Карл Бруннер

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Все произошло совершенно иначе, чем Карлуша себе представлял. Тетушка Мари была очень расстроена. Карлу казалось, что она с тех пор больше ни разу не работала на гектографе. По ночам она часто вздыхала.

Карлуша ни о чем не спрашивал. Но однажды, присев к нему на кровать с поникшей головой и озабоченным лицом, она сказала как бы про себя:

— Не знаю, сколько это еще продолжится.

Тетушка Мари говорила так потому, что ее нелегальная работа с летучками была плохо организована. Она это прекрасно понимала. Ей следовало только красть конверты и сразу же уносить их из дома, а не печатать летучки тут же в комнате. Полиция рано или поздно все это вскроет. И тетушку Мари мучили тяжелые мысли.

Она сидела, глядя в одну точку, но вдруг вскочила, словно желая что-то с себя стряхнуть.

И вот однажды, ровно через пять дней после того, как Карлуша встретился с матерью, случилось большое несчастье.

Карлуша должен был отправиться с фрейлен Лизбет за цветами.

Он не хотел, идти, зная, что сегодня придет его мать. Он боялся опоздать.

Но уважаемая мамаша уважаемой госпожи баронессы праздновала день своего рождения, и цветы должны были быть непременно куплены. Правда, в другое время фрейлен Лизбет сама покупала цветы. Карл не понимал, зачем, в сущности, его берут с собой.

В это утро фрейлен Лизбет почему-то особенно нервничала. Она не входила в кухню, а только один раз приоткрыла дверь, бросила на тетушку Мари испуганный, злой взгляд и поманила к себе Карлушу.

— Карл, — сказала она еще тише, чем обычно, — собирайся сию минуту, мы идем за покупками…

Она даже взяла его за руку, чего никогда не делала, и с особой торжественностью вывела из дома. При этом она держала его так крепко за кисть руки, точно боялась, что он убежит. Когда они заворачивали за угол, она еще раз обернулась, словно во дворце Лангенхорст происходило что-то особенное.

«Что с ней творится?» спрашивал себя Карлуша, наблюдая со стороны. Фрейлен Лизбет вся раскраснелась от волнения, но не говорила ни слова.

— Мы скоро вернемся? — спросил Карлуша. — У меня дома много работы.

— Тебе теперь незачем быть дома. Придешь, когда надо будет, — ответила фрейлен Лизбет.

Это было сказано так странно! Карлуша опешил. Что это значит? Неужели она что-нибудь узнала?

Карлуша несет корзину. Они заходят в большой цветочный магазин. Все продавцы заняты. Пока они ожидают, в магазин входит маленькая, кругленькая, как шар, женщина и приветливо здоровается.

— Доброе утро, фрейлен Лизбет.

— Что это вас давно не видно, фрау Бунке?

— Да и я вас нигде не встречала последнее время.

Фрейлен Лизбет и маленькая круглая фрау Бунке жмут друг другу руки.

— Ну, как поживаете? — спрашивает, улыбаясь, фрау Бунке (у нее тоже ямочки на щеках).

— Ах, — всплескивает руками фрейлен Лизбет, — лучше не спрашивайте!

И лицо ее выражает отвращение.

— А что случилось? — осведомляется маленькая толстушка и сочувственно подмигивает.

— Я, знаете, так нервничаю и волнуюсь, милая фрау Бунке! Так волнуюсь! Вы себе даже не можете представить!

— Отчего же, фрейлен Лизбет? Расскажите!

— Вы этого даже не можете себе представить, фрау Бунке. Невероятные вещи, скажу я вам, происходят в нашем доме! Но я всегда это предвидела! Я знала!

— Что же именно, фрейлен Лизбет? Вы меня просто пугаете.

Фрейлен Лизбет наклоняется к самому уху толстушки в шепчет:

— Я не могу об этом говорить при мальчике. Пройдемте дальше.

Затем она поворачивается к Карлу:

— Постой тут с корзиной. Я хочу кое-что посмотреть.

Карлуша прежде никогда не интересовался болтовней фрейлен Лизбет.

Но на этот раз он насторожился. Он слышал, что фрейлен Лизбет шепнула фрау Бунке. Во всем поведении фрейлен Лизбет было что-то подозрительное.

Когда женщины скрылись за группой пальм, стоявших посреди магазина, Карлуша тоже придвинулся к ним поближе. Под прикрытием пальм он слушает их разговор.

— Ну, рассказывайте! — нетерпеливо просит фрау Бунке.

— Нет, я не могу рассказать! Это тайное, в высшей степени важное политическое дело, фрау Бунке!

— Да, тогда нельзя рассказывать, — соглашается фрау Бунке и почтительно опускает глаза.

— Вы были бы поражены, фрау Бунке, скажу я вам… Полицейская тайна! — шепчет фрейлен Лизбет на ухо маленькой Бунке.

^{— Это полицейская тайна! — шепчет фрейлен Лизбет.}

— Сохрани боже! — испуганно мигает фрау Бунке и хочет идти.

Но фрейлен Лизбет удерживает ее за руку и шепчет:

— Вы же знаете нашу кухарку Мари?

— Да, да, — испуганно дергается толстушка. — Но если это такой секрет… лучше подальше от него.

Но фрейлен Лизбет крепко держит ее за руку.

— Если вы никому не скажете, фрау Бунке…

— Нет, нет, нет! Не надо! — отчаянно защищается та.

Но ничего не помогает. Фрейлен Лизбет крепко держит ее и шепчет на ухо:

— Подумайте только! Сегодня к нам придет полиция, чтобы арестовать нашу кухарку. Ее, верно, уже забрали. Она оказалась коммунисткой. Подумайте! Кухарка барона Лангенхорст! Разве это можно было себе представить? Но я всегда, знала. Простая работница! Подумать только! Прачка, которая стирает нам белье, таскала в своей корзине летучки и бомбы. Я слышала сегодня утром разговор полицейского офицера и господина барона. Но арест должен пройти тихо и незаметно, чтобы никто ничего не знал. А прачка должна сегодня к нам придти. Полиция уже поджидает ее. Мальчишка тоже ничего не должен знать, потому я и увела его из дома. За ним надо следить. Полиция будет его допрашивать. Он тоже подозрителен. Кухаркина рекомендация! Что вы на это скажете, фрау Бунке? В таком доме, как Лангенхорст! Если бы это узнала старая баронесса, я уж и не знаю…

Фрау Бунке больше не подмигивала. Заикаясь от ужаса, она лепечет:

— Коммунистическая кухарка! Ведь она способна подмешать яд в кушанье!

Конец рассказа Карлуша не слышал. Как только фрейлен Лизбет произнесла слово «прачка», он сразу понял, какая страшная опасность грозит его матери. Немедленно домой! Надо вовремя предупредить мать! И Карлуша бомбой вылетел из цветочного магазина.

Когда фрейлен Лизбет появилась из-за пальм, чтобы проверить, где Карлуша, она увидела только брошенную на пол корзину.

Карл мчался со всех ног. Если он опоздает, если он не успеет предупредить, его мама погибла! Он бежал, лавируя с ловкостью хорька, но то и дело толкая кого-нибудь. Все оборачивались ему вслед. Ругали, проклинали, угрожали. Ему было все равно! Если бы кто-нибудь осмелился задержать его, Карлуша свалил бы этого человека с ног и растоптал на бегу…

Надо пересечь улицу. Карл и не думает добежать до угла и подождать остановки движения. Он летит наперерез и исчезает среди проезжающих автомобилей. Какая-то женщина, смотревшая с тротуара ему вслед, громко вскрикивает. Большой автомобиль внезапно резко тормозит. Задняя машина чуть не наезжает на него. Движение останавливается. Шоферы бранятся. Полицейский свистит. Из-под машины вылезает Карл, весь в грязи, с исцарапанной щекой и окровавленным ухом.

Но, прежде чем полицейский успевает подойти, Карл проскальзывает между машин и убегает.

Он несется дальше. Но еще далеко до дворца Лангенхорст, и колено его болит от ушиба, точно в сустав вонзился острый нож. Карл с трудом поднимает ногу. Слезы и пот заливают ему лицо. В висках стучит, темнеет в глазах. Ему не выдержать такого бега до самого дома!

В отчаянии он поднимает голову. Вдруг он читает надпись: «Генрих Хош — хлеб хорош». Хельмут проезжает мимо него со своим фургоном. Лола, добрая Лола, бежит легкой рысцой и стучит по мостовой широкими копытами.

Карлуша догоняет фургон. Больная нога соскальзывает с подножки. Но Хельмут уже узнал его, схватил за ворот и посадил на козлы.

— Вот и ты, наконец! — кричит он.

Но радоваться свиданию некогда. По пыльному, потному лицу и окровавленному уху Карла Хельмут догадывается, что дело плохо. Многое из того, что Карл, задыхаясь и захлебываясь, пытается ему рассказать, Хельмут не понимает. Но самое главное то, что фрау Бруннер должна придти во дворец Лангенхорст, что ее там караулит полиция и что Карл должен ее предупредить, — это Хельмут понимает сразу.

— Ну, Лола, добрая Лола, покажи теперь, на что ты способна! — кричит он, и Лола навострила уши.

Хельмут сует Карлу кнут в руки.

— Бей! — кричит он и обеими руками натягивает вожжи. Кнут взвивается. Лола вскидывает голову и галопом несется по Шарнхорстштрассе. Лола мчится, как хорошая беговая лошадь. «Генрих Хош — хлеб хорош» тарахтит и грохочет, обгоняя не только другие фургоны и повозки, но даже многие автомобили.

Но на Хедеменштрассе полицейский поднимает руку. Все останавливаются.

— Бей! — кричит снова Хельмут.

Зеленый фургон с мирной надписью «Генрих Хош — хлеб хорош» и с нарисованными на боку хлебами и булочками летит напролом. Лола, добрая Лола, бешеным галопом проносится мимо изумленных шоферов.

Полицейский что-то кричит вдогонку. Слов не слышно. Мимо! Вот и Готфрид-Келлерштрассе.

Сейчас будет Вагнерплатц и наискось дворец Лангенхорст.

Но сзади раздается полицейский свисток и слышна подозрительная трескотня.

Их догоняет шупо на мотоцикле.

Мальчики и не думают останавливать фургон. Лола, добрая Лола, несется еще быстрее. Но трескотня все ближе и ближе.

Вот и Вагнерплатц.

Полицейский на мотоцикле догнал хлебный фургон как раз на Вагнерплатц. Хельмут остановился у самого парка. Юноша слез с козел, обливаясь потом. Он рассказал полицейскому, что лошадь вдруг понесла. На Шарнхорстштрассе кто-то нес зеркало, лошадь испугалась, и он не мог с ней справиться. Только тут он сумел, наконец, остановить ее.

У мотоциклиста были и другие заботы. А кроме того, никакого несчастья не произошло. От такого молодого парнишки нельзя и требовать, чтобы он сразу остановил испугавшуюся лошадь.

Шупо решил отпустить мальчишку-пекаренка. Только один вопрос:

— Не сидел ли еще кто-то на козлах?

Крыша хлебного фургона была так высока, что сзади нельзя было разглядеть, кто сидит на козлах. Но полицейскому показалось, что кто-то соскочил с другой стороны.

— Еще кто-то? — удивлений спросил Хельмут и с таким глупым видом посмотрел на козлы, что полицейский убедился в своей ошибке.

Хельмут еще раз извинился, вежливо откланялся и снова залез на свое сиденье.

Лола вскинула голову и нервно топталась на месте. Она, видимо, снова ждала кнута.

— Это тебе на пользу, — говорил ей нежно Хельмут. — Милая Лола, добрая Лола, ты вела себя молодцом. Получишь от меня полфунта сахару.

Лола только повела ушами. Она была вся в поту, и ее бока раздувались, как мехи. Но она уже успокоилась.

— Но это еще не конец, добрая Лола, — продолжал Хельмут, давая животному перевести дух. — Нужно подождать тут, за углом, может быть, мы еще понадобимся! Может быть, предстоит еще одна здоровая гонка!

Хельмут успел обо всем договориться с Карлушей. Хлебный фургон будет ждать с другой стороны Вагнерплатц. Нельзя знать, что случится во дворце Лангенхорст. И если фургон и не поможет, то, по крайней мере, Хельмут известит, кого надо, с несчастье.

Он поставил фургон в условленном месте. Дворца Лангенхорст не было видно. Но Хельмут знал, что он тут, за углом. Он соскочил с козел, открыл заднюю дверь фургона и навел внутри порядок: вытащил доску, которая делила фургон на два отделения, и прислонил ее сбоку ребром. Освободилось много места. Столько, сколько нужно для одного человека. Пришлось бы только слегка нагнуть голову. Затем Хельмут сдвинул все корзины в один угол. Теперь освободилось место для двоих.

Хельмут снова закрыл дверь, но не сел на козлы.

Он стоял и внимательно смотрел по сторонам.

На площади было пусто, словно все тут вымерло. Здесь жили богатые люди в собственных домах. Не было ни магазинов, ни ресторанов. Вообще в этих двухэтажных виллах обитало мало людей. Здесь было небольшое движение и мало полицейских.

Хельмут был спокойный парень. Его не так-то легко вывести из равновесия. Но теперь и он должен был собрать всю силу воли, чтобы сохранить хладнокровие.

«Бедный Карл! — думал он. — Что ему приходится переживать! Он, верно, даже не понимает, какое опасное дело задумал. Как ему предостеречь мать и не выдать себя? Он может легко сам попасться!»

Хельмут стиснул зубы. Во всяком случае, он решил помогать до конца. Что до него лично, то он не оставит Карлушу и фрау Бруннер, даже если и его арестуют вместе с ними. Пусть будет, что будет.

Хельмут сунул руки в карманы, но сжал кулаки.