Карнавал костей

Баэль оставил меня отдыхать в красивой крытой повозке на окраине карнавала. Он сказал, что она принадлежит кому-то, кто не возражал бы, если бы я воспользовалась ею на ночь.

Я так устала, что едва могла заставить себя беспокоиться. Мне просто нужно было лечь и отоспаться от этой накатывающей тошноты.

Очевидно, со мной было что-то не так. Я просто не могла понять, что именно. Весь этот карнавал был неправильным, я поняла это с той секунды, как увидела его сквозь деревья.

Я знала все о Перекрестке. Ну, в теории. Бабушка Энн и мой отец научили меня уважать папу Легбу, духа Перекрестка, а также бояться его. Но я никогда его не боялась.

Предполагалось, что Перекресток будет своего рода путевой точкой. Это был момент, когда духовное тело решало расстаться с физическим и перейти на следующий план существования, где бы он ни находился.

Иногда духи пребывали в хаосе и паниковали, когда приходило время, не зная, где они должны быть. Легба был там, чтобы направить дух туда, куда ему было нужно, но многие люди были склонны искажать его историю и делать из него что-то вроде Мрачного Жнеца, но это было совсем не так.

Если он действительно привел меня сюда, то почему не показался? Почему он просто не пришел и не сказал мне, чего он от меня ожидал? Я была готова выслушать его. В конце концов, я провела всю свою жизнь, посылая ему подношения и прося у него благословений.

Я хотела бы поговорить об этом с бабушкой, поскольку она, вероятно, точно знала бы, что мне нужно делать. Без нее я была потеряна.

То, что двое незнакомых мужчин пытались вести меня, как они утверждали, делу не помогло. Два человека, которым можно доверять, а можно и не доверять.

Баэль был загадкой, окутанной тайной, с его учтивыми, поэтичными словами и лукавыми ухмылками. Он был кокетлив и явно заинтересован не только в том, чтобы помочь мне.

Потом был Теодор, о котором я вообще ничего не могла разобрать. Откровенно говоря, он пугал меня до смерти.

Но они были всем, что у меня было прямо сейчас. Либо они были действительно хорошими актерами, разыгрывающими долгую игру, либо они действительно просто пытались помочь.

На самом деле я понятия не имела, и это меня беспокоило. Я не могла контролировать эту ситуацию, и мне казалось, что меня выдернули прямо из моего мира и бросили посреди другого.

Правила здесь не имели смысла, как и то, чего от меня ожидали, или как вернуться туда, откуда я пришла. На самом деле, я не была уверена, что смогу вернуться, даже если захочу. Перекресток мог означать что угодно, а именно, что я здесь навсегда.

В фургоне, в благословенном одиночестве, все, чего я хотела, это спать. По крайней мере, я предполагала, что это было удобно. Было очевидно, что кто-то жил здесь постоянно.

В дальнем конце комнаты стояла большая удобная на вид кровать, а перед столиком на ножках-когтях, заваленным игральными картами, — бархатный диван. Рядом с карточками стояли пепельницы с давно погасшими сигарами и сигаретами.

Я не увидела никакой кухни, нигде ни еды, ни напитков, кроме чугунной плиты с мерцающим пламенем внутри пепельного стекла, точно такой же, как в той палатке, в которой я проснулась. На нем стоял чайник, но больше ничего. Ни холодильника, ни морозилки. Ничего.

Я решила, что фургон принадлежал женщине, судя по тому факту, что интерьер был почти полностью оформлен в ярко-пурпурных тонах.

Вдоль внутренних стен были задрапированы широкие кружевные занавески в тон шелковому покрывалу на кровати. Плюшевый ковер под моими босыми ногами тоже был пурпурного цвета, как и занавески, наполовину закрывающие единственное окно, полностью сделанное из цветного стекла.

Я потратила десять минут, борясь со сном, пока ходила вокруг, осматривая все так хорошо, как только могла, пытаясь понять, действительно ли я здесь в безопасности.

В дальнем углу комнаты стоял туалетный столик с трехстворчатым зеркалом, украшенным подсветкой, а на нем в беспорядке валялись духи, косметика и средства для волос.

Однако это было странно — я, казалось, не могла идентифицировать ничего, что хотя бы отдаленно напоминало марку на бутылках. Все они были стеклянными, а косметика хранилась в старых латунных тюбиках или стеклянных баночках, а не в пластиковых. Это было все равно что вернуться в восемнадцатый век.

Я ни к чему не прикасалась, хотя хотела исследовать еще. Вместо этого я плюхнулась на диван. Мне было недостаточно комфортно спать в постели какого-то незнакомца.

Я просто надеялась, что тот, кто владел этим местом, не вернется в ближайшее время, потому что, во-первых, это было невероятно неловко, а во-вторых, я понятия не имела, чего ожидать.

Все, что я видела до сих пор, кроме людей с серыми лицами, были эксцентрично выглядящие карни, и они чертовски пугали меня.

В конце концов, я решила, что мне лучше просто поспать, пока мое тело не решило полностью переложить принятие решения на меня. Если владелец этого фургона вернется, я также надеялась, что Баэль был прав насчет того, что они не обращали внимания на мое присутствие здесь.

На улице было еще темно, когда я проснулась, поэтому я понятия не имела, который час и как долго я спала. Но я чувствовала себя лучше, чем раньше. Мои веки были не такими тяжелыми, и бурчание в животе улеглось.

В фургоне было тихо, но вдалеке я все еще слышала звуки карнавала — ту странную музыку, которая, казалось, никогда не умолкнет. Проведя руками по лицу, я застонала, неуверенная, готова ли встать и поискать кого-нибудь…

— О, хорошо, что ты проснулась.

Я вскочила с дивана так быстро, что чуть не упала на плиту. Из-за откинутой перегородки для переодевания вышла женщина, одетая в облегающий костюм из спандекса в черно-белую полоску.

— Мне очень жаль, Баэль сказал, что я могу немного отдохнуть здесь, и я не знала, вернется ли кто-нибудь, но он точно не оставил мне выбора… — Я что-то лепетала.

Женщина ухмыльнулась и, отмахнувшись от меня, направилась к своему туалетному столику. Она села на маленький табурет и сразу же начала возиться со своими бутылочками и баночками.

— Тебе здесь всегда рады. — Она улыбнулась мне через мягко освещенное зеркало. — В чайнике есть немного горячего чая, не стесняйся, наливай себе. — Она с любопытством склонила голову набок. — Ты пьешь, верно?

Остановившись, я перевела взгляд с чугунного чайника обратно на женщину, озадаченно приподняв бровь. Что за странные вещи ты говоришь. Я пила? Предпочитала алкоголь? Или чай?

— Извини, мы не совсем привыкли к посетителям, иногда я забываю. — Она засмеялась, качая головой. — Угощайся. В буфете есть кружки.

Я не двинулась с места, чтобы выпить чаю. Вместо этого я просто ждала, наблюдая, как она накладывает макияж. Она была поразительно красива. Ее кожа была такой бледной, что казалась нежной, как бумага, а глаза имели легкий оттенок темно-розового.

По светлым волосам, зачесанным близко к голове, и таким же белоснежным ресницам и бровям я могла сказать, что она альбиноска. Черты ее лица, хотя и бледные, подсказали мне, что она, вероятно, гаитянка, как и я, или, возможно, жительница Тихоокеанских островов. С высокими скулами, полными губами и густыми ресницами она была великолепна. Она также была очень худой и невероятно высокой, может быть, около шести футов или больше.

— О, милая, ты похожа на оленя в свете фар. Баэль сказал мне, что ты потерялась, но, дорогая, тебе лучше взять себя в руки, пока это место не сожрало заживо такое хорошенькое создание, как ты. — Она подмигнула мне и поджала губы, которые теперь были выкрашены в черный цвет.

Она была права — я, вероятно, выглядела как заблудшая овечка, бредущая по этому жуткому месту. Хотя можно ли меня винить?

— Меня зовут Элли, на случай, если тебе интересно. Я бы предложила устроить экскурсию, но я и так опаздываю на шоу, так что, надеюсь, ты не возражаешь немного побеспокоиться о себе сама.

— Шоу? — Спросила я, разглядывая ее наряд чуть внимательнее. — Ты карни?

Элли повернулась на табурете лицом ко мне. Она медленно оглядела меня своими розовыми глазами, на ее почерневших губах играла едва заметная улыбка.

— Можно и так сказать. — Она постучала ногтями по столешнице, словно что-то обдумывая. — Ты выглядишь так, словно только что вылезла из могилы.

Не в силах подавить сдавленный смешок, я вцепилась в свое испорченное платье. Теперь, после бог знает сколько времени маринования в болотной воде, оно стало почти коричневым, а пятна крови превратились в черные подтеки.

— На ощупь все хуже, чем кажется, поверь мне. — Я взглянула на ее диван и съежилась. — Извини, если я испортила твою мебель, от меня немного воняет. — Наверное, прямо сейчас от меня ужасно пахло, но в тот момент я этого не замечала.

Выражение жалости промелькнуло на хорошеньком личике Элли. Она кивнула в сторону примерочной.

— Я повесила кое-что для тебя, чтобы ты могла надеть. Если хочешь, можешь воспользоваться моим душем. — Она, казалось, на мгновение задумалась, наморщив нос. — Знаешь что? У тебя нет выбора. От тебя воняет, как из канализации.

— У тебя здесь есть душ? — Спросила я, впервые за долгое время преисполнившись надежды.

Водопровод в крытом фургоне? Надежда, возможно, и наполнила меня, но неверие соперничало с ней.

Элли фыркнула.

— Мы не дикари. — Она отмахнулась от меня и снова занялась косметикой. — Иди прими душ и переоденься, а потом мы поговорим, когда ты перестанешь напоминать существо, застрявшее на дне болота.

Черт. Наверное, все действительно было настолько плохо. Я подумала, что душ не повредит, даже если я не совсем доверяла Элли. Она казалась достаточно милой, хотя и немного резковатой, но до сих пор она была только приветливой, чего я не могла сказать о Теодоре и Баэле. По крайней мере, она не пыталась активно вывести меня из себя.

Я обошла беспорядок, который устроила Элли из одежды, обуви и других случайных вещей, разбросанных по комнате, как будто она одевалась в спешке. Остановившись у сложенной туалетной перегородки, я нервно оглянулась.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — Я постаралась, чтобы мой голос не дрожал.

Она сделала паузу, полностью развернувшись на своем табурете и уделив мне все свое безраздельное внимание. Однако мне нужно было знать, и если она могла быть прямолинейной, то и я тоже.

— Ты мертва? — спросила я.

Этот вопрос тяжело встал между нами, но его нужно было задать. Если это действительно был настоящий Перекресток, то мне нужно было быть готовой столкнуться с невозможным.

Она моргнула, затем улыбнулась, розовые глаза сверкнули.

— Да.

У меня внутри все сжалось, а сердце бешено заколотилось, хотя большая часть меня ожидала ее ответа.

Элли была мертва. Так кем же это делало ее сейчас? Была ли она духом? Была ли она призраком? Зомби?

Мне нужны были ответы, но еще мне нужно было принять душ. Поэтому я просто кивнула и оставила все как есть.