Как мы нашли тебя

Название: Как мы нашли тебя

Серия: Звонок из будущего № 2

Автор: Дж. Т. Лоуренс

Переводчик: Arctic_penguin

Редактор и оформитель: Маргарита

Переведено для группы Dark Eternity of Translations | Натали Беннетт, 2022

Любое копирование фрагментов без указания переводчика и ссылки на группу

и использование в коммерческих целях ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд! Все права принадлежат автору.

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Глава 1

Они никогда не найдут тела

Йоханнесбург, 2024

Кейт поднимает взгляд от своего голоэкрана и усиленно моргает. Сколько времени она провела в сети? Девушка лишь хотела посмотреть рецепт быстрого ужина, но упала в кроличью нору, заполненную перекрестными ссылками. Открытая вкладка занимает все ее внимание. Анимированное 4D изображение в гиперцвете плывет перед ее глазами — или как Сет называет это: радужные таблицы.

Близнецы слишком притихли. Должно быть, затеяли что-то. Пачкают стены шоколадными блестками? Запекают свой пирог из «Лего» в настоящей духовке? Кейт вздыхает, потирает глаза и обхватывает шею сзади теплыми руками. Она представляет, как разноцветные пластиковые блоки стекают через металлическую решетку. Карамелизированная лава из «лего». Она надеется, что запах горелого пластика — это лишь проделки ее синестезии.

— Сильвер? — зовет она. — Мэлли?

Нет ответа.

— Сильвер?

Часть ее хочет сделать вид, что не замечает тишины. Спокойствие трудно обрести, когда ты мать-одиночка, растящая четырехлетних близнецов. Ну, не совсем одиночка и не совсем близнецов. Да и пока не совсем четырех лет, но такова жизнь: серия «не совсем» и полуразрушенных мечтаний.

Тишина обволакивает ее, как свежее белое облако (Лишенное цвета Блаженство).

— Мэлли?

Она убирает ноги с педалей и выкарабкивается из-за своего велостола (прим.: конструкция оборудована ортопедическим креслом, рамой, педалями и столешницей). Голографическое изображение исчезает, отчего тишина кажется громче. Она зовет детей снова.

— Сильвер?

Может быть, они смотрят что-то с наушниками в ушах. Девушка проверяет игровую комнату. На киностене беззвучно воспроизводится анимированный фильм, но его никто не смотрит. Пол спальни представляет собой полосу препятствий из разбросанных игрушек и одежды. Она поднимает Альбу, Сильвер постоянно ходит в обнимку с этим кроликом, и аккуратно кладет на подушку. Качели-качалки пусты, хоть слегка покачиваются, словно кто-то только что задел их мимоходом. Кейт останавливает их рукой.

Из угла доносится хныканье. Она разворачивается кругом, ее желудок сводит от страха. Еще один грустный плач доносится из груды плюшевых мишек и машинок. Кейт на цыпочках подкрадывается к хныкающей кучке и принимается ее разбирать. Она находит пупса-робота Сильвера. Поняв, что его взяли на руки, пупс-робот перестает плакать и моргает, глядя на нее.

— Мама, — произносит он. — Мама.

Силиконовые конечности младенца теплые на ощупь. Его рот открывается и закрывается в поисках соски. Кейт никогда не любила мягкие роботизированные куклы. Не по вине игрушек, что-то в ней просто испытывало отвращение к схожести с ними. «Эффект зловещей долины» — так это называют, когда робот, выглядящий и действующий как человек, вызывает отвращение и неприязнь у людей-наблюдателей.

— Мама, — произносит он снова, а затем опять ищет, что пососать.

Кейт переворачивает игрушку, расстегивает хлопковый комбинезон и приподнимает ткань, чтобы обнажить выключатель на спине. Желтый адреналин выстреливает в ее кровь. Игрушка уже выключена.

— Мама.

Девушка почти роняет ее из рук. Она дергает выключатель вперед-назад, снова разворачивает игрушку. Игрушка подмигивает ей в ответ.

Короткое замыкание. Ее сердце бешено стучит. Она делает шаг, и ее ногу пронзают кобальтовые звезды. Она опускает взгляд и видит, что встала на игрушку «Волантер».

Теперь она зовет громче тоном, который совсем ей не принадлежит.

— Сильвер?

«По крайней мере, мы находимся в высотке. Красивая безопасная квартира вместо дома у дороги, откуда детей легко увести обещанием приключения». Опять же, в этом доме живут десятки людей, а, по ее опыту, они намного опаснее дорог.

Кейт спешит к входной двери и проверяет замки. Сет пообещал ей, что его новая «Сейфгард», современная система безопасности, железобетонная, но она заставила его установить несколько старомодных замков просто на всякий случай. Она не доверяет сканеру сетчатки. Технологии замечательны до тех пор, пока не перестают работать. Девушка не станет довольствоваться меньше, чем старомодной цепочкой на двери, ригелем и дверным затвором, открывающимся при нажатии. Ее синестезия интерпретирует звуки запирающихся механизмов, как успокаивающие кирпичики серого цвета, которые выстраиваются друг над другом. Щелк, щелк, щелк. Не то чтобы это помогало ей спать по ночам.

— Дети? Где вы?

Она обводит взглядом гостиную, кухню, кабинет, спальню детей.

— Не паникуй, — говорит она, но в ее крови снова горит неоново-желтый адреналин.

Девушка проверяет комнату Сета, свою спальню, ванную комнату. Дверь душа закрыта. Она ее закрыла? За замутненным стеклом что-то есть? Тень? У нее перехватывает дыхание, сердце подскакивает к горлу. Кейт тянется к кнопке, открывающей дверь, но колеблется. Ее протянутая рука дрожит.

«Они так и не нашли тела».

«Заткнись. Просто заткнись».

Она может достать пистолет из шкафа в спальне, но решает этого не делать. Кейт нажимает на кнопку, и перегородка из суперстекла уезжает в стену, открывая пустую кабинку из керамогранита.

Всплеск облегчения, что в душе никого нет. Ужас, что близнецов здесь тоже нет.

Запах миндального мыла переплетен с лентами страха. Кейт атакует рой плохих мыслей. Она пытается не поддаваться им, но их слишком много: в ее голове и в горле. Они угрожают перекрыть ей кислород.

«Это снова произошло, — говорят голоса в ее голове. — Ты же знала, что так и будет».

— Заткнитесь.

По ее коже ползет холодный туман страха.

«Они пропали. Их забрали».

Глава 2

Заразительный страх

Кейт, застывшая от испуга, слышит стук во входную дверь. Этого достаточно, чтобы вывести ее из оцепенения. Еще один стук, приглушенный голос брата называет ее по имени. Ее пальцы, сбитые с толку лихорадочными мыслями, возятся с замками.

— Кейт? Что случилось? Ты в порядке?

Наконец ей удается открыть дверь. Сет делает шаг назад, когда видит ее побледневшее лицо.

— Воу. Что произошло?

— Близнецы! — кричит Кейт. — Я звоню в «Сейфгард». И в полицию.

Лицо Сета превращается в мраморную маску, подбородок напрягается, а губы поджимаются в жесткую белую линию. Страх заразителен.

— О чем ты? Где они?

— Они исчезли!

— Дети не могли просто «исчезнуть», — он показывает на пеструю коллекцию замков на двери. — Даже выйти не могли. Они где-то здесь.

— Я искала их повсюду.

Сет начинает поиски. Кейт ходит за ним, почти наступая ему на пятки. Вторя ей, он раз за разом зовет детей по именам. Заворачивает за угол в своей комнате, и они оба подскакивают от визга. Бигль Бетти-Барбары смотрит на них с болью в глазах.

— Прости, старая девочка, — говорит Сет. — Я тебя не заметил.

Кейт начинает чувствовать, что вот-вот упадет в обморок. Ее зрение затуманивают снежные помехи.

— Я там искала, — говорит она. — Искала повсюду.

— Сильвер? — зовет Сет.

Тишина.

— Я звоню в службу спасения.

Кейт прикасается к «Патчу» у нее за ухом.

— Подожди.

Сет прижимает палец к губам, а затем издает свист: чистую, ясную мелодию, разрывающую напряженную тишину.

Из соседней комнаты доносится электронный писк. Они бросаются в спальню детей, заваленную робо-рыбками и резиновыми уточками, и Сет свистит снова. Корзина для белья издает веселый писк. Медленно, очень медленно, мужчина приподнимает крышку корзины, открывая виду две светловолосые головки. Мэлли верещит от радости, Сильвер хихикает.

— Ты нас нашел! — выкрикивает Мэлли.

Мальчик поднимает вверх руку с часами, мигающими огнями. Кажется, он не возражает против того, что приложение «ФайндМи» выдало его место для пряток.

К лицу Кейт приливает теплая кровь, но сердцебиение все еще отдает в ушах.

Сет вытаскивает Мэлли из корзины, притягивает его ближе, а затем делает вид, что кусает за живот.

— Негодники. Маленькие шалопаи.

— Я не шалопайка, — говорит Сильвер.

Кейт поднимает ее на руки и обнимает. Мягкие ножки девочки обвиваются вокруг ее талии. Кейт нюхает ее кожу, волосы. Прижимает крепче.

— Ай, мам. Не так сильно.

Сет делает серьезное лицо.

— Вы ребята очень сильно напугали маму. Больше так не делайте.

К щекам ее брата тоже начали возвращаться краски.

— Мы лишь играли. В прятки.

— Мне не нравится эта игра, — произносит Кейт.

— Но я хорошо в нее играю, — говорит маленький мальчик.

— Мне все равно.

В голосе Кейт слышится надлом. Она не хочет снова расплакаться перед детьми.

— Но… — говорит Мэлли.

— Мне все равно, — повторяет она. — Не хочу, чтобы вы в нее снова играли.

На лицах детей отражается потрясение. Кейт ставит Сильвер на пол и покидает ванную комнату.

Глава 3

Черный шепот в ее голове

— Что не так с мамой? — слышит Кейт, как спрашивает Мэлли. — Это моя вина?

— Нет, — говорит Сет. — Не твоя.

— Это потому что мы играли, — говорит Сильвер.

— Потому что мама напугалась. Она не могла вас найти и забеспокоилась.

— Потому что я хорошо играю в эту игру, — говорит Мэлли.

— Это потому что она вас очень любит.

— Очень? — спрашивает Сильвер.

Сет нажимает на иконку с ванной, и в нее устремляется теплая серая вода: четыре пальца мути. Дети прыгают вокруг и сбрасывают одежду. Они не возражают против непрозрачной жидкости, ибо не знали воды лучше.

Кейт слышит всплески, когда близнецы залезают в ванную, и начинает плакать. Облегчение, гнев, и еще не покинувший ее страх образуют жаркий вихрь в груди. Девушка должна быть счастлива. Дети в безопасности. Но она рыдает.

Подходит Сет и видит, что она плачет. Он опускает руки по бокам.

— Эй, — мягко произносит он. — Они в порядке. Все хорошо.

— Не хорошо, — говорит Кейт, вытирая свои опухшие глаза. — Ты знаешь, что нехорошо.

— У нас просто сложное время.

Он пытается обнять ее, но сестра отталкивает его. Сегодня она не принимала душ.

— Где ты был? — сердито спрашивает она.

— Что ты имеешь в виду, спрашивая, где я был? Я был на работе.

— Ты должен был быть дома час назад.

Сет смотрит на Кейт, прищурив глаза.

— Не знал, что у нас комендантский час.

— Не вредничай.

— Я тут не единственный, кто вредничает.

Кейт продолжает плакать и сморкается.

— Ну же, — говорит он. — Ты испугалась. Давай я сделаю тебе чай.

— Я не хочу чай.

Сет включает чайник, вода булькает и исходит паром. Он все равно сделает чай. Большую чашку для нее, стакан с двойными стенками для него.

— Ты все еще в своей пижаме, — замечает он.

— В ней удобно.

Не так давно она не хотела надевать ничего из своей обычной одежды. Не могла в своем шкафу найти ничего, что не имело бы раздражающих швов и колючих текстур. Не слишком цветастого. Не слишком тесного. Это так же тяжело, как дышать.

— Это не критика, — Сет улыбается ей. — Ты нравишься мне в пижаме.

— Заткнись, — говорит она, но ей лучше.

Он передает ей чашку. В ней специальная сделанная на заказ смесь: красная крапива и ройбуш, или что-то вроде того. Она выливает половину в раковину, достает из шкафа бутылку виски и доливает в чашку, а затем предлагает Сету. Он колеблется, но затем делает то же. Они чокаются своими напитками, пока слушают, как дети болтают, как обезьянки, в ванной.

Позже, как только близнецов укладывают спать, Кейт падает на диван перед домашним экраном. Она собирается его включить, но Сет перехватывает ее за запястье и забирает у нее пульт.

— Нам нужно поговорить.

Брат садится на диван рядом с ней.

— Ах, ох, — произносит Кейт. — Ты не можешь порвать со мной, знаешь ли. Я твоя сестра.

— Я не хочу с тобой рвать.

Бигль Бетти-Барбары похрапывает на другой стороне гостиной.

— Я знаю, что ты скажешь.

— Нет, не знаешь.

— С тебя хватит детей. И меня. Ты хочешь, чтобы мы съехали.

— Нет, Кейт. Нет.

Теплая волна облегчения вызывает еще больше слез.

— Я бы не любил этих детей больше, будь они моими. Ты это знаешь.

— Ты такой хороший. Такой замечательный с ними.

Дети любят Сета так же, как и друг друга.

— Я бы сказала, что они любят тебя, как отца, но мы оба знаем, что это ничего не значит.

Приемные отцы Кейт и Сета были холодными людьми. Когда они наконец встретили своего биологического отца, им обоим уже было за тридцать с половиной лет. Брат с сестрой были слишком взрослыми, чтобы испытать эту всепоглощающую любовь, которую дети обычно получают от своих любящих родителей. Это было частью их трагедии.

— Мне нужно уехать, — произносит Сет.

— Ты нас покидаешь?

— Всего на время.

Кейт внутреннее умерла от страха.

— Я без тебя не справлюсь.

— Справишься.

— Не справлюсь.

— Кирстен…

Ее отчаянье растет.

— Не называй меня так!

— Извини.

— Ненавижу, когда ты меня так называешь.

— Я не специально.

— Я оставила все это позади.

Они оба знают, что это неправда.

— Кейт. Ты самая сильная женщина, которую я знаю. Самый сильный человек, которого я знаю.

— Я не сильная. У меня голова идет кругом. Я чертова катастрофа, — она дергает пижаму. — Ты не видишь?

— Ты же знаешь, я бы не уехал, если бы это не было важно. Я буду отсутствовать недолго.

— Пожалуйста, не уезжай. У меня предчувствие.

— У тебя есть Себенгайл. Я уже спросил ее, может ли она взять больше часов. Она будет одевать близнецов по утрам, отвозить в школу. И по вечерам она тоже может работать. Готовить детям ужин. Она сказала, что все в порядке. Это может даже разгрузить тебя. У тебя будет время для себя.

Последнее, чего хотела Кейт, так это времени для себя. Быть оставленной наедине со своими мыслями — опасная штука.

— Может быть, ты сможешь… не знаю… взять с собой на день свою старую фотокамеру. Снова заняться фотографированием. Как-то ты говорила, что хотела бы…

— Что, если тебя не будет, когда мне понадобится твоя помощь?

— Я же сказал тебе, что здесь будет няня.

— Нет, я имела в виду…

— Что?

— Что, если кто-то придет забрать детей?

Сет садится к ней ближе, берет ее за руки.

— Кейт, — говорит он, глядя ей в глаза. — Никто не собирается забирать детей.

Она снова начинает плакать. Не может остановиться. Слезы ее смущают, заставляют чувствовать себя слабой.

— Все кончено, — говорит он. — То, что произошло с нами, было ужасным, но теперь все кончено. Это было четыре года назад. Тебе нужно жить дальше.

— Я знаю, — плачет она. — То есть, я знаю. Но у меня это… ощущение.

— Они мертвы, Кейт. Ван дер Хивер. Маутон…

— Они так и не нашли тела, — замечает она.

Эта мысль кружится и кружится в ее голове, когда у нее случаются панические атаки. Черный шепот в ее голове.

— Конечно, они не нашли тела. Их разорвало на кусочки.

— Мы не можем быть уверены, — возражает Кейт.

— Конечно же, можем. Мы там были. Они умерли до того, как здание взлетело на воздух.

Глава 4

Кожа цвета горькой карамели

Кекелетсо сильно ерзает на своем месте. Постукивает ногой. Она не привыкла долго сидеть. Большую часть дней ее работа в качестве фриланс-журналиста требует много беготни. Девушка думает обо всех материалах, которые упускает, и у нее пересыхает во рту. Кеке тянется к стакану воды банкира, сидящего рядом с ней.

По крайней мере, она думает, что он банкир. Он может быть продавцом. Бизнесменом. Сутенером. Он успешен. Девушка почти ощущает от него запах денег. Что у него за история? Этот эффектный костюм может скрывать, что угодно.

Мужчина наливает ей стакан из запотевшей бутылки «С-Лейк», стоящей на столешнице перед ними. Их пальцы соприкасаются, когда он передает ей стакан. После короткого благодарственного кивка, она приподнимает маску и делает глоток, не проверяя напиток, и это хороший знак. Значит, что она стала меньшим параноиком по поводу «Всей-Этой-Истории-С-Водой». «Фонтус». «Генезис», который почти убил ее. Истории, которая так прославила ее, что она годами не сможет куда-нибудь пойти, не надев маски.

Эти маски поначалу были обузой, нежеланным аксессуаром, но Кеке так привыкла их носить, что они присоединились к ее фирменной старой кожаной куртке, как часть образа. Как тонированные стекла и солнечные очки, лицевые маски предоставили ей определенную степень уединения от безумного места, которым стал ее мир.

После того, как американские ученые наконец поняли, как победить СуперБактерию — используя соединение, найденное в антарктической морской губке — люди с радостью повыбрасывали свои маски, но Кеке сохранила. Бизнес по производству дизайнерских масок переместился в Китай, и она была в состоянии купить что-то из того, что осталось, почти задаром. Добавьте к этому ее замысловатые косички, белое кружевное тату на плече и контактные линзы ледяного синего цвета, бросающиеся в глаза на контрасте с ее кожей цвета горькой карамели. Неудивительно, что странные банкиры на нее пялились. Она снимает маску и засовывает ее в карман.

— Что? — одними губами спрашивает она банкира.

Он, извиняясь, качает головой. Мужчина даже не понимал, что пялится.

— Внимательнее будь, — шепчет она, притворяясь, что сердится на него, и показывает на переднюю часть зала суда.

Костюм криво ей улыбается. Кеке мгновение разглядывает его руки — у него красивые руки, он умеет ими пользоваться? — а затем переводит внимание на судебное слушание.

Она не впервые находится в зале суда. Как журналист она следила за множеством дел. Но девушка впервые оказалась на скамье присяжных. Она думала попытаться уклониться от этой обязанности, но что-то подсказывало ей, что через это нужно пройти. Может быть, чувство гражданской ответственности или, может быть, что это будет интересная история. Так или иначе, она не жалеет о принятом решении.

Обвиняемому — отцу жертвы — велели встать за свидетельское место. Он спотыкается, направляясь к скамье, и почти падает, а женщина рядом с Кеке резко вздыхает и непроизвольно подскакивает с места, словно чтобы предотвратить его падение. Кеке не винит ее за желание помочь. Он лишь тень человека. Что бы ему ни пришлось пережить, оно было сравнимо со сдиранием кожи заживо. Ужасно потерять собственного ребенка, особенно такого маленького. Нет ничего хуже, уверена она, за исключением того, чтобы быть обвиненным в его убийстве.

Подсудимый в итоге садится. Он потирает переносицу, старая привычка со времен, когда он носил очки, предполагает Кеке. Мало кто носит очки теперь, когда биолинзы стали такими доступными. Ее собственные стоили целое состояние, но это потому, что выделяют лекарственный препарат. Они отслеживают уровень сахара в ее крови через слезную жидкость и при необходимости выделяют инсулин. Голубой оттенок просто для веселья.

Мужчина на свидетельском месте дрожит. Он не нервничает, его лицо бледное и расслабленное. Кеке бросает взгляд на его жену, которая пытается привлечь его внимание, может быть, чтобы приободрить его, но его голова опущена. Жена выглядит отчаявшейся в своем костюме цвета слоновой кости, подходящим под ее лицо того же оттенка, и со свежевымытыми волосами. Ей сказали вымыть голову, уверена Кеке. Она наблюдала, как волосы женщины становятся все более сальными от слушания к слушанию. Кто может ее винить? В ее положении, мытье волос должно казаться чем-то абсолютно малозначительным, но сейчас они приближаются к концу судебного разбирательства, и очень важно поддерживать внешний вид. Дорогая одежда, напудренное лицо: может быть, если она сыграет роль хорошей жены и матери, а не сумбура, в который превратилась, и мнение жюри присяжных склонится в пользу ее мужа. Они подумают о них, как о респектабельной семье. А может быть, и нет. Может, грязные волосы выиграют ей больше сочувствия.

Невозможно сказать, как все повернется — чистые волосы или нет — невозможно узнать, о чем думают товарищи Кеке по жюри присяжных. Костюм считает, что мужчина виновен, женщина справа уверена, что невиновен. Кеке не уверена. Ей нужно больше информации. И тут обвинитель начинает свой последний допрос.

Глава 5

Д — дядел

Сет бросает свой рюкзак в такси и осторожно лезет вслед за ним, чтобы не пролить купленный им на улице кофейный фризо (прим.: ледяной напиток).

— Привет, Кэбби, — произносит он.

Автомобиль несколько секунд считывает пэтч Сета.

— Доброе утро, мистер Деникер.

Двигатель с мурлыканьем оживает, а система подстраивает кондиционирование воздуха и степень затонированности стекол под предпочтения Сета.

— Пожалуйста, выберите место назначения.

Этот конкретный голос такси напоминает ему тот, что звучал в его квартире до того, как туда въехала Кейт. Городской, сексуальный, почти лишенный акцента. Ее звали Сэнди, и она так хорошо его знала. Она напоминала ему выпить электролитов перед сном после ночи, проведенной в «Томми Нокерс», а затем приглушала искусственный рассвет следующим утром.

— Аэропорт, — называет он. — Лансерия.

Он поправляет волосы, смотрясь в зеркало. Они иссиня-черные, недавно покрашены, идеально сочетаются с тенями на его веках.

— Вычисляю путь в Ленасия.

— Не Ленасия. Лансерия. Аэропорт.

— Вычисляю путь в Ленасия.

— О, Бога ради, — произносит Сет, наклоняясь вперед.

Он переключает зеркало заднего вида в режим смартскрина. Он набирает «АЭРОПОРТ ЛАНСЕРИЯ» и ударяет по кнопке «Ввести».

— Вычисляю путь в «Лансерия».

— Спасибо, — бормочет Сет себе под нос.

— Всегда пожалуйста, — отвечает автомобиль и набирает скорость чуть быстрее обычного, отчего Сета вжимает спиной в сидение.

— А ты раздражительная штучка, — замечает он.

— Простите. Я не поняла. Не могли бы вы, пожалуйста, повторить?

— Не бери в голову, — говорит Сет, оттирая кофейную изморозь со своих джинсов. К счастью, они отталкивают грязь, иначе бы ему пришлось идти на свою новую работу в запятнанных штанах.

Корпус «Соларплейн» изготовлен из бесшовного суперстекла, предоставляя пассажирам почти 360-градусный обзор в воздухе. В задней части есть специальный салон для тех, кто боится летать, который изобилует белым шумом, легкими парашютными комбинезонами и наборами виртуальной реальности, которые позволяют им верить, что они находятся в безопасности на земле. Люди могут выбрать между настройками виртуальных тропиков, города или Альп, и даже завтракать в процессе, если заказали еду заранее. В стандартную комплектацию входит только успокоительный чай.

Сет ест венские вафли на пахте с темными вишнями и кремом с семенами чиа. Он собирался выбрать здоровый завтрак — омлет с тофу и мелко нарезанным луком — но чувствует потребность в небольшом утешении. Либо поэтому, либо потому что на нем сказывается привычка Кейт есть всякую дрянь.

До их воссоединения жизнь была проще. Он жил один в квартире в стиле хай-тек, у него была интересная ночная жизнь и столько женщин, сколько он хотел. Конечно, такое существование было пустым и легкомысленным, но он тщательно его выстраивал. Она была отточенной и идеально ему подходила. Перенесемся на четыре года вперед, и его жизнь уже не узнать. Дни рекреационных наркотиков, теневых шотов и незащищенного секса давно позади. На их место пришли шумные 4D мультики и съедобные восковые мелки. Алфавитные каракули на его подстраивающихся под климат стенах: Я — яблоко, яб-яб-яблоко. Пятна от арахисового масла на дизайнерских кушетках из белой сосны, мультипликационные наклейки на его кроссовках «Пунани», хрустящие хлопья под ногами.

Его место, ранее красивое и утонченное холостяцкое логово, теперь напоминает детский зоопарк.

Конечно, он не хотел бы вернуться к тому, что было. Его нынешняя жизнь со всем ее хаосом стала более стоящей. Он обрел некий смысл — глубокую привязанность, которой у него никогда не было. Дети многому его учат. В некотором смысле, малыши знают больше, чем взрослые. Все же, отдохнуть от них неплохо, как ему кажется, и он вытягивает ноги. Он позаботился о том, чтобы выбрать рейс без детей.

По проходу бесшумно снует стюарт-бот. Он собирает пустые подносы и раздает исходящие паром горячие полотенца. Сет уверен, что робот эффективнее, чем сотрудник человек, но скучает по празднику для глаз, днях, когда красотки с губами, накрашенными красной помадой, задевали тебя дыханием, подавая розовый джин с тоником. По стройным рукам и дерзко торчащим грудям. Будто, чтобы попасть в стюардессы, нужно было, по меньшей мере, занять второе место на тех странных соревнованиях, которые раньше устраивали. Как их называли? Конкурсы красоты. До того, как мир понял, что парад женщин в бикини и на высоких каблуках, борющихся за атласные пояса, херня. Несбыточные мечты о «мире во всем мире»: что за дерьмо! Тем не менее, как он считает, выпивая свой витаминный напиток, приятно находиться в окружении красоты, неважно, если даже пустой. В мире недостаточно красоты. Недостаточно, чтобы компенсировать все неприглядные вещи.

Он потирает лицо, отклоняется назад в откидном кресле. Скоро они приземлятся.

Эта поездка будет ему на пользу. Конечно же, он едет тяжело потрудиться, но эта работа интересная. Каждый раз, как он оказывается вдали от Мэлли и Сильвер, то чувствует себя будто на каникулах. Сет закрывает глаза. Может быть, он немного подремлет. Пытается очистить разум, но одна въедливая мысль отказывается уходить, как бы сильно он ни старался ее игнорировать. Мужчина делает глубокий вдох, а затем представляет, что сидит в заднем салоне, с одетым шлемом виртуальной реальности, лежит на пляже и слушает рокот волн. Ветер шелестит листьями пальм. Но эта мысль все равно не уходит.

Ему нужна передышка не от близнецов, дети не представляют проблемы.

Молодой мужчина в ряду Д принимает горячее полотенце и ударяет им бота стюарда. Это тот же самый тип, который пытался сделать роботу подножку, когда тот ранее раздавал булочки. Д — Долб*еб. Дятел. Дебилоид.

— Я не хочу, — говорит тип.

На миг полотенце повисает на голове бота сбоку, а затем падает на пол. Мужчина смеется, те, кто с ним, тоже. Студенты. Сет замечает их спортивную одежду и ленивый язык тела. Слишком много тестостерона и выпитого пива. В растерянности робот поднимает ткань и убирает в отделение на спине. Он достает новое полотенце и снова пытается вручить его спортсмену.

— Я сказал, что не хочу его, — говорит тип, в этот раз с гневом.

Код робота, очевидно, не учитывает недалеких пассажиров. Сет качает головой. Явная ошибка. Когда стюард бот не уходит, спортсмен пинает его. Голова робота тревожно прокручивается вокруг. Банда смеется снова. Сет расстегивает ремень безопасности.

Некоторые пассажиры хмуро смотрят на студента, цокают языками, чтобы выразить свое неодобрение, словно тот пнул щенка. Спортсмен готовится пнуть робота снова, когда Сет встает и подходит к ним. Бот или нет, Сет не выносит издевок.

— Оставь его, — говорит он.

Спортсмен все еще улыбается. Он оглядывается на друзей ради поддержки, но они отворачиваются, так что его нахальство ослабевает. Сет может читать его мысли лишь по лицу. Он гадает, стоит ли вступать в конфликт. Думает, что может навалять Сету, но стоит ли это того, чтобы быть арестованным в аэропорту? Пропустить отдых с друзьями? Попасть в Крим Колонию?

Робот по проходу убирается восвояси.

— Ладно, мужик, — говорит спортсмен, вскидывает руки, шутливо сдаваясь.

Загорается иконка над головами, на которой Квинбот пристегивается. Сет возвращается на свое место как раз вовремя, так как самолет начинает приземление.

Глава 6

Четыре пальца

Кейт идет по аллее, которая пахнет мочой и пеплом. Солнце только заходит, окрашивая грязные городские стены оттенками сладкого кроваво-оранжевого цвета. Дрон жужжит над головой. Кейт хочет, чтобы он улетел прочь. Она хочет быть гигантской женщиной с кинопостеров пятидесятых годов. «Нападение гигантской женщины». Отмахиваться от этого дрона, как от мухи, сминать машины и крушить здания. А еще в процессе всего этого издавать рев.

Но она не гигант, а малютка. Муравей под ногами. Небоскребы нависают над ней, словно заявляя о своем превосходстве из бетона, металла и стекла. Здания — частые пики и гудящие неоновые огни — толпятся вокруг нее, как школьные задиры.

Сейчас она торопится. Она чует опасность в сумерках, но не знает от чего бежит. Неважно сколько раз она пытается свернуть, заваленная мусором улица, кажется, вьется змеей все глубже и глубже в черное сердце города.

У нее нет выбора, кроме как пойти по ней. Кто-то ее преследует. Он думает, что хорошо прячется, но она слышит его шаги позади, ощущает его глаза на своем теле. Представляет его дыхание на своей шее. Когда она оглядывается назад, то видит грязную, пустынную дорогу. Эта угроза лишь игра ее воображения? Она знает, каким параноиком стала, но это не останавливает красные флажки, взрывающиеся в ее голове. Воображаемая опасность или нет, ей нужно продолжать движение. Сейчас небо полностью стемнело. Неоновые уличные огни зажигаются и гаснут. Она должна куда-нибудь дойти, пока не поздно. Это Кеке? Она больна? Кейт не уверена. Она слышит рычание и смех гиен. Затем она вспоминает, почему торопится. Близнецы. Она где-то их оставила. Как она могла оставить их одних в этом ужасном месте? Они будут так напуганы. Вне себя от страха. Будут плакать и звать ее. Что она наделала? Чувство вины пронзает ее словно панга (прим.: большой нож с широким лезвием), вскрывая ее, позволяя крови вытекать и смешиваться с чернильной темнотой ночи.

Она бежит, ее подошвы стучат по гудроновому покрытию, она минует стены с граффити, но не может никуда попасть. Как будто она застряла на какой-то монохромной ленте Мебиуса. В анимированной картине Эшера. У нее перехватывает дыхание, тело покидает энергия. Она ненадолго останавливается, пытается отдышаться, уперев ладони в колени.

Это ошибка.

Незнакомец хватает ее сзади. Две горячие руки: одна на ее животе, другая на горле. Она кричит и пытается вырваться из его рук. Он перемещает руку, чтобы зажать ей рот, чтобы заглушить ее крики.

— Ш-ш-ш, — говорит он. — Тише, или они тебя услышат.

Кейт кричит и бьется в его руках, пытается стряхнуть его.

— Котенок, ш-ш-ш, — снова произносит он.

В воздухе ощущается куркума. Она взметает руку к ладони, закрывающей рот. Хочет оторвать ее от своих губ, хочет закричать и позвать на помощь. Кожа на ладони нападающего гладкая — слишком гладкая — блестящая и крапчатая. Она была обожжена. Женщина испытывает отвращение и позывы к рвоте. На руке всего четыре пальца.

Кейт просыпается с криком и с руками у горла. Перед ее глазами мельтешат звезды, а белые хлопковые простыни мокрые от пота. В непроглядно черной комнате, она нащупывает переключатель «Санрайз» и ударяет по нему. Шторы разъезжаются, и красивый розовато-желтый свет падает на стены. Звуковая система воспроизводит звуки порхания и щебета птиц.

«Все хорошо, — говорит она себе. — Все хорошо. Ты в порядке. Это был лишь сон».

Блокирующие жалюзи все еще на месте. Искусственный рассвет прохладный и нежный, а не такой, как настоящий африканский рассвет, от которого покрываешься потом уже в восемь утра. При окнах от пола до потолка, если она откроет жалюзи, комнату зальет белый свет, и она раскалится за секунды. Она пытается замедлить свой быстрый пульс, пытается выровнять дыхание. Минута уходит на то, чтобы полностью вернуться в реальность. Она дома. Она в безопасности. Дети в безопасности.

Дети в безопасности?

— Мэлли? — зовет она.

Не дожидаясь ответа, выпрыгивает из постели. Ей нужно увидеть близнецов. Прикоснуться к их пахнущей сном коже. Обнять их маленькие тельца. Кейт необходимо ощутить реальность их теплых тел, чтобы успокоить свой взбудораженный ум.

— Сильвер?

Записка на кухонном столе останавливает ее от того, чтобы пойти в их комнату. Записка написана почерком Себенгайл и гласит, что она повела детей в школу. Кейт даже не знала, что сегодня школьный день. Это значит, что няня разбудила, накормила, одела близнецов и повела их в школу до того, как Кейт вообще проснулась. А еще она прибралась в квартире. Здесь было чисто за исключением нескольких наполовину съеденных яблок и чашек с хлопьями на столе.

Тут зловеще тихо. Кейт постукивает по столешнице в неуверенности, что делать дальше. Она выталкивает прочь воспоминание о кошмаре и думает о детях. Они будут дома через пару часов, и все станет хорошо. По ее спине пробегают мурашки, отчего женщина содрогается всем телом. Она винит в этом свою влажную пижаму, в которой ей стало прохладно, стягивает ее и идет в душ.

Глава 7

Зерна попкорна и секс

Марко в своей мужской берлоге. По крайней мере, так ее называет Кеке. Это его дом-офис — место, где он чувствует себя счастливым и хранит всю свою электронику. Тут темно, за исключением различных светодиодных экранов и мигающих лампочек. Киностена, несмотря на то, что является самой лучшей на рынке, по большей части включается редко, за исключением фильмов с участием Хеди Ламарр (прим.: австрийская и американская киноактриса и изобретательница, чья популярность пришлась на 1930—1940-е годы), которые они вместе смотрят каждую неделю. Комната всегда пахнет зернами попкорна и вчерашним сексом.

Он никогда и не думал, что съедет из дома матери, где в его распоряжении был весь нулевой этаж и всегда под рукой настоящая индийская еда, но его мать решила попутешествовать по Индии, а Кеке, ну, невероятно настойчивая женщина. Как раз прошлой ночью она убеждала его в преимуществах ходячего рабочего места. Он знает, что слишком много времени проводит сидя, ест слишком много круапончиков с медовой стевией. Ни одна из его любимых футболок на нем больше не сходится, а самые-самые выглядят на нем как обрезанные топы. Мужчина выбросил свои «говорящие» футболки много лет назад, когда увлечение ими закончилось, но сейчас он жалел об этом. По меньшей мере, несколько из них ему сейчас бы подошли. Его бесит сама идея завести ходячее рабочее место. Он любит есть печенья «НатНат» и может заказать другие футболки онлайн. Побольше. Было бы неплохо купить что-нибудь новое.

Марко вращается на кресле, стряхивает маслянистые крошки со своих пальцев. Сердце Кеке бьется, медленно и ровно, как звук его родственной души, и это его успокаивает. Когда бы он ни почувствовал прилив тревоги, он закрывает глаза и сосредотачивается на звуке ее пульса. В конце концов, мужчина перестает представлять, как сердце Кеке бьется в ее красивой груди, и возвращается к работе. Перед ним открыты свыше двадцати листов документов. Он проверяет свои заграничные банковские счета и доволен тем, что видит. В прошлом месяце он написал хак для того, чтобы обыграть онлайн казино в Тайланде. Хак позволял получить лишь немного батов (прим.: денежная единица Тайланда), но немного — как раз столько, сколько ему нужно. Такую небольшую утечку финансов нельзя заметить, но она позволяет ему платить по его скромным счетам. Ловят лишь жадных игроков и тех, кто кликает по подозрительным ссылкам. Его невысокие амбиции служат ему хорошую службу. Все же, он не может унять тревогу. Скоро придется бросить этим заниматься, пока они не поумнели.

Мужчина разворачивается в кресле от стола и все работающие экраны гаснут, отчего в комнате становится значительно темнее. Ему нужна новая стратегия для получения прибыли, но не такая, которая уже была, да и не абы какая. В этот раз он хочет попробовать что-то более волнительное.

Глава 8

Веселый психопат

Уже второй день как обвиняемый Мак Ланди дает свидетельские показания. Он выглядит абсолютно измотанным и уставшим, словно за несколько последних недель состарился лет на десять, словно из него выкачали всю волю к жизни. Все в нем напоминает серость. Кеке не может отвести взгляда.

Ланди спрашивают бесчисленное количество раз о событиях ночи, когда погиб его маленький сын. Обвинитель пытается заставить его проговориться.

— Этого не изменить.

Обвиняемый потирает лицо. Может быть, он думает, что если будет тереть достаточно сильно, то и сам исчезнет.

— Что не изменить?

У обвинителя глаза бусинки и заостренный нос. Она как ворона: выклевывает, выклевывает и выклевывает его показания.

— То, что произошло той ночью, — отвечает Ланди. — То, что произошло той ночью, не изменить.

— Вы имеете в виду вашу версию того, что произошло той ночью, — заявляет ворона.

— Это правда.

Обвинитель поднимает взгляд на трех судей.

— Ваша Честь, не могли бы вы попросить обвиняемого ответить на вопрос?

Младший судья уже собирается заговорить, когда его перебивает старший судья.

— Суд был бы рад услышать ответ, — произносит пожилой мужчина с мягким греческим акцентом.

— Главный судья, — жалуется Рабинович, адвокат Ланди. — Мой клиент уже много раз рассказывал свою версию событий. Не могли бы мы, пожалуйста, ради всех присутствующих двинуться дальше?

Рабинович посмотрел на жюри присяжных, как бы спрашивая «Я прав?». Рядом с Кеке несколько людей слабо кивнули. Это хорошая тактика, чтобы завоевать расположение слушателей и забрать Ланди со свидетельской скамьи. Двух зайцев одним выстрелом. Ворона, прищурив свои маленькие черные глазки, посмотрела на адвоката защиты, но сохранила нейтральное выражение лица. Они спят?

— Ваша Честь?

— Мистер Ланди, пожалуйста, ответьте на вопрос.

Мужчина вздыхает, мгновение пытается собраться с силами.

— Джастин…

Его губы сразу же дергаются в сторону. Нервный тик. Слишком невыносимо даже называть своего умершего сына по имени. Это же нельзя подделать? Или можно?

Ланди сглатывает.

— Джастин смотрел что-то на домашнем экране, когда…

— Что он смотрел?

— Это имеет значение? — спрашивает Рабинович.

— Детали имеют значение, — возражает обвинитель.

Рабинович еле заметно ей кивает и жестом показывает Ланди отвечать на вопрос.

— Это была та передача про собаку. Ту собаку робота.

— «РобоЩенок»?

— Да. Она.

— Я готовил. Сказал ему отправляться в ванную.

— Что вы готовили?

— Простите? — переспрашивает Ланди.

— Отношение к делу, Ваша Честь? — спрашивает Рабинович.

— Если вы перестанете перебивать, — говорит обвинитель, глядя на жюри присяжных, — это не займет много времени.

Почти пришло время перерыва на обед. Все проголодались. Никто не хочет, чтобы эти показания длились хоть на минуту дольше, чем необходимо.

— Это было жаркое.

Ланди казался сбитым с толку собственным ответом. Вероятно, это потому что он не может теперь представить, что его жизнь была такой обыденной, такой простой. Его главной заботой в ту ночь, вероятно, было приготовить ужин, искупать сына и одеть его в пижаму до того, как жена придет домой. А теперь он встретился лицом к лицу с перспективой потерять все и на всю жизнь отправиться в Крим Колонию. Он ерзает на стуле. Адвокат привлекает его внимание и что-то жестом показывает Ланди. Что-то, чтобы его встрепенуть.

Внезапно он оживает и садится прямо. Моргает, чтобы прояснить зрение. Это его последний шанс убедить суд, что он невиновен. Он сглатывает.

— Азиатское жаркое из чилима, — отвечает он. — Ореховое спагетти. Я даже купил эти съедобные палочки для еды, ну знаете. Я подумал, что Джастин посчитает их забавными.

Это проблеск того, каким Ланди был до того, как потерял сына: счастливый, полный надежд. Дрожащими руками его жена прижимает к глазам платок.

— Мне пришлось поворчать, чтобы загнать его в ванную. Он обожал это шоу.

В суде стоит абсолютная тишина.

— Любил, — поправил себя Ланди, прочистив горло. — Он обожал это шоу.

— Вы сердились на него? — спрашивает обвинитель.

— Сердился? Нет.

— Уверены?

— Да?

— Вы не кажетесь уверенным.

— Я на него не сердился.

— Но он вас не слушался.

— Да, но…

— Но?

— Маленькие дети всегда так себя ведут, знаете ли.

— Ведут как?

— Их приходится просить сделать что-то по нескольку раз. Они не роботы.

— Сколько раз вам пришлось просить его?

— Сколько раз? Я не знаю. Иногда хватает трех, иногда десять раз.

— Но тем вечером. Сколько раз вы попросили?

— Честно, я не знаю.

— Если бы вам пришлось ответить.

— Не знаю. Пять раз? Шесть?

— Так значит, он проявлял неповиновение.

— Не «неповиновение». Не совсем так.

— Он вас не слушался. И вы рассердились.

— Все было не так.

— Вы вспыльчивый человек, мистер Ланди?

Ланди колеблется. Опускает взгляд. Ответ очевиден.

— Вспыльчивый? — снова спрашивает обвинитель.

— Я…

Все три судьи внимательно смотрят на Ланди.

— Ваша Честь, вы не могли бы попросить обвиняемого…

Ланди шепчет что-то себе под нос.

— Не могли бы вы, пожалуйста, повторить? — спрашивает ворона.

— Вспыльчивый.

— Громче, пожалуйста.

— Вспыльчивый, — отвечает он.

В публике зашептали.

Обвинитель наполнилась новой решимостью. Она пересекает комнату, чтобы обратиться к Ланди.

— Вечером пятнадцатого августа вы вышли из себя, ведь так?

— Возражаю, — говорит Рабинович.

— Нет, — отвечает Ланди, качая головой. — Нет.

— Вы разозлились и ударили вашего ребенка головой о край ванны.

— Возражаю! — кричит адвокат Ланди.

Люди ахают от такого предположения, словно впервые его слышат.

— Удара хватило, чтобы он потерял сознание, и вы оставили его тонуть лицом вниз в воде.

В комнате поднимается гвалт. Зрители от эмоций вскакивают со скамей, лица некоторых бледнеют из-за потрясения. Оба юриста пытаются перекричать друг друга, а трое судей стучат молотками, чтобы призвать всех к порядку.

— Я такого не делал, — говорит Ланди, вновь падая духом и плача. — Не делал. Никогда бы не сделал.

***

— Итак? — спрашивает Кеке. — Он это совершил?

Она смотрит на городской пейзаж и откусывает огромный кусок от своего шамвича. Искусственная ветчина и чеддер с кешью.

— Как тебе фальшивая ветчина? — спрашивает костюм.

Его кожа хорошо выглядит в утреннем свете. Да и губы хороши.

— Ты уклоняешься от ответа, — замечает она. — И ветчина не «фальшивая». Она выращена искусственно.

— Я так и сказал.

— Искусственно выращенное мясо имеет тот же состав, что и натуральное мясо. Это не… подделка, — говорит Кеке. — Молекула за молекулой, получается ровно то же самое.

— Но не то же?

— Свинья думает иначе.

Он смеется, а затем прикрывает рот, будто шутка застала его врасплох.

— Неважно. Я лучше стану веганом, чем стану есть это модифицированное дерьмо.

— Оно и есть веганское, — заявляет Кеке. — В некотором роде.

— Ты знаешь, что я имел в виду.

— Мило.

— Кто милый?

— Ты. В своем костюме за пятьдесят тысяч ранд. С принципами и прочим.

— Ты считаешь, что у меня не может быть принципов лишь потому, что я хорошо одеваюсь?

— Я не говорила, что ты хорошо одеваешься. Я сказала, что на тебе костюм за пятьдесят тысяч ранд.

Кеке вновь садится, кладет свои шнурованные сапоги длиной до колена на сиденье пустого стула, выпивает половину бутылки кокосового молока, а затем прижимает ее к груди.

— Ты думаешь, он виновен?

— Ланди?

— Кто же еще?

— Я не думаю, что смерть мальчика была несчастным случаем.

— В самом деле? Я все это время думала, что он невиновен.

— Именно это он и хочет, чтобы ты думала. То, что его адвокат хочет, чтобы ты думала. Ланди — психопат, в самом плохом смысле этого слова.

— Ты знаешь психопатов… в хорошем смысле этого слова?

— Ну, знаешь ли. Мировые лидеры. Президенты компаний. Олимпийцы.

— И что же их выгодно отличает?

— Сосредоточенность. Драйв. Нацеленность. И то, что они никого не убивают.

— Он не похож на психа.

— Они никогда не похожи.

— Ну, некоторые похожи.

— Которые?

— Не знаю, — отвечает она. — Веселые.

Мужчина смеется.

— Веселый психопат. Звучит зловеще.

— Кто ты? — спрашивает Кеке. — Как тебя зовут? Почему в модном костюме? Что ты здесь делаешь?

— А ты бы стала хорошим юристом.

Он складывает свою тарелку из рисовой бумаги, а затем удаляет салфеткой отпечатки пальцев со стола.

— Как и ты. Очень хорошо уклоняешься от ответа.

Глава 9

Грамм за граммом

Кейт должна была заняться стиркой или, по крайней мере, включить пылесос-бот. Даже мытье посуды после завтрака будет неплохим началом, но у нее нет сил. После того, как она стала матерью и перестала брать заказы на фото, она стала проводить все время дома, но сопротивлялась тому, что ее затягивало в домашнюю рутину. Кейт верит, что, если развесить сушиться достаточно белья или отполировать достаточно полов, от работы по хозяйству твои мозги полностью усохнут.

Конечно же, то, чем она сейчас занимается почти ничем не отличается от того, чтобы быть зомби. Каждый мускул расслаблен, за исключением руки, которую она использует, чтобы засовывать соленую соломку в рот и нажимать кнопку на пульте, чтобы переключать каналы. Она даже почти не моргает, исследуя взглядом домашний экран перед ней. Идет последняя серия сериала, который она жадно поглощает, и, когда начинаются титры, у нее перед глазами появляется постоянно меняющий направление фиолетовый туман. Что ей смотреть теперь? Девушке немного жаль расставаться с персонажами. Она будет по ним скучать.

В ее голове всплывает мысль, но она от нее отмахивается.

«Боже, да что с тобой?»

Кейт перелистывает каналы, чтобы найти что-нибудь приличное. Олимпиада искусственного интеллекта, подводный лазертаг, порно-шоу.

«Твоя жизнь пи*дец какая жалкая».

Кейт не зацикливается на этой мысли, но семя недовольства уже посеяно.

Она вспоминает времена, когда была безрассудным, амбициозным фотографом, путешествующим по всему миру. Когда гонялась за историями, получала награды. Как создавала что-то прекрасное вместо этого: бесконечного потребления атрофирующей мозг ерунды. Потребление когда-то было синонимом болезни. Это был туберкулез? Что-то, что связано с дыханием: грамм за граммом, болезнь медленно пожирает тебя. А сейчас потребление стало другим видом болезни.

Однако отвращения, которое она испытывает к себе, недостаточно, чтобы поднять ее с дивана или выключить проекцию. Вместо этого, она с большим пылом принимается перелистывать каналы. Кейт может, по меньшей мере, найти для просмотра что-нибудь нормальное.

Показывают программу о новом беспилотном такси. Находящееся все еще на стадии бета-тестирования, оно называется «слушающим» такси по имени «Тьюринг», а на улицах сейчас их всего несколько в рамках пилотной программы. Автомобили подслушивают разговоры своих пассажиров, не одни лишь инструкции, куда ехать, и учатся искусству общения с людьми. Их учат разнице между простым следованием приказам и ИЭ, или же искусственным эмоциям. Кейт смотрит передачу со смесью любопытства и страха. Кеке и Сет смеются над ней, что она технозавр, но это не так, не совсем так. Она просто медленнее привыкает к технологиям, чем они. Ее друзья первыми побежали и купили «СнэпТайл», как только те поступили в продажу в Южной Африке, в то время как Кейт вполне довольна своим хеликсом, несмотря на его техническую отсталость и короткое время автономной работы.

Искусственный интеллект — это совсем другая энчилада. Она не из тех Цыплят Цып, которые ходят вокруг и пищат, что роботы убьют нас всех, но в то же время, от некоторых услышанных ею историй, у нее кровь стынет в жилах. Только на прошлой неделе вышла игра, где искусственный интеллект взбунтовался и создал собственное оружие, более улучшенное оружие, чем спроектировали дизайнеры, и начал охотиться на игроков и убивать их. Конечно же, это только игра, но этого достаточно, чтобы заставить гадать, поступит ли настоящий искусственный интеллект схожим образом.

Она не единственная, кто о подобном задумывается: в больнице «Гордан» в прошлом году начали использовать роботов-хирургов и медсестер, и, когда старушка с запущенной болезнью печени умерла на хирургическом столе, люди спятили. Сет сказал, что «тупые реднеки» — бл*ть, она уже по нему скучает — начали выкрикивать лозунги, когда робот-хирург кого-то убил, но они не принимали в расчет количество смертей под ножом у человеческих хирургов, которое намного выше, и это правда. Те смерти не приводили к громким заголовкам.

В наши дни все кругом одержимы искусственным интеллектом. Даже в прямом эфире природного канала показывают документальный фильм о роботизированном носороге, которого они испытывают в Национальном Парке Крюгер. Он красивый зверь, словно какая-то аниме-версия носорога. Голос за кадром говорит, что технология была пожертвована Китаем в качестве компенсации, и теперь АНК клонируют их, возвращая с того света и убирая из списков вымерших животных, а робот будет отслеживать носорогов и защищать от браконьеров. Кейт зевает, не прикрывая рот, и продолжает листать.

Она останавливается на канале «Воук». Обычно программы тут хрустящие, что кажутся практически гранолой: как вырастить собственную гидропонную органическую рассаду из скорлупы, как заварить солнечный чай, десять способов удобрять почву — такого рода вещи. Но показывают Местра Люмина, а шоу называется «НЕЛОВКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ», так что она кладет пульт и снова принимается есть соленую соломку.

— Местр Люмин, — говорит репортер. — При всем уважении…

Кейт сразу же занимает сторону Люмина. Она ненавидит, когда люди произносят фразу «при всем уважении». Человек, который говорит «при всем уважении» неизбежно скажет что-то оскорбительное, так зачем обманывать, предупреждая?

— Вы не можете честно заявлять мне, что думаете, будто нам не стоит использовать имеющиеся у нас технологии для искоренения таких болезней, как рак.

Люмин, как обычно, безмятежен и весел. Он известен как белый, говорящий на коса, южноафриканский спиритуал, и оправдывает свою репутацию вечно невозмутимого человека. Кейт не интересует его спиритуальное дерьмо, но ей нравится его программа про садоводство. Ей не хватает городских джунглей, которые были у нее в ее старой квартире в Иллово, а смотреть, как Люмин осуществляет двойную копку, удобряет и подрезает — бальзам для ее израненной души. Из-за засухи, кажется, погибла большая часть роз в стране, но Люмин построил собственные резервуары для сбора дождевой воды, стал обладателем самого роскошного сада на континенте. Он постоянно рассказывает о пермакультуре и о том, что все должны выращивать что-нибудь съедобное, даже, если это лишь горшок кошачьей мяты на подоконнике. Ему особенно хорошо удается выращивать розы, а в его изысканном розовом лабиринте в Люминари произрастает более шестисот их видов. У него есть гончие, гуси, кролики и эти золотые секаторы, являющиеся его визитной карточкой в звездных садовых кругах. Он часто говорит, как важно сохранять их хорошо заточенными. Но это не садовое шоу. Это какие-то дебаты с мужчиной в костюме и сшитом на заказ галстуке. Боже, как Кейт ненавидит моду на пошитые на заказ галстуки. Особенно, когда эти проклятые юкки красят бороды в соответствующий цвет.

Мужчина продолжает:

— Нам удалось избавиться от малярии, вируса Зика, болезни Лайма и вируса иммунодефицита. Мы победили лихорадку Рифт-Валли. Почему, как вы думаете, мы должны останавливаться на раке? Мы пытались найти лекарство от него на протяжении сотен лет, и теперь, когда оно у нас есть, вы не хотите, чтобы мы его применяли?

Люмин улыбается участнику дебатов.

— Я не имею ничего против лекарств. Я рад, что они есть.

— Простите меня, Местр, но дело кажется не в этом.

— Вакцина, предотвращающая болезнь до ее начала, замечательная вещь, — говорит Люмин. — Лекарство — это тоже неплохо. Но эта технология генного привода не такова. Технология редактирования генома при лечении рака это совсем другая вещь, абсолютно.

— Председатель комитета по биоэтике выразился в поддержку данной технологии.

— Конечно же.

В его глазах зажегся огонек.

Кейт выпрямила спину и прибавила звук.

— Вы не могли бы уточнить?

Секундное колебание.

— Нет.

Люмин смеется.

Ведущий не знает, что сказать. Он прикасается к своему ужасному галстуку.

— Пожалуйста, помогите мне понять.

Люмин складывает руки на груди.

— Так же сложно и так же просто, как вот что: технология генного привода нарушает божественные планы.

Ладно, теперь вы меня потеряли. Кейт нравится этот мужчина, но поднятие в дебатах такой старой и мертвой темы, как религия, кажется нелепым. Кроме того, технология модифицирования генома известна уже больше десятилетия. Можно пойти в «черную» клинику и принудительно изменить сегменты ДНК, чтобы получить тот или иной результат.

— Когда вы берете человеческие гены, — говорит Люмин, рисуя в воздухе своими сильными руками невидимую двойную спираль, — и редактируйте небольшую ее часть…

Он извлекает воображаемый участок.

— Эта часть исчезнет навсегда. Каждое последующее поколение будет рождаться без этой части. Ее больше нельзя будет вернуть. Вы понимаете последствия этого?

Мужчина колеблется, а затем слегка пожимает плечами.

— Нет.

— Именно, — замечает Люмин, его глаза загораются. — Как и я! В этом и заключается моя точка зрения. Никто не знает последствий.

— Тогда предположу, что вы не поклонник искусственного интеллекта.

Он улыбается на камеру. Это что-то вроде шутки. Он пытается перевести интервью на более позитивную ноту. Наступает тишина.

— Простите? — спрашивает Люмин.

Ведущий неловко усмехается.

— Я лишь имел в виду… вы очевидно не поклонник скинботов. Гуманоидов. Антроботов.

Несмотря на очевидные попытки мужчины шутить, искорки в глазах Люмина на миг гаснут. А затем он нацепляет на лицо фальшивую улыбку, хлопает себя по бедрам и усмехается.

— Ну, это тема для другого разговора.

Глава 10

Утраченное искусство плавания

Кейп Республика, 2024

Беспилотное такси доставляет Сета ко входу в «Наутилусу».

— Спасибо, Кэбби, — благодарит он, выходя и закрывая за собой дверь.

Короткий сигнал его пэтча дает ему знать, что с него только что сняли деньги за поездку. Он хотел бы выпить кофе перед встречей, но у него нет времени. Вместо этого он вытряхивает немного Снаффеина себе на костяшки пальцев и втягивает его носом. Он почти ощущает, как сужаются его зрачки.

Сет подходит к причалу у кромки воды, где проводит минуту, любуясь ширью океана. Атлантический или Индийский? Не может никак запомнить. Он городской житель, а Кейп Республика для него была не более чем местом для отдыха. Или, по меньшей мере, для других людей. Сет не берет отпусков и ненавидит пляжи. Его не привлекает перспектива заболеть раком кожи. Песок он считает раздражающим, воду непредсказуемой. Кадров Индо цунами однозначно было достаточно, чтобы отпугнуть даже самых отважных любителей пляжного отдыха. Учитывая все имеющиеся погодные технологии, можно было бы подумать, что эксперты смогут предсказать гигантскую волну, достаточную, чтобы смыть целые острова и убить двадцать две тысячи людей. К тому времени, как разослали предупреждения, было уже слишком поздно. Бежать было некуда. Чем занимались индонезийские погодные техники? Вероятно, играли в ракушки или наблюдали за пиратами, которые постоянно маячат на горизонте.

Воспоминание о катастрофе его расстраивает. Он не то чтобы возражает против мысли о смерти, просто дети все меняют. Они маленькие. Не умеют плавать, кто в наши дни умеет? Есть в этом что-то грустное. В утрате искусства плавания. Сета тревожит мысль о беспомощности, которую он будет испытывать, попади в такую волну, сносящую все на своем пути, да еще и с близнецами рядом. Невозможно плыть, держа ребенка. И даже, если он сможет, ему придется выбрать лишь одного.

Вода холодная. Это можно сказать по серферам, одетым в полные климакостюмы. Холодная вода означает гипотермию и белых акул. Костюмы и умные доски для серфинга теперь отпугивают акул, но это не повод рисковать.

Чайки над ним хлопают крыльями и кричат. Воздух пахнет солью.

Китовый Берег, так они называют этот отрезок побережья. Он думает о Кейт и о грустном ките. 52 Гц: другие киты не слышат на этой частоте. Он знает, что один во всем глубоком темном море.

Разве все всегда должно сводиться к Кейт? Это ли значит быть близнецами? Быть связанным с другим человеком на всю жизнь лишь потому, что вы почти одинаковы генетически? Обычно их связь придает ему уверенности: он ощущает себя не таким одиноким по жизни. Связь заполняет пространство, как любит говорить Кейт, там, где должно быть сердце.

— Мистер Деникер, — произносит отрывистый британский голос за его спиной. Женщина и такая же строгая, как британский флаг.

Сет оборачивается. Ему улыбается поразительно привлекательная женщина. Чистая кожа и ясные глаза, ее волосы представляют собой смесь сотен оттенков синего. Он желает знать, не сирена ли она, манящая моряков к их смерти. На ней надет сшитый на заказ лабораторный халат, серьги в морском стиле и серебряный кулон на шее — морской конек с роскошным хвостом. Морской панк.

— Рада, что вы хорошо добрались. Спасибо, что приехали. Меня зовут Эрронакс.

Ее акцент чертовски сексуальный.

— Я все еще не совсем уверен, — начинает он, но она подхватывает его под руку и ведет к проходу в здание.

В «Наутилусе» в прошлом невозможно было попасть. Хактивистская организация «Труфер», к которой он принадлежал, годами пыталась попасть в это место, но без приглашения от главы корпорации было очевидно, что пути внутрь нет.

— Вход здесь, — говорит она. — Уверена, вы посчитаете эту работу очень увлекательной.

Глава 11

Выйти

Жюри присяжных вывели из зала суда и отвели в прилегающее административное здание. Настало время изучить доказательства. Костюм держится поближе к Кеке: самозваный компаньон, охранник под прикрытием. Кеке не может сказать, что ей это не нравится.

Их проинформировали о том, чего ожидать от взаимодействия с доказательствами в виртуальной реальности, а затем, по одному, их вызывают по номерам в комнату погружения. Некоторые присяжные отказываются в этом участвовать. Это без сомнения будет травмирующим событием с пороговыми триггерами. Ее вызывают последней. Администратор вручает ей пару визигогов, которые она сразу же надевает. Они издают звуковой сигнал, синхронизируясь с ее пэтчем. Администратор исчезает, и она оказывается перенесена в прошлое: стоит в семейной ванной, пока малыш переливает серую мыльную воду из одного кувшина в другой. У него светло-каштановые волосы и такого же цвета глаза. Он разговаривает сам с собой и так мило играет, что Кеке не может представить его непослушным. На стене большое зеркало, но, когда Кеке смотрит в него, ее отражения там нет.

Она чувствует запах готовящейся еды, слышит шипение на сковороде в соседней комнате. Когда она высовывает голову за дверь, видит Ланди, стоящего у плиты, который напевает неоклассическую композицию и перемешивает в воздухе шипящие овощи. Чайник издает звук, что он закипел. Когда Кеке возвращается в ванную, мальчик пытается вылезти из ванны. Одной ногой он стоит на краю ванны, а в каждой руке держит по кувшину, так что, когда он поскальзывается, то не может ни за что ухватиться, чтобы предотвратить падение, в процессе которого ударяется головой и заваливается без сознания лицом вперед в неглубокую воду. Звуки с кухни заглушили грохот от его падения. Его последнее дыхание выходит из мутной воды пузырьками воздуха, а его маленькое тело неподвижно замирает. Кеке знает, что это симуляция, но все равно делает шаг вперед, чтобы спасти его. Когда она тянет руку, чтобы вытащить его из воды, но ее рука просто растворяется в воздухе. Девушка пытается снова, и происходит то же самое.

Раздается какой-то гул, и ванная комната исчезает, словно она не справилась со своей ролью, и кто-то прокричал «стоп!». Она снимает очки. Администратор снова появляется в поле зрения.

— Вы в порядке? — спрашивает он.

— Извините, — говорит Кеке. — Я знаю, это не по-настоящему, но…

Она чувствует себя выбитой из колеи.

— Лишь потому что это виртуальное, не значит, что ненастоящее, — говорит мужчина, заправляя прядь волос себе за ухо.

Она чувствует, что он фанат виртуальной реальности. Отличный человек для такой работы.

— Я знаю, что мне не полагалось… принимать участие, — говорит она.

— Никаких проблем. Люди, впервые столкнувшиеся с убийством, всегда пытаются спасти жертву. Было бы странно, если бы не пытались.

Она оглядывается в пустой комнате.

— Лишь один присяжный сегодня не пытался спасти мальчика. Достаточно сказать, что я не хотел бы застрять с ним в темном переулке, если вы понимаете, о чем я.

У Кеке пересыхает во рту.

— Вы все еще можете решить прекратить, — говорит он, — если для вас это слишком.

— Нет. Я в порядке. Я готова вернуться.

Она снова надевает очки.

— Следующий сценарий намного более тревожный, — замечает он. — Вы не обязаны этого делать.

Кеке переводит дыхание.

— Я готова.

Девушка снова оказывается в ванной комнате. Малыш находится в собственном мирке, плещется и лепечет что-то. Она снова смотрит в зеркало, в котором не видно ее отражения. Она чувствует запах еды и слышит, как та готовится. Но в этот раз, когда она заглядывает за угол, Ланди бросает свою посуду и вихрем мчится к ней, его лицо красное от ярости. Он проходит прямо через нее и останавливается на мокром коврике.

— Проклятье, Джастин, — цедит он сквозь сжатые зубы. — Я уже пять раз говорил тебе вылезать из ванны!

Мальчик пугается, поднимает на него взгляд, от испуга роняет свои кувшины.

— Посмотри на всю эту воду на полу! Ты же знаешь, что нельзя мочить пол!

— Прости, папочка, — произносит мальчик, побледнев.

Он начинает вставать, но Ланди с силой ударяет его по лицу. Мальчика разворачивает от удара, он падает, а отец уходит прочь, не видя, что мальчик ударился головой о край ванны и оказался в воде. Ланди выключает плиту и оседает за кухонным столом. Опускает лицо на руки, пытается собраться с мыслями. Уговаривает себя успокоиться. Он тратит на это минуту, пока его сын тонет в соседней комнате.

— Выйти, — произносит Кеке, и сцена симуляции исчезает.

Админ тут как тут в пустой комнате.

— Вы в порядке?

Кеке кивает.

— Это были два сценария. Вы должны решить, какой правдив, или более правдив, чем другой.

Она снова кивает.

— Сейчас вы вернетесь еще раз, но в пустой дом, после события. Сцена преступления. Вы можете побродить там.

— Хорошо, — отвечает Кеке.

— Вы увидите несколько прозрачных иконок на периферии зрения. Если вы захотите послушать какие-либо показания снова, просто нажмите их.

Раздается звуковой сигнал, и Кеке снова оказывается в доме. Так он выглядел, когда приехала полиция. Ужин все еще на плите давно остывший и застывший. В ванной все еще стоит вода на четыре пальца. На полу лужа. Кеке обходит ее, не уверенная в том, что искать. Пижама жертвы — РобоПес — аккуратно сложена на стуле. Никогда больше не наденет ее только что искупавшийся мальчик.

— Дерьмо, — произносит она едва слышно. — Дерьмо.

Она никогда не сможет избавиться от этого изображения в голове.

Кеке идет обратно в ванную комнату. Как она должна понять, какой сценарий больше соответствует правде? Она нажимает на иконки, и они трансформируются и разворачиваются в окно перед ее основным зрением: клипы с показаниями, статичные изображения, предметы, представляющие интерес.

Она нажимает на видеоклипы и слушает жену Ланди, плачущую за свидетельской скамьей.

— Он бы никогда, он бы никогда, — твердит она, переполненная эмоциями.

Кеке нажимает на няню, Мириам Майлу, которая на протяжении всего судебного разбирательства утверждала, что Ланди был преданным и любящим отцом для своего сына. Когда ее спросили о его вспыльчивости, она, казалось, удивилась. Приподняла брови на камеру, показала нам свои красивые карие глаза.

— Никогда не видела его рассерженным. Ни разу.

Там были часы и часы показаний Ланди. Кеке пролистывает большую часть недавних клипов.

— Давайте немного поговорим о нерадивости, — произносит обвинитель.

— Нерадивости? — спрашивает Ланди.

— Том факте, что вы оставили своего ребенка одного в ванной.

— Ему было почти четыре года, — говорит Ланди. — Я готовил ужин.

— ПСОЖЗ рекомендует каждый раз присматривать за ребенком при купании. За детьми до семи лет.

— Я знаю, но…

— Джастин был малышом.

— Вода была неглубокой, безопасной…

— И все же он утонул, — говорит обвинитель. Девушка находится вне кадра. Кеке все еще чудится в ней ворона.

— Это был нелепый несчастный случай, — говорит Ланди. — Никогда бы в жизни я…

— А, — произносит адвокат. — Так вы признаете, что шансы на то, что ребенок поскользнулся и утонул в десяти сантиметрах воды, крайне невысоки.

— Ну…

— Таким образом, сценарий, предложенный вашим адвокатом защиты, практически невероятен.

Ланди, запинаясь, сбивчиво отвечает.

Кеке проматывает следующие пятнадцать минут.

— Если суд сочтет нужным, прокурор хотел бы принять следующий документ в качестве доказательства.

Судьи кивают, зовут ворону за свидетельскую скамью. Иконка пульсирует — документ — так что Кеке нажимает на него, и тот открывается в новом документе, прикрепленном к видеоклипу. Это больничная запись. Кеке просматривает ее. Фотографии синяков, наложенных швов и руки в гипсе.

— Две тысячи двадцать второй год — вывих ключицы. Двадцать третий — раздробленное запястье. Сильный порез на лбу. Двадцать четвертое января две тысячи двадцать четвертого года — всего несколько месяцев назад — сломанная рука, два треснувших ребра, контузия.

— Знаю, как это выглядит, но он был энергичным ребенком и постоянно попадал в переделки.

— Он «попадал в переделки» только, когда был под вашим присмотром.

— Я не заворачивал его в вату. И не нянчился с ним. Хотя теперь… — его голос надломился.

— Вата это одно. Но сломанная рука? Ребра?

Ланди прочищает горло, пытается собраться с мыслями.

— Он упал с крыши.

— Упал с крыши?

— Его спальня на верхнем этаже. На чердаке. Я не знаю, как он выбрался из окна.

— Ах. Еще один нелепый несчастный случай.

— Там стояла защита от взлома, Бога ради.

Адвокат Ланди встает.

— Возражение. Отношение к делу, ваши Чести?

— Очевидно, что мистер Ланди нерадивый родитель!

— Мистера Ланди судят не за невыполнение родительских обязанностей.

— Больничные записи доказывают, что этот мужчина не «внимательный, любящий отец», каким его нам рисуют он и его жена.

Ворона начинает каркать громче.

— Вдобавок, он признался, что обладает вспыльчивым характером, и, что сценарий, изложенный его командой защиты, неправдоподобен.

Кеке проматывает до конца и закрывает клип. Снова открывает показания няни.

— Никогда не видела его рассерженным, — говорит Мириам.

Кеке думает, что она говорит правду.

— Я бы услышала, если бы он кричал, — говорит она. — Был мой выходной, но я была за соседней дверью.

Этот клип не из зала суда. Он снят в доме Ланди. Гостиная в ночь инцидента.

— Вы няня с проживанием тут, верно? — спрашивает за кадром следователь.

— Да. Моя комната прямо там, — говорит она, показывая жестом направление. Она продолжает потирать запястье. Нервный тик. — Не было никаких криков. Только после того, как он обнаружил…

Она умолкает из-за слез. Прижимает тыльную сторону ладони к носу.

— Простите меня! — всхлипывает она. — Мне нужна минутка.

Она встает с дивана, и камера выключается. Согласно указанному времени, она возвращается несколькими минутами спустя. Ее глаза припухли. С собой у нее коробка с носовыми платками.

Кеке останавливает видео, убирает его иконку обратно на боковую панель. Она снова осматривается в ванной комнате. Проверяет глубину воды. Полотенца на перекладине висят криво. Она отводит взгляд от пижамы. На полу рядом с ковриком металлический блеск. Она пытается сосредоточиться на нем, чтобы понять, что это, но не может различить. Подходит ближе, наклоняется, встает на колени, но тот исчезает. Она снова встает, делает шаг назад, и он тут как тут, но она не может разглядеть, что это. Вероятно, ничего. Может быть, глюк в виртуальной реальности, но Кеке все равно об этом спросит.

Глава 12

Шум моря

Кейт ждет, когда дети вернутся из школы. Ее нервирует, когда они далеко от нее. Голограмма часов медленно тикает. Ей придется заняться чем-то, пока она ждет. Может, чем-то конструктивным, чтобы не сойти с ума. С детьми всегда возникает этот инстинкт «оттолкни-притяни». Когда они здесь и ведут себя ужасно, она ищет способ сбагрить их кому-нибудь — чтобы их увели прочь из дома. Но как только они ушли, в доме становится слишком тихо, и у нее возникает тревожное чувство, что их вообще не существует, и возникает желание вернуть их назад.

Может быть, она приготовит обед. Она открывает дверцу холодильника, но там почти пусто. Ей вдруг вспоминается Джеймс, который пять лет назад вошел в их квартиру на Иллово с продуктами, которые почти сыпались из синтетических сумок для шоппинга. Свежие фрукты и овощи, хлеб из семян, свекольный джем, миндальное масло. Она бы поцеловала его и назвала Мармеладом. Поцеловала бы его красивую кожу, суперстойкую к воздействию солнца. Он был таким чертовски здравомыслящим — слишком хорошим, чтобы быть настоящим. И, конечно же, в конце концов, все оказалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Его преследовали его демоны, как и всех других. Он просто лучше их скрывал.

Кейт отгоняет мысли о нем и закрывает дверцу холодильника. Она закажет что-нибудь на обед. В наши дни это так старомодно — готовить что-либо с нуля. Кто она такая, чтобы нарушать эту тенденцию? Она вполне довольна серийно выпускаемыми блюдами, доставляемыми беспилотниками из «Бильхен». Они хороши на вкус и содержат идеальное количество питательных веществ и килоджоулей, что далеко не всегда соответствует истине в случае, когда она готовит сама. Если бы она жила одна, то ела бы вафли из тостера шесть дней в неделю. Она нажимает на экран на холодильнике, чтобы сделать заказ. Лицо «Бильхен» улыбается и хлопает ей ресницами. Кейт выбирает между итальянской, индийской, греческой, южноафриканской и японской кухнями. Затем выбирает количество белков и углеводов. Приложение знает ее тип фигуры и рост, ее идеальный вес и количество упражнений, которые она выполнила, когда синхронизировалось с ее хеликсом. Рассчитывает порции соответственно. То же самое касается детей и Себенгайл. Что Кейт действительно любит есть, так это стаканчик мороженого «Даркоко» с тростниковым сахаром, но она не знает, где такое найти. Сахар частично запретили уже два года назад, к ее большому огорчению. Газированных напитков это коснулось в первую очередь. Безвкусие добавить, сахар убрать. Как изменился состав привычных блюд. По крайней мере курящие травку обитатели окраин счастливы.

У нее есть небольшой запас шоколадных батончиков, оставшийся с времен до запрета сахарозы, но она залезает в него в лишь чрезвычайных случаях. Оправдывает ли ее текущее настроение поедание шоколадного батончика «КараКранч»? Их срок годности выходит, на шоколаде образуется белый налет, так что ей не стоит хранить их слишком долго. Она поворачивается, чтобы пойти в спальню, но слышит какой-то звук и останавливается.

Звук исходит из детской комнаты, хотя дети еще не вернулись домой из школы. Памятуя о том, что ей следует вытащить батарейки из жуткого Бебебота Сильвер, Кейт достает чемоданчик с отверткой из верхнего ящика в столовой. Она внимательно рассматривает содержимое ящика с инструментами, и у нее в голове всплывает воспоминание: Джеймс, зажавший гвоздь в губах и забивающий другой такой же в стену. Когда она использовала его старые инструменты, то всегда ощущала себя фиолетовой. Она закрывает крышку и идет в комнату близнецов. Она уверена, что должно быть выглядит ненормальной, стоя на пороге, задрав голову и с острым инструментов в руках. Пугающий силуэт, ожидающий, когда заплачет ребенок.

Ей не приходится долго ждать.

— Мама, — раздался вопль из половины комнаты Сильвер, а затем грустный всхлип.

Он кажется таким настоящим. От него она вновь оказывается в том времени, когда оказалась в ловушке в клинике «Генезис» на милости доктора. Когда психопат вручил ей ребенка. Их ребенка. Выношенного не в ее матке, но рожденного от нее и Мармелада. Их мальчик, напечатанный из ДНК. Их Мэлли.

«Черт. Черт, Кейт. Вытащи себя из этого ядовитого тумана памяти. Ты должна преодолеть это, если не можешь сделать это ради себя, то сделай ради детей».

— Мама, — раздается голос позади нее.

От испуга она чуть не прошибает потолок. Это Мэлли, который смотрит на нее своими большими сине-зелеными глазами. Ее глазами. Шум моря.

— Иисусе, — произносит она, отвертка взмывает к ее сердцу. — Ты напугал меня.

— Кто такой Иисус? — тоненьким голоском спрашивает Сильвер, плетясь следом за своим братом. Ее не совсем братом.

На них все еще надеты их рюкзаки с мультяшными персонажами: голубой «РобоПап» Мэлли и розовый «КиттиБот» Сильвер. Няня прямо позади них, нагруженная их рисунками и экспериментами в выпечке. Она улыбается, когда замечает Кейт. Девушка, кажется, рада видеть Кейт проснувшейся и принявшей душ, но замечает отвертку у ее груди и выглядит озадаченной. Кейт быстро прячет ее за спину и широко улыбается, запоздало поняв, что ее действия от этого становятся лишь еще более подозрительными.

— Как школа?

— Учитель Мэлли хочет знать, почему он настаивает на изучении своих цифр в цвете. Говорит, что это смущает других детей.

— Эм-м…

— И они сказали не отправлять Сильвер в школу, когда у нее насморк.

Как по команде, Сильвер шмыгает носом и вытирает его тыльной стороной ладони.

— На прошлой неделе они жаловались, что она слишком часто отсутствует и рискует отстать. Представляете? Ей три года. Вы когда-нибудь слышали о трехлетке, которая отстает от сверстников?

Няня пожимает плечами.

— Не казните гонца.

— Кто такой Иисус? — спрашивает Мэлли.

— Это разговор для другого раза, — отвечает Себенгайл, состроив смешное лицо Кейт.

Она кладет руки детям на плечи и мягко уводит их по направлению к ванной. Народ бонго серьезно относится к мытью рук. Сильвер, которую зачали и родили биологическим путем, простужается независимо от мытья рук. Мэлли в жизни ни разу не болел.

Кейт сопротивлялась тому, чтобы нанять няню, первые два года жизни близнецов. Она так долго страдала от бесплодия, что не могла представить, что за детьми будет присматривать кто-то другой. Она хотела испытать все первые мгновения: слова, первые шаги, режущиеся зубки. Она хотела быть с ними, когда это будет происходить. Она бросила работу и полностью посвятила себя материнству. Частично это был ее способ ухода из мира: продукт ее ПТСР. Тогда она ни за что бы не доверила своих детей незнакомке, не после того, что с ней случилось.

Но для нее это было не очень хорошо. Постепенно Сет прививал ей эту мысль. Себенгайл раньше была СурроСестрой: молодой, одинокой женщиной, которая вызвалась помогать бесплодным парам заводить детей, когда кризис фертильности в Южной Африке достиг пика. Без таких как она уровень рождаемости упал бы до нуля. Когда кризис завершился, потребность в суррогатных матерях уменьшилась, грянул беби-бум, возросла потребность в нянях. Естественно было предположить, что СурроСестры станут нянями. Не просто нянями, но самыми лучшими, каких только можно найти — прошедшие предварительный отбор — без судимостей, с хорошим здоровьем, стрессоустойчивые. Значки суррогатных матерей уступили место небольшим брошам «СС» — медным булавкам, которые они носили над сердцем.

Поначалу они наняли Себенгайл, чтобы она присматривала за малышами всего час, пока они ходили выпить кофейный фризо в местный ресторан, тремя этажами ниже, и наблюдали за ней посредством многочисленных веб-няней «Гимлет». Вскоре стало очевидно, что вечно веселая Себенгайл полезна всем, и так она стала постоянной няней, а затем няней с проживанием, а год спустя переехала в апартаменты для няни по соседству. Теперь она лучший друг близнецов, и Кейт не могла представить их жизни без нее. Время от времени у Кейт возникает искушение расспросить ее о опыте суррогатного материнства, но бонго разделяет личную жизнь и работу, так что Кейт это уважает.

Дрон «Бильхен» жужжит у окна доставки в гостиной. Он искусно приземляется на платформу и озвучивает приветствие. Кейт открывает щеколду и принимает еду, а за ее ухом раздается сигнал прихода квитанции. Она чувствует себя глупо, так как ей всегда инстинктивно хочется сказать спасибо машине или дать на чай. Старые привычки умирают с трудом. Однажды дети будут закатывать глаза из-за того, какая технически отсталая их мать. До тех пор, она по крайней мере попытается казаться крутой.

— Мы можем завести собаку? — спрашивает Мэлли каждый день без исключения.

Они все сидят за столом, поедают бургеры с черными грибами, сладкими картофельными чипсами фри и хорошо обжаренными стеблями брокколи.

— У нас есть собака, — отвечает Кейт. — Бетти/Барбара.

Мэлли морщит нос.

— Она старая. И медлительная.

— И вонючая, — замечает Сильвер, отчего они оба хихикают.

Это правда. У Бетти/Барбары особенно сильные проблемы с метеоризмом.

— И что? — спрашивает Кейт. — Ты и меня захочешь заменить? Когда я стану старой и буду вонять?

Мэлли смеется с открытым ртом, и Кейт видно наполовину прожеванную им еду. Улыбка Сильвер исчезает. Вероятно, она никогда не задумывалась, что Кейт однажды не станет.

Сын, наоборот, не унимается.

— Собака-робот не воняет, ее не надо кормить, с ней не надо гулять и посещать ветклинику.

Но тогда в чем смысл?

— И она не пукает, — говорит Мэлли.

— Ах, — Кейт делает глоток вина. — Так вот в чем дело.

— Когда Сет вернется домой? — спрашивает Сильвер.

Прежде чем начать есть, она разделяет ингредиенты на тарелке. Не любит, чтобы вкусы переплетались.

— Не знаю, — отвечает Кейт. — Скоро.

— Я по нему скучаю, — жалуется Мэлли.

— Как и я, — говорит Кейт. — Он уехал ненадолго.

Няня похлопывает Сильвер по руке, подмигивает ей. Кейт уверена, что Сильвер ее любимица, хоть та тщательно это скрывает.

— Мой любимый цвет — цвет апельсинового сока, — провозглашает Мэлли.

Сильвер покрывает голову своей белой салфеткой.

— Я при-и-ивиде-е-е-ние, — говорит она. — Я при-и-ивиде-е-е-ние.

Она делает так каждый вечер, но это все равно их смешит.

— Мам, — говорит Мэлли. — Расскажи мне, чем я занимался, когда был ребенком.

— Что? Зачем?

— Просто потому что.

— Другие дети тебе что-то сказали?

— Что?

— Они говорили о тебе о чем-нибудь…?

Себенгайл отводит взгляд, словно не прислушивается к разговору. Будто это слишком личное. Мэлли хмурится.

— Ладно, — произносит Кейт. — Ребенком ты… я не знаю. Пошел в девять месяцев. Что очень рано для малыша.

— Мило.

— Начал говорить тоже рано. Все начал делать рано.

Сильвер выглядит расстроенной. Она уже знает, что слабее брата.

— Это потому что я старше Сильвер, — говорит он.

Мальчик съел все кроме брокколи.

— Ненамного, — отвечает Кейт. — На несколько месяцев.

— Я всегда буду крупнее Сильвер?

— Нет, — говорит Кейт.

Сильвер воспрянула духом, а Мэлли смотрит на нее.

— Если не будешь есть брокколи.

Внезапно ее пэтч начинает бешено пиликать, а хеликс на запястье вибрирует. Три бампа подряд от трех разных новостных агентств. Случилось что-то важное.

Глава 13

FAHRENHEIT451

Экраны Марко темнеют, чтобы привлечь его внимание к издающему звуковые сигналы главному экрану. Он полагает, что это его монитор здоровья просит его сделать передышку: встать и походить пару минут. Но когда он читает новостную ленту, тут оказывается большая статья. Где Кеке? Она будет расстроена, что пропустила это.

Один из экранов разделился, чтобы показать ему кучу видео по теме. Он нажимает на одно и видит мужчину в черном балахоне с капюшоном и в маске Иисуса Христа, который стреляет в людей снаружи здания. У него что-то вроде автоматического обреза. Русский? Похоже на то, что это может быть обрезанный «Сайга». Знания Марко оружия по большей части основаны на играх, так что он не может быть уверен, что такое существует в действительности. В отличие от его игр, на мониторе сейчас мешанина из криков и брызг крови — жестокая анимация, изобилующая технологией захвата движения, камера прыгает из-за движения. Только это не игра.

Террорист действует не один: Марко просматривает клипы других свидетелей и узнает нападающих в балахонах, которые входят в клинику и косят пациентов и медицинский персонал. Беременную женщину тащат за волосы.

«ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ АТАКА, — кричит заголовок. — КЛИНИКА ПЛАНИРОВАНИЯ СЕМЬИ РАЗРУШЕНА «ВОСКРЕСИТЕЛЯМИ». Свыше тридцати человек убито, десятки пострадавших: доктора, медсестры, пациенты».

Отличительные маски Иисуса Христа и развевающиеся балахоны с капюшоном из черного-пречерного арахнашелка позволяют легко идентифицировать террористов и невозможность их убить. Синтетический шелк произведен путем внедрения гена паучьей нити в шелковичных червей, в результате получается нить крепче стали и более гибкая, чем кевлар. В маски встроены приборы ночного видения. На террористах также присутствуют анимарки — движущиеся татуировки — с вращающимся распятием на шее. Крупный символ их приверженности делу.

«Воскресители» стали попадать в новости около семи лет назад, но прежде они не были такими наглыми и кровожадными. Они начинали будучи христианской экстремистской группой, взрывали отдельных лиц или организации, которые тем или иным образом «проявляли неуважение к Иисусу». Кеке чуть не погибла, когда они взнесли на воздух здание Эко-новостей. В то время она работала там фрилансером, ночью задержалась допоздна и ушла буквально за минуты до взрыва. Главный редактор тогда знал, что рискованно выпускать сатирический мультик об Иисусе-зомби (восставшем из мертвых, пожирающем плоть общества), но все равно так поступил. Он был фанатом «Эбдо». Je suis Charlie (прим.: с фр. «Мы все — Шарли» — слоган, ставший символом осуждения нападения террористов на редакцию французского сатирического журнала «Чарли Эбдо», в результате которого погибли двенадцать сотрудников редакции).

Любовь «Воскресителей к насилию скоро пересилила их любовь к Богу, они руководствовались дальше не Ветхим Заветом, а параноидальными заблуждениями «Судного дня» и тем, что они живыми попадут на небо. Они стали использовать любые оправдания, чтобы терроризировать южноафриканцев. Их больше не называли экстремистскими христианами, несмотря на их вращающийся логотип с крестом. Стали просто «Воскресителями», которых боялись все.

И они набирали обороты: на прошлой неделе сожгли библиотеку Сэндтона, потому что та отказалась убирать книги по их просьбе. «Гарри Поттер», «Хорошо быть тихоней» и «Сатанинские стихи» были лишь некоторыми из заголовков, которые, по их мнению, развращали умы людей. Когда библиотека отказалась, «Воскресители» поместили практически невидимые зажигательные устройства в семь разных книг на семи разных этажах и взорвали их тем вечером, в то время как посетители ресторана, расположенного на площади внизу, наблюдали за этим в ужасе. От пламени посветлело небо, и ни одна книга не уцелела.

Будучи абсолютным фанатом Брэдбери, Марко решил тогда, что хочет что-то сделать, чтобы их остановить. Конечно же, он никогда не противостоял им в реальной жизни. Они по большей части были высокими, злыми, хорошо обученными людьми, а он, ну, милый и тихий. Но его анонимность в качестве хакера железобетона. Он такой неуловимый, хвастается он Кеке, что ВОЗ понадобится не менее года, чтобы найти его, а к тому времени он будет на восемнадцать месяцев впереди них, поменяет свою личность онлайн сотни тысяч раз. Так что хоть он и не думал приближаться к «Воскресителю» лично, уверен, что сможет нанести им серьезный ущерб из безопасности своей темной комнаты.

Он отправляет бамп FlowerGrrl, контакту Сета в «F0X» и хактивистской группе «Альба».

Fahrenheit451: Видела новости? Все выходит из-под контроля. Я готов действовать. Официально заступаю на службу.

Глава 14

Скелет из золота

Кейп Республика, 2024

Они прокладывают путь ко входу в «Наутилус». Спиральное здание в форме морской раковины из песчаника сливается с окружающими дюнами и черными скалами, а еще вокруг него воздвигнуты невидимые стены. Охрана одета в одежду такого же цвета. Сет дергается, когда один из них возникает словно из ниоткуда, чтобы распахнуть перед ними ворота. Как только они оказываются в лобби, женщина охранник отводит Сета к сканеру, чтобы проверить, что при нем нет оружия или записывающих устройств. Она светит ему в глаза маленьким фонариком, а затем отточенным движением, снимает с его запястья «СнэпТайл» и помещает в сейф.

— Он мне нужен, — говорит он.

— Получите обратно.

Она не улыбается.

Хостес вместе с рыжебородым крепким охранником по имени Карсон ведут его к стеклянному лифту. Сенсорный экран предлагает им на выбор десять этажей, только вот они называются не «этажами», а «лигами», и пронумерованы от 0 до 10000. Движущееся изображение Кракена — мифического гигантского морского монстра — тянется щупальцами, чтобы коснуться десяти кнопок. Прекрасный образец японской анимации. Лифт устремляется к океану, а затем быстро опускается к выбранной ими лиге: 4000. Они и вправду оказываются в воде. Вид по другую сторону суперстекла меняет цвет от лазурного до полночно синего.

Так это правда.

Он слышал слухи о том, что «Наутилус» — подводная морская лаборатория, но ни одно исследование этого не подтверждало. Всем известно, что это просто высокотехнологичный дом, построенный на скалистых дюнах. Его желудок падает вниз вместе с лифтом, а затем двери бесшумно скользят в стороны.

Лаборатория похожа на пещеру, все белое, кругом вода и стекло. На долю секунды ему вспоминается подземная лаборатория «Генезис», волосы на затылке встают дыбом. Косяк серебристых рыбок плавает у стены с видом на океан. Они синхронно и резко меняют направление движения. Карсон стоит у двери, а Арронакс дезинфицирует руки спреем, а затем жестом показывает Сету занять место за кажущимся бесконечным столом.

Саламандра-робот размером с домашнюю кошку проползает мимо.

— Это Мидон, — поясняет Арронакс, разглаживая и убирая с лица пряди своих фиолетово-сине-аквамариновых волос. — Одно из наших первых удачных творений. Он наш талисман.

— Он старый, — говорит Сет, изучая взглядом напечатанные на 3D принтере кости существа, электрические схемы и моторизированные суставы.

— Мы к нему привязались. Не могу вынести мысли убить его лишь потому, что технологии ушли вперед.

— Привет, Мидон, — произносит Сет.

Существо подкрадывается к ближайшему резервуару и скользит внутрь, без усилий уплывая прочь.

— Мы создали его, когда изучали позвоночные столбы и спинной мозг. Он очень нам помог с работой над киберпротезами.

— Ему нравится плавать, — замечает заинтересовавшийся Сет.

— Да. Так что… не для всех это искусство утеряно.

Сет уставился на нее.

— Вы… — начал он.

— Я читала ваши мысли, как только вы появились. Приношу извинения. У меня стоит телепатический переключатель. Это часть нашей программы безопасности.

— Но… как?

— Это не то, что мне позволено обсуждать. В любом случае, не сейчас. Извините за вторжение. Уверена, вы знаете, какую осторожность нам приходится проявлять. Сейчас я его деактивировала.

— Откуда мне знать, что это правда?

Уголки ее губ дергаются.

— Ниоткуда.

Сет скрещивает руки.

— Здесь мы находимся под постоянной угрозой, как вы понимаете, — говорит она. — Программы, которые мы изучаем: они далеко впереди самых продвинутых исследований. Некоторые из них могут посчитать… спорными.

Сет об этом знает. Поэтому он и согласился приехать.

— Перейду сразу к теме. Нам нужен ваш опыт в конкретном проекте, — она кладет руки на белый стол, который их разделяет. — В нашем доверенном списке крайне мало специалистов, а вас нам хорошо рекомендовали.

Это не удивляет Сета. Он лучший химинженер в стране.

Мидон выпрыгивает из воды по другую сторону лаборатории и садится на подстилку из махровой ткани.

— Он как собака, — замечает Сет.

— Лучше, чем собака, — отвечает Арронакс. — Меньше беспорядка. Но если вы любитель собак… — при этих словах она морщит носик. — Должна показать вам нашего последнего К9000. Это необычное животное. Мы разработали его для институтов ветеринарии, чтобы студенты отрабатывали практические навыки в хирургии, но все, кто участвовал в пилотной программе, привязались к этим существам и захотели взять их себе.

Мэлли будет без ума рад завести К9000. Он просит животное-робота практически с пеленок. Ну, не совсем с пеленок. С тех пор, как он…

Арронакс смотрит на него, и он заставляет себя перестать думать о детях.

— Так этим вы ребята занимаетесь? Роботизированными животными?

— Бионические создания лишь одно из ответвлений основного направления.

— И в чем оно заключается?

Она улыбается.

— Вероятно, мистер Деникер…

— Зовите меня Сет.

— Вероятно, в будущем мы поговорим об этом более обстоятельно, но не сейчас, давайте придерживаться проекта, с которым мы попросили вас помочь. У нас стоят жесткие сроки.

Они, определенно, заплатили ему хорошо. Перелеты в бизнес-классе, сто тысяч в криптовалюте за контакт на двадцать четыре часа. Сет ставит локти на стол и наклоняется вперед.

— Я весь во внимании.

Перед Арронакс появляется своего рода клавиатура — несколько кнопок из голубого света. Она нажимает на одну, чтобы вызвать 3D голограмму. Появляется медуза, совершающая неестественные движения. Что-то в ней не то.

— Две тысячи десятый год. Наша первая роботизированная медуза.

Она нажимает другую клавишу, и медуза превращается в небольшое полупрозрачное морское животное, испускающее в воде мерцающий свет. Оно размером с монету в десять ранд и сверкает каким-то металлическим светом.

— Две тысячи шестнадцатый. Биогибрид скат.

— Биогибрид? Как киборг?

— По сути да, но технически все наоборот. Тогда как киборг обладает искусственным интеллектом, животное с бионической адаптацией — биогибрид — синтезированное животное с биологической составляющей.

— Биотехнологии, в которые вдохнули жизнь. Искусственную жизнь.

— Слои мягкого силикона отпечатаны из кардиомиоцитов — сердечных клеток мышей — в форме змеиного узора. Клетки генетически изменены так, чтобы сокращаться, когда на них падает свет…

— Отчего скат перемещается вперед.

— Да.

— Это… — Сет разводит экран пальцами в стороны, увеличивая масштаб, — …спина из металла?

— Скелет из золота. Эластичного золота. Оно сохраняет энергию.

Сет переводит взгляд на нее. Золотой скелет? Почему это звучит знакомо? Где он слышал об этом раньше? Мысль не дает ему покоя. Он отклоняется назад на стуле.

— Очень мило, но в чем смысл?

Она кажется довольной, что он спросил.

— Поэтому вы здесь.

Еще одна клавиша, еще одно изображение набирает краски. Невидимое сердце, а затем все обретает смысл.

— Вы проектируете ткань, — замечает Сет. — Человеческого сердца.

— Мы почти у финишной линии. Проект занял шестнадцать лет, мы готовимся представить его на рынок к декабрю.

— Как раз к рождественской суете.

Арронакс игнорирует его легкомысленное замечание.

— Мы готовим его для рынка, вот только есть одно но, с которым, я надеюсь, вы нам поможете.

— Для рынка? Так вы собираетесь их продавать?

— Конечно же, мы собираемся их продавать. На них огромный спрос. Эпидемия бесплодия привела к отсутствию целого потенциального поколения молодых, здоровых донорских органов.

— Почему синтетическое сердце? Можно же в наши дни достать беконные сердца, разве нет? Человеческие сердца, выращенные в свиньях химерах.

Хрюкубаторы, так их окрестила пресса.

— Эпи-сердца приемлют не все. Биогибридное сердце доставляют пациенту абсолютно новым, без прошлого. Никакого багажа. В нем видят обновление, а не пережиток. Для нашей клиентуры так приятнее.

— Вашей богатой клиентуре.

— «Наутилус» — это бизнес, мистер Деникер.

— Конечно.

Сет потягивается. Конечно же, бизнес. Он и не думал иначе, не когда они столько ему платят — деньгами, от которых он не отказался и не пожертвовал на благотворительность. Он просто скучает по «Альбе». Скучает по биопанку. По работе, которая имеет важность.

— Эта работа важна, — говорит она. — Вы спасете жизни.

— Вы сказали, что выключили телепатический переключатель.

— Простите, — извиняется она.

Сет видит, что ей ни капли не стыдно. Ему нужно быть осторожным с мыслями рядом с ней. Он выдал уже итак слишком много информации.

— Хорошо, — отвечает он. — Расскажите, чем я буду заниматься.

Глава 15

«Денди Лайон»

Йоханнесбург, 2024

Кейт сидит в «Шестилистном клевере». Стол представляет собой какое-то отполированное дерево, а диван по ощущениям напоминает экокожу из грибов мускин. Она всегда вспоминает старую глупую шутку.

Почему грибы приглашают на все вечеринки?

Потому что они грибы!

Ее пэтч сообщает, что Кеке прямо позади нее — или, если быть точнее, прямо под ней — на возобновляемой парковке. «Клевер» — новое концептуальное бистро, в котором подают съедобные сорняки. Органические, аэропонные, самоопыляемые, местновыращенные в вертикальном фермерстве без загрязнения природы углеродом сорняки. Сама идея подобного Кейт вообще не нравится, но Кеке хочет попробовать, возможно, написать о них статью, так что женщина согласилась поучаствовать. Кейт не будет говорить этого вслух, но, кажется, Кекелетсо утратила аппетит к более существенным материалам после истории с «Генезисом». В некотором смысле Кейт от этого легче — она чувствует себя не такой слабачкой? — она не единственная, кто оказался выбит из колеи.

К ней спешит официант-бот, но не успевает затормозить вовремя и задевает стол, от чего бутылка мисо опрокидывается, и на конопляной скатерти расцветает пятно. Кейт ждет, когда тот примется извиняться, но затем понимает, что тот нем. Некоторые роботы слуги запрограммированы поболтать, но из-за этого возникает масса сложностей, ведь люди предполагают, что машина может понять любую команду только потому, что может действовать согласно простым устным инструкциям. Робот разворачивается на безопасное расстояние от стола и проецирует ей свое голографическое меню. По крайней мере, тут есть фотографии блюд, иначе она бы понятия не имела, что заказывает. Снимки выглядят как живые: выполнены в 4D и вращаются, словно одно из блюд можно вытащить из голограммы и поставить на стол. Она смахивает к меню напитков. Двадцать видов холодных чаев и шейков из сорняков. Боже, она надеется, что у них есть алкоголь. Кейт листает к следующей странице и находит его — вино из бузины, мокричный ликер, шот под названием «Дикий амарант». Она решает остановиться на фирменном коктейле и нажимает на изображение «Денди Лайон», дважды. Бот разворачивается кругом и направляется в бар за заказом.

— Котенок! — кричит Кеке с другой стороны ресторана, и на нее оглядываются посетители.

Она зачастую разговаривает слишком громко. Некоторые люди отворачиваются обратно, другие нет. Они обе привыкли к взглядам. Кейт встает и обнимает свою подругу. Целует ее в щеку. Теплая кожа, пахнущая специями. Они видятся не так часто, как им хотелось бы, но когда встречаются, то словно так, будто и не расставались.

— Не могу поверить, что ты заставила меня прийти сюда, — говорит Кейт. — Они буквально кормят только одними сорняками.

— Ха! А чего ты ожидала?

— Не знаю. Несколько диких лютиков в качестве украшения. Салат из клевера.

— Тебе не повезло, — отвечает она, садясь. — Но, пожалуйста, скажи мне, у них есть лицензия?

Словно в качестве ответа, подъезжает с коктейлями официант бот.

Выпив по паре напитков, они хихикают, как школьницы.

— Эта спиртяга из сорняков суперская, — замечает Кеке. — Вернусь сюда завтра.

— А я нет! — отвечает Кейт.

Она заказала лапшу вакамэ с жареными сверчками и чуть не швырнула тарелку. Из-за текстуры обоих блюд ее синестезия стала лютой: это как пытаться проглотить шевелящийся кактус. Кеке, наоборот, была больше склонна к приключениям и заказала вареные пельмени с начинкой из личинок и песто из портулака. Песто было вкусным.

— Но, да, — говорит Кейт. — Джин на бузине особенно хорош.

Они чокаются бокалами.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает Кеке.

— Не совсем.

— Все еще случаются панические атаки?

— Панические атаки. Бессонница. Ночные кошмары. А ты знаешь, какие мне снятся кошмары. Гипер-реалистичные.

— Для этого существуют наркотики, знаешь ли.

— Я знаю! Сет продолжает пытаться мне их скормить. Наркотики, чтобы не было снов. Что дальше?

Кеке кажется позабавленной.

— Ну, если и есть тот, кто разбирается в наркоте, так это Сет.

Когда она говорит о нем, то ее взгляд теплеет, становится сексуальным. Кейт не уверена, что ей это нравится.

— Не то чтобы я не могла уснуть. Скорее я… не хочу засыпать.

— Тебе все еще снятся те ужасные сны про Джеймса?

— О Джеймсе, о Ван дер Хивере. О том мужчине, который пытался похоронить нас на цветочной ферме. О том, которого мы…

Она проглатывает остаток предложения, когда ее накрывает воспоминанием о его изуродованном осколками стекла лице.

— И… о Маутоне.

Кеке вздрагивает и касается руки Кейт.

— Не знаю, что со мной не так.

Кейт чувствует, что покрывается потом под испытующим взглядом Кеке. Она убирает руку, вытирает пот над верхней губой и бровями.

— Все с тобой нормально.

— Не нормально. Почему у тебя нет ПТСР? Тебе они причинили ничуть не меньше зла, чем мне. Ты почти погибла.

— Мы почти погибли.

— Тогда почему? Почему у тебя не бывает панических атак?

Кеке отпивает от своего напитка и пожимает плечами.

— Не знаю. Когда происходило самое дерьмо, я была в полубессознательном состоянии. Я не могла полностью понять, что происходит. В отличие от тебя. Ты испытала все в ароматизированном гиперцвете с суперчеткостью. То есть, даже прогулка по дорожке может стать для тебя травмирующим событием.

Кеке смотрит на нее и моргает. Ее слова недалеки от истины.

Хеликс Кейт вибрирует, и брови Кеке взлетают вверх.

— Это не то, что ты подумала, — говорит Кейт.

— Черт. Подумала, что тебе звонят, чтобы позвать потрахаться.

— Проклятье, нет. С теми днями покончено.

— С теми днями покончено? Боже мой, женщина, не удивительно, что у тебя депрессия. Кто на Земле тогда пишет тебе бампы в такой час ночи? Няня?

— Это не бамп. Мой телефон сообщает мне, что я превысила лимит.

— Тогда твой телефон — твоя няня.

— Да. Хорошее замечание.

Кеке поднимает свой бокал.

— Что собираешься сделать?

— Выключить телефон.

— Итак, говоря о секс-временах, — говорит Кейт, заказывая еще бутылку. — Как там Марко?

Кеке облизывает зубы.

— Хорошо, как и всегда.

— Как его кибер-что-то-там-что-то-там работает? — Кейт помахала перед глазами, чтобы показать, что она имела в виду.

— Он это обожает, а я ненавижу.

— Почему?

— Ну, знаешь, его линзы не такие, как мои. Не простые Биолинзы, а кибернетические. Они постоянные. Они имеют соединение с Сетью.

— И что это значит?

— Это многое значит, верно? Крутые штуки. Ну, будто он может совершать поиск в Сети в любое время. Он может писать всякое дерьмо и заказывать продукты, стоя в душе.

— Это удобно. И что в этом плохого?

— Он постоянно отвлекается! Будто он совсем не со мной. Будто мы никогда не одни. Я говорю с ним о Нине, а он кивает, но я же вижу, что он не слушает. Но что больше всего меня бесит…

— Да?

— Дай объясню так. Я заставляю его прикрыть эту штуку, когда мы расслабляемся.

— Потому что она делает снимки?

— Потому что она все записывает.

— Не то чтобы это мог скачать кто угодно.

— Мне все равно.

— Но…

— Мне все равно. Сама знаешь, как работают такие вещи. Сегодня ты единственная, у кого есть доступ, а завтра это уже выложено на Ревербер8.тв для лицезрения всего мира.

— Ты права.

— Не собираюсь быть такой. Которая становится известной, благодаря извращенному секс-ролику.

— Ты уже известна. Подожди… ты всегда можешь одеть одну из своих масок. Пока ты…

— Думаю, с меня хватит масок.

— Правда? Что произошло?

— Из-за парня, которого я встретила. На суде.

— Ты все еще полиморфна? Я думала ты с Марко…

— Марко знает, что день, когда я стану моногамной — это тот день, когда я сыграю в ящик.

— Справедливо, — соглашается Кейт.

— Тем не менее, я не трахаюсь с новым парнем.

— Пока нет, — замечает Кейт.

— На самом деле, я думала вас познакомить.

— О, нет, — Кейт качает головой. — Нет, спасибо. Не заинтересована.

— Он ох*еть какой симпатичный, — говорит Кеке. — Умный. Забавный. Богатый.

— Все равно не заинтересована. В данный момент я даже в себе не могу разобраться, не говоря уже про кого-то еще.

— Может быть, он тебе с этим поможет. Секс — отличная терапия, знаешь ли. Даже исследования такие проводили.

Кейт вздыхает, гадая, выглядят ли мешки под ее глазами такими же тяжелыми, как они ощущаются.

— Тебе даже не надо ходить с ним на свидание. Или разговаривать с ним. Вы просто можете заняться сексом.

— Очаровательно.

— Что?

— Не будет такого.

Кейт облокачивается на стол, уперев лбом в ладонь.

— Так значит… ты заставляешь Марко закрыть глаза, когда вы занимаетесь сексом?

— Только один.

— Только один? Это чересчур.

— Это как заниматься любовью с пиратом.

— Ар-р-р, — рычит Кейт.

Бот официант показывает счет на голодоске. Кейт нажимает «заплатить», и ее пэтч издает звуковой сигнал об оплате.

— Ты хотела мне что-то рассказать, — говорит она.

Кеке надевает куртку. Мускус. Мягкий шелест коричневой кожи.

— Да?

— Я так поняла что-то насчет суда. Ты сказала, что вышла задержка на один день, когда ты позвонила…

— Верно, — ответила она. — Послушай, прямо скажу тебе, что тебе не понравится эта идея.

— Но… ты все равно собираешься мне рассказать.

— Но я все равно собираюсь тебе рассказать.

Они покинули ресторан и направились к главной улице.

— Возьмем такси на двоих? — спрашивает Кейт.

— Ни за что я не поеду на Нине, после того как пила это пойло из сорняков.

Кеке по непонятной причине называет свой байк Ниной. Они упаковались на заднее сиденье ближайшего такси, которое считало их коды.

— Добрый вечер, мисс Ловелл, мисс Мсиби, — говорит такси. — Пожалуйста, выберите место назначения.

— Давай, подбросим тебя первой, — предлагает Кеке. — Тебе нужно возвращаться к спиногрызам.

— Спасибо, — отвечает Кейт. — Отвези меня домой, пожалуйста, Кэбби.

Она уже отправила местоназначение бампом в приложение Кэбби.

Кеке хихикает.

— Это так старомодно.

— Что?

— Ты же знаешь, что тебе не обязательно говорить «пожалуйста»?

— Это хорошие манеры!

— Это автомат.

— И что?

— Так значит ты как в той истории про бабульку, которая постоянно писала «пожалуйста», когда что-нибудь гуглила.

— Ерунда.

— Не ерунда. Я работала в Эко, когда вышла эта статья. В шестнадцатом году.

— Нет, я имею в виду, бред, что я как та бабулька.

— В самом деле? Когда в последний раз ты погружалась?

— Ты же знаешь, что мне не нравится виртуальная реальность.

— Вот видишь. Бабуся.

— Дело не в технофобии…

— Хоть и однозначно, что ты технофобка. Котенкозаурус.

— Ха.

— Внимание: ты все еще носишь с собой наличку.

— Никогда не знаешь, когда может понадобиться наличка.

— Правда? Когда в последний раз она была тебе нужна? В девятнадцатом?

— Я все еще кое-что ей оплачиваю.

— Что к примеру?

— Хорошо, я солгала. Как-то я попыталась дать людям на чай, а они чуть ли не бросили мне деньги в лицо.

Настоящая причина, по которой она хранит наличку — паранойя. Кто знает, когда случится какая-нибудь катастрофа, и все виртуальные деньги просто перестанут существовать? Криптовалюту не съешь.

— Только посмотри в каком ты платье.

Кейт опускает взгляд.

— Что? Так уж вышло, что мне нравится это платье. Я думала, ты оценишь, что я появилась не в джинсах. И не в пижаме.

— Ты носишь эту одежку с самого нашего знакомства. Десять лет?

— Попридержи коней, мы не такие старые. Или такие? Кроме того, у меня нет времени на шоппинг. У меня малыши.

— Тебе и не нужно ходить на шоппинг! У тебя дома стоит принтер одежды. Ты хоть знаешь, сколько людей убили бы за такую штуку?

— Мне кажется, сканер фигуры сломан.

Кеке закатывает глаза. Ни одна из них не озвучивает, что это не сканер фигуры сломан.

— Прекрасно, а вот насчет виртуальной реальности…

— Виртуальная реальность поднимает мою синестезию на новый уровень.

— О, — произносит Кеке, откидываясь на сиденье машины. — Ну, тогда дело другое. Я об этом не знала.

— У Сета всегда самые последние новинки, он вечно покупает новые шлемы и сенсоры для тела. Он понял, что просить меня присоединиться бесполезно. Сейчас Сильвер — его партнерша по играм. Она такая же зависимая от этого, как и он. На днях она победила его в «Medieval war 1».

— «DarkAges».

— Вот-вот. Сет говорит, что она настоящий Робин Гуд.

— Ладно, хорошо, то, о чем я хотела поговорить с тобой уже не важно.

— Просто скажи мне.

Машина виляет в сторону, чтобы избежать выбоины, и женщины впиваются в сиденья, чтобы не попадать с сидений.

— Ты же знаешь, что меня выбрали присяжной, верно?

— Да! Как все проходит? Что за дело?

Кеке колеблется. Кейт видит, что та не хочет это обсуждать.

— Субъективное суждение. Расскажу тебе все, как только мы закончим.

Кейт знает, что Кеке никогда не стеснялась высказывать «субъективные суждения». Что-то тут не так.

— Нам должны были представить улики, верно? И вместо того, чтобы просто показать фотографии места преступления, они показали нам настоящее место преступления.

— А?

— Ну, я имею в виду виртуальное место преступления. Буквально. Мы могли осмотреться вокруг. Получить впечатление о комнате. Все рассмотреть, не только то, что сочли важным фотографы криминалисты.

— Воу. Это тебя не напугало?

— Конечно, напугало. Жертвой был… — она спохватывается вовремя. — Но это заставило меня задуматься. Виртуальная реальность повсюду, она имеет миллионы различных применений.

— Я не интересуюсь сексом в виртуальной реальности, если ты к этому клонишь.

— Дело не в виртуальном сексе, обещаю. Хотя это неплохая идея…

Они в квартале от квартиры Сета.

— Я подумала, что тебе стоит попробовать терапию погружением.

— Ар-р-р!

— Знала, что ты это скажешь, но…

— Это как взять две концепции, которые я ненавижу, и, ну, превратить в монстра гибрида. А затем увеличить его по максимуму.

— Я знаю. Я знаю, подруга моя, но подумай об этом. Я слышала это бывает очень, очень эффективным. Особенно при ПТСР. Есть клиника «Секонд лайф»…

— Да.

Автомобиль замедляется и останавливается.

— Мы достигли места назначения.

— Просто подумай об этом.

Пассажирская дверь со стороны Кейт со щелчком открывается.

— Ладно. Вот. Я подумала. Мой ответ: спасибо, но нет, спасибо.

— Не вини подругу за попытку, — говорит Кеке, пожимая плечами. — Увидимся на той стороне.

Как только Кейт заходит в квартиру, то сразу идет в комнату детей, где находит два сладких теплых тельца, укрытых в гамаках. Она прикасается к ним, чтобы убедиться, что они там, что они реальны. Она целует Мэлли в щеку и убирает волосы с лица похрапывающей Сильвер.

Боже, как она их любит. Иногда это чувство полностью ее поглощает. Она задерживается на минутку, пьяно любуясь их ангельскими личиками. В такие моменты, это чувство может быть таким интенсивным, словно удар в живот. Иногда ей хочется согнуться пополам он невыносимого чувства привязанности и любви.

— Как они вели себя сегодня вечером? — шепотом спрашивает Кейт, пытаясь не дышать на няню перегаром.

— Вели себя хорошо, хорошо вели.

Себенгайл никогда не говорит о них ничего плохого. Няня уходит, и, когда Кейт слышит, как она зашла в апартаменты для няни по соседству, Кейт трижды запирает за ней дверь. Кейт выпивает две таблетки для отрезвления и запивает их большим глотком воды. А затем идет спать.

Глава 16

Строение из пустых резервуаров с призраками

Кейт находится в «Акваскейп» — огромном, нелепом, безумно успешном, не имеющем выхода к морю аквариуме, который закрыли несколько лет назад из-за жалобы защитников животных. Корпорация отхватила первоклассную недвижимость, но еще не снесла здание размером с мамонта. Это населенное призраками строение из пустых резервуаров. Сюда заселились бездомные, стали разбирать все, что можно продать или из чего можно построить временные укрытия для сна. Мелкие преступники вынесли из здания все мало-мальски ценное: суперстекло, волоконно-оптические кабели конфетного цвета, блестящие мозаичные плитки. Пока Кейт идет по зданию, вспоминает, каким оно было когда-то: голубые отсветы воды, танцующие на стенах. Чудо воды в городе, пораженном засухой. Противоположность острова. А теперь это место скорее похоже на выбеленные солнцем кости кита. Грустные, бледные, сухие.