Как звери

7

Это неправда. Те, кто вам говорит, будто никто к ним не ходит, ошибаются. Они не дикари. Все так думают, но это неправда. Я долгие годы выслушивал эти бредни, потому что так уж заведено между нами, но больше не могу молчать. Теперь, когда все это произошло, я должен высказаться. Мариэтта и ее сын не дикари, а очень хорошие люди. Я это знаю, потому что часто к ним захаживаю, мы ведем дела вот уже долгое время.

Почему меня никто там не видел? Потому что я не добираюсь туда снизу, через хутор Жусс, а иду по хребту, сверху. Вы видели, где они живут? Хорошо. Их амбар находится на высоте тысячи ста метров. Наверху очень крутые склоны, лес, скалы. Чем выше поднимаешься, тем меньше деревьев и больше камней. А потом оказываешься на хребте, примерно на высоте тысячи шестисот метров. А если вы взглянете на ту сторону склона, с обратной стороны, — удивитесь: он совсем не крутой. Там летние луга, пастбища. Чуть ниже виднеется долина, где я живу. В том году, когда я с ними познакомился, у меня наверху паслись коровы. Я регулярно поднимался из дома понаблюдать за стадом, проверить, все ли хорошо. Так все и началось: с моих коров и с него, еще совсем ребенка.

Да, да, я знаю, что о нем говорят, будто он боится людей. Да, я все это слышал. Но у меня были коровы. С их помощью я смог подобраться к нему поближе. В первый раз, когда я его увидел, он был прямо посередине. Окружен стадом. Я заметил его в бинокль. Он не мог меня разглядеть невооруженным глазом. Тут надо пояснить. Я делал как обычно: прежде чем подняться на пастбище, я сначала выслеживаю стадо в бинокль, издалека. Так-то я этого парня и приметил посреди моего скота. Я подумал: «Что это за дурак спутался с моими коровами?» И попытался понять, чем он занимается. Он увязался за одной — и не за какой-то, а за Бурушкой, у которой был поврежден таз. Эта корова где-то поранилась несколькими днями ранее, я места себе не находил. У нее весь зад перекосило. Скорее всего, упала в яму и с трудом выбралась из западни. До этого я смотрел, как она, грустная, хромала, низко опустив голову, словно дела совсем плохи. Подобные случаи на горном пастбище безвыходные: нельзя отвезти животное в вагоне, нельзя спустить бедняжку к ветеринару — все слишком сложно. Я раздобыл лекарства, чтобы немного облегчить ее участь, хотел понаблюдать за ее состоянием. А тут вдруг какой-то парень рядом именно с этой коровой. Издалека мне казалось, что он взрослый, и только потом я узнал, что в то время ему еще и двенадцати не исполнилось. Я наблюдал за ним в бинокль. Парень положил руку на лоб корове, между рогами. Я спросил себя: «Что это идиот задумал?» Они так стояли какое-то время, просто, спокойно, вдвоем. Потом он обошел ее сзади. А Бурушка была с непростым характером, поверьте. Я с трудом к ней подобрался, когда хотел осмотреть больной таз. Она не позволила себя трогать, а ведь меня знала: именно я помог ей появиться на свет. А этот просто рассматривал ее зад, а Бурушка стояла столбом. Затем он спокойно положил ладони на оба бока, словно гладил кота, дрыхнущего на диване. А корова не реагировала. Казалось, будто он ее покачивает, а она все позволяла. У меня даже глаза заболели от долгого наблюдения издалека. Но я не смел подойти. К тому же у меня собака, я не хотел спугнуть. Я так и не понял, кто кого баюкал: он корову или корова его. Словно мерещилось. А потом он вдруг отошел от нее, будто закончил начатое, и я подумал, что он вовсе уйдет. Но нет: он лег на землю и, думаю, уснул. Моя Бурушка отправилась щипать траву с остальными, как самая обыкновенная корова. Я все глаза проглядел, пытаясь высмотреть, как она двигает тазом, как ходит. И знаете что? Не поверите, но моя корова больше не хромала. Совсем. Совсем-совсем-совсем.

Нет, в тот раз я к нему не подошел. Этот парень меня пугал. Не забывайте, я все еще не знал, что он лишь ребенок. Но на следующий день я поднялся на пастбище в надежде, что он вернется. Как и накануне, я держался в стороне. Выжидал. Моя Бурушка выздоровела. Она, конечно, похудела, но от недуга не осталось и следа. А потом он появился. Кстати, довольно неожиданно: я сам не заметил, а он уже был на месте. Сначала подошел к корове, постоял, посмотрел на нее. Вдруг показалось, будто Бурушка его больше не интересует, и он направился к остальным. Самое удивительное было в том, что он подходил только к больным коровам. Какое-то время он водил руками по вымени Горечавки. Как он только догадался, что у нее было воспаление желез несколько месяцев назад? Я хотел познакомиться с парнем, понять его. Также я хотел поблагодарить за выздоровление Бурушки: ее таз теперь был как новый. Но, сам не знаю почему, я чувствовал, что нельзя просто вот так с ним заговорить. Я подождал, пока он уйдет, и решил последовать за ним. Только вот он пошел не той дорогой, которой я предполагал: вместо того чтобы идти по тропинке, ведущей вниз, он взобрался прямо на хребет и перелез на ту сторону к отвесному склону. Тут я уже понял, кто он такой, потому что первый дом в той местности — их. Этим парнем мог быть только тот мальчик, о котором говорили, будто он выше и сильнее любого взрослого, слаб на голову и живет в бывшем амбаре, принадлежавшем Дюпюи. Я пообещал себе наведаться в гости к матери и сыну. Но прошло несколько дней, прежде чем я осмелился. Затем я собрал всю волю в кулак: нужно было их поблагодарить. И пошел тем же путем, что и он, через хребет. Поверьте, довольно непросто отыскать дорогу в скалах. Но я привык к изнурительным прогулкам, а эту гору вообще знаю с детства, поэтому и отправился. Не доходя до их дома, я принялся свистеть, чтобы предупредить, не напугать и не свалиться как снег на голову. Она увидела меня издалека, я почувствовал, что она насторожилась, — не привыкла к гостям. Он, наверное, спрятался. Я был вежлив, извинился за неожиданный визит. Рассказал ей про корову, про то, что сделал ее сын, про спасение Бурушки. Также я говорил, что у ребенка дар. Золотые руки. Что надо это как-то использовать. Думаю, она поняла, что я был искренен, пришел не для пустой лести и интересовался парнем, а не ею. Наверное, не каждый день она слышит что-то хорошее о своем сыне. Вот так все между нами и завязалось. В первое лето мы завели привычку встречаться на пастбище: каждый поднимался со своей стороны. Парень всегда являлся с матерью, но я по-прежнему к нему не подходил близко. Она рассказала о его страхе перед людьми. Говорила, нужно время, чтобы он ко мне привык. Поэтому я просто позволял ему заниматься коровами. Никогда я еще не видел свое стадо в таком состоянии. Всегда найдется одна-другая, с которой что-то не так. Жизнь скотоводов полна хлопот. Но рядом с ним они были в великолепной форме. Все болячки, даже самые незначительные, которые я подозревал и не мог вылечить, — все прошло. У коров заблестела шерсть, оживились глаза. Собака тоже обожала этого парня. Я никогда не думал, что мой пес может быть таким игривым. Я его видел только серьезным, сосредоточенным на работе. Думал, ему не понравится, что в стаде вдруг завелся чужак. Но я ошибался — тогда еще ничего не понимал. Дар этого парня срабатывал не только с коровами. Собака прыгала от радости, едва его завидев. Они катались по земле, дурачились, играли в догонялки, вылизывали друг друга. Между делом парень массировал лапу, на которую она немного хромала. Когда-то, когда пес еще был щенком, я случайно наехал на нее трактором. Я уже почти забыл о том случае, но парень тут же заметил, что лапа не в порядке.

Скажем так: мы с Мариэттой заключили сделку. Довели договор до ума в первый год и с тех пор придерживались условий. Это длится вот уже двадцать лет. Время от времени я привожу к ним животных. Мы начали с коз, которых много в этих краях: им легко пастись среди кустарников, леса и скал. А потом я стал иногда приходить с овцами, когда только-только появляется свежая травка, в мае — начале июня. Также я оставляю им телят, чтобы росли: они возвращаются совсем спокойные, после того как он о них позаботился. Взамен Мариэтта с парнем получают молоко, мясо, я помогаю им с работой по дому. Но главный пункт договора состоит в том, что, если у меня вдруг появляется больное животное, он его лечит. В краях поговаривают, будто у меня дар. Курам на смех: я совсем, ну прямо совсем не ветеринар, а вот он… Но Мариэтта запретила об этом болтать с самого начала. Еще одно условие: позволять людям думать, будто я всех лечу. Они приводят больных ко мне, оставляют на несколько дней и возвращаются за животными, только когда я дам знать. Я им говорю, что ничего не получится, если хозяин будет путаться под ногами. Поверьте, скотоводы только рады, что кто-то может помочь, когда ветеринар бессилен. Затем мы с Мариэттой делим деньги. Да, знаю, все это не очень законно, но я пришел рассказать все, ничего не скрывая, — вот и говорю.

Да, он добирается до моего дома. Через хребет. Свистит, чтобы предупредить о визите. Говорить он не умеет, а вот свистеть — да. Я тоже придумал особый свист, чтобы ему сообщить: я один, можешь приходить. Из осторожности мы завели эти ритуалы. А так я разговариваю с ним как обычно. Не знаю, с чего люди решили, будто он идиот. Это неправда. Он все понимает, как я и вы. Короче, он приходит ко мне и лечит. Любое животное. Он снимает боль и успокаивает. Иногда я просто наблюдаю за его движениями. На это довольно интересно посмотреть. Животные тут же проникаются к нему доверием. И даже больше: словно он сам корова среди коров. Нет, неточно выразился. Словно он бог коров, понимаете? Короче, это сложно объяснить. Но животные готовы на что угодно ради него — в этом я уверен. Если бы они могли говорить, сказали бы вам то же самое: можно наплести любую чепуху, мы никогда не поверим, что этот парень способен причинить зло.

Нет, я нет. Я никогда не называл его Медведем. Я всегда говорил: «Великий Молчун». Даже когда он был маленьким. Потому что уже тогда он выглядел огромным. Только собственная мать звала его малышом. А для меня он всегда был Великим Молчуном.

Да, я живу один. Всегда жил один. В таком же заброшенном месте, что и они. До моей фермы трудно добраться, там неподходящий климат: летом жаркое солнце, а зимой слишком холодно. Мало кто сможет выжить в подобных условиях. Не знаю женщины, которая мечтала бы там поселиться.

Ее? О, поверьте, я и пальцем ее не тронул! Эта женщина вызывает лишь уважение. Так было тогда, так продолжается и теперь. Я не требую ничего большего, чем просто знать, что она находится по ту сторону хребта, что я могу им помочь, когда надо, что наша система работает слаженно, что мои животные пышут здоровьем, — этого мне хватает для счастья.

Чем она занимается? Вы имеете в виду, есть ли у нее работа? Конечно же, есть. Она работает на кого-то из дома. Вы этого не знали? Все принимают ее за отсталую из-за сына, но это не так. Вполне нормальная женщина, с работой. Так как она никогда не собиралась упрятывать сына в эти заведения для психов, ей пришлось выкручиваться самой, поэтому приходится работать, чтобы выжить. Клянусь вам, Мариэтта — очень отважная женщина.

Что за работа? Она мастерит украшения. И не всякую дрянь, уж поверьте. По субботам на рынке она продает то, что сделала за неделю, и закупается новыми материалами. В офисе Сен-Марселя вам подтвердят, что у них зарегистрирован ее адрес, куда приходит почта до востребования. У нее официальная, задекларированная работа, все чин по чину, можете сами проверить.

Нет, я ничего не знал о девочке.

Клянусь, не знал.

Могу лишь подтвердить, что она не жила у них. По крайней мере, не в доме, поскольку иногда я туда заходил и никогда ее не видел. Уверяю вас, я не приметил там детей. Кроме того, позвольте мне говорить прямо: вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, будто Великий Молчун мог причинить кому-то вред. Он умеет лишь заботиться о других. Он не причиняет боль — он ее исцеляет.

Понятия не имею, откуда взялась девочка. Может, он ее нашел. Кто-нибудь ее бросил. Я не знаю. Раньше ведь детей оставляли у церковных ворот.

Ну, если ее принесли ко мне, то я об этом так и не узнал. Надо полагать, он нашел ее раньше.

С чего вдруг мне что-то скрывать?

Мог бы он помочь женщине родить? Конечно же, да. Но я не думаю, что у меня бы тут появилась девушка на сносях. Даже если я не могу вам гарантировать, потому что не был с ними каждую минуту. В одном я уверен абсолютно: если бы однажды ему пришлось принять роды у женщины, это выглядело бы прекрасно.

А что, по-вашему, он делал с животными? Думаете, рожающая корова сильно отличается от женщины, когда малышу нужно появиться на свет? Полагаете, он задается подобными вопросами? Если бы женщине пришлось тут родить, конечно, он бы ей помог. Столько коров отелилось благодаря ему. Хотите, я вам скажу кое-что, способное еще больше вас шокировать? Я ведь вижу, вы в ужасе от моих слов, что роды коровы и женщины — это одно и то же. Короче, вот: я думаю, что девушке, у которой он принял роды, крупно повезло. Потому что произвести на свет ребенка с помощью Великого Молчуна — это вам не среди белых халатов и больничных машин с запахом медикаментов лежать. Скорее всего, он не клал ее на стол, заставляя широко раздвинуть ноги, и не кричал: «Тужься, дорогая». Он не светил неоновыми лампами ей в глаза, а вокруг не пикали гигантские механизмы. Нет. Он позволил ей двигаться как вздумается, вставать, садиться на корточки, найти подходящее положение, чтобы малыш появился на свет. Он не заставлял бы ее ложиться на спину — чистое безумие настаивать на этом при родах. Он бы ее помассировал, успокоил — такое рождение просто прекрасно.

Нет, я не идеализирую. Но вам, городским, наверное, сложно понять. Вы не разбираетесь в животных, людях, связях. Все это не имеет отношения к вашему миру — я так думаю. И тем не менее я не идеализирую, клянусь.