Капкан для Скифа

Серега сдержанно поблагодарил и с расстроенным лицом (его скорбным выражением Станиславский, наверняка б, остался доволен) покинул штаб-квартиру гостеприимных и радушных областных гаишников.

«С машиной пролет», — Серега закурил и нервно забарабанил по рулю основного виновника знакомства с Конрадом Карловичем. Мысли прыгали, мешая сосредоточиться на главном: «Откуда плясать? Как вычислить господина Воробьянинова, скрывающегося под личиной Михельсона? Реальней всего сделать это через фирму. Учредительные документы и все такое. Юридический адрес найти б. Где его взять?»

Достал визитку: «…директор Михельсон Конрад Карлович, телефон мобильный, телефон рабочий, факс… офис! Точно, офис на складе! Там же должны быть договора на ответственное хранение, на аренду помещения и прочая канцелярия. Даже если этих жуликов, что наверняка, и след простыл, все равно какие-то данные в бумагах арендодателя должны быть. Каждое преступление оставляет финансовый след».

Серега повернул ключ зажигания и надавил на педаль газа.

Найдя на базе коммерческого директора, шустрого, вертлявого молодого пройдоху, Рембо быстро запугал его смесью лжи и правды и вытрусил из него все, что тот знал. Этот деляга быстро сообразил, что вступил во что-то нехорошее. На то он и коммерческий директор, чтоб чувствовать паленое еще тогда, когда оно только начинает пригорать.

— Рассказывай все по порядку, крыса канцелярская, — пытал его Савельев. Он закрыл кабинет изнутри и теперь наваливался всем своим огромным телом на стол коммерческого директора, за которым тот пытался спрятаться.

— Пришел он на общих основаниях, без протекции, — откатываясь вместе с креслом подальше в угол от грозного посетителя, торопливо вещал директор.

— Откуда Михельсон мог узнать о сдаче площадей в аренду? — Серега зашел с другой стороны стола и опять навис над директором.

— Мы давали объявление. — Тот попытался выбраться из блокированной Савельевым зоны, но тщетно.

— То есть эту информацию мог получить любой?

— Да.

— Где выходило объявление?

— В прессе. — Парень нашел занятие рукам, он принялся безотчетно перебирать разбросанные по столешнице карандаши.

— Какой?

— Местной. Областной.

— Кто проверял у этого «Януса» документы?

— Бухгалтерия.

— И только?

— Нет, конечно. Я лично проверял.

— И ничего подозрительного не заметил? — усомнился Рембо.

— Нет, все в полном ажуре!

— Кроме Михельсона кого еще видел в их офисе?

— Никого. Мелькала секретарша, но я к ней не присматривался. Еще какие-то люди приходили- уходили. Никого не запомнил. — Давно готовый к этому вопросу скороговоркой выпалил коммерческий директор.

— Идем, посмотрим помещение. — Без особого энтузиазма сказал Серега и выпустил коммерческого директора из угла.

— Конечно. Сейчас я вам все покажу. — С радостью покидая неуютную зону согласился тот и загремел связкой ключей.

Как и следовало ожидать, из всей стильной и богатой обстановки офиса в помещении остались только предметы, принадлежащие арендодателю, то есть: обои, выключатели и розетки. Все остальное было вывезено, скорее всего, вчера вместе с плиткой.

— Договор? Где? — прошипел Рембо прямо в лицо перепуганному директору.

— Сею секунду. Не извольте беспокоиться. Принесу. Шесть секунд. — По лицу парня пробежала волна легко читаемого страха, и он припустил рысью за документами.

Увидев реквизиты, юридический адрес и печать, Серега хлопнул себя по лбу: «Твою волю. Все это есть в договоре купли-продажи плитки. Надо успокоиться и сосредоточиться — дергаюсь, как хвост в проруби».

— Что можешь добавить, деляга? Предложения, вопросы, замечания? — Савельев свернул документы и засунул в барсетку.

— Ничего. — Проводив бумаги взглядом следящего за удавом кролика, помотал головой тот.

— Вот и славно. Веди дела осторожно. Береги себя.

— Угу. Хорошо.

Посоветовав дрожащему, как лист на ветру, директору забыть об этой истории, Рембо покинул территорию, окруженную двухметровым забором с колючей проволокой сверху.

Он с остервенением гнал машину к юридическому адресу фирмы. Не зря он перетрусил эту базу, не зря. Появилась интересная зацепка. В договоре аренды на бокс номер двадцать четыре и офис, площадью восемьдесят четыре квадратных метра, красовалась размашистая подпись Михельсона, а набранная печатными буквами ФИО генерального директора фирмы значилось, как Бессонов И. Н. В договоре купли-продажи плитки эта фамилия отсутствовала. Таким образом, всплыл новый человек, каким-то образом замешанный в этом разводе. И этот человечек может оказаться ключиком к ларчику, в котором лежат деньги, те самые шестьдесят две тысячи долларов. Серегины шестьдесят две штуки, кровные…

Найдя нужный адрес, Серега припарковал машину неподалеку и крепко задумался: «Горячку тут лучше не пороть. Как бы самому не встрять. Как быть дальше? Что исполнять в отношении человека по фамилии Бессонов? Надо его «вывозить» или колоть прямо на месте? Не пора ли подключать Прохора? Или может пока так пообщаться с этим генеральным директором? Так — это как? По-людски? Вряд ли он захочет откровенничать, наверняка, с ходу пошлет подальше. И это будет в любом случае, при любом раскладе. А какие вообще есть варианты? Как этот Бессонов может быть замазан в деле?» — он поерзал в кресле, усаживаясь удобней:

«Первый. Этого типа использовали втемную. Фирма работает, бизнес вертится, а тему с плиткой крутанули за его спиной. Кто? Или подчиненные, или те, кто его кроет. И так, и иначе мне он ничего не скажет. Во всяком случае, сразу и добровольно. Такие ситуации с кем попало не прокачивают — самому надо во всем разобраться, переосмыслить, а уже потом принимать решение. Нет, при таком раскладе говорить со мной он не будет. Это точно.

Второй вариант — более реальный. Он в курсе и в деле… А может, даже руководил всей операцией, — Серега оглядел фасад престижного дома, в котором была квартира Бессонова. — Вполне может быть. В этом случае он тем более говорить не будет. Сразу пойдет в отказ. Знать не знаю, ведать не ведаю. Договор подписан Михельсоном? Какой такой Конрад Карлович? У него еще есть старший компаньон Марк Ариевич? Не слышал, не знаю. Печать? Липа, подделка — сейчас за пятьдесят баксов любую сделают. Плитка? Никакого кафеля в глаза не видел. Не слышал, не знаю, не хочу, не буду… М-да… Похоже, по-хорошему разговаривать смысла нет».

Просидев еще полчаса в раздумьях, выкурив, не останавливаясь, пяток сигарет, Серега понял, что заползает в досужие домыслы. Строить какие-то версии на имеющейся информации глупо, сплошное сочинительство на всевозможных допусках и догадках получается. Надо брать этого Бессонова и прессовать по полной программе. Только так он может пролить свет на отношение его фирмы к Михельсону, Марку Ариевичу, плитке и всей этой истории.

Рембо со вздохом набрал номер Прохора и приложил трубку к уху.

— Есть желание выставить тебе пузырь водки, — после обмена приветствиями, особо не мешкая и не деликатничая, Рембо перешел к делу.

— Водка — это хорошо, — отозвалась трубка нейтральным тоном.

— Вот и я о том же.

— Помощь нужна, — утвердительно произнес авторитет.

— Догадливый.

— Что хотим? Уже чувствую, одним фуфыриком не отделаешься.

— Я тоже.

— Чем могу помочь?

— Парень мне нужен. Прямо сейчас. Поголовастей.

— Нет проблем. Сейчас посмотрю, кто под рукой есть. Куда прислать? — голос Прохора посерьезнел. — Что там за дела?

— Да так. Игры коммерческие. Ничего серьезного.

— Точно? Может, двоих-троих подослать?

— Одного, пожалуй, хватит. А то я с тобой не рассчитаюсь, — вздохнул Рембо и объяснил, где его найти.

— Чего тебя туда занесло? — недовольно пробурчал авторитет. — Не наша территория.

— Я знаю, — безрадостно отозвался Савельев и отключился.

Прохор прислал Рыку — Павла Рыкова, довольно грамотного парня из своего ближайшего окружения. Было уже темно, когда тот подъехал к месту встречи на своей «девятке». Серега рад был увидеть именно Павла. Он давно симпатизировал этому бойцу бригады Прохора. Немногословный, крепкий, умный и рисковый. К тому же, он, как и Рембо, служил в десантуре, правда, не в разведке, а в ДШБ. Где подготовка лучше — вопрос спорный.

Коммерсант давно хотел сблизиться с этим парнем, но тот почему-то держал дистанцию, не подпуская к себе. «Не нравится ему хлеб коммерческий», — довольно быстро сообразил Сергей, но хуже к Рыке относиться не стал. Мало ли какие у кого заблуждения в молодости. Не нравятся пацаненку барыги — не беда, просто не понимает еще он, что хоть и кажутся они на вид все одинаковыми, но бабки и власть разную имеют. И самые серьезные из них гораздо выше любых бандюков стоят.

Рыка в суть темы врубился сразу. Оставив машины в паре кварталов, они присели на лавочку возле подъезда дома напротив. Квартира Бессонова располагалась на третьем этаже, и вести наблюдение за ней было несложно. Решение было принято уже через полчаса. Стрелки показывали двадцать два часа двадцать минут, когда Павел сформулировал свое мнение:

— Судя по всему, он дома один. Откладывать смысла не вижу. Колоть будем на месте, если что — «вывезти» никогда не поздно.

— Согласен, — кивнул Рембо, — вламываемся в хату, глушим и базарим по полной программе.

Дверь квартиры генерального директора Бессонова И. Н. оказалась бронированная, отделанная красным деревом. На вид очень дорогая и крепкая.

— Можно выдерживать осаду, — мрачно заметил Рыка, прячась слева от двери.

— Будем надеяться на лучшее. Должен открыть, — сам себя подбодрил Серега и нажал кнопку звонка. Он улыбался рыбьему взгляду глазка, настроив лицо на максимальную доброжелательность.

За дверью раздались шаги, и уверенный мужской голос спросил:

— Кто?

— Михельсон, — ответил Рембо, продолжая растягивать губы в голливудской улыбке, — Конрад Карлович.

— Кто? — голос стал удивленно-раздраженно-непонимающим. — Какой к свиньям собачьим Михельсон?

— Тот самый. Конрад Карлович. Отчаянный охотник за табуретками. — Савельев поднял руку и дружелюбно махнул в сторону глазка.

— Охотник за табуретками? — собеседник по ту сторону двери растерялся. — Ничего не понимаю. Какие табуретки?

Замок лязгнул, дверь открылась. На Серегу смотрел здоровенный, коротко стриженый накачанный парень с толстой золотой цепью на шее. У Савельева возникло такое ощущение, словно он взглянул в зеркало. От такого типажа он на секунду замешкался, а Рыка среагировал мгновенно — всадил носок своей кроссовки в живот качку и затолкнул последнего вовнутрь. Рембо, опомнившись, бросился ему помогать.

Через пару минут Игорь Бессонов уже лежал в неудобной позе — разбитым лицом в пол. Руки за спиной стягивал его же ремень.

Рыка быстро осмотрел все три комнаты, ванну, туалет и кухню. Выглянул на лоджию. Они не ошиблись — хозяин квартиры был один. Павел закурил и, стряхнув пепел в стоящую на журнальном столике пепельницу, спросил:

— Ждешь кого?

— Нет. В блудняк, пацаны, залезли. Отвечаю, — процедил Игорь сквозь зубы.

Рыка выразительно посмотрел в лицо Сергею и сделал приглашающий жест: беседуй, я свое дело закончил.

Рембо двинул пару раз лежащему хозяину квартиры ногой под ребра и начал разговор. Продолжался он недолго. Уже через пятнадцать минут Серега замолчал и весь покрылся испариной. Действительно, блудняк и блудняк голимый. Как ему раньше в голову не пришла такая элементарная вещь?

Ни о какой фирме, плитке, складе и прочей мути Игорь Бессонов не знал, и знать не мог. Он только сегодня вернулся из командировки в столицу. Все расходы ему оплачивала охранная фирма «Пантера», поэтому в его барсетке Савельев нашел оправдательные документы, включая билеты — туда и обратно. Когда он дрожащими руками разглаживал счет за гостиницу, до него дошло:

— Слышь, Бессон, а твои документы где?

— Какие документы?

— Паспорт?

— Помыла какая-то сука, вместе с лопатником, на вокзале, когда уезжал.

— Это когда было?

— Дней семь-восемь назад.

— Вот дела!

Серега обхватил голову руками. Ему захотелось завыть в полный голос: «Японский Бог. Вот это попадалово. Ни за что отрихтовали братана у него же на хате. Это не блудняк, это БЛУДНИЩЕ. Что ж делать? Извиниться? Или, наоборот, завалить? Замочить, и концы в воду. Никто нас не видел, не знает. Как же быть?»

Он посмотрел на Рыку. Тот уже все понял и неопределенно пожал плечами: делай, мол, как считаешь нужным. Твоя тема — твои проблемы, мне-то что. Прохор дал отмашку на помощь, но не на передел ответственности. В случае чего все косяки на тебе повиснут. Так что думай сам.

Серега немного поразмышлял над сложившейся ситуацией и решительно отправился на кухню за ножом. Поигрывая отраженным от стали светом, он склонился над Бессоновым. Тот, стиснув зубы, наблюдал за своим мучителем:

— Ну, сука, давай! Чего ждешь? — больше он не издал ни звука, только веко левого глаза немного задергалось. Тик.

— Сейчас, не торопись. — Савельев примерился.

Рыка с неподдельным любопытством наблюдал за происходящим. Только на краю раскрывается внутренняя сущность человека. Чувствовать себя сторонним наблюдателем при таком раскладе довольно интересно и комфортно.

— Прости, братан, — Рембо взмахнул ножом и… перерезал ремень. — Под твой паспорт, Игорь, меня развели на шестьдесят две тонны баксов. Думал, ты при делах. Извини, такая непонятка, — он протянул Бессонову руку.

Тот в ответ от души заехал ему в глаз. Рыка усмехнулся и отвел взгляд.

Утро следующего дня напомнило Сереге о вчерашнем фиаско болью в районе левого глаза. Он отбросил одеяло, сморщился от боли и прошлепал босыми ногами к зеркалу в ванной:

«Ууу-ее, — с досадой выдохнул он при осмотре великолепной гаммы из синего, красного, фиолетового и коричневых цветов под глазом. — Ну, и как теперь? Людей пугать? М-да-а… Давно я не красовался на публике с бланшами. Хорошо, что хоть лето», — нашел он себе слабое утешение и прикрыл красоту солнцезащитными очками. Придирчиво осмотрел свое отражение в зеркале. Результатами остался доволен — синяка видно практически не было.

— Теперь можно и на люди показаться! — громко, на всю квартиру заявил Серега.

Сборы были недолгими. Еще вчера, когда они с Рыкой приехали домой и раздавили пару банок водки, он прикинул два направления поисков на сегодня. Так что ломать голову об утренних планах нужды не было. Надо было действовать.

Уже на подъезде к автостоянке он заметил черную «Тойоту» с разбитой фарой. Непроизвольно хищно оскалился: «Машина на месте. Даже если номера фальшивые, по номерам кузова и двигателя хозяин определится быстро. У него можно будет многое узнать… День начинается хорошо».

Однако и здесь ждало Савельева разочарование. Поспешил он с позитивной оценкой наступившего утра.

Вокруг «Тойоты» бегал мужик лет тридцати и картинно воздевал руки: то к небу, видимо, обращаясь к господу Богу, то к двум его заместителям на земле — гаишникам со скучающими лицами.

Рембо почуял неладное, еще не доходя до этих трех фигур. Вокруг них собралось десятка полтора зевак — не особенно торопящихся разъезжаться со стоянки водителей. Серега присоединился к ним и от ближайшего ротозея узнал незамысловатую историю. Стенал и взвывал к справедливости хозяин, у которого угнали эту машину третьего дня утром. На стоянку «Тойоту» загнали в тот же день, всего двумя часами позже, уже с разбитой фарой.

— Ну, мужики, — сотрясал воздух владелец покореженного транспортного средства, — вам же сторожа дали приметы угонщика. Сделайте же что-нибудь! Он высокий, крепкий…

— Ага, ага, ага, — зевая, вторил ему один из гаишников.

Рембо свое описание дослушивать не стал и незаметно ретировался: «Вот, козлы, еще и меня краем подставили. Не хватало еще с мусорьем объясняться».

Отъехав на приличное расстояние от автостоянки, он начал лихорадочно рыться в карманах, затем в барсетке. Нашел интересующий документ. Техпаспорт на «Тойоту» — Михельсон Конрад Карлович. Достал свой на «Мерседес». Сравнил. Не подкопаешься: «Е-мое, это же они такую ксиву штампанули за какие-то пару часов. Кто же за ними стоит? Жаль, отдал права. Там же фотка этого Михельсона была — основание для заведения уголовного дела. Подделка документов как-никак. А с техпаспорта толку мало». Он повертел в руках ламинированный прямоугольник, хотел выбросить в окно, но в последний момент передумал и положил назад в барсетку.

— Здесь пролет! Полный!

Остался еще один вариант. Мобилка. Номер мобильного телефона, по которому он говорил с Конрадом Карловичем. Телефонный номер оформляется по договору, в котором обязательно указываются данные паспорта владельца. И эту организацию на лихом коне не объедешь. Без паспорта — до свидания, договор не оформят.

В городском филиале мобильной связи его встретили неласково.

— Красотуля, здравствуй, — опершись локтями о разделительный барьер, Савельев обворожительно улыбнулся и скользнул взглядом по бейджику администратора. — Лена, обратите на меня внимание. Какие прекрасные девушки здесь работают. Я бы здесь навеки поселился…

— Здравствуйте. К превеликому вашему сожалению это не гостиница. Слушаю вас внимательно. — Ни о какой доброжелательности ее резиновая улыбка не говорила. Вежливое внимание — вызванное рабочей необходимостью — не более того.

— Тут такое дело, — Сергей еще больше перегнулся через барьер и понизил голос до полной интимности.

— Какое дело? — отстранилась от экспансивного посетителя Лена.

— Мне надо данные одного моего нового знакомого…

— Не понимаю вас.

— Ну, что тут непонятного? Я познакомился с парнем на соревнованиях по тяжелой атлетике, — Рембо поиграл мускулами. — И мне надо узнать его координаты.

— То есть?

— Я хочу у вас, прекрасная Елена, по номеру телефона узнать его адрес.

— Так позвоните туда и спросите. — Она с недоумением пожала плечами.

— В том-то все и дело… Я хочу ему сделать сюрприз, понимаете? У него завтра день Рождения. Хочу отослать ему подарок. Прямо на дом, — Серега импровизировал на ходу.

— Так я вам чем могу помочь?

— У вас же в договоре обязательно проставляются его координаты. — Рембо поразился тупости девицы. Он сделал максимально добродушную мину на лице и вложил в рекламный буклетик оператора мобильной связи пятьдесят долларов. — Домашний адрес, пожалуйста.

— Вот в чем дело! — поняла девушка. Она в раздумье взяла яркую книжечку, открыла, убедилась в том, что ей не померещилось — там действительно лежала зеленая бумажка с физиономией президента Гранта. — Вы хотите по номеру телефона узнать адрес нашего абонента…

— Я вас очень прошу, — не сомневаясь в успехе, Савельев положил на стойку листок с номером мобильного телефона Конрада Карловича.

— Так-так, — девушка Лена постучала корешком буклета по столу, что-то взвесила на своих внутренних весах и превратилась в грозного администратора.

— Пожалуйста, не откажите. Уж очень хочется собрату по штанге сделать приятное, — наблюдая происходящую на ее лице метаморфозу, пролепетал Рембо.

— Заберите это, — перед Савельевым на стойку лег злосчастный буклет с зеленой начинкой, — и уходите немедленно.

— Может, еще подумаешь, Леночка? — неуверенно подал голос Рембо.

— Уходите или я позову охрану, — голос девочки, преисполненный гордости за саму себя, зазвенел на весь офис.

— Зря, право же, я ведь не хотел никого… — Рембо сгреб со стола и буклет, и бумажку с телефонным номером.

— Федор, подойдите, пожалуйста, сюда, — девушка махнула рукой в сторону истукана у дверей. — Быстрее, если можно…

Попытка нахрапом купить информацию привела к вежливому выставлению взяткодателя охранниками за пределы офиса.

Савельев поломал голову и решил, что пора кого-нибудь подключать. Здраво рассудив, что по воробьям из пушки стрелять глупо, он остановил свой выбор, наскоро перебрав всех своих знакомых в погонах, на участковом Михалыче. Немолодом, недалеком, но безотказном менте.

В памяти мобилки нужного номера не было. Серега помучил клавиатуру электронной записной книжки и нашел искомое:

— Александр Михалыч? Это Сергей беспокоит. Как служба? И опасна, и трудна? Да, да и очень важна! Конечно. Есть маленькое дельце. Всегда готов? Рад, безумно рад. Вы на месте будете? Тогда я прямо сейчас подъеду.

Капитан Корольков, предпенсионного возраста, встретил коммерсанта с радостью. Он всегда охотно исполнял просьбы молодого богача. (А что делать, время такое, развалили государство, так через так!) Они никогда не переходили за границу дозволенного, которую Михалыч давным-давно установил себе сам — что по эту сторону можно, по ту — ни-ни.

Проконсультировать, дать какую-то информацию, засветить где-нибудь погонами — вот и все, о чем его просил время от времени Сергей. Ерунда. Мелочь. Ни одно из этих действий не шло в разрез с совестью капитана. К тому же не было случая, чтобы Савельев оставался в долгу. Корольков по привычке всегда сначала отнекивался, но потом принимал незамысловатую благодарность: ящик баночного пива, пару пузырей дорогой водки, блок сигарет. Для сидящего на бюджетной зарплате участкового такие вещи лишними никак быть не могут.

Вот и сейчас попросил бизнесмен о деле пустяковом. Полчаса на «Мерседесе» с ветерком — пробить адрес новоявленного партнера по визитке, через мобильный телефон. Почему хорошему человеку не помочь? Бизнес — дело серьезное, его с кем попало вести нельзя.

— И где ты, Сергей, с ним познакомился? — дабы скоротать время Корольков разбавлял дорогу вежливым и, как ему казалось, нейтральным разговором.

— В офис к нам пришел, по объявлению, — спокойно отвечал на суконные, намертво приросшие к ментовской сущности вопросы Савельев.

— Стало быть, без рекомендаций?

— Да, со стороны абсолютно.

— И что хотел?

— С предложением заявился. По бизнесу.

— С каким?

— Так, обычные дела коммерческие.

— А-а-а-а, — протянул капитан. Такой ответ ему ни о чем определенном не говорил. — А что, вел себя как-то не так?

— Как-то, да, не так, как обычные бизнесмены. Подозрительный какой-то этот Михельсон. Скользкий.

— Так откажись сразу от этих дел. Зачем тебе рисковать? — поинтересовался капитан.

— Ну, зачем же так сразу? Взять и отказаться! Предложение у него интересное. Может, он порядочный коммерсант? Кто знает? Может, мне просто показалось?

— Да, оно, конечно. Раз показалось, — покосился на бизнесмена капитан, не улавливая логики в словах Савельева.

— Такая сегодня жизнь, Михалыч! — разгадав его мысли, подмигнул менту бизнесмен. — Сейчас все станет ясно. Приехали!

«Мерседес» остановился у здания, где располагалась штаб-квартира оператора мобильной связи.

— Жулик твой компаньон, — улыбаясь собственной значимости, заявил капитан, выходя из офиса. Отдал визитку, — ни на какого Михельсона Конрада Карловича этот номер не оформлен. А числится за… — он с видом фокусника открыл бумажку и, по-стариковски щурясь, прочитал, — за Бессоновым Игорем Николаевичем, проживающим…

— Черт, — Савельев прибавил еще несколько непечатных слов, — что такое не везет и как с ним бороться…

— Не расстраивайся, Сергей.

— Вот непруха. Полдня убил, — Рембо, конечно, не надеялся, что канцелярия мобильной связи выдаст координаты эфемерного Михельсона К. К., но надежда, что всплывет адресок с другой фамилией, была.

— Так что никаких дел, — продолжал тем временем Корольков, — с этим Михельсоном-Бессоновым…

— Воробьяниновым, — вставил Серега.

— Что? — не понял участковый.

— Не важно, Михалыч, — отмахнулся раздосадованный бизнесмен. — Спасибо, помог. Давай я тебя назад отвезу.

На обратной дороге Рембо не забыл заскочить в универсам и загрузить пакет водкой и сопутствующими товарами.

— Тебе, Михалыч. Выручил. Держи.

— Ну, так… Моя милиция тебя бережет, — принимая пакет, отозвался капитан.

— Хорошо, что не стережет, — совсем невесело пошутил Серега.

Михалыч довольно засмеялся.

Оставалась последняя зацепка. Самая действенная, самая верная, но и самая сложная. Банк. Расчетный счет, через который ушли Серегины деньги. Нужен был доступ к внутрибанковской информации. Сам получить его Рембо никак не мог. Пришлось прибегнуть к протекции «старших братьев» — силовиков. Эти серьезные дяди в больших погонах дали возможность Савельеву, минуя управляющего, пообщаться с персоналом, непосредственно обслуживающим данное малое предприятие. Причем общение было абсолютно откровенным.

Савельев узнал много интересного даже о том, что ему совсем знать не хотелось. При желании можно было сразу заняться шантажом доброй половины банковских служащих, а те, в свою очередь, рассказали б что-нибудь занимательное об остальных. Удивительного в этом ничего не было, если взять во внимание тот факт, что представлен он был как майор очень весомой спецслужбы, и каждый работник старался утопить соседа, а еще лучше, своего непосредственного начальника.

На это занимательное занятие ушел весь третий день. Еще раз, получив подтверждение своей теории о человеческой чистоплотности и порядочности, Серега в этой горе грязи все-таки нашел искомое.

То, что расчетный счет злополучной фирмы открыт неделю назад, Рембо не удивило. Не особенно он поразился и легкости, с какой были сняты шестьдесят тысяч долларов с копейками за один день. При желании можно было даже вычислить, кто именно из служащих банка завернул себе в карман кусочек денег, за скорость. Удивило его другое обстоятельство — снимавший деньги не был Михельсоном. Подписавшийся Бессоновым И. Н., по описанию, был молодой парнишка, характерной семитской внешности, в очках, с небольшой бородкой и усами. Рембо прекрасно понимал, что получающий наличку и есть, скорей всего, главный разводящий. Рисково доверять бабки рядовому исполнителю, мало кто захочет экспериментировать с совестью людей. Уж больно ненадежная это субстанция.

И тут Рембо, наконец, улыбнулась удача. Одну из служащих банка, симпатичную деваху лет тридцати, лже-Бессонов подвозил к налоговой на своей машине. Хозяин фирмы «Янус» ездил на БМВ третьей модели белого цвета с паучком-талисманом. После упоминания о белом БМВ и паучке, Серега мысленно убрал из описания бутафорские очки, бородку, усики и просто опешил от хорошо знакомого образа…

Получалось, что его развел не кто иной как… Парфен, Парфенов Иван Сергеевич. Кореш по гулькам и бизнесу. Теперь понятно, чем он занимался последние десять дней. «Двуликий Янус». Неплохо б выпить винца, дедушка… Понятно. Нюма Срулевич, Конрад Карлович, Марк Ариевич… Угу»…

Перефразируя великого классика, можно легко сказать: «Каждый прекрасный, радостный и светлый внутренний мир замкнут одинаково, любой же лезущий в него снаружи бездарен в своем хамстве по-своему».

Этот стремный плагиат пришел Рыке в голову сразу же после того, как он увернулся от торпедообразного плевка, довольно профессионально направленного в правый глаз. Если бы это была заточка, она, наверняка, воткнувшись в дубовую панель за его головой, загудела бы трепетно-надсадно, пеняя на то, что стальное жало лакомится вместо плоти только деревом.

Итак, безобидный плевок растекся по дверному косяку, а Павел повторил свой вопрос, снова рискуя быть неправильно понятым:

— Пробуем еще раз. Кто еще, кроме тебя, участвовал в этой теме?

Красавец, вполне определенной внешности, чью духовную сущность Рыка обеспокоил таким, на первый взгляд, простым вопросом опять скривился и задвигал желваками — то ли приготавливая новую порцию слюны, то ли уже этим выражая свой протест на такое бесцеремонное вмешательство в его сокровенный внутренний мир. Несколько мгновений спустя он таки выплюнул, но не слюну, а короткую фразу, в которой, не смотря на лаконичность, раскрывался весь глубокий смысл его отношений к Павлу, его матери и прочим родственникам, друзьям и знакомым. Почему-то он вознес их в ранг интимных.

Себя, друзей, знакомых и родственников Рыка ему простил, а вот за непристойные слова касательно матери, сквернослов тут же получил кулаком в нос. Вполсилы. Про отца-то он ничего не сказал. Но кость все равно противно хрустнула. Нос моментально распух, увеличившись в размере вдвое. Вытереть брызнувшую кровь ему было нечем. Руки за спиной сковывали наручники. Крупные капли крови упали на светлую рубашку и брюки. Он дернул головой. Предпринял попытку встать с шаткого стула. Удар ногой в грудь вернул его в исходное положение.

Светлый ежик волос задвигался над гуляющими от бешенства скулами. Отплевывая натекшую из носа на губы кровь, он зашипел:

— Ну, ты, сука…

— Вот ты как говоришь!

Павлу показалось несправедливым такое преимущество губ перед носом. И эту ошибку он исправил легко. Коротким «уракеном» разбил ему губы. Обе. Они расползлись и стали походить на розочку: и формой, и цветом. Кровь потекла обильней. Несколько капель упало на стильные дорогие туфли парня. Он энергично мотнул головой — красные брызги разлетелись во все стороны, пачкая обои на стенах и паркет на полу. Толстая золотая цепь синхронно последовала за движением головы и, зацепившись, повисла на воротнике накрахмаленной, когда-то белой рубашки.

Шипение прекратилось. Вместо него раздался громкий отборный мат, который наиболее интеллектуально-прогрессивная часть общества называет ненормативной лексикой. Так или иначе, весь этот каскад звуков гулким эхом отразился от всех углов комнаты и ударил по барабанным перепонкам. Ни одного слова по существу вопроса сказано не было, и это за… Рыка взглянул на часы — за один час двадцать пять минут. Немудрено, что такое бесплодное общение Павлу уже изрядно надоело.

Рыка встал из-за стола, потянулся до хруста в суставах и со всего маха всадил ему ногу в солнечное сплетение оппонента. Тот опрокинулся вместе со стулом. Павел зевнул, отбросил ногой то, что осталось от стула, и попытался взять жертву за волосы. Удалось это с трудом и то лишь после того, как в захват добавилось еще и ухо. Прическа была явно жидковата. Лицо в немом крике перекосилось от боли, окровавленный рот судорожно хватал воздух.

Подтащив тело к радиатору отопления, Павел освободил левое запястье от стального обруча и защелкнул наручники на трубе. Задумчиво провел рукой по двухдневной щетине и направился к двери:

— Надоел ты мне. Пойду выпью кофе. У тебя есть? — вопрос Рыки можно было б назвать дружелюбным, если не реагировать на металлический цинизм в голосе и не делать скидку на абсурдность ситуации.

— На кухне.

— Какой-то негостеприимный хозяин. Я у тебя первый раз в гостях, уже полтора часа, а ты даже не догадался напоить меня кофе. Ну что ж, придется самому. А ты пока подумай, — Рыка направился на кухню:

— Впрочем… — возле самой двери он круто развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся к батарее. Немного постоял над растерзанным телом в раздумье и всадил носок туфли лежащему братку в живот:

— Чтоб лучше думалось.

Тот несколько раз конвульсивно дернулся и снова затих. Не особенно церемонясь с лицом и ушами, Павел содрал с его шеи золотую цепь. Прикинул тугие звенья на вес: «Неплохо, граммов сто будет».

— Ну, лежи, размышляй.

В ответ раздалось нечленораздельное бурчание. Рыка хоть и не уловил в этих звуках ничего дерзкого, заехал напоследок лежащему пяткой в ухо и покинул комнату.

Вид кухни оставлял желать лучшего. Загаженная двухкомфорочная газовая плита. Ржавая мойка, полная грязной посуды. Допотопная, еле живая мебель. Собственно, перекосившийся дощатый стол под клеенкой и два табурета, не располагающие к тому, чтоб на них садиться, таким словом, как «мебель», называть язык не поворачивался. Дребезжаще-лязгающе-рычащий холодильник полувековой давности. Пол не метен и не мыт пару месяцев. Вокруг переполненного мусорного ведра — пустые бутылки из-под водки, пива, вина, выпотрошенные пачки сигарет, окурки, презервативы. По-партизански суетящиеся вокруг этого натюрморта тараканы.

Брезгливо осмотрев чайник, Рыка не рискнул в нем кипятить воду и, найдя чистую эмалированную миску, поставил воду на газ в ней. Нашел на столе початую банку растворимого кофе, вымыл чашку и, ожидая, пока закипит вода, закурил.

Хозяина квартиры в блатном, приблатненном, бандитском, милицейском и всех вертящихся вокруг мирах звали Крабом. Ни имени, ни фамилии этого человека Рыка не знал и знать особенно не стремился. Ни к чему. Зато о подвигах этого вольно определяющегося бандита Прохор поведал очень доходчиво и обстоятельно. Краб и компания занимались разбоем на трассах. Переодевшись в мусорскую форму, останавливали и грабили в глухих местах транзитные машины. Сколько и как долго — неизвестно. Свидетелей не оставляли никаких и никогда.

И никого б это особо не трогало, кроме разве что родственников, которым приходилось подавать в розыск на пропавших без вести и хоронить, в зависимости от скорости обнаружения тел, если бы не одно обстоятельство. Неделю назад на выезде из города пропал Женя Лучик. Довольно известный и авторитетный человек. Случай был неординарный — на уши подняли всех.

Тела его жены, десятилетнего сына и самого Лучика нашли через двое суток в семидесяти километрах от города. В посадке, в общей плохо прикопанной могиле. Нашли менты. Им, в основном, о подобных находках сигнализирует население. А вот искать и карать виновных будут другие люди. Более заинтересованные.

Еще через пару дней на автомобильном рынке, в рядах разборки, замелькали запчасти от машины Лучика. Первыми в городе это вычислили люди Прохора. Так вышли на Краба. Теперь осталось узнать всех участников и наказать.

Это был, конечно, не уровень Павла, но решать вопросы рабочего характера тоже кому-то надо. К тому же, когда он услышал о произошедшем на дороге, о десятилетнем ребенке, сам твердо решил это дело никому не отдавать. От помощников, предложенных Прохором, сухо отказался. Это было его дело. Его на все сто процентов.

Павел неторопливо пил кофе, смотрел в окно и, в который раз, думал о фатальном выборе своего жизненного пути…

Рыка стал киллером добровольно и осознанно. Произошло это около года назад. Получилось так, что Прохору надо было срочно убрать одного зарвавшегося и зажравшегося бизнесмена, а исполнять в этот момент было некому. «Одних уж нет, а те далече».

Прохор пометался, никого толкового не нашел и решил из своих молодых кого-нибудь благословить на этот подвиг. Сделать одноразового убийцу. Наобещать золотые горы, подкормить деньгами, расписать последующую карьеру, проявить отеческую заботу к личным делам… И все, киллер для разового употребления готов. Как презерватив. Сначала жутко необходим, а потом, сразу после использования, с брезгливой сосредоточенностью — в утиль. Именно так, и никак иначе. Причем кандидатур — пруд пруди. Столько вокруг молодых, энергичных, спортивных и тщеславных. Главное — глупых. Можно поточное производство открывать. Когда Прохор уже сделал выбор, Павел его остановил и вызвался сам. Прохор долго, не мигая, смотрел в глаза своему ближайшему помощнику. Много было вопросов в этом взгляде, но вслух прозвучал только один:

— Ты понимаешь, на что идешь? — Подразумевалось многое: от спуска вниз по иерархической лестнице до непродолжительной карьеры киллера.

— Да, — абсолютно спокойно тогда ответил Рыка.

С тех пор он исполнил шесть человек. Пятерых коммерсантов — все, как на подбор, разжиревшие скоты, без чести и совести. И одного деятеля из областной государственной администрации — тоже сволочь редкостную. Павел понимал, что идет по дороге, конец у которой может быть только один — смерть. Причем она не заставит себя долго ждать. Но сделать с собой ничего не мог.

Ненависть, всепоглощающая ненависть овладела им. Как захлестнула в армии, так и не отпускала. Там были боль, кровь, пот, смерть, муки и страданья. Это с одной стороны. С другой — уютные штабы со спецпайками, доступными радистками-телефонистками, охотой с вертолетов, чуть ли не открытой торговлей оружием прямо со складов, трехэтажные коттеджи избранного офицерского состава. На гражданке все оказалось точно таким же. Дорогие машины, роскошные виллы, холеные рожи, лицемерные речи о всеобщем благе. И тут же рядом шеренги нищих, безработных, беспризорных, голодных, убогих. Смотреть спокойно на это Павел не мог. Надо что-то с этим всем делать… А начинать надо с себя… И Павел начал…

Заказчиков было несколько. Кроме Прохора — еще два городских авторитета. Всего трое. Всем он задавал один и тот же вопрос: «Почему?», а не «Сколько?» Не так, как другие киллеры. Цена не была главным критерием при взятии заказа. Он никогда не торговался — сколько давали, столько и брал. Пять тысяч — значит, пять тысяч. Десять — значит, десять. Пятнадцать — пятнадцать. Значит, столько и стоит данный объект. Радость приносили не деньги, а осознание того, что прерываешь жизнь ублюдку. Сдох, а это значит, больше никого не обманет, не обворует, не предаст, не изнасилует, не закажет. Не будет распинаться по телевизору о всеобщем благе, справедливости, равных возможностях и призывать к всеобщей терпимости. И в то же самое время не будет оплачивать себе новый домик в Испании, квартиру любовнице возле центральной площади, семерых телохранителей и четыре машины. Не сможет уже вести деловые переговоры о хищениях, тактично называя это уводом денег из государственного бюджета. Не будет нанимать братву, чтоб «порешать» вопросы с конкурентом, таким же беспринципным хапугой. Не станет спонсором очередного конкурса красоты с единственной целью — перепробовать всех молодых симпатичных глупышек с соблазнительными фигурами и пустенькими, как у щенят, глазенками.

А если все это прекратится — значит, все верно, все правильно. А раз верно, то Бог простит, он видит, что намерения благие, а, как известно, именно ими вымощена дорога в ад. Туда-то он и определит всех: и Рыку, и его клиентов. Но и там Павел не даст им существовать спокойно. А со своей участью Павел смирился, памятуя о том, что он занимается нужным, полезным делом.

Вот и сейчас он не понимал, как можно за пачку денег, пусть даже за очень толстую, пусть за две, за три, но как можно хладнокровно лишать жизни безвинных людей, десятилетнего ребенка, его мать? Какое должно быть наказание? Только одно. Он решительно затушил сигарету, поставил чашку с недопитым кофе на заваленный мусором подоконник и прошел в зал:

— Ну что, надумал? — поскольку в ответ Краб не издал ни звука, продолжил:

— Откуда такое упрямство? Чем оно вызвано? Подельников боишься? Серьезные люди? Как же вы тогда Лучика не узнали? Босяки хреновы. А может… — Павел сделал вид, что его осенило, — слушай, может, это был заказ? А вы просто так ловко все инсценировали? Под беспредельщиков придорожных? А?

— Ты че, козел?

— Ну вот, теперь я еще и козел, — бесстрастно констатировал Павел.

— Гонишь, сука? Понты кидаешь? — разбитое в кровь лицо, еще минуту назад искривленное похабной улыбкой, которая, по замыслу, должна была означать стойкость духа, превратилось в маску страха и отчаяния.

— Что, не нравится такая версия произошедших событий? — Рыка значительно подмигнул пристегнутому к батарее убийце: «Не нравится — слабо сказано. Хоть и одноклеточное, а понимает, что при таком раскладе смерть неминуема, причем лютая, долгая и мучительная. А так, если по незнанию, вроде как надежда проскочить есть. Совсем небольшая, но есть». Вслух же добавил:

— В отказ пойдешь, если к мусорам загремишь. Там будет шанс поиграть в с-у-у-урьезного братка. А мне придется выложить все.

— Так уж и все?

— Все. Абсолютно. Куда тебе деться? Хотя все мне и не надо. Мне нужны имена тех, кто с тобой Женю кончал. Это предел моего любопытства.

— И больше тебе ничего не надо?

— Ты имеешь в виду еще какие-то темы ваши?

— Да. Ничего не интересно?

— Совершенно, — Рыка скривил губы и пожал плечами. — Мне хватит и этого вашего подвига, чтоб совершить определенные действия.

— Скажи, — взгляд Краба стал сосредоточенным, он изо всех сил пытался скрыть свое отчаяние, — если я тебе все расскажу…

— Смелее.

— …тогда… что… я… что со мной будет?

— Ты умрешь, однозначно, — ровным голосом ответил Рыка, — в любом случае. Шансов у тебя нет. Можешь не надеяться. Их у тебя не стало в тот момент, когда ты убивал ребенка. Но умереть ты можешь по-разному.

— Я его не убивал. Это ….

— Кто?

— Как же мне теперь… Не я ведь…

— А кто?

Краб перестал вытирать кровь с лица, обхватил свободной рукой голову и тихо завыл. Глухо. По-волчьи. От безысходности:

— Хорошо, я тебе все выложу, как на духу, — через пару минут он поднял глаза, — надо хоть сдохнуть по-человечески…

— Попробуй, — не стал поддерживать его порыв Павел.

— Исполнять ты будешь? — он взглянул в холодные глаза палача.

Павел молча кивнул.

— Сигарету дашь напоследок? — Краб попробовал пошутить.

В ответ — второй кивок.

— Со мной Лучика сработали Слава Жар и Костя Калина. Знаешь таких?

Третий кивок.

— Никакого заказа не было. Сразу мы его не узнали, а потом уже было поздно. Я думаю, подробности тебя не интересуют?

Четвертый.

— Остальные эпизоды тоже?

Пятый.

— Вообще больше ничего не интересует?

Шестой.

— Дерьмово я заканчиваю?

Седьмой.

— Ладно, дай сигарету.

— Держи.

Павел прикурил сигарету и подал приговоренному. Краб взял ее дрожащей рукой и попробовал пристроить к разбитым губам. Получилось плохо. Из горла послышались хриплые каркающие звуки. Это был смех:

— Одна сигарета сокращает человеческую жизнь на пятнадцать минут. А эта стоит — остатка всей моей бродяжьей жизни…

— Дело совсем не в сигарете, — устало возразил Павел.

— Я согласен. Без базаров.

Рыка достал из кобуры пистолет и начал накручивать на дуло глушитель:

— Готов?

Краб отбросил недокуренную сигарету:

— Давай, — и закрыл глаза.

Павел нажал на спусковой крючок, целясь в область сердца. Краба отшвырнуло к стене. Рыка подошел, приставил глушитель почти вплотную к виску и выстрелил еще раз. Содержимое черепной коробки фонтаном выплеснулось на стену.

Павел внимательно осмотрел свою одежду, раздавил ногой тлеющий на полу окурок, взял тряпку и стал методично стирать отпечатки пальцев со всех предметов, к которым прикасался. Аккуратно прикрыл за собой дверь.

Через час он был уже дома. Набрал Прохора:

— Все в порядке. Родственника проводил.

— Остался доволен?

— Гостеприимством?

— Ну да.

— Более чем. На подходе еще двое.

— Помощь не нужна?

— Какого рода?

— Ну, там… оркестр, цветы? Я их знаю?

— Да.

— Насколько значительные люди?

— Ничего серьезного. Справлюсь.

— Смотри сам. Если что, кинь «маяк». Поможем. Успехов.

— Добро. Счастливо.

Павел достал тетрадь, улегся на диван и вписал недостающие строки. Стих этот он начал писать год назад после первого выполненного заказа. Так и повелось: заказ — куплет, заказ — куплет. Переписал набело:

Павел перечитал свое творенье несколько раз. Показалось полностью завершенным. А ведь в ближайшем будущем еще два исполнения. Значит, допишу еще.

Он перевернулся на спину, закурил и засмеялся. Смех становился все громче и громче, а в кульминации превратился в кашляющий лай.

Мы сидели с Костей у меня в комнате, подбивали смету гешефта с Рембо, плиткой и Парфеном, пили пиво и вяло перебрасывались репликами. Мы по праву заслужили пару дней отдыха. После того, как Света из банка сообщила (через Беса, естественно), что навела одного нашего друга на второго, я связался с Парфеном и в двух словах объяснил ему, кого именно он кинул на деньги. Так, чисто по-дружески, чтоб знал, с какой стороны, в случае чего, ждать непоняток. Единственное, о чем умолчал, так это о том, что Рембо уже в курсе, кто ушел из банка с его денежками. Пожелал ему хорошо сыграть свадьбу, напомнил, что до этого торжества мы его трогать больше не будем. Подарок от нас новобрачным. В ответ он пробурчал что-то невразумительное. Я присовокупил пожелания счастья, здоровья, благополучия и творческих успехов. За сим распрощался.

Основная часть операции закончилась. Банка с пауками захлопнулась. Посмотрим на их общение, и, если не хватит активности, мы к ним еще подсадим несколько штучек — в виде банковских дельцов, исполкомовцев или, вообще, сразу ментов. Разницы особой, в принципе, сейчас уже нет. Методы воздействия у всех трех институтов не отличаются особым разнообразием. Сначала, на всякий случай, покалечат, а потом будут разговаривать и думать, что делать дальше. Так что, как ни крути, а ребята сидят в дерьме по уши, и закон талиона вот-вот вступит в силу. Поделом вору и мука.

— Все-таки зря ты мне не дал продать его «бэмку», — посетовал Купер, — навели б Рембо чуть иначе, не через машину…

— Дались тебе эти две штуки.

— Две штуки баксов и в Африке…

— Равно как и в Египте, Таиланде, Греции… — перебил я Костю. — Везде две полновесных тысячи долларов.

— Вот и я о том же.

— С «бимером» все получилось естественно и красиво, у Савельева и мысли не возникло, что его ведут, как козла на веревочке.

— Далась тебе эта красота и естественность, — недовольно пробурчал Купер.

— Плюс микрофончик еще может вполне пригодиться, — не обращая внимания на его недовольство, продолжил я. — Ничего еще не закончилось. Тайм-аут просто, и то, только у нас — у них самая запарка. Развивающиеся события лучше держать под контролем…

— Особенно такие.

— Вот именно. Скажи лучше, — я решил сменить надоевшую тему, — Крику мы за «Тойоту» не много кидаем?

— Четыре тонны? За раскоцанную машину?

— Четыре тысячи долларов за разбитую фару и покореженное переднее крыло, — уточнил я. — Говоря твоими словами, четыре тонны баксов они и в Гималаях…

— Ты чего, Скиф? — не дал договорить Костя. — Нет, конечно. Эта «Тойота» до аварии все девять стоила. Верняк. Ремонт, туда-сюда, премиальные. Нормально. Успели документы не спеша сделать. Без запарки.

— Это верно. — Я согласно кивнул головой.

— Вспомни, как мы его уговаривали. Кто б это, интересно, еще дал свою тачку курочить? Я б послал сразу.

— Да уж, далеко и надолго. Ты такой!

— А что? Это ты у нас, Скиф, пофигист в таких вопросах.

— Есть немного.

— Вот и отдал бы свой «восьмерик». Заодно и на новые колеса раскошелился б.

— Я, Рембо и «восьмерик». Пасьянс прекрасный.

— Сказал, не подумавши.

— Бывает.

— Не так часто. Ограниченность ума, между прочим, замечают только ограниченные люди.

— Тем не менее. А как ты думаешь, — предвосхитил я следующую реплику Кости, возвращая разговор к смете, — твоему Сане-Михельсону семь штук не жирно?

— Саньку семь штук? — удивленно переспросил Купер.

— Да. Не многовато?

— Здрасьте, дедушка Мороз, борода из ваты. Он же всю тему вытянул. Практически один, я б ему и десятку заплатил…

— Если б деньги из чужого, а не из своего кармана были, — закончил я за Купера и, видя, что он сейчас вспыхнет, добавил:

— Кореша твои — молодцы. Славно сработали. Это шутка, Костя.

— Шутка? — у Купера недобро сверкнули глаза.

— Объясняю популярно. Шутка. Читай по губам. Шут-ка. К тому же, его напарнику всего штуку дали. Гроши. Можно было б и больше отстегнуть.

— У него и роль копеечная была, — остыл, не закипев, Костя.

— Актеры они, конечно, оба от Бога!

— Это да, — согласился Купер.

Я вспомнил, как познакомился дней десять назад с «Конрадом Карловичем», «Марком Ариевичем», и непроизвольно улыбнулся…

Стук в дверь прервал мое «увлекательнейшее» занятие. Я с тупым остервенением метал в мишень на двери дротики «дартс», мысленно шлифовал все детали начавшейся операции с плиткой и одновременно боролся с навязчивым желанием достать из тумбочки свой любимый метательный нож «Оса» и заменить им дурацкие американские стрелки. Если второе и третье я выполнял на «отлично» — все детали планируемого по Рембо и Парфену выглядели красиво и эффектно; метательный нож так и оставался лежать на своем месте; то первое, — метание дротиков в цель, не радовало меня своими результатами абсолютно.

Я швырял их с нарастающей злобой, а они упорно не хотели попадать в яблочко. В лучшем случае вонзались ближе к краю круглой мишени, в худшем — вообще, шли в «молоко» — в дверь.

Бам, бам, бам.

— Три, четыре, два. Мазила, — констатировал я вслух.

Собрал стрелки, вернулся в исходную позицию.

Бам, бам, бам.

— Семь, три, пять. Немного лучше. Старайся…

Очередной поход за дротиками.

Бам, бам…

Стук застал меня стоящим у окна, на максимальном расстоянии от двери, с последним дротиком в руках:

— Входите, не заперто, — не совсем приветливым тоном пригласил я, одновременно швырнув последнюю стрелку.

Дротик вонзился в торец открывшейся двери.

— Вот это гостеприимство, — Купер с наигранной опаской заглянул в комнату. — Все? Нет больше стрел, пилумов, ножей, дротиков, томагавков?

— Покажи руки, о великий краснокожий воин.

— Заходи смело, мой бледнолицый брат, руки делавара свободны для того, чтобы обнять друга, сердце открыто для… — я осекся, заметив, что Костя не один.

За ним в комнату вошли двое.

— Вам бы в театре играть, — протягивая руку, молодой интеллигент в очках представился: — Александр Иванович.

Я механически ее пожал:

— Очень приятно. Евгений Анатольевич.

— Это он вам, как гений подмостков говорит, — так же протягивая руку, добавил второй — невысокий, кругловатый, улыбающийся господин с заметной прядью в черных курчавых волосах. — Меня зовут Глеб Олегович.

— Спасибо, я об этом подумаю. Евгений Анатольевич, — досадуя на свой ребяческий выпад, сдержанно ответил я, делая приглашающий жест в сторону кресел.

Они расселись. Двое в кресла, а Купер плюхнулся прямо на кровать:

— Это, Скиф, мой давний знакомец. Саня, — он указал на представившегося Александром Ивановичем, — действительно актер, а по совместительству мой давний кореш и просто хороший человек.

— Все верно. Лаконично и емко. Актер, друг, хороший человек. Ничего не пропущено. — Александр согласно кивнул и улыбнулся уголками губ.

— А это Глеб Олегович, его учитель и наставник, — продолжил Купер, — заслуженный артист, регалии перечислять сложно и долго — театральный гуру, одним словом.

— Йода, — подсказал я.

— Точно.

— В десятку, — в один голос выдали Костя и Саня.

— Ага, главные действующие лица прибыли, — понял я и расплылся в улыбке: — Ну что ж, господа хорошие, хотите поработать?

— Почему бы и нет? — Глеб Олегович выразительно загримасничал и задорно подмигнул. — Всегда — за! Труд, он облагораживает.

— Если тарифные ставки нам подойдут, — с ироничной серьезностью улыбнулся в ответ Александр и поправил очки.

— За год в своем театре ты получаешь меньше, чем здесь загребешь за два-три дня. Ручаюсь, — хлопнул его по плечу Купер.

— Обещаешь?

— Гарантирую.

— А роль интересная будет?

— По мелочевке тебя б, Саня, никто дергать не стал. Роль у тебя серьезная. — Купер очертил руками огромный круг. — Главная. Никаких «кушать подано».

— Если так, то тогда к делу, господа присяжные заседатели, — Александр потер руки. — Я готов тронуть с места этот лед прямо сейчас.

— Давайте. Скажите, Александр ибн Иванович, — я взял инициативу в свои руки, — а вам нравится фамилия Михельсон?

— У которого имя, отчество — Конрад Карлович? Несомненно.

— Люблю, когда все ловят на лету, — я повернулся к Косте и подмигнул.

Тот радостно подмигнул в ответ: «Я тебе говорил — парни мировые».

— Тогда лед тронулся. Готовы поработать представителями самого любимого и извечно страдающего народа господа Бога?

— Несомненно.

— С радостью.

Оба синхронно кивнули.

Сверенная и утвержденная смета у нас с Купером получилась такая:

Приход 61.800$

Расходы:

З/пл.

Михельсон (Саня)— 7000$

Марк Ариевич (Глеб Олегович)— 1000$

Света (банк) — 900$

Грузчики (Сережа, Леша)— 100$

Геракл (Боря, водитель «Газели»)— 1000$

Бес (сердцеед-Рома)— 1000$

Коля Кулик («КрАЗ»)— 3000$

Даша (секретарь офиса на базе)— 300$

Итого: — 14300$

Материально-техническое обеспечение:

Изготовление прав и тех. паспорта

на имя Конрада Карловича Михельсона

на «Тойоту» Крика (запчасти, ремонт)— 800$

Аренда итальянской плитки— 300$

Мобильный телефон, оформление

на Бессонова И. Н.— 120$

Визитки на Михельсона К. К. — 10$

Аренда склада и офиса— 450$

Аренда офисной техникии мебели— 500$

Изготовление фальшивых номеров на «КрАЗ»— 140$

Итого:— 2320$

Транспортные расходы— 1200$

Представительские расходы — 200$

Прочие:

Оплата Крику за «Тойоту»— 4000$

1% банку за обналичку— 618$

Бонус работнику банка за обналичку

в течение 1 дня— 700$

Потеря на курсе при обмене

нашей валюты на $— 290$

Итого:— 5608$

Всего расходов— 23628$

Итого чистая прибыль: 61800 — 23628 = 38172$

— Вроде бы ничего не упустили? — еще раз сверяя цифры, полувопросительно обратился я к Костику.

— На первый взгляд, все.

— Тогда шабаш, — я переплел пальцы на затылке и потянулся, — ох, уж мне эта арифметика-математика…

— Самое приятное занятие, — не согласился Костя.

— Считать бабки?

— Свои бабки, Скиф, свои, — добавил Купер, — это существенное уточнение. Чужие алтушки считай, не считай, толку мало.

— Это верно.

— Блин, — Купер хлопнул себя по колену, — самое главное забыли.

— Что? — я начал более внимательно просматривать строки.

— Заработную плату себе начислить не удосужились. Вот что.

— На пропой? — я бросил листок на журнальный столик. Не люблю без нужды деребанить общак, чем он больше, тем бригада крепче стоит на ногах. Аксиома.

— И на это тоже. Не самое последнее дело.

— Может, на этот раз перебьешься?

— Да ну тебя, Скиф.

— Дикое желание?

— Причем здесь желание? — возмутился Костя. — Давай возьмем хотя бы по пятерке. Заслужили же! Или ты считаешь, что нет?

— Хорошо, хорошо, — видя искреннюю обиду друга, быстро согласился я, — бери, растратчик. Куда ты их только деваешь? Жрешь, что ли?

— Нет, в задницу запихиваю! — концовкой известного анекдота ответил Костя. — Альтруист хренов. Как тебя, такого, папа с мамой сделали?

— Видно, старались очень.

— Зря. Лучше б они…

— Оставь моих родителей в покое.

— Понял. Не буду. — Костик оставил игривый тон и постучал пальцем по нашим расчетам. — Остальные бабки куда? Сене отдать?

Алексей Сенцов был у нас как бы менеджером. Главным экономическим мозгом. Вклады, проценты, дивиденды, нормы прибыли, разнообразные выплаты — это все к нему. Знали мы его давно, ни в какие стремные дела не втягивали, сомнительные аферы не навязывали. Платили хороший процент от зарабатываемого им же дохода на нашем капитале. Почти верили и почти не проверяли. Он был нашим представителем в легальном бизнесе. Сеня, также как и остальные ребята, принял мое приглашение перебазироваться в этот город. Недавно купил новую квартиру и незамедлительно, по окончании ремонта, переехал в нее с семьей. Ездил на неплохой «Ауди». Всегда и во всех вопросах был под прикрытием нашей бригады. Жаловаться на жизнь нашему финансисту было грех.

— Конечно, пусть работают.

— Правильно, нечего Сене без дела сидеть. — Купер, дурачась, глубокомысленно поднял палец. — Деньги дело такое. Серьезное. Они без дела умирают.

— Финансисты тоже.

— Это, конечно, но башли без движения страдают первыми. Для них отсутствие оборачиваемости смертельно. — Костя продолжал резвиться.

— Это верно, — подмигнул я другу. — Ты своим, я думаю, скончаться не позволишь, быстро применение найдешь.

— А то! Деньги, они для того и созданы, чтобы ими наслаждаться. Для чего их еще могли придумать?

— Думаю, изобретшие их финикийцы очень удивились бы такому предназначению. Денежные знаки ходят между людьми с более утилитарной целью…

— Скиф, брось! — Купер отмахнулся. — Ничего ты в этой жизни не рубишь!

— Вот это да! Чего, например?

— Объяснить?

— Давай.

— Пожалуйста! Вот у тебя, я вижу, новая статья расходов появилась. — Костя картинно развел руки в стороны. — А ты этого даже не заметил.

— Это какая? — не понял я.

— Для нормального человека очень приятная.

— Ты о чем?

— Не понимаешь?

— Нет.

— Сказать в лоб?

— Хоть в лоб, хоть по лбу. Говори.

— Подарил бы девушке что-нибудь, жлоб. Сейчас вокруг столько всего! Зайди в ювелирный магазин, там полки прямо ломятся от тонн украшений.

— Ах, вот ты о чем! Позвольте с вами не согласиться. Строить отношения на побрякушках… — Я был готов затеять диспут, но договорить мне Купер не дал.

— Я же говорю… Ничего ты в этой жизни не сечешь. У тебя же не тривиальный перепихон. Это совсем другое. — Костя выразительно прищелкнул языком. — Любовь штука хрупкая. Ее надо подкармливать — истина старая и общеизвестная.

Я с удивлением посмотрел на друга, сказать ничего не смог и, судя по его усмешке, покраснел: «Вот гад, таки вычислил меня — неужели так заметно?»

— Заметно, заметно, не шифруйся, — словно прочитал мои мысли Костя. — Цветущий влюбленный, да и только!

— Иди ты! — не совсем уверенно послал я его.

— Ничего, Жека, не расстраивайся. Эта зараза не смертельная, — и уже абсолютно серьезно добавил: — Завидное чувство. Бывает крайне редко и далеко не у всех. Я очень рад за тебя, дружище. Уметь любить — это талант.

Я почувствовал, что у меня пылают щеки.

Парфен готовился к свадьбе. Как он отчаялся на такое дело, не было понятно никому: ни его родителям, ни родителям невесты, ни соседям, ни однокурсникам, ни прочим друзьям, знакомым. Познакомился он с Татьяной пять лет назад — при поступлении на юридический факультет. Глеб, товарищ по абитуре, после очередного сданного экзамена за банкой пива в летнем кафе прикололся:

— Парфен, я тебе, как корешу, могу подогнать телку.

— Хорошую?

— Атас. Женишься сразу. Гарантирую.

— С чего это вдруг? — усомнился Иван, чувствуя в интонации подвох.

— Баба — гром. Своя хата в центре города. Трехкомнатная.

— Вот так вот?

— Это не все. Дача в два этажа. Бабла не меряно, не считано. На свадьбу тачку подарят. Навороченную. Отвечаю.

— Кто же у нее родители? — просек ситуацию Парфен.

— Зришь в корень. — Глеб поднял указательный палец. — Рубишь. Молодец. Папа у нее полковник. Мент. Шишка немаленькая. Заместитель начальника областного УВД. Если не путаю. Может, и повыше скоро будет. А?

— Перспектива прослеживается. Могут быть дела в этом направлении.

— Вот видишь, как клево все складывается!

— Твоя какая корысть? Беременная от тебя, что ли?

— Да нет, что ты. Я б тебе товар, бывший в употреблении, не предлагал. К тому же, ставлю сто баксов, что она еще девочка.

— Сколько лет?

— Наша одногодка.

— Да? А тебе не кажется, что ты сильно рискуешь своими ста долларами?

— Почему?

— В этом возрасте девочек, по-моему, уже нет.

— Нет, Ваня, не кажется. Хочешь, давай спорить.

— Ну, а тебе что со всего этого?

— Буду дружкой у тебя на свадьбе.

— И все?

— Да. Большего мне не надо. Подарок хороший преподнесу. Уже знаю — какой.

— И на что же ты расщедришься?

— Вам, молодой ячейке общества, в первую очередь понадобится бритва.

— Бритва? — обескуражено переспросил Иван.

— Бритва. — Спокойно констатировал Глеб. — Ты какую предпочитаешь: электрическую или обычную?

— Электрическую. А на хрена бритва-то?

— А ты ей, — Глеб чуть не лопался от накатывающего приступа смеха. — В брачную ночь усы сбреешь.

— Ей? Усы?

— Да. Вон она идет, твоя суженая. Та, которая выглядит на центнер. Но это только кажется, в ней всего девяносто четыре килограмма, — он кивнул головой в сторону тротуара и, больше не сдерживая себя, расхохотался.

Зрелище действительно было плачевным: молодая невысокая женщина около метра в диаметре, передвигающаяся на коротеньких ногах-тумбах, имела определенную растительность на мясистом, покрытом угрями лице.

— Это ты, конечно, по-братски решил мне удружить! Спасибо.

— Для тебя, Парфен, ничего не жалко! Пожалуйста!

Иван улыбнулся Глебу, показывая, что шутку оценил и принял. Глеб наверняка бы очень удивился, узнав, что Парфен все пять курсов не выпускал из виду несчастную дочку полковника Каца, которая училась на параллельном курсе. К самому концу учебы, уже когда были определены темы дипломных работ, у Парфена случилась скоропалительная любовь к Татьяне.

Недаром он настраивался и готовился четыре года. Штурм сердца избранницы занял всего три дня, по истечении этого срока Парфен профессионально лишил ее девственности (благодаря своим внешним данным Татьяна сберегла ее до пятого курса), а еще через две недели был назначен день свадьбы. Иван настоял на том, чтобы обряд бракосочетания провели до защиты дипломной работы, хотя логичней было бы выждать эти пару десятков дней. Однако у Парфена были свои резоны: начиная с более упрощенного процесса защиты новобрачного и заканчивая надеждой на сообразительность тестя — должен же он новоиспеченному юристу подыскать приличное место. Это будет хороший подарок зятю на свадьбу.

То, что он повторяет подвиг Голохвастова, Ивана не смущало абсолютно. Напротив, свою женитьбу он рассматривал как раз в этом ключе — как успешно проведенную операцию. А что невеста, мягко скажем, не красавица — так издержки есть в любом деле. Чем-то надо жертвовать. Главное, что достигнута основная цель, детали можно опустить.

Подготовка к таинству бракосочетания шла полным ходом, оставались считанные дни до этого знаменательного события, а жених мучился ужасной мыслью о том, что будет, если Рембо узнает, кто унес его деньги из банка. Если докопается — все, «звиздец». Этот тупорылый десантник порвет. Доказать, что я не я и лошадь не моя, не получится. В такие бредни Иван и сам бы не поверил.

Открыть де-факто на себя фирму по подложным документам, затем расчетный счет, снять с него все бабки, пришедшие от Рембо. Использовать все время грим. И при всем при этом не знать, чьи и откуда деньги — очень, очень неправдоподобно. Тут Серега может де-юре потребовать вместо объяснений деньги назад. Сразу же, а потом уже будет слушать или не будет, в зависимости от настроения этого мордоворота.

Сослаться на Игоря? Шантажирующего его совместным с Рембо изнасилованием и бизнесом по обналичке? Это же чушь! Нормальной реакцией здравого человека при таком наезде был бы выход сразу же на Савельева — для совместного решения возникнувшей проблемы. Объяснять, что он не знал, кого кидает? Что его использовали втемную? Не поверит. Предъявить-то нечего. Игорь этот, который, конечно, не Игорь, растворился — ни номера телефона, ни адреса, ни имени настоящего… ни одной зацепки. Точно не поверит. Скажет: «Даже не удосужился выдумать что-нибудь правдоподобное. На ходу слепил отмазку, когда попался на горячем». А ведь так и скажет. Еще и присовокупит, какой Парфен засранец.

Можно пойти и все рассказать Сереге, такой вариант имеет право на существование. Рискнуть? Или, может, просто затихариться и постараться не вспоминать об этой истории вообще? Вдруг пронесет, и буря мимо пройдет? Как Серега может докопаться до него? Все чисто сделано, органы никакие не смогут его вычислить, не то, что Рембо. Хотя если последний займется… а он займется — деньги-то какие, то народа в погонах много забегает, засуетится. Кушать всем хочется. Риск есть, но небольшой. Вряд ли они, даже все вместе, его вычислят… Надо только, чтоб рыли не особенно… Да-да, что-нибудь изобрести такое… Нейтрализовать Рембо на время, например…

Чтоб Серега вплотную не занялся этим делом, ему нужно создать проблему — вот. Да такую, чтоб о деньгах и думать забыл. На этот счет есть один вариантик. Как раз для подобного случая. Как-то Серега, по пьяни, проболтался о своих грехах. Не прямо, конечно, но намек отпустил недвусмысленный. Теперь это можно в ход пустить.

Дело было около полутора лет назад…

При разбойном нападении на директора завода по производству газовых приборов была задержана преступная группировка, в простонародье — банда Мельника. При задержании сам Мельник — Юрий Мельников, оказал сопротивление и был застрелен, так написано в рапорте, а вернее сказать, его «случайно» забили до смерти.

Бригада Мельника просуществовала года два до полного расформирования по кладбищам и зонам строгого режима. Но славы и денег за это непродолжительное время хапнуть они успели изрядно. Профиль бригады был очень узким — разбой, грабеж, бандитизм. Сиженый Мельник согнал под свои знамена несколько таких же бывших зеков, несколько молодых спортсменов, привлек наводчиков из лиц приближенных к нуворишам и начал полный беспредел. Бригада отморозков умело использовала экономическую ситуацию в стране.

Заканчивалась великая пора подъема гигантских состояний и их такая же скорая потеря, зачастую вместе с жизнью.

Начало грабежу страны положила угледобывающая отрасль. Там было все просто. Гигантские субсидии плюс поступления за уголь — огромные, никем не считанные деньги. Директор шахты — фактически царь и бог. Его окружение — жирующие патриции.

Очень быстро люди у корыта разобрались, как сделать так, чтоб из этого сосуда ничего не капало толкущимся вокруг. Тем же шахтерам-работягам, в первую очередь. Про свои зарплаты они забыли сразу и надолго. Деньги перераспределялись на самом верху и, практически, по закону. О копеечных хищениях никто уже не говорил. Это стало уделом убогих. Были разработаны и успешно применены на практике схемы увода денег с шахт. Как оказалось на поверку, совести у грабителя с кистенем, который опустошает по ночам карманы граждан, гораздо больше, чем у всех вместе взятых руководителей угледобывающей отрасли. Но самым интересным и в тоже время абсолютно непонятным было то, что почти все совершалось в рамках закона… У народа было такое ощущение, что шахтные бонзы скинулись и купили себе индульгенцию на откровенный грабеж…

После очень недолгого замешательства вслед за лидерами горняков, в погоню за капиталом устремились руководители прочих отраслей. В стране появились понятия: голод, задолженность по зарплате, безработица и прочие термины характеризующие «славную» эпоху перемен.

Вот тут-то и появилась бригада Мельника. Он отождествил себя с Ричардом Львиное Сердце (а заодно и Робин Гудом) и начал крестовый поход по шахтерским угодьям. Его методы сильно отличались от тех, которыми пользовались герои средневековья. Они очень напоминали способы Леньки Пантелеева, Бени Крика, Чикатило. Просто, жестко, грязно. И никакой романтики.

Работали примитивно. Приезжали в любой более-менее крупный город, находили богатые дома. Как ни странно, но двух-, трех-, четырехэтажные особняки редко принадлежат неимущим людям. Блокировали все подходы. Врывались внутрь, и дальше дом разграблялся вчистую. Живыми не оставляли даже домашних животных, не говоря уже о людях. Слезы, уговоры не помогали. Дети шли на равных со взрослыми. Кровавый след метил деяния банды. Отрубленные головы, выколотые глаза, прибитые к дверным косякам руки, изнасилованные женщины и дети — все это густой чередой сопутствовало перемещениям братвы Мельника. Не брезговали ничем, брали все: от ковров на полу до икон на стенах, не говоря уже о деньгах, украшениях, антиквариате и золотых кольцах, которые зачастую, чтобы забрать, приходилось отрубать вместе с жирными пальцами.

Позже Мельник совсем оборзел и начал творить такой же беспредел в родном городе. Его сучий авторитет взлетел до невозможной высоты. Почему сучий? Все очень просто. Заниматься таким делом в открытую, нагло и дерзко, никак нельзя без поддержки тех, кто по долгу своему должен ловить убийц после первого же эпизода. Лучше — до.

Ни для кого давно не секрет, что почти все серьезные группировки тесно контачат с какой-нибудь спецслужбой. Благо, их сейчас много развелось — на всех бандитов хватает. Не все только хотят под ментов идти — уж больно стремное это дело. Помогут на грош — потребуют сотню. Причем сначала потребуют, а потом помогут… или не помогут, по желанию. А для легитимности такого сотрудничества спецслужбы как-то типа контролируют бандитов, направляют и используют в своих интересах. В оперативных целях, если выражаться профессиональным языком.

Юра Мельник, и только он один изо всей банды, имел контакт через Савельева с заинтересованной организацией. Но недолго. Уж очень быстро ему надоела эта игра «в одни ворота», и он решил показать свою самостоятельность. С вышедшими из под контроля долго не чикаются. Решено было группировку ликвидировать. На засаду в загородном доме директора завода газовых приборов навел Мельника Рембо. Объяснить золотые горы у такого большого начальника проще пареной репы. Мельник клюнул. И вместе со своими ближайшими четырьмя подручными попал прямо в лапы к своим прежним хозяевам.

Вернее будет сказать — руководил группой захвата тот самый офицер, который кормился с группировки Юры. Именно поэтому судьба последнего была решена на месте. При оказании вооруженного сопротивления Мельник был застрелен. Это в рапорте. На самом деле его долго допрашивали. При этом процессе забили до смерти. Впрочем, какая разница? Кому охота вникать в нюансы?

Наконец-то люди могут вздохнуть спокойно. Нет больше поражающей своей кровожадностью банды. Остальных ее участников, что-то около четырнадцати человек, приговорили к разным срокам заключения. Высшую меру к тому моменту отменили. Но, тем не менее, честные люди получили возможность спать спокойно. Честные директора шахт, заводов, фабрик, СТО, просто начальники, завмаги и прочие порядочные люди этого звена. Все они вздохнули с облегчением.

Неспокойно на душе было только у Рембо. У Юрия Мельника было два брата. В делах банды они участия не принимали, и притянуть их к ответственности было никак невозможно. Однако за время царствования Юры оба заняли крепкие позиции в городе. Брат своим кровавым взлетом создал им целую полулегальную империю. Они теперь прочно стояли на ногах и крутили немалые капиталы. Власть в городе имели более чем реальную.

Серегу бросило в дрожь от одной только мысли, что с ним сделает служба безопасности этих братьев, если докопается, почему и при каких обстоятельствах погиб Юра Мельник.

Любовь и благодарность с их сторон к старшему, безвременно ушедшему, брату была безгранична. Они устроили из его смерти целое шоу. Прах покойного сопровождала километровая процессия машин. Над гробом красного дерева звучали пламенные речи в честь Робен Гуда, освобождавшего родную землю от пиявок, присосавшихся к телу любимой Отчизны. Давались торжественные нордические клятвы, в которых туманной квинтэссенцией было желание отомстить и продолжить дело безвременно ушедшего. Все это увенчалось салютом в исполнении роты курсантов МВД в его честь.

За прошедшее с тех пор время почти все члены группировки Мельника-старшего освободились под различными версиями: от хорошего (просто прекрасного) поведения до попадания под амнистии (несмотря на невозможность такого варианта). Все они пополнили ряды группировки братьев Мельников. Сила была грозной, и с ней нельзя было не считаться…

Иван, сопоставив все известные факты по этому делу, пришел к вполне определенному выводу:

«Вот эти самые Мельники и могут стать более чем актуальной проблемой для Рембо. Надо слить им информацию по засаде в загородном доме директора завода газовых приборов, и у друга Сереги не будет времени разбираться с кидком по плитке. Поважнее занятие появится…

Мысль верная, можно сказать — хорошая. Единственное: как это все довести до той стороны так, чтоб голову между двух жерновов не засунуть. Перемелют в шесть секунд. Решение пришло практически сразу, — для чего на свете почта? Офис Мельников известен. Набрать на компьютере, распечатать и отправить обычным письмом. Электронная почта здесь не подходит — засветка. Сейчас такие программы — отследят в момент, с какого компьютера ушло сообщение. Лучше старым дедовским способом — через бумагу. А Мельники пусть занимаются текстом письма, а не отправителем. Они быстро разберутся, во всяком случае, пока будут заниматься этим делом, Рембо будет горячо…»

Парфен взял чистый лист бумаги и, почесав ручкой переносицу, начал набрасывать черновик письма.

Серега рычал от бешенства: «Убью жиденка, паскуду, тварь, суку. Разорву в клочья». «Мерс» мчался в сторону родного города, разгоняя по обочинам, как встречные, так и попутные машины. Светлана из банка открыла глаза на дружбана веселого, компаньона честного… Иуду сраного: «Поганец, как посмел? На чьи деньги покусился, уродец? Да за такие дела кишки на руки наматывают, головы в руках домой носят. Мудак, сволочь. Утюги на живот ставят, паяльники в зад запихивают. Ну, гаденыш. Этого всего для тебя мало еще, что-нибудь более экзотичное придумаем. Подожди».

Жажда мести ослепила Серегу — он уже выехал на встречную. Две машины шарахнулись и слетели на обочину. Одна опрокинулась в кювет, несколько раз перевернулась и врезалась в дерево. Рембо не остановился, но авария несколько привела его в чувство: «Криминал, блин. Сдул каких-то чайников с дороги. Можно встрять нехорошо. Хотя пока оклемаются или не оклемаются, туда-сюда… До города совсем ничего не осталось. Затеряюсь, потом хрен докажут. Номер вряд ли на такой скорости запомнили. Мало ли пятисотых «Мерседесов».

Въезжая на улицы родного города, Серега остыл окончательно. Он искренне радовался, что о роли Парфена в кидке узнал за двести километров от города. Разорвал бы просто Иванушку на части. А толку? Кроме благородного бешенства за время пути Сереге в голову пришли абсолютно здравые мысли — что делать с Иудушкой? И как это лучше сделать? Результат должен быть двоякий: наказать и получить обратно свои деньги, плюс моральные издержки. Этот ущерб уже узаконили — здоровье, оно дорого стоит. Очень дорого, кто его во сколько оценит. Стесняться в таком вопросе не стоит. И не будем. Заберем все, что можно.

Надо брать Рыку, делать предъяву и сажать «на качели» — кроить до трусов. За такие «края» можно забрать абсолютно все. А что все? Развод он творил не один. Наверняка заручился чьей-то поддержкой из сильных. Ему ушла половина бабулек, если не больше. Плюс исполнители, накладные расходы туда-сюда. Нет у него на руках такой суммы денег. Это точно. «Бэмку» забрать? Это две с половиной, ну три штуки. Крохи. Родителей кроить? Нехорошо это. Не в морали дело, в стремности. Тому поколению «понятия» заяснять — бредить в тихую ночь на кладбище. Раззвонят по всему городу — места мало будет. Надо Парфена втащить в тему пожирней и сделать крайним. Точно, — Серега радостно ударил по рулевому колесу, — единственно правильное решение. Так и подставить его можно круто (чужими руками справедливую месть свершить) и на бабульки раскроить. Именно такой вариант и надо рассчитать. Хотя, что тут особо выдумывать? Все уже придумано до нас.

Серега включил музыку и начал подпевать, сильно фальшивя, Розенбауму: «Но утки уже летят высоко… та-та-та-та… Стрелять так стрелять…»

Парфена взяли на автостоянке.

Он любовно полировал тряпкой капот БМВ, когда два молодых парня с обоих сторон перекрыли ему узкий проход между стоявшими вплотную машинами. Иван настороженно замер. В последнее время он очень болезненно относился к любым признакам агрессии со стороны окружающих. Здесь же, от парней его заблокировавших, прямо исходили флюиды экспансивной энергетики. Он оставил капот в покое, положил тряпку, поочередно посмотрел им в лица и вкрадчиво поинтересовался:

— Чего хотим?

— Всего! — развязно заявил тот, который располагался ближе.

— А то ты не знаешь! — нагло добавил второй.

— Даже не подозреваю, — сконфуженно пробормотал Иван.

— Это же надо, какой недогадливый парнишка!

— Ничего не знаем, никуда не летаем!

Парни придвинулись к нему вплотную.

По логике, кто-то из этих двоих должен быть так называемым Игорем, который устроил ему «сладкие» минуты в комнате пыток, а потом еще очень и очень нервную неделю, связанную с открытием и непродолжительной деятельностью фирмы «Янус»: «Вот козлы, обещали же до свадьбы не трогать. Три дня осталось. Что им еще от меня надо?»

Он уже открыл рот задать этот вопрос, но выстрелившая нога стоящего справа сбила ему дыхание и отозвалась острой болью в районе диафрагмы. Парфен схватился руками за грудь и начал судорожно глотать открытым ртом воздух. Второй, не мешкая, стукнул его в затылок кулаком и повалил на капот. На заломленных за спину руках защелкнулись наручники. Между носом и капотом втиснулась рука с корочкой:

— Уголовной розыск.

— Добегался, Парфен. Пора тебе хапнуть тюремной сырости.

— Вы чего? — испугано прохрипел Парфен.

Сильная рука, запущенная в черную шевелюру Ивана, коротким рывком придала его телу вертикальное положение. Он со вздохом удивленного облегчения оглядел стоянку: «Менты все-таки. Даром, что в сплетение рубанули. Такой комнаты пыток, как у Игоря, у них наверняка нет. Что только им надо от меня? Не знают, с кем связались. Через три дня будут честь отдавать и строевым шагом ходить», — взгляд его стал злорадным. Ситуация ему даже начала нравиться. Уж больно предсказуемым казался финал — испуганные лица оперов, жалкие слова извинений, заверения в дружбе, поляна в дорогом кабаке…

— Ребята, а вы не ошиблись? — его голос окреп.

— Какие мы тебе, ребята? — оперативник отпустил Парфену крепкую затрещину. — Ты с кем разговариваешь, падаль?

— Охамел нынешний уголовник, — добавил его напарник и несильно, для проформы, пнул Ивана ногой под колено, — в край!

— Бить необязательно. Сопротивления я не оказываю. На то и свидетели есть, — Парфен мотнул головой в сторону въезда на стоянку.

— Ты смотри, грамотей какой выискался. Да я тебя в бараний рог загну. Будешь до утра у меня в камере стоять, коленями дрожать. — Опер замахнулся, но не ударил.

— Успеем, — сделал ему отмашку второй.

На стоянке неординарную сцену заметили. Две машины, не прогрев двигатели, с ревом рванули к выезду. Охранники, только что мирно курившие возле въезда, спешно укрылись в сторожке. Двое мужчин в летах, шедшие в их сторону, замедлили шаг и начали пробуксовывать на одном месте. Один из оперов заспешил к ним, размахивая ксивой:

— Капитан Пахомов. Уголовный розыск. Центральное РОВД. Вы видели задержание особо опасного преступника.

— И что? — спросил первый.

— Мы тут причем? — добавил второй.

— Подойдите, пожалуйста.

— Зачем? — отреагировал быстро второй.

— Я спешу! — недовольно заявил первый.

— Будете понятыми. Проявите гражданскую сознательность.

Мужики, опасливо поглядывая на Парфена, приблизились. Один, в дорогом костюме и галстуке — имел вид озабоченно-деловой, второй, в майке, джинсах и с пустым ведром, был рассеянно-простовато озадачен. Первого ожидал кабинет с секретаршей, второго — картофельные грядки с колорадскими жуками. Один спешил за руль «Вольво-940», другой размышлял, какую очередную гадость приготовил ему старенький «Москвич», и морально настраивался на возню с карбюратором. Преступник в наручниках ни одному их них нужен не был. Особой радости и вдохновения от роли понятых, отведенной им операми, они тоже не испытывали. Но делать было нечего, ибо, как говорил великий Чичиков: «Закон — я немею перед законом».

По тому, как ретиво начали обыскивать машину два служителя Фемиды, они тоже к закону относились с подчеркнутым почтением.

— Это у вас много времени не займет.

— Бандитам не место в нашем городе.

— Гражданское население должно помогать правоохранительным органам бороться с преступностью.

— Это святой долг и моральная обязанность каждого сознательного гражданина нашей страны.

Оба оперативника периодически подбадривали подобными репликами понятых и зорко следили за ними, справедливо опасаясь, что и тот и другой могут при благоприятном стечении обстоятельств «сделать ноги».

Иван следил за шмоном своей тачки с удивлением, обладатель ведра — с рассеянным вниманием, господин в галстуке — с деланной заинтересованностью.

Однако, когда ко всяким мелочам, разложенным на капоте, присоединился «тетешник», извлеченный из бардачка и пакет маковой соломки из-под сиденья, все трое замерли, разглядывая эти предметы.

— Ух, ты! — удивился обладатель «Москвича».

— М-да, — неопределенно процедил владелец «Вольво».

— Что и требовалось доказать, — резюмировал капитан.

Мужики бросали косые взгляды на хозяина БМВ, в которых сквозило опасливое восхищение, Парфен же смотрел на всех с изумлением и растерянностью. Когда же на свет божий появился микрофон, извлеченный из-под торпеды, наступила очередь оперов чесать затылки.

— О-па! — таким междометием выразил свои чувства оперативник.

— Ни фига себе! — добавил его менее сдержанный напарник.

Как оценили их переглядывания деловой и садовод неизвестно, зато Парфен легко прочитал по их минам: «Блин, эта хренотень как сюда попала? Пистолет положили в бардачок — вот он “тетешник”, солому засунули под сиденье — вот она. А микрофон? Ты не устанавливал? Нет? И я тоже. А как же он здесь оказался?»

Несмотря на серьезность ситуации, Иван улыбнулся комичности момента. Но улыбка продержалась на его лице недолго. Ближайший оперативник со злобой размахнулся и отпустил ему крепкий подзатыльник:

— Что скалишься, сука?

И чуть не спросил: «Откуда микрофон, падла?» — но вовремя спохватился:

— Весело, да? Ничего, на шконке тебе будет не до смеха!

— Две статьи у тебя уже есть, — подключился второй. Он ловко обвязал пакет ниткой, посадил на клей бумажку, прихватив, таким образом, свободные концы нити, а сверху шлепнул печать, извлеченную из того же кармана, откуда доставал и катушку с нитками, и тюбик с клеем, и аккуратный бумажный квадратик.

Первый в это время втолковывал понятым:

— В этом пакете, без сомнения, наркотическое вещество. Мы этого наркокурьера давно разрабатываем. Но, чтобы было все по закону, мы при вас пломбируем изъятое и отправляем на экспертизу.

Он быстро заполнил бланк и подсунул понятым:

— Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Первый, который с ведром, подписался с рвением, с этого момента он навсегда уверовал в силы родной милиции. После такого он ее сразу же зауважал: «Знаменский с Томиным — прямо-таки. Надо же, взяли бандюгу с поличным и все равно по закону все делают».

Второй, который в галстуке, отнесся более скептически к этим процессуальным действиям: «Кто этому капитану, интересно, помешает через полчаса перепломбировать этот пакет, заменив содержимое хоть на героин, хоть на сахарный песок? Цирк, да и только. Теперь повестками забомбят, дармоеды. Хотя, впрочем, за неявку никакой ответственности нет. Перебьются без меня. Все и так решат, как им надо».

Иван же при виде всех этих бумажек окончательно пришел в себя, прокачал ситуацию и понял, что влип крепко.

— Дошло до тебя? Зубы скалить охота отпала? — заметив смену настроения задержанного, злорадно спросил капитан.

— Сейчас тебе следак еще толковей разъяснит, чего ты стоишь на этом свете, — подлил масла в огонь второй опер, запихивая Парфена в «воронок».

На допросе у следователя Иван отвечал абсолютно честно. Ни «тетешник», ни маковую соломку, ни микрофон он никогда и в глаза не видел. Разумно требовал снять отпечатки пальцев с указанных предметов для сравнения с его собственными и настаивал на том, что ночью на стоянку мог проникнуть кто угодно и подбросить все перечисленное в машину.

Следователь и сам прекрасно знал, как попали пистолет и наркота в БМВ будущего коллеги-юриста, но продолжал играть стандартный спектакль, запугивая подследственного немыслимыми сроками, легкостью посадки при таких уликах и несладкой жизнью на зоне. Впрочем, делал он это чисто механически. Мыслительный процесс был направлен в другую сторону.

Приземлили они парня четко. Такого материала действительно хватит, чтоб отправить Парфенова не в юристы. И надолго! Стало быть, он свою часть договоренности отработал. Теперь осталось промариновать хлопчика пару дней в СИЗО и отпустить под расписку, или не отпустить. За это деньги и уплачены. Дальше Рембо сказал: «По обстоятельствам» — то ли закрыть дело, то ли закрыть парня. Как карты лягут. Несложно ни то, ни другое — дело привычное. Ерунда. Непонятны во всем этом два момента.

Первый. Откуда в машине у этого студента-салабона микрофон. Пусть недорогой, непрофессиональный, поставленный абы как. Но все же микрофон. От такого не отмахнешься: а вдруг опера болтнули что-то, когда ночью вскрывали машину? Хотя, что там болтать? Вскрыть дверцу пять секунд и еще две — подсунуть пистолет и траву. К тому же, какой идиот будет тратить магнитную ленту на пустой салон машины, стоящей ночью на стоянке? Нет, тут ничего страшного быть не может. Значит, надо попробовать как-то под это дело раскрутить Рембо на доплату. Только придумать как? Хотя и это не вопрос, на то он и следователь, чтоб иметь богатую фантазию. Раскрутим Серегу. Немного помозгуем и раскрутим. Этот микрофончик, как ни крути, а деньгами пахнет. А раз запах ощущается, значит, и деньги себя ждать не заставят.

И второй. Что означает звонок полковника Каца? Ни с того, ни с сего из областного УВД… Интересоваться рядовым делом… И интонации в голосе какие-то злобно-раздраженные… Почему именно Парфенов этот его так заинтересовал? Непонятно. Хоть бы намекнул, какой его интерес в этом деле? А то так и сиди теперь, сам догадывайся, что там начальство себе придумало, какие невысказанные пожелания теперь учесть надо. Что за гадания на кофейной гуще? Хрен знает что. Невозможно работать.

Парфен вышел из СИЗО через три дня. Покидая сырые мрачные стены, он уже знал, что тесть-полковник не состоялся. Как ни старался ублажать до свадьбы эту уродливую жидовку в интеллектуальных беседах и любовных утехах, против слова папы ничего она не смогла. Отчисление с юридического факультета — дело времени — таких клейменых там не держат. А ведь еще неизвестно, чем закончится следствие.

За эти дни он прошел тюремные азы и теперь прекрасно ориентировался, как спать по очереди на шконке, как выглядит пайка на пятьдесят копеек в день и как себя чувствуешь, когда ее отбирают. Понял, что родители в этой запутке ему не помогут. Друзья? Какие друзья? Откуда? Сотоварищи по бизнесу? Те и не почешутся. Кроме одного. Того, кто выкупил его у этого слащавого следака, того, кто заплатил пять штук зеленью за изменение формы пресечения из содержания под стражей на подписку о невыезде, того, кого он кинул для лже-Игоря, того, на кого настучал братьям Мельникам. Только ему Парфен теперь обязан белым светом не через узорчатую решетку. Ему — Сереге-Рембо.

— Парфен, не грусти, — Сергей улыбнулся, поднимая рюмку. — Давай за дружбу.

— Давай.

— Гони ее, грусть-печаль!

Иван мрачно чокнулся и через силу улыбнулся. Перестраивался он с трудом, такая это была разительная перемена: убожество, грязь, вонь пропитанных страхом застенков и блаженная беспечность обычного мира. Чтобы оценить прелесть свободы, ее надо лишиться. Иначе никак. За три дня, проведенных в переполненной камере, Парфен понял и это, и многое другое…

Они сидели в одном из самых престижных ресторанов города. Серега показным радушием пытался расшевелить снедаемого безрадостными перспективами бывшего узника. Получалось плохо. Фальшиво.

Парфен этого не замечал из-за раздирающих его самого противоречивых чувств: «Серега вытащил его, заплатил бабки, притащил в ресторан, угощает, развлекает. А он его так… Может, во всем признаться? Если в кидке как-то можно, то Мельники… Мельников Серега не простит точно. Письмо уже должно было дойти. А могло и не дойти. Но дойдет в любом случае. Как бы плохо почта ни работала, все равно, рано или поздно, оно попадет в руки адресата. Перехватить его уже невозможно…»

— Не грусти, Вано, — повторил Серега, широко улыбаясь, — полдела сделали.

— Полдела? — переспросил Парфен.

— Ну, да. Осталось статью с тебя снять, и все будет нормалек.

— Ты знаешь, как?

— Конечно.

— Делись.

— Мало того, что знаю — я уже имею предварительную договоренность. — Серега многозначительно прищурился.

— Ух, ты, — оживился Парфен. — Когда ты успел?

— Все дела пустил побоку, только твоим вопросом и занимался. — Рембо честно и открыто посмотрел в глаза Ивану.

— Спасибо. — Парфен взгляда не выдержал и отвел глаза.

— Разве ты на моем месте поступил бы по-другому?

— Точно так же.

— Вот видишь! Когда друг в беде, нельзя тратить время на другие дела. В такие минуты и проверяется искренность чувств и отношений!

— Это да. — Иван выжидательно уставился на Савельева.

— Так вот. К делу. Поднял я свои тяги, вышел на этого следователя. Все решаемо. Дело за бабульками. У меня просто таких нет, а то б я…

— Каких таких? — Иван выпил изрядно, но, несмотря на скудный трехдневный паек, не пьянел. Уж больно напряженное состояние души держало его тело. Расслабляться пока было не с чего. Ничего не закончилось, напротив, началось основное — поиск денег для закрытия дела. То, что все упрется в энную сумму, Парфен не сомневался ни на секунду.

— Дело в том, Вано, что этот мусор просит денег не просто за закрытие дела. Это было б — еще пять, восемь, ну от силы десять штук…

— А что ему надо? — Парфен недоуменно поднял брови и округлил глаза. — Не секс-услуги, я надеюсь?

— Нет. — Рембо рассмеялся. — Эти услуги не так дорого стоят.

— А что тогда?

— Угадывать не будешь?

— Нет, не томи.

— Понимаешь, он хочет открыть крутой ресторан, и просит под него кредит в сто штук зеленью. Откуда-то знает, что ты такие вопросы решаешь.

— Ты серьезно?

— Вполне.

— А в чем подвох? Кредит что, бросовый?

— Нет, все официально, кредит нормальный — возвратный. — Рембо разлил водку по рюмкам. — Все чисто. Без всяких там подстав.

— Во дела, — протянул Парфен и принялся тщательно раскуривать сигарету. — Ему можно верить? Мусор все-таки.

— Вопрос решался на серьезном уровне, так что все будет нормально. Он осведомлен, кто за мной стоит — бока пороть у него резона нет.

— Угу. Значит так… — Иван опять замолчал.

— Причем я ему пообещал уже. Предварительно. Ведь это реально в твоих силах? — Рембо напрягся. Наступил самый важный момент во всей придуманной им комбинации. Если сейчас Иван скажет: «нет», все летит к бениной маме.

— Кредит обычный, не венчурный?

— Какой? — не понял Савельев.

— Венчурный.

— Это как? Попрошу в моем обществе матерно не выражаться.

— Сергей, это просто, — в голосе Парфена проскочили нотки превосходства, — венчурный — это под развитие, без обеспечения.

— То есть без залога или гарантий?

— Да.

— Нет, Ваня, там все будет. Оговорено. Мент обставится путем.

— Ага…

Образовавшуюся паузу Сергей использовал для порезки отбивной. Он затаил дыханье: «Неужели все зря? Вроде бы правильно все рассчитал».

— Не сказать, чтоб так запросто, но можно попробовать, — Иван сосредоточенно тер мочку уха. Он хитрил. Не для чего, на всякий случай. Получить реальный кредит под живое дело и верное обеспечение будет несложно. Достаточно «маякнуть» управляющему, оговорить процент отката и обеспечить твердые гарантии. Он еще сможет что-то поиметь с этого следака. Вот как иногда оборачивается жизнь. Казалось бы, все, конец: свадьба расстроилась, карьеры не видать, из института вот-вот выпрут, статья ломится нехилая, и тут — хлоп! Свет в конце туннеля не просто светит — глаза слепит…

— Ты уж постарайся, дело твое иначе вряд ли закрыть получится, — перебил его мысли Савельев, поднимая наполненную рюмку. — За успех.

— За наши успехи, — поднял свою Иван. — Сам все я, Сергей, прекрасно понимаю. Приложу все усилия, чтоб тему эту промутить.

Парфен выпил и склонился над тарелкой. Нож с вилкой заработали в синхронном ритме, а мысли Ивана понеслись, вскачь обгоняя друг друга.

«Стоит сделать этот кредит — дело закрывают вчистую, соответственно юридический факультет закончить худо-бедно удастся. В этом году, конечно, не дадут, перестрахуются. До защиты две недели осталось… Нет. Проскочить не дадут. Придется уйти на год в академку… Сунуть знакомому проректору штукарь — он это дело устроит. Чтобы под липовую медицинскую справку оформить академотпуск, штуки баксов даже многовато будет. Ладно, это потом. Сейчас кредит. При оформлении кредита урвать пятерку… может… нет, должно получиться. Если и не пять, то добавить из сбережений и отдать Сереге — долг по следаку, а если… — Парфен даже дернулся от неожиданной мысли, — если потянуть время, — он опасливо посмотрел в лицо Рембо, — то, может, и отдавать, ничего не придется. Со дня на день письмо о засаде на хате у директора завода газовых приборов прибудет к адресату. Да, так надо и сделать — потянуть волынку, глядишь и сработает. Пять тысяч в кармане останутся.

Интересная штука жизнь — никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. А с уродливой Татьяной… да хрен с ней, карьеру можно и иначе сделать. Обидно только за потерянное время. Ну что ж, не все гладко в этом мире».

У Парфена если и не запели соловьи в душе, и не расцвели розы, то стрелка барометра настроения однозначно повернулась на отметку «ясно»:

— Серега, давай выпьем за дружбу, за настоящую мужскую дружбу. Она познается только в беде. Я предлагаю выпить за нее и за тебя. Именно ты мне показал на деле, что это понятие не пустой звук. Хочу выпить за тебя и за дружбу!

«Надо же, животное, а чувствует», — растрогался Рембо. Ему даже стало на секунду жаль этого паренька, так смело шагнувшего в пропасть. Но он вспомнил хладнокровный кидок с плиткой, и улыбка осталась только на лице. Внутри все холодно сжалось: «Не расслабляйся. Вся главная работа впереди», — подбодрил он себя, а вслух сказал:

— За настоящую мужскую дружбу, Вано. Принимается. Это тост по уму. — Улыбка получилась почти естественной.

Хрустальные рюмки мелодично звякнули.

— Это главный пьяный прикол нашей молодости. Дело было давно, мы с Костей учились еще на инженеров. Он тогда тоже жил в общежитии. Это сейчас Костик — завидный богатый жених, а тогда мы учились только на втором курсе, звеня мелочью на пиво в карманах…

— Ты еще и на инженера учился? — удивилась Юля.

— Был такой грех.

— Когда ты все успел?

— Давно на этой земле живу, — иронично протянул я, а про себя отметил: «Многого ты про меня еще не знаешь, многого. И о большей части этих неизвестных фактов жизни хотелось бы оставить тебя, любовь моя, в неведении».

— Так и что? Извини, я тебя перебила.

— Продолжаю…

Мы с Юлей отмечали в дорогом ресторане месяц нашего знакомства и ее поступление в университет на экономический факультет. Чтобы она не сильно смущалась фешенебельной обстановки, кучи столовых приборов и трех официантов, обслуживающих наш столик, я нарочито громко рассказывал байку из нашей студенческой жизни:

— Праздник был законный — 8 Марта. Внизу, прямо в общаге, по такому событию устраивали дискотеку. Мы были абсолютно нормальные студенты и распугивать своим трезвым видом людей на танцах позволить себе не могли…

— Не сомневаюсь, — прокомментировала Юля.

— Поэтому мы, как порядочные, сели с Купером у него в комнате, его сосед — Блинов Юрка был где-то в городе, и начали отмечать Международный женский день вдвоем. Как положено, по-мужски. Водки много — закуски мало, вернее сказать, закуска была только до второй рюмки, на ней она просто закончилась…

— Это как?

— Это, Юлечка, совсем. Катализатором процесса подготовки к дискотеке послужил заместитель коменданта общежития Юра Семененко, самый настоящий хохол из Херсона. Он зашел по пустяковому вопросу и сразу налетел на полный до краев граненый стакан водки и наши настойчивые требования подтвердить свою принадлежность к самой умной, сильной, красивой и смелой части человечества. Что он и сделал одним движением, — я поднял воображаемый стакан, показал, как он опрокидывает его в горло, демонстративно занюхивает тыльной частью кисти и собирается уходить. Юля рассмеялась. — Мы его, конечно, усадили за стол и попробовали раскрутить на сало. В ответ он потребовал от нас доказательств, что мы тоже настоящие мужики. Мы смело опрокинули по стакану вдвоем с Купером. Потом еще втроем…

— Что, правда? — усомнилась Юля.

— О том и речь. Закуски мы, естественно, не увидели. Ловкий ход со стороны заместителя коменданта общежития, хитрого херсонского хохла Семененко, удался. Он, лихо подзадоривая, упоил нас так, что о славном украинском продукте мы просто забыли. Зато дискотеку я помню очень хорошо. Сначала мы просто танцевали, потом делали сальто, кульбиты и все остальные спортивные упражнения, которые нам казались уместными во время плясок. Затем это нам надоело и мы устроили соревнования под девизом: «Кто дальше бросит колонку». Даже объявили какой-то приз для победителя. Кто-то из нас выиграл это состязание, и мы дружно раскатали традиционный приз — бутылку водки. До этого момента я все помнил более-менее. Потом образовался какой-то провал, и следующим осознанным эпизодом был увод меня с сего празднества под белы рученьки…

— Ох, Женя, Женя!

— Самому стыдно. Но это был первый и последний подобный случай в моей жизни. Значит, справа меня тащил Васька, а кто это делал слева, как я ни старался — разобрать не мог. Меня это обстоятельство удивляло и слегка злило. Зрение почему-то работало в одну сторону. Самое интересное началось у двери в мою комнату. Обыскав меня, предварительно приперев к стенке, по которой я все норовил сползти, они обнаружили полное отсутствие ключей…

— Потерял? — сделала предположение Юля.

— Нет, не угадала. Я им подробно объяснял, что ключи отдал трем знакомым девчонкам из другого общежития, которые приехали на праздник и собирались остаться здесь ночевать, а меня планировалось уложить спать у Кости. Объяснять-то я объяснял, но, как потом выяснилось, совсем не вслух. После недолгого совещания меня было решено откантовать к моему корешу Куперу, которого уложили спать таким же образом часом раньше. Что и было проделано…

— Костик, он тоже…

— Точно такой же. Брат-близнец. Как все было дальше, рассказал Блин-Блюз — Юра Блинов, сосед Костика: «Поднимаюсь я к себе в комнату в расстроенных чувствах (ему внизу уже рассказали, что нас с Купером на кровати определили), где предстоит спать, размышляю. Обе кровати заняты. Открываю дверь, а два голубя (это мы с Костиком) лежат на полу между кроватями и пытаются отобрать подушку друг у друга».

— Ужас. Это ж надо, — Юля с недоверием покачала головой.

— Из песни слов не выбросишь, — философски изрек я и продолжил: — Блинов воспрянул духом, переступил через наши воюющие во сне тела и занял свою кровать. Ночью стало холодно, и я забрался валетом к Блину под одеяло. Костя, вместо того, чтоб занять свою кровать, с пола сделал рывок из комнаты. Сориентировался он в темноте четко, но ошибся в одном — дверь оказалась запертой. Он с маху врезался в нее всем корпусом и лицом заодно…

— Не может быть! — ойкнула Юля.

— Может. Отошел на несколько шагов назад и повторил попытку. Я лежал под одеялом и тихонечко наблюдал эти девиации. Только после четвертой попытки он что-то понял и прошептал: «Закрыли, собаки». Открыл замок и исчез в коридоре. Не было его довольно долго, и обнаружил я его, уже когда проснулся. Костя пытался встать со своей постели. Он громко ржал — его забавила тщетность усилий при выполнении, казалось бы, не такой сложной задачи…

— О чем речь? — не поняла Юля.

— Объясняю. Купер переносил центр тяжести на ноги. Они его не держали, и он опять заваливался на сетку кровати. Она, амортизируя, отбрасывала его к стене, о которую он и бился головой при каждой новой попытке. Громко смеялся Блюзик. Я тоже не смог удержаться от смеха. Блинов перевел взгляд на меня и с испуганным лицом начал делать загребательные движения ногами, — я изобразил наглядно Юле, как Блинов, перебирая ногами, забился в угол кровати, — он, оказывается, даже не почувствовал, что ночью под одеялом был не один. А когда увидел утром рядом со своими ногами смеющуюся голову, подумал, что пришла «белка».

— Это ж надо!

— Когда недоразумение было разъяснено, Купер вспомнил про девчонок, которые должны ночевать у меня, я на тот момент уже пробил себе отдельную комнату. Посетовал, что был не в состоянии вчера познакомиться, хотя, вроде бы как, и танцевал с ними. В чем, впрочем, на сто процентов не уверен. Тут же незамедлительно вызвался исправлять свою ошибку и отправился ко мне. Мы дружно пожелали ему в спину: «Ни пуха, ни пера».

— Он вас…

— Ни в коем случае. Мы люди культурные, как ты могла такое предположить? На его стук никто не отозвался. Он его повторил и добавил: «Скиф, открывай. Хватит спать. Открывай. Дело у меня к тебе. Срочное. Я знаю, что ты там».

Сзади него раздался смех. Он обернулся. В нескольких метрах стояли две незнакомые девчонки и громко смеялись. Костик им улыбнулся и принялся тарабанить и требовать меня еще настойчивей. Девки сзади буквально присели от смеха. А теперь представь сцену, — я выдержал паузу, любуясь любимым личиком с блуждающей вокруг нежных губок улыбкой, — девять часов утра. Пацан в трусиках, резиновых тапочках, с сигаретой… ломится в лифт и громко кричит: «Скиф, открывай. Я знаю, что ты там, хватит спать».

Последние слова потонули в бархатном Юлином смехе, который, в свою очередь, перекрыли сдержанные смешки обслуживающих нас официантов.

— Вот такой вот был прикол, — закончил я и жестом отослал навязчивых гарсонов.

— Веселая была у вас молодость!

— Не вижу повода считать, что она закончилась.

— Юность, я хотела сказать.

— Это лучше, принимается, — милостиво согласился я.

Результат был налицо. Юля весело улыбалась, смело орудовала столовыми приборами, что-то щебетала и, главное, совсем, совсем не чувствовала себя скованно, как это было в начале нашего торжественного ужина.

Я почти полностью спихнул все дела, в частности, по Парфенову и Рембо, на Костю. Он меня понял и одобрил: «Двум богам служить нельзя. Нельзя ненавидеть и любить одновременно. Не выдержит душа таких противоречий. Ты люби, а я буду ненавидеть за двоих. Не переживай, все исполним в лучшем виде».

В том, что Костик справится с этим делом, я не сомневался ни на секунду. Впрочем, как и во всех других. Спихнуть-то спихнул, но в курсе он меня, конечно, держал. События развивались в примерно планируемых нами границах.

Парфена Рембо круто подставил по ментовской теме и тут же помог спрыгнуть со статьи. Выбора у Ивана, кроме как склонить голову на широкое плечо «друга», не было. Все гениальное — просто. Теперь Савельев его подставит на деньги и кинет. Что будет дальше? Что-то явно нехорошее — Парфен все глубже вязнет в дерьме. С другой стороны, он боится Рембо и должен как-то себя обезопасить, то есть как-то и где-то замазать бывшего компаньона. Ударить по самому уязвимому месту. Другого выхода у него просто нет. Где и как он это сделает, пока неизвестно. Но это дело времени. Нет ничего тайного, что рано или поздно не становится явным…

Парфен далеко не глуп. Выглядеть, скорее всего, это будет так — он найдет какое-то грязное пятно в биографии Рембо и использует его. Сам такую фигуру, как Савельев он, конечно, не потянет… Придется заручиться поддержкой какой-нибудь сторонней заинтересованной силы… Думается, в городе таких, которым где-то как-то когда-то подгадил бизнесмен Савельев, немало… Так или иначе разборка не за горами. Конец этой трепетной дружбы уже виден. Дожмут друг друга приятели. Будем надеяться, что без нашего вмешательства…

— Женя, пойдем мы или нет? — Юля требовательно смотрела на меня.

— Куда? — я вздрогнул: «Опять что-то пропустил».

— Женя…

— Конечно, пойдем, — спохватился я, — все время хотел тебе сам предложить, а ты прямо буквально вырвала у меня изо рта это предложение.

— Изо рта? — усмехнулась Юля.

— Да. Прямо оттуда.

— И…

— Из глубины души моей! Из самого сердца! — быстро сориентировался и исправился я.

— Немного лучше.

— К тому же, в этом мероприятии есть один огромный плюс. Это существенно и откровенно важно. — Я стал серьезным.

— Какой? — купилась на этот нехитрый трюк Юля.

— Дело в том, что… — я замялся.

— Ну?

— Ты уже студентка и тебе теперь можно, — скороговоркой проговорил я. — Хотя читать мысли неприлично. Разве тебя этому в детстве не учили?

— Ох, Евгений, Евгений, как можно так игнорировать любимую девушку?

— Почему это игнорировать? Что за терминология такая? — я попробовал опротестовать такое заключение.

— Не слушать, о чем она говорит, это, по-твоему, как-то иначе называется? — Юля приперла меня к стенке.

— Сдаюсь, — поднял я руки, — извини, задумался о голубых далях и бескрайних просторах, где мы с тобой на белом верблюде…

— На двух.

— Нет, на одном, но двугорбом.

— Пусть на одном, но едем на выставку художников-абстракционистов. Едем?

— Вот именно. Это я тебе и хотел предложить, — быстро сообразил, вспомнив афиши, которыми обклеен весь город, — а ты говоришь, что я тебя не слушаю. Я тоже мысли твои читаю…

— Мои мысли?

— Твои, читаю!

— Причем до того, как они приходят в мою голову.

— Точно.

— Тогда готовь верблюда.

— Белого?

— Любого.

— Будет исполнено.

Я поднялся и, обойдя столик, наклонился и поцеловал ее в губы. Она глазами спросила: «А как же посетители? Ресторан? Официанты? Люди окружающие, одним словом?»

«Они, — также безмолвно ответил я, — пусть завидуют!»

Компра

«Я, Парфенов Иван Сергеевич, находясь в здравом уме и твердой памяти, проживающий по адресу улица Краснофлотская дом двадцать четыре квартира шестнадцать, по сути заданных мне вопросов могу пояснить следующее. Моя деятельность по обналичиванию денежных средств происходит следующим образом…»

Писклявый дрожащий голос Парфена наполнял кабинет, передавая страх и нервозность его хозяину — управляющему филиалом банка «Дисконт» Войтовскому Геннадию Игнатьевичу.

Он прослушивал кассету уже второй раз и приступ гнева сменился трусливым ознобом. Цепкие пальцы ужаса сковали его, скрючившегося в неудобной позе в директорском кресле. Какое счастье, что он просматривал корреспонденцию сегодня сам — можно только предположить, что бы произошло, попади этот пакет с кассетой и несколькими листами ксерокопий, примерно такого же текста, как и на магнитной ленте, в руки к референту. В лучшем случае, последний продал бы компромат ему же, своему начальнику. В худшем… О худшем и думать не хотелось: «Связался с сопляком. Польстился на деньги. Идиот старый».

Последнее утверждение было клеветой — Геннадию Игнатьевичу исполнился всего сорок третий год. Это был импозантный мужчина спортивного сложения, с волевым лицом. В волосах паутинкой серебрилась благородная седина. Он некоторое время посидел в раздумье и начал себя оправдывать: «Если посмотреть с другой стороны, без помощников никак не обойтись. Действительно, не самому же брать деньги с клиентов? Прокладки просто необходимы. А паренек был шустрый, к тому же, рекомендовал его старый приятель-однокурсник, с которым много чего провернуто было за последние два десятка лет. Они с ним какие-то дальние родственники, вроде бы как. Теперь это совсем не важно. Парфенов хороший паренек был, но прокололся где-то, и колонули его по самую задницу. Был, был, именно был хороший паренек. А стал — смертельно опасен.

Бумажки без живого свидетеля, а, тем более, лента магнитная немногого стоят. Во всяком случае, гораздо дешевле обойдутся без их автора. Это точно. Надо решать вопрос быстро. Конкретно и грамотно. Кого поставить на это дело?

Как неохота своих подписывать на такое! Лишний козырь даже им давать нельзя. Отрыгнется обязательно. Шлепнуть сопляка — дело плевое, зато понтов потом с задиранием носа от собственной значимости будет…

Дешевле со стороны кого-то нанять. Разово отстегнуть и: «Привет!» Я тебя не знаю, ты — меня. Хотя это еще хуже — самому под шантаж подставляться. Нужен посредник… Блин, целое дело получается, — Геннадий Игнатьевич встал и нервно обошел вокруг свой стол, на котором при желании можно было легко играть в теннис. Опять сел в кресло, — а вдруг бандероль ко мне не единственная? — От этой мысли управляющего бросило в жар, — надо срочно решать с парнем, срочно…»