Каждый час ранит, последний убивает

35

В прошлом месяце Таме исполнилось тринадцать.

Она у Шарандонов уже больше пяти лет.

Тысячу восемьсот тридцать четыре дня в логове Сатаны.

На день рождения, с недельным опозданием, у Тамы первый раз пошли месячные. Она не испугалась, потому что Фадила с ней об этом уже поговорила. Заметив, что у Тамы намечается грудь, она объяснила ей кое-что и даже подарила свой старый лифчик. Он был несколько велик, но Тама поблагодарила Фадилу за любезное к себе отношение.

Тама решила рассказать Сефане о начавшихся месячных. Ей было стыдно, но выхода не было. Тама почувствовала, что Сефане эта новость не понравилась, хотя и не поняла почему. Сефана дала ей прокладки и несколько трусиков, чтобы она могла их регулярно менять.

Тама почувствовала, что в ней что-то изменилось, как будто из одного состояния она перешла в другое. Но жизнь ее при этом была прежней. Она продолжала оставаться прислугой для всей семьи.

Для семьи, которая так и не приняла ее.

Лето уже закончилось, дети пошли в школу.

Три дня назад Шарандона повысили, он стал директором, не знаю чего. Пригласил всех в ресторан, чтобы это отметить. Я же провела вечер запертой в постирочной. Они забыли оставить мне поесть до своего ухода, поэтому у меня совсем нет еды, и так будет до завтрашнего утра.

Странно, но я заметила, что от голода светлеет голова. Как будто ум становится более живым, более подвижным. Чтобы убить время и забыть о пище, я бо́льшую часть ночи читала. Книгу о Второй мировой войне. Думаю, все люди сумасшедшие. Но их сумасшествие заразительно.

Этим вечером Сефана уже отправилась спать. У нее мигрень. Дети тоже у себя, должно быть, спят. Шарандон сидит перед телевизором, смотрит бокс.

А я в кухне. Я помыла посуду, убрала все и хотела бы тоже пойти спать. Но я заканчиваю задание, которое получила от Сефаны после обеда. Она увидела, что плита грязная, и приказала ее отмыть. Завтра утром она проверит, как вымыто, так что лучше мне сделать так, чтобы плита сверкала. Вот я и тру-тру.

Пока не чувствую, что за спиной кто-то стоит. Поворачиваюсь. Он.

Шарандон смотрит на меня странным, липким взглядом. Взглядом, из-за которого мне уже не раз хотелось выцарапать ему глаза.

– Вам что-нибудь нужно? – спросила я.

Он кивает, а я жду, сжавшись от страха. У него в руке стакан с виски. Наверное, полбутылки выпил.

Он придвигается, я дышу все чаще. Ставит стакан на стол, закрывает дверь кухни. Подходит ближе, потом еще ближе.

– Ты для своего возраста очень миленькая, – шепчет он. – Прямо маленькая женщина…

Я опускаю глаза, сердце у меня сжимается. Он хватает меня за запястье, прижимает к себе, гладит по щеке, по шее. Я дрожу от отвращения.

– Будешь себя хорошо со мной вести, разрешу отцу позвонить, – тихо говорит он.

Я поднимаю голову, приоткрываю рот. Но что сказать, что сделать?

Я мечтаю о том, чтобы позвонить отцу. И этот извращенец об этом знает.

Он толкает меня к столу с мойкой, расстегивает мне блузку.

– Расслабься…

Блузка падает на пол. Я остаюсь в футболке, которую он приподнимает, он трогает мою грудь. Мне так плохо, что кажется, я сейчас упаду в обморок.

– Вам не следует…

– Заткнись, – говорит он, не повышая голоса.

Когда он запускает руку мне в трусики, я перестаю дышать. Через секунду я его отталкиваю и бегу в противоположный угол комнаты. Он пристально смотрит на меня, но я не отвожу взгляда.

– Ты не хочешь позвонить отцу? Не хочешь с ним поговорить?

– Я не такая! – говорю я.

– Какая не такая?

– Как та женщина, из гаража. На капоте вашей машины…

Шарандон меняется в лице, он перестает улыбаться:

– О чем ты?

– Сами знаете! В воскресенье, когда мадам ушла к сестре, а та женщина пришла сюда. На серой машине приехала… Я видела вас там, в гараже!

Шарандон снова улыбается:

– Смотрела, как мы трахаемся? И как тебе?

Он снова стоит рядом со мной, я стараюсь не показывать страха.

– Отвратительно!

– Да? А чего тогда смотрела?

Он прижимает меня к стене.

– Только троньте, я все вашей жене расскажу! Про гараж!

– Да рассказывай, наплевать… В этом доме я хозяин, жене слова не давали. Да тут вообще все мое. Будет доставать, на улицу выкину!

Не знаю, блефует он или ему и правда все равно. Если так, то защищаться мне больше нечем.

Кроме голоса.

И я начинаю орать. Ору, как только могу. Он закрывает мне ладонью рот, но уже слишком поздно. Я всполошила весь дом.

Не проходит и тридцати секунд, как в кухне появилась Сефана, столкнувшись в дверях с мужем. Она смотрит на меня, на мои голые ноги, видит, что я вжалась в стенку. Блузка валяется на полу, на столе – стакан виски. Она идет за мужем в гостиную, где он снова завалился на диван.

– Что произошло? – спрашивает она.

– Отстань.

– Скажи, что произошло! – настаивает Сефана.

Шарандон дает ей такую сильную пощечину, что я вздрагиваю. Они смотрят друг на друга, и Сефана отводит глаза. Она возвращается в кухню, когда я надеваю блузку.

– Завтра доубираешь, – говорит она, открывая дверь в постирочную. – Иди спать.

– Спасибо, – шепчу я.

Я приставляю стул к ручке двери и ложусь на матрас. Руки дрожат, все тело дрожит. Я прижимаю к себе Батуль и смотрю в потолок. Я призываю на помощь Господа, который уже давно обо мне позабыл.

Десять минут спустя я слышу в кухне шаги своего врага. Шарандон пытается открыть дверь, я перестаю дышать. Я молюсь, чтобы стул не сломался, чтобы спас мне жизнь.

– Ах ты, хитрая тварь… Открывай!

Я ничего не отвечаю, я не способна произнести ни слова.

– Открывай, черт возьми! Это мой дом!

Он наседает, пробует еще раз, и я вижу, что стул шатается.

– Войду, тебе конец! – предупреждает он.

Я вжимаюсь в стену, сердце стучит, как сумасшедшее. Стул не выдерживает, дверь распахивается. Я снова ору, ору изо всех сил.

Секунда, и Шарандон склоняется надо мной. Дает мне кулаком в лицо, я бьюсь головой о стену.

– Заткнись!

Он продолжает меня избивать, я еще могу кричать. Но его уже ничто не остановит.

– Ты плохой, папа…

Шарандон прекращает меня бить и оборачивается; в постирочную вошел Вадим, у него в руках его любимая мягкая игрушка. Он начинает рыдать, когда видит на моем лице кровь. Появляется Сефана и смотрит на мужа взглядом, который мне не забыть никогда. Я скорчиваюсь на матрасе и тоже начинаю плакать. Шарандон побежден, он отталкивает жену и исчезает. Сефана берет Вадима на руки. В ее глазах ярость. Она хлопает дверью, и я остаюсь одна со своей болью.

В эту ночь я знаю, что не усну. Потому что скоро Шарандон отомстит мне за это оскорбление. Может быть, уже завтра. И Сефана не сможет ему помешать. Никто не сможет.