После поражения

Когда афинское войско потерпело поражение при Эгоспотамах

и, чуть погодя,

когда мы окончательно потерпели свое поражение, — прекратились

наши вольные речи, блеск Перикла, расцвет античных искусств, гимнастические уроки, собеседы

пирующих мудрецов. Сегодня на Агоре — гнетущая тишь, и уныние, и произвол Тридцати.

Все, и в том числе самое сокровенное, происходит в наше отсутствие,

без нашего спроса, и это не подлежит никогда никакому обжалованию, и обвиняемый

беззащитен —

ни адвокатов, ни скромного права даже на мелочь: формальный

протест. В огонь — наши рукописи и книги, и честь омраченной родины — в грязь. И если когда-нибудь,

предположим,

нам разрешили бы как свидетеля привести с собою старого друга,

он отказался бы только от страха: как бы ему самому не пришлось нахлебаться наших несчастий,—

и был бы он прав. Поэтому здесь нам хорошо — вполне вероятно, что мы набрели на какой-то новый

контакт с природой,

из-за колючей проволоки разглядывая кусочек моря, траву и камни,

или случайное облако на закате, лиловое, мрачное, неспокойное.

И между тем, вполне вероятно, что еще возникнет когда-нибудь дух Кимона[1], управляемый тайно

все тем же орлом, и вместе они откопают и обнаружат железное острие, которое

некогда было нашим копьем —

оно тоже стало тупым и ржавым, — и вполне вероятно,

что его принесут однажды в Афины в триумфальном и траурном шествии, при венках и торжественной

музыке.

21/III 1968 г.

Загрузка...