КАМПА - ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

За окнами фиолетово-синим заревом вспыхнул раскат грома, от вспышки молнии луна эхом прокатилась по небу, а в комнату дохнуло холодным ветром.

- Будет гроза, - решил Крон и тут же поспешил затворить окна.- Не зря иные мудрецы болтают о скором конце света, уже и шмели по ночам летают, - думал он, плотнее затворяя окна.

Обернувшись на жужжащий звук жжжжж, он просто остолбенел, ибо хищного вида шмелезавр сидел на лавке, разбросав свои крылья среди странной и нелепой одежды из листьев и ползучих лиан. Это наглое насекомое вело себя так вызывающе, будто находилось у себя дома, жужжало и корчило уморительные рожицы. При всем при этом было видно, что шмелезавр совершенно измотан дальним перелетом, ибо по его лицу стекали капли пота.

- Да это же огромный таракан, таракан, тараканище, распроклятая козявочка, букашечка. Бейте его! - крикнул он своим ученикам, и в лаборатории началось самое настоящее побоище, все бегали, кричали.

- Ловим, ловим комара, распроклята ты мошка.

Демоносы - народ не из трусливых, но страх к братьям нашим меньшим, к тараканам и жукам, как впрочем и к хрюхам и крысам, у них впитался с молоком матери. Демоницы ко всем своим излюбленным страхам могут добавить еще слюней и лягушек, а Слоны, размеры которых огромны сверх всяких мер, до смерти боятся маленьких, белых мышей. Вот и теперь природный страх подталкивал их руки к действию.

Пытаясь поскорее уничтожить это страшное жужжащее насекомое, ученики бегали, ловили муху выкрикивая:

- Ловим, ловим комара, распроклята ты мошка.

А Крон, будто генерал, из окопа руководил побоищем, успевая поучать учеников о методе истребления тараканов.

- Нет на земле более древнего насекомого, чем эти мерзкие крылатые твари по имени таракан-таракан-тараканище, жалкая букашечка, козявочка. Лучший и самый действенный метод их уничтожения - это удар шлепанцем, ибо от пращуров - ящуров до наших дней против данного отряда насекомых все средства истребления оказались недейственными. Тысяча шестьсот известных видов тараканов являются объектом самого древнего, упорного и беспощадного преследования. За всю историю мироздания земли ни один из известных видов насекомых не подвергался такому преследованию, как это существо. Инстинкт тараканоубийства настолько впитался в сознание демоносов, что их топчут ногами, бьют тапочками, травят и выкуривают различными ядами, но все эти уловки ни к чему не привели. Тараканам до сих пор удавалось избежать полного истребления и даже порой переходить в наступление. Тому есть наглядный пример - брошенные (американскими) демоносами материки эльДо раДо, которые были отданы на растерзание этим мерзким полосатым тварям - Скоробеям. Но, может быть, тараканы неистребимы еще и потому, что в каждом темном углу, в какой-нибудь маленькой щелочке всегда прячется это черное, сороконогое творение, а демоносы от рождения наделены страхом перед темнотой, ибо куриная слепота является их отличительной чертой, и тараканы умело используют это преимущество. Однако стоит только рассеяться силам мрака, и выглянуть ясному солнышку, тараканы снова становятся уязвимыми. Следовательно, из всего выше сказаного напрашивается вывод,- единственный, и безотказно работающий способ уничтожения тараканов - это ослепление их солнечным светом.

Чтобы доказать правоту своих доводов, Крон зажег лампу-люксон, излучающую яркое сияние. Свет был такой силы, что смотреть на его сияние было просто невозможно. С огромным любопытством, он рассматривал насекомое, выглядывая из-за медного абажура. Но что это? При ярком свете в образе мохнатого шмеля угадывались черты титана Океана. От неожиданности Крон даже зажмурил глаза.

- Это видение, - думал он, - такого не может быть.

А когда вновь распахнул веки, опять увидел призрак титана Океана, закрывающегося руками от слепящего света.

- Ты ли это, мой любезный братец? - воскликнул Крон срываясь на смех.

- Я это, я, - жужжал титан Океан, - только не кричи так громко и выключи это жуткое светило дня.

Послушно исполняя все требования, Крон убрал светильник, усадил брата на лавку, а учеников вытолкал взашей.

- Убирайтесь спать, бездельники, все равно толку от вас нет никакого, даже таракана прихлопнуть не можете.

Усадив Шмеля–Океана за стол, он первым делом поинтересовался:

-Что с тобой приключилось? Где ты так подгулял? Точно по демоницам шлялся.

Океан только горько махнул рукою.

- И не спрашивай, в такой переплет попал, что и не рассказать, а рассказать не поверишь.

- Слушай, - смеялся Крон, - не про тебя ли говорят: «Сажал сладкую малину, а вырастил горький вьюнок»?

- Знаешь, что, братец, прикусил бы ты лучше свой длинный язычок, поменьше бурчал - побольше молчал, дал бы чего-нибудь выпить, а то совсем в горле пересохло.

- Да, да, - суетился хлебосольный Крон, - сейчас я тебя накормлю по первому разряду.

Дернул за веревочку, щелкнула задвижка, разжалась скрытая пружина, шестерни завращались, маховик завертелся, и будто из небытия, появились различные предметы кухонной утвари, ложки и вилки, ножи и шумовки, противни и сковородки, кастрюли и амфоры с солениями, вареньями, копчеными закусками, горячими, холодными и чуть подогретыми блюдами. А через миг, стол застеленный чистой скатертью, уже ломился от яств, Океан с жадностью набросился на желуди и редиску, уплетая их целыми горстями, запихивая в рот брынзу, сушеное мясо и жареный хлеб.

- Давно не ел таких вкусностей, - нахваливал он, пережовывая большие куски ветчины.

- Возьми, братец, выпей с дороги, - протянул радушный хозяин сосуд, ограненный хрусталем.

- Что это?- спросил Океан, понюхав питье, и поморщился. - Почему такой резкий запах?

- Это напиток богов, - объяснил Крон, - пей, не сомневайся.

- Нектар? - переспросил Океан.

- Лучше любого нектара, - кивал головою Крон, - и заметь, собственного изготовления.

Океан, томимый жаждой, большим глотком отпил из ограненного сосуда, и тут же волна жидкого огня, как острый клинок полоснула его по горлу, попала в ноздри и от этого перед глазами вспыхнули яркие звезды, а голова закружилась кругом. Кое-как проглотив жидкость, он несколько секунд не мог отдышаться, ртом хватал воздух, а руками за гланды.

- Что это? - только и смог выдавить он откашливаясь.

- Это - слеза дракона, которая веселит душу и прогоняет все заботы, правда забористая штука, - радовался Крон, - смотри, какая она чистая, как слеза. Секрет её изготовления мне открыли Тельхины, они называют ее - «Спиритус», а я ее усовершенствовал, улучшил технологию и даже оригинальное название придумал - «Крониха».

- А я подумал, что ты меня отравить хочешь, - прожужжал Океан, выдохнув воздух, насыщенный влажными спиртовыми испарениями, при этом сизый дым крепкого пойла, вылетел из его рта с такой силой, что огонь в очаге заплясал хмельными языками пламени.

- Рассказывай, что с тобой приключилось, - по-деловому спрашивал Крон, - откуда ты такой нарядный взялся? Все по нимфам таскаешся? Вот жена твоя узнает, она тебе спуску не даст.

Океан опасливо оглянулся по сторонам и зажужжал:

- Говори тише. Чего ты раскричался? По каким еще нимфам? Нужны мне эти нимфы, как Кентавру пятая нога.

- Тогда объясни, что с тобою приключилось, отчего у тебя такой вид затрапезный.

- За должком твоим бегал в Гиперборею, - язвительно отвечал Океан и такого там насмотрелся, рассказать, никто не поверит.

- В Гиперборею, - изумленно поднял брови Крон, - а ты случайно не встречал там демоноса по имени Офигелла, я его туда отправил с тайным заданием, и с тех пор ни слуху о нем, ни духу.

- А какой он из себя.

- У Офигелла глаза такие выпученные, как у улитки, хвост рыбий, а копыта бычка.

- Нет, не видал там никого из наших, - отвечал Океан, закусывая, - зато я встретил такую девушку, что глаз нельзя отвести, смотриш не насмотришся.

- Неужели красивее демоницы Пандоры? невесты титана Эпиметея - уточнил Крон.

- Как ты можешь сравнивать какую-то там Пандору с прекрасной царевной-Лебедь, ни одна девушка на земле не может сравниться с нею, - нахваливал он ее красоту.

- Так это она тебя до такого состояния довела? Представляю, какая это красавица,- аж присвистнул Крон.

- Нет не она, - отвечал Океан, - хотя и она тоже. Понимаешь, тут произошла такая история…

Не зная с чего начать, Океан некоторое время крутил пальцами в воздухе, пытаясь знаками и ужимками объяснить, что с ним произошло. Но не найдя нужных слов, замялся, плел что-то не членораздельное, но чаще жужжал - жу-жу-жу-жу-жу.

Крон всегда отличался сообразительностью, будучи от природы тонким психологом, предложил:

­- Давай еще по-маленькой, - налил в сосуд прочищающую горло, развязывающую язык настойку Спиритуса.

- Понимаешь, - продолжал Океан, закусывая, - царевна-Лебедь очень хорошая девушка, только братьев у нее много, а ее дядька Черномор, ну просто Черный - Мор, вспоминать о нем без содрогания не возможно. Сам по себе великан, богатырского телосложения, брюхо на выкате, нос торчит колуном, волосы на макушке головы хвостом закручены. Птху, - сплюнул Океан, - смотреть и то противно.

- Так это из-за неё тебя Черномор в насекомое превратил.

- Тише ты, - жужжа, замахал на него крыльями братец Океан,- чего раскричался, я надеюсь, все, что ты услышал, останется между нами.

- О чем ты говоришь, - обиделся Крон, - лабиринтом клянусь, мириадами тупиков чистилища, я – могила, а рот мой - замок без ключа.

- Давай еще по-маленькой, - предложил он.

- Давай, - не возражал Океан.

- Понимаешь, когда я встретил царевну-Лебедушку, будто белый свет померк для меня, так сильно влюбился, и она ответила мне взаимностью. Все было словно в сказке, и тут явились ее братья, тридцать три богатыря, с ними дядька Черномор - ну просто зверь, а не дядька. Начал на меня пальчиком грозить.

- Иди сюда, подлый Йотун!, - кричал на меня Черномор.

- Кто такой Йотун? - переспросил Крон.

- Представляешь, эти гипербореи нас, демоносов, Йотунами называют. Что б им пусто было, - объяснял он во всех подробностях свои злоключения.- Но ты же меня знаешь, что мне какой-то там дядька, я на него прикрикнул, он притих и в щелку забился. Едва я успел разделаться с Черномором смотрю а на меня будто саранча на посевы лезут 33 богатыря. Я, конечно, их расшвырял, но численное превосходство было на их стороне, пришлось отступать. А Лебедушка, чтобы помочь мне поскорее домой вернуться, обратила меня вот в это насекомое, и слово волшебное сказала, только в пути произошла неприятность. При транспортировке заветное слово было утеряно, теперь не знаю, что и делать, как принять нормальное демоническое обличие. Помоги, - просил он брата.

А тот только пожимал плечами, дескать, а я почем знаю.

- Давай сделаем так, ты мне все, что знаешь, расскажешь, а там видно будет, - молвил Крон, наливая по-маленькой.

- Очень уж длинной и трудной была дорога домой, - жаловался Океан, - мне столько трудностей пришлось преодолеть, просто жуть. Диву даюсь, как и жив остался.

Представляешь меня чуть было не сожрал цветок-мясоед.

- Да ну, - ухмылялся Крон недоверчиво, - а разве такое бывает.

- Твоя ирония неуместна, - обижался Океан, - он - злодей мне крылья помял, лететь я не мог, а слово заветное просто испарилось из головы, сколько не пытался его вспомнить, не вспомню, хоть убей. Целую неделю я пробирался в неведомом мире среди трав, жуков да червяков, на которых мы в повседневной жизни и внимания-то не обращаем. Много раз моя жизнь висела на волоске, и паук пытался меня сожрать, и жук-скоробей чуть меня в навозный шар не закатал, а что я видел в муравейнике, это уму непостижимо.

- В муравейнике? – Крон аж на месте подпрыгнул от любопытства - меня всегда интересовало устройство муравейника. Однажды я был внутри муравейника, только муравьи там были все мертвые, а ты был внутри живого муравейника и видел все собственными глазами, расскажи, меня это очень интересует.

Отпив из кратера Спиртовой настойки, Крон поудобнее устроился в мягком кресле, а Океан начал свой рассказ, полный приключений и героических деяний.

- Я был очень голоден и, пробираясь среди леса из трав и сорняков, думал, где бы раздобыть пищу. И тут из-за дерева, показалось странное животное, как бы составленное из двух черных баллонов, зверь направлялся прямо на меня, у него были два огромных мозаичных глаза, собранные из шести маленьких глаз. Огромные усищи на ходу ощупывали все вокруг, саблевидные челюсти животного находились в постоянном движении.

- Наверное, это был дракон Апоп? - уточнил Крон.

- Сам ты Апоп. Это был обыкновенный муравей, он бежал, направляясь к огромному дереву, и довольно ловко взобрался по стволу на гигантский лист. Я, крадучись, полез за ним следом и начал подглядывать, а муравей полез к стаду каких-то животных, пасущихся на огромном листе. Эти животные щипали листья и буквально на моих глазах становились все толще и толще. «Да ведь это тля», - понял я, «букашки», - так думают о тле демоносы, а зря, это даже не корова, дающая ведро молока, это целый завод по изготовлению сахарного сиропа. Я был просто поражен тем, что увидел. Тля - ничтожество и вот такое чудо. Муравей быстро перебегал от одной тли к другой, и очень бережно трогал своими усиками круглое брюшко, то одной, то другой зеленой и толстой коровы. Из брюшка тли он выдавил блестящую капельку прозрачной жидкости, и стал жадно глотать эти капельки, а когда насытился, убрался прочь. Тогда я выбрался из своего укрытия и решил подоить их так же, как это делал муравей. Я тронул рукой одну тлю, и она немедленно предоставила мне большую каплю сладкой и ароматной жидкости.

- Неужели она вкусна? - поинтересовался Крон.

- Вкусна! Это не то слово - испарина небес, слеза звезд, - вот, каков ее дивный вкус. Переходя от одной тли к другой, я сытно пообедал, все более и более восторгаясь вкусом этого чудесного сиропа, и совсем не заметил, как два муравья набросились на меня сзади, скрутили и потащили в муравейник. Сколько я не пытался освободиться от своих мучителей, но даже высвободиться не смог. Тогда я решил положиться на счастливый случай. В муравейнике на меня сразу же набросились муравьиные полчища, они щупали меня своими усищами, но не причиняли никакой боли, ибо пока муравьи тащили к муравейнику, они случайно обрызгали меня муравьиной жидкостью, этот запах обманул прочих муравьев. И они, приняв меня за своего, бросили, а сами куда-то убежали.

- Не может быть, - удивился братец Крон, - жаль, я раньше этого не знал, а то мне, чтобы побывать в муравейнике, пришлось удушить их ядовитыми газами.

- Это ты зря, - молвил Океан, - если бы ты только знал, сколько в муравейнике шляется посторонних жуков, червяков, и все они прячутся за занавесью запаха. Кого только там нет: и пауки, и мокрицы, и бескрылые, и короткокрылые бабочки, их там тысячи незваных нахлебников, которые кормятся муравьиными запасами. Одни из них ни пользы, ни вреда муравьям не приносят, другие никогда не нападают на здоровых муравьев, а очищают муравейник от трупов и погибших личинок, пожирая их, но есть и хищники. Представь себе, бреду я в кромешной тьме, будто в чистилище лабиринта, наполненном различными шумами, шорохами и острыми одуряющими запахами. По ходу мне все время попадаю в какие-то проходы, комнаты, спуски и подъемы. Выбираюсь оттуда и снова попадаю в какие-то комнатки, галереи, кладовые, где лежат куколки, личинки или же целые горы муравьиных яиц. Это был настоящий ужас, ведь я ощущал себя заживо погребенным.

- Ты знаешь, братец, - молвил Крон, - когда я очутился внутри муравейника, у меня возникло точно такое же чувство, и если бы мне пришлось строить новое чистилище, я бы посоветовал строителям именно такую форму для вместилища душ, уж чего-чего, а душ там может поместиться мириады мириадов.

- Не знаю, как насчет вместилища душ, - отвечал Океан, - но только в таком чистилище живется неплохо, муравьи, оказывается, такие пьяницы, что нам и не снилось.

- Не может быть, - еще больше удивился Крон.

- Может, еще как может, вот послушай, бреду я в полной темноте, пробираюсь из галереи в галерею, спускаюсь из одного этажа на другой, и тут слышу дивный запах и странные звуки. Оказывается, в одной из галерей собралось целое полчище муравьев, и все они понапивались допьяна. «Откуда у муравьев алкоголь», - подумал я, и тут увидел, что мимо меня промчалась Лемехуза.

- Лемехуза? - со страхом переспросил Крон.

- Она самая, - кивал головою Океан, - Лемехуза – это такое насекомое, которое своим пьянящим запахом привлекает к себе муравьев.

- Объясни, чем Лемехуза пьянит муравьев, на что оно похоже, на нектар или на спиритус.

- Нет, - отвечал Океан, - это какое-то специфическое вещество, я не могу объяснить, что это, но на этот запах, муравьи мчатся из всех уголков муравейника, побросав работу. А Лемехуза, выделяя пьянящую жидкость, приманивает их к себе, муравьи жадно слизывают жидкость, дышат ее испарениями и так пьянеют, что уже света белого не видят. А она, совершенно спокойно и безнаказанно, начинает пожирать самое дорогое и бесценное сокровище, муравьиные яйца. Только благодаря Лемехузе и пристрастию муравьев к алкоголю, мне удалось выбраться на свет божий.

- Да, - задумчиво молвил Крон, - с каждым днем я все больше и больше убеждаюсь, что именно таким и нужно строить новое чистилище.

- О чем ты братец думаешь, - перебил его Океан, - о чистилище тебе думать еще рано.

- К твоему сведенью, - о чистилище думать никогда не рано и не поздно, ибо попасть туда можно запросто, а выйти… сам знаешь, как оттуда выбираются. Но, даже попав в чистилище, хочется чувствовать себя в нормальных условиях, а не то, что сейчас. Ведь бытиё формирует сознание, следовательно, чем лучше бытиё, тем извращеннее сознание, или же наоборот.

- Ну, тебя понесло в научные дебри, - замахал руками Океан, - успокойся, хватит о грустном. Лучше помоги мне сбросить эти жужжащие крылья и принять нормальное демоническое обличие.

- А больше тебе ничего не хочется, - с издевкой в голосе отвечал Крон.

- Хочется, мне вновь хочется встретиться с моей ненаглядной царевной-Лебедь. Поверь, она столь прекрасна, что я теперь без нее просто не мыслю своего существования.

- Беда с вами влюбленными, ей богу, беда, - бурчал Крон, - у вас в голове, будто заноза, торчит одно слово «любовь» и всякие там вздохи, охи и поцелуи.

- Да, и это тоже, - многозначительно выдавил из себя Океан, смущаясь своих слов, при этом его лицо покрылось пеленой пурпурного румянца.

- Ох, ох, ох, какие страсти, - ерничал Крон стихами, - одна любовь нас утешает от суеты земной. Тот не познает сладостных минут, кто не вкусил любовных мук…

А затем уже серьезно добавил:

- Хорошо бы, хоть краем глаза, взглянуть, за кем ты так сохнешь.

Он встал и на мгновение отлучился в потайную комнату, когда он возвратился обратно, в его руках был золотой поднос, на котором находилась шкатулка дивной красоты. Врядли кто-либо, кроме Тельхинов, мог сделать такую изящную вещицу. Крон открыл шкатулку и извлек оттуда ларец слоновой кости, изукрашенный золотой насечкой, внутри ларца находился хрустальный ящичек превосходной работы. Когда и он был открыт, в нем обнаружился еще один ящичек из бирюзы, а в нем два сапфира.

- Что это? - удивлялся Океан.

- Молчи, - остановил его Крон.

Дрожащей рукою взял маленький сапфир и положил его на золотой поднос, и тот час из сапфира вышли два несказанно прекрасных павлина. Их тела были подобны изумруду, глаза из самоцветов, язык из рубина, ноги из разноцветного мрамора, коготки и перья золотые. Распустив пышный хвост, пестротропные птицы закружили в танце. Другой сапфир Крон положил в хрустальный ящичек, и тот час в нем что-то затрещало, а затем, будто из ниоткуда, полилась музыка дивной красоты, в коей сменяли друг друга сто двадцать ладов. И столь прекрасны были эти звуки, что душа тут же наполнилась блаженством, а тело усладой многозвучия.

Меж тем павлины, распустив свои пышные хвосты, принялись танцевать с небывалым изяществом, то на один, то на другой манер, распевая услаждающие слух трели. А драгоценный сапфир сам собой закружился в хрустальном ящичке, переливаясь огнем так ярко и радужно, что все вокруг озарилось многоцветным сиянием.

От всего увиденного Океан изумился, глаза его по-детски загорелись огоньком добра и счастья, а братец Крон, дабы сильнее раззадорить павлинов, принялся им прихлопывать в ладоши, припевая, притопывал ножками. А те, польщенные таким вниманием, принялись петь и танцевать с еще большим самозабвением, чем несказанно развеселили собравшихся.

Крон некоторое время любовался ими, а затем взял в руки сияющий сапфир, нежно погладив его рукою, молвил:

- О, волшебный кристалл, на один только миг яви нашему взору облик той прекрасной девы, что украла покой моего брата.

Повинуясь его словам, волшебный сапфир, раскрывшийся, словно цветок лилии, вспыхнул нестерпимым для глаз блеском. По острым иглам яркого огня, бегут, бегут радужные нити призрачных видений, смешиваясь в пестром калейдоскопе образов. Ежеминутно меняя окраску, розовый пучек света сверкал и искрился превращаясь в голографическое изображение прекрасной девушки. Лунный свет, осветивший лицо царевны, играл в самоцветах и драгоценных уборах ее одежд, однако сама девушка была во много раз краше.

Вот она вот воскликнул Океан залившись краской румянца.

- Да, - согласился Крон, - такую красоту не сыщешь на всем белом свете.

А девушка бросила в сторону Океана, взгляд полный любьви и зашептала:

- Милый, знай, люблю только тебя одного.

Едва Лебедь успела произнести эти слова, как тут же чёрная тень украла яркое солнышко, во весь экран возникла ужасная физиономия варвара. Потрясая воображение своим внешним видом, варвар недовольно хмурил брови, грозил им своим кулачищем. От всего увиденного, волосы встали дыбом на голове титана Океана.

- Это ее дядька Черномор, - замахал он руками, - Гак, Мак, Брак, так тебя перетак, - ругался он и умолял брата, - скорее выключай свою машинку.

Только Крону много раз повторять не нужно, такой отвратительной рожи он, отродясь, не видывал, дрожащей рукою захлопнул ящичек, бросил его в ларец, а тот в свою очередь положил в шкатулку, и крепко накрепко закрыл крышку.

- Свят, свят, свят, привидится же такое Гак, Мак, Брак, так его перетак, - ругался он, и руки его дрожали.

- Теперь ты видишь, какой у нее дядька Черномор.

- Да, - согласился Крон, - дева хороша, но вот дядя - просто урод.

- Ты еще не видел ее братьев, те вообще, как на подбор, настоящие чудовища.

- Слушай, братец, - взмолился Океан, - скорее верни мое прежнее обличие. Мне пора возвращаться домой, но в таком насекомом виде, я там появиться не могу.

- Что ты от меня хочешь, - бурчал Крон, пряча шкатулку, - я тебя в такое чудовище не превращал. Чтоб тебе помочь, нужно иметь противоядие - волшебное слово, у меня его нет, - сказал он, как отрезал.

- Сделай же что-нибудь, - молил Океан, заламывая руки, - ты же ученый, у тебя вон столько мудрых книг.

- Это все научные книги и к колдовству не имеют ни малейшего отношения, к тому же, к колдовству я отношусь предвзято, ведь я ученый, а не какой-то там шарлатан.

Океан аж поменялся в лице, зашипел, будто шмель гудючий.

- Слушай, брат ты мой любезный, помогай быстрее и считай, что это я тебе помогаю.

Крон, кряхтя и качая головой, отправился в потайную комнату.

- Гак, Мак, Брак, так перетак, это я ему не хочу помочь, это я ему не помогаю? Гак, Мак, Брак, так перетак, - ругался он, - я только тем и занимаюсь, что помогаю, я уже бегу, скачу и подпрыгиваю, разыскивая противоядие, а он еще смеет меня упрекать в непрофессионализме.

- Какая же ты свинья, - обижено гудел Океан, - посмотри, в каком я состоянии, мне бы принять нормальное обличие, помыться, побриться, а ты свинья чехонская, тянешь время.

Кампа в Ирии

Ализонки, испачканные душистым медом, отправились к реке окунуться, заодно смыть пыл солнечного зноя.

Тишина и благодать бескрайней степи убаюкивала и расслабляла, по чуть протоптанной тропинке девушки, не спешно, двигались к реке Орель. Небольшая полянка, по краям густо поросшая тростником и кустиками камыша, выглядела сказочно, пестрела россыпью степных цветов, от которых невозможно было отвести глаза. Девушки везде и при любых обстоятельствах останутся девушками, разве можно пройти и не сорвать такую красоту, заплести себе в косы венок из синих, красных, желтых и бурых волошек.

Увенчанные цветными коронами степные принцессы на миг утратили ощущение реального времени, они словно сроднились с этой красотой, став таким же прекрасным творением матери земли, взрастившей все живое и эти дивные цветы.

Треск камыша развеял розовые мечты, огромный кабан, срубая своими острыми клыками тростник, выскочил на поляну. От неожиданности Ализонки замерли на месте, вжавшись в землю. Зверь стоял, принюхиваясь, поворачивая в разные стороны свое свиное рыло, высматривал вокруг себя налитыми злобой и кровью глазами. Негнущаяся шея не давала возможности зверю вертеть головой, и эта особенность спасла им жизнь.

Инстинкт опасности и самообороны сработал молниеносно, Табити привстав над землей, слегка свистнула, держа в руках копье и щит. Кабан мгновенно повернулся на зов и получил удар копья в правый бок, медь не смогла пробить толстую кабанью шкуру, древко копья с хрустом сломалось. Зверь пришел в ярость, с визгом бросился на врага, успевшего закрыться щитом, гулко ударил по щиту кабаний клык, удар был настолько сильным, что девушка не устояла на своих ногах, отлетев далеко в сторону.

С боевым воплем - Мансе, Мансе, Мансее на зверя бросилась Эосипа, и кабан, повернувшись всем туловищем, подставил ей левый бок, в который она тут же вонзила жало своего копья. Отплевываясь кровью, громадный зверь завертелся на земле, оглашая истошным визгом всю округу, и через миг на его визг, выскочило не менее десятка крупных кабанов. Звери опрокидывали Ализонок, топтали их ногами, истошно визжа. Гипероха, Лаодика и Панфесалия отбивались от зверей мечами, пытаясь сдержать их безудержный порыв. Крупный зверь, буквально сбил с ног Кампу, и она едва успела закрыть свое тело щитом, когда он принялся топтать её копытами. Озверело хрюкая, он тянул к ней свое рыло, топтал, бил клыками о щит, стараясь пробить крепкую броню. Лежа на земле, Кампа сумела изловчиться и нанести ему удар прямо в сердце. Кабан тут же рухнул на землю, и затих, обливаясь кровью.

Победа, можно ликовать, но не тут-то было, кругом идет бой и не шуточный. Бросившись на помощь Табити, Кампа отвлекла внимание зверя, а кабан резко повернулся, чтобы взглянуть на нового врага. Этого мгновения хватило Табити, чтобы ухватить секача за заднюю ногу и погрузить свой кинжал в его бок. Обливаясь кровью, кабан вырвался от нападавших, хрюкая и визжа бросился уносить остатки своей жизни в заросли камыша. Подчиняясь зову вожака, за ним устремились остальные свиньи, бросив на земле несколько окровавленных тел своих сородичей.

Над поляной раздался победный клич, Мансе, Мансе, Мансее это девы-воительницы радовались победе и богатым трофеям. Добивая поверженных врагов, они резали кабаньи туши, вырывая еще трепещущие сердца, подымали отрубленные головы над собою.

Заветное слово

- Сам ты свинья, - бубнил Крон, отворяя потайную комнату.

Скрипнула пружина, отодвинулась задвижка, колесо пришло в движение, и тут же открылась дверь небольшой, пыльной комнаты, сплошь и рядом заваленной всякой всячиной, той, которую нормальные демоносы обычно выбрасывают на помойку. Горы пергаментных книг, скрижали, папирусные свитки лежали, сброшенные в одну большую кучу, вперемешку с тряпками и обувью, горшками и оружием, а также когти, зубы, черепа и кости ископаемых животных.

- Ну и бардак, - молвил Океан первое, что взбрело ему в голову.

- Сам ты бардак, у меня тут все по делу, настоящий склад для пытливых умов.

Войдя в комнатку, он зажег свет и принялся вдумчиво рассматривать пыльные свитки древних рукописей, глиняные таблички исписанные витиеватыми значками и большие пласты каменных скрижалей.

Один за другим он перебирал свитки, уточняя:

- Как, ты говоришь, девушка назвала заветное слово?

- Почем я знаю, - отнекивался Океан, - оно, проклятущее, у меня из головы вылетело, жужжужу.

- Да ладно тебе, - бурчал Крон, роясь в куче хлама, - не морочь мне голову, быстро вспоминай заветное слово.

- Не помню,- чуть не плакал Океан, - вот, только что было и нет его, жужжужу.

- Горе с тобой, горе, - повторял Крон в полголоса, - тоже придумал, возьми и враз найди ему противоядие.

Он перебирал пергаментные свитки, а, не найдя то, что искал, бросал их в сторону, подымая облако пыли.

Океан, отмахиваясь от пыли крыльями, жужжал, приговаривая:

- Ты, братец, хвостом змеиным не крути, я - дурак не хуже тебя, тоже в круглом яйце родился, твои книги, разбирайся в них сам, но слово заветное сыщи.

- Вот она, заветная книга, смотри, - достал Крон свиток из полосатой кожи зебры, многозначительно подмигивая брату. - Эта книга - не простая книженция, она написана на полосатой шкуре зебры, читать очень удобно, разлинеено вдоль и поперек.

Развернув титульную страницу, начал читать:

- Совет № 1. Как бороться с мышами.

- Чепуха, - заметил Океан, - читай дальше.

- Совет № 2. Девственное избавление от зубной боли. Сварите земляного червя и полученное снадобье, используйте как ушные капли.

- Какие капли ушные, - удивился Океан, - кто же лечит уши, когда болит зуб, нужно лечить хвост, это вернее.

- Когда болят зубы, все средства хороши, - парировал Крон, - у тебя когда-нибудь болели зубы?

- Нет.

- Ну, тогда и не говори того, чего не знаешь. Когда от зубной боли по стенкам бегать начнешь, закапаешь все, что только можно и даже то, что закапать нельзя.

Совет № 3. Как при помощи фиги избавится от болезни десен.

- При помощи чего? - переспросил Океан, - при помощи фиги?

- Да, при помощи фиги. Берешь зрелую фигу + шафран + горчичное семя, смешиваешь все это на рыбьей желчи и получится снадобье от десен.

Но Океан не слушал, все время торопил словами:

- Что ты, в самом деле, мне голову морочишь всякой глупостью, спасай скорей и все тут.

- Как тебя спасать, - отбивался Крон, - ума не приложу, может, ты вспомнишь хоть какую-то букву или целое слово.

- Если бы я вспомнил заклинание, то обошелся бы без твоей помощи, а я к сожалению засмеялся и забыл заветное слово.

- Не думал я, что ты такой дурносмех, - бурчал Крон, - ну кто ж так небрежно обращается с заклинаниями. А если заклинание не имеет обратной силы, или его знает только хозяин, тогда тебе одна дорога - самому отправится в Гиперборею и узнать его из первых уст.

- Нет, братец, полетим вместе, ты его дядю видел, а с братцами ты еще не знаком, вот и познакомишься при случае.

Крон аж на месте подпрыгнул, приговаривая:

- Ишь чего выдумал, я и так хромаю, хочешь меня еще и заикой сделать.

При этих словах он задел рукою одну из полок, и та, сломавшись, высыпала ему на голову свое содержимое. Целый ворох старинных пергаментов и всевозможного хлама, который обычно демоносы выбрасывают в мусор, засыпал его с ног до головы.

- А что б вас, Гак, Мак, Брак, хорошо, хоть не каменные скрижали мне на голову свалились, - ругался он, пытаясь выбраться из под заваливших его свитков пергамента.

- Что это? - выпученными глазами смотрел он на старинный свиток пергамента, вчитываясь в его содержимое.

- Вот они колдовские рецепты. Вот, первое заклинание всемогущей сферы. Вот, второе гипнотическое заклинание. Вот, третье заклинание неиссякаемых чар. Вот, колдовство для выведения прыщей и бородавок. А вот…, - глаза у Крона будто просияли,- эврика! - щелкал пальцем по захватанным листкам пергамента,- смотри вот оно «Руководство для перевоплощения с предварительным уменьшением и изменением формы тела, рук, ног и головы, с последующим видоизменением в насекомое и обратное перевоплощение в нормальное демоническое состояние». Повезло тебе, счастливчик, - радостно воскликнул Крон.- Для того, чтобы вернуться в исходное состояние, нужно соединить в себе все первоматерии: огня, воздуха, воды и земли в равных пропорциях. И только через них ты приобретешь утраченные способности, а также многие другие, ибо они прирастают.

- Куда прирастают? - непонимающе хлопал глазами Океан.

- Молчи, дальше – больше. Потому, что, если ты, укрепив их в себе, посмотришь на них, как бы со стороны, то с одной стороны - все это будет составлять твое неделимое достояние, а с другой стороны - ты приобретешь много чего другого. Ибо они взаимно отталкиваясь, переходят друг в друга в направлении, присущем каждому из них.

- Удивительный у тебя, братец, талант - сводить все к таким вот узеньким формулам, - заметил Океан, - ты можешь изъясняться понятным языком?

Крон замахал руками.

- Молчи и запоминай. Во всем, что нас окружает, и даже в ничтожном звуке, есть здравая мысль и необходимая доля разумности, которая лежит в волшебных глаголах – «Му, Та, Бор». Ты понял хоть что-нибудь? - вопрошал он у брата.

- Я давно уже все понял, - крутил у виска Океан, - быстрее расколдовывай меня назад.

- Ну, если понял, тогда становись, - скомандовал он Океану, - и повторяй за мной по слогам: - МУ, ТА, БОР.

- МУ, ТА, БОР, - повторил Океан.

И, о чудо, его тело повинуясь взаимно отталкивающим направлениям, перевоплотилось в прежнее, водянисто-чешуйчатое тело.

- Какая прелесть, - радовался Океан, обретя облик титана, - а то я и впрямь уже считал свою жизнь, пропащей.

- Не очень радуйся, - предостерег его Крон, - тут внизу приписочка имеется: «Во-избежании несчастных случаев, а также предотвращения травматизма, запрещается использовать смех, как негативный фактор, влияющий на весь механизм цепной реакции, затормаживающий обратное превращение и перевоплощение с последующей утратой своего собственного обличия». Ты понял, о чем тут написано? Смотри, не наделай беды.

Океан ничего не понял из сказанного, но клятвенно пообещал:

- Смеяться больше не буду никогда.

И, правда, с тех пор, редко кто видел титана Океана смеющимся, хотя его рот так и раскрывался в довольной улыбке.

- А теперь, - сказал Океан, - мне нужно возвращаться, а то жена Тефида из меня отбивную сделает. Прикажи запрягать крылатую Обезьяну, и я отправлюсь домой немедленно.

- Не спеши, братишка, - отвечал Крон, - куда ты, на ночь глядя, да и не на чем лететь, Сабскаба взял покататься. Еще позавчера он отправился в Азию с посланием к царю Тартару, через две недели вернется, а пока погости у меня.

Океан аж скрипнул зубами от огорчения:

- Не могу я так долго ждать, Тефида меня загрызет. Крон, ну, прямо не знаю, чем тебе и помочь, может правда, вот эти туфли помогут тебе, он снял с гвоздя и протянул ему огромных размеров стоптанные сандалии.

- Это обувь? - спросил Океан удивленно. - Это не сандалии, это настоящие ходули, в них и шагу ступить невозможно. Былобы интересно знать, у кого такие лапищи.

- Ничего ты, братец, не смыслишь, - отвечал Крон. - это безразмерные сандалии. Они такие большие для того, чтобы каждый мог, одев их, не жаловаться: «Ой, жмут, ой, давят» или еще что-то в этом роде. И ходить тебе в них совершенно не нужно - сами понесут тебя по воздуху, ибо они крылаты. Вот смотри, - одев их, он крутнулся на каблуке три раза и молвил заклинание:

- Чирин! Чирин! Фиргулин! Фиргулин!

И тут же сандалии распрямили свои крылья, помчали его по залам и проходам дворца. Летал Крон по стенам, бегал по потолку, с такой скоростью, с какой он не бегал никогда в жизни, мало того, он как будто, не мог остановиться, словно какая-то незримая сила гнала его вперед.

- Хей! Хей! Хей! - кричал он, и сандалии убыстряли свой бег, а набегавшись, крикнул:

- Тпру! Тпру! Тпру!

Сандалии остановились, как вкопанные, а Крон, обессилено, свалился наземь, но был в большом восторге от пробежки.

- Ты смотри, - радовался он, - не заржавели, работают, только подумать, я ими не пользовался уже давно, а они, все, как новенькие. Вот, что значит (американская) страна эльДо раДо, умели делать тамошние демоносы разные диковинные штучки. Жаль только, вымерли все подчистую, проклятые Скоробеи их замучили.

- Эти могут, - согласился Океан, - меня Скоробеи тоже чуть жизни не лишили, и ты, братец Крон, тоже с огнем шутишь. Я наслышан про твои опыты с различными животными и насекомыми, смотри не доиграйся, чтобы и от нашей страны ойКумены не осталось вот таких же тапочек.

В ответ Крон замахал руками.

- Тише ты! Чего раскричался? Я давно уже никаких опытов не ставлю, и вообще, надевай тапочки и дуй отсюда, младшенький братец.

Океан удивился:

- Почему это, я стал младшеньким, объясни.

- А потому, братец, что наконец-то и я дождался, когда ты стал донашивать после меня вещи, а все знают, что только младшие донашивают после старших.

Океан аж в лице переменился от таких слов.

- Слушай, братишка, - напустился он на Крона, - я старше тебя на целых триста лун. Запомни, я ничего после тебя не донашиваю, сандалии взял поносить и сразу же пришлю тебе их обратно.

Крон тоже обиделся, начал защищаться:

- А чего ты злишься? Неужели шуток не понимаешь? Я вообще их тебе дарю. Если хочешь, я подарю тебе шапку, которая делает невидимым всякого, кто её надевает. Это вещь уникальная. Сам разрабатывал. Наденешь такую шапочку, и вернешься домой сказочно. Раз, и ты уже дома, а жена удивится, спросит: «Как ты тут оказался?», а ты ей ответишь: «А я и не уходил никуда».

- Не уж-то и, правда, невидимая, - удивился Океан.

- Да, она невидимая. Только одно маленькое «но», тебя не видно, а вот шапочку видно, и даже очень, поэтому носить ее лучше ночью, тогда самому ничего не видно, приходится снимать, но все равно, возьми, пригодиться. Вот еще сумочка, переметная, тоже из (американской) страны эльДо раДо привезена. Сабскаба, как её увидел, на коленях ползал, упрашивал, я не отдал, думал: «Приедет в гости братец Океан, ему и отдам».

- А в чем же секрет этой сумочки, переметной?

- Она гутаперчивая, умеет растягиваться или сжиматься, смотря, по величине того, что в неё положено, и материя у сумочки водонепроницаемая, настоящий каучук, бери, пользуйся.

- Хватит с меня и тапочек, - ответил Океан, как отрезал.

- Присядем на дорожку, - предложил Крон.

Посидели, помолчали, Океан обул туфли, поднял одну ногу и принялся вертеться на каблуке, но, кто пробовал проделать подобный фокус в непомерно больших туфлях, знает, как это не просто. Бедняга несколько раз больно стукался носом об землю, но мужественно продолжал свои упражнения, пока, наконец, не добился желаемого.

- Чирин! Чирин! Фиргулин! Фиргулин! - прокричал Океан.

Крылатые сандалии выпорхнули в раскрытое окно, только их след и растаял вдали.

- Вот неугомонный, этот братец, - думал Крон, - вечно в какую-то историю впутается.

Закрыв за ним окно, устало побрел наводить порядок в потайной комнате, вспоминая все, что рассказал Океан насчет муравейника.

Надо заметить, что его очень заинтересовала такая практичная конструкция вместилища душ.

- Она удобна в эксплуатации, компактна, вместительна, столько комнат, тупиков и переходов я никогда не встречал ни в одном месте, - рассуждал Крон, - а если еще установить такое чистилище на открытом месте, оно будет потрясать воображение не только живых, но и мертвых.

Кое-как, сбросав в кучу пергаменты, свалив туда же папирусы, перемешав все это с прочим хламом, придирчиво осмотрелся в комнате, махнул рукой:

- Пора и честь знать, скоро рассвет, а я еще не ложился.

Зевнув, отправился спать.

Только не суждено ему было уснуть в эту ночь. Эта темная, звездная ночь, сыграла в судьбе Крона огромную роль.

А произошло это так.

На полпути к спальне он вдруг остановился, как вкопанный, развернулся, и ноги сами понесли его назад, в потайную комнату. Ворвавшись туда, он начал разгребать груды рукописей по кабалистике, хиромантии и реальной Астрономии, папирусные свитки, пергаментные рулоны, скрижали и прочие тайнописи.

- Вот он, мой ночной горшочек, - радовался он, найдя невзрачный с виду горшок. – Наконец-то я отыскал тебя, - радовался он, - и видит всех высший Хаос, если бы ты не свалился мне на голову, долго бы я тебя разыскивал. А мне так хочется, поскорее испытать твою колдовскую силу.

Глиняный горшок, разукрашенный тремя основными и множеством дополнительных цветов, выглядел неказисто, но таил в себе огромную силу. Крон искал под рукой хоть что-нибудь ценное, и не найдя ничего подходящего, вытащил из своих волос золотую булавку.

Он прошептал над горшком заветное слово:

- Цзюйбаопеньты.

Что означает – «горшочек вари» и опустил внутрь булавку.

И, о чудо, в горшке что-то зашипело, он подпрыгнул над землей всего три раза, при этом наполняясь до краев золотыми шпильками, булавками и заколками. Вскоре под рукою у Крона было столько бижутерии и прочей золотой мишуры, что он на радостях забил ими до отказа большой сундук и тумбочку.

Решив, что бижутерии в доме достаточно, принялся делить и умножать золотые деньги Оболы. Запершись в большой комнате, он несколько дней подряд варил, выпекал и жарил златые и серебряные деньжата.

- Цзюйбаопеньты! Цзюйбаопеньты! - не переставало звучать из потайной комнаты, умножая драгоценности, увеличивая в размерах сапфиры, алмазы, жемчуга и бирюзу.

Вскоре сокровища и драгоценности буквально засыпали все помещения, и было их так много, что даже развернуться было негде. Все, к чему он ни прикасался, превращалось в золото и драгоценности.

Целую неделю он пользовался горшком для умножения массы денег и ценностей, но потом произошла заминка. Вначале горшочек работал исправно, затем Крону не понравился запах, исходивший от златых Оболов.

- Денежки с запахом, - подумал он, - это что-то новенькое. Деньги не пахнут, они просто не могут пахнуть, по природе взаимоотталкивающих взвесей метала.

Затем горшочек почему-то стал нагреваться, трещать и подпрыгивать, внутри горшочка что-то треснуло, затем щелкнуло, прошипело.

- Цзюй ба, о, пень ты! - и горшочек раскололся на множество мелких и крупных осколков.

Собрав несметные богатства, Крон испугался их огромного количества. И от этого ему стало грустно, словно капля дегтя, попавшая в бочку с медом, засела эта мысль в его голове:

- Что делать с таким богатством? А если ограбят? Куда не глянь, везде ворье и проходимцы, один Сабскаба с его слугой Бончо чего стоят, мигом все растащат, куда все это припрятать? - размышлял он днем и ночью.

Пришлось слезно просить мастера темных дел и хитромудрых интриг Азаеса схоронить все это несметное сокровище в надежном месте. Азаес предложил одну неприметную пещерку между горой Арзынян и Арзыгун.

Уточнив на карте месторасположение пещеры, Крон начал возражать:

- Эта пещера находиться в Азии, у самых Кавказских гор. Кто за нею будет следить, а если кто-то прознает о сокровищах и проникнет внутрь?

- Не беспокойся, - заверил его Азаес, - дальше положишь - ближе возьмешь, к тому же эта заветная пещерка между горами Арзынян и Арзыгун будет охраняться мечами-самосеками. Эти чудесные мечи-самосеки могут истребить целую армию и даже не притупиться. Кроме того, вход в пещеру нужно сделать с множеством ловушек и капканов, и ни одна живая душа не сможет проникнуть внутрь.

- Ладно, - согласился Крон, - устрой все, как следует.

Несколькими караванами двугорбых верблюдов и тремя караванами черных онегров пришлось вывозить Азаесу весь этот драгметалл и прятать в надежном месте. А затем для соблюдения тайны вырезать всех рабочих, стражу, а заодно и верблюдов с онеграми.

Крон тем временем все время не переставал размышлять.

И думал он приблизительно так:

- Разве можно доверять всему, что я услышал от Океана о Гипербореи, только в его воспаленном мозгу могли родиться такие искривленные мысли, и это не удивительно, ему голову вскружила любовь, а это, коренным образом, меняет наше представление о Гиперборее. Вот если бы Феникс согласился слетать туда, ведь он опытный дипломат, от его меткого глаза не ускользнет ни одна деталь, он все выспросит, все узнает.

А тут, как тут…кто-то постучал в открытую дверь.

- Кто там?

- Это я, - ответил знакомый голос, принадлежащий Фениксу.

- Слава всем, высшему Хаосу! Ты переродился?

- Да, - кивал он головою, - сменил шкуру и перья.

- Вот и ладненько, - довольно потирал свои шершавые ладошки Крон, - тогда собирайся в путь дорожку.

- Это еще куда? - поинтересовался Феникс. - Уж не хочешь ли ты отправить меня в эль-До ра-До на съедение злобным Скоробеям?

- Зачем сразу в эльДо раДО, - отвечал Крон. – Езжай-ка ты, милок, в Гиперборею. Чую, что там дела происходят нехорошие. Не зря из северной стороны таким сквозняком потянуло, что хоть двери закрывай, хоть окна затворяй бесполезно, дует и все тут.

- Да, это точно, - соглашался Феникс, - в последнее время стало холоднее, не то, что было раньше, вот помню, лет, эдак, 300-400 было гораздо теплее, и перья у меня отрастали короче, и пух был не таким пушистым. А теперь, посмотри на меня, ни за что не поверишь, что я только что переродился, перья жесткие, как будто специально предназначены для зимы и холода.

- Вот и я говорю, природный инстинкт не обманешь, он знает, что делать. Не зря многие животные на зиму пушистым мехом обрастают или впадают в спячку.

- Но там же холодно, - отнекивался Феникс, - а я только-только переродился, жирок еще не нагулял, замерзну, да и дорогу туда совершенно не знаю.

- Ты только не нервничай, - успокаивал его Крон, - одежду я тебе дам теплую и дорогу верную подскажу, вот смотри.

Открыл толстую тетрадь и начал объяснять:

- Это путевые заметки одного купца, называются «Хождение за три моря». Вот послушай, что он пишет: «Любовь к путешествиям подобна любви к женщине, новые страны, как новые встречи». А ты отказываешься, - наиграно строго бурчал он.

И все-таки Фениксу не нравилась эта затея с Гипербореей, он недовольно мялся, переступая с ноги на ногу.

- Бросай свое упадническое настроение, взбодрись, будешь у нас первопроходцем, можно сказать «пионером».

- Ну, если пионером, - грустно щебетал Феникс, всем своим видом давая понять, что ему не нравиться эта затея.

Крон сочувствующе посмотрел в полное сострадания лицо друга, обнял и молвил:

- Прощай, друг. Да не погубит тебя гиперборейский климат!

Час спустя, когда на востоке занялась нежнейшая, как роза, заря, Феникс ускакал прочь, и плащ за его плечами развевался, будто крылья огромной птицы.

Кампа в Ирии

Темнота ночи постепенно набирает силы, дозорные, затаившись на кордоне, дремали по очереди, не выпуская из рук оружия. Тихо вокруг, ни единый звук не тревожит сумеречный покой, лишь иногда под лапой зверя треснет ветка, или подаст голос ночная птица. Кампа не спит, слушает ночь, вслушиваясь в каждый шорох, несколько раз тишину нарушает непонятный звук, но чутье подсказывает, ничего страшного, дикие варвары шумят иначе. Припав ухом к сырой земле, можно услышать бесчисленное множество насекомых, наполнявших ночь треском, свистом и стрекотанием, все эти едва слышные звуки убаюкивают дремлющий слух. Но спать нельзя, эта тишина обманчива, тихой поступью крадется нарушитель, пытается пробраться через границу, полакомиться гречихой, ячменем, полбой и горохом. Где-то в этих местах варвары Обатала проложили себе тропу и шастают, туда – сюда, объедаются спелыми хлебами, только пойди, сыщи их на таких огромных просторах.

Разгоняя сонную дремоту, Кампа привстала над землей, осмотрелась по сторонам, и ее очам открылась бескрайняя степь, усеянная блестящими искрами светящихся москитов, фосфорицирующих червей, мерцающих светлячков, да вспышек огня от перекликающихся друг с другом сторожевых вышек.

Новости и последние известия в степи передаются быстро, их транслируют при помощи огня и медных зеркал-тарелок. Вот и сейчас, вспышкой огня прорезал ночь яркий свет, за ним еще один, блеснул и погас, блеснул и погас. Это сигналят с дальнего кордона, передают последние вести, и они с быстротой молнии облетают степь от края до края, передаваясь от одной заставы на другую.

- К вам едут гости. К вам едут купцы, - сигналят им дозорные соседней заставы.

На рассвете Кампа увидела караван вьючных животных, неспешно приближавшийся к границе, разбудила спящих подружек, и те вышли встречать гостей.

- Кто такие и куда путь держите? - интересуются девы-воительницы.

- Мы купцы, - отвечал важного вида демонос, в котором Табити без труда узнала посла Феникса, которого не раз видела в столице Ирия городе Гееполе.

- Мы соль везем, поэтому нужно переправиться через речку посуху. Показывайте, где мелкий брод.

- Я покажу, - отвечала Табити, проведя их к броду.

- Вам туда, - указала она рукою вдаль.

Караван неспешно пересек речку и растаял вдали.

- Купцы соль повезли? - интересовалась Кампа у Табити.

- Купцы-то они, купцы, - отвечала девушка. - Только странно все это, одного из них я точно узнала - это Феникс - посол ойКумены.

- Ну и что тут странного? - непонимающе вопрошала Кампа. - Может ему проще с купцами туда добраться.

- Не то странно, что он едет с купцами, странно другое, с чего бы это такой важной птице прикидываться простым купцом.

И снова все стихло, степь продолжала жить своей обычной, размеренной жизнью. Казалось, все вокруг было по-прежнему спокойно, ничто не нарушало тишину, разве только свистел ветер в глазницах пустых черепов, брошенных на обожженный зноем речной песок.

Но эта тишина обманчива, вот на берег реки, поросший густым камышом, вышла саблезубая львица. Ализонки, сжимая в руках свои копья, провожали хищника взглядом. Казалось, протяни руку и можно погладить зверя, только не спешите дергать льва за усы - он еще не издох. Полосатый хищник неспешно ступая по мелководью, лениво рычал, переговариваясь с детенышами, которые с головой зарывшись в кабанью тушу, отедались требухой и мясом. Птицы-падальщики, ожидая своей очереди, восседали тут же, на одиноко стоящем дереве.

В это время какой-то непонятный, едва слышный звук спугнул падальщиков, те с криками «Галь, Галь, Галь», взлетели в небо, оглашая окрестности предостерегающими возгласами. Учуяв опасность, хищник предупреждающе оскалил свои острые, словно меч, клыки, предупреждающе рыкнул.

В степи саблезубый лев не боится никого, но инстинкт самосохранения заставляет это животное думать, прежде всего, о своем потомстве. Втянув носом воздух, принюхался, а затем большими прыжками подскочил к кабаньей туше, вонзил в нее клыки и уволок в заросли камыша. По-детски повизгивая, следом за ним прыгали полосатые котята.

- Что спугнуло зверей?- думали Ализонки, пристально осматривая окрестности, стараясь не пропустить ни одну мелочь, запомнить каждый кустик, каждое деревце.

Воздух был зноен, все живое умолкло, притаилось, такая тишина бывает в степи перед ненастьем.

Где-то вдалеке ударил гром приближающейся грозы, и вот уже тишина взорвалась сотней варварских голосов, сливающихся в хор нечленораздельных звуков. Это варвары-Оботала воют на погоду, угрожают грозовой туче. Гроза - лучший помощник Ализонкам, она позволяет точно узнать - есть ли поблизости варвары или нет.

Варвары, находясь в плену своих примитивных предрассудков, верят, что могут устрашить небо, бросают в грозовую тучу камни и палки. Они боятся, что бы небо не упало им на голову и не придавило их к сырой земле, а такие случаи - не такая уж большая редкость, вот и воют они на погоду, бросают камни да палки, отгоняют грозу. Налетевшая е боятся ни диких зверей ни демоносов боятся они только одного чтобы небгроза умыла степь живительным дождем, рассеяла палящий зной, и спустя час также внезапно прекратилось, как и началась.

Насквозь промокшие Ализонки всматривались вдаль, прислушиваясь к топоту, гулко раздававшемуся по земле.

- Смотрите, вот они, варвары, - молвила Табити, указав рукой в степь, по которой мчался клыкастый Слон, той редкой породы слонов длиннохоботников, которая встречается в Ирии и больше нигде.

Он преследовал варваров, а те разбегались от зверя во все стороны. Одного из них Слон подцепил своим бивнем и швырнул в небо, а затем схватив хоботом стал яростно колотить о ствол одиноко стоящего дерева, пока несчастный не превратился в кровавую массу, тогда слон бросил его на землю и кинулся в след за убегающими.

- А чего он за ними гоняется? - вопрошала Кампа. - Разве он хищник?

- Это не он за ними гонится, - отвечала Табити, - это варвары его от стада отбили, смотри внимательно вон там, в траве мелькают их головы.

- Разве смогут они своими дубинами одолеть такого большого зверя? - удивлялась она.

- Ты их плохо знаешь, - отвечала Табити, - эти варвары, кого хочешь, могут своими дубинами в землю вогнать, смотри, что будет дальше.

И, правда, через миг раздался протяжный рев слона, он остановился в своем беге и завертелся на месте.

- Что с ним?.

- Это варвары кремневыми топорами сумели подрезать сухожилия на задней ноге, и теперь он обречен.

Гигантский исполин захромал, утратив способность двигаться, вертелся на месте, призывно трубил в хобот. Теперь они подрежут ему сухожилие другой ноги и уже полностью обездвиженному зверю разрежут хобот и будут ждать. За несколько часов он умрет от потери крови, а варвары устроят настоящее пиршество.

- Знаешь, какой у них самый почетный трофей?

- Нет, не знаю.

- Самый почетный трофей - съесть мяса с хобота слона.

Вскоре все произошло, как и предвещала Табити. Дикари, прикончив зверя, оживились, и под бой барабанов исполнили какую-то сумасшедшую пляску, прыгали друг против друга, трясли мохнатыми головами.

- Теперь несколько дней они нас не побеспокоят, мяса у них много, но смотреть нужно в оба.

И правда несколько дней на границе было тихо, но затем вся степь будто ожила огнями.

- Тревога! Тревога!- с быстротой молнии передавалось от одной заставы к другой.

То в одном конце степи, то в другом варвары предприняли попытку перейти границу.

Обходя границу на одной из свободных от камыша полян, Опис и Гипероха, шедшие впереди, остановились и дали знак остальным. За рекой паслось пол дюжины одомашненных быков, по всей видимости отбившиеся от стада Калипидов и убежавших на ту сторону границы. Быки мирно паслись на поляне, пережевывая свою жвачку.

В густой траве к ним, крадучись, ползли пять или шесть варваров, подкравшись шагов на двадцать, передний варвар быстро поднялся и бросил один за другим два копья, остальные, подняв свои копья, подбежали к животному с боков. Одно из копий попало зверю в хребет, врезалось в кожу. Бык взревел от боли, и, выставив вперед свои устрашающие рога, помчался на обидчиков. Варвары с криком бросились врассыпную и успели отскочить в тот миг, когда животное пронеслось мимо, получив в бок несколько копий. Примитивные наконечники копий, очевидно, не глубоко проникли сквозь толстую шкуру, так как многие тут же выпали из тела. Рассвирепевший бык повернулся кругом, настиг одного варвара и взмахом головы подбросил его довольно высоко, но другие варвары снова метнули свои копья и отвлекли внимание от того, кто упал. Увидев, что на него нападают с разных сторон, бык предпочел искать спасение в бегстве и помчался к реке вслед за остальными животными. Варвары бежали следом, но, несмотря на быстроту своих ног, стали отставать, бросали копья в раненого зверя, но бык бежал, оставляя на земле кровавые следы.

Преследуя раненое животное, варвары огромными прыжками перескочили реку, оказавшись за границей Ирии, чем развязали руки Ализонкам.

- Вот, варвары, - молвила Табити, - даже прикончить зверя не могут, только мучают.

Замахнувшись, она с силой метнула свое копье, которое, просвистев, пронзило несчастное животное, и бык, захрапев кровью, рухнул на землю.

Крик радости вырвался из грудей волосатых приматов, они в пылу погони не видели чужое копье, подбежали к животному, принялись исполнять танец победы. Копье, торчащее меж лопаток исполина, привлекло внимание одного варвара, и он удивленно вытащил из тела чужое, обитое медью, копье и, недоумевая, показал своим сородичам.

В этот миг тени воительниц Ализонок пали на землю, также, не издав ни единого вскрика, падали сраженные варвары, даже не осознав всего происходящего. А еще через некоторое время головы нарушителей границы, красовались на высоких шестах, расставленных вдоль реки, в назидание и поучение остальным приматам.

Ализонки без малейшей жалости убили всех варваров, держащих в своих руках оружие. А вот с одним варваром, которого ранил бык, оказалось много хлопот. Одно дело убить врага – это дело святое, ради которого они и охраняли границы Ирия, и совсем другое дело добить раненого и безоружного, он хоть и животное, но все же живое существо. Ведь не убивают же кровожадных драконов или саблезубых тигров, хотя они и очень опасны, а держат их в клетках ради забавы, на показ гостям, друзьям и близким родственникам.

Вот и тут, Ализонки наотрез отказались совершить столь кровавое злодеяние - добить раненого, пусть пока живет, а там видно будет.

- Я буду за ним ухаживать, - твердо решила Кампа, - а затем принесу его в жертву на празднике богини матери, в храме Каменных могил.

Её заботами варвар быстро пошел на поправку, зализал свои раны и вскоре выглядел вполне здоровым, став для Ализонок чем-то вроде домашней собачонки, хоть и на привязи, а все же своя, ручная.

Переезжая с места на место, они везде возили его с собою, присматриваясь к его повадкам. Ведь бывает же, что растения или животные предсказывают хорошую погоду или ненастье, может и он, считали девушки, поможет лучше понять этих диких приматов.

Иногда Ализонки собирались и тайком наблюдали за тем, как он ковырялся своими грязными пальцами, стараясь извлечь из-под коры упавшего дерева какого-нибудь червячка, жучка или сладкую букашечку, и с жадностью её пожирал, жадно чавкая.

- Как же можно лишить жизни столь забавное существо? - рассуждали меж собою Ализонки.

А варвар, при их ближайшем рассмотрении, именно таковым и был. Питался он и кореньями разных папоротников, а также всевозможными букашками, пауками, гусеницами, личинками белых червей, а также особого рода глиной, которая хоть и не питает, но создает иллюзию сытого желудка. Ел он и мясо, и хлеб, и овощи, а также сладкий тростник, которым его подкармливала Кампа. Чудно было наблюдать за таким смышленым зверьком, который быстро освоился в новой для него обстановке и даже в чем-то старался подражать своим хозяевам. Мимика этих приматов была столь красноречива, что на их лице можно прочитать все чувства, если они чему-то радуются, то улыбаются, от боли - недовольно хмурятся, так выражать свои чувства и эмоции не может ни одно животное на этой бренной земле. И, хотя, они безголосы, не умеют красиво изъясняться, а только рычат по-звериному, издают гортанные хрипы, скулят да повизгивают, все же понять их не очень сложно.

Кампа, ухаживая за раненым, быстро к нему привязалась. Привыкла к его внешнему виду, столь мерзкому и по-варварски отталкивающему, что даже не обращала внимания на его запах и мириады вшей, сроднившихся с его телом. Эти варвары, породы Оботала, отличались большей сообразительностью, по сравнению с другими приматами.

Вот, что он рассказал Кампе, когда она вполне уже освоила его пискляво-гортанные звуки и мимику жестов. Причудливо корча уморительные рожицы, дополняя свою речь жестами, Оботала поведал следующее:

- Вы демоносы-Йотуны сильнее, чем мы, потому, что едите зерно хлеба, а мы мясо. Мясо так редко попадается, много лет нужно мясу, что бы вырасти, да к тому же мясо имеет четыре ноги и быстро бегает, а у нас всего две ноги, чтобы его догнать. А ваши чудесные зерна, которые демоносы – Йотуны бросают в землю, остаются и прорастают там, куда их бросили, возвращаясь к вам сотней других зерен всего через несколько месяцев. Зимой мы мерзнем, а Йотуны отдыхают на печи, уплетая калачи.

- Так и вы выращивайте хлеб, - советовала Кампа варвару.

- Мы не умеем, - отвечал Оботала, - мы умеем только охотиться, с того и живем.

И будто, в подтверждение его слов, на их участке границы варвары вырезали полсотни бычков первогодок из вольно пасущегося стада Калипидов, такую же часть бычков они намеревались угнать за кордон. Ализонки сумели отбить несчастных животных, а недобитые варвары разбежались.

Полсотни бычков лежали изрубленные, столько же отрубленных варварских голов украсили собою границу Ирия.

- Вот беда, - ругались Ализонки, осматривая поляну, засеянную трупами молоденьких бычков первогодков, столько мяса, что с ним делать.

- А тут и думать нечего, режте в прок - молвила Табити, принимаясь разделывать туши.

Пришлось девушкам несколько дней свежевать, коптить и солить мясо, заготавливая его впрок. Запах жареного мяса приятно щекотал ноздри, вот только одна беда - соли оказалось в обрез, а без нее самая вкусная еда - не еда. Без соли на жаре мясо долго не сохранить.

- Жалко не додумались взять соли у купцов, - жалела Табити, - им мешком больше, мешком меньше, а нам польза. Съезжу-ка я за солью, - решила она и, прихватив с собой Кампу, отправилась вглубь Ирийской степи, в стойбище Калипидов.

У Тешши на блинах.

- Без соли ни куда. Соль - это огромное богатство, там, где ее нет, - это прекрасно понимал прикинувшийся купцом посол Феникс.

- Сразу за границей Ирия простирается пустыня на семнадцать дней пути, а далее на север живут демоносоподобный народ Фиссагетов, многочисленное и своеобразное племя, - объясняли купцы Фениксу, ведь они бывали в этих краях неоднократно.

- А вон там, - указали они, куда-то вдаль,- рядом с Фиссагетами живут племена Иириков, они так же промышляют охотой и рыбалкой. Вплоть до области этих племен вся упомянутая земля представляет собой равнину с толстым слоем почвы. А оттуда земля уже твердая как камень и не ровная.

- Чего она такая каменистая? - интересовался Феникс.

- Сам подумай, какая она может быть, ведь это уже Уральское предгорье, сплошной камень малахит да железная руда. Там у подножья высоких Уральских гор обитают совершенно лысые варвары Аргипееи, к ним мы и едем.

- Варвары живут на территории ойКумены? - удивленно переспрашивал Феникс.

- А чему ты удивляешься, - отвечали купцы, - если демоносы живут там, за Уральскими горами, то почему варварам Аргипеям нельзя жить у нас, к тому же мы считаем их полукровками - помесь людей и демоносов. Все они, как мужчины, так и женщины лысые от рождения, плосконосые с широкими подбородками, разговаривают на особом языке, который, впрочем, нам, демоносам, понятен.

- Варвары живут в ойКумене, этоже бред. Отчего так, объясните, - просил он купцов.

- Раньше эта земля всецело принадлежала нам, демоносам, но когда Уран-громовержец разделил Уральскими горами эту землю надвое, часть демоносов осталась жить в Сибири, это уже территория Гипербореи, часть людей проникла на нашу территорию.

- Как демоносы там живут, в стране мороза и холода? – не переставал удивляться Феникс.

- А кто ж их знает, - пожимали плечами купцы, - тут мы часто бываем, а что делается за Ураловым валом, никто в точности сказать не может. Эти страны отделяют высокие и недоступные горы, которые еще никто не переходил. По словам лысых людей на горах обитают козлоногие демоносы, а за ними другие демоносы, которые спят шесть месяцев в году, а за ними живут стерегущие золото грифы- Гиксосы, но это уже чистой воды вымыслы, ибо там уже начинается самая, что ни наесть Гиперборейская земля. Чем дальше на север, тем больше снега, вряд ли в таких жутких условиях будут жить демоносы.

- А что вам известно о Гипербореях? - интересовался Феникс у проводников.

- О самих северных людях нам ничего не известно, но можно пораспрашивать Аргипеев, они с Гипербореями находятся в ближайшем родстве, может чего и расскажут.

Так день за днем по беспредельно каменистой равнине, кое-где изрезанной жиденьким лесом да множеством рек, продвигался караван купцов, и вскоре оказался в области лысых людей полукровок. То и дело на их пути встречались небольшие селения охотников и рыбаков, в которых они делали короткие остановки.

Надо заметить, что лысые варвары Аргипееи жили преимущественно охотой. Промышляли пушным зверем и птицей, которых здесь водилось в огромном множестве. Ловили рыбу, от которой порой не видно было дна у рек. Женщины и малолетняя детвора занималась сбором грибов, ягод, жучков, червячков, а также некоторых видов слизняков, до которых они были особенно охочи. Но не только этим ограничивались Аргипеи.

Как успел заметить Феникс, у них появились одомашненные животные и прежде всего собаки, при помощи которых, они сумели приручить быка, овцу, оленя, козу, свинью и даже пытались возделывать злаки, хотя это и не просто в таком суровом климате.

- Я-то думал, что Аргипеи - это одичавшие демоносы, а, оказалось, это самые, что ни наесть варвары, только лишенные волосяного покрова, - дивился он, глядя по сторонам.

И, правда, было от чего голове пойти кругом, а ноге, которую он случайно подвернул на одном из перевалов, разболеться еще сильнее.

- Варвары - рабы, стоявшие ниже всякого дикаря, здесь, в этом суровом краю преобразились, может, это холод заставил их начать двигаться, расшевелил мозговые извилины, обострил способности, - думал, размышлял Феникс примерно таким образом.- Вот хотя бы взять наш климат, у нас тепло, можно даже сказать, жарко, а ведь от жары даже у демоносов мозги перестают соображать, а то и просто плавятся, что, несомненно, отражается на всем, без исключения, быте, одежде, образе мышления. И варвары у нас в ойКумене чудовищно безмозглые, а тут, в этом суровом краю они радикально, я бы даже сказал кардинально, изменили свой образ и подобие, сделавшись разумными. Но ведь это же глупость, - в сотый раз твердил себе Феникс, - какой может быть разум у варваров, живущих в этом суровом климате. Ведь тут сплошные морозы и холод, а, как известно, мозги в большинстве своем состоят из воды, которая на морозе замерзает, превращаясь в сосульку, вот по этому всякое рассуждение о разуме у варваров просто беспочвенно, одним словом- бред.

И будто в доказательство своей правоты, дорогу им преградил небольшой отряд воинов-охотников, они возникли столь неожиданно, что демоносы просто не успели испугаться. Варвары стояли, ощетинившись примитивными копьями, глупейшим образом вытаращив свои очи, внимательно изучали незваных гостей, молчали.

Демоносы, пытаясь предугадать замыслы этих диких людей, также стояли молча, лишь груженые солью онегры недовольно фыркали, раздувая свои красные ноздри.

От этой разноликой толпы охотников отделился один воин, подошел к Фениксу и строго спросил:

- Кто хозяин каравана?

- У нас не один хозяин, - отвечал Феникс, - здесь несколько купцов везут товары для обмена, а мы сопровождаем их, потому, что в этих краях всякий сброд частенько тревожит путешественников.

- Вам нечего бояться, следуйте за мной, - сказал воин и тут же вызвался проводить их в селение.

Этот, с виду дикий варвар по имени Агриппа, оказался славным и разговорчивым малым, за то короткое время, что он сопровождал караван купцов, они успели, насколько это возможно, сдружиться. Передвигаясь на своих двоих, он двигался так быстро и проворно, что Феникс и Гарпии на онеграх едва поспевали за ним.

Еще издали заметили Аргипеи караван гостей, и хорошо зная цель их прибытия, громогласно принялись оповещать о нем остальных жителей, с помощью особого рода голосового телеграфа - длинного закрученного бивня слона, который они называли Трембита. Картинно стоят глашатаи, выдувая из Трембиты резкие, непривычные для слуха звуки. Будто одинокий слон, вызывающий свою самку, трубит Трембита, и вот ей отвечает еще одна, еще и еще.

- Приехали купцы Йотуны. Приехали купцы Йотуны.

Эта весть в невообразимо короткий срок передается в самые дальние уголки, и население ближайших хуторов сбегается на торжище.

Селение Аргипеев представляло собою множество вырытых в земле землянок, вроде норы, а также целый город шатров-Юрт, крытых шкурами животных. Всюду снуют охотники да рыбаки, все при деле, даже вездесущая детвора по-деловому бегает взад-вперед, искоса посматривая на чужаков…демоносов-Йотунов. Если бы они только могли знать, насколько демоносам было удивительно смотреть на людей-варваров, по всей видимости, уже обладавших коллективным разумом. Из подручных средств они умели приготовить себе орудия, чтобы при помощи их вести борьбу с природой, при этом они проявляли поистине недюжий разум и сноровку, которая не могла не изумлять.

Свежий кремень, еще пропитанный влажностью почвы, давал при отбивке острые режущие ребра и вместе с тем был так тверд, что варвар отдавал ему предпочтение пред всяким другим сподручным материалом. Изготавливая всевозможные орудия для быта и охоты: скребки, наконечники дротиков, копий, ножей, применяя и употребляя для этих целей также дерево или кости животного.

Аргипеи охотились на зверя уже не стадно, загоняя его в ловушки и забивая камнями, а с помощью оружия, рыбу ловили при помощи сетей и крючков. Вместе с тем, эти дикари уже стремились к искусству и красоте, украшая свою одежду ожерельем из зубов и кусочков цветного камня.

Но самое главное, что этот жалкий дикарь уже обладал великим даром свободного творчества: на обломках костей, на клыках и на бивнях хищных зверей он изображал различных животных и сценки из жизни. Правда это все было похоже на рисунок ребенка демоносика, но ребенка, очевидно даровитого, умеющего схватить и передать сходство.

Мамонты и северные носороги, пещерные медведи и диковинные звери, которых Феникс видом не видывал, о которых он даже не слышал, были изображены с поразительным сходством. И еще он успел заметить, что этот варвар, уже был человеком общественным. У него были какие-то свои, пусть примитивные, пусть далекие от совершенства мировоззрения, вроде почитания культа мертвых, он знал и обрядовые погребения. Хоронил своих мертвецов по строго установившимся обычаям, обряжая их украшениями из бус и раковин.

Несомненно, варвары имели понятие о загробной жизни, хотя и представляли ее как продолжение земной, поэтому снабжал своих мертвецов горшками с пищей, орудиями и прочими предметами быта.

- В общем и целом какой-то абсурд,- думал Феникс,- такое примитивное представление о загробной жизни могло быть только у варваров. Лучше бы они вложили умершему под язык монету, а не нагружали покойника горшками с зерном, оружием и любимыми вещами, можно подумать они пригодятся ему в загробной жизни.

Все это вызывало в душе Феникса нескрываемую улыбку, одним словом варвары.

- Не может быть у варваров чистилища, - думал, рассуждал он.

Но как оказалось у них были свои чистилища, и узнал об их существовании он совершенно случайно, заинтересовавшись примитивной керамикой, сложенной горкой возле одной из Юрт.

Из огнедышащей печи валил густой черный дым.

- Наверное, сырыми дровами топят, - отметил про себя Феникс, но когда заглянул внутрь, удивился, в жарко натопленной печи вместо дров горели черные камни,- этого не может быть,- удивился он еще больше,- камень не может гореть, потому, что он каменный.

- Это черный уголь, - небрежно объяснял ему проводник Агриппа, - вот их сколько у нас, и горят они отлично.

И, правда, брошенный в огонь черный камешек горел, раскаляясь до красна, обжигая посуду.

Феникс недоверчиво взял в руки один сосуд, принялся рассматривать. Сосуды из глины были примитивны, но уже имели ясное понятие о симметрии и были разукрашены узорами из ромбических линий, спиралей и черточек.

- Что означают эти рисунки? - интересовался он у проводника.

- Это символы наших спиральных чистилищ, - объяснял Агриппа гостям.

- Спиральных чистилищ! - еще больше удивился Феникс, но виду не подал, устыдившись своей невежественности.

Ошарашенный открытием, он задом попятился к выходу и, споткнувшись о кучу угля, упал на землю, еще больше повредив больную ногу.

Купцы, которые не раз уже бывали в этих краях и хорошо знали расположение селения, остановили караван на базарной площади, стали разгружать товары, приценяясь к местным товарам, и прежде всего к мехам, редким украшениям и прочим диковинкам. Базарная площадь была расположена в непосредственной близости от жертвенного камня и божества, выструганного из грубоотесанного дерева.

Феникс уже знал, что в этих странах поклоняются деревянным богам Болванам, но видел их впервые и оттого удивился еще больше, узнав, что к ним обращаются, как к живым, и даже приносят жертвы.

Болван или истукан, которого Аргипеи называли Калгама, считался хозяином гор, скал, рек, ведающий пушным зверем и рыбой. Его представляли в виде великана с остроконечной головой, двупалыми руками и длинными ногами, которыми он врос в землю, будто пустил туда свои длинные корни. Калгама был требовательным богом, к его изваянию складывались не только жертвенные животные, но и ценные подарки. Охотники приносили ему лучшие наконечники копий, которыми им посчастливилось убить медведя или рысь. Женщины дарили свои украшения, одежду, посуду. Неплохой жертвой считалось изображение божества, вырезанное из камня, кости, или дерева.

Наученный купцами, Феникс оказал знаки внимания местному божеству, подарил идолу немного соли, немного хлеба, немного золота и драгоценных каменьев. Вид у истукана был устрашающим, поэтому Феникс не скупился, складывал и складывал подношения до тех пор, пока ему самому это не надоело.

- Доволен ваш бог или нет? - вопрошал он у проводника Агриппы.

- Доволен, очень доволен, - отвечал тот.

Тем временем все жители селения толпилось возле каравана купцов, привезших дикарям нехитрые предметы быта, которые так высоко ценились в их землях. Особым почетом и самой великой ценностью, конечно же, была соль. Соль была нужна для пищи, для выделки шкур, которых было особенно много. Целыми горами они лежали, сваленные в кучи. Тут тебе и белка, песец и колынок, выдра и бобры, соболя и нутрии, норки и оленьи меха, шкуры медведя и тигра, и, конечно же, огромные шкуры волосатых Мамонтов.

Эта обширная торговая «площадь » была не только местом купли - продажи, она служила также лобным местом, на котором происходили народные гуляния, а также судебные тяжбы, ибо всегда имелось множество вопросов, которые нужно было решить. Они касались охоты, прав на пастбища, убийств из-за распри, кражи скота и женщин.

Все эти и другие подобные дела, которых обычно не впроворот в любом цивилизованном обществе, было достаточно и у Аргипеев. Старейшина рода рассматривала жалобы, примеряя враждующие стороны, но если спорящие не прислушивались к голосу разума и не соглашались с приговором судьи, они могли решить спор при помощи поединка. Это считалось лучшим развлечением, и тот базарный день, после которого не оставалось хотя бы несколько трупов, считался неудачным.

Сейчас же все жители вели себя мирно и спокойно, торговля протекала бойко, каждый выступал в роли продавца и покупателя, ибо денег они не знали, поэтому каждый расхваливал свой товар. А торговали они всем, начиная от оружия и заканчивая тканями, шкурами, зерном, мясом и всем, что только можно было отыскать в лесу, в реке и в горах.

Столько пушного зверя демоносы не видели никогда в своей жизни. Россыпи беличьих и куньих, соболиных и рысьих, лисьих и волчьих, кабаньих и медвежьих, барсучьих и оленьих шкур лежали огромными кучами. Старейшина рода следила за правильностью торговых соглашений, изымая свою часть от торговли. Торговый обмен требует правильного веса, точного определения мер. Весы и меры считались принадлежностью только старейшины и за взвешивание на весах и вымеривание меры, необходимо было платить, отдавая ей часть товара в виде платы. При продаже диких или домашних животных старейшина клала на них свое клеймо, которое свидетельствовало о купле - продаже, отчего торговая сделка получала необходимую крепость.

Молча взирал идол Калгама своим прокопченным лицом на многоликую базарную площадь, где, то и дело, совершались торговые сделки. Продавцы и покупатели, скрепляя сделку, били со всей силой один другого по рукам над горящим пламенем родового огнища, беря в свидетели деревянного болвана Калгама.

За порядком на торжище следила знатная варварша, которая почиталась у них за старейшину рода. Плотная, сильная телом варварша по имени Тешша пользовалась особым уважением, это можно было видеть по тому, с каким почтением к ней прислушивались соплеменники. Вид у нее был величав. Над головой из густой шапки коротких пестрых перьев вздымались длинные перья какой-то таинственной птицы, вставленные в шитый цветным малахитом обруч. Шею обвивало тяжелое ожерелье из кабаньих клыков, тигровых зубов, рысьих когтей, нанизанных в таком порядке, чтобы самые длинные и большие лежали посреди ее широкой груди. Венцом же этой композиции из рогов и копыт был до блеска отполированный бивень мамонта. Дополняли ее убранство серьги, которые были продеты сквозь отверстия в мочках ушей, откуда торчали два покрытых замысловатой резьбой кашалотовых зуба, корневыми впадинами вперед. Её объемные телеса были затянуты в шкуру мамонта той редкой породы, которых еще называли рыжиками, из-за золотистого отлива шерсти. Руки и ноги, сплошь расписанные татуировками, украшали драгоценные браслеты из золотой и серебряной проволоки. Судя по великолепному орнаменту рисунков на лице, ногах и руках эта женщина принадлежала к высшему сословию. С видом царствующей особы, она горделиво восседала на горе пушистых шкур с одной стороны и мешков соли, зерна, мяса и пахучих трав с другой стороны. По меркам аргипеев, Тешша была настоящим богачом, взвешивая товар, она забирала себе часть товара, как плату, но никто на нее не обижался, ведь платили обе стороны.

От смены климата и дальней дороги, в которой Феникс подвернул себе ногу, вид у него был неважный, к тому же, вывихнутая нога болела неимоверно.

- У вас в стойбище лекаря не найдется? - обратился он к Тешше с вопросом.

Та придирчиво осмотрела Феникса и тут же поставила точный диагноз.

- Ты Йотунчик дохлый какой-то, кабы к утру не издох. Неужели у вас в ойКумене нормальных демоносов больше не осталось, вот и в прошлый раз от каравана купцов половина от чумки издохла, и эти не лучше.

- Да у меня нога болит, - оправдывался Фениксу, - с детства страдаю плоскостопием, а правая нога всегда болит на погоду и ноет, когда ее подвернешь, - продемонстрировал ей распухшую конечность.

- Это нога? - удивленно осмотрела Тешша его птичьи лапы, - и впрямь коготки у тебя какие-то кривые, выворочены не то влево, не то вправо, ну да не расстраивайся, демоносик, лишь бы не корь и не свинка, а все остальное вылечим.

- А, ну, хватайте его под белы ручки, и бегом ко мне в Юрту, - скомандовала она прислуге, - я его живо на ноги поставлю.

Из крепкой оленьей кожи была сделана Тешшина юрта, белым мехом изнутри подбита, расшита и разрисована узором зверей, птиц да ползучих растений. Двери были деревянные и такие высокие, что даже въезжая верхом на онегре не нужно было нагибаться. А вот Тешша не увернулась и случайно ударилась головой о дверной косяк, ведь росту она была гигантского.

- Ноги вытирайте, окаянные, - ругалась она, прикладывая холод ко лбу, на котором красовалась вмятина от дверного косяка.

- Вот сюда его кладите, поближе к огоньку, - командовала она женщинам и детям, которые в углу юрты скоблили шкуры животных, натирая их мокрым песком и пемзой.

Больного положили на пестрый от рисунков ковер, расшитый изображением фантастических зверей, крылатых волков, рогатых львов с колючей чешуей, птиц о трех ногах, рыб и невиданных морских гадов. В полумрачном трепещущем свете очага все эти чудовища как-то дивно оживали и вроде начинали шевелиться. И Фениксу на миг показалось, что эти страшные и ужасные животные набросятся на него и проглотят с пухом и перьями, от этого по его телу мелкой дрожью бежали холодные и липкие мурашки, обгоняя друг друга на поворотах.

Тешша отогрела руки у очага, над которым висело несколько кусков мяса, ножиком отрезала кусок оленины и, усевшись в огромное кресло, принялась командовать своими домочадцами. Смачно чавкая сальными от жира губами, раздавала приказания прислуге и дочерям, рослым, красивым лицом девушкам, которые сновали по Юрте взад и вперед, выбивая горы пыли. Иногда они, будто нарочно сильно били ногами в пол, закрытый шкурами мохнатых Мамонтов, пытаясь раздавить насекомых, которых там водилось огромное множество. Тешша с величайшим вниманием осмотрела распухшую ногу и немедленно отправила с каким-то поручением оказавшегося поблизости мальчика, который почти голышом носился по Юрте, путаясь под ногами, получив при этом не одну затрещину.

- Готовьте обед, - приказала она прислуге.

И те сняли мясо, жарившееся на вертеле, выбросили его собакам, а на его место водрузили целую тушу оленя. В большом котле поставили вариться что-то напоминающее суп или соус из бельчатины и слизняков, которые Аргипеи очень ценили за их вкусовые качества.

Кипение в котле поддерживалось при помощи раскаленных докрасна камешков, их бросали в котел для того, чтобы вскипела вода. Пользуясь двумя палочками, женщины то и дело вынимали из огня раскалившийся камень, опускали его в котел, а другой камень, уже остывший, вытаскивали и клали в костер.

Феникс поинтересовался:

- Почему нельзя просто подогреть котел, вскипятив его на огне?

- Весь секрет в этих камушка, отвечала хозяйка. Ведь они не простые. Это сланцы, выделяющие особые соли и минеральные добавки, а также, калий, магний, фосфор, серу и железо, от этого соус приобретает характерный привкус, заменяя собою специи и приправы, а суп, приготовленный на таких сланцах, получается густой и ароматный.

Хозяйка сделала знак служанке принести гостям Юколы, и та быстро наполнила, небольшие деревянные чашки молоком и подала их гостям. Теша, поднеся чашу к губам, жестом предлагая последовать её примеру. В чашках оказалось густое оленье молоко со вкусом меда, который был туда добавлен.

- Пейте, гости дорогие, - приговаривала она, угощая Феникса и Гарпий.

Чаши были наполнены еще раз, и пока гости пили оленье молоко-юколу, Тешша принялась расспрашивать:

- Как вы сюда добрались?

- Нормально, - отвечали они.

- Трудна ли была дорога?

- Да нет.

- А что было интересного в пути?

- Ничего интересного.

- Что видели, когда ехали?

- Вроде ничего не видели.

- А почему не видели?

- Не знаем.

- Куда же вы смотрели?

- По сторонам.

- Почему смотрели по сторонам, а под ноги не смотрели?

- Трудно сказать, - отвечал Феникс.

- Если бы ты, Йотунчик, смотрел себе под ноги, не пришлось бы ногу лечить.

- Вот был у меня однажды случай, - принялась рассказывать она, - один демонос из ваших купцов, голову себе скрутил, рога переломил, копыта отбросил. А дальше с ним еще хуже беда случилась, - трещала она, не останавливаясь.

Рассказала полсотни несчастных случаев, да так убедительно и правдоподобно, что он невольно стал опасаться за свою больную ногу.

- Кому я доверился, - думал он, - точно без ноги отсюда уеду, если повезет выкарабкаться.

Так, поговорив о том, о сем, удовлетворив свое любопытство, Тешша успокоилась, замолчала.

В это время явился посыльный мальчишка в сопровождении дряхлого старца, видом настоящий варвар.

- Это наш светила медицины, - гордо заявила хозяйка, - знахарь и костоправ, кого хочешь на ноги поставит, все болезни излечит.

Феникс с ужасом посмотрел на варварского лекаря и ужаснулся.

Голова его была голая, как скорлупа кокосового ореха, которую в точности напоминала и цветом. На лбу лежал венок, свитый из веток пихты, косматые пихтовые лапы спускались прямо на брови, вероятно защищая его выцветшие глаза. По-старчески семеня ногами, он двигался, едва-едва опираясь на длинный тонкий посох, напоминавший посох чабана.

Тешша приветствовала лекаря, и, усадив его между собою и Фениксом, начала жестами втолковывать дряхлому и глуховатому старику, что она от него хочет. Все время она показывала в сторону больной ноги, объясняя ход операции, махая рукой сверху вниз, показывала как нужно стукнуть по ноге. Двигая рукой вдоль, показывала как нужно распилить, разрезать, сшить и перебинтовать, затем она подтолкнула знахаря к больному, приглашая начать осмотр.

Знахарь поднял венок, закрывающий его глаза, и взглянул вокруг себя лишайного цвета глазами. Бездонная пустота прожитых лет сквозила в его взгляде. Чувствуя, что костоправу в лапы лучше не попадаться, дети от страха прятались в расшитые юбки своих матерей, и в юрте воцарилась гробовая тишина, только слышно, как потрескивают поленья, да булькает соус из белок и слизняков. Старик перевел взгляд на Феникса и долго буравил его насквозь, а затем замахал пред собою руками и молвил:

- Вижу, вижу.

- Что ты видишь? – выспрашивала она.

- Я все вижу, - отвечал знахарь, - у этого демоноса нога напухла.

- Вот, вот, это уже лучше, - обрадовалась хозяйка и подтолкнула его к ноге, - давай лечи.

Старик внимательно оглядел многострадальную конечность и перешел к ощупыванию. Полагая, что опухоль сделала ногу совершенно нечувствительной, стал мять и щипать ее с такой силой, что больной буквально взвыл от боли.

- Такими лекарствами я и сам мог бы вылечиться, - взмолился Феникс.

Корчась от боли, защищаясь руками, пытался отказаться от лечения.

Но вырваться из сухих, когтистых лап старика оказалось нелегко, он так крепко вцепился в его ногу, будто всю жизнь только о ней и мечтал. Бормоча какие-то заговоры, продолжал стучать, щипать и ударять по ней так сильно, что бедняга Феникс буквально корчился от боли, стонал, визжал, пытаясь вырваться. Но Тешша всей своей массой навалилась на грудь больного, не давая ему возможности не только подняться, но даже дышать. А старик, заключив ногу в могучие объятья, мял, щипал и мучил ее, приговаривая:

- Вам, Йотунчик, просто повезло, что вы попались мне теперь. Попадись вы мне в руки лет так—эдак раньше, я бы с вами не церемонился.

- Почему это? - выспрашивал больной через боль и слезы.

- Потому, что я тогда учился, а когда учишься, нужна практика, вот я и практиковался, набирался опыта, оттачивал свое мастерство. Чуть у кого царапина на руке, раз и нет руки, два и нога ампутирована, три - четыре и ты без глаза. Вот времена были, я к чему-то стремился, пытался что-то познать, резал налево и направо. А теперь я стар, мои руки слабы, и глаз уже не тот, все это мне уже не интересно, так что тебе, милок, нечего бояться, - приговаривал знахарь, жмакая, выкручивая и сгибая ногу в тех местах, в которых она никогда прежде не сгибалась.

Ошалев от ярости и боли, Феникс вопил, как полоумный, ему все время казалось, что у старика вместо костлявых рук - страшные зубы, и он уже чувствует, как эти крепкие желтые клыки вонзаются ему в бедро.

Молчаливые Гарпии смотрели за происходящим на последнем вдохе, казалось еще миг и они пустят в ход свое страшное оружие, и тут же вырежут все эту деревню от мала до велика. Но приказ «не вмешиваться» останавливал их благородные порывы.

А Феникс уже не мог говорить, стиснув зубы от боли, жестами и гримасами пытался объяснить мучителям все, что он о них думает, только боль была настолько сильной, что через миг исчезли последние следы искусственной сдержанности. Его рот наполнился вязкой слюной, желтые клыки обнажились, а затем с отвислых от боли губ вырвался глухой лай и грозное рычание.

Наконец, старик мучитель толи выдохся, толи от напряжения силы у садиста иссякли, прекратил лечебные процедуры, разжал объятья и повалился на пол, измученный и задыхающийся. Несчастная нога Феникса теперь была в таком состоянии, что ее легко можно было спутать с отбивной котлетой, но при этом опухоль пропала, как будто её никогда и не было.

Передохнув, знахарь поднялся с пола, извлек из мешочка, висевшего у него на поясе какие-то травы, и, размочив их в своей слюне, приложил к больной конечности.

Когда же нога была окончательно забинтована в листья душистых трав, больной почувствовал страшное облегчение, ступил на пол, радуясь.

- Вот так целитель, - приговаривал он, пытаясь раздавить хотя бы несколько насекомых, копошащихся в шкуре, покрывающей пол.

- Вот это по-нашему, - радостно хлопала в ладоши Тешша.

- Такое чудесное выздоровление неплохо бы отпраздновать, - заметил Феникс, а чтобы полностью расположить к себе варваршу, откупорил большущий кратер с пенным нектаром.

Обворожительный аромат распространился в помещении, смешиваясь с запахом жареной оленины и с множеством других запахов Юрты.

- Это напиток богов,- гордо и с достоинством проговорил Феникс,- очень хороший нектар, древних, стоялых сортов.

Тешша, попробовав питье, сделала двузначное лицо, скривилась, брызгая слюной.

- Сколько раз пробую этот ваш нектар, все не могу понять, на чем его настаивают, это же настойка на клопах.

- Ни на чем его не настаивали, - оправдывался гость, - нектар изготавливают из плодов амбросии, ну еще добавляют туда специй да пахучих мумифицирующих смол, которыми иногда бальзамируют умерших.

- То-то я смотрю на трупиках настояно это ваше пойло, - кривилась хозяйка, - то ли дело наш Квасир. Вот ответь мне, только честно, пил ты когда-нибудь наш местный квасир или не пил, и, не дожидаясь ответа, достала из подполья ведерко Квасира, разлила по деревянным ковшам, протянула их гостям.

- На здоровье телу и на пользу духу! - воскликнула она тост, и одним махом осушила кадушку квасира. - Пейте, пейте, демоносики, приговаривала хозяйка, утирая губы, я сама сварила это зелье из чертополоха, квакун травы да цветика-семицветика, - блаженно причмокивала она языком.

- Хорош, правда хорош? – интересовалась она у Феникса.

Квасир отличался изысканным букетом, и после него во рту еще долго оставался запах каких-то трав, в остальном, по действию опьянения квасир напоминал нектар. Через некоторое время предметы начали расплываться в блаженном тумане, сквозь который все представлялось волшебным сном.

- Вкусен этот ваш Ква-ква-сир, - согласился он.

- Вот! А я вам что говорила, - довольно приговаривала Тешша.

- Мясо готово,- объявила повариха, пробуя на вкус зажаристого оленя.

И тут началось самое чарующее зрелище, которое когда-либо доводилось видеть Фениксу и Гарпиям. Малые дети бросились к огню, хватая руками горячее мясо, женщины и мужчины, как могли, отгоняли их от огромной туши оленя, которую рвали прямо над пылающим костром и пожирали голодные рты. Десяток рук тянулись к жареному мясу, стараясь отхватить кусок по больше, по сочнее.

Среди протянутых рук были и руки старика знахаря, он тянул их, стараясь протолкнутся и схватить, хотя бы маленький кусочек. Да только его отталкивали, пихали и откровенно прогоняли прочь. И не успели демоносы оглядеться, а от огромной туши оленя остались рожки да ножки, вернее осталось много чего, но все было обглодано, ободрано, надкушено.

- Мяса гостям! - крикнула хозяйка своим гортанным голосом, прожевывая сочный, жирный кусок оленины.

Будто подачку перед гостями бросили оленью голову.

- Еште, - молвила Тешша, - закусывайте, пока горячее.

И от ее слов Фениксу вдруг стало так смешно, что он рассмеялся, сам не понимая, отчего ему стало так смешно.

- Что же это со мной происходит? - думал он.- Куда я попал? К диким, примитивным демоносам или в стойбище самых продвинутых варваров, стоящих на самой верхней ступени развития ?.

Он всматривался в облик этой жующей жареную плоть оленя Тешшу.

- Демоница она или человек или то и другое вместе? - думал он.- Чего в ней больше - зверя или человека?

- А чего ты не ква-ква-каеш? –интересовалась хозяйка.

- Я ничего не ква-ква-каю, - отвечал Феникс.

- Ну, раз ты такой хороший, - молвила она, улыбаясь, и протянула ему и Гарпиям еще один кубок с Квасиром, приказав:

- Пейте.

Хмельное питье расква-ква-квасило сознание, в голове все смешалось, стало легко и свободно.

Отпив квасира, довольная Тешша взмахнула руками и тут же пустилась в пляс.

А может это было какое-то таинственное действо, ведь Феникс уже смутно разбирался в происходящем, его щеки горели, а в голове было так хорошо и весело, что он постоянно улыбался и тихонько поква-ква-квакивал от удовольствия, уплетая сочные куски оленины. Бросив длинный и протяжный взгляд в сторону очага, он с изумлением увидел двух зверьков с грязными совьими мордами, острыми ушами и длинными хвостами. Незнамо, не ведомо, что это были за зверушки, но улыбались они заразительно и что-то жевали приквакивая. Некоторое время он ничего не слышал кроме заразительного чавканья и противного хихиканья.

- Кыш, кыш, - пытался отогнать надоедливых зверьков.

- Что, уже пришли? - спросила Тешша.

- Да, - кивнул Феникс.

- А сколько их, двое или трое?

- Двое.

- Это еще не все,- заметила она, смачно квакнув,- скоро остальные придут,- и, схватив видавший виды бубен, украшенный лентами и погремушками, провела по нему рукой и мечтательно проговорила:

- Сейчас спою.

И тот час под пальцами туго натянутой кожи раздались едва слышные звуки. Подражая звукам болотной Выпи, запела сначала медленно, в полголоса, затем все быстрее и быстрее, пока пение и гудение барабана не слились в сплошной гул, из которого вырывались отдельные слова: «Ква-Ква-Ква».

Она кружилась и кружилась вокруг костра, убыстряя темп все быстрее и быстрее. Продолжала бить в бубен, притоптывать ногами и квакать. И только теперь Феникс заметил, что все в этой большой юрте пьют Ква-ква-сир, веселятся, довольные и сытые, своим ликом схожие с блином, катающимся в нежнейшем масле, и, будто насмехаясь, бросают старику знахарю недогрызанные кости, на которых и мяса то нет. А тот обгрызает и облизывает кости, пытаясь вытряхнуть, выковырять, выколупать и высмоктать их внутренности. Длинной, заостренной палочкой старик ковыряет костный мозг и жадно поглощает его, будто собака, получившая объедки со стола хозяина.

Чувствуя себя должником перед лекарем, которого он забыл поблагодарить, а также наблюдая вопиющую несправедливость, которую выказывают соплеменники к старику, да и к старости вообще, он просто вскипел.

- Вот, значит, как относятся к старости эти варвары, - думал Феникс, - а ведь он же чей-то отец, всю жизнь он помогал, ухаживал за своим сыном или дочерью, а теперь они платят ему за это черной неблагодарностью, морят голодом.

Такого в ойКумене даже представить себе невозможно, старики там были в большом почете и пользовались всеми благами общества, жирно ели, много спали, были добрыми и толстыми.

Проникшись чувством сострадания, Феникс незаметно для всех взял и бросил ему довольно увесистый кусок мяса. Тот жадно схватил его своими костлявыми руками, впился желтыми зубами и начал поглощать, мурча от удовольствия. Песня резко оборвалась, выпустив из рук бубен Тешша начала кричать на старика и угрожающе размахивать руками. И в тот же час в тесном помещении юрты произошло страшное замешательство: все бросились вырывать у старика из рук мясо. А тот с жадностью глотал большие куски целиком, не прожевывая, и никто не смог даже пробиться к нему, ибо он забился в угол и отбивался ногами. Будто разъяренная Фурия – богиня, наказывающая виновного, Тешша бросилась к старику и, навалившись своей циклопической тушей, придавила его так сильно, что бедняга не смог даже шевельнутся. Вырвав из его рук мясо, она вскочила на ноги и со всего размаху ударила им по голосящей морде старика, от чего тот повалился на пол, рыдая. А она, ругаясь на все лады, размахнулась и выбросила мясо на улицу собакам, которые тут же устроили настоящий поединок, вырывая его друг у друга.

- Вон отсюда, старый хрыч, - кричала она, выталкивая его ногами на улицу, - я тебе покажу, как мясо лопать, ты у меня век голодным ходить будешь, - вытолкала его в зашей.

- Вай-вай-вай, - ругалась хозяйка, обращаясь к Фениксу, - мы тебе оказали такое внимание, такой почет, дали самое вкусное мясо - голову оленя, губы, язык, щеки, а ты его старику, вай-вай-вай, нехорошо, разве можно старика кормить мясом.

Ничего не понимающий Феникс начал возмущаться:

- Отчего собак кормят лучше, чем старика, отчего все, от мала до велика, объедаются мясом, а ему бросают кости, которыми и собаки брезгуют.

- Оттого, - отвечала Тешша, - что все его любят и берегут.

- Хорошая у вас любовь получается, костями старость кормить, время столь быстротечно - не успеешь оглянуться, и ты состаришься, а тебе вместо почета и уважения – на дедушка, погрызи косточку.

- Будь моя воля, - молвила Тешша, разливая квасир по кружкам, - я бы его вообще перестала кормить, пусть бы шишки, траву и коренья грыз.

- Но почему?- Объясни.

- А потому, - отвечала она, - вы, Йотуны, только делаете вид, что уважаете своих стариков, наверно потому они у вас так мало живут, что позволяете им есть Досхочу.

- Кто такой – Досхочу? выспрашивал Феникс.

- Досхочу – это такой божич, живущий в животе каждого, но особенно у стариков, ибо они мыслят что-то наподобие. Жизнь прожита, уже терять нечего, а я еще этого не пробовал, этим не отъелся, набью я этим свою кишку Досхочу, а там будь, что будет. А Досхочу этого только и надо, раз-раз и соблазнил он душу, завладел плотью, набил желудок требухой. Досхочу - самый большой божич и ему поклоняются так, как не поклоняются ни одному из небесных Сварожичей, а все потому, что он местный, домашний, свой, любимый и родной, от этого старики быстро мрут. Мы же их бережем, мало кормим, а все потому, что жирная пища - враг старости, если он перестанет двигаться, сядет и будет есть, не проживет и половины из того, что ему отмеряла богиня судьбы. Чем больше двигаешься, чем меньше ешь, тем больше живешь, это закон -ква.

- Хватит квакать, обиделся Фенис отпив из кружки хмельного питья, почему ты все время квакаеш?

- Мне кажеться у тебя не только ноги кривые, но и память. Яж тебе объясняла, - настойка сделана на ква ква кун траве, да на лютике-семицветике, вот когда он придет, тогда только держись.

- Ладно, оставим эту тему, - предложил Феникс, - лучше скажи, что у вас слышно о Гипербореях?

- О Гипербореях я знаю не понаслышке, - отвечала Тешша, - мне однажды довелось бывать за полярным кругом.

- Да ну, - никогда бы не поверил, что кто-то может жить за полярным кругом. Там ведь жуткие морозы.

- Сам ты жуткий мороз,- это сейчас там жуткий мороз и вечная мерзлота, а я там была еще до падения Алатырь-камешка, и можешь мне поверить, это самое уникальное место на всем белом свете. Представь себе, там даже солнце в день летнего солнцестояния опускается к горизонту, окунется в тропосферу земли точно на половину своего диска, усядется на вершину мира - гору Меру, отдохнет и вновь поднимается к небесам.

- Свихнуться можно, - такого у нас не увидишь, кивал головою Феникс.

- Еще бы, от всей этой круговерти в природе, голова может пойти кругом, - подтвердила Тешша, налила в кружку квасира, пригубив продолжала:

- Может быть, это, а может, что другое, стало причиной тому, что народ севера столь романтичен и предрасположен к песнопению, сказкам, былям и небылицам. Бывает соберутся Гипербореи на завалинке, и давай песни распевать, сказки с былинами накручивать.

- А какие они из себя, эти Гипербореи, - интересовался Феникс.

- Обыкновенные люди, - объясняла она, - и ничего в них особенного нет, разве только крепки телом, цветом кожи белы, да еще разумом совершенны, а сказочники какие, ввек не переслушаешь. Хочешь, расскажу преданье рода человечьего.

- Спрашиваешь, конечно, хочу, -ужас как обожаю фольклор и сказки.

- Ну, тогда слушай, откуда на белом свете появились люди, как за полярным кругом жизнь зародилась. В начале мироздания в тех северных краях не было ничего, даже земли и той не было, только одинокая гора Меру возвышалась над водами, словно каменный столб, поддерживающий небеса. А вокруг, куда ни бросишь взгляд, раскинулся Млечный океан, по волнам которого плавала пестротропная Арктида уточка.

- А это еще что за жар птица такая? - спросил Феникс, - если ничего не было, то откуда взялась эта птица.

- Чему ты удивляешься, ведь это же сказка, но сказка не простая, былинная. Было это или не было судить не нам, но однажды снесла наша прародительница—яичко, не простое, а железное, из него все и произошло: и земля, и люди породились.

- Ты смеешься надо мной, ква-ква, насмехаешься, чуть не обиделся Феникс, - такого быть не может, из железного яичка никто породиться не может.

Тешша в свою очередь, начала оправдываться.

- Если мне не веришь, тогда расскажу тебе слово в слово, как сама слышала. В крае дивном заполярном, в дальних северных полянах, сказок там хранят немало и преданий неизвестных. Люди рвут их на тропинке, среди вересков медвяных, где луга богаты медом, где поляны золотые. Их слова сложили птицы, принесли морские волны, речи выдали деревья, и навеял белый дождик. Насказал мороз тех сказок и в один клубок запутал, положил клубок тот в ларчик, в медном ларчике их спрятал, сундучок словами полный. И лежат они пылятся, век от века не стареют.

Она рассказывала все это так красочно и проникновенно, что слушателям представилось, будто они сами были тому свидетели.

- В незапамятные времена, когда нас с тобой еще не было на свете, жила-была Арктида уточка, дочь воздушного пространства. Долгий век она ходила в девах и даже не помышляла о замужестве, хотя к ней сватались и южный ветер Зефир и теплый Нот, но самым настойчивым оказался северный ветер Борей. Стал он день за днем к Арктиде уточке в гости захаживать, стал красавицу уговаривать: «Ты садись ко мне в колесницу, полетим с тобой по небу, покатаю тебя в белых тучах ». Только девушка не соглашалась, ссылаясь на то, что ей больше море нравится. «Ладно давай, по морю тебя покатаю», - предложил Борей, усадил девушку в свою эфирную колесницу, и поехали они кататься по морю Млечному. Замутилось пеной море, волны ветер подымает, то Борей устроил бурю. От этой морской прогулочки понесла Арктида под сердцем плод их близости. Это холодный ветер Борей дал начало роду человечьему, отчего людей с тех пор Бореями или Гипербореями кличут.

- Что-то я никак в толк не возьму, - перебил хозяйку Феникс. - Как люди могли родиться от птицы, уточки, которая снесла железное яичко.

- А тут и понимать нечего, - отвечала она, - у вас в ойКумене было не лучше, от земли и неба демоносы на свет божий появились.

- Нет, у нас все было по-другому, - защищался Феникс, но тут же остановился, ибо понял, что его оправдания выглядят неубедительно, ведь демоносы тоже вылупились из яиц, а титаны из золотых и серебряных Омфалов.

- Ладно, рассказывай, что было дальше, я внимательно слушаю, - просил он хозяйку.

- Тогда слушай, - продолжила свой рассказ Тешша.

- Надул Борей хвостатый, плод Арктиде уточке. Стала она искать себе место, чтобы значит, яички железные высидеть. А в то время не было в северных краях ничего, кроме океана Млечного, посреди которого возвышалась гора Меру. Опустилась она на эту одинокую гору, осмотрелась, и гнездо себе готовит. Вскоре снесла четыре яичка золоченых, а пятое из железа. Век сидит наседка утка, греет круглые яички, второй сидит, выгревает золотые, а на третий почувствовала сильный жар в своем колене, кожа так на нем нагрелась, словно в пламени колено. Привстала она над гнездом, разминает отекшие ноги. А яйца, возьми, и покатились в воду, в волны вод они упали, на куски разбились в море, и обломками распались. Но не погибли яйца в море, превратившись в 4 материка. Вот так по легенде из скорлупы тех золотых яичек зародились Гиперборейские материки: Гренландия, Аркадия, Колья, и Тулья.

- Ладно, - перебил Тешшу Феникс, - то, что золотые яйца разбились, я понять могу. Золото - материал мягкий, податливый, и чем выше его проба, тем оно мягче. Но ведь железное яйцо так просто не разобьешь, оно же из Ж-Е-Л-Е-З-А!.

- Правильно, - подтвердила Тешша, - железное яйцо не разбилось, из него родился наш бог Ярило - прародитель человека.

- Все это сказки, - махнул рукою Феникс, - этого небыло, потому что быть не могло. Все знают, что мир зародился у нас, в ойКумене, от матери земли Геи, которая из каменного яйца Омфала родила светлое небо - бога Урана. От их крепкого союза зародились в этом мире все остальные стихии. А у вас вообще что-то непонятное творится, какая-то Арктида уточка снесла какое-то железное яичко, из которого вылупился какой-то там Ярило.

- Не какой-то там Ярило, - а верховный бог Ярило, и вообще, у каждого народа своя история. У вас, у йотунов бог - Уран, у людей - Ярило.

- Ну, ладно, ладно, - махал руками Феникс, - рассказывай, что вы тут еще понапридумывали.

Тешша пропустила мимо ушей обидные слова, сказанные гостем, продолжала:

- Не по дням, а по часам рос мальчик Ярило, и вскорости превратился в сильного и славного божича. Он-то и обустроил те пустынные материки Гиперборейские, ибо такими они были от рождения, ни тебе трав, ни деревьев. Одни лишь бесплодные камни лежат, поросшие мхом да лишайником.

Стал просить он своих родителей:

- Мать моя родная и ты, мой отец, - холодный ветер Борей, дайте мне частицу своей силы, чтобы мог я оживить эту бесплодную землю.

Услышали родители его просьбы, наделили божьей благодатью. И такая ему была дана сила, куда не посмотрит, везде горы до небес встают, ибо пламень его божественного взора мог оживлять даже холодные камни. Отогрел он бесплодную землю, пробудил ее от спячки, грелась сыра земля в лучах его живительного света, разукрасилась зелеными травами да яркими цветами, пышнолистыми лесами, голубыми реками да серебристыми озерами. Но и родители не сидели, сложа руки.

Арктида заселила эти земли птицами поднебесными. Борей заплодил те земли зверьем и рыбой. Осмотрел цветущую землю бог Ярило, все ему любо, все радует взор, лишь один ячмень не всходит, да не зреет хлеб пшеничный.

- Обратился он тогда к родителям своим:

- Ох, ты, гой, еси, сыра землица. Мать полей. Земли хозяйка. Дай бесплодной почве силу. Дай для роста пропитанье. Дай покров из перегноя, и хлеба заколосятся, выйдет тысяча колосьев, сотня веток разрастется. И ты, мой отец небесный, ниспошли нам дождик мокрый, пусть из туч медвяных каплет, чтоб колосья поднялися, нивы хлебные шумели.

Услышали родители мудрые речи бога Ярила, дали ему все, что просит, и вскоре бесплодная земля, где пахал он, и где он сеял, дала ячменные всходы, на каждом стебле шестигранные колосья, в три узла на каждом стебле. Все любо Яриле богу, все радует его глаз.

Но с новой просьбой обращается он к отцу, к матери:

- Ох, ты, гой, еси, мать сыра землица. Разукрасил я тебя красотою. Зелеными лесами да серебряными озерами. Небесными птицами да хищным зверьем. Цветущими лугами да хлебными полями. Полюби меня пуще прежнего, породи мне человека, чтоб пахать он мог землицу, сеять злаки и пшеницу, резать хлебные колосья.

Любо родителям слышать от своего чада такие речи, дали они все, о чем он просит, и вскоре Гиперборейские материки Гренландия, Аркадия, Колья, и Тулья заселил род людской. Это бог Ярило и его жена Леда нарожали их в огромном количестве. Вот так, по преданию род людской произошол на белом свете, - молвила Тешша, чуть не роняя слезу, ибо её саму растрогали эти сказки до глубины души.

- Это все сказки, которые Гипербореи специально понапридумывали чтобы запугать нас демоносов, - махнул рукою Феникс, - такого не может быть. Наши боги сильнее, ибо демоносы ничем не хуже любого зверя, и силы у них больше, и ума не занимать.

- Зря ты умничаешь, - молвила Тешша, - вот я тебе вопрос задам.

- Задавай, - согласился он, отпив из кружки хмельного питья и блаженно квакнул,- кстати, почему мы все время квакаем?

- Я же тебе объясняла, - напустилась на него хозяйка, - настойка эта сделана на квакун траве и лютике-семицветике, вот когда он придет, тогда только держись.

Квякнув, Феникс быстро сообразил, что дальше будет еще хуже, стал быстрей выспрашивать у Тешши все, что можно и нельзя.

А та с хитрецой посмотрела ему в глаза и говорит:

- Вот ты из себя умника строишь, а сам того и не знаешь, отчего горы Уральские появились на свет.

Феникс на минуту задумался, затем ответил:

- На твой вопрос есть два ответа: первый - с научной точки зрения. Уральские горы появились в результате разлома земной коры, вулканических извержений и прочих природных катаклизмов. Но если говорить откровенно, то это наш верховный бог Уран постарался - создал каменный пояс, защиту ойКумены от холода лютого, и в этом есть его великая суть и божественная заслуга.

- Заслуга-то она заслуга, - соглашалась Тешша, а вот, ты, знать, того не знаешь, ведать, того не ведаешь, почему именно он его сотворил.

- Не знаю, - соглашался Феникс.

- Ну а раз не знаешь, тогда слушай и запоминай. Было это или не было - судить не нам, но в то самое время, как сотворил светлый бог Ярило земли Гиперборейские, заселил их людьми, засеял хлебом, разнесла богиня молвы по всему белу свету слухи о его великой силе. Долетели эти вести до ушей вашего Урана-громовержца, пробудив в его сердце гордыню и зависть лютую. «Чем этот людской бог сильнее меня бога неба?», - метал он громы и молнии. Пришел к своей матери Геи и говорит слова такие: «Хочу я в Гиперборею поехать, силой с Яреем померяться». Мать его, жена младая мужа ехать не пускает, говорят слова такие: «Не ходи туда, сыночек, там мороз и холод лютый». Но Уран-громовержец был молод, горяч и заносчив: «Не отговаривай меня, все одно поеду. Посрамлю людского бога. Я его обую в камень, ноги в дерево обую, на спину хомут одену и домой верхом приеду». Сел в златую колесницу и кнутом драконов шпорит, бьет кнутом с жемчужной ручкой, мчат его змии Офион с Эвриномом в холодную Гиперборею. Скачут день, другой день скачут, из ноздрей огонь пылает, брызжут камни под копытом. Как только дом родной скрылась из виду, тут Уранова сила, малу по малу иссякла. Но он-то этого не знает, шпорит своих скакунов, плетью резвых подгоняет. Смотрит в центре земли стоит гора крутохолмая Меру, нельзя ей найти сравненья и меры. В надменной красе в недоступном пространстве сверкает она в золотистом убранстве, одета вершина ее жемчугами, сокрыта вершина ее облаками. Будто спица, эта гора в небо упирается, если издали смотреть, кажется, будто наша земля-матушка за веревочку к небу привязана, и как юла на этой спице вращается. Северный склон горы Меру - из чиста золота. Южный - из серебра и лазурита. Западный - из меди и рубинов. Восточный - оловянный. А вокруг, куда только бросишь взгляд, материки стоят, упершись ногами в земную твердь, острова, скалы да утесов не счесть. И на каждом острове, на каждом материке люди живут, большие и маленькие, цветом кожи белые и красные, желтые и черные, в полоску и крапинку. «Ну и чудеса!»- удивляется Уран-громовержец. И хлеб на полях колосится, а вокруг снуют варвары и жнут его серпами медными, в снопы вяжут, а над ними никого из демоносов с копьем и плеткой, никто ими не управляет. В его голове такое уложиться не может - варвар на свободе - это же преступление. «Интересно, какие у людей боги? Неужели такиеже варвароподобные существа», чуть не давится от смеха Уран-громовержец и шпорит свою колесницу вперед. Когда, глядь, ему на встречу едет на телеге какой-то местный абориген. «А ну, брысь с дороги, варвар», - кричит ему Уран и плетью драконов шпорит, да так со всего размаху и наехал на варварскую телегу. Колеса их друг с дружкою сцепились, оглобли и гужи перемешались, хомуты трещат и рвутся, а он сам от удара на землю покатился. «А шоб тебя, перешоб тебя!», - ругался Уран, вылезая из под обломков разбитой колесницы. «Куда прешь, нелегкая тебе в печенку!», - угрожает божич человеку. Человечий бог Ярило с сырой земли поднялся, смотрит, сломана оглобля и упряжный повод порван а из-под обломков колесницы выползает какое-то химерное существо, худое, щуплое, но строит из себя, бог знает что. К тому же, выглядит эта живулька до неприличия отвратительно - длинное туловище с множеством лап и продолговатым рылом вместо носа. Чего вытрещился ругается Уран угрожая плетью любопытному незнакомцу, глазеющему на него как на чудовище. И правда, человек всегда с любопытством разглядывает животное, пытаясь определить его вид, окрас, узнать повадки. То же самое было и с богом Яреем, смотрит он на чужестранца и удивляется. Только демоническая фантазия творца, могла создать такое чудо: огромная голова, поросшая длинными волосами, перехвачена на костлявом лбу златым обручем в виде хвостатых змей - Уреев, по всему служивших ему вместо царственной короны. На безликом лице сидят глубоко посаженные глаза, которые торчат оттуда, будто два бездонных колодца, словно это и не глаза для зрения, а пропасть в бездну. Корявый и скрюченный нос прикрывает толстые губы, желтые неровные зубы и такой же массивный подбородок, поросший реденькой бородкой. Все это богатство из глаз, ушей, носа и рта, покоилось на широкой, набыченной шее. Посмотрел Ярило на все это безобразие, молвил сердито, обращаясь к невиданному зверю, стоящему на четырех ногах: «Ох, ты, гой, еси чудовище, ты какого роду племени, что так скачешь безрассудно?». А чужестранец в ответ что-то невнятно бормочет на своем, на демотическом языке, пытаясь вытащить из-под обломков колесницы пришибленных скакунов, а те шипят по-змеиному, пасти свои зубастые скалят да дымят во все стороны клубами смрадного дыма. Оглядел свою телегу Ярило и еще больше расстроился: «Ты в курсе, живулька, - напустился он на чужака,- что сломал новый хомут и дугу из свежей ветки». Надобно отметить, что Уран в свою очередь тоже был немало удивлен обличием людского бога Ярилы. Видом - вылитый варвар, который в ойКумене стоял ниже всякого достоинства, ни тебе изысканности в обхождении, ни благородства, присущего всем демоносам, да и одежда на нем самая, что ни наесть варварская. Простая холщевая рубаха, перепоясана сыромятным ремнем, с дорожной сумой на перевязи, на голове корона из перьев, а на ногах сапоги из шкуры мехом внутрь, чтоб колючки не цеплялись. «Да как ты смеешь, - кричит ему Уран-громовержец, разговаривать со мною подобным тоном. Ты хоть знаешь, что пред тобою стоит великий бог ойКумены, которому подвластны все стихии земли и неба». Подивился наш бог его заносчивым речам, называет свое имя: «Я людской бог Ярило, сын Арктиды и отца Борея, а ты гость в моей стране, незваный, лучше убирался бы отсюда по добру, по здорову, годами ты мне будешь помоложе и манерам не обучен, в твоей голове мудрости очень мало». «Ах, так это ты - местный бог Ярило!, - воскликнул Уран,- тебя-то мне и нужно. Слышал я, что ты в познаниях приобрел большую мудрость, вот и приехал я к тебе силой божьею померяться».