Как я влиял на Севку

Глава пятнадцатая

Утром я выскочил на улицу и зажмурился.

Ночью во дворе побывал волшебник. Он одел землю в новенькую белую шубу. Покрыл толстым пушистым одеялом дома и сараи. На столбы нахлобучил белые шапки. Разукрасил снегом деревья, провода и даже телевизионные антенны. А чтобы люди, проснувшись, могли как следует налюбоваться его работой, разогнал облака, закрывавшие солнце. И теперь всё светилось и сверкало так, словно с неба упала радуга и разбилась на мелкие-мелкие осколочки, усыпав всё вокруг холодными разноцветными искрами.

Мне было жалко — трогать такую красоту. Но наступила моя очередь дежурить по катку и я побежал к дворничихе тёте Насте за большой лопатой.

Я разгребал снег и распевал не очень громко папину любимую песню:

Особенно мне нравился припев:

Из снега, который мы сгребали со льда, вокруг катка получилась высоченная насыпь. И как мы ни старались кидать снег подальше, насыпь потихоньку надвигалась на хоккейную площадку. Я подумал: хорошо бы эту насыпь потеснить. И принялся за дело. Лопата работала, как ковш экскаватора. Только снежная пыль летела. Иногда на лопату попадались посторонние предметы, то обломок клюшки, то сломанный детский совочек. Вдруг в снегу мелькнуло что-то чёрное. Я нагнулся и увидел галошу. Я её сразу узнал. Это была Севкина галоша. Севка потерял её, когда мы ещё только строили каток. Сколько мы тогда ни искали, так и не нашли. Севке была здоровая трёпка от матери. Теперь я держал в руках эту самую галошу.

«Вот случай установить с Севкой контакт, — подумал я. — Лучше не придумаешь».

Мне не очень-то хотелось видеть Севку. А если сказать по правде, не хотелось совсем. Но я понимал: когда-то надо делать первый шаг. Тот, который, как любят говорить взрослые, — самый трудный.

В Севкиной квартире, должно быть, жили весело.

На двери пять почтовых ящиков и штук десять кнопок с электрическим звонком. Под каждой кнопкой — бумажка с надписью, к кому сколько раз звонить. Я нашёл бумажку с Севкиной фамилией и нажал кнопку.

Дверь открыл сам Севка.

Я боялся, что, увидев меня, Севка попросту захлопнет дверь и тогда — пиши пропало. Но я зря беспокоился. Севка и не думал закрывать дверь. Мне показалось, он даже обрадовался моему приходу.

— Здравствуй! — сказал я.

— Привет! — ответил Севка.

Мы стояли друг против друга и не знали, что делать дальше. Потом я вспомнил.

— Вот! — и протянул галошу. — Разгребал снег, смотрю, что-то чёрное выглядывает.

— Моя! — засмеялся Севка. — Факт! Только мне мамка другие купила.

— Будет две пары, — сказал я.

— Не будет, — сказал Севка. — Вторую галошу я выкинул. Зачем, думаю, она, если первая потерялась?!

— А куда выкинул?

— Во двор.

— Тогда не беда. Стает снег и найдётся та галоша. Так что — держи!

Севка взял галошу.

— Долго будете в дверях торчать?! — закричал сердитый женский голос откуда-то из коридора. — Или сюда идите, или туда. Не лето на дворе!

Я попросил:

— У тебя напиться можно?

— Заходи, — сказал Севка. — Вот наша дверь. Первая направо. Только вытри ноги. Натопчешь, мне влетит.

Я старательно вытер ноги об половичок и толкнул дверь.

Комната у Севки с матерью была небольшая. И никаких сервантов и торшеров, как у нас. Посередине стол, накрытый старенькой скатертью. Большая никелированная кровать с облупленными шишками. Клеёнчатый продавленный диван. Шкаф с зеркалом. Где только можно, салфетки и салфеточки. И везде очень чисто.

— Пей! — Севка принёс стакан воды.

Я пил долго, маленькими глотками. А когда выпил, отдал Севке стакан.

— Спасибо.

— Может, ещё хочешь? — спросил Севка.

— Нет, — сказал я. — Больше не хочется.

И мы опять стояли друг против друга и опять не знали, что делать.

Тогда я сказал:

— А с нами теперь будет заниматься тренер.

У Севки загорелись глаза:

— Настоящий?

— Ага!

И я рассказал про инженера с седыми висками, которого я сначала принял за тренера. Про самого тренера и про то, что сегодня мы должны к нему идти всей командой.

Я рассказывал и думал: пригласить Севку или нет? Мне, понятно, очень хотелось пригласить его. Но я боялся — только заведу разговор, как пойдёт старая картина: Севка надуется, начнёт фыркать и опять всё полетит кувырком.

И всё-таки я решил попробовать.

— Так что в половине одиннадцатого приходи. Вместе поедем. Возьми майку, трусы и тапочки.

Севка долго молчал, сопел, рассматривал пол у себя под ногами и потом тихо выговорил:

— Ладно. Приду.

— И не забудь дневник захватить.

Севкины глаза сразу сделались колючими и злыми.

— Это ещё зачем?

— Юрий Иванович, тренер, велел! — поспешно объяснил я. — Не веришь? Честное пионерское!

Севка опустил голову.

— Если дневники потребовались, мне там делать нечего…

— Что ты?! — быстро сказал я. — Ничего подобного. Подтянуться, конечно, придётся. Так ведь сейчас каникулы. Времени — хоть отбавляй. У Феди с Серёжкой тоже отметки не очень-то…

— А ты мои видел? Нет? То-то! А насчёт подтянуться… — Севка опять уставился себе под ноги. — Не выйдет насчёт подтянуться…

— Почему, чудак-человек?! — закричал я.

— Отстал сильно…

— Слушай, — я старался говорить бодро и уверенно, — неужели никогда не видел? Бегут спортсмены на большую дистанцию. На пять тысяч метров. Или на десять. Всё впереди. А один сзади. На него никто уж и внимания не обращает. А он поднажал у финиша и, глядишь, первым пришёл. Ну, не первым, так вторым или третьим.

— Неудачный пример, — сказал Севка. — Тот нарочно у него тактика такая, силы бережёт. А я похож на другого бегуна. Все вышли на последнюю прямую перед финишем. А он на середине дистанции. Вот тут попробуй, догони!

— Преувеличиваешь! — сказал я. — Честное слово, преувеличиваешь! Я тебя за две недели по всем предметам вытащу. А с тренером всегда можно договориться. Он поймёт.

— Нет, — упрямо помотал головой. Севка. — Не пойду.

— Хочешь, — сказал я, — устрою, тебе экзамен. И сам увидишь, что не так-то здорово ты отстал. Ну, хочешь?

Севка молчал.

— Скажи мне, например… — засунув руки в карманы, я принялся вышагивать по комнате. — Можно, между прочим, снять пальто? Жарко очень!

— Снимай, — сказал Севка.

Я разделся и повесил пальто и шапку на вешалку рядом с дверью.

— Так вот, расскажи, например, про воздух и его состав.

Я старался задать вопрос полегче, на который бы Севка мог ответить.

Севка покрутил головой, точно хотел разглядеть, чего в этом самом воздухе содержится, и пожал плечами:

— А я почём знаю?

— Знаешь! — сказал я. — Просто ты забыл. Ну, вспомни, какой составной частью воздуха мы дышим?

Севка молчал.

— Ну, ещё тяжёлым больным в подушках дают…

— Этот самый… как его… кислород? — не очень уверенно сказал Севка.

— Конечно! — обрадовался я. — А ты ещё говорил, не знаешь! Ну, а ещё?

Но дальше дело не пошло. Про азот и углекислый газ Севка словно и не слышал. А мы это совсем недавно проходили по ботанике.

Я погонял Севку по другим предметам. И у меня волосы встали дыбом. Я бы никогда не подумал, что человек может так отстать от всего класса.

— Ну, — сказал Севка, — убедился?

Теперь пришла моя очередь рассматривать пол под ногами.

Можно было, конечно, успокоить Севку. Сказать, ничего мол, особенного, плёвое дело, догнать класс.

Но я не хотел больше врать. Не хотел делать никаких обходных манёвров. Я ими был сыт по горло.

— В общем, отстал ты здорово, — сказал я. — Но догнать, конечно, можно. В каникулы, если часа по два каждый день заниматься, уже здорово подтянешься. Хочешь, вдвоём будем, хочешь, Борис и Эдик помогут.

— Лучше уж, — пробормотал Севка, — вдвоём…

Это была победа. Но по радио не пели фанфары и не гремели парадные марши. И даже я сам не пустился в пляс, и не завопил от радости. Я понимал: мне придётся ещё не раз хлебнуть лиха…

Я глянул на часы и охнул: половина одиннадцатого!

— Опоздаем, надо бежать!

— Погоди, а ребята знают, что… — Севка замялся, — что я… что я тоже с вами еду?

— Нет, — сказал я и весело добавил: — Не знают, так узнают!

— Только пойдём вместе, — попросил Севка. — Ладно?

Я согласился.

Севка быстро собрался и мы спустились во двор. Все были уже в сборе.

Увидев рядом со мной Севку, ребята сперва пораскрыли рты, а на Серёжкином лице появилась ехидная улыбка. Я погрозил ему из-за Севкиной спины кулаком. И всё сошло гладко.

Я — одна нога здесь, другая там — сбегал домой и, вернувшись, скомандовал:

— Пошли!

— Минутку! — остановил нас Федя. — Надо сразу покончить с одним делом.

Федя подошёл к Севке и сказал:

— Ты не обижайся… Только, сам понимаешь…

Севка ничего не понял. И я тоже. И остальные.

— Значок, — сказал Федя. — Капитанский значок отдай Косте.

Севка побелел. «Сейчас все мои старания пойдут прахом», — подумал я и закричал:

— Не надо!!!

— Надо, — сказал Федя. — И он сам знает, не глупый же?

Севка закусил губу и начал краснеть. Он краснел всё сильнее и сильнее и я начал беспокоиться, что его сейчас хватит кондрашка. Но понемногу Севкино лицо стало светлеть и сделалось наконец нормального цвета.

— Ладно, — сказал Севка и полез рукой за пазуху.

Отстегнул там значок и протянул мне.

— Бери! — сказал Федя.

Значок был гладкий и тёплый. Я хотел побыстрее сунуть его в карман.

— Нацепляй! — сказал Федя.

Я приколол значок. На груди моей засветились серебряные коньки и клюшка.

— Теперь пошли? — спросил я.

— Теперь пошли! — сказал Федя.

Мы двинулись к троллейбусной остановке.

Серёжка всё-таки не вытерпел. И громко, так, чтобы слышал Севка, сказал:

— Как услышал про тренера, сразу прибежал!

Федя легонько стукнул Серёжку по затылку. А я подумал: ничегошеньки-то Серёжка не понял. Разве из-за тренера вернулся к нам Севка.

— Славный денёк! — сказал я.

— Ага! — ответил Севка.

Он шагал рядом со мной и лицо у него было такое, как у человека, который принял очень важное и очень трудное решение.