Каратель

Глава 6

Екатерина

Остаток дня я провела, размышляя, стоит ли мне воспользоваться одноразовым телефоном, который спрятала за унитазом, как только добралась до своей спальни.

Но Брайан был по горло занят ликвидацией последствий смерти моего отца.

При этой мысли во мне вспыхнул гнев. Как он мог быть настолько глуп, чтобы вести дела с Братвой? Я всё ещё многого не знала — например, почему он нанял кого-то вроде Романа присматривать за мной, пока я училась в колледже. Ну и что с того, что Роман теперь «легальный»? Он усадил меня к себе на колени и отшлёпал.

А потом набрался наглости заявить, что мне это понравилось.

Не понравилось.

Любая реакция, которую я чувствовала, была вызвана инстинктом самосохранения. Я была практически пленницей. Человеческое тело делает всё возможное, чтобы защитить себя. Мимолётное удовольствие, которое Роман вызвал во мне, было не более чем химической реакцией.

Это не имело никакого отношения к моему разуму. Или к моему сердцу. Роман Тургенев не мог обладать ни тем, ни другим.

Но я всё ещё была его пленницей, а это означало, что у меня не было другого выбора, кроме как последовать за Константином, когда он появился, чтобы сопроводить меня на ужин. Я ожидала, что вернусь в зал для завтраков. Вместо этого он провёл меня в просторные апартаменты со смелым современным декором. Мы прошли через гостиную и библиотеку с книжными полками от пола до потолка, прежде чем попасть в небольшую столовую, где был накрыт стол на двоих.

Роман поднялся с одного из стульев, его мощное тело было облачено в брюки от костюма и ещё одну накрахмаленную белую рубашку. Но он был без пиджака, и две верхние пуговицы его рубашки были расстёгнуты, открывая гладкую загорелую кожу.

Я резко подняла взгляд, когда он обошёл стол и отодвинул мой стул.

— Мне нравится это платье, милая.

Я прикусила язык, чтобы не сказать ему, что мне всё равно, что он думает о моём черном коктейльном платье. Но он ожидал какой-то реакции, поэтому я спросила:

— Откуда ты знаешь мой размер?

Он вернулся на своё место и развернул салфетку.

— Всю эту информацию прислал твой отец.

— Он не мог прислать мою настоящую одежду?

Роман приподнял бровь.

— И это не вызвало бы у тебя подозрений?

Юлия принесла две тарелки, избавив меня от необходимости признавать его правоту. Она поставила их перед нами и отступила на шаг.

— Что-нибудь ещё, сэр?

— Нет, спасибо. И, пожалуйста, передай остальным, чтобы нас с Екатериной не беспокоили.

Когда она ушла, мой пульс участился, а Роман откупорил бутылку вина.

— Водки нет? — спросила я, чтобы успокоить нервы.

— Вино русское.

Как и еда. Стол ломился от закусок — разновидностей закусочных блюд, которые любят русские во всём мире. Всего было понемногу, от икры и сельди до перепелиных яиц и маринованных грибов.

— Выглядит потрясающе, — пробормотала я.

Он испытующе посмотрел на меня.

— Ты ценишь русскую кухню, но отказываешься говорить на этом языке.

Мои щёки вспыхнули, и я пригубила вино, чтобы выиграть время на обдумывание ответа. Я должна была догадаться, что он обратит на меня внимание, на моё использование английского, после того как приказал мне этого не делать. Вино было охлаждённым и восхитительным, и я осушила половину бокала, прежде чем поставить его на стол.

— Когда я говорю на нём, у меня появляется акцент. А дома мой отец предпочитал английский.

Роман что-то проворчал, накладывая мне на тарелку самые большие и аппетитные порции.

— Он пытался стереть твоё наследие.

— Всё было не так, — сказала я, когда Роман снова наполнил мой бокал. — Он верил в американскую мечту. Но у всей этой идеи со смешиванием есть тёмная сторона, о которой никто не говорит. Вписаться сюда — значит стать однородным. Большинство великих американских героев на протяжении всей истории были иммигрантами, и люди даже не осознают этого, потому что они так искренне приняли эту коллективную идентичность, что люди забыли, откуда они родом. Поступая так, ты что-то приобретаешь, но и теряешь тоже.

Пока я говорила, Роман перестал наливать и теперь наблюдал за мной с непроницаемым выражением лица.

— Похоже, ты была права, что сменила специальность на политику, — произнёс он наконец.

Подождите. Он знал об этом?

Ну, конечно, он знал.

— Брайан сказал, что ты был моим телохранителем, пока я училась в Колумбийском университете.

— Мой бизнес — это информация.

Это был не ответ.

— Нечто подобное ИТ (информационные технологии)? — почему-то я не представляла его за монитором компьютера.

— Что-то вроде этого. — Он указал на мою тарелку. — Ешь, душенька.

Памятуя о том, чем всё закончилось в прошлый раз, когда я отказалась есть по его заказу, я намазала копченую селедку на кусочек бородинского хлеба и откусила. Смесь ржаного хлеба и сладкого лука взорвалась у меня на языке, и я невольно застонала.

— Боже мой, это так вкусно.

Внезапно я почувствовала зверский голод и откусила ещё кусочек. Затем ещё. Через несколько минут я съела всё блюдо целиком и поднесла салфетку ко рту.

И в процессе поймала взгляд Романа.

Его взгляд был прикован к моим губам, а пальцы так крепко сжимали ножку бокала, что он чуть не сломал её.

Я сглотнула, когда в моём животе, казалось, поселилось облако бабочек.

Казалось, он пришёл в себя. Затем он принялся за еду, и его голос был хриплым, когда он сказал:

— Тебе нужно есть больше. Ты и так слишком худая.

— Это приказ? — я взяла бокал вина, чтобы запить хлеб и, надеюсь, успокоить свои расшатанные нервы.

Он откусил кусочек и проглотил, а я оторвала взгляд от его загорелой шеи и покрытого щетиной подбородка.

— Русские кормят людей, милая. Кажется, мы ничего не можем с собой поделать.

— Когда ты приехал в Америку?

Его серебристые глаза затуманились, когда Роман допил вино и опустил бокал.

— Некоторое время назад.

Ещё один уклончивый ответ.

— Ты ждёшь, что я буду доверять тебе, но ты ничего не рассказываешь мне о себе.

— Неверно, Катя. Я ожидаю, что ты будешь повиноваться мне.

— Слепое повиновение опасно. — Я склонила голову набок. — Твои люди следуют за тобой просто потому, что ты приказываешь, или потому, что ты внушил им доверие?

Роман откинулся на спинку стула, его поза казалась расслабленной. Но я ни на секунду в это не поверила. В Романе Тургеневе не было ничего случайного. Всё в нём было чётким и безукоризненным, от накрахмаленной рубашки до густых чёрных волос с дразнящим оттенком серебра. Он изучал меня, слегка касаясь губами кончика татуированного пальца, и я боролась с желанием съёжиться под тяжестью его взгляда.

— Что бы ты хотела узнать? — тихо спросил он.

Мои губы приоткрылись, и я произнесла первое, что пришло мне в голову.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать девять.

Недостаточно взрослый, чтобы годиться мне в отцы. По какой-то причине от этой мысли у меня вспыхнули щёки, и я быстро задала другой вопрос, прежде чем он успел это заметить.

— Как вы познакомились с моим отцом?

Роман постучал пальцем по губам.

— Я отвечу на этот вопрос, но не буду вдаваться в подробности. Ты примешь информацию в том виде, в каком я её предоставлю, да?

Я кивнула, моё тело покалывало от вина и возбуждения от того, что я разгадала часть его тайны.

— Твой отец использовал своё политическое влияние, чтобы спасти меня от тюрьмы.

— Что ты….

— Ах-ах, Катя. Никаких дальнейших расспросов.

— Ты не знаешь, что я собиралась спросить, — я фыркнула.

В его глазах вспыхнуло веселье, которое промелькнуло и исчезло так быстро, что я могла бы его не заметить, если бы не ловила каждое его слово.

— Спроси меня ещё о чём-нибудь, лапочка.

Я прикусила губу, услышав ласковое обращение, которое по-английски больше походило на «детка». Вино разогрело мои вены, и я осмелилась спросить:

— Ты был моим телохранителем, когда я училась в колледже? И не отвечай мне какой-нибудь ерундой вроде «я работаю в сфере информации». Брайан сказал, что мой отец нанял тебя, чтобы ты присматривал за мной.

Веселье вспыхнуло снова, вместе с чем-то более острым. Горячее.

«Собственничество», — поняла я.

— По-моему, ты пьяна, милая. Это придаёт тебе смелости ругаться на меня, хотя я предупреждал тебя не делать этого.

Чёрт.

Я совсем забыла об этом.

— Прости. Ты присматривал за мной в колледже?

— Я наблюдал за тобой с тех пор, как тебе исполнилось семнадцать, — сразу же сказал Роман.

У меня перехватило дыхание.

— Как? — я никогда его не видела.

Хотя, может, и видела. Он показался мне таким знакомым… Как будто он мне приснился.

Теперь я знала почему. Он был где-то в тени. Наблюдающий.

Он пристально смотрел на меня, его испачканные чернилами пальцы слегка касались подлокотников стула.

— Покушение на жизнь твоего отца совпало с моим решением покинуть братство и заняться легальным бизнесом, — он пожал плечами. — Аркадий помог мне, и я в ответ помог ему. Я владею охранной фирмой, а также множеством компаний, занимающихся сбором данных.

Значит, он действительно был в этом замешан. Но определённо не из тех, кому можно позвонить, когда у тебя не работает принтер.

Он встал и подошёл к буфету у стены.

— Что ещё Брайан Андреевич рассказал тебе обо мне во время вашего разговора по душам на моей подъездной дорожке?

Мне показалось, или в голосе Романа прозвучала ревность? Я глубоко вздохнула, когда он вернулся к столу, держа в руках тонкую стопку папок из плотной бумаги.

— Он сказал, что тебя называли Карателем, когда ты был в братстве.

Он сел.

— Что-нибудь ещё?

Интересно. Когда он не хотел о чём-то говорить, то переводил разговор на другое.

Что ж, в эту игру могут играть двое.

— У меня такое чувство, что ты уже знаешь всё, что он сказал. — Моё сердце бешено колотилось, пока мы смотрели друг на друга. Возможно, Роман также знал о одноразовом телефоне и ждал, когда можно будет расставить ловушку.

— Брайан предсказуем, как погода, — вкрадчиво произнёс он. — И такой же скучный.

Роман ревновал… и это знание вызывало у меня жар в тех местах, о которых я не собиралась думать. Роман Тургенев был холодным и властным. Он дал мне множество причин испытывать к нему неприязнь.

И всё же я не могла отвести взгляд. Я не могла отрицать реакцию своего тела или жар, возникший между нами. Потому что это было безошибочно. Я не была знатоком мужских страстей, но, несомненно, Роман Тургенев интересовался мной не только из-за того, что оказал услугу моему отцу.

Он признался, что наблюдал за мной много лет, но что, если его бдительность перешла границы между работой и чем-то другим?

Это должно было напугать меня до смерти… так почему же жар между моих ног стал ещё сильнее?

Стокгольмский синдром.

Если бы мы встретились при обычных обстоятельствах, я бы послала его нахуй.

Верно?

Он постучал по стопке папок.

— Это самые завидные холостяки из элитных семей Нью-Йорка. Большинство из них в прошлом жертвовали деньги на кампании твоего отца. Мы просмотрим их, и ты выберешь троих для начала.

Моё алкогольное опьянение испарилось, как облачко дыма. Роман перестал сверлить меня взглядом и ворчать о том, какой скучный Брайан, и теперь показывает мне подборку других мужчин?

Я взглянула на папки.

— Я же говорила тебе, что не согласна на брак по расчёту. Я не выйду замуж за человека, которого не знаю.

— Ты познакомишься с ними поближе. Я организую встречи.

— Где? В отеле? — я повысила голос от гнева. Он вообще слышал себя? Он предлагал выступить в роли моего сутенера. — Хочешь, я пересплю с ними по очереди и дам тебе знать, кого из них я предпочитаю?

— Мне не нравится твой тон, Катя.

— Ну, а мне не нравится эта глупая идея.

Его глаза сверкнули.

— Для умной девушки ты ведёшь себя ужасно бестолково. Черников не любит выглядеть слабыми. Он бы с удовольствием расправился с тобой. Но он — существо, которое действует в тени. Союз с могущественной семьей привлечёт к тебе всеобщее внимание. Он не захочет вмешиваться.

То, как Роман это объяснил, звучало так разумно. Но это было даже близко не так.

— Я не собираюсь этого делать. Когда я выйду за кого-то замуж, то это будет по любви.

Его губы изогнулись в насмешливой улыбке.

— Странная идея, Катя, но её лучше оставить Голливуду.

— Смейся надо мной, если хочешь, но я не собираюсь выходить замуж ни за одного из мужчин в этих папках. Брайан сказал, что теперь у меня есть собственные деньги. Я могу уехать отсюда и жить самостоятельно.

— В реальном мире ты бы и минуты не продержалась, принцесса.

Я пожала плечами.

— Может, и нет, но не тебе решать, буду ли я пытаться.

Его глаза сузились до серебристых щелочек.

— У тебя, кажется, сложилось впечатление, что мы ведём переговоры. Это не так, милая моя. Я говорю тебе, что произойдёт и когда. Твоя единственная задача — повиноваться.

От этого слова — повиноваться — у меня по спине побежали мурашки. Что было чертовски неудобно, когда Роман вёл себя как последний придурок.

Стокгольмский синдром в самом разгаре.

Я заговорила с бравадой, которой не чувствовала.

— Или что, ещё порка?

Стал бы он делать это прямо здесь и сейчас? Может быть, он каждый вечер приглашал бы меня в свою столовую и сажал к себе на колени, пока я не соглашалась на его требования.

Дрожь пробегала по моей коже, становясь горячей и интенсивной, пока я выдерживала взгляд Романа. Это было почти так, как если бы я жаждала этого.

— Этого больше не повторится, — произнёс он.

Я сглотнула. У него на уме было что-то похуже? Беспокойство и предвкушение всколыхнулись во мне, отчего у меня перехватило дыхание. Напряжение нарастало, заполняя пространство между нами.

Он встал, и мой пульс участился, когда Роман подошёл к двери и заговорил с кем-то снаружи. Секундой позже появился Константин.

Роман отвернулся от двери с непроницаемым выражением лица.

— Константин проводит тебя в твою комнату, где ты будешь оставаться, пока не образумишься.

Я кипела от злости, расхаживая в изножье кровати. Я была так зла, когда Константин вёл меня в комнату, что даже не потрудилась включить свет, и единственным источником света была полная луна, которая только начинала всходить за окном.

Но я хотела темноты. Это соответствовало моему настроению.

Роман думал, что сможет принудить меня к сотрудничеству, заперев в моей комнате. И снова он диктовал, а я должна была просто подчиняться. Он поделился минимальным количеством информации о себе, выдавая факты так, словно они были драгоценными дарами, и я должна быть благодарна за привилегию знать о нём маленькие пикантные подробности, в то время как он, казалось, знал обо мне всё.

И он приводил меня в замешательство, бросая то в жар, то в холод. Я и представить себе не могла собственнический взгляд в его глазах или ревность в его голосе, когда мы говорили о Брайане. Но потом он дал маху, назвав меня «неудачницей» и заявив, что я слишком некомпетентна, чтобы выжить самостоятельно.

«Ты бы и минуты не продержалась в реальном мире, принцесса», — он насмехался над моей неопытностью, отказывая мне в выборе.

Проблема была в том, что Роман был прав. Мой отец держал меня в золотой клетке. Даже в колледже, когда я должна была расправить крылья, мой отец всё время контролировал ситуацию.

Теперь я знала, что Роман сыграл в этом определённую роль.

И он держал меня в ещё одной клетке и хотел ввести в третью, выдав замуж. Чтобы я была «в безопасности».

Возможно, я больше не хотела безопасности. Я устала от того, что меня держали. Наблюдали.

Чёрт, он, наверное, сейчас наблюдает за мной. Роман сказал, что у него везде есть глаза и уши. Почему в мою спальню нельзя входить?

Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я сбросила туфли на каблуках и забралась на кровать. Мысль о том, что он, возможно, наблюдает за мной, наполнила меня беспокойством и дрожью, и я прикусила губу, когда потянулась и расстегнула молнию. Я сняла платье и отбросила его в сторону. Оставшись в одном кружевном чёрном лифчике и таких же стрингах, я легла на спину и погладила руками живот.

Мои бёдра сами собой задвигались, и я прикусила губу, чтобы не вздохнуть. Я никогда раньше не считала себя эксгибиционисткой, но мысль о том, что я, возможно, выступаю перед кем-то, наблюдающим за мной через объектив камеры, заставила моё дыхание сбиться, а моё сексуальное тело запульсировало от желания. Роман хотел запереть меня в моей комнате?

Отлично. Он мог запирать меня, сколько хотел. Но он не мог контролировать то, что я делала в постели. Он называл меня принцессой. Обвинял меня в том, что я всего лишь избалованный питомец.

Значит поведу себя соответственно.

Я опустила руку под стринги и погладила складочки, легко скользя по их влажности. Волна удовольствия прокатилась по моему клитору, я раздвинула бёдра и потёрла ноющую точку. Звук моей влажности достиг моих ушей, что только усилило моё удовольствие. Я поднесла другую руку к груди и высвободила её из чашечки. Мой сосок встал торчком, твёрдый и покалывающий, и я ущипнула его за кончик, продолжая лениво обводить клитор.

Дверь распахнулась без предупреждения, и на пороге появился разъярённый Роман.

Я приподнялась на локтях, моё сердце бешено заколотилось при виде его вздымающейся груди и сжатых кулаков.

— Ты хотела моего внимания, душенька, — прорычал он. Его руки легли на пояс, когда он направился ко мне. — Что ж, у тебя определённо оно есть.