Каждый выбирает

Прорицатель

Какое чудесное утро, думал Олмир, завершая утреннюю пробежку. Позади тяжелые гимнастические упражнения под неусыпным оком Кокроши, долгие километры по петляющим дорожкам ботанического парка. Еще пару сотен метров, и он вбежит за дворцовую ограду, промчится мимо строгих аллей радужных елей — чрезвычайно редких деревьев, главной гордости королевского садовода, — а там большое озеро, населенное ленивыми светящимися рыбами с мохнатыми плавниками, и, наконец, ближайший к королевским покоям вход в здание дворца.

Старый ботанический парк, примыкающий к дворцовому ансамблю, издавна пользовался жителями Мифополя для прогулок и занятий физкультурой. Церемонии здесь были не приняты. Каждый сосредоточенно занимался самим собой, и даже хорошие знакомые, то ли следуя правилам хорошего тона, то ли опасаясь прослыть навязчивыми, делали вид, что не замечают друг друга. Раскланивания и расшаркивания копились для официальной обстановки. Поэтому все, встреченные молодым королем, опускали глаза или отворачивались. Но одна женщина, указывая на Олмира, назидательно сказала держащей ее за руку девочке, вероятно, своей дочке:

— Видишь? Я говорила, что несмотря на… король не отменит зарядки, а ты не верила!

Что за «несмотря», Олмир не расслышал. Лишь забежав за поворот, догадался: женщина сказала «несмотря на каникулы». Ну как же можно было забыть, что сегодня особенный день! То-то у него такое радостное настроение.

Вчера, за несколько минут до окончания урока Дикого Мага, в класс неожиданно вошел Лоркас и объявил, что со следующего дня начинаются каникулы. Целый месяц не будет никаких занятий. Дикий добавил: он завершил вводный курс, после которого надо как следует отдохнуть. Им необходимо накопить побольше сил, так как далее магическому искусству их будет учить сам Марий, глава меритских магов. Дикий надеется, что его ученики не ударят в грязь лицом, проявят должное старание и прилежание.

Естественно, поднялся невообразимый шум. Лоркас и не подумал наводить порядок. Он только сказал, грустно улыбаясь:

— Ваше домашнее задание на предстоящий месяц — изучить оставшиеся учебные записи. Их немного. Надеюсь, вы выберете несколько часиков своего драгоценного каникулярного времени, чтобы внимательно и вдумчиво просмотреть их. А я хочу еще кое о чем поговорить с тобой, Олмир. Но не как с учеником, а как с королем.

— Хорошо, — сказал Олмир, переключаясь с приема выкриков Вана, — давайте завтра, за завтраком. Только предупредите церемониймейстера, чтобы он никого более не приглашал.

— Ладно. Завтра, так завтра, — со вздохом согласился Лоркас. — А сейчас я никого не задерживаю. Желаю всем вам с пользой провести время и узнать много нового.

Ну да, ишь, че захотел, фыркнула Селена, — тратить свое время чтобы «узнавать много нового». Неужели они такие дурные?! Нет, они уже взрослые (почти) и не будут заниматься подобными пустяками. Они будут делать то, что никогда в жизни им еще не удавалось — отдыхать по-настоящему! А то состаришься и не узнаешь, что такое каникулы.

Варвара сидела в радостном оцепенении: надо же, целый месяц без школьных занятий! Прямо-таки безграничная перспектива наконец-то сделать то, до чего ранее руки никак не доходили.

А Ван, на мгновение закрыв глаза, создал перед внутренним взором календарь (тот, что висел у него дома над рабочим столом) и быстро пересчитал дни, приходящиеся на каникулы. Набиралось их катастрофически мало. Кстати, через два дня красная дата — годовщина восшествия на престол Олмира. Большой праздник, на который отводится трое суток. А через двадцать восемь дней предстоит отмечать день рождения короля. По многолетней традиции положена неделя народных гуляний. Так, а они в это время, как какие-то парии, оторванные от общества, вновь сядут за парты?! И сам король вместо того, чтобы принимать поздравления и безудержно веселиться, тоже будет учиться? Не бывать этому! Нельзя мириться с подобным безобразием. И Ван принялся тормошить Олмира, чуть ли не с ненавистью глядя на учителя.

— Слышь, Ольк, — кричал он, — во всем мире каникулярными объявляются только те дни, которые являются рабочими. А на предстоящий месяц приходится десять праздничных дней! Целая треть! Сам посчитай. Во-первых, годовщина твоей коронации. Во-вторых, твой день рождения. Так нечестно! Наши новые занятия должны начаться по крайней мере через сорок дней! Скажи Лоркасу об этом. Немедленно!

— Да ладно, — успокаивающе ответил Олмир, — потом разберемся.

Он торопился уйти к себе. На вечер было запланировано подписание приглашений на предстоящий бал. Чрезвычайно утомительное занятие.

Принято было рассылать именные приглашения всем участникам. Предполагалось, что король, вспомнив отличительные стороны адресата, характеризующие того с хорошей стороны, после красиво набранного, общего для всех текста своей рукой допишет какое-нибудь пожелание или хотя бы что-нибудь доверительное, касающееся только того, кому посылалась данная открытка. Одному поздравление по случаю прибавления семейства, другому — по поводу его успеха на каком-нибудь поприще. Третьему — соболезнование в связи с потерей близкого человека вместе с напоминанием, что жизнь все-таки продолжается, и неплохо бы развеяться несмотря на траур. И так далее. Для выдумывания этого «доверительного», чтобы не попасть впросак или не повторяться, приходилось содержать целый штат сотрудников, вести специальный архив.

Вначале Олмир не мог понять, для чего все это нужно. Ясно же, что не может один человек помнить про тысячи малознакомых ему людей и сочинять каждому из них какую-нибудь оригинальную приписку. Тогда ни на что иное времени вообще не останется. Зачем лукавить, выставлять себя в лучшем свете? Не является ли это обыкновенным ребяческим стремлением приврать, похвастаться своими несуществующими талантами и способностями? В ответ на его недоуменный вопрос, помнится, Анна Михайловна Оболенская, Главная королевская фрейлина, в прошлом их строгая Баба Аня, чуть ли не взорвалась:

— Да! — закричала она. — Это чрезвычайно важно! Пусть холодным разумом кое-кто и понимает, что король сам ничего не выдумывал и писал по чужим заготовкам, — все чувства требуют обмануться. Приятно лишний раз получить какой-нибудь знак уважения и признания заслуг перед обществом. Каждый человек лучше себя чувствует, лучше работает, когда его хвалят. Такова человеческая природа, и ничего с ней не поделаешь. Особенно чувствительны к этому женщины…

— Доброе слово и кошке приятно, — вставил тогда Кокроша.

— Ваш сарказм неуместен, граф, — продолжила Анна Михайловна. — Очень большое значение имеет даже элементарное, ни к чему не обязывающее внимание к людям. Вам, Ваше Величество, ничего не стоит, например, легким кивком ответить на приветствие случайно встреченных женщин, а для них Ваше еле заметное движение — бальзам на душу, все равно что изысканный комплимент. В отличие от других, по занимаемому положению Вы, конечно, можете сделать вид, что не заметили их желания попасться Вам на глаза. Вы можете с задумчивым видом пройти мимо, и это не воспримется как оскорбление, но, поверьте, их настроение будет испорчено по крайней мере на целый день. Пожалуйста, будьте внимательны к своим подданным!

— Хорошо, буду, — пообещал тогда Олмир.

Вот и пришлось вчера тяжко трудиться целый вечер. Утром же он проснулся как обычно и машинально поспешил на зарядку. Не понежился лишнюю минутку в постели, не порадовался предстоящему отдыху от надоевших школьных занятий.

Миновав шеренги елей, на берегу озера неподалеку от могилки Горгончика Олмир увидел Зою. Точнее, почувствовал, что она там находится — за разлапистыми ветвями виднелось только маленькое пятнышко ее бежевого халатика. В последнее время, кажется, он приобрел особое чувство знать, где находится его нареченная супруга и будущая королева.

Пробежав еще с десяток метров, он увидел, что Зоя не одна. Рядом с ней в почтительном полупоклоне замер дородный незнакомец в чудном наряде, напоминавшем римскую тогу. Что ему надо? И внезапно Олмира посетило видение.

Подобные серии картинок часто возникали перед его внутренним взором. Дикий Маг после долгих исследований сего феномена решил, что большого вреда от этих миражей вроде бы не предвидится. Поэтому, решил он, пусть мерещится все, что заблагорассудится сложной королевской натуре, главное — не заострять на этом особого внимания. Относительно одних видений у Олмира была твердая убежденность, что именно так уже произошло или в недалеком будущем случится где-то и с кем-то. Например, он был уверен в реальности возникшей у него в голове сценки попытки самоубийства барона Кима перед тем, как тот подал в отставку. По поводу других картинок Олмир не мог сказать ничего конкретного — то ли было или будет на самом деле, то ли нет. О близости к истине тех видений, на которых присутствовала Зоя, он, как правило, не мог сказать ничего.

Олмир увидел Зою в большом плохо освещенном зале в окружении множества вооруженных мужчин. Они в чем-то яростно убеждали ее. Затем один бросился перед ней на колени и, разорвав одежду на груди, вонзил в себя кинжал. Вскрикнув, Зоя хотела отвернуться, но стоящий рядом мужчина грубо повернул ее голову в сторону умирающего. А тот уже упал и забился в предсмертных судорогах, на губах его запузырилась кровь. Бр-р…

Видение выбило Олмира из колеи, и он пошел медленным шагом, восстанавливая дыхание. Зоя привычным жестом приветствовала своего суженого. Незнакомец же согнулся в низком поклоне:

— Позвольте представиться, Ваше Величество, — сказал он. — Меня зовут Род.

Неужели это… успел подумать Олмир, и тут же получил подтверждение своей догадки:

— Да, Ваше Величество. Тот самый Род, который вместе со своим братом, Нилом, обосновался в Ваших владениях, дабы нести знания о будущем Вашим поданным, а также всем прочим людям, которые удостоятся великой чести посетить Ваше прекрасное королевство.

Согласно разведывательным донесениям, в Галактическом Содружестве за двумя братьями, Родом и Нилом, прочно закрепилась дурная слава. Однако до сих пор Олмир не удосужился выяснить, какими соображениями руководствовался отец, подтверждая разрешение этим деятелям жить и заниматься своим сомнительным ремеслом здесь, на Ремите.

— Что вы делаете во дворце?

— Собственно, внутрь зданий я не входил. Гуляю по парку. Единственная цель моего визита — обмолвиться парой слов с жемчужиной Вашего королевства, лучезарной герцогиней Луонской.

— Зачем?

— Это мое, домашнее дело, — быстро сказала Зоя. — Род счел нужным сообщить кое-какие новости. Они касаются только моего герцогства.

С недавних пор у Олмира была уверенность, что все Зоины дела — и его тоже. Поэтому он решил «влезть» в чужую беседу и спросил:

— Надеюсь, новости хорошие?

— Трудно сказать, Ваше Величество. Боюсь, я по пустякам отнимаю Ваше драгоценное время.

— Говорите!

— Видите ли, я получил информацию, что среди дворян Луонского герцогства зреет недовольство. Нет-нет, ничего страшного — не заговор, не бунт. Мелкое недоразумение. В настоящее время разрешить все проблемы можно легко. Достаточно, чтобы герцогиня поговорила по душам с… э… маленькой кучкой смутьянов. Следует просто объяснить им очевидные вещи, и все.

— Вы уверены?

— Абсолютно!

— Откуда у вас подобная информация?

— Ну, у меня свои методы… — стушевался Род.

На завтрашнем заседании Коронного Совета планировалось рассмотреть два вопроса: итоги первого года правления Олмира, утверждение программы празднеств по данному поводу; а второй — долгосрочный план мероприятий по расформированию Луонского герцогства в связи с переходом Зои после замужества в Дом Медведя и отсутствия в Доме Дракона подходящего преемника. Поэтому от сообщения Рода, будь даже оно не совсем достоверно, нельзя было отмахнуться.

— Я готов вас выслушать, — сказал Олмир. Это была вежливая форма королевского приказа.

Зое не понравилось его участие. Но спорить она не стала, сказала лишь:

— Вы идите, оставьте меня здесь. Я хочу побыть одна.

— Рассказывайте про ваши методы, — повторил свое приказание Олмир, увлекая Рода по направлению к зданию дворца.

— Я полагаю, что Вы, Ваше Величество, осведомлены о нашей организации. В Галактическом Содружестве она издавна называется родиниловской школой прорицателей. Мы предсказываем будущее и подсказываем, как можно избежать той или иной неприятной ситуации.

Сам обладая сильным даром предвидения, Олмир весьма интересовался теоретической стороной этого дела. В словах Рода он заметил нарушение логики.

— Рассказывали мне про одного знаменитого святого. Он предсказывал то ураган, то землетрясение, то эпидемию какую-нибудь. А потом объявлял, что изо всех сил молился и усердием своим отвел беду. Тем и прославился. Вы тоже действуете так же — выдаете предсказание, наслаждаетесь переживаниями доверчивых людей, а потом указываете, как сделать так, чтобы ваши прогнозы не сбылись?

— Упаси бог! Мы не ищем себе мнимой славы, Ваше Величество. Но Вы смотрите прямо в корень, — поклонился Род. — Главное мнимое противоречие любого предсказания в том, что знание будущего изменяет поведение людей. По существу это равнозначно — если глубже проанализировать возникающую рефлексию — инверсии причинно-следственных связей, когда предстоящие, возможные события определяют прошлые, уже сбывшиеся. Как-то: мышка родилась потому, что через год ее съела кошка; имярек погулял на морозе потому, что простудился и заболел.

— Почему же это противоречие мнимое?

— Во-первых, грамотно составленное предсказание не должно содержать конкретных утверждений, приводящих к подобным парадоксам.

— А, понимаю, — решил съехидничать Олмир. — Когда-то я читал про одного царя древности. Кажется, его звали Крезом. Его имя стало нарицательным для всех богачей. Задумывая войну с соседней державой, он попросил оракула предсказать, каков будет ее исход. Ему сказали примерно следующее: «Если ты первым пойдешь в наступление, то разрушишь великое государство». Крез решил, что под «великой» подразумевается соседняя страна, и бросился вперед. В результате потерпел сокрушительное поражение. Оказалось, что великим оракул назвал государство Креза. От подобных предсказаний, на мой взгляд, никакой пользы.

— Абсолютно правильно, Ваше Величество! Я всецело разделяю Вашу оценку. Однако осмелюсь добавить, что приведенный Вами пример не совсем к месту. По существу Вы сказали, что предсказание, имеющее несколько интерпретаций и потому непонятное, имеет сомнительную практическую ценность. С этим невозможно спорить. Кроме того, очевидно бесполезны бессмысленные предсказания, а также относящиеся к несуществующим явлениям природы и субъектам… не будем все перечислять, дабы не отвлекаться. Я говорил немного о другом: о том, что вполне прозрачное предсказание не должно быть чересчур конкретным, детальным, регламентирующим все и вся.

— Хорошо. Вы сказали «во-первых», а где «во-вторых»?

— Во-вторых, грамотно составленное предсказание должно подсказывать, как следует поступать, чтобы в будущем не сбылись нежелательные события.

— Ничего не понимаю! Само предсказание должно указывать, как его избежать?

Олмиру показалось, что его издевательски водят за нос. Непривычное чувство. На Ремите действовали четкие правила, регламентирующие порядок общения с представителями различных сословий, особенно с главами Больших Домов. Существовал даже специальный закон. Имел он длинное и витиеватое название, в обиходе сокращаемое до «О соблюдении чести и достоинства», и предписывал, в частности, говорить в присутствии герцогов и графов лаконично и ясно, не засорять речь сложными специальными терминами и, естественно, грубыми шутками и нецензурными выражениями. Чтобы пресечь возможные попытки определения пределов интеллекта высоких особ, запрещалось употребление чересчур тонких подколок и намеков, до перчинки которых приходилось бы долго додумываться. Любое словесное покушение на королевское достоинство подлежало суровому наказанию. Может, Род просто решил похулиганить, пользуясь тем, что рядом нет свидетелей?

Поскольку прорицатель молчал, словно набирая побольше воздуха, Олмир продолжил, рассуждая вслух:

— Хотя, наверное, имеют право на существование и предсказания, содержащие рекомендации, как себя вести. Скажем, такое: с этого дерева на меня упадет камень, и потому я должен обходить его стороной. Мне вспоминается одна легенда. Когда-то давным-давно одному правителю — кажется, его звали почти как меня, Олегом — предсказали, что он «примет смерть от своего коня». Естественно, он тут же отправил своего верного боевого товарища подальше от себя. Долго жил, успешно воевал, избегая даже малейших ран, и спустя многие годы вспомнил про старое предсказание. Тут ему и говорят, что конь давно умер. Тогда Олег, проклиная свою легковерность, отправился на лошадиную могилу, а там его подстерегла змея и нанесла смертельный укус. Тем самым все оказались довольны — и предсказание сбылось, и Олег прожил долгую и в общем-то счастливую в своем понимании жизнь.

— Вы абсолютно правы, Ваше Величество. С одной маленькой, но существенной оговоркой. Я открою Вам горькую тайну. Дело в том, что в нашем мире все события предопределены изначально. От воли, от желаний человека ничего не зависит.

— Не согласен! Все о чем-то мечтают, строят планы, претворяют их в жизнь.

— Каждому определен жребий и прочерчен путь. Людям кажется, что они обдумывают свои поступки и принимают решения, но это всего лишь иллюзия.

Прозвучавшее противоречило всему мироощущению Олмира, и ему пришлось сделать усилие, чтобы вдуматься в слова собеседника. Меж тем Род продолжил:

— Мой ученик Шамон любит цитировать древние священные книги. По данному вопросу он, например, дает такой комментарий: «Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом». Или такой: «Не во власти идущего давать направление стопам своим».

— Если встать на вашу точку зрения, — саркастически улыбнулся Олмир, — то следует признать, что нет никакой разницы между грешником и праведником: они не виноваты, это у них жребий такой. Все преступления будут объясняться влиянием высших сил и потому не требующими наказания. С другой стороны, все успехи, ради которых кто-то камни грыз, добровольно отказывался от многих удовольствий — оказывается, вовсе и не его заслуга? Такого не может быть!

— Человек имеет только те помыслы и чаяния, которые навеяны внешними обстоятельствами. Устремления, идущие казалось бы изнутри, на самом деле есть продукт окружающего мира. Ничего нельзя сделать только по своей необъяснимой прихоти…

— Но есть же что-то целенаправленное в человеческих поступках.

— Да, есть. Иногда. Разумный человек имеет какое-то представление о собственной пользе, смысле существования и старается поступать соответственно с этими соображениями, а не наоборот. Чтобы нанести самому себе какой-нибудь «вред» — бросить учебу, хорошую работу, верного товарища, любимого человека — каждый ищет очень вескую причину. Тысячу раз подумает, прежде чем решится поссориться с родными или близкими людьми: все равно от них никуда не деться, и рано или поздно придется находить компромисс по спорным вопросам. Однако заметьте, Ваше Величество, что свое ближайшее окружение формирует не сам человек, а внешние, не зависящие от его воли обстоятельства. Следовательно, в конечном счете отнюдь не он определяет и собственное понимание рациональности своих поступков.

— А если человек «неразумный»?

— Ну, тогда его поведение легко просчитывается. Возьмите для примера любое домашнее животное — все его желания как на ладони.

— Ладно, предположим. Но если никакой пользы для себя ты не видишь, то как поступать?

— Всегда проявляется какой-либо фактор, определяющий поступки человека.

— Хорошо. А что, если я сейчас перестану вас слушать и уйду? Я смогу это сделать или нет?

— Нет, Ваше Величество! Согласно моему предсказанию, Вы дослушаете меня до конца. Это так же верно, как и то, что барон Акумов в ближайшее время получит из Ваших рук графский титул.

Что за ерунда! Олмир начал было отворачиваться от прорицателя, но передумал: хоть и явная чушь, но интересно все же послушать. Пусть Род потешится.

— Хорошо, я дослушаю вас. Но сперва ответьте на такой вопрос: как долго я буду занимать ремитский трон? Проводили ли вы такие расчеты?

— Да, Ваше Величество. Мы делали прогнозы касательно Вашей персоны. Вы поистине величайший правитель и будете королем Ремиты а потом… еще многих и многих других человеческих сообществ очень долго.

— Как долго?

— Нам не удалось установить точные исторические сроки.

Что ж, проверим, прав ли он, подумал Олмир. Недолго осталось. Род, очевидно, говорит с таким апломбом потому, что не знает об обещанном Месенном подарке ему на день рождения. То-то будет сюрприз Ремите, да и всему Галактическому Сообществу, когда он прилюдно сложит с себя королевский сан! Но… положа руку на сердце, ему почему-то с самого начала не верилось, что Месенн сможет выполнить свое обещание. Ладно, на худой конец увидим, правильны ли мои предчувствия и… его представления о будущем.

— Продолжайте свои объяснения.

— Позвольте описать Вам одну интересную умозрительную конструкцию, абстрактную модель, наиболее полно поясняющую и жизнь отдельного человека, и всего общества. Вы знакомы с понятием «броуновское движение»? — и не дожидаясь ответа Род продолжил: — Броуновским движением называют хаотичные метания мельчайших частиц в жидкостях и газах. Соударяясь с молекулами среды, эти частицы движутся по непредсказуемым на первый взгляд траекториям.

Олмир много чего мог сам рассказать про броуновское движение. После уроков Лоркаса, изучения лекций меритских ученых он нашел бы и более точные, и более информативные слова.

— Теперь представьте, Ваше Величество, что одна маленькая частичка решила вдруг добраться до дальней стенки сосуда. Набрала скорость, полетела — и вдруг на нее сбоку налетает неразумная молекула, сбивает с курса. А там еще одна. За ней третья, и конца краю им не видно. Как Вы думаете, справится наша частичка с поставленной задачей?

— Может, да, а может — и нет. Все зависит от конкретной реализации соответствующего случайного процесса.

— Абсолютно правильно, Ваше Величество!

— Вы еще скажите, что с точки зрения вашей частички в каждый момент времени ее дальнейшее движение полностью определено, подчиняется механическим уравнениям движения, в которых — чисто формально — можно изменять направленность времени. Тем самым признайтесь, что затрудняетесь точно определить область действия второго закона термодинамики, — Олмир с трудом сдерживал эмоции. Несчастный Род, не имеющий совершенно никакого понятия о виерных полях, о законах торжества Сложности над силами порядка и хаоса, смеет учить его, без пяти минут мага?! Того, с кем советуется сам Месенн!

— Мне нечего добавить к Вашим словам, Ваше Величество! Так и человек: считая, что он хозяин своей судьбы, выбирает себе цель, но достичь ее он может только в том случае, если позволят обстоятельства, охватить даже ничтожнейшую часть которых он не в силах. Представьте, например, что весь описываемый нами сосуд с нашей уважаемой частичкой, падает. Впереди — удар, катастрофа. Сосуд вдребезги, жидкость разлетается в стороны. Может ли наша горемычная частичка изменить свою судьбу?

— Наверное, нет. Но это исключительный случай. В обычных условиях поведение броуновских частиц все же можно описать, используя специальные математические средства.

— Именно этим мы и занимаемся в нашей школе прорицателей. Но если для расчета будущего частиц в приведенном мною примере достаточно рассматривать возможность их перемещения всего в трех направлениях, то соответствующая задача применительно к человеку неимоверно сложнее — ее размерность десятки, а то и сотни тысяч. Поэтому разработанные нами методы требуют проведения поистине астрономического объема расчетов. Мы имеем мощную вычислительную базу. Открою Вам по секрету, что мы располагаем даже Решателями Уренара. Слышали Вы о них?

— Немного.

— Так посетите нас. Уверяю Вас, что не пожалеете. Наше главное здание расположено в графстве Леверье.

— Хорошо. Может быть, как-нибудь при случае навещу. Пока же я хочу задать вам один вопрос. Вы говорили, что несмотря на отсутствие у человека способности самому планировать свою жизнь, ваши предсказания содержат какие-то рекомендации действий. Какие же?

— А как броуновская частица может содействовать своему прямолинейному движению? Единственным образом — научиться изменять саму себя! Принимать такие формы, чтобы при столкновениях получаемый ею импульс подталкивал бы ее в нужном направлении. Так и человек. Чтобы хоть как-то влиять на свою судьбу, он должен перестраивать не мир, в котором живет, а самого себя. Получить профессию, максимально соответствующую его талантам, завести полезные знакомства, искоренить некоторые недостатки, научиться правильно оценивать действительность.

— То есть все же можно стать хозяином своей судьбы?

— Маленький нюансик, Ваше Величество. Да, можно, но только как бы «на микроуровне». У рассмотренных нами броуновских частиц всего одна степень свободы — они могут менять свое квантовое состояние. У человека возможностей побольше. Как говорит Шамон, «даже если волосы на голове каждого сочтены, можно гладко побриться»…

Род зашелся в путаных разъяснениях. Олмир из вежливости слушал его, размышляя о своем, а потом спохватился: на время завтрака назначена встреча с Лоркасом. Нехорошо заставлять ждать учителя. И сухо распрощавшись с прорицателем, бросился во дворец приводить себя в порядок после физических занятий.

Варвара

С раннего утра Варвара пребывала в трудах и заботах. Пусть другие теряют время, считая ворон. Она не может позволить себе сидеть без дела. В этом мире ничего не дается задаром. И, как говорит Кокроша, каждый сам кузнец своего счастья. А поскольку у нее большие цели, то чтобы достичь их, следует работать и работать, не покладая рук.

Она давно сознательно выращивала в себе потребность постоянно заниматься чем-нибудь «полезным». В первую очередь, разумеется, хорошо учиться и пользоваться высоким авторитетом и уважением в школе.

Что ни говори, но учеба давалась ей нелегко. Быть на равных с Олмиром или, скажем, с Зоей она и не пыталась. Неимоверно трудно было ни в чем не уступать Селене с ее пугающе глубокой интуицией, позволяющей правильно отвечать, ничего не зная по существу вопроса. Но учиться хуже Георгия, казалось ей, — все равно что не иметь ровно никакого самоуважения. Про Вана, и говорить нечего: он ведь предназначен ей в мужья, следовательно, необходимо позаботиться о его надлежащем воспитании, выработать у него привычку в том, что она всячески опекает его, руководит и направляет. А то ведь что получится — они поженятся, и он начнет ей указывать?!

Ну, школьные успехи — это, конечно, дело важное. Но какое-то частное, не определяющее всего человека. Вон, Юлианна отказалась учиться вместе с ними, но ничего страшного с ней не произошло. Живет и не тужит. И Варвара неустанно ковала себе светлое будущее, в непонятно какой раз корректируя предложения по созданию ее герцогства.

Потенциальная возможность появления на Ремите нового Большого Дома — Дома Оленя — несколько раз обсуждалась на Коронном Совете. Причины, по которым заводился этот разговор, Варвара не выясняла. Для нее заслуживающим внимания было только одно: то, что кандидатура главы нового Дома была единственная — она, Варвара Леопольдовна Миркова, будущая великая герцогиня Лусонская. Переписка между герцогствами по этому поводу накопилась уже достаточная. В целом вроде бы полное согласие по всем принципиальным вопросам. Но вот в деталях…

Казалось бы, мелочь: добавляется в слово всего одна буква, а каков эффект! — было Луонское герцогство, а станет Лусонское. И Варвара несколько раз повторила, словно пробуя на вкус:

— Лусонское. Герцогство Лусонское. Было Луонское, да сплыло, появилось могучее герцогство Лусонское. Олень сожрал Дракона!

Вот что значит всего одна лишняя буква!

Варвара принимала как совершенно очевидное положение о том, что новоявленному герцогству следует выделить не только приличную территорию, но и важные сферы ответственности. Как хорошо, что отец — председатель Академии наук! Лусонское герцогство будет самым ученым. Поэтому ему должен принадлежать весь космический околопланетный комплекс: межзвездный космопорт с его бесконечными складами, заводами и причалами для приема звездолетов, комбинаты по трансмутации и промышленной наработке веществ и редких изотопов, а также научные городки и санатории на Решке, искусственные спутники и прочие космические объекты. Огромнейшее хозяйство! Но Варвара не боится трудностей и, несомненно, управится со всеми делами. Зато и уважать себя заставит.

Но если космические объекты будут в ее ведении, то логично потребовать себе и наземные космодромы, с которых осуществляются запуски планетолетов. И, естественно, терминалы только что построенного нуль-туннеля…

Ба, если ближний космос будет полностью принадлежать ее герцогству, то все каналы экспорта и импорта будут у нее в руках. А также она будет руководить почти всеми сырьевыми отраслями промышленности. Не следует афишировать это обстоятельство, чтобы другие большие Дома не почувствовали себя обделенными. Свои же соображения по этому поводу надо будет выдавать по частям: сначала одно, потом следующее, и так далее. Каждый раз ручаться согласием всех членов Коронного Совета — потом им трудно будет отказаться от своих слов.

Хорошо, предположим, что удастся их уговорить. Но что тогда мешает приписать к ее герцогству строящийся общепланетный Техцентр целиком? Пусть вся тяжелая промышленность будет в одних руках. Очень логично и удобно в управлении.

Интересно, как будет выглядеть Лусонское герцогство. И Варвара, достав новый географический атлас, — старый был измалеван так, что не осталось ни одного живого места — принялась прокладывать границы своих будущих владений.

Так, первым делом новое герцогство займет территорию теперешних владений Дома Дракона. Зойке после замужества они все равно не нужны, а у Дома Медведя и так земель в избытке. Далее — остров Грант, лежащий севернее всех и самый большой в россыпи Беззаботных островов. На нем размещаются основные сооружения Техцентра. Затем два космодрома, один недалеко от Конды, а второй… жаль, он расположен в Шойском герцогстве, вблизи океанского побережья. Надо будет поговорить с Аполлоном, потребовать, чтобы он согласился отдать маленький кусочек своих владений. Ему, наверное, все равно — он озабочен только своими художествами. Ой, а главный нуль-терминал в самом сердце королевского домена, всего в сотне километров от центра Мифополя. Что делать? Если соединить его рукавом с основной территорией Лусонского герцогства, то получается некрасиво. Ладно, потом разберемся.

Возникшая политическая карта выглядела как-то неестественно. Лусонское герцогство то приятно толстело, то уродливо истончалось и, словно гигантский дикобраз, ощетинилось множеством отростков, каждый из которых заканчивался стратегически важным пунктом. Вид его был бы гораздо красивее, если прихватить еще и Беззаботные острова. Тогда, кстати, ее подданным можно будет отдыхать на море, не покидая родного герцогства.

О, проблема жителей — поистине, сплошная головная боль. Нельзя поручиться, что много луонских дворян добровольно перейдет в новый Дом. Больших городов в Луонском герцогстве нет. Народ надо срочно где-то находить. Что делать?

Те, кто значительную часть времени обитает в космосе, наверное, согласится сменить подданство. Они, говорят, темные люди, все Большие Дома для них на одно лицо. Хорошо. Кто еще? Большинство проектировщиков и строителей, почти весь будущий обслуживающий персонал Техцентра обучается в академических учреждениях. Отец, наверное, сможет уговорить их принять лусонское подданство. Надо будет с ним поговорить. Но все равно этого крайне мало.

Осененная внезапной мыслью, Варвара бросилась звонить Селене. Спустя довольно продолжительное время соединение произошло, но на экране не появилось никакого изображения.

— Селя, что с тобой?

— Ал-ле, — раздался недовольный голос с хрипотцой. — Кто это?

— Ленка, это я. Ты что, спишь?

— Ну-у… лежу-у, — донесся после длительной паузы еле слышный ответ, — чего тебе?

— Включи изображение, — презрительно бросила Варвара. — Я хочу тебя видеть.

Шуршание, страдальческие охи и ахи. Варвара едва сдержалась от язвительных комментариев. Наконец, включилась видеосвязь. Селена, естественно, лежала в кровати, на полу вокруг масса смятых фантиков от съеденных вчера конфет.

— Вставай! Разве можно столько дрыхнуть?!

— Так каникулы же, — с безмятежным зевком ответила Селена. — В первый день положено лежать до обеда.

— Кто тебе это сказал?

— Я сама так думаю. Юлька часто спит до вечера.

— Врет!

— Нет, не врет. Я с ней вчера разговаривала…

Ага, теперь понятно, откуда появилось «положено» — типично Юлькин оборот.

— … так она сказала, что женщине надо много спать. Когда спишь, то не стареешь.

— Не равняй себя с ней. Она не учится, как ты.

— Чем она лучше меня?

— Я не говорила, что она лучше. У нее свои методы обустройства жизни, а у тебя — другие.

— Ну и что?

— Да ничего!

— Чего тебе от меня надо? Почему ты мешаешь мне отдыхать?

Пора переходить к делу, спохватилась Варвара и заговорила сладким голоском:

— Селена, тебе пора подумать о будущем.

— Я о нем все время думаю, — немедленно последовал дежурный ответ. Думать можно бесконечно долго и без осязаемого результата, а понимать прозвучавшее, конечно же, следовало так: отстань от меня!

— Не увиливай! Я серьезно говорю. Твой отец уступил тебе главенство в роду…

— Понарошку. На будущее. Все дела по дому, как и прежде, он ведет сам, — медленно сказала Селена, но сонливая пелена с нее спала.

— Ну и что? Формально или нет, но все равно ты — глава, и обязана постоянно заботиться обо всех своих родных.

— Я забочусь.

— Плохо заботишься. Почему, например, ты не добиваешься того, чтобы ваше графство стало самым большим и авторитетным?

— А как это сделать?

— Думай! Может, что и придумаешь.

Селена изобразила тяжелые размышления. Но тут же вспомнила что-то забавное, разулыбалась и начала было открывать рот, чтобы рассказать об этом, но Варвара опередила:

— Придумала?

— Нет. Да мне не до этого. Знаешь, что я узнала? Ужас! Оказывается…

— Селена! Сейчас мне совершенно не интересны все твои сплетни! Мы обсуждаем очень важный вопрос, а ты постоянно отвлекаешься, как ребенок. Мне стыдно за тебя.

— Стыдно у кого видно, — скороговоркой отмахнулась Селена.

— Ладно, — со вздохом произнесла Варвара. Помолчала и продолжила деловым тоном: — Я подумала за тебя и решила следующее. Как только образуется мое герцогство, Лусонское, я выделю тебе самое большое на Ремите графство — всю северную половину Беззаботных островов. Ты рада?

— Не знаю, — честно призналась Селена, сохраняя незаинтересованный вид. — Меня и теперешнее, вообще говоря, устраивает.

— Ты просто ничего не понимаешь! — взвилась Варвара. — Каждый дворянин должен всячески заботиться о благоустройстве управляемых им земель. И чем больше владения, тем выше его социальное положение, тем большим почетом и уважением он окружен. Особенно это касается графов, наделенных помимо прочего еще и судебной властью.

— Неправда! От размеров владений ничего не зависит. Вот, например, мой папа. Наше графство одно из самых маленьких в Шойском герцогстве, но папа — Предводитель Дворянского собрания, то есть самый главный дворянин на планете. Твое родовое графство тоже невелико несмотря на то, что Кунтуэский прирезал вам земли после того, как ты стала графиней. Однако твой отец — председатель Академии наук, то есть главный ремитский ученый. В то же время у Ламарка самое большое графство, но его все презирают. Разве не так? Таких примеров я могу привести целую кучу и еще маленькую тележку.

— Ну, я говорила теоретически, про общую тенденцию. Как правило, у кого больше земель, того и уважают больше.

— Да и теоретически ты не права. Как говорит мой папа, не место красит человека, а человек место. А еще он говорит, что очень важно правильно оценивать свои силы и не брать на себя непосильных общественных нагрузок. Если у меня будет много земель, то я не смогу ими правильно распорядиться, и надо мной будут смеяться. Я этого не хочу.

Варвара посокрушалась по поводу Селеновой скромности и решила пустить в ход козыри:

— Хорошо. Не хочешь земли — не получишь. Но ты моя подруга, мне обидно за тебя. Поэтому я хочу сделать тебе одолжение. Возможно, я отдам тебе звание Первой фрейлины королевства.

Это было уже кое-что осязаемое. Селена внимательно посмотрела на Варвару.

— Правда, я еще не уверена, получится ли у меня отказаться от этого звания в твою пользу.

— Почему?

— Есть определенные обстоятельства, — загадочно произнесла Варвара.

Селена подумала немного и спросила:

— А что я должна сделать для того, чтобы эти обстоятельства исчезли?

— Ты тоже можешь мне помочь.

— Как?

— Перейти в мое герцогство. Тогда и твой отец будет моим подданным.

— Зачем это тебе?

— Ну… есть у меня некоторые соображения.

— Какие?

Неопределенные объяснения, обильно сдобренные «ну, ты сама понимаешь», не произвели на Селену должного впечатления. В конце концов, Варвара была вынуждена сказать:

— Ладно, признаюсь. Но никому про это не говори, хорошо? Примеру твоего отца, я думаю, последуют многие дворяне, и тогда мое герцогство станет самым многолюдным.

Это было правдой, что Селена сразу почувствовала.

— А взамен ты хочешь заставить моего папу агитировать людей идти тебе в подчинение?

Варвара промолчала. Селена глядела в корень, но ее открытое высказывание казалось чересчур циничным.

— А если ты меня обманешь и не уступишь места Первой фрейлины? Раньше ты меня часто обманывала.

— Мы тогда были совсем маленькими.

— Ты и сейчас можешь меня обмануть.

— Ни за что! — и Варвара бросилась в уговоры. Действовала она напористо и прямолинейно: не важно, что говоришь, главное — много, горячо и с внутренней убежденностью. Нелегко ей это давалось, так как на самом-то деле она задумывала предложить звание Первой фрейлины Юлианне. Если та согласится, — а отказаться Юлька просто не могла по своей натуре — тогда она, Варвара, сразу как бы возвышалась над всем известнейшим родом Павлина. Что ведь получается: герцогиня Лусонская «попользовалась» званием Первой фрейлины и по своему желанию отдала (подарила?!) его герцогине Кунтуэской, значит, ее Дом важнее, весомее, коли может позволить себе такие поступки. Тот прискорбный факт, что когда-то ее отец числился рядовым вассалом Кунтуэских, вмиг бы забылся. Варвара, придумав эту комбинацию и оценив отдаленные, не улавливаемые поверхностным взглядом последствия, втайне от всех очень гордилась своим умом и ловкостью. Удел немногих избранных — чувствовать подобные тонкие политические нюансы.

Наконец, Селена сдалась, согласившись переговорить с отцом. Варвара детально проинструктировала ее, как построить разговор и отвечать на возможные вопросы. А потом быстренько попрощалась. И стала звонить Аполлону Шойскому.

Лоркас

Когда Олмир, распаренный после водных процедур, вбежал в малый столовый зал, в котором обычно проходили официальные завтраки и ужины в «узком кругу», Лоркас наматывал не первый круг вокруг широкого стола. Ухоженный и всегда чисто вымытый, всем своим видом он очень походил на большого младенца, и его пухленькие ножки, наверное, сильно устали.

— Доброе утро, учитель. Бежал к вам из последних сил, — сказал Олмир, избегая прямых извинений. Оправдания не к лицу королю: если он и пришел не вовремя (опаздывать куда-либо он по определению не может), значит, таковы высшие государственные обстоятельства.

— Доброе утро, Ваше Величество.

— Учитель, я же вас просил: без лишних церемоний.

— Ну… я хочу поговорить с тобой не как с учеником, а как с королем. Поэтому выбираю надлежащее обращение… — Лоркас, весьма щепетильный в общении со всеми людьми, так и не смог разобраться в особенностях местного этикета и потому всегда боялся сделать что-то не так, опозориться в глазах придворных. — Возьми… те… мое заявление.

— Что такое?

— Заявление о расторжении моего контракта в связи с завершением общеобразовательного учебного курса. Я уже давно хотел поговорить с тобой на эту тему.

Вот это новость! Олмира даже зашатало.

— Я уже научил вас всему, чему хотел. Осталось немного записей моих лекций, но чтобы просмотреть их, мое присутствие не обязательно. Далее каждый из вас должен начать специализацию в выбранной им сфере деятельности.

— Это так неожиданно для меня…

— Все в нашей жизни когда-нибудь кончается, Олмир, — с грустью сказал Лоркас. — Мне тоже не просто далось это решение. Я всех вас очень полюбил. Но у вас своя дорога в жизни, у меня — своя. Всегда необходимо мужество, чтобы посмотреть правде в глаза. К сожалению, истина такова: польза от моего дальнейшего пребывания здесь ничтожно мала, а дел у меня на родине, на Блезире, накопилось уйма. Да и соскучился я по родным пенатам. Вот мое заявление.

Олмир машинально взял протягиваемую ему папочку и принялся вертеть ее, не зная, что предпринять. Лоркас, испытующе посмотрев на него, сказал с легкой улыбкой:

— Я рад, что ты с блеском постигаешь сложную науку руководства людьми. Помнишь, год назад, в сельве, ты выговаривал мне, что ваше обучение неправильно спланировано? Высказывал опасение, что не научишься искусству управления?

— Конечно, помню. Но почему вы об этом заговорили сейчас?

— Ты не поддался начальному импульсу, не закричал «нет», «не отпущу». И совершенно правильно! По моему глубокому убеждению, эффективно руководить людьми можно единственным образом — хвалить и поощрять, способствовать исполнению их собственных желаний. Любой запрет порождает либо бессильное раздражение, либо искус специально, «из вредности» нарушить его.

— Вы приписываете мне несуществующие достоинства. Я промолчал потому, что не знаю, как поступить. Считайте, что я не говорю ни «да», ни «нет».

— Вот и прекрасно!

— Но каков бы ни был мой ответ, знайте: я испытываю к вам чувство глубокой благодарности за те знания, что вы нам дали, и всегда буду помнить о вас.

— Спасибо, дорогой мой. Может, ты еще и покормишь меня?

— О, пожалуйста. Садитесь.

Они уселись напротив друг друга. Размеры стола вынуждали чуть напрягать голос, чтобы быть услышанным собеседником.

— Вчера вы сказали только о каникулах. Я не ожидал, что речь может пойти вообще об окончании учебы.

— Какое окончание, Олмир?! Считай, что вы пока только-только приоткрыли двери в огромное нечто, называемое жизнью. И учиться вам предстоит еще долго. Со мной вы одолели только азы. Далее — выбор профессиональной сферы деятельности. А совершенствоваться в ней можно до бесконечности. Кстати, я подготовил для тебя специальную подборку литературы по социологии.

— Спасибо.

Подали соки, сортов двадцать — от горемычно кислого и ударно горького до безудержно сладкого. Олмир выбрал, как обычно, клюквенный, Лоркас — дынный.

— Неужели нам больше не придется готовить ни одного реферата? — никак не мог придти в себя Олмир. — Откровенно говоря, мне это дело стало нравиться. Узнаешь столько интересного, пока докопаешься до нужных материалов.

— Может быть, рефераты как таковые ты и не будешь писать. Но самостоятельно разбираться во многих сложных вопросах тебе придется. Жизнь поставит темы для творчества.

— Ну, не знаю…

— Поверь, что будет именно так. Тебе, как я понимаю, вольно или невольно, но придется специализироваться в социологических науках. Надеюсь, ты найдешь в рекомендованных мною изданиях много интересного. В том числе развернутый ответ на тот вопрос, который ты задавал мне на занятиях: каким образом решить главную проблему власти — постоянное совершенствование системы отбора лучших представителей народа для руководства обществом. В свое время, помнится, наиболее прогрессивные, общенародные государства споткнулись именно об эту «малость»: они не смогли отладить процесс воспроизводства политической элиты.

— Вы тогда говорили о «золотом пути Уренара», но я так и не прочитал о нем ничего.

— Обязательно выкрои время, чтобы досконально разобраться в этом вопросе! Здесь важны мельчайшие детали, хотя основная идея чрезвычайно проста. Столбовой путь человечества — от варварства и жестокосердия к братству и всеобщей любви. Окончательная победа всегда доставалась тому, кто человечнее относился и к друзьям, и к врагам. Во все времена общественный прогресс требовал развития подлинной демократии и гуманизма, воспитания у каждого человека чувства гражданственности. Почему? Да хотя бы потому, что в одиночку успешно управлять государством невозможно. Любое неверное решение приводит к масштабным негативным последствиям. Компенсаторные механизмы в виде обратных связей от народа к правительству работают на пределе и быстро изнашиваются. В итоге — всеобщий упадок.

Глубокомысленно подумав, Лоркас торжественно поднял вверх указательный палец и продолжил вещать:

— Но! Существует несколько принципиальных «но». Первое: демократия подразумевает во всех случаях верховенство закона перед волей какого-то человека, а здесь-то нас подстерегает пренеприятнейший подводный камень. Элементарный здравый смысл говорит, что недостаточно написать мудрые законы. Недостаточно — а, может, невозможно — добиться правильной структуризации функциональных обязанностей должностных лиц с предоставлением каждому полной свободы в пределах его полномочий. Жизнь сложнее мертвой буквы, и всего, что может случиться, не предусмотришь. Требуется животворное творческое начало. А для этого нужен индивидуализм, настоящее единоначалие. Второе — я, помнится, рассказывал вам это на занятиях — демократия имеет склонность превращаться в охлократию, когда, разжигая низменные инстинкты толпы, к власти приходят недостойные люди. Третье: далеко не всегда решение, принятое большинством, правильное и верное. Сын Человеческий, например, был распят почти по единодушному требованию народа, то есть в результате самой что ни на есть демократической процедуры. Что из всего этого следует? Да хотя бы то, что огульная либерализация так же опасна, как и тирания, и демократические институты следует держать в надежных оковах.

Лоркас пил свой сок маленькими глотками, испытывая явное наслаждение, и говорил, мечтательно глядя куда-то в потолок:

— Должен, кстати, заметить, что ваша община сложена весьма добротно. Вы ограничили демократию тем, что предоставили большие привилегии аристократической прослойке. То есть людям, которые не зависят от власть имущих, обладают высокой внутренней культурой и устойчивы — в силу домашнего воспитания — к идеологическим новациям. Удачное решение!

Принесли порционные мясные блюда. Принимая во внимание возраст Олмира, королевский диетолог старался все приемы пищи «в узком кругу» делать максимально сытными и обильными. Поэтому на появившихся тарелках красовались до неприличия большие куски мяса. Они островами возвышались внутри «океана» — гранатового соуса. Маслины, сливы, виноградинки и прочие маринованные фрукты и ягоды изображали дикарей, устроивших на острове танец вокруг костра — грудки острых приправ. Жареные овощи имитировали лодки. Лоркас потер руки и схватил нож с вилкой.

— Но для процветания мало создать общую правильную структуру общества. Нужна здоровая конкуренция. И здесь у вас все в порядке. Пять постоянно соперничающих Больших Домов. А там еще оглядка друг на друга малых домов, семейных кланов, городских и поселковых советов, районных и уличных комитетов да прочих общественных организаций… Но что мне больше всего нравится у вас — так это истинная свобода вероисповедания. Все религиозные вопросы вы чрезвычайно последовательно и полно отнесли к сфере сугубо личностных. На Ремите любое публичное выступление какого-нибудь проповедника представляется просто немыслимым, аморальным. Здорово!

— Я давно хотел у вас спросить, можно ли вообще обойтись без религии?

— Думаю, что нельзя. По авторитетному утверждению известного тебе Цицерона, великого древнего римлянина и легендарного оратора, изначально под религией понимали совестливость, мучение. И лишь впоследствии стали связывать это слово главным образом с богослужением. Согласись, что без мук совести не будет никакого духовного роста. Кроме того, религия самопроизвольно и вполне естественно строится на вере. А жить без веры просто невозможно.

— Почему?

— Для ответа на этот вопрос вновь следует вернуться к основам. Что такое вера? В теологии дается следующее определение: осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. Очень широкое понимание, не так ли? Нормально жить без уверенности в этом «невидимом», то есть не осязаемом, не ощущаемом обычными чувствами нельзя. Любой ученый, разрабатывающий новую теорию, вначале должен уверовать в правильность своих изначальных допущений, принятых гипотез. Иначе он просто не сможет мыслить. Без уверенности в своей способности вместить новые знания нельзя учиться. Да что там говорить — если ты постоянно во всем сомневаешься, ты и шага не сделаешь. А сейчас схвати картину целиком: каждому человеку с пеленок сообщается масса сведений об окружающем мире, большинство из которых он вынужден принимать на веру, поскольку не в состоянии проверить лично, самостоятельно убедиться в их правильности. Что в результате? Да то, что формируя свое мировоззрение, каждый ориентируется на какие-то авторитеты. Иначе говоря, фактически создает собственную религиозную систему.

Лоркас ел свое мясо довольно неуклюже: держа нож в правой, а вилку — в левой руке, долго елозил по тарелке, старательно отрезая кусочек. Потом клал нож лезвием на край тарелки, перекладывал вилку в правую руку и поддевал ею отрезанную часть.

— Вспомни, когда мы проходили политическое устройство Галактического Содружества, много раз упоминались так называемые Школы Гуро — специальные учебные заведения по выращиванию будущих духовных лидеров. Цивилизованное общество не может пустить на самотек процесс возникновения новых религий и сект. У вас, на Ремите, тоже есть несколько выпускников этих школ. Например, граф Леверье. Но влияние их в вашем обществе на удивление невелико. Да, кстати, на днях я встретил омолодившегося Шамона…

— Шамон? Сегодня утром я уже слышал это имя.

— Можно поинтересоваться, от кого, при каких обстоятельствах?

— В парке я имел случайную беседу с Родом. Так он назвал Шамона своим учеником.

— Надо же! Бывший ректор крупнейшей в Содружестве Школы Гуро, основатель новой религии, оказывается, ученик какого-то оторванного от реальной жизни прожектера. Поистине, человеческая близорукость не имеет границ! Этот твой Род…

— Он не мой. Сегодня утром я увидел его в первый раз. Возможно, и в последний, так как у меня нет особого желания встречаться с ним вновь.

— Правильно! Этот Род вместе со своим сводным братом в свое время замыслил реанимировать астрологию — науку предсказаний по расположению планет и звезд. Очевидно, что подобные попытки логически несостоятельны и потому обречены на неудачу, даже если бы люди жили в одном месте, на Земле. Но я вообще не могу понять, как братья собирались предсказывать будущее людям, живущим за сотни световых лет от Солнечной системы. Тем не менее, Род с Нилом начали практиковать. Естественно, ничего путного у них не получалось. Тогда, отойдя от своей первоначальной концепции, они принялись строить свою, тайную теорию прорицания и методично проверять правильность ее постулатов. Многие годы влачили жалкое существование, пока не разжились мощной вычислительной техникой. Тогда добились кой-какой известности. Джордж Второй разрешил им открыть филиал своей фирмы на Ремите, а граф Леверье, находящийся в то время вдали от родины, выделил участок земли. Они там долго химичили, но только при твоем отце, Олмире Обаятельном, завершили строительство.

— А какова роль Шамона?

— Не знаю. Я удивлен тем, что он примкнул к Роду, позволяет называть себя его учеником. Шамон не нуждается в покровителях, он сам учитель учителей, создатель религиозной системы, получившей мировую известность.

— Расскажите поподробнее, что это за система.

— Общую методологию формирования различных конфессий я вам рассказывал — ты должен помнить. Наряду с некоторыми начальными положениями при их построении всегда закладывается какой-нибудь руководящий принцип для внутренних умозаключений. В старину, например, одно время использовался лозунг «верую, ибо это абсурдно». Уренар создал свою систему, наиболее последовательно из всех известных в истории проповедников опираясь на принцип «верую, ибо понимаю». У Шамона же все наперекосяк: он принял на вооружение «верую, ибо я слаб и ничтожен». Он провозгласил человека неиссякаемым кладезем ошибок и заблуждений и потому всегда нуждающимся в покровительстве более умных и опытных товарищей. Надо сказать, что с высоты прожитых лет я все более и более склоняюсь к мысли, что насчет кладезя он недалек от истины. Поэтому нет ничего странного в том, что множество его последователей растет с каждым днем.

Лоркас доел мясо и, удовлетворенно пыхтя, надул свои розовенькие щечки. Затем сложил вилку с ножом накрест и отодвинул от себя тарелку.

— Очень вкусно, но я не привык к такой грубой пище, — сказал он. — У нас, на Блезире, кухня совсем другая. Все мягкое, легко усвояемое. Никто никогда не пользуется ножом. Как я соскучился по родному дому!

Подали творог. Его белая масса возвышалась в тарелке словно снежная горка. Большие ягоды клубники, обмакнутые в горячем меде, изображали катающихся на санках детей. Сразу же принесли ароматизированный чай и пирожные, выпеченные в виде различных забавных фигурок. Слегка вздохнув, Лоркас продолжил трапезу.

— Все время, пока я здесь, мне не давало покоя одно обстоятельство. Перед отлетом на Ремиту я делал срочный правительственный заказ — создавал биороботов… как ты думаешь, какого предназначения?

— Не знаю.

— Для имитации гладиаторских боев! Представляешь?

— Весьма неожиданно. Для чего?

— Вот такие вот наши обычаи. Заблаговременно и организованно выпускаем пары, чтобы снизить в обществе уровень агрессивности. Но речь сейчас не о традициях, а о моей работе. Я использовал тхланские технологии и создал биологические конструкции, способные производить — уместно даже сказать «рожать» — себе подобных. Все почти как у людей, только значительно мощнее и крепче. При этом я ввел одно интересное новшество: изменил их метаболизм и спектр ощущений так, чтобы сильные физические нагрузки были бы им не в тягость, а в удовольствие. Мои создания чувствуют себя тем лучше, чем более быстрый обмен веществ у них происходит. Соответствующим образом трансформировались и болевые ощущения. В результате у меня получились идеальные бойцы, ненасытные в жажде битв и лишений. Одно «но»: я не смог закрепить на квазигенетическом уровне программу развития их интеллектуальных способностей. Поэтому пришлось предусмотреть дополнительную операцию — вшивание в определенном возрасте в их мозг специального компьютера. Огромная недоработка! Именно ее я хочу устранить. А заодно постараться продлить им продолжительность активной жизни. Если получится, то одного такого робота я пришлю тебе в подарок.

— Заранее спасибо. А чем я могу отблагодарить вас за все, что вы для нас сделали?

— Ничего мне не надо, Олмир. Я счастлив, что выбор твоего отца пал на меня. Годы, проведенные с вами, — лучшие в моей жизни. О какой еще благодарности может идти речь?

Неведомая опасность

Аполлон так же, как и Селена перед этим, долго не отвечал, а когда удосужился, наконец, отреагировать на вызов, то заблокировал видеоканал.

— Варька, ты, что ли? Чего надо?

— Алик, здравствуй! Я хочу с тобой поговорить.

— Нашла время! Я занят. Приеду на заседание Коронного Совета — тогда и поговорим.

— Нет, сейчас. И включи, пожалуйста, изображение. Я хочу тебя видеть.

— Не могу. Я снимаю пейзаж. Ты мне мешаешь.

— Ну, пожалуйста.

— Сказал же: нет, — в голосе Аполлона послышались раздраженные нотки. Он привык исполнять обязанности главы Большого Дома, и с ним уже нельзя было разговаривать так, как с Селеной.

— Алик, ну, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Мы так долго не виделись.

— Ты хочешь сказать, что соскучилась по мне? Никогда не поверю! Ладно, если хочешь говорить — приезжай сюда. Я отключаюсь.

— А где ты?

— В графстве Леверье. Найдешь по пеленгу.

— Хорошо, вылетаю. Жди!

Сказала, а сама лихорадочно стала соображать, надо ли выполнять это обещание. Вечером должна прилететь Юлианна. С ней надо обязательно встретиться. Во-первых, кое-что обсудить, заручиться ее поддержкой. Во-вторых… да что там говорить, давно хочется просто посмотреть на бывшую соседку-подружку. Вечером она также планировала подстеречь Олмира и спросить, не изменилась ли повестка дня заседания Коронного Совета. А заодно укрепить его в мысли о необходимости незамедлительно приступить к созданию нового — ее, родненького! — герцогства. Дело это большое и важное, которое не делается в одночасье, с бухты-барахты. А еще она хотела сегодня заглянуть в секретариат Академии. Успеет ли она встретиться с Аполлоном? Лететь или нет? Графство Леверье вообще-то недалеко, на границе между Сеонским и Луонским герцогствами. От силы час лету. Решившись, Варвара бросилась из комнаты, зажав подмышкой атлас.

После того, как ее отец окончательно перебрался в маленькую квартирку рядом со своим кабинетом в главном административном здании Академии наук, Варвара жила одна в большом родовом доме и была несказанно довольна этим обстоятельством. Одиночества она не боялась, состояние «скучно» было ей неведомо. Зато всему ее имуществу нашлось место, и не приходилось, как ранее, нерационально тратить время на поиски какой-нибудь мелочи, неожиданно понадобившейся в данный момент. Ее лит, всегда готовый к полету, находился на крыше здания. Варвара, заскочив в него, набрала нужную программу и откинулась в кресле, переводя дыхание.

Несмотря на необычайную простоту в управлении, на Ремите пользоваться литами лицам, не достигшим совершеннолетия, разрешалось только в порядке исключения. Варвара смогла убедить отца, что у нее все случаи, когда она покидает дом, из ряда вон выходящие, и происходят очень часто. А коли так, то личный воздушный транспорт ей совершенно необходим. Получив же в безраздельное пользование лит, она разгадала, как можно снять программно встроенные ограничения по скорости, и летала быстрее всех в Мифополе. Но, оказывается, не всегда быстрота полезна. В течение перелета она задумывала подготовиться к предстоящему важному разговору с Аполлоном, но совсем немного помечтала, глядя вниз, — и не успела оглянуться, как лит пошел на посадку.

Прибрежные возвышенности полукругом охватывали маленькую зеленую долинку, сердцевину которой занимала мелководная бухта. Мелькнули внизу паруса нескольких прогулочных судов, странное сооружение в виде абсолютно черной пирамиды, около нее — пара-другая жилых, вероятно, домиков. Береговая песчаная линия едва прослеживалась, сразу за ней начинались кустарники, а далее — густой лес, сплошным полотном взбирающийся наверх. Как показывал пеленг, Аполлон Шойский находился где-то рядом с одним из огромных валунов, причудливо украшающих высшую кромку возвышенности. Последние метры лит, рискуя задеть разлапистые кроны вековых деревьев, опускался почти вертикально.

Выбравшись наружу, Варвара сразу увидела Аполлона, замершего у обрывистого ската с профессиональной телекамерой в руках.

— Пол, вот и я!

— А-а, прикатила, — недовольно откликнулся Аполлон, тряхнув богатой шапкой черных кучерявых волос. — Привет.

— Что ты делаешь?

— Работаю с пейзажем, — нехотя ответил Аполлон, не оборачиваясь.

— Зачем?

— Знаешь, не мешай. Я же не лезу к тебе с глупыми вопросами.

— Неужели трудно сказать?

— Не трудно, а долго. В общем, осваиваю одно из направлений в живописи. Нафотографирую натуру, а потом буду лепить из получившихся кадров нечто вроде фильма. Сходу эту механику тебе не понять.

— Лоркас никогда не называл меня непонятливой или глупой, — с достоинством сказала Варвара, загородив Аполлону обзор.

— Фу, ну и наряд у тебя!

— А что такое?

— Кто носит такие кофточки? Дикость! Сними!

— Очень удобная блузка, — спокойно ответила Варвара. — Мне она нравится.

— Цвета! Только последний идиот мог напялить такое на себя! У тебя что, нет ни капельки художественного вкуса? Сними немедленно!

Тон приказания был такой, что Варвара невольно дернулась снимать блузку, но тут же взяла себя в руки.

— Я бы сняла, — сказала она смущенно, — но под ней у меня ничего нет.

— Ну и что с того? Неужели вид будет еще хуже? Или, полагаешь, я голых баб не видел?

— Не знаю, каких баб и где ты разглядывал, — гордо произнесла Варвара, распрямляясь, — но перед тобой я раздеваться не намерена!

— Тогда уйди с глаз долой!

— Не уйду!

— Выйди из поля зрения. Как закончу, так и поговорим. Ты мне и так кучу кадров испортила.

— Ладно, я подожду. Только ты быстрее, пожалуйста. У меня мало времени.

— «Мало времени», — передразнил Аполлон. — Можно подумать, что это я напрашивался на разговор. В следующий раз перед встречей со мной надевай что-нибудь поприличнее, без кричащих цветов, поняла?

Варвара открыла рот чтобы сказать колкость, ставящую грубияна на место, но передумала.

— Ладно, я посижу сзади.

Пока Аполлон занимался своими непонятными делами, рискуя свалиться с обрыва, Варвара сидела тихо, как мышка. Она пробовала разобраться в самой себе.

До нее дошло, насколько оскорбительна была шутка Аполлона насчет ее вида, но поднимать бучу она, поразмыслив, не стала. Как-нибудь потом, когда у нее появится свой Большой Дом, она обязательно отомстит, а сейчас надо сделать вид, что пропустила грубость мимо ушей.

Весь материальный мир для нее четко делился на две до безобразия неравные части — «свое» и «чужое». Свое требовало внимания и заботы, а чужое — всестороннего изучения на предмет вскрытия полезных качеств и потенциального приобретения. Кристально ясная позиция. Неоднозначности начинались там, где возникали человеческие отношения.

Она с опаской приглядывалась к огромному миру взрослых: когда подойдет пора войти в него, следует быть во всеоружии. Для этого, во-первых, надо много чего узнать и, во вторых, позаботиться о появлении своего герцогства. Но время еще есть и, по большому счету, пока это ничтожнейшая ерунда в сравнении с важностью отношений со сверстниками.

У Варвары появилось много новых знакомых примерно одинакового с ней возраста, но все они почему-то казались ей глупыми и неинтересными, какими-то «недоделанными» и тривиальными, как амебы. По-настоящему близки ей были только те, вместе с которыми она провела раннее детство в школе-интернате. Один их вид заставлял сильнее биться сердце, но испытываемые при этом чувства были чрезвычайно сложными и не всегда понятными.

Она всегда была сама по себе и не имела подруги, с которой можно было бы поделиться всеми, тем более самыми потаенными мыслями. Ближе всех, наверное, ей была Селена, пока не получила окончательную оценку непроходимо глупой и косноязычной. Зоя, наоборот, казалась чересчур утонченной, так как зачастую нельзя было предугадать, как она отреагирует на то или иное событие. С ней было интересно, и одно время Варвара решила во что бы то ни стало наладить тесную дружбу. Однако их отношения дали трещину, когда стало известно, что Служители прочат Зою в супруги Олмира. В глубине души Варвара не могла смириться с тем, что в будущем не она, а другая девочка станет королевой — несправедливо это как-то, и все тут.

В раннем возрасте больше всего времени она проводила с Юлианной. Но потом у будущей герцогини Кунтуэской произошел «надлом сознания» на почве взаимоотношений мужчин и женщин. Этого Варвара понять никак не могла. К чему тратить столь много усилий на ухаживание за собой и улучшение своей внешности, зачем все время мечтать о любви, о мужчинах, недоумевала она. Все люди, если подумать хорошенько, живут одинаково. В свою пору влюбляются, играют свадьбы, заводят детей и все такое прочее. Никуда от этого не деться, и нерационально обеднять свой внутренний мир, почти постоянно думая об одной, вполне естественной стороне жизни. Должны же быть и какие-то иные сферы приложения сил. И Варвара, приписав Юлианну к немножко сумасшедшим, стала держаться от нее подальше.

Мальчики, загадочно иные по телесной природе, в духовном плане всегда были ей более понятны. К Олмиру она испытывала сложные чувства уважения и зависти одновременно, восхищаясь его постоянной «подтянутостью», готовностью ко всем неожиданностям. При этом считала, что он витает чересчур далеко и точно «не ее». Георгия она полагала обыкновенным нерасторопным увальнем, однако ей нравилось любоваться на расстоянии его силой и мощью. А Ван для нее был просто недотепой, но «своим» и потому требующим постоянного внимания. Все его болячки и бесконечные ушибы почему-то доставляли ей почти физическое страдание.

Аполлон же в чем-то неуловимом походил на Юлианну, и потому так же инстинктивно отвергался. Сейчас, негодуя по поводу очередной его грубости, Варвара вспомнила былые его сальные шуточки и приставания, сопровождающиеся, как обычно бывает в детстве, щипками и тумаками. Тоже сдвинутый на сексуальной почве, с брезгливостью заключила она и решила, что впредь будет разговаривать с ним только по делу — ничего личного, дружеского между ними нет и быть не может!

— Ты не заснула? — поинтересовался Аполлон, закидывая свою аппаратуру за плечо.

Варвара встала и молча подошла к обрыву. Аполлон всегда отличался маленьким ростом и за истекший год вырос ненамного. Сейчас он не дотягивал ей даже до плеча, но приобрел манеры и бросающийся в глаза цинизм много повидавшего человека, почти что настоящего взрослого. Это несоответствие настораживало, и Варвара не знала, с чего начать деловой разговор.

— Что-то здесь не так, — задумчиво проговорил Аполлон. — Вон та чертова пирамида находится сбоку, не в фокусе, но все равно главная деталь пейзажа. Не могу понять, как это может получаться. Давай-ка, посмотрим на нее поближе.

— Подожди, мне надо с тобой поговорить…

— По дороге скажешь, что хочешь. Побежали! — и не слушая возражений, Аполлон начал спускаться. Варвара, помедлив с минуту, бросилась следом.

Идти под гору, сохраняя равновесие, можно только одним образом — мчаться во весь опор. В подобных условиях трудно разговаривать, но Варвара, разозлившись не на шутку, в выражениях, далеких от дипломатических, высказала все, что хотела. И еще немного того, что пришло ей в голову после нескольких болезненных соприкосновений с выступающими шершавыми корнями. Было не понятно, услышал ли ее Аполлон, но когда они остановились отдышаться у одного огромного дерева, он ответил ей с полной серьезностью:

— Я понял, что ты хочешь. Принципиальных возражений у меня нет, но прежде чем дать окончательный ответ, я должен поговорить со своими советниками.

— Какие еще советники?! — возмутилась Варвара. — Отвечай сразу. Неужели я зря мчалась сюда, полдня по твоей прихоти просидела ничего не делая, бегу за тобой куда-то, рискуя поломать руки-ноги? Совесть-то у тебя есть?

— Пойми, что не могу я всерьез влезать в политику. Почти все время у меня уходит на постижение живописи. Да еще Лоркас шлет и шлет записи своих лекций.

— Фи, чепуха! Придумал отговорку. Вот уроки Дикого Мага — это да! Их-то ты не посещал. А еще меритские лекции…

— Да не могу я разорваться. Поэтому стараюсь не вдаваться в суть политических событий и поступаю так, как рекомендуют мои советники. Вот почему перед принятием какого-либо решения по твоему вопросу я должен по крайней мере поставить их в известность, поняла?

— Понятно, — шмыгнула носом Варвара, — а я так надеялась на тебя.

— Насколько я помню, позиция моего Дома следующая. Мы против чрезмерной концентрации власти короля на Ремите и потому требуем ликвидации Дома Дракона. Если после Зойкиного замужества ее герцогство сохранится, то наверняка его главой будет назначен ставленник Сеонских, всецело от них зависящий. Тем самым влияние Олмира превысит разумные пределы. Это так же верно, как и то, что Виктор Луонский никогда не вернет себе герцогское достоинство: против него настроено большинство его бывших сподвижников. Объединение двух герцогств — Сеонского и Луонского — также неприемлемо для нас, ибо на политической карте появляется монстр, превосходящий по всем параметрам другие герцогства вместе взятые. Одного этого обстоятельства достаточно, чтобы ты пользовалась нашей поддержкой как будущая новая герцогиня. Так что успокойся, по самому главному вопросу мы с тобой союзники. А что касается передачи тебе части наших земель — извини, но «за так» подобные дела не делаются. Но я не слышу, что ты предлагаешь взамен.

— А в честь чего я должна что-то предлагать? Появляется новый Дом, и все старые герцогства обязаны ему помочь преодолеть трудности роста, пожертвовать чем-нибудь малым.

— Ты уверена?

— Мне так кажется.

— Согласись, что это спорная точка зрения.

— Но иначе никак нельзя, сам подумай.

— Если откровенно, мне глубоко наплевать на те земли, и я готов отдать их тебе даром хоть завтра. Взамен даже не буду требовать снять эту дурацкую кофточку несмотря на то, что она оскорбляет мои представления о женской одежде. В общем, я обещаю уговорить своих чиновников запросить за них минимальную компенсацию. Устраивает тебя такой ответ?

— Спасибо.

— Что-то не вижу, где оно, — озадаченно сказал Аполлон, характерно пошевелив пальцами.

— Ну, я же сказала…

— Это просто слово. Сотрясение воздуха — и ничего нет.

— Что ты хочешь? — мгновенно ощетинилась Варвара.

— Успокойся, ничего из того, что ты пока бережешь, мне не надо. Я хочу, чтобы ты просто побыла рядом со мной. Каюсь, что скрыл от тебя кое-что. Та черная пирамида, которую мы видели сверху — главное здание общества прорицателей. Они называют ее Храмом. Я не сказал тебе сразу, что прилетел сюда не для съемок натуры — этого добра везде вдосталь. Я здесь для того, чтобы посетить это сооружение. Род с Нилом предложили мне узнать будущее. Но в одиночку мне почему-то боязно. Побудь-ка моей сопровождающей.

— Хорошо, но… может, как-нибудь в другой раз? Я тороплюсь — много дел на сегодня.

— Ты отказываешь мне в малости?

— Ладно, идем. Только быстрее.

Они пронеслись вниз еще несколько сот метров, потом выбрались на дорогу и быстрым шагом заспешили к раскрывающейся темной громаде пирамиды. Недалеко от входа в нее им попался моложавый мужчина в одежде, напоминавшей римскую тогу. На безымянном пальце его правой руки красовался массивный перстень с искрящимся красным камнем.

— Вы к нам, молодые люди?

— Да, мы сюда. Я Аполлон Шойский, а со мной графиня Варвара Миркова, Первая королевская фрейлина, а в недалеком будущем, я надеюсь, герцогиня Лусонская.

— Да ну тебя… — засмущалась Варвара.

— Добро пожаловать. У вас, великий герцог, приглашение на сегодня?

— Да. Но я не герцог. Представьтесь, пожалуйста.

— О, мое ничтожное имя недостойно касаться ваших ушей. Меня зовут Шамоном.

— Я много слышал про вас…

— Известность лукава, как полуденный ветерок. Я есть и буду ничтожнейшим учеником великих прорицателей Рода и Нила. Входите, Ваша Светлость. Молодая леди может сопровождать Вас.

Аполлон замер на пороге, не решаясь войти.

— Не стесняйтесь, Ваша Светлость. Обитель ждет вас. Мы раскроем Вам величайшую тайну бытия — Будущее. Только человеку свойственно умение предвидеть, заглянуть краешком глаза в загадочное Несвершенное. Неразумные создания всю жизнь прозябают в потемках, не умея предугадывать даже ближайшие события. Я призываю вас не уподобляться им и следовать за мной.

Пройдя несколько помещений, они оказались в огромном, едва освещаемом зале. Аполлон опять замер, пораженный размерами помещения. Варвара же, привыкшая к величественности королевского дворца, настороженно осматривалась, стремясь поторопить события.

— Проходите, молодые люди. Позвольте, я проведу нечто вроде небольшой экскурсии. Расскажу, что вы видите перед собой. Поясню, как мы работаем…

— Не надо, — возразила Варвара. — Мы пришли сюда за предсказанием, так что сразу приступайте к главному. Мне некогда заниматься пустяками.

— Пожелание женщины — закон, — согласился Шамон. — Прошу вас, пройдите вон туда.

В нише дальней стороны зала притаился ряд высоких кресел. Учтиво направляемые Шамоном, Варвара и Аполлон уселись в них, на головы почти до подбородка надвинули тяжелые шлемы, усеянные множеством датчиков.

— Расслабьтесь, доверьтесь оракулу. Вначале он постарается поближе познакомиться с вами. Не препятствуйте ему. Не давайте лживых ответов — он надежно сохранит все ваши тайны. И чем лучше узнает вас, тем точнее вычислит ваше будущее, — мягко напутствовал Шамон.

Началось все с обычной процедуры, которую приходилось проходить при наладке бытовой техники, допускающей мысленное управление. Варвара обладала богатым опытом обращения с подобными устройствами и вводную часть прошла быстро. Постепенно, однако, вопросы усложнились. Оракул стал спрашивать, с чем ассоциируются у нее те или иные абстрактные понятия. А потом и вовсе потерял чувство такта, выясняя самое сокровенное — как она понимает «любить» и все такое прочее. Варвара забеспокоилась: близкой подруге-сверстнице она, может быть, и сказала бы, что думает по этому поводу, но какому-то железному ящику? — еще чего! К тому ж, полагала она, какие-нибудь злоумышленники, получив в свое распоряжение эту информацию, смогли бы научиться читать кой-какие ее мысли, а это совсем ни к чему.

На своих уроках Дикий Маг подробно пояснил им, что расхожие выражения вроде «каждый человек неповторим и уникален», «человеческая душа — своя, особая вселенная» и прочие, — не пустые слова. Это великая истина.

Каждый из них под руководством учителя лично удостоверился, что все, называемое «духовным», имеет вполне осязаемый материальный носитель, легко выявляемый и измеряемый. Человеческий мозг по существу представляет собой электрическую машину, и любая возникшая в нем мысль есть некая последовательность обычных электромагнитных импульсов. Варвара сама видела: у одних эти последовательности тусклые и прямолинейные, у других же — словно расцветший на неуловимое мгновение прекрасный цветок с тысячью оттенков и полутонов. Почему так? Дикий Маг объяснил, что нет абсолютно одинаковых людей, у каждого своя жизнь. Даже у близнецов разные переживания и жизненный опыт. Отсюда и отличия в обобщениях. Любое же абстрактное понятие строится на своей цепочке воспоминаний и ассоциаций, а они у всех личные. Вот почему у каждого человека сугубо индивидуальный строй мышления, и одна и та же мысль у разных людей порождает совершенно несхожие токи, бегущие по мозговым нейронам. Без всякой натяжки можно сказать, что каждый человек создает свой, особый внутренний язык. А умение читать мысли незнакомых людей — чрезвычайно непростое занятие, и никогда не будет освоено в полном объеме.

Несомненно, под оракулом Шамон подразумевал мощный компьютер, способный быстро перерабатывать образную информацию и расшифровывать структуру мышления исследуемых им людей. Общаться с ним было довольно приятно, и Варвара, может быть, не прервала бы мысленный диалог. Однако она почувствовала, что где-то позади ее собеседника вдруг проснулся кто-то… черный, злой… пакостный, засылающий внутрь нее что-то гадкое. Нет, терпеть такие издевательства над собой мы не договаривались, подумала она и сорвала шлем.

Посидев пару минут, приходя в себя, Варвара оглядела зал. Шамон куда-то скрылся, оставив их вдвоем. Аполлон безучастно сидит рядом. Что делать? Может, опасность ей померещилась? Когда разберутся, что к чему, поднимут ее на смех: Варька, мол, собственной тени испугалась, а еще герцогиней надумала стать. Нет, рисковать своей репутацией она не имеет права.

Варвара решила применить запрещенный прием: тихонько-тихохонько, осторожненько-преосторожненько приоткрыла у себя в голове тот клубочек знаний, который Дикий Маг требовал постоянно держать под строжайшим контролем и никак не касаться. Ничего страшного не произойдет, убеждала она себя, если запустить в Храм малепусенький, скромненький познавательный посыл. Все нежелательные последствия она легко блокирует, но зато узнает, с чем действительно пришлось ей столкнуться. Удобно все-таки обращаться с виерными силами: ты не говоришь, как надо сделать, ты только предельно точно представляешь, что тебе надо.

— В магии я научил вас азбуке, — вспомнились ей слова Дикого Мага, — и зачаткам чтения и письма. Пусть, однако, свои первые магические книжки вы прочтете под надзором мудрых наставников — тех, которые будут учить вас после меня. Вы вплотную подошли к самой опасной стадии обучения мага. Именно на ней большинство меритцев совершают оплошности, преграждающие им путь в истинные маги. Никакой самодеятельности! Забудьте на время все то, чему вы у меня научились. День и ночь твердите про себя: мы обычные люди, мы ничем не отличаемся от миллионов своих сверстников. Иначе может произойти непоправимое…

Но ничего страшного, как и предполагала Варвара, не произошло. Вернувшийся обратно посыл рассыпался, растаял маленькими серебряными звездочками по темным уголкам, но раскрыл ей внутреннее строение Храма. Она увидела лабиринт жилых помещений. Ниши, занятые сложной электронной аппаратурой. Кружево электрических кабелей, заплетенное вокруг двух полюсов — мощных компьютерных устройств необычной конструкции. Вроде бы ничего странного, пугающего… И тут Варвара внутренним оком выхватила нечто таинственное, бездонно черное — слабый познавательный посыл поглотился им почти без остатка. Ба, это черное тончайшими щупальцами своими, словно гигантский осьминог, опутало все здание. Вон, два из этих подозрительных щупальцев заканчиваются прямо в подлокотниках ее кресла.

Варвара вскочила на ноги. Аполлон не чувствует, что невидимые простым взглядом черные щупальца, пронзившие и его кресло, начали что-то излучать. Что делать? Пусть себе сидит, противный, или вмешаться, прервать подозрительную процедуру? Внезапно Аполлон громко вскрикнул. Руки его взметнулись вверх, к закрытому забралом шлема лицу, но тут же безвольно опали. Все ясно: пора выручать слабака. И Варвара решительно содрала с него шлем.

Аполлон сидел, вытаращив глаза и беззвучно, словно рыба, открывая рот.

— Что с тобой? Тебе больно?

Получив в ответ лишь нечленораздельное мычание, Варвара отбросила прочь все сомнения. Схватив Аполлона за руку, что есть мочи потянула к выходу. Мальчик не сопротивлялся, с трудом удерживаясь на ногах.

Что делать? Вызвать скорую медицинскую помощь? Вроде бы жизни Аполлона ничего не угрожает. Так что осмотр врача может подождать. Закатить скандал Шамону? Интуиция подсказала, что не стоит сейчас лично общаться с «ничтожнейшим учеником», а лучше пожаловаться на него кому следует. Пусть компетентные органы разберутся со здешними чудесами. И Варвара, подняв вверх левую руку с надетым на ней универсальным пультом управления, мысленным посылом вызвала свой лит.

Когда ее воздушный аппарат, как верная собачонка, опустился у ее ног, план дальнейших действий был готов: вернуться в Мифополь, сдать Аполлона в Отель Кабана, заскочить домой переодеться — ее кофточка, видимо, и в самом деле не блеск, — а потом рассказать о случившемся здесь Олмиру. Он король, пусть и разбирается со всеми безобразиями. А в разговоре с ним она обсудит заодно и проблемы становления своего герцогства.

Королевские хлопоты

В кабинете Олмира ждал, по обыкновению почтительно перебирая пухлый ворох бумаг, граф Леон Октябрьский, королевский секретарь.

— Доброе утро, Ваше Величество.

— Доброе утро. Что на сегодня? Опять миллион бумаг?

— Никак нет, Ваше Величество. Всего лишь пакет документов по отмене прежнего Закона о мониторинге и проект доклада об итогах годового пребывания Вас на троне, который канцлер Краев планирует зачитать на завтрашнем заседании Коронного Совета. А также некоторые другие аналитические материалы, касающиеся предстоящего заседания. Ничего экстраординарного. Я оставлю все это Вам, а сам с Вашего разрешения побегу — уточняется программа празднеств, и мне желательно с самого начала участвовать в работе комиссии.

Больше всего времени Олмир проводил, наверное, с Леоном. Как-то предложил ему в беседах один на один обращаться к себе проще, на «ты». Как ни крути, но выглядит не совсем естественно, когда мужчина в возрасте при обращении к двенадцатилетнему мальчику почтительно выделяет интонацией обычное проходное «вы», превращая его в велеречивое «Вы». В ответ на Олмира обрушилась буря негодования. Пусть этот неисправимый Кокроша ведет себя, как заблагорассудится. Пусть неуклюжий иноземец Лоркас тыкает Их Величеству. Пусть даже Главная фрейлина по маниакальной игривости нарушает иногда этикет. Но он, королевский секретарь, всегда и везде будет служить положительным примером. Положено при обращении к королю присовокуплять «Ваше Величество» — значит, он будет это делать несмотря ни на что!

— Понятно, — сказал Олмир, усаживаясь поудобнее в кресле. — Ладно, посижу в одиночестве. Но сначала надо решить один вопрос. Учитель Лоркас только что подал заявление о расторжении контракта. Он считает, что его деятельность у нас завершена.

— Да-да, я в курсе. Он советовался со мной по данному поводу. Мы проводили специальное расширенное заседание королевского педсовета, который согласился с его мнением. Можно считать, что Вы благополучно прошли общеобразовательный курс обучения. Поздравляю Вас, Ваше Величество.

— Спасибо, конечно, за поздравление, но у меня болит голова по другому поводу. Я не хочу расставаться с Лоркасом. Мне жаль, что он не хочет оставаться у нас и рвется домой. Это первое. Второе — так как он, вероятно, все же уедет, мне бы хотелось на прощание сделать ему что-нибудь приятное, вручить какой-нибудь подарок. Но я не могу придумать, что именно.

— Ну… воспрепятствовать его отъезду мы никак не сможем. А вот насчет прощального подарка… надо подумать. Он высказывал какое-нибудь пожелание?

— Нет. Он сказал, что ему ничего не надо.

— Попадаются же вредные люди! Ничего им якобы не нужно, всем-то они довольны. Известный принцип: ничего не проси — больше получишь.

— Да не думает он так. И совсем не вредный. Ему в самом деле ничего от нас не нужно.

— Все равно мог бы высказать какую-нибудь просьбу, — обиженно сказал Леон. — А то сиди вот теперь и думай, что подарить. Как будто бы у нас других забот нет. В общем, дело это непростое. Надо посоветоваться, собрать совещание руководящего состава Дома… Нет, это касается всего королевства, поэтому данный вопрос следует вынести на заседание Коронного Совета…

— Какой еще Коронный?! Где мой Главный советник? — и Олмир, не обращая внимания на ворчание Леона, позвонил Кокроше.

Наставник откликнулся почти сразу.

— Я разговаривал с Лоркасом по поводу его отставки, — сказал он, выслушав Олмира, — и согласился с тем, что он вспахал и засеял свое поле. Жаль, конечно, терять такого разносторонне образованного человека, его по-настоящему энциклопедический ум, но ничего не поделаешь. Он твердо решил возвращаться, и у нас нет причин задерживать его. А вот насчет памятного подарка ему — да, это проблема.

— Чтобы не ломать голову, может, выделим какую-нибудь приличную денежную сумму — и все? — предложил Леон Октябрьский.

— А это не обидит его? — забеспокоился Олмир.

— Деньги ему точно не нужны, — безапелляционно провозгласил Кокроша.

— Да не может быть такого! Они всем нужны. Самый универсальный подарок — пусть сам затем думает, во что материальное их превратить.

— Деньги — не святыня, не очаг для согрева души, — сказал Олмир, покопавшись в своих знаниях. — Деньги — это власть. Способ изменить что-нибудь в обществе, заставить других людей поработать на себя, попользоваться чем-либо редким, дефицитным. Никто никогда не считал, сколько стоит, например, воздух, а в наше время приходится платить фактически только за санаторные путевки на Фею для возвращения молодости. У Лоркаса эта власть уже есть.

Поскольку Леон все еще вертелся в кресле, Кокроша, вздохнув, принялся объяснять:

— Вы совершенно правы, Ваше Величество. Где бы ни жил человек, в наши времена с голоду пропасть ему не позволят. Оденут, найдут жилище, вылечат, дадут посильную работу, позаботятся о его досуге и прочее. Иными словами, предоставят так называемый базовый уровень общественного потребления. В какой-то общине этот уровень выше, где-то ниже, но законодательно установлен везде. По-другому нельзя: в конце концов, Галактическое Содружество — вполне цивилизованное образование, и должно тщательно оберегать социальную стабильность. На Блезире, откуда Лоркас родом, базовый уровень потребления очень высок.

— Пока еще выше, чем у нас, на Ремите, — со вздохом вставил Олмир.

— Совершенно правильно! Причем настолько, что Лоркас действительно не нуждается ни в каких материальных благах, которые мы можем ему предложить. Он один из руководителей научной общественности у себя на родине, и власти Блезира готовы финансировать его самые сумасшедшие исследовательские проекты. Следовательно, доставить ему приятное мы можем только чем-то невещественным, то есть журавлем в небе. Вопрос — каким? Как мне известно, он уже наделен всеми лестными званиями, которыми мы могли бы его осчастливить — он член нашей Академии наук, почетный профессор нашего университета и с десятка различных научных обществ…

— О чем только думали! Не могли оставить что-то напоследок, — проворчал Леон.

— Да вы сами перед каждым праздником настаивали, чтобы он получил какой-нибудь знак уважения. Разве не так?

— Ох, так-то оно так. Но что же нам сейчас делать?

— Наверное, следует обыграть его слабость — непомерное любопытство…

Загорелся сигнал вызова. Несмотря на то, что компьютер Олмира показывал, что король по видеотелефону разговаривает с Кокрошей, Зоя настояла на разговоре. Она сильно спешила.

— Я немедленно улетаю в Конду, — ошарашила она всех неожиданным признанием. — Вернусь завтра прямо к заседанию Совета.

Кокроша потребовал разъяснений. Зоя довольно невнятно намекнула на серию скандалов, потрясших Дом Дракона. Ее канцлер и ряд высокопоставленных сановников подали в отставку. Словом, ей необходимо лично поучаствовать в разборках, успокоить подданных. Олмир, вспомнив слова Рода, добавил к ее рассказу немного от себя. Кокроша, внимательно выслушав, стал задавать вопросы. Ни одного однозначного ответа он не получил.

Леон ввернул жалобу на нетактичность Лоркаса. Выяснив, в чем дело, Зоя сказала:

— Я уже приготовила учителю личный подарок. А лучший дар ему от всего королевства, я думаю, будет приглашение к меритцам для какой-нибудь совместной научной работы. Он с большим почтением относился к сведениям, содержащимся в лекциях меритских ученых. Как думаешь, Олмир, можно будет добиться для него такого приглашения?

— Не знаю. Надо поговорить с Диким Магом.

— Поговори обязательно! Ну, я лечу. До встречи!

— Молодец, девочка! Видна птица по полету, — похвалил Кокроша после того, как Зоя прервала связь. — Когда я обмолвился о любопытстве Лоркаса, я как раз имел в виду способствование продолжению его контактов с меритцами. В Сумеречных Созвездиях он не бывал, так что никаких проблем не возникнет. Дикий Маг, насколько мне известно, намерен покинуть Ремиту часа через три-четыре. Мне с ним переговорить, или ты, Олмир, возьмешь это дело на себя?

— Я сам.

— Вот и хорошо, — с облегчением промолвил Леон, — так я могу идти, Ваше Величество?

— Идите.

Дождавшись, пока за секретарем закроются двери, Кокроша сказал:

— По моим сведениям, в Доме Дракона назревает большая смута. Сорная трава всегда хорошо растет. Влиятельнейшая группировка, возглавляемая графом Благовым…

— Антон Благов, многоборец?

— Да, он.

— Хороший человек. Мне он очень нравится.

— Не только тебе. Он кумир миллионов, чемпион Ремиты по многоборью, председатель спортивного комитета Конды, известный телеведущий и многое-многое другое. Наконец, просто интересный и всесторонне развитый, физически красивый человек. Так вот, он возглавил партию, выступающую за сохранение Луонского герцогства. Властная верхушка Дома Дракона подавлена им, так как Зоя постоянно живет вне герцогства и почти не участвует в его политической жизни, а ее брат, Виктор, очернил свое имя недостойным поведением. Единственная сила, способная противостоять Благову — группировка барона Акумова…

Олмир вздрогнул: опять имя, впервые в его присутствии произнесенное Родом.

— Акумов случайно не претендует на графский титул? — спросил он.

— Претендует, — Кокроша внимательно посмотрел на Олмира. — откуда тебе это известно?

— Все из того же случайного разговора с Родом. Он предсказал, что в ближайшее время я возведу Акумова в графы. А еще Род упоминал некоего Шамона, о религиозной системе которого позже, за завтраком, рассказал мне Лоркас. В этой связи мне становится как-то не по себе: всплывают с утра какие-то новые имена, а затем неоднократно звучат из разных уст. Еще вчера я не знал о существовании этих людей. А сегодня вновь и вновь говорю о них.

— М-да, согласен: неприятное наблюдение. Однако это свидетельствует, скорее всего, только о том, что у Рода отлично поставлена служба информации. Сам смекай, где омут, где край. Акумов по своему менталитету, системе жизненных взглядов органично не может противоречить любой существующей власти. Он готов активно поддержать нас, согласиться с ликвидацией Луонского герцогства, но выдвигает одно условие: присвоение ему титула графа. Упоминание рядом имени Шамона также можно легко объяснить: Акумов является одним из активных его последователей.

Давно канули в Лету времена, когда разговаривающие по видеотелефону лицезрели собеседника на маленьком плоском экране. Изображение, формируемое системой лазерных излучателей, появлялось прямо в воздухе, отличалось высочайшим качеством и могло быть каких угодно размеров. Высшим достижением считались фантомные системы. Передаваемое ими изображение можно было не только трогать — оно само могло хозяйничать, брать различные предметы и прочее.

Олмир, естественно, обладал совершенной аппаратурой связи. Но по фантомному каналу он соединялся только с Зоей и Ваном. Ну, изредка еще с Селеной. Обычный канал связи у него имел два режима. Первый, для официальных разговоров, высвечивал абонента так, чтобы тот не мог читать лежащие на столе бумаги. Для общения с ближайшими советниками и высокопоставленными сотрудниками королевского Дома использовался второй, создающий полный эффект непосредственного присутствия собеседника. Кокроша, казалось, стоял совсем рядом, и Олмир заметил, что взгляд наставника словно застыл, а на лбу его начали проступать капельки пота.

— Тебе, кстати, надо обязательно встретиться с Шамоном, — медленно произнес Кокроша. — Как ни крути, он удивительный человек. Покажет тебе родиниловскую обитель, и ты узнаешь много интересного. Сравнишь свои предчувствия с их пророчествами. Съезди-ка на каникулах, хорошо?

— Хорошо.

— Не затягивай это дело.

— Вы плохо себя чувствуете, наставник?

— Да нет…

Кокроша провел ладонью по лицу, будто сдирая невидимую маску, и вновь стал самим собой.

— Отчасти ты, наверное, прав. У меня отвратительное самочувствие уже несколько дней подряд. Вероятно, просто устал. Ты не будешь возражать, если я возьму отпуск на три-четыре месяца? На время моего отсутствия обязанности начальника разведки можно возложить на Ламарка.

— Ну конечно, отдыхайте. Только… мне кажется, что четыре месяца — это очень много.

На мгновение Олмир почувствовал себя бесконечно одиноким. Все близкие люди решили почему-то именно сегодня его покинуть. Где же Месенн со своим подарком?!

— Быстрее не получится. Я получил приглашение на встречу ветеранов Межзвездного Флота, — пояснил Кокроша. — Подобные мероприятия проводятся не часто. Давненько не встречался я со старыми товарищами.

— Пожалуйста, летите.

— Звездолет на Ценодва отправляется сегодня вечером. Кстати, Дикий Маг собирается лететь именно на нем.

— Месенну не нужны никакие звездолеты…

— Ну, Дикий — не Месенн. В общем, я хочу составить ему компанию. Времени на сборы мне не надо, так что до вечера успею завершить все неотложные дела.

Олмира не отпускало тревожное чувство, и он спросил:

— Не опасно отпускать Зою одну? Вдруг ее дворяне поднимут мятеж, обидят ее?

— Ни Благов, ни, тем более, Акумов и не помышляют о власти. От добра добра не ищут. Им и так хорошо живется. У Благова одна цель — сохранить то герцогство, в котором он родился, и которому верой и правдой служили все его предки. Он не причинит Зое никакого вреда. Наоборот, он сделает все возможное, чтобы повысить ее авторитет и влияние.

— А почему вообще Луонское герцогство нужно расформировать? Я даже не помню, кто первый предложил эту идею. Не понимаю, почему все с ней сразу согласились.

Кокроша пожал плечами.

— Данный вопрос, собственно говоря, уже решен. После замужества Зоя перейдет в твой Дом, а Служители утверждают, что ни близкие, ни дальние ее родственники не могут быть отмечены герцогским титулом. Виктор не в счет: он опозорил себя. В то же время последние поколения Мирковых настолько повысили свое Совершенство, что их род получил право создать собственный Большой Дом. Таков Канон, принятый при основании человеческой колонии на Ремите, и он не обсуждается. Вся наша жизнь, все законы, в том числе, конечно, конституция, обязаны неукоснительно следовать каноническим требованиям.

— Раньше я как-то не задумывался об этом, а сейчас такой порядок кажется мне не совсем правильным. Некрасиво получается, если разобраться: Зоя становится как бы безродной.

— Бриллиант не бывает ничейным, а королева — безродной. Не стоит по пустякам колыхать общественные устои, тем более что мы связаны предварительными обещаниями и заявлениями. Дал слово — держи. Переигрывать поздно. Другие Большие Дома нас просто не поймут.

В глубине души Олмир имел иное мнение, но промолчал.

— Я немедленно подниму все разведдонесения, касающиеся ситуации в Доме Дракона, и где-то после обеда занесу тебе полную сводку, — сказал Кокроша. — А ты на всякий случай прикажи Рагозе позаботиться о надлежащем прикрытии Зои. Хорошо?

— Ладно, попрошу. Подготовьте заодно информацию о Роде. Я хочу побольше узнать, чем он занимается у нас вместе со своим братом. А также подготовьте сводку о Шамоне и его секте. Мне он кажется подозрительным.

— Что смогу — сделаю. Однако вся родиниловская братия находится под наблюдением королевской Службы безопасности. Более детальная информация по ним у Рагозы.

Кокроша ведал объединенной — королевской и Дома Медведя — разведывательной службой. Кроме того, он значился Главным королевским советником, да и обязанности Главного наставника официально с себя не сложил. Этого было достаточно, чтобы считать ниже собственного достоинства подчиняться барону Рагозе, начальнику Службы безопасности. Олмиру часто приходилось улаживать различные конфликты между двумя ведомствами и уточнять сферы их ответственности. До прямых столкновений пока не доходило, но Рагоза и Кокроша явно недолюбливали друг друга.

— Хорошо, попрошу и его дать эти сведения. У меня к вам еще один вопрос. Вы упомянули о какой-то связи между Сумеречными Созвездиями и меритцами. Насколько мне известно, эти созвездия издавна привлекают внимание ученых, однако при их изучении были понесены большие жертвы, и в настоящее время полеты к ним запрещены. Но при чем здесь меритцы?

Кокроша улыбнулся воспоминаниям:

— Сумеречные Созвездия полны загадок. Всего к ним были организованы четыре экспедиции. Вторая из них погибла. Я участвовал в четвертой, археологической, которую возглавлял Илвин Ли…

— Раскопки на Танатосе? Я много читал про ту цивилизацию, убившую себя. У них был удивительный обычай математических поединков.

— Ну, это наша трактовка, а что происходило у них на самом деле — неизвестно. Человек предполагает, но только Бог располагает. Я был капитаном экспедиционного звездолета, и на Танатос даже не опускался. Хватало дел в космосе. Мы столкнулись с поразительными вещами. Достаточно сказать, что мы обнаружили странные двумерные фрактальные образования: правильные шестиугольники из квазибелковых молекул составляли новые шестиугольные образования и так далее. Эта конструкция распространялась на межзвездные расстояния, распадалась на медленно колышущиеся щупальца, словно огромная медуза. Ближе подобраться к ней на сверхсветовых режимах не удалось из-за сложной структуры местных гравитационных полей, а на планетарных скоростях не успели — экспедиция была экстренно свернута.

— В учебниках написано, что Сумеречные Созвездия «подтачивают» человеческую психику. Как это понимать?

— Да вот так: кошмары ночью, галлюцинации днем, общее недомогание, постоянно испытываемое чувство у кого страха, у кого — тревоги. Ссоры, обиды… в общем, неадекватное поведение. Один даже открыл стрельбу по товарищам, кого-то убил. Почти все, побывавшие в Сумеречных Созвездиях, впоследствии замечали за собой различные странности и долго лечились. А меритцы запретили им посещать свои планеты.

— Почему?

— Никаких объяснений, как всегда, не последовало. Досужие умы придумали по этому поводу следующее. Известно, что появившиеся сразу после зарождения Вселенной звезды, содержащие только водород и гелий, давно завершили свое существование, превратившись в сверхновые. При их взрывах были синтезированы и выброшены в пространство более тяжелые химические элементы, из которых образовались звезды следующих поколений, и после этого, спустя миллиардолетия — возникли мы, белковые существа. Согласно выдвинутой гипотезе, разумные, появившиеся в звездных системах первого-второго поколений, не погибли вместе со своими солнцами, а обнаруженные нами фракталы и есть носители того, намного обогнавшего нас Разума. Задолго до образования первой белковой молекулы они прошли свой путь познания окружающего мира. Поняли, что Вселенную ожидает тепловая смерть, и приготовились к вечной жизни. Для этого они изменили самих себя — превратились в те самые фракталы и спокойно живут, размышляя над известными только им проблемами. Подобное существование кажется нам ущербным. Но погаснут все видимые и невидимые звезды, вещество равномерно рассеется по пространству, и единственное, что будет нарушать воцарившийся замогильный покой, — неторопливые мысли, материализованные в слабых электромагнитных волнах, пробегающих по фракталам. Только таким представляется вечное существование…

Олмир встрепенулся, вспомнив задушевные беседы с магом Месенном и собственные задумки о будущем. Хотел было возразить, рассказать о возможностях виерных сил, о другом видении бесконечной жизни, но вовремя одумался: ни к чему наставнику знать о его потаенных мечтах. После давнишних насмешек Кокроши по поводу их с Ваном строительства вертолета Олмир стал сдержанным в общении со всеми взрослыми и не раскрывал им без особой нужды свои помыслы.

Что посеешь, то и пожнешь. Человек вырастает таким, каким его воспитали, и наставник мог винить только самого себя в том, что Олмир много чего ему не рассказывал. Вероятно, он ничего не знал и о завязавшейся дружбе между молодым королем и магом Месенном.

— Выдвинутая гипотеза содержала предостережение о том, что Разум, приготовившийся к вечности, приобрел противоположную нам систему ценностей. Мы радуемся свету и теплу, он — темноте и холоду. Мы изучаем мир, он — ждет, когда окружающее умрет. Между нами не может быть никакого сотрудничества, более того, по своей природе он враждебен нам. Каждого человека, прикоснувшегося к нему, он особым образом программирует, превращает в марионетку, готовую выполнить любую команду хозяина. Впрочем, это предположение изначально выглядело писанным вилами по воде, и убедительно доказать его не удалось. Самым весомым аргументом, на мой взгляд, и было упоминание того, что меритцы с большой опаской стали относиться ко всем исследователям Сумеречных Созвездий. К счастью, Лоркас там не был.

— А кто еще из наших, из ремитцев, побывал там?

— Видимо, только граф Леверье.

— Это имя сегодня тоже звучит чересчур часто. Ладно, его-то я слышал раньше. Вероятно, и самого графа видел. Скажите, лично вы чувствуете в себе что-нибудь чуждое?

— Конечно же нет.

— А интересовались самочувствием Германа Леверье?

— Мы обменивались результатами самонаблюдений. Он также считает себя психически абсолютно здоровым. Он вообще легендарная личность. Первым из ремитских дворян отправился защищать интересы королевства в центральных органах Содружества, и трудно переоценить его вклад в обеспечение нашего спокойствия. Его имя никогда не гремело в Содружестве, но будучи секретарем крупнейшей Школы Гуро, он обладал огромным влиянием. Кроме того, он входил в руководство Комитета Защиты Человечества.

Бр-р, поежился Олмир. Он слышал много нелицеприятного об особой службе Содружества — Комитете Защиты Человечества, сокращенно КЗЧ. По существу это была контрразведка, основная задача которой — выявлять и пресекать любые попытки враждебной объединенному человечеству деятельности. Методы работы — сугубо тайные, основная масса сотрудников глубоко законспирирована. За агентами КЗЧ закрепилось прозвище «козач», и довольно часто это слово использовалось как ругательство. Тень секретности всегда порождает недоверие.

— Понимаю теперь, почему граф Леверье не занимает у нас никакого ответственного поста, — сказал Олмир. — Ремитцы с пеленок опасаются тех, кто имел хоть какое-нибудь отношение к КЗЧ.

— К сожалению, ты не совсем прав: у нас принято опасаться всех, кто когда-нибудь надолго покидал Ремиту. Надо сказать, это не лишено оснований — моя служба выявляет козачей в основном среди таких людей.

— И много тайных агентов вы нашли?

— Приличное количество.

— Кого, например, из моих знакомых?

— Много. Например, как это ни странно, миссис Макгорн.

— Никогда бы не подумал!

— Век живи — век учись. Она так называемый «персональный» агент. У нее одно задание — ухаживать за профессором Макгорном.

— Зачем?

— Ранее профессор был высокопоставленным агентом КЗЧ. Потом раскрыл свою принадлежность к Комитету, и был вынужден уйти из него. Но, как я подозреваю, по долгу службы он стал носителем каких-то очень важных секретов. Миссис Макгорн следит, чтобы он хранил их при себе.

— Ничего себе, порядочки!

— Да, много интересного происходит в мире. Кстати, упомянутого нами Шамона многие аналитики считают фактически духовным отцом КЗЧ.

— Как так?

— Главная забота Комитета — поддержание общественного порядка, стабильности и успокоенности. Мировоззрение, прививаемое Шамоном, как нельзя кстати соответствует созданию благостной обстановки, всеобщему примирению на ощущении себя полной посредственностью. Является ли он сам штатным сотрудником Комитета, нам не удалось установить. Сложное это дело: у них легенда на легенде, подтасовка в подтасовке. Рано или поздно начинаешь путать действительность с вымыслом, правду с ложью. А ночью все кошки серы. Одни лишь меритские маги вычисляют козачей со стопроцентной уверенностью.

— Почему же вы отказались от помощи Дикого Мага, когда он ее предлагал?

— Почему? Трудный вопрос. Наверное, потому, что как-то не по-мужски перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Но мы, я чувствую, заболтались. Не забудь поговорить с Диким Магом, — и изображение наставника растаяло.

Вначале Олмир позвонил барону Рагозе.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, — поспешил заверить его начальник Службы безопасности, почтительно выслушав, — герцогиня Зоя постоянно находится под нашей неусыпной охраной. А вот насчет Рода и Нила… Дело, заведенное на них, пухнет с каждым днем. Мы внедрили в их окружение несколько наших агентов, так что знаем многое. Я готов немедленно представить Вам исчерпывающую информационную сводку, но с минуты на минуту родиниловскую обитель должен посетить Аполлон Шойский. Возможно, в сопровождении Варвары Мирковой. Давайте подождем пару часов, получим последние сообщения, и тогда Вы окажетесь в курсе самых последних новостей.

— Хорошо. А что вы можете мне сказать о Шамоне?

— Что связанное с ним конкретно Вас интересует? Шамон давно странствует по Галактике, множа число последователей своего учения. Является ли он штатным сотрудником Комитета Защиты Человечества? Этого мы не знаем, да особо и не интересуемся. Поводы для беспокойства, на наш взгляд, дают другие обстоятельства. Во-первых, чрезмерная прозелитическая активность сторонников Шамона грозит нарушить сложившееся на Ремите равновесие между различными культами и верованиями. Мы уже вынуждены принять кое-какие меры, затрудняющие распространение его учения. Во-вторых — сам факт пребывания Шамона у нас. Это свидетельствует о том, что Ремита находится под пристальным вниманием многих — если не всех разом — тайных организаций и спецслужб, действующих в Содружестве.

— Довольно неожиданный вывод. Не слишком ли смело?

— Увы, но это так. Подтверждений сколько угодно. Так, в данное время на Беззаботных островах отдыхает Астаройт, один из руководителей Ордена Третьей силы. Истинные цели этой, наверное, самой могущественной в Содружестве организации лично мне, например, неизвестны. А приглашенная в нашу полицейскую академию для чтения курса лекций Вела Клаусвар вдруг обмолвилась, что является Валькирией. То есть состоит в одной из самых законспирированных организаций Галактики.

— Зачем она раскрыла себя?

— Своеобразное приглашение к диалогу: люди, подобные ей и Астаройту, никогда первыми не идут на контакт, а ждут, когда к ним обратятся.

— Астаройт… это имя мне знакомо.

— Он был заместителем Туроутира Агенарга при отражении нашествия Инверторов Метмона и в ходе войны с неннами.

— А-а, понятно. Историческая личность.

— Совершенно согласен с Вашей оценкой. Кстати, Ваше Величество, я должен обратить Ваше внимание на то, что Комитет прекрасно осведомлен о сути Предназначения, в курсе всех наших генетических экспериментов. Вероятно, КЗЧ располагает даже неведомой мне информацией о Ваших совместных планах с меритцами. Точнее, наверное, сказать так: догадывается о самых сокровенных Ваших задумках.

— Откуда?

Рагоза пожал плечами.

— Я требую максимально полной информации по этому вопросу! Заодно — провести скрупулезное служебное расследование, каким путем чужаки проникли в тайну Предназначения!

— Расследования проводились неоднократно. Виновные… вероятно, малая их часть… выявлена и наказана. Но что сделано — то сделано. Прошлого не воротишь, и приходится мириться с действительностью.

— Что вы предлагаете?

— Вряд ли излишняя осведомленность Комитета является какой-либо угрозой для нас. Поскольку мы не помышляем вредить остальному человечеству, то и бояться нам нечего. Активность КЗЧ в отношении нас объясняется иными факторами: по своему функциональному предназначению он обязан обладать ощутимым информационным и силовым превосходством над любым потенциальным противником — как внешним, так и внутренним. Но меритские маги оказались ему не по зубам. Получив от них ряд обиднейших оплеух, высшее руководство КЗЧ приняло решение впредь никогда и ни при каких обстоятельствах не вступать с ними в противоборство. Но не все козачи смирились со статусом побежденных. Проведав о наших особых отношениях с меритскими магами, региональное управление КЗЧ, возможно, решило предельно осторожно поиграть с меритцами, используя нас в качестве оселка.

— Понятно… Откуда у вас уверенность в том, что позиция центрального руководства КЗЧ именно такова?

— Ну как же! Комитет регулярно представляет итоговые отчеты о своей деятельности с достаточно подробным анализом причин успехов и неудач. Он обязан оказывать методическую помощь службам безопасности всех членов Содружества. В том числе, конечно, и нам.

Сказанное Рагозой требовало специального обдумывания.

— Хорошо, — сказал Олмир, — сразу после обеда я жду от вас аналитический обзор о деятельности Нила и Рода, а также развернутую справку о Шамоне и его секте. Поторопитесь, пожалуйста.

— Будем стараться, Ваше Величество!

Собравшись с мыслями, Олмир позвонил Дикому Магу.

— Добрый день, учитель. Решил еще раз попрощаться с вами, пожелать удачи во всех делах, а также заверить, что все мы будем с нетерпением ждать новой встречи с вами.

Дикий Маг улыбнулся:

— Неужели ты еще не понял, что моя любимая забава — выявлять мелкие хитрости своих собеседников?

Поскольку Олмир дипломатично промолчал, Дикий Маг продолжил:

— Я должен ненадолго вернуться на Элефантиду. За прошедший год маги успели сделать многое, и мне необходимо пройти определенную переподготовку. Сразу после ее окончания я намерен вернуться обратно. А теперь называй истинную причину разговора со мной.

Способность Дикого Мага «видеть насквозь» любого, наверное, человека не пугала Олмира: никогда еще учитель не выказывал какой-либо недоброжелательности.

— Мы не можем придумать Лоркасу достойный прощальный подарок. Лучшая награда для него — участие в каком-нибудь грандиозном научном проекте, осуществляемом Меритой. Даже простое общение с меритскими магами он считает для себя большой честью. Поэтому я прошу о любезности: пусть приглашение ему посетить ваши миры и заняться научной деятельностью вместе с вашими учеными будет исходить от нас. Надеюсь, я политически корректен и не злоупотребляю нашими дружескими отношениями?

Дикий Маг раздумывал одно мгновение:

— Я компетентен в одиночку принимать подобные решения и перешлю тебе официальное приглашение для Лоркаса принять участие в исследованиях, которые мы собираемся развернуть под руководством Марка и Месенна. Пока только накапливаем ресурсы: необходимые энергетические затраты, не считая всего прочего, ожидаются на несколько порядков выше тех, которые когда-либо сможет позволить себе Блезир. Думаю, Лоркас легко найдет себе достойную нишу.

— Спасибо.

— Не за что. Еще какие-нибудь будут просьбы или пожелания?

— Не-не… разве что… если вас не затруднит, напомните, пожалуйста, Месенну об обещанном им подарке к моему дню рождения.

— Хорошо. Я как раз заканчиваю отчет о моем пребывании у вас, собираюсь отправить его по межзвездной связи. Все у тебя?

Олмир хотел было сказать «все», но что-то удержало его. Кокроша улетает, Дикий Маг… как-то неуютно становится без них. Вздохнув, спросил:

— Когда вас ждать обратно?

— Вообще говоря, у меня предчувствие, что в неурочный час я покидаю Ремиту. Над вами словно грозовые тучи сгущаются. Маг Марий обещал прибыть сюда сразу после торжеств по поводу твоего дня рождения. Может, мне дождаться его?

— Как желаете. Но не волнуйтесь понапрасну и не утруждайте себя. Со своими проблемами мы предпочитаем справляться самостоятельно. Если же случится что экстраординарное, то Месенн, думаю, поможет. Я жду его появления со дня на день.

— Ладно, поверю и на сей раз. Должен признаться, что мне нравится жить у вас. Возможно, я навсегда поселюсь здесь. Бесконечные странствия мне порядком осточертели.

Олмир вздрогнул, вспомнив свое давнее видение: безжизненно распростертое тело Дикого Мага у своих ног. И поспешно сказал:

— Я буду бесконечно рад, если вы станете гражданином Ремиты.

— Ладно, — грустно произнес Дикий Маг, — а теперь давай скажем вежливое «до свидания». У меня — да и у тебя наверняка — еще масса дел на сегодня.

— До скорого свидания, учитель, — послушно сказал Олмир, прерывая связь.

Итак, все спешные указания даны, неотложные разговоры завершены. Пора приступать к будничной работе. Пролистать новости и браться за чтение бумаг. Королевский Аналитический центр каждый день готовил для него специальную подборку новостей «одной строкой», называемую почему-то дайджестом. При желании каждое сообщение можно было раскрыть и покопаться в подробностях. Сегодня вроде бы ничего интересного не оказалось, ничто не привлекло внимания, и Олмир быстро добрался до доклада канцлера.

Вступительные фразы, составленные весьма витиевато. Констатация всеобщего процветания, похвальба всем слоям населения. Как подтверждение экономического благополучия — решение о строительстве еще одного звездолета, исследовательского. До этого у Ремиты было целых два межзвездных корабля — немногие человеческие общины могли похвастаться таким космическим флотом. Сводные данные: рост степени загруженности полезно общественным трудом, выполняемых научно-технических проектов. Новые спортивные рекорды и выставки, заложенные парки и сады, творения монументального искусства. Иные успехи на различных направлениях общественной жизни и прочее. Особо выделен показатель повышения средней продолжительности жизни. Как закономерный итог — отмена Закона об обязательном мониторинге. Счастливое предзнаменование: всего за один год его правления Ремита из колонизируемой планеты окончательно превратилась в совершенно безопасный для проживания человека мир. В такой ситуации не стыдно будет покинуть трон… так, надо сегодня же подписать соседнюю пухлую стопку бумаг.

Далее самое интересное — то, что естественным образом не вытекало из считающихся устойчивыми тенденций общественного развития. Олмир просил канцлера уделить этому вопросу самое пристальное внимание.

И здесь достигнутые результаты впечатляли. Значительно изменилась вся структура экономики планеты. После ввода в строй гравитационного нуль-туннеля затраты на доставку экспортных грузов в ближний космос, на околопланетные орбиты, существенно уменьшились. Основную часть ракетостроительных заводов и производств планетарного топлива пришлось закрыть или перепрофилировать. Это позволило выделить достаточно рабочей силы для ускорения строительства общепланетного Техцентра, который вот-вот объединит все значимые промышленные предприятия в единый комплекс. Однако уже сейчас перечень материальных продуктов, подлежащих обязательному ввозу, сократился почти в сто раз. По структуре импорта Ремита приблизилась к наиболее развитым человеческим общинам. А через три-четыре года, когда заложенные плантации ривского рененя дадут полновесный урожай, единственное, пожалуй, что будет их привязывать к Галактическому Содружеству, — информационный обмен да необходимость отправки пожилых граждан в санатории Анги для омоложения. Правда, Месенн намекал, что и без Анги можно будет обойтись. Надо бы вернуться к этой теме при очередной встрече с ним…

Канцлер Краев знал свое место. Дать развернутую характеристику, подвести итоги — его функция. Делать выводы, ставить задачи на будущее — прерогатива Коронного Совета, а по тактическим, как их принято было называть, вопросам — короля. Поэтому доклад обрывался чуть ли не на полуслове, подводя к очевидному: вот каких высот мы достигли, еще чуть-чуть — и благодаря мудрому правлению молодого короля начнется эпоха всеобщего счастья и благоденствия. Сделайте одолжение, обозначьте последний вывод самостоятельно.

Доклад очень понравился Олмиру, и он придирчиво перечитал его еще раз. Да, наверняка его правление войдет в историю как самый успешный период в истории Ремиты. Есть повод для гордости. Так, завизируем творение Краева и присовокупим к прочим документам, подготовленным к завтрашнему заседанию Коронного Совета. Пора приниматься за Закон о мониторинге?

Как только Олмир углубился в чтение новой стопки бумаг, позвонил Ван. Фантом-иллюзионная аппаратура сработала безупречно, и, казалось, он появился в кабинете живьем.

— Привет, Ольк, — бросило на ходу изображение Вана, обегая внушительный стол, — чем ты тут занимаешься?

— Ван, осторожнее, не стряхни бумаги. Я потом не разберусь, что и где. Почему ты не ходил на зарядку?

— Так каникулы же.

— Ну и что? Наоборот, сказал Кокроша, следует эффективно использовать образовавшееся свободное время и по-настоящему заняться спортом. Он был недоволен твоим отсутствием.

— Мне некогда. Я составлял список вещей, которые следует взять в путешествие.

— Куда?

— Да куда глаза глядят. Моя «Белоснежка» полностью готова. Сегодня вечером, после встречи с Юлькой я собираюсь впервые отойти от причала, поманеврировать в акватории порта. Составишь мне компанию?

«Белоснежка» — это морская яхта, построенная полностью по чертежам Вана. «Представляешь, настоящий четырехэтажный корабль», — хвастал он. Давным-давно у него зрела мечта самостоятельно спроектировать парусное судно и отправиться на нем в кругосветное путешествие.

— Где ты встречаешься с Юлианной?

— Как где? Она же обещала сегодня после обеда прилететь сюда.

— А почему я об этом не знаю? — скривился Олмир.

Установленным порядком ему должны были заблаговременно доложить о намерении будущей герцогини Кунтуэской посетить Мифополь и королевский дворец. Почему не было доклада? В чем дело и по чьей вине? Может, не хотели лишний раз портить ему настроение? К слову сказать, после совместных странствий по сельве даже простое упоминание о Юлианне было ему неприятным. Из разведдонесений Олмир многое знал о ее теперешней жизни. В отличие от Аполлона, она отказалась даже просматривать записи лекций Лоркаса. Превратив свою жизнь в нескончаемый бал, словно незримой стеной отгородилась от прежних знакомых. Что-то с ней неправильно, считал Олмир, но вмешиваться не собирался: пусть делает, что хочет, — век бы ее видать!

— А почему ты должен про все знать?

— Потому что я король, — сухо ответил Олмир. Что ж, придется некоторое время потратить на общение с Юлианной: если проигнорировать ее визит, то назавтра все средства массовой информации начнут строить всевозможные предположения о новых трениях между Большими Домами.

— Король-король, — пробурчал Ван, — так будешь смотреть мою «Белоснежку» или нет? У меня все по-взрослому: настоящая яхта, по мореходным качествам не уступающая лучшим парусникам.

— Не могу, Седой, — с грустью ответил Олмир. — Завтра заседание Совета. Надо готовиться.

— Ну, как знаешь. А чем ты счас занимаешься?

— Читаю приложения к указу об отмене Закона о мониторинге.

— Его же давно отменили. Я успел забыть про свою Хранительницу.

Олмир, полагая лишними объяснения, небрежно махнул рукой. Но Ван не отставал.

— Я точно помню, что решение Коронного Совета об отмене Закона о мониторинге состоялось месяца три назад.

— К сожалению, он до сих пор в силе. Следовательно, ты — злостный правонарушитель.

— Почему — в силе?

— Потому что вовремя не был разработан порядок прекращения действия этого закона. Сложное это дело. Только сегодня подготовлены все необходимые бумаги.

У Вана неожиданно загорелись глаза.

— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, в чем тут проблемы.

Олмир, чувствуя живой интерес друга, начал издалека:

— Общегалактическим законодательством предписывается на исследуемых и колонизируемых планетах постоянно отслеживать местонахождение и состояние здоровья всех людей. В любой момент про каждого человека должно быть известно, где он находится и как себя чувствует, не подвергается ли его жизнь какой-либо опасности. Такое вот постоянное слежение у юристов имеет довольно длинное название, но в жизни называется просто мониторингом. Ремита до сих пор числилась колонизируемой планетой, и все ее жители должны были ходить со специальным приборчиком — Хранительницей. Даже у нас, когда мы жили в школе, про местонахождение которой никто из посторонних не должен был знать, и то были Хранительницы. Помнишь — те маленькие медальончики?

— Да помню, конечно. Я его потом заменил на серьгу с изумрудом.

— Так вот, представь себе, насколько сложно организовать в масштабах планеты подобный контроль. Можно даже не говорить о том, что самые приоритетные каналы связи искусственных спутников резервируются под эти цели. В каждом географическом районе строится своя станция, принимающая сигналы от Хранительниц. Эти станции запрещено полностью автоматизировать. Поэтому назначаются специальные наблюдатели, дежурные смены которых поддерживают постоянные контакты с постами скорой медицинской помощи, с региональными отделениями службы по чрезвычайным ситуациям и прочее и прочее. В итоге задействуется масса людей, на каждого возлагается большая ответственность. Если с каким-нибудь человеком произойдет неприятность, а помощь ему вовремя не окажут — виновные подлежат уголовному преследованию. С другой стороны, если некий житель регулярно забывает или вообще отказывается носить Хранительницу, ему напоминают о его обязанностях, убеждают. Для этого тоже требуется содержать специальные штаты.

— Почему же никто ничего мне не напоминал, когда я перестал носить свою серьгу?

— Значит посчитали нецелесообразным. Видимо, твое состояние контролировалось стационарными Хранительницами. Их много понатыкано и во дворце, и в самом Мифополе.

— Так, если ломать эту, описанную тобой систему слежения, то всем ее сотрудникам надо указать, как и в какой момент времени прекращается их рабочая деятельность, что делать с оборудованием и прочим имуществом… установить новый порядок взаимодействия различных служб и организаций… Это и в самом деле чрезвычайно сложно. Да одна только перестройка глобальной системы связи чего стоит!

Олмир подумал, что Ван с его любовью к различным ритуалам, дотошно расписывающим каждый шаг, идеально подходит для вакантной должности королевского помощника, отвечающего за разработку подзаконных указов. Может, предложить ему попрактиковаться немного на каникулах? Ему должно понравиться.

— Добавь еще реформирование системы страхования, изменение статуса многих медицинских предписаний… В общем, жутко сложное это дело. Требуется внести поправки в сотни, а то и тысячи других законов и должностных инструкций. Как говорится, «привести в соответствие всю систему законодательных актов». А еще надо решить проблему трудоустройства высвобождаемых работников. Люди не должны чувствовать себя ставшими ненужными, как бы «выброшенными на помойку». Их новый вид занятости должен быть интереснее и общественно более значим, чем прежний.

— Так, а если кто-то не захочет жить по-новому, расставаться с Хранительницей?

— Это его право, которое не должно ущемляться. Поэтому сохраняется часть наземных станций слежения. А Хранительницы связываются с постами мониторинга через спутники.

— Да… ясненько. Все эти бумаги про отмену Закона о мониторинге? Кто их готовил?

— Очень много людей. Мой секретариат, министерства здравоохранения и экономики… я даже не знаю всех, кто приложил к ним руку. Вообще-то говоря, возглавлять эту работу должен генеральный прокурор или специальный королевский помощник. Но пока не найдено человека, которого можно было бы поставить на эту должность.

— Почему?

— Канцлер говорит, что нужен особый талант.

Олмир вопросительно посмотрел на Вана. Тот почмокал губами, но промолчал. Повисла минутная пауза. Потом Ван встряхнул головой и сказал:

— Ладно, работай. Пока!

— Пока, — ответил Олмир и вновь углубился в чтение. Он с большим удовольствием бросил бы это занятие, да Кокроша как-то язвительно сказал, что ставить свою подпись на непрочитанный документ — первый признак плохого руководителя.

Позвонил Начальник королевского протокола и доложил, что дочь герцога Кунтуэского просит разрешения посетить дворец. Олмир лишь кивнул в ответ.

Последние подписи на прочитанные бумаги он поставил, торопясь на обед.

Обед

Званый обед начался как обычное протокольное мероприятие подобного рода. На сей раз приглашенными были в основном Служители — члены Коллегии, ректоры крупнейших университетов, руководство Академии генетики и ведущих психотерапевтических школ. Естественно, присутствовали и главы региональных наблюдающих советов. Всего человек пятьдесят. После того, как отец Вана, Жан Мерсье, снял с себя полномочия Председателя Коллегии, этот пост оставался вакантным, и обязанности главы Служителей поочередно исполняли члены Коллегии. Сейчас был черед Ионы Фара. Он и представил своих подопечных королю.

Многие из собравшихся были хорошо знакомы Олмиру, облик иных смутно припоминался. Среди последних был Герман Леверье, чье имя уже звучало в этот день неоднократно. Стараясь запомнить, Олмир внимательно рассмотрел графа. Перед ним в почтительном полупоклоне замер довольно импозантный мужчина с благородной сединой на висках и мощным волевым подбородком. Тонкие губы обрамляли жесткие складки. Как председатель одного из наблюдающих советов, граф не принадлежал касте Служителей и, естественно, не был облачен в сутану. Неброский костюм его скрадывал очертания тела, однако одни только кисти рук выдавали недюжинную силу.

— Что-то я не припомню, когда мы в предыдущий раз удостаивались чести пообедать в королевском дворце, — как бы между прочим произнес Иона Фара.

— Вы правы, Ваша Духовность, — ответил Олмир. — С тех пор прошло почти полгода.

— Нехорошо. Надо бы почаще встречаться, обсуждать наболевшие вопросы, изыскивать малейшие возможности лучше координировать свою работу.

— Так давайте заполним этот пробел!

После церемонии встречи Олмир пригласил всех к столу. Подождал, пока гости усядутся и осмотрятся. Держа в руке бокал с клюквенным соком, произнес первый тост, текст которого пробегал по маленькому экранчику перед его взором. Король не должен отвлекаться на рутинные дела: то, что следовало сказать, было продумано аналитиками и отшлифовано спичрайтерами. Управляли подсказывающим компьютером, дабы не было нужды что-либо запоминать, специальные помощники, напыщенно именуемые Чрезвычайными и Полномочными королевскими советниками.

Сердцевину маленькой речи Олмира занимал призыв к взаимопониманию и взаимопомощи. Королевство, мол, ждет от Служителей содействия в происходящих общественных преобразованиях, особенно — в деле ускорения реформы системы образования. Необходимо сделать акцент на изучение естественнонаучных дисциплин, позаботиться об образовании многочисленной отечественной плеяды научных и технических работников.

Делового содружества и в самом деле не хватало, неспроста Иона Фара, улучив момент, произнес слова порицания. Однако не ясно было, кто в этом виноват. После неудачной попытки давления на Коллегию, предпринятой Олмиром год назад, Служители с подозрением относились ко всем начинаниям Дома Медведя. Ожегшись, молодой король не осмеливался впредь проявлять самостоятельность и строго следовал рекомендациям своих советников. А те не могли пока придумать решительного шага к примирению.

В ответной речи Иона Фара в общих словах заверил, что Служители поддержат Дом Медведя во всех благих начинаниях.

Формальные любезности были соблюдены, и собравшиеся со спокойной совестью отдали должное предложенным блюдам и напиткам. По традиции королевская кухня отличалась не только изысканностью, но и новаторством: если кто-то где-то изобретал удачный рецепт изготовления популярного кушанья или же придумывал что-то, то новшество быстро внедрялось во дворце.

Для короля нет запретов, Олмир мог пить и есть все, что подавалось на стол. Но в питье он ограничивался соком. Остальные запивали еду, как правило, спиртным. Ремита на всю Галактику славилась своими винами, а в королевские погреба закладывались только лучшие, от одного букета которых пьяно кружилась голова. Тосты шли один за другим. Выдержать меру даже при осторожной дегустации предлагаемых алкогольных напитков было чрезвычайно трудно, и гости заметно повеселели. Над столом повис характерный шумок маловразумительного разговора обо всем и в то же время ни о чем.

Иона Фара, пожалуй, выпил не больше других, но постепенно голос его стал звучать намного громче, чем в начале застольного разговора. Он пустился в длительное разглагольствование насчет единства и борьбы духовного и материального, различия в функциях Служителей и светской власти. Никто его не сдерживал, и в запальчивости он дошел до сетований, что король, не обладая должным жизненным опытом, живет в плену иллюзий и пустых мечтаний, не понимает всей сложности задач, стоящих перед Служителями и обществом в целом. Вот если бы он внимательно прислушивался к мудрым советам и всегда поступал соответствующим образом…

Королевский обед — официальное мероприятие, на котором не место пустым словам. Сказанное Ионой Фара на обычном языке означало следующее: молодой король должен во всем подчиниться Служителям, озвучивать их пожелания — и больше ничего, никакой самодеятельности.

Чувствуя, что все как-то притихли, исподтишка бросая в его сторону испытующие взгляды, Олмир понял, что Ионе Фара необходимо дать достойный отпор. Но как? Вану, например, достаточно было бы сказать нечто вроде «замолчи, я такую белиберду и слышать не хочу». Однако недипломатично временному главе Служителей просто затыкать рот, требуется сказать что-то конструктивное. Довольно грубое «никогда я не стану вашей марионеткой» явно не к месту: Иона ведь ни о чем прямо не сказал, а только намекал. Что делать?

На экранчике мелькнула подсказка. И глядя прямо в глаза Ионе Фару, чтобы окружающие уверовались в том, что его ответ созрел изнутри, Олмир громко и с выражением произнес:

— Если мне не изменяет память, в одной из своих книг достопочтенный Уренар написал, что Дьявол, вторая ипостась Бога, послан в наш мир для сокрытия следов Божественного присутствия путем усложнения простого, искушения невинного и исполнения несбыточного.

По залу пронесся вздох изумления. Олмир заканчивал уже скороговоркой:

— Не следует уподобляться Искусителю и выискивать сложности там, где их нет и быть не может. Только Коронный Совет, а от его имени — я, король, наделены властными полномочиями в полном объеме. Только мы имеем право решать вопросы, касающиеся всего общества. Отряд Служителей — один из многих инструментов проведения государственной политики. Разве не так?

— Вы правы, Ваше Величество, — пробормотал враз отрезвевший Иона Фара.

— Вот и исполняйте свои функциональные обязанности, а мы, если когда-либо сочтем нужным, обратимся к вам. Но не за указаниями, а за советом и посильной помощью. Вы согласны с подобной расстановкой ролей?

Присутствующие молча переглядывались: никто не ожидал, что молодой король выскажется столь сложно и в то же время ясно и недвусмысленно.

— Вы правы, Ваше Величество, — еще тише ответил Иона Фара и вконец стушевался.

В дальнейшем обед проходил строго в протокольных рамках. Олмиру удалось выполнить все, что планировалось: прокомментировал позицию королевского Дома по ряду спорных вопросов, заручился необходимой поддержкой соответствующих лиц и дал поручения (естественно, в виде устных пожеланий и просьб как бы между делом), которые неудобно было доводить в письменном виде.

Проводив гостей до выхода из дворца, Олмир сказал сопровождающему его Леону:

— Передайте от меня благодарность всем, кто был задействован в подготовке прошедшего обеда. Особенно тем, кто вовремя подсказал мне цитату из Уренара.

Леон разулыбался до ушей: он радовался любому поводу награждать и благодарить своих подчиненных. С не меньшим удовольствием, однако, он всячески притеснял сотрудников других Больших Домов и вредил им.

— С удовольствием, Ваше Величество! Документы по Закону о мониторинге я забрал и уже промульгировал. Вы просмотрели бумаги, подготовленные к завтрашнему заседанию Совета?

— Нет еще.

— Поторопитесь, Ваше Величество.

— Хорошо, — вздохнул Олмир и послушно направился в кабинет. Вообще говоря, после обеда он собирался почитать что-нибудь интересненькое или просто покопаться в информационной сети. По необъяснимому стечению обстоятельств исполнение королевских обязанностей почти всегда входило в противоречие с самыми простыми и неприхотливыми его желаниями. Он привык к этому.

По специальному, закрытому каналу связи барон Рагоза сообщил, что только что получено чрезвычайно важное разведывательное донесение касательно родиниловского Храма. Вся предыдущая информация предстает совершенно в ином свете. На обработку имеющихся данных потребуется часика полтора, и сразу после этого Рагоза лично принесет развернутое донесение.

— Хорошо, я с нетерпением буду ждать. Но что хоть открылось?

— Вы несказанно удивитесь, Ваше Величество, — с ноткой таинственности сказал Рагоза. — Разрешите приступить к исполнению своих обязанностей?

— Приступайте, — вздохнул Олмир, поняв, что ничего пока не добьется от начальника Службы безопасности, и с головой погрузился в чтение.

Убийство

Кропотливая работа отняла чувство времени, и Олмир очнулся только тогда, когда в кабинет к нему вошел Кокроша. Наставник редко пользовался привилегией входить к королю без доклада.

С удовлетворением оглядев просмотренные бумаги, Олмир спросил, невольно потягиваясь:

— Как время-то летит! Что, подготовились к отъезду?

— Да. Вот обещанные мною аналитические обзоры о деятельности Рода с Нилом и Шамона. Сразу, однако, скажу, что ничего сенсационного в них нет. Кроме, разве что, одного. Мои ребята задались целью узнать, насколько точны родиниловские рекомендации. К нашему удивлению, оказалось, что погрешности их предсказаний пренебрежимо малы. Высочайший профессионализм! Так что… так что мой совет посетить их обитель… остается в силе.

Кокроша непривычно застыл, вероятно, задумавшись о чем-то.

— Хорошо, почитаю ваши материалы на досуге. А что вы можете сказать насчет завтрашнего доклада Краева? — Олмир помахал листочками, доставившими ему с утра так много радости.

— Годовой отчет? Вот уж не думал, что он достоин специального разговора.

Слова наставника ошарашили Олмира, и он с обидой спросил:

— Почему это? За короткое время произошли огромные перемены.

— Ты уверен?

— Ну, здесь же черным по белому написано…

— Налей половину стакана воды и спроси у разных людей, что они видят. Один скажет: стакан наполовину полон, и будет прав. Второй возразит: стакан наполовину пуст. Оба эти высказывания будут, несомненно, истинны. Однако их эмоциональная окраска противоположна. Ремита просуществовала последний год самым что ни на есть естественным образом. Чьей-либо заслуги в этом нет. А Краев выдал желаемое за действительное и подсунул тебе яркий фантик. Я понимаю, у тебя много времени занимала учеба, приобретение необходимого управленческого опыта. Ты не сумел вникнуть в существо животрепещущих дел. Просто не имел достаточно времени и сил, чтобы заняться решением насущных проблем королевства. Только пострел везде поспевает.

— Объясните.

Олмир обратил вдруг внимание, что Кокроша был в тонких перчатках телесного цвета, и только сейчас в задумчивости стал снимать их.

— Надо ли? Все настолько очевидно, что ты сам должен все понять. Учись видеть голую правду за изнанкой красивых слов. Вспомни, какими были твои планы и намерения год назад, и сравни с тем, что получилось.

— Построили нуль-туннель на околопланетную орбиту.

— Согласен, построили. Кто строил? Разработка проекта и монтажные работы осуществлены квартарцами. От нас принимали участие всего-то несколько человек. Материальные средства выделены Меритой, она же оплатила все расходы. И велика наша роль в строительстве нуль-туннеля?

— Важен сам факт.

— Неужели?

Зазвонил телефон. Начальник протокольной службы доложил, что через несколько минут на площадь перед парадным входом во дворец приземлится кортеж летательных аппаратов, доставивших в Мифополь Юлианну Кунтуэскую со свитой. Соизволит ли король лично встретить высокую представительницу Большого Дома?

— Давай, договорим в следующий раз, — сказал Кокроша, — мне пора лететь к нуль-терминалу, а то звездолет стартует без меня.

— Я провожу вас, — вырвалось у Олмира. Бывало, они не виделись целыми неделями, но сейчас-то наставник его надолго покидает. А вдруг понадобится его совет или помощь?

— Пусть Юлианну Кунтуэскую со всеми полагающими ее сану почестями встретит канцлер, — сказал он Начальнику протокола. — Я прощаюсь с наставником Кокрошей перед его убытием в отпуск. Подойду как только освобожусь.

— О действительных переменах можно говорить только тогда, когда изменилась социальная структура общества, — продолжил Кокроша, увлекая Олмира за собой. — А что за прошедший год произошло у нас? Ремита, как яблоко, созрела для отмены Закона о мониторинге. Малая часть наблюдателей с техническим образованием, до этого контролирующих состояние здоровья жителей, переквалифицировалась в обслуживающий персонал нуль-туннеля да строящегося — опять-таки с легкой руки меритцев — общепланетного Техцентра. Где здесь наши заслуги?

— Налицо очень важные изменения! Например, ощутимо увеличилась средняя продолжительность жизни.

— Только благодаря тому, что Ламарк запретил весенние соревнования по рыбной ловле с дрейфующих льдин да арестовал с десяток-другой заядлых дуэлянтов. И сам отказался участвовать в нескольких поединках. А какие были проблемы — остались. Одна из них — необходимость прикладывать массу сил дабы сохранять здоровье и жизнь всем носителям высокого Совершенства. Тебе, например. На мой взгляд, далее нельзя терпеть это безобразие.

— Что же, по вашему мнению, надо делать?

— Ох, мой мальчик, это долгий разговор. Мы уже пришли, и мне пора улетать. Давай, вернемся к этой теме после моего отпуска. Ты еще молод, и год-другой для тебя ничего не значат.

— До свидания, наставник, — сказал Олмир, пряча предательские слезы при прощальном объятии с Кокрошей. — Возвращайтесь быстрее. Нам всем будет так вас не хватать!

— Постараюсь, — хмуро ответил Кокроша, помолчал, а потом в несвойственной ему манере почти выкрикнул: — Прощай!

— До свидания, — поправил его Олмир. — Мы ждем вас!

Лит наставника резко взмыл вверх и растаял среди сотен других летательных аппаратов в небе над Мифополем.

Оставшись один, от недобрых переживаний Олмир потерял на минуту контроль над собой, и подвергся атаке ощущения полного и безысходного одиночества — самого неприятного чувства, которое часто мучило его.

Всех в молодости преследует этот кошмар, все страдают от одиночества, чувства собственного ничтожества и ненужности. Бывало, нескончаемыми вечерами, запершись в своих личных покоях, Олмир изо всех душевных сил сражался с этим коварным врагом. И не чаял уже полной победы — так трудно давалось ему даже временное успокоение.

Вернувшись в кабинет, он бесцельно послонялся по огромному помещению. Случайно попавшие на глаза листки с докладом Краева, еще недавно ласкающие взгляд, вызвали бурную ненависть. Что делать, как отвлечься от разрушительных чувств? И словно палочка-выручалочка возникла спасительная мысль: приехала Юлианна, ждет его! Неприятные чувства вмиг спрятались куда-то.

Когда улыбающийся до ушей Олмир переступил порог малого зала приемов, все, как и положено, встали. Селена и Юлианна до этого сидели на низеньком диванчике, позади которого замерла незнакомая женщина — Олмир почему-то лишь мельком скользнул по ней взглядом. Ван по обыкновению крутился кругами. Почему так мало людей? Ну, Аполлона вряд ли можно было бы ожидать встретить. Зоя улетела к себе. А где Варвара и Георгий?

— Я несказанно рада видеть Вас, Ваше Величество, в полном здравии и благоденствии, — произнесла Юлианна заученные слова, выпархивая далеко вперед в соответствующем случаю реверансе. Мельчайшее ее движение сопровождалось сложным шлейфом запахов духов, а глаза хитро смотрели чуть в сторону.

Олмир поразился произошедшей с ней перемене. Бурно расцветая, год назад она казалась обыкновенной толстушкой, что называется «гадким утенком». А сейчас перед молодым королем стояла прекраснейшая девушка, и лишь богу одному да ей было известно, какие муки пришлось преодолеть, чтобы добиться такого эффекта. Все в ней было соразмерено и элегантно. Единственно, что подмечалось бывалым человеком — так это как раз ее исключительная ладность: ну, не может тринадцатилетняя девочка быть совсем без изъяна. Не может выглядеть уменьшенной копией полностью сформировавшейся женщины. Должны оставаться какие-нибудь, пусть умилительные сами по себе отклонения от идеала, и все тут!

— Наш улыбающийся болванчик, оказывается, и ходить умеет, — съязвил в своей манере Ван. — Нет, «болванчик» — это слишком грубо и, кроме того, может ввести в заблуждение насчет сексуальной ориентации. Я буду называть тебя куколкой. Надеюсь, ни у кого не будет возражений?

Поскольку Юлианна замерла в полуприседе, грациозно наклонив головку, и проигнорировала его слова, Ван безапелляционно добавил:

— Итак, Юлька с этого дня называется Куколкой. Все слышали? Бройлер, тебе понятно?

— Добрый день, Юлианна, — сказал Олмир. — Ты сильно изменилась… я не ожидал…

В те нечастые и быстролетные моменты общения по дальней связи Юлианна всегда передавала по видеоканалу только свое лицо, да и то чуть ли не в микроскопическом масштабе. Зато сейчас она вдосталь наслаждалась произведенным эффектом.

— Как тебе удалось стать такой… джокерной? Прямь Василиса Прекрасная. Расскажи! — потребовала Селена. Вероятно, уже не в первый раз.

— У нашего Бройлера проснулась тяга к дурным наклонностям вместо привычных физических занятий по производству пота… — вставил Ван.

— Ой, а руки-то, руки! Будто светятся изнутри. Юлька, говори быстрее, как это тебе удалось!

— Селеночка, в этом-то нет ничего сложного — всего лишь действие специальных кремов.

— Каких? Подари их мне! Обязательно!

— Ну, зараз все не расскажешь, — степенно ответила Юлианна, продолжая искоса наблюдать за Олмиром. — Одни названия мало что скажут. Умело пользоваться косметикой — целое искусство. Этому меня научила новая гувернантка. Позвольте представить ее Вам, Ваше Величество. Перед Вами Анн-Мари Ло, жительница далекого Граниса. У нас она собирает материалы для диссертации.

Олмир после приветственного кивка головой отвел взгляд, испытывая вполне понятное смущение. Наряд Анн-Мари сильно отличался от принятых на Ремите и, вероятно, имел главную цель не скрывать наготу, а подчеркивать, выставлять напоказ те участки тела, которые недвусмысленно относили ее к прекрасной половине человечества. Тончайшие полупрозрачные ткани дополнялись тяжелыми украшениями из неизвестного металла, и находиться в непосредственной близости от нее, даже целомудренно отводя взгляд, было нелегким испытанием для любого подростка. Ван — так вообще крутился таким образом, чтобы Анн-Мари попадала в поле его зрения постоянно, но якобы случайно, и ни у кого не могло возникнуть подозрения в том, что он специально ее разглядывает.

— В какой области вы специализируетесь? — задал Олмир вопрос вежливости.

— Я психоаналитик, — ответила Анн-Мари и странно улыбнулась.

— Ваше Величество, — встряла Юлианна, — я прибыла в Мифополь потому, что отец поручил мне представлять Кунтуэское герцогство на завтрашнем заседании Коронного Совета. Но я еще не прочитала ни одного документа. Может, Вы выберете время для серьезного разговора со мной?

Юлианна раз или два на неуловимое мгновение всматривалась ему прямо в глаза и тут же опускала ресницы. Проследив за ее взглядом, Олмир невольно залюбовался ее грудью, а потом и всей ладненькой фигуркой. Интересно, о чем она хочет со мной поговорить, подумал он и сказал:

— Да сколько можно серьезных разговоров!? Давайте просто попьем чаю.

— Да-да, — подхватила Юлианна и, казалось, совершенно машинально коснулась сложной системы украшений, висевших у нее на шее, — как раньше, по вечерам в школе.

Пока сервировали стол, она сделала несколько замечаний касательно этикета, а потом в результате многоходовой процедуры рассаживания добилась того, чтобы Олмир оказался сидящим прямо перед ней. Поправив волосы, сказала с ностальгической ноткой в голосе:

— А помните, какие замечательные медовые лепешки пекла Тетя Поля? Как вкусно они попахивали дымком!

— Ты же их не любила, — удивилась Селена. Юлианна и впрямь воздерживалась по вечерам от лепешек, боясь еще больше располнеть.

— Ах, всегда самое дорогое вспоминаешь лишь после того, как потеряешь. А как уютно пылал наш камин в холодные зимние вечера! Куда подевался Винтер, почему он не здесь?

— Он подался в метеорологи и поселился с Тетей Полей на Северном материке, почти у самого полюса. Как и раньше, они стараются меньше общаться с людьми. Мы навещали их один раз, когда ездили кататься на горных лыжах.

— Надо же, а я их так давно не видела…

Когда Юлианна чинно принимала чашку с дымящимся чаем, зазвонил ее видеотелефон, вделанный в маленький кулон. Спешно поставив чашку, Юлианна включила связь:

— Кто это? — живо спросила она и добавила с легким разочарованием. — А, Василек. Чего ты хочешь? Я же просила тебя не звонить, пока буду в Мифополе… Извините меня, пожалуйста.

Одним длинным движением, демонстрирующим достойную восхищения гибкость ее тела, она встала из-за стола, отошла подальше и заворковала. Потом несколько раз громко сказала «до свидания, больше не звони, увидимся в Шере» и со слегка смущенным видом вернулась на место.

— Кто это был? — с невольным любопытством спросила Селена.

— Ах, один мой обожатель. Душечка! Прекраснейший танцор! Он и часа не может прожить, не поговорив со мной. А вы заметили, как изменился профессор Макгорн? И раньше-то молчаливый был, а после нашего путешествия по сельве из него вообще ни одного слова не вытянешь…

Профессор Макгорн не снял с себя обязанностей школьного врача и довольно часто устраивал своим подопечным неожиданные обследования. К Аполлону и Юлианне, живущим отдельно от прочих ребят, он прилетал всегда в окружении большой свиты медицинских работников.

В разгар обсуждения профессорских странностей вновь зазвонил телефон Юлианны. Оказалось, некий Антончик просто дышать не мог, не сказав ей пары слов. Опять она была вынуждена покинуть компанию, чтобы соблюсти хотя бы видимость интимности.

Интересно, подумал вдруг Олмир, как далеко зашли у Юлианны отношения с ее ухажерами. Может, она уже и девственность потеряла? Он представил ее в объятиях одного, другого, почувствовав, что покрывается предательским румянцем. А потом понял, в чем причина испытываемой им неловкости при телефонных переговорах Юлианны: он ревновал ее! Причем как-то по-особому: в отношении Зои, например, аналогичные переживания были бы значительно больнее, сильнее «брали за живое». В чем дело? И внезапно понял: Юлианна разбудила в нем чувство, которое грубо можно было бы назвать… он не знал пока, как, и лишь спустя годы подобрал бы точное слово: похотью. Он готов был… переспать с ней, а что она при этом говорила бы, что чувствовала — его не трогало бы ни на йоту! Чудные вещи случаются в подлунном мире.

Когда Юлианна разговаривала с третьим по счету воздыхателем, Олмир вспоминал, как она вела себя в сельве, восстановил в памяти свой старый сон… Представил, как он обхватывает ее за талию… нет, чуть ниже талии, чтобы ощутить приятные выпуклости бедер, а она, хихикая, крутит лицом, увертываясь от поцелуя в губы. Он сжимает ее сильнее, стараясь причинить боль, она вскрикивает… А потом перед его внутренним взором возникла графиня Анна Михайловна Оболенская, деспотично руководившая большим неспокойным миром королевских фрейлин и вообще всех особ женского пола, обитающих во дворце или вблизи.

— Да как же так? — причитала Анна Михайловна. — Олмир, ты вступаешь в возраст, требующий качественно расширить круг чувственных переживаний. Каждый мальчик, каждая девочка должны заблаговременно подготовиться к будущей совместной жизни с существом противоположного пола. Обязательно пройти через первую любовь и ее утрату, мысленно научиться близости с любимым человеком, привыкнуть к просыпающимся телесным потребностям и, наконец, получить какой-то минимальный опыт сексуальных переживаний.

— Анна Михайловна, — вспылил тогда Олмир, — я обручен с Зоей. Вы предлагаете мне стать изменщиком?

— Ты неправильно трактуешь мои слова! Запомни, мой мальчик, что любой человек, своевременно не позаботившийся о своей чувственности, не развивший необходимой привычки воспринимать себя сексуальным существом, становится ущербным, недоразвитым, несчастным на всю оставшуюся жизнь.

— Ну, вы скажете!

— Да-да, превратится в бесчувственную машину. Посмотри на себя: ты изнуряешь себя работой. Все минуты каждого божьего дня расписаны у тебя на месяцы вперед. Одни заботы на уме, зачастую непосильные и взрослому человеку. Постоянно какие-то бумаги, чинные разговоры, не позволяющие ни на мгновение расслабиться. Ты губишь в себе все человеческое.

— Мне ваши слова кажутся чересчур упрощающими. Мы ж люди, а не животные какие-то!

— Ну хоть милуйся тогда со своей Зоей по-настоящему! Прижимайтесь плотнее и делитесь своими чувственными переживаниями. Ощупывайте друг друга, чтобы привыкнуть быть вместе. Это очень важно!

— Да я как-то стесняюсь…

— Неужели ты хочешь, чтобы ваша первая брачная ночь принесла вам одни разочарования? А потом, даже если вы оба предпримете титанические усилия по налаживанию совместной жизни, все равно и год, и два, а то и больше будете не в состоянии подарить друг другу настоящую радость? Давай, я подошлю к тебе симпатичную девочку, одну из моих фрейлин? Уверяю, что с ней ты забудешь про стеснительность. В конце концов, ты мужчина.

— А где же ваши былые слова насчет верности и чести? Вы забыли свои предостережения о том, что нельзя с молодости ударяться в загул? Что ранняя половая жизнь вредна физиологически и психоэмоционально, препятствует развитию интеллектуальных способностей?

— Все это правильно, мой мальчик. Но еще правильнее — во всем сохранять чувство меры. Я же не предлагаю тебе в ласках с Зоей доходить до логического конца. Я подошлю…

— Нет, Анна Михайловна, — твердо сказал тогда он. — Мне это не надо.

Сейчас Олмир не был стопроцентно уверен в правильности тогдашних своих слов.

— А, Родик, — меж тем разочаровывалась в очередном абоненте Юлианна. — Чего тебе надо? Нет, со мной все прекрасно, ты просто чересчур мнительный. Поговорить? Я сейчас занята беседой с королем. Попозже, ладно? Я же сказала: позже! На что ты будешь рассчитывать? Ну, не знаю…

Этот разговор продолжался б, наверное, еще долго, но тут в зал ворвалась взбудораженная Варвара с криком:

— Олмир! У меня сверхважное сообщение! Ой, Юлька, привет! Ты чудесно выглядишь. Мне с тобой тоже надо сегодня переговорить о некоторых важных делах. Ну, не кривись, не кривись и выключи свой телефон. Сейчас не до шуток.

Юлианна, пораженная, прервала связь и машинально заблокировала последующие звонки, забыв, что ей должны были позвонить еще два или три «воздыхателя».

— Так что за важное сообщение у тебя? — спросил Олмир.

— Сегодня мы с Аполлоном были в Храме. Там что-то странное. Они, мне кажется, зомбируют всех посетителей.

— Постой, что за Храм?

— Да родиниловская обитель. Шамон пригласил Аполлона, чтобы сделать ему предсказание. Аполлон побоялся идти один и уговорил меня сопровождать его. Там мощный компьютер сперва изучает посетителей, а потом, вероятно, делает им предсказания. Только я не дождалась, когда мне будут предсказывать, так как они захотели засунуть мне в голову какую-то гадость.

У Олмира имелся богатый негативный опыт принятия скоропалительных решений, и потому он постарался ввести разговор в спокойное русло.

— Что именно засунуть, а главное — как?

— Я не распознала. Что-то очень страшное, черное какое-то. Как? — я тоже не поняла. Аполлон еще не совсем пришел в себя, прямо-таки спит на ходу.

— Где он?

— Я отвезла его в Отель Кабана, сдала дежурному врачу. А сама помчалась сюда…

Варвара сделала паузу. Ее жизненный опыт требовал соблюсти абсолютную точность рассказа, дабы слова приобрели максимальную правдивость. Поэтому она добавила.

— Ну, разве что на минутку забежала к себе.

Говорить, что переодевалась, она не стала: эта деталь несущественна.

— Ты понимаешь, что выдвигаешь серьезные обвинения против Рода с Нилом и Шамона? — спросил Олмир, стараясь не поддаваться напору Варвары. — У них официально оформленная лицензия. А Шамон — так вообще признанный духовный лидер. За их деятельностью следит множество государственных и общественных наблюдательных организаций. Даже слабый намек на то, что в Храме кого-то тайно гипнотизируют, программируют без их на то согласия, ударит по репутации многих. Тебе не могло это показаться с испуга?

— Какой испуг?! Я готовлюсь стать герцогиней, — удачное вкрапление, — и буду шарахаться от собственной тени? Олмир, я признаюсь еще в одном: я использовала заклинание познания…

Олмир заметил, что при последних Вариных словах Анн-Мари нервно вздрогнула.

— Нарушила запрет Дикого Мага? Да в своем ли ты уме?

— Я-то в своем, а ты Фома неверующий. Я, кстати, увидела, что весь Храм изнутри пронизан какой-то черной паутиной, а на самой верхушке его… на самом верху что-то совсем странное. Короче, их всех надо немедленно арестовать и разобраться, что к чему. Ты — король, вот и действуй быстрее! А я хочу поговорить с тобой еще по одному вопросу, но без свидетелей.

— Понимаешь, Варя. При всем моем уважении к тебе, я не могу рисковать своей репутацией и давать подобных указаний. Нужна убедительная доказательная база. Представь только, в каком свете я буду выглядеть, если твои слова не подтвердятся. А какова будет реакция многочисленных сторонников Шамона!?

— Что-то я не врубаюсь. Я сообщаю тебе о важном государственном преступлении, а ты вместо того, чтобы мгновенно пресечь творящиеся безобразия, говоришь, что ничего не можешь сделать? И после этого ты полагаешь, что твоя репутация, о которой ты так заботишься, не пострадает?

— Я передам твои слова компетентным органам и потребую самого срочного расследования.

— Ага! А они за это время еще кого-нибудь запрограммируют!

— Можно наложить временный запрет на всю деятельность родиниловской школы, даже выставить у Храма вооруженную охрану, но для этого необходимо иметь хоть какие-нибудь документы. Твоих слов для этого недостаточно. Давай сделаем тебе глубокое ментоскопирование. Оно может объективно подтвердить твои подозрения. Ты согласна?

— Ты не веришь мне на слово?

— Верю, но этого мало.

— Ты не веришь в действие заклинания познания?

Опять нервное движение Анн-Мари.

— Верю, но Дикий Маг запрещал использовать его, а ты могла чего-нибудь напутать.

— Ничего я не напутала! А ты, коли такой недоверчивый, примени заклинание сопереживания! Сам почувствуешь все, что я увидела там.

— Пока не вижу необходимости. Я верю тебе, но одних твоих и даже моих слов мало. Ты согласна на ментоскопирование или нет?

— Да! — неожиданно выкрикнула Варвара.

— Вот и хорошо, — с облегчением сказал Олмир.

— Как я понимаю, — недовольно сказала Юлианна, — наша мирная беседа закончилась?

— Да, — ответил Олмир. — Приношу свои извинения — срочные дела.

— Жаль, — с каким-то вызовом промолвила Юлианна. Нет, не такой представляла она встречу с королем после годичной разлуки.

В их возрасте любое неосторожное желание могло сыграть злую шутку с чувствами. Когда-то Юлианна решила влюбить в себя Олмира, но не добилась успеха. Анализируя причины своей неудачи, она многократно внутренне вызывала его образ… и неожиданно стала испытывать к нему влечение. Как бы пренебрежительно ни относились к ней ребята, упорства было ей не занимать. Сколько ночей проплакала она в подушку, мечтая быть рядом с Олмиром! Сколько усилий потратила на подготовку этой встречи! И вот на тебе: мало того, что под благовидным предлогом он не удосужился лично встретить ее перед дворцом, так еще при первой же возможности убегает куда-то!

Вызвав дежурного офицера, Олмир отдал необходимые распоряжения и поспешил вместе с Варварой в покои, отданные медикам. Срочно вызванный профессор Макгорн собрал многочисленную команду помощников и принялся колдовать со сложной аппаратурой.

Скрупулезное обследование Варвары не выявило никаких подозрительных отклонений. Профессор Макгорн потребовал, чтобы во дворец немедленно был доставлен Аполлон Шойский, и провел его ментоскопирование. Вновь не обнаружилось ничего, отличного от нормы.

Варвара закатила настоящую истерику.

— Ну я же все видела своими глазами! Почему вы мне не верите? Когда и кого я обманывала? — она, казалось, от негодования лишилась сил и передвигалась с великим трудом. — Ну было же!!

Подвернувшийся ей под руку Ван вызвал новую волну причитаний, получил несколько затрещин и с позором бежал прочь. Олмир отвел Варвару в свой кабинет, заставил выпить стакан холодной воды. Наконец-то девочка начала успокаиваться.

— Никогда бы ни подумала, что окажусь в подобной ситуации, — с улыбкой сквозь слезы произнесла она. — Я ведь и в самом деле говорю правду, а мне никто не верит.

— Почему ты так думаешь? — как можно спокойнее сказал Олмир. — Повторю еще раз: я тебе верю. Профессор Макгорн — тоже. Да, считай, никто не сомневается в твоих словах.

— Тогда почему никто ничего не делает?

— Начнем с того, что родиниловский Храм функционирует уже не один год. Закроем мы его сегодня или на день-два позже — разницы почти никакой. Это первое. Второе заключается в том, что не могу я по своей прихоти или со слов одного человека — даже тебя! — идти на столь кардинальные меры, как запрет какой-либо общественной организации. Утром сегодня, кстати, у меня состоялся разговор с Родом. Я понял, что являюсь ярым противником их мировоззрения. Тем не менее, у меня нет ни права, ни желания чинить им какие-нибудь препоны.

— Почему?

— Да потому что я не каменноугольный деспот, а просвещенный монарх. Я знаю, что общество тем сильнее, чем разнообразнее взгляды на жизнь различных его представителей.

— Хорошо, а если бы тебе очень захотелось?

— Боюсь, ты неправильно представляешь себе государственное устройство. Чем более высокую должность занимает человек, тем большей ответственностью он облечен, тем обстоятельнее должен продумывать каждый свой шаг. Часто я чувствую себя словно спеленатым по рукам и ногам всевозможными законами, требованиями этикета, обычаями или просто какими-то условностями. Без преувеличения можно сказать, что я самый несвободный человек на Ремите. Вон, Юлианна заперлась на год в своем Шере — и ничего, все решили, что у нее есть на это право. Ван захотел построить яхту и отправиться на ней в кругосветное путешествие — и сконструировал, на днях поплывет куда глаза глядят. А я в это время буду сидеть в этом кабинете и читать все новые и новые бумаги.

Убедительно говорил Олмир, а самого передергивало: неужели прав был все-таки Род, когда в утреннем разговоре утверждал, что ход событий не зависит от воли, от желаний человека? Засасывают его в гибельную пучину различные обстоятельства, окружающие люди и выполняемые обязанности, не дозволяя даже вздохнуть свободно.

— Но к тебе все относятся с таким почетом…

— Может быть. Но взамен каждый день мне приходится решать столько дел, что я вообще не могу подумать о чем-нибудь своем, личном. Просто поваляться с книжкой на диване или поболтать с товарищами для меня недостижимая роскошь. Одним словом, живу хуже последнего каторжанина.

— А у герцога много обязанностей?

— Ну, чуть меньше, чем у меня. Но и они вынуждены трудиться весьма интенсивно. Одним словом, не следует им завидовать.

Была в словах Олмира горькая правда. Всегда высокая должность требует от занимающего ее человека большой отдачи. Хороший руководитель старается как можно лучше и эффективнее решить каждый вопрос и почти круглосуточно пребывает в делах и заботах. А в результате быстро изнашивается. Плохой руководитель думает обычно только об одном — как бы сохранить свой пост. От таких людей бывает большой вред и остается недобрая память.

— А я все равно хочу стать герцогиней! — воскликнула Варвара, воспользовавшись удачным ходом разговора. Ее нельзя было запугать никакой работой.

После этого Олмир был вынужден выслушивать ее пространные соображения по поводу создания Лусонского герцогства, необходимости как можно быстрее приступить к преобразованиям и многое другое. Боясь вновь вызвать слезы, он старался ограничиться молчаливыми кивками, якобы соглашаясь с ее доводами. И все же под конец разговора Варвара добилась недвусмысленного обещания Олмира содействовать решению вопроса о формировании нового герцогства на завтрашнем заседании Коронного Совета. После этого она, по-прежнему шмыгая носом, попросила разрешения уйти к себе.

Оставшись в одиночестве, Олмир немного передохнул после трудного разговора с Варварой, а потом позвонил Зое, рассказал о последних событиях.

— Я обещал Варьке поддержать завтра на Коронном Совете предложение о расформировании Дома Дракона, — сказал он почему-то с легким чувством неловкости. Почему? — непонятно: вроде бы давно по этому поводу все было обговорено.

Зоя согласно кивнула.

— Я еще раз поговорила с Витей, — сказала она, — так он тоже не настаивает на сохранении нашего Дома — все равно, мол, лично ему не вернуть герцогский титул. А другие мои родственники не в счет. Так что пусть будет так, как решили. Сейчас я собираюсь на встречу с дворянством…

— С Антоном Благовым во главе?

— Да, он у них за лидера. Попробую убедить его и всех прочих недовольных. Ну, до встречи.

— До завтра.

Какое-то дело осталось незавершенным. Что? Ах да, Рагоза обещал принести какую-то интересную разведывательную сводку. Кстати, почему до сих пор не принес?

Созвонившись с дежурным, Олмир узнал, что глава королевской Службы безопасности уже несколько часов находится неизвестно где. Вот это новость! Так, наиболее важные бумаги Рагоза частенько приносит в комнату для совещаний, примыкающую к личным покоям короля и потому мало кому доступную. Поискать его там?

В предчувствии недоброго Олмир поднялся на свой этаж, через парадный вход прошел в спальную, потом чуть ли не бегом промчался через туалетную, гардеробную, малый кабинет, ворвался в комнату для особо важных совещаний… Кто-то сидел в кресле у окна. Так и есть, это Рагоза. Вздохнув с некоторым облегчением, Олмир подошел поближе… и понял, что зря успокоился. Начальник королевской Службы безопасности, фактически второй человек в государстве по влиянию и степени охраняемости, был безнадежно мертв. Кто-то сильным ударом сзади сломал ему шейные позвонки. Красная папочка, в которую Рагоза обычно вкладывал самые важные бумаги, лежала раскрытой у его ног.

Олмир невольно отступил на шаг. Затем подошел к столу и коснулся кнопки общей тревоги.

Понаблюдав некоторое время за поднявшейся суетой, он сказал, что должен немного побыть один, пусть с полчаса его никто не тревожит. И вышел, закрыв на запор дверь, ведущую в кабинет. Необходимо было немедленно поговорить с Шерлоком, начальником Тайной службы.