Каждой былинке брат

Может, так когда-нибудь и будет.

Человек вспомнит тех, кому он многим обязан, человек захочет поблагодарить:

колосья, что его кормили;

травы, что его лечили;

пушных зверей, чей мех согревал его в стужу;

деревья, из которых он строил корабли…

Если каждому растению и животному, сделавшему человеку добро, ставить памятник, — не хватит земли!

А вот хорошо бы поставить один общий памятник природе в благодарность за ее щедрые дары.

Может, так когда-нибудь и будет.

Но пока памятника природе еще нет на земле.

Зато есть памятники собаке, лягушке и двум насекомым: вредной гусенице и вредному жуку.

Памятник гусенице

«Тот не пропадет, кто имеет кактус», — говорят мексиканцы, и говорят не зря.

В Мексике любят приятные на вкус розовые и желтые плоды кактуса; в Мексике кактусом лечатся, кактусом топят, кактусом огораживают участки, из его сока делают водку, из волокон плетут красивые кошельки.

В Мексике кактус в почете, но Австралии он пришелся не ко двору.

Сто двадцать семь лет назад фермеры одного австралийского штата выписали из Аргентины кактус опунцию.

Им рекомендовали эту колючку как лучшую живую изгородь. Ни один вор не пролезет: кому охота остаться без штанов!

И верно, изгороди получились на славу! Но потом фермеры стали натыкаться на колючие заборы посреди своих собственных полей.

Опунция теснила пшеницу, и никак не удавалось выселить с поля расплодившуюся колючку.

И топором ее рубили — растет!

И трактором корчевали — растет!

Пришлось обратиться за помощью к насекомому, злейшему врагу кактуса.

Из той же Аргентины выписали гусеницу кактобластис. Вот она и сделала то, что не могли сделать ни топор, ни трактор: за несколько лет начисто съела заросли кактуса.

Австралийские фермеры так расчувствовались, что поставили памятник гусенице, выручившей их из беды.

Еще чувствительней оказались американские фермеры из штата Алабама. Они сочли своим благодетелем хлопкового долгоносика, гнуснейшего жука!

Жук, видите ли, научил их сеять кукурузу.

Как научил?

А так: сгубил весь урожай хлопка. Чтоб земля не пустовала, алабамцы впервые в этих местах посеяли кукурузу.

Богатый урожай кукурузы спас фермеров от разорения. Хватило даже денег на памятник жуку.

И сейчас стоят в Америке и в Австралии эти странные и несправедливые памятники.

Да, несправедливые! За один раз оказанную им сомнительную услугу люди почтили насекомого-врага.

А про насекомых-друзей забыли!

Уж лучше было бы поставить памятник пчеле. Или рыжему муравью — защитнику леса. Или той гусенице, которую в старину засекретили китайцы, запретив вывозить ее коконы из страны.

О том, как эта гусеница попала в Европу, рассказывают легенды.

Одни говорят, что старый монах перешел границу, опираясь на бамбуковый посох.

Пограничная стража обыскивала багаж, но кому придет в голову отнять палку у хилого старика?

А в этом бамбуковом посохе, полом внутри, и были спрятаны коконы!

Другие говорят, что пограничников обманула красавица китаянка. Она уезжала в Европу, на родину жениха, и не хотела войти в его дом без приданого.

Красавица вплела коконы в свои длинные косы: ее приданым стал тутовый шелкопряд.

Многие сотни лет за ним ухаживают люди, и шелкопряд избаловался — уже не может самостоятельно жить.

Бабочка разучилась летать, а гусеница скорей пропадет с голоду, чем поползет разыскивать корм. Привыкла, что ей подадут.

И подадут!

Человеку выгодно кормить ленивых гусениц. Каждая из них совьет кокон, а каждый кокон — это шелковая нить в километр длиной.

Так кто же больше заслужил благодарность человека: та гусеница, которая точит кактус, или та, что прядет шелк?

Конечно, фермеры могли поступать как им угодно! Но, посмотрев на памятники, которые они поставили, многие скажут:

— И кого благодарили, чудаки!

Верблюд заявляет протест

А вот про памятник собаке никто так не скажет. Собака — наш старый и верный друг.

Что ни порода, то своя специальность: эрдельтерьер — санитар,

кавказская овчарка — пастух,

немецкая овчарка и доберман-пинчер — ищейки,

гончая — охотник на зверя в поле,

такса — охотник на зверя в норе,

ньюфаундленд — водолаз, служба спасения на водах,

сенбернар — служба спасения в горах.

Когда метель застигала путника в Швейцарских Альпах, на поиски заблудившегося высылался сенбернар. К спине собаки привязывали теплое одеяло и бутылку с вином.

Почуяв человека, засыпанного снегом, сенбернар своими сильными лапами раскапывал сугроб.

Были собаки, которые спасли по двадцать, по тридцать погибающих пешеходов.

Имя собаки, спасшей сорок человек, выбито на камне навечно. Звали этого сенбернара Барри.

Но не имеет имени каменный пес, который стоит перед Институтом академика Павлова в Ленинграде; безымянны и памятники лягушке в Париже и Токио.

Их было много — подопытных животных, которые помогли ученым сделать важнейшие научные открытия.

Благодаря опытам над собаками академик Павлов узнал, как работает головной мозг, как он болеет и как его надо лечить.

Собака послужила науке медицине, собака послужила и науке географии. Весь Север вдоль и поперек истоптан собачьими лапами.

Не ледокол, не самолет доставили первого человека на Северный полюс, а упряжка собак.

А вспомни, как покоряли космос.

Бескрылая собака поднялась выше крылатых птиц, разведывая человеку дорогу к звездам!

Собака заслужила не один памятник.

И все же если бы птицы и звери могли говорить, многие из них заявили бы протест, считая себя обиженными.

«Неужели я хуже собаки?» — взревел бы верблюд.

Он горбатый, он некрасивый, но зато он может долго не есть и не упадет с голоду, только похудеет, будто растают горбы на его спине. Верблюжьи горбы — словно приросшие к спине мешки с провизией: в них жир, отложенный про запас.

Первые тропы в песках пустыни проложил человеку горбатый выносливый верблюд.

Не мудрено, что верблюд бы обиделся. Да и не он один. Обиделись бы и лошадь, и овца, и осел, и почтовый голубь, и северный олень.

Что они сделали для человека?

Попробуй ответить сам.

Ну, а кошка? А кошка бы промолчала.

Зачем кошке памятник, если ей был оказан особый почет?

Было время, когда люди поклонялись кошке, как богу.

Тебе не верится? Для тебя кошка забава. Ты б не прочь завести котеночка, чтоб играть с ним, чтоб гладить, чтоб тискать… Да вот папа не позволяет: зачем, говорит, держать в доме бесполезное существо?

Как же кошка-забава могла попасть в боги?

Сейчас все узнаешь, не торопись!

Клич Маугли

Давным-давно,

когда папы носили не пиджаки, а звериные шкуры,

когда рыбья кость заменяла мамам иглу,

когда семьи жили не в домах, а в пещерах,

когда костер зажигался от высеченной кремнем искры, — уже в те далекие-далекие времена человек умел рисовать.

Он научился рисовать раньше, чем писать, сеять и строить.

Острым камешком он высекал или выцарапывал на стенках пещеры свои рисунки, а краской ему служила сажа от костра.

И знаешь, что он рисовал?

Не себя, не свою семью. Он рисовал зверя, за которым охотился.

Человек верил, что, нарисовав зверя, он этим зверем овладеет. Тогда рисование было колдовством.

От удачной охоты зависела жизнь первобытного человека. Кто вернется из леса с добычей, тот будет и сыт и одет.

Но и зверь жил охотой. В лесу встречались два охотника: двуногий и четвероногий. Попробуй разберись, кто сильней!

У человека был камень, зажатый в руке, и дубина; у зверя — острые зубы и цепкие когти или крепкие копыта и длинные рога.

Человек брал умом, а зверь зорче видел, чутче слышал, быстрей бегал.

Кому из них называться владыкой леса? Человек признавал за зверем равные права.

И это древнее уважение к зверю надолго сохранили охотничьи племена разных стран.

В столице Армении городе Ереване я видела в Историческом музее вещи, пролежавшие под землей более трех тысяч лет: зерна пшеницы, почерневшие, как угольки; глиняные кувшины, ставшие настолько хрупкими, что их опасно было взять за ручку; деревянные повозки с колесами величиной с обеденный стол.

Ни на одном колесе не было железного обода. Железа в те времена человек еще не знал.

Но он уже познакомился с медью, оловом, бронзой. Витрины музея украшало множество бронзовых вещей: щиты, пояса, наконечники стрел, кинжалы, женские украшения.

Был там и маленький, словно игрушка, бронзовый олень.

В музее хранились находки армянских ученых, сделанные при раскопках больших, как комната, каменных древних гробниц.

Три тысячи лет назад люди верили, что душа покойного в загробном мире будет и охотиться, и сеять, и пить, и есть. Вещи, опущенные в могилу, ей пригодятся.

Но зачем был положен в гробницу маленький бронзовый олень? Что, душа играла в игрушки?

Нет, бронзовый олень не игрушка, а знак рода. Здесь похоронен человек из племени Оленей. Главой его рода, его «тотемом», был олень.

Каждая семья носила имя какого-либо животного, от которого будто бы и пошел ее род.

Были люди Олени, люди Медведи, люди Черепахи, люди Орлы.

Свой своего не трогает. Охотиться на тотема было строжайше запрещено.

Человек из племени Оленей никогда не пролил крови оленя, никогда не ел мяса оленя: они из одной семьи, они родня!

Наверное, это была самая первая на свете охрана животных.

Но люди надеялись, что и, в свою очередь, родич олень или родич медведь их не обидит: они из одной семьи.

Разве тебе не слышится в этих словах что-то знакомое?

Вспомнил? Ведь так говорил мальчик Маугли, о котором ты читал в книге Киплинга.

Маугли вырос не в горах Армении, а в джунглях Индии, но он тоже называл лесных зверей своими братьями.

Помнишь его клич?

Человеческий детеныш Маугли был уверен, что никто из птиц и зверей его не тронет, если он крикнет заветное слово: «Мы с тобой одной крови — ты и я!» Киплинг долго жил в Индии и великолепно знал и ее природу, и древние верования ее людей.

В давние времена клич Маугли могли бы повторить и охотники Африки, и охотники Австралии, и индейцы Северной Америки.

И у них были тотемы, только разные, как различна и сама природа этих стран.

Австралиец считал своим братцем кенгуру, а индеец встречал в лесу братца бобра.

Но сестрицы домашней кошки ни у кого не было.

Почему же бобры и олени считались родственниками, а домашняя кошка попала в боги?

За что ее так вознесли?

Тотемы были у охотничьих племен, а вознесли кошку земледельцы, чьим главным богатством считалось пшеничное зерно.

Как кошка попала в боги

Говорят, что первым гончаром была женщина. Глиняную посуду лепили вручную, и на стенках древних горшков и кувшинов остались отпечатки маленьких женских рук.

Говорят, что первым полеводом тоже была женщина.

Мужчина ходил на охоту, а женщина собирала в лесу съедобные корни, плоды, семена. И, чтоб не ходить за ними далеко, женщина догадалась посеять растения возле жилья.

Когда посевы расширились, понадобилась мужская сила.

Но кто решил обрабатывать поле, тот должен жить на одном месте: растение неподвижно, оно не скачет, как белка, не бегает по лесу, как олень.

Человек словно сам пускал корни. Растения привязывали его к месту, к земле.

Первые земледельцы любили селиться по берегам больших рек: здесь и земля лучше, и близко вода.

Очень рано была заселена плодородная долина реки Нила. Пять тысяч лет назад здесь уже существовало богатое и сильное государство. Мы его называем Древний Египет.

Но плохо жилось простому человеку в этой богатой стране.

Порядки здесь были иные, чем в охотничьем племени, где земля была ничья и лес для всех, где люди, равные между собой, подчинялись лишь старшему в роде — вождю племени.

В Древнем Египте не было равенства между людьми. Их словно расставили по ступенькам высокой лестницы.

На самой верхней ступеньке царь — фараон, пониже служители бога — жрецы, пониже — богатые землевладельцы, еще пониже — чиновники, воины, а на самой последней ступеньке — рабы.

Богатый мог купить раба и мог продать его, как продают и покупают вещь.

Жрецы говорили, что так и должно быть, что такой порядок установлен высшим существом — богом.

Бог — царь на небе, его сын, фараон, — царь на земле. Все богатства земли — поля, сады, стада — должны принадлежать фараону и его приближенным, а рабы обязаны работать на них.

И под палкой надсмотрщика раб работал.

Раб был и пахарем, и сеятелем, и жнецом, и грузчиком, который на своей спине перетаскивал мешки с зерном в хозяйские закрома.

Но сберечь зерно в закромах от мышей раб не мог. Химических порошков, чтоб травить вредных прожорливых грызунов, в то время еще не придумали.

Мышей в закромах ловила кошка.

Кошка охраняла государственные запасы и зерно, принадлежавшее богачам. За это жрецы произвели кошку в боги.

В храмах стояли статуи богини с кошачьей головой.

В Древнем Египте хозяин, убивший раба, не привлекался к суду, не отвечал перед законом. Но за убийство священной кошки полагалась смертная казнь.

В боги попали и другие животные, важные для сельского хозяйства пшеничной страны.

Богом был бык: на нем пахали землю.

Богом была птица ибис: она истребляла саранчу.

Богом была сама река Нил: урожай зависел от ее разлива.

Богом была и корова: она давала молоко.

Были священные животные и в других странах. И сейчас зарезать корову на мясо в Индии запрещает религиозный закон. Когда корова от старости перестает доиться, ее выгоняют со двора.

По пустырям бродят, как тени, тощие, облезлые коровы с бусами на шее. Опустив глаза, проходит мимо своей бывшей кормилицы ее прежний хозяин.

Он ведет за веревку новую корову. Без коровы в хозяйстве не обойтись.

А без кошки в наше время хозяйство легко обходится.

Сейчас чаще всего держат кошку в доме ради уюта. Она мурлычет, она ласкается; играя с бумажкой, она забавляет детей.

И никто не вспомнит, что некогда кошку произвели в боги за то, что она охраняла зерно — богатство пшеничной страны.

Когда в мир пришла Жадность

Древние египтяне открыли пшеницу, индийцы и китайцы нашли другое замечательное растение. Их хлебом стал рис.

Из плодов дерева оливы древние греки приготовляли великолепное масло, на виноградниках Древнего Рима созревал виноград.

А у северных, более молодых государств были свои богатства. Варяги брали в студеном море богатые уловы рыбы, и далеко разнесся слух о русских самоцветах, русских лесах и русских соболях.

Природа давала человеку все необходимое. И все же в каждой стране были голодные, в каждой стране были бедняки.

Бедняк не имел куска хлеба, а богач говорил: мое поле, мой лес, мои стада, мои сады. И все богачу было мало.

Вместе со словами «моя собственность» в мир пришла Жадность.

Она могла одеваться по-разному: и в королевскую мантию, и в рыцарские латы, и в бархатный камзол вельможи, и в купеческий кафтан, и в расшитый шелком халат помещика, и в сюртук банкира.

Но во всех странах и во все времена у нее были одни и те же замашки: всех поработить, все захватить себе.

Глаза у Жадности были завидущие, руки загребущие, но сердца у нее не было.

За долги она отнимала у крестьянина последнюю корову.

Она издавала законы, по которым суд отправлял на виселицу бродягу за то, что он осмелился охотиться в королевском лесу.

Это она, Жадность, придумала поговорку: «Не обманешь — не продашь!»

Охотники расплачивались соболями с купцом, приехавшим к ним в лесную глушь. Одному охотнику был нужен нож, другому — котел.

А купец бессовестно заламывал цену: пять соболиных шкурок за нож, а за котел столько, сколько шкурок в котел влезет!

На этих шкурках купец наживал целое состояние: соболя — дорогой товар!

Прошло время, когда человек называл оленя своим братом, прошло время, когда кошка была богом. Пришло время, когда животные и растения стали товаром.

И Жадность хотела этот товар дешево купить и дорого продать. Вот почему она и шла по пути великих открытий, как идет по чужому следу шакал.

Сейчас перец стоит копейки, но пятьсот лет назад он ценился в Европе на вес золота. Перчить свой суп могли лишь богачи.

Перец, гвоздику, мускатный орех — острые и ароматные приправы к кушаньям в старину называли пряностями. Пряности надо было привезти из Индии. Тогда люди еще не придумали паровоз и самолет.

Главной дорогой была голубая морская дорога, а как доплыть до Индии морем, никто из европейцев не знал. Первое путешествие в Индию было совершено ради перца, гвоздики и мускатного ореха.

Морской путь открыл португалец Васко да Гама, а следом за ним Жадность снарядила свои корабли.

Король Португалии поручил Педро Кабралу договориться с индийским раджой о том, что Индия будет продавать пряности только одним португальцам.

Над Индийским океаном стали раздаваться залпы пушек. Кабрал подстерегал чужие корабли и отнимал у них товар силой.

Кабрал привел свою флотилию к острову Малакка, где росло много гвоздичных деревьев. Португальцы взяли Малакку приступом.

Жадность оставила свои кровавые следы и на земле ацтеков.

Деньги на снаряжение экспедиции Колумбу давал испанский король, и новые земли были объявлены владениями Испании.

Генуэзец родом, мореплаватель Христофор Колумб отправился искать морской путь в Индию на шесть лет раньше Васко да Гама. Индии Колумб не достиг, зато он открыл новую часть света — Америку.

Но ведь это были не пустые земли: там жили индейцы. Надо было заставить их, настоящих хозяев Америки, признать власть испанского короля.

Фернандо Кортес, предводитель испанских солдат, высадился в Мексике, на земле, принадлежавшей индейскому народу — ацтекам.

Ацтеки умели строить высокие пирамиды, у ацтеков были свои письмена, но огнестрельного оружия они не знали. А у испанских солдат были ружья. Пуля летит дальше копья и разит верней, чем стрела. Над залитой кровью землей ацтеков был водружен испанский флаг.

Жадность протянула свои руки и к Черному материку — Африке.

В Африке много кофейных деревьев, а кофе — доходный товар.

В Африке ходят стада слонов, — слоновая кость тоже товар. И пальмовое масло товар, не говоря уже о золоте и алмазах.

Долгие годы Жадность держала Африку в цепях.

Долгие годы цветные народы не имели своего флага. Флаг — знак независимого государства, а судьбу народов Африки решали те, кто их поработил: Англия, Франция, Бельгия и другие капиталистические державы.

Долгие годы Жадность считала себя всемогущей, но сейчас земля уходит из-под ее ног.

Уже тридцать шесть африканских стран завоевали себе независимость, их государственные флаги реют над Черным материком.

И, начиная налаживать свое хозяйство, освобожденный народ видит, какие убытки ему нанесли колонизаторы.

В Африке было около десяти тысяч слонов, осталось на Берегу Слоновой Кости всего восемьсот.

Нищета заставляла негров убивать могучих животных. За слона белый платил черному больше, чем за любую другую работу. Жадности была нужна слоновая кость.

Это она, Жадность, виновата в том, что на Берегу Слоновой Кости осталось так мало слонов.

Что наделали Жадность и Беспечность

Когда первобытный человек замахивался дубиной на лесного зверя, можно было спорить: кто из них победит, кто сильней.

Копье и лук со стрелами — два очка в пользу человека.

Но, когда в лесу прогремел первый выстрел, спор был решен. Лесным владыкой стал человек. Он мог сразить самого могучего зверя, самую быструю птицу подбить на лету.

От разумной охоты леса не пустеют. Но беда, когда ружье в свои руки берет Жадность. А она охотилась не только в Африке, она охотилась во всем мире.

Жадность виновата в том, что наш двадцатый век получил от прошлого века поредевшее, растраченное наследство: было в Америке шестьдесят миллионов бизонов — осталось три тысячи, вымирали зубры, в киргизских степях перестали встречаться сайгаки, а в подмосковных лесах — лоси.

Известно, что царь Иван Грозный не взял с собой обозов с продовольствием, когда отправился в поход на город Казань.

И все же огромное войско было сыто. У людей имелись ружья и рыболовные снасти, а рыба, как писали летописцы, «толпилась в реках», на дорогу выходили лосиные стада.

Пешеходу, который в начале XX века повторил бы маршрут Грозного, не попался бы на пути ни один лось.

Лосей и сайгаков убивали ради мяса и прочной шкуры, но еще выгоднее охота на пушного зверя.

И тут Жадность не знала меры: редкими стали в России знаменитые своим мехом бобры и соболя.

Хорош соболиный мех, бобровый еще лучше, а мех морского котика лучше всех. Дельцы из Русско-Американского общества купили у русского царя право на промысел котика на всем побережье Дальнего Востока. Там были самые многочисленные лежбища котиков.

Летом безлюдные острова превращались в котиковые пляжи. На солнце грелись и взрослые звери, и малыши.

Жадность устраивала на котиковых пляжах побоища.

На Прибыловых островах скопилось семьдесят тысяч забитых котиков. Но ни одна из этих шкур не попала в магазин.

Жадность испугалась: если шкур будет много, цена на мех упадет.

И запылали на Прибыловых островах костры, запахло паленой шерстью. Дельцы из Русско-Американского общества приказали сжечь все семьдесят тысяч котиковых шкур.

Так охотилась Жадность.

Многие ценные животные стали редкими, а многие исчезли совсем.

Раньше в лесах Европы водились рогатые широкогрудые туры, по степям скакали мышасто-серые дикие лошади тарпаны.

Теперь не услышать топота тарпанов. Их больше нет на земле!

А на память о могучем туре, прародителе нашего домашнего скота, нам осталось всего два слова: «вытурить» и «турнуть».

Раньше в Америке было так много странствующих голубей, что вечером, когда птицы опускались на ночлег, их ловили сетями. Расчетливые американцы откармливали голубиным мясом свиней.

Дедушки теперешних американских мальчишек еще помнят, как пролетавшие голубиные стаи часами закрывали солнце. А внуки знают этих птиц лишь по картинкам.

Нет больше на свете странствующих голубей!

С тех пор как Жадность взяла ружье в руки, сто тридцать пять птичьих голосов и семьдесят два звериных замолкли навеки.

Их не вернуть. Природа земного шара стала бедней.

Иногда Жадность сама пугалась того, что делала, и спрашивала совета у Беспечности.

А та успокаивала: ничего страшного, природа богата, ее богатствам не будет конца.

Жадность была ненасытна, Беспечность не видела дальше своего носа, не могла заглянуть в завтрашний день.

Беспечность распахивала землю как попало, лишь бы сегодня собрать урожай.

И сеяла она на полях только то, что ей было выгодно, ничуть не заботясь о плодородии земли.

И за это она была наказана. Она сама открыла двери ворам, которые крадут землю на полях.

Беспечность рубила леса, стравливала луга и пастбища, не догадываясь, что лес и травы помогли бы ей задержать этих злых воров.

Одни воры — весенние ручьи.

Их выпустили на волю, им не было преград. И они помчались по полям, унося с собой в реки самую лучшую, самую питательную землю.

Реки стали часто выходить из берегов. Начались наводнения.

Другие воры — сильные ветры.

Они налетали на поля и, вырывая с корнем посевы, поднимали в воздух тучи земли.

Мгла сгущалась. Становилось так темно, что всадник уже не мог различить головы лошади.

Только был слышен разбойничий свист ветра да шорох улетающей земли.

А когда мгла рассеивалась, фермеры видели, что их посевы уничтожены, урожай погиб, они разорены. Так было в Америке до тридцатых годов нашего века.

Черные бури опустошали огромные пространства.

В 1936 году в штатах Нью-Мексико, Канзас и Колорадо ветер выдул сто шестьдесят миллионов гектаров пшеницы.

Кто знает, сколько бы еще зла принесли людям Беспечность и Жадность, если бы не вмешался Разум.

Разум сказал человеку: так больше нельзя! Подумай, остановись!

Человек ищет ответ