Часть 4 «Ты сможешь! Ты сможешь!»
Глава 14
Правильно всё-таки, что корпорация «Русский космос» билеты командировочным покупает только на «сверхвуковики». «Стратой» лететь три часа, а сверхзвуковой «Сикорский-2000» потратит всего четыре с половиной. Зато билет впятеро дешевле.
Но сейчас Алексея радовала не экономия, а возможность добрать ещё часика три — три с половиной сна. Вот наберёт лайнер высоту, стюардессы разнесут закуски и напитки, они перекусят, и он поспит ещё немного.
Парадокс все же с этими перелётами — когда они приземлятся, в Питере ещё только середина ночи будет, а вот в Пекине уже восемь утра. Потом пограничный контроль, таможня, и — маглевом до китайской Северной Столицы[52]. А там пятиминутная прогулка до цели. Пригласили их на девять утра, так что должно остаться ещё с четверть часа резерва.
А смешно всё-таки. Он воспользуется маглевом, идеями которого так доставали предка. Ну да пекинский маглев был третьим в мире, сразу после участков от Царского Села до Питера и от Питера до Пулково. Шум тогда стоял до небес! Что русские с их кучей денег и «почти даровой энергией» разорились на маглев, никого не удивило, а вот то, что следующими были китайцы, обскакав и всех европейцев, и Соединённые Штаты с Японской Империей — вот это в начале девяностых было непривычно. Алексей прекрасно помнил, что и в их семье тогда по этому поводу шумно спорили. Правда, саму суть споров он понял существенно позже.
И дед, и прадед тогда сразу сказали, что это — серьёзная заявка Китайской Республики на экономическое лидерство. И что к заявке этой надо отнестись со всей серьёзностью. А вот папа с дядей ржали, как ненормальные и цитировали американские деловые журналы. Мол, надорвётся партия Гоминьдан со своей реформой. И скатятся китайцы с пятого места на седьмое, а то и из десятки выпадут!
Впрочем, потихоньку смешки стихли. А после недавнего кризиса, когда китайская экономика достаточно уверенно вырвалась на второе место — и вовсе стихли. Даже в России начали поговаривать, что «соседи в спину дышат». Тем более, что соседи эти уверенно возвращают утерянное. В 1997-м вернули Гонконг, в прошлом году — воссоединились с Манчжурией. Теперь целятся вернуть обе Монголии и Кашгарскую Республику, государство уйгуров. А также, разумеется, вернуть себе Тибет и отобрать у японцев Тайвань.
Хорошо, что после «инцидента 1939 года» удалось в третий раз продлить аренду Квантунского полуострова, да сразу на девяносто лет! Но, похоже, когда истечёт срок, придётся России его возвращать. Китайцы в этом вопросе оказались очень целеустремлёнными и последовательными.
И всё же, почему Американец в Русско-Японскую не смог ничего сделать? Почему условия мира были так позорны? Ну, придётся немного подождать… Уже нынешним вечером он будет дома, впереди будут все выходные, так что никуда от него эта тайна не уйдёт!
— Юрий, вы говорите это серьёзно?! — у Фань Вэя даже глаза округлились. — Вы хотите предложить Братству и остальным революционерам охранять ваших фермеров от нападений?! И предлагаете платить им за это в виде страховки? Да вы в своём уме?!
— Понимаю, денежный ручеёк выйдет совсем тоненьким, и бывших доходов не заменит!
— Да не в деньгах дело! Вы предлагаете обществу, которое борется против засилия варваров-иностранцев, не просто смотреть, как этих самых варваров завозят туда и сажают на наши земли, но и охранять их?!
— Так, давайте успокоимся, и я повторю с самого начала, хорошо? Во-первых, да, мы и собрались поощрять переселение крестьян в район КВЖД. Российских крестьян. Русских, малороссов, белорусов, евреев, татар, башкиров. И мы планируем не просто обеспечить их кредитом для приобретения земельных участков, кстати, замечу, больших участков, десятин по пятьдесят — сто, но и механизмов, жилья и всего прочего, включая птицу и животных, семена для посадки, топливо, удобрения и запчасти. А помимо этого мы будем и страховать. От пожаров, неурожаев и бандитских нападений.
— Подождите, Юрий Анатольевич! — произнесение отчества всё ещё давалось Джиану с трудом, и он слегка запнулся. — Вы же говорили, что страховать будет Братство?
— Нет, не так! Обществу Старших Братьев мы собираемся перепродать страховку. Операции перестрахования — совершенно обычное дело. Мы страхуем в розницу, а Братство — оптом. К тому же мы страхуем от разных вещей. А Братство — только от нападений. После чего оно начинает получать деньги, но только в том случае, если на переселенцев не нападают. Или нападают очень редко и не наносят большого ущерба. Соответственно, проще всего им заработать, убедив бродячих ихэтуаней и хунхузов воздержаться от нападений.
Да, мы решили, что раз Братство больше не может везти китайцев к нам, то пусть и мы, и они будем зарабатывать в Китае! Мы ведь как раз на расчётах показали, что кредитование переселенцев под наиболее передовые методы ведения сельского хозяйства может быть наиболее выгодно! Отсюда и это предложение. Денег Братству оно давало немного, и было с трудом приемлемо идеологически, но — оно было красной нитью, на которую нанизывались все прочие наши предложения.
— Кроме того мы предлагаем Братству выступить вербовщиками. За поставку подсобных рабочих на фермы они получат уже в разы больше, чем за страховку. Братству же не привыкать заниматься вербовкой?
Собеседники покрутили головами, не отрицая, но и не спеша согласиться. Вербовать-то они вербовали, но — за рубеж. А вот помогать иностранцам укорениться в Китае — идеологически неприемлемо!
— Идём дальше! Всем поселенцам будут нужны дома и подсобные сооружения. А возле железной дороги понадобятся элеваторы. Все это требует кирпичей, цемента и прочих стройматериалов, так? А кто будет их производить и поставлять? Кто выполнит подряды на строительство? Кто займётся ремонтом и обслуживанием техники? Мне кажется, что Братство вполне может направить на это своих людей. Не революционеров, но сочувствующих. А Братство будет совладельцем.
— У наших людей не очень высокие навыки работы с техникой. Да и строим мы иначе… — с сомнением протянул хозяин дома.
— Ничего! Мы поможем привлечь туда русских инженеров и деловых людей, пусть занимаются этим вместе. Наши знают, как надо, а ваши — умеют работать с чиновниками и привлекать низовой персонал. Пусть сотрудничают, пусть учатся друг у друга! Крупные заказы на поставку материалов для стройки позволят совместным предприятиям неплохо заработать. Разумеется, с учётом наших инвестиций в приобретение, расширение и модернизацию уже существующих заводиков и строительство новых. Ну а Братство будет встроено в эту систему, что позволит им довести свои доходы до прежнего уровня.
— Доходы, Юрий, это важно, но…
— Предложите своим товарищам посмотреть на Японию. Они тоже не любили варваров-иностранцев. А потом решили учиться у них. Учиться, чтобы развивать страну! Чтобы их люди становились более умелыми, умными, государство — богаче и мощнее! И вот теперь уже пытаются вытеснить Россию не из своей страны, а с территории Кореи и из китайской Манчжурии. Почему бы вашим товарищам не поучиться у них? Всё очень просто — то, что делает Китай и его людей сильнее, — благо! Пусть даже это выглядит непривычно. А то, что не делает его сильнее или даже ослабляет, — вред! Пусть даже оно и полностью соответствует традициям!
Китайцы долго молчали. Фань Вэй прихлёбывал чай и обдумывал услышанное, а внук не решался высказаться раньше деда. Наконец чай был допит, и прозвучало:
— Но в чем здесь усиление Китая, Юрий? Вы предлагаете, по сути, создать структуры, обслуживающие ваших переселенцев и снабжающие продовольствием ваши железные дороги и ваш Дальний Восток. Что получит Китай кроме этого? Если не считать денег?
— А вот это — самое вкусное! «Вишенка на торте»! Мы предлагаем со временем начать кредитовать создание аналогичных передовых хозяйств китайцами. Ведь поставляемые вами подсобные работники будут не просто работать и зарабатывать. Братство может пообещать вербуемым, что через два-три года, те из них, кто покажет, что освоил методы ведения хозяйства, и накопит первоначальный взнос, получит кредит на приобретение такой же фермы! — я сделал небольшую паузу, чтобы подчеркнуть то, что скажу дальше. — Причём выдадим не мы, а банк, принадлежащий Братству!
'…Да, мы обещали Братству заняться их перекредитованием. Так что даже их небольшой банк вполне себе осилит финансирование приобретения тысяч, а со временем — и десятков тысяч ферм. И вот это были уже серьёзные деньги, куда больше того, что имело Братство раньше!
Самое же прекрасное было в том, что в основе всей этой бизнес-цепочки лежала безопасность и надёжность работы наших фермеров. А значит, и надёжное снабжение продуктами строительства дороги и нашего Дальнего Востока. А кроме этого наш Холдинг получал расширение сбыта нашей продукции — удобрений, топлива, небольших тракторов, запчастей и смазочных материалов…
Насчёт же Кавказа и Воронцовых-Дашковых мы тоже порешали. Прежде всего решили привлечь в «Гидропроект» новых сотрудников, расширить его и напрячь проработкой проектов ГЭС Северного Кавказа, Армении и Кольского полуострова. А пока будет идти проектирование, расширим и мощности по строительству. Да, непросто, но куда деваться? Придётся «отдать» Графтио на Юг. А тут пусть Тищенко справляется!
Решили проработать проект по развитию Чиатурского месторождения. Оно тут уже было известно и работало уже лет тридцать, но как-то вяло. Так-то нашему Холдингу марганца и из Никополя хватало, но раз так нужно развивать Кавказ, то поработаем на расширение. Под экспорт, скорее всего. Только посчитать нужно как следует.
С разделом банка Рабинович предложил не спешить. По его мнению, куда эффективнее будет купить какой-нибудь местный банк с уже созданной сетью филиалов на Кавказе, а уж потом поставить там своё руководство и перевести часть активов. А Натали и он с внучком проследят за управлением.
Опять же, изучить имеющийся опыт применения удобрений в тех местах и предложить, с учётом этого опыта, льготные условия поставки. Уж что-что, а сеть по сбыту удобрений мы были готовы расширять куда угодно!
Ещё я припомнил про месторождение вольфрама на Кавказе. Нет, названия память не подсказала. Но в советских школах к Дню Победы часто проводили Уроки Мужества, так что я несколько раз слышал историю о том, как немцы подошли к самому Эльбрусу, и работников рудника вместе с членами семей вывели через горные перевалы, повесив каждому на шею мешочек с сотнями граммов так нужного для победы вольфрама.
Так что летом этого же года мы послали в район Приэльбрусья поисковую экспедицию. Однако они нашли не вольфрам, а молибден! Я посетовал про себя, что старею, и память уже не та, но поиск продолжили, и на следующий год нашёлся и вольфрам.[53]
Но с меня требовали большего. И тогда я осторожно сказал, что могу поставить в Батуме нефтехимический завод и производить высокооктановый бензин, стирола, толуол и бензол. Ну а рядом поставить химический заводик, чтобы делать каучуки, красители, лекарства, пластмассы и фенол. Но — при одном условии. ЕСЛИ Воронцовы-Дашковы полностью и окончательно решат проблему лояльности Ротшильдов, Нобилей и прочих нефтяников, работающих с бакинской нефтью и прикормленных ими чиновников. Потому что при предыдущей попытке поставить подобный заводик в Одессе, противодействовали они очень активно.
Я еле успел запустить оформление пакетов предложений на согласование со всеми заинтересованными сторонами, как пришлось срочно мчаться в Столицу. Дела делами, но истекал предоставленный мне двухгодичный кандидатский срок на соискание магистерской степени. Пора было защищаться…'
— Работа соискателя выполнена на высоком уровне и посвящена столь важной теме, что вполне достойна не магистерской диссертации, а докторской. Однако, хочу напомнить историю с патентом Вильгельма Оствальда на синтез аммиака из азота и водорода, который тот предложил химическому концерну «Бадише анилин унд зода фабрик» в 1900 году. В точности, как и в работе соискателя. Наш уважаемый коллега герр Бош, работающий на вышеупомянутый концерн, серией экспериментов доказал, что образующийся аммиак был получен из нитрида железа, входившего в состав катализатора.
Зал зашумел, но оппонент ещё не закончил. Переждав шум, он продолжил:
— Таким образом, патент Оствальда был основан на неверном предположении. Поэтому предлагаю: в присвоении степени магистра соискателю отказать и подвергнуть его работы тщательной дополнительной проверке, дабы не подвергать наш славный факультет риску оконфузиться перед мировой научной общественностью погоней за дутыми сенсациями.
Закончив выступление, учёный с просто академическим достоинством поприветствовал собравшихся, неспешно вышел из-за кафедры и сел на своё место.
Дмитрий Иванович глянул на выступавшего столь яростно, что было просто удивительно, как на том одежда не задымилась. Хотя я и не погружался во все академические дрязги, но даже мне было совершенно ясно, «откуда ветер дует». Множество раз уже я слыхивал, да и сам повторял при случае, что профессура столичного Университета гордится своими либеральными и атеистическими взглядами. И там всего один профессор, являющийся твёрдым монархистом и убеждённым в своей вере православным христианином. Правда, при этом потом уточняли, что «зато этот один — Менделеев!»
А теперь ещё вдруг явный любимчик и явный протеже Менделеева ухитрился получить диплом всего за полгода, хотя в этом времени учились минимум по четыре! А многие и по пять — семь! И магистерскую диссертацию этот любимчик, как справедливо отметил в своём выступлении выступавший, написал на «прорывную тему». Причём этот любимчик, то есть я, явно поддерживает монархию. Судите сами — вхож в дом к дяде и сестре царя, обласкан Наместником Юга и является их деловым партнёром! Да что их! Сам Император у него в компаньонах и министерство двора принимает доклады! Опять же, я круто засветился со своей программой «спасём наших китайских братьев-христиан от гонений и мучительной смерти на родине», то есть дал основания подозревать меня в религиозности. А дальше… Как говорится, «один раз — исключение, а два — уже может быть проявлением закономерности!»
— Господин Воронцов, что вы можете ответить на мнение выступавшего? — раздался вопрос Председателя Комиссии.
А что тут сказать? Я что виноват, что он читает невнимательно? В таком духе я и ответил! Мол, как отмечено в работе в разделах таком-то и таком-то, опыты в этом направлении я веду уже четвёртый год, (не стал уточнять, но любой, владеющий арифметикой в пределах начальных классов, мог понять, что начал я даже до поступления «на сей славный факультет»), и что судьба Оствальда мне не грозит, потому что опробованы уже три опытные установки разной конструкции и производительности, последняя синтезирует уже порядка полутысячи пудов ежедневно, что многократно превосходит массу катализатора. И закончил:
— Если же кто-то из присутствующих продолжает сомневаться, то не вижу проблемы. Приглашаю таковых поприсутствовать в мае сего года на открытие цеха, синтезирующего аммиак. Его расчётная производительность более десяти пудов аммиака в минуту. Так что много времени проверка не отнимет!
Но это было ещё не всё. После меня слова попросил профессор Менделеев.
— Уважаемый оппонент господина Воронцова отметил, что работа вполне достойна присвоения не магистерской, а докторской степени. Тщательно обдумав его слова, вынужден присоединиться! Дать за такую работу меньше — значит подвергнуть наш славный факультет позору перед мировой научной общественностью!
'…Да уж, Дмитрий Иванович тогда, как говорится, отжёг не по-детски! Его предложение о присвоении докторской степени не то, чтобы так уж нарушало традиции или положения. Количество публичных лекций у меня превышало и магистерские и докторские нормы. Да и на экзаменах меня пытали со всем усердием, похуже, чем иных соискателей докторской степени[54]. Но всё же — мы с ним по самому краешку прошлись. На один бы голос меньше, и все, не видать мне ни докторской, ни магистерской степени.
Впрочем, всё обошлось. Зато чуть позже мои коммерческие шпионы донесли, что в начале февраля председатель наблюдательного совета концерна «Бадише анилин унд зода фабрик» Генрих фон Брунк приглашал к себе Карла Боша и Фрица Габера, и поручил им как можно быстрее повторить синтез Воронцова.
У меня не было никаких сомнений, что у них это получится. Даже несмотря на то, что значительную часть ключевой информации я в патентной формуле не раскрывал. В конце концов, эта парочка справилась с задачей и безо всякого примера работающей установки Воронцова перед глазами. Вот только для этого им понадобится мою установку усовершенствовать. Я ведь не обманывал комиссию, эксперименты мною велись уже четвёртый год, хотя схема аммиачного синтеза — это то, что на нашей кафедре химической технологии изучали наиболее тщательно. Так что саму установку я изваял быстро. Но мне очень долгое время не удавалось решить проблему отравления катализатора[55]. Вот и пришлось строить процессы так, чтобы получать водород максимальной очистки.
Так что этим двоим придётся повозиться! Они-то будут получать водород взаимодействием угля с водяным паром, другого сырья там просто нет в достаточных количествах. А уголь выдаёт такую кучу примесей в водород, что я могу быть уверен, лет пять у меня ещё есть. А может, и все семь…'
Глава 15
По воскресеньям я старался отдыхать сам, а в последние годы сурово обрушивался на тех, кто попробовал бы побеспокоить мою жену. Хоть беременность протекала у Натали относительно легко, но лишний риск нам ведь не нужен, правда?
Однако для нынешних посетителей пришлось сделать исключение. И не потому, что они были важны сами по себе, однако стоявшее за ними семейство Нобилей могло доставить нам неприятности даже сейчас. А уж тем более — Ротшильды, маячившие в данном случае из-за плеча Нобилей. Вот и пришлось переться в столичный офис нашего Холдинга самому и тащить туда не только Натали, но и Семецкого, Карена Данеляна с зятем, Николая Ивановича, не только откуда-то прознавшего о визите представителей Нобилей, но и настойчиво пожелавшего присутствовать на переговорах, и столичного управляющего Воронцовых-Дашковых. А до кучи ещё и охрану. Времена тут были простые, почти как у нас в «лихих девяностых», легко убивали и министров, и губернаторов, и банкиров с заводчиками, а натравить на конкурента террористов не было чем-то, выходящим за пределы представимого.
Их было двое, юнец, не имеющий никаких прав в клане, наверное, чтобы я не возомнил о себе много, и адвокат, про которого Артузов выразился коротко: «Не так знаменит, как господин Плевако, но конкурентов в судах жрёт, не морщась. Матёрая акула! Хотя в последнее время в суды он выходит редко, а всё больше принимает участие в переговорах, оформлении соглашений и прочего!»
Впрочем, сама по себе беседа оказалась довольно короткой. Юнец не стал нас приветствовать, а порылся в кармане и выложив на стол склянку с каким-то настоем, толчком отправил её в мою сторону.
— И что это? — светски осведомился я, не прикасаясь, впрочем, к пузырьку.
— Модное лекарство для укрепления памяти! А то прошлый ответ вы забыли, не прошло и трёх лет. Так вот, мы вам повторяем, и очень надеемся, что в последний раз! — юнец старался говорить угрожающе, но мне было только смешно — К бакинской нефти мы вас не пустим! И не надейтесь! И милость Наместника тут ничего не изменит!
— Ну и, слава Богу! — широко улыбнувшись, воскликнул я. И демонстративно перекрестился. — Благодарю вас, добрые люди!
— Что? — переспросил юрист.
— Вы говорите, что не пустите меня к бакинской нефти? Повторяю — слава Богу! Вы заявили это в присутствии управляющего господина Наместника Кавказа, так что теперь мне на надо будет доказывать, что это не я ему отказал. А самому мне в эти хлопотные дела лезть вовсе и не хотелось, память у меня хорошая! — с этими словами я привстал, дотянулся до пузырька с лекарством и толчком отправил его назад к юнцу.
'…Как оказалось, этим своим «Слава Богу!» я встревожил не только управляющего Воронцовых-Дашковых, но и других людей. Прежде всего — Карена с зятем. Карен недавно выдал дочку за тифлисского армянина[56], мелкого фабриканта, промышлявшего нефтепереработкой. Когда я начал на всякий случай подбирать кандидатуру управляющего нашей нефтехимией в Батуме, его кандидатура обошла остальных. Разумеется, такие перспективы его сильно воодушевили. И тут — такой облом!
Расстроился и Николай Иванович. Ему турецких армян натаскивать надо, а охрана нефтяных терминалов и нефтехимического завода в Батуме позволила бы ему делать это не только бесплатно, но и с большими удобствами. Он потому и поучаствовал во встрече — Семецкий его предупредил, что от успеха переговоров зависят эти планы.
Но и юрист насторожился. Они-то действовали из предположения, что это я опять тяну руки к сладкой бакинской нефти, а Наместник всего лишь не стал мне отказывать. Но оказалось, что в этом деле коренной интерес есть у самого Наместника! А я, напротив, всячески отбивался. Сами понимаете, разница огромная — отказать большому чиновнику в хлопотах за своего человечка или отказать ему же в чем-то, в чем он заинтересован настолько, что и меня прессовал, лишь бы я участвовал.
Это он и постарался донести чуть позже до своего патрона. А на упрёк: «Зачем же мы тебя туда посылали? Хватку теряешь?!» он якобы ответил: «Вы посылали меня присмотреть, чтобы ваш молодой да горячий родственник глупостей не наделал! С этим я справился!»
Так что переговоры с Нобилями продолжались…'
— Так значит, покидаете нас Пётр Аркадьевич? Неожиданно, право слово! У вас как раз средства появились, с вашей энергией как раз бы взяться за строительство города и порта на Кольском заливе. Дело-то нужное!
Да, средства у кемского губернатора появились! Вернее, скоро должны были появиться. Подумав, я всё же решил согласиться на условия Витте. Дорогу до Мончегорска я и так в этом году планировал дотянуть. А англичане выразили готовность построить её от Мончегорска до самого Кольского залива. Под зачёт будущих поставок меди и никеля. А деньги… Уже в этом году должна была дать ток первая турбина Ондской ГЭС, а Маткожненская — выйти на полную мощность. Так что мы уже переваливали за двадцать миллионов дохода. В обрез, но хватит! А в будущем году доходы уже за тридцать миллионов перевалят.
А ГЭС мне и самому очень нужны! Планов на электричество у меня много, да и капитализировать эти электростанции получается лихо! Кризис заканчивался, вследствие чего спрос на медь и никель скоро снова начнёт бурно расти. А людей в тех краях по-прежнему не хватает! Так что только электрификация поможет нам быстро нарастить добычу! Поэтому Нивские ГЭС особенно нужны! Тем более, что и строителей для них мне подыскали! Буквально под носом! Профессор Тимонов подсказал! Оказывается, в Великом Княжестве Финляндском ГЭС уже вовсю строились! Пусть и не такие крупные, как запланированы у нас, но… Зато буквально в шаговой доступности! Ветку на Оулу должны были запустить уже в следующем месяце, так что добираться им будет всего несколько часов. Удобно, черт возьми!
В результате на руках у Наместника были ценные бумаги, которые даже в кризис можно было продать миллионов за сорок. А если подождать лета, — то и за все пятьдесят. Огромные деньжищи, если вдуматься! А его — р-раз — и отзывают!
— Ничего не поделаешь, дорогие мои! Сам привязался и к вам, и к губернии, но… Телеграмма из министерства однозначна! Придётся выезжать как можно быстрее, даже не сдавая дела. Меня ждёт Саратов[57]! Однако выражаю надежду, что наше с вами сотрудничество не прервётся, и вы живо поучаствуете в развитии Саратовской губернии! Этот край просто требует удобрений, механизации, мелиорации и электрификации. В общем, всего того, что вы и так продвигаете!
— Разумеется, Пётр Аркадьевич! Разумеется, мы сделаем всё возможное! Можете рассчитывать на нас!
'…На самом деле, на нас внезапно стали рассчитывать слишком многие. Англичане требовали как можно активнее осваивать месторождения Кольского полуострова, меди и никеля им отчаянно не хватало. Финны и шведы с нетерпением ждали достройки дороги до Оулу. У шведов большие планы на наши электростали, так что они уже добивались от финского Парламента разрешение на строительство прокатного производства непосредственно в Оулу. Мои металлурги тоже были заинтересованы, потому что у шведов было чему поучиться. И они готовили целую программу по стажировкам персонала на этих заводах.
От нас не отставали и с проектами развития Кавказа. И ладно бы только Воронцовы-Дашковы! Нет, Николай Иванович вдруг разродился прожектом открытия радио в Тифлисе и Эривани, которое на русском и армянском языках вещало бы на Турецкую Армению. По его замыслу, помимо музыки и шуток это радио должно было делать бытовые зарисовки, которые показывали бы жизнь армян в Российской Империи в самом завлекательном свете. А среди армян Турецкой Армении он предполагал распространять радиоприёмники. Причём на условиях оплаты в рассрочку, лишь бы было как можно больше слушателей!
Он был уверен, что такой проект изменит отношение к нашему Холдингу и в Тифлисе, и в Баку. И снимет враждебность. А я что? Деньги я ему нашёл, не такие уж и большие суммы требовались. А в остальном — сам, всё сам! Я же только название подсказал. «Армянское радио». Ну и предложил сделать фирменной фишкой этого радио анекдоты. Даже парочку рассказал, подогнав под местные реалии.
Морган, Мэйсон и другие американские партнёры давили, требуя делиться с ними технологиями.
Братство, подумав, заинтересовалось нашим предложением, сразу всем пакетом, а значит, надо было выделять людей для открытия химического производства на месте. И не только химического. Был большой спрос на дерматин, искусственный каучук и вискозное волокно. А примерно через год я планировал начать выпускать и ацетатное волокно. Причем сразу трёх марок — ацетатный шёлк, триацетатное волокно и частично замещённое. Свойства у них были разные и применение тоже. Технологии мы уже отладили, пора было строить производство. Так почему бы и в Манчжурии не продублировать? Дешёвой рабочей силы там в избытке, да и ёмкость рынка просто потрясающая!
И вот когда мы после этого озвучили свои планы по кредитованию фермеров-переселенцев в район маньчжурских железных дорог, началось настоящее безумие!
Витте тут же начал требовать, чтобы эти планы получили первоочередной статус. Ему нужно было удешевлять строительство Транссиба и маньчжурских дорог. И как можно дешевле кормить работников строившихся портов, заводов и городов. Со второй половины лета к этим требованиям присоединился ещё и Наместник Дальнего Востока Алексеев, вице-адмирал и генерал-адъютант Его Императорского Величества. Большая шишка, короче!
Шифф прислал предложение, похожее на требование, снабжать японцев и их предприятия в Корее дешёвым сырьём. Взамен он предлагал долю в американских предприятиях, которые будут поставлять на тихоокеанское побережье САСШ дешёвые копии американских и европейских товаров, обувь и одежду. На Западном побережье цены на эти товары были процентов на десять-пятнадцать выше, чем на Восточном. До введения в эксплуатацию Панамского Канала все эти товары доставлялись на Западное побережье железной дорогой, что было достаточно недёшево. Да и зарплаты там были процентов на двадцать выше, чем на Восточном побережье, захлёбывавшемся в трудовом предложении мигрантов из Европы. А вот японцы могли за счет дешёвого труда могли производить похожие товары раза в два дешевле.
Впрочем, я убеждён, что он не столько хотел заработать, сколько усилить конфликт России с Японией вокруг Кореи и Манчжурии и сделать войну неизбежной.
Как ни странно, партии мира и России, и Японии, напротив, надеялись, что торговые интересы заставят наши страны решать вопросы мирно, и потому тоже требовали развивать торговлю и поставки.
Ну, а «безобразовцы» хотели увеличить прибыль и влияние России в Корее и Манчжурии. До них уже доходили слухи, что Воронцов не только сам миллионы делает, но и компаньоны его резко прибавляют в доходах. Мне порой казалось, что им было все равно, передавит ли Россия Японию мирно или дойдёт до войны. Они просто не могли представить, что Российская Империя может в такой войне проиграть. Как, впрочем, и подавляющее большинство россиян в этом времени.
Но наиболее активно давил на меня Сандро. Он даже соглашался существенно уменьшить прибыль, если я сделаю то, что ему нужно…'
— Как видите, сэр, наши планы снова сорвались. Воронцов снова выкрутился! За счет своих удобрений, пластиков, красителей и особенно — этой авантюры с ионисторами…
— Блестяще реализованной авантюры, заметьте, Ян Карлович! Воронцов готовился давно, и не один, а вместе с Морганом. Кризис заканчивается, и скоро они начнут стричь купоны!
— Сэр, позвольте напомнить, я ещё в позапрошлом году докладывал про проект аккумулятора на древесном угле и шунгите. Мы сумели перекупить «специалистов», ездивших с Морганом в Беломорск. Но ваши эксперты сочли, что это — лишь обычный проект, один из многих, не самый удачный. А теперь этот самый шунгит продаётся в пятую часть цены серебра по весу! После переработки, конечно. Но всё же.
— К вам нет претензий, Ян Карлович. Успокойтесь, пожалуйста. Просто этот Воронцов снова выкрутился. Ну, ничего… Вы знакомый с философией модной японской борьбы джиу-джитсу?
— М-м-м…
— А зря, там есть любопытные моменты.
Берман предпочёл промолчать.
— Я имею в виду, что если не хватает собственной силы, надо обратить силу противника против него самого. Нам помогут сами русские! Они уже сейчас рвут этого Воронцова на куски. Морган и Шифф усиливают этот процесс, затягивая его на Дальний Восток и в Соединённые Штаты. Мы добавляем, требуя развивать месторождения Кольского полуострова. Так что терпение, Ян Карлович! Рано или поздно он просто «порвётся».
Но Берман снова промолчал. Впервые он не был готов согласиться с шефом.
'…в отличие от прочих, Сандро не просто хотел, он жаждал успешно поучаствовать в войне с Японией. И ради этого был готов тратить деньги, ресурсы нашего Холдинга, похоже, он был готов даже совсем разориться, лишь бы показать, что тогда, в 1895 году, был прав именно он, а не генерал-адмирал и Великий Князь Алексей Александрович.
В тот год он, тогда ещё старший офицер броненосца «Сисой Великий», представил Николаю II разработанную под его руководством программу усиления Российского флота на Тихом океане. Согласно его прогнозам война с Японией неизбежно начнётся в 1903–1904 годах, после завершения японской судостроительной программы. Предложенная им программа и связанные с нею вопросы были подвергнуты обсуждению, но не приняты. Пришлось ему тогда подать в отставку.
И главную роль в этом отказе сыграл генерал-адмирал. Он высмеял программу и предсказания, заявив, что Япония в силу своего островного положения просто не сможет воевать с Россией на суше, не одолев её предварительно на море. А представить, что эти «жёлтые макаки» смогут одолеть наш прославленный Флот — просто смешно!
Разумеется, теперь Сандро жаждал реванша! А главным средством для достижения этой цели он видел меня! Нет, деньги Холдинга и своё влияние он тоже планировал употребить, но у его соперников влияния тоже было немало. Да и деньгами они рулили большими. А вот мои идеи, как он уже убедился, вполне себе работали. Вот он на меня и давил!
Да и я был совсем не против, чтобы возрос его авторитет. И, разумеется, у меня не было причин желать, чтобы Россия проиграла в этой войне. Вот только не верил в нашу я победу! Я ведь твёрдо знал, что в прошлом моей реальности наш Флот сокрушительно проиграл! Да и Армия не блистала…
А особых изменений в этом варианте истории не возникло, во флотские дела генерал-адмирал старательно не пускал ни меня, ни наш Холдинг, разве что только мелочи. Так мне максимумом возможного мне казалось только чуть достойнее выступить в этой войне.
Причём сделать это надо было так, чтобы Сандро был бы автором и вдохновителем этих успехов…'
— Нет, нет и нет! Это категорически неприемлемо! Вы слышите, категорически! Я боролся против строительства железной дороги к устью Ялу в прошлом году, моё мнение не изменилось и сейчас!
— Вы выступали против неё? Но почему?! — не сдержал я своего изумления. — Ведь лёгкий доступ для Российских товаров к границам Кореи усилил бы наши позиции в этой стране!
— Именно поэтому, Юрий Анатольевич! — тут же отозвался Семецкий. — Не забывайте, железная дорога даёт лёгкий доступ не только товарам, но и войскам. Японцы не могут рисковать своим положением в Корее, так что война началась бы раньше, чем такая дорога была бы достроена!
— Именно так! — подтвердил Великий князь. — Мне даже пришлось выйти из состава Комиссии, когда эту мою позицию не услышали!
— Простите великодушно, Александр Михайлович! Но о какой Комиссии вы говорите? Вы у нас человек занятой, и участвовали во многих.
— О Комиссии по эксплуатации лесной концессии на реке Ялу, разумеется! — ответил мне четвёртый и последний собеседник, помощник генерал-контролёра Департамента гражданской отчётности в Главном управлении торгового мореплавания и портов Андрей Антонович Горенко.
— Как?! — непритворно изумился я. — Но ведь все уверены, что вы так и продолжаете в ней состоять. Безобразов и Алексеев, требуя моего участия в дальневосточных делах, старательно на это напирали!
Сандро поморщился, тема ему явно была неприятна. Но ответил.
— Никто не знает, кроме узкого круга родственников[58]. У нас не принято выносить сор избы. А моя резкая позиция и категорическая уверенность в том, что концессии легко могут привести к войне, если не проявить должного такта и понимания к позиции японцев, была воспринята именно так.
На несколько минут воцарилось неловкое молчание.
— А если нас попросят об этой дороге корейцы? — задал я не очень умный вопрос. Сам понимал, что император Кореи очень ограничен в возможности манёвра. Но надо было прервать неловкость момента и продолжить разговор хоть как-то.
— Тем более нет. Маловероятно, что корейцы пойдут на это, ведь это ничего им не даст, японцы начнут войну немедленно, чтобы не упустить Корею в нашу зону влияния!
— Хорошо, а если нас попросят японцы?
— Этого тем более не может быть!
— А всё-таки?
— Тогда это реально. Но как такое можно сделать?
— Через американского банкира Шиффа. Он очень настойчиво просит меня устроить химическую переработку леса с японских концессий в устье Ялу. Вы же знаете, Ялу — пограничная река! На корейском берегу много участков отдано в концессию японцам. А на китайском берегу — русским. Кстати, «безобразовцы» тоже выступают с аналогичной настоятельной просьбой. Только в отношении леса с русских концессий.
— И причём здесь американский банкир? Американцы не имеют большого влияния ни в Корее, ни в Манчжурии.
— Зато он имеет большое влияние в Японии, в этой Стране Восходящего солнца. Японцы уже несколько десятилетий тесно связаны с Соединёнными Штатами экономическими узами, они набрали там огромное количество кредитов, и теперь поставляют туда товары, чтобы рассчитаться. А Шифф — основной владелец банка «Кун, Лееб Ко», второго по величине банка Америки. Именно через его банк японцы берут новые кредиты и рассчитываются по прежним.
— Небось, и на войну с нами тоже через его банк кредитов наберут! — проворчал Горенко.
— Весьма вероятно! — согласился я. — Но согласитесь, Андрей Антонович, это только придаёт его мнению больше веса в глазах японцев! А я сумею обосновать ему, почему без данной дороги в этот проект и не подумаю вступать. В общем, думаю, такого предложения со стороны японцев вполне вероятно добиться.
— Но зачем это Шиффу? Только ради денег?
— Деньги — это первая и главная причина. В Америке вообще просто так, кроме денег! — улыбнувшись, не удержался я от цитаты из прогремевшего в моем будущем фильма «Брат-2».
Глава 16
— Так вы говорите, Юрий Анатольевич, что американский банкир Якоб Шифф не только убедит японцев согласиться на строительство железной дороги от Мукдена к устью Ялу, но и самим выступить с такой инициативой? И только для того, чтобы заработать денег? Невероятно!!!
— В Америке вообще просто так, кроме денег! — не удержался я от повторения цитаты из прогремевшего в моем будущем фильма «Брат-2».
Я его смотрел за год до провала в прошлое, и тогда ещё поразился буквально сочившейся из него неприязнью к Америке. Тогда мне было невозможно понять истоки такой неприязни, и я объяснял её только безнадёжной отсталостью своих соотечественников. А теперь вот вдруг захотелось процитировать. Потому что этот момент поймали верно. В обычной жизни американцы — такие же люди. Но вот в планировании, и неважно, на каком уровне — для себя лично, для небольшой компании, для огромной корпорации, в масштабах страны или даже всего мира — они деньги ставят в центр.
Нет, я не ставил это им в упрёк, я даже учился у них этому навыку. Но понимал, что сам, даже сейчас, руководя весьма крупным Холдингом, от них отличаюсь. Вот хоть сейчас. Ну не ради денег же я лезу в эту историю с подготовкой войны? Впрочем…
— А ещё, я предполагаю, что Джейкоб Шифф хочет поссорить нас с японцами. И поссорит, обязательно поссорит, будем мы строить эту дорогу или нет. У него настоящий пунктик на династии Романовых. Он считает, что ведёт с ней войну за права российских евреев.
— И вы с ним сотрудничаете?!
— Я и с японцами сотрудничаю! — пожал я плечами. — Хотя прекрасно понимаю, что они вскорости будут с Россией воевать. И с Элайей Мэйсоном, хотя он предпочёл в своё время «не заметить», что меня ограбили. И даже натравливал на меня полицию, было дело.
— Вы что, святой? И всех прощаете? Или вам тоже важны только деньги? — не удержался от вопроса Горенко.
— Ну что вы, Андрей Антонович, разумеется, нет! Вот вы приезжайте летом к нам с семьёй. Познакомимся поближе, сами увидите, что до святости мне далеко! И уж точно, деньги для меня — не главное. Замечу, что для меня наиболее важно — сделать своё дело. Добиться результата. Сейчас я намерен помочь подготовить Россию к неизбежной войне. И тут я пытаюсь воспользоваться Шиффом для своих целей. Ровно также, как он пытается пользоваться мною для своих.
— И заметьте, господа, что если Юрий Анатольевич «благородно» — сарказм Семецкого так и сочился из этого термина, — откажется от такой гнусности, это будет означать, что враги используют его односторонне. Они-то давно работают над этим!
Горенко только хмыкнул, а вот Сандро продолжил разговор.
— Согласен! Если этот финт удастся, и дорога будет построена до войны, она нам весьма поможет. Сможем подвозить войска и снаряжение прямо к линии фронта. В том, что она первоначально пройдёт по реке Ялу, нет никаких сомнений.
— Ну а потом, когда японцев погоним, дорогу можно будет продлить до Пхеньяна. А потом и до Сеула. И всё! Корея наша! — оптимистично предположил Горенко.
Было видно, что Семецкий еле сдерживается от резкого ответа. Но Александр Михайлович ответил члену своего «ближнего круга» по возможности мягко.
— Это вряд ли! Вы же знаете, я два года прожил в Нагасаки, и изучал эту страну и её народ. Из них получаются очень упорные, умелые и храбрые воины. А их армия завершает реформу, и выходит на европейский уровень. Так что решать дело будет численность войск.
— Так войск-то у России-матушки немало!
— Верно, немало. Больше, чем у японцев. Но! Они почти все по эту сторону Урала. И доставить их в Манчжурию — дело небыстрое. Поэтому весьма вероятно, что война начнётся для России с отступления. Достаточно долгого.
Тут он покривил лицо и грустно цокнул языком. Мол, самому не нравится то, что произношу! Но логика говорит, что так и будет.
— Ничего, поручик Семецкий со своими людьми весьма поможет нашим войскам отступать, не торопясь! У него имеются наработки! — заметил я.
— Как же, как же! Про его подвиги в Южной Африке премного наслышан! — оживился Великий князь. — Как раз с учётом его опыта не так давно приняли на вооружение нашей армии пулемёты «максим» нового типа. С низким небольшим щитком, рассчитанным под стрельбу лёжа.
— Жаль только, что под патрон с тупоконечной пулей! — отозвался мой тёзка. — У остроконечных и кучность выше, и пробивающее действие. Особенно это сказывается на дальних дистанциях.
— Хм… Ну, ничего, будет куда совершенствовать! Тем более, что вас никто не лишает ваших любимых гранатомётов. Да и идея сделать часть гранат ручными выглядит весьма перспективно! Даже не понимаю, зачем вам при этом ещё и эти миномёты. Тяжёлые же дуры! Да и боезапаса надолго не хватит. С собой много не потаскаешь.
— Это вы испытаний не видели! — вмешался я. — Поразительная по эффективности штука вышла.
— И весьма покажет себя на войне! — решительно поддержал меня Семецкий. — Так что есть у нас, чем на суше японцев озадачить. Даже при малом числе. Нам бы только статус официальный получить, да свободу рук обеспечить, чтобы дурь начальственная не помешала. Тогда и фронт удержим до подвоза войск, и заставим дорого заплатить за каждую пройдённую версту. Временем, кровью и деньгами.
— Тут я помочь не смогу!
— А жаль. Но может, хоть по флотской части поможете? Вас ведь три месяца назад в контр-адмиралы произвели! И в начальники Главного Управления портов и торгового мореплавания. На правах министра, между прочим!
— Вот именно! Торгового мореплавания. А по части Военно-морского Флота господин Генерал-адмирал меня к важным делам по-прежнему не допускает.
— И ладно! — улыбнулся я. — Предлагаю именно на этом и сыграть. Обратитесь к государю по-родственному. И скажите, что хотите «потренироваться на кошках».
— Это как это?
Я смешался. Странно, сегодня из меня так и лезли наружу фразы из будущего. Вот только, наступит ли оно? Если мы поменяем историю, и Россия хотя бы не так позорно проиграет в этой войне, многое может пойти совсем иначе. И тогда из этой точки вырастет другое будущее, альтернативное.
— Один мой знакомый мечтал быть охотником. И стал со временем. Но пока он был маленький, тренировался, ловя домашних кошек! — нашел приемлемое объяснение я. — Вот и вам пусть отдадут в «кошки» некоторые мелочи. А мы уж постараемся, чтобы эти мелочи сработали весьма эффективно!
— В этом вы мастер, Юрий Анатольевич! — плеснул на меня патоки Великий князь. — Потому и обсуждаем таким кругом. Так что вы предлагаете?
— Прежде всего, проконтролировать то, что и так делается. Флот ведёт переоснащение снарядов на снаряжение тротилом и новыми взрывателями. Так проследить, чтобы в первую очередь переоснащалась Тихоокеанская эскадра.
Всё верно, тол я производил уже четвёртый год. Причём непрерывно наращивая объёмы. И не особо задирая цену. Поэтому Флот давно уже заменял пироксилин в снарядах, торпедах, или как их называли в русском Флоте — самодвижущихся минах Уайтхеда, и в стационарных морских минах на куда более удобный и не боящийся воды тол.
Причём часть пироксилина на госпредприятиях перерабатывали в шашки и продавали на мои же стройки и рудники для взрывных работ. А с мая месяца, как запустится аммиачный цех в Беломорске, я должен был существенно расширить производство тола.
— Мы планируем закончить переоснащение Флота с пироксилина на тол примерно к середине 1904 года. Вот только вдруг японцы раньше нападут? Вот и прошу вас проследить за очерёдностью переоснащения. Это же мелочь, верно?
Все улыбнулись. А зря. Насколько я помнил, в передачах про Русско-Японскую войну жаловались на то, что русские снаряды часто пробивали броню японских кораблей, но либо не взрывались вообще, либо взрывались, уже пройдя корабль навылет. Да и из торпед срабатывала лишь половина. Объясняли это как раз тем, что где-то отсырел пироксилин, а в других случаях подвели слишком грубые взрыватели.
Теперь же можно было надеяться, что в этом варианте истории результаты боев на море окажутся лучше, чем в прошлой версии.
— Следующими у нас идут подводные лодки. Тут особо стараться не придётся. Мы с первого дня участвовали в постройке подводной лодки «Дельфин».
— Ещё бы! — усмехнулся наш свежеиспечённый контр-адмирал. — Только вам и удалось вписаться в условия конкурса! В первую голову — по весу двигателя.
— Именно так. Все дело в нашем топливе. Оно позволяет делать двигатели легче, компактнее и мощнее, чем у конкурентов. Так и тут. Мы не просто единственные вписались в требования по весу и габаритам, но обеспечили при этом даже бо́льшую мощность. Ну и прочие мелочи — аккумуляторы у нас более ёмкие, а небольшое количество ионисторных батарей, позволяет подлодке «прыгнуть», на четверть часа развивая под водой скорость даже повыше, чем в надводном положении. Ну и регенерацию воздуха мы предложили.
— И совершенно напрасно, кстати! — не удержался от подколки Сандро. — Плавают они недалеко, погружаются ненадолго, так что им воздуха не только на дыхание хватает, они даже самоваром пользуются, чаи гоняют.
— Я их понимаю. Под водой в любую погоду прохладно! — свёл всё к шутке я. — Но учтите, подводные лодки в скором времени себя покажут. Не уверен, что в эту войну, но попробовать надо. Так что регенtрация воздуха лишней не будет!
— Ладно. А за чем ещё вы предлагаете мне присмотреть?
— За связью. Вернее, за рациями! Флот потихоньку закупает их, и закупает именно у нас. Если массовая продукция у нас пока уступает по качеству немецкой или британской, то в небольших партиях мы превосходим их, просто за счет применения более передовых радиоламп.
Вообще, как мне представлялось, по радиоделу мы тут опережали историю моего мира лет на пятнадцать-двадцать. Качественные радиолампы мы ещё на рубеже веков научились делать, но и потом не стояли на месте. Рации постоянно совершенствовались. Хватало и других наработок. Закупленные в Америке осциллографы помогли совершенствовать наши рации и радиодетали куда быстрее, чем это делалось бы вслепую. Причём учёные и инженеры очень быстро начали требовать совершенствовать осциллографы. Мол, у этих характеристики слабоваты. Это и радовало, и тревожило. Ведь по заявленным требованиям и конкуренты могли многое понять. Но я ничего не мог с этим поделать. Нельзя объять необъятное, и осциллографы в России мы производить пока не могли. Приходилось закупать.
Зато нашим лабораториям удалось разобраться с амплитудной модуляцией радиосигнала и уменьшить количество помех, так что теперь по радио передавали песни и музыку, переговаривались голосом.
Именно это непрерывное совершенствование привело к тому, что более новые рации на российских броненосцах обеспечивали уверенный приём морзянки на расстоянии до двухсот морских миль, в то время как японские, относившиеся к предыдущему поколению, — только на полсотни. И мало этого, за счет компактности новых раций, их ставили даже на эсминцы. Хотя дальность приёма и передачи у компактной версии была примерно такая же, как у японских раций. А на дистанциях до тридцати морских миль наши рации позволяли связь «голосом», что могло существенно упростить управление боем.
— Да, связь — это важно! И для управления боем, и для разведки. А раз такие закупки уже включены в бюджет, то поторопить сумею. И проследить. Но это всё уже и так делается! Сами говорите, только проследить. А что мы можем новенького предложить?
— Дирижабль! Я ещё в прошлом году начал проектировать к постройке небольшой водородный дирижабль. Материалы самые современные — дюраль и пластик. Движки тоже наши, компактные и мощные. Если «пробьёте» проект, то строить начнём через месяц.
— Это так не делается! Нужно утвердить проект в Морском Техническом Комитете, потом включить его в бюджет будущего года…
— И закончить уже после войны. Верно, Ваше Высочество? Нет уж, давайте делать так, чтобы результат был. Я построю его в кредит. А бюджет рассчитается обычным порядком.
Ну да, а заодно я получу рекламу дюралюминия и наших движков. Причем при малейшем везении — бесплатную.
— Если вы согласны, Александр Михайлович, то дирижабль будет достроен уже осенью этого года. Вполне можно успеть испытать его для флотской разведки на Балтике, потом довести до ума, в том числе, и с учётом требований МТК, а к началу войны перегнать на Тихий океан. Думаю, эта «мелочь» будет весьма полезна и для разведки, и даже для корректировки огня, если что. Причем и на море, и на суше.
— М-да-с! Если сработает, то весьма ценным может оказаться. А почему вы не предлагаете применить для этого ваши самолёты?
— А это пусть вам поручик Семецкий объяснит! Его епархия! Как-никак, первый лётчик в мировой истории!
Юрий наградил меня недобрым взглядом, но отвечать не отказался.
— Видите ли, господа, у самолётов пока ещё очень низкие надёжность и скорость. При чём тут низкая скорость? Ну, сами подумайте, самолёты летают со скоростью сорок-сорок пять вёрст в час, не больше. А ветер средней силы дует со скоростью двадцать пять — тридцать пять вёрст в час. И что у нас получается? А получается у нас, что если вдруг задует встречный ветер хотя бы даже средней силы, он «съест» половину скорости самолёта. И тогда на возвращение может не хватить топлива. Садиться же в море, в лесу или даже на поле, но на территории противника очень опасно для пилота. И сведений не доставит, и сам пропадёт! Про самолет я и вовсе молчу.
— Если же совсем не повезёт, и встречный ветер будет сильнее, то пилота вообще может «сдуть» в сторону моря! — продолжил я. — Так что пока мы экспериментируем, господа.
— И это верно! Горячо поддерживаю. Самолёты ваши пока ещё младенцы. Верю, они себя покажут! — горячо поддержал Сандро. Ну, он и в прошлой реальности стал шефом российской авиации, и активно продвигал данное направление, так что в этой, со своим производством самолётов, ему, как говорится, сам Бог велел!
— Ладно, с этим понятно! Но хотелось бы чего-то действительно эффектного!
— Ну что же, смотрите! — И я выложил на стол пару рисунков.
— Что это?
— Торпедные катера. Небольшие катера, недорогие, несут по две мины Уайтхеда каждый. С калибром пока не определились — есть варианты под пятнадцатидюймовые, как у миноносцев, но возможно, удастся и восемнадцатидюймовые установить, как на самых современных наших броненосцах. Из обычного вооружения — пулемёт.
— Калибр, конечно, впечатляет, но что в этом нового, кроме английского названия? Минные катера уже десятки лет применяются. И мины Уайтхеда они ещё в русско-турецкую войну применяли. Макаров придумал. Но у них и скорость никакая, и радиус действия невысок. Какая же польза может быть от такого «недоминоносца»? — скептически вопросил наш единственный флотский офицер. — Мореходность отвратительная, скорость невысокая, потопить проще простого, да и запас хода будет невелик.
— Скорость невысокая? А что вы скажете про скорость в сорок узлов?
— Сколько?! — в один голос воскликнули Сандро и Горенко.
— Сорок! Плюс-минус три! Так расчёты показывают! Моё топливо позволяет сделать двигатели куда компактнее, чем паровые! — твёрдо повторил я. — И эффективность использования топлива у них выше, так что запас хода будет около трёхсот пятидесяти морских миль.
Да, наши опыты с ребятами из «ладожских паровых двигателей» дали первые плоды — двигатели мощностью в пятьсот и тысячу лошадиных сил. Моторесурс и цена у них пока что не годились для торговых судов, но для Военно-морского Флота вполне подходили.
— Хм! Кажется, я немного погорячился! — отношение Сандро переменилось. — И более того, в малых размерах этих ваших торпедных катеров можно найти и плюсы. Так что да, они заслуживают отдельного названия. Пусть будут «торпедные катера»!
— Пусть будут! — улыбнулся я. — А другие достоинства имеются, вы правы! Невысокая цена строительства и обслуживания, например. И быстрота постройки!
— Это само собой. Но я знаете что предлагаю… Для начала, давайте сократим название. Каждый раз произносить «торпедные катера» слишком длинно! Пусть будут ТК. Или «тэкашки». Так вот, ТК нужно проектировать так, чтобы можно было перевозить их по железной дороге.
Хм. А вот я, кстати, об этом не задумывался. А вот контр-адмирал Романов Александр Михайлович на этом не остановился.
— Знаете, вспоминается мне пароход «Великий князь Константин»[59]! Он в войну с турками знатно отличился. Надо бы нам с вами подумать о носителе «тэкашек». Тогда и радиус их действия существенно возрастёт!
— Мысль интересная! — задумчиво пробормотал я. — Но нам бы до войны хотя бы сами ТК успеть спроектировать и построить.
— Тогда нужен лидер для них. Дозаправить при случае, связь осуществить, спасти экипажи с подбитых катеров, раненых принять…
— Кстати, господа, а что насчёт топлива? — поинтересовался Андрей Антонович. — Из Беломорска на Дальний Восток мы не навозимся!
— Там произведём, на месте! — коротко ответил я.
В Порт-Артуре, а вернее, неподалёку от него, мы уже наметили площадку, чтобы построить химический заводик, на котором и собирались производить бутанол для подводной лодки и дирижабля. Но не только его. Планировали мы там и производство изопропанола. Она вполне неплохо заменял «девяносто пятый» бензин, а значит, мог послужить топливом для культиваторов, небольших тракторов и первых грузовичков, которыми мы снабжали фермеров по кредиту.
У изопропанола как у топлива было всего три недостатка. Во-первых, он жадно хватал воду из воздуха, и потому его надо было смешивать с бензолом, который тоже производился на этом заводике и хотя бы пятью процентами высокооктанового бензина, который пока что приходилось возить аж из Беломорска. Во-вторых, он относительно быстро окислялся воздухом, так что приходилось после открытия канистры или бочки с топливом скоренько расходовать его до конца. И в третьих, расход у него был процентов на тридцать выше, чем у бензина.
Но с моей точки зрения, достоинств у него было больше. Во-первых, пока что только один я во всем мире умел производить его из обычного этилового спирта. А вот получать спирт из отходов древесины тут умели задолго до меня. Так что у меня была масса дарового сырья — отходов лесопереработки с лесных концессий в Корее. В спирт его перерабатывали прямо там, на месте. А вот ректификационную колонку для очистки я поставил под Порт-Артуром. Двойная выгода — я получал при очистке ацетон, бутанол и другие ценные продукты, и к тому же, меньше риска, что украдут и выпьют. Гидролизный спирт до того, как его очистят — редкостная гадость!
Во-вторых, изопропанол охотно будут брать не только мои фермеры, но и те самые предприятия, получившие лесные концессии в Корее. Эффективность бензопил я показал достаточно давно! И до сей поры концессионеры не использовали их только потому, что с подвозом высокооктанового топлива были проблемы. Выпускали его только в Беломорске. Везти его на реку Ялу — разоришься!
А на другом топливе пока не удавалось достичь приемлемых размеров и веса бензопилы. Нет, прогресс не стоит на месте, и со временем требования бензопил к топливу понизятся. Но пока…
В общем, когда концессионеры узнали, что я готов выпускать аналогичное топливо всего в ста семидесяти морских милях от устья реки Ялу, на которой и располагались концессии, они просто взревели от восторга и, суча ногами от нетерпения, всё теребили меня — когда? Когда же?!
Сообщение же, что я готов часть оплаты отходами лесопереработки, причём прямо на месте и за приличную цену должно было и вовсе привести их в эйфорию.
Обо всем этом я и поведал Сандро, закончив весьма интригующе:
— Для меня же самым важным является третье достоинство! При получении изопропанола по моей технологии на каждый литр полученного топлива выделяется количество водорода, достаточное для производства двухсот с лишним граммов аммиака. А аммиак годится на многое — на получение красок, нитролаков, взрывчаток, порохов, медикаментов, разных видов селитры…
— Погодите! — заинтересовался Сандро. — Вы что же, планируете получать пороха и взрывчатку прямо на месте?
— Разумеется! Причём мы будем показывать всем, что готовимся производить краски, лаки и удобрения! Но выстраивать производство будем так, чтобы можно было быстро и легко перейти к выпуску взрывчатки. И производство пластиков будем строить точно по тому же принципу!
— В смысле?
— Шифф и японцы хотят от нас пластики. Так что мы на американские кредиты построим там это производство. И продавать пластики будем не только на корейские предприятия, как хочет Шифф. Нет, наши пластики охотно будут брать и китайцы, и российские потребители. Хотя, основной поток действительно пойдёт в Корею и Японию, а потом — и в САСШ.
— Я рад за наши деловые успехи! Пусть и будущие! — улыбнулся Александр Михайлович. — Но при чем тут война, о которой мы говорим?
— Так тут ведь дело в том, что при небольшом изменении технологии мы вместо стирола и карболита легко и быстро могли начать производить толуол. Поэтому мы легко сможем начать производить тол, аммониты и игданит. Причём до тысячи тонн в месяц.
— Неплохо!
— Ещё как неплохо! — весело отозвался Семецкий. — с таким количеством взрывчатки, мин и гранат мы японцам устроим такое, что небо с овчинку покажется!
— Так Юрий Анатольевич же только про взрывчатку сказал.
— Скажу и про остальное! Например, производство серной кислоты мы выстроим так, что остатки от обжига пирита пойдут на производство чугуна. Пусть и небольшое. Но при нём будет участок чугунного литья. Качество у чугуна из пиритовых огарков невысокое, высокий процент брака, но все равно, в мирное время там будут выпускаться чугунные ванны и казанки, гири и решётки для оград. Думаю, они будут весьма неплохо продаваться, так что производство не будет работать в убыток. Но главное другое — в любой момент мы сможем начать добавлять в этот чугун немного марганца и обрезков стали, а из полученного сталистого чугуна наладим на месте производство корпусов гранат.
— Каких?
— Как ручных, так и гранатометных! И корпуса мин для миномётов тоже сможем отливать[60].
— Это ещё что, господа! — весело продолжил мой тёзка. — Чтобы иметь обрезки стали в достаточном количестве, господин Воронцов задумал открыть в создаваемой нами промышленной зоне производство велосипедов и никелированных кроватей. Нет, господа, вы прочувствуйте юмор ситуации! Он построит уникальный участок никелирования, такой в мире пока всего один, в Беломорске! И производить будет товары, которых и в Европе не хватает. И всё это лишь для того, чтобы создать достаточный запас стальных обрезков!
Горенко хохотнул, а Сандро лишь вежливо улыбнулся. Скорее всего, просто не хотел меня обидеть.
— Не просто создать, а создать без затрат и не привлекая внимания разведки противника! — уточнил я. — Шины мы будем изготавливать на месте, а китайцы, я уверен, быстро распробуют прок от велосипедов. И будут охотно их покупать, оправдывая вложения. Да и никелированные кровати дадут прибыли куда больше, чем обычные. В итоге и это производство мы сможем открыть на американские кредиты.
— Правильно! Пусть они готовят к войне не только японцев, но и нас!
— И во всём остальном будет так же! На участке повторного производства серной кислоты, мы заодно получим из алебастра[61] низкосортный цемент. Для строительства укреплений он не годится, но вполне сойдёт для строительства вспомогательных зданий. А несколько пар поездов, которые мы закупим в Америке и доставим на Дальний Восток для перевозки товаров, угля и сырья, после начала войны существенно помогут в перевозке и снабжении войск.
Александр Михайлович широко улыбнулся.
— Я в вас не ошибся! Замечательно придумано! Особенно мне нравится идея делать это на американские деньги!
Глава 17
'…В разговоре с Сандро я не рискнул употреблять термины «скрытая мобилизация» и «продукция и технологии двойного назначения», хотя здесь они, вроде, уже придуманы. Но, по сути, предлагал я именно это. Причем так, чтобы не угробить наш Холдинг.
Кроме перечисленного, мы существенно вложились в расширение и модернизацию Сучанского угольного месторождения. И даже построили экстренными темпами, буквально к середине осени, сто шестьдесят вёрст железной дороги от Владивостока до Сучанского Рудника[62], так что у Флота появилось топливо в полтора раза дешевле, чем раньше, высококачественное и не зависящее от поставок морем. Но подавалось это нами как поставка угля для нужд промышленности и железной дороги. Да не просто подавалось, оно так и было на самом деле! Как любила повторять моя Натали вслед за своим ненаглядным Фредди Морганом, хорошее управленческое решение позволяет одновременно достигнуть множества целей!
Кроме того, развитие производств в устье реки Ялу, в китайском Даньдуне и корейском Синыйчжу, вполне объясняло ускоренное строительство туда железной дороги от Мукдена[63]. Через Шиффа действительно удалось организовать запрос от американцев к японцам и к нам, мол, неплохо бы построить такую дорогу. И дорогу Сеул-Пхеньян-Синыйчжу построить.
В таком виде японцы быстро дали согласие.
Я сильно сомневался, что мы окупим эту дорогу до войны или сумеем сохранить её за собой по результатам войны, и потому зазвал в акционеры и государство (с обязательством внести пай потом), и американцев, и компании, получившие лесные концессии.
Достроить участок до Даньдуна мы планировали в феврале 1904 года, так что по моим расчётам вполне себе успевали до начала боев.
Разумеется, ещё на стадии проектирования и строительства мы начали готовить эту «железку» к подрыву мостов, опорных стенок и прочего, к эвакуации рельсов, в общем, к максимальному затруднению продвижения японцев вперёд и снабжению своих войск…'
— Ксанка, да не стоило меня провожать! Я ведь всего на неделю еду, ты заскучать не успеешь! Так что лучше отдохнула бы! Работаешь целыми днями, вечерами учишься, а по выходным или с командой своих «воробушков» в волейбол играешь, либо на встречи «Капитанов» бегаешь. Заморишь же себя!
Прошедшие месяцы девочка, казалось, не просто жила, а мчалась по жизни. И Артёму иногда думалось, что она хочет «догнать» его, стать вровень! Учебники летом стала читать, задачки решала, как одержимая, пыталась найти себя в спорте. Стрельба или китайский бокс ей не дались, а вот новомодный волейбол[64] — пошёл на ура! Через некоторое время собрала команду девчушек своего возраста. Кто-то фыркал, мол, куда этим воробушкам против игроков постарше, но они взяли и сделали эту дразнилку своим названием.
И не только в волейбол играла да на тренировки ходила. Кроме этого не пропускала и мероприятий «Капитанов». Для них несколько раз в месяц учёные и изобретатели выступали с лекциями, устраивались встречи с российскими и зарубежными писателями, иногда проводили диспуты на разные темы или конкурсы на интеллект. А кроме лекций были ещё и спортивные матчи, походы, посиделки у костра под гитару… Скучать «Капитанам» не приходилось!
Так этого Ксанке мало показалось, она попыталась с осени попасть в расчётно-вычислительный центр. Ей несколько раз отказывали, уровень математики у неё слишком низкий, предлагали пойти на производство вискозы, там, мол, девушек охотно берут. Но она, в конце концов, добилась своего! Тогда и выяснилось, что да, объяснить ей последовательность вычислений, которую нужно проделать на арифмометре для решения той или иной задачи занимает некоторое время. Но зато решает она все аккуратно и ошибок у неё почти не бывает. А если есть сотни или тысячи аналогичных задач с разными исходными данными, то справится она ещё и быстрее многих. Так что её приняли. А потом взяли ещё и некоторых из её «воробушков». И зарабатывала она теперь вполне прилично, немногим меньше самого Артёма. Ей даже дали похвальную грамоту от «Капитанов судьбы». Сам Семецкий вручал! И очень хвалил!
— Ой! Смотри, Тёмка, смотри! — и Оксана от избытка чувств ухватила его за руку. — Это же сам Воронцов!
Действительно, к поезду подходила группа мужчин. Рябоконь сходу узнал не только Американца, но и Семецкого, Гольдберга, на завод которого он и ехал в командировку, для испытаний экспериментальной модели гусеничного вездехода, Артузова, Тищенко и даже Генри Хамбла, лучшего стрелка во всем Беломорске! Их сопровождало несколько охранников с карабинами Нудельмана. И вдруг, когда Юрий Анатольевич с сопровождающими поравнялся с ними, Генри Хамбл выкрикнул: «Danger!», одновременно с этим с невероятной скоростью извлёк из кармана револьвер и выстрелил. Какой-то мужчина, как раз начавший замахиваться для броска, сложился и упал на перрон. Началась суета. Стрелки, включая Семецкого, Артузова и Воронцова, извлекли оружие и выцеливали новые опасности, завизжала какая-то дама, к ней тут же присоединилось ещё несколько. Сам Артём подхватил Ксанку под локоть и быстро потащил в вагон. Тут сзади ахнул взрыв, и Тёмка Рябоконь вдруг почувствовал, как Ксанка оседает на асфальт перрона.
— Кса-а-ан-ка-а! — заорал он…
'… Первым делом, ещё выцеливая новые опасности я порадовался, что моя Натали осталась дома. До родов ей оставалось чуть меньше месяца, так что из дома я старался её не выпускать.
Когда прошло немного времени, и новых нападающих не обнаружилось, приказал Артузову никого не выпускать с вокзала и задержать поезд. Понятное дело, что заниматься борьбой с терактами — дело жандармов и полиции, но пока они расшевелятся, могут уйти возможные сообщники террориста или наблюдатели. Семецкий же, не дожидаясь, организовал первую медицинскую помощь раненым. Бомба была мощной, и дала множество мелких осколков, так что раненых оказалось шестнадцать человек. К счастью, бросить бомбу террорист не успел, она взорвалась вдали не только от нас, но и от большинства других отъезжающих-провожающих. Стоявших ближе посторонних, к большой удаче для них, прикрыло от осколков его тело.
В итоге остальные осколки потеряли значительную часть скорости, прежде чем попали в кого-то, и их энергии едва хватило на то, чтобы пробить плотные пальто. Наиболее серьёзно пострадала одна девчушка из провожающих, осколок попал в голову, но и в этом случае отрикошетил от костей черепа, обошлось контузией.
Ещё я подумал о том, что надо предупредить жену. Хотел позвонить, но Генри убедил, что нервничать ей сейчас нельзя, поэтому надо сделать это лично. Она должна сначала увидеть, что со мной все в порядке, а уж потом узнать причину. Ну и утешать её, если что, у меня получится лучше всех. Он же подсказал, что и врача неплохо бы захватить с успокаивающими средствами. И он с охраной меня сопроводит.
А оперативными и следственными мероприятиями займутся те, кому положено…'
— Как докладывать, Юрий Анатольевич? Вкратце или подробно? — уточнил Артузов.
— Секундочку, Кирилл Бенедиктович! Дорогая, скажи сначала, что там с ранеными?
— Ранения, в основном, лёгкие, жизни ничего не угрожало с самого начала. Девочка с контузией ещё в воскресенье пришла в себя, врачи говорят, что должна выкарабкаться.
— Выплатить всем от Холдинга пособие на лечение. Сумму определишь сама, но постарайся сделать это быстро. Так, Кирилл Бенедиктович, теперь вы. Нас интересуют установленные факты, следственные версии, предпринятые действия и планы. Не упускайте ничего! Но при этом сам доклад сделайте сжатым. Если потребуется, мы уточним.
— Ясно! По вашему распоряжению, отправление поезда отменили и начали проверять всех присутствовавших в вагонах и на перроне. Четверо оказали сопротивление или пытались бежать. Из них один — кассир-растратчик в розыске, а другой — местный гимназист, вдохновившийся вашей биографией и решивший бежать в Соединённые Штаты.
Я невольно хмыкнул. Скорее всего, дело окажется в несчастной любви. За возможностями нынче ехать отсюда в Америку глупо.
— Зато двое других оказались интереснее. Одному из них удалось развязать язык. Выяснилось, что акцию против вас предприняла боевая группа СДКПиЛ[65]. По его наводке задержали и четвёртого. Спокойно сидел в вагоне, при задержании не сопротивлялся, упорно заявляет, что с остальными не знаком, и что всё это провокация. Я выслал описание задержанных и краткое изложение ситуации телеграфом в Ригу, Аркадию Францевичу.
Тут он посмотрел на меня, ожидая реакции. Я кивком подтвердил, что полностью одобряю. Начальник сыскного отделения Рижской полиции был учителем Артузова и до сих пор консультировал по старой памяти по сложным вопросам.
— Он обратил внимание на то, что СДКПиЛ официально не одобряет террор. Однако заговоривший террорист заявил, что их группа не согласна с этой линией, а эффект от вашей смерти для их борьбы заставил бы и остальных изменить мнение!
Я резко привстал.
— Какой эффект, Кирилл Бенедиктович? Он не объяснял? Мы далеки от дел Польши и Литвы, почти не работаем там, сам я в прессе изображаюсь, как сторонник прогресса, причём не только в Империи, но и во всем мире. Какой же эффект? Им что, сатрапов и угнетателей поближе не хватает?! Чья смерть действительно могла бы вызвать резонанс среди польских и литовских рабочих?
— Единственной правдоподобной версией нам с господином Кошко кажется «заказ» на вас. Причём заказ крупный, способный существенно пополнить партийную кассу. То есть, скорее всего, это не политика, а деловые интересы.
— Или чья-то месть! — тихо добавил Семецкий.
— Или так! — согласился Артузов. — Эти версии мы тоже рассмотрим. Для начала же надо опознать террористов. Наш «говорун» назвал только клички, а документы у них, вероятнее всего, поддельные. Поэтому я передал с курьером фотографии задержанных и материалы по ним в Столицу и в Ригу. Также планирую послать несколько людей в частном порядке в Литву и Польшу. Поищут ниточки там.
— Понятно! — тут я обратился к жене. — Родная, ты не хочешь пойти прилечь? Уже поздно, а обсуждение версий затянется! В твоём положении надо больше спать и меньше волноваться.
— Боюсь, я буду больше волноваться, если не буду ничего знать!
Обсуждение и в самом деле затянулось. К сожалению, бизнес-конфликтов, которые могла бы решить моя смерть, было множество.
Наиболее очевидными были «кавказский» и «дальневосточный» варианты. Мы туда только входили, а как ни старайся играть по стратегии «win-win», всегда найдутся те, кто сочтёт себя обиженным.
Менее очевидным был «московский» вариант. Марк Вальдранд, внук Рабиновича, снова предложил заняться финансовой алхимией. На этот раз не вокруг гидроэнергетики, а с землёй.
С этого года начиналось строительство кольцевой железной дороги в Москве. Фактически, границы Москвы существенно расширялись.
Вот он и предложил комплексный план нашего участия в проекте. Для начала предлагалось выкупать дворянские и крестьянские земельные участки. И со временем превращать их в дачные участки, участки под жилую застройку, под склады, заводы и теплицы. В результате стоимость активов должна была в течении считанных лет вырасти в десятки раз.
А дворянам и крестьянам взамен предлагались разные компенсации: кому-то новый участок ещё не занятой земли, другим — доля в доходных домах, третьим — просто привилегированные акции строящихся ГЭС. Некоторые выбирали кредит под деловое развитие. Новые, куда большие участки земли на торфяниках в дальних окрестностях Москвы, которые мы тоже начали скупать и осушать, птицефермы и теплицы. Почти сотня крестьянских семей соблазнилась нашей программой кредитования фермеров в районе маньчжурских железных дорог.
Причём работали мы там комплексно. Крестьянам не просто предлагали новый участок и кредит, нет. Мы решали по уже отработанной схеме проблему выкупных платежей. А дворянам либо предлагалось решение проблем с состоянием «имение было заложено и перезаложено» (а таких более двух третей), либо «мы дадим вам возможность развиваться интенсивнее».
Было затеяно образование нескольких десятков сельхозкооперативов и трёх Акционерных обществ, в которых доли были у банка, крестьян, дворян и у прочих сословий.
Честно говоря, я бы не полез в этот бизнес-проект, управленческих ресурсов категорически не хватало! Но меня успокоило то, что в ближайший год потребуется только скупать землю и прорабатывать договорные схемы, с чем справлялись и наёмные юристы, а к следующему году мы уже сможем развернуть свои проектные и строительные мощности.
При этом, естественно, мы сразу столкнулись в интересах с «Крестьянским» и «Дворянским» банками. Нет, с ними уже велись переговоры о сотрудничестве. Нам было, что предложить. Та же связка кредитов с поставками топлива, удобрений, механизмов уже дорогого стоила. Однако мы с ними всё же «толкались локтями». Да и других скупщиков поменьше тоже хватало. Кого-то из них мы тоже могли ущемить, а помельче эти скупщики были только на фоне банков и нашего Холдинга. На то, чтобы профинансировать теракт, денег хватило бы у многих.
— А почему вы отказываетесь от «маньчжурской» версии? Мы туда активно влезаем, могли и местных чем-то зацепить!
— Я не отказываюсь, просто считаю её маловероятной. Маньчжуры или китайцы вряд ли стали бы задействовать социалистов. Скорее, наняли бы бандитов или вышли бы на вашего приятеля господина Фань Вэя. Скорее уж, так могли бы действовать японцы.
— Согласен, надо проверить и «японскую» версию. Что ещё остаётся?
— Британцы. Эти всегда под подозрением. Слишком уж обширны у них интересы, иногда и не поймёшь, где их ущемил. Немцы могли встревожиться из-за вашего синтеза аммиака. Концерн BASF желает сохранить место основного производителя анилиновых продуктов в мире. И американцы. Эта ваша идея с «программой обмена» многих из них задела.
Если быть справедливым, идея не моя. Это Столыпин буквально дня через два после отъезда прислал письмо. В дороге написал. Напоминал про наше обещание прислать специалистов, которые взглянули бы опытным взглядом на перспективы в той губернии мелиорации, удобрений, механизации и прочего.
А далее он писал, что понимает, с людьми у нас напряженка, но он готов принять не только опытных, но и учеников, по два-три на каждого опытного. Пусть помогают, опыта набираются и у своих шефов, и у местных. Ну и он, в свою очередь, пришлёт местные кадры ко мне. Обмениваться опытом. Чему-то они научатся, работая у нас, чему-то — научат нас.
И вот тут у меня вдруг «сложился паззл»! Это же неплохой выход из кадрового дефицита! Обмениваться кадрами со Штатами! Мы будем развивать в Маньчжурии и на Дальнем Востоке химические производства, в том числе и те, о передаче которых в САСШ мы уже договорились. Но в строительстве и разворачивании производства будут участвовать не только наши, но и инженеры, химики и прочие специалисты из САСШ. А также американские деньги и американские структуры!
При этом корпоративно всё выстраивалось так, что большая часть предприятий временно принадлежала американцам, хоть и управлялись нами. Мы могли выкупить контрольный пакет после возврата инвестированных средств. Кроме того, по этой схеме мы получали активы в Соединённых Штатах. Исключений из этой схемы было немного — те небольшие химические предприятия, которые я готовил к уничтожению перед захватом их японцами. Ну не хотел я делиться пока ни составом своих катализаторов на некоторых процессах, ни тонкостями устройства ректификационных колонок. Впрочем, эти участки я и в Соединённых Штатах оставлял за собой.
Да, то тоже многим могло не понравиться. Черт, это по скольким же любимым мозолям я успел потоптаться?!
— Понятно. Ещё версии есть?
— Месть, как тут уже говорилось. Вы вытеснили местных «царей горы» с их кочек, именно на вас покушался Станислав, вы лично участвовали в аресте Аристарха Лисичянского. Теоретически, у пострадавших или их родственников могла найтись нужная сумма.
— Согласен. Проверьте и эти версии. И, Кирилл Бенедиктович, я доверяю вам с вашим опытом самостоятельно решить, чем надо делиться с полицией и жандармским управлением.
— Стоп! Опять гусеница полетела!
Артем заглушил двигатель и выбрался наружу. Машину недаром назвали вездеходом — в программе испытаний они забирались и в грязь, и в каменистые россыпи, ездили по кустарнику и песку. Мотор работал выше всяких похвал, к электрической трансмиссии тоже претензий не было, вылизали её уже в достаточной степени. А вот подвеска и гусеницы подводили слишком часто. Говорят, идею «свечной подвески»[66] тоже Американец выдал. Но тут он сам себя перемудрил. Пока что выходило слишком сложно, а сложное быстро ломается. Похоже, нескоро получит Воронцов эти самые вездеходы.
А идея ведь любопытная. Артём Рябоконь ощущал, что его тянет к этой машине даже сейчас, когда его мысли были с раненой Ксанкой. Счастье, что обошлось только контузией. Эх, попадись ему эти социалисты, он их так отделает, мать родная не узнает!
'…следствие шло своим чередом, но меня тогда просто захлестнул вал дел и забот. В апреле пришлось отправить в Манчжурию Степана Горобца. Никому больше я не мог доверить ни становление химического завода, ни, тем более, планов по скрытой мобилизации.
В мае у нас родился первенец, здоровенный мальчишка, названный нами Михаилом, в честь дедушки моей Натали. Через неделю родила и Софочка, так что и тут в управленческих кадрах образовался зазор.
Тогда же, в мае, мы запустили, наконец, аммиачный цех. Повертеться пришлось от души, забросив деньги и занимаясь почти только одной химией. О том, насколько я был загружен, красноречиво говорит тот факт, что мы почти на три недели прекратили выпуск ионисторов. Почти семьсот тысяч недополучили!
А в июне двинул в Манчжурию и Семецкий. Причём не один, а с целым отрядом.
Примерно тогда же уехал на юг и Графтио. Его «поделили по-братски» Воронцовы-Дашковы и Витте. Первым он должен был начать строить ГЭС на Кавказе, а всесильный премьер подумывал о начале строительства Днепровского каскада ГЭС[67].
Как я без них всех выкрутился — лучше и не спрашивайте! А ведь помимо всего прочего, пришлось ещё и в дела «Капитанов» вникать. Молодёжь требует внимания. Иначе дурить начинает. А у нас как раз и начали. Покушение на меня, пусть и неудачное, вызвало бурные споры. Артём Рябоконь, капитан «Прогрессоров», оказался лидером консервативного крыла, и призывал к репрессиям против социалистов всех мастей.
Его же подруга Оксана Воробьёва, капитан «Воробушков», напротив, взывала к «понять и простить». Мол, это всё от нищеты народной. А что Воронцов у нас на прогресс работает, так это они просто не разобрались… А нашлись ещё и националисты, винящие во всем поляков с литовцами, а заодно уж и прочие малые народности — евреев, финнов, армян, грузинов… Ну и как их при таких делах забросишь? Приходилось вникать, беседовать, разъяснять… А помимо всего прочего — загружать работой и спортом, походами и синематографом…
Ну и денежные вопросы нельзя было забрасывать. Оказалось, что очень сильным дополнительным «рычагом» для продвижения наших инвестиций в Манчжурии было то, что часть средств мы выдавали не в натуральном виде — механизмами, стройматериалами, продукцией, а наличными.
Причём, не просто наличными, а серебром!!! Серебро у нас было, но в слитках. А там были нужны монеты. Вывозить их из страны частным лицам не воспрещалось, но когда чиновники осознали масштабы утечки серебра, они тут же принялись «защищать интересы казны». И тот факт, что это серебро от меня же и поступало, их не волновал вовсе. Чтобы устранить это нелепое препятствие пришлось затратить пять месяцев. И не только выходить на Витте, но даже получить приказ от Николая II.
Впрочем, тогда ходили слухи, что Витте хочет углубить свою денежную реформу, то ли выпустив больше серебряных монет, то ли биметаллических, то ли вообще положить часть слитков серебра на депозит во французских банках…
А вот Рабинович особо не парился. Он просто в союзе о Старшими Братьями наладил чеканку российских серебряных рублей в самой Манчжурии. Китайцев, я имею в виду простых людей и бизнесменов, а не чиновников и правительство, это особо не волновало. Серебро настоящее? Вес соответствует? Ну и ладушки! Но я не хотел оставлять «хвостов», за которые потом нас можно было бы «дёрнуть» и настойчиво добивался разрешения официально чеканить и вывозить наши рубли в Китай. Так что вскоре российские серебряные монеты можно было в больших количествах встретить не только в Манчжурии, но и в остальном Китае.
В июле мы начали ещё и выпуск ДДТ[68]. Могли бы и раньше, вещь очень нужная и полезная, но для его производства нужно много хлора. Дешёвый хлор можно получать только электролизом солей, а электролиз — процесс очень энергоёмкий. Электроэнергии нам раньше не хватало, но с вводом в эксплуатацию второго и третьего агрегатов Маткожненской ГЭС дефицит удалось устранить.
Следствие же шло своим чередом. Постепенно у нас осталось только три версии. Лидировали «кавказская» и «британская», поскольку выяснилось, что руководитель группы напавших на меня боевиков плотно контактировал с социалистами с Кавказа и с британцами. Но не сбрасывали пока со счетов и версию мести за Станислава Свирского. Его беглый родственник, незабвенный Ян Карлович, имел неплохие связи в Польше и располагал капиталом. Так что заказчиком мог оказаться и он. Но начать мы решили с Кавказа…'
Глава 18
Вокзалы всегда становятся шумными перед прибытием или отправлением поезда. Так устроена жизнь! А в южных городах шума и толкотни в этих случаях разительно больше. Но сегодня на перроне творилось нечто невероятное. Казалось, сюда собралась половина города. Многие из встречающие что-то вразнобой кричали на русском, армянском и грузинском, каждый на своём языке, и в этом гаме не получалось вычленить ничего внятного. Впрочем, о чём тут гадать? Добро пожаловать — вот что они кричали подъезжающему поезду. Вот, наконец, поезд замер, паровоз фыркнул последний раз, и проводник вагона первого класса, споро отворив дверь, выпрыгнул на перрон и торопливо протёр поручень от налипшей за время пути пыли.
Из вагона показался какой-то важный господин. Когда несколько представительно выглядящих армян торопливо приблизились и приветствовали этого господина рукопожатием, восторги толпы усилились до невероятного.
Между тем они повлекли встречаемого в город, и народ потянулся вслед, продолжая что-то выкрикивать. Остальные пассажиры совсем растворились в этой толпе.
— А кто ж это такой был? — полюбопытствовал проводник у кого-то из встречавших, когда толпа поредела.
— Ты что, не знаешь?! Такого человека вёз и не знаешь?! — поразился тот.
И гордо добавил:
— Да это же САМ хозяин «Армянского радио!»
Переписка с Нобилями шла долго. Они быстро убедились, что инициатива проекта была не моей, и потому вопрос о том, быть проекту или нет, уже даже не стоял. Но они отчаянно торговались, выставляя совершенно неприемлемые условия.
Например, в самом первом письме они категорически потребовали «немедленно прекратить сотрудничество с этим прохвостом Тринклером», чем поставили в тупик не только нас с Натали, но даже и нашу Софью Карловну, которая держала в уме всех значимых собственников, управляющих и инженеров, с которыми сотрудничал наш Холдинг. Только после специального запроса в нашу картотеку удалось выяснить, что это молодой инженер, создатель бескомпрессорного нефтяного двигателя высокого давления, называемого также «Тринклер-мотором». В прошлом году «Ладожские паровые двигатели» переманили его к себе с Путиловского завода.
Вернее как переманили? Просто подхватили, когда с Путиловского его уволили по требованию всё тех же Нобилей. Оказывается, Тринклер-мотор был конкурентом двигателю Дизеля, на который Эммануил Нобиль успел приобрести патент.
Требование это выглядело дурацким, никак не соответствовало уровню обсуждаемого вопроса, и мы никак не могли понять, тянут ли они время, желая всё же меня устранить, или это просто мы кардинально по-разному видим ситуацию. Так что я решил разрубить гордиев узел, лично переговорив с ними в резиденции Наместника. Ехать ко мне они отказались бы категорически, а резиденция Наместника — как бы нейтральная территория.
Но тут возникло неожиданное препятствие. Ехать туда без солидной охраны, так меня с высокой вероятностью попытаются убить. Но и приехать с большой охраной означало потерять лицо, показать, что я их боюсь.
Решение предложил Николай Иванович. Его проект «Армянского радио» оказался невероятно успешным. Удачный коктейль из шуток, бытовых зарисовок и тонких намёков на «наши братья в Турции страдают» привёл к дикой популярности ведущих. А анекдоты из цикла «У армянского Радио спрашивают…» пользовались невероятным успехом по всей империи — в светских салонах, на офицерских пирушках и в пивных. Самые приличные из них даже стали печатать в газетах.
И потому пущенный накануне слух, что в такое-то время таким-то вагоном завтра прибудет САМ хозяин «Армянского радио», обеспечил толпу, в которой я и моя охрана были совершенно неприметны. Чтобы в таких условиях покушение стало успешным, к нему надо готовиться. Но в этот раз готова была именно моя охрана. Так что мы в оговоренном месте аккуратно выбрались из толпы и без приключений добрались до резиденции Наместника.
'…Был у нас заготовлен не менее эффектный способ отбытия. Но это не потребовалось. Лицом к лицу мы с Нобелями наконец-то сумели договориться к взаимному удовлетворению. Я получал фиксированную оплату за переработку прямогонного низкооктанового бензина и солярки. При этом они получали топливо с высокими октановыми числами, а я — бензол, толуол, стирол и прочее сырье для красок, пластиков, лекарств и взрывчаток. Цены определялись по специальным формулам, но всегда болтались где-то между теми, которые были в момент подписания соглашения и рыночными на момент поставки.
Аналогично решили и по Тринклеру. По принципу «пятьдесят на пятьдесят». То есть на каждый выпущенный им Тринклер-мотор наш Холдинг обязался докупить ещё один у завода, принадлежащего Эммануилу Нобелю.
Данное положение Нобели отстаивали с невероятной и непонятной мне ревностностью, грозя даже отказаться от всей сделки. Я же пошёл на него с лёгким сердцем, потому что нам с Натали удалось убедить Тринклера и его нанимателей «затачивать» дизеля именно под солярку. Но и дизеля, работающие на сырой нефти нам были нужны. Почему? Да для нефтедобычи! Чтобы не гонять туда солярку, раз под боком есть сырая нефть. А в области дизелей, работающих на сырой нефти, Нобили были первопроходцами.
Соглашение в таком виде было Нобилям куда нужнее, чем мне, так что теперь у них не было резона меня убивать. Следовательно, если покушения продолжатся — это не они!
Дополнительным же бонусом для меня оказалось то, что Ротшильды предложили заключить аналогичную сделку. Причём с переработкой, как на моем Батумском нефтехимическом предприятии, так и на другом, новом, которое они предлагали построить во Франции. А немного погодя схожую сделку мы заключили по «восемьдесят пятому» бензину и с американской «Стандарт Ойл»[69]. Как говорится, не прошло и трёх лет…'
— И попрошу символически перерезать ленточку присутствующего здесь профессора Императорского Санкт-Петербургского университета Дмитрия Ивановича Менделеева! — с этими словами новый губернатор протянул учёному лежащие на красной атласной подушечке и ярко сияющие ножницы из нержавеющей стали.
Я невольно восхитился! Вот умеют всё же в этом времени всякими деталями подчёркивать торжественность момента. Создавать церемонию буквально считанными штрихами. Оркестр заиграл нечто бравурное, Великий князь и другие почётные гости поощряюще захлопали, а Дмитрий Иванович взял ножницы и направился к лестнице и аккуратно перерезал в двух местах черно-жёлто-серебряную ленточку! Когда обрезок и ножницы были переданы торопливо подбежавшему ассистенту, профессор подошел к микрофону, поблагодарил за честь и передал слово мне. «Как невероятно много сделавшему не только для открытия Университета в Беломорске, но и для всего края!»
Я в свою очередь выразил надежду на большое будущее открываемого Университета, пообещал, что буду прилагать к этому все усилия и в заключение сказал:
— Тем более, что начало научным свершениям положено. В лаборатории Университета удалось открыть новый элемент. Мы предложили назвать его дейтерием! Ура, господа!
— Ур-ра-а-а! — восторженно присоединились присутствующие.
'…Ну, а как мне ещё было его назвать? Дейтерий — он дейтерий и есть! Я так привык, пусть так и дальше будет, зачем создавать себе путаницу в жизни? Я твёрдо продолжал политику научной рекламы Беломорска, а в данном случае мне этого ничего не стоило. Дейтерий, а вернее, тяжёлую воду из обычной выделяют электролизом растворов. На моих предприятиях электролизом разлагались тысячи и тысячи тонн воды! Так что я просто немного перестроил процесс — и начал получать полуторапроцентный раствор тяжёлой воды. Тоннами. А дальше обогатил тяжёлую воду в лаборатории. Ну и отдал на изучение своим химикам. Они аж рты пооткрывали — новый элемент, во всем подобен водороду, но атомный вес ровно вдвое больше. Немного отличаются и температура кипения дейтериевой воды, и температура замерзания. То есть всё же — другой элемент!
Ну не мог же я им сразу про изотопы рассказывать?! Да и не хотел, если честно! Додумаются сами — хорошо. А нет, так и мне и славы открытия нового элемента довольно! После банкета я отдал Дмитрию Ивановичу черновик статьи в научные журналы. Пусть почитает, может, и поправит. И уж точно, что точно посодействует в публикации. Но эффект оказался иным. Менделеев ворвался к нам в «АмБар», где мы с Натали пили утренний кофе. Она лишь недавно смогла позволить себе возобновить эту привычку, оставляя Мишку на няньку хотя бы на пол часика, и наслаждалась временной свободой. Говорить он начал ещё издалека, торопливо поприветствовав нас и возбуждённо размахивая черновиком полученного от меня сообщения, начал говорить…'
— Юрий Анатольевич, посмотрите. Как всё интересно складывается! Почти три года назад вы доказали, что атомы имеют плотное положительно заряженное ядро. А чуть ранее вы отрыли протоны. Потом учёными были измерены заряд и масса протона. Ну и наконец, вы не только измерили заряд электрона, но и объявили награду за определение его скорости, предположив, что отсюда удастся рассчитать массу.
— Да, всё так и было, и что с того?
— Подождите, Юрий… Анатольевич, не перебивайте! Мне важно изложить всё по порядку. Итак, ещё два с лишним года назад удалось доказать, что масса атома водорода равна сумме масс электрона и протона. То есть, весь атом водорода — это просто ОДИН протон и один электрон.
— Естественно! — поддержала беседу моя супруга. — Даже мне понятно, что раз атом нейтрален, то в нем равны суммарные заряды положительных ядер и электронов.
— Да, вы абсолютно правы, Наталья Дмитриевна! Год назад американцам удалось измерить заряд альфа-частиц, и оказалось, что он равен двум. А в этом году в ваших лабораториях доказали, что альфа-частицы — суть ядра гелия. То есть, в водороде, первом элементе периодической таблицы — один электрон, в гелии, втором элементе — два…
— Да, я помню вашу заметку в декабрьском номере «Научного обозрения»! — подхватил я. — Вы предположили, что номера элементов могут совпадать с числом электронов в атоме. А значит, и с зарядом ядра.
— Нет, я не предположил, а всего лишь допустил это, — недовольно уточнил Менделеев, выделив слово «допустил» интонацией. — Это только прямую линию строят по двум точкам, Юрий Анатольевич! И серьёзный учёный должен об этом помнить. Но я призвал научный мир проверить эту гипотезу.
— И что?
— Ничего пока! — пробурчал он. — Задачка оказалась непростой. Но важно другое. Этот ваш новый элемент, дейтерий… Он ведь, на первый взгляд рушит всю мою теорию! Судя по атомной массе, именно он оказывается вторым, а не гелий!
Н-да-а… А вот об этом я и не подумал. Не хватало ещё, чтобы тут периодическую таблицу под сомнение поставили! И по научному авторитету Менделеева потоптались. Похоже, надо снова что-то придумывать! Но оказалось, что Дмитрий Иванович ещё не закончил.
— И тут меня осенило! Ведь вы показали, помимо прочего, что заряд у дейтрона, ядра этого вашего дейтерия, тоже равен единице. А значит, в атоме дейтерия тоже всего один электрон, как и в атоме обычного водорода, понимаете!
Я отделался неопределённым кивком.
— И при этом химические свойства у них невероятно близки, различаются лишь массы! Так что, если химические свойства атома определяются лишь числом электронов в атоме? Равным заряду его ядра? Что, если и иные атомы, с очень даже дробными весами, вроде хлора, на самом деле состоят из разных по весу атомов? Просто у них одинаковый заряд, вот и одинаковый химизм. Потому они и выделяются вместе!
— Смело, Дмитрий Иванович, смело! Но я думаю, мы сумеем проверить эту гипотезу!
'…Я был потрясён. И не просто потрясён, а унижен, раздавлен и смят. Многие и неоднократно высказывали удовлетворение тем, что в моём лице Россия получила не только своего Эдисона, но и второго Менделеева. Но я-то сам знал цену своим научным достижениям и открытиям. Большая часть была просто наглым плагиатом с моей стороны. А меньшая — компиляцией. То есть, старой идеей с минимальной модификацией. Нет, мне приходилось изрядно повозиться, чтобы «приземлить» известную мне технологию на нынешнюю производственную и сырьевую базу. Задача непростая, ценная для производственников, но в научном плане котируется не очень высоко. Таких «приземлителей» среди прикладников — каждый второй. А открытиями могут похвастаться немногие.
По сути, в области науки я испытывал гордость за две работы. За Горобцов, самостоятельно открывших способ получения вольфрамовой нити, и за свою технологию переработки шунгита в ионисторы. Пусть даже большую часть опытов делал не я, но и Эдисон тоже всего лишь ставил задания подчинённым. А изобретателем лампочки все считают его. За прочее же мне регулярно бывало стыдно. Не за кражу, а за незаслуженно получаемую славу. И ведь даже жене я не мог открыться! И вот тут я смог сравнить себя с настоящим гением. Казалось бы, ему выдали факт, разрушающий его научную теорию, не оставляющий камня на камне. И что? А ничего! Он тщательно всё обдумал, и всего за одну ночь — за одну ночь! — додумался не только до существования в природе изотопов, но и до связи химических свойств с количеством электронов!
Мне было стыдно за себя, но я восхищался Дмитрием Ивановичем. И гордился тем, что у нас в России был такой гений! И твёрдо решил, что соберу калютрон[70] и разделю хотя бы несколько лёгких элементов на изотопы! И приложу все усилия, чтобы сделать это ещё при его жизни! Пусть порадуется!
А ещё я тогда впервые задумался о написании этих мемуаров. Я понимал, что не могу, просто не имею права признаться в своём самозванстве ни жене, и соратникам! Потому что это повредит не мне, а делу. И в конечном счёте — повредит всем, кто мне доверился. Но пусть хотя бы сын и потомки прочтут. И судят. По всему, что я сделал, хорошему и дурному…'
— Дзы-ы-ы-ынь! Дзы-ы-ы-ынь! — противно подал голос телефон. Вы замечали, что наиболее противно будильник или телефон звенят, если ты сильно недоспал? Что за сволочь меня разбудила? Убью! Ну или хотя бы уволю! Хотя… Хм! Начало десятого! Вообще-то, в это время я обычно уже на ногах и работаю. Но вчера засиделся за расчётами. Пытался понять, где же мы налажали с синхрофазотроном.
Нет, если бы мне требовалось разделять тысячи тонн изотопов, я бы пошёл иным путём. Вряд ли осуществимым в ближайшее время. Но мне-то требовались считанные граммы, а для этого ничего лучше калютрона не придумали! Но калютрон начинается с циклотрона. Вот и возился. Мысль подтвердить идеи Менделеева постепенно трансформировалась в идею добиться от шведов выдачи ему «нобелевки». А что, заслужил ведь!
Да и для дела будет польза! Тем более, что шведы в последнее время активно хотели со мной дружить! В смысле — вести общий бизнес. Очень уж им наши легированные стали нравились. И дюрали. Мы даже начали осторожные переговоры о соединении железных дорог Великого Княжества Финляндского и Швеции. А что? До пограничного финского Торнио «железка» как раз в этом году дошла. Если теперь шведы построят дорогу от Бодена до Хапаранды, и мы перекинем мост между двумя частями Торнио, то нам даже лёд на Ботническом заливе не будет мешать торговать!
Разумеется, это требует куда больших объёмов поставок, чем сейчас, но разве кто-то против? Я лично — только за! У шведов есть, чему поучиться. Так что я охотно расширю программу по обмену опытом. Они учатся у наших, а наши — у них. Ну и «нобелевка» для Менделеева, как я уже говорил, нам не помешает. Так что пусть и они думают, как русским понравиться!
Чёрт, опять растёкся мыслью по древу! А телефон продолжает надрываться!
— Алло! Слушаю!
— Задержали новую группу террористов, Юрий Анатольевич! — Раздался в трубке голос Артузова. — Сработала ваша идея с собачками! Прямо на вокзале их опознали! Собаки взрывчатку и оружейную смазку унюхали. Ну и бросились обниматься! Хозяин тут же извинился, а мои люди проследили! Но задерживали их уже ночью, в гостинице. Взрывное устройство и оружие их изобличало, так что удалось разговорить. Эсеры! Москвичи! Боевая организация. Получается, что заказ на вас ещё действует.
М-да уж, обрадовал так обрадовал! Ну некогда мне с террористами воевать. И прятаться от них не могу! Мне по стране ездить надо! Недавно вон в Москве Институт Горного дела открывать ездил. Не получалось Питерский Горный расширить так, как мне требовалось. Нет, немного они расширились, но со скрипом. У них, видите ли, до сих пор институт за кошт заводчиков содержался. Кому сколько специалистов надо выучить, тот столько и платил. А потом брал к себе на работу. И идею, что платить будут студенты за счет банковского кредита, они отвергали с ревностностью религиозных фанатиков. Чушь, мол, и ересь! Пришлось платить нам.
Хотя чушь как раз то, что делали они! Сами посудите, у нас же богатейшая на полезные ископаемые страна! Только наш Холдинг вот-вот выйдет на полста тысяч тонн меди, десять тысяч тонн никеля и порядка двадцати тысяч тонн первичного алюминия. Да только это тянет по лондонским ценам миллионов на шестьдесят — шестьдесят пять рублей ежегодно! А по внутренним — на все девяносто! А ведь есть ещё сталь, нефть, удобрения, квасцы… Все это я произвожу из добытого с «открытых» мною месторождений. Термина ВВП тут пока нет, но понимание-то должно быть! Да там одних налогов, если в золоте считать, около двадцати тонн ежегодно в казну приходит! Так нет, не только не чешутся сами, но и когда тыкаешь носом, говоришь о пользе для страны, для государства и народа — отворачиваются!
Кстати, мы ведь и впрямую серебро казне продавали. И никель. Оказалось, что ещё великий русский физик, академик Борис Якоби, предлагал начать чеканку монеты из никелевых сплавов. Чернов рассказал, что по предложению Якоби в 1871 году на Брюссельском монетном дворе даже были отчеканены пробные образцы предлагаемых монет. Но тогда это предложение в Министерстве финансов отклонили. А вот сейчас, когда нами обнаружены богатые медно-никелевые руды на территории России, то это предложение снова поступило. Уже от Петербургского монетного двора[71]. Несколько лет шли эксперименты и проработки, но этим летом у нас закупили первые партии никеля и алюминия. А медь они у нас уже несколько лет как закупали, как и серебро.
И ведь не только в этом вопросе! Мы сколько лет бились, доказывая, что нельзя ставить равные пошлины за ввоз пуда механизмов и пуда стали. А нам в ответ — «если поставить на механизмы пошлину побольше, она будет включена в их цену, и предприниматели разорятся!» И мысли, что тем самым разоряют своих строителей механизмов, у них не возникает! Зато вот производителей меди защищают — только держись! В Лондоне цена восемь рублей за пуд, а в России — вдвое выше! И они ставят пошлину ровно в размере этой разницы! И кивают, что в России, дескать, меди дефицит, производят только половину. А если этих не защищать, то и вовсе не останется! Ну да ничего! Уже с этого года я всю нужду в импорте закрою! Цену пока пусть держат высокую, так и быть, я больше заработаю. Но уже через год… Или эти горе-конкуренты у меня разорятся, или все же возьмутся модернизировать производство. Потому что мне выгоднее цену сбросить до двенадцати рублей за пуд, например, и вытеснить их с рынка, чем продавать британцам по восемь!
Впрочем, я опять отвлёкся, а Артузов ждёт ответа.
— Кирилл Бенедиктович. Первое. Раз идея с собаками оказалась эффективна, думаю, надо немного её расширить. Например, обучите находить оружие и взрывчатку маленьких собачек, из тех, что дамы обожают. И пусть ходят с ними по пароходам и поездам. И второе. Душевно прошу вас, постарайтесь все же разговорить их. Найдите ниточки к этому нанимателю. Или хотя бы поймите, «москвичи» это, дядюшка покойного Свирского или кто-то третий, кого мы пока не подозреваем. Нельзя мне сейчас прятаться от них! Дел — выше крыши!
— Причём, крыши нашего тучереза! — хохотнул Артузов. — Понимаю, Юрий Анатольевич. Приложим всё старание!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги