чтобы производить определенные конкретные конечные продукты, или если он обеспечивает короткие периоды поддержки, не гарантируя непрерывности, или если он оказывает явное или косвенное давление на исследователя, чтобы сместить его интересы на узко определенную работу, установленную источником денег, или если он навязывает финансовый и научный учет в необоснованных деталях.67

Если мы живем в мире, который построил Буш, то мы также живем в мире, которого боялся Шеннон. По мере того как финансирование науки становилось все более укорененным в федеральном правительстве, политики делали то, что у них получается лучше всего. Они создали бумажную работу. В начале 1960-х годов конгрессмен Лоуренс Фаунтин, демократ из Северной Каролины, опубликовал два отчета, в которых жаловался на то, что NIH плохо отчитывается за деньги, которые он направляет ученым. Он убедил Конгресс предпринять необычный шаг - сократить финансирование агентства.68 Десятилетие спустя сенатор Уильям Проксмайр, демократ из Висконсина, учредил премию "Золотое руно", чтобы привлечь внимание к наихудшему использованию государственных денег в науке. Первые две премии "Золотое руно" были присуждены исследованиям о человеческой привлекательности и о том, почему млекопитающие сжимают челюсти при стрессе. Проксмайр призвал государственное финансирование науки "выйти из любовного рэкета" и заявил, что эти проекты "сделали из американского налогоплательщика обезьяну"69.

В NIH получили сообщение. Требования к оформлению документов резко возросли. "Внезапно, - писал в то один из администраторов NIH, - целая серия "ты шалты" и "не шалты" были".70 В одной из редакционных статей журнала Science 1960-х годов под заголовком: "Больше бумажной работы, меньше исследований" - жаловалась, что превращение ученых в клерков "обойдется нации в миллионы долларов за потерю времени, потраченного на исследования" 71 Это напоминало о том, как в "голубых" штатах создается столько правил вокруг выдачи разрешений и экологических норм, что становится невозможно строить необходимое жилье и энергию. Стремление сделать науку демократически ответственной привело к засорению научного процесса.

Чтобы понять, насколько велики требования к оформлению научной документации, представьте, что каждый ученый, работающий в Америке, заболел хронической усталостью, из-за которой он не может работать в течение половины года. Мы бы сочли это национальной трагедией и чрезвычайной ситуацией. Но это надуманное расстройство не так уж и похоже на то бремя, которое мы возлагаем на ученых сегодня, когда речь идет о бумажной работе. Современные ученые тратят до 40 процентов своего времени на оформление исследовательских грантов и последующих административных документов, а не на непосредственные исследования .(72) Финансовые агентства иногда семь месяцев и более, чтобы рассмотреть заявку или запросить повторную заявку.73

"Люди должны понять, насколько сломана система", - говорит Джон Доенч, директор по исследованиям и разработкам в области функциональной геномики в Институте Броуда.74 "Так много действительно умных людей тратят свое время на очень, очень неинтересные вещи: пишут отчеты о проделанной работе или составляют модульные бюджеты за 12 лет до начала научных исследований, как будто эти цифры имеют какое-то значение". В университетах есть целые отделы, чья основная работа заключается в управлении этими грантами NIH. Почему мы это делаем? Потому что они боятся, что на деньги гранта я куплю себе "Корвет"? "75 Правила существуют не просто так, признает Доенч. Возможно, некоторые ученые в прошлом злоупотребляли своим финансированием. Но подобно тому, как экологические законы, принятые в ответ на проблемы двадцатого века, привели к кризису строительства в двадцать первом веке, лекарство от бумажной волокиты в науке иногда хуже болезни. "Мы очень сильно отстать, потому что мы так раздуты и неэффективны", - говорит Доенч. "Это та же правда, что и то, что на строительство одной мили метро в Нью-Йорке уходит целая вечность. Трещины уже появились, и мы потеряем свое преимущество, если наши лучшие и самые яркие люди тратят свою жизнь на заполнение форм, вместо того чтобы сосредоточиться на следующем великом событии".

Вторая проблема, возникшая в связи с ростом NIH, заключается в том, что обременительный процесс подачи заявок на гранты привел к тому, что приоритетом стало стремление к статусу, а не к чистой науке. Это стало темой для Каталин Карико в те годы, когда она была в глуши. "Я не очень хорошо умела целовать задницы", - прямо говорит Карико. В книге "Breaking Through" она пишет, что, по ее мнению, успех в академических кругах был больше связан с маркетингом и статусом, чем с серьезной наукой:

Вам нужно было уметь продавать себя и свою работу. Вам нужно было привлечь финансирование. Нужна была коммуникабельность, благодаря которой вас приглашали выступать на конференциях или люди стремились стать вашими наставниками и поддержать вас. Нужно было уметь делать то, к чему у меня никогда не было никакого интереса (уговаривать людей, общаться, соглашаться, когда вы не согласны, даже если вы на сто процентов уверены в своей правоте). Нужно было уметь подниматься по политической лестнице, ценить иерархию, которая всегда казалась мне в лучшем случае совершенно неинтересной ( d, в худшем - противоречащей хорошей науке). Меня не интересовали эти навыки.76

Хотя Карико обладала интеллектом будущего нобелевского , она не обладала навыком мирового класса, который Азулай называет "грантоведением", - писать выигрышные заявки на проекты.77 "Существует скрытый учебный план по работе с грантами, и сегодня он критически важен для успеха в качестве ученого", - говорит Азулай. "Но эти навыки слабо коррелируют с научным потенциалом, а возможно, и отрицательно. "78 Мы - пусть даже случайно - создали систему, которая часто отдает предпочтение игре в научный акт перед реальной научной.

Первое распространенное критическое замечание в адрес NIH может быть самой важной частью проблемы Карико. Хотя многие открытия зависят от рискованных исследований, которые отставание от стада - как, например, использование потенциала мРНК, в то время как другие устремляются к ДНК, - современная наука слишком часто играет в безопасность.

"Я почти не сомневаюсь, что NIH предвзято относится к рискованным наукам", - говорит Азулай. Когда я спросил его, откуда мы знаем, что нынешняя система не справляется с балансом между рискованными ставками и важными постепенными проектами, он дал очаровательно скромный ответ: мы не знаем. По крайней мере, не точно. "Это одна из самых важных вещей, над которой я работаю, и мне трудно добиться прогресса, потому что данные - дерьмо. " 79 Он сказал, что трудно точно сказать, есть ли в мире несколько Каталин Карико или тысячи, потому что NIH затрудняет для сторонних исследователей сравнение заявок, которые он финансирует, с теми, которые он отклоняет.

NIH по-прежнему в значительной степени полагается на свою систему экспертной оценки, существовавшую десятилетиями. Небольшая группа независимых ученых оценивает достоинства, методологию и значимость проекта, прежде чем предложить ему финансирование. Не имея полного доступа к процессу принятия решений в NIH, ученый, желающий изучить систему экспертной оценки агентства, должен был бы сделать что-то немного странное, например, создать фиктивную систему экспертной оценки в лабораторных условиях. В 2014 году группа исследователей из Гарвардского университета поступила именно так. Они наняли 142 звездных ученых-медиков, чтобы те выступили в качестве экспертов в импровизированном процессе рецензирования грантов. Они отобрали 150 заявок, присвоили каждой из них "балл новизны" и случайным образом распределили несколько заявок между рецензентами. В результате анализа 2130 оценок выяснилось, что хорошо знакомые предложения справились с задачей, а слегка новые - лучше всех. Но самые новые идеи получили наихудшие оценки. "Мы пришли к выводу, что оценщики единообразно и систематически дают более низкие баллы предложениям с возрастающей новизной", - заключила команда.80

"Новые идеи больше не питают американскую науку так, как раньше", - пишут экономисты Микко Паккален и Джей Бхаттачарья .(81) В работе, опубликованной в 2020 году, они показали, что раньше финансирование NIH поддерживало новые вопросы. Например, в 1990-х годах NIH постоянно финансировал медицинские работы, ключевые слова которых впервые появились в литературе за предыдущие семь лет. Но с 2000-х годов финансирование NIH g самых молодых научных работ сократилось более чем на 25 %.82 И снова: либо новые идеи в науке становятся все хуже, либо мы все хуже ищем и финансируем.

Предвзятое отношение к новизне, риску и нестандартному мышлению - это трагедия, ведь самые важные прорывы в истории науки часто становятся дикими сюрпризами, возникающими из странных навязчивых идей. "Слишком много проектов получают финансирование, потому что они вероятны", - говорит Эванс, социолог из Чикагского университета. Но наука движется вперед по одной невероятности за раз". "83 В 1990-х годах ученые, изучавшие гильское чудовище, коренастую ящерицу, обнаружили в ее яде гормон, который позволял рептилии месяцами не принимать пищу. Синтезировав гормон в лаборатории, они получили лекарство под названием GLP-1 ago nist, которое, как оказалось, снижает уровень сахара в крови у некоторых людей с диабетом.84 Сегодня препараты GLP-1, такие как Ozempic, похоже, лечат не только диабет, но и ожирение, а также головокружительный спектр заболеваний, включая болезни сердца, алкоголизм и наркоманию. Таким образом, самый известный фармацевтический прорыв последнего десятилетия построен на фундаменте самой восхитительно своеобразной одержимости: слюне ящерицы.

Наука часто бывает нелинейной. Самые популярные тесты COVID основаны на технологии, называемой полимеразной цепной реакцией. Разработанная в 1980-х годах, ПЦР - это метод амплификации небольших последовательностей ДНК, которые можно использовать для тестов на отцовство и диагностики заболеваний. Когда ученые понять, как масштабировать ПЦР, им нужны были бактериальные ферменты, которые не разрушались бы при высоких температурах. К счастью, двумя десятилетиями ранее, в 1960-х годах, биологи из Йеллоустонского национального парка выделили бактерию из горячих источников, которая процветала в условиях кипения .(85) Выделенная ими бактерия была включена в исследования ПЦР и помогла начать революцию в диагностике и генетике. Без этой бактерии такие значительные достижения, как проект "Геном человека", были бы невозможны. (Не говоря уже о других великих моментах в истории науки, таких как вспышки "Ты не отец!" в "Шоу Мори"). Никому, создающему эффективный медицинский тест во время пандемии, не придет в голову мысль: "Ну, первым делом давайте закажем билет в Вайоминг и возьмем образцы из гейзеров". Но именно так часто работает наука: создается обширная база знаний, на основе которой мы собираем разрозненные фрагменты головоломки, чтобы совершить новый прорыв.

Еще один пример: CRISPR - это функция редактирования генов, которая, как считают некоторые ученые, в один прекрасный день может открыть лекарство от любого количества генетических заболеваний. Но это была открыта не группой генетиков. Первое упоминание о CRISPR в научной литературе принадлежит японским и испанским исследователям, работавшим с бактериями, которые демонстрировали своеобразную иммунную реакцию при атаке вирусов .(86) Эта ранняя работа поначалу не получила большого количества цитирований. Но после двадцати лет развития CRISPR сегодня выглядит как одна из самых мощных медицинских технологий в истории. Исаак Ньютон знаменито сказал, что он видит дальше, стоя "на плечах гигантов". Но очевидно, что некоторые гениальные идеи не рождаются гигантами. Они рождаются, как рождаются все дети - маленькими и беспомощными, нуждающимися в заботе и защите, чтобы расти.

"Мы хотим, чтобы у нас было больше всего изобретений и инноваций, спасающих жизнь, улучшающих ее, повышающих производительность", - говорит Эванс. "Это означает, что нам нужна система, созданная для того, чтобы больше рисковать и принимать больше неудач как часть научного процесса".87 его словам, проблема не в том, что слишком много науки "обречено на провал". Наоборот. Слишком много науки, по его словам, "обречено на успех" - она обречена дублировать то, что мы знаем, а не рисковать провалом, устремляясь в неизвестность.

Вместо того чтобы рассматривать NIH как врага рискованной науки, думать о нем как о типичной бюрократии, руководители которой делают все возможное для решения типично бюрократических проблем. В 2017 году многолетний директор NIH Фрэнсис Коллинз в электронном письме либертарианскому венчурному капиталисту Питеру Тилю признал, что NIH необходимо "освободить молодых ученых от слишком длительных периодов обучения" и что "некоторые способы поддержки" биомедицинских исследований "устарели". "88

За последние двадцать лет NIH создал несколько грантовых программ, предназначенных для более рискованных исследований и молодых ученых. Программа "Исследования с высоким риском и высокой наградой" теперь включает в себя премию "Пионер" для ученых, " новые исследования", и премию "Новый инноватор" для молодых ученых.89 "Так важно иметь возможность финансировать людей и идею , которые могут быть немного ", - говорит Патриция Лабоски, руководитель программы NIH Исследования с высоким риском и высокой наградой".

В то же время вам нужен аспект высокого риска, когда вы можете научиться чему-то другому и расширить границы". Инициатива New Innovator Award, которую курирует Лабоски, построена совсем иначе, чем обычные гранты NIH, известные как R01s. "При получении стандартного гранта вам часто приходится доказывать, что вы сможете выполнить все что предлагаете, и вас оценивают по очень высокому уровню осуществимости", - говорит она. Для премии New Innovator Award мы, конечно, хотим видеть немного правдоподобности, но в основном им просто нужна классная идея и оборудование для ее ". "90

Собственные исследования NIH показывают, что получатели премии Pioneer Award производят значимые и высокоцитируемые исследования.91 Но, несмотря на меры по оказанию помощи молодым ученым, доля базового финансирования NIH, направляемая ученым моложе 35 лет, продолжает снижаться. В первом финансовом году 2024 года в рамках программы "Исследования с высоким риском и высокой наградой" ученым было выделено около 200 миллионов долларов, что является умеренным снижением по сравнению с 2019 годом. Эта сумма составляла почти ничтожную долю - менее половины 1 процента годового бюджета NIH на тот год.

Если нам нужен совершенно новый подход к финансированию прорывных научных разработок и изобретений, возможно, нам стоит поискать лучшие идеи о том, как правительство может ускорить изобретения, за пределами NIH.

Фабрики идей

В октябре 1957 года странное устройство прорвало атмосферу нашей планеты и вышло в космос. Он напоминал роботизированного длинноногого папу с четырьмя веретенообразными антеннами, соединенными с шарообразной головой из полированного металла. Этот инсектоидный робот космической эры недолго. К январю он упал на Землю и сгорел. Но за три месяца своей жизни маленькая машинка изменила мир. Спутник, как его называли, стал первым искусственным объектом, вышедшим на орбиту Земли. И, к огромному изумлению многих американцев, его запустили не Соединенные Штаты, а их главный соперник - Советский Союз.

Спутник положил начало космической гонке, подтолкнув США к инвестированию в двигательную и ракетную технику, которая в конечном итоге приведет американского агента на Луну и оставляли отпечатки ботинок в лунной пыли. Это также вызвало гонку инноваций в области земных изобретений. В 1958 году, поклявшись, что США больше никогда не окажутся по другую сторону технологического сюрприза, Министерство обороны создало Агентство перспективных исследовательских проектов. Позже переименованное в Агентство перспективных оборонных исследовательских проектов, или DARPA, оно составило внушительное резюме изобретательности. Интернет, GPS, персональные компьютеры и самоуправляемые автомобили - все они берут свое начало в исследованиях, финансируемых DARPA. То, что началось как бюрократическая реакция на советский спутник, стало семенами революции в области коммуникаций, которая определит последующие шестьдесят пять лет американских инноваций. За несколько лет до того, как большинство людей услышали о мРНК-вакцинах, DARPA инвестировало 25 миллионов долларов в компанию Moderna в 2013 году .(92)

Научно-техническое сообщество горячо обсуждает, что делает DARPA такой особенной.93 С годовым бюджетом в 4 миллиарда долларов(94) - примерно одна десятая от NIH - DARPA значительно превосходит свои возможности. Один из ответов заключается в том, что DARPA дает возможность экспертам в данной области, называемым руководителями программ, платить ученым и технологам за совместную работу над проектами собственного дизайна. "Для меня нет никаких сомнений в том, что руководители программ - особенно руководители программ с видением, креативностью и независимостью - являются самой важной частью DARPA", - говорит Эрика Р. Х. Фукс, профессор инженерных наук и государственной политики в Карнеги-Меллон .(95) В отличие от традиционных ученых, эти руководители программ не сталкиваются с экспертной оценкой. Они могут делать крупные контринтуитивные ставки, их не наказывают за провал и не таскают по комитетам Конгресса за поддержку странных проектов.

Чтобы объяснить, как работает успешный руководитель программы, Фукс привел пример изобретения ARPANET, первого в мире интернета. В 1962 году Дж. К. Р. Ликлайдерпсихолог и компьютерщик из Массачусетского технологического института, пришел в ARPA, чтобы возглавить ее подразделение, занимающееся обработкой информации. Ликлайдер, который ранее уже набросал концепцию глобальной компьютерной сети, собрал команду исследователей, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Подобно голливудскому продюсеру, подбирающему любимых режиссеров, дизайнеров и актеров для съемок нового фильма, Ликлайдер нанял для совместной работы гениев из разных уголков страны. Ученые-компьютерщики Технологического института Карнеги (ныне Карнеги-Меллон) и инженеры из

Стэнфордский университет сотрудничал с вычислительными системами для передачи сообщений с побережья на побережье. В 1966 году Боб Тейлор, психолог, работавший в НАСА, возглавил программу Ликлайдера. Он значительно расширил сеть участников, привлекая пионеров науки и техники еще из нескольких университетов, инженерных и правительственных лабораторий, включая MIT, RAND Corporation и UCLA. Когда в 1969 году ARPANET вышла в сеть, для создания первого в мире - и очень базового - Интернета потребовалось сотрудничество людей и компаний, которые в противном случае никогда бы не встретились. Чтобы изобрести онлайновую сеть информации, Ликлайдер и Тейлор создали оАйнскую сеть умов.

По словам Фукса, каждый стоящий проект DARPA немного похож на этот. Самые успешные люди в агентстве - это талантливые разведчики с видением. Они говорят: "Если мы возьмем человека, будем работать с человеком, а потом привлечем третьего, мы сможем решить эту неразрешимую проблему"". В начале 2000-х годов Министерство обороны было обеспокоено тем, что закон Мура - частое удвоение плотности транзисторов на компьютерных чипах - замедляется и ставит под угрозу стоимость и качество нашего военного программного обеспечения. DARPA попросили найти решение. Один из руководителей программы, с которым Фукс подробно беседовал, созвал маловероятный альянс гигантов индустрии и академических светил .(96) Он собрал вместе компьютерщиков и инженеров из Hewlett-Packard и MIT, а также перспективные калифорнийские стартапы, сотрудничавшие с софтверной компанией Sun Microsystems, которая работала с экспертами по нанотрубкам из Гарварда и Калифорнийского университета; все они получили миллионы из средств DARPA. Эта группа способствовала прорыву в технологии кремниевого германия, которая в итоге была коммерциализирована компанией IBM. В 2015 году компания IBM сообщила изданию Wall Street Journal , что она "преодолела основные узкие места" в продвижении закона Мура.97 Это заявление было сделано IBM. Но сам прорыв начался с DARPA.

Если в модели DARPA и есть какой-то урок, то он заключается в том, что агентство работает потому, что оно

дает руководителям программ возможность реализовывать свои самые радикальные идеи, имея свободный бюджет и обширные связи в науке и промышленности. В отличие от этого, как сказал Джон Доенч из Института Брода, многие ученые, ищущие сегодня финансирование, бесправны до инфантилизма. Их время колонизировано бумажной работой, а амбиции ущемлены получением грантов. Американская инновационная система только выиграет, если будет больше доверять отдельным людям и меньше - бюрократии.

DARPA - не единственная фабрика инноваций середины века, к которой мы можем обратиться за вдохновением. Bell Labs, официально известная как Bell Telephone Laboratories, была основана в 1925 году как подразделение AT&T и Western Electric, занимавшееся исследованиями и разработками. В период с 1930-х по 1950-е годы она стала одним из самых успешных исследовательских институтов в мире, ответственным за ошеломляющий список достижений. В 1947 году инженеры компании создали первый транзистор, который позволил создать более компактные и эффективные электронные устройства. В 1954 году Bell Labs продемонстрировала первую практическую кремниевую солнечную батарею, открыв возможность использования солнечной энергии в качестве жизнеспособного источника питания. В 1958 году лаборатория опубликовала работу, в которой излагались принципы работы лазера.

Хотя и DARPA, и Bell Labs считаются иконами инноваций, их успех происходил в совершенно разных условиях. DARPA возникло в отсутствия геополитической безопасности. Bell Labs процветала в условиях чрезвычайной безопасности. Будучи государственной монополией, AT&T могла инвестировать во все аспекты телекоммуникационной науки, не заботясь о краткосрочных прибылях, что давало ученым и инженерам свободу реализовывать амбициозные проекты на протяжении десятилетий. Такая долгосрочная безопасность была необходима для многих важнейших технологических достижений Bell Labs, таких как 1ber-оптика и электронная коммутация, на разработку которых ушли десятилетия.

Bell Labs выиграла от уникального момента в истории. "Потратив шесть лет на написание книги о Bell Labs, я часто задавался вопросом, возможно ли воссоздать ее сегодня", - говорит Джон Гертнер, автор книги "Фабрика идей". "Мой ответ - нет". "98 После Второй мировой войны AT&T была голиафом внутри голиафа - огромной монополией, санкционированной правительством страны, которая доминировала в таких областях, как химия и квантовая механика, когда нападение нацистской Германии на Европу заставило многих лучших умов континента уехать в Америку.

Но ее успех все еще несет в себе уроки для нас, когда мы думаем о национальной программе изобретений. "Если у Bell Labs и была формула, то она заключалась в том, чтобы нанимать самых умных людей, давать им простор и время для работы и следить за тем, чтобы они разговаривали друг с другом", - говорит Гертнер.99 Как и DARPA, программа процветала за счет выявления гениальных людей, которые обычно не работали бы вместе, и предоставления им свободы заниматься своими делами.

Такое смешение умов заставило ученых взглянуть на свою работу. Гертнер посетил дом Морриса Таненбаума, который изобрел кремниевый транзистор в Bell Labs в 1950-х годах, прежде чем стать первым исполнительным директором корпорации AT&T в 1980-х. "Когда я был у него дома, Таненбаум привел меня наверх и показал мне запись в своем блокноте, сделанную в тот день, когда он изобрел транзистор из кремния. Он написал: "Это транзистор, который мы так долго искали! Он должен быть очень производительным!" "100 Запись в дневнике поразила Гертнера как микрокосм необычного подхода Bell Labs к науке. Вот химик, возившийся с фундаментальными принципами работы электронов, думал о том, как его изобретение превратится в продукт, который пройдет через заводскую сборку и окажется в домах людей.

Наши институты формируют наше мышление, а новые институты могут сделать возможными новые виды мышления. На протяжении десятилетий слишком многие университетские исследователи, претендующие на финансирование NIH, сдерживали собственное любопытство. Предполагаемые предубеждения NIH становились их собственными предубеждениями. В отличие от них, лучшие руководители программ DARPA видят мир как набор кусочков головоломки, которые нужно собрать вместе при создании новой инициативы. Ученые Bell Labs работали в подразделении AT&T, поэтому для них было естественным рассматривать коммерческий потенциал своей работы, что могло бы объяснить, почему они создали так много полезных продуктов.

Американская инновационная система по-прежнему опирается на агентства и привычки, сформировавшиеся в середине двадцатого века. Прошли десятилетия. Мир изменился, и современные научные задачи становятся все сложнее. Как же нам создать новые центры, которые будут столь же преобразующими в наше время, как DARPA в свое? Где находятся совершенно новые правительственные исследовательские лаборатории 2020-х годов? Успех таких учреждений не гарантирован, но они представляют собой тот вид рискованных действий, необходим американской науке.

Экспериментируя с экспериментами

"Научные исследования и изобретения являются ключевыми факторами экономического роста и повышения благосостояния людей", - говорит Хайди Уильямс из Дартмута. "Это факт, и, естественно, возникает вопрос: Как мы можем добиться большего?"101 Сегодняшняя политика тревожно пуста, когда дело доходит до ответа на этот вопрос. Ни либералы, ни консерваторы не сформулировали четкой политики изобретения. Ни те, ни другие не ставят во главу угла тщательный анализ государственной политики в науке.

Мы могли бы сделать гораздо лучше. Мы могли бы устранить дефицит, созданный нашей иммиграционной системой, и облегчить пребывание и работу в США для самых выдающихся людей мира, которые часто заканчивают американские школы. Мы можем увеличить федеральные расходы на исследования и разработки, а не позволить им сократиться как доле в экономике, как это было на протяжении большей части второй половины двадцатого века. Но, пожалуй, самое главное - мы можем изменить стимулы американской инновационной системы, чтобы каждый доллар финансирования направлялся на нужного ученого, идущего на нужный риск в нужное время.

В последние несколько лет небольшая группа исследователей выдвинула теорию изменений в американской политике, которую они называют "метанаукой". Их тезис прост. Правительство США - крупнейший источник финансирования науки в мире, и все же мы знаем шокирующе мало о том, как на самом деле работает наука ly .(102) Наши законы, правила и привычки накапливались десятилетиями без особой грандиозной стратегии. Национальная повестка дня в области изобретений должна исходить из первого принципа: если мы не понимаем науку об изобретениях вообще, мы должны делать то, что делают ученые. Мы должны проводить эксперименты. Много экспериментов.

Мы можем начать с NIH. Чтобы уменьшить бремя бумажной работы, мы можем запустить пилотные проекты, исключающие основные части процесса подачи заявок. Или мы можем расширить программы, в которых приоритет отдается финансированию молодых ученых. Чтобы имитировать полномочия директора программы в DARPA, мы можем дать некоторым членам комиссии NIH "золотой билет", чтобы они имели право самостоятельно утверждать одну заявку в год, независимо от того, насколько безумной кажется эта идея их коллегам. Или же для некоторых заявок мы могли бы заменить существующий процесс отбора на случайной лотереи. Или мы можем объявить, что для счастливой группы грантополучателей ученым не придется составлять ежегодные отчеты о проделанной работе.

А затем, после проведения всех этих экспериментов, мы должны поручить независимым ученым изучить их результаты". В 2009 году несколько исследователей сравнили группу типичных получателей грантов NIH с учеными, финансируемыми Медицинским институтом Говарда Хьюза. В то время как NIH платит ученым за конкретные проекты, HHMI финансирует ученых без привязки к их исследованиям. Они обнаружили, что финансирование HHMI привело к большему количеству "промахов", но также и к большему количеству "попаданий" - более оригинальным открытиям и большему количеству высокоэффективных статей .(103) Что лучше - финансировать отдельные проекты или выдавать ученым бессрочные гранты и надеяться на лучшее? Как говорит Пьер Азо ulay: Мы не знаем наверняка. Но мы должны провести эксперимент.104 По мере того как мы будем менять базовые модели финансирования науки, мы также можем оплатить создание новых федеральных исследовательских организаций, где ученые, работающие на полную ставку, будут заниматься амбициозными проектами в течение многих лет, не напрягаясь по поводу ежеквартальной бумажной работы. Амбиции будут заключаться в том, чтобы заново разлить волшебный DARPA и Bell Labs середины века. Возможно, это не сработает. Но именно так и рискованная наука: она берется за проекты с высокой вероятностью провала.

"Вы не хотите, чтобы вся инновационная система состояла из DARPA, не хотите, чтобы вся инновационная система состояла из грантов NIH, и не хотите, чтобы она состояла из одного", - говорит Азулай. "Нам нужен сбалансированный баланс экспериментов: пусть расцветает тысяча инициатив, отслеживайте их долгосрочный успех и определяйте, есть ли лучшие способы финансировать научные прорывы, которые могут спасти или улучшить миллионы жизней". "105 Такой подход к науке и изобретениям был бы по-настоящему новым. Он означает создание в американской научной системе слоя, специализирующегося на самостоятельных экспериментах. Это означает превращение федерального правительства в своего рода мета-лабораторию для изучения самой науки.

Через несколько поколений изобретения, которые мы даже не можем себе представить, станут основой современной жизни: анализы слюны и крови на все болезни, вакцины, уничтожающие целые классы вирусов и болезней, материалы прочнее стали и легче воздуха, абсолютно чистая энергия от термоядерных реакторов. Если эти вещи возможны в сфере физической реальности, значит, их можно открыть. Если их откроют за столетие, то за десятилетие или за год. Эти достижения потребуют такого уровня рискованности и амбиций, который мы слишком часто пытаемся подавить. При всех чудесах американского изобретательства поразительно осознавать, что мы не знаем наверняка, как на самом деле происходит процесс открытия. Мы до сих пор не знаем, как выявить и взрастить Каталин Карико в мире. Чтобы открыть их, нам нужна лучшая наука о науке.

5 Развернуть

Осенью 1928 года шотландский ученый Александр Флеминг вернулся из длительного отпуска в свою лабораторию в Лондоне. Он работал со стафилококкомбактерией, вызывающей распространенные инфекции. Его название происходит от греческого staphyle, что означает "виноградная гроздь", и kokkos, что означает "ягода", поэтому под микроскопом его колонии напоминают гроздь белого винограда. Но когда Флеминг внимательно изучил свои образцы, он увидел нечто неожиданное в блюде, которое оставил открытым для воздуха. Пока его не было, вещество неизвестного происхождения загрязнило образец и убило большую часть бактерий. 1 Позже Флеминг идентифицировал загадочный материал как плесень, принадлежащую к роду Penicillium .(2) Что касается производимого ею вещества, убивающего бактерии, то он назвал его пенициллином.

Позже Флеминг утверждал, что споры плесени попали в его лабораторию незапертое окно. Если так, то ее занесло небесным бризом. Тысячелетиями человечество вело войну за войной с бактериями внутри наших тел и миллионами погибало от рук невидимого врага. Уже в 1900 году бактериальные инфекции были самой распространенной причиной смерти в США; во время пандемии ауэнцы 1918 года от бактериальной пневмонии умерло больше людей, чем от самого вируса. Когда Флеминг протестировал плесень против других бактерий, он увидел, что она еще сильнее нейтрализует таких врагов, как дифтерия и менингококк. Он заподозрил, что у него в руках может оказаться нечто чудодейственное. Но после еще нескольких экспериментов его работа уперлась в стену.

В 1939 году профессор Оксфордского университета австралийского происхождения по имени Говард Флори и биохимик немецкого происхождения по имени Эрнст Чейн взяли курс на то, что Флеминг ушел из ОП. В то время как шотландский ученый показал, что пенициллин может уничтожать микробы на стекле, Флори и Чейн хотели узнать, может ли он делать то же самое внутри животных. В их лаборатории 150 мышей разделили на три группы и ввели каждой из них, соответственно, стафилококки, стрептококки и бактерию, вызывающую гангрену. Половину мышей оставили без лечения в качестве контрольной группы, а другой половине дали пенициллин. В контрольной группе все 75 нелеченых мышей умерли. В группе вмешательства 70 выжили .(3) Пенициллин казался действительно особенным.

Но люди - не мыши, и Флори, Чейн и их группа столкнулись с большими трудностями, проверяя действие пенициллина на людях. После почти двух лет работы они тоже зашли в тупик. К весне 1941 года, когда Европа была погружена в войну, пенициллином лечились 11 пациентов, участвовавших в их экспериментах. Двое из них умерли.4

Давайте прервем повествование, каким бы странным ни казалось это прерывание. Открытие Флемингом пенициллина всемирно известно: его лелеют ученые и называют одним из самых значительных прорывов в истории здравоохранения или любой другой области. Портрет Флори на сайте украшал австралийскую банкноту в 50 долларов на протяжении десятилетий. Чейн, наряду с Флемингом и Флори, получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1945 году.

Для многих прогресс представляется просто хронологией таких эврика-моментов. Наша мифология изобретений рассматривает момент открытия как священную сцену. В школе ученики заучивают даты важнейших изобретений, а также имена людей, которые их сделали - Эдисон, лампочка, 1879 год ;(5) братья Райт, самолет, 1903 год. Великие первооткрыватели - Франклин, Белл, Кюри, Тесла - получают биографии-бестселлеры, и миллионы людей знают их имена. Вы можете считать это "эврической теорией истории". Именно такую историю прогресса вы ожидаете увидеть в Голливуде или прочитать в книгах неэкшн, восхваляющих героя-одиночку, чье озарение изменило мир.

Но такой подход к истории не просто неполноценен, он откровенно неверен. Изобретения действительно имеют огромное значение для прогресса. Но слишком часто, когда мы изолируем их в знаменитых сценах мы упускаем самые важные главы истории - те, что следуют за первым молниеносным открытием. Рассмотрим реальные масштабы достижения пенициллина в 1941 году: 11 испытуемых и две смерти. Спустя тринадцать лет после одного из самых известных открытий в истории науки пенициллин практически ничего не добился.

Миф об Эврике

Когда рождается хорошая идея или создается первый прототип изобретения, мы должны радоваться тому, что оно способно изменить мир. Но прогресс в большей степени связан с реализацией , чем с изобретением. Идея, переходящая от несуществования к существованию - от нуля к единице, - открывает возможность перемен. Но то, как отдельные люди, компании и правительства превращают идею из одной в миллиард, и есть история того, как на самом деле меняется мир.

И не всегда меняется, даже после поистине гениальных открытий. Десятитысячелетняя история человеческой цивилизации - это в основном история о том, что лучше не становится: болезни не лечатся, свободы не расширяются, истины не передаются, технологии не выполняют своих обещаний. Прогресс - это наше бегство от статус-кво, наше катапультирование из истории - это менее распространенная история о том, как наши изобретения и институты уменьшают болезни, бедность, боль и насилие, расширяя свободу, счастье и расширяя возможности людей. Это история, которая в Соединенных Штатах находится под угрозой срыва.6

США ежегодно выбрасывают десятки миллиардов долларов на научные открытия. Но это не принесло такого прогресса, как мы ожидали. Как мы уже объясняли в предыдущей главе, мы бессистемно нагрузили научный процесс теми же процедурами, которые замедлили работу других важнейших отраслей экономики. Более того, как мы объясним в этой главе, мы стали хуже воплощать наши изобретения в отечественной промышленности. Говоря привычным языком, дело не только в том, что идеи становится все труднее воплощать в жизнь. Проблема еще и в том, что новые идеи все труднее использовать .(7)

Что же пошло не так? Ответов много, но один из них заключается в том, что мы слишком увлеклись мифом об эврике и, более того, слишком невнимательны ко всему тому, что должно последовать за моментом эврики. В США больше Нобелевских премий по науке, чем в Великобритании, Германии, Франции, Японии, Канаде и Австрии вместе взятых. Но если бы Нобелевская премия присуждалась за внедрение технологий внутри страны - технологий, которые мы изобрели, - наше наследие не было бы таким блестящим .(8)

Американский ремесленник Элиша Отис изобрел первый безопасный пассажирский лифт в 1853 году.9 Это только усиливает иронию в том, что 170 лет спустя в США не удается эффективно строить высокие квартиры, отчасти потому, что американские лифты стали "чрезмерно инженерными, сделанными на заказ, ручными и дорогими частями оборудования, которые недоступны во всех местах, где они наиболее необходимы", по словам Стивена Джейкоба Смита, исполнительного директора Центра строительства в Северной Америке .(10) В Нью-Йорке базовые лифты стоят в четыре раза дороже, чем в Швейцарии.

Американцы изобрели первый в мире ядерный реактор и солнечные батареи. Но сегодня мы значительно отстаем от различных европейских и азиатских стран в развертывании и развитии этих технологий.11 Тридцать лет назад группа специалистов из Техасского университета разработала технологию нового поколения для создания литий-железо-фосфатных (LFP) батарей, которые необходимы автомобильным компаниям для самых высокопроизводительных электромобилей. Но в начале 2020-х годов ни одна американская компания не знала, как производить эти батареи в промышленных масштабах, и Китай удерживал монополию на рынке.12

Политикам следует относиться к технологиям. Инновации могут сделать

Невозможные проблемы можно решить, а политика может сделать невозможные технологии возможными для создания. Фундаментальная связь между этими двумя понятиями не лежит в основе программы демократов или республиканцев. Вместо этого мы застряли между прогрессивным движением, которое слишком боится роста, и консервативным движением, у которого аллергия на вмешательство государства.

За последние семьдесят лет мы слишком часто следовали одной и той же схеме - изобретать, но не внедрять. Мы не можем позволить себе следовать этой схеме в течение следующих семидесяти лет. Чтобы оценить более глубокую историю прогресса и увидеть, как она освещает собственные проблемы Америки в XXI веке, давайте вернемся в 1940-е годы - Посмотрите, как пенициллин прошел путь от научного открытия в лаборатории до лекарства, которое спасло миллионы жизней.

В 1941 году Говард Флори и Эрнст Чейн оказались в тупике. Британские исследовательские группы, изучавшие потенциал противомикробной медицины, в . В условиях войны у Англии не было ресурсов для масштабирования технологии. Флори и Чейну потребовалась помощь из-за рубежа.

По какому-то провидению, в Америке было все, чего хотели ученые. Президент Рузвельт только что одобрил идею Ванневара Буша о создании централизованного агентства для координации инноваций в военное время. В состав Управления научных исследований и разработок Буша входило подразделение, занимающееся новыми методами лечения, которые могли бы быть полезны солдатам и другим военнослужащим. Это агентство, названное Комитетом по медицинским исследованиям (КМИ), уже инвестировало в лекарства от малярии и новые исследования новых вакцин против гриппа .(13)

CMR взяла научный проект Флори и Чейна и превратила его в медицинский препарат. Во-первых, в США решили химическую проблему пенициллина. Одно дело - изготовить небольшую партию пенициллина в маленькой "Ааске". Но если использовать те же ингредиенты для приготовления больших количеств, микроорганизмы испортят смесь, и получится бесполезный осадок. (Историк Джеймс Финни Бакстер III изящно описал иронию: "Та же самая случайность загрязнения, которая привела к открытию пенициллина, едва не помешала его использованию"). При поддержке OSRD ученые из Пеории, штат Иллинойс, обнаружили, что добавление "кукурузного отвара" - воды, смоченной кукурузой, - может увеличить производство пенициллина в десять раз.14 Военные собирали и тестировали новые штаммы плесени, которые, смешиваясь в больших чанах и внося дальнейшие изменения в процесс, сделали возможным массовое производство.

С помощью Совета по военному производству OSRD потратила миллионы долларов, заплатив 1rms за создание заводов по производству пенициллина. Производство пенициллина росло в геометрической прогрессии, увеличившись с 10 миллионов единиц на завод в месяц в 1942 году до 646 миллионов единиц к июню 1945 года .(15) По мере роста производства стоимость изготовления антибиотика упала более чем на 95 процентов. Тем временем компания CMR провела клинические испытания пенициллина, чтобы убедиться в его эффективности. Весной 1943 года, когда химические процедуры были стандартизированы, правительство США приступило к распространению препарата. Консультативный совет и Американская медицинская ассоциация выбрали тысячу госпиталей по всей стране для хранения и распространения препарата, который также был доступен местным жителям. В декабре был опубликован отчет о 209 солдатах и гражданских лицах по всей стране с тяжелыми раневыми и кровяными инфекциями, согласно которому у тех, кто лечился пенициллином, наблюдалась более низкая смертность и более короткие сроки госпитализации. Не менее важно и то, что лекарство уничтожало бактерии без каких-либо токсических последствий.

К марту 1945 года пенициллина хватало практически всем жителям Америки. За короткий срок маленькая плесень, влетевшая в окно, произвела революцию в современной медицине и жизни. Бактериальные инфекции стали управляемыми проблемами со здоровьем. Операции стали более безопасными, роды - менее смертельными, а военные раны - менее смертоносными. Пенициллин спас целый батальон, снизив смертность от бактериальной пневмонии среди солдат с 18 до 1 %. По оценкам одного источника, каждый седьмой раненый британский солдат выжил благодаря этому препарату .(16) С 1945 по 2023 год, учитывая данные о глобальном бремени болезней и принимая во внимание эффективность антибиотиков против бактериальных заболеваний, можно утверждать, что пенициллин и его потомки спасли сотни миллионов, если не миллиарды, жизней во всем мире.

Создание того, что мы изобретаем

Разработка пенициллина представляет собой полезную историю, в которой человечество одержало победу над естественным противником. Урок, который США, похоже, забыли за последние несколько десятилетий, заключается в том, что темпы прогресса определяются внедрением, а не простым изобретением.

В 1941 году пенициллин был заглохшим научным проектом, томившимся в изголодавшихся по ресурсам лабораториях воюющей Европы. Он стал спасительным продуктом только благодаря сотням американских ученых и инженеров. Так происходит почти с каждой технологией. "Большинство крупных изобретений работают не очень хорошо, - говорит историк Джоэл Мокир сказал. "Их нужно дорабатывать, как паровой двигатель, который многие инженеры дорабатывали десятилетиями. Они должны быть воплощены в инфраструктуре, как ядерная энергия не может производить полезное электричество, пока не окажется в работающем реакторе. И они должны быть построены в масштабе, модель T Форда, которая подешевела до того, как стала заметной для страны. "17

Доработка, воплощение, масштабирование - вот примеры того, что Мокир называет микроизобретениями, или инкрементных улучшений, необходимых для превращения новой идеи в значимый продукт. Эти микроизобретения часто оказываются важнее первоначального прорыва. Например, широко известно, что Томас Эдисон "изобрел" лампу накаливания в своей лаборатории в Менло-Парке, штат Нью-Джерси, в 1879 году. Но что именно он изобрел? Конечно же, не . В 1800 году итальянский физик Алессандро Вольта, как сообщается, создал первую батарею с электрическим током.18 И не электрический свет. В 1809 году Хамфри Да ви построил первую практическую "дуговую лампу", которая посылала искры через два стержня.19 Эдисон даже не изобрел лампочку. В 1841 году английский изобретатель Фредерик де Моль yns получил первый патент на лампу накаливания, работающую на древесном угле.20