Как я влиял на Севку

Глава двенадцатая

Утром я побежал к Феде. Было ещё очень рано. Я долго колотил руками и ногами обитую войлоком дверь, прежде чем мне открыли.

— Извините, пожалуйста, мне нужен Федя, по важному делу, — одним духом выпалил я Фединому отцу.

— Заходи, — сказал он. — Сейчас позову.

Через минуту или две выскочил Федя. Заспанный, в трусиках и майке.

— Ты чего?!

— Срочно нужно собраться! — сказал я.

— Случилось что-нибудь?

— Да, — сказал я.

— А чего?

— Потом расскажу. Можешь потерпеть?

Феде очень хотелось узнать, что за срочное дело, из-за которого я поднял его в такую рань, но он мужественно согласился.

— Могу. Могу потерпеть. Подожди здесь. Сейчас оденусь.

Когда мы с Федей спустились во двор, я сказал:

— Теперь за Эдиком.

— Сперва к Севке, — сказал Федя. — К нему ближе. А потом к Эдику.

— К Севке не надо, — сказал я.

— Как — не надо? — спросил Федя.

— Очень просто. Не надо и всё.

Федя вытаращил глаза:

— А почему?

— Потом объясню, — сказал я. — Ты же обещал потерпеть.

— Ладно… — не очень охотно согласился Федя.

Мы побежали к Эдику. От него к Серёжке Блохину. От Серёжки — к Борису. Его мать нас здорово отругала, но Бориса мы всё-таки вытащили.

Я повёл ребят за сараи на брёвна, где раньше Лёша всегда собирал команду. Их прямо-таки распирало от любопытства. Но я молча шёл впереди и они молча топали следом за мной.

— Рассаживайтесь! — сказал я, когда мы добрались до места.

Ребята послушно принялись карабкаться на брёвна. А я, засунув руки в карманы пальто, расхаживал по тропинке, проложенной вдоль сараев.

— Ну, — сказал Федя, — выкладывай!

Я остановился, поглубже вдохнул в себя воздух и спросил:

— Как, по-вашему, что надо делать, если тонет человек?

— Глупый вопрос, — сказал Федя. — Вытаскивать! Чего ж ещё?

— Правильно, — сказал я.

— А что, — спросил Серёжка, — кто-нибудь утонул?

— Ещё нет, — сказал я. — Но может!

— А-а… — запнулся Серёжка, — кто? Кто может?

— Севка, — сказал я. — Наш капитан.

Ребята, как горох, посыпались с брёвен.

Федя схватил меня за грудки.

— Чего ж ты голову морочишь?! Бежать надо. А то, пока мы тут сидим, он…

— Нет, — сказал я, пытаясь отцепить Федины руки. — Ничего за это время с ним не сделается. Он уже давно тонет. Не первый день.

Федины руки сами собой разжались.

— Как это не первый день? Я ж его вчера видел. Ты, часом, не того? — Федя постучал себя по лбу.

— Дело в том, — объяснил я, — что Севка тонет не в прямом, а в переносном смысле. И, между прочим, неизвестно, что хуже…

— Как это: тонет в переносном смысле? — спросил Серёжка.

— Очень просто, — сказал я.

И всё рассказал про Севку. Про то, как он чуть не загубил дерево дружбы. Как подло вёл себя на отрядном сборе.

Я говорил, как пламенный трибун. А когда кончил, понял, что речь моя не достигла цели.

Ребята смотрели кто куда, только не на меня.

— Ну, — спросил я.

— Не люблю я ввязываться в такие дела. Не нравится мне это — во! — Федя провёл ребром ладони по горлу.

— А когда из-за Севки с нами играть отказываются, это тебе нравится? — спросил я. — Тут не в одних отметках дело. Тут человек погибает!

— Ну, уж и погибает? — усомнился Федя.

— А ты как думаешь? Если он с таких лет жульничать начнёт, знаешь, что его впереди ожидает? Тюрьма!

Эдик свистнул:

— Это ты загнул!

Но я уже чувствовал, что попал в точку.

Я нарисовал картину страшного Севкиного будущего, если мы, его товарищи, срочно не вмешаемся в его непутёвую жизнь.

— Ладно, — сказал Федя, — а что ты предлагаешь?

Я перевёл дух. Раз сказал «а», надо говорить и «б».

— Разжаловать из капитанов и отстранить от игр.

Ребята даже попятились. И я быстро-быстро, совсем как Томка Новожилова, заговорил:

— Временно, конечно. До тех пор пока он не подтянется немного. А главное, мы ему все поможем. Борис — по немецкому языку. Эдик — по арифметике. Серёжка — по рисованию, у него это здорово получается…

Я не знал, что сказать про Федю. Он был хорошим парнем. Но сам еле полз на тройках. И вдруг меня осенило:

— А ты, Федь, по труду.

Федя хмыкнул.

— Ничего, между прочим, смешного, — напустился я на него. — Севка в руках молотка держать не умеет, струбцинку с ножовкой путает. У него отца нет. По дому работы пропасть. А он ничего не делает. Мать гвозди заколачивает и табуретки ремонтирует. Разве дело?

— Ладно, — сказал Федя. — Только ты сам разговаривай.

— Пожалуйста, — согласился я. — А вы меня поддержите. Идёт?

Я протянул Феде руку. Федя дал мне свою. Сверху положил руку Эдик. За ним — Серёжка. За Серёжкой — Борис.

Всё получилось не так, как мы думали.

Я заготовил речь, которая, наверно, проняла бы автомат для продажи газированной воды, а не только человека, хотя бы и такого, каким был Севка.

Но произнести мне её не пришлось.

Мы сидели на скамейке возле нашей площадки и ждали Севку. Настроение у всех было неважное. И мы почти не разговаривали, а так, перебрасывались пустяковыми словами.

— Приветик! — издалека замахал Севка клюшкой. Приковылял по заснеженной дорожке и тут только заметил, что мы без коньков и клюшек.

— Чего это вы расселись, как именинники?

— Поговорить надо! — поднялся я.

Севка впился в меня колючими глазами и сквозь зубы процедил:

— Слушай ты, ябеда несчастная, Иуда-предатель…

У меня сами собой сжались кулаки и я двинулся на Севку:

— Я Иуда-предатель и ябеда?!

Ребята не успели оглянуться, как мы с Севкой катились по снегу и лупили друг друга по чему придётся.

Нас с трудом растащили.

Мы стояли друг против друга, готовые в любую минуту сцепиться, и тяжело со свистом дышали.

— Как с человеком хотел поговорить… — сказал я.

— Нет, — сказал Севка, — с тобой я говорить не буду!

— А со мной будешь? — спросил Федя.

— С тобой, — Севка принялся рукавицей стряхивать снег, — с тобой буду…

— В общем, — запинаясь, начал Федя, — мы тут… это самое… решили тебе помочь…

— Это в каком смысле? — спросил Севка.

— Ну… это самое… Федя спотыкался на каждом слове. — Насчёт отметок… И вообще…

Севка выпрямился и обнял Федю за плечи:

— Слышь, Федя! Ну, этот, — Севка сплюнул мне под ноги, — понятно, маменькин сыночек, отличник, подлиза и всё такое прочее. Он из-за отметки удавиться готов. Мы ведь с тобой не такие, а?

Я стиснул зубы.

«Федю на свою сторону хочет перетянуть!»

Федя снял со своих плеч Севкину руку и примирительно сказал:

— Насчёт Кости ты зря. Он парень хороший. А вот про тебя знаешь, что говорят? Я тут с одними ребятами насчёт хоккейной встречи начал договариваться. А они смеются: «Нет уж, спасибо, у вас капитан жулик! С ним же играть невозможно». Думаешь, приятно слушать?

Севка сосредоточенно ковырял носком конька снег.

— Самая пора поддержать Федю! — думал я. — Но ведь если я открою рот, Севка опять взбеленится!

— А меня, — сказал Эдик, — мать целыми днями пилит: «Опять с этим лоботрясом Севкой бегаешь? Неужели других приятелей нельзя найти?!» Тоже, между прочим, не очень большое удовольствие слушать!

— Ты же капитан, — сказал Федя. — Понял? — Ка-пи-тан! Лицо команды. А ты…

Мне казалось ещё совсем немножко, Севка улыбнётся и скажет: «Сдаюсь, ребята, ваша взяла!» — или что-нибудь в этом роде. И всем сразу сделается хорошо и весело.

Но Севка хмуро оглядел нас и сказал:

— Сильно грамотными стали! Поиграйте без меня! Посмотрим, что получится. А потом, когда за мной прибежите, кое-кому, — Севка стрельнул глазами в мою сторону, — придётся поискать другую команду. Ясно? А пока — приветик!

Севка, помахивая клюшкой, заковылял к дому.

— Пошли за сараи, — предложил Федя. — Надо потолковать. И временного капитана выбрать.

— Чего проще, — сказал Серёжка, когда мы расселись на брёвнах. — Наломаем спичек, как тогда с лопатами…

— Сравнил тоже. Капитана с лопатами!

— Ну, тогда тебя.

Федя покачал головой:

— Не выйдет. Я с отметками от Севки не больно далеко ушёл.

Серёжка выкатил глаза и даже спрыгнул с брёвен:

— Да ты что к этим отметкам привязался?! Велика важность!

— Велика! — сказал Федя. — Больше, чем ты думаешь. Я сегодня утром ездил на стадион. Хотел, чтобы приняли в настоящую команду. С тренером. А там первым делом, знаешь, что спросили? Дневник. Понял? Я предлагаю в капитаны Костю.

— Ну, уж нет, — я тоже спрыгнул с брёвен. — Мне капитаном никак нельзя. Мне Севку надо вытягивать, а если он узнает, что я капитаном стал, знаешь, что с ним сделается?

— Ничего особенного, — сказал Федя. — Может, только чуток поумнеет. А то подумаешь — незаменимый игрок нашёлся! А ты — парень с головой, раз. Дисциплинированный, два. На поле орать не будешь, три…

Федя ещё долго перечислял всякие мои достоинства. Федино предложение было для меня, как снег на голову. Я никогда не думал, что меня могут выбрать капитаном. Хотя бы временным. Но я бы попробовал. Меня смущал Севка…

Эдик поскрёб затылок:

— По-моему, Федя прав. Как считаешь, Борис?

— А я что?! — буркнул Борис. — Я — «за»!

— Тогда и я — «за»! — Серёжка протянул мне руку. — Держи пять.

Я спрятал руки за спину.

— Погодите, ребята…

— Чего ты мудришь? — засмеялся Федя. — Вот увидишь, ещё лучше получится!

— Факт! — подтвердил Эдик.

— Ладно, — сказал я. — Была не была! Только чтоб слушаться. Я орать, как Севка, не умею.

— И очень хорошо, — сказал Федя. — А насчёт дисциплинки, будь спокоен: приказ командира закон!

Мы ещё потолковали насчёт хоккея. Я предложил шестым игроком пригласить моего соседа по парте Вовку Краснопёрова, хоть он и не из нашего двора.

— Лады, — сказал Федя. — Договорились.