Глава десятая

На следующее утро Тедди позвонил Пол Драйвер. Услышав его решение, она осталась в полном самообладании, как образцовый профессионал-рекрутолог.

— Понимаю, Пол, — сказала она деловым тоном. — Да, я думаю, что ваши доводы абсолютно верны. Я совершенно согласна с вашими сомнениями относительно Конрада. В любом случае, главное, чтобы вы были довольны выбором. Ведь все это делается для вас.

— Но пока не говорите ничего другим кандидатам, — предупредил ее Пол. — Я хочу подписать контракт прежде, чем мы откажем остальным. Дела всегда срываются в последнюю минуту, Тедди. Вы это знаете лучше, чем кто-либо.

— Разумеется. Нет, сначала я сделаю предложение, давайте с этого и начнем. Давайте убедимся, что я точно помню условия — мы говорили о базовом окладе в двести тысяч стерлингов, верно?

— Да, я даже согласен на долларовый эквивалент, если возникнут трудности с обменом, но предпочел бы стерлинги. Я даже могу заплатить половину оффшором, чтобы улучшить налоговые условия. В случае несогласия я могу добавить оклад, если дело будет зависеть от этого.

— Хорошо. Поняла. Мы начнем торговаться с двухсот тысяч. А премии?

— Я гарантирую минимальный чистый заработок за первый год, пока не будет основан новый список клиентов. Кроме того, это связано с качеством исполнения работы. Кажется, он может получать до миллиона стерлингов в год. Никто из партнеров не получает больше, это связано с интересами фирмы. Наш нормальный доход обычно около двухсот процентов оклада, плюс доля от прибыли, плюс акции, плюс премиальные акции, которые могут быть конвертированы в течение ближайших трех лет. Я все это рассказывал ему.

— Звучит неплохо.

— Как наши шансы, Тедди? Он заинтересуется?

— Подождем и увидим, Пол. Вы знаете, что ни в чем нельзя быть уверенным, но это хорошее предложение. Позвольте мне попытаться сделать его, и я позвоню вам сегодня вечером или завтра утром.

Тедди положила трубку, ее руки дрожали. Мгновение спустя Джейми услышал вопль радости, с которым она ворвалась в его кабинет.

— Они выбрали его! ФРЖ только что попросил меня сделать предложение Кристиану Клемент-Гранкуру! — глаза Тедди сияли, щеки пылали от волнения. Джейми искренне обрадовался за нее.

— Превосходная новость, Тедди. Хорошо сделано! Какой же у нас с этого гонорар? — он вытащил калькулятор и быстро ввел цифры для расчетов. — Позволь взглянуть… две сотни базовых плюс пятидесятипроцентный минимум…

— Нет, мы договорились делать расчет по среднему значению, которое доходит до семидесяти пяти процентов…

Джейми присвистнул.

— О'кей, теперь поговорим. Двести плюс семьдесят пять процентов — это триста пятьдесят тысяч, возьмем тридцать три процента, это сто пятнадцать тысяч пятьсот, уберем задаток… какой он был?

— Тридцать тысяч.

— Итак, у нас в сетях отличные восемьдесят тысяч пятьсот фунтов… неплохо, Тедди, совсем неплохо.

— Ох, там намного больше, Джейми. Ты забыл долю в акциях — мосье барон де Клемент-Гранкур будет получать около миллиона фунтов чистого годового заработка…

Джейми зажмурился.

— Я предвкушаю, Тедди, я уже предвкушаю.

— Что?

— Праздничный ужин, который ты мне поставишь.

— О'кей, свидание состоится. Когда ты хочешь пойти, мой обжорчик?

— Сегодняшний вечер подойдет?

Тедди покраснела.

— Ох, Джейми, я не могу сегодня вечером. Дело в том, что я хочу поехать в Париж, — ее щеки покраснели еще больше, — если Кандида меня отпустит.

— Ага! Я подозревал, что у тебя другая причина быть такой счастливой, а не презренные деньги. Значит, ты будешь праздновать с французом? Сказочное путешествие? Надеюсь, ты не повинна в пристрастности, Тедди? Может быть, ты проталкивала одного кандидата в ущерб другим?

— Я изо всех сил сдерживалась, похоронив и сердце, и надежды, Джейми. Просто у нас с Полом Драйвером кое в чем сходные вкусы…

— Хм-м. Счастливчик Клемент-Гранкур. Надеюсь, он заслуживает твоего доверия, Тедди — это все, что я могу сказать. А теперь давай посмотрим, когда мы пойдем на этот ужин, — Джейми начал перелистывать ежедневник. — Я — весьма занятый человек, у меня множество самых разных дел. На следующей неделе я могу… понедельник? Или вторник? — размышлял он вслух. — В сущности, я могу в среду… в четверг, а в крайнем случае, в пятницу.

Тедди обняла его.

— Ты сокровище, Джейми. Я люблю тебя.

— Но, боюсь, не так, как мосье Гранкура.

— Не совсем. Давай пойдем в понедельник.


Тедди не сказала Кристиану, зачем приехала в Париж. Она просто сказала ему, что должна побывать здесь и жаждет встретиться с ним. Кристиан казался слегка недовольным тем, что она объявилась без предупреждения, но нехотя согласился отложить другие обязательства и встретиться с ней за ужином.

— Давай пойдем в какое-нибудь особенное место, Кристиан. Я угощаю.

— Если настаиваешь.

— А можно мне сегодня побывать у тебя дома?

— Нет, — замялся Кристиан. — Это невозможно. Там некоторые проблемы с ремонтом — хм, пол разобран. Я надеюсь, это не слишком тебя огорчит.

— Но я думала, что ты там живешь. В отеле сказали, что ты давно выехал.

— Я жил все это время у знакомого. Я был не в состоянии жить в отеле дольше. Однако, я сниму там две комнаты на этот вечер. Встретимся там в семь тридцать, са marche[24]?

— Сними одну комнату.

— Я сниму две комнаты, Теодора. Я забочусь о сохранности твоей репутации, хочешь ты этого, или нет.

Тедди услышала, как щелкнула телефонная трубка, и обхватила себя руками. Кристиан даже не подозревал, что она собиралась сообщить ему.


Тедди рано ушла из офиса и поймала такси до «Хитроу». Она даже не заехала домой, чтобы собрать дорожную сумку — она прибывала в Париж достаточно рано, чтобы немного пройтись по магазинам, и решила положиться на волю случая в покупке новой одежды. Проезжая по Сити-стрит к Набережной, такси миновало здание «Хэйз Голдсмит». Тедди вгляделась в окно и призналась себе, что Джек никогда не позвонит ей. Почему-то ощутив тяжесть на сердце, она заставила себя выкинуть это из головы, а лучше подумать о том, куда пойти за покупками.

В целом, Тедди потребовалось полтора часа времени и три магазина, чтобы полностью одеть себя для однодневного пребывания в Париже. Сначала она пошла в «Азедин Алайя», где купила платье такого покроя, что оно, казалось, сливалось с ней, когда она надевала его. Затем Тедди зашла в «Мод Фризон» за парой плетеных туфель, стоивших почти столько же, что и платье, и, наконец, в «Сабиа Роуз», ее любимый магазин в Париже, как раз за углом отеля «Сен-Симон». Этот магазин был подлинным храмом паломничества любительниц дамского белья. Не в силах выбрать между шелковым комплектом нежного абрикосового цвета и бледно-желтым лифчиком и трусиками, Тедди купила их оба и для полного счета добавила к ним белый лифчик и панталоны. Она поспешила в отель и оделась тщательнее обычного, а затем села на террасе, любуясь парком отеля, наслаждаясь ранним вечерним закатом и поджидая Кристиана.

Кристиан опоздал. Когда он шел по террасе, следы раздражения читались на его лице, уголки тонкого рта опустились вниз. Его глаза были скрыты за темными очками. Он чуть небрежно поцеловал Тедди, затем снял очки и сел рядом с ней.

— Ты выглядишь… другой, — сказал он резко. — Ты выглядишь соблазнительницей. Jusqu 'au bout des ongles[25].

— Тебе не понравилось? — огорчилась Тедди. Она ожидала, что Кристиану понравится ее облегающее черное платье. Обычно он высоко оценивал все, что она носила.

— Нет, почему же, очень понравилось, — Кристиан потер глаза. — Извини меня, cherie, я очень устал. У меня масса работы в офисе, и я немного, как ты говоришь, занят своими мыслями.

— Так расслабься! Выпей что-нибудь, сними пиджак, и давай наслаждаться вечером, — загадочно улыбнулась Тедди, держа новость при себе. Она хотела, чтобы Кристиан немного развеялся после напряжения рабочего дня, прежде, чем разговаривать с ним о предложении ФРЖ.

— Ты мило приоделась. Это «Алайя», да? Это шик. Это прелесть.

— Кристиан, ты, должно быть, устал. Что случилось с твоим английским?

— Дай мне минуту, чтобы перестроиться, — он погладил волосы на ее затылке.

— Сколько хочешь, милый Кристиан. Что бы ты хотел выпить? Шампанское?

Кристиан сделал жест вертевшемуся поблизости официанту.

— Виски с содовой, — потребовал он.

— Как кстати! Подходит куда больше шампанского, учитывая обстоятельства, — улыбнулась ему Тедди. Она больше не могла скрывать новость.

— Кстати? — насмешливо поднял бровь Кристиан. — Как виски может быть кстати? И что за обстоятельства?

— Ох, не обращай внимания. Я расскажу тебе позже. А сейчас скажи мне, что тебя так измотало. Надеюсь, у тебя было не слишком много бурных ночей?

Кристиан уже начал вживаться в роль любовника.

— Откуда мне было взять бурные ночи, если я одиноко жил в Париже, а ты была в Лондоне? Единственное, что не давало мне спать — это твое отсутствие.

Тедди потянулась к нему и, словно кошка, потерлась щекой о его плечо.

— Ох, Кристиан! Я так скучала по тебе… мне так хочется, чтобы ты был в Лондоне. Тогда бы мы больше времени могли проводить вместе…

Тедди не почувствовала, как напряглись мышцы под его элегантно скроенным пиджаком. Она взглянула на него сквозь длинные ресницы и тихо прошептала:

— Дорогой, за какое время ты мог бы расстаться с «Шевадре»? Я имею в виду время на увольнение.

— Не знаю. Я никогда не задумывался над этим. Три месяца с подачи заявления, а может быть, и шесть. Это зависит от обстоятельств. Там могут отпустить меня раньше, но максимальный срок у них — полгода.

— Но тебя не будут задерживать на этот срок? — забеспокоилась Тедди.

— Наверное, нет. Мой дядя Генри у них в правлении, они постараются не портить с ним отношения. И со мной тоже.

— Ну, думаю, пора начать заниматься этим, потому что твое положение…

— Почему? Твои клиенты из ФРЖ могут взять американскую даму, или немца…

Тедди не ответила. Она подперла подбородок руками и подняла лицо, чтобы заглянуть в его глаза. Она улыбалась.

— Теодора?

— Ох, это может случиться скорее, чем ты думаешь. Ты знаешь, мы, англичане, делаем выводы чертовски быстро. Конечно, и я тоже, когда это касается тебя.

— Cherie, у тебя какие-то новости?

Тедди ошибочно приняла напряжение Кристиана за волнение. Она тянула время, наслаждаясь мгновениями власти над ним.

— Ну, — протяжно сказала Тедди, — можно сказать, что так. В общем, новости, да… — она потянулась ногтем к его рубашке, выписывая на ней мелкие кружочки.

— Теодора, ты должна рассказать мне все, что об этом слышала.

— Разве должна?

— Я требую, чтобы ты рассказала мне все, — Кристиан стиснул ее руки в своих.

— Ох, мне так нравится, когда ты командуешь… — пробормотала Тедди.

— Теодора!

Тедди услышала настойчивую нотку в его голосе.

— О'кей, о'кей, — ее глаза сияли. — Пол позвонил мне. Этим утром. Они хотят тебя. Ты получил работу.

Кристиан уставился сквозь балюстраду в сад, его глаза избегали взгляда Тедди.

— Но они еще не сделали мне официального предложения, верно? Они еще не говорили об условиях?

— Конечно, говорили! Две сотни тысяч фунтов базового оклада, плюс гарантированная премия, плюс акции, плюс премиальные акции. Ты будешь получать годовой доход около миллиона фунтов.

Настала очередь Кристиана раскраснеться. Его глаза сузились, широкая улыбка медленно расползлась по лицу.

— Ca n'est pas mal… pas mal du tout…[26]

— Неплохо? Это же дьявольски чудесно! Это на тридцать процентов больше твоего текущего заработка, и это еще без учета подъема акций. Это триумф. И ты должен благодарить за это — меня.

Кристиан казался расстроенным и не глядел на нее.

— Давай это отпразднуем, дорогой? — оживленно болтала Тедди. — Я угощаю. Или точнее, ЭРК угощает. Я думаю, Кандида не поскупится на шикарный ужин для тебя по такому случаю.

Кристиан не ответил, и Тедди предположила, что он не хочет позволить ей оплатить счет.

— Мы даже можем немного заняться делом, чтобы твоему надутому мужскому эго было легче позволить мне заплатить — обсудим, например, условия контракта.

— Хмм?

— Что мы будем есть, Кристиан? Теперь ты захочешь немного шампанского?

— Да. Мы закажем бутылку шампанского, — решительно сказал он. — Думаю, «Вдова Клико» подойдет. По случайности, я совершенно не голоден.

Тедди радостно рассмеялась.

— Конечно, мы можем пропустить ужин и выпить в постели, — сказала она, понизив голос.

Кристиан поцеловал ее в запястье.

— Превосходная идея. Я как раз сам об этом подумал.

— И мы поужинаем любовной пищей… — Тедди обняла его за шею и наградила долгим поцелуем.

Двое официантов, слоняющихся без дела по террасе, понимающе переглянулись. Их занимало, сколько еще эта англичанка будет притворяться, что не спит с мосье бароном.


Наверху, в ее комнате, Кристиан разливал шампанское, наблюдая, как раздевается Тедди. Она полностью перестала его стесняться и, казалось, упивалась ощущениями всех органов чувств — похрустыванием его рубашки из хлопка, пока она медленно расстегивала его пуговицы, лимонным запахом его кожи, ледяным холодом шампанского под его взглядом, следящим, как она пьет его глоточками, и опускающимся ниже, на выпуклости ее грудей, журчанием его голоса в ее ушах, вкусом пота его кожи. Кристиан опустил ее на пол. Ее соски затвердели под нежным бледно-желтым шелком лифчика, она с наслаждением выгнулась дугой, чувствуя доски пола под лопатками. Рука Кристиана проскользнула под верх ее чулка, лаская ее, его большой палец гладил кружевные шелковые лоскутки. Когда его пальцы проникли внутрь ее, он резко отвел ее голову назад и поцеловал ее в горло, заставив застонать от мучительного желания. Он взял руку Тедди и просунул между ее ног.

— Почувствуй, какая ты прелестная, и теплая, и сладкая, cherie, любовь моя, сокровище мое, моя сладкая малышка, моя возлюбленная…

Ритм его ласк барабаном стучал в сердце Тедди, сочетаясь с естественным ритмом их тел. Его прикосновения вызывали у нее трепет, ее кожа покрывалась мурашками под его искусными пальцами, ее губы вздрагивали под его губами. Кристиан перевернул ее так, что она оказалась на нем, ее волосы беспорядочно свешивались на лицо. Он придержал ее за бедра и осторожно направил на себя. Тедди погрузилась в наслаждение, почти без сознания от присутствия под ней Кристиана, ощущая его в своем теле. Она не замечала, что Кристиан пристально наблюдает за ней, ловя момент ее оргазма. Не замечала, что его руки продолжают направлять ее, побуждая к завершению. Когда оно наступило, тело Тедди непроизвольно содрогнулось, она, всхлипывая, упала на Кристиана. Тот прижал ее ближе, гладя ее волосы, гладя, гладя, не давая ей ни на мгновение вернуть контроль над телом. Во второй раз она растворилась в настоящем, и Кристиан присоединился к ней, выкрикивая что-то по французски, что она не вполне расслышала, но поняла в совершенстве.

Позже они лежали вместе на кровати, их тела сплелись. Щека Тедди покоилась на мерно вздымавшейся и опускающейся груди Кристиана, звук его тихого дыхания убаюкивал ее. Убедившись, что она глубоко заснула, Кристиан осторожно снял ее с себя и быстро оделся. Была полночь. Он присел к туалетному столику написать короткую записку.


Моя Теодора!

Я ничего не помню, когда лежу рядом с тобой. Ты заполняешь все мои мысли. Я не могу думать ни о чем, кроме жажды прикоснуться к тебе. Мне нужно время, чтобы обдумать это предложение в покое и одиночестве. Возвращайся в Лондон, любимая. Я позвоню тебе в ближайшие двадцать четыре часа. До разговора храни меня в сердце.

Вечно твой

Клемент-Гранкур.


Он быстро вышел из вестибюля и проворно пошел по тихой, темной улице.

Тедди проснулась посреди ночи и увидела, что одна в постели. Она позвала Кристиана в тишине спальни, а затем обнаружила записку. Она все поняла. Кристиан делал важный шаг и нуждался в том, чтобы привыкнуть к мысли об уходе из «Шевадре» и отъезде из Парижа. Тедди хотелось, чтобы он принял решение без ее давления. У нее не было и тени сомнения в том, что он согласится. Она разлеглась во всю ширину кровати, улыбаясь сама себе. Его формальная подпись — Клемент-Гранкур — час спустя после интимности растрогала ее до глубины сердца.


Майк уставился на экран перед собой. Каждая клеточка его тела требовала отступить и выметаться с рынка. Если и бывало подходящее время для отпуска, то оно наступило сейчас. Рынок начинал сходить с ума. Торговцы всего мира засучили рукава и вцепились в Шведский Центральный Банк. Шведская валюта находилась под жестким давлением — статистики, предсказывающей снижение на несколько лет вперед, экономики, которая буквально замерла, правительства, залезшего в долги выше крыши. У кроны даже не было защитной сети европейского рынка. Она была в свободном падении, и просто не имелось оснований делать что-либо, кроме игры на ее понижение, прибыли были потерями шведов. Но Майку это не нравилось.

Майк был большим, дерзким игроком. Он любил делать большие ставки, а крона не была для него достаточно интересной валютой, чтобы крепко сыграть на ней. Если он купит крону, то просто получит ту же прибыль, что и все торговцы, если будет выжидать, его обвинят в потере ловкости, что приведет его на сковородку, по милости «Свериг Риксбанк». Следовать по основному течению рынка было против его натуры — иначе его не назвали бы «Дуче». Майк знал, что каждая его сделка, каждая его прибыль приносят кому-то соответствующий ущерб. Вот почему он не любил следовать общим тенденциям — можно было оказаться на проигравшей стороне. Но иногда следовало проглотить гордость и прыгнуть в общий вагон с остальными, а на данное время проигравшим почти наверняка окажется «Риксбанк». Почти наверняка. Майк нажал кнопку, автоматически соединявшую его с отделом «Морган Гаранти».

— ДД? Это Мичинелли. Скажи мне вашу стоимость четырех ярдов кроны против марки.

— Норвежской? Датской?

— Если я интересовался бы датской, я пошел бы в булочную за углом. Нет, бестолковая голова, стокгольмской.

Торговцы валютой не дураки, они знают столицы всех европейских стран.

— Она пока идет по биржевому курсу, Майкл. У нас нет особых приказов.

— Прекрасно.

— А ты считаешь, что она скоро будет сильно отличаться от этой цены?

— Более-менее, — Майк подождал несколько минут.

— Триста семьдесят четыре с половиной к тремстам семидесяти пяти с половиной.

— Ладно.

— Тебе даже это не подходит, парнище? — прикинулся простаком ДД.

— Договорились. Твое. За триста семьдесят четыре с половиной я продам тебе четыре ярда стокгольмской кроны против марки.

Майк записал сделку, поставил штамп времени сделки в документ и отметил противоположную сторону как «Морган Гаранти». Он всегда чувствовал себя лучше, приняв торговое решение — особенно, если оно приносило деньги. Он глубоко вздохнул, наполнив легкие спертым воздухом комнаты сделок. Воздух пах приятно. Тем не менее, где-то вокруг витал отчетливый запах тревоги.


Кандида порылась в сейфе в углу кабинета, где хранились распечатки записей всех кандидатов и возможных кандидатов. Она вынула анкеты четверых людей — Джека Делавиня, Малькольма Фиачайлда, Глории Мак-Райтер и Майка Мичинелли. Она тщательно перелистала их, забавляясь тем, как много в них общего. Для начала, все они жили одиноко, сосредоточив усилия на карьере. Когда Кандида начинала свой бизнес, она считала, что фраза «Семейное положение — не женат» благоприятна в итоговом описании. Эта фраза означала не только, что человек одинок, но и то, что он однонаправлен, что он не связан требованиями сопливых детишек, или супруга, или другими обстоятельствами семейной жизни.

Алекс Фицджеральд научил Кандиду другому. Любимой фразой Фица в анкете сотрудника были золотые слова «Семейное положение — женат, четверо детей». Нанимая таких сотрудников, вы знаете, что берете людей, зажатых жизнью в угол. Вы можете заставлять их работать до смерти, плохо платить им, плохо обращаться с ними — и все равно они никогда не распустят рук и не назовут вас дрянью. Вы можете допоздна задерживать их в офисе, можете заставлять работать по три выходных из четырех — и все будет о'кей, они не подкараулят вас в темноте, чтобы свести свои мелкие счеты. Ну нет, они будут приползать домой в два часа ночи, чтобы найти в духовке немного недоваренной каши и кусок подгоревшего цыпленка, который им оставила исполнительная жена, а затем улечься спать в одну кровать с младенцем. Они давно послали прощальный поцелуй свободе и независимости и были в рабстве так долго, что забыли, что все это было их собственным выбором. Женатый человек — хорошее вложение капитала. Если был выбор между двумя мужчинами, Фиц всегда, просто всегда, нанимал женатого. Определенно, не потому, что поддерживал семейные ценности. Замужняя или пригодная к замужеству женщина сталкивалась при поступлении в «Стейнберг Рот» с трудностями гораздо большими, чем ее соперники-мужчины — сценарий превращался в противоположный.

Кандида думала об этом принципе, просматривая лежащие перед ней анкеты. Легко ли эти четверо найдут новую работу? Многое зависело от того, как пойдут дела у Алекса. Майк и Глория, скорее всего, не появятся на торговом рынке в ближайшие два года. Они оба будут проводить время либо на солнечном берегу Акапулько, либо в удобной краткосрочной тюрьме. Это ее не заботило — они ничего не значили в ее дальнейших планах после того, как сделают то, что нужно. Что же касается Малькольма… ну, будущее Малькольма, кажется, в ее руках. Если она проявит снисходительность, то найдет ему какую-нибудь другую работу. Кандида склонялась к снисходительности. Малькольм оказался даже более полезным, чем она рассчитывала.

Одну анкету она изучила с особой тщательностью. Человеком, действительно беспокоившим ее, был Джек. Если все пойдет по плану, он вылетит из «Хэйз Голдсмит» в ближайшие шесть месяцев, если не раньше. Вопрос был в том, что он будет делать дальше? Его послужной список был так дьявольски хорош, что мог предоставить ему возможность получить другие предложения, но Кандида знала, что ее бывший муж будет слишком сомневаться в себе, чтобы принять их. Нет, если Джек все провалит в «Голдсмите», если он подведет всех — свою команду, вкладчиков и самого себя, — она уверена, что настанет день, когда он откланяется и уйдет от дел. И это будет ее день… день, которого она так ждала. Наконец она будет владеть собой, принимая решения.

Это не значило, что Кандида стала агентом по трудоустройству для того, чтобы уничтожить своего мужа. Она давно обещала себе, что Джек пострадает, что он понесет действительно важную для себя потерю, такую же, какой для нее был Томми. Кандида не предвидела, что карьера вербовщика поможет ей сдержать обещание, но если та давала ей такое преимущество, значит, так тому и быть. Кандида гордилась тем, что всегда сдерживала свои обещания, кроме единственного — маленького глупого обещания прийти на итоговую беседу, данного Роберту Балантайну. Это нарушение, безусловно, не причиняло ей никакого беспокойства.


25 февраля, 1984


Едва усевшись на своем обычном кресле, Кандида взглянула на часы и сказала Балантайну, что у нее мало времени. У нее была назначена встреча с юристом через сорок пять минут.

— Вы просто не представляете, сколько бумажной работы нужно проделать перед началом серьезного дела! — сказала она извиняющимся тоном.

— Как у вас дела?

— Ну, я получила поддержку своего бизнеса. В основном я вложила собственный капитал, доставшийся мне по условиям развода, но семья чудесно помогла мне. Мать сказала, что всегда хотела вложить капитал в одного из своих детей, а Филип, мой брат, который живет в Париже, не только обеспечил капитал, но и согласился стать моей первой головой — я имею в виду, что он будет первым кандидатом, которому я попытаюсь найти место! Он шесть лет работает на французского брокера, Тюфье, который платит мало и которому ничего не докажешь. Я уже планирую, кому его предложить, когда фирма будет узаконена.

— Вы, определенно, не теряли времени даром.

— У меня нет времени, чтобы терять его. Хотела бы я начать это еще годы назад. Я проделала массу предварительной работы — в Сити множество охотников за головами, охватывающих и финансовый, и корпоративный сектор, но среди них очень мало специалистов. Я собираюсь построить действительно серьезную, профессиональную фирму. Буду нанимать только людей, которые сами работали в Сити, и даже среди них — только тех, кто преуспевал в работе. Так много вербовщиков просто безнадежны. С тех пор, как мы с вами виделись, я встречалась с дюжиной из них, под предлогом, что собираюсь вернуться в Сити и подыскиваю работу — и все они богопротивны. Рынок широко открыт, представляете? Они — не конкуренты, пока я веду дело энергично и тщательно.

Ее энтузиазм был заразителен, и Роберт Балантайн поймал себя на этом.

— Это выглядит весьма впечатляюще, Кандида. Я одобряю ваш труд. Вы будете работать одна?

— О, нет. Я уговорила своего старого знакомого, Дэвида Эштон-Стюарта, стать моим партнером. У него большой опыт работы в финансовых корпорациях, которого не хватает мне, и блестящая репутация. Думаю, что мне нужен человек со старыми школьными связями — в Сити множество типов, которые косо посмотрят на деловую беседу с двадцативосьмилетней женщиной. В конце концов они все придут ко мне, но компании будет легче начать работать с Дэвидом. Кроме того, в ближайшее время мы наймем одного-двух консультантов. Нам нужно строить критическую массу.

— Да, вы проделали много предварительной работы, — с неподдельным одобрением заметил терапевт. — Но я и ожидал этого от вас — вы из предусмотрительных людей. Почему вы считаете, что этот бизнес так важен для вас?

— Есть три причины. Во-первых, я должна зарабатывать на жизнь. Во-вторых, я хочу, чтобы у меня было что-то свое — чего у меня никто не отнимет и за что отвечаю только я. В-третьих — ну, третья причина не имеет значения.

— Что это такое?

— Ничего. Нет третьей причины. Видите ли, Роберт, мне уже пора уходить. Извините, что так спешу, но вы знаете, почему…

— Хорошо, Кандида. Мы не будем считать это подготовительной беседой. Когда мы встретимся на следующей неделе, то поговорим о первых годах вашей семейной жизни с Джеком, о ваших отношениях с ним до рождения Томми. Я думаю, что это поможет увидеть ваши семейные отношения в развитии и понять, что пошло не так.

— Не было ничего, что «пошло не так» — он убил моего сына, и это убило наши отношения. Это же так просто. Нет никаких причин выискивать подходящие объяснения. Я же сказала вам, что с этим все покончено, — лицо Кандиды стало каменным. Она вновь охладела к Балантайну.

— Понимаю, но я хотел бы исследовать мотивы глубже, чтобы посмотреть, нет ли признаков проблемы, связанной с небрежностью относительно Томми. Давайте попытаемся на следующей неделе, хорошо?

— Нет! Это вовсе не хорошо! Все, чего вы хотите — это говорить о Томми или о Джеке! Вы должны интересоваться мной, черт возьми! Когда я пытаюсь говорить с вами о том, что действительно имеет для меня значение, вы просто не хотите меня слушать. Я считаю, что мне незачем приходить сюда, если вы даже невнимательно слушаете то, что я вам говорю!

— Я слушаю вас, Кандида. Но я также внимательно слушал все, что вы говорили о Томми и Джеке, и очень заинтересовался тем, что вы сказали о них. Я думаю, что нам нужно обсудить их глубже, перед тем как двинуться дальше.

— Ну, а я не буду их обсуждать. Я думаю, что нам вообще не нужно что-либо обсуждать! — выкрикнула Кандида, ее глаза сверкнули, подбородок вызывающе вздернулся.

— Кандида, когда мы встретились впервые, вы согласились, что если решите прекратить лечение, то придете на заключительную беседу, в которой мы подведем итоги. Мне очень жаль, что уже на подготовительной стадии вы не расположены продолжать лечение. Я бы просил вас обдумать это решение со всей тщательностью, так как убежден, что дальнейшая работа поможет вам. Независимо от того, будете ли вы продолжать лечение, я напоминаю вам о вашем обязательстве прийти на заключительную беседу. Вы согласны вернуться сюда на следующей неделе, как обещали, чтобы сделать обзор тех мотивов, которые мы уже раскрыли?

— Хорошо, — небрежно согласилась Кандида.

Роберт Балантайн слышал, как ее каблуки торопливо простучали по коридору. Затем послышался мягкий хлопок тяжелой черной двери, которая закрылась за Кандидой, шагнувшей под сияющие лучи зимнего солнца.

Четвертого марта она не пришла в назначенное время. Роберт Балантайн звонил ей несколько раз в течение последующих недель. После пятого сообщения на автоответчике Кандида сменила номер. Она никогда не возвращалась на Харлей-стрит, дом девяносто один.


Тедди было трудно оставаться спокойной, дожидаясь звонка Кристиана. Ее нервозность отразилась на Джейми, который выставил Тедди из своего кабинета после того, как она испортила его запас скрепок, в волнении сгибая и выпрямляя их. Когда позвонил Джек и предложил ей встретиться этим вечером, Тедди ухватилась за предложение, зная, что не вынесет одинокого вечера у телефона. Едва договорившись о месте встречи, Тедди запаниковала — а вдруг Кристиан позвонит ей, когда ее не будет дома? Она не могла позвонить ему сама, так как поклялась не звонить Кристиану в офис, потому что его секретарша что-то заподозрила, а номера знакомого, у которого он жил, она не знала. Тедди понеслась домой, молясь, чтобы Кристиан не позвонил ей, пока она в машине, и, отпирая дверь дома, услышала телефонный звонок. Задыхаясь, она схватила трубку.

— Тедди, это Чарльз.

— Чарльз, немедленно положи трубку! Я дожидаюсь ужасно важного звонка.

— От еще одного нового любовника, я полагаю?

— Неверно. Это деловой звонок, если хочешь знать.

— Ну, я и прежде говорил, что тебе следует завести предупреждающее устройство, тогда мы болтали бы с тобой, а когда позвонил бы твой мерзкий, замызганный кандидатишка, чтобы поплакаться у тебя на плече, я услышал бы благоразумный маленький «блип», и ты могла бы заняться им.

— Чарльз! У меня только что возникла блестящая идея! Что ты делаешь сегодня вечером?

— Ну, раз ты об этом упомянула, я звоню тебе, чтобы узнать, не появится ли у тебя прихоть где-нибудь перекусить со мной.

— Нет, я не могу. Я должна пойти на ужин. По делу, конечно. Но ты можешь сделать мне огромное одолжение…

— Дда-а? — Чарльз растянул слово на два слога, звучащих один другого подозрительнее.

— Дай мне на время твой переносный телефон. Только на этот вечер. Я не могу себе позволить пропустить ни этот звонок, ни этот ужин, и просто не знаю, как поступить.

— Хорошо, — в голосе Чарльза слышалось удивление. — Конечно, дам. Ты можешь заехать за ним по пути на ужин.

— Чарльз, милый, — подольстилась к нему Тедди. — Не можешь ли ты стать еще милее и привезти его сюда, а? Я не смею даже отойти от своего телефона и хочу оставить номер переносного телефона на автоответчике…

— Боже всемогущий, Теодора, есть ли предел твоей проклятой наглости? Что мне будет, если я скажу «да»?

— Что ты хочешь?

— Ночь неподдельной, безумной, и желательно разнообразной сексуальной страсти.

— Принято. Через пятнадцать минут будь здесь с телефоном.

— Боже мой, Теодора… — потрясенно произнес Чарльз. — Ты, наверное, в отчаянном положении. Если ты согласна на это за прокат переносного телефона, на что же ты пошла бы, если бы я сделал для тебя то, из-за чего ты переживаешь?

— Представь себе это сам, Чарльз… но не забудь, что тебе осталось всего четырнадцать минут, поэтому лучше двигай задницу сюда.

Чарльз повесил трубку, даже не попрощавшись.


Джек дожидался Тедди в кафе «Ривер», когда она появилась там с опозданием на полчаса. Она едва дышала, горящие щеки и блестящие глаза выражали ее волнение. Почти забыв, как мало она знакома с Джеком, Тедди машинально приветствовала его поцелуем в щеку и плюхнулась на стул рядом с ним. В ресторане было прохладно, несмотря на душный августовский вечер. Легкий, приятный ветерок с Темзы веял сквозь настежь раскрытые окна. Тедди обмахнула лицо и расстегнула две верхние пуговицы своей льняной блузки.

— Вы выглядите так, будто нуждаетесь в большой порции прохладительного, — сказал ей Джек. — Как насчет «Пиммса»? Или газировки с джином?

— Знаете, Джек, больше всего я хочу мятный коктейль. Как вы думаете, они умеют его готовить?

— Предоставьте это мне, — он тихо заговорил с итальянцем-официантом и, получив в ответ сконфуженный взгляд и недоуменное пожатие плечами, дал ему подробную инструкцию, как приготовить коктейль. Взглянув наконец на Джека, Тедди увидела, каким бесконечно усталым он выглядит. Он был бледен, вокруг его глаз залегли резкие морщины, две глубокие, напряженные складки тянулись от крыльев носа к уголкам рта.

— Джек, вы выглядите так, будто вам необходим отпуск. Вы собираетесь взять его в этом месяце? В августе наверняка не предвидится много дел?

— Ну, Теодора, как говорится — грешникам не бывает передышки. По правде говоря, я еще не планировал отпуск. Возможно, в сентябре, когда станет прохладнее…

Тедди не поняла, то ли он имел в виду погоду, то ли климат «Хэйз Голдсмит». Она намеревалась уговорить его взять перерыв, когда зазвонил переносный телефон. Головы посетителей с соседних столов повернулись к ним, частично с любопытством, частично досадуя на шум. Тедди извинилась перед Джеком и раскрыла небольшое портативное устройство.

— Да? Тедди Винингтон.

— Тед? Я хотел проверить, работает ли он, — беспечно сказал Чарльз.

— Боже мой, Чарльз, мы же ужинаем. Он прекрасно работает.

— Не стыди меня за проверку телефона, — пробормотал Чарльз. — Я не хочу, чтобы ты расторгла наше дельце из-за того, что я снабдил тебя плохим оборудованием.

Тедди захлопнула телефон.

— Извините, Джек. Я была вынуждена принести с собой эту ужасную вещь, потому что жду ответа от кандидата, примет ли он предложение ФРЖ. Я очень опасаюсь пропустить этот звонок.

— Я так понял, что сейчас звонил не он? — улыбнулся Джек.

— Нет, это был досадный и ненужный звонок. Вы помните Чарльза Бартоломью? Это он изобразил самоотверженность.

Тедди выпила коктейль, поданный остуженным до ледяного холода, как принято в подлинной традиции Кентукки, и начала расслабляться. Она забыла, зачем Джек хотел встретиться с ней. Они беседовали так легко и естественно, у них нашлось много общего во вкусах — искренняя любовь к стране, любовь к англоязычной литературе, несмотря на различие мнений касательно Скотта Фицджеральда, неприязнь к общественным мероприятиям Сити, таким, как вечер «Стейнберг Рот» в Гросвеноре.

— Представляете лицо Кандиды, если бы она увидела нас сейчас вместе, — неожиданно сказал Джек.

— Представляю. Она выглядела бы так, словно увидела привидение.

— Не совсем так, Тедди. Она выглядела бы гораздо счастливее, если бы подумала, что я — привидение. Кандида действительно мечтает, чтобы я оказался в шести футах под землей.

Они рассмеялись, хотя Тедди понимала, что это не смешно. Было ясно, что и Кандида, и Джек очень страдали от пролегшего между ними ожесточения, особенно Джек, который, видимо, любил свою бывшую жену. Она надеялась, что Джек не будет цепляться за разговор об отношениях с Кандидой. Было уже достаточно плохо, что Тедди встретилась с Джеком за спиной у Кандиды, не говоря уже об обсуждении их отношений. Тедди оправдывала свою встречу с Джеком тем, что чем больше она о нем узнает, тем больше у нее будет возможностей помочь Кандиде и Джеку разобраться в своих отношениях, но это было недостаточным оправданием. Она вздохнула с облегчением, когда Джек в дальнейшем, казалось, перестал проявлять интерес к этой неудобной для нее теме.

Пока они разговаривали, Тедди совершенно точно уяснила себе одно — что бы ни случилось между Кандидой и Джеком, по какой бы причине не умер их сын, Джек Делавинь не был ублюдком. Это понимание не облегчило положения Тедди. Она все еще симпатизировала Кандиде, все еще чувствовала, что та страдает от этого страшного события, но больше не считала, что ответственность за все лежит на Джеке. Он просто был слишком порядочным для этого. Тедди не понимала, почему Кандида, с ее превосходным умением разбираться в людях, была не способна распознать такую очевидную вещь.

После вкусной жареной рыбы с перцем они не спешили заказывать десерт, заканчивая бутылку «Броули». Когда телефон зазвонил вновь, Тедди вздрогнула от удивления. Она забыла обо всем, забыла даже о Кристиане, но звук его голоса взволновал ее. Тедди вспомнила, что их могут слышать, хотя Джек очень тактично начал изучать меню десерта, и заговорила официальнее, чем ей хотелось бы.

— Кристиан, как хорошо, что вы позвонили мне. Я взяла с собой переносный телефон, потому что не хотела пропустить ваш звонок.

— Это означает, что ты не одна?

— Верно, — отчетливо сказала Тедди.

— Тогда я скажу коротко. Мне очень жаль, дорогая, но я не могу принять предложение.

Рука Тедди стиснула телефон.

— Простите. Кажется, плохая связь. Я не вполне расслышала вас.

— Я не могу перейти в ФРЖ, Тео. Я надеюсь, что ты меня поймешь.

Тедди проглотила ком в горле и нервно откашлялась. Она почувствовала, как жар приливает к ее щекам.

— Нет, я не понимаю, Кристиан. Почему?

— Мне очень трудно это сейчас объяснить, — вздохнул он. — Возможно, я позвоню тебе позже.

— Если вопрос в вознаграждении, Кристиан, я это выясню, когда позвоню Полу Драйверу. Как я объясняла, у нас есть большие возможности торговаться.

— Нет, Теодора. Не нужно больше торговаться. Я уверяю тебя, что это окончательное решение.

— Как ты можешь такое говорить? Мы даже не обсуждали это вместе! — Тедди повысила голос, не замечая, что привлекает внимание. — Почему ты решил отказаться?

— Ты, наверное, не поняла меня. Я даже и не собирался оставлять «Шевадре». В любом случае, глупо было не видеть, какой именно, хм, ценностью я хотел иметь возможность распоряжаться.

— Я не могу поверить в то, что ты говоришь, Кристиан. — Тедди встряхнула головой, будто Кристиан мог ее видеть. Ее свободная рука начала постукивать по столу. — Ты выставляешь меня полной идиоткой перед нанимателем. Я не могу этому поверить, Кристиан.

— Теодора, — в голосе Кристиана послышались предупреждающие нотки. — Не читай мне лекцию. У тебя своя работа, у меня — своя. Я считаю, что эта лекция неприемлема.

— Неприемлема? С кем, по-твоему, ты разговариваешь? — Тедди отмахнулась от предостерегающего жеста Джека. — Ты обязан рассказать мне, почему не переезжаешь в Лондон. Мы так хорошо обо всем договорились, строили планы…

— Нет, Теодора. Возможно, ты и строила планы, но я ничего не строил, — холодно сказал Кристиан.

— Я строила их для нас. Пожалуйста, скажи мне, почему ты передумал? — умоляла его Тедди, насторожившись в ожидании ответа. Возможно, она приняла бы его отказ от работы, если бы поняла, почему он отказался, если бы увидела, что с этим ничего не поделаешь. Если Кристиан любил Париж так сильно, что не мог с ним расстаться, она могла бы это понять. Со временем, если бы между ними все пошло хорошо, она могла бы устроиться вербовщиком во Франции, или, может быть, Кандида открыла бы парижское отделение, — торопливо думала Тедди, дожидаясь объяснения.

— У меня нет возможности оставить Париж. Я предпочел бы не говорить, почему. Это не телефонный разговор.

— Пожалуйста, Кристиан. Пожалуйста. Я просто не понимаю…

— Ты многое не понимаешь, моя сладкая Тео.

— Так объясни мне это. Пожалуйста.

Наступило долгое молчание. Тедди чувствовала стоящие в глазах слезы.

— Пожалуйста, — прошептала она.

— Теодора, я не могу переехать в Лондон. Моя жена не хочет оставлять Париж.

Тедди зажмурилась. В ней все онемело. Ее рука, казалось, примерзла к телефону. Онемел ее рассудок, опустевший и отупевший от потрясения. Она сделала огромное усилие, чтобы заговорить, и услышала собственные, медленно тянущиеся слова:

— Понимаю, Кристиан. Спасибо. Жаль, что я побеспокоила тебя. Понимаю. Все в порядке. Ладно. Возможно, мы поговорим потом, — рука Тедди, крепко прижимавшая телефон к щеке, упала на стол. Джек потянулся, вытащил телефон из ее теперь уже безвольных пальцев и отключил его, отрезав Кристиана. Тедди открыла глаза — они были полны страдания, но оставались сухими — и уставилась на Джека. Звук ее собственного голоса показался ей странным.

— Он не хочет эту работу. Извините меня, все вышло ужасно неловко. Надеюсь, я не доставила вам большого неудобства.

— Конечно, нет, — Джек возвратил ей телефон.

— Боюсь, что мне будет лучше уйти.

— Конечно. Вы на машине?

Тедди отрицательно покачала головой. Она была такой ослабевшей, такой опустошенной, такой несчастной. У нее не было сил говорить.

— Тогда я отвезу вас домой.

Тедди молча дождалась, пока Джек уплатит по счету. Затем он довел ее до своей машины и помог сесть. Он повел машину, заговорив только для того, чтобы спросить адрес. Она была благодарна ему за молчание, и еще за то, что не одна. Когда они прибыли в Стенли Гарденс, Джек вышел из машины, чтобы открыть Тедди дверь. Тедди осталась в машине. Она чувствовала себя полностью отупевшей, неспособной делать что-либо.

— Тедди, вы хотите, чтобы я что-нибудь для вас сделал? — спросил он. — Я не хочу вмешиваться, но не могу оставить вас в таком состоянии. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— По правде говоря, не знаю, Джек. Моя голова совершенно пуста. Я, кажется, совсем не способна соображать. Извините.

— Давайте вашу сумочку.

Джек вынул ее ключи, открыл входную дверь и вернулся, чтобы помочь Тедди выбраться из машины и войти в дом.

— Как насчет кофе, Тедди? Давайте, я приготовлю его, а потом уйду? Может быть, вы хотите выпить?

— Нет, Джек. Я ничего не хочу. — Тедди неподвижно сидела на диване.

Джек оценивающе посмотрел на нее. В ресторане он сначала упорно старался не подслушивать разговор Тедди, но напряжение в ее голосе вынудило его прислушаться. На момент он поверил, что она — преданный делу вербовщик, но только на момент. Бог знает, что за отношения были у нее с этим человеком. Она казалась рассерженной его отказом — слишком рассерженной, если Джек что-нибудь понимал в вербовщиках, — и он сначала подумал, что это был ее единственный кандидат. Но когда Тедди сказала — как уж там было? — «Я строила планы для нас», когда Джек услышал это, когда он услышал боль и смятение в ее голосе, то понял, что подслушал что-то более личное, чем огорчение специалиста, отчитывающего клиента за плохое поведение. Теперь он смотрел на Тедди и чувствовал прилив жалости. Она выглядела такой покинутой. Ее глаза были опущены. С места, где он стоял, казалось, что ее ресницы касались щек.

Он сел рядом с Тедди и взял ее руку в свои.

— Тедди, я не знаю, что у вас случилось, но ясно вижу, что вы несчастны. Если я могу помочь, то сделаю для вас все, что в моих силах. Но если вы хотите, чтобы я ушел, вам стоит только сказать слово.

Тедди взглянула на него, ее большие зеленые глаза прояснились, а голос зазвучал спокойно и выдержанно.

— Это очень любезно с вашей стороны, Джек. Не представляю, чем вы можете мне помочь. Проблема в том, что я — бестолковая дурочка, и уже не в первый раз. Еще глупее, чем готова была признать. Я просто в шоке от собственной тупости, но сейчас буду в норме. Никому не нравится видеть себя в зеркале правды, вот и все, — улыбка мелькнула на ее лице, приподняв щеки так, что оно на мгновение приняло форму сердечка. — Я не хочу, чтобы вы уходили. Не согласитесь ли вы ненадолго остаться? Наверное, мы все-таки выпьем, — искра ожесточения опасно блеснула в ее глазах. — Наверное, мы выпьем очень много.

Джек встал, успокоенный ее возросшим самообладанием, чувствуя странное облегчение оттого, что может остаться. Он подошел к столу, где стояли бутылки.

— Что вам налить? Бренди? Виски? Может быть, кальвадос?

Тедди вздрогнула. —

Большое спасибо, но я, кажется, на всю жизнь сыта кальвадосом, — в сердцах сказала она. — Шампанского, пожалуйста, Джек. У меня праздничное настроение! Есть одна скрытая причина.

Тедди подняла бокал высоко в воздух и произнесла тост:

— За мосье барона Кристиана де Клемент-Гранкура! И за меня. За мою беспросветную глупость.

— Я не хочу за это пить, — сказал Джек. — Но я выпью за вас.

Некоторое время они сидели в дружеском молчании, не спеша допивая бокалы. Джек сидел в кресле напротив дивана, вытянув перед собой длинные ноги. Тедди еще не встречала мужчины, с которым было бы так легко разговаривать и так легко молчать. Создавалось впечатление, что он ждет разговора, но не будет озабочен, если она не заговорит.

— Вы верите в удачу, Джек? Вы верите, что одни люди рождаются удачливыми, а другие — нет?

Джек задумался перед ответом. Он, казалось, ко всему относился с тщательностью — редко отвечал не подумав, уделял внимание каждому, даже банальному вопросу, будто впервые в жизни сталкивался с ним.

— Я так не считаю, Тедди, нет. Для меня удача ограничивается ставками на скачках. Я думаю, что могут оказаться удачливыми какие-то действия, но не какие-то люди. Я считаю, что мы принимаем решения, а наша жизнь — их следствие. Люди никогда не считают себя любимцами удачи, не так ли? Они объясняют свои успехи хорошей работой. Нет, они приписывают неудаче только свои поражения. Это удобно — свалить все на неудачу, но мне это кажется неверным.

— Пожалуй, я согласна с вами, — вздохнула Тедди. — Вот почему я чувствую себя так отвратительно. Насколько было бы лучше свалить все на неудачу, чем на неумение разбираться в людях. Но, вы видите, я даже не злюсь на Кристиана, потому что это была моя ошибка. Моя собственная, вопиющая тупость. Я готова избить себя.

— За то, что он отказался от перехода?

— Нет, — невесело усмехнулась Тедди. — Моя ошибка в том, что я не провела исследования тщательнее. Я разговаривала о нем со многими людьми, наводила справки, спрашивала, что люди финансового рынка думают о нем. Кто-нибудь из них мог бы упомянуть, что он женат. Но я думаю, что задавала им не те вопросы. Я спрашивала: «Вы считаете, что он хороший менеджер? Вы считаете, что он пользуется доверием и уважением клиентов? Как вы оцениваете его способности к управлению?» Мне следовало бы предусмотрительно забыть о ФРЖ и спросить, надежный ли он любовник, — она вновь изобразила деловой тон. — «Как вы его оцениваете, его возможности в койке? Может быть, вы скажете мне, женат ли он…» — ее голос угас, перейдя в молчание и самоосуждение.

— Разве он не говорил этого сам?

— Я думала об этом, когда мы ехали сюда в машине. Конечно, я спросила его об этом на первой встрече, и он спросил меня в ответ, выглядит ли он женатым. Я сказала, что нет, он поблагодарил меня, и это было все. Он никогда не лгал мне, он просто не говорил мне всю правду. Я сама делала выводы, потому что хотела их делать, и потому что хотела влюбиться, наверное…

Тедди не смотрела Джеку в глаза, и он понял, в какой она растерянности, если признается ему во всем этом. Он уставился в бокал, вращая золотистую жидкость, и предоставил ей время и место продолжать.

— Я никак не могу поверить, что я это сделала, — говорила она. — Не поймите меня неправильно, я никогда не думала, что влюблена в Кристиана, я просто думала, что все идет прекрасно, что я полностью владею ситуацией и что это приятный способ проводить время. Я думала, что заслуживаю развлечения после Майка. Теперь я даже не знаю, любила ли я Майка. Я, кажется, вообще делаю все, не пользуясь ни своим умом и опытом, ни чужими. Мне кажется, что действительность несет меня, я даже не пытаюсь ухватиться за что-нибудь. И хуже всего то, что я, кажется, не способна учиться на собственных ошибках. Меня однажды предали, и мне следовало бы понять, что не нужно вешаться на шею совершенно незнакомому человеку две недели спустя.

Джек не имел представления, о чем она говорит, но видел ее боль и гнев, и его сердце потянулось к ней с желанием утешить ее.

— Мы все повторяем ошибки, Тедди. Возможно, мы запрограммированы делать одни и те же ошибки. У нас нет самовосстанавливающего, самокорректирующего механизма.

— Я не могу поверить, что ошибки делаете вы, Джек! Вы так собранны, так владеете собой — что это за ошибки, которые делаете даже вы? Ведь не думаете же вы, что Томми умер по вашей вине — конечно, вы отнесли это событие к неудаче?

— Неудаче? — серые глаза Джека блеснули гневом.

— Ох, Боже, я не догадалась, что это прозвучит так грубо. Я просто имела в виду, что здесь нет ничьей вины. Это ведь была ужасная случайность? — вопрос был задан риторически, Тедди жаждала услышать, что Джек подтвердит его.

— Верно, это было ужасно. А есть ли здесь чья-то вина, я больше не знаю. Долгое время я считал, что виноват в этом. И, может быть, это — одна из ошибок, которые я постоянно делаю. Возможно, я запрограммирован принимать на себя ответственность за случившееся, — он потер кончиками пальцев точку между бровями.

— Простите, Джек. Вы так устали, а я задерживаю вас здесь нытьем о своей разбитой любовной жизни. И я испортила наш ужин! Как это эгоистично!

— Тедди, я не могу высказать, как это приятно — сидеть здесь, слушать вас и разговаривать с вами. Это не тяжелое испытание, поверьте мне. Впервые за долгие месяцы я выкинул из головы собственные проблемы. Но я не верю, что ваша любовная жизнь разбита, как вы утверждаете. Я не могу смотреть на вас и верить этому. Должно быть, сотни мужчин изнывают от любви к вам! — Джек говорил успокаивающе, и Тедди на момент пожелала, чтобы он не вел себя совсем уж по-отцовски.

— Да, но дело в том, как я их выбираю! — кокетливо сказала она, и оба засмеялись.

— Я больше не беспокоюсь за вас, Тедди, поскольку у вас сохранилось чувство юмора. Все у вас будет хорошо.

— А я больше не беспокоюсь за вас, Джек.

Они улыбнулись друг другу, тепло и заговорщически. Они заключили пакт. Они стали друзьями. Ей нечего было скрывать от него. Она надеялась, что и он воспринимает все так же как она. Джек наконец почувствовал усталость и собрался уходить. Тедди проводила его до двери.

— Можно мне еще раз пригласить вас на ужин, Тедди?

— Я буду рада этому. Очень. Вечер был замечательный, Джек. Мне жаль, что он прервался.

— Даже и не думайте так, а то мы всю жизнь проведем в извинениях друг перед другом, и совершенно зря.

— Да, пожалуй.

На ступеньках Тедди приподнялась на цыпочки, чтобы на прощание поцеловать Джека в щеку. Он также в этот момент наклонил голову, чтобы поцеловать ее в щеку, и они неловко столкнулись, соприкоснувшись губами. Мгновение Джек не шевелился, его губы были холодными и неподвижными, но затем заключил ее в объятия и поцеловал долго и глубоко. Почувствовав, что ее губы раскрылись в ответ, он тут же отстранился. Тедди в шоке, почти в ужасе, взглянула ему в глаза и поспешно попрощалась.

Оказавшись внутри дома, в безопасности, она бессильно прислонилась ко входной двери.

Ладно, это была случайность. Нелепая случайность. Но этот разговор об одних и тех же ошибках…

Загрузка...