Как на меня охотился КГБ

Глава 11 — В Париже

Нынешнее молодое и среднее поколение и понятия не имеет, что такое была жизнь в 1980 году. Тогда ещё большинство документов печаталось на машинках, электрических и даже механических. А это значило, что исправление ошибок, на которое сейчас уходят секунды, и внесение изменений и дополнений простейшим компьютерным способом "вырезать и вклеить", требовало тогда перепечатки всего документа. Хорошо, если он был одно-двухстраничным. А если нет? Представляете, как много трудоёмкой, малопроизводительной и отнимающей время работы тогда делалось?!

Хотя уже начинали появляться слабенькие персональные офисные компьютеры (с ужасом вспоминаю, что мой первый супер лэптоп IBM, купленный 11 лет спустя, в 1991 году в Париже по приезде туда в длительную оперативную загранкомандировку по линии Службы нелегальной разведки ПГУ КГБ СССР, имел объём памяти на жёстком диске в … 20 Мб! И он считался мощной машиной!). Видеомагнитофоны VHS (привезенные из-за границы) были в СССР только у элиты. Кассетные магнитофоны ставились в автомобилях только экспортного исполнения, а радиотелефоны — только в машинах большого номенклатурного начальства Корпорации Sony и Philips только-только начинали запускать в серию производство CD.

Но ещё и понятия не было о DVD, переносных электронных устройствах большой автономии и вместимости, об Интернете, социальных сетях, спутниковом телевидении, современных общедоступных цифровых технологиях, мобильных телефонах у каждого второго, а у некоторых — по два.

От этого жизнь международных шпионов тогда была много тяжелей, а сами шпионы — гораздо нужней государствам, чем теперь. Получи в нынешнее время резидент КГБ (ФСБ, СВР) или ГРУ в Париже задание разобраться с таинственными телеграммами из Зеленограда на далёкое французское радио, ему было бы достаточно прогуглить в Интернете ключевые слова "РФИ, радио, Франция, Жан-Пьер Шарбонье", и на четыре пятых задача была бы уже решена за пару минут после просмотра первых двух страниц ответов в поисковике.

Более того, это могли бы сделать его коллеги в Центре, в штаб-квартире разведки в Ясенево, в Москве, в Зеленограде. И, возможно, тогда вообще не нужно было бы генерал-полковнику Крючкову, зампреду КГБ и начальнику ПГУ посылать шифротелеграммой секретное задание резиденту КГБ в Париж, или само задание было бы сформулировано совсем иначе — не выяснить и разобраться, а только уточнить недостающие оперативные и секретные детали. Но 1980 год был не 2016, и 36 лет назад мир жил в другом измерении, в другую эпоху.

Резидент КГБ во Франции полковник Николай Четвериков был озадачен не самим внеочередным заданием из Центра, а только его срочностью и странностью. Однако, будучи кадровым, профессиональным чекистом-разведчиком, он давно приучил себя не удивляться ничему и не ставить под сомнение приказы руководства, какими бы странными они ему ни казались. Начальству виднее. "Жираф большой. Ему видней!" — пел Высоцкий.

Полковник советской госбезопасности Четвериков всегда ходил только в гражданской одежде, в том числе и на службу в штаб-квартиру разведки в Ясенево, и вообще никогда в жизни не носил военной формы, но он был военнослужащим, призванным по-военному исполнять приказы.

После присвоения очередного звания и продвижения по службе на вышестоящую должность, для фотографий на служебные удостоверения КГБ в фотомастерской на Лубянке, в специальном гардеробе, ему выдавали на прокат на 5 минут форменные зелёные военные рубашку, галстук и китель соответствующего размера с синими чекистскими просветами на погонах соответствующего звания, и дело было сделано.

Хотя и само это служебное удостоверение КГБ, почти никогда не вынималось им из кармана гражданского пиджака даже в СССР — по требованиям конспирации внешней разведки, не говоря уже о загранице, где запрещалось вести разговоры о службе в ПГУ даже с семьёй в бытовой обстановке: а вдруг, кто-то подслушает этот разговор.

Это было попросту смешным, потому что так называемая "легальная" резидентура КГБ в Париже использовала десятилетиями одни и те же должности прикрытия шпионской деятельности. И не только контрразведка противника знала, по какой линии разведки будет работать вновь прибывший шпион, но и вся советская колония, включая уборщиц и шоферов, в столице Франции была осведомлена о принадлежности того или иного "коллеги" к органам безопасности.

Командированные за рубеж советские люди даже в 1980 году жили за границей как на войне, как на осажденной и занятой врагом территории, в оккупации. Советским гражданам было строго-насторого запрещено выходить из зданий совзагранучреждений (посольства, консульства, торгпредста и т. п.) "в город" без особой на то надобности, без специального разрешения и в одиночку, без сопровождения товарища или коллеги по работе. О всех контактах с иностранцами следовало писать подробные отчёты. О всех происшествиях, особенно с участием полиции — немедленно докладывать, под страхом досрочного отзыва в Москву из ДЗК (длительной загранкомандировки).

Поэтому, когда отдельные советские "дипломаты", "коммерсанты", "журналисты" или "консульские работники" свободно разгуливали днём и ночью по Парижу, в том числе по самым "злачным" кварталам, беседовали там один на один с "буржуями", по-царски оплачивали французскими франками обеды и ужины в ресторанах, в то время, как все остальные советские командировочные специалисты годами ели по домам привезенные из СССР консервы, чтобы по крохам сэкономить иностранную валюту на покупку вещей и бытовой электроники, которые невозможно было приобрести в Советском Союзе, не нужно было быть ни семи пядей во лбу, ни сотрудником вражеской контрразведки, чтобы сообразить: перед тобой чекист, находящийся на особом, привилегированном положении.

Резидент КГБ из всех привилегированных чекистов в Париже был самым привилегированным. Его боялся даже посол. У него были особые секретные фонды в иностранной валюте, которыми он распоряжался практически единолично. У него было оружие. У него были помещения, куда было запрещено входить и послу. У него был свой собственный шифр выхода на высшее руководство СССР, и советские послы не без оснований опасались, что резидент докладывает в Москву и об их работе, и об их проколах, недостатках и проблемах.

Само по себе задание советского шпионского Центра своему резиденту в Париже по поводу телеграмм из Зеленограда было не сложным. Это только в закрытом и параноидном СССР Гостелерадио считалось особо режимным объектом, и в Останкино, на Пятницкую, Шабаловку, Качалова или Ямское поле можно было пройти только по специальным пропускам, как в здания КГБ, ядерные объекты или на военные базы.

На радио во Франции не было никаких секретов, и доступ туда был практически открытым не только для КГБ, но и для всех. Журналисты во Франции слыли публикой богемной, неформальной, бардачной и "тусовочной". Общаться с ними было легко и приятно. Они выбалтывали всегда гораздо больше, чем у них спрашивали. И были готовы разболтать вам всё им известное и неизвестное в любое время дня и ночи. Особенно, если беседы происходили в барах, кафе и ресторанах — за ваш счёт, само собой разумеется.

Но именно эта внешняя лёгкость задания заставляла шпиона Четверикова напрячься: а вдруг это — провокация, вдруг тут таится какая-то ловушка хитроумного и изощрённого противника, его контрразведки, которая хочет заманить главного советского шпиона в Париже в каверзную западню?

Тем более, что красивое, круглое, многоэтажное и современное здание Французской государственной телерадиокомпании находилось на правом берегу Сены в 16-ом округе Парижа, а на левом её берегу, практически напротив, чуть наискосок, в 15-ом округе, мрачно торчало новое здание — высокая, прямая и тёмная башня из стекла и бетона, где уже располагались некоторые подразделения DST (Direction de la surveillance du territoire) — Дирекции надзора за территорией, контрразведывательной службы в структуре министерства внутренних дел Франции, и которое в 1985 году станет штаб-квартирой ДСТ.

Такое близкое соседство Гостелерадио Франции, куда ему надлежало проникнуть для выполнения задания Центра, с французской контрразведкой настораживало профессионального советского шпиона Четверикова, которому непатриотично очень нравилось жить в свободном, буржуазном, богатом, чистом и сытом Париже. И очень не хотелось оказаться раньше времени в закрытой, коммунистической, грязной, голодной и бедной Москве, где уже нельзя было купить, без переплаты и блата, почти ничего приличного в свободном доступе, в обычных магазинах по официальным ценам, а не в спецраспределителях для партийной номенклатуры или у спекулянтов на чёрном рынке.

В декабре 1980 года полковник Николай Четвериков ещё не знал, что буквально следующей весной, через три месяца, в далёкой и холодной Москве его коллега, из-за пьянства досрочно отозванный из последней ДЗК в Канаде и ставший невыездным на Запад, подполковник управления "Т" (научно-техническая разведка) Первого главка КГБ Владимир Ветров вступит на путь предательства ставшей ему ненавистной коммунистической системы, инициативно предложив свои услуги контрразведке столь любимой его сердцу и более недоступной Франции.

По всей логике, находясь в Москве, ему надлежало предложить свои шпионские услуги вражеской разведке — DGSE (Direction generale de la securite exterieure), французской службе внешней безопасности. Но Ветров пойдёт по неординарному пути — выйдя не на легальную резидентуру французов-шпионов в Москве, а напрямик, на контрразведку во Франции — на ДСТ, на то самое высотное здание, что стоит в Париже в 15-ом округе, на другом берегу Сены, напротив Гостелерадио Франции. Этот парадоксальный канал связи даст Ветрову возможность работать довольно долго в качестве удачливого предателя, которого разоблачат почти случайно.

Во французской разведке не было секретов для КГБ, где, ещё со времен генерала де Голля, куча идейных предателей, настроенных антиамерикански и просоветски, выдавала Москве все мыслимые и немыслимые профессиональные и политические тайны Франции. Все дипломатические и шпионские телексы французского посольства в Москве были начинены аппаратурой негласного снятия сигналов до их шифрации и передачи всей секретной переписки посольства в соответствующие подразделения КГБ СССР (человек, задумавший и осуществивший эту операцию получил орден Ленина, генеральские погоны и стал начальником 16-го управления КГБ СССР).

Пройдя мимо этой естественной французской шпионско-оперативной цепи, предатель Ветров случайно окажется вне поля зрения КГБ. Он получит во французской контрразведке оперативный псевдоним "Фэрвэл" (Прощай, по-английски) и сыграет роковую роль в личной судьбе полковника Четверикова, советской внешней разведки и даже в мировых геополитических раскладах.

Особенно, когда к власти в мае 1981 года придёт первый президент социалист Франсуа Миттеран, который был настроен гораздо более критически по отношению к брежневскому руководству, чем его предшественник, правый аристократ д’Эстен, обожавший брататься с советскими коммунистами (как до сих пор все французские правые и фашисты братаются с Путиным).

Стремящийся доказать своим западным коллегам, прежде всего — президенту США Рональду Рейгану, свою истинную и непоколебимую приверженность западным идеалам, несмотря на присутствие министров-коммунистов в правительстве Франции, Миттеран "поделится" с ЦРУ, ФБР, МИ-5 и МИ-6 своим ценнейшим источником секретной информации внутри КГБ.

Ветров нанесёт огромный ущерб преступным спецслужбам СССР, передав на Запад более 4 тысяч фотоснимков секретных документов и записей, полностью и документально раскрыв всю секретную советскую систему подлой кражи западных технологий, и весь персональный состав шпионского управления "Т" ПГУ КГБ СССР и сотрудников линии "Икс" (научно-технический шпионаж) зарубежных резидентур КГБ и ГРУ — настоящие и совершенно секретные имена 450-ти советских шпионов, подло ворующих западные научно-технические секреты, и 70-ти западных предателей, тайно сотрудничавших с КГБ и ГРУ.

Из 15-ти западных стран мира в 1983 году будет выслано около 150-ти советских шпионов, прикрывавшихся в своём грязном шпионском ремесле дипломатическим статусом, в том числе, 47 мнимых советских "дипломатов" из Парижа во главе с полковником КГБ Четвериковым. Его закордонная, зарубежная шпионская карьера будет подорвана, и он больше никогда не сможет выезжать на Запад и наслаждаться западными благополучием и цивилизацией, своим особым, привилегированным положением в колониях советских специалистов за границей.

Но полковнику Четверикову повезёт (если можно назвать везением закрытие столь желанного выезда на Запад, дававшего особые привилегии и повышенный материальный достаток). Провал всей парижской резидентуры не будет считаться его лично виной — всех выдаст предатель Ветров. За это Четверикову Андропов с Крючковым даже торжественно пожалуют орден и наденут на плечи золотые генеральские погоны — в виде компенсации за преждевременное и бесславное окончание оперативной карьеры за границей не по его вине.

Генерал-майор Четвериков станет начальником не самого престижного, но большого и заметного 5-го географического отдела ПГУ, курировавшего Южную Европу: Францию, Швейцарию, страны Бенилюкса, Португалию, Испанию, Италию. Он останется на хорошем счету у высшего начальства и, даже, по свидетельству генерала Олега Калугина, поначалу станет оказывать большое влияние на близкого и доверенного андроповского ставленника в руководстве ПГУ — Владимира Крючкова, который "явно тяготел к европейским делам и с первых дней попал под влияние откровенного демагога Н.Четверикова, возглавлявшего отдел романских стран" ("Прощай, Лубянка!")

В конечном счёте, выдворенный в 1983 году при Миттеране из Франции Четвериков дослужится в советском шпионском ведомстве КГБ до звания генерал-лейтенанта, а затем уйдёт из Ясенева "подкрышником" в действующий резерв — командовать Всесоюзным агентством по авторским правам (ВААПом). Так замкнётся иронический и шизофренический круг: официально уличённый на Западе в краже чужих технологий и авторских прав вор-чекист будет назначен главным защитником авторских прав творческой интеллигенции в СССР и России!

Однако, всё это будет позднее. А в конце 1980 года легальному резиденту КГБ в Париже полковнику Четверикову по заданию руководства внешней разведки нужно было срочно разбираться с телеграммами из Зеленограда на французское радио. В силах и средствах у него проблем не было.

В его резидентуре числилось несколько ложных "журналистов", "подкрышников" — кадровых оперативных сотрудников КГБ, выдающих себя за журналистов (работающих под "крышей") официальных советских печатных органов и организаций: агентств (ТАСС и АПН), газет ("Правда", "Известия", "Литературная газета", "Рабочая газета", "Труд" и др.), журналов ("Новое время", "Курьер ЮНЕСКО" и других).

Кроме того, к тайному сотрудничеству с КГБ в качестве агентов и доверенных лиц были привлечены практически все остальные, так называемые "чистые" журналисты и сотрудники зарубежных корпунктов, включая и тех, кто работал на самые главные партийные издания или имел большие связи в ЦК КПСС. Тех, кто отказывался секретно оперативно сотрудничать с КГБ, просто не выпускали из СССР на работу за границу.

Помимо этого, у резидентуры Четверикова находились на оперативной связи завербованные в пользу КГБ западные предатели — секретные агенты, агенты влияния и доверительные связи из числа иностранных журналистов, которые по идейным, материальным или иным соображениям были добровольно готовы или были вынуждены оказывать секретные услуги советской разведке, подло предавая государственные интересы собственной страны (Франции) и грубо нарушая профессиональные и этические нормы свободной западной журналистики.

Согласно документальным данным из так называемого "архива Митрохина", приведённым Дегтяревым и Колпакиди в книге "Внешняя разведка СССР", после серии провалов в Великобритании, после Второй мировой войны, Франция оказалась одной из самых благоприятных и привлекательных из западноевропейских стран для советской внешней разведки. С одной стороны, французские органы госбезопасности работали недостаточно эффективно и находились в стадии формирования. С другой стороны, этому способствовали психологические особенности самих французов.

По выводам британского Объединенного комитета по разведке, успех советского внедрения объяснялся "присущими французскому характеру недостатками", а также "широкой привлекательностью коммунизма во Франции". В соответствии с выводами комитета советская разведка могла использовать в своих интересах:

"(а) Естественную склонность к болтливости, свойственную французскому характеру, вследствие которой искушение передать "горячую" информацию, хотя бы и "строго доверительно", почти непреодолимо.

(b) Отсутствие "осознания необходимости обеспечения безопасности", что ведет к беспечности и недостаточным мерам по охране секретных документов.

(с) Определенное падение моральных принципов во Франции, которое, наряду с чрезвычайно низкой оплатой труда, может способствовать искушению "продать" информацию".

Позднее Тьери Вольтон в книге "КГБ во Франции" уточнил причины успехов советских органов госбезопасности и их методы вербовочной работы среди французов:

"Если коммунистическая идеология больше не является достаточной побудительной причиной, то, чтобы поймать в силки людей, их заинтересовавших, офицеры КГБ играют на других чувствительных струнах:

— Пацифистские чувства. Подспудный антиамериканизм многих европейцев, страх перед войной могли заставить человека выбрать социалистический лагерь, чтобы помочь сохранить равновесие сил и "расстроить планы империалистов".

— Культурные корни. В кругах русской эмиграции этот подход может иметь успех. Достаточно убедить интересующего вас человека в том, что Россия и СССР — одно и то же. Это совсем нетрудно. Известнейшие "специалисты" по СССР разве не утверждают того же, пытаясь объяснить советский режим, исходя лишь из одной русской традиции?

— Обида. Человеку кажется, что его не оценили по достоинству. Неудовлетворенность своей работой, желание отомстить начальству или отплатить за допущенную несправедливость — всё это может привести к предательству. Офицеры КГБ отлично умеют подметить подобные чувства. Сначала они разжигают обиды, потом льстят самолюбию, дав понять, что агент наконец-то сможет сыграть роль, достойную его ума и его возможностей…

… В числе самых известных агентов КГБ в сфере "одурманивания общественности" — Виталий Евгеньевич Луи, который больше знаком под именем Виктора Луи. Будучи официально корреспондентом лондонской газеты "Ивнинг ньюс" и некоторых других западных изданий, он был также замешан в целом ряде "громких историй", сфабрикованных советской разведкой для обмана международной общественности."

Всё это разнообразие оперативных сил и средств упрощало выполнение оперативных задач резиденту КГБ в Париже полковнику Четверикову. Он решил подключить к выполнению срочного задания Центра сразу нескольких чекистов, подвизающихся на ниве журналистики, прикрывая ею шпионскую деятельность: Игоря Рожновского ("Курьер ЮНЕСКО"), заведующего бюро ТАСС Олега Широкова и его подчиненного Владимира Куликовских, атташе по культуре Юрия Борисова.

Каждый из них имел свой открытый круг общения в журналистской среде и свою секретную агентуру. Такой подбор оперативных сил позволял если и не полностью скрыть, то значительно замаскировать главную оперативную цель резидента, поставив каждому исполнителю относительно мелкую, составную часть задачи.

Во Франции в журналистских кругах почти ничего не делается оперативниками КГБ в официальном порядке в редакциях. Вся основная работа с журналистами происходит в неформальной обстановке: в барах, кафе, ресторанах, расположенных недалеко от редакций, за завтраками, аперитивами, обедами и ужинами, на разного рода приёмах, презентациях, выставках, вернисажах, в кулуарах пресс-конференций и на частных тусовках.

Все четверо весело провели время, целую активную неделю, тусуясь в парижских журналистских и около журналистских кругах, пьянствуя, рассказывая байки и политические анекдоты, за которые обычных советских граждан досрочно отзывали из Франции в СССР. Каждый из четвёрки, отработал свою линию и принёс в клюве свою толику информации резиденту. И всего семь дней спустя, полковник Николай Четвериков имел достаточно данных, чтобы сесть за составление оперативного отчёта в Центр…

_____________________________________

ПРИЛОЖЕНИЯ:

Почитайте дополнительные материалы по затронутым в этой главе вопросам, которые мы вынесли в отдельные публикации, чтобы не утяжелять текст произведения:

1. Беседа в студии радио "Свобода" о высылке в 1983 году 47 чекистов из Парижа

http://jirnov-serguei.livejournal.com/24079.html

КАК МИТТЕРРАН ВЫДВОРЯЛ ИЗ ФРАНЦИИ СОВЕТСКИХ ШПИОНОВ. Часть 1

http://jirnov-serguei.livejournal.com/24489.html

КАК МИТТЕРРАН ВЫДВОРЯЛ ИЗ ФРАНЦИИ СОВЕТСКИХ ШПИОНОВ. Часть 2