Кандзявые эссе

Тихо-тихо

взбирайся, улитка.

Гора Фудзи.

4.1. ТИХО-ТИХО, НО ВСЁ ВЫШЕ И ВЫШЕ

Только так и никак иначе. Именно вверх, но тихо-тихо, не спеша, помаленьку (соро-соро), подобно улитке из знаменитого хайку[58] Кобаяси Исса[59]. Именно так покоряются даже самые неприступные горы тем, кто не сворачивает с единожды выбранного пути: лишь бы вперёд, пусть по чуть-чуть, но вверх.

С самого первого эссе мы пытаемся взять некоторый разгон, чтобы устремиться к цепляющимся за небеса вершинам. Мы следуем некоему пути (道), который выводит нас из привычной плоскости на совершенно новый уровень. Уподобимся же этой маленькой улитке и покинем зелёные поля, чтобы наконец-то подняться в гору.

田 и 山 - «поля» и «горы». Вполне очевидно, что народ, создавший эти иероглифы, не очень-то терзался в творческих муках, подбирая соответствующие формы. Именно такими предельно простыми и лаконичными пиктограммами, незатейливо отображающими действительность, и были когда-то древние прообразы всех современных иероглифов.

Не надо обладать выдающейся фантазией, чтобы в знаке 田 суметь увидеть разделённое на доли рисовое поле, а в иероглифе 山 - тянущиеся вверх горы. Только со временем с последнего знака стерлось изображение самих гор, оставив выкристаллизованное в чистом виде общее для них свойство - устремленность ввысь.

По-японски гора - «яма»[60]. Это у нас «яма» - яма, а у них «яма» - совсем противоположное нашей яме (здесь нельзя не увидеть тонкий намёк на обстоятельство, над которым каждому будет интересно поразмышлять на досуге). «Яма» - это КУН иероглифа 山, а его ОН нам хорошо известен благодаря знаменитому горному массиву Тянь-Шань (в переводе с китайского - Небесные горы). «САН» - слегка искажённое японским «акцентом» название китайского иероглифа ШАНЬ (гора).

[山 - Гора САН_яма 3 (山 (46) гора)]

Теперь нам уже не составит особого труда прочитать и произнести вслух две такие распространённые японские фамилии, как 中山 и 山中 (Накаяма и Яманака), а заодно и вспомнить кун иероглифа 中 (нака).

С кандзи «Поле», как и с кандзи «Гора», также нет никаких проблем. Если бы не японские фамилии 田中 (танака), 中田 (накада) и 山田 (ямада), его кун из-за своей чрезмерной простоты мог бы показаться слишком сложным для запоминания. Теперь же стоит только вспомнить любую из этих фамилий, как без труда вспоминается простое слово «та» (поле).

Куда сложнее у кандзи «Поле» запомнить его ОН, поскольку нашему пока ещё непривыкшему сознанию довольно трудно увязать слово «дэн» с полем. Разве что может выручить рифма дэн-дзэн, хотя нам такое сопоставление мало о чём говорит. Впервые для запоминания звучания иероглифа нам придётся положиться только на свою память, но лишь до того момента, когда мы познакомимся с иероглифом «ТЭН» (небеса)[61]. Любой, кто смотрит на гладь заливных рисовый полей, видит отражённые в ней небеса, слегка искажённые водной поверхностью. Поэтому и мы исказим небесное «тэн» до «дэн», благодаря чему и получим ОН нашего с вами «рисового поля».

Впрочем, есть и другая зацепка. В 13-ом эссе мы познакомимся с кандзи «Молния / Электричество», ОН которого тоже «ДЭН». Западная логика для запоминания проста и очевидна: поле - электричество - электрическое поле. То есть «дэн» - это то, нечто, что связывает в нашем представлении поле и электричество.[62]

[田 - Поле (рисовое) ДЭН_та 5 (田 (102) поле)]

Кстати, «заливное поле» - это «Вода» + «Поле»:

水 + 田 → 水田 (суйдэн).

Ясно, что знаком 田 обозначается отнюдь не всякое поле. Одно дело - рисовые поля, в которых по колено в воде, согнувшись в три погибели, работают китайские и японские крестьяне, и совсем другое дело - наши с вами европейские сухие поля, которые были получены посредством выжигания лесов и высушивания болот или заливных лугов (и полей). И уж здесь никак не обойтись без огня, а значит, хотим мы того или нет, но нам Придется познакомиться с иероглифом «Огонь».

[火 - Огонь КА_хи 4 (火 (86) огонь)]

Знаменателен тот факт, что «хи» (кун кандзи «Огонь») совпадает с куном кандзи «Солнце» (хи). Так что древние японцы были весьма неглупыми ребятами, коль смогли додуматься до некоей общности двух из важнейших для них природных явлений.

Соединив в одном слове огонь и гору (火山) получим «вулкан» или, другими словами, «кадзан». А вот чтобы получить не заливное, а так называемое суходольное поле, объединения в одном слове иероглифов «Огонь» и «Поле» будет недостаточно. Аналогия с «вулканом» здесь уже неуместна. В случае с «суходольным полем» необходимо пойти значительно дальше, объединив оба этих символа не в одном слове, а в одном знаке. Поле оно и есть поле, а на краю поля стоит маленькая хатка. Конечно, это уже не из той оперы, да и не из той страны, но только такое привычное нам поле по-японски так и звучит: «хата» или «хатакэ». А вот ОНа у этого кандзи нет, что наводит на мысль о японском происхождении данного иероглифа[63].

[畑 - Поле (суходольное) (-)_хата(кэ) 9 (田 (102) поле)]

4.2. СВЯЩЕННАЯ ГОРА ФУДЗИ

Всё выше и выше, совсем как та улитка. Позади уже рисовые поля и огороды, а мы всё взбираемся и взбираемся. Ещё не альпинисты, но уже и не улитки. Слово «взбираться» нам пригодится не только в этом эссе, но и в последующих. «Нобору» - взбираться. Есть тут, правда, некоторый нюанс, но к богатству японского языка на нюансы нам уже не привыкать - язык-то «великий и могучий», совсем как русский. Так вот, этих самых «нобору» в японском языке не менее трёх, и все они означают одно и то же: «взбираться», «подниматься». Разница только в иероглифах, которыми они записываются, да в областях применения (порой сильно пересекающихся): одно дело - подниматься вверх по дороге, ведущей, скажем, из провинции в столицу или в один из мегаполисов Японии, и совсем другое дело - подниматься в гору, именно подниматься, взбираться, карабкаться. Вот за этот процесс чаще всего отвечает тот самый «нобору», который записывается иероглифом 登. Отсюда «подниматься в гору» - 山に登る (яма ни нобору).

Выражение 山に登る записано и иероглифами, и знаками азбуки Хирагана. Знаком る (ру) здесь отмечена та часть «нобору», которая изменяется при всякого рода спряжениях и прочих грамматических метаморфозах, приводящих к различным трансформациям глагола, а непосредственно иероглифом записана неизменяемая его часть:

登る (нобору) - взбираться;

登った (нобо-тта) - взбирался;

登れ (нобо-рэ) - взбирайся;

登ります (нобо-римас) - нейтрально-вежливая форма глагола «нобору».

Знаком に (ни) обозначена направленность движения: Куда? В гору! То есть в какой-то степени частица «ни» является аналогом русскоязычного предлога «в». Только если предлог, как следует из его названия, располагается впереди того слова, к которому он относится, то в японском языке, как и в самой Японии, всё «аккурат наоборот»: и яма вовсе не яма, а гора, и предлог лежит совсем не «перед», а «позади».

[登 - Взбираться, подниматься ТО:, ТО_нобору 12 (癶 (105) отправляться)]

Иероглиф «Взбираться» будет казаться сложным лишь до тех пор, пока мы не разложим его на составляющие компоненты, и если верхняя часть (癶), играющая в данном кандзи роль ключа, придаёт всему иероглифу значение испускания движения[64] и самостоятельным иероглифом не является, то нижняя часть - это иероглиф 豆 (боб), ОН которого «ТО:». По всей видимости, вместе элементы 癶 и 豆 символизируют свойственное всем растениям, олицетворением которых в данном случае стало семейство бобовых, неумолимое стремление к произрастанию навстречу солнышку.

[豆 - Бобы, горох ТО:, ДЗУ_мамэ 7 (豆 (151) боб)]

Несмотря на то, что «Боб» в образованных с его помощью иероглифах часто берёт на себя роль ключа, этого не происходит в случае с кандзи 登 (взбираться). Зато 豆 (боб) передаёт этому кандзи свой ОН, чем и определяет его звучание. Такого рода иероглифические «вставочки», передающие своё чтение более сложным иероглифам, в научной литературе обычно называются фонетиками. Иногда знание таких фонетиков оказывается очень даже полезным при запоминании ОНов иероглифов, образованных при их участии.

4.3. КУНЫ и ОНЫ, ЧТО ЖЕ ИЗ НИХ КРУЧЕ?

Исходя из полученных знаний, нетрудно сообразить, что по- японски «восхождение на гору» или, другими словами, «альпинизм» будет выглядеть (и звучать) как 登山 (тодзан). Когда-нибудь дорогой читатель познакомится ещё с одним суффиксом лица, служащим для образования профессий, специальностей и пр., и тогда он легко сможет образовать японского «альпиниста»[65], сейчас же можно познакомиться с синонимом этого слова, который происходит от хорошо знакомого всем нам alpinist'а: アルピニスト (арупинисуто) - это характерный пример того, сколь велика у японцев страсть к заимствованию. Раньше в основном «брали» у китайцев, сегодня же очень многое заимствуют у Запада.

Следует отметить, что «восхождение на гору» можно сказать и по-другому: 山登り (яманобори). Видно, что иероглифическая запись практически не отличается как по написанию, так и по смыслу, а вот озвучивание уже совсем другое. Различие принципиальное: в слове 登 山(тодзан) используются оны обоих кандзи, а в 山登り(яманобори) уже работают их куны. «Яманобори» - это характерная демонстрация того, как исконно японский язык, в тело которого глубоко пустили корни многочисленные заимствования, не сдает своих позиций, хотя и шаг за шагом отступает под натиском китайско-английского «засилья». Как ни странно, но японцам в этом видится какая-то непостижимая для среднего европейского ума «крутизна».

登山 и 山登り - это лишь один из множества примеров «единства и борьбы противоположностей». Вот, казалось бы, горная дорога: берёшь «гору» и «дорогу» и соединяешь их вместе в одном слове: 山 + 道 → 山道. Но как теперь прочитать это вновь созданное лингвистическое образование? «Ямамити» (кун + кун)? «Сандо:» (он + он)? Перед нами тот случай, когда в японском языке мирно уживаются оба эти слова, обладающие одинаковой записью, практически одинаковым смыслом, но при этом с фонетической точки зрения не имеющие ничего общего.

Для многих изучающих японский язык, основная проблема заключается даже не в том, чтобы запомнить значения и многочисленные чтения отдельных кандзи, а в том, чтобы решить, каким же образом следует в том или ином контексте, слове или случае прочитать тот или иной кандзи - по кунам или по онам.

От современной японской лексики, ставшей ареной борьбы и сотрудничества многих языков, культур и религий, испытавшей на себе влияние многочисленных этнических, этических и исторических обстоятельств, было бы наивно ожидать наличия логически обоснованных правил и надёжных рецептов на все случаи жизни, и если сегодня в Японии певца называют словом «касю» (歌手), а не «утаитэ» (歌い手), то на это, по всей видимости, было предостаточно причин.

Мало того, что слова 歌手 (касю) и 歌い手 (утаитэ) обозначают одно и то же и имеют практически один и тот же смысл, так ещё на слово «певец» в словарях приводятся оба примера. Однако «утаитэ», явно имевшее по сравнению с про-китайским «касю» более древнее и родное для японцев происхождение, сегодня практически не употребляется, чего нельзя сказать, знакомясь с разного рода старинными литературными и песенными произведениями.

Японский язык крайне динамично изменяется, не уступая по скорости развития тем окружающим условиям, в которых он, собственно говоря, и развивается. За последнюю пару веков Японии было чем поразить мировое сообщество. Остаётся лишь посочувствовать тем, кто ещё не испытал прилива удовольствия от прикосновения к магии японской души через постижение японского языка и письменности. С другой стороны, у этих людей все ещё впереди. Да и надо ли в поисках прекрасного и удивительного ходить так далеко, когда каждый из нас без приложения каких-либо значительных усилий чуть ли не в совершенстве владеет таким замечательным языком как русский, не уступающим ни по красоте, ни по выразительности, ни по своей динамичности никакому другому языку.

4.4. ФУДЗИ, ФУДЗИ, ФУДЗИ...

Ну вот, кажется, и настала пора познакомиться со знаменитой Фудзиямой[66]. Только для японцев она не Фудзияма вовсе, а Фудзисан. Почему «сан»? Нет, это не уважительный суффикс, типа 田中さん (танака сан) - господин Танака. Просто последний из трёх иероглифов, образующих название данной горы, и есть «гора» (富士山). На наш взгляд, если последний из иероглифов - «гора», то, в общем-то, что «яма» (гора), что «САН» (гора) - разницы никакой. Для нас - да, для японцев - нет.

И не дай бог при японце обозвать их любимую гору Фудзиямой… Международного конфликта от этого, конечно, не будет, но... но однажды в присутствии коренного жителя Самары автор данного эссе имел неосторожность Волгу назвать речкой... Вроде бы мелочь, но волжский «абориген» взволновался так, что после того случая надолго затаил в своей душе обиду. Так это был наш, русский, а что говорить о японцах! Гора-то святая - у неё даже свой 神 («ками» - дух святой) имеется.

Значит, Фудзияма - это вовсе не Фудзияма, а Фудзисан (Фудзи-гора) или, другими словами, гора Фудзи. Все ли горы в Японии заканчиваются на «-сан»? Далеко не все, о чём прекрасно осведомлены россияне: многим, наверное, в своё время довелось посмотреть знаменитую драму японского режиссёра Сёхэй Имамура (Shohei Imamura) «Легенда о Нараяме»[67]. Так вот, Нараяма - название горы, расположенной неподалёку от одной деревушки, в которой и происходят события данного фильма. Есть и другие горы-ямы, менее известные за пределами Японии, к числу которых можно отнести Асакаяму - небольшую гору в провинции Ивасиро, в старинных японских песнях упоминаемую частенько как символ неверной любви и прочих мелких чувств[68].

富士山 (фудзисан) состоит из трёх кандзи, причём один из них мы уже достаточно подробно разобрали. Познакомимся с другими. На очереди самый первый по порядку иероглиф.

[富 - Богатство, ресурсы ФУ:, ФУ_томи 12 (宀 (40) крыша)]

富 (томи) - богатство, 富む (тому) - быть богатым. Запоминается легко: кто выиграл лотерею, тому повезло - он стал богатым. Не томите душу, отдайте скорее причитающееся ему богатство. Здесь крайне к месту будет сказано, что одно из значений этого иероглифа ещё и лотерея.

Что же касается графического исполнения знака 富, то запомнить его ещё легче. Элемент 宀 (ключ данного иероглифа) - крыша[69]. Дальше идёт обыкновенная единичка (一) с расположенным под ней «ртом» (口). В самом низу - хорошо известный нам кандзи 田 (поле). Вот и получается, что живёт себе богатенький Буратино один под крышей и с поля-огорода своего питается. Вся семья - один лишь рот. Одним словом, сам себе и жнец, и швец, и на дуде игрец. В общем, семьи нет, рты по лавкам не сидят и кушать не просят - и чего ему не быть богатым с такой-то жизни?

При этом живёт наш хитрец в городе То-яма-то-канава. А вот это уже не шутка, ибо город такой, действительно, существует в Японии. Ну, если не такой, то почти такой: 富山 (тояма).

4.5. КОДЕКС САМУРАЯ

Второй иероглиф, образующий название горы Фудзи, и проще, и сложнее. Это кандзи 士 (воин). Данный символ состоит из 十 (десятки) и 一 (единички). Когда-то в далёком древнем Китае этот знак обозначал «человека, знающего всё: от одного до десяти». Понятно, что под эту категорию попадал и школьник, и джентльмен, и ученый, и даже сержант. В японском языке кандзи 士 тоже имеет довольно широкий спектр значении: в различных сочетаниях он может обозначать и благородного человека, и воина, и самурая, и просто какого-то деятеля. Произносится же иероглиф 士 в большинстве случаев как «си».

[士 - Воин, самурай^* СИ_си 3 (士 (33) воин)]

^*) Существует два иероглифа, имеющих непосредственное отношение к самураю (士 и 侍). Что же касается именно символа 士, то он тяготеет к более широкому толкованию, вбирающему в себя прежде всего понятие «воин». Более подробно об истории взаимодействия кандзи 士 и 侍 (самурай) можно прочитать в приложении к данному эссе.

Хорошо известна история о сорока семи самураях, которые в трогательном порыве верности своему шефу учинили над собой коллективно-показательную сеппуку[70].

四十七士の話し (си дзю: сити си но ханаси) - Повесть о сорока семи самураях[71]. С глубоким символическим смыслом запись получается - сплошные кресты. И хотя японский крест это обыкновенная десятка, но что ни говорите, а даже невооружённым глазом видится в символе 十 нечто трагически-погребальное, особенно если учесть, насколько смерть была почитаема среди самураев. И не зря японцы с их удивительным многомерным видением наделили именно воина таким странным с точки зрения западного обывателя мистическим символом. В качестве демонстрации к сказанному приведём красноречивые строки из дошедшего до наших дней кодекса самураев - письменного памятника самурайской доблести, описывающего бусидо[72].

Бусидо - Путь воина - означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведет к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочёл, и иди!

Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер освежай свой ум мыслями о смерти. И пусть так будет всегда. Воспитывай свой разум. Когда твоя мысль постоянно будет вращаться около смерти, твой жизненный путь будет прям и прост. Твоя воля выполнит свой долг, твой щит превратится в стальной щит.[73]

И хотя в Китае крест было принято считать лестницей в небо, а также крестом обозначалась и обозначается цифра 10 (символ всеобщности), но мы-то с вами улавливаем тот истинный смысл, который вложили в крест японцы (хотя сами они, может быть, об этом и не догадываются). Если хорошенько приглядеться, то даже название только что упомянутой повести сверх всякой меры переполнено наводящими жуть крестообразными символами:

士 - воин, самурай. Человек, который по определению нежилец на белом свете и «могила по которому плачет» (суть самурайской философии - смерть). Кроме того, обозначается символом, который с точки зрения славяно-христианской более чем прозрачен[74] и даже звучит как «смерть»[75].

七 - семь. Поставьте с ног на голову японскую семёрку (мысленно переверните её на 180 градусов) и вашему взору предстанет наша семёрка[76]. Только если у нас число 7 счастливое, то у японцев не всё так просто, ведь ОН кандзи «Семь» - «СИТИ», что отчасти тоже созвучно слову «смерть». Поэтому заморское «сити» нередко в Японии заменяется на национальное «нана» (кун иероглифа 七).

十 - десять. Крест, как говорится, он и в Африке крест. О нём уже говорилось и какие-либо дополнительные комментарии здесь попросту излишни[77].

四[78] - четыре. Тоже небезынтересный пример. Четвёрка для многих из нас не самое простое число. Для японцев - тоже. В том смысле, что ОН японской четвёрки «СИ» (как у «Воина» и «Смерти»). И это уже просто ни в какие ворота не лезет. Сами понимаете, что как и в случае с семёркой, если только это допустимо правилами, то при каждом удобном случае японцы будут говорить не «си», а «ё» (кун кандзи «Четыре»). Чем японский чёрт не шутит, а бережённого, как говорится, бог бережёт, тем более, что богов и божков у японцев больше, чем людей.

Вот вам и «сорок семь самураев». Вот вам и дедушка Фрейд с его психологией подсознательного. Вот вам и психоаналитика на уровне массового подсознания. И со всем этим японец живёт с самого раннего детства, впитывая это всё с молоком матери.

4.6. О БЕДНОЙ УЛИТКЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО

И вот, наконец, хайку, приведенное в качестве эпиграфа к данному эссе. Вы уже без особого труда можете его прочитать на японском языке:

かたつぶり (катацубури)[79]- улитка;

そろそろ (соросоро) - не спеша,потихоньку;

登れ (ноборэ) - глагол «нобору» в повелительной форме;

富士の山 (фудзи но яма) - более поэтичное название Фудзиямы (гора Фудзи).

4.7. А ПОЧЕМУ, СОБСТВЕННО, ФУДЗИ?

А, действительно, почему? Неужели название самой знаменитой во всей Японии горы, о которой сложено столько мифов, легенд и сказаний, которая воспета всеми японскими поэтами и которая запечатлена на картинах самых известных мастеров японской кисти, в переводе звучит как «богатый самурай» или «богатый воин»? Если следовать этой логике, то так можно додуматься до вооружённого до зубов грабителя или даже до мерзкого мародёра. Трудно в это поверить... Ведь если это так, то милое очарование Японии - это всего лишь обман и иллюзия! Стоит ли вообще начинать учить этот язык, чтобы, однажды прозрев, увидеть в главном символе притягательной Японии личину смерти на искажённом от «воинской доблести» лице пусть родовитого, но всё-таки «джентльмена удачи» или, говоря проще, обыкновенного разбойника с большой дороги?

Конечно же, это не так, и чтобы разобраться, необходимо слегка обобщить опыт, полученный нами во время чтения четырех эссе. Так, если ещё раз пробежаться по всем японским словам, с которыми мы успели познакомиться, то их можно разбить на две основные группы. В первую группу (слова китайского происхождения) войдут слова, созданные за счёт смыслового подбора китайских иероглифов и последующего их озвучивания согласно онным чтениям: 水道 (суйдо:), 風水 (фу:суй) и так далее. Вторую группу образуют слова, которые не обязаны своим происхождением китайскому языку и ничего общего, кроме попытки относительно искусственно записать их с помощью китайских иероглифов, с ним не имеют, - это исконно японские слова: «мидзу» (水), «кадзэ» (風), «мити» (道) и прочие. К разряду такой лексики можно отнести и название горы Фудзи. Считается, что слово «фудзи» даже не японское по происхождению. Оно будто бы корнями своими упирается в язык айнов - народа, поселившегося на территории японских островов ещё задолго до прибытия на них с евразийского материка предков нынешних японцев[80]. Фудзи по-айнски означает «огненный», что, в общем-то, не противоречит очевидным фактам, ибо Фудзияма была и остаётся вулканом. Пусть временно[81] потухшим, но, тем не менее, настоящим вулканом (火山).[82]

Так вот, эти самые японские слова (и айнские, и прочие некитайские еже с ними) тоже надо было как-то записывать иероглифами, ведь другой формы письменности у японцев отродясь не было. Перед японцами возникла дилемма: либо иероглифы, либо японский язык. Однако хитроумные предки сегодняшних японцев не были бы японцами, если бы не нашли оригинальный выход из этого более чем затруднительного положения.

Данная проблема в Японии на протяжении многих веков успешно решалась и решается двумя способами.

1-ый способ: Берётся то или иное японское слово и под него подбираются один-два подходящих по смыслу китайских иероглифа. Например, японское слово «вкусный» (美味しい, оисий) состоит из двух иероглифов: 美 (БИ_уцукусий) - красивый и 味 (МИ_адзи) - вкус, причём читается это слово не по кунам и не по онам входящих в его состав кандзи, а «по-японски».

2-ой способ: Берется то или иное японское слово и под него подбираются один-два подходящих по звучанию китайских иероглифа. Например, японское слово «фудзи», составлено из двух иероглифов: «богатство» (фу) и «воин» (си). При этом сегодня никто всерьёз не воспринимает тот смысл, который на самом деле скрывается за знаками 富 и 士.

Таким образом, встретив в японском тексте незнакомое слово, записанное только посредством даже хорошо известных нам кандзи, всё равно высока вероятность ошибиться в его прочтении. Единственное спасение - знание, которое, как известно, сила. И чем больше мы будем знать японских слов, тем меньше будет вероятность совершить ошибку. Поэтому наряду с «Кандзявыми эссе» разрабатываются специальным образом организованные и структурированные «Самообучающие тексты», позволяющие «вживую» читать по-японски, обладая при этом самым минимальным начальным уровнем подготовки или даже вовсе не обладая онным. Но это уже другая история[83]. Что же касается данного эссе, то оно благополучно подошло к своему логическому завершению.

4.8. НОВЫЕ КАНДЗИ И СЛОВА[84]

[山 - Гора SAN_yama 3 (山 (46) гора)]

[田 - Поле (рисовое) DEN_ta 5 (田 (102) поле)]

[火 - Огонь KA_hi 4 (火 (86) огонь)]

[畑 - Поле (суходольное) (-)_hata(ke) 9 (田 (102) поле)]

[豆 - Бобы, горох TOU, ZU_mame 7 (豆 (151) боб)]

[登 - Взбираться, подниматься TOU, TO_noboru 12 (癶 (105) отправляться)]

[富 - Богатство, ресурсы FUU, FU_tomi 12 (宀 (40) крыша)]

[士 - Воин, самурай SHI_shi 3 (士 (33) воин)]

山 - гора (yama)

田 - поле (ta)

中山 - Накаяма (nakayama)

山中 - Яманака (yamanaka)

田中 - Танака (tanaka)

中田 - Накада (nakada)

山田 - Ямада (yamada)

火 - огонь (hi)

畑 - поле, огород (hatake, hata)

富 - богатство (tomi)

士 - самурай, воин (shi)

水田 - заливное поле (suiden)

火山 - вулкан (kazan)

登る - взбираться (noboru)

豆 - бобы, горох (mame)

登山 - подъём в гору (tozan)

山登り - подъём в гору (yamanobori)

アルピニスト - альпинист (arupinisuto)

山道 - горная дорога (sandou)

山道 - горная дорога (yamamichi)

歌い手 - певец (utaite)

歌手 - певец (kashu)

富士山 - Фудзияма (fujisan)

富士の山 - Фудзияма (fujinoyama)

富む - быть богатым (tomu)

富山 - Тояма (toyama)

かたつぶり - улитка (katatsuburi)

そろそろ - чуть-чуть, потихоньку (sorosoro)

ПРИЛОЖЕНИЕ

Из книги Уильяма Уилсона

ИДЕАЛЫ САМУРАЕВ. СОЧИНЕНИЯ ЯПОНСКИХ ВОИНОВ[85]

***

Происхождение воина.

В японском языке есть несколько терминов, имеющих значение «воин», но, пожалуй, самым близким и ёмким является слово буси[86]. Иероглиф бу[87] состоит из двух ключей: «останавливать»[88] и «копьё»[89]. В китайском словаре Шо вэнь даётся такое определение:

Иероглиф си[90] (кит. ши) первоначально обозначал человека, исполняющего какие-нибудь обязанности, обладающего знаниями и умениями в какой-либо области. Однако уже в Древнем Китае под этим словом стали подразумевать «высший класс общества». В Хань шу сказано: Ши, крестьяне, ремесленники и торговцы составляют четыре рода занятий. Тот, кто получил должность благодаря своей учёности, зовётся ши.

Это не должно вводить в заблуждение, ибо ши владели не только книгами, но и оружием. Ши появились в конце Чжоу, в период Сражающихся Царств. Первыми ши стали потомки аристократов, имевших обширные земельные владения, хорошо образованные и вооружённые, которые не были связаны преданностью никому конкретно и которых разослали по провинциям, ибо они слишком досаждали двору.

Таким образом, буси - это человек, способный поддерживать мир и спокойствие невоенными или же военными методами, но чаще всё же последними. В одной книге ханьской эпохи мы находим следующий пассаж:

Ещё одним термином, обозначающим воина, в японском языке является слово самурай. В китайском языке соответствующий иероглиф[91] в глагольном употреблении означал «наносить визит знатному человеку» или «сопровождать знатного человека». В этом смысле он соответствует японскому сабурау. В конечном счёте, в обеих странах термин обрёл значение «те, кто находятся близко к знати и служат ей», в японском языке - сабурай. Одно из первых употреблений этого слова мы обнаруживаем в первой японской императорской антологии стихов Кокинсю, составленной в начале X века:

Начиная с середины эпохи Хэйан эти слуги охраняли высшую знать и потому носили оружие. Все чаще и чаще их стали набирать из воинского сословия, и потому к концу XII века сабурай стало означать почти то же самое, что и буси. Со временем слово все теснее связывалось с представителями среднего и высшего звена воинского сословия, а особенно с теми, кто занимал должность в правительстве или клане и теми, кто считались прямыми вассалами.

Появление людей, носящих это имя, совпало с укреплением системы сёэн (поместий). Система начала складываться в последние столетия первого тысячелетия нашей эры, когда богатые рисопроизводящие поместья превращались в наследные владения влиятельных аристократических семей и потому становились свободными от налогообложения и вмешательства центральных властей. В то же время, управление территориями, платившими казне - а к концу XII в. они все еще составляли половину обрабатываемых площадей - постепенно переходило в руки наместников, назначавшихся губернаторами провинций. Должности наместников также становились наследными, и занимавшие их семьи часто оставались в одной провинции безвыездно и увеличивали собственные земли и богатства. В итоге, и сёэн, и «государственные провинции» фактически обрели независимость от центральной власти.

Именно с этого момента начинается история буси как сословия.

...японские буси во многом напоминали китайских ши, существовавших за много столетий до первых. Аристократы по происхождению, они были хорошо образованы; будучи же владельцами земель или управляющими поместий, а зачастую и целых провинций, они имели достаточно средств для приобретения доспехов, оружия и лошадей, в которых нуждались воины.[92]