Как приручить дракона

Глава 20 Коллективное бессознательное

Даша стояла на балконе своей квартиры и курила, когда я вылез из кабриолета, отчаянно пытаясь не втоптаться в местные лужи и не уронить сумку. Беловолосая девушка в зеленом платье махнула рукой, поправила очки — и совершенно не подходящий для раздолбанных дворовых земских проездов спорткар умчал в ночную тьму.

— Привет, Пепеляев, — соседка мигом убрала сигарету. — Ты где был?

— Работал, — сказал я. — Срочное дело в Мозыре. Ну, и задержался там, встретил сослуживца…

— А это что за сервитутка? — было видно, что Даша ревнует, хотя и пытается держаться независимо.

Вон, даже жвачку из кармана достала и положила в рот сразу две пластинки.

— Понятия не имею, — честно ответил я. — Подвезла… Водит как ненормальная. Слушай, как же я сильно задолбался, а?..

— Еще бы! Полночь уже! — откликнулась девушка. — Я спущусь, хочешь? Бабушка уже спит, до шести утра не проснется точно…

Не знаю, что она имела в виду, но почему-то мысль о том, что я сейчас с вот этой вот сумкой один пойду в свою квартиру и что-то буду там туда-сюда бродить, раскладывать вещи и ставить чай, не показалась мне слишком привлекательной. Тем более — за последние дни я привел жилье в порядок, от «бабушкиного ремонта» мало что осталось, появился новый диван и вообще — минимализм иногда смотрится гораздо выгоднее кучи хлама. Мало ли, она захочет подняться ко мне?

— Было бы здорово! — признался я.

Двор был пуст, даже вечные доминошники-орки уже разбрелись по квартирам. Свет не горел почти нигде, разве что окна Шиферов светились голубыми огнями: гномы смотрели телик. Даша выпорхнула из подъезда минут через семь: в длинной, до середины бедра, клетчатой рубашке, без этих своих барашков на голове, но зато — с корзинкой.

— Тут у меня есть вино, и кое-что еще собрала… Может, посидим?

— Хм! — в голове все еще гудело после посиделок в «Орде», но отказывать девушке было бы верхом неприличия. — Почему бы и нет. Пойдем, конечно!

Хорошо, что я позакрашивал надписи на стенах. Было бы жутко неловко… Я пропустил девушку вперед, галантно распахнул дверь подъезда и чуть задержался, давая возможность подняться по лестнице на несколько ступенек. И в полной мере осознал выгоды от такого джентльменства: под рубашкой у Даши были только трусики. Белого цвета. Однако!

Она ведь никогда не гостила у меня до этого, так что сморщенный носик девушки в тот самый момент, как она прошла в коридор, стал самой первой и самой искренней реакцией. Ну да, наверное, после похода в «Бегемот» она ожидала тут ремонт, как «в греческом зале», но увы, увы…

— Проходи, я пока с техникой разберусь, — сказал я, продолжая наблюдать за ее реакцией и открывая замок на сумке. На свет Божий появились сначала нотбук в «чпокательной» упаковке, потом — принтер, проектор…

— Ого! Это что? «Яблочков»? — она с неким священным восторгом смотрела на ноут, а я едва не заржал.

«Яблочков»! Ну, надо же! Снова — параллели! Правда, здешний логотип на крышке ноута был вполне себе обычным, не надкушенным, яблоком, с двумя листочками на хвостике и надписью вокруг «Yabloснkov», да и вообще — российского производства, но аналогии, конечно, прослеживались: судя по дашиным визгам — продукт элитный, статусный, и до земщины почти никогда не доходивший.

— А откуда у тебя все это? — она даже ладошки ко рту прижала.

— Премия, — ухмыльнулся я. — На подработке.

— На подработке? — дашины глаза округлились. — Это — на подработке? То есть, у тебя еще и основная работа есть?

— Есть, устроился недавно, — небрежным тоном произнёс я. — Ну, я в душ, а ты — хозяйничай.

— Угу! — она явно пребывала в состоянии когнитивного диссонанса, в ее хорошенькой головушке громко щелкали какие-то неведомые мужчинам шестеренки, Даша, скорее всего, пыталась встроить меня в привычную ей картину мира — и не могла!

А я ей помогать пока не собирался, девочка она взрослая — пусть справляется. Врать, впрочем, тоже не стану: пусть спрашивает.

Я прихватил в ванную легкие льняные брюки и сорочку с короткими рукавами, подмигнул девушке, которая уже расставляла принесенную с собой снедь на столе, и полез под душ. Знаете, как в американских фильмах главный герой эпично стоит под струями воды и протирает лицо, и такая процедура чудесным образом помогает ему снова почувствовать себя нормально? Нет, у меня ничего такого не было. Потому что я и так чувствовал себя в целом неплохо, разве что алкоголь в «Орде», пожалуй, был лишним. Так что я быстро сполоснулся, почистил зубы, вытерся полотенцем, и только собрался выходить, как в дверь ванной тихонько постучали.

— Открыто, Даш! — сказал я, хотя сорочку надеть пока не успел.

— Да-а-а? — она стояла на пороге, в весьма пикантной позе, и ее рубашка была расстегнута полностью, кроме пары самых последних пуговичек.

Под рубашкой, кроме тех самых белых трусиков, действительно, ничего не было, и я с удовольствием рассматривал открывшуюся мне весьма приятную и манящую картину молодого девичьего тела. Все у нее там оказалось очень симпатично, вот что я скажу. Даша протянула мне один из двух бокалов вина, которые держала в руках. Ее лисьи глазки искрились — она уже все для себя решила.

— А давай — будем считать это свидание пятым? — задала она странный, понятный, наверное, только женщинам вопрос.

— Пятым, десятым, каким угодно, — откликнулся я, положил ладони ей на талию и притянул девушку к себе, и поцеловал.

Даша с видимым удовольствием ответила, ее руки обвили мою шею и… И, конечно, она осталась. Она ведь все для себя решила — целых два раза. Первый — когда спустилась с корзинкой, и второй — здесь, у меня.

Трель будильника заставила меня вскочить рывком.

— Дерьмо, — выдохнул я, мотая головой и пытаясь проснуться. — На совещаловку опоздаю!

— Ну-у-у-у… — Даша пошевелилась на диване, и я засмотрелся на небольшую, но весьма эстетичную грудь, изгибы бедра и талии, которые виднелись из-под простыни. — Ну, еще полчаса? Может, на такси поедешь? Иди сюда, м?

Мне такое предложение, конечно, пришлось по душе. Да и вообще — льстило, если честно. А как по-другому? Я черт знает, сколько не был с женщиной, и, понятное дело — в первый раз — как бы это сказать помягче… Оказался несдержан. С одной стороны, говорят, для девушек это вроде как комплимент, если такое происходит не на постоянной основе. А с другой стороны, фальстарт для мужчины всегда — удар по самолюбию. Но за первым разом быстро последовал второй, а потом (гораздо менее быстро) третий, и вообще, судя по довольной Дашиной мордашке, я проявил себя молодцом, так что мог гордиться собой.

— Клаусовна меня убьет, — сказал я. — Первое совещание с моим участием, нельзя опаздывать. Может, вечером…?

— Может, и вечером! — улыбнулась она, нашла трусики, рубашку и нарочито медленно стала застегивать пуговички…

Я старался не отвлекаться: бегал по квартире, одевался, собирал вещи… Такси вызвал, оргтехнику запаковал в большой саквояж: всяко приличнее, чем сумка «мечта оккупанта»… Даша уже успела умыться, одеться, собрать волосы в хвост, сунула ноги в сандалии и вдруг, взявшись за дверную ручку, спросила:

— А кто такая Клаусовна? — ее бровки были нахмурены, будто девушка старалась что-то вспомнить.

— Директор, — я не видел причин не ответить. — Ингрида Клаусовна Гудцайт.

— Гудцайт? Она что, из школы уволилась? — ее удивление было очень, очень искренним.

— Нет, с чего бы ей увольняться? Говорю же — директор! А что? — эта складка на лбу девушки, выражающая серьезную задумчивость, меня откровенно озадачила.

— Ничего-ничего! — Даша сделала книксен, что выглядело весьма фривольно, учитывая ее наряд, послала мне воздушный поцелуй и — выпорхнула за дверь. — Пока-пока!

Я услышал только, как простучали ее сандалии по ступенькам, а потом — махнул рукой и продолжил свое стремительное броуновское движение по квартире: опаздывать точно было нельзя, да и машина такси уже стояла под окнами.

Конечно, Вышемирское такси было не чета Мозырскому. Никаких автоматически открывающихся багажников: он мало того, что был сломан, так ещё и оказался занят запаской, банками, склянками, канистрой с потеками масла и какой-то странной штуковиной в черном огромном пакете для мусора. Переднее сидение тоже было занято — бутылью питьевой воды на двадцать пять литров. На заднем сидении тоже стояли бутыли — три штуки.

— Забирайте в салон свой рундук! — предложил потный загорелый водитель. — Ниче страшного. Это просто вода, я тут в кулеры развожу попутно…

Конечно — это он решал, есть ли в этом что-то страшное. Я бы послал его к черту, но и вправду — времени оставалось впритык, потому — запихался в машину, запихал себе на колени саквояж с оргтехникой, захлопнул дверь и сказал:

— Поехали!

Наши люди в булочную на такси не ездят? Это да, это — пожалуй. А вот в школу — запросто. Подпрыгивая на ухабах, под аккомпанемент местного зверского шансона в стиле «Когда я снова выпил, догда я сразу сел…» мы промчались по окраинным улицам и закоулкам Вышемира, распугивая сонных котов, роющихся в земле кур и запоздалых алкашей. Успели!

Я ворвался во входную дверь весь в мыле и тут же кинулся к вахтерше:

— Совещание где?

— Шо? Так совещание в десять!

— Какого ж х… То есть — однако! — я медленно выдохнул и пошел выяснять, как так вышло.

А очень обычно вышло. По-школьному. Какой-то супер-дупер важный дядечка из Земского собрания Вышемира обещал явиться к десяти, Гудцайт в узком кругу попросила своих замов — по учебной части, воспитательной работе и по начальной школе — организовать процесс, чтобы в девять все были на месте как штык и мало-мало навели шорох в кабинетах, а то вдруг дядечка решит пройтись посмотреть, как учреждение образования готовится к приемке, замы решили, что лучше перестраховаться, мол — приходите к восьми тридцати, а гиперответственная Надеждина — местная биологичка и сама — бывший завуч — навешала мне, чтобы я без пятнадцати восемь пришел, потому что — совещание.

Я -то подумал, что раз приходить без пятнадцати, то мероприятие — в восемь! Наивный глупец, как будто по такой схеме на моей родной Земле детки в рубашечках под дождем по три часа не стояли, с цветочками и флажочками, ожидая официальную делегацию… Или — на жаре. Или — на холоде. Ненавижу это дерьмо. Однако винить тут некого. Это как у Юнга — коллективное бессознательное, по крайней мере — одно из его проявлений.

Так что я развернулся и пошел к Элессарову — с саквояжем в руках. Этот фанатик, кажется, даже ночевал в мастерской. Это была его автономия, его юридика! Гутцайт Элессарова не трогала — он давал школе множество побед на художественных конкурсах и на олимпиаде по трудам — тоже. А еще — благоустраивал и украшал территорию, занимался ландшафтным дизайном и малыми архитектурными формами, садоводством и цветоводством… В конце концов, наш трудовик ведь происходил из лесных полесских галадрим, и все эти штучки кипели у него в крови. Да и вообще, парень он приятный — техничкам работать под его чутким руководством всегда было за радость. Это вам не перфекционистка Надеждина…

— Саэрос Амрасович! — постучался я. — Это Пепеляев. Можно?

Мастерская находилась чуть на отшибе, примыкая к котельной. Здесь пахло свежеоструганным деревом, краской, лаком и лесом, а точнее — хвоей. Откуда-то из глубины местных катакомб слышалось легкое бренчание струн и мелодичный тенор, который напевал что-то вроде:

— Где ныне всадник, где конь боевой?

Где звонкого рога пенье?..

Потом что-то тренькнуло, грохнуло и зазвучали легкие, приближающиеся шаги.

— Георгий Серафимович? Проходи, проходи! — необычный трудовик в идеально чистом рабочем халате и с убранными в косу длинными волосами махнул мне кибернетической рукой, приветствуя.

Он все-таки расписал мне кабинет, за пару ночей, этот ненормальный. А я потом с ним два дня разгребал кучу металлолома для каких-то его художественно-прикладных надобностей.

— Вот, гляди! Я хочу сделать выставку… Нравится?

На стенах мастерской были развешаны гитары, балалайки, домбры, укулеле и Бог знает, какие еще струнные инструменты самого невероятного вида. Они были расписаны в психоделические узоры, украшены гравированными металлическими вставками, обрели формы странные — порой анималистические или растительные, порой — футуристические и космические… Полный сюрреализм.

— Однако! — сказал я. — Вот зачем тебе был металлолом!

— Не только, не только, — улыбнулся эльф. — Я еще делаю выжигатель мозгов!

— Что-о-о-о?

— Пойдем покажу! — он повел меня дальше.

Там, в каморке, стояло больше кресло, к которому был присобачен стационарный фен: такой металлопластиковый колпак, куда совали голову в парикмахерских, чтобы подсушить волосы еще в девяностые. К одному из подлокотников был приварен пульт, который представлял собой мешанину из тумблеров, рычажков, кнопочек и прочей техногенной заразы. Имелись тут и ремни для пристегивания рук и ног…

— Садись! — Саэрос Амрасович улыбался.

Я сел в кресло, ожидая подвоха. Пристегивать он меня не стал, пощелкал своей железной рукой по тумблерам и тут… Внутренности фена замигали, откуда-то из-под сидения раздалось пиликанье, свист и завывание — как в старых фильмах про космос, подул воздух, и — сидение завибрировало! Чтоб меня, это было массажное кресло, просто замечательное!

— Классно же? — довольный эффектом, проговорил Элессаров.

— Классно!

— Вот! А ты говоришь — металлолом… Буду детей пугать, — засмеялся трудовик. — Кто будет плохо себя вести — попадут в выжигатель мозгов! Так что там, Серафимович, что за дело у тебя?

— У меня? У меня — проектор, нужен экран для него!

Я открыл саквояж и продемонстрировал оргтехнику.

— Богато живешь! — цыкнул зубом эльф.

— Куда мне до твоего выжигателя! — парировал я.

— Так… А давай мы тебе просто квадрат за одним из крыльев доски выбелим и…

Он был самым безбожным образом прерван.

— Внимание, внимание! — сказала система внутреннего оповещения из угла. — Говорит заместитель директора по учебной работе. Всем немедленно прибыть на свои рабочие места, администрация проверит степень готовности кабинетов к приемке…

— О, Эру! — вздохнул Элессаров. — Дурные бабы… Какая готовность, до приемки еще дней двадцать! Да и у нас с тобой все готово… Почти. Пойдем, я дам тебе реечек и простыню. Сделаешь экран, поставишь за шкаф. Пусть будет, на всякий случай. А потом — определимся с белым квадратом… Идея-то стоящая! И вот что — займи мне место на галерке, ладно? За какой-нибудь широкой спиной. Эти совещания — скука смертная!

Пока поднимался на третий этаж — глядел на суету вокруг. Отозванные из отпуска или просто прибежавшие пораньше учителя носились, как наскипидаренные, пытаясь навести лоск даже там, где сделать это было решительно невозможно. Двадцать дней до приемки! Чего можно вообще ожидать? Но это были задерганные педагоги, и они суетились.

Мне суетиться было нечего, так что я поставил на свой стол ноут и принтер, протянул удлинитель, и уже стал примеряться к проектору, как вдруг в дверь заглянула Ингрида Клаусовна.

— Георгий Серафимович? Доброе утро. Помогите из три-шестнадцать стулья к вам доставить, совещание будем здесь проводить, на данный момент у вас — самый приличный кабинет…

— А… — вот такой подставы я точно не ожидал.

— Это не обсуждается. Куда еще я посажу пятьдесят человек? Заодно с коллективом познакомитесь.

Актового зала у нас не было, а холл, который использовался под массовые мероприятия, пребывал в полураздолбанном состоянии.

— Вас понял, — кивнул я. — Будет сделано.

Захлопнул крышку ноутбука, скрутил удлинитель и убрал всю технику обратно в шкаф — от греха подальше. И шкаф запер на ключ. А потом горестно оглядел ровные, девственно чистые ряды парт и сверкающий свежей краской пол. Все, прощай идиллия. Аллес капут. Педагоги — они ведь как дети, особенно — если их собрать в кучу, посадить в замкнутом помещении и заставить слушать какую-нибудь неинтересную дичь.

А прибытие шишки из Земского собрания именно это и предвещало.

Надо было хоть чипсов каких купить, что ли, чтоб досуг скоротать… А потом я вспомнил про Элессарова и подумал, что, по крайней мере, компания у меня будет хорошая. И занял последнюю парту — около окна. Я там 11 лет в школе просидел и занимал ее на каждом из педсоветов в своей прошлой жизни. Зачем изменять традиции, верно?

— Внимание, коллеги, совещание состоится в кабинете три-двадцать, просьба всем педагогам с третьего этажа приходить со своими стульчиками! — произнес голос завучихи.

Значит — черта с два я пойду таскать мебель из три-шестнадцать… И то — хлеб!

— Здра-а-авствуйте! — в дверь сунулась первое женское личико. — А это у вас тут…

— У нас, проходите… — в следующие пятнадцать минут я произнес эту фразу ровно сорок два раза.