— Ой! — сказала Даша. — Здравствуй… те?
— Привет, Даша, — махнул рукой я. — Во-первых — давай уже на «ты», во-вторых — дай-ка мне мое любимое яблочко, от тебя они намного слаще, чем от Хитаны, получаются, а в-третьих — пойдешь со мной кофе пить сегодня? Ну, после работы?
Вместо шортиков на ней сегодня были серого цвета спортивные лосины, вместо блузочки — маечка. Кроме «лисьих» глазок — ноль косметики, так что я теперь совершенно точно уверился — девушка была никак не старше меня, скорее всего даже моложе на пару лет. Ну, и барашки эти на голове совсем уж девчачий флёр создавали — очень они несерьезно выглядели. Ну, и фигурка, да… Ей бы еще пробежки по вечерам в режим дня включить и от дурацких сигарет отказаться — и будет просто отвал башки. Да и так — очень и очень все приятно.
— Да? — щечки ее разрумянились, глазки заблестели. — А я не против! Но я кофе не очень люблю…
— Ну, встретимся, что нравится — то и возьмём. Я, сама понимаешь, долго отсутствовал, может, что-то новое-интересное открылось… Сходим куда захочешь.
— Что — и в «Бегемот»? — она замерла чуть ли не в священном восторге.
Я понятия не имел, что такое «Бегемот», но армейские сбережения здешнего Гоши в принципе, позволяли чувствовать себя довольно уверенно. По крайней мере, высадить несколько сотен за вечер в качестве единоразовой акции не стало бы для моего кошелька чем-то убийственным. Потом, правда, пожалею, возможно. Но это смотря как вечер пройдет.
— Можно и в «Бегемот», — пожал плечами я, внутри любуясь ее искренними эмоциями.
— Тогда давай не от ларька поедем, а в полдевятого — от фонтана! Я сбегаю домой, переоденусь, ладно? — похоже, для нее предстоящее мероприятие было сродни выходу в свет, вот она и волновалась.
А может, и правда у нее на меня были какие-то виды, кроме как поулыбаться и глазки построить? А у меня — были на нее виды?
— Хорошо, полдевятого — на фонтане! — кивнул я. — До встречи!
Уже шагая по Земской, я хлопнул себя по лбу. Идиот! Номерок-то я у нее так и не попросил!
Приходить на каникулах в школу в светлой сорочке и отутюженных брюках — глупость. Но во-первых — мне просто нравится гладить вещи утюгом, а во-вторых — я прихватил с собой армейскую «оливу». Потому что не первый год замужем, и что к чему в школе — представляю.
В промтоварном магазине приобрел две банки половой краски, ведро — водоэмульсионной… Или дисперсионной? А еще — шпатлевку, шпатели, кисти, валик, перчатки, растворитель и газетку… Чтобы шапку из газетки сделать — как у Наполеона. Какой ремонт без шапки из газетки?
— ГОВОРЯТ, НАПОЛЕОН БЫЛ ДРАКОНОМ, — сказал дракон. — ВРУТ. АЛЕКСАНДР — БЫЛ. КАРЛ ДВЕНАДЦАТЫЙ — ТОЖЕ. МИХАИЛ СКОПИН-ШУЙСКИЙ — ОДНОЗНАЧНО.
— И Малюта Скуратов-Бельский? — не удержался я.
— И МАЛЮТА СКУРАТОВ-БЕЛЬСКИЙ, — внезапно покладисто сообщил дракон. — ЗНАЕШЬ, КАКАЯ САМАЯ МОЩНАЯ КОМАНДА, ПРОТИВ КОТОРОЙ НЕ УСТОИТ НИ ОДИН ВРАГ? МЕНТАЛИСТ, ДРАКОН И РЕЗЧИК. И ГРОЗНЫЙ ТАКУЮ ТРИАДУ СОБРАЛ… В СВОЕ ВРЕМЯ. И РОССИЯ СТАЛА САМОЙ БОЛЬШОЙ СТРАНОЙ В МИРЕ.
Я штудировал учебники как положено и дополнительную литературу — тоже. И что касается династии Грозных — сиречь, Рюриковичей, потомков Иоанна Четвертого Васильевича и его сына, ни разу тут не погибшего Иоанна Пятого Иоанновича был в курсе. Государством Российским правила династия ментальных магов — самых мощных в мире. Их слово было — закон, в прямом смысле. Никто не мог противостоять их воздействию — никто, кроме других менталистов, в некоторой степени — уруков (их вроде как вообще мало что брало, хотя и уруки склоняли головы перед царем, ибо — грозен!) и меня, получается. Меня — в смысле нулевки. Но нас — нулевок — было исчезающе немного. Что-то вроде одного на сто тысяч, да и то большая часть во младенчестве погибала по разным причинам… А вот что касается Резчиков — что это за зверь такой, мне пока понятно не было. Вот доберусь до нормального интернета — то есть Сети — и тогда выясню.
А по поводу самой большой страны в мире дракон лукавил: самой большой страной было Авалонское Королевство, которым правили эльдары — или, как они предпочитали себя именовать — высшие эльфы. Но они тоже лукавили: формально Авалон — это только и исключительно Британские острова, если говорить по-земному. Все остальное — все так же формально — считалось доминионами, протекторатами, колониями и прочими зависимыми территорииями. Хитровыкрученные британцы и в этом мире были самыми хитровыкрученными.
— Проезд оплачивать будем? — выпучилась на меня кондукторша.
— Да пожалуйста!
Я просто задумался, вот что. И чуть не проехал остановку на электробусе. Конечно — пешие прогулки мне нравятся, но тащить на себе тяжкие клунки — ну его к бесу! Лучше уж подъехать. Так что, сунув монетку тетке в синем жилете, я выпрыгнул наружу и пошел по нагретому жарким летним солнцем асфальтному тротуару к перекрестку с улицей Куракина.
Лениво пели птицы в ветвях лохматых ясеней, некошеная трава уже начала колоситься, пара облезлых собак трусила куда-то по своим делам, жмурился кот на калитке одного из частных домов… На большом металлическом плакате «UVAGA, DZECI! OSTOROZHNO, DETI!» На лицо улыбающейся девочке с воздушными шариками кто-то пририсовал на улыбке острые зубы, и предупреждение приобрело некий ужастиковый оттенок.
Ведерко с водо-дисперсионной… Эмульсионной… Да чтоб меня! В общем — ведерко весило 25 килограмм, и это было тяжело, поэтому время от времени я перебрасывал его из руки в руку. А в спину давили металлические банки краски половой и валики с кистями. А в голову напекало солнце. Поэтому, когда на школьном дворе на меня набросилась Ингрида Клаусовна и принялась что-то тараторить, я сразу ничего не понял и, ляпнув на землю ведерко и рюкзак, самым решительным образом ее остановил:
— Спокойствие, только спокойствие. Сформулируйте, пожалуйста, суть вопроса одним предложением.
— Фердаммте шайзе, — сказала директор школы. — Есть электрокоса — некому косить, мужчин нет, а за нами закрепили, кроме школьной и прилегающей территории, еще и улицу Рокоссовского вдоль дороги, без захода во дворы. Если не сделаем — будем иметь бледный вид.
— Однако, — сказал я.
Улица Рокоссовского — это было сильно. Тут жил свой Рокоссовский!
Тот факт, что с коммунальным хозяйством в Вышемире — полный швах, я уже заметил. Мерзость запустения, теория разбитых голов… То есть — окон! И разруха в головах — по Преображенскому. И саму возможность привлечения педагогов к общественно-полезному труду совершенно бесплатно я тоже предполагал. Но насколько далеко зашла ситуация — не представлял.
— А…
— А Слимаков — начальник Вышемирского Управления благоустройства от алкогольной интоксикации в больничке скончался, не приходя в сознание.
— Но…
— А до этого — Смоужев утопился, во время крещенских купаний. А осенью — Вусенев расшибся при инспекции строящегося объекта. А когда два года в структуре нет постоянного начальника — пиши пропало! Она будет иметь бледный вид.
— И как…
— Думают — проклял наше благоустройство кто-то и бегут из организации массово, бешиссэн аршлёхе! Работать некому! А что это значит для нас? Значит, будут привлекать педагогов. Педагогам совсем шайз драуф на проклятья, да? Мы привычные.
Как я понял — материлась она на шпракхе самым страшным образом. Довели тетеньку до крайности. И этим следовало воспользоваться.
— Предлагаю бартер, Ингрида Клаусовна, — сказал я и кивнул на краску, валик и все прочее.
— В каком смысле? — насторожилась она.
— Я беру в руки электрокосу и выкашиваю наш участок на Рокоссовского. А вы — мобилизуете техничек на покраску стен, пола и потолка моего кабинета. Никаких отмазок — работаем с утра и до сдачи объекта. По рукам?
— Так! — она слегка выпятила нижнюю челюсть, явно задумавшись. — А в чем подвох?
— В том, что у вас нет мужика, но есть электрокоса. И технички косить не могут, но зато могут покрасить мне кабинет. Ну, и зашпатлевать дырки, — а потом ударил ее же оружием: — Или будем иметь бледный вид.
— Зашпатлевать и я могу, — кивнула своим мыслям она. — Бог с вами — по рукам!
— Ну и хорошо. Только парты со стульями в коридоре не ставьте, когда будете кабинет освобождать, они будут мешать ма-а-аленькой модернизации… Вы ведь сказали, что я могу сделать под себя, верно?
— Парты? Стулья? — тут она сообразила, в чем был подвох!
А вот нехрен пытаться поиметь своих подчинённых. Это неэтично. Теперь пусть или сама таскает, или матерщину уборщиц слушает. Я, конечно, человек добрый и отзывчивый, но до определенной степени. Сесть и запрячь себя не позволю.
— Где у вас можно переодеться? — деловито спросил я. — И покажите мне вашу электрокосу, чтобы я тут, на берегу, примерился, а не на улице Рокоссовского.
— Георгий Серафимович, а у вас кхазадов… Гномов в роду не было? — уважительно поглядела на меня директриса.
— Сие тайна, покрытая мраком, — развел руками я.
Кандидат исторических наук с триммером в руках? А пожалуйста!
На адской жаре я расхаживал по обочине улицы имени Константина Рокоссовского и косил траву. Что касается СИЗ и всего такого — у Гутцайт все было схвачено. Перчатки, маска-сеточка на морду лица, все вот это вот… Воду я с собой тоже взял и шапку из газеты соорудил — кого мне стесняться, в конце концов?
Не так я представлял себе воссоединение с любимой профессией? Ну, почему же — не так? Там, на Земле, в моем белорусском Вышемире, я для начала таскал землю для клумбы, как только пришел на свое первое место работы. А потом полы перестилал в начальной школе, здоровенными листами ДСП. Так что в покосе травы в общем-то не обнаружилось для меня ничего необычного. А вот в гибели директоров местного райжилкомхоза, то есть — Управления благоустройства — странного можно было найти очень много.
— Рыжий! А какого хрена ты под окнами не покосишь? У тебя глаза есть? Видишь, какая ботва? — заорал какой-то плотный мужик с блестящими залысинами, голым торсом своим высунувшись из окна четырехэтажки. — Давай, ять, дуй сюда со своей косой, поохреневали коммунальщики, за год первый раз косца увидел, и тот — недоразвитый какой-то, не видит, где работать надо!
Я медленно выдохнул.
— НРАВИТСЯ ЖИТЬ, КАК ПЛЕБЕЙ? — дракон был тут как тут. — ХВАТИТ УЖЕ ПРИТВОРЯТЬСЯ ОБЫЧНЫМ, ПОРА ЗАНЯТЬ МЕСТО, КОТОРОЕ ТЕБЕ ПОДОБАЕТ!
— … ты меня слышишь, мать твою? Рыжий в идиотской шапке! Коммунальщик! Сюда иди, тут покоси! Ты че там делаешь?
Я не выдержал, выключил триммер и как можно более тупым голосом откликнулся:
— Ко-о-оса! Ко-о-о-сарь! Ко-о-ошу!
И аж самому полегчало. Юмор — иногда единственный друг и помощник. Я тут же вспомнил продолжение про «лес, лесник…» Разулыбался под маской-сеткой, включил триммер и принялся косить дальше. А мужик разорялся дальше, найдя союзников в лице бабок с лавочки у подъезда. Одна из них имела зеленый цвет лица и щеголяла выступающими клыками, другая шириной плеч превосходила и меня, и мужика вместе взятых и являлась обладательницей шикарных бакенбард, а третья могла похвастать шикарной прической афро ярко-розового цвета и броским макияжем в стиле группы «KISS». Не знаю, кто выглядел более фэнтезийно.
— Повыпускали дармоедов!
— Мало того, что дурдомы пооткрывали, так еще и амнистию объявили! Оттого и бардак! Небось и этот — из тюрьмы или психбольницы… Понабирают по объявлению!
— Пантелевна, а гомельцов-то так ня выпущали, мне внук казау!
— Да ты шо, Гришнаковна? Тольки вышемирских?
— Ой, людцы, шо робицца… Да не глядзи на мяне так, Бомбуровна! Шо, кхазады не людзи штоль?
Ну, и потом хором принимались орать на меня, чтобы я шел и косил вокруг их дома. Но я все удалялся от многоэтажек по Рокоссовского и приближался к школе, и игнорировал их вопли. А мужик из окна заорал из последних сил:
— Я земским ярыжкам пожалуюсь! Губернатору напишу! Все расскажу про вашу гнилую контору! Не благоустройство, а сплошное вредительство!
— Пишите-пишите! — откликнулся я. — И в Спортлото обязательно — тоже!
— Совсем идиёт, — поохали старушки. — И как его только из больницы выпустили?
Однако, пока я пёкся на солнце и слушал возмущение земских обывателей, кабинет мне отделали будь здоров. Никогда не видел, чтобы за один день и стены отшпаклевали, и водо… Черт бы ее побрал, краску эту! В общем — и потолок со стенами приличным песочным колером засиял, и пол был закатан как положено. Главное — не в сурик.
— Красота, — признал я.
— Да и вы неплохо поработали, — кивнула Ингрида Клаусовна. — Как настоящий кхазад. А если я вам доплачивать буду — вы на летний период на постоянной основе косить не согласитесь?
— Не соглашусь, — сделал решительный жест ладонью я. — Это была разовая акция. Мне готовиться надо, к занятиям. И кабинет обустраивать.
— Ну и ладно! Кох из запоя вышел, скоро на работе появится. Вот он и будет косить… Стулья и парты ваши мы пока на первый этаж снесли, вы по поводу их ремонта с Элессаровым поговорите, я все равно его из отпуска отзывать буду… Видели нашу эльфийку во дворе, у фонтана? Это он сделал! Большой художник, хоть и трудовик… Цены ему нет!
Кох, Элессаров — все это было интересно, но мне нужно было переодеться и привести себя в порядок. Я осмотрел себя, всего заляпанного кусочками травы и зеленого растительного сока, и, похоже, выражение моего лица было слишком красноречивым, так что директриса сказала:
— У нас есть работающие душевые! — в ее тоне было много гордости.
На самом деле не знаю, как здесь, но в моей реальности душ в школе — большая роскошь. Я и не подумал отказываться!
Вообще все говорило в пользу того, что Ингрида Клаусовна — человек… То есть — гном в школе новый, и именно с ее воцарения тут развернулась бурная деятельность. По обрывкам разговоров техничек я понял, что дирижировала она этим учреждением образования года два или три, и с неумолимостью паровоза приводила тут все в порядок, шаг за шагом.
Первым, что она наладила, был учительский туалет, кстати. Без изысков, но и не похожий на обновление к игре «Сталкер». Скромный кафель, нормальные унитаз и раковина, сушилка для рук и в достатке бумажных полотенец. Это кое-что о ней говорило, об этой мадам Гутцайт. Она могла пояснить за чувство собственного достоинства, вот что. Поверьте мне — оно начинается именно с санузла.
Душевая тоже была такая — нормальная, располагалась недалеко от спортзала. Четыре лейки, перегородки, раздевалка — ничего особенного, но опрятно, не ржаво, не тесно, не воняет, напор воды — хороший. После трудового дня или спортивных соревнований — сказка! А то эти вонючие семиклашки после урока физкультуры — настоящее бедствие! Хоть в ОЗК на урок приходи, честное слово. А так — у них будет хотя бы шанс привести себя в порядок. Не у всех, конечно. Хотя бы у тех, кто задумывается о таких вещах.
После водных процедур почти счастливый, свежий, в брюках, ботинках и рубашке я вышел в коридор и услышал два встревоженных голоса со стороны вахты: мужской, чуть осипший и женский — Ингриды Клаусовны. Прислушавшись, я понял, что речь идет о серьезном происшествии — кто-то из детей пропал!
Быстрыми шагами я преодолел коридор первого этажа, почти пробежав мимо дверей кабинетов начальной школы, и оказался у стойки вахтерши. И возрастной милиционер — с лицом как у актера Кристофа Вальца. На самом деле — почти один в один, только чуть посмуглее! Форма и погоны, кстати, ему явно шли.
— … педагог на опрос несовершеннолетнего. Представитель школы нужен!
— Ну, где я вам его найду, у меня все учителя в отпусках! Завтра трудовика отзываю! — всплеснула руками директриса. — Ну, хоть ты разорвись, честное слово!
Она имела бледный вид, точно. И вдруг — просто просияла, а я попятился.
— Гео-о-о-оргий Серафимович! — провозгласила она, увидев во мне решение своей нерешаемой дилеммы.
— Пепеляев? — глаза милиционера стали круглыми. — Ты? Вернулся? Живой!
И он кинулся ко мне — трясти руку и похлопывать по плечу.
Из глубин подсознания всплыло понимание: это тот самый участковый, который подвозил местного Гошу на работу в Гориводу целый год! И я понял, что попал: отказывать было никак нельзя.
— Очень рад вас видеть, Виталий Михалыч! — как можно более лицемерно улыбнулся я. — Что там случилось?