ИЗ КНИГИ ВЛАДИСЛАВА ЛЕБЕДЬКО «ХРОНИКИ РОССИЙСКОЙ САНЬЯСЫ»
ГЛАВА 11
ВАСИЛИЙ МАКСИМОВ
«Ах, Волга, Волга — матушка, — буддийская река:»
(из песни Б.Гребенщикова)
Надежды на встречу с Василием Павловичем Максимовым в течение ближайших двух-трех лет не было: Максимов находился в Корее, в Дзенском монастыре. Василий Павлович — еще одна легенда Российской Саньясы. Воспоминания самых разных людей о нем, как ни о ком другом, были непротиворечивы и однозначны, и вопрос о его Настоящности просто не возникал. Многие люди, обычно не бросающие слов на ветер, говорили, что он вот-вот получит Передачу и станет первым в России Мастером Дзен.
Так что я начал собирать информацию о нем у тех, кто был с ним близко знаком, чтобы хоть как-то познакомить Читателя с этим удивительным человеком. По счастию, весной Василий Павлович все-таки приехал ненадолго в Питер, и нам удалось встретиться. Но, начну по порядку.
Как-то в октябре девяносто восьмого (работа над книжкой тогда только началась), я сидел на кухне, пил чай и размышлял о том, где бы найти спонсора на издание «Хроников». По радио в это время шла передача о спиритизме. Зазвонил телефон и какой-то молодой человек спросил:
— Вы давали объявление о семинаре по снам?
Года три назад я действительно повесил такое объявление на стенде ПсихФака. Тогда никто не позвонил.
— Да, было такое объявление.
— А со знамениями вы работаете?
Возбужденный голос в трубке предвещал, как мне показалось, какую-нибудь «контактерскую» или параноидальную «телегу», поэтому, не вдаваясь в подробности, я вежливо ответил:
— Нет, со знамениями я не работаю.
Повесив трубку, я допил чай и, продолжая предаваться мыслям об отсутствии денег, отправился погулять. На лестничной площадке, прямо из моего ящика торчал плакат с фотографией очередного кандидата в депутаты. При взгляде вскользь на лицо, которое там было изображено, мне сразу вспомнился образ Володина из повести Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота», поэтому я задержался и прочитал надпись: «Подходите к пикету у метро «Нарвская» и кандидат Третьяков ответит на все ваши вопросы!» (!!!)
Третьяков! Лично с ним я не был знаком, но наслышан много. Пелевин писал образ Володина действительно с Третьякова, — хорошего знакомого Максимова и Попандопуло, бизнесмена (!), который организовал для Максимова и его друзей буддийский центр под Питером. Вот у кого можно узнать и про Максимова и про Попандопуло, а, заодно, и денег на книгу попросить! Тем более, что Третьяков знал Петра, — лет десять назад он даже предлагал на разработку в Школу некоторые свои проекты, будучи руководителем ЦНДСИ АН СССР и имея свой личный театр: Некоторые мои знакомые работали у Третьякова «домохозяйками» — нянчили троих его детей.
Я понял, что со знамениями я таки работаю! Ведь написано же в плакате, что Третьяков обещает ответить на все вопросы. Пускай теперь отвечает.
Полный энтузиазма, я отправился к метро «Нарвская», но никакого пикета и никого, кто бы хоть как-то был похож на Третьякова, не нашел. Через пару дней показал плакат Петру, который меня разочаровал:
— Нет, не он, хотя и похож. Да и не станет Владимир Третьяков в депутатские дела соваться: Хотя, найти его и поспрашивать о Василии тебе будет, наверное, интересно.
Телефон Третьякова, который мне дали знакомые, оказался устаревшим, и я отложил знакомство с ним. И даже почти забыл всю эту историю со знамением.
В ноябре я встретился с Верой. Об этом я писал уже в главе про Попандопуло. Вера очень давно уже знала Максимова, но, так как разговор наш получился абстрактным, и вопросов у меня тогда не возникало, рассказала она про Василия Павловича мало. Хотя, одну, на мой взгляд, очень важную деталь упомянула:
— Пообщавшись с Максимовым хотя бы несколько минут, наверное, любой человек, даже случайный попутчик, мог назвать его своим другом, в самом глубоком смысле этого слова. И это не были бы пустые слова. Более яркого, глубокого и искреннего человека я в своей жизни не встречала.
Уже собираясь уходить, я вспомнил про Третьякова. Вера тут же позвонила ему и договорилась о встрече. Так что, на следующий же день мы с ней поехали к Третьякову в Павловск.
Владимир Третьяков.
14.11.1998.
Влад: — Мне было знамение, что вы ответите на все мои вопросы! (Рассказываю ситуацию с телефонным звонком и портретом депутата).
Третьяков: — Ну, давайте попробуем. Задавайте свои вопросы.
В: — Давайте начнем с вашей Практики, с того, чем занимаетесь вы.
Т: — Во-первых, — нет никакой особой Духовной Практики, а во-вторых, — любая практика, которую ты называешь Духовной, — будет таковой. Это как бы понятно? То есть, если ты совершаешь определенные физические упражнения, с тем, чтобы достичь каких-либо реализаций, то ты получаешь Духовную Практику; если ты сидишь на жопе ровно, чтобы достичь каких-то реализаций, — ты получаешь Духовную Практику. Если ты веришь в то действие, которое совершаешь, то все действия по силе равнозначны. Произносишь ли ты «Отче наш», произносишь ли «Ом мане падме хум», произносишь ли «Квансеум боссум», произносишь ли ты Иисусову молитву, произносишь ли ты «Кока-кола» или «Пиво-Пиво» — результат совершенно одинаковый.
Поэтому, конечно же, дело не в том, что делать и даже не в том, как делать, а все дело в том, — зачем?
В: — Если говорить с этих позиций, то что делаете вы и зачем?
Т: — Я вот сижу, разговариваю, делаю это для того, чтобы ответить на ваши вопросы.
В: — А что является для вас Духовной Практикой?
Т: — Вот то, что я делаю сейчас, — это и есть Духовная Практика.
В: — А как вы к этому пришли?
Т: — Ну вот открыл дверь, сел, налил чаю:
Долго смеемся.
В: — Ну а как для вас все начиналось? Как для вас начался весь этот Дзен?
Т: — Весь этот Дзен начался, когда я приехал к Васечке Максимову на его базу под Выборгом. Приехал я на базу, выпили мы водки, ну и там говорили о чем-то. Васечка любил из себя сделать эдакого мага, так сказать колдуна, волшебника, но такого, который как бы не практикует. А нужно это ему было для того, чтобы у него постоянно было что выпить, чем закусить, ну и девочки, которых можно трахнуть с воодушевлением. И некоторая у него была такая загадочность, потому что хотя он был мужик телом-то крепкий, но — беззубый, — у него торчало два гнилых зуба и, конечно, польститься на него в таком виде было нелегко. Но через эти вот (Третьяков артистично показывает разные «пассы» и закатывает глаза, сопровождая все это характерными загадочными, страстными звуками) — он, конечно, покорял некоторых дам; я даже знаю каких. Такие, вполне симпатичные девочки были, которых он трахал с воодушевлением и очень был горд, что в пятьдесят лет он еще может двадцатилетнюю девушку так оттрахать, что там на всю базу все визжало и кричало! А он выходил, счастливый, потираясь — «Ну надо же! Ну надо же! Как я ее! Эх!».
А вообще, — такая вот, как бы дурь на самом деле, с одной стороны, — ну потому что все — как бы дурь! Все зависит от того, что ты в этой жизни хочешь.
В: — С этого и начался весь ваш Дзен?
Т: — Это хороший вопрос — с чего все начинается? Если говорить строго, то вот! — Третьяков сильно хлопает по столу, — так, что подпрыгивают и дребезжат стаканы. — Вот весь ответ! — Чем вы занимаетесь? — Хлопает. — А что это такое? — Хлопает. Это — если говорить на языке Истины, — так скажем. Хотя, это тоже странно очень, — слова, после того, что я тебе уже ответил хлопком. А поскольку мы все привыкли общаться словами, то есть помимо остальных имеющихся у нас способов общения, ориентации в жизни — мы предпочитаем слова, то все свои поступки, действия, приход, уход, рождение, смерть — все словами объясняем. И это несмотря на то, что слова ничего не могут передать о том, что мы хотим узнать.
Ни рождение, ни смерть нельзя словами описать. — Хлопает по столу. — Только прямое указание на суть! В Дзен любят спрашивать: — «Что такое лампочка? Что такое луна? Что такое будда?», — и показывают пальцем — во! И я показываю на лампочку, на луну:, но я всего лишь показываю. Слова — это указатель, а сами лампочка и луна есть ответ. Понимаешь? Но я не могу взять луну и положить тебе на голову! Я говорю — вот! Поэтому слова — это всего лишь указательный палец. Все, что бы я умного ни рассказал о своей истории, или любой другой о своей истории, все эти рассказы — «а что было вчера?», «а как вы пришли сюда?», «а что было до того?», «а что было в эпоху» застоя«?», — это, всего лишь, будет большое количество пальцев, указывающих на нечто, что невозможно словами передать. Поэтому, эти слова как бы и имеют значение, а с другой стороны, — не имеют никакого значения.
Поэтому тот Путь, который мы называем Путем, — он как бы действительно Путь, а с другой стороны, — он никакой такой не Путь, а всего лишь аэробика как бы: Так что, с одной стороны, Васька придурялся, сидя на своей базе: — выпивая, закусывая и трахаясь, а с другой стороны, — нисколечко не придурялся. Понятно, да?
А на самом деле, в буддизме, если ты обращаешь свой внутренний взор на истоки, — ты их не находишь. Чтобы их объяснить, эти истоки, — необходимо ввести ряд умозрительных понятий, типа миллионов перерождений, кальп и тому подобное. Я пытаюсь ответить искренне, но понимаю, что исчерпывающего ответа в словах нет, поэтому я так много говорю по этому поводу.
В: — Но есть ведь какой-то сюжет в этой жизни, который привел вас к тому, какой вы сейчас?
Т: — Вся моя личная история, в которую, в конечном итоге, попали и вы, с этим вашим магнитофоном, — она началась еще в Москве, когда был совсем еще «застой», а Васечка сидел, как непризнанный гений. В том смысле, что, будучи уже кандидатом наук (перед ним тогда вырисовывалась серьезная, с точки зрения карьеры, перспектива), он вдруг как-то взял и свинтил с этого дела. Дальше он перевел ряд очень интересных книг. В частности, он первым перевел Кастанеду и его перевод, на мой взгляд, — самый сильный; они с Пелевиным его издали. Потом он перевел суфийские сказки и еще что-то. А вообще, он все время что-то искал. А что мы можем в этой жизни искать — только себя! Больше-то нечего.
Потом уже, очень странным путем, он пришел к Дзен. Есть в Выборге такой Саша Немков. Этот Саша был знаком с Лешей, а Леша с Васей в то время на кладбище работали. Саша уехал зачем-то в Америку, а там он как-то попал в Дзен-Центр. Там был такой Корейский Дзен Мастер Сенг Сан, который из Кореи переехал в Америку и там организовал Дзен-Центр, тем самым — перенес Корейский буддизм в Америку. Саша там столкнулся с этим буддизмом, потом вернулся домой — в Выборг. Там, через Лешу он познакомился с Васей, и как-то они соединились. А затем Сэнг Сан приехал в Россию. В Вильнюс сначала, а потом и в Питер. Это был уже восемьдесят шестой год. Вася поехал на ритрит к Сэнг Сану в Вильнюс. Там его Мастер пригласил на трехмесячное совместное уединение. Вася съездил, потом вернулся и, в результате, у нас тут образовалась небольшая группа. А сам Васечка сейчас в Сеуле (Корея) — монах в Дзенском монастыре.
Вася в своей жизни был сначала мусульманином, потом крестился, а потом уже стал буддистом, Ну, в мусульманстве он, по-моему, без обрезания обошелся. Просто принял Аллаха! Без формализмов всяких. Сказал просто, что, мол я — мусульманин, и все!
В: — А чем Максимов вас «зацепил»?
Т: — Ну как чем? Искренностью! Чем еще можно зацепить? Только искренностью! Потому что он сам искренне искал, все действия его были настоящими. Это и «зацепило». Как там у Кастанеды дон Хуан ему сказал? — «Я тебя «кольцом силы» приковал!». — Это, конечно, магические такие штучки, а просто он сделал некий искренний жест, — вот и все! Такой реальный жест. Если человек в чем-то искренне заинтересован, то в этом есть сила; если неискренне, то силы в этом нет. А раз нету силы, то и говорить нечего.
Ну, а потом Вася меня еще «грибочками» угостил. Вася с Попандопуло их «привели» на Российскую землю, — было это как раз возле Васиной базы. Я это не застал, но как Вася рассказывал, это был большой прикол: у Попандопуло был вырванный лист из «Психоделической энциклопедии» и они ходили по лесу и все грибы подряд жрали, — посмотреть, тот это гриб или не тот. Все было, как описано, — и понос был и все такое. Но потом попали на те самые.
Они с Попандопуло практиковали какое-то время с этими грибочками, и я потом как-то ими угостился. Конечно, эффект был ошеломляющим! Когда ты встречаешься со своим сознанием, и это приобретает весьма реальные черты, — а все эти психоделические грибы — это лишь повод для встречи со своим сознанием, — то это, конечно, сильное, неизгладимое впечатление!
В: — Вот эта ситуация, когда Володин с бандитами едят у костра грибочки, — из «Чапаева и Пустоты», — это из реальных событий? Володин с вас написан?
Т: — Как-то Пелевин давал мне эти странички, когда еще их не публиковал; я их почитал, — ну да, хорошо; но там ведь всякое было, — чего там только не было на этой базе, когда мы грибы жрали!
Один раз мы с Пелевиным нажрались грибов так, что Пелевин вышел из Васиного дома на четвереньках, укусил грозную собаку овчарку так, что она забилась в будку, потом пошел в другой домик, лег спать и всю ночь толкал кого-то. Потом утром проснулся, — он, оказывается, с другой грозной овчаркой спал.
А там была женщина, с которой Вася жил, — она была собачница, у нее были овчарки и обе они только на ночь спускались, — они действительно были очень злобные и грозные. Так вот, Пелевин одну из них укусил, — она его потом боялась:
Другой раз после грибочков он долго сидел под столом, а я его всячески пинал ногами.
В: — Максимова?
Т: — Нет, Вася у нас всегда выступал, как Учитель и Великий Маг, а Пелевин к нему всегда так: — «Василий Палыч! Василий Палыч!».
Один из последних приездов Пелевина был такой: они с Максимовым долго пили, а потом вдруг Пелевин «прозрел» и сказал: — «Василий Палыч! Никакой Вы на хер не маг и пошли Вы в жопу, а я уезжаю в Москву!» — и обматерил Васю со страшной силой. Утром, после этой вечерней пьянки, когда он развенчал Великого Мага, Пелевин стал собираться и сказал: — «Да, Василий Палыч, я подтверждаю, что никакой Вы на хер не маг!» — и так далее. И уже на пороге он обернулся и сказал: — «Ну а впрочем, если Вы все-таки маг, то мне — пиздец!». Я тогда говорю Васе: — «Ну, надеюсь, ты его разубедил?», — на что Вася ответил: — «Чем больше разубеждаешь, тем больше верящий убеждается». Но Вася все-таки остался для Пелевина магом, потому что, когда Вася, перед отъездом в Корею, уехал в Москву, — Пелевин его там кормил, поил и возил по разным местам. Вася приехал оттуда жирный и толстый, поправившись сразу на несколько килограмм. В сюртук не влезал перед отъездом в Корею.
А Пелевин вернулся в лоно магии, волшебства и таинств. Где-то в Огоньке, по-моему, он сидит в позе будды, — ну, как полагается, — и в темных очках. Если он действительно снимет очки темные, то ему писать не о чем будет. А поскольку это, — его хлеб, то он все время там должен присутствовать. Тяжелая судьба, как и у всякого писателя. Для того, чтобы писать, он должен пребывать в каком-то таком пространстве, которое он описывает. А поскольку никакого такого пространства нет, то все это — большая иллюзия.
В: — Какие были методы обучения у Максимова?
Т: — Ну как это, — наливай, да пей!
Как выпьешь, так разговоришься. Ну, а вообще, что хорошее в Василии и почему я, безусловно, считаю его своим Учителем, это, как я уже говорил, — искренность его общения. Если он чего-то достигает, он искренне этим делится. А как это происходит? — По-разному, — то грибочков поел, то водки выпил, то просто поговорил, тем более, что академических знаний у Васи хватало на то, чтобы поговорить и про йогу, и про Кастанеду (которого он первым в России перевел), и там про карты Таро:
Солнце светит одинаково для всех. Так и искреннее желание помочь — одинаково для всех, что в Василии Максимове, как и в любом настоящем Учителе, привлекает людей.
Если брать весь спектр того, как люди «сходят с ума» по какому-то поводу, и как они шли к этому, то вдруг, в какой-то момент ты понимаешь, что да! — надо сидеть, как в Школе Сото, — ровно, на пяточках, спинка прямая, все дела:, если это не так, то монах подойдет и как ебнет тебя палкой, что ты прямо сядешь и больше не шелохнешься! Потом — строго ходить. Потом — опять сидеть. И когда ты садишься абсолютно точно в предписанную позу, — ты уже в состоянии Будды, поэтому сиди и ни о чем больше не заботься, разве что о том, чтобы твое дыхание, взгляд и поза были правильными и время было выдержано правильно. При этом — ни на секунду не выходи из этого. Как вышел — ты уже не Будда. А пока не вышел и сидишь на жопе ровно, — ты в состоянии Будды.
А другая Школа говорит — никакого значения нет, — сидишь ты на жопе ровно или ты ешь, или пьешь, или делаешь все, что угодно, — главное, это как ты держишь ум свой. Если ум чист и в нем нет мусора — тогда ты тоже Будда!
Третьи говорят еще что-то, четвертые и пятые — свое, но когда все они становятся буддами, то все они видят, что все это — ерунда. Сидишь ты, ешь, пьешь и тому подобное, — зачем ты это делаешь? Для чего?
То есть — Практика не в том, что делать, — петь мантры или смазывать все отверстия тела бальзамом «звездочка», как это у Попандопуло было, или Алхимией заниматься, — не это важно. Это — как тебе удобно, потому что — одеваешь ты шубу, одеваешь ты тулуп или пуховик — главное в этом то, что ты сберегаешь тело от мороза.
Но, с другой стороны, все эти слова не являются правдой, потому что, если бы ты знал, — что именно твое, то тебе не надо было бы ни сидеть, ни бегать, ничего:, просто (хлопает по столу так, что подпрыгивают и дребезжат стаканы), — раз и все! Если ты понял, какой Путь — твой, — то ты уже все понял!
Это, как у Эйнштейна: — если ты в кабине лифта, то ты не можешь понять, — движешься ты или покоишься. То есть, нужны какие-то реперные точки, — что-то там стукает, что-то ускоряется или останавливается, — тогда только понимаешь, что ты едешь. Также и здесь. Каждый твой шаг, — это шаг твоей жизни, но, поскольку ты совершаешь его в неведении относительно пространства, перед тобой раскрывающегося, но ты совершаешь его все равно, не оценивая. А нашему уму все время нужно объяснение: — а зачем? а почему? а это лучше или хуже? Хотя это уже приделывание к пройденному объяснений, — шаг-то уже сделан! Или, наоборот. Ты стоишь у входа и рассуждаешь, — открыт он или закрыт, есть там дверь или вообще ее нет, вместо того, чтобы шагнуть. Шагнешь, — и этим будет все сказано.
Поэтому, если так собирать истории, то это интересно, потому что люди видят, что и такая история есть, и такая: Это все равно. Нельзя выбрать чужую историю и стать ею, ты все равно в этой истории начнешь искать свою.
Чужая история — это чужая, главное — сохранять направление. Все равно, все может в конце концов прийти в одну исходную точку (хлопает по столу). Она же — начальная (опять хлопает по столу). Это — точка рождения, точка смерти, это точка, — в которой мы находимся! Поэтому, что говорить о Путях, — все равно приходишь к одному (неожиданно резко кричит: — «Ха!»). — В этот миг ум твой пуст. Твой ум пуст, мой ум пуст, есть только «Ха!» В этот миг мы — абсолютно одно и то же. Мы есть жизнь, смерть, Путь, Все: Из момента в момент держать этот миг — это и есть ТЫ — ИСТИННЫЙ, в котором нет ни жизни, ни смерти, ни страдания, — ничего нет. И там есть все, — жизнь, смерть, страдание: Все очень просто.
В: — Про Попандопуло что-нибудь расскажите:
Т: — (Смеется) — Давно я с ним уже не общался. Как говорил Василий: — «Попандопуло — великий провокатор!«. Он очень многим людям помог самим своим существованием, потому что он действительно умеет провоцировать. Он наедет, настучит, по лбу даст, выгонит, обзовет, — то есть он большой Мастер выводить людей из самоуспокоенности. Это все в нем очень здорово.
Но длительного общения с Попандопуло я уже давно не выдерживаю. Он начинает на каждом шагу орать, кричать и испытывать, а я ловлюсь и мне становиться как-то плохо, когда я таким вот образом осознаю свои недоработки. Вообще, — светлая личность Гриша Попандопуло! Меня он все время бил по самым больным местам. Последний раз он отбуцкал меня после того, как мы сделали первый праздник города в Петропавловке. Идейным вдохновителем этого праздника был Федя, фольклорист. Теперь он продюсер кино. Была у него подруга Инга. И тут как-то выплыл Попандопуло. Как он выплыл, я не знаю. Естественно, к этому делу он тут же присосался. Раньше он в Москве жил и периодически приезжал в Питер, наводя здесь шухер. Он любил этот город. Потом так и остался здесь. Потом он еще бедного Федю от Инги отодрал с кровью и так они с тех пор с Ингой живут уже лет десять: Так вот, — делали мы этот праздник. Федя числился у нас главным режиссером, я был директором праздника, а Инга с Гришей Попандопуло были сценаристы и художники. Вся концепция была Гришиной. Хороший получился праздник. Первый «послеперестроечный». Веселый такой, искренний, — праздник с человеческим лицом: А потом вмешались деньги, — что называется, — дьявол. Их было мало, но они были, и каждый, кто там работал, думал, что хоть что — то там заработает. И, когда начался дележ, то вроде бы получилось так, что я денег отхватил больше всех. Много ли, мало, по сравнению с тем, что Попандопуло себе хотел откусить, — не знаю. И он меня очень ругал, обзывал, поносил всячески, а я очень переживал. А потом прошло года два, и была выставка Наташи Прокуратовой и Гриши во Дворце Молодежи. Я пришел на эту выставку. Иду, расслабленный такой, самодовольный. И Попандопуло ко мне через зал идет, и лицо у него такое, вполне нормальное. Подошел ко мне и говорит: — «Ну что, блядь, сразу тебе ебнуть в глаз, сука, или попозжее?» И я обиделся, — вспомнил сразу все грустное и ушел.
Если этот эпизод разбирать, то видно, что я пришел на эту выставку весь такой самодовольный, такой по-бюргерски — удовлетворенный, упивающийся своей собственной значимостью и все такое. Попандопуло же мастерски вышиб меня из седла одним ударом. Это он всегда был мастер делать. Причем, дело тут не в словах, тут есть какая-то магия. Любой другой мог мне куда более грозные слова сказать, и это меня бы ни как не поколебало.
Сейчас, говорят, он стал еще более злобный. Только и делает теперь, что вышибает всех из самоуспокоенности.
В: — Он делает это не со зла ведь, а с какой-то целью? Зачем?
Т: Не знаю. У меня есть подозрение, что сейчас у него та ситуация, когда маска, в свое время очень эффективная в нужных ситуациях, прирастает к лицу.
В: — В его действиях есть ведь что-то магическое. Действительно, людей, которые ругаются, наезжают, обзываются можно с избытком найти у любого ларька, но именно Попандопуло, как никому другому, удается, как вы сказали, — вышибить из седла. Он-то ведь наверняка не просто сквернословит, а очень четко осознает, — что и зачем делает?
Т: — Безусловно, осознает. А что касается магии: Магия? Когда я Васю спросил — «Что такое магия?» — он чиркнул зажигалку и сказал: — «Вот это для папуаса — магия!» Когда я сам стал понимать в этом что — то, то очень явно осознал, что то, что сказал Вася, — очень точно. Манипуляция сознанием, которую часто называют магией, всякие ясновидения, заклинания, — это как раз возможно, если ты свободен от личных амбиций, личных интерпретаций. Тогда ты ясно видишь все эти, как любят говорить — «кармические завязки». А если не свободен, то это кажется магией, так как ты не видишь механизмов этого. Для тех, кто ясно видит Путь, — нет проблем на Пути. Для тех, кто идет по Пути, — всегда есть какие-то вновь открывающиеся ситуации. Если ты достиг понимания, то тебе некуда идти. Это как легенда о возвращении блудного сына или суфийская притча о человеке, который пошел за счастьем, а счастье на пороге его ждало. Тебе, на самом деле, некуда уходить и некуда возвращаться. (Хлопает по столу). — Все здесь!
Та же магия: — одень на себя что-нибудь яркое или вырежи на жопе круг — и там твоя жопа голая будет видна, — ты же не можешь так пройти по улице? Все же будут смотреть: Поэтому, все эти там Перформансы и новые движения — они тоже претендуют на выход за нашу магическую обусловленность, — поиски личной силы и тому подобные вещи. Как там дон Хуан говорил: — «В данную секунду огромное количество миров есть прямо перед тобой, но ты не видишь ни одного, даже того, в котором ты сидишь!» — Почему? — Потому, что ты привык состраивать этот мир определенным образом. Но у мага мир состраивается бесчисленным количеством вариантов. Магический мир — это мир, в котором есть все миры. Все это «видение» и тому подобное, — самое смешное в этом то, что оно («видение») означает увидеть все это (стучит по столу) так же, как и ты видишь. Но ты видишь это как кружку, и голова говорит тебе, что это — кружка, а маг это видит, как (стучит по столу): И на вопрос: — «Что это такое?» — дает исчерпывающий (очень сильно стучит по столу, — кружка аж подпрыгивает) ответ. Это — магический ответ. Ответ в стиле Дзен. А ответ в стиле «указательного пальца» — «это кружка, в которую нальют чаю». (Я киваю головой). — Это пока у тебя всего лишь кивок головы. Я тебя спрашиваю — что это? (указывает на кружку) Отвечай!
В: — Не знаю!
Т: — В таком случае говорят — «ты на правильном пути и иди прямо в это «не знаю». Там все ответы». Как говорит Мастер Сэнг Сан —»Все очень просто!»
О грибочках еще расскажу. Были у меня два раза очень мощные переживания, связанные с приемом грибов. Когда Вася меня первый раз грибами хорошо очень угостил, — я так летал, не очень хорошо руля, а Попандопуло говорил: — «Бля, он грибов нажрался! Рулить надо! Рулить надо, а то занесет!» — Там действительно рулить надо, то есть, как бы оставаться здесь. И второй раз: я уже знал, что рулить надо, а там есть такая техника, что когда не справляешься со своим сознанием, а действие грибов сильное, то надо либо «Ха» кричать, либо танцевать, в общем, какое-то действие делать. И вот я танцевал два часа, чтобы не улететь. А я был толстый, и со стороны все это выглядело, наверное, очень забавно. Но тогда эти грибы дали понимание чувства тела. Конечно, под Васечкиным мудрым руководством и с помощью грибочков я сильную практику получил: Но, как говорит наш патриарх Сэнг Сан: — «Это лекарство». И, как лекарство, грибочки и ЛСД можно использовать, но вся проблема состоит в том, как потом это лекарство извлечь, то есть не стать «психонавтом». Оно тебе помогло, ты встал на Путь, — теперь оставь лекарство и останься на Пути, а не в пространстве психоделиков. И тут, конечно, Вася с грибами — Мастер. То же относится и к выпивке. Вася-то ведь выпить любил, да и сейчас, наверное, любит. Но он умел во все это не залетать, опыт у него на этот счет хороший был:
Самые великие маги — это просто люди. Знаешь, как в истории, когда один приятель приходит к другому и говорит: — «О, я ее так люблю! Она вся такая неземная, такая воздушная! Я к ней даже подойти близко не могу», — а тот ему — «Она человек?» — «Да, человек» — «Ну, тогда представь, как она срет!» — «Да что ты такое говоришь!» — «Ну, и где твоя любовь?» — «Да, действительно, где же?»
Так что самые великие Мастера едят, пьют, ссут, срут:, просто у них нет страданий, как у обычных людей, поскольку страдать-то некому:
На эту тему есть история: — вообще сюда, когда Вася у меня жил, приезжали, бывало, разные люди, чтобы с Васей пообщаться. И вот кто-то приехал, а мы до этого выпили хорошо, и Вася спать ушел. Мы с этим человеком проходим в комнату, где он спит, и я начинаю его всячески будить и трясти: — «Вася, — говорю, — вставай, тут к тебе человек за Просветлением приехал!» — Вася долго не мог проснуться, потом сел, обвел комнату мутным взором и, не глядя на ходока, сказал: — «Пойду, посру.»
Или еще в том же стиле: сидели мы как-то здесь с Васей и выпивали, а тут приехали двое ребят, — поговорить с Васей. И я им заявляю: — «Ребята, либо — по сто грамм водки, либо — пошли в жопу, и никакого вам Просветления!» — Они: — «Да мы не пьем, да мы так:», — а я им: — «Ну и пошли вон!» — Это так, — в стиле Попандопуло:
Как-то спрашиваю у Васи: — «Что такое Просветление?» — «Это, — говорит, — учебное слово»:
Денег на издание книги Третьяков не посулил, сославшись на то, что обнищал» после августовского кризиса.
Когда мы прощались, я спросил его, помнит ли он Петра, на что Владимир ответил:
— О, я сделаю вам подарок. Вот два вопроса, которые вы зададите Петру. Заодно, по его ответам, вы поймете, как я к нему отношусь. Первый вопрос: — «Если Иисус Христос вознесся на небо, то где он сейчас?», и второй вопрос: — «Если Иисус вернулся и находится среди нас, то, как он (Петр) узнает его?»
Вечером я позвонил Петру и передал вопросы Третьякова.
— Ну, а ты сам, как бы ответил? — спросил, в свою очередь, Петр.
— ???
— Даю подсказку. Оба ответа состоят из одного слова каждый, и звучат в духе «Чапаева..», — по крайней мере, те ответы, которые, по-видимому, ждет Третьяков. Так что, если Иисус вознесся на небо, то где он сейчас?
— Нигде!
— А как его узнать?
— Никак!
— Конечно же. Это ответы, которые ожидал от тебя Володя. Вариантов бесчисленное множество:
Прочитав текст беседы с Третьяковым, Петр пожал плечами:
— Очень однобокий взгляд на Максимова. Я с ним давно уже не виделся, — общались мы с ним тогда, когда Третьяков с ним не был знаком. А я знал Василия, как очень серьезного Искателя, а та разгильдяйская сторона, с которой его изобразил Третьяков, проявлялась не так уж часто. Вообще Василий — удивительный человек. То, что он подался в Дзен, тоже крайне странно и неожиданно. Сейчас многие бросились в Корею, — как всегда, нет пророка в своем отечестве. Это как дань моде. Хотя, что касается Максимова, — он всегда был исключением: А, если посмотреть на ситуацию с другой стороны: было бы забавно увидеть какого-нибудь корейца, специально приехавшего в Россию и подвизающегося в православном монастыре:
Еще пара историй, которые были рассказаны независимо несколькими людьми:
Когда Максимов поехал в Вильнюс на ритрит, который проводил там Мастер Сэнг Сан (это имя означает «Высокая Гора»), там произошла следующая ситуация: каждому участнику необходимо было принести с собой любую статуэтку или изображение Будды и, перед началом ритрита, поставить ее перед собой для созерцания и настройки. У всех участников были с собой статуэтки Будды, а у Максимова не было. Тогда Василий Павлович поставил перед собой, вместо статуэтки Будды, свои ботинки, к тому же грязные, и стал настраиваться на них. Мастер Сэнг Сан был восхищен таким действием. После окончания ритрита он пригласил Максимова в Корею (естественно, не только из-за случая с ботинками).
Уже находясь какое-то время в Корейском монастыре в качестве монаха, Максимов продолжал курить. А курение в монастыре позволить себе не может никто. Это просто не укладывается в тамошние понятия. Курящий монах — это нонсенс и позор для монастыря. Естественно, Максимов курил не в самом монастыре, да и сигарет у него не было, а денег монаху тоже иметь не положено. Так что, приходилось Василию Павловичу искать в местных холмах окурки или «стрелять» у жителей в округе и, таким образом, как-то перебиваться. Через некоторое время слухи, о том, что Максимов курит, достигли настоятеля монастыря. Тот вызвал Василия Павловича на беседу. Было очевидно, что, в таких случаях, монах с позором изгоняется. Но, все произошло иначе. Настоятель монастыря выдал Максимову денег на папиросы и, с тех пор, при встрече, обеспокоенно осведомлялся, хватает ли Василию Павловичу денег и папирос, периодически снова снабжая его деньгами. Случай, в истории Дзен — беспрецедентный.
Корейское имя Максимова переводится, как Сияющая Пустота.
Весной девяносто девятого Максимов неожиданно для меня прилетел в Питер. Я без труда нашел, где он остановился, позвонил и договорился о встрече.
26.5.1999.
Василий Павлович: — Если вспоминать, с чего все у меня пошло, то начался мой Путь около тридцати лет назад. Было мне тогда тридцать четыре года, а сейчас — шестьдесят два. Я тогда был биологом, кандидатом наук, уже собирался материал и для докторской диссертации, — в общем, с социальной точки зрения, — чего еще надо. Но нет, в какой-то момент я вдруг понял, что мне все смертельно надоело. Абсолютно все! Настроение было суицидное, и, в общем-то, к тому дело и шло (Мне рассказывали, что жизнь Василия Павловича была сложной и неоднозначной и после того, как он встал на Путь. Как, наверное, и у многих серьезных Искателей. Говорили, что у Максимова было несколько достаточно серьезных суицидных попыток). И вот, однажды, шел я, в этом настроении, по улице, да и споткнулся о камень. Это было в Москве, возле Покровских ворот. Споткнулся, и, вдруг, меня осенило: — «А кто споткнулся — то? Кто я?». Вопрос, в моем тогдашнем положении, прозвучал внутри настолько не праздно, что вся моя жизнь с тех пор буквально перевернулась. Меня больше ничего уже не интересовало, кроме ответа на этот вопрос. И, буквально, мне больше ничего не нужно. Единственное, чего я хочу, это попасть в «здесь и сейчас» и остаться в нем навсегда. Но, когда попадаешь, а потом, вдруг, снова вываливаешься из момента, из осознания себя, — нет ничего страшнее и болезненнее.
Потом происходило уже очень много всяких разных вещей, но вести меня по жизни стал уже тот самый смысл, который проявился, когда я впервые задался вопросом «Кто я?».
Через некоторое время я оказался на Дальнем Востоке, и мне в руки попалась книга Карлоса Кастанеды на английском языке. Это было первое издание первого тома: начало шестидесятых. Английский я знал неплохо, и мы вдвоем с Колей Цзеном перевели его за две недели. Я переводил, а Коля очень быстро печатал на машинке. Прислали этот перевод в Москву, здесь он определенным людям понравился и, с тех пор, по России стали ходить перепечатки моих переводов Кастанеды. Как только выходил новый том, я его сразу же переводил.
Влад: — Вы Искали один, или были какие-то группы, коллективы единомышленников?
В.П.: — Было несколько групп. Чем мы только не занимались. Просачивалась какая-то информация по йоге. Потом, использовали мы многое из того, что писал Кастанеда. Не впрямую, конечно передирали, а исходя из нашей, Российской ситуации.
Особенно много мы в группе занимались тем, что помогали друг другу осознать границы собственной личности и перешагнуть их. Делали вещи, которые выходили за установившийся образ себя, или вещи, которые полностью перечеркивали образ себя.
В: — Можете привести примеры?
В.П.: — Да примеры-то самые банальные. Ничего сверхъестественного. Но, для того, кто совершал такое действие, это было очень сильным поступком, иногда вносящим переворот во всю его жизнь.
Ну, вот, к примеру: с тем же Колей Цзеном стоим мы на остановке. Коля говорит: — «Ты мог бы с кем-то, кто стоит на остановке, познакомиться?» — «Нет, — отвечаю, — для меня это предельно сложный барьер». А Коля говорит: — «А я запросто!» — и тут же с несколькими людьми заводит разговор и знакомится. Потом говорит мне: — «Ну, а теперь ты давай, знакомься!» А я уже весь побледнел и окаменел, хоть под землю проваливайся, — но, такая задача стоит, — надо с ней справляться. Справился.
Другой раз, едем мы в метро, и уже я Коле говорю: — «А ты можешь взять и прикоснуться к незнакомым людям, которые тут едут? Я, например, могу» — иду вдоль вагона и ко всем прикасаюсь. Тут уже для Коли задача: познакомиться-то для него оказалось просто, а вот, что касается физических прикосновений, — тут у него блокировка была. Но, ничего, справился. Удивительный был человек Коля Цзен. Замечательный Практик, очень искренний Искатель. Но, будучи еще очень молодым, погиб в результате несчастного случая:
Так вот, совершали мы тогда такие, на первый взгляд, простые действия, а прорывы, в результате них бывали очень мощные. Помню, в одной группе, вместе с нами была довольно известная оперная певица. Мы ей дали задание — спеть, стоя на холодильнике, при этом полностью раздевшись. Атмосфера в группе была серьезная, и она все-таки выполнила задание, но зато потом полгода не появлялась, настолько мощное потрясение она при этом пережила.
Вообще, тогда в Москве была очень интересная ситуация. Люди, которые чем-то «таким» интересовались, сосредотачивались вокруг разных организаций, типа Научно-Технического Общества Радио-Электроники и Связи (НТОРЭС им. Попова), где вполне официально исследовались разные паранормальные явления. То и дело появлялись разные самопальные Учителя: был, например такой «астральный майор» Аверьянов, — очень яркая и самобытная личность. Он утверждал, что у него открылся некий «сансовый» канал, что он Просветленный Мастер и все такое: У него действительно были какие-то там выдающиеся способности. И, конечно, его вскоре забрали: КГБ. Так он умудрился и им лапши на уши навешать, да еще очень хитро. Он сказал там, что владеет телепатией (что-то он, вероятно, им продемонстрировал), и что берется провести за два года исследования, как обучить телепатии всех КГБшников. Но, потребовал определенные условия: чтобы ему предоставили шикарную квартиру — целый этаж в высотном престижном доме, а так же выделили девятнадцать красивых девушек — «Шакти», в полное его распоряжение, — для «опытов». И что? — Выделили ему и шикарную квартиру, и девятнадцать «Шакти»! Так повернуть дело — это же уметь надо! Правда, через какое-то время, его все-таки посадили. Сейчас, говорят, он где-то в Подмосковье:
В: — Вы какое-то время провели в Средней Азии? Что вам там удалось найти?
В.П.: — Вот, к примеру, я встретил там одного интересного человека: такого Абду Салама. Очень веселый мужик оказался, такой свободный, — он приехал лук продавать на базаре. Мы с ним очень сблизились. Меня тогда очень интересовали суфии, интересовал «зеленый проводник», который суфиям служит, — «хызах» или «хадыр», — по-разному его называют.
В: — Это что, сущность какая-то?
В.П.: — Да, типа того. Он появляется иногда для того, чтобы помочь ищущему на его Пути. И вот, Абду Салам встречал его. Меня это очень заинтересовало, — надежный человек свидетельствует о том, что встречал «хадыра». И я долгое время был занят поисками «хадыра», но так и не встретил. Через какое-то время в тех местах произошло сильное землятресение, и находиться там было опасно. Вообще, в Средней Азии много было всего интересного, сейчас мне всего и не вспомнить уже:
Потом я уехал оттуда и десять лет жил в лесу, под Выборгом. Где-то до девяносто пятого года.
В: — Вы специально ушли в те условия из города?
В.П.: — Да я город никогда не любил.
В: — К вам, наверняка, приезжали разные люди, — искать правду? О вас же тогда уже ходили слухи по всей России.
В.П.: — Да. У многих даже было мнение, что им эти контакты со мной как-то помогали. Но, я не входил в подробности, — за счет чего это происходило.
В: — Рассказывают, что к вам однажды приехал один, довольно известный, эзотерист, и показывал, как он «кундалини» поднимает:
В.П.: — Он не поднимал, он хотел мне это показать, но я его выставил за дверь. Напоил чаем и выставил. Я с такими людьми не общаюсь. Когда он что-то там заговорил, типа: — «Сейчас мой кундалини поднимется», — я на него так пристально посмотрел и говорю: — «Как же ты умирать-то будешь? Ведь ты стольким людям уже мозги запудрил:» Он ушел.
В: — Я слышал, что его эта встреча с вами «проняла», и он совсем уже глупыми вещами больше не занимается. А вас он очень зауважал:
В.П.: — Вообще, были люди, которых я сразу же отправлял обратно.
В: — Кого вы отправляли, а с кем общались? Каковы критерии?
В.П.: — Есть люди, которые приходят, чтобы что-то приобрести, а есть те, кто приходит, чтобы потерять. Так вот, те, кто приходит, чтобы потерять, — это мои люди. С этими я готов идти вместе.
В: — Можете привести примеры особенностей Российских Искателей, именно этой эпохи: шестидесятых — девяностых?
В.П.: — Петя — живой пример. Когда возникла эта парковая система в Алма- Ате, он стал ее приверженцем, да так в ней и завяз.
В: — Завяз? Почему?
В.П.: — Это Путь хороший, но очень долгий, его не хватит на одну жизнь. Я тоже в эту систему окунулся, но ненадолго.
В: — А Василия Пантелеевича вы встречали?
В.П.: — Да, виделся несколько раз.
В: — Что-нибудь можете о нем рассказать?
В.П.: — Ну, что, — хороший человек:
В: — И, все-таки, может быть вы расскажете какие-нибудь ситуации, которые были типичными для Российской Саньясы?
В.П.: — Ну, хорошо. Была одна женщина, с которой я был близок, но всем моим друзьям она не нравилась. Я ей сказал: — «Что ж, если мне приходится выбирать между тобой и друзьями, то придется тебе уйти!» Она говорит: — «Ладно, но можно мне еще пару недель побыть здесь, чтобы решить кое-какие вопросы с домом, с переездом, с родителями, — чтобы это не было все так внезапно?» Я отвечаю: — «Конечно, мне твое общество очень даже приятно, но так обстоятельства складываются, что тебе придется уйти». Наступил день, когда ей нужно уходить. Для нее это было — как вся жизнь рушится, все, что было построено, все планы на будущее, надежды и тому подобное, — все это рушится в один момент. Дальше — пустота. Я этим воспользовался и задал ей вопрос: — «Кто ты?» Она нашла сразу ответ, потому что у нее уже не было ничего, ее ничто не держало, все завязки порвались и, в тот момент, она просто была пустая. Она все поняла. Дальше я еще немного поднажал: — «Смотри глубже», — и она вспомнила все свои жизни, она вспомнила и поняла все. Ну, и изменилась полностью, конечно. После этого уже не было никакого вопроса, чтобы она уходила. Вот такой неожиданный прорыв. Хотя она никогда не занималась никакими Духовными поисками, никаким Дзеном.
В: — С Попандопуло вы давно знакомы?
В.П.: — Да, больше двадцати лет уже.
В: — Вы с ним какое-то время искали вместе?
В.П.: — Нет, отдельно. Нас с ним объединяет только взгляд на водку.
В: — Считаете ли вы эффективными его действия по «вычитанию» у человека всего лишнего, разрушению стереотипов?
В.П.: — Он играет. Он на этом не завяз. Другие — многие завязают, а он от своей системы свободен. А дает ли это эффект — не мне судить, а тем, с кем он так поступал.
В: — А для вас он не создавал никаких ситуаций?
В.П.: — Пытался. Много раз пытался, пока, наконец, не бросил эти попытки.
В: — А вы в таком стиле не работали?
В.П.: — Нет, это не мое амплуа.
В: — А какое — ваше?
В.П.: — Ну, вот я сейчас с тобой разговариваю. Так я и со всеми разговариваю. Так было всегда, еще до Кореи.
В: — А с Пелевиным как вы пересеклись?
В.П.: — Он приехал ко мне под Выборг подписать бумагу о согласии опубликовать мои переводы Кастанеды. Первые два тома они тогда с Попандопуло издали. Пелевин, как редактор, а Попандопуло — художник. А раз он приехал, я с ним разговорился. Он как-то сразу зацепился. Потом стал приезжать. Что-то до него дошло. Мы с ним шли до автобуса, — я его провожал. И я ему тогда сказал: — «Витя, ты понял, что нет прошлого, понял, что нет будущего, но ты пойми самую важную вещь, — что настоящего тоже нет!» Момент-то неуловим, где его границы! Пелевин аж чемоданы выронил: — «А где же я нахожусь-то???» Потом он часто приезжал ко мне на базу, подолгу у меня оставался:
В: — То, что описано у Пелевина, в «Чапаеве и Пустоте», как-то отражает ваше с ним общение?
В.П.: — Он использовал многое из того, что я высказывал. Все это он всунул в книжку от имени Чапаева. Писатель! — ему если что-то говоришь, — он все записывает, холера!
В: — Вы с «грибочками» много экспериментировали?
В.П.: — Да их возле моей базы было, — хоть косой коси! Так что, если кто-то приезжал, я угощал. Но, если человек принимал их со мной, я не давал ему уйти ни в какие галлюцинации, ни в какой кайф, а давал возможность четко держать момент.
В: — Для многих Российских Искателей не последним атрибутом практики была водка. Для вас, я слышал, тоже. Почему?
В.П.: — Вообще, водка вредна. Но, в России все время пили. Я начал пить очень рано: меня мама с восьми лет приучила к пиву, потому что я был дистрофиком после войны, и она меня пыталась откормить пивом. А дальше я уже и сам включился потихонечку.
В: — Дает ли водка что-то для осознания?
В.П.: — Нет. Ни в коем случае. Если ты можешь удерживать чистый ум, и водка тебя не собьет, тогда можно пить. Если не можешь, тогда это просто добровольное сумасшествие.
В: — Вам удается держать свой ум чистым, когда вы выпиваете?
В.П.: — У меня большой опыт! (Смеется).
В: — У вас какие-то сиддхи были?
В.П.: — Что это такое?
В: — Ну, некие неординарные способности, которых нет у большинства людей:
В.П.: — Кто ты, Влад?
В: — Не знаю, да и словами ведь это не описать:
В.П.: — В Дзен присутствует единственная цель — найти, что есть «я». Если ты найдешь, что есть «я», — будешь галактиками играть:
В: — Вы нашли?
В.П.: — Я вижу тебя. Твоя рубашка черная:
(Долго молчим)
В.П.: — Я тут встречался на днях со студентами Психологического Факультета, и рассказал им такой случай: Мастер Дзен улетает из аэропорта Кеннеди. Там собралось много народу в зале ожидания. То ли погода была нелетная, то ли еще что. И проходил какой-то репортер, задававший всем один и тот же вопрос, как это сейчас в моде. Вопрос был такой: «Что для вас самое отвратительное на свете?» Отвечали кто что: атомная война, измена жены и тому подобное. Конечно, репортер не смог пройти мимо буддийского монаха и тоже задал ему свой вопрос. Мастер выслушал вопрос, и спросил, в свою очередь, репортера: — «А кто вы?» — «Ну, я Джон Смит», — «Понимаю, но Кто вы?», — «Я репортер такой-то газеты:», — «Это ясно, но Кто вы?», — «Ну, человек, в конце концов!», — «Это тоже ясно, но Кто вы?» — До того, наконец, дошло, так, что он даже рот раскрыл. Тогда Мастер говорит: — «Вот это и есть самое отвратительное на свете: не знать, кто ты»:
В: — Почему, все-таки, несмотря на тот удивительный Путь, который вы прошли здесь, вы решили поехать в Корею?
В.П.: — Во-первых, благодаря обстоятельствам, я встретился с Корейским Мастером. Во-вторых, это семьдесят восьмой Патриарх: семьдесят восьмая прямая Передача после Будды. В-третьих, там международный Дзен Центр: люди там со всего «шарика» собираются. Пожалуй, нет сейчас на земле человека, который мог бы сравняться с Патриархом Сэнг Саном в Дзен. Вообще, Дзен остался только в Корее и, отчасти, в Японии. В Китае Дзен уже нет, — так только, разговоры одни. Сейчас Сэнг Сан привез Дзен на Запад: есть Мастера в Америке и в Европе:
В: — А в России что, нет возможности реализоваться?
В.П.: — Возможность такая есть везде и всегда, — найди ответ, — кто ты есть!
В: — Зачем же ехать в Корею, если вы сами ответили, что можно реализоваться и здесь?
В.П.: — Без Учителя это почти невозможно. Без Учителя ты думаешь, и твой ум все равно уведет тебя в сторону.
В: — А вы не встречали Учителей в России?
В.П.: — Есть замечательные люди, но они еще в Пути. Еще далекий Путь впереди:
В: — В Корее вы сколько уже?
В.П.: — Три года.
В: — Как учит Сэнг Сан? Каков его способ Передачи?
В.П.: — У тебя один нос и два глаза. Почему? Отвечай!
В: (минутное замешательство; вопрос задан с такой «подачей», что ум на некоторое время замолкает) —??!!
В.П.: — Держи свой ум в этом положении «не знаю»!
В: — А разные практики, Ритриты?
В.П.: — Это все — вспомогательные средства. Они нужны для того, чтобы у тебя была энергия удерживать это. Понять, кто ты есть, ты можешь прямо сейчас, но у тебя нет энергии, чтобы это удержать. Нет энергии, чтобы отбросить свой ум. Так что, для того, чтобы энергия появилась, есть тысячелетиями отработанные медитации. Чем мы и занимаемся, — «сидим» по шесть месяцев в году.
В: — И режим достаточно жесткий, да?
В.П.: — Да, с пяти утра и до десяти вечера.
В: — Сидите по сорок минут?
В.П.: — По пятьдесят. Потом десять минут — ходячая медитация. И так — девяносто дней зимой, девяносто — летом. В промежутках — свободная практика: можешь поездить по Корее, повстречаться с разными Учителями; если есть деньги, можешь еще куда-нибудь съездить:
В: — Вы Сэн-Сей, или монах?
В.П.: — Я монах. Сэн-Сэй — это следующая ступень. А потом уже идет последняя — Дзен Мастер. Скорее всего, в следующем году я вернусь сюда уже Сэн-Сэем.
В: — А на ваших глазах кто-нибудь просветлился?
В.П.: — На моих глазах???
Я показал Василию Павловичу текст беседы с Третьяковым. Спросил, можно ли публиковать и получил добро.
В: — Тут еще упомянут Пелевин в нескольких ситуациях. Как вы думаете, он не обидится?
В.П.: — Ничего, договоримся!
Через несколько дней Максимов уехал в Москву, а оттуда в Корею.
Еще через месяц я созвонился с Попандопуло и рассказал ему, что встречался с Максимовым.
— А, с этим живым трупом?
— ???
— Этот Вася Пердолетов мне больше не друг. Все! — зазомбирован до предела. Как Искатель — умер. Ну, умер, так чего ходишь и смердишь, — людям мозги ебешь?
Он мне, кстати, рассказывал, что вы к нему приходили. Говорит: — «Приходил тут один Хрюша, записывал что-то про меня». Это были единственные его собственные слова. Все остальное, — сплошные цитаты из этих ебаных корейцев.
О РЕДАКЦИИ ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА
По-видимому, стоит сразу же оговориться, что лично я не являюсь ни хулителем Виктора Пелевина, ни слишком уж восторженным его поклонником. Мое к нему отношение таково: читал все, и буду читать все, что автор напишет есчо, при этом я искренне благодарен автору за то немалое количество приятных минут, которое доставило мне чтение его произведений.
Итак, Виктор Пелевин занимался редактурой переводов Максимова приблизительно с 1990-го по 1992 год. В то время его литературная карьера только-только начиналась. Первая его публикация в прессе состоялась в декабре 1989 года — журнал «Наука и религия» напечатал его рассказ «Колдун Игнат и люди». В январском номере за 1990 год это же издание публикует его статью «Гадание на рунах». В 1991-м Пелевин выпускает свой первый сборник рассказов под названием «Синий фонарь» и в этом же 1991-м выходят первые два тома Кастанеды под его редакцией (изд-во «Миф»). В марте 1992-го журнал «Знамя» публикует его первое большое произведение «Омон Ра», а в следующем году — «Жизнь насекомых». Также, в 1992 году «Миф» печатает третий том Кастанеды под его редакцией.
Пелевин, на тот момент, числится студентом Литературного института им. Горького. (Это — второй институт. Первое его образование — техническое.) С двумя институтскими товарищами он участвует в организации частного книжного издательства, которое по договоренности с ректором расположилось в комнате бывшего комитета комсомола того же института, где все трое учились. Сперва новоиспеченное издательство называлось «День», а позже было переименовано в «Миф». Пелевин занял там должность заместителя главного редактора по прозе, и в качестве такового осуществлял подготовку к печати первых трех книг Кастанеды.
Теперь о самом тексте. К тексту огромное количество претензий технического плана. Я всерьез подозреваю, что в печать, по недоразумению, попал один из вариантов черновика, а чистовик так и остался лежать где-то на всеми забытой дискетке.
Судите сами: время — начало 90-х; трое молодых людей берутся за исключительно сложное дело, не имея для этого ни специальных знаний, ни соответствующего опыта; Пелевин, помимо редактуры максимовских переводов, во-первых сам много пишет, а во-вторых участвует в целой куче других не менее масштабных проектов. Связанная со всем этим суета и неразбериха делает версию с потерей чистовика более чем вероятной, а версия привлекательная, поскольку многое объясняет.
То, например, что текст заметно неоднороден. Сперва Пелевин устанавливает для себя довольно высокую «академическую» планку — таков, по крайней мере тон его примечаний, которыми пестрит начало первого тома. Некоторые понятия, он (в точном соответствии с оригиналом) приводит с испанским переводом. Например: «Это надо жевать (Esto se masca)» (стр. 33),[6] или «Жуй, жуй (Masca, masca)» (там же). Довольно скоро он начинает обходится без всего этого.
Приблизительно до середины первого тома нередки настроенческие заносы, когда в текст вдруг вклинивается словечко из неподходящего словаря, или бывает просто что-то вдруг переклинивает и появляются фразы вроде «У очень немногих индейцев…» (стр. 24) — мало того, что «у-у-о-очень», так хочется еще и продолжить: «Такое желание есть». Или: «Он не дал мне кончить» (в значении «перебил», стр. 38) — тут я на месте Карлитоса бы воскликнул: «Нет уж, позвольте!». Ближе к концу первого тома Пелевин прикалываться кончает.
Далее, обращает на себе внимание явное злоупотребление таким знаком препинания как точка с запятой; при этом, если до середины второй книги частотность данного знака все же не превышает средней частотности по больнице, то после седьмой главы второго тома от точек с запятой начинает буквально рябить в глазах; надо, впрочем, оговориться, что связывая предложения при помощи точки с запятой автор весьма успешно достигает нужной и правильной интонационной определенности, однако такое резкое изменение частотности вхождения (прямо посередине книги!) бросается в глаза и ощутимо отвлекает.
Похожая картина наблюдается и с одним не слишком тонким приемом, который можно назвать «иссечением подлежащего». Дело в том, что Максимов — большой любитель нанизывания личных местоимений. На первый взгляд это плохо и первое, что приходит в голову — просто их удалить (хотя бы через одно), превратив эти предложения в односоставные. Но если просто делать это, то текст превращается в эдакую дневниковую хронику Васи Самопискина (Вышел на крыльцо. Огляделся. Ничего не понял.) Начало первой книги пестрит подобными иссечениями, а ближе к середине Пелевин уже практически полностью отказывается от этой порочной «техники».
Последняя треть первой книги, в плане верного слова, уже вполне себе гладка и лепа, и второй том разыгрывается как по нотам… до четырнадцатой главы. Тут у Пелевина отчего-то вдруг опускаются руки. Ему уже не хочется ничего делать и он намного чаще, чем в предыдущих главах оставляет текст Максимова как есть, а где правит — делает это почти через не могу. К середине пятнадцатой главы ему удается выйти из этой непонятной абстяги и он заканчивает вторую книгу практически на прежнем уровне, хотя и чуточку «другим человеком».
Примеров такой неоднородности можно было бы привести еще много, но и обозначенная ее топология уже заставляет подозревать, что предлагаемый текст — черновик. Более же всего говорит за это целый вагон очевидных описок, которые ну никак не остались бы в окончательном варианте. Например: «Я сумел открыть глаза и посмотрел через полузакрытые веки на землю перед собою. Был уже рассвет.» (стр. 410) Что вот это за на фиг?! В гипотетическом чистовике эти два предложения звучат, по-видимому, так: «Я сумел приоткрыть веки и посмотрел на землю перед собой. Рассвет уже наступил.» А вот еще: «Я загнал дона Хуана в угол и сказал, что интуитивно чувствую…» (стр. 276) Для меня, например, очевидно: это — не ошибка, это — неисправленная описка. Черновик.
Я не стану увлекаться здесь коллекционированием нечаянных ляпов, скажу только, что их много (вагон) и это прямо говорит о том, что текст никем не вычитывался.
И последнее замечание: в тексте постоянно встречаются различные обозначения длины, веса и т. д. Вначале все эти обозначения даются строго в английской системе мер, но довольно скоро начинается ничем не оправданный разнобой. Во второй книге, например, есть место, где на одной и той же 229-й странице рост Люсио указан в футах, а длина его дома и ширина рамады — в метрах. Как ни крути, это непорядок.
При всем этом, текст пелевинской редакции — это определенно лучшее, что произошло с Кастанедой в России в постсамиздатовский период. Я очень хвалю софийский пятый том, но он — самый легкий. Пятый том — сплошное безостановочное действие с константным ритмом, сотканное из очень несложных предложений. По большому счету, для человека, который называет себя редактором, не справиться с таким текстом — грех, а справиться — зачет. Первые же два тома — орешек, разгрызть который под силу только обладателю счастливой алмазной фиксы.
Работа, которую проделал Пелевин по приведению непролазных максимовских «темнот» к божескому виду (причем, умея соблюсти неподражаемую максимовскую «архитектонику языкового знака»!) поистине грандиозна, иначе не скажешь. Он действует тут как писатель, а не как технический редактор, поэтому и вопросы тут не столько к нему самому, сколько к издательствам, штат которых следовало бы комплектовать хотя бы одним не слишком толстым корректором. И если издательству «Миф» отсутствие такового в 1991 году простительно, то издательству «ЭКСМО-ПРЕСС» в 2000-м — уже вряд ли.
Между тем, как бы ни была хороша пелевинская редакция Кастанеды, в том виде, в каком она оказалась опубликована — она не для читателя. «Шумов» все таки многовато и эти шумы, к сожалению, все те чудесные всплески экзистенциальной поэзии, которые разбросанны по текстам Василия Павловича Максимова, аберрируют достаточно сильно. Думаю, что так.
КРАТКИЙ ОБЗОР ТЕКСТОВ ОТ ОФИЦИАЛЬНЫХ ИЗДАТЕЛЬСТВ
Татьяна Тульчинская (Третья книга) Та самая леди, которая прославилась выканьем дону Хуану:) Ее перевод имеет только историческое значение, из уважения к которому не станем говорить об этом переводе ничего плохого.
Б. Останин, А. Пахомов (Первая и вторая книги) Их перевод в чем-то неплох, многим он нравится, мне — нет. Во-первых, ни бедному Карлосу, ни дону Хуану почти никогда не удается найти верный тон, во-вторых, текст содержит не свойственную русскому Кастанеде экзотику, например, олли-союзники именуются там «гуахо». Свят, свят!.. К слову, ребята, по ходу, не читали пятого тома, который существовал к тому времени уже 14 лет как! Это словечко (guaje — исп. «тыква-горлянка») употребляет однажды там донья Соледад, а Кастанеда заявляет на это, что никогда не слышал такого слова от дона Хуана. («Второе кольцо силы» «София» Киев 1995 стр. 35) В оригинале нет никаких «guaje». Во всех своих книгах, от первой и до последней, Кастанеда называет «ИХ» английским словом «allies» («союзники», в единственном числе — «ally») Какие гуахо-гуахе? Зачем это?
В общем, Кастанеда от Останина и Пахомова — на любителя. Но, как я уже упоминал, существует «причесанный» вариант этого перевода (Издательство «Импакс» 1991, переводчик якобы И. Иванов. Хорошо, что не Джон Смит.) Этот вариант лично мне понравился. Так что, мое мнение, если уж читать Останина и Пахомова, то лучше в «причесанном» варианте от «Импакс».
М.А. Добровольский (София. Первая книга.) Перевод возмутительно плох. Кастанеда похож там не на американского студента-антрополога, а на того самого Жоржика из Одессы, которого Олег Даль по капле выдавливал из образа принца Флоризеля. Поистине хамский во всех отношениях перевод!
А.В. Сидерский (София. Вторая, третья и седьмая книги) С одной стороны, переводам Сидерского не откажешь в ряде достоинств. Не смотря на куцый язык с настолько же характерным, сколь и легко угадываемым прононсом, тексты достаточно живы. Недочетов много, но они легко «глотаются», не встают поперек глотки. Явной халтуры нет. С другой стороны, Сидерский — большой любитель радикальной перелицовки текста: прямую речь заменить косвенной, косвенную — прямой, предложения поменять местами, слова перетасовать, а где-то чего греха таить и от себя словечко-другое пристроить… Нет, я вовсе не против такой перелицовки и считаю, что переводчик имеет право на некоторую «необходимую вольность», но у Сидерского, в этом плане, больно уж много энтузиазма прослеживается. В общем, фантазер!
Вот и главный редактор издательства «София» Инна Лазаревна Старых в интервью журналу «Еженедельник 2000» со свойственным ей простодушием заявляет: «Когда мы только начинали, я пригласила Андрея переводить для нас Карлоса Кастанеду. Он из одной фразы делал абзац. Ему было что сказать.» Позволю себе проиллюстровать эти ее слова небольшим примером:
Человек же, успокоив эманации внутри своего кокона, начинает их со всех сторон обдумывать, анализировать и ими любоваться. (Книга седьмая, пер. А.В. Сидерский, «София» Киев 1995 стр.78)
Исходный английский текст:
But human beings quiet down their emanations and then reflect on them.
Пилотаж, однако! Фразу «reflect on them» Сидерский переводит как «со всех сторон обдумывать, анализировать и ими любоваться». Человеку действительно есть что сказать! С чем мы Андрея Владимировича и поздравим.
Инна Лазаревна Старых (София.) Ее именем подписаны четвертый, пятый и восьмой тома, а в шестом она указана в качестве редактора «анонимного» перевода. Во всех четырех книгах фразы «перевод Инны Старых» и «редакция Инны Старых» следует понимать как «сделано под общим руководством Инны Старых», что более чем логично, поскольку Инна Лазаревна, как я уже говорил, — главный редактор издательства «София».
Кто на самом деле готовил к печати эти четыре книги неизвестно, можно однако считать доказанным, что эти четыре книги были подготовлены пятью разными людьми. (См. приложение № 3.1) Здесь я буду называть каждого из них просто «Редактор» с номером, соответствующим номеру тома. Редакторов оказалось пятеро, потому что шестой том готовили два человека.
Редактор № 4 Текст четвертого тома был взят из самиздата (т. е. это перевод В.П. Максимова) Редактор № 4 подверг его основательной, но достаточно бережной, а главное — грамотной переработке. В итоге текст получился неплохим, а местами даже и хорошим. Серьезные сомнения может вызвать разве только весьма вольное обращение Редактора № 4 с терминами, но в целом — сносно.
Редактор № 5 Блестящая работа! По-видимому, это перевод с нуля — софийский текст хотя и близковат к самиздатовскому, но Редактор № 5 слишком талантлив чтобы ему требовалась какая-то там основа, которую он будет править; у него совсем другие «скорости» и любая основа могла бы ему только мешать — свой текст он (она?) создает с демиургической непосредственностью, используя при этом только такие из слов, которые потом уже нельзя будет заменить. Это здорово. Это впечатляет.
Редактор № 6.1 (Главы шестого тома 1-12) Хорошая редактура. Ничего лишнего, все по делу. Твердая четверка. А за то, что Максимова поберег, так и с плюсом!
Редактор № 6.2 (Главы шестого тома 13–15) Отвратительная работа. Сразу видно, что ни способностью, ни профильным образованием на худой конец Редактор № 6.2 не обременен; зато обременен неуемным рвением, с каким только землю копать, на манер мистера Питкина. (См. приложение № 3.1)
Редактор № 8 Несомненный перевод с нуля. Текст шокирующе плох, просто нет слов как плох. Ужасно! (См. приложение № 3.1) Оговорюсь, что редакция 1992 года чуточку и в лучшую сторону отличается от редакции 1995-2013 гг.
Таков «магазинный» Кастанеда. Лично я рекомендовал бы к прочтению четвертую (с оговорками), пятую (безоговорочно!) и шестую (до 13 главы) книги софийской серии, а также «причесанный» вариант Останина и Пахомова от «Импакс». Все остальное, во избежание порчи нравов, не рекомендовал бы.
ПРИМЕРЫ ДЛЯ ПРИЛОЖЕНИЯ № 3
СКАЗКИ О СИЛЕ
В приложении № 3 я утверждаю, что текст софийского издания четвертого тома на самом деле является переводом В.П. Максимова под редакцией Редактора № 4. Следующий набор из 10 примеров призван это продемонстрировать. Слова, которые в сопоставляемых абзацах не совпадают, выделены мной.
1.
МАКСИМОВ: «Нет никакой необходимости обращаться с телом таким ужасным образом, — сказал дон Хуан с ноткой укора. — Но печальный факт состоит в том, что все мы научились в совершенстве тому, как делать наш тональ слабым. Я назвал это индульгированием». (В электронной версии пропущено слово «ужасным», в бумажной копии оно есть.)
-
СОФИЯ: — Нет никакой необходимости обращаться с телом таким ужасным образом, — сказал дон Хуан с ноткой укора. — Но как ни печально, все мы в совершенстве умеем делать наш тональ слабым. Я называю это индульгированием. («София» Киев 1995 стр. 350)
2.
МАКСИМОВ: Я побежал за ней и спросил какое-то направление. Я подошел к ней очень близко. Она была молода, наверное лет двадцати пяти, среднего роста, очень привлекательная и хорошо одетая. Ее глаза были ясными и спокойными. Она улыбалась мне, когда я говорил. Было в ней какое-то очарование. Она мне очень понравилась, так же, как мне понравились те три индейца.
Я вернулся назад на скамейку и сел.
«Она воин?» — спросил я.
«Не совсем, — сказал дон Хуан. — Твоя сила еще не настолько отточена, чтобы привести воина. Но у нее очень хороший тональ. Такой, который может стать правильным тоналем.»
-
СОФИЯ: Я побежал за ней и спросил о каком-то направлении. Я подошел к ней очень близко. Она была молода, наверное лет двадцати пяти, среднего роста, очень привлекательная и хорошо одетая. Ее глаза были ясными и спокойными. Она улыбалась мне. В ней было какое-то очарование. Мне она очень понравилась, так же, как и те три индейца.
Я вернулся к скамейке и сел.
— Она воин? — спросил я.
— Не совсем, — сказал дон Хуан. — Твоя сила еще не настолько отточена, чтобы привести воина. Но у нее очень хороший тональ. Такой, который может стать правильным тоналем. («София» Киев 1995 стр. 356)
3.
МАКСИМОВ: «Что собиралось быть раскрыто тебе, так это твоя смерть, — сказал дон Хуан. — В этом опасность индульгирования. Особенно для тебя. Потому что ты естественно настолько все преувеличиваешь. Твой тональ настолько талантлив в индульгировании, что он угрожает целостности тебя самого. Это ужасное состояние существа.»
«Что я могу сделать?»
«Твой тональ должен быть убежден разумом, твой нагваль — действиями. Пока они не сравняются друг с другом, как я тебе говорил, тональ правит и тем не менее он очень уязвим. Нагваль, с другой стороны, никогда или почти никогда не действует, но когда он действует, он ужасает тональ. …»
-
СОФИЯ: — Что собиралось быть раскрыто тебе — так это твоя смерть, — сказал дон Хуан. — В этом опасность индульгирования. Особенно для тебя. Потому, естественно, что ты настолько все преувеличиваешь. Твой тональ настолько талантлив в индульгировании, что он угрожает целостности самого себя. Это ужасное состояние существа.
— Что я могу сделать?
— Твой тональ должен быть убежден разумом, твой нагваль — действиями, пока они не сравняются друг с другом, как я тебе говорил. Тональ правит, и тем не менее он очень уязвим. Нагваль, с другой стороны, никогда или почти никогда не действует, но когда он действует, он ужасает тональ. («София» Киев 1995 стр. 369)
4.
МАКСИМОВ: Мысль, что дон Хенаро держит бразды правления наполнила меня ужасом. Я повернулся к дону Хуану, чтобы сказать ему об этом, но прежде чем я успел произнести свои слова, дон Хенаро издал длинный поразительный крик.
-
СОФИЯ: Мысль, что дон Хенаро держит бразды правления наполнила меня ужасом. Я повернулся к дону Хуану, чтобы сказать ему об этом, но прежде чем я успел произнести свои слова, дон Хенаро издал громкий пронзительный крик. («София» Киев 1995 стр. 374)
5.
МАКСИМОВ: Я хотел спросить насчет дона Хенаро, но почувствовал, что если я не буду продолжать дышать и отжимать вниз свою диафрагму, то я умру. Дон Хуан указал подбородком на какое-то место позади меня. Не сдвигая ног я начал поворачивать голову через левое плечо. Но прежде чем я смог увидеть на что он указывает, дон Хуан прыгнул и остановил меня. Сила его прыжка и скорость с которой он меня схватил, заставили меня потерять равновесие.
-
СОФИЯ: Я хотел спросить насчет дона Хенаро, но почувствовал, что если не буду продолжать дышать и отжимать вниз диафрагму, то умру. Дон Хуан указал подбородком на какое-то место позади меня. Не сдвигая ног, я начал поворачивать голову через левое плечо, но прежде чем я смог увидеть, на что он указывает, дон Хуан прыгнул и остановил меня. Сила его прыжка и скорость, с которой он меня схватил, заставили меня потерять равновесие. («София» Киев 1995 стр. 378)
6.
МАКСИМОВ: Я не знал, что сказать. Мысль о том, что дон Хенаро являлся моим бенефактором, интриговала меня до бесконечности. Я хотел, чтобы дон Хуан побольше рассказал мне об этом. Он, казалось, не был расположен к разговору. Он посмотрел на небо и на вершины темных силуэтов деревьев сбоку от дома. Он уселся, прислонившись к толстому раздвоенному столбу, вкопанному почти перед дверью, и сказал, чтобы я сел рядом с ним слева.
-
СОФИЯ: Я не знал, что сказать. Мысль о том, что дон Хенаро является моим бенефактором, интриговала меня до бесконечности. Я хотел, чтобы дон Хуан побольше рассказал мне об этом, но он, казалось, не был расположен к разговорам. Он посмотрел на небо и на вершины темных силуэтов деревьев сбоку от дома. Он уселся, прислонившись спиной к толстому раздвоенному столбу, вкопанному почти перед дверью, и сказал, чтобы я сел рядом с ним слева. («София» Киев 1995 стр. 392)
7.
МАКСИМОВ: Дон Хуан продолжал говорить, но я его не слушал. Мое внимание было приковано к мягкому шуршанию чего-то змееподобного, скользящего по сухой листве. Я испытал момент паники и физического отвращения при мысли, что ко мне подкрадывается змея.
-
СОФИЯ: Дон Хуан продолжал говорить, но я его уже не слушал. Мое внимание было приковано к мягкому шуршанию чего-то змееподобного, скользящего по сухой листве. Я испытал момент паники и физического отвращения при мысли, что ко мне подкрадывается змея. («София» Киев 1995 стр. 393)
8.
МАКСИМОВ: Я сказал ему, что боюсь дона Хенаро, и он засмеялся, как будто меньше всего мог этого ожидать. Он сказал, что разница между доном Хенаро и доном Хуаном была подобна разнице между днем и ночью. Дон Хенаро был день, дон Хуан был ночь, и как таковой, он был самым пугающим существом на земле. Описание своего страха перед доном Хуаном заставило Паблито сделать некоторые замечания относительно своего собственного состояния, как ученика.
-
СОФИЯ: Я сказал ему, что боюсь дона Хенаро, и он засмеялся, как будто меньше всего мог ожидать этого. Он сказал, что разница между доном Хенаро и доном Хуаном подобна разнице между днем и ночью. Дон Хенаро был день, а дон Хуан — ночь, и как таковой, он был самым пугающим существом на Земле. Описание своего страха перед доном Хуаном заставило Паблито сделать некоторые замечания относительно своего собственного состояния, как ученика. («София» Киев 1995 стр. 401)
9.
МАКСИМОВ: Он сказал, что герой его рассказа был очень хорош на публичных сборищах и мог выдать длинную речь без всяких затруднений, но что его положение требовало, чтобы он читал свои речи по бумажке. А этот человек был неграмотный. Поэтому он использовал свои мозги для того, чтобы перемудрить всех.
-
СОФИЯ: Он сказал, что герой его рассказа был очень хорош на публичных сборищах и мог выдать длинную речь без всяких затруднений, но что его положение требовало, чтобы он читал свои речи по бумажке. А этот человек был неграмотный. Поэтому он использовал свои мозги для того, чтобы перемудрить всех. («София» Киев 1995 стр. 403)
10.
МАКСИМОВ: Он сказал, что об этом, в сущности, нечего сказать, потому что целью упражнения было открыть крылья моего восприятия, и что, хотя я и не полетал на этих крыльях, я тем не менее, коснулся четырех точек, которых было бы немыслимо достичь с точки зрения обычного восприятия.
-
СОФИЯ: Он сказал, что об этом, в сущности, нечего сказать, потому что целью упражнения было развернуть крылья моего воображения. И что хотя я и не полетал на этих крыльях, тем не менее, коснулся четырех точек, которых было бы немыслимо достичь с точки зрения обычного восприятия. («София» Киев 1995 стр. 409)
ВТОРОЕ КОЛЬЦО СИЛЫ
По поводу текста пятой книги — перевод это или виртуозная редактура — у меня нет определенного мнения, но я лично склоняюсь к тому, что все же это чей-то авторский перевод. Факты таковы: если четвертый том я просто открыл посередине и, прочитав шестьдесят страниц, тут же нашел десяток примеров, то здесь я искал по всей книге, причем долго. С большим трудом мне все же удалось выискать один-единственный абзац, который почти соответствует самиздатовскому. Вот он:
МАКСИМОВ: Я был раздражен его загадочными ответами. У меня было чувство, что если бы я встряхнул его или стиснул, то нечто в нем высвободилось бы. Мне казалось, что он намеренно утаивает нечто важное. Я заявил, что он, по-видимому, решил быть скрытным со мной, хотя нас и связывают узы полного доверия.
-
СОФИЯ: Я был раздражен его загадочными ответами. У меня было такое чувство, что если бы я встряхнул его или стиснул, что-то в нем бы освободилось. Мне казалось, что он намеренно утаивает нечто важное. Я сказал, что он, по-видимому, решил быть скрытным со мной, хотя нас и связывают узы полного доверия. («София» Киев 1995 стр. 137)
С другой стороны, мне удалось найти одно малозаметное предложение, которое в самиздатовской версии пропущено, а в софийском варианте присутствует. Это говорит о том, что с английским текстом автор (мне кажется это была женщина) определенно работал(а?). Вот это место (пропущенное предложение выделено):
ОРИГИНАЛ: I had an attack of unwarranted sadness, unwarranted in the sense that I did not know that woman at all. I had only doubts and suspicions about her. But as I peered into her clear eyes I had a sense of ultimate kinship with her. I mellowed. My anger had disappeared and given way to a strange sadness. I looked around, and I knew that those mysterious, enormous, round hills were ripping me apart.
МАКСИМОВ: Мною овладела беспричинная печаль, беспричинная в том смысле, что я не знал эту женщину вообще. У меня насчет нее были только сомнения и подозрения. Но когда я всмотрелся в ее ясные глаза, я почувствовал максимальное сродство с ней. Мой гнев исчез, сменившись странной печалью. Я посмотрел вокруг и знал, что эти таинственные круглые холмы разрывают меня на части.
СОФИЯ: Я почувствовал прилив непонятной печали, непонятной потому, что я совсем не знал этой женщины. На ее счет у меня было множество сомнений и подозрений. Но посмотрев в ее чистые глаза, я почувствовал свою родственную близость с ней. Я смягчился. Мой гнев исчез и уступил место странной печали. Оглядевшись я понял, что эти огромные круглые таинственные холмы разрывают меня на части. («София» Киев 1995 стр. 405)
Стоит обратить внимание на то какие разные эти два абзаца и насколько софийский вариант лучше! Иметь дело с таким текстом — чистое удовольствие! Даже «чистые глаза» можно простить, чтобы себе это удовольствие не испортить:)
Кстати, это единственный, обнаруженный мной, стилистический перекосик. Все остальные недочеты, коих на редкость мало, носят характер просто описок по недосмотру. Как, например, предложение: «Еще по дороге сюда при поворотах извилистой дороги иногда можно было видеть там голубоватые пики горных вершин, сияющие на солнце», — явно нечаянный «ой», бывает.
Подобные мелочи на фоне общего великолепия не значат вообще ничего! Текст делал настоящий профессионал (не ключница!) и весьма одаренный в своей области человек. Я снимаю шляпу! Бросаю ее на землю и пускай на нее наступит тот, кто возьмется утверждать, что человек, подготовивший пятый том и редакторы-переводчики четвертого, шестого и восьмого — одно и то же лицо!
ДАР ОРЛА
Шестую книгу делали два человека — один хороший, другой не очень. Первый редактор готовил главы 1-12, второй — главы 13–15. К первому редактору претензий нет: где только можно он оставлял вариант Максимова, а где нельзя — аккуратно, грамотно и без лишних телодвижений вносил необходимые исправления. Вот пример его редактуры:
МАКСИМОВ: Заявление Горды было как бы сигналом тревоги. Все стали и угрожающе придвинулись ко мне, говоря в полный голос.
Мне потребовалось долгое время, чтобы их успокоить и усадить. Сестренки были очень взбешены, и их состояние, казалось, передалось Горде.
Трое мужчин лучше держали себя в руках. Я повернулся к Нестору и прямо попросил его объяснить, почему женщины были так возбуждены. Очевидно я ненамеренно делал что-то такое, что раздражало их.
-
СОФИЯ: Заявление Ла Горды послужило как бы сигналом тревоги. Все вскочили и угрожающе придвинулись ко мне, говоря в полный голос. Мне понадобилось много времени, чтобы их успокоить и усадить. Сестрички были очень взволнованы, и их состояние, казалось, передалось Ла Горде. Мужчины вели себя более сдержанно. Я повернулся к Нестору и прямо попросил его объяснить, почему женщины пришли в такое возбуждение. Может быть, я невольно сделал что-то такое, что вывело их из равновесия.(«София» Киев 1995 стр. 256)
Софийский вариант заметно выигрывает. В таком же духе выдержаны все двенадцать глав, т. е. это либо «чистый» Максимов, либо вот такой, доведенный до ума, текст.
Зато к Редактору № 6.2 претензии есть и большие. В двенадцатой главе, например, заменено хорошо если каких-нибудь два-три десятка слов (все по делу), зато тринадцатая — перепилена полностью, от начала и до конца, да так, что ни зла не хватает, ни слез. Ниже несколько примеров этой зубодробильной правки.
1.
МАКСИМОВ: Задачу введения меня во второе внимание дон Хуан начал с того, что говорил мне так, будто я уже имею большой опыт по вхождению в него.
-
СОФИЯ: Решение задачи введения меня во второе внимание дон Хуан начал с уведомления о том, что я уже имею большой опыт по вхождению в это состояние.(«София» Киев 1995 стр. 429)
Это самое первое предложение 13-й главы. Сразу же становится ясно КАКИМИ окажутся второе, третье и все остальные предложения этой главы, не правда ли?
2.
МАКСИМОВ: Он сказал мне, что начать я должен с того, что научусь тонкостям искусства сновидения; после этого он поместит меня под наблюдение Зулейки. Он предупреждал меня следить за тем, чтобы быть безупречным и обязательно практиковать все, чему я научусь, но главное — быть осторожным и сознательным в своих поступках, чтобы не растратить свою жизненную силу понапрасну.
-
СОФИЯ: Он сказал, что начать я должен с освоения тонкостей сновидения. После этого он поместит меня под наблюдение Зулейки. Он предупредил меня о необходимости быть безупречным и обязательно практиковать все, чему я научусь, а самое главное — быть целенаправленным и осторожным в поступках, чтобы не растратить понапрасну свою жизненную силу.(«София» Киев 1995 стр. 429)
Второй вариант сильно лучше? К чему это аутичное пересоставление кубиков, от которого НИЧЕГО не меняется?…«чтобы не растратить свою жизненную силу понапрасну» — «чтобы не растратить понапрасну свою жизненную силу» — «понапрасну чтобы не растратить свою жизненную силу» — «чтобы свою жизненную силу понапрасну не растратить» — «чтобы понапрасну свою жизненную силу, чтобы не было потом так мучительно больно»...
3.
МАКСИМОВ: Тут я осознал, что мы находимся уже в другом мире. Грунт был цвета мокрой терракорты. Гор не было, но ту местность, где мы находились, нельзя было назвать и равниной. Все кругом казалось бурным застывшим терракортовым морем. Повсюду вокруг себя я мог видеть одно и то же, как если бы находился в центре океана. Я взглянул вверх. Небо не было безумно палящим. Оно было темным, но не синим. Яркая лучистая звезда висела у горизонта.
-
СОФИЯ: Тут я осознал, что мы находимся уже в ином мире. Грунт имел цвет мокрой терракоты. Гор не было. Но и равниной местность, в которой мы находились, назвать было нельзя. Все вокруг нас казалось застывшим бурным терракотовым морем. Повсюду я мог видеть одно и то же, как если бы находился в центре этого безбрежья. Я взглянул вверх. Небо уже не было безумно палящим. Оно было скорее темным, чем синим. На горизонте зависла лучистая звезда. («София» Киев 1995 стр. 441)
«…находимся уже в ином мире» — вообще-то, иной мир — это куда провожают со скорбными лицами. Иные миры могут, например, манить, но только во множественном числе. Употребление словосочетания «иной мир» в значении, отличном от «загробный мир», должно быть оправдано десять с половиной раз! Здесь этого нет, если не считать общей инерции саги о психонавтах. Ясно, что словечко ввернуто тут просто от глухоты, от тяжкого языкового беcчувствия.
«…Но и равниной местность…» — язык можно сломать.
«Безумно палящим» бывает вооруженный псих, а небо может быть либо безумно ярким, либо нестерпимо палящим, и то с натяжкой.
«...скорее темным, чем синим» — скорее светлым, чем с овчинку.
«На горизонте зависла лучистая звезда» — зависает или компьютер, или предмет, который до этого двигался, например вертолет, или мяч, подброшенный вверх и на мгновение замерший в верхней мертвой точке, а звезда над линией горизонта — висит.
4.
МАКСИМОВ: Дон Хуан выполнил то, что предписывалось правилом. По правилу полагалось, чтобы следующим шагом было мое знакомство с Флориндой, единственным из воинов, кого я не встречал.
-
СОФИЯ: Дон Хуан выполнил предписание правила. Согласно правилу, на следующем этапе ему следовало познакомить меня с Флориндой, единственной из женщин-воинов, с кем я еще не встретился. («София» Киев 1995 стр. 443)
Еще один ментовский протокол, в поте писанный.
5.
МАКСИМОВ: Однажды я видел в газете двадцатилетней давности фотографию молодой в то время голливудской актрисы, которая была снята с роли, где она должна была выглядеть на 20 лет старше. Рядом в газете с той фотографией был напечатан современный снимок той же самой актрисы, как она стала выглядеть через 20 лет тяжелой жизни. Флоринда, по моему субъективному суждению, была как первая фотография той актрисы — молодая девушка, играющая старую.
-
СОФИЯ: Однажды я видел в газете двадцатилетней давности фотографию молодой голливудской актрисы, снятой в роли женщины на двадцать лет старше ее. Рядом с этим снимком был помещен современный, зафиксировавший облик актрисы после двадцати лет нелегкой жизни. Флоринда напоминала первую фотографию этой актрисы — молодую женщину, игравшую роль пожилой. («София» Киев 1995 стр. 444)
Беспомощность.
6.
МАКСИМОВ: Кожа отвердела, заболевание было диагностировано как слоновая болезнь. Доктор пытался облегчить ее состояние, но его попытки были неуклюжи и болезненны и в конце концов было решено, что только Европа, где медицинские центры более развиты, может излечить ее.
-
СОФИЯ: Кожа отвердела, заболевание было диагностировано как слоновья болезнь. Доктора пытались облегчить ее состояние, но их попытки были неуклюжими и болезненными, и в конце концов решили, что только Европа, где медицинские центры более развиты, может ее исцелить. («София» Киев 1995 стр. 445)
А вот «слоновья болезнь» — это уже диагноз! Тут только заграница поможет, да! Лечебница для слонов нужна, слоновьи дозы лекарств нужны… А чего стоит замена «излечить» на «исцелить» применительно к доктору-докторам! Айболит — сильная книга, я понимаю, но кроме нее существует и множество других книг, которые тоже следовало бы почитать, прежде чем браться за редактуру Кастанеды, или кого бы там ни было.
СИЛА БЕЗМОЛВИЯ
С восьмой книгой (несомненно авторский перевод), дело обстоит еще хуже, чем с второй частью шестого тома. Никакая лечебница для слонов тут уже не поможет — слишком все запущено. Вот небольшой отрывок из Введения («София» Киев 1995):
«Эти два вида обучения позволяли учителям ввести своих учеников в три области специального знания: овладение осознанием, искусство сталкинга и овладение намерением.
Эти три области специального знания являются тремя проблемами, с которыми маг сталкивается в своих поисках знания.
Искусство сталкинга — это проблема сердца; маги заходят в тупик, начиная осознавать две вещи. Первая заключается в том, что мир предстает перед нами нерушимо объективным и реальным в силу особенностей нашего осознания и восприятия, и вторая — если задействуются иные особенности восприятия, то представления о мире, которые казались такими объективными и реальными, — изменяются.
Овладение намерением — это проблема духа или парадокс абстрактного, — мысли и действия магов выходят за пределы нашего человеческого осознания.
Инструкции дона Хуана в отношении искусства сталкинга и овладения намерением взаимосвязаны с его инструкциями об овладении осознанием — краеугольным камнем его учения…»
Первое, что бросается в глаза в первом же абзаце, ошибка согласования: существительное «области» требует зависимого слова в родительном падеже, т. е. «области овладениЯ и области искусствА», а не «области овладениЕ, области искусствО». Далее, само это предложение построено грамматически неправильно: «искусство» и «овладение» не являются однородными членами и потому не могут быть объединены сочинительной связью. Понятно, что такой связью подразумевалось объединить соответствующие области знания — ну так вот их и надо было объединять! Еще, в этом же предложении курсивом выделено: «искусство сталкинга» и «намерением». Очевидно, что курсивом предполагалось выделить ключевые слова в названиях областей, т. е. слова «осознанием», «сталкинга» и «намерением» — опечаточка получилась: вместо «осознания» выделилось стоящее рядом «искусство». Характерно, что в приведенном отрывке эта невинная опечаточка повторяется еще три раза, что с указывает на приверженность автора к использованию комбинаций клавиш Ctrl-C, Ctrl-V, вытекающую из практики печатания двумя пальцами.
Далее, выясняется, что упоминавшиеся три области знания являются тремя проблемами, с которыми маг сталкивается в своих поисках знания. Спрашивается, это с какими такими на фиг проблемами маг сталкивается в своих поисках знания?! В самиздатовской версии он сталкивается с тремя загадками. В оригинале — с тремя «riddles», что так и переводится — «загадки». Проблема по-английски «problem», «challenge», «issue», а вовсе не «riddles». Откуда взялись проблемы? Какие, растудыттт, проблемы?! Непонятно.
Следующий абзац. Его нет. Речь, напомню, идет о ТРЕХ областях, ТРЕХ «проблемах», а определения приводятся только для ДВУХ. Определение искусства сталкинга — имеется, определение области овладения намерением — есть, а вот пояснения, касающегося области овладения осознанием — нетути! Между тем, абзацем ниже, как раз этой обделенной области присваивается статус краеугольного камня всего учения. Вот и гадай: то ли отвергли сей камень строители, то ли просто забыли установить. Бывает.
Последний абзац. Во-первых, предложение снова построено грамматически неверно — та же ошибка, что и в первом абзаце. Во-вторых, нельзя говорить: инструкции А взаимосвязаны с инструкциями Б, а если они все же взаимосвязаны, то так следует и сказать: инструкции А и Б взаимосвязаны. В-третьих, «инструкции об овладении» — верх косноязычия, почти что «инструкции про овладение». В-четвертых, какого рожна прилагательное «краеугольный» поставлено в творительном падеже? Что мой моск должен подставить вместо тире, чтобы как-нибудь наконец выйти на этот творительный падеж?! Что ни подставляй, выходит «об овладении краеугольным камнем». Тфу!..
Такое количество ляпов в шести предложениях, следующих подряд, — это я просто даже не знаю как и назвать. То есть я-то конечно знаю, просто говорить не хочу.
Посмотрим теперь на самиздатовский вариант этого же отрывка:
«Эти две категории позволяли учителям обучать своих учеников трем пространствам знания: мастерству сознания, искусству выслеживания и мастерству намерения.
Эти три пространства знания являются тремя загадками, с которыми маги сталкиваются в своих поисках знания.
Мастерство сознания — это загадка для ума, маги испытывают смущение, признавая изумительную тайну и размах сознания и восприятия.
Искусство выслеживания — загадка для сердца, маги приходят в замешательство, осознав две вещи: первое, что мир кажется нам неизменно предметным и фактичным из-за странностей нашего сознания и восприятия, и второе, что если в игру вступают различные странности восприятия, многие вещи мира, казавшегося нам таким неизменно предметным и фактичным, начинают меняться.
Мастерство намерения — загадка для духа или парадокс абстрактного — мысли и действия магов выходят за наши человеческие рамки.
Инструкции дон Хуана относительно искусства выслеживания и мастерства намерения полагались на инструкции по мастерству сознания, которое было краеугольным камнем его учения…»
Налицо две разных разницы, сильно не в пользу первой.
Этого единственного примера будет, думается, достаточно, чтобы понять ЧТО представляет из себя текст софийской версии восьмого тома. Это вообще не текст, не речь. А спинномозговое мычание какое-то. КОШМАР! С улицы Вязов.
ОБ ОДНОМ НЕДОРАЗУМЕНИИ
Речь о т. н. «новом альтернативном исправленном и проверенном переводе» Сергея Николаева. Долго я не мог заставить себя взяться за его описание, однако не упомянуть о нем вовсе тоже нельзя, посему приступим.
Итак, ху из Сергей Николаев и с какого такого бугра он спустился? Сам он говорит о себе следующее: «Уже около 20 лет я следую по пути знания…..Я самостоятельно перевел девять книг К. Кастанеды…..Около десяти лет назад я на уровне факта осознал три вещи: иллюзию независимого «я», условность всех наших эмоциональных реакций и ограниченность поля сознания, что позволило мне достичь реальной остановки потока сознания, выйти за пределы причинно-следственной цепи…..За год до этого события я смог достичь так называемого «места без жалости», то есть разрушить зеркало самоотражения. Кроме всего вышеперечисленного со мной произошло еще много интересных вещей (видение Орла, нахождение в тоннеле времени, достижение определенных успехов в сновидении и т. п.), однако самым главным моим осознанием, без сомнения, является осознание истинного пути. Я честно могу сказать, что знаю путь в его основных аспектах, понимаю, что представляет собой процесс очистки связующего звена с духом и могу квалифицированно говорить об этом.» А вот еще: «Я иду прямым путем и отношу себя к толтекской традиции, носителем которой в какой-то мере и являюсь. В этой традиции видящие потратили тысячи лет для осознания самого короткого и эффективного пути к просветлению. Этот путь, после многих лет занятий, удалось увидеть и осознать и мне.»
Потрясающе!.. Видящие потратили тысячи лет для осознания самого короткого пути, а Сергею Николаеву хватило всего только многих лет занятий! Да он — глыба! Утес! И мы рады за него, но в первую очередь нас все же интересуют «его переводы», т. е. тексты, которые он «самостоятельно перевел». Что об этом говорит он сам? По его собственным словам (из записи в блоге, сделанной в 2009 г.) он, обнаружив кучу ошибок в софийских переводах, схватился за голову и начал «постепенно корректировать перевод, параллельно улучшая свой английский.» И далее: «Затем в мой жизни сильно изменились обстоятельства, и я мог позволить себе уделить этой работе очень много времени. Я корректировал перевод Кастанеды более двух лет не менее десяти часов ежедневно, в месяц пропуская не более одного-двух дней. Подойти к этому я решил безупречно, и когда у меня накапливалось около 15–20 новых слов, я не продолжал дальше, пока не мог писать их без ошибок. Когда я закончил, у меня был язык со всей его грамматикой и с 20 тыс. словарным запасом. Вот так…»
Вот так, да. Таким бы языком…
Впрочем ладно, непонятно одно: Сергей Николаев «самостоятельно перевел девять книг К. Кастанеды» или же он «корректировал перевод Кастанеды более двух лет не менее десяти часов ежедневно»? («ежедневно», б..!) Так что, перевод это или коррекция чужого перевода?
Чем дальше, тем убедительнее Сергей Николаев бьет себя пяткой в грудь, утверждая что «самостоятельно перевел девять книг К. Кастанеды» — мол переводчиком родился, переводчиком помру! Хорошо, пускай это будет «его переводом». В конечном счете, это не так важно. Главное то, что раз уж Сергей Николаев «решил подойти безупречно» и в течение ажно двух лет с великим прилежанием сверял софийские тексты с оригиналом, то надо думать, в результате и получился тот самый «новый альтернативный исправленный и проверенный перевод»? Что ж, давайте посмотрим насколько это соответствует суровой действительности. Возьмем небольшой отрывок из второй книги в переводе А. Сидерского:
«Он спросил, все ли со мной в порядке. Я ответил, что на протяжении несколько часов позади не было ни одной машины, а потом я неожиданно заметил свет фар машины, которая, похоже, все время нас догоняет. Дон Хуан кивнул и спросил:
— А ты уверен, что нас догоняет машина?
— Разумеется.
Дон Хуан сказал, что по моему тону и моему озабоченному виду он понял, что я чувствую — нас догоняет не просто машина. Я настаивал на том, что ничего такого не чувствую, а догоняет нас просто машина или трейлер.
— Ну что это еще может быть? — нервно спросил я.
Его намеки вывели меня из себя.
Он повернулся и посмотрел прямо не меня, потом медленно кивнул, как бы взвешивая то, что собирался сказать.
— Это огни на голове смерти, — сказал он мягко.»
Исходный английский текст:
«He chuckled and asked me if I really thought it was a car. I told him that it had to be a car and he said that my concern revealed to him that, somehow, I must have felt that whatever was behind us was something more than a mere car. I insisted that I thought it was just another car on the highway, or perhaps a truck.
«What else can it be?«I said loudly.
Don Juan's probing had put me on edge.
He turned and looked straight at me, then he nodded slowly, as if measuring what he was going to say.
«Those are the lights on the head of death, «he said softly.»
Огрехи в переводе Сидерского видны невооруженным глазом. По-видимому, Сергей Николаев безупречно подошел и безжалостнейшим образом все тут поправил. Что ж, может оно и так, однако прежде, чем мы разберем его вариант, давайте попробуем сами поправить текст. Что бы мы в нем изменили?
Ну, во-первых, исправили бы синтаксическую ошибку — вместо «на протяжении несколькО часов» мы написали бы «на протяжении несколькИХ часов» Далее, исправили бы бросающуюся в глаза опечатку в предложении «Он повернулся и посмотрел прямо нЕ меня…». Еще мы, по-видимому, избавились бы от нанизывания «машин» в первом абзаце, заменив, к примеру, второе вхождение словом «автомобиль». Потом, раз уж мы такие ревнители точности, мы обратили бы внимание на то, что у Сидерского, в первом диалоге, вместо косвенной речи почему-то идет прямая. В оригинале дон Хуан не спрашивает: «А ты уверен, что нас догоняет машина?» И Кастанеда не отвечает ему: «Разумеется». В оригинале Кастанеда рассказывает, что дон Хуан усмехнулся и спросил действительно ли Карлитос считает это машиной, на что тот отвечает, что это должно быть машиной. У Сидерского, кстати, дон Хуан в первом абзаце кивает, а в оригинале он — усмехается (chuckled). Все это мы бы исправили.
Еще, при большом желании, мы могли бы прицепиться к слову «трейлер». Трейлер — это специальный многоосный прицеп или полуприцеп для перевозки крупных неделимых грузов, а еще это жилой прицеп для семейных загородных поездок. Фигурально, трейлером можно назвать также и тягач, везущий какой-то из обозначенных прицепов; но что, Кастанеда определил эту специфическую принадлежность следующего за ним в темноте транспортного средства по свету фар? В оригинале нет никакого «trailer», а есть «truck» — грузовик, фургон, фура. Вот тут да, Кастанеда, заметив, что фары следующей на ним машины расположены достаточно высоко от дорожного полотна, мог предположить, что раз машина большая, то это, возможно, грузовик. Так что «грузовик» конечно, «грузовик» и никаких гвоздей.
Теперь давайте посмотрим что изменил в предлагаемом отрывке Сергей Николаев. Тут и увидим имеются ли у нас с господином Николаевым точки соприкосновения в подходах. Вот его вариант:
«Он спросил, все ли со мной в порядке. Я ответил, что на протяжении несколько часов позади не было ни одной машины, а потом я неожиданно заметил свет фар машины, которая, похоже, все время нас догоняет. Дон Хуан усмехнулся и спросил:
— А ты уверен, что нас догоняет машина?
— Разумеется.
Дон Хуан сказал, что по моему тону и моему озабоченному виду он понял, что я чувствую — нас догоняет не просто машина. Я настаивал на том, что считаю, что нас догоняет просто машина или трейлер.
— Ну что это еще может быть? — громко спросил я.
Его намеки вывели меня из себя.
Он повернулся и посмотрел прямо не меня, потом медленно кивнул, как бы взвешивая то, что собирался сказать.
— Это огни на голове смерти, — сказал он мягко.»
Синтаксическая ошибка исправлена? Не исправлена. Опечатка исправлена? Нет, не исправлена — опечатка из трудов господина Сидерского благополучно перекочевала в труды господина Николаева. Кстати, и эта ошибка, и эта опечатка присутствуют только в электронной версии софийского второго тома, а в бумажной книге их нет, т. е. понятно откуда Сергей Николаев взял «основу» для своего самостоятельного перевода. Но продолжим — стилистический недочет в первом абзаце исправлен? Нет. Прямая речь заменена косвенной? Нет. «Трейлер» на «грузовик» заменен? Нет. А что, спрашивается, вообще тут изменено?!
Ага, у Сидерского «Я настаивал на том, что ничего такого не чувствую, а догоняет нас просто машина или трейлер», а у Николаева «Я настаивал на том, что считаю, что нас догоняет просто машина или трейлер» Действительно, в оригинале нет «ничего такого не чувствую, а догоняет нас», в оригинале — «я думаю, что нас догоняет». Да, вот тут господин Николаев господина Сидерского уел! Смысл предложения от этого не изменился, зато точность в полной мере соблюдена. Ладно, что еще? Ага, кивок дона Хуана заменен усмешкой — прекрасно! Что дальше? А и все! Больше НИКАКИХ изменений в текст А.В. Сидерского С. Николаев не внес. Так вот, значит, какова методика создания «новых альтернативных исправленных и проверенных переводов»! Ловко, однако!
Но, может быть, мы придираемся? Может быть безупречный подход предполагает недосягаемую для нас широту и одновременно глубину взгляда? Другими словами, может быть Сергей Николаев исправлял только СЕРЬЕЗНЫЕ ляпы, а мы тут про какие-то опечатки да грамматические ошибки нудим? И потом, существует довольно распространенное мнение, что первые два тома — это как бы еще не настоящий Кастанеда. Дескать все самое нужное, доброе, вечное рассыпано по страницам более поздних его книг. Если Сергей Николаев такое мнение разделяет, он мог безупречно оставить второй том в покое, и в этом случае следы его безжалостной правки следует искать в более поздних томах.
Хорошо. Но что мы будем считать СЕРЬЕЗНЫМ ляпом? Сам Сергей Николаев в одной из заметок упрекает Сидерского в том, что тот, возомнив себя просветленным, добавляет после слов дона Хуана разного рода отсебятину. Отсебятина — это серьезный ляп? Конечно! Вот здесь Сергей Николаев попал в точку: отсебятина — первый из смертных грехов переводчика и никакого оправдания тут нет и быть не может, — рубить голову толмачу!
Откроем седьмой том и посмотрим как с обстоит этим дело у самого господина Николаева. Первая страница, первый абзац. Перевод Сергея Николаева:
«Мои предыдущие книги были подробными отчетами, в которых я описывал свое ученичество у дона Хуана — индейского мага из Мексики. Дон Хуан хотел, чтобы я понял и усвоил понятия и практические методы, бывшие для меня совершенно чуждыми. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как только представить его учение в виде повествования о том, что происходило, ничего не изменяя и не добавляя от себя.»
Исходный английский текст:
«I have written extensive descriptive accounts of my apprentice relationship with a Mexican Indian sorcerer, don Juan Matus. Due to the foreignness of the concepts and practices don Juan wanted me to understand and internalize, I have had no other choice but to render his teachings in the form of a narrative, a narrative of what happened, as it happened.»
Та-а-к… Ну и где, спрашивается, в английском тексте фраза «ничего не изменяя и не добавляя от себя»? Ее там нет. Фраза «ничего не изменяя и не добавляя от себя» — чистой воды отсебятина. Какой шалунишка!
Голову рубить не станем. Сергей Николаев не совершал тут ничего такого, что можно было бы квалифицировать как смертный грех переводчика. Сережа не добавлял тут никакой отсебятины! Автором перевода приведенного абзаца (совпадение абсолютное) является тот самый господин Сидерский, который возомнил себя просветленным, и работу которого Сережа Николаев попросту нагло ПРИСВОИЛ, а это уже совсем другая статья.
И напоследок еще один почти анекдот. В оригинале, четвертый том состоит из 13 глав. Максимов, работая над четвертой книгой, почему-то разбил пятую ее главу «The Island of The Tonal» (Остров тоналя) на две части, назвав их соответственно «Остров тоналя» и «День тоналя». Таким образом, у Максимова четвертый том состоит не из 13-и глав, как в оригинале, а из 14-и. Поскольку «София» свой четвертый том стырила из самиздата, а редактор, готовивший текст к печати, в оригинал не заглядывал, то и у «Софии» пятая глава, в том же самом месте, оказалась разбита на две части с теми же самыми названиями, а вся книга у «Софии» тоже состоит не из 13-и, а из 14-и глав. Теперь вопрос на засыпку: повторяет ли безупречный и безжалостный переводчик Сережа Николаев эту труднообъяснимую разбивку пятой главы четвертого тома? Повторяет ли он ее один в один, и если повторяет, то почему?
Странное, не без криминального душка, недоразумение — вот что такое есть «новый альтернативный исправленный и проверенный перевод» Сергея Николаева.
Забавно, что все это было проделано именно с софийскими текстами. Как тут не вспомнить сентенцию об истории, повторяющейся в виде фарса?
Предлагаемые файлы можно скачать перейдя по следующему адресу: http://yadi.sk/d/LcYYoU5nN9udb Также их можно будет поискать в бесплатных библиотеках Рунета. Если доступ к какому-то из файлов везде закрыт, пишите на адрес carlitoska@yandex.ru — какое-то время я буду высылать заказанные файлики всем желающим.
Файл 1: Castaneda1-3_Maksimov-Pelevin.fb2.zip (591,2 Кб)
Описание: В этой книге (формат. fb2) представлены первые три тома Карлоса Кастанеды в переводе В.П. Максимова под редакцией В.О. Пелевина (по изданию ЭКСМО-ПРЕСС 2000 г. (текст полностью соответствует мифовскому изданию 1991-92 гг.) И это — весь «Кастанеда от Пелевина». Никакими другими книгами Кастанеды Пелевин больше не занимался — ни в качестве редактора, ни в качестве переводчика.
Напомню, что первые два тома данной книги послужили основой предлагаемой мной редакции «Учения дона Хуана» и «Отделенной реальности»
Файл 2: Castaneda1-2_Maksimov_Pelevin.djvu (4,9 Мб)
Описание: В этой книге (формат. djvu) представлены первые два тома Карлоса Кастанеды в переводе В.П. Максимова под редакцией В.О. Пелевина (по изданию ЭКСМО-ПРЕСС 2000 г.) Это тот же самый текст, что и в предыдущем файле (два тома из трех), только в формате. djvu Причина публикации данного файла состоит в том, что формат. fb2 не предполагает возможности ссылаться на конкретную страницу книги, а поскольку я делаю это в своей заметке о пелевинской редакции, считаю необходимым представить здесь и факсимильное издание первых двух книг, дабы любой читатель мог найти указаною мной страницу и убедиться, что я ни в чем тут не жульничаю:)
Файл 3: Castaneda1-2_Maksimov_samizdat_1970-90.djvu (27,4 Мб)
Описание: В этой книге (формат. djvu) представлены первые два тома Карлоса Кастанеды в переводе В.П. Максимова. Это факсильное издание старой советской машинописной перепечатки, сделанной не позднее 1986 года.
Файл 4: Castaneda1-11_original.fb2.zip (1,7 Мб)
Описание: В этой книге (формат. fb2) представлены одиннадцать томов Карлоса Кастанеды на английском языке. Эта сборка ориентирована прежде всего на русскоязычного читателя, которому хотелось бы иметь возможность сверить заинтересовавшее его место чьего-либо перевода (или редакции) с исходным английским текстом, или просто было бы интересно почитать Кастанеду в оригинале. В частности поэтому все заголовки, для удобства поиска, даны с переводом на русский.
Файл 5: Castaneda1-8_samizdat.fb2.zip (1,5 Мб)
Описание: В этой книге (формат. fb2) представлены восемь томов Карлоса Кастанеды, которые являются оцифрованной версией самиздатовских перепечаток 1970-90 гг. Исходные файлы были взяты из сети; все опечатки сохранены, за исключением перечисленных в аннотации.
Файл 6: Castaneda1-11_Sofiya.fb2.zip (2,0 Мб)
Описание: В этой книге (формат. fb2) представлены одиннадцать томов Карлоса Кастанеды от издательства «София». Тексты соответствуют версии 1995–2013 гг. Исходные файлы были взяты из сети; все опечатки сохранены.
Файл 7: Castaneda1-2_Ostanin_i_Pahomov.fb2.zip (325 Кб)
Описание: В этой книге (формат. fb2) представлены первые два тома Карлоса Кастанеды в переводе Б. Останина и А. Пахомова. Текст соответствует изданию «Васильевский остров» 1991 г., а так же более поздним переизданиям от «Азбуки». Известно, что данный текст был отсканирован именно с «азбучной» бумажной книги.
Файл 8:
Castaneda4-otryivok-pervaya_publikatsiya_Nauka_i_Religiya_1988_10_perevod_Lanchikova.djvu (256,2 Кб)
Описание: В этой книге (формат. djvu) представлена самая первая официальная публикация Карлоса Кастанеды на русском языке. Это отрывок из четвертого тома в переводе Ланчикова. Журнал «Наука и религия», ноябрь 1988 г.
Файл 9: Castaneda3_Nauka_i_Religiya_1990-92_perevod_Tulchinskoy.djvu (2,3 Мб)
Описание: В этой книге (формат. djvu) представлена первая официальная публикация «целого тома» Карлоса Кастанеды в переводе Тульчинской. Это журнальный вариант третьей книги, который не смотря на все допечатки, так и остался «журнальным», т. е. содержащим большие пропуски. «Наука и религия» 1990-92 гг.