Израненное сердце

Симона

Серва получила работу в «Барклейс» в Лондоне. Она переезжает через пару недель.

– Предвкушаешь? – спрашиваю я, садясь к ней на кровать и глядя на то, как сестра складывает книги в коробки.

– Еще бы, – отвечает она.

Серва выглядит гораздо лучше, чем в последние месяцы. Антибиотики очистили ее легкие от инфекции, а с новым лекарством она теперь почти не кашляет. Tata говорит, что в ближайшие пару лет мы даже сможем рассчитывать на пересадку легких. Сестра никогда не излечится до конца, но трансплантация сможет продлить ей жизнь.

Серва меньше нас всех – она крохотная и хрупкая, как куколка. Словно ее болезнь – это проклятье, замораживающее время. Сестра выглядит ничуть не старше меня, хотя нас разделяют годы.

Я так привыкла видеть Серву в халате в последнее время, что ее платье радует мой глаз. Это красивый кружевной желтый сарафан.

– Я буду по тебе скучать, – говорит сестра.

– Возможно, я тоже буду в Лондоне, – напоминаю я.

Склонив голову на бок, сестра внимательно смотрит на меня своими широко расставленными глазами.

– Правда? – говорит она. – Я думала, ты останешься в Чикаго.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу.

– С чего ты взяла?

– Из-за того, с кем ты постоянно ускользаешь на свидания.

Я краснею еще сильнее.

– Я не…

Серва качает головой, глядя на меня.

– Ты никудышная врушка, Симона. Я видела, как ты улыбаешься, переписываясь в телефоне. И с каких пор ты ходишь по магазинам пять раз в неделю?

– Ну…

– Это тот угонщик?

У меня пересыхает во рту.

– Почему ты так решила?

– Я видела фото в «Трибюн». На маскараде не так уж много «неизвестных» гостей. Не говоря уже о том, что он был размером с дом. Кажется, ты говорила, что парень, угнавший машину, был крупным…

– Ты же не скажешь tata, – молю я.

– Разумеется, нет, – отвечает она с серьезным выражением лица. – Но не знаю, как тебе удастся сохранить это в тайне. И к тому же преступник, Симона? Мы посмеялись тогда, обсуждая угон машины. Но не можешь же ты всерьез с ним встречаться.

– Он не такой, как ты думаешь, – резко отвечаю я.

Я не хотела ей грубить, но мне не понравилось, как Серва назвала Данте «преступником». Я знаю, что́ сестра себе представляет, и он вовсе не такой.

– У тебя не так много опыта с мужчинами, – говорит Серва. – Симона, ты доверчива и беспечна. Ты не знаешь, каков настоящий мир.

Забавно слышать это от моей сестры, которая месяцами не выходит из дома. Она знает этот мир не больше меня.

– Я знаю Данте, – отвечаю я.

– Так он преступник или нет?

– Он… он не… это другое. Он происходит из итальянской семьи…

– Мафия? – с ужасом спрашивает Серва.

– Ты не знаешь его, – смущенно говорю я.

У меня скручивает желудок.

– Ты бы не хотела для себя такого, – заявляет сестра.

Я всегда прислушивалась к Серве. В отличие от родителей она поддерживает мои мечты. Она говорила, что мне следует подать документы в Парсонс. Мне грустно от того, что сестра ополчилась на меня. Это заставляет меня задуматься.

Кажется, меня сейчас стошнит.

– У нас с Данте особая связь, – шепотом отвечаю я. – То, что я чувствую к нему… я не могу даже объяснить тебе, Серва. Знаешь, когда встречаешь людей, красивых, очаровательных, смешных, и проникаешься к ним симпатией? Но таких полно, и на самом деле они ничего для тебя не значат. А затем, лишь однажды, ты встречаешь кого-то, кто словно светится изнутри. Этот свет притягивает тебя… и ты влюбляешься. Тебе хочется быть рядом. Ты думаешь о нем, когда остаешься наедине с собой.

– Да, – говорит Серва. – Я влюблялась пару раз.

– То, что я чувствую к Данте… «влюбиться» – это просто пламя свечи. А Данте как пылающее солнце прямо в моей груди. Оно светит так ярко, так ослепляюще, что я едва могу это вынести. Оно может гореть миллионы лет и не потухнуть.

Серва смотрит на меня открыв рот. Такого она не ожидала.

– Ты хочешь сказать… – начинает сестра.

– Я люблю его, – говорю я.

– Любишь! Но, Симона…

– Я знаю, что ты скажешь. Ты думаешь, что пока я даже не понимаю значение этого слова. Но я понимаю, Серва. Я люблю его.

Серва медленно качает головой. Она не знает, как меня вразумить. Донести, что наши родители будут в ярости. Что это безрассудство – влюбляться в первого же парня, с которым поцеловалась.

– У тебя есть его фото? – наконец спрашивает она.

Я открываю скрытую папку на своем телефоне, где храню единственную фотографию Данте.

Это снимок, который я сделала, когда мы ходили в подпольный бар. Он сидел за столом напротив и слушал музыку.

Я подняла телефон, чтобы сфотографировать парня, и он повернулся ко мне ровно в тот момент. Строгий и суровый.

В баре было так сумрачно, что фото кажется почти черно-белым, лишенным всякой насыщенности. Волосы Данте сливаются с тенями вокруг его лица, а кожа выглядит бледнее, чем на самом деле. Его глаза под низкими густыми бровями подобны двум ониксам. Отросшая щетина на подбородке напоминает синяк.

Серва крепко сжимает губы.

Я знаю, кого она видит. Гангстера. Бандита.

Она не знает, что Данте гораздо глубже, чем кажется.

– Сколько ему лет?

– Двадцать один.

– Выглядит старше.

– Я знаю.

Сестра возвращает мне телефон. Ее взгляд кажется встревоженным.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Симона.

Не знаю. Не имею ни малейшего понятия.

Я возвращаюсь в свою комнату. Через час мы должны увидеться с Данте. Я сказала mama, что мы с Эмили встречаемся в ресторане.

Меня до сих пор мутит от разговора с Сервой. Я ненавижу ссоры. Я ненавижу осуждение. Невыносимо ощущать его от людей, которых я люблю больше всего на свете.

Я бросаюсь в свою ванную и меня тошнит в раковину. Затем я полощу рот водой и смотрю на себя в зеркало.

Мой взгляд такой же встревоженный, как у Сервы.