Капля красивого яда

Мали хмыкает, и когда я оборачиваюсь к ней, она кивает в сторону компании «зайчиков с шайбой», которые были неравнодушны к Хейсу. Наверное, они думали, что у них с ним есть шанс или что-то в этом роде. Я оглядываюсь и вижу, что они смотрят на меня, просто потому что завидуют. Я помахала им рукой.

Ладно, возможно, я солгала. Возможно, это самая лучшая часть.

— Должна признать, — говорит Мали, когда я снова сажусь. — Я не ожидала, что он будет таким милым с тобой. Я не думала, что в нем это есть.

— Я все еще не понимаю, как это произошло, — говорит Монти. — Насколько я помню, у тебя было разбито сердце, и ты была опустошена.

Я пожимаю плечами. — Наверное, наш разрыв показал ему, что для него действительно имеет значение.

Монти поджимает губы и поглаживает подбородок. — Так что... в каком-то смысле... можно сказать, что это меня надо благодарить за ваши отношения.

— Ооо, — воркует Мали, глядя на него. — Это рискованная игра. Скажи это Хейсу.

Я бросаю на нее мрачный взгляд. — Что это? Посмотрим, сколько обвинений в нападении мы сможем собрать за лето?

Она дуется. — Ты никогда не даешь мне повеселиться.

Усмехаясь, я игриво закатываю глаза, и звучит сигнал, означающий конец игры. Мы выигрываем со счетом 4:0, и Лукас делает свой пятый шатаут в сезоне. Все ребята встают в очередь на рукопожатие и говорят: «Хорошая игра» другой команде, прежде чем покинуть лед. Я подхожу к перилам, чтобы встретить их там.

Кэм бьет меня кулаком, когда проходит мимо, но когда Хэйс уходит со льда, я перегибаюсь через перила, и он подтягивается, чтобы поцеловать меня. Когда он собирается уходить, Лукас выходит следом.

— Эй, дай-ка я тоже попробую.

Не знаю, думал ли он, что Хейс его не слышит, или ему действительно хочется умереть, но ничто не сравнится с тем, как Хейс оборачивается, чтобы посмотреть на него.

— Знаешь, сегодня ты сделал много отличных сэйвов, — говорит он ему. — Но если ты не отвалишь от моей девушки, то никто не помешает мне засунуть мою клюшку тебе в задницу.

Лукас вздрагивает и поднимает на меня глаза. — Ты действительно находишь это привлекательным? Вся эта история с тем, что он - собственнический мудак?

Мой взгляд встречается со взглядом Хейса, и я прикусываю губу. — Нет ничего из того, что он делает, что не было бы привлекательным.

Вы когда-нибудь делали шаг назад и просто смотрели на своего мужчину, размышляя о том, как мне чертовски повезло? Действительно давали себе время заценить его так же, как во время первого свидания? Хейсу всегда удавалось растопить меня одним лишь взглядом, но я не думаю, что есть что-то более сексуальное, чем наблюдать за его работой в баре.

Парни, у которых есть деньги, чтобы угощать вас вином и ужином, - это здорово, но те, кто не боится испачкать свои руки, - это те, кто вам нужны. Именно они будут трахать вас до трех часов ночи, когда вы будете настолько измождены оргазмами, что едва сможете двигаться.

Я смотрю, как напрягаются мышцы Хейса, когда он забивает гвозди в древесину. По его спине стекают бисеринки пота, поблескивая в свете, проникающем через окно. Судя по всему, возведение стены требует больших усилий, так что это был лишь вопрос времени, когда он снимет рубашку - но, черт возьми, я не жалуюсь.

Мали садится рядом со мной на пол, когда я прислоняюсь спиной к стене.

— У тебя немного... — Она показывает на уголок своего рта.

У меня этого нет, и мне даже не нужно проверять. — Если бы это было так, разве ты могла бы меня винить? Посмотри на него.

Она наклоняет голову и хмыкает. — Да, ты моя девочка, но я не буду трахать глазами твоего парня.

Даже если бы она это сделала, это и близко не было бы похоже на реальность. Хейс точно знает, где нужно прикоснуться и как нужно двигаться, чтобы я почувствовала, что все мое тело в экстазе. Как будто каждый дюйм моего тела - это его личная страна чудес, и он не хочет ничего другого, как потеряться в ней. Потеряться во мне.

Я корчусь, когда моя киска отчаянно сжимается, и когда я начинаю тихонько скулить, Мали смеется. — Как ты за одно лето превратилась из девственницы в сексуальную маньячку - для меня загадка.

— Ты поймешь, если почувствуешь, что он может делать своим языком, — говорю я ей, не отрывая взгляда от Эйча.

Словно прочитав мои мысли, он смотрит на меня и ухмыляется. — Ты собираешься просто сидеть и смотреть?

— Угу, — говорю я, кивая.

Он звонко смеется, убирает молоток обратно на пояс с инструментами, подходит и наклоняется передо мной. Я наблюдаю за тем, как он медленно окидывает меня взглядом, как будто набираясь сил. А когда они снова смотрят на меня, его зрачки расширяются.

— Это значит, что я буду наблюдать за тобой позже, — пробормотал он, прежде чем взять меня за подбородок и поцеловать.

Это так быстро, так легко, но к концу поцелуя у меня перехватывает дыхание.

— Отлично, — насмехается Мали. — Я завидую сексуальной жизни своей лучшей подруги. Это просто охренительно.

Мы с Хейсом оба засмеялись, и когда он встал и отошел, то подмигнул мне. Я настолько погружаюсь в него и во все, что он собой представляет, что даже не помню, что в комнате находится мой брат, пока его голос не разносится по ней эхом.

— Ладно, я смирился с этим, — он проводит пальцем между мной и Хейсом, — но проводить свой день за просмотром живого порно с вами двумя? Это не входит в список того дерьма, которое я хочу делать. — Все его внимание переключается на Хейса. — Эйч, надень чертову футболку.

— К черту, — возражает он. — Здесь жарко, как в аду.

Кэм хмурит брови. — Здесь жарко. — Он подходит к термостату, и у него отпадает челюсть. — Господи Иисусе. Кто установил температуру на восемьдесят девять градусов?

Мали смотрит на потолок, на стену, на пол - куда угодно, только не на Кэма, а я смотрю на нее так, словно она - герой, в котором я не знала, что мы нуждаемся.

— Я так сильно люблю тебя сейчас, что если бы я не была такой собственницей, я бы разрешила тебе одолжить Хейса, — говорю я, глядя на нее.

Она откидывает голову назад и смеется, как раз в тот момент, когда у Хейса начинает звонить телефон. Он достает его из кармана, и в его глазах появляется нервозность. Он смотрит на меня всего секунду, пытаясь изобразить, что ничего страшного не происходит, но затем выходит на улицу, чтобы ответить на звонок.

Какого черта?

Он никогда так не делал. Никогда не боялся отвечать на звонки рядом со мной. Даже когда мы встречались тайком. Не поймите меня неправильно, у меня нет причин не доверять ему. Это вполне может быть пустяком. Но что-то в этом настораживает и, похоже, не только меня.

— Что это было? — спрашивает меня Мали.

Мой взгляд останавливается на Хейсе, когда он подносит телефон к уху, но при этом смотрит в другую сторону, чтобы я не могла прочесть по его губам. — Я не знаю.

Я всегда говорила себе, что нужно доверять своей интуиции. Она никогда не ошибалась. Но сейчас я не могу понять, о чем именно она говорит. Я не думаю, что искренне верю в то, что Хейс когда-нибудь мне изменит, но, поскольку в течение следующих нескольких дней тайные телефонные звонки происходят все чаще, я не могу не задаваться этим вопросом.

Я пыталась расспросить его о них, но он только утверждает, что это что-то для бара. Что-то с бумагами или разрешениями. Но всем этим занимается Марк, и даже если бы это было так, я не вижу необходимости выносить это на улицу.

Он обсуждает с Кэмом различные варианты пола, выбирая между светлым деревом и темным, и тут снова происходит это. Он смотрит на него, говорит Кэму, что сейчас вернется, и выходит за дверь. Мой брат не выглядит обеспокоенным, но меня это задевает.

— Ты же не думаешь, что он изменяет? — У меня сердце замирает от одной этой мысли.

Мали хмыкает. — Я не думаю, детка. Вы же все время вместе.

— За исключением тех случаев, когда это не так. — Я смотрю на Кэма. — Он здесь весь день, когда я на работе, или он уходит?

Кэм фыркнул. — Ты спрашиваешь меня как своего брата или как его лучшего друга?

— Не может быть и того, и другого?

— Нет, — отвечает он. — Но все же, я думаю, что отвечу, независимо от этого. Если ты искренне веришь, что он изменяет, то это ваше личное дело. Но если ты думаешь, что я буду стоять в стороне, пока он изменяет моей сестре, то ты недостаточно внимательна.

Он прав. Кэм - самый заботливый человек из всех, кого я знаю, когда дело касается тех, кого он любит, и Хейс в том числе, но в его сознании есть две версии Хейса - тот, который его лучший друг, и тот, который встречается с его сестрой. Брат-защитник всегда победит лучшего друга.

— Хорошо, — вздыхаю я. — Тогда мой следующий вопрос. Я ему просто больше не нравлюсь?

Честно говоря, я не знаю, что было бы хуже. Я была бы опустошена в любом случае. Но Мали тут же качает головой.

— С тем, как он на тебя смотрит? — спрашивает она. — Ни за что.

Хейс возвращается, но останавливается, увидев, что мы с Мали смотрим на него. — Что-то не так?

Я качаю головой и отвожу взгляд, но Мали не из тех, кто держит язык за зубами, она скрещивает руки на груди. — Именно это я и пытаюсь выяснить.

— Хорошо, — нерешительно говорит Хейс. — Не хочешь ли ты рассказать мне, что это может быть?

Кэм раздраженно вздохнул. — Они хотят знать, изменяешь ли ты или тебе просто больше не нравится Лейкин.

— Чувак, — шиплю я.

Но мой брат только пожимает плечами. — Что? Здесь слишком много опасных инструментов, чтобы Мали раздумывала, убить его или нет.

Мой желудок завязывается узлом, и я даже не могу заставить себя посмотреть на Хейса. Я никогда не хотела быть такой девушкой. Той, которая не доверяет своему парню или не уверена в своих отношениях. Но когда Хейс медленно подходит ко мне и кладет руку мне на щеку, чтобы я посмотрела на него, я понимаю, что не могу избавиться от ощущения, что он в этом деле надолго, а не на время.

— Лей, — мягко говорит он. — У тебя есть я. Весь я. Навсегда.

Может быть, это честность в его голосе или то, как он смотрит мне в глаза, чтобы убедиться, что я его слышу, но мое дыхание выравнивается, а мысли успокаиваются. Больше никого нет. Ни для него. Ни для меня. Всегда будем только он и я.

— Я люблю тебя, — говорю я ему.

Он ухмыляется и наклоняется, чтобы поцеловать меня. — Я больше, чем просто люблю тебя.

Мали хмыкает, а Кэм бормочет что-то о том, что это дерьмо никогда не закончится, но мы двое просто остаемся рядом на мгновение - потерянные друг в друге, когда я нуждаюсь в этом больше всего.

Мои ноги качаются туда-сюда, когда я сижу на табуретке и ем мороженое, пока Кэм заставляет Мали помогать ему крепить новые листы гипсокартона на место. Обычно этим занимается Хейс, но его здесь нет. Он сказал, что утром ему нужно было о чем-то позаботиться, и он встретит меня в баре после. Это сразу же заставило меня забеспокоиться, как это бывает, когда он отказывается выпускать из поля зрения свой телефон, но потом я закрыла глаза и вспомнила, как в тот день, когда Кэм раскрыл мою неуверенность в себе, Хейс при каждом удобном случае демонстрировал мне свои чувства.

И вот так все мои тревоги рассеялись в воздухе.

— Этот кусок кривой, — говорю я, наблюдая за тем, как они пытаются держать его прямо.

Кэм поворачивается и смотрит на меня. — Это было бы не так, если бы кто-то нам помогал.

— Я помогаю, — говорю я ему. — Я помогаю тем, что говорю тебе, что он кривой.

Мали смеется, а мой брат выглядит так, будто раздумывает над тем, чтобы застрелить меня из гвоздодера, который он держит в руках. Но прежде чем он успевает полностью спланировать мое убийство, в дверь входит Хейс.

— Слава Богу, — ворчит Кэм. — Мне нужна твоя помощь. Лейкин бесполезна.

— Я контролирую! — возражаю я.

Его терпение определенно подвергается испытанию, так как его челюсть сжимается. — Ты не помогаешь!

Я надуваю нижнюю губу. — Оу, ты собираешься рассказать обо мне маме?

Хейс хмыкает и смотрит на Кэма. — Отдохни. Я помогу тебе, когда вернусь.

— Ты только что пришел, — хнычу я. — И куда ты теперь пойдешь?

Он ласково улыбается мне. — Не волнуйся, я возьму тебя с собой. Мне есть что тебе показать.

— Все готово? — спрашивает Кэм.

Мы с Мали говорим в унисон. — Что готово?

Но Хейс только кивает, протягивая мне руку. — Не беспокойся об этом. Пойдем.

Все время, пока я нахожусь в машине, я пытаюсь понять, куда он может меня везти. Для свидания еще слишком рано, если только мы не собираемся пообедать, но он не из тех, кто любит обедать. Кроме того, он сказал, что ему есть что мне показать.

— Скажи мне, пожалуйста, куда мы едем? — умоляю я. — Неизвестность меня убивает.

Он останавливается на красный свет светофора. — Нет. Вообще-то, мне нужно, чтобы ты закрыла глаза.

Вместо этого они сужаются до щелок. — Серьезно?

Но он улыбается мне так, что я превращаюсь в кашу, и я вздыхаю, закрывая глаза и прикрывая их руками. И когда я чувствую, как он накидывает мне на голову толстовку, я почти ощущаю, как ему это нравится.

— Не перегибаешь ли палку?

Он усмехается. — Как будто ты не собиралась подглядывать.

Ладно, может быть, он и прав, но кто бы не хотел? Он вел себя скрытно, а теперь он держит меня буквально с завязанными глазами в своем грузовике. В обычные дни у меня обычно не хватает терпения, но сейчас он испытывает его на прочность.

— Если ты хочешь, чтобы я занялась сексом втроем с девушкой, с которой ты тайком встречаешься, то этого никогда не произойдет, — ворчу я.

Его ответ вытекает сам собой, даже не требуя обдумывания. — Ничего страшного. У нее есть друзья, которые готовы.

Мои глаза распахиваются, но я вижу только толстовку. — Знаешь, это я начала шутить, но теперь мне это уже не кажется смешным.

Из его рта вырывается смех. — Хорошо.

Должно быть, мы были близко, потому что через несколько минут грузовик поворачивает и останавливается. Он выключает двигатель и говорит мне, чтобы я не двигалась, выпрыгивая из машины. Через мгновение моя дверь открывается, и он помогает мне выйти. Он снимает с меня толстовку, но закрывает глаза рукой.

— Я все еще не могу смотреть?

— Нет.

Хейс прижимает меня к себе, ведя нас по траве. Единственное, о чем я могу думать, это о пикнике или о каком-то невероятном виде, который он нашел, но ничего из этого не кажется мне подходящим. Когда мы останавливаемся, он прижимает меня к себе и убирает руки от моих глаз.

— Хорошо, теперь ты можешь смотреть.

Я моргаю, приспосабливаясь к свету, и тут замечаю, что мы стоим перед домом. Точнее, перед моим любимым домом из всех, что мы видели. И когда он достает из кармана ключ и показывает его мне, все встает на свои места.

— Ты купил его? — спрашиваю я в недоумении.

— Угу, — хмыкает он мне в ухо. — Хочешь войти?

Я быстро киваю. — Очень хочу.

Я не наивная. Я знаю, что это не мой дом. Это дом Хейса. Но есть что-то в том, что он выбрал для покупки мой любимый дом... что-то, что говорит мне о том, что он видит для нас то же будущее, что и я.

Мы поднимаемся по ступенькам и выходим на крыльцо, и я оглядываюсь по сторонам, так как начинает смеркаться. Он открывает входную дверь и жестом приглашает меня войти.

Это место так же прекрасно, как и в прошлый раз. Он не слишком большой, но в нем достаточно места, чтобы вырастить семью. И я так и представляю, как в холодные зимние дни я могу свернуться калачиком у камина и почитать книгу.

— Я так люблю это место, — говорю я ему.

Он улыбается, глядя на меня сверху вниз. — Я знаю, что любишь.

Мое сердце подпрыгивает от интенсивности его взгляда, но прежде чем я позволяю себе упасть в него, я краем глаза замечаю камин. Там, где раньше было пусто, теперь висят наши с Хейсом фотографии. Я подхожу ближе, чтобы получше рассмотреть.

Здесь есть фотография, которую Мали сделала перед концертом Томаса Ретта, и еще одна, которую я сделала утром после того, как мы вновь были вместе, - когда мы проснулись на нашем пляже и решили остаться вдвоем, слушая, как волны разбиваются о берег. Когда мы впервые увидели это место, я помню, как говорила о том, как красиво будет смотреться этот камин с несколькими рамками для фотографий.

— Ты слушал, — вздохнула я.

Он придвигается ко мне, проводит рукой по моей шее и поглаживает за ухом. — Я цепляюсь за каждое твое слово.

Весь воздух покидает мои легкие, я выгибаюсь и целую его. Все это похоже на сон. Я потратила годы на то, чтобы мысленно погрузиться во все, что он собой представляет, а теперь он здесь, обнимает меня и любит так, как я всегда надеялась. Как будто я нарисовала в своем воображении собственную маленькую сказку и воплотила ее в жизнь.

Отстранившись, я разрываю поцелуй и упираюсь головой в его грудь. Иногда я люблю его так сильно, что у меня кружится голова. Но он обнимает меня, целует в макушку и гладит по спине. Я могла бы провести здесь всю свою жизнь и ни на что не жаловаться.

В конце концов, мы отправляемся в остальную часть дома, обсуждая, что он мог бы сделать с каждой комнатой. У него нет гаража, где он мог бы работать с досками, но есть сарай на заднем дворе, который вполне подойдет. Он упоминает о том, что хочет превратить спальню на нижнем этаже в кабинет, чтобы было где хранить все документы для бара, и что он хочет покрасить каждую комнату в разные цвета.

Потому что белый - это скучно.

Я слушаю, высказываю свои соображения, когда они есть, пока, наконец, мы не заканчиваем разговор на кухне.

Честно говоря, это была одна из моих любимых комнат. В ней я так живо представляла себе, как мы вместе готовим ужин и смеемся, когда я дразню его за мытье посуды. Даже сейчас я вижу это. И мне это нужно больше, чем воздух, которым я дышу.

— Я не могу поверить, что это твой дом, — говорю я ему.

Он подходит ближе, и мои бедра оказываются прижатыми к острову.

— Поверь в это, детка. Это все мое. — Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею. — И я планирую поклоняться твоему телу на каждом... гребаном... дюйме этого дома. Начиная прямо здесь.

Его рука скользит вверх по моим шортам и сдвигает трусики в сторону. Он сгибает пальцы и переходит прямо к моему клитору, натирая его круговыми движениями, словно его единственное намерение - заставить меня кончить как можно быстрее.

— Черт, — тихо стону я.

Он откидывает голову назад и смотрит на меня. — Мы не прячемся здесь, детка. В этом месте больше никого нет. Здесь только мы. И я хочу услышать твои крики.

Наслаждение нарастает внутри меня. От его слов, от ощущения его умелых пальцев, от того, как он наблюдает за мной. И когда моя голова откидывается назад, и я перестаю сдерживать себя, он ухмыляется.

— Вот так, — говорит он мне. — Вот это моя хорошая девочка.

Его руки перемещаются к моим бедрам, и он быстро раздевает меня, словно в отчаянии. Он обхватывает меня за талию и усаживает на остров. От ощущения холодного гранита я взвизгиваю, но тепло его взгляда согревает меня до такой степени, что мне становится все равно.

Он опускается на колени и закидывает мои ноги себе на плечи. — Посмотрим, насколько громкой ты можешь быть.

Он не дразнится, а сразу же ныряет в меня, вылизывая мою киску и посасывая клитор. Я откидываюсь назад и обхватываю себя руками, пока он так искусно пожирает меня, что я уже на пределе. Он вцепился в кожу на моих бедрах, притягивая меня ближе, как будто не может насытиться. Ему нужно все. Каждая частичка моего удовольствия принадлежит ему, и он не остановится, пока не получит ее.

Когда он вводит в меня два пальца, я перемещаю одну руку на его затылок и хватаю его за волосы. Он рычит в меня, а я притягиваю его ближе, позволяя звукам моих стонов заполнить комнату. Больше ничего не существует. Только он и я, и то, как он сосет мой клитор, пока я сижу на острове, на котором, как я представляла, мы готовим ужин.

Я не думаю, что он блефовал. Он действительно будет трахать меня на каждом дюйме этого дома, и от одной мысли об этом я сжимаю бедрами его голову. Это только еще больше подстегивает его. Его движения ускоряются, и пальцы находят внутри меня ту точку, от которой я вижу звезды.

— Отдай мне это, Лейкин, — требует он. — Кончи на мой язык, чтобы я мог зарыться в тебя поглубже.

Бесполезно даже пытаться отказать ему. Мое тело принадлежит ему, и он знает это лучше, чем что-либо другое. Все, что он хочет, он получает - в том числе и мой оргазм. Давление настолько сильное, что когда он в очередной раз присасывается к моему клитору и проникает пальцами в точку G, я выкрикиваю его имя и падаю обратно на стойку.

Он следует за моим телом, не отпуская ни на секунду, всасывая каждую частичку того, что я ему даю. И то, как он стонет от вкуса моего кайфа, - это самое сексуальное зрелище, которое я когда-либо видела.

В тот момент, когда мое тело расслабляется, он встает и окидывает меня взглядом, медленно спуская штаны. Он обхватывает свой член и проводит по нему рукой, наблюдая за мной.

— Ты просто мечта, — пробормотал он. — Я никогда не смогу насытиться тобой.

Моя грудь вздымается и опускается от тяжелого дыхания, когда он трет своим членом мой клитор. Я так чувствительна и так возбуждена от только что сотрясшего меня оргазма, что тут же начинаю извиваться. И когда я чувствую, как он начинает входить в меня, абсолютно голым, это заставляет меня хотеть его еще больше.

— Это нормально? — спрашивает он.

Я киваю. — Мне нужно почувствовать тебя. Всего тебя.

Его глаза темнеют, и он прикусывает губу, вжимаясь в меня своим членом.

Для этого нет слов. Невозможно объяснить, как потрясающе чувствовать его внутри себя. В воде - это одно, а здесь? Это сексуальный рай, мать его.

Мышцы Хейса напрягаются, и он закрывает глаза, поглощенный ощущениями. Это заставляет меня задуматься, и я не могу удержаться от вопроса.

— Ты никогда... — мой голос затихает, но он знает, о чем я спрашиваю.

Он смотрит на меня с той же откровенностью, что и в тот день на яхте. Когда мы оба были в центре свободного падения, которое никто из нас не мог отрицать.

— Только с тобой, — признается он. — Всегда только ты.

Черт. Что-то в осознании того, что я единственная, с кем он когда-либо был вот так, заставляет меня сжиматься вокруг него и использовать свои пятки на его заднице, чтобы втянуть его глубже. Это так сильно. Так мощно. Чувствуя, как он трахает меня с такой силой, я хочу, чтобы он всегда был глубоко внутри меня.

— Боже, это так приятно, — стону я. — Так чертовски хорошо.

Его челюсть отпадает, когда он выходит из меня, чтобы снова войти. — Ты моя, Лейкин. Эта киска. Это тело. Все мое.

— Все твое, — соглашаюсь я.

Он издает нечто среднее между хмыканьем и стоном. — Хорошая девочка. Иди сюда.

Просунув руку мне под спину, он помогает мне сесть и поднимает меня со стойки, все еще с членом внутри. Он прижимает меня к дверному проему на кухню, несколько раз входит в меня, а затем несет меня к лестнице. Он выходит из меня и ставит мои ноги на пол.

— Повернись, — приказывает он, и я делаю то, что мне велено. — Теперь наклонись и держись за перила.

Его ладонь скользит по моему позвоночнику, направляя меня в нужное положение, и он снова выстраивается у моего входа.

— Хочешь, чтобы я надел презерватив?

Я качаю головой. — Просто скажи мне прямо перед тем, как ты собираешься кончить.

Он скользит в меня, его руки обхватывают мою талию, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он смотрит, как его член входит и выходит из моей киски. Когда-нибудь я даже попрошу его записать это, чтобы я могла увидеть, как это выглядит под таким углом.

Его движения становятся быстрее. Более жесткими. Его хватка крепнет, кончики пальцев впиваются в плоть на моих бедрах. И когда моя голова снова падает вперед, я понимаю, что мы стоим прямо перед большим окном гостиной.

— Эйч, — задыхаюсь я. — Здесь нет жалюзи. Кто-нибудь может нас увидеть.

Но, похоже, его это не волнует, и он впивается в меня.

— Пусть, — рычит он. — Пусть смотрят, как я заставляю все твое тело напрягаться, как ты выкрикиваешь мое имя, чтобы весь мир услышал. Я хочу, чтобы все знали, кому ты принадлежишь.

Он наклоняется вперед, проводит рукой по моей груди и начинает играть с моим клитором. С каждым круговым движением он входит и выходит из меня. Я настолько одержима ощущением каждого его дюйма, что уже через несколько мгновений я все ближе и ближе подхожу к краю. Давление снова нарастает, и Хейс это чувствует, потому что он гонится за ним.

Он добивается этого для нас обоих.

— Черт, — стонет он. — Я не хочу выходить. Я хочу заполнить тебя до отказа и смотреть, как моя сперма капает из твоей киски.

Боже, я тоже этого хочу. И это так чертовски заманчиво. Но я не принимаю противозачаточные средства, и никто из нас не готов к такой ответственности, которую влечет за собой этот риск.

— Не сегодня, — говорю я ему. — Сегодня я хочу, чтобы ты кончил мне в горло.

— Но я...

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. — Я знаю.

Он облизывает губы и усиливает давление на мой клитор, чтобы подтолкнуть меня к краю. Его член входит в меня как можно глубже, и я сжимаюсь вокруг него, позволяя ему ощутить мой оргазм вместе со мной - ничто не отделяет нас друг от друга.

Когда я уже начинаю опускаться, он входит в меня раз, два, три раза.

— Черт, — ругается он.

Он выходит из меня, и я кручусь на месте, падая на колени и открывая рот, чтобы он мог войти в меня. Я чувствую собственный вкус, когда он вколачивается в мое горло. Я задыхаюсь и сглатываю, и этого оказывается достаточно, чтобы он выплеснул все, что у него есть, мне в рот.

Я ласкаю его член, когда мои щеки впадают и я сглатываю. Его рука летит к перилам, крепко хватаясь за них. Я смотрю на него сквозь опущенные ресницы и делаю это снова, просто чтобы увидеть выражение сексуального блаженства на его лице. А после того, как я наконец-то высосала его дочиста, я резко отстраняюсь от него, и он с ухмылкой смотрит на меня.

— Ты невероятная, — говорит он, вытирая большим пальцем немного своей спермы с уголка моего рта. — Я так чертовски зависим от тебя.

Я улыбаюсь, потому что я тоже это чувствую. Каждый раз, когда он целует меня. Каждый раз, когда он произносит мое имя. Каждый раз, когда я даже смотрю на него. Он единственный мужчина, которого я когда-либо любила, и единственный, кого я когда-либо буду любить. Потому что такая зависимость - она остается навсегда. Она никогда не исчезает. От нее не избавиться. Нет никаких шансов остановиться.

Она бежит по моим венам и уничтожает меня изнутри.

14

Переезд из моей спальни в мамином доме вызывает горькую радость. С одной стороны, будет очень странно не жить в одном доме с мамой и сестрой. Не натыкаться друг на друга мимоходом или изредка ужинать вместе. Но с другой стороны, я не могу дождаться того времени, которое я смогу провести наедине с Лейкин.

С первой ночи, которую мы провели вместе, мне трудно заснуть без нее. Если у меня нет ее головы на груди или звука ее дыхания, убаюкивающего меня, я всю ночь ворочаюсь. К счастью, моя мама никогда не беспокоится, если она остается у меня ночевать. Но родители Лейкин? Мне приходится заводить будильник на пять утра, чтобы пробраться обратно в комнату Кэма.

И, конечно, потом я не могу снова заснуть, потому что ее нет в моих объятиях.

Кэм хватает последнюю коробку и относит ее к моему грузовику, пока я стою в дверях, глядя на пустую комнату. Моя мама подходит, чтобы встать рядом со мной, и я вижу, как она пытается не прослезиться.

— Знаешь, я горжусь тобой, — говорит она. — Было время, когда я сомневалась, но то, каким ты вырос, - это именно тот человек, которым, как я надеялась, ты станешь.

Я издаю звук отвращения. — Нам обязательно сейчас устраивать праздник рыданий?

Она поднимает на меня глаза, и мой фасад трещит по швам. Я улыбаюсь, обхватываю ее рукой и притягиваю к себе.

— Спасибо, мам, — говорю я ей. — За все.

Она прикрывает рот рукой, когда начинает плакать. — Теперь ты тот, кто превращает это в праздник рыданий.

Я усмехаюсь. — Ты начала это.

— О, мерзость, — говорит Девин, заворачивая за угол. — Вы двое ведете себя глупо. Извините, я ухожу.

— Иди сюда, — говорю я ей.

Она ворчит, но все равно делает это, и я прижимаю к себе двух самых важных женщин в моей жизни. Тот факт, что у них больше не будет мужчины в доме, сидит в глубине моего сознания, но я знаю, что у них все будет хорошо. Эти двое пугают меня до смерти. Если кто-то решит вломиться, это останется между ним и Богом.

— Не будь незнакомцем, — говорит мне моя мама.

Я фыркаю. — Я буду всего лишь в нескольких милях. Все будет так, как будто я никогда и не уезжал.

— Это угнетает, — поддразнивает Девин. — Я с нетерпением ждала, когда мне больше не придется видеть твою уродливую рожу.

Мои глаза закатываются. — Заткнись. Ты знаешь, что будешь скучать по мне.

Она пытается играть жестко, но я вижу ее насквозь, когда она начинает плакать. — Черт возьми, прекрасно. Я буду немного скучать по тебе.

Кэм кивает мне через входную дверь, и я знаю, что мы все готовы идти. Ребята возвращаются ко мне домой, чтобы помочь с разгрузкой, а Лейкин и Мали остались там, чтобы распаковать вещи и дождаться людей, доставляющих мою мебель. По-видимому, когда у тебя есть только спальня, тебе нужно купить много дерьма.

— Эй, — говорю я Девин, у меня появилась идея. — Ты сегодня занята?

Ее губы поджимаются, прежде чем она качает головой. — Нет, а что?

— Хочешь вернуться со мной в дом? — предлагаю я. — Лейкин и Мали там. Ты можешь потусоваться с ними.

Она улыбается и смотрит на маму. — С тобой все будет в порядке?

— Со мной все будет в порядке, — уверяет она ее. — Иди, развлекайся и помоги своему брату.

Девин идет надевать туфли, пока я поворачиваюсь к маме.

— Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, обещай, что позвонишь, — говорю я ей. Она пытается отмахнуться от этого, но я не позволяю. — Я серьезно. Мне все равно, что это такое, и даже если сейчас два часа ночи. Ты звонишь мне, и я здесь.

Ее взгляд смягчается, и она кивает. — Я обещаю. Я люблю тебя, Хейс.

— Я тоже тебя люблю.

Я обнимаю ее еще раз, пытаясь показать ей, как сильно я забочусь о ней и ценю, как усердно она всегда работала, чтобы обеспечить нас. Я знаю, это было нелегко - растить двух подростков в одиночку, но она ни разу даже не подумала о том, чтобы бросить нас. Лейкин - мое будущее, и я люблю ее больше, чем когда-либо думал, что это возможно. Но всем, чем я являюсь, и мужчиной, которым я стал, я обязан женщине, стоящей передо мной.

Еще раз попрощавшись, мы все трое выходим на крыльцо. Девин проходит вперед меня, чтобы сесть в мой грузовик, а я разворачиваюсь и иду задом наперед, разговаривая с мамой.

— Я привезу ее позже, — говорю я ей.

Она морщит нос. — Тебе обязательно?

Я смеюсь, садясь в свой грузовик, еще раз машу рукой, выезжая с подъездной дорожки.

У меня в груди тяжесть от осознания того, что она вернется в дом и будет плакать. В голове проносятся воспоминания о том, как уходил отец, но я отгоняю их. В отличие от него, я не бросаю ее с двумя детьми на произвол судьбы. Я вообще ее не бросаю. Если бы я ей понадобился, я был бы там меньше чем через десять минут.

У нее всегда буду я.

Мы вернулись в дом, и я вошел в него, чтобы увидеть, что девочкам, должно быть, стало скучно. Они распаковали все, что мы привезли, и, хотя я не знаю, где что лежит, я просто рад, что это сделано. Правда, я не уверен, как я отношусь к тому, что они собрали тумбы и журнальный столик.

— Ты уверена, что они не развалятся на части? — спрашиваю я скептически.

Лейкин пристально смотрит на меня. — Да, придурок. Мы следовали инструкциям.

Оуэн поднимает крайний столик и встряхивает его. — Мне кажется, он крепкий. Эй, Эйд! Подойди и встань на эту штуку.

— Давай не будем, — останавливаю я его и слегка улыбаюсь Лейкин. — Выглядит великолепно, детка.

— Спасибо, — говорит она, счастливо улыбаясь.

У Мали такое выражение лица, будто «я сейчас раздую из мухи слона». — Лей, расскажи ему о своей новой бизнес-идее.

Лейкин хихикает, и мне уже страшно. — В последнее время у меня так много опыта в ручном труде, что я должна начать свой собственный бизнес мастера на все руки.

Кэм заливается смехом. — Ручной труд? Ты весь чертов день сидишь и таращишься на своего парня!

У нее отвисает челюсть. — Я только что собрала три предмета мебели! И, кроме того, смог бы ты выполнить какую-нибудь работу, если бы он был рядом? Посмотри на него.

Все эмоции сходят с лица Кэма, когда он медленно качает головой. — В том, что ты только что сказала, так много неправильного.

Девин съеживается. — Согласна.

Моя сестра смотрит на меня как на больного, и я отмахиваюсь от нее, прежде чем сосредоточиться на своей девушке. — Ты не будешь мастером на все руки, детка.

— Почему бы и нет? — игриво нажимает она. — Я могла бы сорвать куш, особенно если бы сделала это топлесс.

Это привлекает внимание Мали. — О, возможно, в этом что-то есть.

Когда Девин начинает открывать рот, я провожу черту и указываю на нее пальцем. — Одно твое слово, и Кэм доставит твою задницу прямо домой.

Ее губы плотно сжаты, тем временем Лукас лихорадочно обыскивает свои карманы. Брови Оуэна хмурятся, когда он наблюдает за ним.

— Чувак, какого хрена ты делаешь? — спрашивает он.

Он продолжает похлопывать везде по своему телу и оглядываться. — Я не могу найти свои чертовы ключи.

— Мы еще не закончили приносить дерьмо, — говорит ему Кэм. — Куда тебе нужно ехать?

— ИКЕА, — говорит он, как будто это очевидно.

Все посмеиваются, но я слишком занят состязанием в гляделки с Лейкин. Ей просто нравится нажимать на мои кнопки, и, упомянув о себе топлес в присутствии Лукаса, она знала, что он клюнет. Ни один из нас не отводит взгляда, когда Мали стонет.

— Они снова это делают.

— Что делают? — спрашивает Эйден.

Кэм вздыхает и отвечает за нее. — Та вещь, когда они забывают о существовании остальной части комнаты и живут в своем собственном маленьком мире.

— От этого тошнит, — ворчит Мали.

Я не обращаю на них внимания и слегка наклоняю голову в сторону, бросая на нее определенный взгляд. Она прекрасно понимает, что это значит, и встает, не говоря ни слова. Когда она идет прямо ко мне, я обнимаю ее.

— Моя, — рычу я, в основном, ради Лукаса.

Но отвечает Мали, закатывая глаза. — Да, мы знаем, Пещерный человек. Не нужно клеймить ее, чтобы прояснить ситуацию.

— Так странно видеть его таким с цыпочкой, — говорит Оуэн.

Кэм ворчит. — Как ты думаешь, что я чувствую? Находясь рядом с ними обоими, я почти скучаю по тюрьме.

Но ни одно из их мнений не имеет значения, когда Лейкин поднимает на меня взгляд, и мои глаза встречаются с ее — потому что она лучшее, что когда-либо случалось со мной. И я проведу остаток своей жизни, будучи безнадежно влюбленным в нее.

Позже вечером, после того как все разошлись по домам, остались только мы с Лейкин. Я раскладываю несколько вещей, которые она выбрала в магазине, позволяя ей оставить свои личные штрихи повсюду. Я думал о том, чтобы предложить ей переехать ко мне - даже больше, чем мне хотелось бы признать, - но что-то удерживает меня. Каждый раз, когда я собираюсь произнести эти слова, они просто не выходят.

Она сидит на диване, напевая себе под нос песню, которую пишет, и я не могу не улыбнуться. Она выглядит так по-домашнему, одетая в одну из моих футболок после того, как я сделал перерыв с единственной целью - трахнуть ее. После её выходки с топлес, мне нужно было напомнить ей, почему никто больше не может видеть её так, как я. И если я уделил повышенное внимание ее сиськам из чистой ревности, то это никого не касается, кроме меня самого.

Наблюдая за ней в таком виде, я ощущаю тепло, которое распространяется по всему телу. Оно зарождается в груди и медленно пробирается сквозь меня. А то, как она смотрит на меня и улыбается, напоминает мне о том, как моя мама улыбалась моему отцу до того, как все пошло прахом. Я достаю из кармана телефон, кладу его на камин и нажимаю пару кнопок, пока из динамика не зазвучит песня «Благословлен» Томаса Ретта.

Лейкин выглядит заинтригованной, когда я подхожу к ней и протягиваю руку.

— Потанцуй со мной, — говорю я ей.

Она хихикает. — Детка, здесь нет места.

Я оглядываюсь на мгновение, прежде чем отодвинуть кофейный столик в сторону. — Вот. А теперь потанцуй со мной.

Ее рука скользит в мою, и она встает. — О, точно. Я забыла о твоей тайной любви к женским фильмам.

Наши пальцы переплетаются, и другая моя рука ложится на ее поясницу, пока мы раскачиваемся в такт музыке. — Напомни мне убить Девин за то, что она тебе это сказала.

Она хихикает, но тут же взвизгивает, когда я отвожу ее в сторону, а затем возвращаю к себе. — Но тогда откуда бы я брала всю информацию?

— Я, — просто отвечаю я. — Во мне нет ни одной части, которую я не хотел бы, чтобы ты знала. Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно.

Ее брови приподнимаются. — Для тебя это звучит опасно.

— Делай все, что в твоих силах.

Мы медленно танцуем по гостиной, пока она думает. — Когда ты потерял девственность?

Ха. — И ты говоришь, что у меня однонаправленный ум.

— У тебя - от вечной сексуальной неудовлетворенности. У меня - из-за ревности. Это не одно и то же.

Я ухмыляюсь, снова поворачивая ее, прежде чем ответить. — Хорошо… Мне было шестнадцать. Мы были на вечеринке. И я сделал это только потому, что все мои друзья уже сделали это.

— Это ужасная причина, — упрекает она.

Я пожимаю плечом. — Я был глупым ребенком. Я не знал ничего лучшего.

Я не жалею о своем сексуальном опыте. Было бы здорово, если бы только Лейкин знала эту часть меня? Конечно. Но тогда я был бы таким же неопытным ублюдком, каким был до этого. За эти годы я научился всему тому, что ей сейчас так нравится. Принимая это во внимание, все это того стоило.

— Отлично, ты получаешь пропуск, — говорит она и идет дальше. — Что пришло тебе в голову в тот день на яхте Монти? Ты знаешь, о чем я говорю.

От этого вопроса у меня на мгновение перехватывает дыхание, и я фыркаю от удовольствия. — Что я влюблялся в тебя. Я так старался не впускать тебя, но не смог. Это было вне моего контроля.

Она прикусывает губу, но ее ухмылка все равно становится шире. — И ты пытался сказать, что нам не суждено быть вместе.

— Самое большое сожаление в моей жизни, — честно отвечаю я. — Ты единственная, с кем мне суждено быть.

Ее голова покоится у меня на груди, и мы крепко прижимаемся друг к другу, продолжая танцевать, даже спустя долгое время после того, как песня сменилась на что-то более быстрое.

Предоставьте моим друзьям искать любой предлог, чтобы устроить вечеринку - даже если это не их дом. Они говорят, что это мое новоселье, но ни один человек не принес мне подарка. Кроме Оуэна. Он принес мне пиво.

Только одно.

Но я не жалуюсь. Не тогда, когда вокруг меня все мои друзья и Лейкин. И приятно знать, что я могу выпить сегодня вечером и не беспокоиться о том, как потом доберусь домой. Или спать на полу Кэма, если уж на то пошло.

И только когда в комнату заходит до боли знакомый кусок дерьма, мое настроение резко падает.

— Черт, нет, — рычу я, проталкиваясь сквозь толпу людей по пути к двери. — Проваливай. Сейчас же.

Крейг издевается, улыбаясь своим друзьям, как будто я шучу. — Давай, чувак. Это самая большая вечеринка лета.

— Мне насрать. Убирайся нахрен из моего дома.

Лейкин подходит и встает рядом со мной, и когда взгляд Крейга падает на нее, я понимаю, что он все еще испытывает к ней чувства. Не могу его в этом винить. Это он, тупица, потерял ее.

Когда я обнимаю ее, он маскирует свою боль раздражением. — Люди говорили, что вы вместе, но я в это не верил. Никогда не думал, что Хейс Уайлдер захочет мою бывшую.

— Эй, — огрызаюсь я. — Ты не можешь с ней разговаривать. Ты даже не можешь на нее смотреть. Держи свои гребаные глаза на мне.

Крейг сухо смеется. — Хорошо. Скажи мне, как на ощупь ее киска? Или она тоже держит тебя на третьей базе? Никогда не знал, что она ханжа, пока я не начал с ней встречаться.

Вся вечеринка молчит, за исключением Мали на заднем плане, пытающейся удержать Кэма от того, чтобы подойти сюда. Это умно. Держа его там, мы уберегаем его от неприятностей. Но моей свободе здесь ничто не угрожает, и он в моем доме.

— Видишь, в этом разница между тобой и мной, — усмехаюсь я. — Я не чувствую необходимости рассказывать о своей сексуальной жизни всем своим друзьям. Но я понимаю, что тебе есть что компенсировать. Лейкин рассказала мне все о твоем маленьком... ну, ты понимаешь.

Лей безуспешно пытается не рассмеяться. Мы никогда не говорили о члене Крейга по понятным причинам. Но, судя по тому, как краснеет его лицо, я попал в точку. Как неудачно для него.

— Убирайся отсюда, Крейг, — требую я. — И держи имя моей девушки подальше от своего рта.

Наверное, впервые половина этого зала слышит, как я называю кого-то своей девушкой, но я сосредоточен только на том, чтобы убрать этого говнюка как можно дальше от Лейкин. Одного осознания того, что он видел ее почти обнаженной, достаточно, чтобы мне захотелось убить его.

— Ничего не поделаешь, чувак, — говорит он мне. — Это у меня на языке каждый раз, когда я дрочу, представляя ее рот на моем члене.

Мой кулак сжимается, и я собираюсь броситься на него, но Лейкин движется быстрее. Она проскальзывает передо мной и удерживает меня всем, что у нее есть. Ее руки поднимаются, чтобы коснуться моего лица, когда она отчаянно пытается привлечь мое внимание.

— Детка, — она пытается снова. — Остановись. Он просто пытается разозлить тебя. Не слушай его.

Я отвлекаюсь от Крейга и переключаю свое внимание на нее, именно там, где оно должно быть. Она улыбается с облегчением и скользит руками по моей шее.

— Не слушай его, — повторяет она. — Просто сосредоточься на мне.

И я прекрасно могу это сделать. Если ему не понравилось видеть, как я обнимаю ее, он действительно возненавидит это.

Притягивая ее к себе, я прижимаюсь губами к ee и чувствую, как она тает во мне. Все начинается ради Крейга, но быстро переходит в другое русло - это становится полностью для меня. Потому что она поддерживает меня. Потому что она не дает мне сойти с ума.

Потому что она единственный человек, которого я когда-либо хочу снова поцеловать.

— Снимите комнату! — шутит Оуэн.

Я отстраняюсь, и мои брови приподнимаются. — Вообще-то, у меня их три. Спасибо за напоминание. Снова сосредоточившись на Крейге, я ухмыляюсь. — А теперь, если ты меня извинишь, я собираюсь насладиться своей вечеринкой, а затем трахнуть свою девушку так, как она тебе никогда не позволяла.

Делая шаг к нему, он делает шаг назад. Сделав еще несколько шагов, он оказывается на переднем крыльце, и я захлопываю дверь у него перед носом. Музыка начинает играть снова, и все возвращаются на вечеринку, как ни в чем не бывало. Мы с Лейкин идем на кухню, и я беру еще пива из холодильника.

— Этот парень такой придурок, — рычит Лукас. — Как ты вообще с ним встречалась?

Лейкин морщит нос. — Я была молода и глупа. Я не знала ничего лучшего.

Я не могу удержаться от смеха, узнав в ее словах те, которые я использовал, когда мы танцевали в гостиной. Мали возвращается из столовой, за ней следует Кэм. Мое первое предположение - она привела его туда, чтобы держать подальше от Крейга, но, поскольку он не отвлекается, глядя на нее, я думаю, дело было не только в этом.

— Кэм! — кричит Эйден. — Выпей со мной пива!

Он улыбается, но в этом есть что-то неправильное. — Я что, выгляжу так, будто мне сегодня хочется блевать?

— С тобой неинтересно. — Он оглядывается. — Мали?

Она пожимает плечами. — Да, конечно. К черту все.

— Да!

Все смотрят, как они вдвоем соревнуются, кто быстрее выпьет, но мое внимание приковано к двери - в нее вошел Монти и сейчас обменивается братским рукопожатием с Оуэном, как будто они дружат уже много лет. Я даже не подозревал, что они знакомы. А судя по тому, как Монти быстро отстранился, увидев, что я смотрю на него, думаю, что мне и не суждено было узнать.

— Ты в порядке? — спрашивает меня Лейкин.

Я возвращаю свое внимание к ней. — Да. Да, я в порядке.

Она празднует с Мали после того, как та с легкостью победила Эйдена, но я все еще не могу оторваться от Монти. Что-то в нем меня не устраивает. И я не думаю, что это связано с тем, что он угрожал мне. Она теперь моя. Это не изменится.

Если бы он не спас Кэма от того, чтобы провести следующие несколько лет в тюрьме, я бы сказал об этом Лейкин. Или даже самому Кэму. Но он заслужил уважение обоих своим поступком, и Лейкин с тех пор стала ему лучшей подругой. Поэтому у меня нет ни одной опоры, когда дело касается его.

Только если я не узнаю его скрытые мотивы.

И только позже у меня появляется возможность спросить об этом Оуэна. Я стою на улице и курю сигарету, когда он выходит на свежий воздух. Некоторые люди уже ушли. Некоторые еще продолжают гулять. Большинство пьяны. Но Монти оставался трезвым, и у меня такое чувство, что для этого есть причина.

— О, привет, Эйч, — говорит Оуэн. — Я не знал, что ты здесь.

Я поднимаю сигарету. — Лейкин не хочет, чтобы я курил в доме.

Он хихикает. — Вы двое сейчас живете вместе?

— Не-а, — я качаю головой. — Во всяком случае, пока нет. Я не знаю. Я уверен, что рано или поздно доберусь до этого.

Его глаза расширились от недоверия и удивления. — Это безумие. Я никогда не думал, что увижу тот день, когда ты остепенишься.

— Да, — я заглядываю внутрь и вижу, как Лейкин смеется над чем-то, что сказала Мали. — Она потрясающая.

— Черт, — выдыхает он. — Молодец. Серьезно. Я рад за тебя.

— Спасибо. — Я делаю еще одну затяжку сигаретой. — Эй, я заметил, что ты разговаривал с Монти ранее. Я не знал, что вы двое знаете друг друга.

Его брови хмурятся, пока не приподнимаются в осознании. — О, Роллинз? Да, мы несколько раз тусовались у Айзека.

— Айзека? — Вот это интересно.

Он кивает. — Да. Эти двое довольно близки. Выросли в одном социальном кругу и все такое. Я думаю, они познакомились в школе-интернате.

Забавно, что за все время, пока Монти помогал нам с делом Кэма, он ни разу не упомянул, что даже знал Айзека, не говоря уже о том, что когда-то дружил с ним. И что-то подсказывает мне, что это не потому, что это вылетело у него из головы.

— Вау. Думаю, ты узнаешь что-то новое каждый день.

Оуэн хмыкает как раз в тот момент, когда Лукас выходит с Эйденом. Они втроем приехали сюда вместе. Предполагалось, что Эйден будет их трезвым водителем, но это пошло насмарку, когда он опрокинул три бутылки пива. Итак, Лукас переключился на воду.

— Готов? — Лукас спрашивает Оуэна.

— Да. — Он поворачивается ко мне. — Увидимся, Эйч.

Я на секунду поднимаю руку в нерешительном жесте всем троим, но мой разум как лазер сфокусирован на Монти. Я чувствую, что все, что с ним связано, - это уловка. Иллюзия. Он знает, как заставить людей поверить, что у него ничего не припрятано в рукаве, но я вижу его насквозь.

Он что-то скрывает, и я собираюсь это выяснить.

15

Позвольте официально заявить, что Мали делает из меня лжеца. Я была совершенно невольным участником. Ладно, это тоже ложь. Я не стала возражать, когда она сказала Хейсу и Кэму, что мы должны пойти к ней на работу, чтобы решить одну важную проблему. Но да ладно. Нам еще долго придется помогать им работать над этим баром, прежде чем мы начнем сходить с ума.

Единственное, что делает все это стоящим, - это видеть, как счастлив Хейс. Иногда, когда мы проводим время у него дома, он теряется, обсуждая все свои идеи. Когда он говорит о чем-то с такой страстью, я улыбаюсь. Потому что он заслуживает всего самого лучшего.

А я заслуживаю того, чтобы отдохнуть от краски, шпаклевки и всего, что связано с ремонтом.

— Это, — говорит Мали, показывая то, что должно быть нижним бельем, но на самом деле выглядит просто как лоскутки кружевной ткани, связанные вместе.

Я качаю головой. — Абсолютно нет.

— Ты бы выглядела так сексуально!

Мои руки скрещены на груди. — Ты хочешь сказать, что в остальном я не выгляжу сексуально?

Она прищуривается, глядя на меня. — О, да. Это именно то, что я говорю. Ты законченная жаба. Удивительно, что ты заполучила одного из самых горячих парней в городе.

— Отлично! — Я вскидываю руки в воздух. — Теперь ты еще и моего парня называешь горячим. Какая-то ты лучшая подруга.

Ее взгляд говорит о том, что ей сейчас не до моих выкрутасов, но все, что я могу сделать, - это рассмеяться. После того, как я провела последний час, слушая, как она пытается уговорить меня надеть «что-нибудь развратное», как она выразилась, я могу ей немного отомстить.

— Я так сильно тебя ненавижу, — говорит она мне.

Но я мило улыбаюсь ей в ответ. — Это так мило. Ты лжешь даже самой себе.

Она отмахнулась от меня и вернулась к изучению ассортимента магазина. Она не понимает, что меня здесь ничего не интересует. Я не любительница нижнего белья. Честно говоря, я даже не уверена, что у меня хватит уверенности в себе, чтобы примерить его. Не то чтобы я была неуверенной в себе. Но все, что связано с Хейсом, заставляет меня нервничать - в хорошем смысле, но все же нервничать.

— Ладно, как насчет этого? — предлагает Мали.

Я поворачиваюсь к ней, на кончике языка уже вертелось "нет", но я останавливаюсь, когда вижу, что она держит в руках. Это сексуально, но в какой-то степени мило. Белая кружевная ткань кажется мягкой на ощупь, и вместо того, чтобы выглядеть так, будто мою одежду растерзал медведь, это больше похоже на купальник. Я поджимаю губы и подхожу ближе, чтобы получше рассмотреть, а Мали практически сияет от того, что я еще не отказалась от него.

— Когда бы я это надела? — спрашиваю я.

Она смотрит на меня в ответ, ее рот открывается и закрывается, прежде чем она решает, что сказать. — Ты серьезно? Прежде чем заняться сексом. Когда, черт возьми, еще ты бы это надела?

Мои глаза закатываются. — Нет. Я знаю это. Но я имею в виду, для чего? Потому что сегодня вторник?

— Сегодня четверг, — поправляет она меня.

Я раздражаюсь. — Ты знаешь, что я имею в виду!

— Лей, ты слишком много думаешь об этом. Это просто то, что понравилось бы Хейсу и заставило бы тебя чувствовать себя хорошо.

— Он заставляет меня чувствовать себя хорошо.

Она усмехается. — Не хочу это слушать. Не отвлекайся от темы, пожалуйста.

Я хватаю его за низ и поднимаю вверх, чтобы рассмотреть поближе. Оно действительно красивое, и даже если я не надену его сразу, по крайней мере, оно будет у меня, когда появится желание. В следующем месяце у него день рождения. Это будет самое подходящее время для него.

— Хорошо, — говорю я. — Я возьму его.

И тут мне в голову приходит блестящая идея.

Мне нужно купить кое-что еще.

Когда мы вернулись в бар, было уже поздно. Я ожидала, что Хейс напишет мне несколько сообщений, спросит, где я и когда мы вернемся, но он был относительно спокоен. И только когда мы зашли внутрь, я поняла, почему.

Стопка пустых пивных банок стратегически выстроена в пирамиду. В ней должно быть не менее тридцати банок, и это не считая случайных, валяющихся повсюду. Поскольку их всего двое, можно представить, в каком состоянии они находятся.

Мы с Мали останавливаемся прямо перед дверью, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кэм въезжает на своем скейтборде в башню. Все рушится, но самое интересное происходит, кода он цепляется за колесо, и надирает себе задницу. Хейс теряет дар речи, хохочет до упаду и плачет. А Кэм? Думаю, его эго пострадало больше, чем его тело.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, больше удивленная, чем что-либо другое.

Кэм встает и проводит пальцами по волосам. — Ничего. Просто... знаешь... расслабляемся.

Он пытается казаться невозмутимым, но у него это плохо получается. Особенно когда он смотрит на меня косыми глазами. Я бросаю на него оценивающий взгляд, и он встряхивается, высунув язык. Затем он пытается пнуть одну из банок и снова падает на задницу.

Мали прикрывает рот рукой, а я щипаю себя за переносицу. Хейс практически задыхается в углу. Не знаю, чего я ожидала при возвращении, но точно не этого.

— Что, черт возьми, произошло после того, как мы ушли? — спрашиваю я сквозь смех.

— Забавная история, — невнятно произносит Кэм. — Мы были измотаны. И перегружены работой.

Хейс задыхается. — Я знаю, как танцевать тверк! — О Боже. — В самом деле! Девин научила меня!

Он встает, кладет руки на колени и начинает танцевать тверк. На удивление, все не так плохо, как я думала, но есть что-то в его длинной, худощавой фигуре, сгорбленной и делающей толчки тазом, что абсолютно уничтожает меня. Мали хватается за свой телефон, пока я наблюдаю, как он теряет равновесие и падает лицом на пол — успевая повернуть голову как раз вовремя.

— Я в порядке! — кричит он, но не потрудился подняться с пола. — О, это удобно. Почему я не сделал этого раньше?

— Нет, — ною я. — Не засыпай на полу. Я собираюсь отвезти тебя домой.

Кэм подходит и ложится рядом с ним. — Здесь удобно. Надо бы подвесить краны с пивом к потолку и сделать из них бар для лежания.

— Хорошая идея! — пьяно соглашается Хейс.

Мали фыркает. — Люди могли бы подумать, что им сделают минет или какая-нибудь цыпочка оседлает их в позе наездницы, пока они пьют.

Их глаза расширяются, когда они поворачивают головы друг к другу, улыбаясь как идиоты и кивая. Затем Кэм поворачивается к Мали и тяжело вздыхает.

— Ты не можешь быть такой горячей, и иметь идеи лучше, чем у меня, — говорит он ей. — Это несправедливо.

Она ухмыляется, отправляя в рот жвачку. — Я бы сказала, что сожалею, но это не так.

— Хорошо, — говорю я, ставя точку в этом. — Ты не собираешься открывать секс-бар.

Хейс надувает губы. — Почему бы и нет?

— Потому что я не собираюсь на целый день отпускать тебя к голым женщинам. — Я хватаю его за обе руки и поднимаю на ноги. — Пора вставать. Мы должны отвезти Кэма домой, а потом я отвезу тебя к тебе домой.

— Бу! — стонет Кэм, показывая мне большой палец вниз. — Ты мне не начальник.

— Нет, но технически Марк такой, — возражаю я. — Мне позвонить ему?

Хейс и Кэм ахают и смотрят друг на друга, прежде чем выступить единым фронтом против меня. Кэм скрещивает руки на груди, в то время как Хейс пристально на меня смотрит.

— Ты бы рассказала о нас папе? — возмущенно спрашивает Хейс.

Мали хихикает. — Черт. Если бы я знала, что это будет так весело, я бы никогда не придумала предлог, чтобы мы убрались отсюда.

— Мали! — шиплю я сквозь стиснутые зубы.

У Хейса и Кэма отвисают челюсти, а Кэм качает головой. — Вы, лживые лгуньи, которые лгут!

— Ради любви к богу, — ворчу я на своего лучшего друга. — Это действительно было необходимо?

— Абсолютно. Посмотри на них!

Ей это нравится, и я это понимаю. Они вдвоем редко так напиваются, а когда напиваются, это всегда дает нам материал, который мы можем потом использовать против них. Это моя любимая часть. Но сейчас я не хочу ничего, кроме как свернуться калачиком в постели с Хейсом.

— Ну, за это ты можешь быть той, кто отвезет Кэма домой, — говорю я ей.

Закатывая глаза, она пожимает плечами. Я помогаю Хейсу встать и подхватываю его, когда он спотыкается. Обняв его, я еще раз бросаю взгляд на Кэма, прежде чем уйти с Хейсом.

— Ты действительно симпатичная, — невнятно произносит он. — У тебя есть парень?

Иисус Христос. — Ага.

Он печально вздыхает. — Черт. Ему действительно повезло.

Я провожаю его к грузовику и просовываю руку в его карман, чтобы достать ключи. Он подпрыгивает при контакте и разворачивается, поднимая руки вверх.

— Вау. Как твой парень отнесется к тому, что ты вот так ко мне прикасаешься?

Серьезно, это последний раз, когда я оставляю их двоих наедине на несколько часов. Когда-либо.

— Хейс, детка, — ласково говорю я. — Ты мой парень.

Его глаза загораются. — Правда? Я? — Я киваю. — Это чертовски круто!

Если бы он не был сейчас таким чертовски очаровательным, я бы, наверное, разозлилась. Но, кажется, все, что я могу сделать, это ухмыляться, когда заставляю его забраться на пассажирское сиденье.

Заметьте, задача, которая требует трех попыток.

Убедившись, что его ремень безопасности пристегнут, я обхожу машину, чтобы сесть со стороны водителя. К тому времени, как я выезжаю с парковки, он уже отключается, прислонившись головой к окну. Но, по крайней мере, так ему не нужно, чтобы я останавливалась, чтобы его вырвало.

Возвращаясь к нему домой, я думаю о том, что завтрашний вечер обещает быть отстойным. С тех пор как Хейс переехал в свой собственный дом, я сплю у него. Мои родители думают, что я у Мали — что она помогает мне с новыми идеями для работы. Но завтра у меня нет выбора, кроме как спать дома. И я уже ненавижу это.

Потребовалось некоторое время, но мне удалось затащить Хейса в дом и уложить в постель. Хотя я подумывала оставить его на диване. Если бы я не знала, что не смогу спать с ним завтра ночью, я бы так и сделала. Остается еще дилемма, как его раздеть, но я решаю сначала переодеться и завязать волосы.

Лестница была достаточно тяжелой тренировкой. Представляю, на что это будет похоже.

Он не двигается, пока я снимаю с него ботинки, но как только я начинаю расстегивать его ремень, он просыпается. Его брови нахмурились, когда он посмотрел на меня, но затем он улыбнулся.

— Привет.

Я тихо хихикаю. — Привет. Мы должны тебя раздеть.

Он кивает. — Хорошо, но тогда тебе придется уйти.

— Что? Почему?

— Потому что у меня есть девушка. — Похоже, он пытается сосредоточиться, но у него плохо получается. — И я уверен, что ты великолепна, но она единственная, кому позволено скакать на моем члене, как на родео.

— Что ж, это хорошо, — говорю я сквозь смех. — Но Эйч, я же тебе говорила. Я твоя девушка.

Он мотает головой из стороны в сторону, а затем останавливается, его глаза расширяются, как будто он осознал, насколько это плохая идея.

— Хейс, — говорю я, беря его лицо в свои руки. — Посмотри на меня.

Его взгляд встречается с моим, и требуется мгновение, чтобы осознать это, но затем его лицо загорается. — Ты - моя Лейкин! — Он справляется со своим ремнем и одним движением сбрасывает штаны и боксеры, освобождая свой член, который в данный момент определенно не готов к родео.

— Запрыгивай, ковбойша! Этот бык весь твой.

Я падаю на кровать, не в силах сдержать себя, когда Хейс гордо улыбается мне в ответ. — Это отличный бык, детка, но ты слишком пьян. У тебя ни за что не получится вставить эту штуку. Может, сначала поспим, а сексом займемся утром, когда тебя уже не будет тошнить на меня?

Он надувается, пока я натягиваю на него боксеры, но как только я проскальзываю в постель и прижимаюсь к нему, он обхватывает меня руками и легко засыпает.

Утром я просыпаюсь от мягких поцелуев, нежно касающихся моей шеи. Хейс просовывает руку под футболку и поглаживает пальцами мой сосок. Я выгибаюсь в его руках и тихо стону.

— Доброе утро, — бормочет он.

Честно говоря, я удивлена. Я думала, что у него будет большее похмелье, чем сейчас.

— Доброе утро, — говорю я, затаив дыхание. — Сегодня утром кто-то проснулся с хорошим настроем.

Он напевает, оставляя еще один поцелуй прямо у меня за ухом. — Как я мог этого не сделать? Я проснулся рядом с тобой.

Я ухмыляюсь. — Ты довольно милый собеседник для того, кто даже не помнил, кем я была прошлой ночью. Хотя, было приятно услышать, как ты сказал, что мне нужно уйти, потому что у тебя есть девушка.

— Я этого не делал. — Все его поддразнивания прекращаются, и он стонет в подушку. — Скажи мне, что ты лжешь.

Я поворачиваюсь в его объятиях лицом к нему. — Ты сделал. По-моему, ты сказал, что я единственная, кому позволено скакать на твоем члене, как на родео.

— Ради всего святого.

Я могла бы продолжить и рассказать ему, что он сказал мне запрыгнуть на него, когда его член был полностью вялым, но я не думаю, что его эго сейчас выдержит еще один удар. Не сейчас, когда он и так выглядит потрясенным.

Схватив телефон, я замечаю сообщение от Мали о том, что она благополучно доставила Кэма домой, и еще одно от мамы, в котором она просит меня не забыть о сегодняшнем ужине в честь дня рождения моей бабушки. Ужас охватывает меня при этом напоминании. Не поймите меня неправильно, я люблю свою бабушку. Но я также люблю спать в постели с Хейсом, в месте, где нам не нужно беспокоиться ни о ком, кроме друг друга. И мысль о том, чтобы спать без него, мне не нравится.

— Фу, — хнычу я. — Я не хочу вставать с этой кровати.

— Так и не надо, — предлагает Хейс. — Давай останемся здесь и вместе не будем обращать внимания на внешний мир.

Боже, это так чертовски заманчиво. Такое чувство, что в последнее время мы постоянно были в разъездах. Из-за того, что я работаю, а Хейс делает ремонт в баре, у нас не так много времени, чтобы просто наслаждаться друг другом. Но как бы мне ни хотелось поддержать его в этом, уже слишком поздно отменять частные уроки, которые я запланировала на это утро.

— Я действительно хотела бы, чтобы я могла, особенно зная, что я не буду спать здесь сегодня вечером, но—

— Подожди, — перебивает он меня. — Почему ты сегодня не будешь спать здесь?

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. — У меня ужин в честь дня рождения моей бабушки. Я тебе это уже говорила.

— Нет, я знаю. Я просто подумал, что ты придешь сюда после.

— Я бы с удовольствием, но я не знаю, как долго это продлится, и я не уверена, что мои родители поверят мне, если я скажу, что снова собираюсь к Мали. Они, вероятно, уже заподозрили неладное после последних полутора недель.

Он не выглядит счастливым, но он это понимает. — Это плохо, что я просто хочу оставить тебя здесь при себе?

Я качаю головой. — Нет, потому что я тоже этого хочу. Но я зайду завтра утром, прежде чем ты отправишься на тренировку.

Это еще одна вещь, которая не дает покоя в эти выходные - наши графики не совпадают. Я не увижу его сегодня весь день, не увижу сегодня всю ночь, а завтра у меня будет только утро и ночь. Если бы Мали не наседала на меня из-за наших проблем с созависимостью, я бы отменила завтрашний ужин с ней, чтобы иметь возможность проводить с ним больше времени.

Но она бы меня уничтожила.

— Если я все еще буду спать, не стесняйся разбудить меня минетом, — устало бормочет он.

Закатывая глаза, я целую его в щеку и сажусь. Только когда он пытается сделать то же самое, он шипит, держась за голову от боли. Я улыбаюсь, когда он осознает ошибку, так много выпив с Кэмом прошлой ночью.

— Я ждала этого, — говорю я ему, игриво ухмыляясь. — Я принесу тебе Адвил.

Он напевает, ложась обратно. — Видишь? Ты никуда не можешь пойти. Это все равно что оставить меня здесь умирать.

— Я всегда могу позвонить твоей маме, чтобы она приехала и позаботилась о тебе.

Его глаза распахиваются, когда я встаю рядом с его стороной кровати. — Ты бы не посмела.

Я передаю ему лекарство и стакан воды, который прихватила из ванной. — Да, я не думаю, что ты этого захочешь. Прими это и возвращайся ко сну на час. Что-то подсказывает мне, что Кэма тоже не будет в баре рано утром.

— О Боже, — стонет он. — Стук молотков!

Да, теперь он начинает понимать последствия своих действий.

С тех пор как я стала проводить каждую ночь с Хейсом, моя спальня уже не кажется мне прежней. В ней нет того уюта, который был раньше. Она по-прежнему выглядит так же, как и раньше, но чего-то не хватает.

Не хватает его.

Я говорю, как сумасшедшая. Я знаю это. Мы встречаемся всего несколько месяцев, а открыто и того меньше, но я люблю его. Я, без сомнения, отчаянно люблю его. И я никогда не буду извиняться за то, что погрузилась в него с головой.

— Кэм! Лейкин! — зовет мама. — Мы уходим! Поехали!

— Иду! — кричу я в ответ, спускаясь по лестнице, только для того, чтобы увидеть, как Кэм вздрагивает.

Он смотрит на меня так, что видно, насколько сильное у него похмелье. — Обязательно кричать?

Я застенчиво улыбаюсь и бормочу извинения, проскальзывая мимо него. Наши родители ждут нас у входной двери, все нарядные и готовые к выходу. Моя мама улыбается, когда видит меня, и заправляет мои волосы за ухо.

— Ты такая красивая, — говорит она мне. — Такое ощущение, будто я тебя совсем не вижу.

Грусть в ее голосе задевает за живое. Я имею в виду, что она не из кожи вон лезла, чтобы провести со мной время, когда я не проводила все возможные моменты, укутавшись в Хейса. Но приятно знать, что по мне скучают.

— Я собиралась пойти сделать педикюр, — отвечаю я. — Мы обе могли бы пойти на следующей неделе.

На ее лице расплывается улыбка. — Я бы с удовольствием, милая.

Кэм, наконец, заходит в гостиную, не торопясь, и мы вчетвером отправляемся на улицу.

Я не помню, когда в последний раз мы все были в одной машине. Сидя на заднем сиденье, мы с Кэмом чувствуем себя детьми. Хотя, возможно, дело в том, что Кэм ведет себя как ребенок, когда мы сидим сзади.

— Закрой окно, — бормочет он. — От ветра у меня болит голова.

— Нет. Ты знаешь, что меня тошнит на заднем сиденье, — говорю я ему.

— Меня тошнит от твоего лица, но ты не видишь, чтобы я жаловался.

— Что ж, твоему лучшему другу, похоже, оно очень нравится.

Мой папа вздыхает. — Неужели споры действительно необходимы? В последнее время вы почти не бываете рядом друг с другом.

Черт.

По выражению лица моего брата я уже могу сказать, что пожалею о том, что втянула в это Хейса. Он коварно улыбается и наклоняет голову набок.

— Да, дорогая сестра, — протягивает он. — Где ты была в последнее время?

Меньше всего мне сейчас хотелось бы тыкать медведя, но высокомерие, написанное на его лице, действует мне на нервы. Я опускаю взгляд и кричу, отмахиваясь от того, чего на самом деле нет. Руки Кэма летят к его голове, и он выглядит абсолютно несчастным, что означает, что мой план сработал именно так, как я надеялась.

— Извините, — говорю я родителям. — Мне показалось, что я увидела жука.

Они посмеиваются между собой, но я слишком занята тем, что наблюдаю за тем, как Кэм смотрит на меня. Он никогда не расскажет о том, что я на самом деле не была у Мали, потому что его ждет ад за то, что он знал об этом и не рассказал ничего раньше. Возможно, он отомстит позже, но сейчас, по крайней мере, победа за мной.

Шах и мат, брат.

Можно было бы подумать, что при создании продукта, который наносится на губы, учитывается, к чему вы собираетесь прикасаться этими губами. Очевидно, они этого не сделали. Если бы они это сделали, я бы не оттирала помаду моей бабушки со своей щеки, как будто мне нужно снять целый слой кожи, чтобы удалить ее.

Она милейшая женщина, и долгое время она была моим любимым человеком. Но то, сколько раз она считает нужным поцеловать меня в щеку, - это лишнее, учитывая, что я уже выросла. Как бы я ни повзрослела, она все равно относится ко мне как к шестилетней девочке, которой показалось, что миска с просроченными конфетами на кухонном столе очень вкусная.

Тем не менее, ужин был приятным, и провести время с семьей было здорово. Но я не могла отделаться от желания, чтобы Хейс был рядом. Мне даже не пришло в голову пригласить его. Не думаю, что мои родители согласились бы на это. Бабуля встречалась с Хейсом много раз, но представить его ей заново в качестве моего парня - это шаг, к которому, я уверена, они еще не готовы.

Закончив удалять красные пятна со щек, я забираюсь в постель и беру с тумбочки телефон. Сообщение от Хейса уже ждет меня.

Без тебя в этой постели слишком холодно.

Говорит парень, который любит, когда простыни холодные.

Я наблюдаю, как появляются три точки, пока не приходит его ответ.

Но тебя я люблю больше.

Не успеваю я напечатать ответ, как на экране появляется фотография Хейса.

Звонок по Facetime.

Нажимаю «принять», и появляется мой очень измученный и очень раздетый парень. При одном только взгляде на него моя кровать кажется такой пустой. Он должен быть здесь. Или я должна быть там. Но быть врозь - это не то.

Не для нас.

— Боже, как ты это делаешь? — спрашивает он.

Мои брови хмурятся. — Что делаю?

— Выглядишь так чертовски великолепно, даже когда ложишься спать.

Я хихикаю, переворачиваюсь и поднимаю телефон. — Ты должен был видеть меня раньше. На каждой щеке должно было быть не менее трех следов губной помады.

Он устало напевает. — Кто-то должен сказать бабуле, что единственный человек, которому разрешено отмечать тебя, - это я.

— Теперь ты ревнуешь к моей бабушке, да? — дразню я.

Но его глаза смягчаются, когда он смотрит на меня через экран. — Детка, я ревную к любому, кто может быть рядом с тобой, в то время как я не могу.

Мое дыхание сбивается, как и всегда, когда он говорит подобные вещи. Как будто у него есть прямой доступ ко всем струнам моего сердца, и он обводит каждую из них вокруг пальца.

— Я скучаю по тебе, — говорю я честно.

На его лице появляется легкая улыбка. — Я тоже по тебе скучаю.

Мы оба лежим и просто смотрим друг на друга - единственный способ, которым мы можем быть вместе прямо сейчас. Это недостаточно близко, но это лучше, чем вообще не иметь возможности его видеть. Я начинаю думать, что, возможно, Мали права.

— Это красный флаг того, насколько мы зависимы друг от друга? — спрашиваю я.

Он не задумывается об этом ни на секунду. — Не для меня.

Что ж, это все, что имеет значение.

Мы вдвоем общаемся по Facetime — не особо много говорим, но обоим нужно знать, что другой рядом, — и мне удается наконец задремать под звук его дыхания.

Утро субботы должно быть единственным утром, когда у меня есть возможность выспаться. Когда у парней ранняя тренировка, это отодвигает мои занятия как минимум на два дополнительных часа. Во время плей-офф это еще больше. Но как бы я ни старалась, я просто не могу уснуть, как только солнце появляется над горизонтом.

Как будто мое тело знает, что Хейса нет рядом со мной.

Поэтому, быстро приняв душ и забежав за пончиками, я направляюсь прямо к его дому. Я наполовину ожидаю, что он будет еще спать, когда я приеду. Он никогда не любил просыпаться рано. Но, к моему удивлению, открыв дверь, я обнаруживаю его на кухне, готовящим кофе.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и в тот момент, когда я ставлю коробку с пончиками на остров, он бросается ко мне и обхватывает руками мое тело. Это подтверждение того, что он скучал по мне так же сильно, как и я по нему. И даже несмотря на все слова Мали о том, что раздельные ночи время от времени полезны для пар, меня это не настолько волнует, чтобы прекратить.

То, что он рядом, делает меня счастливой. Почему это должно быть плохо?

— Я принесла пончики, — говорю я, не двигаясь.

Он вдыхает мой запах и целует меня в макушку. — Я вижу это. Спасибо.

— Хотя я пока не хочу тебя отпускать.

— Хорошо, — отвечает он со смешком. — Потому что я тоже этого не хочу.

Мы остаемся там, обмениваясь ленивыми поцелуями и просто находясь рядом, пока не прозвучит сигнал кофеварки о том, что все готово. Только тогда мы отпускаем друг друга, но то, как он смотрит на меня, говорит о том, что он еще не насытился.

Я запрыгиваю на остров и достаю из коробки пончик, а Хейс садится на один из барных стульев. Он смотрит на меня с идеальной ухмылкой на лице, и я знаю, что он думает о том, как поедал меня на этом самом месте. Мои бедра непроизвольно сжимаются при этом воспоминании.

— Я не мог уснуть прошлой ночью, — говорит он мне, беря свой пончик.

— Нет?

— Нет, и это все твоя вина.

Я хмурюсь. — Моя вина?

Он откусывает кусочек и кивает. — Мм-хм. Поэтому, мне нужно, чтобы ты договорилась о том, чтобы быть здесь каждую ночь в обозримом будущем. — У меня отвисает челюсть, когда я смотрю на него. — Можешь также взять все свое дерьмо с собой. Спасибо.

Я сижу здесь, уставившись на него и гадая, не ослышалась ли я. Слова, которые только что слетели с его губ, были произнесены с такой небрежностью, что можно подумать, мы говорим о том, что запланировали на сегодня. Не какой-то важный жизненный выбор.

Когда он замечает, что я ничего не сказала, он поднимает на меня взгляд. — Что?

— Т-ты только что попросил меня переехать к тебе?

— Нет, — говорит он с набитым пончиком ртом, и у меня на секунду сводит желудок. — Я сказал тебе переехать ко мне. Есть разница.

Мои брови приподнимаются, когда я хихикаю. — О, что ж, в таком случае, я собираюсь отказаться. Ты знаешь, во имя женщин во всем мире, которые не позволяют мужчинам указывать им, что делать.

Он игриво закатывает глаза, бросает недоеденный пончик в открытую коробку и встает. Его руки лежат по обе стороны от меня, его лицо всего в нескольких дюймах от моего, и то, как он облизывает свои губы, приковывает мое внимание к нему настолько, что это просто жалко.

— Лейкин, — говорит он серьезно. — Не могла бы ты, пожалуйста, переехать ко мне, чтобы мне не пришлось проводить еще одну холодную и одинокую ночь без тебя до конца моей жизни?

Мое сердце пытается вырваться из груди, когда я улыбаюсь. Поверьте мне, что нет ничего более желанного, чем жить здесь с ним. Сделать это место нашим. Наше собственное маленькое пространство, где в воздухе постоянно витает запах его одеколона и моих духов... Я так хочу этого. Согласие прямо на кончике моего языка. Было бы так легко сказать это. Но...

— Я бы с удовольствием, — говорю я ему, и его ухмылка становится шире, когда он выдыхает. — Но я не могу. Мои родители буквально убили бы нас обоих. Я имею в виду, мы вместе всего несколько месяцев. Я могу только представить, как бы они разозлились, если бы я сказала им, что переезжаю к тебе до брака.

Его радость сменилась, но не разочарованием. Он выглядит скорее задумчивым, чем каким-либо другим, глядя мне в глаза. Боже, иногда мне хочется просто читать его мысли.

К какому бы выводу он ни пришел, это не занимает у него много времени, потому что он хмыкает, оставляя быстрый поцелуй на моих губах. — Я могу с этим работать.

Подождите. С чем работать?

Но он не отвечает, а берет пончик и зажимает его ртом, после чего забирает со стойки телефон и ключи от машины. Затем он направляется к входной двери, ни разу не оглянувшись.

— Эйч, что это значит? — По-прежнему тишина. — Хейс!

Он вынимает пончик изо рта, когда открывает дверь. — Люблю тебя!

А потом он просто ушел, оставив меня гадать, что, черт возьми, только что произошло.

Вы когда-нибудь пробовали научить кого-то делать что-то, в то время как ваш мозг сконцентрирован на чем-то другом? Это практически невозможно. Я провожу большую часть дня в оцепенении, пытаясь понять, что, черт возьми, он имел в виду. Я часами ломала голову, и единственное, что мне удалось придумать, - это то, что он собирается получить разрешение моих родителей на то, чтобы перевезти меня к себе. Это было бы совершенно не в его духе, но с тех пор, как мы стали официальными, он вообще не похож на себя прежнего - во всяком случае, не в том, что касается меня.

Я сижу за ужином с Мали, накладывая салат в свою тарелку, а она рассказывает о том, как Кэм взбесился, когда понял, что она ездила на его джипе прошлой ночью. В обычной ситуации я бы полностью погрузилась во все, что она говорит. Но обычно на меня не бросают бомбу за завтраком, и я весь день пытаюсь решить самую сложную в мире головоломку.

Что бы он ни планировал сделать, я надеюсь, что это сработает. Потому что даже мысль о том, что я буду просыпаться рядом с ним каждое утро, заставляет меня чувствовать прилив сил. Я бы солгала, если бы сказала, что не представляла себе этого, когда мы играли в дом на протяжении последней недели. Просто я никогда не позволяла себе поверить в то, что он тоже этого хочет. Никогда, до сегодняшнего дня.

— По какой-то причине я всегда думала, что у твоего брата член среднего размера, поэтому я была приятно удивлена.

Я вырываю себя из этого состояния, тряхнув головой. — Подожди, какого хрена?

Она откидывается назад и скрещивает руки на груди. — Точно. Ты не обращала внимания ни на одно мое слово.

— Я знаю, что это было о моем брате и его джипе.

— Лей, это была всего лишь завязка к истории, — говорит она мне.

Я съеживаюсь. — Упс?

— Да, упс. — Она проводит пальцами по волосам. — Что у тебя на уме?

Я делаю глубокий вдох, размышляя, что лучше - медленно переходить к этому или просто выплюнуть. Но что-то подсказывает мне, что попытки ходить вокруг да около с этим приведут только к тому, что Мали сделает свои собственные предположения.

— Хейс попросил меня переехать к нему этим утром, — признаюсь я.

Мали успевает сделать глоток, когда слова вылетают из моего рта, и она давится содовой, сильно кашляя. — Черт возьми, нам нужно поработать над твоим выбором времени.

— Я бы сказала, что сожалею, но на самом деле это не так.

Она показывает мне средний палец. — Что, черт возьми, ты на это ответила?

Я вздыхаю. — Я ответила «нет»… Я так думаю.

— Ты думаешь?

— Да. Я имею в виду, я хотела сказать «да». — Так чертовски сильно. — Но ты знаешь, какие у меня родители. Они снисходительны ко многим правилам, которые, по мнению церкви, они должны заставлять нас соблюдать, но жить с Хейсом, когда мы не женаты? Что-то подсказывает мне, что это не попадет в их список.

— Господи, — выдыхает она, откидываясь на спинку сиденья. — Он был расстроен?

— Это самая странная часть, — говорю я ей. — Он вовсе не был. Я объяснила, почему не могу, и подумала, что он почувствует себя отвергнутым, но он просто поцеловал меня и сказал, что может с этим работать. Потом он ушел, и с тех пор я с ним почти не разговаривала. Он почти не отвечает на мои сообщения.

— Он может с этим работать? — Мали повторяет мне в ответ. — Что, черт возьми, это должно означать?

— Точно! — Я почти кричу. — Я не могу понять этого, и тот факт, что он почти не отвечает мне, тоже не помогает.

Она наклоняет голову в сторону, размышляя. — Может быть, он действительно чувствует себя отвергнутым, но он понимает твои доводы, поэтому он работает над тем, чтобы справиться с этим самостоятельно.

— Тогда почему он сказал, что может с этим работать? Что это вообще значит?

— Может быть, он сможет смириться с тем, что ты не то чтобы говоришь «нет», но скорее говоришь «не прямо сейчас».

Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Но если он расстроен из-за этого, я бы предпочла, чтобы он сказал мне, чем исчезал, чтобы справиться с этим самостоятельно. Я не хочу, чтобы у него были какие-либо сомнения по поводу наших отношений. Для этого нет никаких причин.

— Да, — бормочу я. — Да, ты, наверное, права.

Она ухмыляется. — Я имею в виду, либо это, либо он собирается сделать предложение, но этому мужчине потребовались месяцы, чтобы просто смириться с идеей отношений. Тебе, вероятно, светят минимум пять лет, прежде чем он сможет даже погуглить «ювелирные магазины рядом со мной».

Его слова, сказанные этим утром, звучат у меня в голове.

— Не могла бы ты, пожалуйста, переехать ко мне, чтобы мне не пришлось проводить еще одну холодную и одинокую ночь без тебя до конца моей жизни?

До. Конца. Моей. жизни.

— Но, эй, — продолжает Мали, удерживая меня от падения в кроличью нору. — Тебе девятнадцать. Если ты хочешь переехать к нему, то по закону твои родители не смогут тебя остановить.

Я усмехаюсь и бросаю на нее многозначительный взгляд. — Конечно, если бы я хотела, чтобы от меня отказались.

— В точку.

Схватив гренку со своей тарелки, я бросаю ее в рот, гадая, в каком настроении будет Хейс, когда я увижу его сегодня вечером.

16

Я никогда не был нервным человеком. Уверенность в себе, которой я обладаю, стала хорошо известной составляющей моей репутации. Кто-то может назвать это самоуверенностью, а однажды я слышал, как Мали назвала это энергией большого члена, но это все одно и то же. Я не из тех, кто уклоняется от вызова или отступает от своих желаний - за исключением того случая, когда я пожалел, что не рассказал Кэму о нас с Лейкин в тот день.

Однако я никогда еще не был так взволнован, как сейчас.

В тот день, когда ушел отец, я сказала себе, что «долго и счастливо» не бывает. Что сказки - это для книг, и никто никогда не любит кого-то больше, чем самого себя. И долгие годы все это было правдой для меня. Я никогда не находила человека, который заставил бы меня пересмотреть свои убеждения - до тех пор, пока не появилась Лейкин.

Всего за несколько месяцев она доказала, что я ошибался на каждом шагу, и показала мне вещи, совершенно отличные от того, что я думал, что знал. С ней у меня есть отношения, в которых дружбы не меньше, чем любви. У меня есть человек, который не только делает мой день лучше, но и заставляет меня с нетерпением ждать каждого последующего дня. У меня есть человек, который научил меня, как это - заботиться о другом человеке больше, чем о себе.

Моя вторая половина.

Мой любимый человек.

Моя любовь, которая бывает раз в жизни.

Поэтому, когда я выхожу из магазина с маленькой бархатной коробочкой, выпирающей из кармана, у меня нет ни малейших сомнений в том, что все так и должно было случиться.

Я стою перед зеркалом, прикладывая к прическе больше усилий, чем за последние месяцы. В голове мелькнула мысль о том, чтобы надеть костюм, но я решил не делать этого. Я все еще могу выглядеть хорошо, не заставляя ее чувствовать себя недостаточно нарядной.

Мое сердце, словно проклятая колибри, бьется в груди миллион раз в минуту. Я мог бы выпить рюмку, чтобы успокоить нервы, но не хочу. Я хочу прочувствовать каждую секунду. В конце концов, я надеюсь, что это один раз и навсегда.

Когда Лейкин подъезжает к дому, в окна светят фары, и я понимаю, что время пришло. Все, что крутится у меня в голове, усиливается — красные огни и сирены предупреждения от той части меня, которая хочет бежать. Но я никуда не пойду. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда.

Сделав дрожащий, глубокий вдох, я медленно выдыхаю и спускаюсь вниз. Все выглядит идеально: зажженные свечи по всему первому этажу дома, бутылка вина в ведерке со льдом, пара бокалов на столе, и самый важный вопрос, который я когда-либо задавал, написанный лепестками роз на полу. Надеюсь, этого будет достаточно.

Когда я слышу, как она поднимается на крыльцо, я понимаю, что это конец. Это тот момент, когда я ставлю все на карту. Я отдаю свое сердце, все свое сердце Лейкин, чтобы она делала с ним все, что захочет. И независимо от результата, я знаю, что никогда не получу его обратно.

Дверь открывается, и в комнату входит Лейкин, которая замирает, как только видит перед собой сцену. Я, честно говоря, не уверен, что вообще дышу, пока она роняет сумку и оглядывается по сторонам. Наконец, ее взгляд останавливается на мне, но я не могу понять, что это за взгляд.

— Ты недавно ударился головой? — спрашивает она.

Я ухмыляюсь, потому что ожидал этого. — Нет.

— Наркотики?

Делая шаг к ней, я медленно качаю головой. — Нет.

— Какой-то дерьмовый розыгрыш, когда парни собираются выпрыгнуть и сказать, что меня разыграли, как вы все делали несколько лет назад?

Моя ухмылка расширяется, когда я достаю из кармана коробочку с кольцом и открываю ее перед ней. Весь воздух покидает ее легкие на одном дыхании, и она в недоумении смотрит на великолепный бриллиант.

— Ты серьезно делаешь мне предложение прямо сейчас?

Да. — Ты говоришь это так, как будто это возмутительная идея.

Она смотрит немного скептически. — Не возмутительная, просто на тебя это не похоже.

Ее слова мгновенно заставляют меня задуматься о том, что я еще недостаточно сделал для того, чтобы доказать ей, как много она для меня значит. Насколько она важна.

— Что ты имеешь в виду? — нервно спрашиваю я.

— Хейс, — вздыхает она. — Тебе понадобился месяц, чтобы сказать «я люблю тебя».

Я рассмеялся. — Да, потому что я киска. А не потому, что я не был по уши влюблен в тебя с самого начала.

То, как она улыбается, вселяет в меня небольшую надежду. — Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал, что тебе нужно торопиться с этим. Я никуда не собираюсь. Хорошо? То, что я не могу жить с тобой прямо сейчас, не означает, что я не собираюсь быть здесь каждый день.

— Нет, — говорю я, не давая ей сказать что-нибудь еще. — Позволь мне кое-что прояснить здесь, потому что я не уверен, что ты полностью понимаешь.

Делая шаг ближе, я кладу руки ей на плечи и смотрю в ее глаза — действительно убеждаясь, что она слышит каждое слово, слетающее с моих губ.

— Ты - это все для меня, Лейкин. Мне все равно, прошло несколько месяцев или тридцать чертовых лет. Это не изменится. Так что ты можешь сказать «нет», и мы можем играть в долгую игру, если ты этого хочешь. Мы можем не спешить. Но я собираюсь провести остаток своей жизни, любя тебя, независимо от этого. — По ее щеке скатилась одна слезинка, и я осторожно вытер ее. — Я не пытаюсь торопить события, чтобы добиться своего. Я действую в соответствии со своими желаниями с абсолютной уверенностью в том, что это правильный шаг, потому что ты - лучшее, что когда-либо случалось со мной. И мне не нужно ждать, чтобы понять, что ты - та, с кем я хочу прожить всю жизнь.

Ее нижняя губа дрожит, и она не сводит с меня взгляда, смахивая каждую слезинку. — Хорошо.

— Хорошо? — спрашиваю я, с надеждой, зарождающейся в моей груди.

Она кивает, и на ее лице расплывается улыбка. — Хорошо. Спроси меня.

Мое сердце заколотилось, едва не вырвавшись из груди и не бросившись к ее ногам. Будущее - это всегда лотерея. Невозможно предугадать, что произойдет. Но я знаю одно: эта женщина навсегда останется для меня единственной. И никогда не будет такого момента, когда я не буду любить ее всем, что у меня есть.

Я усмехаюсь, стараясь не расплакаться, когда опускаюсь перед ней на одно колено. Она смеется, заливаясь счастливыми слезами, и смотрит, как я снова открываю коробку.

— Лейкин Роуз, — говорю я, глядя на нее и чуть ли, не покачиваясь от интенсивности своих чувств к ней. — Если я чему-то и научился за последние несколько месяцев, так это тому, что эта жизнь не имеет смысла, если рядом со мной нет тебя. Я и так самый счастливый человек на свете, раз могу проводить с тобой хоть какое-то время, но я жаден и хочу каждую секунду, которую ты можешь подарить. Так что, ради всего святого, выходи за меня замуж, потому что все, что меньше, чем вечность с тобой, для меня недостаточно.

К концу речи она совсем расклеилась, слезы капали с ее лица на футболку, но она по-прежнему самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. И когда ей удается кивнуть головой в знак согласия, я понимаю, что этот образ будет запечатлен в моей памяти до скончания веков.

— Да? — перепроверяю я.

Она кивает. — Да, я выйду за тебя замуж.

Я слышал много удивительных вещей в своей жизни, но звучание этих слов, исходящих из ее уст, легко занимает первое место. Одним предложением она делает меня самым счастливым, чем я когда-либо был за всю свою жизнь. Я встаю и обнимаю ее, целуя всеми возможными способами, которые у меня есть.

Она была сестрой моего лучшего друга, моим единственным секретом и моей девушкой. Теперь она моя невеста. И я, блядь, не могу дождаться того дня, когда она станет моей женой.

Когда я надеваю кольцо на ее палец, мы оба улыбаемся и наслаждаемся счастьем. Просто видеть его, знать, что она моя, - все это производит на меня такое впечатление. Оно воспламеняет меня и заставляет чувствовать себя в безопасности одновременно.

Она, блядь, сказала "да".

Мы вдвоем смотрим на него, видя, как идеально оно смотрится на ее пальце, и когда она поднимает на меня взгляд, я каким-то образом умудряюсь влюбиться немного сильнее.

— Я так сильно люблю тебя, — говорит она мне.

Я выдыхаю с улыбкой. — Я люблю тебя больше.

И когда я накрываю ее рот своим и притягиваю к себе, я планирую показать ей, насколько серьезны эти слова.

Я лежу на боку, опираясь на локоть и положив голову на руку. Я не могу отвести взгляд от своей новоиспеченной невесты, хотя и не стал бы, если бы мог. Я слишком занят тем, что любуюсь тем, как она прекрасна. Ее грудь поднимается и опускается, когда она ждет, когда успокоится ее дыхание. Губы у нее темно-красные и немного припухшие от поцелуев. А след, который я оставил чуть ниже ее правой груди, говорит о том, что я хочу кричать с крыш, что она моя.

Ее волосы рассыпались по полу, и я потянулся к ним, чтобы вытащить из них лепесток розы. Она смеется, забирая его у меня и сдувает.

— Ты действительно превратился в адского романтика, — поддразнивает она.

Я усмехаюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее еще раз. — Расскажи кому-нибудь, и я скажу, что ты полна дерьма. В моей репутации нет места для описания «Сентиментальный ублюдок».

— Ладно, теперь я полностью меняю твое имя в моем телефоне на «Сентиментальный ублюдок», — шутит она. — Но нет, я никому не расскажу. Ты шутишь? Все девушки, которые пытаются за тобой приударить, ищут связи на одну ночь, только потому, что убеждены, что ты не годишься в бойфренды. Я ни за что на свете не собираюсь это исправлять. Они выломают нашу чертову дверь.

Только одна часть из того, что она только что сказала, завладела всем моим вниманием. — Нашу дверь? Мне нравится, как это звучит.

Она прикусывает губу, улыбаясь. — Мне тоже.

Моя рука лежит у нее на животе, большой палец двигается взад-вперед по ее коже. — Боже, я не могу поверить, что женюсь на тебе.

— Как мы собираемся это сделать? — спрашивает она. — Я не думаю, что у кого-то из нас хватит терпения на долгую помолвку.

Я качаю головой. — Определенно нет. Я хочу, чтобы ты стала моей женой как можно скорее, насколько это в человеческих силах. Я хочу, чтобы ты была там, где тебе самое место — занимала все мое пространство и спала рядом со мной каждую ночь.

От этого ее улыбка становится чуть ярче. — Итак, суд утром? В ближайшие пару дней вылет в Вегас, чтобы сбежать?

Это заманчиво, честно говоря. Нет никаких сомнений, что я собираюсь втянуть нас в дерьмовое шоу. Но я не хочу, чтобы она думала, что я пытаюсь скрыть ее, или нас, или то, что она для меня значит. Больше нет.

— Нет, — говорю я ей. — Я слишком уважаю обеих наших матерей, чтобы так с ними поступать.

Лейкин хмурит брови. — Хорошо… о чем ты думаешь вместо этого?

— Я думаю, что хочу жениться на тебе на глазах у тех, кого мы любим. Ничего сумасшедшего. Только ты, я и самые важные люди в нашей жизни. И это включает твоих родителей.

На ее лице появилось понимание, и она кивнула. — Ах, значит, это самоубийственная миссия. Понятно. Теперь я в курсе.

Мои глаза игриво закатываются, и я щекочу ее за бок, вызывая у нее приступ хихиканья.

С чем бы нам ни пришлось иметь дело, оно того стоит.

17

Моя мама всегда была единственным человеком, который неизменно прикрывал мне спину. И никогда не имело значения, прав я был или нет. Она заставляла меня оправдываться за свои ошибки, но делала это так, что я понимал: она просто заботится обо мне. Я никогда не боялся рассказать ей что-либо.

До сих пор.

Не то чтобы она меня не поддержит. Я знаю, что поддержит. Но я думаю, что какая-то часть меня боится сказать ей, что я обретаю свое счастье, в то время как ее обманом лишили ее собственного.

Лейкин сидит рядом со мной за кухонным столом моей мамы, ее левая рука засунута в рукав толстовки, чтобы спрятать кольцо. Я предложил ей просто снять его и пока держать в кармане, но она отказалась. Сказала, что если это кольцо когда-нибудь покинет ее палец, то это будет не по ее воле.

— Эйч, — говорит моя мама. — Ты должен что-то сказать. Ты начинаешь меня беспокоить.

Краем глаза я вижу, как Лейкин ухмыляется, и делаю глубокий вдох. — Я знаю. Все в порядке. Просто дай мне секунду.

И тут, как будто это самая естественная вещь в мире, Лей протягивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Мы никогда не проявляли привязанности в присутствии родителей, но это совсем другое. Она знает, что нужна мне.

Безмолвное послание, говорящее мне, что она прямо здесь и никуда не денется. Даже если сегодняшний день превратится в полное дерьмо.

Ее рука сжимает мою три раза, и я отвечаю четырьмя в ответ.

— Мама, — говорю я спокойно. — Я люблю Лейкин.

— Хорошо... это не то, чего я еще не знала, — отвечает она.

— Я знаю, но мне нужно, чтобы ты поняла, как сильно я ее люблю. Насколько это сильно и как я бы сделал абсолютно все, чтобы быть с ней.

— Эйч, — говорит мама со смешком. — Она единственная девушка, которую ты когда-либо приводил домой. Возможно, я никогда не спрашивала тебя об этом, но не думай ни на секунду, что я тебя не знаю. Я могла видеть это по тому, как ты смотрел на нее в то первое утро, когда я увидела вас двоих вместе. Она твоя единственная.

Это. Это одна из тех вещей, которые я больше всего ценю в своей матери. Я смотрю на Лейкин и вижу, что на ее щеках появился легкий румянец. Когда ее глаза встречаются с моими, мы оба улыбаемся.

— Не волнуйся. Это взаимно, — говорит мне мама.

— Я знаю, что это так, — отвечаю я. — Потому что я попросил ее выйти за меня замуж, и она сказала «да».

Глаза моей мамы расширяются. — Ладно, этого я не предвидела.

— Это быстро. Я знаю.

— Это НАСКАР (Национальная ассоциация гонок серийных автомобилей), — поправляет она.

Я киваю. — Но мама, я никогда в жизни не был ни в чем так уверен. Она для меня - все, и я знаю, о чем ты думаешь. Что торопиться некуда. И что если нам суждено провести остаток жизни вместе, то мы и так это сделаем. Но каждый раз, когда я думаю о ней, слово «девушка» не подходит. Она намного больше, чем это. Поэтому я не хочу ждать только потому, что общество установило какие-то стандартные сроки для этого дерьма. Я хочу сделать ее своей, как можно более официально и законно.

Моя мама вздыхает, на ее лице появляется мягкая улыбка, когда она поворачивается к Лейкин. — А как насчет тебя? Я уверена, что у твоих родителей будут свои сомнения по этому поводу.

— Пускай, — просто отвечает она, затем ее взгляд встречается с моим. — Мы справимся с этим так же, как и со всем остальным — вместе.

Я никогда не целовал девушку на глазах у своей мамы. У меня никогда не было кого-то, достойного того, чтобы поцеловать ее на глазах у моей мамы. Но с Лейкин она стоит целого чертова мира, и ничто не может помешать мне прижаться своими губами к ее.

Моя мама шмыгает носом, вытирая слезу со щеки. — Черт возьми, прости. Просто очень приятно видеть тебя таким счастливым.

— Я счастлив. Я проведу остаток своей жизни с кем-то, кто делает меня лучшей версией самого себя.

— Это все, чего я когда-либо хотела для тебя, — говорит она. — Поздравляю вас обоих. Единственный совет, который я могу вам дать, - запомнить это чувство. Держись за это и никогда не отпускайте.

Я притягиваю Лейкин к себе и целую в макушку. — Именно это я и делаю.

Входная дверь открывается позади меня, и моя сестра останавливается, когда видит, что мы все сидим за столом.

— О боже, — стонет Дев. — Кто сейчас умер?

Моя мама хихикает и кивает мне, чтобы я рассказал ей. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть реакцию на ее лице. В одной руке она держит стаканчик из Макдональдса, а в другой - свой бумажник, и с любопытством смотрит на меня в ответ.

— Что?

— Как ты смотришь на то, чтобы иметь невестку?

Все тут же выпадает из ее рук, чашка проливается на пол, и она закрывает рот руками. Слезы заливают ее глаза, она смотрит на нас с Лейкин и взволнованно кивает.

В этот момент все настроение меняется. Тяжесть сваливается с плеч, и я наблюдаю, как мама и сестра обнимают Лейкин, требуя показать кольцо. Мне даже удается получить одобрительный кивок от Девин - хотя я уверен, что она частично приписывает себе наши с Лейкин заслуги.

Сопляк.

К тому времени, как мы выходим за дверь, я чувствую себя в миллион раз лучше.

— Видишь? — я спрашиваю Лейкин. — Это было не так уж плохо.

Она ухмыляется. — Ты шутишь? Это была просто тренировка.

Я забираюсь в свой автомобиль, а она садится с пассажирской стороны. Она смотрит на меня и понимает, куда мы направляемся дальше. И, возможно, мне не стоит забегать вперед, думая, что все будут рады за нас.

Лей ухмыляется, пристегивая ремень безопасности. — У тебя ведь есть завещание, да?

Черт.

Ладно, может быть, она была права. Моя мама была для нас тренировкой. И все прошло очень хорошо. Но сейчас, когда я сижу здесь, глядя через диван на родителей Лейкин, мне кажется, что в этой комнате не хватает кислорода. Мои руки вспотели. Воротник кажется слишком тесным. Вполне возможно, что я сейчас захлебываюсь собственной слюной.

Все шло хорошо. Они были рады видеть нас обоих, когда мы приехали. Но напряжение начало расти, как только Лейкин спросила, можем ли мы все сесть и поговорить. И сейчас, когда я смотрю на нее, она поднимает на меня брови.

— Это была твоя идея, Казанова, — поддразнивает она. — Я здесь просто для развлечения.

Что ж, в ее словах есть смысл. Она была полностью в команде Вегаса. Возможно, она в чем-то права. Часть меня задается вопросом, не слишком ли поздно сделать другой выбор. Но я имел в виду то, что сказал ей. Я слишком уважаю наших матерей, да и ее отца тоже, чтобы жениться на ней без их присутствия.

Я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, глядя на людей, которые за последнюю треть моей жизни стали для меня вторыми родителями. — Мистер и миссис Бланшар, я хотел бы жениться на вашей дочери.

Рот ее отца открывается и закрывается несколько раз, колеблясь между растерянностью и возмущением, а ее мама прикладывает руку к груди, чтобы сжать свой воображаемый жемчуг.

— Я собираюсь стать бабушкой? — спрашивает она со слезами на глазах.

— Нет! — срочно и в унисон отвечаем мы с Лейкин.

Лицо мистера Бланшара становится красным, как свекла. — Ты обрюхатил мою дочь?

— Нет, — останавливает его Лейкин. — Папа. Нет. Я не беременна.

Оба ее родителя вздыхают - ее отец с облегчением, а ее мама - от того, что очень похоже на разочарование. Лейкин на секунду наклоняет к ней голову, прежде чем стряхнуть ее.

— Хорошо, — говорит мистер Бланшар. — Итак, почему такая скорая свадьба?

Я сажусь немного прямее. — Ну, как вы знаете, в последнее время в моей жизни произошли некоторые большие перемены, и они открыли мне глаза на то, о чем я даже не подозревал, чего хотел – главное из них – твоя дочь, официально и навсегда, — объясняю я. — Итак, с вашего разрешения и со всем уважением, даже без него, я планирую жениться на ней и сделать ее своей женой.

— Да кто ты такой, черт возьми! — Сердитый голос Кэма эхом разносится по комнате.

И ладно, мне, вероятно, следовало сначала поговорить с ним об этом. Но я боялся, что он попытается отговорить меня от этого. Судя по его реакции прямо сейчас, я думаю, что это было довольно точное предположение.

— Кэмерон! — отчитывает его мама. — Язык!

Кэм усмехается. — Нет. К черту это. Одно дело, когда они начали встречаться, но я не собираюсь сидеть и смотреть, как он юридически запирает ее, потому что хочет киску по первому требованию.

— Боже милостивый, — говорит миссис Бланшар, слегка оскорбленная.

Тем временем мистер Бланшар, похоже, замышляет мое убийство - и оно будет жестоким. — Это правда? Это все, что ты пытаешься вытянуть из моей маленькой девочки?

Все, чего сейчас не хватает Лейкин, - это попкорна, когда она подпирает подбородок руками и наклоняется ко мне. — Все идет хорошо.

Иисус, блядь, Христос.

— Нет! — говорю я ее отцу, затем поворачиваюсь к Кэму и повторяю. — Нет.

Но он не хочет этого слышать и выбегает из комнаты, оставляя нас расхлебывать беспорядок, который он только что устроил. Я знаю, с этим мне нужно будет немного разобраться. Последнее, чего я хочу, это чтобы он снова на меня разозлился. Особенно когда мы вместе открываем бар. Однако прямо сейчас я должен сосредоточиться на мистере Бланшар, прежде чем он убьет меня и закопает мое тело на заднем дворе.

— Это совсем не так. Даже не близко.

Он оглядывает меня с ног до головы, оценивая больше, чем когда-либо за последние семь лет, и я не виню его за это. — Тогда что? Почему ты хочешь жениться на моей дочери?

— Потому что я люблю ее так, как никогда никого не любил, — немедленно отвечаю я. — Она очень быстро стала центром моей вселенной. Единственный человек, без которого я не могу жить. И если я смогу провести остаток своей жизни так, чтобы она испытывала ко мне хотя бы половину того, что я испытываю к ней, это будет жизнь, которую стоит прожить.

Глаза Лейкин встречаются с моими, и она улыбается так, как она это делает только для меня. Я беру ее руку в свою, целуя тыльную сторону. Если я умру сегодня от рук ее отца, это все равно будет стоить того.

Но он, кажется, успокаивается, так что, может быть, я переживу еще один день. Он скептически наблюдает за нами обоими, а затем вздыхает, сосредоточившись исключительно на своей дочери.

— А как насчет тебя? — спрашивает он. — Это то, чего ты хочешь?

Она показывает свою левую руку, на пальце которой сверкает кольцо с бриллиантом. — Носила бы я кольцо, если бы не хотела?

Глаза ее мамы расширяются, когда она подходит ближе. — О, милая. Оно великолепно.

Она права. Это очень красивое кольцо. Я понял, что оно то самое, как только увидел его. Но даже в этом случае оно бледнеет по сравнению с женщиной, которая его носит.

Лейкин улыбается своему отцу. — Я люблю его, папа. Я знаю, это кажется быстрым. Я понимаю это. Но это... лишь для тебя. Ведь я была влюблена в него с тех пор, как мне было пятнадцать. — Она оглядывается и толкает меня локтем. — Ему просто потребовалось немного времени, чтобы войти в курс дела.

Я усмехаюсь, нежно закатывая глаза. Предоставьте ей заставить меня смеяться в такой напряженной ситуации, как эта. Но в этом ее особенность. Я мог бы оказаться в центре своего личного кошмара, и когда она рядом, ничто не сможет меня сломить. Она делает меня сильнее. Лучше. Достойным быть любимым так, как она любит меня.

— Я буду честен, — начинает мистер Бланшар. — Это не самая моя любимая вещь, которая когда-либо происходила. Ничего не имею против тебя, Хейс. Мы любим тебя как сына. Ты это знаешь. Ты хороший парень и всегда был отличным другом для Кэма. Но то, что Лейкин выйдет замуж в девятнадцать лет, никогда не было тем, что мы для нее представляли.

Мое сердце замирает в груди. Я знаю, что сказал, что женюсь на ней без его благословения, но, честно говоря, я не знаю, хватит ли у меня духу предать его таким образом. Я не знаю, смогу ли я так поступить с Лейкин.

— С учетом сказанного, — продолжает он. — Хотя мне, возможно, и не нравится мысль о том, что вы двое поженитесь так рано, я действительно люблю свою дочь. Ее счастье всегда было очень важно для меня. Итак, если это действительно то, чего вы двое хотите, у вас есть мое благословение. Но ты должен пообещать мне, что всегда будешь заботиться о ней, ставя ее потребности выше своих собственных.

— Я обещаю, — честно говорю я. — Она в хороших руках.

— Теперь я верю.

И вот опять у меня перехватывает дыхание, но на этот раз в лучшем смысле этого слова. Мы все встаем. Лейкин идет обнимать свою маму, а я пожимаю руку ее отцу. Эти люди, которые были рядом со мной в самые трудные моменты моей жизни, станут моими свекрами. Мало того, что я получаю в жены лучшую девушку из всех, кого я знаю, так они еще и юридически станут моей семьей.

Не думаю, что я когда-либо чувствовал себя настолько благословенным.

Но прежде чем я смогу в полной мере насладиться этим моментом, мне нужно решить кое-что еще.

— Извините, — говорю я им троим. — Я скоро вернусь.

Они все понимают, точно зная, куда я иду. И пока Лейкин сидит со своей мамой и объясняет, что мы думаем о свадьбе, я прохожу через кухню и поднимаюсь по лестнице. Я подумываю просто войти, но потом вспоминаю хоккейную шайбу, которая прилетела мне в голову в тот вечер, когда я рассказал ему о нас с Лейкин, и решаю не делать этого.

Я стучу дважды, затем открываю дверь, немного отступая назад. Когда в дверь ничего не бросают, я заглядываю и вижу Кэма, сидящего на своей кровати. Он закатывает глаза, но не говорит, чтобы я уходил, поэтому я вхожу и сажусь рядом с ним.

— Предложение заколоть тебя все еще в силе? — ворчит он. Я вытаскиваю складной нож из кармана и протягиваю ему, но он только усмехается. — Умник.

На мгновение воцаряется тишина, пока я тщательно подбираю слова.

— Ты думаешь обо мне самое худшее, когда дело касается твоей сестры, — говорю я ему. — И я не виню тебя за это. Я никогда не давал тебе повода думать иначе. Все, что ты знал, когда дело касалось меня и девушек, - это бессмысленные связи на одну ночь. Но мне нужно, чтобы ты поверил мне, когда я говорю, что это другое.

— О, отвали с этим дерьмом, — усмехается он. — Вы двое были вместе сколько? Примерно три с половиной месяца? Ты ее едва знаешь.

Я улыбаюсь, глядя на свои колени. — Я знаю, что она разговаривает во сне, если выпьет кофе перед сном. И что, хотя она ведет себя как крутая, и часть ее таковой и является, она также хрупка и готова броситься на клинок, чтобы защитить тех, кого любит. Я знаю, что она постоянно сомневается в себе, хотя она самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал. — Чтобы отвлечься, я тереблю нитку на своих джинсах, пока Кэм хранит полное молчание. — И я знаю, что ее старший брат - один из ее самых любимых людей в мире, и если его не будет на нашей свадьбе, ее не будет, потому что он один из самых важных людей в ее жизни... и в моей.

Он выдыхает, показывая, что слушает, но я его еще не переубедил.

— Ответь мне на это, — говорю я ему. — Когда ты когда-нибудь видел, чтобы я хотя бы оставлял девушку на ночь, не говоря уже о том, чтобы хотеть провести с ней каждое мгновение — бодрствуя или спя?

Телефон, который он вертел в руке, останавливается, и он вздыхает. — Черт возьми. Это действительно не просто интрижка, не так ли?

Я качаю головой. — Я хочу провести с ней остаток своей жизни.

Он фыркает. — Ты действительно так сильно себя ненавидишь?

Мы двое смеемся, и я чувствую себя лучше, зная, что у нас все будет хорошо. Он всегда был мне как брат, а теперь он собирается стать моим шурином. Когда мы были моложе, мы часто говорили о том, как было бы здорово, если бы мы были братьями. Но я не думаю, что он когда-либо думал, что это произойдет, если я женюсь на его сестре.

Хотя эта мысль промелькнула в моей голове даже тогда.

— Итак, что ты скажешь? — спрашиваю я. — Ты будешь моим шафером?

Он издает смешок, недоверчиво качая головой. — Да, но при одном условии.

— Каком?

— Прекрати задавать мне важные вопросы сразу после того, как я перестану злиться на тебя.

Моя голова откидывается на стену. — О, чувак. Я планировал поспорить с тобой прямо перед тем, как попросить тебя стать крестным отцом нашего будущего ребенка.

Он поворачивается и бросает на меня многозначительный взгляд. — Как будто ты хочешь, чтобы я воспитывал твоего ребенка, если с вами что-нибудь случится.

Справедливое замечание. — Эх, с определенной девчонкой, думаю, у тебя бы все получилось. И кстати... когда ты собираешься что-то с этим делать?

Кэм мгновенно отворачивается, тяжело выдыхая. — Я не знаю, чувак. Это разговор на пять кружек пива.

— Хорошо, что мы открываем бар, не так ли?

18

Маленькие девочки мечтают о дне своей свадьбы. Они представляют, как она будет выглядеть, какое платье наденут и кого пригласят. А я? Я всегда представляла, кто будет стоять на другом конце прохода. А с пятнадцати лет я представляла себе Хейса.

Конечно, я говорила себе, что этого никогда не случится. Что он никогда не увидит во мне ничего, кроме младшей сестры своего лучшего друга. Но все равно было забавно фантазировать и представлять, как это будет.

Если бы только та девушка могла увидеть меня сейчас - в мамином свадебном платье, с завитыми волосами и фатой на голове.

Хейс не шутил, когда говорил, что хочет жениться на мне как можно скорее. Он очень нетерпелив. Когда два дня назад мы пошли в здание суда, чтобы получить разрешение на брак, он чуть не попытался жениться на мне там. Но если мы собирались сделать это таким образом, то не было смысла говорить об этом родителям.

К тому же, это кажется более особенным.

— Я хорошо выгляжу? — спрашиваю я свою маму.

Она промокает салфеткой под глазами, кажется, в миллионный раз с тех пор, как вошла. — Ты прекрасно выглядишь, милая. Я всегда знала, что из тебя получится такая великолепная невеста.

Я улыбаюсь, еще раз глядя на себя в зеркало. Честно говоря, я не могу поверить, что мы здесь. Даже за ужином в тот вечер с Мали мы едва ли даже рассматривали возможность того, что предложение было тем, что он имел в виду под «Я могу с этим работать». И, говоря о…

Когда я слышу звук шагов, поднимающихся по лестнице, я также слышу, как Мали ворчит себе под нос. И мне, вероятно, следует упомянуть, что я еще не рассказала ей ни о чем из этого. Отчасти потому, что я не хотела, чтобы она пыталась отговорить меня от этого, а также потому, что так гораздо веселее.