Калашников

Глава 6

Когда диктор объявил, что в Нью-Йорке некий Бернард Мэдофф совершил мошенничество на сумму в пятьдесят миллиардов долларов, Жюль Канак перенес инсульт, от которого так и не смог оправиться.

Он почти десять минут сидел в одиночестве, не двигаясь, перед телевизором, затем ему потребовались месяцы, чтобы с трудом начать произносить хотя бы какие-то слова, а остаток жизни он провел в инвалидном кресле.

Ужас осознания того, что большая часть его состояния превратилась в ничто в одно мгновение, стал для него неожиданным ударом, который полностью изменил его жизнь и жизнь его семьи.

И это не было удивительно, ведь жизни миллионов семей по всему миру менялись радикальным образом из-за цепи хаотичных событий, вышедших из-под контроля по вине некомпетентности и алчности руководителей, которые, кажется, умели эффективно управлять только хаосом и коррупцией.

Политики, банкиры и бизнесмены играли в русскую рулетку с мировой экономикой, и в конечном итоге сами оказались жертвами.

Теперь некоторые из виновников даже стреляли себе в висок, но, к сожалению, их решение было запоздалым – ущерб уже был нанесен.

Прошел всего месяц с тех пор, как эта неожиданная и необратимая катастрофа обрушилась на их маленькую семью, когда Андреа Стюарт почувствовала необходимость попросить свою дочь составить ей компанию на длительной прогулке по розарию, подальше от любопытных ушей.

– Думаю, пришло время начать думать о продаже «L'Armonia», – сказала она, убедившись, что они отошли достаточно далеко от дома.

– Продать «L'Armonia»?! – ужаснулась девушка, не в силах принять такую мысль. – Никогда!

– А что нам остается делать, дорогая? – разумно спросила мать, исходя из сложившихся обстоятельств. – Наш капитал испарился, очевидно, что твой отец больше никогда не сможет работать, а счета продолжают накапливаться, и я не знаю, как с ними справляться.

– А если мы найдем кого-то, кто займется делами папы? – предположила Орхидея Канак. – Он всегда говорил, что главный секрет его бизнеса – это хорошие связи, и, думаю, эти связи не могли просто исчезнуть.

– Полагаю… – нехотя признала мать. – Я знаю, что в его сейфе хранится записная книжка с множеством имен и номеров, но понятия не имею, кому они принадлежат, потому что большинство имен и даже их номера записаны в каком-то шифре.

– В шифре? – переспросила дочь, явно заинтригованная. – Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Ведь странно, когда кто-то, у кого есть телефон, записан под именем Карл Великий, Рамзес, Тарзан, Будда или Гарибальди… И когда набираешь один из этих номеров, тебе отвечает пекарня, диспансер или старая глухая женщина, которая даже не знает, кто твой отец, и о ком вообще идет речь.

– Любопытно! Очень любопытно! – признала девушка, чье недоумение только росло. – Чем же занимался папа?

– Бизнесом.

– Это я знаю. Но каким именно?

– У него была сеть отелей, туристическое агентство и несколько фабрик.

– Все это он давно продал, но при этом продолжал путешествовать и был активнее, чем когда-либо… – заметила Орхидея, наклонившись, чтобы вдохнуть аромат розы. – У меня всегда было ощущение, что это не были его настоящие источники дохода, а просто способ оправдать расходы.

– Возможно… – признала Андреа Стюарт с видом человека, который не хочет вдаваться в объяснения.

– Что значит «возможно», мама? – нетерпеливо спросила дочь. – Ты хочешь сказать, что столько лет жила с человеком и не знала, как он зарабатывает деньги, и при этом тебя это не интересовало?

– Это те же деньги, на которые живешь и ты, но ты ведь тоже не знаешь, откуда они… – Женщина сделала паузу, окинула взглядом роскошный сад, глубоко вдохнула, словно стараясь навсегда запомнить этот чистый, благоухающий воздух, и почти шепотом добавила: – Очевидно, ты начала задаваться этим вопросом только тогда, когда деньги стали заканчиваться.

– В этом ты права… – вынуждена была признать Орхидея, садясь на скамью, где привыкла проводить часы за чтением в тени яблони. – Никто не задумывается о здоровье, пока не заболеет… – Она несколько раз хлопнула ладонью по скамье, приглашая мать сесть рядом, и добавила: – Мы обе ошибались, и поэтому не стоит искать виноватых, а лучше подумать, как решить эту ситуацию. Возможно, с большим терпением мы сможем выяснить, кто эти контакты и чем они могут нам помочь. Но прежде всего нам нужен кто-то, кто знает больше о бизнесе папы.

– Единственный, кто знает, – это Марио, его бухгалтер и доверенное лицо с тех пор, как я себя помню.

– Супермарио?

– Именно он. Когда ты была маленькой, ты его так называла, потому что он был невероятно ловким во всех играх. Но, несмотря на свою честность и преданность, твой отец всегда говорил, что он не способен делать больше, чем делает сейчас. Его предел уже достигнут, и сам Марио это понимает. Так что довериться ему – значит подписать себе смертный приговор.

– Но он может многое прояснить, и единственный способ узнать это – спросить.

На следующий день, ровно в четыре часа дня, в дом прибыл Марио Волпи, более известный как Супермарио. Он согласился, что самым безопасным местом для разговора будет сад, но предпочел обсудить все в небольшой беседке, окруженной жасмином, которой, по правде говоря, никто не пользовался.

– Я обещал Жюлю, что ни при каких обстоятельствах не буду говорить о природе некоторых его дел, – начал он. – Но очевидно, что никто из нас не мог предвидеть нынешние обстоятельства. Он заставил меня пообещать молчать ради вашей безопасности и благополучия, но парадокс в том, что теперь именно из-за этого обещания и безопасность, и благополучие оказались под угрозой. И это меня беспокоит.

– Думаю, нам должно быть еще более тревожно, ведь мы оказались в нищете, не зная, как и почему… – заметила Андреа Стюарт. – Я знаю, что мой муж тебе очень доверяет, но, учитывая ситуацию, он наверняка согласится, чтобы ты рассказал нам все.

– Сомневаюсь… – ответил итальянец. – Его главная цель всегда была в том, чтобы вы никогда не узнали, чем он занимается. Я уверен, что если бы я попросил его разрешения рассказать, он бы отказал… – Он сделал долгую паузу, как будто подбирал слова, затем, заметно волнуясь, продолжил: – Я многим обязан Жюлю и должен молчать. Но я понимаю, что сейчас, возможно, вы сможете найти выход из сложившейся ситуации, если узнаете правду.

– Ты не выглядишь убежденным… – заметила Орхидея.

– Потому что я не убежден, малышка. Твой отец был безупречен в ведении дел, и за почти тридцать лет работы с ним я видел только одну его ошибку – доверие банкирам. Именно этот единственный промах привел его к разорению.

– Это ошибка, которую совершили многие…

– Тем не менее, сейчас важно не искать виноватых, а принимать решения. – Итальянец внимательно посмотрел на женщин и, выдержав паузу, спросил: – Вы действительно хотите знать, чем он занимался?

После их утвердительного кивка он, словно самому было трудно поверить в это, произнес:

– Торговля оружием.

– Что ты сказал?

–Это невозможно!

—Я сказал «торговля оружием», и да, это возможно. Это всегда было основой наших операций, а остальное – отели, фабрики и даже туристическое агентство – были лишь прикрытием.

Мать и дочь долго молчали, пытаясь осознать страшную правду, которую никогда не могли бы себе представить. Мысль о том, что человек, которого они обожали, нажил свое состояние, торгуя смертью, была слишком тяжела для восприятия.

Супермарио, казалось, понял это, потому что через некоторое время уточнил:

—Возможно, вас утешит тот факт, что почти тридцать процентов американской промышленности связаны со строительством военных кораблей, истребителей, бомб, пушек, ракет, танков, мин, боеприпасов и всякого рода оружия. Это означает, что один из трех рабочих и инженеров в США, а также их семьи, живут за счет того, что кто-то убивает кого-то. В этом контексте Жюль и я – лишь часть системы, потому что кто-то должен продавать то, что производят другие.

–Звучит ужасно.

—Это и есть ужасно… – признал Марио Вольпи с похвальной откровенностью. – На протяжении всей истории человечество двигалось вперед, прокладывая путь по реке собственной крови. И чтобы эта река не пересыхала, кто-то должен производить и продавать оружие, с помощью которого проливается эта кровь. Лично я бы предпочел, чтобы твой отец торговал холодильниками, но на этом не заработаешь достаточно, чтобы купить «L’Armonia».

–Последнее прозвучало слишком жестоко, – возмутилась Андреа Стюарт.

—Я не хотел быть жестоким, – извинился бухгалтер. – Я просто изложил реальное положение дел.

–Каким оружием вы торговали? – внезапно спросила Орхидея Канак.

—Только штурмовыми винтовками. На самом деле в этом бизнесе никто не знает настоящей личности твоего отца, его знают лишь под псевдонимом: АК-47.

АК-47 – это штурмовая винтовка, разработанная в 1947 году Михаилом Калашниковым.

Российская армия приняла её на вооружение в качестве основного оружия, но широкое распространение она получила лишь семь лет спустя. Позже её приняли на вооружение и страны Варшавского договора.

Особенность этой винтовки заключается в её гениальной системе перезарядки: она использует энергию пороховых газов, образующихся при выстреле, чтобы подать новый патрон в патронник и выбросить использованную гильзу.

Это делает отдачу оружия менее ощутимой и, следовательно, повышает его надежность. Изогнутый магазин увеличивает вместимость при меньшем размере. Магазины АК и его модификаций изготавливаются из алюминия или пластика, что ускоряет и удешевляет производство. Темп стрельбы составляет 600 выстрелов в минуту.

АК-47 славится своей надежностью: он функционирует даже в самых неблагоприятных условиях. Испытания показали, что оружие продолжает стрелять, даже если его бросить в грязь, погрузить в воду или переехать грузовиком. Старые экземпляры, прослужившие десятки лет, не выходят из строя. АК-47 позволяет легко поражать цели на расстоянии до 400 метров.

Во время войны во Вьетнаме винтовки ремонтировали с использованием деталей от сбитых самолетов, а американские солдаты нередко меняли свои M-16 на АК-47, так как последние были более надежными и эффективными в условиях джунглей и рек.

Эта винтовка стала одним из самых востребованных видов оружия для партизанских войн и символом народных восстаний, так как широко используется террористическими группировками, криминальными организациями, повстанцами и авторитарными режимами.

Благодаря низкой себестоимости материалов и производства АК-47 стал самым массовым стрелковым оружием в мире: произведено более 100 миллионов единиц, не считая нелегально изготовленных копий.

Она долгое время неподвижно сидела перед компьютером, снова и снова перечитывая информацию об этом смертоносном инструменте, на котором, похоже, было построено состояние её отца.

Первой мыслью, пришедшей ей в голову, было то, что сто миллионов таких винтовок, стреляющих со скоростью 600 выстрелов в минуту, могли бы уничтожить практически всё человечество всего за две минуты.

Следовательно, танки, пушки, бомбы и ракеты были излишними. А это означало, что треть американской военной промышленности теряла смысл, если целью было полное уничтожение людей – мужчин, женщин, стариков и детей.

Она внимательно рассматривала фотографии смертоносного оружия, которое без участия пальца даже не могло забить гвоздь, и не могла не задаться вопросом: гордился ли его создатель результатом своего труда?

Шестьдесят лет убийств – это очень долгий срок и слишком много жертв.

Что могло побудить человека, явно умного, посвятить свой талант созданию оружия, предназначенного для более быстрого и эффективного уничтожения людей?

Орхидея Канак посвятила большую часть жизни изучению различных дисциплин и анализу человеческого поведения, но должна была признать, что впервые задала себе подобный вопрос.

Дело в том, что насилие, война и смерть всегда казались ей чем-то, что существует только по ту сторону экрана телевизора.

Этот тонкий экран, как и её компьютерный монитор, защищал её от неприятной и зловонной реальности, которая начиналась за пределами города Грасс.

Но теперь казалось, что эта защита готова треснуть, как если бы стеклянные стены аквариума разбились, заливая ковёр водой, водорослями и умирающими рыбами.

Когда она спустилась к ужину, то увидела, что её отец был ещё более молчаливым, чем обычно, и едва мог взять вилку в руки. Казалось, присутствие человека, которому он столько лет доверял, внушало ему не безопасность, а страх.

Он почти ничего не ел, и когда подали десерт, жестом попросил жену проводить его в спальню, затем попрощался с нервным кивком и исчез.

Как только он скрылся, Супермарио сказал:

—Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что он догадывается, что я сказал слишком много. Должно быть ужасно – оказаться запертым в теле, неспособном выразить свои чувства.

–Кто-то однажды сказал, что нет худшей тюрьмы, чем собственное тело…

—Особенно для такого энергичного человека, как твой отец. Думаю, он предпочёл бы смерть, чем жизнь в таком состоянии.

–Вполне возможно… – ответила Орхидея, взяв две рюмки и бутылку коньяка «Наполеон», жестом приглашая его выйти на крыльцо. – Но я всё же предпочитаю, чтобы он жил, потому что так я могу о нём заботиться и надеяться, что однажды он снова станет таким, каким был.

– Не стоит строить иллюзий.

– В тот день, когда я не смогу строить иллюзий о благополучии моих родителей, у меня останется очень мало, о чём можно мечтать… – Он наполнил оба бокала и подождал, пока одна из служанок закончит убирать тарелки, выключит свет и уйдёт к себе в комнату, прежде чем добавить: – А теперь, когда нас никто не слышит, расскажи мне что-нибудь ещё об этих делах.

Марио Вольпи сделал паузу, задумчиво отпивая вино, а затем поинтересовался:

– О чём именно?

– О всём, что тебе известно.

– Я знаю, что твой отец закупал большие партии автоматов Калашникова у ряда поставщиков, хранил их на складах, разбросанных по полдюжине стран, и перепродавал тому, кто предлагал лучшую цену.

– Звучит слишком… – девушка запнулась, прежде чем добавить: – «общо».

– Несомненно, – признал её собеседник. – Но это всё, что я могу тебе сказать, поскольку за все эти годы мне так и не удалось выяснить настоящие имена ни производителей, ни покупателей. Все сделки проводились под кодовыми именами, которые знал только он.

– Тебе знакомы псевдонимы Карл Великий, Гарибальди, Будда или Тарзан?

– Я использовал их десятки раз, но клянусь, что понятия не имею, кто скрывается за ними. Единственное, что могу сказать: Будде платили, значит, он был производителем или поставщиком. Напротив, с Гарибальди и Тарзана получали деньги, а это значит, что они были покупателями. За редкими исключениями, сделки проводились через офшоры, так что и здесь я вряд ли смогу тебе помочь.

– Понятно.

– Мне жаль, но благодаря такой системе работы мы никогда не попадали в неприятности. А этот бизнес очень опасен, дорогая. Очень, очень опасен! Большинство наших конкурентов либо оказались в тюрьме, либо погибли… – Он осушил бокал, тяжело вздохнул и через некоторое время добавил с глубокой тоской в голосе: – Можешь не сомневаться, я искренне скорблю о том, что случилось с твоим отцом, но в то же время чувствую своего рода облегчение, понимая, что всё закончилось. Отныне мне придётся привыкать к гораздо более скромной жизни, но зато и к гораздо более спокойной.

Орхидея Канак наполнила его бокал, вдохнула дурманящий аромат, доносившийся из огромного сада, и наконец спросила:

– Ты сожалеешь о том, что сделал?

– Это совершенно неподходящее слово, дорогая… – спокойно ответил он. – Человек раскаивается, когда совершает дурной поступок, а не когда повторяет его снова и снова, воспринимая как нечто естественное. Я не насильник, не клептоман, не азартный игрок и не преступник, движимый неконтролируемыми порывами, о которых потом жалеет. Я просто человек, который знает, что его действия приносят смерть и страдания, но также понимает, что число жертв не уменьшится только из-за того, что они не погибнут от пуль Калашникова. В мире полно других оружий и других торговцев.

– Жалкое оправдание.

– Все оправдания жалкие, детка. Или ты думаешь, что, покупая новую машину, я не прикидываю в уме, сколько автоматов мне пришлось продать, чтобы за неё заплатить? – Он сделал короткую паузу, затем жестом указал вокруг. – Хочешь знать, сколько штурмовых винтовок твой отец отдал за L'Armonia…?