— Как видите, Фред, мы сейчас связаны. Вы уже тоже заинтересованы в сохранении тайны, а мы — в том, чтобы у вас было как можно больше собственных денег к началу нашей совместной операции. Поэтому примите ещё один подарок! — с этими словами я бросил ему конверт. — Тут ещё один мой секрет. Ваши канадские активы нуждаются в том, чтобы как-то химически перерабатывать лес. Тут — способ получения резины и бутанола.
Само собой, технология, которую я передавал ему, была упрощённой, не требующей делиться теорией радикальной полимеризации. Поэтому исходный каучук по ней получался «не очень». Но был в этом один нюанс. Для превращения каучука в резину его подвергают вулканизации, при этом атомы серы как бы «сшивают» разные молекулы каучука. И если сшивать во многих местах, то не так уж важен исходный размер молекул, то есть, подойдёт и тот каучук, который можно получить, не зная теории и, как следствие, не контролируя некоторых очень тонких нюансов.
Правда, при такой «частой сшивке» Морган мог получать только эбонит и очень жёсткую резину. Ну да, весь американский рынок я ему отдавать не собирался, самое сладкое оставлял себе. Но — «дареному коню в зубы не смотрят», верно?
— И сколько вы хотите за ваш «подарок»?
— По нашим оценкам, внедрение этой технологии повысит стоимость ваших канадских акций на шестьдесят-восемьдесят миллионов долларов! — как бы, не услышав вопроса, продолжил я. — Разумеется, официально это не будет подарком. Мы продадим право на производство вашей канадской фирме.
Я перегнулся к Фреду через стол и закончил свою мысль:
— Размер платы за передачу прав на производство резины и эбонита определят оценщики. Вы и сами понимаете, что она будет несравнима с размером вашей выгоды. Поэтому подумайте, что ещё вы можете добавить, чтобы и мы получили нечто равноценное, а не как всегда.
— Но я же в тот раз переслал вам ниобий! И вы выгодно пристроили его в производстве радиоламп! — привычно начал отбояриваться Фредди.
— Фред, только не говорите мне, что вы тогда знали, насколько он мне пригодится! — ответил я с широкой улыбкой.
И предложил:
— У нас начинается большой совместный проект. Давайте попробуем договариваться на реально взаимовыгодных условиях.
Фред помолчал. Потом прошёлся по кабинету, что-то даже насвистывая. И наконец, ответил мне:
— Хорошо, я подумаю, что может быть равноценным ответом. А пока… Держите от меня небольшой подарок. У вас не было предателя, если вы волновались об этом. Просто у меня есть глаза и уши. Легко было заметить, что в то серое трёхэтажное здание нас не хотят пускать. Я и напросился, правильно задав вопросы вашей жене. А уж там, в корпусе, Джиму всё подсказала система вашей охраны. Чем важнее помещение, тем сильнее его охраняли. Так он выделил самое важное помещение. Ну а дальше — дело техники. Незаметно подсыпал препарат в кружку охранника, и доступ к нужной двери открыт. А уж Стив, второй мой сопровождающий, умеет «уговаривать» замки дверей и сейфов.
Я молчал.
— Вот и весь секрет. Внимательному человеку ваша система охраны сама говорит, куда идти.
«Ну, погоди, Семецкий! Вернись только, гад! Я тебе покажу, как охрану организовывать!» — подумал я.
'…Разумеется, в ходе той поездки я не упустил случая и повстречался со многими другими американскими партнёрами.
С Эдисоном мы заключили несколько интересных контрактов. Я передавал нашей совместной американской фирме дополнительные патенты — устройство замедленного включения электроламп, продлевающее срок их службы, наполнение колб электроламп разреженным инертным газом — с той же целью, галогеновые лампы, позволяющие ещё сильнее повысить яркость ламп…
Был и крупный заказ на изготовление в США партии осциллографов с кинескопом Брауна[15], и другой — на поставки в Россию трансформаторных пластин. Я брал на себя встречные обязательства по поставке электротехнической меди. Пресса по этому поводу разразилась восторженными заголовками «Американский и русский Эдисоны заключили союз!»
Не менее продуктивным было и общение с Якобом Шиффом и Элайей Мэйсоном. Они заинтересовались идеей открыть в САСШ производство фреоновых холодильников и новой модели стиральных машин.
Кроме того, договорились с Рокфеллером и о производстве моторного топлива. Не моего «стооктанового», но и «семьдесят второй», получающийся после разработанной Шуховым ещё до меня установки термического крекинга, вполне неплохо подходил, например, для моторов самоходных барж или мотодрезин. Да и для автомобилей со временем пригодится. В СССР времён моего детства грузовики на нем вполне себе неплохо ездили. А технология не такая уж и сложная, Шухов патент оформил по всем правилам, так что почему бы и не заработать немного?
Тем более, что тут я не только сам заработаю, но и Шухову денежка капнет, да и Моргана подстегну, чтобы не почивал на лаврах. Конкуренция — основа продвижения прогресса! Мне же самому потом проще будет, если вместо одного варианта партнёрства я смогу выбирать между тремя или десятью, верно?
А со временем и «восемьдесят пятый» бензин начнём в Америке производить, если со «Стандарт Ойл» договоримся. Рокфеллер очень хотел и его производить сам, купив патент, но такую «вкусняшку» я просто за патентные отчисления отдавать не соглашался. Нет уж, если и производить, то только самому! Не выпуская секрета из рук! А вот сбывать потом можно и от совместного предприятия. Причём я даже соглашусь на роль партнера с небольшой долей.
Под конец моего пребывания в Штатах мистер Шифф захотел пообщаться со мной с глазу на глаз. Долго хвалил меня за прогрессивность, ругал «клику Романовых, превративших Россию в тюрьму народов». Ещё раз похвалил меня за то, что я не боюсь принимать на работу революционеров и женщин, а также активно сотрудничаю в бизнесе с его соплеменниками.
А потом небрежно так показал отчёт его аналитиков о том, что само расположение моих цехов и коммуникаций говорит о том, что я готовлюсь внедрить технологию фиксации азота. И поинтересовался, что именно я собираюсь получать — аммиак, гидразин или гидроксиламин?[16]
Пришлось не только ответить, но и пообещать, что и в этом направлении мы с ним будем сотрудничать. Потом, когда технологию отлажу в достаточной степени для тиражирования.
А про себя я думал: «Охраннички чёртовы! Всё утекает! Ну, ничего, вернусь домой, всё Артузову выскажу! Да и Семецкий, как только вернется, огребёт у меня по первое число!»..'
Конец октября в Трансваале чем-то похож на московский июнь. Ещё не слишком жарко, зато легко можно угодить под дождик. Вот и сейчас небо на горизонте хмурилось тучами, поэтому колонна британских солдат ускорилась, пытаясь добраться до лагеря как можно быстрее. Семецкий их прекрасно понимал! Всё же, переживать дождь в палатке с кружкой чая, сдобренного ромом, куда приятнее, чем на марше.
Внимательно осмотрев марширующую мимо полуроту в бинокль, он подал остальным членам беззвучную команду: «пропускаем!»
Нет, славно было бы, конечно, как и неделю тому назад, ударить по британцам из «максима», а потом добавить из гранатомётов «два раза по три выстрела». Между колонной и их засадой как раз тянулось пересохшее русло речушки с невысокими, но обрывистыми берегами. Да тут, к востоку от Претории, других почти и нет. Зато крутизна берегов делает это русло почти непреодолимым для дюжины кавалеристов, сопровождающих колонну, так что одним рывком их группу достать не получится. А потом из «карабинов Нудельмана» начать прицельно, «двоечками» — один выстрел в центр корпуса всадника, второй — в корпус лошади, начать прореживать и кавалерию. Недолго, секунд пятнадцать на всю атаку. Но карабины самозарядные, магазин — на полтора десятка патронов, да в три ствола, с двухсот шагов… Нет, у колонны почти не оставалось шансов. И после нападения сильно пополнились бы госпитали и кладбища.
Неделю назад так и вышло. А потом — быстро в буш! Скрыться за колючими кустами, разобрать пулемёт, спрятать его по вьюкам и, ведя лошадей в поводу, скоренько-скоренько подняться на холм, скрыться за его гребнем. А там, как говорится, «дай Бог ноги»!
Местность тут сильно пересечённая, холмистая. То тут, то там торчат скалы, часть холмов имеет крутые обрывы, да и жёсткие. Колючие кусты растут то тут, то там небольшими группами, поэтому здесь легко прятаться и трудно найти.
Если даже и застигнут на открытом участке, достаточно положить лошадь и лечь самому. Трава к октябрю уже высокая, кое-где и до пояса достаёт. Разумеется, для этого требуются обученные лошадки, но других в группе Семецкого не было. Так что поймать их было бы непросто, хотя погоню пустят обязательно.
Но сегодня нет, пусть британцы торопливо шагают мимо, цель группы должна выйти на рубеж атаки чуть позже. И цель заманчивая. Разведка донесла, что британцы придумали пускать за колоннами повозку с трофейным «пом-помом». Ирония судьбы! Сами англичане от закупки этой пушки отказались, и в первый период войны её успешно применяли именно буры. Даже расстреляли бронепоезд прошлой осенью.
Теперь же эта скорострельная автоматическая пушка калибром 37-мм, работала на англичан. А ведь она как будто создана была специально для борьбы с другим творением Хайрема Максима — пулемётами. Пусть и не слишком точна, но скорострельна, да и стреляет почти на три мили. Вот её и возили на повозках следом за колоннами пехоты. С виду — одинокая повозка. А по сути — охотники на засады. Когда «пом-пом» начнёт с дистанции около мили «садить» по пулемёту свои «триста выстрелов в минуту», пулемёту и засаде «не светит».
А пулемётов у буров оставалось немного, так что либо им пришлось бы отказаться от засад, либо они быстро остались бы лишь с винтовками. И партизанская война перешла бы в следующую стадию, на которой сложно уже даже «поцарапать» врага. Нет, снайперские выстрелы издалека по-прежнему были гордостью буров, да и залповый обстрел с дистанции в милю — тоже беспокоил британцев и наносил ущерб. Но все же пулемётные засады давали наибольший эффект. И заставляли захватчиков опасаться даже в глубоком тылу.
Поэтому Семецкий решил принять вызов и в свою очередь поохотиться на «охотника за охотниками». Юрий снова поднял бинокль, старательно отодвигаясь при этом вглубь небольшой палаточки. Блик от оптического прицела может выдать засаду, это буры уже успели выяснить ещё до приезда Семецкого с группой.
Так, пехота протопала мимо, а повозка ползёт за ней, сохраняя дистанцию. Подозрительно это! Дорога-то не одинакова по качеству, в одном месте поневоле ускоришься, в другом — замедлишься. И поэтому обычно даже при равной средней скорости повозка бы то догоняла колонну, то начинала от неё снова удаляться. А тут — как приклеенные — держат дистанцию примерно в три четверти мили. Да, похоже, это — «наш клиент»!
Семецкий жестом отдал команду «Приготовиться!» Он знал, что его сигнал повторили, и через пару секунд там, напротив ушедшей вперёд колонны, расчёт начнёт заправлять ленту в пулемёт. Но сам не спешил. Взрыватель в гранатах контактный, мгновенного действия, после того, как его снимали со стопора и ввинчивали в гранату, снять с боевого взвода уже было невозможно, только стрелять! А гранат мало, да и тишину нарушать на британской территории попусту не хотелось. Поэтому поручик продолжал вглядываться в цель.
Ага, вот повозка проползла мимо примеченного куста, значит, дистанция от него до повозки сократилась до трёхсот метров. Пора принимать решение, а информации по-прежнему мало. Придётся положиться на интуицию. А она шепчет, что слишком уж умные лица у солдат возле повозки. «Нет, это не простая пехота. Это — артиллерия!» — решил про себя Семецкий и подал последнюю команду оговорённым сигналом: «Атакуем! Огонь по достижению противником назначенного рубежа!»
Все! Вот теперь они все трое достали по паре гранат. Можно не слишком спешить, до рубежа атаки повозке надо проползи ещё около трёхсот шагов, это верные две с половиной минуты. Но и медлить не стоит.
Щёлк! Щёлк! Щёлк! — почти слитно прозвучали тихие щелчки стопоров. Так, эти гранаты — для второго залпа. Кладём перед собой на специально расстеленный мягкий коврик. Теперь достаём «бердановский» патрон без пули и ставим на коврик рядом с гранатой. Это — тоже для второго выстрела. Винтовки Бердана № 2, из которых и переделали гранатомёты, просто отпилив часть ствола — однозарядные[17]. Так что перед вторым выстрелом их придётся зарядить. Вот и кладём патрон под руку, чтобы времени не терять!
Снова почти слитные тихие щелчки. Теперь заряжаем гранату в ствол «гранатомёта». По сути — просто обрез «берданки». И патрон холостой. Торчащий из гранаты деревянный шомпол плотно вгоняем в ствол. Всё! Верный карабин Нудельмана и сменный магазин к нему и так лежат на коврике. Кобура на боку расстёгнута, так что и наган, если что, достать недолго. Хотя он, разумеется, на двухстах шагах «не рулит». Это только на тот случай, если враги подкрадутся. «Оружие последнего шанса». Осталось секунд десять. Чёрт, как же медленно они тянутся, последние секунды-то!
Всё! Рубеж атаки достигнут, и далеко впереди застрекотал «Максим». Ребята отработают по колонне и уйдут, не дожидаясь результата. К месту встречи каждая часть его группы будет добираться самостоятельно.
Но Юрий смотрел только на повозку. Да, это он! Трофейный «пом-пом»! Артиллеристы споро скинули тент, потом сделали ещё что-то непонятное, и возница быстро отвёл лошадей в сторону. Расчёт при этом торопливо продолжал готовить орудие к стрельбе. Ну, уж нет! Первый выстрел сегодня останется за нами! Семецкий плавно нажал на спуск. Бум! И граната, с торчащим из неё деревянным хвостовиком-шомполом, неторопливо отправилась в путь по крутой дуге. Раз — два — три — бах!
Звук взрыва казался совсем не впечатляющим, но взрывом гранаты разметало в щепки левое переднее колесо повозки. Нет, недаром они столько сил потратили на стрельбы учебными гранатами!
Бум! — отправилась к цели вторая граната. Ещё через секунду — бум! — третья.
Теперь, когда стало ясно, что поправки для стрельбы верны, выстрелы производились чаще. Вторая граната попала прямо в «пом-пом», третья ушла чуть в сторону.
Ничего, сейчас… Щелчок затвора — из обреза «берданки» извлечена гильза. Клац! — заряжен новый холостой патрон. Ещё секунда — и вторая граната готова к стрельбе.
Бум! Бум! Бум! В этот раз выстрелы из гранатомётов следовали с секундным интервалом. Отлично! Повозка разбита, механизм орудия, похоже, повреждён, сено на повозке загорелось.
Теперь разряженные гранатомёты почти небрежно кладутся на коврик, а с него берутся «нудельманы». Бух-бух! Бух-бух! Тихие звуки выстрелов зазвучали так любимыми Воронцовым «двоечками». Не время разбираться, кто из британцев жив, а кто убит. «Контроль» проводится в каждого! Не успели они закончить, как там, впереди, смолк пулемёт Максима. Все верно! Огневой контакт должен длиться, пока противник не опомнится. Пятнадцать-двадцать секунд, не больше. Вот Юрий и распорядился для этого укоротить пулемётную ленту до восьмидесяти патронов. Знал, что стоит начать стрелять, не можешь остановиться, пока лента не кончится.
Теперь вторая часть группы отступает, а остатки колонны британцев принялись яростно палить по тому месту, где ещё недавно стоял пулемёт.
У Семецкого дела ещё не закончены, но это пока не страшно. Активного противника вблизи не осталось. Ещё секунд семь звучали негромкие щелчки «нудельманов», потом Юрий поднёс к губам горн и протяжный звук разнёсся над полем боя. При этом звуке, как и предусмотрено планом, двое его соратников быстро собрались и тоже пошли в гору, к лошадям.
Через пару секунд после сигнала горна из замаскированного укрытия выполз Ашот, армянин его лет. Выполз и быстро побежал к лениво разгоравшимся обломкам повозки.
Так, похоже, ему все же пришлось «доработать» кого-то из нагана. «Ну что ж!» — отметил про себя Юрий, — «„Контроль“ с такой дистанции ненадёжен, надо учесть в планах будущих операций!»
Ашот же прикрепил толовую шашку к механизму орудия, поджёг огнепроводный шнур и побежал к обрывистому берегу речки. Он только успел ловко сползти по склону реки, как прогремел взрыв. Всё! Вот теперь задача группы выполнена!
Но Юрий, как командир группы, намеревался дождаться минёра, прикрывая в случае необходимости, а потом вместе отступить к оставшейся части группы и лошадям.
Минул ещё десяток секунд, и Ашот буквально выполз на крутой склон ближнего к Юрию берега. Поднявшись с четверенек, он торопливо зашагал вверх по холму, к кустам, в которых засел командир.
Когда до Юрия оставалось пройти не больше дюжины шагов, Ашот вдруг вскрикнул и упал. «Достали!» — сообразил Юрий. Похоже, британцы из колонны сумели сориентироваться. Ну, ничего, тут дистанция около версты, да и стрелять надо вверх. Такой выстрел не каждому снайперу удаётся, особенно, если двигаться быстро и не равномерно. Семецкий зигзагами подбежал к упавшему армянину, ухватил его за подмышки и поволок к кустам.
Чёрт! Как будто по бедру ударили дубинкой. Раненая нога подвела, и Юрий, выпустив товарища, покатился вниз по склону и потерял сознание.
Сознание вернулось неожиданно. Похоже, его везли верхом и, когда снимали с лошади, потревожили рану. Одолевала жуткая слабость, открывать глаза не хотелось. Время от времени слышались обрывки разговоров на английском: «Сильное кровотечение, надо остановиться, обработать рану и перевязать…» — «Надо, я говорю! Вдруг, он и есть тот самый Семецкий? За живого пятьсот фунтов обещали, между прочим! А за дохлого — всего двести…» — «Как это, мертвяка зачем везти? А вдруг, он и есть Семецкий?»
Затем ногу вдруг прострелило болью, и Юрий снова отключился.
Когда он пришёл в себя в следующий раз, кто-то приподнимал ему голову и говорил по-английски: «Пей! Ну, пей же! Ты потерял много крови, тебе надо!»
Юрий старательно влил в себя несколько глотков, чему неизвестный очень обрадовался, похвалил его и тут же заорал:
— Бамбата! Где кипяток? Эти негры что, неспособны вскипятить кварту воды?
— Они не понимать Бамбату! Не знать Английский!
— Так объясни им на вашем языке!
— Это — цвана! Бамбата — зулу!
— Да какая разница?!
— Цвана — тупые крестьяне! Любой зулу быть великий воин! Бамбата — воин клана зонди! Цвана не понимать Бамбата!
— Дьявол и тысяча чертей! Он же помрёт, если не обработать рану! Вы понимаете, везучие вы ублюдки? Это же Семецкий! У него визитки Семецкого в кармане! Черным по белому! На разных языках! Его ловили артиллеристы Симмонса, а поймали мы! Артиллеристам-то каюк! Когда довезём его до лагеря, награда нам достанется! Я с вами поделюсь! Если найдёте кипяток и доставим его живым, — каждому по двадцать фунтов, слышите![18]
— Сэр, разрешите, сэр?
— Чего вам, Дженкинс?
— Я из уитлендеров[19], сэр! Немного знаю речь буров. А эта деревня на бурской земле стоит. Может, кто-то из них поймёт, чего мы хотим?
— Дьявол, Дженкинс, чего вы тут рассусоливаете! Бегом за кипятком!
Юрия растолкали и снова стали поить. На этот раз чем-то вроде грога. Кипяток, сахар и бренди — вот и все компоненты «бодрящей смеси». Но организм требовал подкрепления. Выпив половину кружки, Семецкий огляделся. Да, похоже, они остановились в одной из местных деревенек. Круглый дом с глинобитными стенами и узкими окнами, дверь, завешанная циновкой. Юрий знал такие деревни. Круглая стена снаружи. Круглая изгородь для скота внутри. А между ними по кругу стоят круглые же дома с круглыми коническими крышами. Похоже, негры банту были просто помешаны на круге. А такие селения называются у них крааль.
Судя по подслушанным разговорам, в этой деревушке жило племя цвана, работавшее на кого-то из буров. В принципе, это было неплохо, цвана были довольно дружелюбны к бурам и иностранным волонтёрам и не оказывали помощь англичанам. А те из них, кому повезло с хозяином, могли и приютить, особенно, если им что-нибудь подарить или немного заплатить.
Но сейчас это была голая теория. Рядом было семь английских кавалеристов и негр из племени зулу, похоже, их проводник. Все они собрались в этом домишке. Негр подпирал стену, шестеро кавалеристов завтракали, а их старший — ковырялся в имуществе Семецкого.
Перед ним уже лежал на ящике, накрытом одеялом, карабин Нудельмана и сменный магазин к нему, пачка «нудельмановских» патронов, «гранатомёт», несколько холостых «бердановских» патронов, наган Юрия, оставшаяся граната и взрыватель.
— Слышишь, русский, а почему тебя так ищут? — неожиданно спросил старший из кавалеристов. — Небось, вот из-за какой-то из этих пакостей?
Тут он зло сплюнул.
— Понапридумывают же гадости на нашу голову! Не было оружия лучше пушки да кавалерийской пики! А теперь вот это всё… Чего молчишь-то?
— А какой тебе смысл, чтобы я болтал и силы тратил? — криво усмехнулся Юрий. — Ослабну и помру!
— И то верно! — осклабился кавалерист. — Ладно, соберись с силами пока. Дело уже к ночи, так что здесь и заночуем. А с утреца дальше двинем.
Тут один из кавалеристов глумливо просипел:
— Но ты, русский, сильно не радуйся. Это нам ты живой нужен. А там, куда довезём, поспрошают так, что всё-ё выложишь! Даром они, что ли, такие денежки за тебя платят? Нет, и не надейся! Что, обмочился от страха?
Тут он грубо заржал, потом к смеху присоединилось и несколько его товарищей.
— Нет, наоборот, пить захотел! — улыбнулся Юрий, и неожиданно поинтересовался: — Воды-то дадите?
— Воды нам не жалко! — ответил командир. — Ты, я смотрю, совсем бодрый стал? Ну, так иди сам и наливай. Чайник тут, вот на нашем роскошном столе стоит! — и он указал на второй ящик, накрытый газетой, вокруг которого и сидели остальные кавалеристы. — Бери да наливай, сколько хочется. А нам не мешай!
Юрий напрягся и с третьей попытки встал. Рана ныла, опираться на раненую ногу не хотелось категорически.
— Палку-то дайте!
— Держи! — с деланным равнодушием ответил кавалерист, отстегнул от «нудельмана» магазин, и протянул карабин Юрию. — Чем тебе не палка?
«Идиот!» — подумал Юрий. — «Я же из этого карабина стрелял! Он самозарядный! Магазин не закончился! Значит, в патроннике есть патрон, а карабин стоит на боевом взводе!»
Впрочем, тем, кто не имел дела с автоматическим оружием, такие вещи зачастую приходится узнавать на практике. Да и толку Юрию от одного патрона? Убить ещё одного англичанина? А потом что?
«Ничего, подожду!» — решил он и похромал к столу, держась за шейку приклада и опираясь о пол стволом. Разумеется, нехорошо так обращаться с оружием, но… Только так есть шанс быстро выстрелить.
Тихий щелчок прозвучал для него набатом.
— Freeze[20]]! Идиот! Тупица!! Оно же теперь взорвётся! Дай сюда!!! — он, будто позабыв о ране, подскочил к кавалерийскому сержанту и легко, без сопротивления отобрал у него гранату, поставленную на боевой взвод.
— Надо выбросить! Только осторожно, а то взорвётся! — орал Юрий и шёл к выходу из домика, весь такой из себя смертоносный — карабин в правой руке, готовая взорваться граната — в левой!
Но в дверях, перекрывая выход, стоял зулус. То ли он не понял, чего надо бояться, то ли, наоборот, чутьём воина ощутил, что Семецкий хитрит, но выпускать его явно не собирался. А время было дорого, сейчас до англичан дойдёт, что выбросить гранату могут и они.
— Скажи этой чёрной обезьяне, чтобы она меня пропустила! — проорал он, обернувшись к командиру кавалеристов и одновременно приподнимая ствол карабина. Сам он при этом смотрел вглубь комнаты, а вот ствол карабина — на живот зулуса.
Ба-бах! Эхо выстрела звонко отразилось от голых глиняных стен небольшого помещения и ударило по ушам. Бамбата сложился пополам и упал на пол. Кавалеристы судорожно хватались за оружие. А Юрий просто прыгнул, перелетев через зулуса, и широким размашистым движением запустил назад гранату.
Юрий ещё был в полете, когда граната ударилась о стену и взорвалась. Удар взрывной волны догнал его, и мир погрузился в черноту.
Есть своя прелесть даже в слякотном ноябре. Моросит мелкий дождь, дороги превратились в грязевые ямы, зябко и сыро… Но для нас с Натали это был редкий момент, когда мы смогли остановить безумную гонку и неторопливо верстать планы на будущее. Вдвоём. И никто не беспокоит. Да это же просто благодать!
Я встал, лениво потянулся, подошёл к окну и стал греть руки над батареей центрального отопления. Да, теперь и в Сегеже появились наши типовые пятиэтажки — с центральным отоплением от небольшой ТЭЦ при лесоперерабатывающем заводе, с электрическим освещением, горячей водой, канализацией и прочими благами цивилизации. Правда, всего две, причём новостройки, но… Не мудрствуя лукаво, я распорядился выделить одну из квартирок нам с Натальей. Можно сказать, предельно скромную — гостиная, кабинет, спальня, кухня и удобства.
Для тех, кто мог позволить себе снимать в одиночку квартиру (любую, хотя бы и «однушку» без кухни) здесь действовала система «общей горничной». То есть надо тебе, подходишь, жмёшь нужную кнопку — и через несколько минут горничная приносит чай, кофе или просто спрашивает, «чего изволите?». Так что комнат для прислуги нам и не требовалось.
К тому же, здесь мы останавливались лишь изредка. С тех пор, как дорога дошла до Медвежьегорска, мы регулярно перемещались между тремя основными штабами Канала — Беломорском, Сегежей и Медвежьегорском. Именно из этих населённых пунктов (статус города пока только у Беломорска) я и собирался лепить «образ будущего». Тут клали асфальт, строили комфортабельные дома и магазины, а не избы и бараки, расширили школы, чтобы каждый ребёнок мог получить хотя бы четыре класса образования.
Впрочем, таким же центром я собирался сделать и Повенец с Кондопогой. Но Кондопоги пока ещё вообще не было, а до Повенца пока не дошла железная дорога. Ну не тот пока объем добычи шунгита, чтобы строительство «железки» оправдать. А неоправданных трат я старался избегать.
— Представляешь, дорогая, Морган всё же придумал, чем с нами адекватно расплатиться! Так, чтобы и денег стоило немного, но принесло нам выгод не меньше, чем ему — технология производства искусственной резины и эбонита.
Жена испытующе поглядела на меня.
— Ну ладно, признаю, был не прав! Этот Морган действительно талант! Так вот, он заметил, что мы не производим ни вискозного, ни медно-аммиачного волокна! А между тем, технологии эти уже вполне отработаны. И сырья у нас — просто завались. Да и красители мы начали выпускать. К тому же, при дешёвом электричестве и само производство обойдётся куда дешевле, чем у конкурентов, использующих пар. Он написал, что и сам планирует двинуться в этом направлении.
— Действительно талант! Поделился тем, что даст нам деньги, но делиться этим совершенно не жалко, потому что мы и так моментально узнаем. Мастер, что и говорить! — улыбнулась Натали.
— Знаешь, дорогая, в Средней Азии ходит множество баек про некоего Ходжу Насреддина. В одной из них рассказывается, как он рассудил спор торговца жареным мясом с нищим. Нищий пришёл со своей лепёшкой, подержал её над жарящимся мясом, дождался, когда она пропитается его ароматами. А потом с аппетитом начал уплетать. Торговец схватил его и требовал заплатить за использованные запахи. Ходжа взялся рассудить их спор.
— И к чему ты это припомнил?
— Он заплатил за аромат мяса звоном денег нищего!
Моя жена прыснула.
— Вот и у нас так же. Я дал ему идею, а он мне в ответ — другую. Вернее, другие, потому что это ещё далеко не все! Помимо этого он предложил попробовать делать тонкую упаковочную пленку из нашей ацетилцеллюлозы. И тянуть из неё тонкие нити.
— Тут ещё, как говорится, бабушка надвое сказала! Может, из этих идей что-то и выйдет, а может — нет. Так что такие идеи в голом виде, без технологий недорого стоят! — сомнение, сочившееся в её голосе, можно было намазывать на хлеб.
— И да, и нет, родная. Дело в том, что я и сам начал эксперименты в этом направлении. Только плёнку я надо делать не из нашего пластика, а из ксантогената целлюлозы. Соединение такое. Я уже и название для такой плёнки придумал. Целлофан! Технология пока совсем сырая, её несколько лет дорабатывать придётся. Но лабораторный продукт очень убедительно смотрится!
— Хм! Ты мне ничего про это не рассказывал! А он не мог и эту идею у тебя спереть?
— Нет, не мог! Журнала с записями этих экспериментов в лаборатории не было!
Ну не мог же я признаться жене, что никаких экспериментов не вёл, а просто вспомнил про целлофан после письма от Моргана?
— Так что идея эта вполне рабочая! И технологию мы ему позже тоже продадим.
— А он снова на тебе заработает! — звонко рассмеялась жена. — Да ещё и будет думать, что это ты его идею спёр, а потому ему должен!
— Да пусть думает! А вот насчёт волокна из ацетилцеллюлозы — эта идея у меня тоже мелькала, но я откладывал её на будущее. Там, я думаю, лет пять придётся работать. А может, что и все десять! Да и основную прибыль получим не мы, а производители ткани. Таким производствам лучше базироваться где-нибудь в Центральной России, где полно недорогих рабочих рук и потребитель рядом.
— Ничего! Как ты любишь говорить, «всех денег не заработаешь»! Поделимся. Пусть тот же Морозов и заработает! А что? Твой коллега, тоже химик! И за образование радеет. С таким и делиться не жалко!
— Ну да. К тому же, он довольно разумный человек. Из тех, кто способен понять, что раз большая доля прибыли будет оставаться у него, ему выгоднее в случае чего прикрыть нам спину, а не втыкать в неё нож. Опять же, часть производства можно разместить у нас. Или у финнов. И доводить даже не до крашеной ткани, а до готовых изделий. И отправлять их на экспорт. Или в столицу.
— Ну, там видно будет! А ты уверен, что нити получатся?
— Абсолютно!
Ещё бы мне не быть уверенным! В моем будущем ацетатное волокно входило в состав многих изделий. Да и ацетатный шёлк вполне себе заменял настоящий в недорогих изделиях. Моргану жирный плюс в карму, что об этом напомнил.
— Ну и последнее, самое вкусное! Он взялся разработать линейку моторов на базе нашего «Гнома». Будет у нас, кроме тридцати пяти «лошадок» ещё пятьдесят, семьдесят и сто. И быстро будет. Луцкой планировал размеры цилиндра увеличивать, но это долго, года два, как минимум. А инженеры, которых привлёк Фредди, придумали вместо пяти семь цилиндров расположить, получилось пятьдесят «лошадок».
— А остальное?
— Просто эти хитрецы не один ряд цилиндров поставят, а два! — И я довольно засмеялся. — Этого нам и на грузовик хватит, и на мотодрезины, и вместо паровозиков к «декавилькам». А то немцы слишком уж большую цену за них ломят. Да и эффективность использования топлива у маленького парового движка вчетверо ниже. А у меня нефти и так мало!
— Опять жадничаешь! — рассмеялась Наталья. — Да что ж тебе всё мало и мало! Сколько ни дай!
— Сама знаешь! — пожал я плечами. — Людей тут мало, и ещё долго будет не хватать… Поэтому повышение эффективности и числа машин — единственный способ осваивать этот край нормальными темпами, а не абы как!
— Э-э-э, милый! — жена неожиданно посерьёзнела. — Это ты в Америке разного насмотрелся, поэтому у тебя и требования нормы высокие. А многие и от того, что есть, в изумление приходят.
— И замечательно! Пусть приходят! А ещё больше они изумятся, если мощности двигателя нам хватит на управляемый полет аэроплана! Вот достроим к весне дорогу до Обозёрской, наладим круглогодичную связь с «материком», и я Жуковского точно «дожму»! Он и так уже весь в ажитации от моих обещаний финансировать постройку аэродинамической трубы да рассказов о фантастических материалах, лёгких и прочных… Но трудно ему преподавание в университете оставить. А в будущем году я ему здесь филиал университета устрою. Не устоит! А там и аэропланы у нас залетают!
И я мечтательно сощурился. Нет, не о самолётах я мечтал, они для меня — привычная данность. Я мечтал о том, что сюда, на «родину авиации», приедут десятки изобретателей и инженеров, поверивших в новый «центр развития», что за ними потянутся сотни, а то и тысячи студентов, которых тоже можно будет «припрячь» к моим делам. Но жена не дала долго мечтать.
— А той мощности, что уже есть, не хватит?
— Нет! — убеждённо ответил я. — Нам же все рассказывали, Можайскому тридцати «лошадок» было не просто мало, а очень мало! Так что больше нужно, намного больше![21]
Я сам удивился, но вокруг нас было множество любителей авиации. Муж Елизаветы Андреевны лично помогал Можайскому деньгами на строительство. Профессор Московского университета Жуковский купил планер у самого Лилиенталя и исследовал его. А Чернов ещё семь лет назад делал доклад «О наступлении возможности механического воздухоплавания без баллона».
Тут наш ленивый разговор был прерван приходом Артузова.
— Пришла странная телеграмма из Лоренсу-Маркеша. Читайте, Юрий Анатольевич. Боюсь, что в этот раз Семецкого на самом деле убили.
Я взял и прочёл вслух, вставляя предлоги и не озвучивая знаков препинания:
«Юрий убит. Информация подтверждена. Ашот пропал без вести. Возвращаемся обычным путём. Предполагаю продолжение прошлогодней истории. Передайте Ю. А. В. быть осторожнее.
Наталья всхлипнула.
— Да полно, милая! Семецкого уже столько раз убивали, и ничего, выкрутится и на этот… — я не смог договорить под их взглядами, замолк.
— Юра, ты обратил внимание, что мистер Хамбл написал о «продолжении прошлогодней истории»? На нас тогда напали. И Свирский, судя по бумагам, работал на англичан. А теперь Семецкий убит англичанами, но телеграмму адресуют не тебе. И даже не в штаб. Её прислали Артузову, как частному лицу, понимаешь? Похоже, у твоего друга Генри были серьёзные основания подозревать, что телеграммы в твой адрес читают.
— Если мистер Хамбл прав, то против нас всех объявлена война. А мы к ней не готовы! — развил тему Кирилл Бенедиктович.
Нет! Чёрт, не хочу! Захотелось начать бить посуду и крушить мебель! Собой я готов рисковать, но в прошлом году эти суки собирались похитить мою жену! А теперь убили… Чёрт, да чего притворяться перед собой?! Не подчинённого, друга моего они убили!
И тут я увидел, как смотрит на меня Натали. В девичестве Ухтомская. Так, как в их роду жёны веками смотрели на мужей, провожая их на войну. Не хочется, страшно, могут убить, но долг, вот ведь чёрт его побери! — долг перед страной, перед предками, перед верой православной заставлял этих женщин не просто отпустить, а благословить мужа в поход. А самим держать тыл, чтобы мужьям было куда вернуться.
'…А дальше, как говорилось в моём будущем, «мы посовещались, и я решил!» Решил, что мы с Артузовым немедленно выезжаем в Одессу, встречать Генри Хамбла и остатки команды наших добровольцев. Прежде всего, надо было разобраться, что там случилось. И уж если выяснится, что Семецкий убит англичанами не как волонтёр, воюющий за буров, а как член моей команды и начальник охраны, вот тогда нам придётся заново пересмотреть всю тактику и стратегию…'
— Юрий Анатольевич, вы же знаете, я вас очень уважаю! Но почему вы выбрали-таки для прийти к мине, когда до шаббата осталась пара часов? Или вы думаете, старый Рабинович недостаточно ещё прогневил Создателя?
— Мы успеем. С запасом. Сначала послушайте мистера Хамбла.
— … Семецкий и ещё один парень из нашей группы, Ашот, к месту сбора не явились. Луис Бота лично знал и уважал Семецкого. Он отдал распоряжение узнать судьбу Юрия. Выяснилось, что группа английских кавалеристов захватила какого-то раненого иностранца и везла его в Преторию. По дороге они остановились в деревушке местных негров из племени цвана. Что там случилось, не до конца ясно. Но патруль англичан обнаружил брошенную деревню, трупы всех семи кавалеристов, их туземного проводника и еще одного белого, примерно тридцати лет. Там же обнаружены визитки Юрия Семецкого.
— А почему деревня-то брошена? Может, негры всех и убили?
— Поводов бросить было предостаточно. Там был перебит британский патруль. А туземные деревеньки, случалось, сжигали и за меньшее. Да и Бамбата, местный проводник, которого там убили, он — сын вождя клана зонди, из племени зулу. Зулусы очень воинственны, могли отомстить жителям деревни! Так что негры взяли скот да сбежали. Зрелище это там обычное, британцы не возражают, буры тоже не были против. Эти цвана — земледельцы, а земли в тех краях хватает, так что они то и дело переселяются. Скажет их сангома, что место испортилось, так тут же и поднимутся, станут новое искать.
— Сангома — это имя их вождя?
— Нет, — улыбнулся Генри. — Сангома — это не имя. А род деятельности. Это шаман, колдун, знахарь… Тамошние негры не рискуют злить духов, которыми они управляют.
— Ну, так может, негры всех и убили? И Семецкого тоже они?
— Это возможно! — не стал спорить Генри. — Вот только искали его не негры, а британцы. И, получив доказательства его смерти, они выплатили патрулю вознаграждение. Двести фунтов, как и обещали.
— Простите, можно подробнее? — уточнил Рабинович. Еврейского акцента в его речи сейчас и с микроскопом было не сыскать.
— Была объявлена награда. Пятьсот фунтов за живого Юрия Семецкого, волонтёра из России, и двести фунтов — за мёртвого. Где захоронен труп — неизвестно, но, похоже, были найдены и другие доказательства, — пояснил Генри.
— Видите, Перес Хаймович, тема важная. Охотились не на команду удачливых волонтёров-партизан. И даже не на командира. Разыскивали именно Юрия Семецкого. Команда «охотников за головами» прибыла из Лондона и имела при себе весомые рекомендации. И обратите внимание — за живого давали намного больше. То есть, планировали расспросить и рассчитывали, что Юрий на их вопросы ответит.
Я некоторое время помолчал, не решаясь озвучить страшный вывод. Потом все же сказал:
— Я считаю, что Генри прав. На членов моей команды объявлена охота. Объявлена кем-то, очень влиятельным в Британии. Это война, Рабинович. А мы не готовились к войне.
— Для любой войны нужны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги! — усмехнулся Полтора жида. — Вы поэтому примчались в Одессу, Юрий? Вам нужно от нас очередное чудо и много денег?
— В первую очередь, я хотел вас предупредить. С нами работать стало опасно. Но если вы остаётесь в нашей команде, то да, мне нужно очередное чудо. И я даже скажу вам, как его сделать. Я уже распорядился о выпуске дополнительных акций. Было на две ГЭС — теперь будет на все шесть, пусть даже они ещё только строятся. Пакет привилегированных акций увеличится в два с половиной раза.
— Научили гоев на свою голову еврейским хитростям! — проворчал Полтора жида. — А вас не смущает, что дивиденды нужно платить? Они платятся только с прибыли! Где вы наберёте двадцать пять миллионов рублей чистой прибыли, а Юрий? И не когда-нибудь, а уже в следующем году? Если я правильно помню, электричество у вас будут давать только три станции из шести?
— Да. Причём самые маленькие и только с осени. А на полную мощность в том году выйдет только Беломорская.
— И тоже только с осени! — уточнил Тищенко. Вообще, Виктор Олегович в этой непростой ситуации держался молодцом. Оказывается, он тут, на малой родине успел отыскать себе невесту. И тут такие новости! «За нашими головами охотятся англичане!»
А британцы, между прочим, убийство двух русских императоров организовали! И в отравлении Ивана Грозного их тоже подозревали. Англия сейчас контролирует почти половину мира. И от всей души «оттаптывается» на оставшейся половине! Но Тищенко, похоже, не колебался. Единственное, о чем попросил — найти возможность перевезти в безопасное место его невесту.
— Ну и?..
— Ну что вы, Перес Хаймович, совсем мою Наталью Дмитриевну не уважаете? Придумала она всё уже! Трудно, что ли, компании прибыль «нарисовать», особенно, если деньги есть?! А мы даже и рисовать не будем! — тут я повысил голос и привстал со стула, нависая над столом. — Банк «Норд» передал компании «Северные ГЭС» в управление все наши действующие ТЭЦ и функции Генерального подрядчика на строительство новых станций. Будет у них в будущем году нужная прибыль, будет! А ещё через год уже и «рисовать» не придётся. Остальные акционеры и тогда без дивидендов останутся, а вот на выплаты привилегированным — хватит, и безо всяких хитростей!
— Ну и хорошо! — невозмутимо и спокойно ответил еврейский финансист. — Значит, нам надо только продать? Это можно! В прошлый раз многим не хватило, и на вчерашний день ваши «привилегии» выросли в цене ещё тринадцать процентов от цены размещения. Сейчас многие уже ощущают приближение того кризиса, о котором мы говорили летом. И хотят «переложиться» в безрисковые бумаги. Так что миллионов триста тридцать-триста шестьдесят мы наберём. Но, разумеется, будут и расходы.
— Разумеется! — с улыбкой подтвердил я.
— Кстати, господин Воронцов, вы тут говорили за войну! — оживился Рабинович. — Вы-таки в курсе, что во время войны процент премии повышается?
— Ну вы и жук, господин Полтора жида! — широко улыбнулся я. — Готовы рискнуть головой за хорошую премию?!
— Ой, Юрий, вы просто ещё очень молодой, и не понимаете! А за что же ещё рисковать? О чём бы люди ни говорили, они, конечном счёте, говорят о деньгах![22]
— Нет, вы только представьте, Юрий Анатольевич! Американцы хотят приехать к нам. Изучать опыт строительства канала! Они-то на Панамский канал всё облизываются! Французов оттёрли, теперь и британцев отодвигают! Всё себе одним хотят! Да никак приступить не могут! — профессор Тимонов энергично жестикулировал, обличая американцев. Всё же юность в Одессе не затрёт даже столичный университет и профессорство. — А мы тут — раз — и пожалуйста! Ни тебе игр с акционерами, ни международной возни, ни жульничества. Я им и говорю, мол, потерпите годика полтора-два, а там, ещё навигация 1902 года не закончится, а уже можно будет проплыть от Питера до Балтики. Вот тогда и приезжайте на открытие, посмотрите!
— А они что?
— А они хмурились только. Зато французы, как хозяева выставки, нас очень хвалили!
— Наслышан, наслышан. Золотую медаль не просто так дают! Поздравляю, Всеволод Евгеньевич! И думаю, надо это использовать. Я собираюсь открыть в столице инженерный центр, вроде принадлежащего Александру Бари, того, в котором трудится Шухов. Только заниматься он будет другим. Каналами, речными портами, плотинами для ГЭС, шлюзами. Назовём этот центр «Гидропроектом».
Тимонов смотрел на меня, отрыв рот. Только что исполнялась мечта его жизни.
— Предлагаю вам возглавить его. С жалованьем не обижу, да и премии буду назначать жирные. Если в срок и качественно будете все делать, в миллионщики выбьетесь!
Тимонов только досадливо поморщился. Он тут о высоком думает, вековую проблему России решить собирается, а я ему — о деньгах! Даже неудобно, право!
— Проектировать — это хорошо! Но Министерство просто не хочет строить каналы. Или ваши связи помогут и тут, Юрий Анатольевич?
Теперь скривился и я.
— Не думайте об этом! Заказчиком для вас стану я. И я же буду вести строительство. И вот вам первый заказ. Мне нужно восстановить Северный Екатерининский канал.
— Канал между бассейнами Камы и Северной Двины?! — не веря своему счастью, задохнулся Тимонов. Его идея «великого кольца» между бассейнами северных рек, рек Урала и сибирских рек вдруг, причём совершенно неожиданно, начинала воплощаться в жизнь. — А я говорил, говорил Хилкову! Канал нужен!
— А он?
— А он мне в ответ, мол, дорогой Всеволод Евгеньевич, канал закрыли шестьдесят лет назад, за нерентабельностью. Там нет нужного потока грузов!
— Кстати, о потоках грузов. Мне желательно, чтобы что-то удалось пропустить через канал уже следующей осенью.
— Если восстановить оба шлюза по концам канала и поставить насосы для поддержания уровня воды, то небольшие баржи провести будет можно.
— Вот и замечательно. Но вообще предусмотрите расширение и углубление русла канала. По возможности — взрывами и механизмами. Взрывчатки и денег у нас будет много, а вот людей, как всегда, в недостатке. Ну и расчистку русел рек при нужде. Задача перед нами стоит серьёзная — через два года мы должны быть готовы пропустить по каналу миллион тонн.
Профессор потрясённо сел мимо стула.
'…Общая стратегия была ясна. Засесть на «своей территории» и крепить там свой авторитет и систему безопасности. А настоящую безопасность, как я был уверен, могло дать только то, что реально нужно стране. Иначе «сдадут».
Ресурсы тоже были ясны. Полтора жида чётко предупредил, что этот «трюк с капитализацией будущих доходов» — последний. Нет, не вообще, но на ближайшие три года — точно. Кризис близится. А в кризис продавать наши бумаги придётся раза в полтора-два дешевле. И у всех возникнет вопрос «зачем?»
А повода к таким вопросам рынку лучше не давать. Чревато!
А что реально нужно стране? Вот реально, всей стране? Нет конечно, валюта, золото и серебро, которые я приношу, и успехи в прогрессе греют душу, но… Только верхушке руководства страны. И интеллектуальной элите. Причём не всем, а лишь не очень большой её части.
Разумеется, эта «верхушка» считает, что она понимает нужды страны в целом. Но мне не так уж и важно, что она себе думает. Мне нужно было что-то, важность чего признавал бы каждый живущий в России.
Дороги? Сталь? Да, это уже было понятно миллионам. Но, если всмотреться в суть вопроса, то и хорошие дороги, и обилие стали были важны лишь горожанам! А Россия — в основном крестьянская страна. То есть, нужно то, что повысит урожайность и позволит сохранить урожай. Удобрения и ядохимикаты.
Органические удобрения, навоз, компост и прочее — дело нужное, но… Без минеральных они работают не так эффективно. Основные минеральные удобрения, с наибольшим эффектом и тоннажем, — это азотные, калийные и фосфорные.
С фосфорными тут и до меня было неплохо, хотя я собирался существенно улучшить ситуацию. Сырьём будут апатитно-нефелиновые руды с Хибин. Когда мне понадобился цементный заводик, он перерабатывал тамошние нефелины.
Так что и добыча уже кое-какая была, и даже доставка отлажена. По воде, в основном. Участки узкоколейки нужны были только, чтобы пороги на реке Нива обходить.
Объем добычи был по местным понятиям солидный, «почти миллион пудов в год». Но для моих сегодняшних целей это — просто слёзы. Так что придётся все семьдесят вёрст узкоколейки тянуть, до самого места добычи. А потом и переработку на месте налаживать, незачем попусту балласт таскать.
Хотя, как сказать… Часть балласта составлял фторид кальция, источник фтора. А фтор — это и криолит для получения алюминия, и фторопласты, и фреоны. Очень он мне был нужен, этот фтор. Пока приходилось импортировать. А так, глядишь, на своё собственное сырьё перейду. Как говорится, «мелочь, а приятно». Хотя в деньгах не такая уж и мелочь! Переход на собственное фторное сырье составлял примерно пятую часть от выручки с фосфорных удобрений.
Но для переработки нужна серная кислота. И прелесть состояла в том, что я представлял, где её взять. Причём так взять, чтобы ещё и заработать на этом!
Когда я там, в своём будущем, ездил по трассе от Кандалакши до Мурманска (а мне не единожды приходилось, «волка ноги кормят», а в Мурманской области очень крупные энергопотребители, то есть — потенциальные заказчики), всегда обращал внимание на «лунный пейзаж» возле Мончегорска. Серная кислота, улетающая с предприятий «Норильского никеля», «выжгла» всю растительность на десятки километров вокруг. Не потому, что они о природе не заботились, просто получалось её там так много, что хватило даже прорвавшихся «крох»[23].
Мончегорска сейчас ещё нет, да и месторождение неизвестно, но место найти нетрудно. С одной стороны от города Монче-озеро стояло, а с другой — Большая Имандра. Названия взяты из местных языков, так что они и сейчас известны. А месторождение там открытое, его даже туристам показывали, вот, мол, «на этом склоне и были выходы», Так что мне и Ферсман не нужен сейчас, сам место найду, чтобы первые пробы взять[24].
Двойная польза. И нужную мне серную кислоту получу, и богатейшие медно-никелевые руды добуду и переработаю. Медь России сейчас нужна, а то импортируют в основном. Да и никель пригодится! Хотел же я «чтобы все в хроме и никеле»? Вот и будет. Мельхиор производить станем, нержавеющие стали, просто никелировать шары к кроватям. Я помню, ещё больше полувека «хромированный» да «никелированный» будут признаком шика и достатка.
Кстати, пока руды можно до будущего посёлка Апатиты и водой доставлять. А «железку» построим позже, как объёмы нарастут.
С аммиачными удобрениями и нитратами тоже все просто — аммиак и азотную кислоту я буду производить прямо тут. Водорода много, воздуха вообще в избытке, да и дешёвой электроэнергии тут скоро будет — хоть залейся.
Ну, а как организовать само производство я, естественно, знал. Синтез аммиака на кафедре химтехнологии, на которой я диплом защищал, — базовый. На нем все принципы циклического производства и объясняют!
Честно говоря, до этой заморочки с Семецким, я планировал азотным синтезом заниматься «по минимуму». Для собственного производства. Краски там, лекарства, лаки, взрывчатка «для собственных нужд» и на продажу. То есть то, что и спрос имеет хороший, и денег принесёт прилично.
А вот удобрения — это «хомут». Или, как говорили в роду Ухтомских, — «тягло». И произвести намаешься, и доставить к потребителю (дороги-то аховые!), и сбыть… Но самая трудность будет — получить оплату за поставленное. Ну, нет у обычного крестьянина денег. А если и появятся, благодаря моим удобрениям, то первым в очереди на «отобрать» отобрать стоит государство. Хозяйство-то тут общинное, а общины, на которых нет недоимок и пеней, буквально по пальцам пересчитать можно!
Впрочем, на эту тему аппарат Софьи Карловны заказал отдельное исследование. Причины, следствия, пути выхода… Так что я тогда не заморачивался с этим, ждал результатов их работы.
Ну и последнее — азотные удобрения у меня в Беломорске, фосфорные — тоже рядом производить планирую, а калий — он на Урале, в бассейне Камы.
А наиболее эффективны они именно при комплексном применении. Особенно прекрасны нитрат калия и фосфат калия, комплексные удобрения. Но для их производства придётся придумать, как везти «азот» туда, на Урал, а калийные соли — сюда. Чтобы не гонять пустую тару в одну из сторон.
Потом «местную» калийную селитру будем продавать тем, кто в бассейне Северной Двины, верхней Волги и балтийских рек. А вот «уральскую» будем спускать вниз по Каме и продавать сибирякам (от Перми — по «железке»), уроженцам Средней и Нижней Волги и Северного Кавказа. А может, если выгодно окажется, то и на Украину доставлять станем, между Волгой и Доном активно работала «железка».
Поэтому-то мне прожекты Тимонова и припомнились. Посмотрел я карту, а от калийных месторождений до канала этого, по которому в бассейн Северной Двины добраться можно, всего несколько десятков вёрст по реке. Так что, если канал восстановить и укрупнить, проблема будет решена!
Ну и с нефтью этот канал ситуацию упростит. Она мне и тут нужна, и в Березовске для переработки сильвинита топливо потребуется. А от Варьеги и Ухты, где её добывать будем, до водного пути «из Беломорска до Березников и обратно» — всего ничего.
Вот на эти «мелкие» задачи мне и потребовались деньги. Ну, не только. Были и ещё планы. По развитию производства нержавеющей стали, например. По ускорению строительства ГЭС и алюминиевого завода, раз они «живые деньги» так быстро дают.
И разумеется — по превращению Беломорска в «витрину», в «город будущего». Город учёных, инженеров, асфальта и машин. Но это заумно. А я хотел убеждать и глаза. И для них нужны были яркие огни, широкие окна, обеспеченные горожане и — обилие хрома и никеля! Пусть все сверкает!..'
В Питере Леночку наконец-то начало клонить в сон, так что Алексей первым делом доставил её в квартиру родителей, отсыпаться, заскочил к деду за новой тетрадкой с мемуарами предка, а затем домой. Взбодрился освежающим душем, затем принял стимуляторы и отправился на работу, в офис «Русского Космоса».
Мелькнувшую было малодушную мысль отпроситься на «отсыпной» он решительно отогнал. Несмотря на то, что бодрствовал уже более суток. Не хотел подавать поводов для сплетен. Всё же непросто это — работать в компании, основанной собственным прадедом. Да и контрольный пакет до сих пор контролировался кланом Воронцовых. Нет, непосредственно людям с фамилией Воронцов принадлежало всего процентов пятнадцать, но ведь были ещё и контролируемые ими Фонды, банки и прочее…
Алексей бы и вообще не стал работать в этой компании, но выбор был невелик. Ну нравилось Лёшке проектировать корабли с термоядерными движками. Ещё с детства нравилось. А хоть Российская Империя была в этом вопросе признанным лидером, но даже ей оказалось не под силу «потянуть» больше двух таких компаний. И во второй было ещё хуже — замом по науке был Лешкин дед. Не захотел в своё время «под отцом» работать. Да и в американских компаниях у их рода была немалая доля и влияние. И в европейских. А китайцы работали замкнуто и чужаков к себе брали неохотно. И Японская Империя брала иностранцев с большим разбором. Да и не хотелось бы Алексею ни к европейцам, ни к китайцам с японцами. Не тот у них уровень, не конкуренты они пока ни американцам, ни, тем более, русским компаниям.
Вот и приходится ему теперь подчёркнуто соблюдать дисциплину и субординацию, чтобы не смущать ни начальство, ни коллег.
Зато жить и работать на Стрелке ему нравилось. Сплошные небоскрёбы. Нержавейка, хром и никель, стекло, титан и пластик. Всё как в центре родного Беломорска!
Предок с самого начала строил Беломорск как «город Будущего». И старался пиарить его как только мог. Даже организовал личный визит Жюля Верна, несмотря на все сопутствующие проблемы. Приглашал-то он мэтра на открытие навигации по Беломоро-Балтийскому каналу. А к весне 1902 года здоровье того позволяло только очень короткие «броски» с последующим отдыхом. Вот и получилось, что знаменитый фантаст в пути от Амьена, где жил и работал в городском управлении, до Беломорска сделал почти дюжину остановок — в Бельгии, Нидерландах, Германии и России. Причём ехал он не один, «Американцу» пришлось оплатить путешествие пары десятков журналистов и изобретателей. Чтобы оправдать такие расходы в местах остановок Юрий Воронцов придумал делать мини-выставки для продвижения своих товаров.
Идея себя оправдала, почтенный мэтр фантастики был настолько впечатлён увиденным, что завещал половину своего сердца похоронить в Беломорске. Мол, теперь его сердце принадлежит прекрасной Франции и Беломорску.
В результате подобные «туры» стали организовывать и другим писателям на регулярной основе и проводили ежегодно. А многие писатели, не дожидаясь приглашений, стали ездить в Беломорск самостоятельно. И писали о нем немало. Но теперь было интересно сравнить всё читанное с мнением самого предка. Ничего, в обеденный перерыв Алексей пойдёт домой. Там и почитает.
Но насчёт того, чтобы «почитать мемуары» получилось даже больше, чем планировалось. Перед обедом с Алексеем связался личный помощник Генерального, и передал распоряжение руководства. В полночь вылететь в Пекин вместе с замом по развитию на совещание с китайскими коллегами. Что? Тема совещания? «Перспективы сотрудничества»! Ага, ясно, что ничего неясно!
Но как только закончился этот разговор, Алексея вызвал зам по развитию.
— Слушаю вас Алексей Александрович!
— Ну что, тёзка, до тебя уже довели? Ночью поспать, сам понимаешь, не получится, наш страт сядет в Пекине в три ноль-ноль по питерскому времени. Так что прямо сейчас сворачивай дела. И бреди домой. Снотворное какое-нибудь прими, что ли… Но чтобы в Пулково был уже выспавшимся! Всё понятно?
— Нет, не всё! Чего им от нас надо-то? К чему готовиться?
— Тёзка, это же китайцы! Не сказали они ничего толком. На месте всё узнаем!
— Ну а сами что думаете?
— Думаю, они про предстоящие испытания нашего нового «челнока» прознали. И хотят посмотреть поближе. А там, глядишь, и лицензию на сборку у нас выторговывать начнут.
— Или богатый астероид нашли, но понимают, что сами не потянут.
— Или так! Но чего гадать? Проектов у нас много, а потенциальных — ещё больше! Так что не забивай себе голову попусту, а вали домой спать!
Совет начальство дало разумный, но сначала Алексей всё же поел. Потом принял снотворное, но принятый с утра стимулятор и литра полтора крепкого кофе бурлили в организме, не давая заснуть. Тогда он решил «полирнуть» весь этот коктейль из химии коньячком и почитать мемуары, пока снотворное и усталость не победят.
— Таким образом, господа, в ходе проделанных мною опытов однозначно выяснено — альфа частицы не только рассеиваются тончайшей фольгой, но и отражаются ею. Это представлялось совершенно невероятным, господа! Скорости, с которыми летят эти частицы, превышают десять тысяч километров в секунду. Это всё равно, что тончайшая фольга отразила бы артиллерийский снаряд!
Тут я остановился, изображая волнение, отпил воды и обвёл взглядом членов «Императорского русского технического общества», перед которым и делал доклад. Они внимали, но… Пока без должного интереса. Это — инженеры. Господа любят цифры. Ну что же, сейчас будут им и цифры с графиками.
— Позвольте подвести итог, господа! Обработка статистических данных о количестве отражённых альфа-частиц под разными углами и при разных сроках экспозиции показывает, что количество частиц, существенно поменявших свою траекторию, прямо пропорционально толщине фольги. То есть, господа — количеству атомов, через которые альфа-частицы пролетели.
Вот тут зал заинтересовался.
— Во-вторых, доля этих частиц позволяет предположить, что внутри атомов есть некое очень плотное образование, которое и отражает альфа-частицы назад. Причём размеры этого образования примерно в сто тысяч раз меньше, чем размеры самого атома.
Тишина в зале стояла полнейшая. Раздавалось только лихорадочное скрипение репортёрского пера с заднего ряда кресел.
— И при этом, на это образование приходится около девяноста девяти целых и девяноста восьми сотых процента массы атома. Остальной атом, в целом пуст, господа! Да! Я считаю, что «пудинговая» модель атома, согласно которой электроны подобны изюму в «пудинге» остального атома, не верна. Скорее, атом похож на планетарную систему. Сверхплотное ядро в центре и электроны, вращающиеся по орбитам! — при этих словах эффектно открылся плакат с изображением этой модели. Я раскланялся. Аплодировали мне стоя.
'…Да, я нагло украл знаменитый опыт Резерфорда. Как чуть раньше украл не менее интересный опыт Иоффе. А что было делать? Мне нужна была реклама. И реклама именно перед господами инженерами и перед учёными, нацеленными на практический эффект, перед «прикладниками». Потому и доклад я делал перед ИРТО, а не перед университетскими профессорами. Они должны были оценить простоту и элегантность этих опытов.
И они оценили. Но мне предстоял ещё более трудный бой…'
Два года назад в особняке Воронцовых-Дашковых на Миллионной меня принимали гораздо любезнее. Да и компания была куда шире. Сейчас же предполагалась порка. Александр Михайлович и его жена Ксения, хоть и Их Высочества, но держались скромно. Всё же и хозяева, Воронцовы-Дашковы — тоже «не погулять вышли», а «их сиятельства», да ещё и друзья покойного императора. Нынешний же самодержец российский, как и сама Ксения, вообще в их доме вырос.
Да и чинами хозяин дома удался. Генерал от кавалерии, член Государственного Совета. В недавнем прошлом — министр Императорского двора. Да и других чинов и заслуг хватает. И, хотя многие считают, что в их доме всем командует его жена, Елизавета Андреевна, сейчас она подчёркивает всем поведением, кто глава.
И этот «глава» меня сейчас будет пороть. Пятый и последний член сего «судилища» — мой собственный тесть. Дмитрий Михайлович Ухтомский, на фоне остальных смотрелся бледно, пусть и потомок древнего рода, имеет в предках Рюриковичей и Гедиминовичей, но сам даже не князь. Он не смог бы меня защитить, даже если бы и хотел. Но, похоже, сейчас он на другой стороне, так что защищать меня и не подумает.
Ну что же, если бы добавить сюда самого Государя императора, губернатора Энгельгардта и мою супругу, получилось бы собрание основных акционеров банка «Норд» и холдинга, образованного вокруг него.
— Извольте объясниться, господин Воронцов, — сурово прогудел хозяин дома. — Кто вам дал право единолично принимать решения о расходовании таких средств? Вы понимаете, что это уже государственный уровень! Шутка ли, триста миллионов рублей! А вы не только собираете их по своей воле, но и начинаете тратить, не то что, не обсудив всё это с нами, вашими партнёрами и покровителями, но, даже не поставив в известность. По какому праву, хотим мы знать?!
Вот значит как! Никакой мягкости и показной любезности, сразу по лбу! «Знай, холоп, своё место»! Ну что же, «ты этого хотел, Жорж Данден!»[25]
Я демонстративно пожал плечами и, откинувшись на спинку стула, коротко ответил:
— Средства привлечены были с одобрения акционеров компании «Северные ГЭС». А все контракты заключены мною в соответствии с доверенностью, выданной Управляющей компанией «Норд», Илларион Иванович.
— Мальчишка!!! — тут у хозяина дома даже не хватило дыхания от возмущения. — Не забывайтесь! Извольте титуловать, как положено, иначе…
Тут Елизавета Андреевна мягко положила ему на плечо руку, и генерал утих.
— Прошу прощения, Ваше сиятельство, — тем же ровным тоном ответил я. — Просто я хотел напомнить, что управляющая компания «Норд» поставлена руководить данным проектом решением собрания акционеров. Если присутствующие здесь сомневаются в качестве управления, можно собрать внеочередное собрание и поставить вопрос на голосование.
Генерал, похоже, намеревался снова взреветь, но его опередила жена.
— Ну, зачем вы так, Юрий Анатольевич! Все мы знаем, что всё равно за вас проголосуют! На прошлых собраниях у вас с супругой вечно по доверенностям контрольный пакет голосов был! Во всех ключевых компаниях нашего Холдинга, как вы это называете.
— И это несмотря на то, что принадлежит вашей чете лишь седьмая часть голосующих акций, — усмехнулся Сандро. — Даже завидки порой берут!
Да уж, эти хитрости со структурой управления активами сейчас никому неизвестны, я их из своего будущего притащил. Пятьдесят один процент в головной компании, Причём не все на себя лично, а через кучу мелких компаний, в том числе, и с заграничным участием, у той — контрольные пакеты в «дочках», а «дочки» имеют контрольный же пакет в многочисленных «внучках» и так далее… И в результате — вуаля! Ты командуешь остальными, хотя их доля больше.
Ну и, разумеется, дело ещё и в том, что я, в отличие от моих партнёров, за привилегированными акциями не гнался. Им подавай гарантированный доход! А я, хоть от дохода не отказывался, предпочитал контроль, то есть голосующие акции!
Кстати, привилегированные акции, выпущенные Холдингом на рынок, стоят уже больше шестисот миллионов рублей. Обычные, голосующие, стоят чуть меньше, но тоже немало. Ну и у прочих российских компаний — Канал, железные дороги, рудник — капитализация около трёхсот миллионов уже. Ну и зарубежные Торговые дома и прочие активы, где мы долю имеем, уже тоже около трёхсот миллионов рубликов стоят. Так что гордиться есть чем. Наш Холдинг «стоит» как любят говорить американцы, уже около миллиарда долларов! «Около» потому, что цены постоянно меняются, трудно оценить точнее.
Но при этом нам с Натали принадлежат активы лишь на «жалкие» сто восемьдесят три миллиона рублей по последней оценке. Причём это по рыночной стоимости, а если по номиналу смотреть, то и вовсе «крохи» — всего лишь миллионов на сорок пять. Да пять миллионов у тестя. Но и эти пакеты большей частью разбросаны по мелким компаниям, так что в отличие от партнёров мы, Воронцовы, в глаза своим богатством не бросаемся. Но вот реальный контроль находится у нас, а у партнёров же — широкая известность и стабильные дивиденды.
— И мы все ценим тот факт, что всего за два года рыночная стоимость акций компаний нашего, как вы это называете, Холдинга, уже поднялась почти до двух миллиардов рублей. Хоть это и напоминает мошеннические трюки с акциями «Панамской компании», но, тем не менее, мы вас одобрили, не так ли? — продолжила Елизавета Андреевна.
Как же, знаю я этот приём! «Мнимое согласие». У тебя требуют согласиться с неоспоримым фактом, вплетённым в реплику, но выглядит это, будто соглашаешься со всем высказыванием и с выводами из него. А соглашаться нельзя. Хоть по закону контроль и у меня, но партнёры у меня тоже не «люди с улицы».
Нет, понятное дело, что был бы я братом царя, или хотя бы дядей, мог бы всё под себя подмять, сам бы уже миллиардером был. Но так только в сказке бывает — пришёл «выскочка из ниоткуда», а ему раз — и миллиард! И никто ничего не имеет против!
Нет, миллионщиком и в реальности стать можно. Трудно, рискованно, но можно. Я сам тому пример. Хотя и тогда без того, чтобы «поделиться» с Ухтомскими и Энгельгардтом не обошлось. Постепенно расти — тоже можно. А вот так быстро — нет. Тут огромная куча работы по борьбе с теми, кто «и сам не прочь». И вот эту работу и делают мои партнёры. Борются с теми, кто палки в колеса вставляет, пробивают нужные изменения в законы, договариваются с другими «большими дядьками» или воюют с ними.
Так что, хоть я и ворочаю сотнями миллионов, а собственных денег, которые могу тратить так, чтобы потом отчёта не спросили, у меня не так уж и много. Даже образование — нужнейшую вещь! — пришлось делать платным, «из кредита за учёбу». Да, кредит льготный, под четыре процента, да, есть долгий «льготный период», когда платятся лишь проценты, да и совсем неимущим все же благотворительное общество проценты платить помогает, но факт — образование у нас платное.
Часть дети отрабатывают, трудясь в реальных училищах, что-то «переносится на потом», когда они сами работать пойдут, но платят. Я себя пытаюсь утешать тем соображением, что зарплаты у меня высокие, так что отработать кредит по силам любому. Ну и ещё одно соображение — то, что даётся даром, не очень-то и ценится. А мне крайне важно, чтобы и дети, и даже те взрослые, кто пошёл в рабочие школы (открыли и такие, одна — чисто вечерняя, а другая — посменная, в которой преподаватели меняют смены вместе со своими учениками), чтобы все они понимали, что учёба — это шанс. Дорога в светлое будущее, черт побери! Хотя бы и потому, что более образованному человеку платить станут на несколько рублей в месяц больше, и карьерный рост у него пойдёт быстрее.
— Я уже не раз объяснял, Ваше Сиятельство…
— Елизавета Андреевна! Мы здесь все свои, так что давайте без чинов!
— Хорошо, Елизавета Андреевна! — я обозначил поклон и продолжил. — Я не раз объяснял, что никакого трюка нет. Мы продали будущие доходы компании. В некотором смысле — взяли в долг. Если мы не оправдаем ожиданий по выплатам, — обанкротимся! Так же, как если бы брали кредит.
— Хорошо, что вы об этом помните! — сухо улыбнулась графиня. — Потому что этим и вызвана наша озабоченность. Мы не возражали, если деньги пойдут на строительство Онего-Балтийского канала и железной дороги. В конце концов, это было условием, при котором нам разрешили строить ГЭС. Мы не спорили, когда вы предложили начать осваивать железные руды Кентокки. Сталь нужна стройке, хотя бы на те же рельсы. Но теперь… Четверть миллиарда тратится на какие-то посторонние месторождения, на другие железные дороги и пароходы, на оборудование для заводов, которые тоже не имеют никакого отношения ни к Каналу, ни к нашим ГЭС.
— Имеют, просто это не видно на первый взгляд! — уверенно ответил я, едва она окончила реплику.
— Юрий Анатольевич! — стала увещевать меня Ксения, — помнится, два года назад вы не были уверены, построим ли мы Канал, ГЭС и дорогу даже за дюжину лет. А теперь вы занялись нефтью где-то на реке Ухта, удобрениями на Кольском полуострове и под Соликамском, становлением пароходства на Сысоле и Вычегде.
— Широко шагает, как бы штаны не порвались! — отрывисто бросил генерал.
— Поймите, голубчик, одно дело — не иметь этих сотен миллионов рублей, и совсем другое — потерять их из-за слишком широкого замаха. Мы не можем позволить, чтобы над нами смеялись в свете!
«Ну да, а ещё — у вас есть немалые планы на эти сотни миллионов!» — мысленно съехидничал я. Хотя и понимал, что дело вовсе не во дворцах, которые они себе отгрохают, и не в яхтах. Нет, это будет, обязательно будет! Как и «балы, красавицы, лакеи, юнкера…»
Но большая часть уйдёт в дело. Тот же хозяин дома — именно благодаря его руководству расцвёл знаменитый на всю Россию Хреновский конный завод.
Так что деньги — это возможность делать своё дело, это — влияние! И они не хотят его терять. И я их в этом понимаю и не осуждаю. Но — хватит соглашаться. Иначе меня тут «раскатают»! Пора наносить ответный удар!
— Вот чтобы не потерять, я и затеял всю эту «возню», как вы говорите. Поймите же, Канал и дорогу мало построить! Они должны что-то возить, чтобы окупаться! Лес, машины, топливо и многое другое.
— И что? — недоумевающе вздёрнул бровь Александр Михайлович. — Все и идёт в этом направлении. Лес везут в Британию и к вам. Вы переделываете его в резину, прочие пластмассы и топливо. И оно отправляется дальше. Ну и сталь для этого тоже возить будем. Мы так и планировали! Что изменилось?
— Недавно выяснилось, что иностранцы пристально смотрят за нами. Британцы, немцы, американцы — все они хотят наших секретов. Тщательно ищут ключи к нашим тайнам. Так что я не уверен, что лет через пять или десять им будут так уж нужны наши пластики. Или цену сбросят, или вообще перестанут покупать.
Генерал коротко и себе под нос выматерил британцев. Присутствующие сделали вид, что не расслышали.
— Поэтому я и решил срочно начать целиться и на российский рынок! — продолжил я свою мысль.
— Ха! — криво усмехнулся Сандро. — А то мы раньше на него не целились? Мало денег в России, некому столько товаров продать.
— Во-от! — торжествующе согласился я и, изображая возбуждение, вскочил из-за стола и начал ходить по небольшому залу туда-сюда, не переставая энергично говорить. — Я и понял, что, чтобы что-то продать, нужно сначала дать покупателям это «что-то» заработать! Страна у нас, дамы и господа — крестьянская. Крестьян в ней много. Только вот дают они всего десять процентов товарного продукта. А девяносто процентов производят дворянские хозяйства! Причём не все хозяйства, а лишь треть их!
Я сделал небольшую паузу, давая задать вопрос, но, похоже, собравшиеся, не сговариваясь, решили дать мне самому развить мысль.
— Да и то, что крестьяне продают, они продают не от избытка! А от нужды, нужды в деньгах, чтобы заплатить налоги и подати да купить что-то, без чего совсем уж нельзя дальше прожить — соль, железный инструмент, рубаху… Крестьяне Тверской губернии едят мяса в семь раз меньше, чем жители городов. И всего по два-три яйца в год. А горожане — больше пятидесяти! Где уж крестьянам покупать наши игрушки, сапоги из искусственной кожи, медные казаны, никелированные кровати? Понимаете, у нас выключено из покупок шесть седьмых страны. Просто потому, что они едва могут прокормиться!
— Уж не революционер ли вы? — хмуро процедил генерал. — Может, бомбы соорудите да царя-императора взрывать отправитесь?
Тон был как бы и шутливый, но… С основателем «Священной дружины», тайной монархической организации для борьбы с революционным террором и защиты императора, шутки на эту тему плохи.
— Упаси Бог! — прижал я руки к сердцу, а потом перекрестился. — Наоборот! Я намерен бороться с ними, Ваше сиятельство…
— Пусть будет «Илларион Иванович» — отмахнулся хозяин дома. — Не до чинов, права моя Елизавета Андреевна! Так что там насчёт борьбы с террористами?
— Они ведь как раз и «страдают за народ». Мол, нищ, живёт впроголодь, не образован… Ну так вот мы и дадим этому самому народу заработать. И еды дадим.
— Благотворительностью народ не прокормишь!
— Никакой благотворительности. Я планирую производить и продавать не менее полутора миллионов тонн удобрений в год! — я увидел, что генерал зашевелил губами, явно пересчитывая в пуды, но продолжил. — Половину — на экспорт, чтобы окупить прямые затраты, а вторую половину буду продавать внутри империи. При правильном применении удобрения дают прирост урожая в сорок-шестьдесят раз больше, чем вес этих удобрений.
Тут я сделал небольшую паузу, давая слушателям время пересчитать удобрения в миллиарды пудов дополнительной сельскохозяйственной продукции, и продолжил:
— При этом картошка, к примеру, может повысить свою урожайность и в три раза, и даже в пять! То есть, речь идёт о том, что с тех же площадей мы можем получить ещё примерно два-три миллиарда пудов еды ежегодно.
— Зачем? Столько не съесть и не вывезти!
— Ну, часть все же съедят! — улыбнулся я. — Сами же крестьяне и съедят. Говорю же, они сейчас реально недоедают. Что-то продадут внутри страны. Я думаю, в городах тоже не откажутся съесть побольше. Ну а оставшееся можно пустить на выкорм птицы и свинины. И это решит вторую проблему русского сельского хозяйства!
— О чем вы, Юрий Анатольевич? — с явным интересом в голосе уточнила хозяйка дома.
— «В России две беды — недород да урожай!» — процитировал я фразу из отчёта. — Когда недород — цены высоки, но продавать нечего. А при урожае и товар есть, да цена падает. Так что больше всего зарабатывают те, кто зерно скупает да хранит, а не те, кто производит![26]
— Оно от веку так! — припечатал генерал.
— Верно. Но если создать гибкую систему, при которой в урожайные годы больше зерна шло бы на откорм, а при недороде — меньше, то можно было бы «парировать» эту систему. Да и дополнительный экспортный товар появился бы — мясные консервы, колбасы и мороженое мясо. Европа не откажется!
— Да, удивили вы, Юрий Анатольевич! Мы вас тут давеча сгоряча попрекнули, что вы на государственные вопросы замахиваетесь, думали, что для красного словца! А вы, и правда, ими занимаетесь!
— Хорошо, теперь вернёмся назад. Все эти удобрения дадут нашему Каналу необходимую нагрузку. И он окупится. А сами удобрения? Ну что же, расчёты показывают, что за семь-восемь лет мы отобьём наши вложения. С процентами на вложенный капитал. А заодно — обеспечим окупаемость нашему проекту и поможем стране.
Аплодисментов, разумеется, не было. Напротив, потом была обстоятельная беседа, с кучей уточнений, вопросов и прочего, но главного я добился. Мы — по-прежнему одна команда.
'…В частности, всплыл и вопрос, о том, откуда я знаю про месторождения. Пришлось скормить им заранее заготовленную байку. Мол, в том посёлке, где я вырос, был один горный инженер, многое разыскавший на русском Севере, что-то — предполагавший… Но привилегии он брать не захотел, считал, что «время не пришло»… Но другим членам общины — рассказывал! Что-то запомнилось, что-то забылось…
Мол, и про Ловозеро у него у первого прочитал, а отчёт тайной британской экспедиции уже потом был. А позже, когда увидел на карте про озеро Контокки, прочитанное вспомнилось. Проверил — оказалось, есть руды. Потом то же самое произошло и с нефтью Ярьеги. Так что сейчас я тому учёному очень сильно доверяю. Тем более, что и про апатиты с нефелинами подтвердилось…'
— Артём Никодимович, давай остановимся, а? Замёрз, чайку охота, спасу нет.
Это Степаныч обратился, механик, второй человек в их команде. Артём Рябоконь, солидно, как положено, помолчал, потом ответил:
— Можно! Минут через пять. И перекусим заодно. Я накопители пока опустошу, чтобы мотор не глушить! Ты, Степаныч, обороты-то убавь до малых пока.
— Дело! — подтвердил механик и скомандовал последнему члену их экипажа. — Митяй, как остановимся, ты по кружкам разливай, а я пока «до ветру» сгоняю.
После чего каждый занялся своим делом, Степаныч убавил обороты бензиновому мотору, а Артём, наоборот, резко ускорил электротяг, дождался, когда стрелка, показывающая заряд в накопителе, опустится до одной пятой, и плавно остановился.
Митяй, здоровый шестнадцатилетний детина, мухой бросился разливать по кружкам чай из маленького электросамовара, пристроенного в углу, строгать хлеб и сало.
Попервоначалу-то он не разобрался и попёр на Артёмку буром, мол, младшему и работать. Навис над ним всей своей тушей и кулаки многозначительно сжимал. Артём-то, хоть и набрал за два сытных года мясца в теле, но рос плохо. Похоже, не вырасти ему уже, так и будет Митяй выше на голову. Но не в размере дело. Артём коротко, но сильно, как учили на уроках «китайского бокса», боднул соперника лбом в подбородок, а потом взял руку на излом и жал, пока тот не заорал, что сдаётся.
И лишь потом слышал, как Степаныч в уголке укорял проигравшего: «Ты куда полез, обалдуй! Ты знаешь, что Артёма Никодимовича сам Ян Гольдберг, хозяин завода, на котором электротяги делают, просил за эту работу взяться? То-то! Меня вот — просто направили. А его — просили! Потому как он сам этот электротяг доработал. И никто, кроме него, не справится. А дело срочное. Да ему и жалованье платят не двадцать рублёв в месяц, как тебе, балбесу здоровому, а генеральское!»
Митяй, понятное дело, недоверчиво крутил башкой, но Артёма стал слушаться и звать начал тоже по имени-отчеству. А зря не доверял, почти так всё и было! Разве что про «генеральское жалованье» молва преувеличивала!
Митяю электротяг этот сразу полюбился. Куда лучше кара. Когда тащишь по лесу связку здоровенных брёвен или сани с оборудованием каким, сразу мощь чувствуешь. И начальство, видать, рвение оценило, доверило ему экспериментальную модель, в которой вместо обычного свинцово-сернокислого аккумулятора (вот кто б ещё несколько лет назад сказал Рябоконю, что вещи с такими заковыристыми названиями ему в обыденность станут, а?) стоят новейшие накопители электроэнергии, на ионисторах. Да и зарплата выросла. После перевода на электротяг Артём уже рублей по сорок пять — пятьдесят в месяц имел, хоть работал только половину дня, а остальное время — в реальном училище учился.
И хотя училище, согласно договора, забирало «от половины заработка, но не менее стоимости обучения и проживания», Артём обиды не таил. Кто бы ещё ему доверил водить электротяги, если бы не звание реалиста и не рекомендация директора?
Да и помимо учёбы жизнь в Беломорске жутко интересная! Взять хоть заседания «Прогрессоров». Туда такие учёные и инженеры с докладами приходили, что и «Русскому техническому обществу» принять было бы не зазорно. Прошлым летом даже Менделеев выступил. А были ещё Попов, Шухов, Чернов… А на будущий год, говорят, этот обещал приехать! Ну этот, как его? Автор книжек про Шерлока Холмса! Точно, Конан Дойль! Такие люди, просто голова кругом!
Уроки «китайского бокса», опять же. Его, Рябоконя, сначала брать не хотели. Мол, плотный слишком, тяжело наука дастся. А потом шифу[27] Фань Вэй оценил его упорство и взял в свою группу.
Так что все шло просто прекрасно, пока настоящая зима не началась. Уже в конце ноября ударил жуткий мороз. Ни тебе варежки с рук снять, ни зарядчик на улице оставить. Там ведь тоже накопитель стоял, копил заряд, пока ты не подъедешь, потом перезаряжал. Но как температура ниже минус тридцати упала, накопители зарядников начали портиться.
А без них заряда в накопителе электротяга минут на пять работы хватало. Ну, Артёма и хотели обратно на кары перевести. А его обида взяла, пошёл он к директору училища да и договорился, чтобы ему дали попробовать. Так что через неделю он гордо вывел на улицу доработанный электротяг. Вместо открытой кабины теперь была маленькая избушка с широкими стёклами и электрическим отоплением. Артём даже электросамовар в углу поставил. Резиновые колеса были обмотаны цепями, чтобы не скользить на льду, а перед собой эта «емелина печка» толкала сани. На санях стоял бензиновый мотор с генератором и бак топлива.
Вот так Артём и продолжил по зиме работать. Его «избушке» много дел нашлось, да таких, которых летом и не было вовсе! Но главное дело было — через реку Выг крупное оборудование таскать. По плотине-то только узкоколейка шла. Она ни крупного, ни тяжёлого не утащит. А паром до весны не работает. Как лёд крепким стал, возить можно и на санях, они ведь и здоровенные бывают, с широкими полозьями, но вот тащить сани по льду лучше его «избушки» никто не мог. Правда, пришлось в экипаж помощника брать, потому что работы больше стало. То стекла от снега прочистить, то выскочить и накачать топлива ручным насосом из большого бака в маленький, установленный над мотором. Масла, опять же добавить. Жрал его этот мотор много и жадно, по выражению директора — «как бегемот веники»! О, кстати!
— Митяй, пока стоим, дозаправь баки. Удобнее же сейчас!
Да, помощник в экипаже уже тогда появился. Не Митяй, конечно, а другой, из реалистов. Но в помощники любой годится. Поэтому сюда, на далёкий Урал, ещё одного реалиста гнать не стали, а взяли местного.
Механика же в те времена с собой в рейсы не брали, он на берегу оставался, в тепле и покое. И звали его на помощь, только если что-то случалось, с чем сам Артём справиться не мог.
В кабину с улицы заглянул Степаныч и попросил:
— Никодимыч, дай ведёрко, я свежего снега наберу, а то вода в самоваре заканчивается.
Получил пластиковое ведро, стоявшее в углу, и снова исчез. Почему пластиковое? Так фирменный знак Беломорска! Шик, можно сказать. Опять же, если авария какая случится, и кабина кувырком пойдёт, пластиковой посудой по лбу получить не так больно, как дубовым или даже жестяным.
Так Артём и работал, пока в середине декабря не вызвали его к директору. Вины за собой он никакой не чуял, потому шёл спокойно. Удивился только, что в кабинете Ян Гольдберг сидел. Главного владельца и директора «Онежского завода электрической тяги» Рябоконь да и многие другие «Прогрессоры» знали в лицо.
Так что он очень удивился, когда такой важный господин начал просить его, Артёма Рябоконь, выручить их завод. Мол, сам Воронцов дал срочный заказ — буры особые куда-то на реку Кама доставить. Аж на самый Урал. Надо-де скважины бурить на полверсты, а то и на версту глубиной, а никакие буры, кроме новых, его заводом только что сделанных, не справятся. И оборудование в этих буровых установках крупное, так что или настоящая железная дорога нужна, или корабль, или вот его трактор. Тогда Артём впервые этот термин услышал, но потом разузнал подробности и теперь иногда свою «избушку» так и называл. Для важности. А про себя — по-прежнему «избушкой».
В общем, в результате, они быстро доработали его трактор. Кабину переделали на троих, чтобы механик в экипаже постоянно был, топливные баки в передних санях увеличили, второй двигатель поставили, а то мало ли, сломается первый и все, замерзай «в степи глухой». Ну и систему управления санями переделали. Раньше Артём простыми тягами поворачивал, как вожжами, а если заедало — слал помощника. А теперь электрическое управление сделали.
Так вот и поволокли они эти буровые. Сначала те тридцать вёрст, что ещё оставалось по «железке» до Обозерской достроить, а теперь вот и по льду Камы таскали. А насчёт «генеральского жалованья» — привирают. Генералы в день по двадцать четыре рубля получают, а командующие корпусами — так и по двадцать пять. А ему даже в этом особом рейсе платили по двенадцать рублей за рабочий день и по пять — за дни вынужденного простоя. А чего вы хотели? Он, Артём, ныне — уникальный специалист, да ещё и жизнью рискует. И под лёд можно провалиться, и замёрзнуть, если не повезёт.
А что занятия пропускает, так это не страшно. Директор училища обещал, что с марта и до лета — никакой работы, и Рябоконь сможет сидеть и нагонять.
Артём улыбнулся! Хорошо, когда тебя такие понимающие люди учат!
'…К моему удивлению, Гольдберг не только выполнил досрочно заказ на производство буров с электроприводом, способных «заглянуть» ниже трёхсот пятидесяти-четырёхсот метров, но и организовал доставку на место прямо этой зимой.
Правда, когда я увидел фотографии того транспорта, на котором доставляли, я начал было привычно подхихикивать. Но чуть позже узнал, что канадцы сделали куда более чудовищного монстра. С такой же избой вместо кабины, санями спереди и с паровым движком. Пятнадцать тонн веса. И ничего, начали гордо продавать его по всему миру, даже нам предлагали. Но я их послал. У нас к тому времени трактор уже без тележки обходился и утеплённую кабину имел штатно, так что нам их убоище и даром не нужно было!
А Яну я посоветовал паренька этого, что трактор доработал, из виду не упускать. Голова у него явно светлая, таким прямая дорога в инженеры-конструкторы…'
— Этот Воронцов сошёл с ума! Вы только посмотрите на его заказ! Три тысячи моторов к бензопиле в этом году, и пять тысяч — в следующем. Тысяча лодочных моторов в этом году, и две тысячи — в следующем!
— Вы лучше на заказ «больших» моторов посмотрите. Там, помимо нашей «тридцатипятки» и «полусотенники стоят», и «семидесятки», и даже «сотенники». А мы их не только пока не выпускаем, ещё даже и документация из Америки не пришла!
— А сталь где взять, я вас спрашиваю?
— Ну, с этим проще. Чернов в тех краях экспериментальное производство налаживает, будет по весне первая сталь. Нам хватит.
— Нет, ну все же! Как такие объёмы осилить?
— Как-как! Его же опыт переймём. Начнём в три смены работать, кредит возьмём, аванс с него запросим. Так что будет на что оборудование закупить.
— А потом что делать? Заказы-то на два-три года! Куда денем рабочих и оборудование?
— Так вы же сами предлагали попробовать автомобили и «комби» выпускать. Вот и попробуем!
— А топливо наши клиенты откуда возьмут? Высокооктановое? Его Воронцов только для себя производит!
— Ну, другое возьмут! Керосин, к примеру…
— Да вы что?! Работы Кузьминского почитайте! Мощность мотора и КПД зависят от степени сжатия. Так что наши моторы на керосин перенастраивать придётся! К тому же на керосине они и половины мощности не выдадут! Причём топлива будут расходовать почти столько же! Ну и кому они тогда будут нужны? Нет уж, если мы движки на сторону делать станем, надо с Воронцовым договариваться, чтобы его топливо можно было и другим покупать. И сеть заправок кто-то создать должен. Не мы же? А кто? Опять Воронцов? А оно ему нужно? Прибыли-то копеечные будут, а мороки…
'…А вот по поводу снабжения топливом посторонних потребителей у нас с Натали возникли серьёзные разногласия. Даже не один спор, а целая серия дискуссий. Она напирала на то, что рентабельность самого топлива выйдет низкой, а усилий по контролю потребует и от меня, и от её аппарата целое море.
Я же показывал выкладки Луцкого и специалистов «Руссобалта», доказывающие, что чем больше будет выпускаться движков, тем ниже будет себестоимость и продажная цена. А надёжность, наоборот, возрастёт. Так что нам просто никак нельзя игнорировать эту возможность развития бизнеса.
В конце концов, мы начали привлекать к обсуждению людей из «ближнего круга». Чернов с Байковым тоже выступали за развитие двигателестроения. Они рассуждали просто: чем больше моторов и экипажей произведут наши партнёры, тем больше спецсталей и прочих сплавов потребуется от них. А чем больше сталей они сделают, тем крепче Россия.
Тимонов даже и слушать наши рассуждения не стал! Начал вещать, как на митинге, что даже и вопроса не стоит, продавать наше топливо другим или нет. Для него тоже все было просто — чем больше движков будет на лодках и баржах, тем больше грузов удастся перевезти его любимым водным транспортом. Не удовлетворившись этим, притащил ко мне каких-то американцев, которые перебрались в Россию и строили на Ладоге небольшие самоходные баржи с паровыми движками. Своё общество они так и назвали — «Ладожские паровые двигатели». Но идея делать небольшие баржи и лодки с двигателями внутреннего сгорания им очень импонировала, так что мы с ними стали вести совместные разработки. Для судовых двигателей нужна была более высокая мощность, но это не главное. Куда важнее было увеличить ресурс двигателей.
Гольдберг же не стал тратить слов, а вполне в моем стиле подготовил целую презентацию. Оказывается, на его трактора уже есть устойчивый спрос, Причём не только от лесопромышленников. И его тоже останавливает только отсутствие сети заправок. Высказался и Менделеев. Дмитрий Иванович просто спросил у нас, что является основным экспортным продуктом России? Верно, зерно! А знаем ли мы, в сельском хозяйстве России работают десятки тысяч локомобилей, паровых косилок, сеялок, мельниц и прочих механизмов. Так неужели мы думаем, что куда более компактный и простой двигатель внутреннего сгорания не найдёт применения? Или те же трактора? Грузовые машины? Ах, не думаем! Тогда зачем эти глупые дискуссии?
Но точку поставила наша Софья Карловна. Мадам Гребеневич нынче. Она просто села и нарисовала схему. Мы, как «внутренний круг», только производим катализаторы и обучаем персонал. Производство топлива перейдёт в «средний круг», и занимаются им другие, которых мы лишь контролируем. В частности, оберегая секреты наших катализаторов. Устанавливать и снимать их с горячего режима могут только наши специалисты.
А сбыт топлива — вообще «внешний круг», работают на договоре, по предоплате, контроля не требуется. А потом она перевернула лист, нарисовала не очень ровную табличку и начала заполнять «Номер — организационные мероприятия — ответственный — сроки». И все наши жаркие споры мы заменили двадцатиминутным заполнением простой и скучной таблички. Я даже крякнул от досады и зависти…'
— Господа! — тут хозяин квартиры сделал паузу, поднял бокал с игристым вином, упорно называемым в России «шампанским», и продолжил:
— Я предлагаю выпить за украшение нашего стола! За прекрасную Наталью Дмитриевну! Вы все тут, да и я сам уже отдали должное Юрию Анатольевичу. Освоить весь курс химического факультета университета за семестр с небольшим — это непросто. Особенно, — тут Дмитрий Иванович позволил себе усмешку, — если учесть, что сей студент посещал наш Университет почти исключительно в период экзаменов, лекций не слушал, а лабораторные работы делал у себя в Беломорске.
Сидевшие за столом Чернов и Байков, улыбаясь, покивали. Им-то, работавшим в соседних лабораториях, было вполне понятно, что у меня не было времени ходить на лекции. Уже и то чудо, что на экзамены выбирался! Впрочем, я быстро понял, что долго эту «волынку» тянуть не смогу, потому и выбил себе разрешение сдавать экзамены досрочно.
Однако Менделеев продолжил:
— Так вот, господа, повторюсь, все это сложно, но понятно. Рядом с такой красавицей и умницей любой мужчина постарается показать всё, на что он способен. Но я предлагаю выпить даже не за её несомненные ум и красоту! А за то, чтобы она смогла повторить подвиг своего мужа и получить диплом по экономике. Пусть даже и не российский. Не сомневаюсь, что ей и это под силу!