Изумруд (СИ)

3

Целых две недели прошло с моего приезда, прежде чем я утратила-таки наконец мой статус недотроги. И произошло это вовсе не по вине Рене, как вы могли подумать. С того памятного дня на озере, когда на несколько долгих секунд я потеряла голову и растаяла, как идиотка, в ее объятиях, в наших с ней отношениях произошла легкая перемена. Она больше не пыталась соблазнить меня почему-то и не заводила об этом разговоры. Как будто ей достаточно было просто понять, что я сломлена — и больше ничего ей от меня было не надо. Не скажу что я была сильно уж уязвлена — все-таки я чувствовала себя уверенной в том, что смогла бы до конца расслабиться и позволить ей что-то откровенное, но все-таки перемена в ее отношении ко мне была мне неприятна Чуть-чуть. Кроме того, я и сама стала смотреть теперь на нее немного иначе. Мы по-прежнему постоянно были вместе, но теперь, расставаясь с ней вечером, я почему-то немного тосковала, а утром с нетерпением ждала ее появления, готовая принять участие в любой ее авантюре. Она научила меня обращаться с камерой, и теперь мы большую часть дня занимались съемкой — благо материала вокруг было хоть отбавляй, а иногда и выдумывали маленькие сценарии, которым охотно следовали окружающие. Мне было интересно, где именно в парке стоят скрытые камеры. Кажется Рене это знала, но на мои вопросы только хитро отмалчивалась. Вообще-то мною двигало не досужее любопытство — просто скрытые камеры действительно тревожили меня. Я почти убеждена была уже, что моего брата в Изумруде нет, но порой воображение рисовало мне картины мрачных подвалов и подземелий под Большим домом, где Поль держит моего несчастного брата в надежде когда-нибудь заполучить его денежки. Или может он заполучил уже их? Ведь содержание Изумруда должно требовать огромных расходов! Поль был странным, даже Рене соглашалась с этим. А странные люди способны на самые невероятные действия. Парк был большой, дом Поля просто огромный. Кроме того, я никогда не бывала на заднем дворе, где располагалась кухня и прачечная и никогда не была на третьем этаже Большого дома. Человека здесь спрятать можно запросто. И если бы не скрытые камеры, я бы уже давно попыталась исследовать хоть часть вышеупомянутых мест. Большой соблазн был посвятить в мои планы Рене — уж с ее-то помощью мне бы удалось докопаться до правды. Но я не знала насколько близка она с Полем, не знала, станет ли она на мою сторону. Мы стали очень дружны с ней, но где гарантия, что если ей придется выбирать, она сделает выбор в мою пользу?

И все-таки мое пребывание в Изумруде было не напрасным. Гости менялись очень часто — одни приезжали, другие уезжали, не пробыв и пары дней. Несколько человек жили здесь постоянно, но основная масса людей менялась. В этом тоже было свое особое очарование Изумруда. Особенно для парней. Еще бы! Такое сексуальное разнообразие!

На завтрак почти все собирались возле Большого Дома. Было шумно и весело, даже Поль иногда спускался посидеть с нами. Только во время завтрака я могла разглядеть всю компанию — и тех кто остался, и вновь прибывших. В другое время дня многие расползались по территории парка и очень часто я их и не встречала нигде кроме столовой. С самого начала была у меня мысль, что Максим может быть у меня под носом. Я пристально вглядывалась в окружавших меня мужчин, но никто из них даже при богатом моем воображении не тянул на пятнадцатилетнего мальчика. До тех пор пока не появился Чак. В первый раз я увидела его во время завтрака и поняла, что раньше его здесь не было. Иначе я ни за что не пропустила бы его! На вид ему было лет восемнадцать — он был самый младший из всех, но при нынешней акселератской молодежи ему вполне могло быть и пятнадцать! Рени как-то проболталась мне, что львиная часть доходов Поля идет от торговли подростковой порнографией, которую он снимает зимой и продает заказчикам зарубеж. Увидев ужас на моем лице, она объяснила, что на самом деле актеры всегда совершеннолетние, просто есть такой тип девушек и парней, которых при должном подходе можно запросто выдать за тринадцатилетних подростков. Не знаю, насколько можно верить ее словам, но если это правда, то с таким же успехом можно пятнадцатилетнего выдать за взрослого парня. Да и с чего я взяла, что в пятнадцать все мальчишки выглядят еще сопляками! Поэтому когда я увидела Чака меня будто током ударило. У него были такие же черные волосы как у меня, такие же здоровенные глазищи — я не знала как выглядит мой брат, но Чак вполне мог быть им. Тем более что судя по тому как он общался с постоянными гостями Изумруда, он был здесь не в первый раз.

За завтраком я не отрывала от него глаз. Кажется я не смогла проглотить ни кусочка из того что для нас заказала Рене. Я и так-то из-за постоянного нервного напряжения почти ничего не ела, но на этот раз кажется, превзошла себя.

— У тебя кости скоро повылазят наружу. — Раздраженно заметила Рене, увидев, что я так и не притронулась к чудесному морскому салату, которым она решила меня сегодня побаловать (надо сказать, что каждый из гостей мог с вечера заказать для завтрака любое блюдо из меню, которое предоставляла изумрудовская кухня, но Рене пользовалась привилегией требовать от поваров даже то, чего меню не предусматривало). Ее ужасно бесило все эти дни что я ничего не ем — очень трогательная забота.

— Ты знаешь как зовут этого мальчика? — не удержалась я и кивком показала на Чака, который уже вставал из-за стола, держа за руку Глену, одну из недавно прибывших девушек.

— Чак. — Коротко бросила Рене и недовольно скривилась. — Терпеть не могу его. Самовлюбленный тупой идиот. Он считает, что в жизни нет ничего более достойного внимания, чем его тупая особа.

Забавно это слышать о собственном брате. Впрочем, если характером он вышел в мою сестру — то Рене могла быть и права.

— Нет, Рене, я имею в виду — как его зовут на самом деле. Вне Изумруда.

Она бросила на меня недоуменный взгляд.

— Ты что, не поняла еще, что здесь не обсуждаются подобные вещи? Я разве спрашивала тебя хоть раз о твоей жизни вне Изумруда?

— Да брось, никто не узнает. Мне это очень важно — мне кажется, что я его знаю…

— Знаешь? — Настороженно замерла Рене. — Тем более забудь.

— Я думала мы друзья.

— Не надо, Клер. Эти дешевые фразы меня не трогают.

— Да ты просто ревнуешь.

Она засмеялась.

— Ревнуешь, да? — не унималась я.

— Нет, Клер.

— Тогда скажи.

— Я не знаю. Честно не знаю. Зачем тебе это! Если он тебе нравится, подойди к нему просто, и он будет твоим. Здесь все так просто решается.

— Пожалуй так я и сделаю. — С вызовом сказала я.

Рене бросила на меня долгий взгляд и с досадой хлопнула по столу ладонью.

— Черт, ладно, ты меня поймала. С кем угодно — только не с ним.

— Почему же? Ревнуешь?

— Я не ревную, послушай, я не умею ревновать, но этого придурка я просто ненавижу, понимаешь?

— Твой бывший возлюбленный? — догадалась я.

— Господи, Клер, конечно нет!

— Тогда что?

Рене упрямо нахохлилась и, откинувшись на стуле, уставилась в пространство.

— Ты мне не скажешь? — не унималась я, — тогда я пойду и познакомлюсь с ним поближе, если ты не против.

Она вздохнула и возвела глаза.

— Клер, я и так тебе говорила много из того, чего тебе знать не следует.

— Тем более говори дальше. Ты мне не доверяешь?

— Не знаю. Понимаешь… — она затравленно осмотрела опустевшую уже почти столовую и придвинулась ко мне. — Клер, Чак здесь не просто так. Он собирает компромат на Поля. Его подослали, понимаешь?

— Неужели? — С сомнением покачала я головой. — Что-то он слишком молод для шпиона.

— Вовсе нет, — удивленно подняла брови Рене, — ему лет двадцать пять, говорю тебе!

Я не выдержала и засмеялась. Ну это уж была откровенная ложь. Другой вопрос — почему Рене так настойчиво отгораживает меня от Максима. Может она знает кто я и зачем здесь? Над этим стоило подумать. Вполне возможно, что Поль приставил Рене ко мне специально, чтобы следить за каждым моим шагом и не давать сделать лишнего. Эта мысль меня покоробила, и смех мой быстро сошел на нет.

— И какой же компромат он хочет собрать? — холодно спросила я.

— Не знаю. Да и зачем тебе.

— А Поль знает об этом?

— Конечно знает.

— Тогда почему же он впустил его сюда?

Рене пожала плечами.

— Должно быть, его это развлекает. К тому же Чаку нечего здесь будет найти — он уже приезжал раньше, но все впустую. Я думаю, Чаку просто нравится таскаться сюда, спать с девчонками местными. Он знает, что ничего не найдет, но все равно приезжает. А если и найдет… у Поля есть миленькая кассеточка, на которой Чак стоит в позе бобра, а сзади его обрабатывает наш черный Джамбо. Очень миленькая кассеточка. Знаешь, есть такой препаратик, который вызывает в человеке дикое сексуальное возбуждение. Чак случайно его попробовал и конечно же не устоял пред африканской страстью. Могу тебе показать! — Рене глумливо захихикала. — Может Чак теперь таскается в надежде кассету заполучить. Короче — не знаю. Но он особо не мешает уже — ты же видишь.

Рене врала мне, нагло врала. Но зачем?! Почему ей так важно было не подпустить меня к этому Чаку? Она на ходу выдумывала всякий бред — такой бездарный, что даже младенец засомневался бы. Неужели она знала… неужели она была лишь охранницей при мне и все эти разговоры о дружбе и увлечении мной были не более чем ширмой, призванной объяснить ее постоянное присутствие при моей персоне… Я не хотела в это верить. За эти дни она стала для меня большим чем просто подружка. Я не смогла бы толком объяснить мое отношение к ней, но никогда еще никто на свете не становился мне так близок, как эта странная девчонка. Моя семья, парни, друзья — все они были лишь незначительными эпизодами в моей жизни. Я без сожаления расставалась со своими мужчинами; я вполне могла прожить без своих подруг; моих родных и меня вообще разделяла пропасть… Но Рене!.. Она была единственным человеком, заглянувшим мне в душу. Эта девочка увидела меня такой, какой я была на самом деле, без многочисленных масок, что я напяливала на свое сердце с самого детства, без масок, которые я со временем и сама привыкла считать истинной своей сущностью. Это не было сказано вслух, но я чувствовала это каждую минуту что мы были рядом. Какое-то душевное притяжение — то, для которого не существует названия как для любви или дружбы; для которого не нужны слова, потому что словами его описать невозможно. Рене была юной, совсем девчонкой, но в ней жила сила, которой не хватало мне. Она не была ребенком — нет, — ребенком была я. Одиноким и покинутым, спрятавшим все свои чувства и эмоции глубоко внутри и с деланной беспечностью взирающим на этот чужой враждебный мир. Рене увидела это. Какая несвойственная ее возрасту мудрость и проницательность царила в ее насмешливом взгляде! Она знала обо мне все. Ее забавляло это, порой она мучила меня, но в этом не скрывалось ни капли злорадства или желания причинить мне боль. День за днем она срывала с меня эти цепи предрассудков и скрытых комплексов, которыми я обвязывалась два десятка лет моей жизни. Но быть может для нее это являлось лишь развлечением? Может она была просто приставленной ко мне стражницей, лишь от скуки копающейся в моей слабой душе? Нет, я знала, что это не так. Или я просто хотела чтобы это было не так…

Слушая вранье, которым она потчевала меня в столовой, я впервые по-настоящему ощутила страх ее потерять. Как странно и неожиданно это было… Я поняла, что мне во что бы то ни стало надо поговорить с Чаком. Плевать мне на этого Максима, плевать на папашу, просадившего все наши деньги, да и на сами деньги мне давным-давно наплевать. Я должна была убедиться, что Рене мне не врала, и что Чак этот никакой не Максим. Хотя, черт, теперь я была уже уверена, что это мой брат… Мне надо было с ним поговорить — в любом случае. Без Рене.

Но в этот день Рене не отходила на меня ни на минуту, будто угадав мои намерения. Чак куда-то исчез — благо затеряться в парке можно было запросто. Когда подошло время ужина, и народ начал стягиваться к Большому дому, Рене внаглую утянула меня в видеозал, где мы просидели весь вечер разглядывая старые изумрудовские видеокассеты. Когда поздно ночью Рене проводила меня к моему домику, то не выдержала и напоследок заявила:

— Послушай, я не знаю чего ты так присохла к этому Чаку. Делай что хочешь, но запомни — если ты будешь рядом с ним, я не смогу быть рядом с тобой. Мне нельзя к нему приближаться.

— Почему?

— Все, Клер, ложись спать.

Я не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, отгоняла комаров, иногда проваливалась в какую-то беспокойную полудрему и тут же выплевывалась обратно. Под утро, когда небо только-только начало светлеть, я вышла из домика и, стараясь двигаться бесшумно, побежала к Большому дому. Не знаю что заставило меня это сделать — я мало что соображала после тревожной бессонной ночи. Почему-то мне показалось, что Максима-Чака я найду именно в Большом доме и именно сейчас, когда Рене не путается под ногами. Странная мысль и совершенно необоснованная.

Влажный ночной воздух плеснул мне в лицо запахом реки. Но внутри у меня по-прежнему была темнота бессонной ночи, и она упрямо тащила меня вперед. Большой дом темной громадиной выделялся на фоне синеющего неба. Пустой и безжизненный. Только на третьем этаже сквозь жалюзи одного из окон пробивался слабый свет. Кто-то там не спал. Дверь в холл была приоткрыта, как и днем, и я бесшумно скользнула в дом. Тишина. На диване виднелись очертания чьего-то тела, но кажется я осталась незамеченной. Уже поднимаясь по лестнице, я в первый раз поняла, что сама не знаю толком зачем пришла. Может, я хочу увидеть Поля? Так сильно было во мне впечатление от нашей встречи, что я в конце концов вот так вот, в полудреме, потащилась зачем-то к нему? Или мне нужна Рене? Может я зачем-то решила рассказать ей все? Я не знала. Единственное что до меня дошло, это то, что мне немедленно следует уносить отсюда ноги. Наверняка я так и сделала бы дойдя до второго этажа, но неожиданно сверху до меня донеслись звуки. В полной темноте, держась за перила, я взлетела на третий этаж и прислушалась. Из-за второй двери после библиотеки послышался стон. Потом вскрик, невнятное бормотание, снова вскрик… И вдруг совершенно отчетливо я услышала голос Рене: ' Ну хватит, больно же! Надоело!» В ответ голос Поля, будто раздраженный: 'Терпи, хватит дергаться!» Рене пронзительно вскрикнула. Сама не зная зачем я вдруг метнулась к двери из-за которой струился свет и наткнулась в темноте на что-то тяжелое. Не удержавшись, хлопнулась на четвереньки и с ужасом услышала металлический звук, с которым грохнулось на пол то, на что я наскочила. Да, если в этом доме кто-то и спал, то сейчас он проснулся. Я застыла на месте, хотя правильнее для меня было бы сейчас бежать отсюда со всех ног. Потеряла какие-то секунды, которые могли бы меня спасти. Но теперь уже было поздно. Дверь, за которой был свет, резко распахнулась и я увидела силуэт Поля.

— Клер? — Удивленно спросил он. — Что тебе нужно?

Стараясь сохранить остатки достоинства, я поднялась с пола и смело уставилась на силуэт.

— Мне нужна Рене. Я слышала, как она кричала — что с ней?

Мой голос заметно дрожал, но с этим я ничего поделать не могла.

— Иди спать, Клер, — довольно резко произнес Поль. — Рене сейчас занята. И разбуди-ка того идиота внизу, который пускает сюда всех подряд.

Наверное мне следовало позвать Рене, убедиться, что с ней ничего плохого не случилось, но от этого резкого тона, которым Поль заговорил со мной, у меня по спине побежали мурашки, и я малодушно припустила вниз по лестнице, только пятки засверкали. Не помню как добежала до домика, как свалилась на постель, о чем думала перед сном. Единственное в чем уверена — я ни за что не хотела даже в мыслях представлять почему кричала Рене и что этот изверг с ней творил.

На утро все показалось кошмарным сном. Я проснулась посвежевшая и странно спокойная. Возможно ночной мой поход действительно приснился мне. Никуда я не ходила, ничего не слышала. Господи, пусть бы это было так. Я вышла на маленькую террасу перед домиком. Солнце уже взошло, но никто еще не проснулся. Если ночью я куда-то ходила, то прошло не больше двух-трех часов. За это время я не успела бы выспаться. Но я чувствовала себя прекрасно. Что ж, значит все приснилось. Тем лучше. Я решила сходить принять душ пока никто еще не проснулся. Весело спрыгнула со ступенек, едва не раздавив дремлющего внизу Диониса и пошла по тропинке в сторону душевых кабинок. Пес потрусил следом за мной. Последнее время он вел себя вполне прилично. Наверное из-за того что пару дней назад у меня закончились месячные, а может просто ему надоело получать копьем по яйцам. Восемь кабинок, спрятанных за кустами ежевики были пусты, но в последней, девятой, кто-то уже плескался. На секунду я притормозила, потом махнула рукой и нырнула в первую попавшуюся кабинку, плотно закрыв за собой дверь. Собачья морда грустно уставилась на меня из-под двери.

— Ладно, заходи. — Сжалилась я и впустила Диона. Вдвоем мы едва помещались в узком пространстве кабинки, но пес ощущал себя вполне комфортно. Вообще-то я люблю по утрам холодную воду, но ради собачьей морды врубила потеплее, и мы принялись за помывку. Сначала я намылила пса ароматным гелем для душа и хорошенько его прополоскала. Сомневаюсь, что для него это была приятная процедура, но он стойко выдержал испытание, лишь изредка фыркая в сторону. Когда с собакой было покончено, я без особых церемоний вытолкала его наружу и, сопровождаемая его наглым взглядом из-под двери, принялась наконец за свое бренное тело. Брр, холодненькая водичка была в самый раз. Сначала противно, а потом еще хуже. Зато после душа чувствуешь себя заново родившейся. Выключив воду, я растерла себя полотенцем и натянула сандалии, бусы и свою символическую юбочку. Ну вот, теперь можно кидаться в новый день с новыми силами. Все еще постукивая зубками от холода, я выбралась на свет божий и изумленно уставилась на Джулиуса, сидевшего прямо напротив моей кабинки. Он нахально сверкал своими ослепительно-белыми зубами, чесал мокрое ухо Диониса и конечно же с зоологическим интересом разглядывал мою персону.

— Не ожидал что ты любишь собачек. — Произнес он и улыбка его стала еще шире.

— Мы просто купались. — Растерянно сказала я, но потом, поняв о чем именно говорил Джулиус, не удержалась и смущенно засмеялась. У него была чудесная улыбка — просто не возможно было не улыбнуться в ответ. И в то же время он был таким ослепительно красивым… это меня смущало. Я не привыкла оставаться наедине с такими людьми и совершенно не знала как себя вести, что говорить. Просто стояла и переминалась с ноги на ногу, как школьница на первой дискотеке. А он молча наблюдал за мной, будто получая наслаждение от этого моего дурацкого смущения.

— Все еще спят наверное, — наконец выдавила я, — а ты Рене не видел?

— Видел. — Спокойно ответил он.

Я вскинула голову. Ну вот, хоть будет повод уйти.

— Она в баре сидит, с камерой возится. — Он встал и подошел ко мне. Я была такая крохотная рядом с ним — его плечи заслонили весь мир. — Ей сейчас не до тебя, Клер. Она уронила камеру в бассейн, теперь вот пытается что-то с ней сделать.

— В бассейн… какой ужас…

Джулиус осторожно взял меня за руку. Его ладонь была теплая и приятная. Сильная. Я почувствовала как по спине моей побежали приятные мурашки. Ну вот, приехали… Ложись на спинку, подружка.

— Ты такая маленькая, Клер. — Прошептал он, почти касаясь губами моего уха. — Как пушинка. Побудь со мной немного, не уходи.

— Хорошо, — хрипло выдавила я, — только… Дион не любит когда ко мне кто-нибудь прикасается.

Господи, что я несу! Совсем разучилась разговаривать с мужчинами! Впрочем, ТАКИХ у меня не было…

Джулиус хохотнул и мягко положил руку мне на талию.

— Я его хозяин, Клер. Он не тронет меня.

— Разве? — Удивилась я. — Я думала, что он Поля…

— Не-ет, — проворковал Джул, — он мой. Клер, пошли погуляем, черт с ним, с Дионом.

Я радостно закивала головой. Почему-то мне показалось, что он меня прямо здесь разложит.

Он осторожно, будто и впрямь боясь раздавить, потянул меня за руку и мы пошли по тропинке.

— Тебе не скучно здесь? — Спросил он. — Рене совсем еще ребенок, наверное тебя здорово достает что она постоянно крутится возле тебя.

— Вовсе нет. Она очень интересный человек, — отозвалась я, — мне кажется в ней есть загадка, и я постоянно пытаюсь ее разгадать. Так что скучать не приходится.

— Ха! Ты попалась на примитивный женский крючок. — Хохотнул Джул.

— Почему?

— Женщины строят из себя загадочных и именно это в них привлекает мужчин. До поры до времени.

— Я тоже кажусь такой псевдозагадочной? — Кокетливо поинтересовалась я. Когда Джулиус не смотрел на меня своим искушенным взглядом, смущение мое как рукой снимало.

— Несомненно. — Ответил Джул.

Мы вышли на полянку недалеко от Большого Дома. Сквозь окружающие поляну кусты ежевики можно было даже разглядеть бассейн и пустынную в этот час террасу, что огибала здание. Я думала, что мы пойдем к дому, но Джулиус потащил меня к беседке, приткнувшейся к огромному одинокому дубу посреди поляны. Я послушно топала следом. Когда сказочно красивый самец держит тебя за руку, сопротивляться невозможно.

— Прекрасный интерьер для какого-нибудь порнофильма. — Невольно вырвалось у меня когда мы вошли в беседку. Джулиус что-то промычал в ответ, усаживаясь на широкую скамейку, и не успела я глазом моргнуть как оказалась у него на коленях. Весьма в недвусмысленной позе наездницы. О нет, моя скромность конечно же взбунтовалась, и я обязательно спрыгнула бы с него, но… его губы уже набросились на мою обнаженную грудь и в этих порывистых ласках было что-то такое сладкое, что я просто с дурацким вздохом закинула голову и посильнее вжалась в его тело… Во мне наступило раздвоение. И та моя низменная часть, что наслаждалась забыв обо всем на свете, в эти секунды оказалась сильнее. Все что сдерживало меня; то, что я считала всегда своим настоящим Я — обиженно забилось поглубже и закрыло глаза, чтобы не видеть творящегося безобразия. Ну что ж, это меня вполне устраивало. Наконец-то я могла стать на время животным. И это было прекрасно! Меня не беспокоило больше ничего на свете. Подчиняться грубым мужским рукам, давать им безнаказанно шарить по моему телу, забираясь в самые укромные места, позволить себе быть слабой, податливой, униженной… не возлюбленной, нет — просто самкой. Разрешить ПОЛЬЗОВАТЬСЯ собой безо всяких духовных копаний… Это был секс в чистом виде, наслаждение, свободное от всех этих нагромождений, что мешают сосредоточиться на своей похоти, все время заставляют смотреть на себя со стороны, думать о партнере и том, что ощущает он. Это было удовольствие, которое большинство людей могут испытать лишь наедине с собой, когда не перед кем притворяться и играть в киношную страсть или любовь. Секс без любви или хотя бы ее видимости считается чем-то безнравственным и грязным даже в наше якобы свободное от предрассудков время, но сколько бед из-за этого! Любовь приносит лишь духовное очищение, ведь мы никогда не станем выбрасывать накопившийся в нас темный животный негатив на того, кого любим. Романтичный карамельный секс не дает выплеснуться стихии, тому животному началу, что прижимает нас к земле. И иногда, чтобы вновь обрести крылья, нужно вываляться в грязи, позволить вырваться наружу тем темным бесам, которых мы с рождения учимся прятать глубоко внутри себя. От их нужно избавляться иногда, иначе в один прекрасный момент эти бесы сожрут нас. Конечно нет, конечно эти истины не открылись мне в тот самый момент когда самая желанная часть плоти Джула оказалась наконец во мне. Тогда мне было не до этого. Я не думала ни о чем, совершенно ни о чем, только подчинялась самому чудесному ритму на свете и ловила электрические заряды, сновавшие по моему позвоночнику. Я старалась как можно сильнее прижаться к Длжулу, ловить малейшее движение его тела, вдыхать его запах — это было что-то инстинктивное — познать друг друга до конца в те минуты когда мы вместе, чтобы потом между нами не осталось ничего… Я нашла губами мочку его уха, он вдруг порывисто выдохнул и дернулся, оставив у меня во рту металлический привкус крови. Я даже не заметила когда укусила его, так же как и не заметила, что все это время глаза мои были закрыты. Вряд ли моему партнеру было очень больно, но меня это немного отрезвило. Продолжая двигаться в такт ему, я открыла глаза и едва не задохнулась от неожиданности. В нескольких шагах от нас на траве сидела Рене и не моргая смотрела прямо на меня. На колене у нее лежала маленькая цифровая камера. Заметив, что я открыла глаза, Рене медленно подмигнула мне и подняла камеру, спрятав глаза за монитором видоискателя.

Она все видела. С самого начала она была здесь — иначе и быть не могло. Скорее всего они заранее договорились с Джулиусом.

Я была в секунде от гнева и обиды но вдруг какое-то странное ощущение пробежалось по моему телу и снова откинуло меня в прежнее состояние. Я буквально ОСЯЗАЛА ее глаза. И это было еще приятнее чем чувствовать руки Джула. Мне ХОТЕЛОСЬ, чтобы Рене смотрела на меня. Теперь я отдавалась этим глазам, и это тягучее наслаждение было во сто крат сильнее чем ласки моего партнера. Джул был лишь инструментом. А Рене… нас разделяла физиологическая пропасть принадлежности к одному полу, но я хотела, чтобы вместо Джула со мной была она. ОНА! И в то же время я понимала, что это невозможно. Откуда же во мне было это противоестественное желание?! Я бы никогда не призналась себе в том, что испытываю физическое влечение к девочке, к этой маленькой дерзкой негоднице — это было уму не постижимо! И все же я продолжала смотреть на нее, пожирать глазами камеру, зная, что где-то там прячется ее насмешливый смелый взгляд, продолжала смотреть до тех пор, пока сразу несколько горячих волн не прокатилось по моему телу. Сквозь туман я услышала собственный судорожный вздох и тут же как удар кувалды обрушилась на меня реальность. Вместо приятной неги я почувствовала опустошенность и стыд. С ужасом уставилась на постанывающего Джулиуса, продолжавшего попытки двигать мое внезапно окаменевшее тело, скинула с себя его руки и, не своим голосом рявкнула: «Ну все, хватит!» Джул недоуменно захлопал ресницами, но я уже брезгливо слезла с него и отодвинулась на дальний край скамейки, тут же скрестив ноги.

— Это не честно, — растерянно пробормотал он, — что за дурь на тебя нашла, мы же еще не закончили.

Я исподлобья сверлила его взглядом.

— Не честно было звать Рене.

Джул медленно повернулся и, заметив девочку, с интересом наблюдающую за нами, вяло помахал ей рукой.

— Я не договаривался с ней. — Снова посмотрел на меня. — Но она часто снимает вот так. И в этом ничего такого нет. В конце концов ты знала что это за место, Клер, и знала для чего мы все здесь находимся. Если тебя что-то не устраивает, отправляйся в детский сад. — Резко закончил он, поднялся, натягивая на ходу свои странные цыганские штаны и решительно зашагал в сторону Большого Дома.

Рене засмеялась, откинувшись на траву.

Я хотела сказать что-нибудь грубое, но с удивлением поняла, что совершенно не злюсь на нее. Мне было обидно и стыдно за мое животное поведение, но негодовала я на саму себя.

— Это гадко. — Сквозь зубы процедила я. — Лучше бы я умерла!

— Ты обидела Джула, глупая Клер, — сквозь смех пробормотала Рене и, посмотрев на меня из-за камеры, пропела противным голоском: — Эгоистичная-глупая-злая Кле-ер!

— Хватит!

Но Рене разошлась не на шутку. Ловко перепрыгнув через ограду беседки, она уселась верхом на скамейку и принялась изучать меня возбужденным взглядом энтомолога, поймавшего редкую муху. Я сидела по-прежнему со скрещенными ногами как раз напротив нее и готова была сквозь землю провалиться от смущения — ведь стоило ей немного опустить глаза и она смогла бы преспокойно лицезреть все, что пока еще оставалось недоступно ее взгляду. Но целомудренно сдвинуть ножки и поменять позу означало сейчас нарваться на очередную порцию насмешек — нет, только не это. Лучше уж краснеть. Я подумала, что после того что довелось увидеть Рени несколько минут назад, такие незначительные детали как части моего тела уже вряд ли ее сильно заинтересуют. К тому же… в данный момент ее больше захватывало то, что происходило на моем лице. Если бы существовал скальпель для того чтобы препарировать глаза и добраться до души, профессор Рене несомненно сейчас им воспользовалась бы.

— Ну что тебе надо? — угрюмо выдавила я, не в силах больше выносить этот прессинг.

— А что?

— Хватит на меня так пялиться.

— Слушай, вот странно…

— Что еще странно?

— Ну твоя реакция на оргазм. Какая-то мужская.

— Чего? — Я недовольно скривилась. Противненький разговорчик.

— Обычно после оргазма резкий спад бывает у мужчин, — принялась увлеченно вещать Рене, — поэтому они сразу теряют интерес к сексу и хотят побыстрее уснуть. А женщины наоборот — еще долго находятся в приподнятом состоянии после того как кончат и вполне нормально могут продолжать половой акт пока мужчина не созреет. А ты…

— Фу, Рене, ну хватит! Тебе что, нравится издеваться надо мной? — Не выдержала я и попыталась встать. Щеки у меня просто пылали.

— Господи, ну что с тобой, Клер! — В сердцах крикнула Рене и за руку дернула меня на прежнее место. — Что такого произошло…

— Ты что, не понимаешь?!

Она повела плечами.

— Рене, я понимаю, что виновата сама, что никто не заставлял меня, но сейчас я чувствую себя так, будто… ну не знаю, в общем отвратительно. Как будто я какая-то грязная вся и… для тебя это забавно может быть, но то, что ты меня увидела в такой ситуации — я… даже не могу с тобой после этого разговаривать. Так гадко себя чувствую — ты не представляешь! А тут ты еще со своими разговорами как будто диссертацию про шлюх пишешь… Меня тошнит от всего этого!

Рене устало возвела глаза.

— Я не шучу. — Пробормотала я, не решаясь посмотреть на нее.

— Но тебе же это нравилось, я видела, Клер. — Спокойно отозвалась она.

— Лучше бы ты ничего не видела.

— Здесь, на записи, есть этот твой взгляд. Ты смотрела на меня, Клер. И тебе это нравилось. Нравилось, что я вижу тебя.

— Это гадко! Я себя не контролировала!

— Но разве может быть что-то лучше чем быть естественной?! Разве может быть что-то… более яркое? Тебе же понравилось!

— Мне противно!!!

— Черт, Клер, ты так нелогична. — Обессилено пробормотала Рене и стала нервными движениями вертеть камеру.

— Здесь все нелогично, — так же устало отозвалась я, — и ты сама тоже нелогична, и вообще мне здесь не место. Давно надо было уехать.

Рене промолчала, будто забыла про меня. Просто сидела и возилась со своей идиотской камерой. Мне наверное самое время было уйти, но почему-то я продолжала сидеть, уставившись в деревянный пол беседки.

— Все, я стерла запись. — наконец ожила Рене. — Ничего не осталось, можешь посмотреть. — Она протянула мне камеру. Я отмахнулась.

— Если бы ты еще из головы своей могла все стереть…

— Считай что это так. — Заверила меня она. — Пойми, я просто не знала что у тебя будет такая дурацкая реакция. Если бы я знала — я бы не стала снимать вас. Наверное тебе было бы легче, если бы ты считала, что никто кроме вас двоих не знает про это. Я как-то не учла что ты совсем не из нашего мира.

— Я из обычного мира. — Вздохнула я. Эти извиняющиеся интонации Рене совсем сбили меня с толку. Как-то не похоже было на нее..

Мы помолчали некоторое время. Этого мне хватило чтобы немного прийти в себя. Наверное я совсем расслабилась, потому что в голове у меня вдруг всплыла недавняя картинка — Рене держит в объятиях прекрасную Барби. И я вспомнила почему-то те странные чувства, которые испытала тогда. Вопрос вырвался у меня неожиданно, как будто сам собой. И когда он прозвучал, я внутренне врезала себе оплеуху, хотя было уже поздно.

— Ты не ревновала меня, Рене?

В панике от того что услышала сама от себя, я тем не менее взяла где-то силы поднять на нее взгляд. О боже! Что я несу! Но глаза наши уже были на одной прямой. Мы замерли, полностью утратив ощущение времени. Сейчас мы обе знали о чем я спросила, и обе знали, что смотрим друг другу в самое сердце, где спряталось все то, о чем никогда не решимся заговорить вслух. С ужасом я осознала, как много может узнать сейчас обо мне Рене, но было уже поздно. Я впустила ее сама… И она наверняка прочитала то, о чем мне самой предстояло еще только узнать. Губы Рене слегка дрогнули в улыбке, но она их сдержала.

— А с чего это я должна тебя ревновать? — Настырно вопросила она, спасая нас обеих этим непонимающе-пустым тоном. И тут же засуетилась: — Ладно, Клер, мне надо исчезнуть ненадолго, а то Поль задницу надерет. Потом поболтаем.

Она как-то слишком поспешно поднялась и, сделав мне ручкой, потопала к выходу.

Я, как каменное изваяние, продолжала пялиться на то место, где она сидела.

Уже спустившись со ступеньки беседки, Рене вдруг остановилась, будто увидела что-то интересное у себя под ногами и пробормотала едва слышно:

— Я никогда не ревную к сексу, это глупо.

Потом посмотрела на меня из-за плеча, озарив на секунду ясным солнечным светом и добавила:

— К тому же ты была со мной. Ты что, так и не поняла?