Капитали$т: Часть 2. 1988

Глава 2

Новые веяния не оставили равнодушными и представителей нашего городского партийного аппарата. Через несколько дней после нового закона, у нас в квартире собралось небольшое собрание, замаскированное под фуршет. Из местной знати высокого уровня был Григорий Степанович Бубенцов — первый секретарь горкома, и Николай Николаевич — начальник городской милиции. Все прочие присутствующие были рангом сильно пониже, но все же являлись важными звеньями городского партийно-хозяйственного механизма.

Я, как обычно, очень внимательно слушал, о чем идет речь.

Сначала было радостно. Все присутствующие ликовали от того, что Иван Иванович — первый секретарь обкома партии, усидел на своем месте. За здоровье отсутствующего на фуршете Ивана Ивановича был произнесен отдельный тост, в котором были тщательно перечислены выдающиеся личные и профессиональные качества Ивана Ивановича, его преданность идеалам, честность и иные достоинства. Но когда речь зашла о более высоких сферах, папенька и его гости пригорюнились. Общее настроение было такое — о н сошел с ума. Или, как вариант, продался. Речь шла конечно же о Михаиле Сергеевиче, вместе с супругой. Версию о сумасшествии генсека поддерживал Николай Николаевич, сторонником подкупа выступал товарищ Бубенцов.

— Да на кой черт ему деньги, — морщился главный городской милиционер. — Все и так его! Что ему за эти деньги покупать, птичьего молока, что ли? Так ему Девятое Управление и птичьего молока достанет, если понадобится, бесплатно. Крыша поехала, я вам говорю! Петром Первым себя ощутил.

— Не понимаешь ты, Коля, — мрачно изрекал товарищ Бубенцов. — Они же за границу сбегут, в случае чего, а т а м им деньги еще как понадобятся. Да и то сказать — деньги всегда деньги, хоть ты генсек, хоть кто.

— Это все Райка виновата, — со скорбью сказал кто-то. — Она ему голову дурит!

Вот в этом месте у собравшихся возник всеобщий консенсус! Супругу генерального ненавидели со всем пылом и считали ее корнем всех зол.

— Из телека не вылазит! Еще и мнение свое имеет по каким-то вопросам!

— Да мы раньше не знали никогда, кто там у генсека жена!

— Во французские шмотки разоденется и красуется — звезда!

— Куда там Пугачевой…

— Только народ лишний раз злит! Крутит мужику яйца, а вся страна страдает.

— Сам виноват! Не мужик, а…

Одним словом, генсеку с супругой должно было икаться. Такие разговоры, впрочем, велись едва ли не на каждой кухне.

Что интересно, начальник управления торговли и маменькин приятель Владимир Александрович Герцин фуршет своим вниманием не почтил.

— Герцина гнать пора, — высказался папенька. — Гнать из управления к чертовой матери за развал работы в торговле. Магазины пустые, на полках — шаром покати, а у кооператоров и на рынках — навалом всего. Народ злится, после работы по очередям — пожрать достать…

— Не так просто, Володя, — задумчиво ответил товарищ Бубенцов. — Он с обкомом дружит. И не только… Вот если бы по линии Николая…

— А чего по линии Николая? — вскинулся милиционер. — Герцин с генералом нашим в баньке парится. Я с генералом не парюсь, вы понимаете? Не по чину. А он — запросто! Да и разве ж он один? Там и директор мясокомбината, и овощебазы и другие…

— А я вам так скажу, — произнес рассудительный голос, — эта должность Герцину уже не сильно и нужна. Миллионер он почти официальный. Три кафе кооперативных у него, какие-то цеха…

— Без должности он ноль, — назидательно сказал товарищ Бубенцов. — Это сейчас он царь и бог, потому что товар может распределять. Отстрани его от должности — чего распределять будет?

— Поглядим… — сказал Николай Николаевич неопределенно. — У нас вроде бы генерала меняют. Вот если новый генерал придет, тогда и Герцина можно будет пощупать… а сейчас — рано.

— Миллионер… — завистливо вздохнул кто-то. — А тут зарплата двести пятьдесят. Сын куртку просит модную, так она как зарплата стоит. Нужно и нам что-то думать, товарищи… Время такое, что зевать нельзя!

Ого, подумал я. Городска номенклатура начинает завидовать нуворишам!

— У меня зять… Младшей дочери муж… Кооператив открывает, — сказал, заговорщицки понизив голос, товарищ Бубенцов.

— А обком в курсе? — спросил папенька.

— А мне плевать — в курсе обком или нет, — зло сказал товарищ Бубенцов. — Пусть только кто-нибудь чего-нибудь вякнет! На всех материала столько, что будут лететь, пердеть и радоваться!

Во как, подумал я. Товарищ Бубенцов вышел на тропу войны!

— Так что, вы думайте, товарищи… — сказал товарищ Бубенцов. — Думайте, пока время есть. А то некоторые вообразили, что наши должности и наша работа — это все навсегда. Так вот, не навсегда. И я вам это не как руководитель говорю. Как старший товарищ говорю! В любой момент может случиться — кого на фабрику, охраной труда заведовать, а кого на пенсию, если срок вышел. А сейчас пока есть возможности. Кредиты дают… — товарищ Бубенцов снова понизил голос. — Можно хорошие деньги взять и процент небольшой.

— Если бы Герцина снять, да кого-то своего поставить, — сказал папенька мечтательно. — Григорий Степанович, может как-то можно рассорить его с обкомом?

— Как только, так сразу, — ответил товарищ Бубенцов. — Но ты, Володя, на это сильно не рассчитывай. Ты думай о том, что под ногами лежит, про синицу в руках.

— Если кооператив открывать, то что делать?.. — вздохнул неизвестный мне участник застолья. — Мы же не коммерсанты…

— А я вам что, мистер Твистер — миллионер? — вспылил товарищ Бубенцов. — Думайте. И вообще, «учитесь торговать», помните, кто сказал? Вот то-то! Нет, конечно, колхоз дело добровольное, как говорится. Кого все устраивает, так и хорошо. Только когда все развалится — не обижайтесь.

А у товарища Бубенцова неплохо варит голова, подумал я. Ну или интуиция просто звериная.

— А если кооператив открыть, то чем заниматься? — спросил кто-то.

— Да какая разница… — с досадой ответил товарищ Бубенцов. — Чем хотите. Сами же знаете, что в городе с товарами и услугами — чего ни хватись, ничего нет!

— Давайте выпьем, товарищи, — грустно сказал кто-то. — Выпьем за то, чтобы смутные времена скорей закончились!

Собравшиеся выпили и некоторое время молча закусывали.

— Вы бы лучше, — сказал подобревший Бубенцов, — у комсомольцев бы учились! Вот где деятельные ребята! Я общаюсь с некоторыми — далеко пойдут! Главное — никаких сомнений. Уже открывают какое-то молодежное кафе с заграничными фильмами, чтобы не по подвалам собирались, а в нормальной обстановке, хозрасчетные спортзалы у них с импортным оборудованием! Молодцы!

Так, подумал я. Еще не легче. Вот оно, начинается, секретари и инструкторы комсомолов оперяются и с идеологических рельсов потихоньку съезжают на коммерческие. С этими ребятами нужно осторожно. Саранча, хуже уголовников. Сожрут с потрохами при случае. Еще и кафе с иностранными фильмами у них! Где вы были год назад, спрашивается? Вещали о тлетворном влиянии западного кинематографа? А теперь вот оно как фишка легла…

— Был у меня директор нашей обувной фабрики, — сказал папенька, — хороший мужик, давно знаю. Говорит, итальянцы приезжали, смотрели производство, сотрудничество предлагали. Их оборудование, наши рабочие и производственные площади. Совместное предприятие. Так он говорит — отказался, лишняя головная боль.

— Ну и дурак, — сказал товарищ Бубенцов. — Нужно же понимать… Все сейчас так складывается, что остановить этот бардак мы не можем. Выходит, нужно как-то встраиваться.

Товарищи согласились, что встраиваться нужно, произнесли тост за присутствующих, выпили, потом снова произнесли тост, снова выпили, закусили и начали расходится. Расходились задумчивые и почти трезвые, чувствовалась старая партийная закалка и умение не пьянеть.

А я заперся в своей комнате и начал думать, упорно и напряженно. Если бы удалось получить кредит, хотя бы тысяч сто советских рублей! Можно открыть сразу несколько производств, небольших, но дающих постоянную прибыль, купить оборудование, нанять людей. Делать мебель, например. Или шить те же джинсы уже в промышленных масштабах. Но тут же возникает вопрос: даже если мы получим кредит, где брать оборудование, сырье, материалы? Ведь невозможно пойти и просто так купить. Именно тогда ко мне пришло понимание, насколько незначительной и мелкой является вся наша деятельность — мышиная возня, да и только. Настоящий бизнес в то время делался теми, кто мог распределять ресурсы. Это был очень закрытый клуб, состоящий из чиновников и хозяйственников уровня города и области, войти в него было почти невозможно. Да, нам действительно оставалась мелочь вроде видеосалонов и чебуречных. И еще, я очень надеялся на отца. Что он наконец-то поймет — времена меняются и меняются необратимо, переступит через свои представления, устаревающие с каждым днем, и поможет мне в устройстве бизнеса. Может быть, и сам войдет в бизнес. В ближайшие недели я рассчитывал серьезно поговорить с ним на эту тему, тем более, что партийное начальство дало отмашку — можно! Я довольно смутно представлял, чем он конкретно может помочь, о всех его возможностях и связях я мог только догадываться, но они — возможности и связи — без всякого сомнения были.

Но даже нашей мелочью заниматься спокойно не давали. Все началось с того, что в ДК сменился директор. На месте добродушного и сговорчивого алкоголика появился проштрафившийся комсомольский вожак, вылетевший из системы за какую-то провинность — неприятный, какой-то липкий парень лет тридцати. Звали его Андрей Иванович.

— Ничего себе… — констатировал он, познакомившись с нашим хозяйством. — А в кассу вы, ребята, сколько платите?

— Пятьдесят рублей, — сказал я твердо и посмотрел в глаза новому директору.

— Пятьдесят в кассу и… все? — потрясенно спросил он.

— И все, — подтвердил я. — Все как договаривались.

— Устно договаривались? — спросил он.

— Устно, — сказал я. И уточнил: — По-джентльменски, Андрей Иванович.

Андрей Иванович скептически хмыкнул.

Через пару дней к нам в клуб заглянул совершенно трезвый Кузьмич и поведал, что возглавляемый им клуб кинолюбителей прекращает свое существование. Потому что. Кузьмич был грустен и тих.

— Этот новый хрен приказал? — спросил Валерка.

Витя в это время в салоне отсутствовал, он вообще редко появлялся, он был весь в хлопотах, связанных с переездом.

— Этот, — мрачно сказал Кузьмич.

— Все понятно, — сказал я.

Дело было плохо. Другое место, конечно, тоже можно было найти и без особых проблем, но… Во-первых, народ уже привык и шел к нам по старой памяти, игнорируя конкурентов, а на новом месте пришлось бы по новой набивать клиентов. А во-вторых… за этот видеосалон мы уже бились с превосходящими силами противника и даже проливали кровь. За него порезали Федю Комара, отлупили Витю, да и мне слегка досталось. И что же, спасовать перед каким-то типком, много о себе возомнившим? Показать слабость? Это было совершенно неприемлемо.

А еще через несколько дней к нам зашел Васильич, бывший на тот момент завхозом.

— Все, ребятки, — сказал он. — Поступила команда вашу филармонию сворачивать. До конца месяца работаете, а там… — Васильич развел руками.

— Ладно, Васильич, — сказал я. — Еще не вечер. До конца месяца может много чего случиться.

— Вы имейте в виду, — понизив голос сказал Васильич, — он хочет вас убрать, чтобы своих запустить. Чтобы кино и музыка так и остались, только без вас. Ферштейн?

— Спасибо за информацию, Васильич, — сказал я. — Ладно, будем думать.

Попытка переговорить с новым директором еще раз ничего не дала.

— Ваша деятельность не по нашему профилю, — объяснил он мне. — Вообще, по правилам, я должен был обратиться в соответствующие органы… Понимаете? Но я этого не сделал. Так что извините, ничем не могу помочь…

— Вы хорошо подумали? — спросил я, улыбаясь.

Новый директор нервно дернул плечами.

Сразу после этого разговора я отправился в исполком к Николаю Петровичу, который помог нам уладить вопрос с руководством ДК в прошлый раз.

На мою просьбу Николай Петрович развел руками.

— Знаю этого козла, знаю, — отозвался он о нашем директоре. — Но, видишь ли, Алексей, какая штука… Приказать я ему не могу. Не имею права. Он лицо хозяйственно самостоятельное. И просить я его не буду. Деятельность ваша, сам понимаешь… слегка за гранью.

— Понимаю, — кивнул я.

— Такие дела, — сочувственно сказал Николай Петрович.

Этим же вечером мы провели экстренное совещание с Валериком.

— Ну, если человек по-хорошему не понимает, — сказал Валерик, — то объясним по-плохому.

— Только без уголовщины, — сказал я напряженно.

В последнее время Валерик сильно полюбил фильм «Крестный отец». Легендарную гангстерскую сагу он пересмотрел, наверное, раз двадцать, а Марлон Брандо и Аль Пачино надолго стали его кумирами, сменив Ван Дамма и Сильвестра Сталлоне. Поэтому я немного беспокоился.

— Крупной уголовщины не будет, пообещал Валерик. — Но без мелкой не обойдемся. Максимум — административка.

— Ну и прекрасно, — сказал я.

— Мы сделаем ему предложение, от которого он не откажется! — пафосно заявил Валерик.

— Не вздумай лошади голову рубить! — в притворной панике воскликнул я.

— Откуда у этого козла лошадь?.. — хмыкнул Валерик. — Мы его и без лошади к порядку приведем.

Следующие два дня стали для Андрея Ивановича богатыми на события. Так, вечером его подстерегли в подъезде двое хулиганов, которые безнаказанно насовали ему по ребрам и поставили фингал под глазом. На прощание хулиганы велели Андрею Ивановичу подумать над своим поведением и не создавать проблем хорошим людям, в противном случае они могут навещать Андрея Ивановича регулярно, им, хулиганам, это не составит особого труда. Что интересно, на крики Андрея Ивановича о помощи никто из соседей не отреагировал, милицию не вызвал и спасать не кинулся.

Утром, собираясь на работу, Андрей Иванович обнаружил возле своей кофейной «копейки» бутылку с бензином, заткнутую газетой. Рядом с бутылкой лежал полный коробок спичек.

А в разгар рабочего дня в кабинет директора заявилась делегация в количестве семи человек, представляющая боксерский клуб.

— Мы к вам с ходатайством, — объявил наш товарищ Серёга, — не закрывайте видеосалон, дорогой товарищ директор. В этом видеосалоне, товарищ директор, работают хорошие ребята, большие друзья нашего клуба. Большие друзья! А у друзей как заведено? Если им плохо, то и нам плохо! А если нам плохо, Андрей Иванович, то вы сами понимаете…

Парни от восемнадцати до двадцати пяти лет, сопровождающие Серёгу и заполнившие почти все пространство директорского кабинета, еле сдерживали смех.

Андрей Иванович имел бледный вид и соглашался со всем сказанным.

А потом мы выстрелили из главного калибра, так сказать, контрольный в голову. Хотя, скорее всего, хватило бы и уже предпринятых действий, но Андрей Иванович сам виноват — разозлил он нас с Валериком сильно.

Короче говоря, я, улучив подходящую минуту, наябедничал папеньке о том, что клуб любителей кино, в котором я не покладая рук тружусь лектором и зарабатываю деньги, закрывает какой-то бюрократ комсомольского происхождения. Реакция папеньки даже превзошла мои ожидания — он пришел в ярость. И тут же, при мне, позвонил кому-то из своих многочисленных знакомых.

— Чем ему клуб кинолюбителей помешал, совсем ошалели?! — грозно спросил папенька у неизвестного мне собеседника.

Собеседник клятвенно обещал разобраться и восстановить справедливость.

— Все будет в порядке, Алексей, — сказал папенька устало. — Работайте.

На следующий день Андрей Иванович на работу не вышел. И на второй день тоже, и вообще никогда. Новый директор так и не был утвержден в должности, кажется, он ушел работать в местную газету.

Предыдущего директора — мирного алкоголика — вернули обратно, а клуб кинолюбителей продолжил свою работу, о чем нам радостно сообщил Кузьмич. Мы праздновали победу — противник был повержен, смогли не только отбиться, но и успешно атаковать.