Изумруд (СИ)

7

Я окопалась основательно. Отключила мобильный, купила продуктов на неделю и засела в квартире Леонида как партизан в засаде. Все что мне нужно было это одиночество, никаких контактов извне, никакого лишнего мусора в голове. Там его и так было предостаточно. Необходимо было хоть как-то справиться со всем этим.

Я не могу сказать точно, что меня мучило больше всего. Слишком много было того, что меня мучило. Мать. Мой ребенок. Максим. И так все больно, бесконечно больно! Моя мать… то что рассказал о ней Максим никак не хотело меня отпускать. Где-то в глубине души я всегда чуточку обожествляла свою незнакомку-мать. Я находила множество оправданий тому, что она исчезла из моей жизни. В детстве мне было без нее тяжело, когда выросла — вроде меня это перестало особо беспокоить. На самом деле здесь, конечно, рана, которая никогда не заживает. Мать, которой ты не нужна, которая с такой легкостью отказалась от тебя — это, как сказал мой брат — комплекс. Сильный комплекс. Подсознательно ты всегда знаешь, что с тобой что-то НЕ ТАК. Иначе разве она смогла бы уйти от тебя?.. Чушь, я понимаю, что это полная чушь, но никуда от этого комплекса не деться, слишком он глубоко. И все-таки я как-то жила с этим всю жизнь, сживалась, можно сказать. Пока Максим не рассказал мне свою жуткую историю. Да, наверное она сошла с ума, это не удивительно, если вспомнить дьявольскую энергетику Поля, но только ли этим объясняется то, что она сделала со своим сыном… Ведь еще до Поля она бросила нас с Лолкой, совсем еще маленьких. И не появилась больше ни разу. Оставила на беспутного своего мужа, зная что у нас не будет нормального детства. Она была чудовищем, эгоистичным жестоким монстром. И это НУЖНО было уяснить, чтобы избавиться раз и навсегда от чертова комплекса неполноценности, который внушила она мне. И Лолке тоже наверное, ведь не зря сестра моя так отчаянно зациклена на том, чтобы доказать всем, какая она красивая и замечательная. Обычно красивые девушки относятся к своей красоте как к чему-то должному, привычному, но не она… Да, надо было признаться себе, что моя мать не стоила больше даже моих мыслей. Тем более она не стоила той боли, которую я испытывала сейчас из-за нее. Но это было так трудно…

Мой ребенок… Теперь, узнав о матери, я стала относиться к нему по-особенному. Я знала, что не хочу быть как моя мать, поэтому мне следовало начать заботиться о нем уже сейчас. И я шла на кухню, ела ненавистный творог и пила безвкусный зеленый чай. Ради него мне следовало хоть на время придавливать свой стресс, он не должен был голодать из-за меня. Я любила его, мне так казалось, что я уже любила его. Иногда разговаривала с ним, не помню уже даже о чем. Я гнала от себя мысли о Максиме, которые почему-то особенно сильно мучили меня в эти моменты. Часть него жила, росла внутри меня и в этом было что-то особенно сладостное. Мне нельзя было думать об этом, переступать эту грань…

Впрочем, о Максиме я думала всегда. Даже когда в голове было пусто. Он незримо присутствовал рядом со мной каждую секунду. Может из-за ребенка, может просто… Я старалась не облекать ничего что касалось него в определенную мыслеформу, этого нельзя было делать, слишком далеко могла я зайти с этими мыслями… Единственное что мне следовало принять это то, что я никогда больше не увижу его. Что-то во мне истошно сопротивлялось этому, мой разум вопрошал голосом Максима — ПОЧЕМУ?! Зачем ты так мучаешь себя?! И ответ мой был простой — потому что он мой брат. Брат, к которому я никогда не буду испытывать сестринскую любовь. Пучина, в которую толкал меня Максим казалась мне каким-то адским водоворотом — окунись я туда хоть раз и навсегда растворюсь. Ничего от меня как личности не останется вообще. Потому что это противоречит всем законам природы и человека, так не должно быть! Как бы сильно меня это ни влекло.

Три дня я жила в таком сумбуре. В основном спала — реальность была так нелицеприятна, что я постоянно пряталась в сонном забытье. Когда не спала — бродила по квартире, болтая с ребенком или лежала в ванне. На четвертый день что-то заставило меня включить телефон. Сбросила пару раз звонки — это были Лолка или Отец. Когда ближе к обеду телефон затренькал в очередной раз, я увидела незнакомый номер. Это не был номер родственников или Рене. И я взяла трубку, сама не знаю почему.

— Клер?!

— Чак?! — Я сразу узнала его голос.

— Я хочу приехать к тебе, нам нужно срочно поговорить! Я вчера пытался весь день до тебя дозвониться, у тебя выключено…

— Нет, я не хочу ни с кем говорить.

— Случилось несчастье, Клер. Прошу тебя, назови адрес.

Что-то в его тоне было такое, что я поверила. Быстро продиктовала адрес квартиры и села ждать. Мое сонное состояние как ветром сдуло. Не скажу что я сильно разволновалась, я почти уверена была, что это уловка Максима, хотя и странно было бы что он вступил в сговор с Чаком… Или не странно?.. Ведь тогда, в последний день в Изумруде, он оставил именно Чаку номер своего телефона когда уезжал! Ну что ж, замечательно. Если мой брат начнет преследовать меня, это заставит меня его возненавидеть, так будет даже лучше. Легче для меня во всяком случае.

Чак приехал очень быстро, я не успела даже кофе выпить. Выглядел он уже почему-то старше, на свои двадцать пять, даже не представляю как ему удавалось так удачно косить под мальчишку. Я провела его на кухню и налила кофе.

— Только ты не волнуйся, Клер. — Это было первое что он сказал. Почему-то мы не произнесли ни слова пока не сели за стол рядом с дымящимися чашками. Даже не бросили друг другу банальный «привет».

— Говори. — Коротко бросила я.

— Ты должна воспринять это адекватно, ты должна понять, что тебя не оставят, есть люди, которые о тебе позаботятся…

— Это Макс послал тебя? Что он хочет? Говори и уходи.

Чак медленно покачал головой и с видом грустной собаки уставился в чашку.

— Максим больше ничего от тебя не хочет.

— Это радует.

— Он умер, Клер.

Я несколько секунд непонимающе смотрела на него, а потом засмеялась. Через силу, мне было не весело на самом деле, но все равно засмеялась.

— Я все поняла! Оказывается он считает меня полной дурой!

— Клер, ты что…

— Я поняла, он хочет таким образом заставить меня испытать ту самую боль, о которой говорил, — я спокойно глотнула кофе, — можешь не утруждать себя маскарадом, эти штучки больше со мной не пройдут.

Чак продолжал смотреть на меня скорбно и печально.

— Похороны послезавтра. Прости, но это не маскарад. Мальчик покончил с собой.

Я замерла, посмотрела на него внимательнее, но все равно отрицательно покачала головой:

— Я не верю. Он что-то задумал.

— Не знаю как переубедить тебя, Клер.

— Он лжец. Он что-то придумал, я уверена. И ты с ним заодно.

— Послушай, все не так. Я никогда не играл в его игры. Я хотел увезти его во Францию, к его родным. Несколько дней назад он мне открылся… понимаешь, я думал, что он девушка, а вот на днях он открылся мне и сказал, что готов уехать, но вместе с тобой. И так, чтобы его родственники не знали, что ты его сестра. Я согласился конечно же. Но два дня назад он сказал, что ты не едешь. Он вбил себе в голову, что ему непременно надо сделать все, чтобы ты здесь не осталась. Сказал, что у тебя будет ребенок от него и он хочет, чтобы этот ребенок родился не здесь. Ему казалось, что оставшись здесь ты пропадешь, я не знаю почему он так решил. Увезти тебя отсюда — это была просто идея фикс для него. Я так понял, ты его окончательно отвергла. Это был удар для него, к сожалению, я не понял вовремя, насколько сильный удар. К тому же, поскольку он открылся мне, ему непременно нужно было уезжать во Францию, теперь уже выходило что без тебя. Он знал, что я с него не слезу, тем более теперь, зная все штучки Поля, вплоть до торговли людьми… у меня были все козыри, мальчик был вынужден согласиться уехать. Теперь я виню себя в этом, но тогда маленький шантаж казался мне вполне нормальным решением проблемы. Мне важно было доставить мальчика родне, я должен был отработать деньги. Получалось, что он теряет и тебя и Поля… Боже мой, каким же я был глупцом! Ведь меня предупреждали, что он странный мальчик, с неустойчивой психикой… если бы я так не давил на него…

— Я не верю тебе. — Твердо сказала я. Теперь я уже не смеялась. Но не верила, все равно не верила. Какая, к черту, неустойчивая психика! — Рене была… был более чем уравновешенным. И невероятно хитрым!

— Клер, все так как я говорю. Послезавтра мы с тобой, если ты в состоянии, простимся с ним. А потом я увезу тебя во Францию.

— Что?! Какая Франция! Пошли вы все к черту с вашим спектаклем!

— Ты увидишь все сама послезавтра. Поймешь, что я сказал правду. Очень жаль парнишку, но… я не знаю почему ты отказала ему, может быть это к лучшему, что ты не сильно сейчас переживаешь. Но как бы ты к нему ни относилась, я думаю, для тебя лучшим будет уехать со мной, подумай хорошенько. Ты начнешь новую жизнь, твои родственники очень состоятельные люди, они с радостью примут тебя и ребенка. А что тебя ждет здесь, подумай!

— Все, хватит, я устала от всего этого! Можешь вернуться к своему мальчику и сказать, что его шутка не удалась, я уже не та дура, которую он помнит!

— Нет, я не могу оставить тебя! По крайней мере до похорон, Клер! Вдруг и ты тоже сделаешь какую-нибудь глупость… Послушай, потерпи меня один день, послезавтра ты во всем убедишься сама и мы решим что делать. Может тогда ты согласишься, что лучше будет принять мое предложение.

— Ты останешься здесь, со мной?!

— Я просто присмотрю за тобой.

— Этого еще не хватало!

— Клер, не кипятись. У меня есть кое-что для тебя. Я нашел это у себя в вещах, в тот день, когда мальчик застрелился.

— Застрелился?..

— У Поля был пистолет. Он нашел его и… там, в саду у ручья, он… вряд ли тебе следует знать подробности.

Я устало прикрыла лицо рукой.

— Ну хватит уже, это жестоко. Я не поверю в это все, но продолжать спектакль этот — жестоко. Мой брат в своем репертуаре.

Чак достал из своего спортивного рюкзака конверт и протянул мне. На конверте было написано «Для Клер». Я не знала почерк Максима, но может это был и его почерк. Очень похожий на мой собственный. Конверт был не заклеен. Я достала оттуда лист бумаги с короткой запиской. Пока я проделывала эти нехитрые манипуляции Чак успел уйти в ванную.

«Милая Клер. У меня не был другого выхода, я загнал себя в ловушку. И все потеряло смысл. К тому же я понял, что единственный способ заставить тебя уехать — это избавить тебя от моего общества. Теперь, зная что меня нет, ты же не сможешь отказать мне и не уехать, верно? Мертвым не отказывают. Прости, я не знаю что писать. Так глупо и пошло все получается, это совсем не в моем стиле, ты же знаешь. Прости за боль, которую испытаешь (я знаю, что не поверишь сразу, решишь, что это очередной мой розыгрыш). У меня не было другого выхода, не было. Ты поймешь со временем. Я люблю тебя и ребенка, будь хорошей мамой ему, я тебя умоляю. И уезжай отсюда скорее. Милая, прощай».

Я быстро пробежалась глазами записку и отбросила ее от себя. Как трогательно, кажется он переиграл даже. Впрочем, чувство меры у мальчишки всегда отсутствовало. Нет, чушь. Чушь!!! Он не мог. Я не поверила, ни на секунду. Интересно, что он придумает с похоронами? Ляжет в гроб чтобы убедить меня? И что дальше? Я все равно раскрою весь их спектакль, даже если он обмажет себя гримом с ног до головы и нарисует страшную рану на дурной своей лживой башке. Я все равно все пойму! И что дальше? Какой в этом смысл?!

Чака я так и не смогла выгнать. Весь день он таскался за мной следом по квартире, ходил в магазин за едой, готовил всякие вкусности, от которых меня воротило и капал в мой чай вонючее лекарство (Клер, тебе нельзя волноваться, ты не должна потерять ребенка, я хочу привезти тебя к твоим старикам здоровой. Эти капельки помогут тебе успокоиться). Я покорно пила отравленный чай, хотя и не волновалась вовсе. Не знаю, может его капли действовали, может то, что хоть какая-то живая душа рядом появилась, но настроение мое перестало быть таким депрессивно-подавленным, как в предыдущие дни. Ну и еще конечно же грела мысль о предстоящем разоблачении моего братца. Мне страшно хотелось показать ему, не так-то просто провести меня. Короче, время благодаря Чаку пролетело незаметно. Через день утром он разбудил меня пораньше и приказал собираться потихоньку. Типа, на похороны пора. «Потихоньку» мое заняло полдня, почему-то с утра меня мучил сильнейший токсикоз, и я побоялась отходить далеко от туалета. Когда все-таки вышли, время перевалила уже за полдень. Чак куда-то позвонил из дома, потом вызвал такси и сказал, что в церковь мы уже не успели благодаря мне, придется ехать сразу на кладбище. Сели в машину и поехали. Я не волновалась совершенно. Даже умудрилась задремать в такси. Чак разбудил меня когда мы уже приехали. Помог мне выйти из машины и попросил таксиста подождать. Я стояла, прикрывая зевки рукой. Кладбище мне было знакомо, здесь бабушку хоронили. Иногда мы с отцом и сестрой приезжали сюда. Кладбище было еще новое, за низеньким заборчиком, вдоль которого росли высокие кусты, начиналась большая-большая поляна, кое-где, рядом с могилами, росли молодые деревца. Чак взял меня за руку и повел. Мы прошли через калитку и остановились. В пятидесяти метрах от нас единственная группа людей… Я увидела… Одного взгляда мне хватило, чтобы выхватить из толпы Джула, Лаки, Глену, кажется это она так громко плакала… Людей было немного, человек двадцать, наверное я многих узнала бы там, но взгляд мой зацепился за край страшного черного гроба, видневшегося в просвет между людьми…

— Поспешим, Клер, его сейчас уже будут закрывать, ты не успеешь проститься, — Чак попытался потащить меня за собой, но я замерла как вкопанная, заворожено глядя на гроб. Я чувствовала себя так, будто на меня опустили тяжелый-тяжелый камень…

— Это правда… — выдохнула я. В глазах у меня забегали мухи, вдруг стал темно и я начала падать-падать-падать в пропасть без дна.

Ниточка боли вытянула меня из темноты. Я резко открыла глаза и оттолкнула от себя Чака.

— Сейчас все будет хорошо. — Сказал он, убирая шприц.

— Что это за хрень? Наркотики? — Пробормотала я.

— Ну что ты! Просто чтобы ты не волновалась сильно.

— Доктор-смерть, блин, идиот, разве можно человеку без сознания колоть успокаивающее, — простонала я, — ты хочешь чтобы я вообще коньки отбросила?!

— Это не совсем успокаивающее, не волнуйся. Это просто поможет тебе продержаться, совершенно никакого вреда кроме пользы. Не беспокойся, Клер, я закончил медицинский, на меня можно положиться в этом плане.

Я посмотрела в окно — мы уже ехали по городу — и тут же бессильно откинулась на сиденье, не в силах сдержать мучительный стон. Я вспомнила ОТКУДА мы ехали. Внутри у меня сразу образовалась пустота. Полнейшая апатия. Я прикрыла глаза, по старой привычке попытавшись уснуть. В мире реальности мне больше нечего было делать.

Ну что ж, подумала я, мальчика больше нет. И на самом деле это к лучшему. Как бы я себя ни убеждала в обратном, мне бы все равно не удалось избавиться от этой моей любви к нему. Рано или поздно я бы вернулась к нему, тем более если он сам этого хотел. И что бы было тогда… страшно подумать! Страшно подумать… такие обнадеживающие мысли не спасали меня сейчас. Пустота, чудовищная ненасытная пустота втягивала меня по капельке, не оставляя сил даже на то, чтобы продолжать успокаивать себя мыслями о том, что «все к лучшему». Благо, мой мозг предусмотрительно не пытался пока поковыряться в теме «я виновата в его смерти». Сработал какой-то защитный механизм. В противном случае… я не знаю что было бы в противном случае.

— Не надо винить себя, — будто прочитав мои мысли, сказал Чак и приобнял меня, — мальчик был немного не в себе, это еще там, во Франции заметили. Рано или поздно он бы сделал что-то подобное, такие люди долго не задерживаются на этом свете.

— Мне так хочется, чтобы ты исчез, — с усилием сказала я, — тебе нужны только деньги, которые обещали за него. Теперь ты хочешь продать меня. Я все это понимаю, пусть будет так. Только молчи, прошу тебя, пусть мне кажется, что тебя нет.

— Значит, ты согласна поехать? — Осторожно спросил он.

— Мне плевать. Я сделаю все что угодно, если ты исчезнешь, оставишь меня сейчас в покое. — Никогда в жизни мне не хотелось так сильно забиться куда-нибудь в нору и тихо там умереть. Наверное он понял. Только сконфуженно произнес:

— Я постараюсь не беспокоить тебя сильно, Клер. Через два дня я смогу уже подготовить все для выезда, если у тебя есть загранпаспорт, но если нет, это тоже решаемо. И мы уедем отсюда. Но эти два дня, прости, я все время буду рядом с тобой. Ты сама понимаешь, я не могу рисковать… все-таки вы — одна кровь, кто вас знает…

Остаток этого дня и следующий Чак держал меня в полусонном состоянии. Делал уколы и заставлял пить чай. Мне было все равно, я бы даже не стала сопротивляться, если бы он решил задушить меня. И дело, наверное, было не только в его лекарствах. Сквозь сон я слышала как он постоянно звонит куда-то договаривается о документах, билетах и тому подобном бреде. Кажется один раз я слышала голос Лолки, наверное она привезла мой загранпаспорт, но дальше порога он ее не пустил. Странно, разговаривал с ней резко, она так же отвечала, но все это длилось недолго и скоро опять наступила тишина. Под вечер сон начал меня отпускать, я встала с постели и уселась в кресло, тупо глядя перед собой. Чак принес какую-то еду, кажется молочную кашу и заставил меня съесть. Я машинально, почти не чувствуя вкуса, проглотила еду и выпила чай. Ему позвонили. Он взял трубу и ушел в кухню. Я не старалась прислушиваться к разговору, но все равно поняла, что его куда-то вызывают. Вернулся он раздраженный, сделал мне очередной свой укол и спросил не хочу ли я поспать немножко. Сказал, что завтра тяжелый день, мы завтра сможем уже выехать и мне надо набраться сил. Хорошо, отозвалась я и послушно легла в постель. Пару раз он подходил и прислушивался к моему дыханию, наверное проверял, сплю ли я. Потом тихонько собрался и вышел из квартиры. Я тут же встала. Зря Чак боялся, что я сделаю что-нибудь с собой. Я не собиралась. По крайней мере пока не рожу своего ребенка. Но одна навязчивая идея у меня все-таки была. Я быстро оделась, нашла в тумбочке в прихожей ключи от машины и выскочила на улицу.

Через двадцать минут я уже неслась по знакомой загородной дороге. Уже темнело когда я подъехала к повороту на Изумруд. Машину оставила тут же, а оставшиеся сто метров прошла пешком. Я долго стояла перед воротами, не зная что делать дальше. Мне нельзя было входить туда, я понимала, что Поль скорее всего просто убьет меня, как он убил мою мать. Ведь мне удалось то, чего не смогла она — я лишила его от Максима. И все равно, я вошла бы в ворота. Если бы только не мой ребенок… Поэтому я только стояла и смотрела. Долго-долго. Потом перед глазами моими возникла картина — солнечное утро, я в открытом платье… девочка красит забор. Моя Рене…

Мои ноги подкосились, я завыла, как раненая волчица и на коленях поползла туда, где я впервые увидела ее… его… Меня будто прорвало. Прижавшись мокрой щекой к недокрашенному забору, я рыдала и повторяла одно и то же — «Мальчик мой, прости меня…» Я повторяла это бесконечно, будто забыв все остальные слова на свете, будто важнее этих слов и не было ничего больше. Не знаю сколько длилась моя истерика, наверное долго. Я прощалась с ним, я прощалась с ним навсегда, прощалась с этой землей, по которой когда-то он ходил. Я прощалась со своей родиной, которая вдруг стала так дорога мне, потому что она была и его родиной. Я жадно вдыхала влажный запах земли, зная, что где-то близко он лежит под такой же землей, один навеки — и навеки не мой. «Пусть время вернется, пусть у меня будет еще один шанс и тогда я все сделаю правильно, я клянусь!» — прошептала я земле. Я была так открыла сейчас из-за своего горя, что готова была поверить в любые чудеса! Мне казалось, сама природа плачет со мной, и если я очень постараюсь, то лишь усилием воли смогу все изменить! Изменить неизменное… «Пусть я забуду все, пусть все всё забудут и вернется тот день когда я ушла от него! Я все изменю…» Но я понимала, что если забуду — то снова совершу ту же ошибку, я вновь оттолкну его, и он погибнет… Нет, не было шансов, никаких… И даже чудо не спасло бы его, потому что стена была во мне. Мне не хватал ЗНАНИЯ, чтобы сбросить с себя оковы предрассудков, но обрести это ЗНАНИЕ я смогла только лишь потеряв Максима… Это был замкнутый круг. Настолько замкнутый, что и бог не смог бы разорвать его. Мой мальчик, он знал это. Он должен был умереть, чтобы я получила это дьявольское ЗНАНИЕ! Такое простое знание… о том, что все цепи, сковывающие нас это лишь несуществующие призраки, иллюзии, исчезающие без следа при малейшем усилии души. При МАЛЕЙШЕМ усилии! Господи, как поздно я это поняла…

Стало темно, сквозь слезы я увидела вспыхнувшие на небе звезды. Кажется я выпала на какой-то миг из реальности. Как сквозь вату услышала голос Чака, потом он меня поднял и понес. У меня совсем не осталось сил, как тряпичная кукла я висела на руках у Чака пока он нес меня до машины, потом безжизненно лежала на заднем сиденье. Я и ощущала себя куклой. Сломанной и равнодушной ко всему на свете. Мне хотелось провалиться в пустоту, нырнуть туда навсегда и забыть об этом мире, так мне все опостылело, но сознание не собиралось меня покидать. Настырно мучило меня и конца этому не было, не было…

Дома Чак раздел меня и положил в горячую ванну. Заставил выпить несколько таблеток и травяной чай. Я делала все как механическая. Пока я пила, лежа в ванне и тупо глядя перед собой, Чак зачем-то копался в моих волосах и бормотал: — «Боже мой, Клер, боже мой… как же так могло случиться… прости, я недосмотрел. Ну ничего, завтра мы уже уедем отсюда, все закончится, Клер, ты все забудешь и все будет хорошо. Хотя вряд ли все будет хорошо теперь уже. Как же так… это так плохо для тебя оказалось, мог ли я знать…». Наверное он был чем-то расстроен. Наверное он увидел два моих седых волоса, сама-то я их много позже нашла…

Дальше все было, что называется, как в тумане. Скомканный конец истории получается, я знаю, но устала я уже описывать свои беды и волнения. Лучше к главному сразу, очень уж хочется поскорее подобраться к тому моменту, когда я встретила человека, изменившего мою жизнь, должно же быть хоть что-то хорошее в этой книжке, верно?

Чак отвез меня в аэропорт, Чак посадил меня в самолет (ну и сам сел, видно за гонораром ехал, заодно и за мной присмотреть). Полет я почти не помню. У меня жизнь закончилась, я как растение в кадке ехала. Смотрела перед собой и ничего не видела. Чак рассказывал про моих бабку с дедом, какие они замечательные и как ждут меня, говорил, что сообщил обо мне позавчера, рассказал все, теперь там все готово к моему приезду. Ждет меня, короче, богатая райская жизнь и любящие родственники. Я слушала и молчала. Мне было все равно. Со вчерашнего дня я стала лишь инкубатором для своего ребенка, единственного существа, которое держало меня еще в этом мире и перед которым у меня были определенные обязательства.

Мы летели и летели. Долго наверное. Я до сих пор не знаю сколько нужно лететь оттуда сюда, не летала больше ни разу. А в тот единственный раз время для меня ничего не значило, я перестала его ощущать.

Потом у меня заболели уши и Чак сказал, что мы приземляемся. Через некоторое время все засуетились, стали отстегиваться и тянуться к выходу. Я сидела и ждала команды Чака. Когда почти все вышли, он взял меня за руку и мы двинулись на выход. Сильный ветер оглушил меня в первую минуту. Воздух, чужой и новый, пах здесь иначе, не так как дома… Это была другая страна.

— Смотри под ноги, — все время повторял Чак пока я спускалась по трапу, — все время смотри вниз!

Я исправно смотрела вниз. Я не собиралась падать, хотя хотелось раскинуть руки и полететь навстречу чужому ветру. Когда последняя ступенька осталась позади, мне не надо было больше смотреть под ноги, и я подняла глаза. Это было слишком. Я тут же провалилась в спасительную пустоту.

Вы уже все поняли, да? Все было ясно с самого начала, хотя я вроде пыталась вас ввести в заблуждение…

Мои глаза были еще закрыты, но я уже пришла в себя. Просто не хотела их открывать. Лежала и думала — как же легко проходит вся эта боль и страдания — секунда и ты уже счастлива. Будто и не было этой мучительной ломоты в сердце… Упала стена — и тебе уже хорошо. Никакого отчаяния — ни капельки!

И еще мне приятно было слушать его. Я знала, что едва открою глаза — он начнет меня целовать и не будет больше говорить…

— Прости-прости-прости! — Повторял он. — Я виноват, я переиграл, прости меня, родная, милая моя!!! Я не знал, что тебе будет так плохо, мне показалось тогда… что ты не любишь меня больше. Я совсем не разбираюсь в жизни, признаю, я так ошибся… Но мне показалось… ведь если бы ты меня не любила, тебя бы не очень сильно тронула моя смерть. Просто у тебя была бы открыта дорога, ничто не мешало бы тебе уехать оттуда… Или я опять ошибся?.. Я идиот, милая, я знаю теперь это и никогда об этом не забуду! Я никогда больше не буду таким самонадеянным, клянусь тебе! Только прости меня сейчас, в последний раз — прости!..

Я открыла глаза. Все белое вокруг, кажется я в больнице. Сияющие глаза Максима. Из-за слез. Совсем еще мальчишка, мальчик…

— Как ребенок? Это из-за него я здесь? — Спросила я тихо.

— Все хорошо. — Возбужденно затарахтел Максим, обрадованный моим пробуждением. — Просто Чак сказал, что надо тебя на всякий случай показать доктору… ты потеряла сознание, вроде у тебя давление упало или что-то типа того… скоро мы поедем домой. Если ты захочешь со мной ехать… Знаешь, Чак сказал, что я садист. Из-за того, что сделал с тобой. Он сказал, что вчера ты была у «Изумруда», он нашел тебя на земле и… Господи, ну прости меня, я не знаю что еще сказать, просто не знаю! Я чувствую себя таким придурком… Есть вещи, которыми нельзя играть, я теперь понимаю. Скажи, ты сможешь меня простить?..

Я улыбнулась и потрепала его по щеке. Совсем не девичьей щеке.

— Забавно, — пробормотала я, — это поэтому ты не давал к тебе прикасаться? Малыш, тебе уже пора было бриться, да? Я бы сразу тебя раскусила…

— Да не раскусила бы. — Он хитро подмигнул мне. — Я бы заморочил тебя как-нибудь.

— Да уж… я в тебе не сомневаюсь. Но скажи мне, кого же похоронили? И если бы я подошла к могиле…

— Не подошла бы! — Воодушевился мальчишка, еще минуту он был само раскаяние, а теперь ему не терпелось похвастаться как в очередной раз ему удалось провести меня. Боже, малыш, как же мы будем жить с тобой дальше…

— Ты бы ни за что не подошла, не смогла бы. — Продолжал Максим. — Я немного изучил тебя, поверь. Ну а на самом деле там хоронили дедушку Глены. Так все совпало удачно, что я не мог никак не воспользоваться… Единственное — ты бы могла обратить внимание, что нет Поля, нет нашего папаши с Лолитой. Ведь наверняка они должны были бы присутствовать… впрочем, Чак бы придумал как это объяснить, он молодчина, этот Чак, очень помог мне. Ты понимаешь, я с ним начал общаться очень после того как ты уехала из Изумруда. Я тогда уже понял, что устал от всего этого Полева хозяйства, что хочу быть с тобой. Но это возможно было только во Франции. Вообще-то я об этом только чуть-чуть подумывал пока ты не позвонила и не сказала, что беременна. Ну а после этого уже других вариантов просто не существовало. Дальше ты знаешь. Насчет того что ты беременна и тебе нельзя волноваться, а я тебе устроил… это да, виноват. Но Чак на самом деле медик, он сказал, что сделает так, чтобы ты легче перенесла стресс. Лекарства сказал есть безвредные, успокаивающие… это конечно не оправдание, но другого у меня просто нет… Кстати, когда я познакомился в тот раз с отцом и сестрой, я все понял о тебе и твоей жизни. Они гады редкостные, мне хватило часа общения с ними, чтобы их раскусить. Отвратительные, и как ты с ними жила! Мне так хочется показать тебе, что жизнь может быть другой… и я это сделаю, поверь. Ты станешь сама собой, станешь такой как я, ведь у нас одна кровь! Только скажи, что ты действительно простила меня и… мы будем вместе. Станем мужем и женой.

— Почему бы и нет, — я пожала плечами.

— Что? Неужели ты… все-таки согласна? — Не поверил он, явно приготовивший уже очередную порцию доводов для доказательства своей правоты. Мальчишка был готов к бою.

— Понимаешь, Максим, — ласково, будто ребенку, принялась объяснять я, — я думаю, что вчера был непростой день. Я думаю, что на самом деле ты умер, как и говорил Чак, но вчера я так отчаянно просила дать мне второй шанс, что получила его. Не такая дура я, чтобы упустить его. Ты мне веришь?

Он долго смотрел на меня своим взрослым взглядом, а потом медленно кивнул.

— Верю. Значит сработало. Все это было не зря.

— Наверное. Наверное иначе и нельзя было. Меня нужно было хорошенько встряхнуть. Кажется я делала страшную глупость отталкивая тебя…

— Ты не представляешь какую страшную глупость, Клер! И никак тебя не остановить иначе было. Но это был последний спектакль в нашей с тобой жизни, поверь. Я тебе клянусь, последний.

Вот такая наша история любви. Максим не обманул, спектаклей больше не было. По крайней мере для меня. Он стал хорошим мужем, лучше и не бывает наверное. Нашей дочери уже пять лет, мы даже не можем решить на кого она похожа — на нас обоих одновременно наверное. Это так забавно…

Мальчишка уже почти перестал быть мальчишкой. Он заканчивает актерские курсы, уже играет в театре, талантище оказался! Просто нарасхват. Я учусь рисовать. Как уже говорила, была у меня даже выставка недавно. К счастью, нам не нужно думать о деньгах, мы, гады такие, живем на деньги наших бабушки с дедушкой. Они, правда, не знают о том, что я тоже их внучка, думают, что просто Макс живет с какой-то женщиной, которую привез из России. Он сразу поставил им условия — они не будут искать со мной встреч. Не знаю чем он это мотивировал, у него есть много способов убеждения, так что пока бабуля с дедулей не докучают. Дело в том, что я сильно похожа на Макса, это бросается в глаза даже не смотря на то, что я отрастила длинные волосы, а Максим очень коротко стрижется. Наши знакомые смеются — говорят, типа, вот как любящие люди срастаются друг с другом — даже внешне похожи становятся. Они не знают. Никто не знает. Скажу честно — мы не сильно беспокоимся по поводу нашего родства, напротив, это придает некую пикантность… впрочем, об этом я не буду, хорошо?

Вы наверное можете подумать, что Максим по старой привычке спит со всеми подряд, что он испорченный и все такое. Я была в общем-то готова к тому, что он будет мне изменять. Но странная вышла вещь — ничего такого не происходит. Думаю, что он устал, еще тогда, в Изумруде, устал от всего этого. Он стал таким правильным, вы не представляете! И он только мой.

Поль… о нем я больше ничего не слышала. Максим не общается с ним, я точно знаю. Он будто отрезал от себя все, что напоминает о прошлом. Мы не говорим об этом, кажется ему это неприятно. Я не знаю чем там у них все закончилось и как они расстались. Не знаю почему Максим обрубил все связи с Полем, который, несомненно, занимал в его сердце очень важное место. Хотя догадаться не трудно. Как-то мой муж сказал фразу, которая мне все объяснила насчет него и Поля. «Если есть что-то, что мне не нравится, но что я не в силах изменить, я предпочту к этому не прикасаться». Сказано было по какому-то совершенно иному поводу, но, думаю, его полный разрыв с Полем эта фраза как раз объясняла.

Ну вот… что еще-то написать? Вроде ничего не упустила, обо всем рассказала. Сейчас поставлю точку и пойду спать, завтра утром Макс с дочкой вернутся домой и мне уже будет совсем не до моей этой писанины. Поверьте, по ночам у меня есть более интересные дела, чем писать никому не нужную тягомотину. Так что… будем прощаться. Вот только напоследок я вам дам совет — не надо все в жизни усложнять, она и так сама по себе достаточно сложная штука. И очень часто препятствий, которые кажутся нам непреодолимыми просто не существует. Если вы читали внимательно мой рассказ, то поймете, что именно об этом я все время и пыталась сказать. Я счастлива. И разве это не доказательство моих слов?