Даты, относящиеся к истории Древнего мира, если нет иных указаний, — до нашей эры. — Здесь и далее примеч. пер.
В этих захоронениях могли быть и останки убитых во время штурма города.
Немецкий археолог Фридрих Ракоб обнаружил руины храма, сгоревшего при пожаре (возможно, обиталище карфагенского божества Решефа, ассоциировавшегося греками с Аполлоном) во время раскопок вблизи гаваней (Rakob 1995, 420 ff, 432 ff.).
Описание гибели Карфагена основано главным образом на версии греческого историка Аппиана (8.19.127–131), который пользовался сведениями очевидца Полибия, до нас не дошедшими.
Хотя некоторые историки полагают, что сюжеты на щите иллюстрируют вероломство и карфагенян, и римлян — Ганнибал разрывает договор с Римом, а Эней предательски покидает свою возлюбленную Дидону, отплывая в Италию, где его потомкам предстоит основать Рим, — в действительности здесь оттеняется приверженность римлян принципам fides — верности. О вооружении Ганнибала см. Vessey 1975, Campus 2003a.
Тимей Тавроменийский, о нем см. далее.
«Коварного Альбиона» (фр.).
См., например: Emanuel Omoh Esiemokhai, Iraq the New Carthage: International Law and Diplomacy in the Iraq Crisis (Ife-Ife, 2003; Ричард Руин: «Внешняя политика железного кулака: заняв жесткую позицию в отношении Ирака, Буш дал понять, что Рим нашего времени не потерпит, чтобы ему перечили новые строптивые Карфагены» (Richard Gwyn, Toronto Star, 18 September 2002). Даже литературные опусы вроде пьесы Алана Уилкинза «Карфаген должен быть разрушен» вызвали у критиков ассоциации с Ираком Alan Wilkins, Carthage Must be Destroyed ([London, 2007]).
В этом отношении показательна книга тунисского журналиста Мезри Хаддада «Карфаген не будет разрушен», в которой он обличает предвзятость французской прессы: Mezri Haddad, Non Delenda Carthago: Carthage ne sera pas detruite (Monaco, 2002).
Карфагеняне не пассивные жертвы агрессии римлян: Eckstein 2006, 158–176.
Недавно при раскопках был найден карфагенский «сейф», и в нем содержались ритуальные сосуды и не было даже следов каких-либо текстов (Docter et al. 2006, 67–75). Пунические хроники — Servius Aen. 1.343, 1.738. Утверждения римлян об использовании пунических текстов — Sallustj Mg. 17.7.0 современных толкованиях официальной истории Карфагена: Huss 1985, 505. Одна пуническая надпись (CISi. 5510) интерпретируется как описание завершения карфагенской военной кампании против греко-сицилийского города Акраганта зимой 406 года. Более подробно об этой надписи: Schmitz 1994.
Им также написана история войны Пирра, царя Эпира, с римлянами. О Тимее Тавроменийском: Vattuone 1991.
Годы жизни Диодора Сицилийского: ок. 90–21 до нашей эры. Его главный труд «Историческая библиотека» охватывает период с легендарных времен до середины I века до н.э.
Ливий читал труд Цинция Алимента, побывавшего в плену Ганнибала во время Второй Пунической войны.
Полибий в том числе обвинял Тимея в пренебрежительном отношении к другим историкам.
Подобно другим памятникам пунической культуры, мавзолей пострадал от землетрясений и различных строительных проектов. Археологам все же удалось воспроизвести его первоначальный облик. Проблема, с которой сталкивается исследователь пунической архитектуры, заключается, как и в сфере литературы, в недостатке материальных свидетельств. Виной тому — более поздняя римская городская застройка и умышленные разрушения. Немногочисленные образцы архитектуры, пережившие и древний, и более современный вандализм, обычно обнаруживаются в Северной Африке на восточных и западных окраинах карфагенской территории. О непрекращающихся дискуссиях по поводу происхождения Лептис-Магны, Эа (финикийское название современного города Триполи.) и Сабраты см. Longerstay 1995, 828–833. Мавзолей в Сабрате не был единственным сооружением такого рода. Аналогичные строения найдены при раскопках в той же Сабрате в ста метрах от первого монумента и возле Орана на западе Алжира.
Например, эолийские капители с волютами, спиральными завитками, напоминавшими рога барана, между которыми располагалась пальмовая ветвь. Они уже давно не использовались греками, но с IV века были популярны у пунийцев (Lancel 1995, 311).
Ассирийский царь Тиглатпаласар I (правил в 1114–1076 гг.) вторгся в Финикию, собрав богатую дань с владык городов-государств (Moscati 1968, 10).
Имеются документальные свидетельства, относящиеся к XV веку до нашей эры и сообщающие о том, что египетский фараон Тутмос III, обеспокоенный нехваткой больших деревьев, вторгся в Финикию и организовал завоз лесоматериалов в Египет (Marcoe 2000, 15).
Возможно, греки считали финикийцами народы, обитавшие не только у левантийского побережья, но и на севере Сирии (Rollig 1992, 93). О современной дискуссии по поводу разграничения заморского предпринимательства на финикийское северно-сирийское и южнофиникийское см. Fletcher 2004; 2006, 187–192; Peckham 1998. Я полагаю, что города севера Сирии участвовали в заморской торговле так же, как и левантийские государства, и включаю их в сферу торговой деятельности Финикии.
По мнению некоторых специалистов, диалект, на котором говорили в северных городах Библе и Арваде, отличался от тирско-сидонского наречия, доминировавшего в южном прибрежном регионе (Krahmalkov 2001, 7–9).
Заклинания, относящиеся к VII веку, были исполнены на финикийском языке (Clifford 1990, 58).
В Библии медник из Тира Хирам: «Хирам, медник из Тира, взят Соломоном, чтобы сделать сосуды, столбы, венцы, море, подставы, умывальницы и другие принадлежности для служения в храме». Третья книга Царств, 7:13.
Josephus (ibid., 8.57) упоминает зерно, масло и вина.
Также Этбаал и Ефваал. В Библии Ахав «взял себе в жены Иезавель, дочь Ефваала, царя Сидонского» (Третья книга Царств, 16:31). Тогда власть Тира распространялась и на Сидон, поэтому Этбаал (Ефваал) уже не назывался тирским царем.
Богиня также была известна под именем Раббат (RBT), «госпожа» или «мать» (Krahmalkov 2000, 441).
В Ветхом Завете тирский царь получает строгий выговор за то, что свой ум ставит наравне с умом Божьим (Ezekiel 28:1–10).
Проститутки в храме Астарты также священнодействовали со своими клиентами.
Другие греческие авторы также ссылаются на тирский миф о том, что храм был построен во время основания города 2300 лет назад (Herodotus 2.44).
Геродот в своей «Истории» называет этот храм святилищем Геракла. (Геродот. История. — М.: Ладомир, 1993.)
Согласно свидетельствам, полученным и в Тире, и в тирских колониях по всему Средиземноморью, две колонны в храме символизировали масличное дерево и вечный огонь, которые присутствуют и в рассказе Нонна об основании города. В храме Мелькарта в тирской колонии Гадес (Кадис), безусловно, были и священный огонь, и золотая олива. Иногда утверждается, будто изумрудной колонной был маяк (Katzenstein 1973, 87). Однако, по другим свидетельствам, обе колонны находились внутри храмового комплекса.
В другом греческом мифе божеству приписывается и изобретение пурпурного красителя — самого популярного и доходного товара в тирском экспорте. Однажды Мелькарт прогуливался по морскому берегу, усыпанному раковинами, со своей возлюбленной нимфой Тиро, и его собака схватила зубами один из моллюсков. Бог, увидев, что зубы пса стали багряно-красными, собрал раковины и окрасил в такой же цвет хитон нимфы. По другой версии, собаку привели к былинному царю Тира Фениксу, повелевшему начать производство пурпурного красителя и использовать его в качестве символа своей власти. Позднее тиряне, всегда отличавшиеся предприимчивостью, разрекламировали миф, изобразив иглянку и собаку с багряными зубами на монетах (Aubet 2001, 6–9).
Хирам и позже Итобаал называли себя также «царями Силона» (С/556).
Информация основана главным образом на данных Книги пророка Иезекииля, написанной в более поздний период VI века, когда Тир уже «не правил морями». Как полагают исследователи, отдельные части текста относятся к более раннему документу, датирующемуся IX и VIII веками (Ezekiel 27:9–25, см. Aubet 2001, 121–122).
Boardman (2004, 154–155) полагает, что парфюмерные мастерские на Родосе скорее всего были греческие. При этом он не принимает во внимание явно левантийскую форму флаконов.
Значительное количество левантийской керамики, обнаруженной здесь, свидетельствует об активной торговле Коммоса с Финикией.
Медные слитки и керамика экспортировались из Кипра в города левантийского побережья начиная с XIV-XIII веков. Киприоты числятся среди жителей торговых кварталов Угарита этого периода (Kochavi 1992, 10–13).
В одной надписи сообщается о тирском правителе «Карфагена» на Кипре (CIS 56). Однако она не проясняет, был ли этим «Карфагеном» Китион или какое-то иное еще не обнаруженное поселение.
Кипрская надпись, относящаяся к началу IX века, была истолкована одним переводчиком как посвященная тирскому командующему, чьи войска опустошили остров (KAI30, II, 1–3). Однако еще более ранняя надпись, относящаяся к XII веку и сообщающая о том, что опустошил Кипр бог Баал, тоже интерпретируется как историческое свидетельство разрушительного вторжения на остров финикийцев (Cross 1980, 2–3).
Недавно при раскопках в порту Уэльва на юго-западе Испании обнаружены, как предполагают археологи, свидетельства коммерческой деятельности финикийцев в IX веке (Gonzales de Canales, Serrano & Llompart 2006). Эту точку зрения разделяют Gubel 2006, 87; Fletcher 2006, 191. Подвергают сомнению гипотезу о доколониальной торговой активности финикийцев в Центральном и Западном Средиземноморье Aubet 2001, 200–211; Van Dommelen 1998, 71–75.
Fletcher (2004 & 2006) — его идея о том, что начало сотрудничеству и интеграции с местным населением положили сидонские купцы, на смену которым пришли тирские колонисты, интересна, но пока не доказана.
Поселение, очевидно, было покинуто людьми в конце VI века.
Серебро пользовалось огромной популярностью на Ближнем Востоке и в Этрурии, но в Греции в VII веке на него практически не было спроса. В главных греческих святилищах использовалась в основном бронза. В Этрурии в этот период было изготовлено множество серебряных изделий с ближневосточными орнаментами и мотивами и с применением особой техники — гранулирования и филиграни, что предполагает обитание в Центральной Италии финикийских мастеров. Восточный стиль стал неотъемлемой частью этрусского искусства (ibid., 78).
На многих артефактах обнаруживается влияние египетского искусства. В то же время не существует подтверждений контактов греков с Египтом до VII века, не найдены и эвбейские стоянки на долгом пути до Леванта.
В Тире найдено значительное количество эвбейской керамики IX века (Bikai 1978).
В Греции особенно популярны были бронзовые котлы (кратеры), декорированные крылатыми сиренами и бычьими головами и первоначально завезенные из северной части Сирии (Muscarella 1992, 40–43). По мнению других специалистов, это были приношения левантийских гостей. Предполагается, что котлы доставлены по суше, а не морем (Rollig 1992, 97–102).
Некоторые исследователи пытаются доказать, что Аль-Мина была эвбейским поселением (например, Boardman 2002 & 2005). Действительно, здесь найдено много образцов греческой керамики, однако еще больше обнаружено левантийских артефактов, хотя они не удостоились такого же внимания, как греческие изделия, поскольку археологи увлеклись возможностью засвидетельствовать основание одной из первых эллинистических колоний на Ближнем Востоке. Кроме того, спектр найденных образцов греческой керамики слишком мал для того, чтобы подтверждать жизнедеятельность греческой колонии. В основном это были сосуды для питья, а это указывает на то, что в Аль-Мине торговали предметами роскоши, а не первой необходимости (Tandy 1997, 65). Не исключено также, что по крайней мере часть кружек, якобы завезенных из материковой Греции, была изготовлена на Кипре, где господствовали финикийцы, но преобладал греческий стиль. Анализ глины показал, что их сделали скорее всего на востоке Кипра. Этим обстоятельством можно объяснить и поразительную разницу в качестве между подлинно эвбейскими скифосами — глубокими чашами для питья с двумя ручками и низкими основаниями — и образцами, найденными в Аль-Мине. Еще не доказано и то, что скифосы такого типа в данный период изготовлялись в материковой Греции. То есть с уверенностью можно говорить о ближневосточной имитации греческой керамики (Kearsley 1989) и возрастающем влиянии независимого финикийского Кипра. Popham & Lemos (1992, 154–155) не согласны с датировкой «эвбейских скифосов» Аль-Мины, предложенной Кирзли, и датируют появление эвбейских греков в Аль-Мине 800 годом. Snodgrass (1994, 4–5) считает, что значительная часть так называемых эвбейских скифосов Аль-Мины изготовлена позже середины VIII века. Первые свидетельства греческих поселений в Леванте (Телль-Сукас и Рас-эль-Басит) относятся к VI веку, но и они малоубедительны (Waldbaum 1997). Кроме того, в Аль-Мине отсутствуют типичные признаки архитектуры, присущие эвбей-ским грекам: деревянные несущие стены, черепичные крыши, апсидная планировка (Luke 2003, 23–24). Не обнаружены и свидетельства греческих погребальных обрядов или греческого языка. Найден лишь один черепок с греческой надписью (коряво исполненной). Исследователи, изучавшие ее, объяснили корявость стиля тем, что автор писал негреческие имена и фразы незнакомыми ему буквами. Анализ глины подтвердил, что сосуд не был сделан в Аль-Мине (ibid., 12, 24). Hodos (2006, 25–88) убедительно доказывает, что проблему Аль-Мины можно понять только в контексте северной части Сирии и не следует рассматривать Восточное Средиземноморье как биполярный мир, разделенный между греками и финикийцами.
Ближневосточные традиции оказывали особое влияние на греческую религию в архаический период. Хотя ряд главных греческих божеств относится к микенскому периоду, некоторые посвятительные ритуалы пришли из Ближнего Востока. К их числу можно отнести гепатоскопию — угадывание знамений при рассматривании печени жертвенных животных, очищение посредством жертвования крови, экстатическое пророчество, исходящее непосредственно из уст жреца или жрицы, успокоение душ умерших дарами и иными приношениями или магическими заклинаниями нанести вред другому человеку (Burkert 1992, 46–82). Можно привести и другие примеры: обычай устраивать пиршества в святилищах, использование алтарей для сжигания жертвоприношений и даже сооружение храмов для богов или размещения их изображений в виде культовых статуй (Strom 1992, 55–56; Burkert 1992, 19–21). Согласно Копке (Корске 1992, 110–112), греки переняли в Леванте саму идею создания храмов, а не только их архитектурный/литургический облик. Они также заимствовали обычай помещать жертвоприношения в основание религиозных сооружений, популярный у ассирийцев (Burkert 1992, 53–55). Влияние Ближнего Востока распространялось и на другие сферы жизни. Некоторые города-государства Греции переняли у финикийцев политическую систему. Государственное устройство Спарты, например, явно копировало режимы финикийских городов (Drews 1979).
Греческие обозначения букв alpha, beta, gamma, delta и других имеют семитское происхождение (Burkert 1992, 28–29).
Принято считать, что греческий алфавит возник в начале VIII века. Однако некоторые исследователи полагают, что это произошло еще раньше — в XIV веке (Bernal 1990). В сборнике Baurain, Bonnet & Krngs (eds.) 1991, 277–371, представлена серия исследований о происхождении алфавита в Греции. Греческие буквы появились в Афинах, на островах Наксос и Пифекуса к середине VIII века (Burkert 1992). Однако, по мнению других исследователей, греческий алфавит возник в XI веке на основе протоханаанейского письма, из которого произошел и финикийский язык (Naveh 1980). До настоящего времени не имеется свидетельств греческой письменности до VIII века. Поэтому греки решили, что их алфавит произошел из финикийской письменности, назвав его Phoinikeia gram-mata (финикийское письмо).
Об этом писали и Фукидид (1.13), и Диодор (14.42.1–3), и Плиний («Естественная история», 7.207). Однако, согласно Клименту Александрийскому («Строматы», 1.16.76), именно финикийцы изобрели трирему, а Плиний Старший («Естественная история», 7.208), ссылаясь на Аристотеля, утверждает, что карфагеняне придумали квадрирему. Ллойд, безусловно, прав, когда говорит о непродуктивности отыскивать в христианской полемике эмпирические факты, но перебарщивает, называя «исторически бессодержательными» утверждения Климента об изобретении триремы финикийцами (Lloyd 1975, 49–51; 1980, 197). Некоторые утверждения Климента, безусловно, верны.
Тогда самосский тиран Поликрат отправил сорок трирем в составе военно-морской экспедиции персов в Египет (Геродот, 3.44). Утверждения Ллойда (Lloyd 1975, 52–54), будто имеются свидетельства о том, что трирему создали коринфяне в VII веке, основаны на фрагментарных сведениях, написанных во времена правления римского императора Августа, и отчасти отражают попытки уже современных исследователей объяснить, почему греки воспользовались новой технологией раньше финикийцев. Фукидид не утверждал, что трирему изобрели коринфяне. Историк писал лишь о том, что они первыми из греков построили одну трирему до того, как ее конструктор, некий Аминокл, перебрался на Самос, где собрал еще четыре корабля (1.13).
Финикийские и греческие суда существенно различались. Согласно Геродоту (8.118–119), финикийские триремы имели сплошную палубу. Плутарх («Фемистокл», 14.2) также отмечает несходство более легких и низких греческих судов с кораблями «варваров», отличавшимися приподнятыми кормой и палубой. Финикийские триремы имели также несколько иную конструкцию кормы, щиты на планширях и иную форму тарана (Lloyd 1975, 48).
Социальные трансформации прежде всего отразились в дизайне и функциональном предназначении нураг. Классические нураги, обычно состоявшие из одной укрепленной башни, символизировавшей статус и богатство владельца, превратились в более сложные и замысловатые сооружения. Появились дополнительные башни, соединенные стенами, то есть нураги становились военными крепостями. Вокруг них возникали деревни, и в результате формировались сложные и социально многослойные общины (Ugas 1992, 220–230)
Среди историков нет единого мнения о действительном предназначении «норского камня». Peckham (1972) полагает, что стела повествует о Милкатоне, чей корабль (или корабли), отнесенный штормом от Испании, благополучно пристал к берегу Сардинии. Cross (1972b) дает другую интерпретацию: на стеле описана военная экспедиция на Сардинию и в «Таршиш», островное поселение, которое Милкатон со своим войском захватил, прежде чем примириться с аборигенами острова. Кросс также перевел слово Рту (-yton) как Пигмалион, то есть употребил имя царя Тира IX века. Якобы именно он санкционировал экспедицию Милкатона, а не бог Пуммай. Кросс же (Cross 1987) приводит другую, очень фрагментарную надпись, найденную в Норе, в качестве свидетельства пребывания финикийцев на Сардинии в XI веке, но его аргументация малоубедительна.
Финикийская керамика, относящаяся к данному периоду, найдена при раскопках в порту Уэльва.
В некоторых ближневосточных государствах, как, например, в Угарите на севере Сирии, главы купеческих гильдий и некоторые члены гильдий получали жалованье в царских дворцах. Взамен купцы иногда брали на себя роль царских послов (Rochavi 1992, 13–14).
Сообщая о роднике, Страбон цитирует Полибия. Примечательно, что и Нонн пользуется метафорой родников в мифе об основании Тира.
В III веке нашей эры святилище посетил философ Аполлоний Тианский. Его заинтересовали надписи, и он попросил жрецов объяснить их значение. Сделать это они не смогли. Тогда Аполлоний дал им свое толкование: «Эти колонны соединяют Землю и Небеса, и Он (Создатель) даровал их дому Судеб, дабы никогда не было вражды между стихиями, а они хранили любовь друг к другу» (Philostratus Apollon. 5.4–5).
Силий Италик в своей напыщенной и раздутой поэме, написанной для римской аудитории во II веке нашей эры, дает тем не менее полезное описание храма Мелькарта в Гадесе. Ворота святилища, на которых, согласно Италику, были запечатлены подвиги Геракла, скорее всего появились позднее или возникли в незаурядном воображении автора. О других упоминаниях ритуалов в святилище: Diodorus 5.20.2.
Явно имея в виду обряд egersis, воскрешения Мелькарта, Филострат написал о том, что только обитатели Гадеса «празднуют смерть» (Apollon. 5.4).
Старая британская мера длины — примерно 5,5 ярда.
Justin (18.4) называет изгнанников «принцами», и это может означать, что они могли входить в элитное сообщество тирских «князей-купцов».
Bunnens 1968, 124–125 — параллель с Днем благодарения в США.
Новые данные радиоуглеродного анализа могут сдвинуть датирование ближе к 800 году (Docter et al. 2006, 39).
Barr 1974 и Edwards 1991 убедительно доказывают, что Филона из Библа вряд ли можно считать авторитетным и надежным источником для исследования раннего периода истории финикийского мира.
Пунический язык впитал различные финикийские диалекты. В некоторых религиозных ритуалах явно обнаруживается ливийский элемент: к примеру, использование красной охры в погребальных обрядах (Benichou-Safar 1982, 265–266; Lancel 1995, 53; Docter et al. 2006, 35).
К сожалению, как и в случае с другими общественными зданиями, в пуническом Карфагене не найдено материальных свидетельств создания храмов для этих божеств. Однако были обнаружены менее значительные храмы как в самом Карфагене, так и в других важных религиозных центрах пунического Запада. Храм Мелькарта — CISi. 4894, 5575. Астарта — консорт Мелькарта — CISi. 250, 2785, 4839, 4850, 5657. Храм
Эшмуна, находившийся на вершине холма Бирса, был самым популярным святилищем Карфагена.
Некоторые исследователи утверждают, будто потенциальные связи с Кипром, проявляющиеся в мифе об основании города, могут свидетельствовать о значительной численности киприотов в его первоначальном населении (Kourou 2002, 102–105). Однако материальные свидетельства причастности Кипра к становлению Карфагена не указывают на то, что присутствие киприотов было более значительным в сравнении с другими регионами греческого мира (ibid., 90–92; Bisi 1988, 31).
Bunnens (1979) предполагает, что Карфаген создавался не как колония, а как торговая фактория по подобию других финикийских поселений на Западе, и лишь позднее карфагеняне превратили ее в масштабный колониальный центр. Безусловно, по мере возрастания могущества города могли меняться и представления о его назначении. Однако в основе успеха лежал первоначальный замысел создать колониальную державу.
Бордман (Boardman 2006, 199), предполагая, что Карфаген вначале был «multinational comptoir» [Многонациональная торговая контора (лавка)], преувеличивает раннее влияние эвбейских греков.
Сильное левантийское влияние подтверждается также тем, что в Карфагене было налажено массовое изготовление декорированных страусиных яиц, которые экспортировались по всему западному финикийскому миру и нередко использовались в погребальном убранстве. Их популярность объяснялась верой финикийцев в «космическое яйцо», из которого при разделении образовались земля и небеса. Карфагеняне, находясь в Африке, могли гарантировать бесперебойные поставки таких яиц (Ribichini 1995, 338).
Видимо, именно этим обстоятельством можно объяснить то, что в финикийских захоронениях на Сицилии обнаруживаются металлические болванки, использовавшиеся в погребальном убранстве (Fletcher 2006, 179–180).
В Карфагене археологи нашли множество нурагийских амфор, в которых перевозились продукты и другое сырье. В финикийском поселении Сант-Имбения найдены руины склада металлообрабатывающей мастерской и 20 килограммов медных слитков.
Одна из гробниц состояла из погребальной камеры, в которой находился каменный саркофаг, установленный в нише, вырубленной в стене. Каменные плиты образовывали крышу камеры. Передняя часть камеры закрывалась каменной стеной. Самые богатые гробницы украшались белой штукатуркой изнутри, а потолок покрывался деревянными панелями. Однако большинство карфагенян хоронили своих умерших в более скромных могилах — прямоугольных ямах, обставленных каменными плитами (Lancel 1995, 46–51).
В храме Баал-Цафона действовали пять ценовых категорий: для взрослых животных, телят, взрослых баранов, ягнят и птиц. Бедноте разрешалось ограничиваться менее дорогими приношениями: пирожными, маслами, молоком, мукой.
Целый ряд надписей, обнаруженных в Карфагене, содержат упоминания титулов «воскрешающий божественного супруга Астарты» или «пробуждающий мертвого бога запахом Астронои» [Astronoe' — Астарта.] (в зависимости от перевода) (CISi. 227, 260–262, 377; i. 5510). Большинство исследователей считают, что имеются в виду жрецы Мелькарта (Lipinski 1970, 30–58; Krah-malkov 2000, 308–309; Lancel 1995, 204–207).
Растянутый треугольник с диском наверху и поперечиной, напоминающей руки. Некоторые специалисты ассоциируют этот символ с египетским знаком «анх».
В надписях она также называется Rabbat («госпожа» или «мать») или Rabbatenu («наша госпожа»).
Совсем немного найдено образцов иконографии Баал-Хаммона. На фрагменте стелы, датирующейся V веком и найденной в прибрежном поселении в 160 километрах от Карфагена, изображен бородатый бог в коническом головном уборе и длинной мантии. В одной руке он держит копье, а другой, видимо, дает благословение.
Библейская формулировка: провести через огонь. Речь идет о царях Ахазе и Манассии.
«Исход», 22:29. Принесение в жертву сыновей — Вторая книга царей, 16:3, 21:6. О традиции молк в трактовке Ветхого Завета: Heider, 1985. Об отвержении иудеями чужеземной традиции: Второзаконие, 12:31, 18:10; Книга Пророка Иеремии, 7:31, 19:5, 32:35; Книга Пророка Иезекииля, 20:31.
[Вторая книга Царей — в еврейской Библии (Танахе), а также в католическом и протестантском канонах. В православии — Четвертая книга Царств.]
О других ссылках в Ветхом Завете на жертвоприношение сыновей и дочерей: Aubet, 2001, 246–248.
Эта информация, очевидно, заимствована у Санхуниафона, финикийского мудреца и писателя, жившего в Берите (современный Бейрут) около 1000 года.
В Аммане (Иордания) найдены руины храма с человеческими костями. Некоторые археологи считают, что здесь совершались жертвоприношения.
Среди античных источников можно отметить фрагмент из пьесы афинского драматурга V века Софокла «Андромеда», где упоминаются «чужеземцы», совершающие человеческие жертвоприношения богу Крону. Исследователи сделали вывод, что речь идет о пуническом мире, поскольку Крон считается греческим эквивалентом Баал-Хаммона, главного божества Карфагена. Однако первым сообщил в IV веке о принесении в жертву детей в Карфагене Платон (Plato Minos 315B-C). О человеческих жертвоприношениях как общепринятой карфагенской традиции писал и влиятельный греческий философ Теофраст (ок. 371–287) (Fr. 13.22–26; Porphyry On Abstinence 2.27.2). Греко-сицилийский историк Диодор (Diodorus 13.86.3) утверждал, что карфагенский командующий принес в жертву Крону ребенка, дабы привлечь на свою сторону бога во время осады города. Более поздние римские авторы писали, что варварство карфагенян поразило даже жестоких персов (Justin 19.1.10).
Если имеется в виду древнегреческий историк и биограф Клитарх, то он жил и писал в IV веке до н.э.
Святилище, найденное Пьером Синта и идентифицированное им как первое сооружение тофета, скорее всего следовало бы считать остатками поврежденных урн (Grass, Rouillard & Teix-idor 1995, 273).
Ряд надписей карфагенского тофета содержат формулировку «постановлением народа Карфагена» (Aubet 2001, 254).
Археологи находят убедительные доказательства того, что карфагеняне активно использовали Мальту и Гоцо для поддержания торговли с Грецией и Левантом в конце VI века (Sago-па 2002, 25–53).
Bunnens (1979) в особенности акцентирует внимание на империализме Карфагена и представляет карфагенян империалистами-колонизаторами, а не торговцами.
Уже в наше время Браун (Braun 2004, 302) выдвинул предположение, что Карфаген разрушил Тартесс около 500 года и завладел его торговлей.
Это не единственное свидетельство конфликтов между коренными испанцами и Гадесом. Макробий, римский автор V века нашей эры, повествует о нападении на город некоего царя Ферона (Sat. 1.20.12). См. также Витрувия (Vit-ruvius 10.1–3). Он утверждает, что карфагеняне впервые применили таран при осаде этого города. Хотя Витрувий не указывает дату, из его текста следует, что данное событие произошло до осады Византия Филиппом Македонским в 340–339 годах до нашей эры, во время которой полководец тоже использовал это орудие. Эпизод упоминается и в другом трактате, написанном в более ранний период (Athenaeus 4.9.3; Krings 1998, 229–260; Barcelo 1988, 1–22, 38–42).
В этот период происходили и существенные социальные и политические перемены в жизни нурагийцев (Webster 1996, 179–194).
Также Эбес или Эбесс.
Вероятно, первая карфагенская колония была основана в Эбузусе в 654 году. Однако многие исследователи полагают, что это было второстепенное поселение финикийцев, перебравшихся из Испании, превратившееся в карфагенскую вотчину лишь в последние десятилетия VI века, когда возникли затруднения на торговом пути между Иберией и Тиром. О перемене свидетельствуют погребальные камеры, вырубленные в скале, стелы и статуэтки.
Анализы древесины, использовавшейся в жертвенных кострах, показали, что начиная с IV века карфагеняне выращивали миндаль, груши, абрикосы и сливу (Stager 1982). Мясо и рыба в диете карфагенян — Van Wijngaarden-Bakker 2007, 841, 848. На кости собак приходится лишь около трех процентов останков домашних животных, но их, по-видимому, тоже нередко забивали на еду.
Через полтора столетия такую же картину изобилия наблюдала другая армия интервентов (Appian 8.18.117).
Керкуан обычно изображается как аномалия (Van Dommelen 1998, 122). Однако отсутствие материальных признаков других крупных пунических поселений на Кап-Бон объясняется, возможно, недостаточной изученностью этого региона.
Здесь поклонялись и женским божествам, в том числе Астарте, Тиннит (матери Цида) и Деметре.
В одном греческом тексте, относящемся к III-II векам, так представлена сфера влияния карфагенян в Северной Африке: «Столько городов или торговых факторий, сколько описано в Ливий от Сирта подле Гесперид до Геркулесовых столбов в Ливий, и принадлежало карфагенянам» (Pseudo-Scylax 111).
Именно здесь карфагеняне высадили огромное количество оливковых деревьев. Изобильными урожаями олив этот регион славится и сегодня.
Насчитано 66 ссылок греческих и римских авторов на труд Магона (Devillers & Krings 1994, 490–492). Селекция и откорм крупного рогатого скота — Columella Agr. 6.1.3; Varro Agr. 2.5.18. Фруктовые деревья = Pliny NH 17.63–64, 131. Плиний Старший полагает, что Магон был не только экспертом сельского хозяйства, но и владел военным искусством. Эта информация навела некоторых историков на мысль о том, что именно он был тем человеком, который, согласно греческому источнику, «превратил карфагенян из тирян в ливийцев» (Pliny NH 18.22). О датировке труда Магона: Fantar 1998, 114–115; Lancel 1995, 257–259).
Также Питеас.
Пифей (Питей) предположительно миновал Геркулесовы столбы, обогнул атлантическое побережье Франции, прошел Ла-Манш, дойдя до Скандинавии, Балтики, устья реки Дон [Имеется в виду река Дон в Шотландии, впадающая в Северное море у города Абердин.] и даже до Оркнейских островов. Подробно о путешествии: Dion 1977, 175–222. Однако не имеется подтверждений гипотезе Диона (175–176) о том, что экспедицию якобы санкционировал Александр Великий. На Диона, похоже, оказала влияние эллинистическая концепция Арриана (Arrian Anabasis 5.26.1–6), считавшего, что после завоевания Азии Александр намеревался отправиться на Запад.
Плиний Старший в «Естественной истории» (2.169) также упоминает о странствии Гимилькона для «исследования побережья Европы».
Picard & Picard (1961, 239): этими чудовищами скорее всего были киты, хотя образ морских чудищ всегда использовался греками и римлянами при описании северных земель и служил символом диких, далеких и чуждых мест.
Историки расходятся в определении времени путешествия Ганнона, датируя его либо первой половиной V века (Demerliac & Meirat 1983, 9), либо первой половиной VI века (Lacroix 1998, 345). О манускрипте, датировавшем «Перикл» X веком нашей эры: Lacroix 1998, 343.
По мнению других исследователей, карфагеняне увидели эти горы возле Монровии, столицы Либерии.
Как считают некоторые историки, Ганнон все-таки проплыл вокруг Африки (Lacroix 1998, 380–384). Эта гипотеза основана на утверждении Плиния, будто Ганнон успешно дошел из Гадеса до Аравии, обогнув Африку (NH 2.169). Согласно всем другим источникам, Ганнон действительно вернулся из-за нехватки пресной воды, нестерпимой жары и огненных рек, стекающих в море (Arrian Indike 43.11–12; Pomponius Mela 3.89).
Demerliac & Meirat (1983, 64–67) приводят более реалистичные данные о численности людей на борту — около 5000 человек.
Предположение, будто экспедиция имела целью нарушить арабскую торговую монополию, наладив поставки золота из рудников южноафриканского региона Зимбабве/Трансвааль через Гибралтарский пролив, представляется надуманным (Lacroix 1998, 276–342).
Возможная схема торговых операций в Северной Атлантике. Не исключено, что карфагеняне стремились найти источники постоянных поставок янтаря и меди на Балтике и в Скандинавии.
Lancel (1995, 102–109) полагает, что описания ранних экспедиций вдоль нынешнего марокканского побережья основаны на действительных исторических событиях, а более поздние повествования о путешествиях в западную субсахарскую Африку являются литературным вымыслом.
Desanges 1978, 85: «On ne peut au Périple arracher son revetement grec, sans en estomper les detours jusqu'a l'inanite» (перевод Ланселя, 1995, 108).
Канарские острова упоминает нумидийский царь Юба II (25 до н.э. — 25 н.э.). Его географические познания основаны главным образом на пунических источниках (Pliny NH 6.37).
Геродот (4.43) упоминает более позднюю и безуспешную попытку обогнуть морем всю Африку, предпринятую персом Сатаспом. Плиний («Естественная история», 5.8) также указывает, что главной целью экспедиции было обойти вокруг африканского материка. Об этом же писал Помпоний Мела (Pomponius Mela 3.93).
Греки и римляне называли всех черных африканцев эфиопами.
К примеру, в Мотии, древней финикийской колонии на Сицилии, тофет был значительно расширен, обнесен стеной и дополнился святилищем.
Это прежде всего отмечено на Сардинии, где количество аттической керамики возросло вчетверо на протяжении V столетия (Tronchetti 1992, 364–377).
Другие исследователи усматривают в этом признак аристократической привилегированности. Bordreuil & Ferjaoui (1988, 137–142) анализируют надпись, найденную в Тире и содержащую упоминание «сына Карфагена», и письмена, обнаруженные в Карфагене с упоминаниями «сынов Тира». По мнению исследователей, эти формулировки отражают скорее всего происхождение индивида, а не правовой статус. Некоторые чужеземцы удостаивались определенных прав на основе принадлежности к гражданству пунического или финикийского города-государства.
Разнообразием особенно отличались амфоры. О погребальном финикийском убранстве на Сардинии: Fletcher 2006, 175–185.
На стелах в некоторых западных финикийских городах, таких как Мотия и Таррос, обнаруживаются явные стилистические параллели с Карфагеном. Им присущи простые дизайны мотивов, изображенных символически, а не репрезентативно, к примеру, бетили (священные камни), алтари или контуры бутылей. В архитектурном отношении в этих городах также заметно сильное египетское влияние и использование циппусов, вотивных памятников, исполненных в виде тронов (ibid., 74–77). Графика стел в Сульцисе (Сульхе) и Монте-Сираи иная: они декорированы мотивами, изображенными в реалистическом стиле. Однако трудно сказать, Карфаген оказал влияние на сардинские и сицилийские города или наоборот. Налицо стилистические связи между Мотией и Тарросом: в частности, очевидна популярность мотива женской фигуры, прижимающей к груди религиозный знак или артефакт. Такие изображения не обнаружены в Карфагене (Mosca-ti 1986, 78–79). Эпиграфические свидетельства указывают на то, что между финикийцами на севере Сардинии и финикийским городом Китионом на Кипре поддерживались тесные связи. В древнейшей финикийской надписи, найденной в Западном Средиземноморье, упоминается, что Китион был метрополией для сардинского города Нора (Krahmalkov 2001, 5).
Примечательны упоминания этнических групп, образовавшихся при смешении финикийских и пунических пришельцев с местным населением в Африке, Испании и на Сардинии. О культурной гибридизации в пуническом мире: Van Dommelen 2006.
Эту идею сформулировал Ричард Уайт в исследовании взаимодействия и сосуществования западных поселенцев и аборигенов в регионе Великих озер Северной Америки в конце XVIII — начале XIX века (White, 1991). Аналогичную модель использовал историк античности Ирад Малкин в исследовании архаического Средиземноморья (Malkin 2002, 151–153; 2005, 238–239).
Некоторые исследователи считают Цида богом-основателем Сидона (Bernardini 2005, 131).
В этом отношении Антас не был уникальным местом в пуническом мире. В Тас-Силге, святилище богини Астарты на Мальте, тоже отражен симбиоз с местным женским божеством.
Утверждается, будто одна особенно известная статуэтка, обычно ассоциируемая с Цидом, на самом деле изображает Баал-Хаммона. Однако существует достаточно изображений Цида в облике божества воителя-охотника (Amadasi Guzzo 1969, 99).
Несмотря на расширение сети торговых факторий и создание новых поселений, Карфаген не стремился к тому, чтобы не допустить греков в Южную Испанию. Торговые фактории, если их покидали карфагеняне, быстро занимали фокейские греки с эгейского побережья Малой Азии, основавшие колонию в Эмпории, теперь носящей название Коста-Брава, на северо-востоке Испании (Dominguez 2002, 72–74).
Даже менее развитые туземные общины по мере роста благосостояния испытывали на себе влияние греческой культуры. В этот период в Монте-Ято появился еще один храм с греческими атрибутами. В VI веке особенно разросся город Сегеста на западе острова, где местная знать завладела институтами власти и управляла финансами. Тесные торговые и культурные связи сегетской элиты с эллинистическим миром подтверждаются значительным количеством найденной греческой керамики (включая 2300 черепков с греческими письменами). В других туземных поселениях влияние греческой культуры менее заметно. В Монте-Полиццо, где обитало в лучшие времена до тысячи человек, тоже обнаружены признаки греческого влияния в архитектуре и керамике, но не столь очевидные и многочисленные (Morris et al. 2001, 2002, 2003); De Angelis 2003, 107–110). Степень и характер приобщения туземного населения к финикийской или греческой культуре варьируются довольно значительно (Hodos 2006, 89–157).
Диодор (5.9) ничего не пишет о совместном войске финикийцев и элимцев, но сообщает о том, что колонисты из Книдоса сами вовлеклись в конфликт между сегестянами и селинунтцами. Krings (1998, 1–32) находит в обоих текстах детали, которые подвергают сомнению версию о том, что данный эпизод послужил причиной напряженных отношений между финикийцами/пунийцами и греками. Однако они в любом случае не опровергают сообщение Павсания о совместных действиях финикийцев и элимцев.
Несмотря на недостаточность археологического материала, можно утверждать, что уже в VII веке Карфаген поставлял в Этрурию предметы роскоши. В свою очередь, этруски экспортировали в Карфаген в значительных количествах буккеро — черную керамику. Карфаген ввозил этрусскую бронзовую утварь и посуду вплоть до III века. Практически отсутствуют свидетельства, которые подтверждали бы академические предположения о посредничестве греков в торговле между этрусками и карфагенянами. Важно отметить, что Этрурия не была политически едина. Карфаген поддерживал дипломатические отношения по крайней мере с двумя большими царствами — Тарквинией и Цере. О тирренской торговле в архаический период: Gras 1985.
Буккеронеро — черная керамика.
Возможно, это была «визитная карточка» или бирка к партии товара (Lancel 1995, 86–86; Macintosh-Turfa 1975, 177).
По мнению некоторых исследователей, письмена на третьей табличке исполнены не на пуническом, а на кипрском финикийском языке, и архитектурный декор храма напоминает стиль финикийского Кипра. Возможно, речь идет о выделении в уже действующем этрусском храме особого места для общины финикийских торговцев, переселившихся с Кипра (Gibson 1982, 152–153; Verzar 1980). Об академической дискуссии по поводу табличек: Amadasi Guzzo 1995, 670–673. С учетом тесных связей между Карфагеном и финикийским Кипром и политического альянса Карфагена с этрусскими царствами в данный период можно предположить, что это были пунийские купцы либо те и другие.
Aristotle (Pol. 3.5.10–11) упоминает «соглашения о завозе товаров, обязательства не наносить вреда друг другу и писаные статьи об альянсе» между карфагенянами и этрусками.
Krings (1998, 159–160) резонно не считает события вокруг Алалии частью более масштабного средиземноморского конфликта между карфагенянами и греками.
Предполагается, что этот договор также способствовал закупкам римлянами зерна в пуническом секторе Сицилии, когда Рим испытывал острую нехватку продовольствия в V веке.
Мы благодарны Полибию, отыскавшему бронзовые таблички, содержащие описание договора и двух последующих соглашений с Карфагеном, в казначействе эдилов в Риме (3.22.3). Полибий даже посетовал на трудности в понимании архаического латинского языка (3.22–23). Об исследовании договоров между Карфагеном и Римом: Serrati 2006.
Особенно по отношению к их вождям. Но подобные случаи неизвестны в южных городах Кротон и Локры (Jourdain-Annequin 1989, 280–281).
Согласно одному преданию, кельты произошли от Геркулеса, переспавшего с дочерью царя Галисии, которая затем родила сына, называвшегося и Галатом, и Кельтусом, и Кельтом. Известна также история о том, что Геракл оставил после себя немало детей в Испании и Галлии, ставших потом царями. Геракл был настолько популярен и в Италии, что один греческий историк раннего Рима написал: «Во многих местах Италии особые отгороженные территории посвящены этому богу (Гераклу) и алтари воздвигнуты ему, и трудно найти в Италии город или поселение у дороги, где бы ему не поклонялись» (Dionysius 1.40.6).
Безусловно, история о Герионе имела хождение в Греции в VIII — VII веках. Геракл и Герион фигурируют в произведении греческого поэта VII века Гесиода (Theogony 279.979), и в VII веке легенда получила такую известность, что ее использовали при росписи ваз художники на острове Самос. Герион изображается и в керамике, и в литературных текстах в самых разных ужасающих видах. Стесихор описывал его как крылатое чудище с шестью руками и шестью ногами (Stesichorus, Geryoneis Fr.S87). Аполлодору (Apollodorus, 2.107) он представлялся существом, состоявшим из трех тел, соединенных животами и разделявшихся в стороны и книзу.
В странствии Геракла по Сицилии отражены трудности, с которыми столкнулись греки на острове. Некоторые исследователи полагают, что в историях о сицилийском походе Геракла заключены воспоминания бронзового века, когда микенским поселенцам приходилось сражаться с аборигенами (Jourdain-Annequin 1989, 282–297). Многие туземные вожди, с которыми сражался Геракл, могли быть местными богами. О других ассоциациях странствия Геракла с бронзовым веком: Martin 1979. Автор предполагает, что путешествие Геракла по Центральной и Южной Италии, возможно, отражает маршрут миграции сикулов на остров Сицилия.
Krings (1998, 202–204) подвергает сомнению какую-либо связь между двумя экспедициями.
В данном случае реальность соответствовала легенде (Diodorus 4.17.4–5; Pliny NH 5.35). На киренских монетах V века Геракл изображен с гесперидской девой. Некоторые исследователи считают, что сад Гесперид находился западнее, у гор Мавритании. Утверждается также, что Геракл основал город Гекатомпилон, который впоследствии захватили карфагеняне (Diodorus 4.18.1–4).
De Angelis (2003, 135–136) полагает, что этим святилищем мог быть храм Аполлона. О связях с греческим Селинунтом свидетельствует и скульптурное изваяние в Мотии, изображающее двух львов, повергающих быка. Некоторые исследователи предположили, что оно украшало ворота фортификаций. По стилю скульптурная группа имеет сходство с метопом знаменитого храма «Е» в Селинунте, на котором изображены богиня Артемида и Актеон. Не исключено, что скульптура и метоп были созданы одними и теми же мастерами.
Терракотовые статуэтки пользовались такой популярностью, что их вскоре начали изготовлять на Сардинии и в Северной Африке.
Acquaro 1988, 17; Moscati 1986, 51 — о саркофагах, найденных в Канните близ Солунта и изготовленных, как полагают специалисты, здесь же в VI или V веках. В Канните найдено также изваяние богини со сфинксами. Оно датируется VI веком и тоже исполнено в греческом стиле.
В точности известно, что статуя найдена в пуническом городе. О дискуссии по поводу эфеба в Мотии: Lancel 1995, 323–325.
Хотя и не имеется археологических свидетельств пребывания финикийцев в храме Геракла на Фасосе, греческие авторы подтверждают финикийский прецедент культа героя-полубога на острове. Согласно более позднему греческому писателю Павсанию, фасийцы говорили ему о том, что и они сами, и Геракл произошли из Финикии: «Фасийцы, финикийцы по происхождению, приплывшие из Тира и вообще из Финикии… возвели в Олимпии Гераклу пьедестал и изваяние из бронзы. Высота изображения десять локтей, в правой руке он держит палицу, а в левой — лук. Они сказали мне, что поклонялись тому же Гераклу как тиряне, но впоследствии, соединившись с греками, стали поклоняться Гераклу как сыну Амфитриона» (5.25.12). Однако не только Геракл мог претендовать на ближневосточные корни. Согласно тому же Павсанию (1.14.6–7), поклонению Афродите положили начало ассирийцы, пафияне Кипра и финикийцы. Павсаний прекрасно понимал тесные связи между греческими и финикийскими верованиями (7.23.7–8).
Геродот отмечает лишь, что эллины возводят Гераклу в одном городе два храма: «В одном храме ему приносят жертвы как бессмертному олимпийцу, в другом — заупокойные жертвы как герою».
Безусловно, существовала двойственность образа Геракла — Мелькарта. Греческий писатель III века нашей эры Филострат («Аполлоний», 2.33.2), повествуя о Геракле, потерявшем золотой меч в Индии, делает вывод, будто бы данное обстоятельство «указывает на то, что египетский, а не фиванский Геракл дошел до Гадейры (Гадес, современный Кадис) и стал исследователем земли».
Карагеоргис предполагает, что в этот период на Кипре Геракла отождествляли с финикийскими богами-воителями Решефом и Эшмуном (а он в греческом мире ассоциировался с Асклепием, богом врачевания) и египетским Бесом. Симбиоз Геракла и Мелькарта, видимо, и заставил некоторых поздних греческих писателей опровергать утверждения Геродота о тирском происхождении культа Геракла и объяснять их предубеждениями, порожденными вследствие слишком длительного общения с варварами, к которым они относили всех людей, не считавшихся греками. Наглядный пример такой отповеди Геродоту дает нам Плутарх: Plutarch De Herodoti malignitate, 13–14. Он обвиняет Геродота в «philobarbarism», в любви к варварам и ненависти к грекам.
Гуццо связывает эпитет не с Тиром, а со скалистым выступом, на котором располагался храм. Однако это вовсе не исключает и возможного намека в нем на тирскую наследственность божества.
Lipiriski 1989, 67–70. Bernardini 2005, 125–126 — о том, что этим Карфагеном был Таррос или другой пунический город на Сардинии — Неаполис (Неаполь). Однако более убедителен вариант североафриканской метрополии.
В римском культе Венеры Эрицины долгое время сохранялись пунические атрибуты, в частности, священная проституция и совершение жертвоприношений на алтарях на открытом воздухе в огороженных святилищах (Aelian On Animals 10.50; Galinsky 1969, 70–73). У святилища в Эриксе имелся двойник — такое же горное уединенное место, посвященное Астарте, в Сикке, карфагенском городе в Нумидии, где совершались аналогичные обряды и поощрялась священная проституция (Valerius Maximus 2.6.15; Solinus 27.8). Каждый год богиня отправлялась с голубями в Сикку и возвращалась, проведя там девять дней, в Эрике (Aelian On animals 4.2; Schilling 1954, 234–239). Похожее совмещение Геракла с Мелькартом можно обнаружить в произведении греческого географа VI века Гекатея Милетского. Он писал, что Геракл, вернувшись со стадом Гериона, убил Солунта, царя одноименного пунического города на Сицилии, а помогла ему получить обратно украденных коров дева Мотия (Hecataeus of Miletus Frs. 71–72, FGH, I: 18–19; Malkin 1994, 210–211). В V-IV веках Солунт, основанный, согласно греческому историку Фукидиду (6.2–6), финикийцами, чеканил монеты с изображением Геракла (Bonnet 1988, 272–273).
Некоторые более поздние греческие писатели сообщали, что склеп Гериона можно было увидеть в Гадесе, а другие авторы утверждали, будто у склепа росли два дерева, с которых капала кровь (Philostratus Apollon. 5.4). Страбон (3.5.10), ссылаясь на греческого философа-стоика Посидония, тоже упоминает дерево в Гадесе, из которого «если подрубить корень, начинает сочиться красная жидкость» (Pausanias 1.35.7). Другим транзитным пунктом на пути Геракла была Абдера на восточном побережье Андалусии, тоже основанная не греками, а финикийцами (Apollodorus 2.5.10).
О слиянии образов Мелькарта и Геракла и раннем синкретизме героя с ближневосточными богами-героями Гильгамешем и Сандоном: Fabre 1981, 274–276. Высказывались предположения о связи между святилищем Венеры Фрутис в латинском городе Лавинии и святилищем в Эриксе (Solinus 2.14; Strabo 5.3.5). В двух манускриптах, излагающих труд Солина, упоминается не «Фрутис», а «Эрицина» из Эрикса. Некоторые исследователи посчитали это ошибкой при переписывании. В то же время нельзя не учитывать очевидного факта: в отличие от Афродиты/Астарты в Эриксе имя «Фрутис» не было столь же известно (Galinsky 1969, 115–118). Еще один пример культурного синкретизма, присущего архаической Сицилии, мы находим в саге о свершениях Дориея. Эврилеон, единственный человек, уцелевший в злосчастной экспедиции, нашел прибежище в городе Гераклее Минойской. Можно подумать, что город назвали именем греческого героя. В действительности пунийцы называли Миною Makara, что означает «город Мелькарта» (Malkin 1994, 215–216; 2005, 252–253).
Надо сказать, более поздние описания пребывания Геракла в Риме в основном отмечают дружеский характер его отношений с местным населением (Fabre 1981, 287). К числу диссидентов можно отнести Плутарха, который указывает, что Геракл убил Фавна.
Среди историков нет единого мнения относительно происхождения сюжета о Каке. Общепринято считать, что он проистекает из греческой мифологии, в частности, из легенды о том, как Гермес выкрал коров у Аполлона, пересказанной Гомером и использованной афинским драматургом Софоклом в «Следопытах». Его связывают также с историей о краже Сизифом коней Диомеда, когда Геракл гнал их к Эврисфею, царю Микен, после свершения восьмого подвига (Apollodorus 2.5.8). Дана Саттон (Dana Sutton 1977) полагает, что наиболее вероятным источником сюжета, вошедшего в канон римской мифологии, являются пьесы о сатирах начала I века до н.э. Однако хорошо известно, что Дионисий активно использовал сочинения писателей западногреческой эллинистической эры. Очевидно, один из них и был автором легенды.
В других регионах Центральной Италии Геракл ассоциировался с самыми разными божествами (Bradley 2005, 132).
Самое раннее изображение Кака на этрусском зеркале датируется IV веком до н.э.
Связь храма Святого Омобоно с Этрурией подтверждает пластина из слоновой кости, на которой начертано этрусское имя Araz Silqietanas Spurianas, найденная археологами в святилище (Forsythe 2005, 90). Об археологических свидетельствах храмов и святилищ архаического Рима: Smith 1996, 158–165.
Идентификация фигуры богини тоже вызывает споры. Выдвигаются несколько вариантов: например, Юнона-Гера (Coarelli 1988, 301–328), Афина-Минерва (Colonna 1987). Некоторые исследователи утверждают, что, возможно, скульптуры Геракла и Афины украшали крышу храма по желанию одного из римских царей, который по примеру авторитарных правителей материковой Греции стремился продемонстрировать, что его владычество санкционировано богами. Они приводят в пример статую в Афинах, изображающую тирана Писистрата в виде Геракла, которого представляет на Олимпе Афина, покровительница города, свидетельствуя тем самым, что он пользуется божественной благосклонностью. Аналогичную роль играли статуи и в этрусском южном городе Вейи. Более поздние римские писатели Марциал (14.178) и Плиний («Естественная история», 35.157) сообщают, что Вулке, скульптору из Вейи, была заказана статуя Геркулеса последним римским царем Тарквинием Гордым (Cornell 1995, 148; Bradley 2005, 130; Ritter 1995, 21). В этом отношении особый интерес представляют находки в святилище Пирги, где, помимо знаменитых табличек, археологи обнаружили подземелье, в котором могло находиться погребение Мелькарта до того, как он был воскрешен церемонией эгерсис. Надпись, найденная ими, посвящена Уни и Тину (Тинии), главным этрусским божествам. Уни ассоциировалась с Астартой, консортом Мелькарта, и, похоже, перед нами еще один случай синкретизма — Мелькарта и Тина (Тинии) (Casquero-2002, 89–90).
Можно отметить и другие сходства: абсолютное верховенство божества в его храме, длинные мантии и лавровые венцы на непокрытых головах жрецов (хотя аналогичные детали присущи и греческим святилищам). Предполагается, что Потиции, одна из аристократических семей, управлявшая культом, были в действительности кастой жрецов в ближневосточной традиции (Van Berchem 1967, 311–315). Bonnet (1988, 278–304) сомневается в связи между Мелькартом и Римом. Однако ее аргументы не могут опровергнуть заимствование некоторых ритуалов и элементов иконографии божества в архаическом городе.
Сервий Туллий — шестой царь Древнего Рима в 578–534/533 годах до н.э.
Значительное восточногреческое влияние подтверждают надписи, найденные в порту Грависки этрусского города Тарквиния, в храме VI века, посвященном греческим богиням Афродите, Гере и Деметре, — особенно Самоса, Милет и Эфеса (Torelli 1989, 48–49; Smith 1996, 146–147). Отсутствие финикийской керамики в контексте архаического Рима подрывает гипотезу об активной жизнедеятельности финикийских купцов в этом городе (Casquero 2002, 101–102). Однако и находка большого количества греческой керамики VIII века под святилищем Омобоно тоже еще ничего не доказывает: финикийцы обычно перевозили греческие товары (Cornell 1995, 68–69).
Эта модель внедрения культа Мелькарта и Астарты в Италию предпочтительнее концепции Бонне (Bonnet 1986, 29), считающей, что культ привезли в Этрурию карфагеняне. О более широкой трактовке проблемы: Smith 1996, 159–162.
Примечательно, что колосья обычно изображались и на пунических монетах, чеканившихся на Сардинии.
Ван Доммелен, возможно, прав, оспаривая утверждения Барреки (Barreca 1986, 88–89) о карфагенской оборонительной системе по всему острову, но, в свою очередь, не уделяет достаточного внимания фортификационному характеру многих поселений.
Хотя точная дата возникновения института суффетов остается неясной, Крахмалков (1976, 153–157) обратил внимание на важное историческое обстоятельство: до V века в пунических эпиграфических источниках нет упоминаний этих должностей. Хотя и в Тире институт суффетов отмечен в V веке (Sznycer 1978, 571), не имеется свидетельств, которые указывали бы на то, что он зародился в Леванте.
Суффеты упоминаются в надписях, найденных в Тарросе и датирующихся III веком. Указание предков сановников может свидетельствовать о том, что институт суффетов как политическая организация существовал и прежде в Тарросе (Barreca 1987, 26). Суффеты в I веке действовали в таких карфагенских (финикийских) колониях, как Эрике, Бития, Сульцис (Сульх), Мальта, Гадес и, возможно, Карали (Кальяри). Народные собрания функционировали в Лептис-Магне, на Мальте, в Битии и Ольбии. В этих колониях, очевидно, существовал и аппарат должностных лиц менее высокого уровня, утверждавшихся в Карфагене и занимавшихся, например, сбором податей. Вначале предполагалось, что в надписи, найденной в Тарросе (CISi. 154) и датируемой III веком, упоминается карфагенский сановник. Теперь принято считать, что это имя местного чиновника, контролировавшего торговлю и рынок.
Предполагается, что одним из двух святилищ в Гимере был храм Ники, приносящей победу в сражениях. Третье обстоятельство, побудившее Карфаген к тому, чтобы отказаться от практики человеческих жертвоприношений, как считают исследователи, фиктивное.
Карфаген сознательно не использовал и другие возможности для интервенции в Сицилию. Карфагеняне отвергли даже призывы прийти на помощь элимскому городу Сегеста в конфликте с греками и своему союзнику Селинунту (Diodorus 12.82.7). Возможно, они опасались, что станут жертвой афинян (Aristophanes Knights 1302–1304; Plutarch Per. 20.4).
Однако имеются свидетельства прежних дружественных отношений греков и финикийцев на Кипре (Snodgrass 1988, 19–20). О финикийских правителях Китиона: Yon 1992.
Аристотель в «Политике» (5.6.2) упоминает неудавшийся переворот, предпринятый Ганноном и положивший конец политическому господству Магонидов в Карфагене.
Многочисленные свидетельства подтверждают, что карфагеняне изготовляли, продавали и употребляли вина (Lancel 1995, 274–276).
В Фивах некто с карфагенским именем Ноба (возможно, Анноба) удостоился статуса проксена, почетного гражданина, дававшегося чужестранцам за особые заслуги перед городом. Среди жителей Афин около 330 года упоминаются два карфагенянина, а в инвентарных описях храмов Аполлона и Артемиды на острове Делос указаны и дары пунийцев (Manganaro 2000, 258).
Преемникам Гелона недоставало ни харизмы, ни жестокости, и сиракузцы их свергли. Демократическая форма правления тоже не преуспела в достижении социального единства, которое подрывалось насилием и массовыми депортациями, присущими режиму Гелона (Lomas 2006, 102).
В Карфаген завозилось значительное количество товаров из Италии и Греции (Bechtold 2007, 54–58, 65–67).
Это была грозная сила. Тем не менее данные о численности войск — 200 000 пеших и 4000 конных воинов — представляются преувеличенными (Diodorus 13.54.5).
Где бы ни чеканились монеты, это делалось по распоряжению Карфагена (Manfredi 1999, 70).
Гимилькар, как сообщают хронисты, принес в жертву богу немало быков и коров, утопив их в море.
Согласно Диодору (Тимею), решение Дионисия мотивировалось не только алчностью, но и опасениями, что граждане восстанут и свергнут его, если не будет карфагенской угрозы.
Согласно Юстину (19.3.12), Гимилькон заперся в доме и покончил с собой.
Возможно, суффеты уже избирались и ранее (Sznycer 1978, 567–570).
Выдвигались и дополнительные требования: Селинунт и Акрагант возвращались в сферу влияния Карфагена, а Дионисий должен был выплатить Карфагену 1000 талантов репараций.
В городе поднялась такая паника, что люди выскакивали из домов с оружием, думая, что Карфаген подвергся нападению.
Во второй половине IV века свои монеты чеканили Панорм, Солунт, Термы Гимерские и Эрике (Jenkins 1971, 53–75).
Также Галеса.
Возможно, Алеса (Галеса) была основана как база для экспедиционных сил. О Термах Гимерских: Diodorus 13.79.8. Население города состояло из пунийцев, а также греков Сицилии и Южной Италии (ibid. 19.2.2).
Несмотря на очевидное пуническое влияние, в использовании святилища Малафоры в IV веке проявлялась и приверженность местному культу, который почитался и греками, и пунийцами.
Археологи пришли к этому выводу, обнаружив там большое количество военных монет из Карфагена и грузовых амфор. О Монте-Адраноне: Fiorentini 1995.
Археологи нашли здесь в том числе карфагенские бронзовые монеты, игральные кости, винные амфоры и греческую керамику (Morris et al. 2001–2002).
Некоторые исследователи усмотрели в этом свидетельство существования некоего «экономического протектората», защищать который должны были наемные войска. Однако, судя по большому количеству амфор, завезенных из Северной Африки, в отличие от старых пунических городов, где их в основном изготовляли на месте, эти новые поселения, похоже, не были частью процветающей местной экономической системы (Bechtold 2007, 54–58).
В пунической Сицилии найдены многочисленные образцы сардинских продуктовых амфор в форме «кулей» и «торпед», датирующихся V-IV веками (Mastino, Spanu & Zucca 2005, 103–104). Это соответствует сообщениям Диодора о том, что карфагенская армия снабжалась сардинским зерном (Diodorus 14.77.6; Fariselli 1999, 59–63).
В таких городах, как Мессана, Дионисий поселил немало наемников из Кампании и Южной Италии (Lomas 2006, 112–114).
Этот визит, возможно, совпал с ритуалом эгерсис, совершавшимся в феврале — марте. Тиряне отправили женщин и детей в Карфаген, как только началась осада (Diodorus 17.41.1, 17.46.4; Quintus Curtius Rufus 4.3.20).
Diodorus 17.2. Arrian (Anabasis 2.16.4–7) также утверждает, что это был не «Геракл-аргивянин», сын Алкмены, а «Геракл-тирянин»*.
Аргивянами называли жителей города Аргоса. Под этим названием, как и под определением ахеяне, подразумевались греки.
Потому и Ганнибала, карфагенского полководца, возглавившего экспедицию в 410 году, назвали «по натуре… ненавистником всех греков» (ibid. 13.43.6).
Во время сицилийских войн Карфаген периодически выступал в поддержку греко-сицилийских диссидентов, стремившихся изменить режим в Сиракузах (Plutarch Tim. 2.1–2; Diodorus 16.67.1–3). Это означало также, что Карфаген стал прибежищем для сицилийских греков, изгнанных из своих городов. Полибий (7.2.3–4) упоминает двух братьев Эпикида и Гиппократа, офицеров карфагенской армии, выросших в североафриканской метрополии, поскольку их дед был вынужден бежать из Сиракуз, когда его обвинили в убийстве одного из сыновей Агафокла. О греках в Карфагене в III веке: Galvagno 2006.
К примеру, посвящение в Карфагене «госпоже Амме (Деметре), госпоже-хозяйке загробного мира» (701/83): Krahmalkov 2000, 177; Moscati 1986, 73.
Обычно под божеством изображался цветок лотоса, традиционный финикийский символ жизни и возрождения (Bonnet 1986, 182–186).
Например, на ритуальной бритве, найденной в Утике, изображен Геракл, борющийся с огромным быком. В этом мотиве отражено влияние монет, чеканившихся в греко-сицилийских городах Селинунт и Солунт (ibid. 195). Также были найдены парфюмерные флаконы с изображением Геракла и один флакон с изображением Геракла и Ахиллеса.
До III века полководцы обычно выдвигались из политической элиты и становились суффетами (Drews 1979, 55). О Народном собрании — Aristotle Pol. 2.8.9; Diodorus 25.8.
Какое-то время монеты чеканились в двух вариантах, пока не остался только один — mhsbm.
Существенной эту перемену считают многие исследователи. По мнению Манфреди (Manfredi 1999, 72), она «стала результатом нормализации положения пунической администрации на Сицилии, когда отпала необходимость в специальных мерах по укреплению ее легитимности».
Эти монеты чеканились с конца IV века.
Diodorus 21.16.4 — полагает, что Агафокл заразился от снадобья, занесенного пером, которым чистил зубы.
Считается, что Агафокл понес Божью кару зато, что захватил священные подношения богу огня Гефесту (ibid. 20.101.1–3).
По преданию, к этой колонне приносили младенцев в надежде на то, что их накормят молоком или заберут.
Hoyos (1998, 14) утверждает, что в этой акции римляне не участвовали. Однако более убедительными представляются доводы Хусса (Huss 1985, 212), поскольку римляне вряд ли допустили бы, чтобы подобная военная операция на итальянской территории проводилась без их участия.
Согласно христианскому автору Орозию (Orosius 4.3.1–2), все-таки произошло сражение флотилий карфагенян и римлян, но его описание больше похоже на вымысел. С другой стороны, возможно, он прав, утверждая, что римляне отправили в Карфаген посольство с жалобами.
Gruen 1992, 17–18, подвергает сомнению гипотезу о том, что подобные идеи исходят от Гелланика Лесбосского. О согласии с этой гипотезой: Solmsen 1986; Malkin 1998, 199–202. В теории о том, что отдельные негреческие народы обязаны своим существованием греческим легендарным героям, в сущности, не было ничего нового. Сказания о том, что этрусками и латинами правили сыновья Одиссея, начали распространяться в греческих литературных кругах по крайней мере с середины VI века, а возможно, и раньше. Этрускам импонировала идея происхождения от легендарного гомеровского странника (Malkin 1998 & 2002). Подобный этногенез был очень удобен: он подчеркивал «грекость» одних людей и чужеродность других. Скоро эти идеи будут широко применять в Италии одни негреческие этносы, утверждая свое превосходство над другими негреческими этносами (Dench 2002, 300).
Сага об Энее, позднее еще более приукрашенная, проистекает из греческого гомеровского эпоса. Впервые упоминает о троянском царевиче, отправившемся на Запад, греческий автор VI века, греко-сицилийский писатель Стесихор (Gruen 1992, 13–14). История об Энее на Западе уже была известна в VI веке в Этрурии, о чем свидетельствуют изображения на привезенной греческой керамике и на местных изделиях (Galinsky 1969, 105). Gruen (1992, 21–26) тем не менее убедительно доказывает, что эпицентром интереса к Энею был Лаций.
Греко-сицилийский писатель Каллий (Callias /Fr. 5A Dionysius 1.72.5/) утверждал, что Рим основали братья-близнецы Ромул и Рем, третий безымянный брат, отпрыск Латина (царя латинов) и Рома (женщина из Трои, прибывшая в Италию с Энеем, но не имевшая к нему никакого отношения). Алким, тоже историк из Сиракуз, предложил иную версию истории, в которой Ром, сын Ромула и внук Энея, основал город (Vattoune 2002, 220). Настолько возрастала значимость Рима, что к IV столетию целый ряд греческих писателей, представителей школ и Аристотеля и Платона, приписывали Риму эллинистическое происхождение (Dionysius 1.72.3–5; Plutarch Cam. 22.2). Vattuone (2002, 220) объясняет настойчивость, с которой многие сиракузские авторы IV — III веков стремились присвоить Риму латинскую и/или троянскую, а не греческую наследственность, тем, что из-за его альянса с Карфагеном в нем видели врага западных греков. Однако отношение греков к троянцам уже было несколько иное. Тимей, положительно относившийся и к Риму, утверждал, что он был основан троянцами.
Притягательность греческих этнографических теорий заключалась не только в самих идеях, но и в научных риторических формулировках. Bickerman 1952a; Momigliano 1975, 14–15; Cornell 1995, 60–63.
Греческий аркадский царь Эвандр был вписан в мифологическое прошлое Рима именно в этот период (Bayer 1926; Cornell 1995, 68–69).
Согласно Тимею, празднество Октябрьского коня в Риме — ритуальное жертвоприношение лошади — проистекает из завоевания греками Трои (Polybius 12.4b. 1–12.4 с. 1). Он утверждает также, что Penates, священные реликвии, якобы привезенные Энеем из Трои, хранились в латинском городе Лавинии (Dionysius 1.67.3–4). Об исследовательской методике Тимея: Festus Rufus Avienus 190 L. Полибий скептически относился к претензиям Тимея на достоверность своих сообщений, основанных на посещении городов и беседах с их обитателями (Polybius 12.4d. 1–2).
Пенаты — боги-хранители домашнего очага, а затем и всего Римского государства и народа. Дома обычно хранились два пената из дерева, глины или камня.
Эмблема высоко ценилась римскими победоносными полководцами, в том числе и одним из членов семейства Фабиев. Гай Фабий и второй консул Квинт Огульний претендовали и на родство с Ромулом и Ремом. Фабии предполагали, что произошли от пастухов, оберегавших Рема (Ovid Fasti 2.361, 2.375). Фабию волчица с братьями-близнецами напоминала об одном из самых славных моментов в его жизни: тридцать лет назад он предал суду несколько ненавистных ростовщиков. Они были оштрафованы, и часть денег пошла на изготовление скульптурной группы, изображающей младенцев Ромула и Рема, сосущих волчицу (Livy 10.23).
Марс — Мамерс или Мамертис у сабинов и осков, южной ветви умбрского племени в Кампании. В российской исторической литературе мамертины — «сыны Марса», названные так за исключительную храбрость в бою.
Harris 1979, 9–53. Rich (1993, 38–68) рекомендует не преувеличивать роль фактора воинственности римлян в конфликтах этого периода. Eckstein (2006, 181–243) тоже подвергает сомнению предположение, будто в военном и дипломатическом отношении римляне проявляли больше агрессивности.
Хотя и римский историк Ливий (Epitome 14; 21.10.8), и Сервий, исследователь Вергилия (Аеп. 4.628), упоминают договор, Полибий (3.26) отрицает его существование.
По другой версии, командующего забили камнями до смерти (Orosius 4.4.4). Полибий же (1.24.5–7) просто сообщает о том, что Ганнибала наказали за потерю кораблей и блокирование в гавани.
У Полибия — Миттистрат.
Также Тиндарид у Полибия.
Согласно некоторым источникам, римляне ввели в заблуждение карфагенского флотоводца Гамилькара: разделили флотилию (Zonaras 8.12) либо припрятали часть кораблей (Polyaenus 8.20). Lazenby 1996, 78–79.
Lazenby (1996, 96) сомневается в том, что у мыса Экном действительно произошло сражение.
Карфагеняне послали в город лазутчиков, но Метелл их разоблачил, собрав всех граждан и приказав им схватить за руки тех, кого они знают (Zonaras 8.14). Однако надо отметить, что у Зонары такую же тактику применил Муммий при взятии Коринфа в 146 году.
Данные о числе слонов различны: от 10 (Polybius 1.40.15) до 142 (Pliny NH8.16). Согласно некоторым сообщениям, Метелл предложил захваченным погонщикам волю, если они согласятся управлять животными и дальше, и переправил слонов в Италию на огромных плотах (Diodorus 23.21). Описание триумфа в Риме дают и Зонара, и Плиний, и Фронтин (Zonaras 8.14; Pliny NH8.16; Frontinus Strat. 1.7.1). После торжественного шествия слонов убили. Lazenby 1996, 112–122; Goldsworthy 2000, 92–94.
Римский поэт Невий писал о Клавдии Пульхере как о человеке «гордо и презрительно сдававшем легионы» (Naevius Fr. 42). Lazenby 1996, 132–141; Goldsworthy 2000, 119–122.
У Полибия: 2200 эвбейских талантов серебра.
У Полибия: карфагеняне обязывались очистить все острова, лежащие между Италией и Сицилией.
Такие названия дает автор. У Полибия — Гекатонтапил.
Hoyos (2007, 23–24) подвергает сомнению то, что Ганнон сосредоточился исключительно на экспансии в Африке.
Раскопки проводились нелегально, и таблички были проданы частному коллекционеру. По крайней мере одна из них (VII) оказалась поддельной. Современная библиография, касающаяся табличек Энтеллы, достаточно велика и продолжает нарастать. Самый подробный анализ дает Лумис (Loomis 1994). Аргументы Хойоса (Hoyos 1998, 23–32) в обоснование возможной датировки табличек началом IV века представляются малоубедительными.
Я привожу данные Хойоса (2007, 27–31), а не Лорето (1995, 48–49, 64–67), который, не основываясь на каких-либо исторических свидетельствах, утверждает, что долги не превышали двухмесячного жалованья.
Хойос (Hoyos 2007, 46–47), возможно, прав, утверждая (в пику Лорето — Loreto 1995, 57–61), что Ганнон не собирался передислоцировать войска для военной кампании в Африке.
Hoyos (2007, 53–60) считает справедливыми многие претензии наемников, хотя и раздутыми.
Hoyos (2007, 26) подвергает сомнению сообщение Аппиана (Appian 5.2.3) о том, что карфагеняне убили 3000 ливийских перебежчиков, переданных им римлянами (contra Loreto 1995, 89).
По мнению Хойоса (Hoyos 2007 93–94), именно такой была численность войска наемников на пике конфликта. О предыдущих мятежах ливийцев и альянсах с врагами карфагенян: Hoyos 2007, xiii, n. 2. Лорето (Loreto 1995, 87–113) преувеличивает роль недовольства ливийцев в возникновении конфликта и преуменьшает роль наемников в восстании. Манфреди (Manfredi 2003, 378–404) утверждает, что в середине III века карфагеняне активно проводили политику пунизации ливийской глубинки. Однако процесс культурной ассимиляции посредством самых различных методов, в том числе и службой в войсках, очевидно, был гораздо более длительным.
Наиболее правдоподобна теория, трактующая их начальными буквами имен вождей восстания — Матоса, Автарита и Зарзы. Версия Манганаро (Manganaro 1992, 93–99), утверждающая, что монеты отчеканены в более поздний период и воспроизводят сицилийскую чеканку 214–211 годов, абсолютно неверна.
Не существует никаких исторических свидетельств, которые подтверждали бы гипотезу Лорето (Loreto 1995, 112) о том, что Матос намеревался создать ливийское монархическое государство.
Головы Зевса и Афины (в коринфском шлеме) изображались на сиракузских монетах. Бык обыкновенно служил эмблемой для городов Кампании. Образ льва был популярен в пунической Сицилии. Манфреди (Manfredi 1999, 74) усматривает в монетах средство этнического самоопределения р войске наемников.
Не существует исторических доказательств утверждения Лорето (Loreto 1995, 87–113), будто это было преимущественно ливийское восстание, в котором наемники участвовали на платной основе.
Согласно Полибию, предложение Гамилькара распространялось и на ливийцев.
Как сообщает Полибий, мятежники замучили и умертвили до 700 карфагенян.
Утверждение Аппиана о том, что римляне тоже послали посредников в Северную Африку, скорее всего достоверное (Hoyos 2007, 129). Однако не имеется свидетельств, подтверждающих мнение Хойоса (Hoyos 1998, 125), будто римляне согласились снизить размер или отсрочить выплату контрибуции Карфагеном.
И африканские, и сардинские повстанцы изображали на монетах три колоса, которых не было на карфагенских деньгах (Visona 1992, 125–126; Carradice & La Niece 1988, 38–39). Это обстоятельство может указывать на то, что между ними были контакты.
Другие, более поздние, римские историки будут утверждать, что Сардиния была уступлена Риму (Livy 21.40.5, 22.54.11). О недостаточности свидетельств новых столкновений между Римом и Карфагеном в начале тридцатых годов III века: Hoyos 1998, 134–135.
Между исследователями возникли разногласия по поводу даты судебного преследования Гамилькара Барки. Loreto (1995, 205–210) и Lancel (1999, 28) согласны с Аппианом, сообщившим, что Гамилькара пытались привлечь к суду в 237 году. Seibert (1993, 13–14) и Hoyos (2007, 20–21) полагают, что это случилось в 241 году, когда популярность и политическое положение Гамилькара были на самом низком уровне.
Лишь около десяти процентов обнаруженных археологами вотивных памятников поставлено женщинами. Поразительно то, что женщины-просительницы представлены именами отцов или мужей (Amadasi Guzzo 1988, 144–147). Элитные семьи зачастую совершали совместные жертвоприношения.
На некоторых надписях имена сопровождались указанием «принадлежит такому-то» (s) (Amadasi Guzzo 1988, 143–144).
В одной надписи перечислены гильдии грузчиков и упаковщиков, плавильщиков золота, кузнецов, стеклодувов и даже изготовителей сандалий, принимавших участие в строительстве новой улицы.
Предполагается, что несколько укреплений в Восточной Андалусии, датирующихся V — III веками, могли использоваться карфагенянами для охраны рудников.
По мнению некоторых исследователей, Баркидская Испания существовала как независимая монархия, но это очень вольное допущение (Blasquez Martinez & Garcia-Gelabert Perez 1991, 38ff).
Polybius 2.1.6 contra Diodorus (25.10.1), утверждающего, что армия отправилась из Карфагена.
Это древнее греческое поселение на северо-востоке побережья Испании, ниже восточной оконечности Пиренеев, называется по-разному: Эмпории, Эмпоры, Эмпория. У Полибия — Эмпория, у автора — Ampurias.
Безусловно, отношения сложились напряженные. Во время Второй Пунической войны командующий в Гадесе реквизировал все ценности храма и города и обложил жителей военным налогом. Городской совет в отместку вел тайные переговоры о передаче Гадеса римлянам. Магон, главнокомандующий карфагенян, казнил изменников.
Теперь принято датировать выпуск карфагенских серебряных драхм, найденных в Испании, гораздо более ранним временем — до Баркидской экспедиции (Villaronga 1992).
В этот период корабли также изображались на монетах Тира и Сидона (Villaronga 1973, 57).
Эту эмблему, конечно, избрали потому, что тетрадрахма Александра/Геракла была тогда самой распространенной серебряной монетой в эллинистическом мире и, следовательно, наиболее привлекательной для наемников на службе у Карфагена. Подсчитано, что этот образ в Средиземноморье и на Востоке 51 раз воспроизводился на монетах разных выпусков в последней четверти III века (Price 1991, 72–78). Возможно, подействовал пример Агафокла, который тоже изображал Геракла на своих монетах. Подобно тому как «портрет» Геракла на некоторых монетах Александра воспроизводил идеализированное обличье великого царя, его образ использовался в тех же целях и на монетах Агафокла (Dahmen 2007).
Hoyos (1994, 247–259; 1998, 150–152) утверждает, что Баркиды пользовались политической поддержкой в Карфагене и якобы «с 237 года карфагенская республика де-факто была военной монархией». Я согласен с мнением Шварте (1983) и Хусса (1985), которые считают, что в Карфагене конфликтовали противники и сторонники Баркидов.
Один римский и птоломеевский стадий — 185 метров.
Rich 1996, 20; Errington 1970, 37–41 — с его тезисом о возможном вмешательстве Массилии совершенно не согласен Хойос (Hoyos 1998, 171). Массилияне имели колонию на северо-востоке Испании.
Errington (1970, 32–34), Hoyos (1998, 147–149) — оба считают эту историю вымыслом, хотя и не выдвигают убедительных аргументов.
Hoyos (1998, 169–170) полагает, что Гасдрубал пригрозил воспользоваться вторжением галлов в Северную Италию. Эта гипотеза отвергается Ричем (Rich 1996, 21–23).
Цитата вырвана из контекста и малопонятна. Целесообразно привести ее полностью. Гасдрубал пригласил Ганнибала к себе в Испанию письмом, когда он едва достиг зрелого возраста, и об этом был поставлен вопрос даже в сенате. Баркиды домогались утвердительного его решения, желая, чтобы Ганнибал привык к военному делу и со временем унаследовал отцовское могущество; но Ганнон, глава противного стана, сказал: «Требование Гасдрубала, на мой взгляд, справедливо; однако я полагаю, что исполнять его не следует». Когда же эти странные слова возбудили всеобщее удивление и все устремили свои взоры на него, он продолжал: «Гасдрубал, который некогда сам предоставил отцу Ганнибала наслаждаться цветом его нежного возраста, считает себя вправе требовать той же услуги от его сына. Но нам нисколько не подобает посылать нашу молодежь, чтобы она под видом приготовления к военному делу служила похоти военачальников. Или, быть может, мы боимся, как бы сын Гамилькара не познакомился слишком поздно с соблазном неограниченной власти, с блеском отцовского царства? Боимся, как бы мы не сделались слишком поздно рабами сына того царя, который оставил наши войска в наследство своему зятю? Я требую, чтобы мы удержали этого юношу здесь, чтобы он, подчиняясь законам, повинуясь должностным лицам, учился жить на равных правах с прочими; в противном случае это небольшое пламя может зажечь огромный пожар».
Villaronga (1973, 121) утверждает, что эти монеты (III) были выпущены во время командования Гамилькара или Гасдрубала. Однако Волк (Volk 2006) недавно выдвинул обоснованную гипотезу, предполагающую, что эта серия по времени отстоит не очень далеко от более поздней серии XI, которую исследователи связывают со Второй Пунической войной. Поскольку датирование XI серии не вызывает сомнений, то, очевидно, и III серия была выпущена гораздо позже, чем предполагает Вилларонга.
Среди исследователей ведутся споры по поводу предположений о вероятном изображении Баркидов на этих монетах (Robinson 1953, 42–43; Villaronga 1973, 45–47).
Автор не называет «грозного противника». Согласно Ливию, им было войско карпетанов, которое вместе с вспомогательными отрядами олькадов и вакцеев насчитывало около ста тысяч человек — в открытом поле непобедимое.
Современная река Тахо.
Livy (21.6) ничего не пишет о поездке послов, а просто сообщает о том, что сенат принял решение отправить послов, но посольство не успело выехать из-за нахлынувших событий. Rich (1996, 10–12) — о том, что римский ультиматум был предъявлен и отвергнут до того, как Ганнибал перешел Ибер.
Выдвигались предположения о том, что в упоминаниях римских посольств Полибием (до осады) и Ливием (во время осады Сагунта) в действительности речь идет об одной и той же миссии (Lancel 1999, 50).
Черная керамика была столь популярной, что ее начали имитировать и в Карфагене.
К их числу относился и первый римский историк Фабий Пиктор, принимавший самое активное участие в дебатах (Polybius 3.8.1–3.9.5).
Seibert (1993, 58–60) предполагает, что Совет старейшин в Карфагене выступил в поддержку Ганнибала, преодолев определенные разногласия.
Rich (1996, 29–30) склонен объяснять промедление техническими и стратегическими причинами, а не разногласиями в римском сенате. Hoyos (1998, 226–232) считает его результатом оппозиционного противодействия.
Довод советника, вероятно, был резонный, поскольку Гасдру-бал давал римлянам единоличное согласие, обусловленное ходом кампании и впоследствии не выполненное (Bickerman 1952b). О позиции Полибия по отношению к поведению карфагенян: Serrati 2006, 130–134.
Harris 1979, 200–205; Hoyos 1998, 264 — о том, что после захвата карфагенянами Сагунта «римляне уже предвкушали неминуемую и непременно прибыльную войну».
Сиденье-паланкин.
Даже в середине II века, когда Полибий набирался опыта в римской армии, отношения между италиками и римлянами все еще были враждебными, что не могло не привести к гражданской войне.
В битве при Требии участвовали 20 000 союзнических воинов и 16 000 римских граждан.
В примечаниях автор дает ссылку и цитирует не Полибия, а Ливия.
У автора — Demetrius of Phalerum. Под этим именем известен древнегреческий афинский философ-парипатетик Деметрий Фалерский (Phalerum, Phalereus). Деметрия в Иллирии называют либо фарским тираном, либо Деметрием Фаросским. У Полибия — Деметрий из Фара (современный остров Лесина у побережья Далмации). У Птоломея — Pharia, у Страбона — Pharos.
Повествования Сосила и Силена о кампаниях Ганнибала, написанные, вероятно, после ухода карфагенского полководца из Италии, без сомнения, основаны на более ранних текстах. См.: Diodorus 26.4; Cornelius Nepos Ham. 23.13.3; Walbank 1985, 129–130.
И другие греческие историки, конечно, понимали, что Ганнибал обладал всеми необходимыми качествами для суперзвезды исторического боевика, хотя до нас дошло совсем немного имен. Мы можем назвать, например, Евмаха Неаполитанского, которого упоминает Афеней (Athenaeus 13.576). Хойос (Hoyos 2001a), безусловно, прав, утверждая, что не существует свидетельств, которые указывали бы на прокарфагенскую направленность папирусного фрагмента P.Rylands III.491, имеющего отношение к условиям мирного договора, навязанных карфагенянам в 203 году, и последующего срыва перемирия. В то же время невозможно доказать предположение Хойоса о том, что его автором был римский историк Фабий Пиктор.
К числу этих произведений относят и трактат, адресованный жителям острова Родос, о подчинении Малой Азии римским полководцем Гнеем Манлием Вульсоном. Известно поддельное обращение Ганнибала к афинянам, написанное на греческом языке. Один этот факт говорит о том, что среди современников карфагенский полководец слыл образованным человеком (Brizzi 1991).
Хотя среди историков нет единого мнения относительно места сражения, большинство склоняется к мнению о том, что оно произошло у побережья Испании (Krings 1998, 217–260).
Недавно было высказано осторожное предположение о том, что автором небольшого фрагмента об использовании Ганнибалом слонов, приписываемого Диодору Сицилийскому, возможно, является Сосил (Ranee 2009, 108–110).
В сохранившихся отрывках описывается сад Гиерона, царя Сиракуз, объясняются названия растений на острове и происхождение названия города Паличе. Walbank (1968–1969, 487–497), возможно, переоценивает значимость этих описаний, но, видимо, прав, утверждая, что у названия Sicilia не общепринятая история (contra La Bua 1966, 277–279).
Полибию нравился дидактический стиль Филина, очень похожий на его собственную манеру изложения (Walbank 1985, 77–98). La Bua (1966) выдвинул недоказуемую гипотезу о том, что Филин был главным источником повествования Полибия о Первой Пунической войне, а хроника Диодора от смерти Агафокла до Первой Пунической войны якобы заимствована у Филина через более позднего греческого историка Силена. Высказывалось и предположение о том, что на Филина подействовало суровое обхождение с его городом римлян, когда он был захвачен ими в 261 году, и будто бы он сопровождал карфагенскую армию в кампаниях (Galvagno 2006, 254–256; Scuderi 2002, 275–277). Доказывается также, будто отображение Полибием осады Лилибея основано на описании очевидца Филина (Lazenby 1996, 2).
В последующих договорах Ганнибала с некоторыми греческими городами в Италии тоже признавались их политические свободы (Hoyos 1998, 268).
Основоположник — философ Эвгемер.
Диодор активно пользовался трудами греко-сицилийских авторов, таких как Тимей и, возможно, Силен (La Bua 1966, 249–252, 277–279; Vattoune 2002, 217–222; Pearson 1987, 11–12, 24–25).
Двенадцать найденных пока надписей исполнены на осканском языке, на котором изъяснялись в этих областях. Guy Bradley (2005) считает, что многие факторы, способствовавшие популярности Геркулеса в Центральной Италии, такие как самнитская драчливость и местные религиозные «верования», сформировались под более поздним римским влиянием на туземные племена.
Кастовый воинский дух.
Daly (2002, 88), видимо, прав, утверждая, что не существует свидетельств, которые бы указывали на то, что Сосил исполнял и какие-то военные функции при Ганнибале.
Согласно более позднему греческому географу Страбону (2.145), полагавшемуся на информацию Полибия, уровень воды в источнике поднимался и опускался в соответствии с морскими приливами и отливами. Полибий пытался найти научное объяснение этому феномену, выдвинув идею воздушного потока из-под земли, которую никто всерьез не принял. Силен предложил свою теорию, но Страбон ничего не сообщает об этом, а лишь называет Силена дилетантом, неспособным понимать такие сложные проблемы. Однако источник ассоциировался с Гераклом — Мелькартом, именно это обстоятельство вызвало интерес Силена, и, очевидно, в его теории была определенная связь с героем-богом (Briquel 2004). Лишь позже в поэме Силия Италика «Пуника» мы узнаем детали визита Ганнибала. Возможно, Силий, не обладая особым поэтическим даром, описал храм таким, каким он выглядел в его дни, через 250 лет после посещения святилища Ганнибалом. Тем не менее поражает то, как сохранились семитские атрибуты культа. Силий описывает, что дерево, из которого был построен храм, нисколько не попортилось, что в храм не позволялось входить ни женщинам, ни свиньям. Там служили бритоголовые и босые жрецы в длиннополых мантиях и с повязками на голове. Они обязывались приносить обет безбрачия. В храме постоянно поддерживался огонь на алтаре и не было ни статуй, ни изображений божеств.
Сон Ганнибала интриговал древних греческих и римских писателей не меньше, чем современных историков. Сохранились три другие версии истории: Ливия (Livy 21.22.5–9), Силия Италика (Silius Italicus Pun. 3.163–213), Диона (Dio 13.56.9) — его вариант переписал Зонара (Zonaras 8.22). Эти версии придают сну более зловещий оттенок. Современные комментаторы обращают внимание на различия версий в контексте той роли, которую сон играет в римской историографии. Левин (Levene 1993, 45–46) отмечает, что у Цицерона сон побуждает Ганнибала к вторжению в Италию, а у Ливия карфагенский полководец уже принял решение, и это может свидетельствовать о том, что его экспедиция богами одобрена, но не предписана. По мнению Пеллинга (Pelling 1997, 202–204), описание сна Ливием указывает на неопределенность и двойственность отношения богов к Ганнибалу и его миссии. «Ему не надо больше задавать вопросов. Пусть во мраке пребывает судьба», — сообщается читателю, который уже хорошо знает, что уготовано Ганнибалу. Штюблер (Stubler 1941, 95–96) усматривает в радости Ганнибала по поводу того, что ему было сказано, проявление безрассудства. См. также: Cipriani 1984.
Археологические свидетельства разрушения местного оппидума (укрепленного поселения на вершине холма) в этой местности вполне можно ассоциировать с походом карфагенян (Barruol 1976, 683). Seibert (1993, 110) тоже считает, что карфагеняне оставляли гарнизоны на пути следования. Morel (1986, 43) в то же время полагает, что амфоры и другие артефакты, найденные археологами, могут свидетельствовать в большей мере о присутствии купцов в регионе. Lancel (1999, 66) отмечает, что укомплектование гарнизонов воинами значительно уменьшило бы численность армии Ганнибала.
Я руководствовался блестящим исследованием Ланселя в описании маршрута продвижения Ганнибала в Италию. О научных и псевдонаучных обсуждениях этой проблемы: Lancel 1999, 57–80.
Полибий утверждает, что новое поколение галльских вождей, не имевших горького опыта столкновений с римлянами, спровоцировало конфликт в 225 году. См.: Vishnia 1996, 17–18.
Автор цитирует Полибия, у которого этот аргумент выражен иначе. Он писал, что римляне должны были «начать борьбу с кельтами в том убеждении, что нельзя будет не только господствовать в Италии, но даже жить спокойно в родной стране, пока будет угрожать им этот народ». — Полибий. Всеобщая история. Том I (II.13).
Действительно, только после завершения Второй Пунической войны Рим смог частично восстановить контроль над этим регионом. Подробно о завоевании римлянами Цизальпинской Галлии и Лигурии: Toynbee 1965, 252 285.
Polybius (3.54.4–3.55.4) тоже описывает страшные мучения людей и животных на обледеневших склонах.
Polybius (3.55.6–9) излагает такую же историю, хотя менее впечатляющую.
И здесь я руководствуюсь предположениями Ланселя относительно маршрута перехода Ганнибала через Альпы.
Полибий сообщает: когда таврины не вняли предложениям Ганнибала войти с ним в союз, он обложил войсками их город, через три дня осады взял его и избиением сопротивлявшихся жителей навел такой ужас на соседних варваров, что все они тут же явились к нему и отдавали себя под его покровительство. — Полибий. Всеобщая история. Том I (111.60).
Ливий пишет по этому поводу иначе: «Целий приписывает рабу Лигурийского происхождения подвиг спасения консула. Что касается меня, то мне было бы приятнее, если бы участие его сына оказалось достоверным; в пользу этого мнения и большинство источников, и народная молва». — Тит Ливии. История Рима от основания города (XXI.46.10).
Описание Ливием (Livy 21.57–59) этой зимней кампании Ганнибала путаное и невразумительное (Lancel 1999, 89; Goldsworthy 2000, 181).
Римляне тогда взывали и к Ювенте, небесному консорту Геркулеса, а повторно в 207 году (Livy 36.36.5–6). См. также: Rawlings 2005, 162.
Так у автора: «“Composure” or “Resolution”». В русском переводе труда Ливия это латинское слово дается в значении «ум». В значении «ум», «разум», «благоразумие» оно трактуется и в латинско-русском словаре И.Х. Дворецкого. В данном случае, видимо, речь идет о сооружении храма Разуму, Уму.
В контексте использования римлянами троянского «наследия», очевидно, надо рассматривать и предписание жрецов построить храм, посвященный Mens, качеству, ассоциировавшемуся с трезвым расчетом и самообладанием и приписывавшемуся греческими авторами Энею. Постройкой этого храма Фабий, вероятно, хотел убедить римскую общественность в том, что его терпеливая и лишенная эффектов тактика коренится в древней римской традиции.
Особое значение придавалось Юноне, консорту Юпитера, которая обычно ассоциировалась с пуническими богинями Астартой и Тиннит. Ей римляне преподносили дары, призывая проявить благосклонность к их городу и другим городам в Лации во времена тяжелых поражений 218–217 годов. См.: Livy 21.62.9, 22.1.
Lazenby (1996, 41) также указывает на то, что римской армии потребовалось бы гораздо больше времени, а не пять дней, о которых говорил Магарбал, для того чтобы дойти до Рима.
Эрскин (Erskine 1993) подвергает сомнению обещание Ганнибала дать свободу италикам. Он предполагает, что это скорее всего выдумка греков, то есть Полибия. О мотивах перехода капуанцев на сторону Ганнибала: Fronda 2007.
Barré 1983, 38–64 — contra Huss (1986, 228–230), который полагает, что в верхнем ряду Зевс отождествлялся с Баал-Шаменом, а Гера с Астартой, поскольку ассоциирование БаалХаммона и Тиннит с жертвоприношением детей было неприемлемо для «либералов» в Карфагене. В его интерпретации Тиннит отождествлялась с Артемидой, а Баал-Хаммон — с Кроном. Я не вижу оснований для того, чтобы не поместить в верхнюю строчку Баал-Хаммона и Тиннит, так как в этот период они были самыми значительными божествами Карфагена, и у нас не имеется никаких свидетельств существования там фракции «либералов».
Специалисты расходятся во мнениях относительно того, соответствует ли в тексте договора Иолай пуническому богу Циду, а не Эшмуну.
Тиберий Семпроний Гракх был консулом в 215 и 213 годах, Марк Клавдий Марцелл — в 214, 210 и 208 годах, а Квинт Фульвий Флакк — в 212 и 209 годах. Все они занимали в этот период и проконсульские посты, то есть за ними сохранялось военное командование (Goldsworthy 2000, 226–228).
Согласно Ливию, во время разграбления города Архимед чертил фигуры на песке, и один солдат, не знавший, кто это, убил его.
В изложении Ливия Ганнибал овладел Тарентом до завершения осады и взятия римлянами Сиракуз. По некоторым источникам, это произошло в январе 212 года.
Предполагается, что Полибий читал Силена, а Ливий заимствовал информацию у Целия Антипатра, читавшего подлинник (Lancel 1999, 128).
Вскоре сдались карфагенянам два важных италийских города Метапонт и Фурии (Livy 25.15.6–7), и римская армия потерпела два сокрушительных поражения: от луканских племен, перешедших на сторону Ганнибала, и под Гердонией в Апулии (ibid. 25.15.20–25.16.24, 25.21.1–10).
Мнения в данном случае тоже расходятся: одни считают отцом местного царя, другие — Геракла.
Разграбили Рим только галлы в 387 году под предводительством Бренна. Несколько ранее галльская армия Белловеса первой после Геракла перешла Альпы для нападения на Италию.
Истории Ливия с акцентом на вмешательство богов в поддержку Рима, возможно, были реакцией на карфагенскую пропаганду.
С этим утверждением не согласен Грюэн (Gruen 1992, 231). Он считает, что «Анналы» адресовались исключительно римской сенаторской аудитории. Историк обосновывает свое мнение тем, что не существует свидетельств, которые указывали бы на то, что сочинение читалось в Греции, а в сохранившихся фрагментах нет ничего такого, что указывало бы на его греческую направленность. Слишком смелое заявление при столь ограниченном документальном материале. Я полагаю, что «Анналы» предназначались и для греческой аудитории, главным образом для той, которая обитала в Италии и на Сицилии.
Об этом свидетельствует краткое описание сочинений Пиктора и других эллинистических историков, найденное на стене гимнасия в Тавромении, родном городе Тимея (Manganaro 1974; Frier 1979, 230–231).
Я в большей мере, чем Уолбанк (Walbank 1957–1979, II: 135–136), убежден в том, что сам Сципион потворствовал распространению этих историй. Трудно сказать, верил ли он в эти небылицы.
Первоначальное смысловое значение латинского слова imperator — повелитель, властелин, полководец.
Хотя он и продолжал чеканить деньги для армии в Италии, теперь у него появилась нужда (уже не было надежд на военные трофеи) в выпуске монет и для населения — обычно с изображением скачущего коня и головы Тиннит (Crawford 1985, 66–67).
Великая мать богов.
В тексте — Siga. У Ливия столица царства Сифака — Цирта. — Тит Ливий. История Рима от основания города (XXX.12.3).
Эта встреча произошла после изгнания карфагенян из Испании, то есть в 206 году, и Сципион приезжал к Сифаку из Нового Карфагена, туда же и вернулся.
Согласно Ливию, Сципион заключил союз с царем Сифаком. — Тит Ливий. История Рима от основания города. XXVIII.18.12, XXIX.23.3–6.
У Тита Ливия Совет старейшин Карфагена назван сенатом.
Ливий не связывает перечень свершений Ганнибала только лишь с Италией. Согласно его тексту, Ганнибал поставил и посвятил Юноне алтарь с большой надписью на греческом и пуническом языках, перечислявшей его подвиги (Ливий, XXVIII.46.16). Полибий же подтверждает достоверность сведений о численности войск и слонов, оставленных Ганнибалом брату Гасдрубалу в Иберии (Полибий, III, 33).
Цицерон ссылается на Целия Антипатра, который воспользовался информацией Силена.
О том, как избирательно использовал Ливий информацию Целия и других авторов для того, чтобы выдержать определенную моральную направленность своего сочинения: Levene 1993, 68; Jaeger 2006, 408–409.
Речь идет об осквернении святилища Юноны Лацинийской в Брут-тии, с крыши которого по указанию цензора Флакка были сняты мраморные плиты для строившегося в Риме храма Всаднической Фортуны (Ливий. XLII.3.1–11).
Папирусный фрагмент из Египта (Р. Rylands III 491), датирующийся до 130 года, дает совершенно иное представление о дипломатической сваре. В нем не упоминаются ни захват римских грузовых судов, ни нападение на послов. Возникают подозрения о возможной гиперболизации происшествий и даже их измышлении Полибием и другими авторами, друзьями римлян (Hoffman 1942). Eckstein (1987, 253–254) тем не менее утверждает, что в целом Полибий описал события скорее всего достоверно, хотя, возможно, и приукрасил сюжеты для того, чтобы представить в позитивном свете Сципиона. См. предположение Хойоса (Hoyos 2001 а) о возможной причастности к папирусному фрагменту римского историка Фабия Пиктора.
Согласно Ливию, в этот день было убито больше двадцати тысяч карфагенян и их союзников, почти столько же было взято в плен (Ливий, XXX. 35.3).
План нападения на Италию, очевидно, предназначался для того, чтобы вовлечь Антиоха в реализацию намерений Ганнибала развязать новую большую войну против Рима. См.: Grainger 2002, 143–145.
Нереальность исполнения планов нападения на Италию навела некоторых исследователей на мысль о том, что они были сфабрикованы (Lancel 1999, 200; Grainger 2002, 223–224).
Один бушель — 36,3 литра.
Это представление о процветании Карфагена на основе земледелия и торговли подтверждает и Аппиан (Appian 8.10.67).
По мнению Крофорда, два последних выпуска монет из чистого серебра свидетельствовали об экономическом возрождении Карфагена, а Визона считает, что деньги понадобились в связи с началом Третьей Пунической войны.
Исследователи относят к числу этих памятников Медрасен, мавзолей царской массильской династии возле Батны, и погребальный монумент массесилян в их столице Сиге.
[Массилы, мазезилы, массилийцы — жители Восточной Нумидии, массесиляне — западные нумидийцы.]
Почти разрушенный монумент реставрировал британский консул в Тунисе, желая завладеть двуязычной ливийско-пунической надписью (Lancel 1995, 307).
В русском переводе название пьесы — «Пуниец».
Название торговых факторий и поселений.
Смысл жизни, существования (фр.)
Тем не менее описание Аппианом фортификаций Карфагена представляет интерес, поскольку отчасти объясняет необычайную длительность противостояния: «Карфаген был расположен в самой внутренней части очень большого залива и был очень похож в некотором роде на полуостров. От материка его отделял перешеек шириной в 25 стадиев. Часть города, обращенная к морю, была окружена простой стеной, так как была построена на отвесных скалах; та же часть, которая была обращена к югу в сторону материка, была окружена тройной стеной. Из этих стен каждая была высотой до 30 локтей (15 метров), не считая зубцов и башен, которые отстояли друг от друга на расстоянии 2 плетров (400 метров), каждая в 4 яруса; ширина стены была 30 футов (8,5 метра); каждая стена делилась по высоте на 2 яруса, и в ней, бывшей полой и разделенной на камеры, внизу обычно стояли 300 слонов и находились склады пищи для них. Над ними же были лошадиные стойла для 4 тысяч коней и хранилища сена и овса, а также казармы для людей, примерно для 20 тысяч пеших воинов и 4 тысяч всадников. Столь значительные приготовления на случай войны были у них раньше сделаны для размещения в одних только стенах (Аппиан. Римская история. VIII.95).
Harris 1979, 240–244, считает, что дипломатический инцидент спровоцирован римским сенатом. Errington (1971, 236–240) указывает на неопытность и запальчивость нового руководства Ахейского союза.
Хотя на протяжении двадцати лет после разрушения Карфагена римляне, очевидно, и не проводили крупномасштабные работы по освоению приобретенных земель, исследователи отмечают, что почти сразу же они начали землемерное обследование (Wightman 1980, 34–36).
Параллели с Капуей проводили поздние писатели, в частности, Цицерон и Ливий (Cicero Agr. 2.87; Livy 26.34.9).
Катон во многом следовал историографии Фабия Пиктора, мифам об Энее и троянском происхождении римлян (Gruen 1992, 33–34).
Несмотря на презрительное отношение к некоторым аспектам греческой культуры, Катон, похоже, руководствовался моделью Тимея за одним исключением. Если сицилийский грек рассматривал Италию и Рим в контексте всего Центрального Средиземноморья, то Катон подчеркивал главенство Рима в Италии.
В произведении Невия миф настолько переплетен с последними событиями, что возникло предположение, будто изображение битвы гигантов с богами-героями является описанием фриза на храме Зевса в Акраганте на Сицилии (Fraenkel 1954, 14–16; Feeney 1991, 118).
Легенда о Риме как вековечном городе подкрепляется исторической концепцией трансформации Ромула, основателя Рима, во внука Энея (Goldberg 1995, 95–96).
Энний подтверждает такое разделение предпочтений свидетельствами Сервия (Servius Aen. 1.281 — Feeney 1991, 126–127), а Невий лишь его предполагает (ibid., 116–117). Безусловно, сыграло свою роль возросшее политическое и военное вмешательство Рима в Греции и на эллинистическом Востоке в конце III — начале II века. Римская сенаторская элита стремилась выгодно использовать и свои успехи, и отношения с эллинистическим миром (Gruen 1990, 121–123: Goldberg 1995, 56–57).
«Пуническая война».
Feeney (1991, 110 п. 58) также полагает, что Невий писал произведение после завершения Второй Пунической войны.
Энний из уважения к Невию очень мало написал о Первой Пунической войне, хотя, по-видимому, был невысокого мнения о его литературных талантах (ibid., 1013–1014).
Позже авторы признают одиозность оценок Энния, особенно в преуменьшении несчастий самих римлян (Cicero Pomp. 25).
Призыв, зазывание, заклинание (лат.).
Другие авторы утверждают, что Сципион полностью уничтожил город (Velleius Paterculus 1.12; Eutropius 4.12; De Vir. Illustr. 58; Zonaras 9.26–30). Однако археологи подтверждают, что город частично сохранился после разрушения (Lancel 1995, 428–430). О Гасдрубале, ставшем Клитомахом, см.: Eutropius 4.14.2; Zonaras 9.30; Orosius 4.23.7. Общее рассмотрение проблемы: Ridley 1986, 140–141.
Walbank (2002, 206-208) отмечает положение Полибия о неминуемом упадке Рима, но, на мой взгляд, преуменьшает значимость этого тезиса в его общей исторической концепции. Упоминание Катоном смешанного государственного устройства Карфагена, возможно, указывает на то, что он тоже занимал такую позицию (Servius Aen. 4.682). По крайней мере эти взгляды позже разделялись в философских кругах стоиков (Champion 2004, 96–97).
В 111 году был принят аграрный закон, касавшийся и земель в Северной Африке, но запрещавший заселение территории бывшего Карфагена.
Это здание долго будет символизировать зыбкость политического единства в Риме. Храм служил удобным идеологическим подспорьем для талантливых политических деятелей вроде Марка Цицерона. В 63 году в роли консула он использовал храм в качестве платформы для судебного преследования тех, кто участвовал в неудавшейся попытке государственного переворота. Цицерон, дистанцируясь от кровавых событий, предшествовавших сооружению храма, акцентировал внимание на том, что его усилия по упрочению согласия в Риме не привели к кровопролитию, — явный намек на путч Опимия. См.: Clark 2007, 172–176; Cicero Cat. 3.21; Sallust Cat. 9.2. Цицерон также использовал храм и как трибуну для язвительных обвинений Марка Антония в лицемерных заявлениях о согласии после убийства Цезаря (Cicero Phil. 3.31, 5.20).
Перевод по тексту автора. «Злой глас Раздора храм воздвиг Согласию» — в русском издании «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха (перевод С. П. Маркиша).
Цинизм манипулирования проклятием подтверждается тем, что Цицерон в других случаях отвергал угрозу религиозной кары (Agr. 2.51). Harrison (1984, 96–101) считает, что если даже традиция проклятия действительно существовала, то ее последствия были бы минимальными, как показали решения римского сената в отношении Карфагена. Возрожденный Карфаген — угроза Риму — Cicero Agr. 2.33.90.
Более поздний христианский автор Орозий (Orosius 4.23) назвал Карфаген «точильным камнем», необходимым для придания остроты римскому величию.
Внучатый племянник Цезаря, усыновленный им в завещании.
Здесь имеется в виду верность данному слову, обязательству, договоренностям, то есть честность.
Имеется обильная литература о пропаганде и литературной культуре во времена Августа. См.: Kennedy 1992; White 1991; Galinsky 1996, а также сборники статей Woodman & West (eds.) 1984; APowell (ed.) 1992.
Атилий также посвятил храм Надежде (Spes).
Champion 2004, 163–166, 196 — contra Walbank (1985, 168–173), который в выстраивании мнений усматривает свидетельство проримской настроенности Полибия.
Главным показателем вымышленности этой истории является то, что она не упоминается Полибием.
Эта история впервые появилась в сочинении римского историка Семпрония Тудитана, писавшего в последние десятилетия II века.
Ливий, начавший около 29 года писать историю Рима от основания до его собственной эпохи, конечно, не был раболепным поклонником Августа. Однако он признавал, что самопровозглашенный реставратор Римской республики действительно способен вытянуть Рим из нравственного болота, в котором он потонул. О сложном отношении Ливия к Августу: Mineo 2006, 112–117, 134–135.
В действительности Ливий связывает начало упадка с тем временем, когда Марцелл наводнил Рим богатствами, награбленными в Сиракузах в 212 году.
У автора — reverence. В русском переводе труда Ливия — «пунийская честность». — Тит Ливий. История Рима от основания города (ХХН.6.12).
Выражение fides Punica, «пуническая верность», впервые появилось в сохранившихся латинских текстах у Саллюстия (Sallust Jug. 108.3). Однако, как мы уже видели, пуническое вероломство давно стало общеупотребительным клише в ранней греческой и латинской литературе.
Ганнибал сказал Сципиону во время переговоров, состоявшихся по его просьбе перед сражением при Заме: «Не отрицаю: мы только что не вполне искренне просили о мире, не вполне честно ждали его, потому нет у вас веры в пунийскую честность». — Тит Ливий. История Рима от основания города (XXX.30.27).
He случайно в 29 году Август избрал консулом Потиция Валерия Мессалу, предположительно послужившего прообразом Потиция, главного жреца алтаря Ага Maxima (Великого алтаря), которого упоминает Вергилий в изложении эпизода с разбойником-великаном Каком (Аеп. 8.269, 281). Galinsky 1966, 22 — о том, что спасителем, упоминающимся в «Энеиде», мог быть в равной мере и Геркулес, и Август. Об использовании Вергилием эпизода с Геркулесом и Каком для иллюстрации чудовищности гражданской войны: Morgan 1998, 175–185; Lyne 1987, 28–35.
Эта ассоциация отчасти возникает в связи с увлечением молодого Августа образом Александра Великого. Он заимствовал не только иконографию Александра, особенно в ранних портретах. Август распорядился забальзамировать тело македонского царя и поместил его изображение на кольце с печаткой (Suetonius Aug. 18.1.50; Zanker 1988, 145).
В битве при Метавре римляне нанесли поражение Гасдрубалу, брату Ганнибала.
Храм Clementia Caesaris, Милосердию Цезаря, был построен в Риме в 45 году (Galinsky 1996, 82, 84).
Wightman (1980, 37–38), возможно, преувеличивает успехи в реализации проекта колонии Цезаря.
Именно так последующие римские комментаторы расценивали инициативу. См.: Dio 43.50.4–5.
Гадрумет в Африке назвали «Concordia Iulia», а Апамею в Вифинии — «Colonia Iulia Concordia» (Clark 2007, 251).
Хотя позднеантичный литературный критик Сервий и написал, что «Вергилий имитировал Гомера и восхвалял Августа» (Servius Aen. I, proem), отношение Вергилия к режиму, при котором ему довелось жить, было более сложным. Критика представлений о Вергилии как пропагандисте Августа: Thomas 2001, 25–54.
Пунические войны в «Энеиде» реально не отражены, но косвенные напоминания о них присутствуют. К примеру, перед Энеем в преисподней проходит вереница будущих римских героев — Катон, Сципионы, Фабий Медлитель и Марцелл (Vergil Aen. 6.841–859).
Тевкр, легендарный лучник, сражался бок о бок со своим сводным братом Аяксом в Троянской войне. Асканий, сын Энея, был первым царем Альбы Лонги, поселения — предшественника Рима. Авзония — регион в Южной Италии.
У автора — поселенцев троянских.
Это обстоятельство отражено и на монетах, чеканившихся в этих городах (Adams 2003, 207–209). Об аналогичной тенденции в нумидийском городе Tyrre: Rives 1995.
Недавно высказано предположение о том, что Помпоний Мела, автор сочинения De Chorographia [«О хорографии» (Описание местностей)], географического труда, написанного в первой половине I века, возможно, был испано-пунического происхождения, и его произведение предназначалось для людей, все еще приверженных пунической культуре, и выражало протест против превалирующих греко-римских представлений о строении мира (Batty 2000).