Капкан для Скифа

Нажал на кнопку селектора: «Маша, меня ни для кого нет».

Положил квадратный подбородок на левую руку, правой взял ручку и начал чертить геометрические фигуры на чистом листе еженедельника. Невеселые мысли полностью захватили его мозг…

Из раздумий, вызванных вполне объяснимым страхом, Войтовского вывела противная трель сотового телефона. Он вздрогнул, возвращаясь к реальности. Звонил телефон, номер которого был известен очень узкому кругу лиц. Взглянул в окошечко мобилки и еще раз вздрогнул — английскими буквами высвечивалось имя вызывающего абонента — «Парфенов».

Он нажал кнопку:

— Да. Войтовский.

— Здравствуйте, Геннадий Игнатьевич, это вас Иван беспокоит.

— Здравствуй, Ваня, — деревянно произнес управляющий.

— Я бы хотел встретиться, есть интересное предложение.

— Предложение? — Войтовский удивился. — У тебя все в порядке?

— Вполне, Геннадий Игнатьевич. — Заверил Парфенов. — Были мелкие неприятности, но я их практически решил.

— Рад за тебя. А то я уже начал волноваться.

— Не стоит. Все хорошо. Когда вам удобно встретиться?

— А ты когда хотел бы?

— Желательно сегодня, если возможно.

— Возможно. Почему нет?

— Во сколько?

— Приезжай ко мне минут через сорок.

— Буду.

— Успеешь?

— Конечно. До встречи. Спасибо.

— До скорого, — Войтовский отключился и осторожно положил черную коробочку на стол, так, как будто она была из тонкого хрусталя: «Вот такой получается раскладец. На ловца, как говорится, и зверь бежит».

Когда Парфен вошел в кабинет, Геннадий Игнатьевич встретил его радушно. Встал из-за стола, обнял. Долго тряс руку и заглядывал в глаза:

— Ну, рассказывай, горемыка.

— Да что тут собственно рассказывать…

— Не прибедняйся. Как это тебя угораздило?

— Я особенно и не старался…

— Это понятно, — хохотнул управляющий. — Кофе, чай?

— Кофе.

— Маша, — нагнулся управляющий к селектору, — два кофе, — залез в бар и, покопавшись, достал початую бутылку коньяка.

— По кофейку с коньячком. Тонизирует. Не против?

— Наоборот. Всецело за!

— Так на чем тебя мусора повязали? Я уже начал свои концы поднимать. Подсобить хотел, — легко соврал Войтовский.

— Спасибо. Очень вам признателен, Геннадий Игнатьевич.

— Не за что, Ваня. Это само собой разумеется. Мы же с тобой в одной связке, — отмахнулся управляющий. — Рассказывай.

— А взяли меня ни на чем.

— Как ни на чем?

— Вот так…

И дальше Иван рассказал сущую правду. Про то, как его захомутали с какой-то волыной и шалой левой. Как качнули на деньги и как, не напрягаясь, сняли пятерку. На всякий случай приврал, что хотят еще пять. После этого мягко увязал клиента на кредит в сто тысяч долларов и свое желание с этого кредита в качестве оплаты получить больше чем обычно, чтоб спрыгнуть с долгов. Единственное, о чем умолчал, так это о том, что заемщик тот же следак, от которого зависит закрытие дела.

— С кредитом мы, конечно, решим, — легко согласился управляющий. — Проверим, естественно! Если все чисто — дадим.

— Это хорошо, а то я…

— Ваня, не переживай. Тебе какая-нибудь копеечка лишняя за страдания твои, безусловно, капнет.

— Спасибо, Геннадий Игнатьевич.

— На здоровье. Это вопрос рабочего характера. Других проблем нет у тебя сейчас? — елейным голосом поинтересовался Войтовский.

— Других? Мне и этих хватает «выше крыши»! — Иван натурально пожал плечами: «О чем это он, интересно?» — Какого рода проблемы вы имеете в виду?

— Ну, в общем и целом, какие-нибудь терки нездоровые… — управляющий рисовал руками в воздухе неопределенные фигуры.

— С братвой, в смысле? — недоуменно переспросил Парфен.

— Почему сразу с братвой? Хотя, может, и с ними…

— Нет. С ними все в порядке, — твердо заверил Иван и, подумав о Рембо, добавил: — Тут у меня все схвачено.

— Ну, а еще где-то, что-то? Какие-то нехорошие делишки-мелочишки? — продолжал настойчиво гнуть свою линию Войтовский.

— Нет, вроде бы все в порядке. — Не понимая, что имеет в виду управляющий, Парфен решил перейти на нейтральную тему. — Разве что защита диплома на носу…

— Защита дипломной работы — дело хорошее. — Войтовский побарабанил пальцами по столу. — А кроме? Точно ничего серьезного нет?

— Все нормально, — немного поколебавшись, ответил Иван. — А что? Должно быть, что-то не в порядке?

— Почему — «должно»? Нет, конечно, — управляющий отвел глаза в сторону. — Просто вид у тебя усталый. На определенные размышления наводит…

— Ну, так я ж не в Сочи уик-энд провел, Геннадий Игнатьевич.

— Это да, — легко согласился Войтовский.

— Общая камера в СИЗО на пятнадцать человек, при наполняемости в сорок, не способствует улучшению цвета лица, хорошему пищеварению и оптимизации настроения. — Парфен невесело усмехнулся. — А в остальном — все нормально.

— Тебе точно помощь не нужна? — разливая по рюмкам коньяк, отеческим тоном поинтересовался Войтовский.

— Спасибо, Геннадий Игнатьевич, справлюсь.

— Ты не стесняйся, Иван, если что…

— Благодарю, Геннадий Игнатьевич. Мне кредит этот нужен…

— Давай еще по одной — и к делу, — управляющий поднял рюмку. — За все хорошее!

— Быть добру!

Управляющий зажевал коньяк долькой лимона. Парфен запил маленьким глотком кофе. Помолчали пару минут, делая вид, что наслаждаются выпитым.

— Теперь конкретней, — Войтовский откинулся в кресле и закурил. — Какой кредит, подо что, на сколько, процентная ставка, на кого оформлять и кто реально берет деньги? Что это за человек? Какие гарантии? Наши интересы?

— Все точно я вам скажу на днях, — Парфен тоже закурил. — Сегодня так, предварительная договоренность. — Он старательно подбирал слова: — Человек хороший, реальный. Хочет открыть ресторан. Кредит на год, желательно по минимальной процентной ставке. Оформляться будет, скорее всего, под гарантийное письмо. Какого предприятия — тоже сейчас не скажу. Еще не знаю. Наши интересы, если вы уполномочиваете, буду обсуждать.

Войтовский склонил голову набок, выпустил дым колечками через правый угол рта и, немного подумав, ответил:

— Нет вопросов, Ваня. Вперед.

— Могу начинать переговоры? — уточнил Парфенов.

— Вполне. Приступай.

— Понял.

— Как все прояснится — сразу ко мне. Жду с нетерпением. — Войтовский встал, протянул руку, напоминая, что он человек непростой и его время стоит дорого.

Парфен поспешно вскочил:

— Спасибо, Геннадий Игнатьевич. До свидания. Скоро вас побеспокою с этим вопросом.

— Счастливо, беспокой.

Едва за Парфеном закрылась дверь, Войтовский склонился к селектору и нажал кнопку:

— Маша, начальника службы безопасности ко мне. Быстро!

За время беседы с Иваном у него в голове созрел вполне определенный план.

Рембо нервничал. Компаньоны явно что-то замышляют. Из взятых под плитку на фирме денег он смог погасить только половину — отдал все свои сбережения, назанимал по мелочам у друзей-товарищей, там, где можно было без процентов, и все равно набрал с натягом только тридцать штук. Остальные собирался вернуть с бросового кредита под Парфена, больше — неоткуда. Не продавать же, в самом деле, квартиру или «Мерс». Он же не пацаненок. Он — Савельев Сергей Петрович — Рембо. Слово свое держит. Не так, как все эти новоявленные мозгляки, хозяева своего слова, — сегодня дал — завтра назад забрал. Мое слово, что хочу, то и делаю.

Нет, кидать компаньонов по «Витязю» он не собирается — просто нет сейчас капусты. Скоро будет. Тогда и рассчитаемся. А они там устраивают что-то типа передела собственности — уроды. Послать козлов вонючих подальше. Развести на лавэ и послать. Так и сказать: «Будете понты колотить — пойдете к такой-то маме. Какое такое у вас терпение закончилось? Без бабок хотите остаться? Это можно вам устроить, очень даже запросто. Но я-то честный. Не могу так поступить. Раз должен — верну».

Серега хитрил, сам с собой хитрил. Отправить их подальше и вообще не заплатить он мог, и предъяву отбил бы легко, и при переделе имущества изрядно поживился б, но… одно но… Очень не хотелось терять такую кормушку. Парни тянут всю работу, получают гроши. Рембо снимает сливки и практически ничего не делает, ни за что не отвечает. Очень приятное распределение обязанностей. Зачем же резать курицу, несущую золотые яйца? Незачем. Нецелесообразно это. Такую птицу оберегать нужно, холить и лелеять.

Надо-таки быстрей провернуть эту тему с Парфеном и вернуть на фирму бабки. Тогда компаньоны сразу присмиреют, и бизнес пойдет по накатанным рельсам.

Мысли подошли к самому неприятному: Серега никак не мог просчитать безопасный, на все сто, развод Парфена. В общих чертах — да, вариантов масса, а вот на чем остановиться…

Просто слить бабки на подставную фирму, обналичить втупую и… Парфен не дурак и лавэ не его, а банка. Там ребятки чикаться за сто штук не будут — это не прокуратура. Парфен только пальцем в сторону Рембо покажет, и за края не уйдут, а улетят и хата, и тачка. Моментом. А не хватит (а ведь как они посчитают, не хватит) — поставят отрабатывать. На блудняк по каким-нибудь темам жалким поставят — хорошо, если не по мокрым. И при таком раскладе не отмажет никто. Надо что-то… Что-то надо…

Козел нужен. Козел. Козлик. Козлик отпущения. Чтоб грешки на него списать. Нужен чайник подставной на фирму левую… И как только бабульки уйдут, сразу валить лоха и на него весь кредитик списывать. А Парфена, чтоб не делиться с ним, отдать назад ментам, пусть закрывают. Им пятерки на такое дело за глаза хватит.

Серега развалился в кресле, довольно оглядел свой отдельный кабинет. Такой один на весь офис «Витязя»: дорогущий евроремонт, итальянская стильная мебель. Кондиционер, компьютер, факс, телефон — последнее слово техники: «Как такого можно лишиться? Нет уж! Не хочу». Вальяжно потянулся. Взял сигарету, закурил. Неторопливо выпустил струйку дыма в подвесной потолок.

«Если посмотреть на дело в таком разрезе, то все складывается — лучше не придумаешь. Нужен лох. На него открыть реальную фирму. Прогрузить про перспективы будущего дела, пообещать место директора эфемерного ресторана, дать авансом заработную плату. Поведется, только в путь. Голодных сейчас много. Еще было б неплохо повесить на него гарантийные обязательства. Кредит-то надо взять не под залог, а под гарантию какого-то предприятия…

Хотя, если разобраться, за то, чтобы гарантийное письмо в банке нормально прошло, пусть у Парфена голова болит — это исконно его вопрос — ему же от зоны отмазываться надо (ха-ха!). Дальше. Кредит оформляется. Деньги падают на счет. Лох снимает их на закупку оборудования и дальше…

А дальше все просто. Парфен топает на зону. За пять штук зелени пятерик за забором ему заделают легко. Там пусть оттачивает юридическое образование. На практике. Посмотрит изнанку жизни. Переоценит ценности. Принципы свои отшлифует. Наберется твердости характера. И это будет правильно. Пора Ванечке школу жизни пройти…

Лох же отправляется прямиком в землю сырую. За него тоже больше пятишки не возьмут, впрочем, на этом можно и сэкономить. Вспомнить лихую молодость. Да, за пятерку можно лично хребет сломать. Не разучился еще, небось. Ну, это потом. Посмотрим, как карты лягут. Главное, картинка вырисовывается правильная и красивая…

Рембо потер от удовольствия руки и, приоткрыв дверь кабинета, пожелал секретаршу и кофе. Работники офиса, находившиеся в общем зале, дружно рассмеялись. Катя-секретарь ничуть не смутилась:

— Вам, Сергей Петрович, в какой очередности? Или все сразу?

— Все сразу и побольше, Катюша.

Катя улыбнулась и, покачивая всей фигурой сразу, прошествовала к кофеварке. Зрелище было неординарным и очень приятным — будоражило сознание и развязывало поэтические фантазии.

— У-у-у-у-эх!

Серега проследил за движениями ее гибкого тела, улыбнулся, прикрыл дверь и полез в бар за бутылкой. Дверь за спиной открылась.

— Как ты быстро, Катюша, можешь раздеваться, — не оборачиваясь, продолжил он игру, наполняя две рюмки коньяком.

Два шарообразных сосуда с коричневым напитком оказались в тему. Когда Сергей обернулся, сильная мужская рука приняла ближнюю рюмку:

— Ваше здоровье, Сергей Петрович, — мужчина лет сорока, с военной выправкой, коротким ежиком седеющих волос, смотрел приветливо, чуть насмешливо.

— Ваше тоже, оно вам понадобится, — буркнул Рембо, опрокидывая живительную влагу в горло. От неожиданного появления посетителя он вздрогнул, и это его разозлило, — вообще-то, принято стучать в дверь, а перед этим еще звонить по телефону и предупреждать о визите, господин хороший, не знаю вашего имени.

— Имя я вам свое скажу, только позже. А так же отчество и фамилию. Ничего не утаю. Обещаю. Всему свое время. У меня к вам маленькое дельце.

— Это какое? — враждебно поинтересовался Савельев.

— Прочитайте, — незнакомец лихо опрокинул рюмку, достал из кармана дорогого пиджака бумаги и протянул Рембо.

— Это что?

— Вы почитайте.

Серега недовольно взял их и начал небрежно пробегать глазами. Потом нахмурился, сел в кресло и начал читать сначала, медленно и вдумчиво.

Прошло пять минут. Гость сидел в кресле для посетителей и улыбался. Улыбку можно было в равной степени отнести как к печальной, так и к ироничной. Возможно, она несла отпечаток и того, и другого.

— Вы не торопитесь, Сергей Петрович. Читайте внимательно.

— Угу…

Серега еще раз внимательно посмотрел на дату и подпись под документом:

— Из сих бумаг следует, что в нашем родимом городе действует целая шайка коррумпированных чиновников, которая занимается наглыми противоправными действиями, а именно — обналичиванием денег через подставные фиктивные фирмы…

— Точно так, — кивнул незнакомец.

— Это их дело. Моральный облик ни исполнительной, ни законодательной власти меня абсолютно не интересует. Я аполитичен, как всякий честный, трудолюбивый коммерсант. То, что здесь упоминается моя фамилия — бред сивой кобылы со стреноженными ногами в лунную ночь. Парфенова Ивана я, действительно, знаю. Зачем ему меня очернять, если это действительно он писал, ума не приложу…

— Не сомневайтесь, это его рука.

— Если вы думаете, что расколете меня хоть на копейку этой макулатурой, то я вас разочарую, — Серега держал себя в руках, только лицо покрылось красными пятнами да руки стали сами собой сжиматься в кулаки. Предвосхищая следующую реплику уже открывшего рот гостя, он закончил: — Слушать я вас не желаю. Еще секунда вашего пребывания в моем офисе, и вас, господин шантажист, отсюда повезут прямо в реанимацию. Обещаю. Я, надеюсь, ясно выражаюсь?

— Более чем.

Гость снисходительно улыбнулся и что-то нажал в кармане. В ту же секунду двери кабинета неслышно открылись, впустив огромного амбала, характерной кавказской наружности, и так же беззвучно закрылись. Кожаная куртка и узкие джинсы подчеркивали мощь его фигуры. В руке у вошедшего здоровяка материализовался ствол. На конце дула утолщение — глушитель. Волчьи глаза вошедшего вопрошали: «Кончать сразу или прострелить для начала коленную чашечку? Если да, то какой ноги?»

Серега растерялся. Слишком много событий за последние пять минут. Непрошеный гость, жуткий компромат, отчаянный блеф с выставлением гостя за дверь, появление черной гориллы с пушкой в руке. Действительно многовато. И, главное, как-то очень быстро.

— Ну и… что дальше? — все, что смог выдавить из себя Рембо.

— Это Фархад. Начальник моей службы безопасности. Фархад, представь меня, пожалуйста, — царским голосом приказал «шантажист».

— Войтовский Геннадий Игнатьевич, управляющий филиалом банка «Дисконт» в нашем городе, — пророкотал Фархад и абсолютно правильно понял едва заметный жест левой кисти хозяина. Спрятал пистолет в наплечную кобуру и вышел из кабинета.

— Теперь некоторая ясность намечается? А, господин Савельев?

Серега переключился моментально. Он схватил небрежно брошенные три минуты назад листы и быстро нашел искомое: «…вся деятельность курируется непосредственно управляющим банком “Дисконт” Войтовским Г. И.».

Он поднял глаза:

— Вы?

— Я же обещал, что представлюсь. Это действительно я, и мы с вами в одной лодке, как видите, уважаемый Сергей Петрович.

— А лодка идет ко дну.

— Ко дну, не ко дну, но пробоина в борту существенная.

— Что вы хотите, Геннадий Игнатьевич? — Рембо откинулся в кресле и начал бесцеремонно разглядывать собеседника.

— А как вы думаете?

— Теряюсь в догадках.

— Я хочу, чтобы мы друг другу помогли, Сергей Петрович.

— Только и всего?

— Да. Кто-то у этого придурка выбил информацию. Это априори. Раскололся Ванечка по самое «не могу». Сейчас пытаются шантажировать меня.

— Вы хотите сказать…

— Совершенно верно. Придет и ваш черед. И я думаю, не так долго этого момента придется ждать. Согласны?

— Вполне может быть.

— Предлагаю проблему решать вместе. Сообща.

— Давайте попробуем. У вас есть конкретные предложения?

— Конечно. Сейчас наш юный друг, я имею в виду Парфенова, — в ответ на непонимающий взгляд Сереги пояснил банкир, — подбросил мне интересную идею. Он приходил просить кредит под какой-то ресторан…

Серега заметно вздрогнул. Войтовский приостановился и внимательно взглянул в лицо коммерсанта: «Странно, с чего это он нервничает? Запоздалая реакция? Не похоже. У такого бугая нервы должны быть не тоньше буксировочных тросов. Нет, что-то тут другое».

Рембо уже взял себя в руки: «Похоже, он не знает, что за кредитом стою я. Да, собственно, откуда? От Ивана? Зачем ему делиться такой информацией? Ни к чему».

— Так вот, — продолжил управляющий, — мне кажется, что у нашего общего друга немалые финансовые проблемы после непонятной истории с арестом…

На это Савельев уже отреагировал спокойно, даже бровь не дернулась:

— Да, это мне известно. Затруднения с деньгами у него серьезные. Причем решать их ему надо очень оперативно, — Серега криво усмехнулся.

— Вот на этом обстоятельстве мы и должны сыграть…

— На каком? — не понял Рембо.

— Сейчас объясню. Я на него оформлю кредит. Триста тысяч долларов, — банкир сделал эффектную паузу. — Мы должны вместе убедить его взять деньги под себя. Потом он исчезает, за эту часть плана несете ответственность вы, — фраза была вставлена как бы мимоходом, — и получаете за свою работу десять процентов от указанной суммы…

— Тридцать, — сразу же вставил Рембо: «Валить Парфена в сговоре с банкиром… Под такое дело можно поторговаться».

— Тридцать?

— Тридцать.

— Но десять процентов — это тридцать штук.

Слабая попытка сопротивления со стороны Войтовского была встречена ироничной улыбкой.

— Нет. Неправильно вы считаете. Девяносто штук — это тридцать процентов, — Рембо прекрасно понимал, что банкир на крючке, с которого не спрыгнуть.

— Пятнадцать процентов. Устроит?

— Нет, тридцать.

— Двадцать?

— Нет.

— Двадцать пять?

— Нет. Девяносто штук. Тридцать процентов. Или ищите другого подельника, там, в списке их хватает.

— Список не маленький, народа там, действительно, много, — пробормотал Войтовский, лихорадочно ища выход из патовой ситуации.

— Только специалиста моего класса там нет, — Рембо поймал Войтовского и жалел только об одном, что не запросил сразу половину.

— Может, мы…

— Нет, не пойдет. Тридцать процентов.

— Вы не хотите подумать о…

— Не хочу. Девяносто тысяч, и точка.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. — Управляющий нервно махнул рукой.

— Вот и славно, — потер ладони Савельев.

— Теперь к делу.

— Согласен.

— Как бы нам убедить Ивана взять не сто штук, а триста? А?

— Этот как раз не вопрос, ерунда, — Серега беспечно всплеснул руками, — тема с кредитом под ресторан моя…

Войтовский удивленно поднял бровь: «Шустрый малый — этот Рембо, однако»:

— Ваша?

— Да. Там свои дела. Не суть важно. Я беру на себя, первое: подъем суммы до трехсот тысяч. Убедить я его смогу, — «свалю все на следака. Дескать, совсем оборзел, ста штук мало, хочет триста. Зато откат Парфену увеличится. На жадности и поймаю». И вслух продолжил: — Второе: предоставлю гарантийное письмо нашего «Тепломаша». Под этот завод ведь кредиты дают без проблем?

— Конечно. И не забудьте третье.

— Что именно?

— На вас висит исчезновение кредитора.

— Само собой. По гарантийному письму… Письмо будет фальшивым. Когда все вскроется, будет лишний козырь для вас. Может, поднимем планку до пятисот тысяч? — у Рембо от азарта загорелись глаза.

— Нет, триста — это максимум, чем я могу рискнуть. Мы же филиал, все документы нужно согласовывать в головном офисе. Если сумма будет большая, могут прислать инспектора, лишние вопросы, движения. И с этими деньгами проблем потом не оберешься…

— Понятно, останавливаемся на этой сумме. Главный вопрос: чем объяснить оформление кредита на него… у меня тут третьи лица замешаны, под которых кредит будет браться… изначально планировалось оформление документов чуть иначе… — Серега задумчиво потер тыльной стороной ладони челюсть.

— Я предлагаю сделать так, — банкир встал и прошелся по комнате, — я буду мотивировать личной необходимостью на время увести из банка эту сумму. Доверить могу только ему — больше надежных людей нет…

— Он поведется, тщеславия там — выше крыши! — вставил Рембо.

— Что есть, то есть. Это нам на руку. Кредит оформляется под фальшивое гарантийное письмо «Тепломаша». Я прослежу, чтобы его никто ненароком не проверил. С расчетного счета деньги снимаются под строительство согласно предоставленному бизнес-плану.

— Кредит выдается фирме, открытой непосредственно на Парфена, — уловил посылки банкира Савельев.

— Да. Он будет думать, что из этих денег передаст под больший процент те сто штук, которые ты из него качаешь под ресторан. Денежки Ваня считать любит и умеет. Такая вот неплохая схемка выходит. Как?

— Нецелевое использование кредита, — блеснул знанием таких нюансов Серега.

— Ерунда, — отмахнулся Войтовский, — некого потом будет проверять. Он у тебя хорошо на крючке по этой ресторанной теме?

— Да, железно. Спрыгнуть не может.

— Ну, вот и хорошо. Как, принимаем такой план?

— Вполне. Отшлифовать детали…

— Заложиться на погрешности…

— Теперь деньги, как с ними? — Рембо рентгеном прошил банкира. — Моя доля? Где и когда я смогу ее получить?

Оказалось, что и на эти вопросы у Войтовского тоже готовы ответы:

— Моя доля вообще выходить из банка не будет. Пройдет только по бумагам. Свою ты можешь получить, как тебе угодно — хоть от меня, хоть от самого кредитора. Мне все равно, могу часть пропустить через Парфенова. Как скажешь.

Серега заколебался. В конце концов, склонился к первому — так меньше движений, да и Парфену объяснять ничего не надо:

— Приятней будет получить деньги прямо в банке. Их ваших рук.

— На том и порешим, — согласился с ним Геннадий Игнатьевич.

— Вот и славно.

— Раз все решено… Не смею вас больше задерживать, Сергей Петрович. — Войтовский встал первым и склонился в символическом поклоне.

— Всего доброго, Геннадий Игнатьевич! Было приятно познакомиться! — Рембо проводил управляющего до двери.

— Взаимно.

Встреча завершилась крепкими рукопожатиями двух довольных собой и преисполненных уважения друг к другу деловых людей.

Фатум

Фирму Парфен зарегистрировал под названием «Фатум», не подозревая, что смысл, который он вкладывал в название своего малого предприятия, окажется гораздо глубже и шире, чем задумано. В открытое окно его комнаты влетал теплый летний ветер, донося знакомые с детства звуки жизнедеятельности родного двора: стрекотание стартера, тщетно пытающегося запустить двигатель; гомон детей; уханье выбивалки о ковер; гулкие удары мяча о стену, недовольные крики вечно ругающихся женщин. Он закончил заполнять анкету установленного образца и начал писать заявление на получение кредита. Все остальные документы: копии Устава предприятия, Уставного договора, свидетельства о государственной регистрации, свидетельства государственной Налоговой администрации про регистрацию плательщика НДС, карточки с образцами подписи и оттисками печати, заверенные нотариально, бизнес-план, гарантийные обязательства завода «Тепломаш» и прочие бумаги лежали в пухлой папке рядом на столе. Для получения кредита все было готово. Осталось отнести эти полтора килограмма бумаги и получить деньги: « Интересно, а сколько это получится на вес — триста тысяч долларов — два, три, четыре килограмма?»

Войтовский сказал, что если все готово, то документы примут сегодня, а наличку можно будет забрать завтра с утра.

Иван испортил бланк заявления, скомкал, бросил на пол, встал из-за стола и подошел к окну. Все как-то не так получается. Наоборот, чересчур так. Сильно красиво. В банке ревизия, управляющему срочно надо слить излишки налички. Отдает бегом в кредит. Мусор-следак через Рембо помогает с гарантийным письмом на все триста штук… Все, как по маслу. Завтра он выйдет из банка с такой суммой денег: «А может это судьба? Да, пожалуй, она».

Залез в стол и достал из-под газеты, прикрывающей дно верхней полки, паспорт. Новенький красивый документик на имя Максимова Виктора Сергеевича. Проживает, прописан, печати, подписи все на месте, включая фото. Фото его, Парфена. Завтра он получит кредит, прямо в баксах, хотя по документам будет идти родная валюта, и сделает с бабульками ноги. Сильно много они все хотят. Такие деньги из рук выпускать нельзя. Самому пригодятся. Второго шанса может и не быть.

План действий выработался как-то сам собой: «Здесь дела нехорошие. Как с этим следаком обернется все? Хрен их знает, этих мусоров. Им могут верить только дети, пенсионеры и идиоты. У них вся работа на лжи пополам с подлостью стоит. Попробуй, доверься. Останешься и без денег, и без свободы. Элементарно. Институт? Хрен с ним, с институтом. Диплом и купить можно. Про невесту с карьерой лучше вообще не вспоминать. Родители? Они поймут. Если подумать, получается, что здесь его ничего не держит. Так что завтра получаем бабулечки и к корешу, в Казахстан. Он уже в курсе и ждет. Там прикупим все необходимые документики, пропишемся, женимся, откроем какое-нибудь дельце доходное, и будет все «ол райт». А вы все здесь будьте здоровы, не кашляйте».

Зазвонил телефон. Парфен вздрогнул и судорожно спрятал паспорт назад. Усмехнулся своей реакции и поднял трубку:

— Да.

— Вано, привет, Сергей беспокоит.

— Здорово, Рембо.

— Как у тебя дела?

— Заканчиваю с бумагами. Сегодня с банком управлюсь. Завтра можно будет встречаться со следаком, решать его вопрос по кредиту под ресторан.

— Это хорошо. У меня есть к тебе просьба.

— Для тебя, Сергей, все что угодно, ты же знаешь.

— Нужны мне срочно бабульки. Ты извини, но наскреби, сколько сможешь, мне сегодня к вечеру надо. Обязательно.

— До завтра не подождет?

— Если б можно, не трогал бы тебя. Хотя бы две-три штуки. В счет тех пяти.

— Я понимаю, постараюсь. Три не знаю, две найду.

— Ну, добро. Вечером, часиков в восемь, давай пересечемся.

— Давай. Где?

Трубка помолчала секунд десять:

— На дискотеке.

— В «Спирали»?

— Подходит?

— Вполне.

— За нашим столиком?

— Хорошо.

— Тогда до вечера.

— Пока.

Иван зло швырнул трубку, полез в потайной шкафчик под крышкой стола, пересчитал нежно шуршащие, приятно-зеленые банкноты. Четыре тысячи семьсот пятьдесят долларов. Все сбережения, сделанные на обналичке. Не густо. Может, как-то напоследок отказаться? Не явиться на встречу? Серега занервничает, оборвет телефон, начнет искать. Нет, надо отдать и свалить завтра по-тихому, без кипеша. Он отсчитал пятнадцать бумажек по сто долларов: «Полторушки хватит. Скажу, что больше не нашел».

Остальные спрятал в тайник.

Рембо небрежно взглянул на часы и деланно зевнул, изображая равнодушие, но цепко следящие за каждым движением Войтовского глаза выдавали его напряжение. Управляющий вытаскивал из сейфа банковские упаковки тугих пачек долларов. Они падали на стол по одной: шлеп, шлеп, шлеп, — всего девять штук — по десять тысяч в каждой:

— Девяносто тысяч, — констатировал Геннадий Игнатьевич.

— Пересчитывать не надо?

— По желанию. У нас все точно.

— Поверю вам на слово. — Сергей взял одну из пачек, надорвал банковскую упаковку и, разложив банкноты веером, проверил те, которые были в середине:

— Вроде бы порядок.

— Это все-таки банк, а не валютный «рог»! — хмыкнул Войтовский.

— Банки, они тоже разные бывают…

— Надеюсь, осечки не будет? — раздраженно спросил Геннадий Игнатьевич, он уже жалел о договоренности с Рембо. Надо было все поручить Фархаду. Было б не так чисто и безопасно, зато обошлось бы тысяч в десять, не больше.

— Не волнуйтесь, все будет путем…

— Гарантируете?

— Сто пятьдесят процентов!

— Как, когда?

— А это уже мои вопросы. План у меня есть, завтра за деньгами никто к вам не придет. Будьте спокойны. — Рембо запихнул пачки в огромную барсетку.

— Хотелось бы…

— Можете… — Савельев защелкнул замок. — Говорите, бумаги он сегодня в банк сдал? Все инстанции прошел?

— Да, тут все нормально.

— Официально, все отделы?

— Конечно. Как же иначе? Везде засветился, все его видели, и деньги по документам он уже получил тоже.

— Даже так! Хорошая работа, — Серега хмыкнул с оттенком восхищения, — значит, теперь дело за мной.

— Да уж, не подведи.

— Если я даже сильно захочу, у меня все равно не получится.

— Это почему?

— Не умею я подводить. Не обучен, — растянул губы в улыбке Савельев. — Что, кстати, Фархад еще не вышел на шантажистов?

— Как он может на них выйти, если они до сих пор не выдвинули требований?

— Тишина?

— Полная! Они вообще больше никак себя не проявили, — проворчал Войтовский. Его самого бесила эта неопределенность с бандеролью. Убрать Парфена — это хорошо, конечно. Спокойней будет. Но это далеко не полное решение вопроса.

— Вам не кажется это странным? — Рембо хитро сощурился.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Войтовский.

— Сопоставьте факты!

— То есть?

— Я думаю, что это дело рук самого Ванечки. Поразмышляй на досуге, Гена, — Серега подмигнул озадаченному банкиру, засунул барсетку под мышку и пожал протянутую руку.

Дискотека «Спираль» проходила в здании ДК «Юность». Сам Дом культуры располагался в парке Комсомольцев. Рембо сидел в машине, припаркованной на одной из аллей: «Удивительно, комсомольцев давно нет, организации тоже, а парк Комсомольцев есть». Впрочем, это была далеко не основная его мысль. Какие, на хрен, комсомольцы, если сейчас самое важное — это Парфен. Проколоться никак нельзя. Надо действовать четко по плану. Главное сейчас — поймать Ивана на выходе из машины. Потом будет сложно объяснить свое желание попасть в салон его автомобиля:

— А попасть надо обязательно, иначе весь план накроется медным тазом! — громко произнес Рембо.

Позади здания ДК была расположена платная автостоянка — кусок асфальта с сеткой по периметру. Туда-то и должен приехать Парфен. «Мерса» Рембо, стоящего метрах в восьмидесяти, оттуда практически видно не было. Кроме того, уже смеркалось. Светить машиной, ввиду специфики сегодняшней встречи, на стоянке не стоило.

Серега открыл окно и полной грудью вдохнул воздух с густым смолистым запахом хвои. Вокруг было полно елей. Ухоженные аллейки радовали глаз аккуратно постриженной травой. Покосился на пачку сигарет лежащую на «торпеде», но курить не стал.

Он нисколько не сомневался в успехе задуманной операции. Девяносто штук — хороший стимул в довесок к уже поостывшей мести: «Никуда тебе, Ванечка, не деться».

Рембо взглянул на часы: «Девятнадцать пятьдесят, пора». Он захлопнул дверцу и нажал кнопочку на брелоке. «Мерседес» мелодично пиликнул — центральный замок заблокировал двери. По дороге к автостоянке перевел часы на тридцать пять минут вперед.

К стоянке подошел вовремя, сразу вслед за БМВ Парфена. Белая «троечка» остановилась возле вахтерки. Окошко открылось, из него показалась рука с деньгами, в обратном направлении она скрылась с талончиком на парковку. Когда машина приткнулась на свободное место, Серега был уже не далее, чем в десяти метрах от нее. Дверца водителя открылась, из нее показалось удивленное лицо Парфена:

— Ты чего меня здесь встречаешь? Случилось чего? — он с опаской протянул руку Сереге.

— Тебя где носит?

— В каком смысле «носит»?

— В самом прямом. — Рембо раздраженно поднес часы к самому лицу товарища. — Половина девятого.

— Как полдевятого?

— Так полдевятого. Вовремя нельзя было приехать?

Парфен растерянно посмотрел на свои часы:

— Без трех минут восемь на моих, — он поднес руку с часами к уху, — идут.

— Хреново идут, значит! — продолжал наезжать Савельев, изображая крайнюю степень раздражения. — Можешь выбросить!

— Как выбросить?

— Молча!

— Это же японская механика?!

— Тогда выброси ее с песнями.

— С какими песнями?

— Любыми! «Шумел камыш, деревья гнулись».

— Не знаю такой песни.

— Я дам слова переписать…

— Может это у тебя что-то с часами? — Парфен нагнулся к приборному щитку. — Точно, это твоим двух камней не хватает.

Серега тоже засунул голову в салон автомобиля:

— Двадцать часов одна минута… Удивительно, что это с ними? — он снял часы с руки и отвел стрелки назад.

— Вот видишь, а ты на мою пунктуальность грешил, — обиженно сказал Парфенов. — А дело оказалось в твоем хронометре.

— Прости, Ваня. Нервы ни к черту. — Савельев обошел машину и залез на пассажирское сиденье. — Давай, посидим здесь пару минут. Набегался сегодня, как собака. День какой-то дурацкий выдался. Еле ноги таскаю.

— Давай. — Иван согласно кивнул и залез внутрь.

— В банке все в порядке? — Серега аккуратно прикрыл дверь.

— Нормалек. Все оформил.

— Деньги мне нашел?

— Есть немного.

Парфен достал бумажник, зашуршал зелеными купюрами:

— Сега, полторушка. Извини, сегодня не смог больше наскрести, завтра к вечеру отдам остальные. Уже все.

— Ничего, до завтра дотяну как-нибудь.

— Спасибо.

— Не за что, — пряча деньги, кивнул Рембо.

— Как это «не за что»? Ты для меня…

— Ладно, Вань, не стоит. Лучше посмотри, какая вещь. Произведение искусства, — он показал правой рукой влево вперед.

— Ты о чем? Какое произведение искусства? — не сразу сообразил Иван, вглядываясь в направлении жеста Рембо.

— Я о машине, — Савельев внимательно следил за компаньоном. — Ты не совсем туда смотришь, вон там левее…

С той стороны двигалась спортивная «Мицубиси» красного цвета. Парфен даже привстал с сиденья, чтоб лучше разглядеть петляющую между рядами машин навороченную японскую тачку. Серега в этот момент молниеносно подсунул под водительское сиденье небольшую прямоугольную коробочку.

— Да, клевое точило, — Иван повернулся к собеседнику, его глаза горели азартом. — Хотел бы иметь такое?

— Ну, разве что третьей или четвертой машиной в гараже, — усмехнулся Рембо. — Мой «Мерин» меня полностью устраивает. Во всяком случае, пока.

— Это да! Любой нормальный человек должен иметь машин пять-шесть… — размечтался Иван. — И ездить на них по очереди, сообразно настроению. Хорошее — яркая спортивная тачка, плохое — черный огромный внедорожник…

— Другим портить?

— И это тоже.

— Добрый ты, Ваня! — иронично хмыкнул Рембо.

— Что есть, то есть. Ладно. — Иван стряхнул покровы наваждения. — Завтра, как договорились?

— Как договорились.

— Ничего не изменилось?

— А что могло измениться? Ничего. В обед созвонимся. Я к тому времени узнаю, когда этот следак освободится. Втроем встретимся — все вопросы перетрем, порешаем.

— Это хорошо.

— Давай по сотке, Вано?

— Ага, сам без машины, тебе хорошо.

— Тоже мне отмазка. Если боишься гаишников, оставь ее пока здесь, — двусмысленно предложил Серега.

— Нет, Сега, давай уже завтра.

— Что ж, завтра, так завтра!

— Тебя куда-нибудь подбросить?

— Не стоит. Я, пожалуй, зайду на дискотеку. Может, девочка подвернется, какая, — плотоядно оскалился Рембо. — Не строптивая и ласковая.

Иван помрачнел на секунду:

— Да уж, девушка, она может случиться. Тогда до завтра. Удачи тебе.

— Тебе тоже. Счастливо, — Серега хлопнул дверцей и пробормотал себе под нос: «Зря, Ваня, зря. Шанс был. Мог бы погулять еще несколько часов. Обычно туда не торопятся. Хотя часом раньше, часом позже — особой разницы нет».

***

Костя распахнул дверь в мою комнату. Со смехом, прямо с порога, подал газету и что было мочи заорал:

— И за грехи твои аз воздам!

— Бойся данайцев, дары приносящих.

— Скиф, какие дары, какие данайцы?

— Те самые, Купер. Нехорошие.

— Не вижу никаких данайцев: ни хороших, ни плохих. — Костик иронично огляделся по сторонам. — Я просто принес свежую прессу.

— Думаешь, мне надо ознакомиться?

— Уверен!

— Только потому, что ты так настаиваешь…

Я развернул еще пахнущий типографской краской лист. Пробежал глазами страницу криминальной хроники: сгорел в своей квартире, предположительно, алкоголик; недалеко от железнодорожного вокзала брошена граната, пострадавшие (двое) с ранениями различной степени тяжести доставлены в больницу; у ЦКБ перестрелка — один убит, двое ранено…

Ага, вот, что мне Купер хочет показать: «Вчера, около двадцати одного часа, на улице Краснофлотской самопроизвольно взорвалась машина БМВ третьей модели». Я перевел взгляд на весело скалившегося Костика:

— «Самопроизвольно взорвалась» — интересное словосочетание для взрыва машины. Поэтическим даром попахивает.

— И я о том же! Читай, главное впереди.

— Гм, что тут дальше…

«Со слов работников милиции, в транспортном средстве находился его хозяин — Парфенов И. С. Один. В результате взрыва двадцатитрехлетний житель областного центра погиб. Сам взрыв произошел в связи с неосторожным обращением хозяина с гранатой. Предположительно РГД-5, наступательной, осколочного действия. Больше никто не пострадал».

— Это что получается, он сидел за рулем и игрался гранатой? — я посмотрел в ухмыляющуюся физиономию Купера.

— Гении, — отозвался тот. — Правда, клевая замолодь?

— Только непонятно, кто из них претендует на гениальность. Писаки из газеты или менты, ведущие это дело.

— А нам какая разница?

— Тоже верно…

— Ясно одно: наша цепочка замкнулась — первый шар упал в лузу. — Купер звучно хлопнул в ладоши. — Бам!

— Мы вроде бы на такой результат не ориентировались?

— На какой такой?

— На летальный.

— А-а-а-а-а! Так пусть полетает. По полной программе. Заслужил, — Костик не принял моего серьезного тона.

— Не крутовато? Как думаешь?

— Глаз за глаз!

— Жестко…

— А как иначе? Они девке сломали жизнь?

— Сломали. Без вопросов.

— Значит, и им здесь не хрен делать. Таким красивым! Ходить по земле, жрать, пить, спать, кувыркаться с бабами. Недостойны, — безапелляционно заявил Костя.

— Мне б твою категоричность и уверенность. Черное — плохо, белое — хорошо! — Я в раздумье сделал несколько круговых движений головой — похрустел шейными позвонками. — В природе много и других цветов есть…

— Скиф, что тебя стремает?

— Сам никак не пойму, — честно признался я. — С одной стороны ты, конечно, прав, а вот с другой…

— Жека! Брось! Ни к чему эта достоевщина сейчас: с одной стороны принимается, с другой не мешало бы отметить следующие существенные противоречия…

— Думаешь?

— Абсолютно уверен. — Костик категорично рубанул воздух ребром ладони. — К тому же, мы имеем к этой смерти самое косвенное отношение.

— Да уж. Практически никакого. Рад твоей уверенности.

— Уверенности в чем?

— В своей, тьфу, нашей правоте.

— Я не понял, ты что, недоволен, Скиф?

— Доволен, не доволен — переигрывать что-то поздно. — Я решил поставить точку в этом бессмысленном разговоре. — На нас эта свора никак не может выйти?

— Вроде бы, нет.

— Только Войтовскому подбросили компромат, так Парфен сразу стал неосторожно играться в салоне своей машины с гранатой. Что будет, если они как-то на нас выйдут? Ты чем предпочитаешь играться?

— Противопехотной миной нажимного действия. На ней можно всю жизнь простоять, — незамедлительно ответил Купер. — А ты?

— Ножом с вилкой где-нибудь в кабаке. Под хорошую музыку, в приятной компании. Думаешь, не докопаются до нас?

— А как? — пожал плечами Костя, — Парфен на нас, их вывести не может. Раньше не мог — сам нас не знал. А сейчас уже, наверняка, и не узнает. Разве что уже там, — он неопределенно показал рукой на потолок, — пакет с кассетой и ксерокопиями я отправил в банк через почтовый ящик.

— Обычным способом? — уточнил я.

— Да. Наляпал побольше марок и отправил.

— Понятно.

— Ко всему прикасался только в перчатках, чтоб не было отпечатков пальцев. Нет, не выйдут. Чудес на свете не бывает, к тому же они не волшебники.

— Хотя ходят где-то рядом с чародеями…

— Вот и подождем пару дней, посмотрим, что будет с Рембо.

— А что с ним будет?

— Ха, — Купер щелкнул пальцами, — в том-то весь прикол. Бес вчера его вел. Ты же ему поручил — вот он и водит его каждый день. А отчитывается мне. Толковый специалист наш Бес. Хватку мертвую в ментуре натренировал. Он, кстати, засек, как Рембо положил кусок пластида под самую задницу своему корешу Парфену…

— Так, что там по делу? — направил я увлекшегося друга.

— Ага, вот. Кроме нас, Савельевым интересуется еще одна команда и нехилая. Вчера начали отслеживать.

— Бес их вычислил?

— Да.

— И кто?

— Мельники упали ему на хвост. Причем разрабатывают Рембо серьезно. Бес даже сомневается, не спалился ли сам. Грамотные у Мельников хлопцы.

— И что им надо?

— Не знаю. Пока непонятно.

— А как мыслишь?

— Этот мудак им тоже где-то насрал. Скорей всего, по крупному. Исходя из принятых мер. На трех машинах водят. Присматриваются. Он же с Прохором…

— Разрабатывают тихо и нежно?

— Да, обстоятельно готовят какую-то предъяву.

— Попал ты, друг-десантник, попал, — протянул я. — Мельники — это серьезно. Это тебе не Скиф с Купером, добряки и романтики.

— Что да, то да, — согласно хмыкнул Костик.

— Останутся от тебя, козла, рожки да ножки…

— Будем следить за развитием событий? — полувопросительно поинтересовался Костик. — Или лучше не надо?

— Пусть водит, но только аккуратно, — немного подумав, принял я решение. — Кроме Беса чтоб никто и близко к Рембо не подходил.

— Ясное дело, если этот филер-профессионал боится спалиться, других ребята Мельников живо срисуют.

— Хотя, если что, объяснимся. — Я просчитал худшее развитие событий. — Бояться особо нечего — никаких боков мы не пороли.

— Все верно, все правильно, но лучше не объясняться.

Я согласно кивнул:

— Каша заваривается, дай Бог.

— Не дай Бог нам в нее попасть — так надо говорить, — поправил Купер.

Я опять кивнул:

— Все-таки интересно, где он Мельникам дорогу перешел?

Костя пожал плечами:

— Поживем — узнаем.

— Ну-ну.

Рома Бесяев Бесом был всегда: и в школе, и в армии, и в ментовке, и в бригаде Скифа. Кликуха липла сразу и прочно. Едва в новой компании первый раз его называли по фамилии, как все окружение переходило на погонялово — Бес. Так вот, Рома-Бес в сложившейся ситуации ориентировался лучше всех. Как бывший опер, а три года после армии, которые он оттрубил в ментовке, не пропали даром, он прекрасно знал подоплеку конца банды Мельника-старшего. Фатальная роль Рембо в этой истории ему была известна лучше, чем кому-нибудь другому. Именно он разрабатывал группировку Мельника и поражался, зачем сверху кроют эту шайку головорезов. Затем, когда дали таки добро на арест банды, Бес участвовал как в составлении плана, так и в задержании. В загородном доме директора завода газовых приборов ему все стало ясно. Двое парней из спецуры методично «допрашивали» Юру Мельника. Его предсмертные крики сотрясали весь поселок.

Рому, конечно же, не пригласили полюбоваться на это зрелище, но он был парень любознательный и исхитрился многое увидеть, услышать, понять, а главное — запомнить. Все тайники с награбленным были выбиты из Мельника в первые же десять минут допроса. Рассказывая о закопанных банках с долларами и золотом, об иконах и старинном серебре в подполе, Мельник непрерывно матерился, от изощренной боли, которую ему доставляли специалисты своего дела, глухо рыдал, проклинал все на свете и обещал замочить стукача Рембо.

Бес всегда был парнем сообразительным и понимал, что тайники кровавой банды не про его честь. Они сегодня же будут выпотрошены спецурой и справедливо поделены — самое ценное переделится между участниками разработки группировки, а всякий хлам подошьется к делу. Потом, возможно, что-то дойдет и до родственников терпил, пострадавших от Мельника. В этом пироге его куска нет — старшие братья по борьбе на невидимом фронте своими трофеями не делятся. А вот информация о Рембо, прекрасно известном в городе прибандиченном бизнесмене — Савельеве Сергее Петровиче, может помочь получить свою долю добычи. Не в этих закромах и не таким способом, но может. Нематериальные активы — они тоже активы, их можно превратить в приятное шуршание магических бумажек, нужно только приложить ум и старание. И того, и другого у Беса хватало.

Когда его за несоответствие, а, конкретней, за разнузданное рвачество поперли со службы, он собрался, было, прямым ходом, заявиться к братьям Мельникам и за малую корысть вложить Савельева. Но тут подвернулся Костя, они нашли общие точки соприкосновения, и оказался Бес в команде Скифа. Не больно богатой и многочисленной, но хорошо известной в городе бригаде. Темы поднимались этим коллективом неплохие, и после скудного пайка оперуполномоченного Бес почувствовал себя человеком. Перепадало ему с этих дел немало.

Рома решил тогда не торопиться. Спокойно оглядеться и притереться к этому миру. За прошедшее время он убедился в мудрости принятого решения. Теперь было понятно, кто и как стоит в городе. Чем дышит, с чего живет. Многое, очень многое из всего этого он знал по оперативным сводкам, непрерывно стекающимся к ментам, но далеко не все. Не зря он бегал по поручениям Скифа за фунт изюму и очень хорошо, что не сунулся сразу, еще с мозолями от ментовских погон на плечах, к Мельникам. Не получил бы он вожделенных денег, а заработал бы, скорее всего, на пару с Рембо по куску рельса на шею.

К тому же, какие тогда в его представлении деньги были — Деньгами? Смех, да и только. Прибившись к бригаде Скифа-Купера, он фактически, не напрягаясь, воплотил в жизнь все свои мечты. Невозможные, как казалось, во времена службы в мусоровке: купил квартиру и машину, приоделся. Мог теперь позволить себе многое, практически все желаемое: любой кабак, дорогую женщину, казино, элитный спортклуб, тотализатор, сауну со стриптизом, варьете и многое другое, о чем не смел и мечтать в бытность опером. С завидной регулярностью то штучка, то две баксов утяжеляли его бумажник, и поначалу этого более чем хватало. Но теперь уже было мало — он хотел ощутить вкус настоящих денег.

Уходя с работы, он прихватил кое-что из конфискованного. Бандиты по тем временам техническое оснащение имели гораздо лучшее, чем те, кто их ловил. Впрочем, и сейчас ситуация не особо изменилась. Когда Скиф поручил ему поводить Рембо, Бес не пожлобился и всадил ему микрофончик прямо в барсетку. Оперское чутье не подвело. Не зря он рискнул дорогой техникой. Тему с бросовым кредитом он узнал прямо из уст управляющего банка «Дисконт».

Он понял, что наступил его звездный час. Это был шанс, который требовало реализовать все его естество. Эта ситуация не пахла, от нее прямо разило огромными деньгами.

Девяносто штук, лежащие рядом с микрофоном, не давали ему покоя.

Как добраться до заветной барсетки? Один раз ему удалось прикоснуться к ней. В магазинной толчее он смело вогнал в шов сумки иглу-микрофон, одновременно толкнув ее владельца. Рембо тогда удивленно оглянулся — Бес, произнеся слова извинений, ретировался.

Но причем здесь сумка Савельева? Как добраться до его кубышки — вот в чем вопрос. Дни Рембо сочтены, Мельники, похоже, все узнали. Так аккуратно водят объект, так аккуратно… как делают обычно перед ликвидацией… Да, не иначе… Недолго осталось Рембо топтать землю. Как успеть его крутануть на бабки? Пока не упаковали в деревянный макинтош. Думать надо, Рома, думать. Надо успеть. Такой шанс ты просто не имеешь права упустить.

Просто шантажировать взрывом Парфена? Или пленками с голосами его и управляющего? Первое — слабо, недоказуемо. Второе — круто, без башки останешься. Причем сразу. Слить ему информацию по Мельникам? Дать шанс спрыгнуть? Не стоит. Пускай мочат, только перед этим надо успеть хорошенько его раскроить на «капусту». Бабла у него и через него нахапать можно сколько угодно. Не только можно, но и нужно. Необходимо. Но как?

Просился сам собой один вариант. Практически безопасный. Взять с Рембо денег, просто слив ему информацию по кидку с плиткой. Сдать Скифа, а потом через Рембо качнуть денег и со старшего своей бригады. От этой мысли Бес непроизвольно скривился. Тоже мне старший, тоже мне бригада. Тусовка спортивно-криминальная, со своими понятиями дефективными.

Ни Скиф, ни Купер никогда не брались за тему, которая им не нравились, сколько б это дело ни сулило. Рому это поначалу раздражало, потом бесило, а затем он махнул рукой. Что взять с убогих? Честь, совесть, мораль — какое отношение имеют эти термины к деловому миру? Один раз они из-за этого даже поругались со Скифом. Бес пообещал одному барыге, что бригада возьмет его аферы под свою крышу за половину доходов от авантюр бизнесмена. Жека категорически отказался, отчитал Рому, как мальчишку, а напоследок, в противовес его доводам, по-отечески процитировал Ремарка: «Чем был бы мир без морали дельцов? Сборищем романтиков, идеалистов и бездельников».

При воспоминании об этом унижении Бес заскрипел зубами. Давняя обида надавила на грудь изнутри. Пора, пожалуй, рассчитаться. Хотя прав тогда оказался Скиф. Того коммерсанта прирезали, как свинью, в лифте собственного дома. Распанахали махинатору глотку до самого позвоночника. Если б потянули за делягу мазу, у бригады непонятки были б конкретные. И получилось так, что старший на белом коне, а Рома по уши в дерьме…

«Мы такие все честные, незапятнанные, совестливые, порядочные… Тьфу… Еще и романтично-влюбленные такие…»

Внезапная мысль показалась ему довольно удачной. Бес покатал ее по обоим полушариям. Прислушался к ощущениям. Да, идея толковая. Деловая, грамотная и, что самое важное, действенная. Достал трубку мобильника и набрал хорошо уже знакомый ему номер. После двух гудков вызова раздался голос Рембо:

— Да!?!

— Привет, Серега! Как жизнь?

— Жизнь нормально. А у тебя? И, заодно, назовись.

— У меня тоже все в порядке.

— Рад за тебя, — Рембо, видимо, торопился, — говори быстрее.

— С друзьями, родственниками, знакомыми у меня тоже хорошо. Не со всеми, правда, — Бес, наоборот, растягивал удовольствие.

— Слушай, не грузи. Кто такой и чего надо?

— Что за пожар? Про родственников тебе что, неинтересно послушать?

— Абсолютно.

— Ни о моих, ни о своих?

— Нет.

— Ну, тогда, может…

— У меня на игры нет времени. Или назовись, или я отключаюсь!

— Кто я, в принципе, не важно, — произнес Бес и с наслаждением добавил. — Но могу тебе передать привет от Марка Ариевича.

— Кого?! — трубка взорвалась воплем.

— Марка Ариевича, ты не ослышался. А заодно и от Конрада Карловича. Что, интересно? — Рома выдержал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил: — Тогда встретимся через час на месте последней твоей встречи с Иваном. Время выкроишь для такого случая?

— Выкрою. С кем встреча была?

— С Парфеном. Незадолго до взрыва.

— Какой взрыв?

— Ты еще спроси: «Какой Парфен»?

— И это тоже. Какой Парфен?

— Если запамятовал, напомню. Мне несложно. Было это возле дискотеки «Спираль» на автостоянке. Знаешь такое место?

— Знаю. Дальше.

— Я к тебе подойду. Через час.

— Как я тебя узнаю?

— Твой суровый образ хорошо знаком мне. — Рома даже улыбнулся при этих словах — так ему нравился ход разговора. — Этого достаточно. Не разминемся.

— Уверен?

— Более чем. А ты захвати третью часть суммы, полученной от Войтовского.

— От ко…

— Только не спрашивай меня, кто такой Войтовский. Бабульки, о которых идет речь, ты от него получил прямо в его кабинете.

— В каком кабинете?

— В кабинете управляющего филиалом банка «Дисконт»! А фамилия управляющего — Войтовский! Имя, отчество — Геннадий Игнатьевич! Вспомнил?

— Гм-р-р-ргр. — Рембо откашлялся.

— Какой-то забывчивый стал ты, Сергей Петрович!

— Годы не те.

— Рано жалуемся на возраст, рано. Хотя бывает. Всякие последствия нехорошие со здоровьем связанные со службой в десантных войсках… — посетовал Рома и резко изменившимся голосом выстрелил:

— Думаю, уже много интересного я тебе, Савельев, сообщил. Согласись. А встретимся — еще интересней будет.

— Еще интересней?

— Обещаю. Деньги не забудь.

— А то что будет?

— Без них разговор не состоится.

— Ты смотри, как категорично. Уверен, что мне это все надо? — после долгой паузы раздался колеблющийся голос Рембо.

— К гадалке можно не ходить. Теперь еще одна немаловажная деталь. Наша встреча не только удовлетворит твое любопытство, но и принесет тебе пару сотен тонн баксов.

— Да ты волшебник, как я погляжу, — судя по голосу, Савельев уже взял себя в руки. — Санта Клаус прямо-таки.

— Типа того. Не забудь прихватить аванс Деду Морозу.

— Хорошо. Будем считать, что склеилось.

— Вот и славно.

— Жди.

— До встречи, — Бес отключил мобильный телефон и самодовольно оскалился: «Поиграем, крутой Рембо».

Бес подъехал к автостоянке на своей кофейной «девятке». Рембо его уже ждал. Он стоял, опершись на капот широко расставленными руками, низко наклонив голову. Рома припарковал машину неподалеку и, проскочив мимо Савельева, юркнул в салон «Мерседеса», спрятавшись от любопытных глаз за тонированными стеклами. Рембо сел на водительское сиденье.

— Кто такой? Что надо? — внимательно вглядываясь в лицо Беса, спросил он. — Рассказывай, Санта Клаус.

— Не узнаешь?

— Нет.

— Странно, город у нас маленький. Зовут меня Рома, погонялово — Бес.

— Ничего не говорит.

— Я из бригады твоего давнего армейского друга Скифа.

— Скифа?

— Скифа. Помнишь такого?

— Ну?

— Не нукай. Не запряг, — без всякого намека на хамство, просто в тон Рембо произнес Рома. — Я тебе в трех фразах сказал столько всего, что тридцатник ты мне уже должен…

— Может, тебе еще и ключ от квартиры…

— Где девки лежат?

— И девки тоже…

— Нет, ключ мне не нужен. — Рома оскалил зубы в хищной улыбке. — От такой квартиры во всяком случае.

— Так чего ты от меня хочешь, Рома с нехристианским погоняловом Бес? Уж не тридцать ли тысяч долларов?

— Точно так.

— А ничего у тебя, родной, в одном месте не слипнется от такого куша? — тон Рембо стал резко угрожающим.

— За мое пищеварение не беспокойся. С ним все будет в порядке. Сам понимаешь, информация стоит дорого. Я тебе, — предвосхищая уже готового грубить Серегу, быстро заговорил он, — за эти же деньги все систематизирую и дам многие интересные расклады, которые непосредственно тебя касаются. Идет?

— Это какие расклады? Определись сначала.

— Все.

— Что значит «все»? Перечисли.

— Пожалуйста. Развод тебя под плитку. Скифом. Во всех подробностях. Марк Ариевич, Конрад Карлович, прочая братия…

— Так. Была такая неприятность.

— Твои дела с банком «Дисконт» и его управляющим Войтовским.

— Допустим.

— И самое неприятное… Твой последний подарок Парфену под водительское сиденье. Причем, замечу, Ваня твой в этой теме с плиткой такой же потерпевший, как и ты…

— Не может быть! — Рембо одним рывком развернулся к Бесу. — Ты хочешь сказать, что Скиф и его подставил?

— Да-да. Он его подвел под тебя тонко и красиво. И вы оба схавали приготовленные им конфетки, как дети малые…

— Бля-я-я-я…

— А ты Парфена так тупо и жестоко… А-я-я-я-я-я-й. Пластида под задницу: «Полетай, друг юрист! СИЗО я тебе показал, теперь с небесами познакомлю».

— Прекрати.

— Хорошо. Бог с ним, с горемыкой-грешником Иваном… Кстати, о гранате. Ты ментам эту идею подбросил или сами додумались?

— Сами.

— Смешная хохма. «Сидел в машине, играл с гранатой».

— Обхохочешься.

— Кто сейчас правопорядок охраняет? Ужас, — посетовал, ухмыляясь, Бес. — Ну как, интересно? Расскажу все в мельчайших деталях и подробностях. Вижу ведь, что очень хочется все узнать. А, Сергей Петрович, будем слушать?

— Послушать готов. — Рембо выглядел как марафонец сразу после преодоленной дистанции. — Вещай, Андерсен хренов!

«Будем надеяться, что удел первого марафонца его минует. Парень-то здоровый», — памятуя летальный исход того бегуна, подумал Бес, а вслух сказал:

— Зачем же так грубо? Я не сказочник, я летописец! Это, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Давай сначала посмотрим на твои деньги.

— Н-да? Будешь истину глаголить? Летописец? Без байды? — с сомнением посмотрел в глаза Бесу Савельев.

— Не сомневайся. Не пожалеешь, однозначно. После всего я тебе еще и помогу заработать. Двести штук.

— Двести штук баксов?

— Вернее, по двести, — исправился Рома. — Тебе двести и мне двести. Всего четыреста тысяч красивых американских рублей!

Рембо усмехнулся:

— Может, тогда и эти тугрики возьмешь — из навара? Такая лавина бабла, тридцатник там и затеряется.

— Нет уж, — категорично не согласился Бес. — Давай сразу. Не жлобься. Понял же, что эта информация паленая. Для тебя…

Рембо открыл барсетку и достал три толстые пачки:

— На, держи, летописец.

— Замечательно.

Бес принял деньги и намертво задавил в себе желание круто зарисоваться — вытащить из шва сумочки Рембо иглу с микроскопическим микрофоном: «Такие мы, дескать, крутые. Слушаем тебя круглые сутки. Техника у нас фирменная, дефицитная и дорогая». В этом случае Савельев поймет, откуда информация, и если не успокоится совсем, то, во всяком случае, будет чувствовать себя уверенней: «Нет уж, побольше тумана. Да и микрофончик еще пригодится. Пусть постоит».

Рома спрятал деньги в карман и обстоятельно, во всех подробностях, пересказал весь кидок с плиткой. Начиная с того, как прижали Парфена, и заканчивая ролью в этом деле работницы банка по имени Света.

Серега все выслушал стоически. Желваки гуляли по его щекам, иногда слышался скрежет зубов, нецензурные слова слетали с губ периодически, но шепотом. Один раз он выматерился громко — когда понял, что вся эта бодяга с плиткой из-за какой-то трахнутой им с Парфеном бабы. Он даже забыл, как она выглядит. Эта Татьяна… Надо же…

— Вот так вот, — закончил свой занимательный рассказ Рома.

— Как ты узнал про бросовый кредит, оформленный на Парфена?

— Пока не скажу. Секрет фирмы.

— Ты что, совсем оборзел? Тридцатник за что загреб? — лицо Рембо стало багровым, изо рта полетела слюна. Выход ярости ему был просто необходим. Бес это понял:

— Я тебе лучше расскажу, как обобрать Скифа полностью. Еще и в долговую яму загнать, —сказал он, стараясь, чтоб смысл сказанного дошел до Рембо скорее, чем тот успеет вцепиться ему в глотку.

Повезло. Успел.

— Это что, реально? — Савельев сразу начал успокаиваться.

— Вполне.

— Говори.

— Я знаю все вложения бригады.

— Это половина дела, — с непонятной интонацией произнес Сергей.

— Они спокойно берутся через Сеню-бухгалтера. Во всяком случае, ликвиды.

— Понятно. Как?

— Планчик я уже прикинул. Без проблем можно вытащить двести пятьдесят тысяч долларов. Если быстро — двести. Но главное не это… — Он сделал эффектную паузу. — Ты помнишь, насколько Евгений сентиментален, романтичен и принципиален?

— Да уж, этот придурок вряд ли изменился, — буркнул недовольно Серега. — А что? Какое это отношение имеет к делу?

— Прямое! — Рома хитро улыбнулся.

— Не томи!

— Так вот, — Бес растягивал сладкие мгновения. — Твой армейский друг Евгений с исторической кликухой Скиф… влюбился.

— Да ты что? — Рембо даже подбросило на месте. Он ударился о крышу машины макушкой. — Вот это действительно новость, так уж новость, теперь мы его раскроим вчистую.

Бес довольно усмехнулся:

— А я о чем говорю!

Алексей Сенцов закончил подсчеты и довольно откинулся в кресле. Блаженно потянулся и выглянул в окно. Внизу, радующим глаз покрывалом, раскинулась зеленая рощица. «Хорошо, что квартиру купили не в центре. Спальный район куда лучше — хотя бы только из-за того, что дышать есть чем», — в который раз похвалил себя Сеня. Впрочем, сделал это он чисто механически, мысли его были заняты совсем другим.

В который раз он сомневался при расчете прибыли по осуществленной сделке. Не то чтобы он не мог учесть все затраты и вычесть их из полного дохода. Совсем нет. Он сомневался в переделе долей получаемой чистой прибыли. Стоит ли отдавать так много бригаде Скифа? «Его же деньги у тебя крутятся? — с этого вопроса второе «я» обычно начинало возражать. «Ну и что, я же их приумножаю! — стандартно ответило первое. — Почему я должен иметь меньше, чем те, кто вообще ничего не делают?» Спор с самим собой обещал быть, как всегда, долгим.

Сеня знал, по каким ступенькам пойдет дальше эта конфронтация… Он проходил эту дорогу уже не раз. Присутствовало в этой полемике все: и разумные доводы, и элементарное жлобство, и холодный расчет, и меркантильная желчность. Не знал он одного — чем закончатся сегодняшние торги совести с жадностью…

Начинал Сеня, как обычный коммерсант. Как тысячи нормальных людей, стремящихся стать жрецами Бизнеса. Этого бога основная масса народа поняла неправильно. Оказалось, недостаточно объявить себя его последователем-коммерсантом. Для получения желаемых благ приходилось еще совершать массу всевозможных обрядов, говоря мирским языком — работать, а еще вернее, п… Нет, при упоминании имени бога лучше сказать, вкалывать. Пусть и такого, но ненормативная лексика неуместна все равно. Почему-то люди в большинстве своем решили, что раз они назвались публично бизнесменами, то все атрибуты: «мерседесы», кабаки, актрисы, валютные счета в швейцарских банках, завтраки в Париже, морские ванны на Канарах приложатся автоматически. У Сени таких иллюзий не было изначально. Он понимал: для того, чтобы чего-то достичь, надо хорошенько поработать. И он работал. Когда волна киосков, набитых всякой дрянью, захлестнула страну, ларек Сени был лучшим. И по ассортименту товаров, и по их количеству, и по конкурентоспособности цен. Уже тогда задатки хозяйственника четко прослеживались в так и не состоявшемся инженере. Он умудрялся, при всеобщем дефиците на качество, доставать натуральные американские сигареты. В его киоске все смело покупали водку, не боясь потерять зрение или вообще склеить ласты. Любые закуски: от нарезки горбуши до зеленого горошка — всегда были свежими. Торговая точка работала в центре студенческого городка и круглосуточно. А это, как понимают все разумные люди, — Клондайк.

Очень быстро это поняли и династии торговцев — граждан Кавказа. Коих вроде бы и не много было в студенческом городке, но держались они дружно и уверенно. Свои торговые палатки они разбросали сразу в трех местах. Им бы честно конкурировать да учиться вести дела у Сени, ан нет. Гораздо выгодней, оказалось, травить студенческую братию паленой водкой и торговать сигаретами непонятного происхождения. Тут же назрел вопрос: почему в трех палатках выторг меньше, чем у Сени в одной? «Потому что он сволочь, нехороший человек», — с неумолимой логикой рассудили новоявленные бизнесмены.

Результат закономерен. В круглосуточный киоск Сени посреди ночи вломились три крупногабаритных качка. Парнишке-охраннику сразу надавали как следует по морде, девчонку-продавщицу чуть не изнасиловали. Гнев горцев был «справедлив»: «Мы брали на праздник коньяк «Камю». Дорогой очень, и все отравились. Нельзя таким фуфлом торговать. Нельзя людям здоровье вредить. Передайте хозяину, что с него тысяча долларов. Завтра зайдем. В двенадцать ночи пусть ждет нас здесь». Забрав, что понравилось из товара, важно ушли.

Сеня упал духом. Наезд был, бесспорно, левым — не могло быть паленого товара в его киоске. Нечистоплотная борьба с конкурентом ни больше, ни меньше. И, похоже, она будет успешной. Нет ничего беззащитней круглосуточно работающей торговой точки. Тысяча долларов — это только начало. Даже если заплатить, в покое все равно не оставят. Полетят в окно камни, придет какая-нибудь инспекция, пожар случится, пьяные хулиганы изобьют обслуживающий персонал. У Сени опустились руки. Казалось, что выхода нет.

Неожиданная помощь пришла от друзей-студентов, проживающих в той же общаге. Два простых разбитных парня — Скиф и Купер, взялись подежурить ночью. Вместо платы черным за псевдопаленый коньяк они потребовали накрыть «поляну», но уже утром, когда вопрос будет закрыт. Решен он был оригинально и просто. Всех троих окровавленных горе-рэкетиров разнесли по одному в каждую торговую точку к их землякам. Что при этом говорили или не говорили Скиф с Купером, Алексей так никогда и не узнал. Но с тех пор никто его больше не тревожил…

«Да, смешная она была, заря предпринимательства», — Сеня отвернулся от окна. С тех пор, а прошло уже много лет, Скиф никогда его не подводил. Бухгалтер вздохнул, «загнал свое второе «я» под лавку» и быстро высчитал свой процент прибыли и то, что предстоит занести в доходы бригады Скифа. Все, как было оговорено…

Сложил документы в папку и прислушался. Из соседней комнаты слышался шепот жены, проникновенно объясняющий дочке:

— Олечка, нельзя шуметь.

— Пофему? — шепелявила маленькая Оля.

— Надо тихонечко. Папа работает.

— Зафем?

— Так надо. Вот тебе зайчик.

— Не-е-е-е.

— Не хочешь зайчика?

— Сообщение всей семье. Можно смело говорить, смеяться, петь песни, рассказывать стихи, — громко, на всю трехкомнатную крупногабаритную квартиру, — объявил хозяин. — Папа работать закончил. Можно переходить к ужину перед голубым экраном.

В тот же миг в комнату с визгом влетела трехлетняя дочка Оленька, а за ней вошла улыбающаяся жена Марина.

— А танцевать нам можно? — она лукаво улыбнулась.

— Даже нужно.

— А ну давай, Оленька, станцуй папе, — жена начала хлопать в ладоши, выбивая ритм какого-то модного мотивчика.

Дочка, шепелявя мелодию, трогательно закружилась по комнате. Ее непослушные ножки пытались попасть в такт.

Сеня улыбался и млел от счастья.

Раздался звонок в дверь. Марина удивленно подняла левую бровь:

— Кто это без предварительного звонка по телефону?

— Понятия не имею!

— Ты никого не ждешь?

— Нет. — Сеня пошел открывать. Оснований для беспокойства или тревоги у него не было уже давно и, как выяснилось, зря…

«Ужин придется отложить», — первое, что пришло в голову Сене, когда он открыл входную дверь. Вторая мысль была более практичной, но уже опоздавшей: «Надо было спросить: «Кто?» и не открывать».

На лестничной площадке стоял здоровенный двухметровый детина. Представляться ему нужды не было — Рембо или Савельев Сергей Петрович — был хорошо известен Алексею. Приход давнего недруга Скифа Сеню, мягко говоря, удивил, а когда Рембо расплылся в плотоядной улыбке, что-то нехорошее засосало под ложечкой:

— Проходите, пожалуйста, — дрогнувшим голосом вместо приветствия произнес перепуганный бухгалтер.

Гость молча прошел на кухню и без приглашения уселся на табурет. Алексей махнул рукой выглядывающей из кабинета жене:

— Это ко мне! По делу! Не мешай! — и засеменил вслед. Чтоб как-то занять руки, поставил чайник на плиту. Поджигая газ, сломал несколько спичек.

Рембо снисходительно разглядывал хозяина квартиры. Было что-то в этом взгляде от восхищения энтомолога, разглядывающего незнакомую бабочку. В глазах Рембо горел огонек азарта: «Сейчас я тебя классифицирую, пришпилю в гербарий и буду гордиться. Кем больше: собой или экспонатом — пока неизвестно. Это мы потом выясним. А сейчас готовься».

Сильно мандражирующий бухгалтер бригады Скифа Сенцов ему определенно понравился. Бес рассчитал все правильно, нужно только разыграть свою партию, не сфальшивив, и тогда успех неизбежен.

— Мне кофе, покрепче и без сахара, — первые слова, которые произнес гость самым добродушным тоном, заставили Сеню вздрогнуть.

— Кофе? Да?

— Покрепче, без сахара, — повторил Рембо.

— Сейчас сделаю.

Приготовил Савельеву растворимый кофе, себе налил чаю. Нетвердыми руками поставил чашку с кофе перед незваным гостем на стол:

— Чем обязан такому визиту? — голос его выдавал. Сеня это чувствовал и поэтому очень злился, но ничего с собой поделать не мог — его колотило.

— О цели моего прихода я вас, безусловно, поставлю в известность. Не торопитесь, — Савельев сделал маленький глоток из чашки. — Кофе не очень…

— Извините, — развел руки Сеня.

— Другого нет?

— Увы, нет.

— Ну, что ж, за неимением гербовой… что делается, Алексей?

— Пишем на простой…

— Правильно. Так и поступим. Верно?

Сеня не нашел, что ответить и замолчал. Он бесцельно крутил чашку с горячим чаем на блюдце и прятал глаза, боясь встретиться взглядом с пристально изучающим его Савельевым. Пауза растянулась на невыносимо долгую минуту. Наконец, Рембо решил ее прервать:

— Алексей, то, что вы меня узнали, существенно облегчает мою задачу: мне не надо представляться, звенеть регалиями и козырять известным весом в этом городе. Вы ориентируетесь, с кем разговариваете?

— Вполне.

— Точно? — голос Рембо стал тверже.

— Ваше имя и репутация мне известны, — поспешно, но, стараясь сохранить остатки достоинства, ответил Сеня.

— Вот и славно. Тогда к делу. Готов?

— Готов, — с излишней горячностью закивал Сеня.

— Слушай внимательно. Твой хозяин, — голос Рембо стал совсем жестким, в нем зазвенел металл, — кинул меня на большую сумму…

— Евгений?

— Да.

— Вы имеете в виду Скифа? — недоверчиво переспросил Сеня.

— А что, у тебя не один хозяин? — делая упор на последнее слово, поинтересовался Рембо.

— У меня вообще нет хозяина, — пробормотал еле слышно Алексей.

— Не парься! Речь идет, действительно, о Скифе! О том самом Скифе, которого ты называешь не хозяином, а Евгением! Ясно?

— Да, — затравленно пискнул Сенцов.

— Он развел меня на серьезные бабки! По беспределу! Скиф должен мне ответить и ответит. Поверь, я его достану. И достану до конца…

Сеня хлопнул глазами:

— Скиф не может поступить непорядочно…

— Как ты сказал?

— Непорядочно.

— Непорядочно… Гм, где таких слов набирается народ? Хорошо, что хоть так, а то ты мог бы ляпнуть чего-нибудь покруче. Не по-христиански, например. Мог бы?

— Мог. Скиф он… — Сеня не нашел слов и запнулся.

— Святой? — хохотнул Рембо.

— Примерно… Он честный и порядочный…

— Твой честный и порядочный Скиф кинул меня без всяких предъяв… Да и без оснований… существенных. Веришь?

— Нет, — неуверенно замотал головой Алексей.

— Зря.

— Не могу в такое поверить, — откровенно признался Сенцов.

— Ну, ладно. Не веришь, так не веришь. Это в конце концов твои дела… А ты неплохо живешь, — Рембо угрожающе улыбнулся. — По уму: трехкомнатная квартира, машина «Ауди», жена Марина, дочка Олечка, бизнес. Все путем…

— Вы что этим хотите сказать?

— То самое, что нормальным людям два раза объяснять не надо!

— Неужели вы думаете… — Сеня резко попытался подняться из-за стола, чай и кофе расплескались на светлый пластик, оставив темные лужицы.

— Думаю. Именно так я и думаю. Сядь на место, — Рембо, не вставая, вдавил свою лапу в худое плечо бухгалтера.

— Что вы…

— Не дергайся. Мне нужны деньги Скифа и его бригады.

— Вы…

— Молчи и слушай.

Сеня притих.

— Свои бабки можешь не отдавать, Скиф твой — святой, тебя простит, а вот если ты меня сейчас не поймешь… То все… Кранты твоему счастью, и никто тебе не поможет. Сиди, думай, считай. И знай, я делаю все по «понятиям». Знаком с такими делами?

— Да, — еле слышно ответил Алексей.

— Это хорошо. Лишний раз объяснять не надо. Все просто. Он меня кинул — значит, должен. И должен он мне немеряно… Все.

Сеня мелко дрожал. Он был напуган и растерян, загнан в тупик и раздавлен. Надо было делать выбор. Решать что-то и решать быстро. Он чувствовал, какая зловещая и опасная сила исходит от грозного гостя. Да и наслышан об этом беспринципном деляге был достаточно. Недаром всегда обходил его интересы стороной. Только б не пересечься. И вот… Что там Евгений мог ему задолжать? Ведь такие предъявы на голом месте не рождаются. Что-то за этими словами есть. Что-то конкретное.

К тому же, если так поступить, как говорит Рембо, его семье и лично ему ничего не угрожает. А Скиф действительно поймет. У меня же — жена, ребенок. К тому же, Рембо сказал, что достанет Евгения до конца, а это… Нет, об этом лучше не думать.

Что конкретно хочет этот бандит? Полностью опустить команду Скифа на бабки. Итак, превращение всех средств бригады в наличность. На таком деле, при сворачивании всех проектов, можно неплохо погреть руки:

— Как вы хотите, чтоб это выглядело? — тема стала близкой его пониманию.

— Я знаю, что общак бригады составляет, на сегодняшний день, что-то около двухсот пятидесяти штук баксов.

Сеня вздрогнул — уж очень близко к реальной была названа сумма:

— Примерно…

Рембо снисходительно улыбнулся:

— Для превращения всего в деньги тебе понадобится два дня.

— Однако, если…

— Подожди, я не закончил, — грубо прервал его Сергей, — при реализации, конечно же, будет явная потеря денег.

— Да-да! Об этом я и хотел сказать…

— Я согласен. Понимаю. Это составит что-то около пятнадцати-двадцати процентов. Мне отдашь двести штук. Еще, — заметив, как задергался на месте Сеня, продолжил Рембо, — Скифа и бригаду с завтрашнего дня я займу делом, они про тебя и не вспомнят за эти два дня…

— То есть как?

— То есть вообще. Не до финансов им всем будет. Мешать тебе будет некому. Ты понял?

— Понял.

— Работай спокойно. Но помни, у тебя сорок восемь часов. На все!

— Сорок восемь часов, — эхом отозвался Алексей.

— Да. Сроки жесткие.

Сеня кивнул и поймал себя на мысли, что он уже планирует, как вытаскивать деньги из сделок, сворачивать бизнес-планы, превращать все в наличные. И совсем не думает о том — обращаться к Скифу или нет. Ему стало стыдно, но в соседней комнате сидели встревоженные жена и дочь: «А еще в гараже стоит неплохая, почти новая “Ауди”. И квартира с ремонтом тоже ничего». Он разозлился, стал сам себе противен.

Но когда за Рембо захлопнулась дверь, он уже твердо знал, что к Скифу не пойдет. Напротив, понял, что через час-два убедит себя в том, что делает все абсолютно правильно, целесообразно, честно и порядочно.

Стыд пунцовыми пятнами покрыл его лицо. Когда к нему на кухню вошли встревоженные жена и дочь, он закрыл глаза руками.

Выставка американских художников авангардистов нам с Юлей доставляла исключительное наслаждение. Это было что-то! Я абсолютно не жалел потраченного на ее посещение времени. Моя любимая, похоже, тоже. Таких произведений искусства увидеть нельзя было нигде. В это мы твердо уверовали, сделав всего несколько шагов по первой выставочной зале.

— Женя, а это что такое? — Юля повела головой влево.

— Какое из них?

— Вон то, — поскольку я сразу не понял о чем речь, она оглянулась, опасаясь свидетелей, и показала на заинтересовавший ее экспонат пальчиком.

— Ах, ты об этом шедевре! — Я сделал несколько шагов в указанном направлении и остановился в раздумье.

— О нем.

— Это, Юлечка, образ влюбленного Одиссея, он гордо и целеустремленно движется к намеченной им цели, злые боги мешают ему, но он неустрашим, он сквозь все препоны стремится к своей Пенелопе. Идет через бури, штормы, туманы, преодолевает зависть, жадность, похоть и прочие низменные желания. Это образ истинного мужчины, который не поддается на чары Клеопатры, не трепещет перед Валькирией и не сдается на милость Цирцеи. Это символ вечной любви, познания истины, верности, доброты и страсти.

Я артистичным движением показал в сторону нескольких гранитных глыб, в которых торчала ржавая труба, а один камень венчала сломанная фреза.

Юля рассмеялась:

— Это, Женя, я и сама поняла.

— Сама?

— Конечно. Эту композицию иначе расценить никак нельзя. Жалко, на них названия нет. «Буря справедливых и чистых страстей», — ее так бы следовало назвать.

— Так о чем…

— А спросила я про вот этот металлический блестящий круг с зубчиками и обломленным сегментом.

— А, это, — я перевел дух. — Это, Юлечка, фреза!

— Фреза? — не поняла Юля.

— Даже, пожалуй, не фреза, а пила. — Я подошел ближе, присмотрелся. — Все верно: циркулярная пила по дереву. Из анекдота…

— Из анекдота?

— Неужели ты не слышала эту байку?

— Не знаю, расскажи.

— Ну, ты, счастье мое, даешь, это анекдот времен того же Одиссея. Как он мог пройти мимо твоих очаровательных ушек?

— Одиссей тебе его сам рассказал?

— Лично, безусловно. Он мне его поведал, когда мы сидели в таверне в окружении хмельных красавиц и лихих друзей.

— Рассказывай, меня же с вами не было.

— Да, тебя с нами тогда не было. Этот факт я просто запамятовал. Итак, анекдот. Готова?

— Вся внимание.

— Анекдот, поведанный гордым путешественником Одиссеем благородному воину Скифу на непродолжительном привале во времена их тягостных скитаний:

«Привезли электрическую пилу, новую. Собрались все рабочие посмотреть, как она работает.

Положили доску.

— Вжик, — сказала пила.

— Ого, — сказали мужики и положили бревно.

— Вжик, — сказала пила.

— Ого, — сказали мужики и положили вот эту трубу.

— Трендь, — сказала пила.

— Ага, — сказали мужики и разрешили забрать и пилу, и трубу для ваяния художественных образцов американским авангардистам».

— Та самая труба?

— Да, любимая!

— И та самая пила?

— Она! Клянусь Посейдоном! Я узнал ее!

Юля, посмотрев на немногочисленную публику, бродившую в музейной тишине по залам, тактично посмеялась в кулачок.

— А это образ бешеной нерастраченной страсти, — она остановилась возле огромного полотна, на которое, скорей всего, просто с размаху вылили ведро красной краски.

— Ты так думаешь? — Я критически осмотрел холст.

— Есть другое мнение?

— Есть.

— Какое?

Я набрал в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалил:

— Это произведение отражает апокалипсис в душе влюбленного художника при виде поцелуя, которым одарила его возлюбленная другого, более счастливого воздыхателя. Это порыв души перед брошенной перчаткой, звонкой пощечиной и зычным рыком: «К барьеру!»

— Ух, ты!

— Только так.

— Да, пожалуй, это стекающая душа поэта, — немного подумав, согласилась она и кивнула в сторону потеков краски.

— Чувственная душа поэта, — поправил я.

— Нет возражений.

Следующий шедевр мы осмотрели молча. Он являл собой кусок толстого швеллера, к которому были приварены несколько кусков арматуры, уголка, труб разного диаметра с резьбою и без. Сверху композицию венчал кусок стали, примерно трехмиллиметровой толщины, представляющий собой вытянутый вверх треугольник. Все это великолепие покрывал налет ржавчины. Я поискал слова для характеристики этого экспоната и не нашел:

— Сказать нечего. Совершенно. Такое надо смотреть молча, — траурным голосом заявил я. — Склонив голову.

— Это символ рухнувшей мечты, студент, — отозвалась Юля, весело улыбаясь.

— Похоже, только непонятно — какие мечты могут характеризовать такие жуткие металлические символы?

— Ты против железа?

— Нет, в общем-то.

— Мечты у всех одинаковые, пути достижения разные.

Тема мне показалась скользкой, и я быстро ее сменил:

— Жалко, нет на этой выставке квадрата Малевича.

— Черного?

— Нет, магического, он же в зависимости от времени года меняет цвет. Зимой черный, летом светлый.

— Осенью желтый, весной зеленый?

Я остановился, как вкопанный. Изобразил крайнюю степень удивления:

— А ты откуда знаешь?

Она в ответ рассмеялась:

— Мы с ним в прошлом году в Ялте отдыхали.

— С кем, с Казимиром Малевичем?

— Нет, с квадратом.

Я не удержался и тоже усмехнулся:

— Ну, и как он?

— Кто, квадрат?

— Ну да, не Малевич же.

— Нормально. Очень серьезный, обходительный и вежливый квадрат.

— Какого в этот раз он был цвета?

— Женя, — с укоризной протянула Юля, — какой ты недогадливый. В Ялте люди обычно отдыхают летом. А это значит…

— Ах, да! — Схватился за голову. — В это время года он…

— Правильно, небесно голубой.

— Точно.

— Видишь, как все просто.

— Увидишь его еще раз — обязательно передавай привет.

— Всенепременно, Евгений. Передам. От Жени или от Скифа?

— От обоих.

Очередной экспонат был чем-то средним между стогом сена, тряпичной куклой и детской аппликацией. Я демонстративно достал зажигалку. Юля силой утащила меня подальше от огнеопасного предмета искусства.

— Ты что придумал? — шептала она.

— А что тут такого?

— Сейчас в «ноль два» позвоню!

— А почему «ноль два»? Пожарная команда — «ноль один»!

— Точно?

— Да.

— А что — «ноль два»?

— Милиция.

— Тогда позвоню «ноль один»! Впрочем, — Юля смерила меня оценивающим взглядом, — «ноль один» тоже не помешает.

— Не надо.

— Спалишь всю выставку!

— У них, наверняка, есть система пожаротушения, — не соглашался я. — Речь идет только об этом экспонате. Одном-единственном. Их здесь смотри сколько. Они не заметят, а может, еще и спасибо скажут…

— Даже не помышляй!

— Что тебе, жалко?

— Жалко у пчелки.

— Ну, пожалуйста, — канючил я. — Один разик!

— И не думай, — отбирая у меня зажигалку, подвела черту Юля.

— Ну, раз ты так настаиваешь, не буду. — Я деланно горько вздохнул и сделал вид, что смирился. — Как ты сурова.

Дальше шла композиция из гаек, болтов, винтов и гвоздей. Все они были закреплены на полусфере (вероятно, по замыслу художника, она изображала землю) и, кокетливо переплетаясь, пытались передать замысел автора праздно шатающейся публике. Этот гений хотел сказать своим шедевром так много, что в обычный человеческий мозг его фантазия просто не втискивалась. Никаким боком.

— М-да, — неопределенно произнесла Юля.

— Неужели не нравится?

— Что-то в этом есть…

— Только — что? — подхватил я.

— Тут как на это посмотреть… — Юля приложила указательный пальчик к носу и закусила нижнюю губку.

— А Рубенс с Рафаэлем, дураки, маслом старались. Нет, сегодняшний день нам несет иные эстетические удовольствия. Бросьте свои масляные краски. Переходите на мозаику из гаек, костылей и винтиков. Портрет из гаек! Ты представляешь себе, какая это идея?

— Великолепная!

— Слабо сказано.

— Я подумаю и подберу другие слова.

— Сейчас я ее продам кому-нибудь из представителей выставки, — я сделал серьезное лицо и оглядел зал.

— Женя, не жадничай, отдай ее просто так!

— Задаром?

— Именно так. Безвозмездно. А заодно предложи выражать стихи цифрами, а инструкции писать в рифму.

— Нет, я не могу на это пойти, я не альтруист. Бесплатно никому ничего не скажу. Пусть ломают голову и додумываются до великих идей самостоятельно.

— Сами?

— Сами.

— Жалко?

— Жалко.

— Ах, вот ты какой, Евгений-спортсмен-студент-десантник!

— Вот такой вот, что поделать, — виновато пожал я плечами.

— А чего же ты тогда щедрым прикидываешься? А? — Юля остановилась и картинно уперла руки в бока.

— Это только с тобой, — доверительно сообщил я.

— Зачем?

— Завлекаю. На самом деле могу легко составить конкуренцию Плюшкину с Коробочкой. Запросто, — я сделал лицо Скупого рыцаря и трагикомично закивал головой.

— Вот, значит, в чем истина! А я-то думала…

— Я раскрыт!

— Бедная я, нечастная, — запричитала Юля.

— О горе, мне горе! — вторил я.

На наш спектакль начали оглядываться посетители выставки.

— Похоже, мы вместе с тобой можем конкурировать с лучшими образцами искусства американских авангардистов, — она смущенно взяла меня под локоть и потащила к выходу.

— Это легко! И совершенно бесплатно! — я подмигнул пялившемуся на нас народу и обнял Юлю.

Выставка удалась на славу.

Похищение

Юля пробежала мимо вахты и зацокала каблучками по асфальту. До седьмого корпуса университета было две остановки на троллейбусе, минут двадцать пешком. Она решила не пользоваться городским транспортом. Веселое летнее утро располагало к пешей прогулке. Юля шла по тротуару, параллельно дороге, наблюдая за двумя потоками машин, и размышляла о Евгении.

Ее все время терзали одни и те же сомнения: «Что-то тут не так. Не может быть в одном человеке только хорошее. Нельзя втиснуть в одну телесную оболочку столько силы, ума, теплоты, ласки, чистоты, нежности, доброты, терпения и такта. А если и можно, то не должно ей так повезти — не может ее, простую девчонку из провинции, полюбить такой человек. Или, все-таки, так бывает? И такое случается? И любовь она действительно, такая, как пишут в книгах: светлая и чистая, глубокая и дурманящая? Терпкая и сладкая, как дикий мед».

Она шла и улыбалась своим мыслям.

Вдруг тень тревоги пробежала по ее лицу: «Дела только эти его непонятные. Пистолет, нож какой-то хитрый в тумбочке. Что ни спросишь на эту тему — отшучивается. Не бандит же он, в конце концов. Женя просто не может быть преступником. Лицо у него совсем не такое, как описывает Чезаре Ламброзо — ни выдающихся надбровных дуг, ни выпирающей челюсти. Нет, не может ее милый Женечка быть связанным с преступным миром. Никак не может. Но тогда, как же объяснить…»

Размышления ее прервал улыбающийся, молодой, коротко стриженый, крепкий парень, который вырос перед ней как будто из-под земли:

— Будьте так добры, подскажите, пожалуйста, как добраться…

Что он сказал дальше, она не услышала — рядом раздался визг покрышек. Юля и ойкнуть не успела, как оказалась на заднем сиденье автомобиля. Стриженый улыбаться перестал — он довольно громко и отчетливо ей угрожал, густо перемешивая свою речь матом:

— Тихо, мочалка… не дергайся… мы тебя…

Разобрать его слова в полном объеме она не могла, предчувствие чего-то страшного притупило способность слышать и чувствовать. Понимание того, что ее увозят в неизвестность, сковало руки и ноги, парализовало речь и отключило слух:

— Мамочка, — одними губами едва слышно прошептала она.

Стриженый наконец-то справился с полами своей легкой жилетки — достал из кармана шприц-тюбик. Игла вошла в худенькое предплечье девушки. Та вздрогнула. Ее глаза заволокло туманом. Она обмякла.

— Порядок, Кныш, замарафетилась коза, — стриженый расположил бесчувственное женское тело на заднем сиденье.

— Не претворяется?

— Понтуешься? Верняк!

— Проверь на всякий случай.

Стриженный послушно оттянул веко Юли:

— В натуре, порядок! Бельма выкатила!

— Добро. Отзвонись Рембо на трубу, — отозвался водитель.

Тот с готовностью достал мобильный телефон и набрал номер:

— Алло, Рембо? Привет. Это я. Да, Щербатый. Полный порядок. Она у нас, везем на хату. Все путем. Хорошо. Понял. Так и сделаем. До связи. — Он спрятал телефон в карман, посмотрел внимательно на пленницу:

— Слушай, Кныш, а телка-то ничего.

— Путевая?

— Самый цинус!

— Скучать не будем?

— Оттянемся, без байды!

Водитель неопределенно хрюкнул. Стриженный поправил сползающее с сиденья податливое тело Юли.

***

Утром Юля, нежно поцеловав меня, упорхнула в университет. Их хитрый деканат придумал трудовую повинность — все поступившие абитуриенты должны отработать двадцать дней на благо родного корпуса. Я долго возмущался и предлагал перенести трудовую повинность на квартиру, которую собирался купить в ближайшее время. Там тоже будет нужен ремонт, а с университетской барщиной решить вопрос — раз плюнуть. Ее можно легко заменить на необременительный оброк. Причем разовый.

Юля от оказания помощи по ремонту квартиры не отказывалась, а вот по университету и слышать ничего не захотела. Как можно? Все там что-то белят-красят, а она нет? Не хочет она быть белой вороной.

На прощанье, пообещав вообще закрыть их экономический факультет, я, скрепя сердце, отпустил ее на этот добровольно-принудительный субботник.

«Вот и все. Кончилась твоя холостяцкая жизнь, Скиф. В комнате общаги стало тесно и неуютно. Потому что вдвоем. Всему свое время. Ребята все уже купили себе отдельное жилье. И Костя, и Сеня, и Майкл, и Боря… Некоторые женились. Как Майкл. Или женятся ежедневно, как Боря. “Поймал Иван дурак, Василису Прекрасную и давай на ней жениться!” — Усмехнулся ходу своих мыслей. — А мне все было недосуг, что-то с жильем делать. Нужды никогда в этом деле не испытывал, да и желания особого как-то не прослеживалось. Теперь уже понятно почему. Холостому все хорошо… Время жить-не тужить в общаге и время…»

Утренние размышления прервал телефонный звонок. Я взял мобилку — номер в окошечке не высвечивался:

— Да? — немного раздраженно бросил я в трубку: «Время восемь пятьдесят, кому это в такую рань понадобился?»

— Скиф?

— Он самый.

— Есть для тебя новость…

— Хорошая?

— Очень.

— Тогда говори.

— Мы твоего беленького пупсика забрали.

Голос был смутно знаком. Похоже, говоривший прикрывал мембрану телефона платком. Я рывком вскочил с кровати:

— Какого пупсика? — Закон самосохранения не пускал явное к сердцу. Такого оно могло не выдержать.

На том конце провода раздался грубый смех:

— Дурика не включай.

— Ты о чем?

— О телке твоей речь!

— О какой телке? — Для того, чтобы говорить спокойно, мне понадобилось собрать всю свою волю в кулак. — У меня подсобного хозяйства нет и никогда не было. Фермы не держу. Животноводством не увлекаюсь.

— Значит, ни коров, ни коз, ни телочек молодых у тебя нет?

— Нет.

— Ладно, не прибедняйся.

— Не понимаю.

— О Юлечке, твоей красавице, речь, — в трубке снова раздался смех. — Чем она не телочка? Молодая, задорная, сочная…

— Чего ты хочешь?

— Жди письмо — там будут все инструкции. Исполнять их будешь буквально, если не хочешь, чтоб мы твоему пушистому котику шкурку испортили. Это, надеюсь понятно? — После непродолжительной паузы голос в трубке гаркнул: — Не слышу ответа!

— Понятно.

— И еще одно…

— Что?

— Не ревнуй, Отелло, я буду с ней ласков…

— Ты кто? Падла, отвечай!

— О-е-е-е-е-е-й! Как страшно.

— Забиваю тебе стрелку! Прямо сейчас! В любом месте! — Нервы больше не выдержали. — Сука, гнида, порву, где ты находишься?

Я еще долго орал в отключившийся мобильник и, наверняка, цензурных слов употребил мало. Отшвырнув трубу, упал на постель и схватился руками за грудь — сердце давно, еще с армии (после ударов Рембо) пошаливало, а сейчас сжалось и отказалось выполнять свои функции совсем. Сгреб в кулаки одеяло, судорожно выгнулся, скатился со стоном на пол и провалился в темноту…

— О-о-о-о-е-е-е!

Вот мы и снова один на один. Я и Рембо. Он делает выпад ногой, затем идет главный удар — рукой в голову. Отреагировать я успеваю, но блок слабый, он его пробивает и попадает в челюсть с правой стороны, потом сразу удар по левой: «Да что же ты делаешь, гад? Игра и мяч уже далеко, мы же не в спарринге, а на игровом поле. Вон мяч, там игра». Рембо не слушает, он продолжает нападать, из его оскаленного рта брызжет слюна, капли летят прямо мне в лицо. Он в каком-то бешеном азарте продолжает хлестать меня по щекам. Ну, сука, держись. Я тебе покажу сейчас и боевое регби, и слюни, и йоко в сердце, и пощечины по лицу»… Ухожу с линии атаки и бросаю правую руку вперед, в хлестком хлыстоподобном ударе — «уракене»…

— Ху-у-у-у! Получай!

— Е-е-е-е-е, Скиф! Ты что делаешь? — Костя роняет стакан с водой и отпрыгивает, держась за правый глаз.

Прихожу в себя — комната, я на полу. Стол, кресло, кровать. Общага. Я дома. Солнце в окне — я что, спал днем? Провел ладонью по лицу — мокрое, и щеки пылают. Сердце заныло, вернув мне все воспоминания сразу: и потерю сознания, и потерю Юли. Массируя левую часть груди, встал и осторожно присел на краешек постели:

— Сколько времени, Купер?

Он поднял и приложил стакан к щеке:

— Блин. Синяк будет. Около десяти.

— Извини.

— Что тут у тебя происходит?

— Так сразу и не ответишь…

— А ты не сразу. Как самочувствие?

Я вяло пожал плечами, не убирая руки с сердца:

— Только «вернулся».

— Это я и сам вижу. Захожу, ты в судорогах корчишься на полу. Думаю, дай, похлещу по морде — все безопасней, чем в спарринге на ринге. Ан нет. Все равно не тот случай. Зарядил другу по лицу. Надо было просто тихонечко водичкой поливать на расстоянии. — Костя, наверное, сильно перепугался. Говорил, поглядывая на меня с опаской. Видно, прелестный видик у меня был, когда он вошел.

— Друг называется. Похлещу, пока ты в отключке…

— А что? Такого случая может больше не представиться.

— Понятно. Воспользовался беспомощным состоянием…

— Так что все-таки случилось?

— Позвонили, сказали, что Юлю забрали.

— Да ты что? — Он опять уронил стакан.

— Крепкий, не разбился, хорошее отечественное стекло. — Я кивнул на гранчак, на большее меня не хватило.

— Кто, как, зачем?

— Не знаю, не представились, сказали ждать письменных инструкций, и все. Я и вырубился. — Я потянулся за подушкой и пристроил ее за спиной. По-стариковски кряхтя, медленно прилег.

— Да, дела, — Костя поднял стакан, посмотрел на свет. — Ты не прав — треснул, — и швырнул его со всего маха в мусорное ведро:

— Кто это может быть?

— С такими же успехом можно спросить — зачем? — Я скривился. Сердце не отпускало: «Нельзя психовать, надо успокоиться, не хватало кони двинуть в такой момент. Когда Юля у каких-то ублюдков. Забавно будет. Принесут письмо с требованиями о выкупе, а Скиф в морге. Кино. Обхохочешься». — Свободная рука непроизвольно сжалась в кулак.

— Ну, «зачем» вопрос проще. — Костик присел в кресло.

— Чем проще?

— Явно какой-то корыстный интерес преследуется.

— Какой?

— Денег, например, с тебя сбить, — сделал предположение Купер. — Ты у нас парень совсем не бедный.

— Сразу б по телефону сказали сумму, — возразил я. — Назначили б срок. Типа: «Собирай сто штук грин к среде, иначе… и так далее». Нет, здесь что-то не так.

— Слушай, — Костя взъерошил волосы, — девка она симпатичная. Может, того, в гарем какой? Баб сейчас из страны сотнями вывозят.

— Да, и мне через пятнадцать минут звонят сообщить: «Украли вашу невесту в гарем Шаху-Беку, уведомление ждите письмом».

— Не стыкуется. Верно.

— То-то и оно.

— Негры на нее тогда глаз положили, они у нас любвеобильные, засранцы черножопые… — неуверенно предложил очередную версию Купер.

— Нет, не то, совсем не то, — я отмахнулся. Сердце нестерпимо ныло. — Ответ следует искать в другом месте

— В каком?

— Это как-то с делами бригады связано. Я в этом уверен. На все… — я сделал паузу, колеблясь, — на девяносто пять процентов. Кому мы перешли дорогу? Вспоминай…

— Вроде бы никому.

— Как это никому?

— Только вот Рембо с Парфеном пистон от нас получили… — Костя задумчиво скривил угол рта. — Последний не в счет уже.

— А первый не мог на нас выйти никак, — я осекся на полуслове, вспоминая показавшийся знакомым голос похитителя — он вполне мог принадлежать Савельеву, — если его никто на эту тему не вывел.

— Что ты имеешь в виду?

— Что имею… — я задумался.

— Кого-то подозреваешь?

— М-м-м-м. Подожди…

Купер помолчал пару минут и не выдержал:

— Грешишь на кого из наших?

— Нет, на команду Леньки Пантелеева…

— Скиф, ты на кого конкретного думаешь?

— Нет, Костик. Это было б слишком просто. Кого я могу подозревать? Тут не подозревать надо, а вычислять! Если терок, кроме как с Рембо, серьезных не было, значит — он. А помощник у него один из наших…

— Участников, вообще-то, много было… — задумчиво протянул Купер.

— Что верно, то верно.

— Задачка.

— Ты что, сомневаешься в том, что мы рассчитаем эту ситуацию? — Я приподнялся на локте. — Пессимизм отбрось, включай мозги…

— Мои мозги в твоем распоряжении, а пессимист — это хорошо информированный оптимист. Мудрость народная. Предлагаешь ее опровергнуть?

— Нет, Костя, не предлагаю.

— А что?

— Нам надо. Есть такое слово — «надо». Нам выбора другого не оставили. Если не сможем — грош нам цена. А мне совсем… — я махнул рукой, опять схватился за сердце и повалился на подушку.

Мы скрупулезно, весь день, до самого вечера перебирали всех участников кидняка Рембо. Рисовали схемы, строили догадки. Брались за дело с десятка сторон. Рассматривали под разными углами и с разных позиций роль и информированность каждого, кто был задействован в этой операции. Ответа ясного не нашли, но предположений и версий выстроили много. Одна из них мне казалась наиболее близкой к действительности, и было решено ее отрабатывать первой…

Конверт доставили ближе к вечеру. Принес его рассыльный. Есть в городе такая фирма — занимается скорой доставкой. Хочешь пиццу, бутылку водки или еще чего — набираешь номер и объясняешь: как, когда и чего надо переместить по городу. Вот из этого-то бюро обслуживания и был молодой шустрый пацаненок, доставивший нам почту. Помочь нам с отправителем он никак не мог. Ему позвонили по телефону, сообщили номер и код багажной ячейки на автовокзале. Там лежал конверт с адресом, а деньги в оплату услуги были переведены телеграфом ранее.

В письме, набранном на компьютере и распечатанном на принтере, содержалась подробная инструкция по ограблению ресторана «Левиафан», с указанием главной цели — сейфа в кабинете директора, точной суммы — двести тысяч долларов и временем налета. А именно: завтра в двадцать два ноль-ноль мы должны обчистить это заведение.

Также упоминалось количество охранников — четверо, их вооружение. Состав обслуживающего персонала — восемь женщин, шесть мужчин. Прилагалась схема помещения, в которой ручкой был поставлен жирный крест на сейфе в кабинете директора. Ключ от сейфа, любезно сообщал отправитель, у управляющего рестораном. В двадцать два ноль-ноль он точно будет на месте. Последняя строка извещала о том, что при благополучном исходе операции последует звонок в двадцать три ноль-ноль на мобильный телефон Скифа с сообщением, где будет производиться обмен девушки Юли на американские деньги.

Мы с Купером, прочитав письмо, переглянулись. «Левиафан» принадлежал Прохору. По логике, наших киднеппингеров нужно искать среди недоброжелателей хорошо известного в городе авторитета. А их, в принципе, не так уж и много. Этот контингент требуется отработать в первую очередь. Я взглянул на часы — двадцать ноль-ноль.

— Сколько? — поинтересовался Купер.

— Восемь.

— До указанного времени осталось двадцать шесть часов.

— Время еще есть.

— Не так много.

— Имеем то, что имеем.

Костя достал из пачки сигарету и закурил:

— Лихо завернули, — он прищурил глаз, спасая его от дыма. — Бомбить кабак Прохора? Серьезное дело.

— Непростое.

— А он будет там в десять часов.

— Наверняка.

— Похоже на то, что столкнемся лоб в лоб. — Костик достал из наплечной кобуры «тетешник», повертел в руках. — Без пальбы не обойтись.

— Шутки шутить изволите. «Левиафан» не просто кабак Прохора — это его штаб-квартира. Там будет бойня. Называй вещи своими именами, — мне было жутко неловко и в то же время приятно. Во-первых, потому что из-за моей Юли такие дела на бригаду навлекаю, а во-вторых, потому что Костя ни на секунду даже в мыслях не допустил того, что ею можно пожертвовать.

— Называю, Скиф. Людей надо человек пять. С «калашами». Меньшим числом точно не одолеем. Нас двое, нужно подобрать еще троих. Как минимум. Таких, которые не побоятся попереть против Прохора.

— Боря, Бес, Майкл. Они покатят…

— Майкл?

— Да, Мишка.

— Наш Майкл? — Костя сделал удивленные глаза.

— Он. А что тебя удивляет?

— Так он же сейчас бизнесмен. Охранное агентство — все дела. «Легион»-шмегион. Законность стопроцентная. Ни шага за грань…

— Поможет, должок у него передо мной.

— По тем делам с абхазами? Трехлетней давности? — Костя саркастически хмыкнул. — Он уже забыл о нем давно.

— Нет, по недавним делам, по «эскимосам».

— По кому? — Купер даже привстал.

— По «эскимосам», — повторил я, но разъяснять, о каких эскимосах речь, не стал.

— Не понял...

— Костик, была тут недавно одна заморочка. Собственно, она еще в процессе… — Я тщательно подбирал слова. — Немного подсобил другану старому…

— А почему я ничего не знаю?

— Мишка просил никому не говорить.

— Это почему еще?

— Хрен его знает, — покривил я душой. — У него спросишь.

— Хорошо, спрошу.

— Вернемся к делу.

— Давай!

— Значит, так. Идем впятером: я, ты, Бес, Майкл и Боря.

— Мы понятно… — Костя положил пистолет в кобуру и откинулся в кресле. — Майкл тоже. А Бес с Борей? Они как?

— Забашляем хорошо обоим, пойдут. Один хрен, все в масках будут. Страховка лишняя. Боря парень с пониманием, а Бес за бабки областное УВД на приступ возьмет.

— Рома-мент парень практичный.

— Не самое плохое качество.

— Как сказать.

— В данной ситуации — то, что надо.

— Жека, ты только пойми меня правильно, — Костя заметно смутился, — братанам не объясняй, из-за чего кипеш. Не поймут.

— Сам понимаю. — Я сконфуженно опустил глаза. — Что такое разборка между братвой из-за бабы? Фантастический бред.

— Герберт Уэллс.

— Рой Бредбери.

— Анекдот.

— Точно. К тому же будет даже не разборка, а тупой наезд по полному беспределу с разводом на бабки.

— Статья «Разбой». От восьми до двенадцати.

— До четырнадцати, — поправил я.

— Полагаешь, это уточнение должно добавить оптимизма?

— Нет. Полагаю, что после таких дел не о статье придется думать.

— Это верно, в точку. Тема нехорошая, — Костя переплел пальцы, хрустнул суставами, — блудняк паленый. Если сделаем что-то не так, проколемся на какой-нибудь мелочи — на зону сами проситься будем.

— Да, тюремная сырость покажется раем. — Я вздохнул. — Пока об этом не будем. Время еще есть. Будем думать.

— Чуть больше суток.

— Вагон времени. Попробуем откатать наши идейки. Глядишь, куда выведут. Для начала дам-ка я задание нашему профессионалу…

— Бесу?

— Именно, а потом уже займусь Борей и Майклом, — я взял мобилку и набрал нужный номер.

Моя «восьмерка» остановилась возле спортивного клуба «Апполион», когда уже смеркалось. Я вышел, нажал на брелоке кнопку сигнализации — машина в ответ моргнула фарами и мелодично мяукнула. Наградил неоновую вывеску ироничным взглядом и прошествовал в помещение. В холле, как обычно, слонялся, так называемый, администратор, он же один из трех совладельцев спортклуба — Петя Вьетнамец.

Такое погонялово он получил не из-за раскосых глаз, смуглой кожи и маленького роста, хотя это, наверняка, тоже сыграло определенную роль. В далекой рэкетирской молодости он держал на Центральном рынке ряды торгашей, приехавших из Вьетнама. Я пожал его сухую крепкую руку и уже по традиции, выработанной годами, поинтересовался:

— Петро, вы с корефанами думаете вывеску менять? Сколько можно народ распугивать?

— Скиф, может, все же и ты привыкнешь, как все нормальные клиенты? Сколько лет прошло с открытия клуба, пора бы уже…

— Вряд ли. Я же не «все». Как, вообще, можно заниматься в зале под таким названием? — категорически не согласился я.

Я давно издевался над выбранным тремя владельцами спорткомплекса названием «Апполион». И неоднократно пояснял Пете Вьетнамцу, который исполнял роль смотрящего и, вследствие чего, был постоянно на глазах — терся и по делу, и без дела в клубе, что Апполион это греческая калька от имен Аваддон, Абаддон. Имеет два смысла. Первый — обозначает имя ангела смерти. Второй — уничтожение, прекращение бытия. Но все мои пояснения во внимание не принимались, название они, конечно, менять не собирались.

Мои попытки добиться вразумительного ответа на вопрос, какой смысл вкладывался в такое название при открытии спортклуба, так же были тщетны. Внятного ответа я так и не получил. Это давало почву для самых изощренных издевательств с моей стороны.

Я высказывал самые разнообразные предположения, начиная с того, что уничтожение, прекращение бытия относится к жировым отложениям клиентов «Апполиона» и кончая тем, что во главе спортклуба стоят ангелы смерти. На последнее Петя обычно отвечал: «Ну, да! Демоны мы, в натуре. Ты что, по ходу не в курсе?»

— Легко заниматься, комфортно. Людей полно и никто не жалуется, — продолжал свои разглагольствования Петя. — Ты решился? Пришел, наконец-то, попробовать? Тебе первый месячный абонемент бесплатно.

— К чему такие жертвы?

— Только для тебя.

— В честь чего? Замануха какая-то? В чем подвох?

— Нет никакого подвоха. Исключение. Будешь почетным членом.

— Согласен быть только почетным…

— А членом? Что, не хочешь? Ведь первый месяц на халяву? — весело скалился Вьетнамец.

— Вот где собака порылась. А я-то думал! Значит, первый месяц бесплатно, а за второй слупите по полной программе? А то, глядишь, и двойной тариф возьмете с бедного студента?

— А как ты хотел? Мы же не благотворительный фонд, успевший наворовать бабок раньше и в другом месте. Мы коммерческая структура, нам лавэ самим косить приходится.

— Хорошо. Добазарились. Как только поменяете название, так сразу перейду заниматься в ваш спортзал. Устраивает?

— А сейчас?

— Под таким названием — нет. Я не демон.

Я острил по привычке, не отвлекаясь от тягостных раздумий связанных с Юлей, квадратура разговора с Вьетнамцем была при каждом моем посещении «Апполиона» примерно одна и та же. Слушать внимательно Петра было совсем не обязательно, тем более напрягать свои извилины.

— Так сегодня ты что, не будешь заниматься? — разочаровано поинтересовался Петька.

— Нет, я к Борьке.

— К Гераклу?

— Да. Видел его?

— Конечно. Он, по-моему, уже заканчивает.

Я взглянул на часы:

— По времени уже должен.

— Пройди, — Вьетнамец мотнул головой в сторону прохода ведущего из холла через раздевалки и душевые кабины, в спортзал.

— Давай посмотрим, открой, — я кивнул на вертикальные жалюзи, которые прикрывали большое окно, через которое можно было наблюдать за происходящим в зале. — Лень обходить.

— С чего это ты такой ленивый стал?

— Набегался сегодня, — пояснил я и помассировал левую часть груди. — Дел много было. Еле ноги переставляю.

— Раз просишь, сделаем. Для тебя, Скиф, легко. А вообще жалеть себя надо. Сейчас, — Вьетнамец прошел за стойку администратора и щелкнул нужным тумблером на пульте.

Жалюзи послушно разделились по центру и разъехались в разные стороны. За ними обнаружилось толстое стекло, отделяющее наблюдателей от спортивного зала. Там уровень пола был на несколько метров ниже, чем у холла, где находились мы с Петром. Таким образом, все, что находилось в спортзале, располагалось под нами и просматривалось, словно на открытой ладони.

— Что у нас тут сегодня с женским полом? — для поддержания разговора изрек я обычную фривольную фразу.

— Со свежачком? — охотно откликнулся Петька.

— Да. Из мяса помоложе…

— Кроме обычных чижиков, появились два новых свеженьких экземпляра. Мочалки лет по девятнадцать-двадцать. Самое оно. Тело уже есть, а мозгов еще нет. Вон, в дальнем углу, на велотренажерах ягодицами вертят и непрерывно по сторонам зырят.

— В сером костюме с широкой красной полосой?

— Ага, и вторая рядом, в белой футболке и зеленых ластиковых штанах. — Петька вытянул шею. — С черным хвостом…

— Что-то в них, безусловно, есть… — пробормотал я, скользнув невнимательным взглядом по лениво крутящим педали велосипедисткам, и продолжил выискивать глазами Борю.

— То же, что и во всех остальных молодых телках, — хохотнул Вьетнамец. — Я собираюсь к ним подкатить сегодня. Сразу после их занятий…

— С какой темой? — поинтересовался я.

— Тема? Это просто! Первую тренировку отметить надо? Обязательно! Сауна, шампусик, массажик, — Петя хищно оскалился, его раскосые глаза блеснули. — Давай порвем их на пару? А, Скиф? Угощаю!

— А что, сам не справишься? Их же всего две, а не восемь. Ты запросто, без моей помощи, можешь поразить их своими…

Меня перебил звонок телефона на стойке администратора:

— Извини, Скиф. Я сейчас. — Петя проворно ускакал отвечать на звонок, избавив меня от необходимости бессмысленно сотрясать воздух и предоставив возможность спокойно поискать Борю в толпе занимающихся посетителей «Апполиона».

Площадь спортивного зала впечатляла. Его размер был намного больше стандартной баскетбольной площадки, но, конечно, меньше обычного футбольного поля. Нечто среднее. Хозяева зала натаскали сюда все, что только можно. Чего здесь только не было. Я условно делил для себя всю площадь спортзала на сектора примерно таким образом.