Картинка в волшебном фонаре

Глава четвертая

В половине девятого Кинуи прибыл в полицейское отделение Оцука. Там царило необычайное оживление. У входа стояли два джипа с включенными фарами. У одного работал мотор. В дверях он столкнулся с группой полицейских и детективов. "Должно быть, что-то случилось", — подумал он, подходя к кабинету начальника отделения. У дверей его ожидал Тани.

— Личность убийцы молодой женщины из Дзосигая установлена, — сообщил он. — Ее убил электрик, снимавший по соседству комнату три года назад.

Так, значит, эта группа розыска будет распущена. Остается еще одна, которая занимается поиском убийцы в зале игорных автоматов патинко. Теперь надо, не мешкая, организовать группу для расследования убийства Нитты. Версия о самоубийстве отпала, и Кинуи мысленно уже составлял доклад начальству о необходимости срочно создать спецгруппу для розыска преступника. Больше откладывать было нельзя. Он вспомнил случай с убийством стюардессы в районе Сугинами. Вначале тогда тоже предполагали самоубийство, и лишь на третий день, когда большая часть улик была уже уничтожена, пришли к версии о насильственной смерти. Сейчас ни в коем случае нельзя повторить ту же ошибку.

Он сел на стул и закурил. Да, пора на дверях этого кабинета сменить вывеску "группа расследования убийства в Дзосигая" на другую — "спецгруппа поиска убийцы художника Нитты".

Кинуи глубоко затянулся и, выпустив целое облако дыма, спросил:

— Как дела у Миты?

— По вашему указанию он обходит предприятия, изготовляющие типографские краски, — доложил Тани, потом, понизив голос, добавил: — От одного из сослуживцев получил информацию о Нонаке. Он, оказывается, изготовляет порнографические фотографии. Да и Таноки, с которым я познакомился во время кремации художника, тоже не чист на руку. Вот взгляните. — Он передал Кинуи журнал с голой красоткой на обложке. — Это спецвыпуск журнала

"Дзинсэй", где работал Таноки. Типичный порножурнал, выходит один раз в месяц. А вот это — произведение Нонаки. — Тани указал на подборку фотографий под заголов-ком: "Токио. Неприличные надписи".

Фото занимали несколько разворотов — каждый со своим подзаголовком: "Надписи на окраинах", "Надписи в районе Яматэ"… К каждой фотографии были свои пояснения. Снимки были сделаны с надписей на бараках где-то на окраине в районе Аракавы, с обшарпанных стен небольших кинотеатров, с заборов, с досок, причалов, где стояли на приколе доживавшие свой век старые баржи, и даже с внутренних стен общественных уборных. Судя по почеркам, авторами надписей — большей частью неприличных — были как взрослые, так и дети.

Надписи в Яматэ носили не скабрезный, а, скорее, юмористический характер. Нонака обнаруживал их на стенах кафе в Синдзюку, в университетских дворах, на досках объявлений у станции частных железных дорог. Одни были написаны карандашами, другие тщательно выведены фломастерами, а некоторые даже сопровождались картинками.

— Надо же, этот Нонака и в общественных уборных фотографировал! — Кинуи, скорчив брезгливую гримасу, отбросил журнал.

— Но сама идея очень даже интересная, — возразил Тани. — До этого надо ведь было додуматься. Нет, Нонака человек необыкновенный. Я поинтересовался отношением к нему в редакции журнала "Дзинсэй". Там говорят, что он настоящий ас в области такого рода жанровых фото. Его идеи всегда необычны; но додуматься до того, чтобы ходить по общественным уборным и снимать там вульгарные надписи, — на мой взгляд, на это способен лишь человек не вполне нормальный.

— Не вполне нормальный? — Кинуи почему-то обратил внимание на эти слова.

— Безусловно! Это своего рода мания. К тому же Нонака знает Токио как свои пять пальцев. Он посещает и фотографирует самые невероятные места, в том числе и злачные, и, по-видимому, получает от этого особое удовольствие. Я встретился с Таноки в крематории. Он вроде бы к убийству не причастен, хотя, на мой взгляд, тоже человек со сдвигом. Вчера он встречался с Нонакой в кафе "Бон" около пяти часов, и, значит, у Нонаки есть алиби, но у меня создалось впечатление, что между миром специфических фотографий Нонаки и той атмосферой, которая царила в мастерской Нитты, есть нечто общее. По словам Хамото, Нитта познакомился с Нонакой в редакции журнала "Дзинсэй". С тех пор Нонака часто бывал в мастерской. Причем заходил не только по делу, но и ради общения с близким по духу человеком, таким же одержимым, как он сам. И я не исключаю, что у них появились общие секреты, а может, и общие знакомые. Вот это и подозрительно. Получив телеграмму о смерти Нитты, Нонака жене о ней не сообщил и скрылся. Разве это не странно? Что заставило его так поступить? Должно быть, некий секрет, который был известен лишь ему и Нитте. Понимаете?

Помощник инспектора кивнул и, глядя в загоревшиеся глаза Тани, сказал:

— Возьми-ка на всякий случай список осужденных за нарушение морали и проверь.

В это время отворилась дверь, и в кабинет заглянул полицейский.

— Господин Тани, вам звонят из отдела экспертизы.

Тани бегом помчался к телефону. Не прошло и трёх минут, как он вернулся.

— Подозрение отпало, отпечатки пальцев Нонаки не совпадают с отпечатками на бутылке с соком.

"Опять неудача, — расстроился Кину и, потом подумал: — Несоответствие отпечатков пальцев еще ни о чем не говорит. Ведь истинный преступник мог подослать другого, чтобы тот оставил отпечатки, и тем самым направить полицию по ложному следу. Во всяком случае, еще рано снимать подозрение с Нонаки да и с Таноки тоже… Те, кому казалось, будто они всесторонне продумали преступление, кажется, немного перестарались — уж слишком отчетливые отпечатки пальцев были оставлены на бутылке".

Кинуи вышел из комнаты, приказав: как только придет Мита, пусть сразу позвонит в ломбард "Маруман". Он будет там. В коридоре он столкнулся с группой репортеров. Должно быть, они пришли брать интервью в связи с поимкой преступника, убившего женщину в Дзосигая.

— Если не ошибаюсь, помощник инспектора Кинуи? — догоняя его, спросил один из репортеров. — Я из ежедневной утренней газеты. Позвольте задать вам несколько вопросов.

Кинуи ускорил шаги, пытаясь отделаться от назойливого репортера, но тот не отставал.

— Насколько мне известно, вы придерживаетесь версии о самоубийстве художника Нитты. Но только сейчас я узнал, что ваша группа занялась несколько странным расследованием…

— Странным расследованием?

— Да, я слышал об этом в отделе экспертизы. Будто детектив Мита срочно выехал в типографию в Сэтагая. С чем это связано?

— Впервые слышу.

"Значит, Мита получил новую информацию от экспертов. Иначе зачем бы ему так спешно ехать в "Итиринся", где я только что был", — подумал Кинуи.

— Вроде бы речь идет о каком-то необычном яде, — сказал репортер, сдвинув указательным пальцем свою шапочку с козырьком набекрень. — Значит, теперь полиция больше склоняется к версии об убийстве. Не так ли, господин Кинуи?

— Ничего я тебе сейчас не скажу. Узнаешь вечером из официального сообщения начальника отдела.

— Я с ним уже встречался. Он только отмахнулся — сказал, будто ничего не знает, поскольку от вас не получил информации.

Начальник отдела прав, он и в самом деле пока ничего конкретного о ходе расследования ему не докладывал. Кинуи ускорил шаги, направляясь по улице Отова в сторону храма Гококудзи.

— Жаль, что вы отказываетесь сказать хоть что-нибудь. Надеюсь повидаться с вами завтра утром, — крикнул ему вслед репортер и поспешил обратно в полицейское отделение за сведениями об убийце женщины из Дзосигая.

Кинуи замедлил шаги, размышляя о хозяине типографии в Сэтагая. Что он за человек — неизвестно. Кинуи его и в глаза ни разу не видел, но если Мита помчался в типографию, значит, в отделе экспертизы возникли новые подозрения относительно того, как яд попал в мастерскую Нитты. Мите не хватало специальных знаний, чтобы определить взаимосвязь между офсетной печатью и ядовитыми веществами цианового ряда. Но, видимо, какие-то ядовитые соединения при таком способе печати применяются. У владельца типографии было достаточно поводов для убийства Нитты — первого мужа Такако. Судя по всему, она питает слабость к мужскому полу. Кинуи вспомнил, как она улыбнулась, пожав плечами, сузила глаза и слегка выпятила губы. Да, она показалась ему привлекательной — даже очень. Это у нее от природы. Она часто посещала Нитту и, судя по намекам Мидори, продолжала поддерживать с ним интимные отношения. Могли ее нынешний муж молча сносить такое?

Он раздобыл яд, добавил его в бутылку с соком и отправился к Нитте. Вполне возможно, что тот господин в пиджаке мышиного цвета, которого видела Мидори, был именно владелец типографии. Никто из тамошних соседей в лицо его не знает. К тому же он вполне мог изменить свою внешность. "Добрый день, я зашел к вам, чтобы извиниться за назойливость жены — она ведь часто вам досаждает. Не желаете ли выпить соку — я сейчас купил по дороге", — мог сказать он, войдя в мастерскую. Нитта как раз работал над очередной картинкой, увидел бутылку и сразу почувствовал жажду. "Вы очень любезны, выпью с удовольствием", — ответил ничего не подозревавший Нитта. Он опорожнил чашку и скончался прямо на глазах у ревнивца. Тот подхватил еще теплый труп и подтащил его к волшебному фонарю. Чтобы запутать следы, он забрал у Нитты бумажник и поспешно покинул мастерскую. Завернув за угол, он неожиданно столкнулся у склада с Мидори… Резкий гудок вернул Кинуи к действительности. Буквально в сантиметре от него пронеслась машина.

Он огляделся по сторонам. На фоне вечернего неба чернела роща близ храма Гококудзи. Она напоминала огромное уснувшее животное. Небо над рощей было окрашено в розовый цвет — это отражались рекламные огни далекого Икэбукуро.

Спускаясь по лестнице в мастерскую, где совершали церемонию ночного бдения владелец ломбарда, хозяин лавки певчих птиц, Мидори, Таноки, Хамото и младший брат покойного, Кинуи ощутил сладковатый запах курений. С братом Нитты и с Таноки он встречался впервые.

— Извините за опоздание, — сказал он, поклонившись брату, — я помощник инспектора Кинуи.

Он подошел к сооруженному на столике домашнему алтарю, зажег поминальную свечу, поставил ее перед урной с прахом Нитты и склонился в поклоне.

"Ты это не сделал сам, тебя убили", — пробормотал он про себя, чувствуя, как его охватывает странное волнение, не похожее ни на гнев, ни на печаль.

"Обещаю тебе, мы найдем преступника", — едва слышно прошептал он и, соединив руки в буддийской молитве, отошел в сторону.

— Господин Кинуи, не побрезгуйте, выпейте, пожалуйста, чашечку сакэ, — предложил хозяин ломбарда. Он пододвинул чашку и тарелку с остатками вяленого кальмара. Кинуи взял тонкое щупальце и стал жевать, поглядывая на Таноки.

Таноки был изрядно пьян — он то вызывающе поглядывал на Кинуи, то отводил глаза в сторону.

— Пожалуй, уже поздно, не пора ли домой? — обратился он к Хамото.

Тот не ответил.

Кинуи не стал бы вслед за Тани утверждать, будто Таноки такой же маньяк, как Нонака, но во всем его облике было что-то странное. Он показался помощнику инспектора каким-то неопрятным, расхристанным. На Таноки был поношенный твидовый пиджак коричневого цвета. Он сидел на нем косо и был, по-видимому, куплен по случаю в магазине готового платья. Лицо худое, чуть вздернутый нос, глубоко запавшие глаза, которые ни на минуту не могли зафиксировать взгляд на определенном предмете. "Явный неврастеник", — решил Кинуи.

— Господин полицейский, п…прошу в…вас, не глядите на меня так пристально, — неожиданно пробормотал Таноки. — Мне… к…как-то не по себе от вашего взгляда.

— Похоже, вы сегодня хлебнули лишнего, — рассмеялся Кинуи.

— В…верно, я почему-то быстро набрался. Но все же…

— Видите ли, — сказал Кинуи с улыбкой, — такая уж у меня профессия: внимательно разглядывать каждого незнакомого человека — это происходит бессознательно, независимо от моей воли. Малоприятная профессия, не правда ли?

— Господин Кинуи, — неожиданно вмешался в разговор Хамото, — брата Нитты завтра уже не будет, он уезжает — в деревне разгар жатвы. Поэтому не можете ли вы сейчас рассказать ему, как идет расследование?

— Ну что же, попытаюсь, — медленно произнес Кинуи, — хотя, честно говоря, конкретных успехов пока никаких. Кое-какие свидетельства, позволяющие предполагать убийство, нами получены при обследовании места происшествия и анализе ядовитого вещества, но безусловных доказательств нет. Такова ситуация на сегодняшний день. Понимаю, сколь огорчительно для брата покойного слышать это, но пока добавить ничего не могу.

— Очень жаль, — разочарованно произнес владелец ломбарда.

Хозяин птичьей лавки и Мидори уныло опустили головы.

— Должен сказать, — продолжил Кинуи, — что вначале полиция взяла под подозрение всех вас, здесь присутствующих, но проведенное расследование подтвердило вашу непричастность. Так что можете хотя бы на этот счет не волноваться.

Услышав это, все молча переглянулись.

— А п…подозрение Нонаки в убийстве отпало? — спросил Таноки.

— Полагаю, что не позднее завтрашнего дня вопрос о Нонаке окончательно прояснится. Остаются еще владелец типографии "Итиринся" и его жена. Думаю, что и в этом направлении расследование будет в течение одного-двух дней завершено. Судя по всему, они тоже вне подозрений. В общем, пока все, что мы предпринимаем, это напрасный труд…

— Напрасный труд?

— Да. Полиция обязана продолжать расследование, даже если заведомо знает, что подозреваемый непричастен. Ведь именно благодаря этому, как я сказал, "напрасному труду" мы смогли снять подозрения с каждого из вас. Теперь мы все больше склоняемся к версии, что преступник не принадлежал к кругу друзей и знакомых Нитты.

— Значит, верх взяла версия ограбления?

— То ли убийство с целью ограбления, то ли нечто иное — пока трудно сказать. Во всяком случае, убийцей мог быть человек, не появлявшийся до этого в мастерской Нитты. Сейчас как никогда полиция нуждается в вашем содействии: надо сосредоточить внимание прежде всего на тех, кто знал, что Нитта хранил дома деньги, и, движимый жадностью, мог их украсть либо стал слепым орудием кого-то другого.

— Мы уже говорили об этом, но таких людей среди наших знакомых нет, — решительно сказал Хамото.

— А что вы думаете о человеке в пиджаке мышиного цвета? — вступил в разговор владелец ломбарда.

— Мне он с самого начала показался подозрительным, — сказала Мидори.

— Это так, но одного лишь свидетельства Мидори недостаточно, чтобы доказать его причастность к убийству.

— А если расспросить тех, кто живет поблизости?

— Предполагаете открытое расследование? Мы об этом тоже думали. Наверное, завтра полиция примет окончательное решение. Сегодня ко мне приставал уже один репортер, интересовался ходом расследования. Я с трудом от него отделался. А вы наберитесь немного терпения. — Кинуи многозначительно поглядел на каждого.

В этот момент хлопнула наружная дверь, и кто-то стал поспешно спускаться по лестнице.

— Нет ли тут помощника инспектора из полиции? — послышался из темноты голос хозяйки ломбарда.

— Здесь он, а тебе чего? — спросил ее муж.

— Его срочно просят к телефону.

Кинуи вышел наружу, обогнул склад и подошел к телефону в прихожей ломбарда.

— Господин помощник инспектора? Говорит Мита.

— Ты где сейчас?

— Недалеко от Йнидабаси. Пришлось немало побегать по вашему заданию. Есть серьезные подозрения относительно владельца типографии "Итиринся". Правда, подтвердить их будет нелегко. Я запросил нашего эксперта: кто из полиграфистов использует в работе ядовитые вещества? Он ответил, что изготовители типографских клише и форм применяют цианистые химикалии. У них даже есть специальная инструкция по применению опасных для жизни веществ. Дело в том, что при офсетной печати для изготовления форм сначала получают влажный негатив на стекле, а для высветления негатива его покрывают жидким раствором цианистой соды.

— Так-так.

— Поэтому в типографии они всегда имеются в наличии — для промышленных нужд их выпускают в специальных банках, в виде кристаллов. Ими, как правило, распоряжается ответственный за фотопроцессы, по мере необходимости он изготовляет раствор.

— А в типографии "Итиринся" есть специальный цех по изготовлению форм?

— Нет, эта типография специализировалась исключительно на печати.

— Каким же путем там могут доставать цианистые яды?

— В Ассоциации полиграфистов меня информировали, что в городе довольно много типографий, которые занимаются только печатью. Причем небольшие типографии офсетной печати заказывают формы на других предприятиях по подряду. Я выяснил, что "Итиринся" пользовалась услугами двух изготовителей типографских форм: акционерной компании "Гэндай сэйхан" в районе Цурумаки близ университета Васэда и "Такэда сэйхан" в районе Усигомэ. В "Гэндай сэйхан" мне сказали, что уже более года не получают заказов от "Итиринся", а владелец "Такэда сэйхан" любезно сообщил, что у них по сей день хорошие деловые связи с этой типографией.

— И они передавали ядовитые вещества типографии "Итиринся"?

— Нет, этого он не говорил. У них имеется специальная комната для хранения ядовитых веществ. Однако при ближайшем рассмотрении это оказалась не комната, а полка в фотолаборатории. Цианистая сода там хранится в жестяных банках. Я открыл и увидел там кристаллы, напоминавшие кусочки сахара, а готовый раствор был тоже в банке под столом. На мой вопрос владелец и фотограф в один голос утверждали, что не помнят случая, чтобы кто-либо из посторонних выносил эту жидкость, не помнят они также, чтобы кому-то давали ее, постоянным клиентам в том числе.

— Так.

— Они заявили, что никаких инцидентов с этим веществом у них на памяти не случалось. Однако, по моим предположениям, любой давнишний клиент мог свободно зайти в фотолабораторию и незаметно для фотографа унести ядовитый раствор. Я спросил: не было ли случая, когда владелец типографии "Итиринся" — их постоянный клиент — заходил в фотолабораторию? Они ответили: что касается владельца "Итиринся", это исключено. Он, мол, пользуется безупречной репутацией среди полиграфистов. Насколько мне удалось выяснить, его отец жил в бедности, начат с клейки конвертов, постепенно накопил деньги, купил типографию, назвав ее "Итиринся". Сын унаследовал лучшие качества отца и честно продолжает его дело. Человек он добропорядочный, трудолюбивый, не курит, выпивает лишь в редких случаях — и то понемногу.

— А нет ли у него каких-нибудь увлечений, хобби?

— Не знаю, можно ли это причислить к хобби, но он очень увлечен изобретениями в области полиграфии и новых сортов бумаги. Он изобрел оригинальный способ нанесения цветного глянца на игрушки, которые дарят подписчикам на детские журналы. Имеет два патента… Все эти сведения я почерпнул в Ассоциации полиграфистов. Там, понятно, старались отметить его трудолюбие и увлеченность полиграфией. Меня же эти факты навели на размышления иного рода. Как выяснилось, яд, подмешанный к соку в бутылке, оказался не цианистым калием, а неким другим веществом. Владелец "Итиринся", увлекавшийся изобретением новых типографских красок и способов печати, вполне мог иметь у себя для этих целей и цианистый калий, и другие ядовитые вещества. Причем ему не обязательно было воровать их в "Такэда сэйхан". При его положении он мог раздобыть их другим способом.

— Ну и что дальше?

— А дальше то, что он вполне был способен сам изобрести ядовитое вещество, которое сейчас применяют, к примеру, в "Такэда сэйхан". На всякий случай я прихватил там кусочек.

— Он у тебя с собой?

— Да, отдам его на экспертизу, а о результатах сообщу.

Кинуи положил трубку и пошел в мастерскую.

"Скорее всего, владелец типографии тоже вне подозрений, — размышлял он по дороге. — Сомнительно, чтобы он направил свой изобретательский зуд на создание новых ядов. В основе же ядовитых веществ, применяемых в полиграфии, — цианистый калий. И никуда от этого не денешься. Наверное, результаты экспертизы разочаруют Миту… А если и владелец типографии вне подозрений, то кто остается? Нонака? Но его местопребывание неизвестно…"

Когда Кинуи подходил к мастерской, ему навстречу вышел Хамото.

— Уже поговорили? — спросил он. — В мастерской такая мрачная атмосфера, что мне захотелось выйти наружу, вдохнуть свежего воздуха. Может быть прогуляемся?

Кинуи согласился, рассчитывая, что прогулка не только исправит настроение, но и поможет выяснить точку зрения Хамото. Это было небесполезно, поскольку на следующее утро ему предстояло доложить начальству о проделанной работе, а также просить о создании розыскной спецгруппы. Он пошел вслед за Хамото по узкой тропинке, пересекавшей пустырь, затем они вышли на улицу, повернули направо, миновали небольшой парк и остановились у каменной лестницы.

— Поднимемся, — предложил Хамото, обернувшись к молча следовавшему за ним Кинуи. — Знаете, покойный Нитта любил пешие прогулки, наверно, ходил и этой дорогой.

Хамото вдруг остановился от внезапно мелькнувшей мысли. Он вспомнил о письме, которое показывал ему брат Нитты. Там были такие строки:

"В Токио нет моря, где осенью всплывают на поверхность медузы. Но здесь, как и в нашей деревне, дует один и тот же осенний ветер… Твой отец последнее время пристрастился к прогулкам в ветреную погоду — хожу то к тюрьме Сугамо, то на кладбище храма Гококудзи или в Дзосигая".

— Господин Кинуи, вам приходилось совершать прогулки на кладбище храма Гококудзи или в Дзосигая? — неожиданно спросил ХамотОо.

— Нет, знаю о них только понаслышке.

— Они отсюда недалеко, одно — позади храма, другое — сразу за главной улицей квартала Сакасита.

Кинуи достал из кармана сигареты, щелкнул зажигалкой и, прикуривая, посмотрел на Хамото.

— Что с вами? спросил он.

— Ничего особенного, просто подумал о постоянных прогулках Нитты, — ответил Хамото, потом, помолчав, добавил: — Господин Кинуи, простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но мне кажется, в вашем расследовании допущена одна небольшая оплошность. Я только сейчас обратил на нее внимание. Вы пришли к правильному выводу: совершено убийство. Но преступника почему-то стали искать среди его друзей. А я предполагаю, что здесь замешан некий случайный знакомый Нитты, которого никто, кроме него самого, не знает…

— Откуда же он мог появиться?

— Ну, например, человек, которого Нитта случайно встретил во время прогулки или с которым познакомился при неожиданных обстоятельствах…

— В самом деле, здесь есть над чем поразмыслить. Но ведь таких случайных знакомых бессчетное число. Как среди них отыскать того, кто нам нужен?

— Верно. Ведь и у меня таких знакомых видимо-невидимо: человек, оказавшийся рядом в электричке; пожилой мужчина, заговоривший с тобой на скамейке в парке, — сколько их! Но как ни странно, подобные встречи надолго остаются в памяти.

— Но если изучать таких знакомых — конца не будет. Да это просто невозможно.

— Согласен с вами, невозможно. Но в случае с Ниттой, при его одиноком, замкнутом образе жизни, по-видимому, легче очертить круг его случайных знакомств и собеседников. И если принять во внимание его регулярные прогулки к тюрьме Сугамо и в сторону кладбища храма Гококудзи, не исключено, что именно там ему повстречался некий странный человек, знакомство с которым привело к столь печальному концу. А может, Нитта избрал для прогулок столь необычные места, потому что его душевному настрою соответствовали мрачные стены тюрьмы Сугамо или же холодные могильные памятники кладбища Гококудзи. Короче, я хочу сказать, что вам в вашем расследовании следовало бы отталкиваться от его настроения и образа жизни. Вы согласны, господин помощник инспектора?

— Не исключаю, что в вашем подходе есть рациональное зерно. Но учтите, с тех пор, как случилось это печальное событие, прошло лишь полтора дня. Мы, конечно, много времени потратили попусту, но сам ход расследования я не считаю ошибочным. Сегодня я уже пытался объяснить Та-ноки, что действия полиции подчас напоминают напрасный труд. Ее мелочный, подспудный розыск кажется ужасно глупым, а наши кружные заходы могут только вызвать улыбку. Но поверьте, этот кажущийся вам напрасным труд позволяет шаг за шагом разрушить черную стенку, воздвигаемую на нашем пути преступниками. Оглянитесь вокруг, Хамото. Кто сейчас бродит по огромному Токио, получив приказ отыскать в нем иголку? Это делают полицейские! Это мы изо дня в день выдвигаем одно за другим, казалось бы бессмысленные, подозрения и ведем расследование, чтобы их опровергнуть. Смерть Нитты напоминает иголку без нитки, которую нам приказано отыскать. Я прошу вас, погодите немного, не торопитесь. Меня в полиции называют упрямым быком. Я и вправду несколько туповат на голову, но ноги меня выручают. — Кинуи глубоко затянулся. Вспыхнувший на миг кончик сигареты осветил его ярко заблестевшие глаза.

"Он и в самом деле чем-то напоминает упрямого быка, но к своей работе относится со всей серьезностью", — подумал Хамото.

— Господин Кинуи, прошу вас, располагайте мной. Я готов помогать вашему расследованию всем, чем могу. На службе я договорюсь, не беспокойтесь. — Подражая помощнику инспектора, он тоже затянулся сигаретой и выпустил длинную струю дыма. — Если не возражаете, с завтрашнего дня я попытаюсь выяснить, где был и чем занимался Нитта последнюю неделю.

После ночного бдения Хамото покинул мастерскую. Только начинало светать, но электрички уже ходили, и он отправился на свою квартиру в Харадзюку. Придя домой, он кинулся на постель и заснул как убитый. Было уже одиннадцать, когда он проснулся. Глубокий сон освежил голову. Высоко поднявшееся солнце ярко освещало комнату.

Хамото закурил свою первую сигарету прямо в постели и несколько минут бездумно глядел в потолок. Потом вспомнил, что брат Нитты возвращается сегодня вечерним поездом в деревню, и решил проводить его. "Наверное, Кинуи или Мита тоже придут на станцию", — подумал он, вставая. Как раз в этот момент послышался стук в дверь.

Кто бы это мог быть? В редакции он предупредил, чтобы его сегодня не ждали. Стук повторился.

Хамото отворил дверь и с удивлением увидел стоявшего на пороге Таноки, с которым утром расстался в мастерской Нитты.

— Извините, что на…нарушил ваш покой, — привычно заикаясь, произнес он, прижимая к себе завернутый в газету сверток. — Пришел к вам за советом. В…вернулся домой после ночного бдения и никак не мог уснуть — не дает мне покоя смерть Нитты…

— Да заходите же, заходите! Я живу один и сегодня, к сожалению, не могу вас ничем угостить. Так о чем вы хотели посоветоваться?

— Дело в том, — начал Таноки, оглядываясь по сторонам. — А у в…вас неплохая комната, — заговорил он о другом. — Должно быть, д…дорого вам обходится?

— Шесть тысяч иен в месяц, — нехотя ответил Хамото.

— Да, н. немало. Зато близко к станции электрички. Таноки достал из кармана смятую пачку сигарет, дрожащими пальцами вытащил одну и закурил.

— Дело в том… Я, видите ли, решился столь н…неожиданно вас потревожить, потому что мне п…пришла в голову мысль: а не покончил ли Нитта жизнь самоубийством?

— Самоубийством?

"С какой стати он пришел сюда со своими странными предположениями?" — подумал Хамото, разглядывая неожиданного посетителя.

— Не исключено, что мое мнение необоснованно, но к…когда эта мысль пришла мне в голову, я потерял покой и решил немедленно поделиться с вами. — Таноки просительно посмотрел на него покрасневшими от бессонницы глазами. — Меня натолкнула на мысль о самоубийстве в…вот эта картинка. Вглядитесь в нее повнимательнее. От нее веет чем-то потусторонним. Нитта назвал ее "Медузы". — Он бережно развернул сверток, вытащил из него альбом и раскрыл его. — Мучимый бессонницей, я достал из ящика этот альбом, стал разглядывать старые произведения Нитты и натолкнулся вот на это.

Хамото поглядел на фотографию теневой картинки, занимавшую полный лист альбома. Под ней была надпись в стихах, чего обычно Нитта не делал:

— Н-да… — пробормотал Хамото.

Картинка да и подпись были необычны. На ней было изображено море. По-видимому, Нитта создал ее с помощью стекол, вставленных в волшебный фонарь. Штрихами тонкой кисти были нарисованы мелкие, строголовые волны. Между волн выглядывали медузы. И что интересно — у каждой из них было свое выражение. Медузы плакали, смеялись, радовались, грустили.

— Редкостное произведение, — пробормотал Хамото, не в силах оторвать взгляд от фотографии. — Его где-нибудь опубликовали?

— Не знаю. Помню лишь, что он лично вручил мне эту фотографию в конце прошлого года… Ну как, вы согласны, что у Нитты случались периоды безысходного отчаяния? — спросил Таноки, заглядывая Хамото в глаза и как бы ища подтверждения той догадке, которая не давала ему покоя.

Хамото молча глядел на фотографию. Он понимал, какого ответа ожидал от него Таноки. От картинки и в самом деле веяло безысходностью. Но сколь бы ни отражала она тогдашнее состояние Нитты, это еще не давало права связывать его с намерением покончить жизнь самоубийством.

Произведение художника есть всего лишь результат его творчества. Для мира взрослых он мог изготовить и такое, но Хамото помнил, сколь радостные, светлые, полные прекрасных мечтаний картинки одновременно создавал Нитта для детей — тому пример "Коляска, взбирающаяся на небо", "Воздушный шарик" и многие другие. Нет, эта фотография не может служить решающим доказательством самоубийства Нитты, он не наложил на себя руки — и у полиции тоже есть на то свои доказательства.

Хамото показалось странным, почему Таноки столь неожиданно заявился именно к нему со своими предположениями.

— Нет, господин Таноки, я решительно против версии о самоубийстве, — твердо сказал он. — Согласен, от фотографии веет отчаянием, может быть, даже безысходностью, но считать ее прямым доказательством самоубийства — это слишком! Я не исключаю, что Нитта создал ее не без какой-либо глубокой мысли. Судя по всему, Нитте нравились медузы. Он ведь родился на побережье залива Вакаса и не раз наблюдал за медузами осенью, когда они во множестве всплывали на поверхность. Он и своей дочери, Кёко, писал об этом буквально накануне своей смерти. Может, именно для того, чтобы отвлечься от обуревавших его тяжких мыслей, он создал эту картинку и даже написал к ней стихотворение. И честно говоря, мне кажется по меньшей мере странной ваша попытка связать эту картинку с версией о самоубийстве Нитты, — заключил Хамото, в упор глядя на Таноки.

Хамото и раньше замечал в поведении Таноки некоторые странности, присущие людям определенного склада. Они проявлялись во время бесед Таноки с Ниттой в мастерской, свидетелем которых он был. Таноки всегда казался ему чудаком, человеком не от мира сего.

Прежде Таноки работал в книжной лавке на Западной Канде, а когда лавка обанкротилась, жил на пособие по безработице. В последнее время он подрабатывал, публикуя небольшие заметки в журнале, издававшемся его приятелем. Там же сотрудничал в качестве фотографа и Нонака. Оба они познакомились с Ниттой в еженедельнике "Дзинсэй" — развлекательном журнальчике, который власти уже не раз грозились прикрыть.

Нитта не принадлежал к художникам, публиковавшим свои произведения в развлекательных журналах, и для Хамото по сей день оставалось загадкой, что его связывало с этим еженедельником. Кажется, впоследствии он прекратил контакты с "Дзинсэй", но продолжал общаться с Таноки и Нонакой.

Хамото полюбил картинки, которые создал Нитта, но ему были чужды его друзья, как и атмосфера, царившая в мастерской художника, не нравился их безалаберный образ жизни.

Особенно раздражал его Таноки, подрабатывавший литературным трудом. В своей основе он был добрым человеком, но все, что он и его друзья делали, о чем говорили, представлялось пустым и бессмысленным, словно лишенная корней трава. Хамото не нравилась богемная жизнь тех, кто вроде Таноки пописывает в развлекательных журнальчиках и имеет наглость называть себя литераторами. Они умеренно возмущаются тяготами жизни, умеренно подсмеиваются над собой, обладают сообразительностью и хваткой, а когда собираются вместе, говорят лишь об одном: как заработать большие деньги. Но упаси боже — приложить для этого усилия! Нет, главная тема их разговоров в том и состоит: как разбогатеть без труда? Темы их писанины ограничиваются описанием жизни на задворках, комплексов неполноценности, испытываемых духовными и физическими калеками.

— А знаете ли вы, Хамото, что при еженедельнике "Дзинсэй" создан клуб друзей, где мужчины не только обмениваются новостями, но и занимаются кое-чем другим? — спросил его однажды Нитта. — Подписчики этого журнала, как правило, педерасты. Что поделаешь, в мире немало душевных калек, людей со сдвинутой психикой. "Дзинсэй" это подметил и сделал подборку страниц на пятьдесят, посвященную содомскому греху.

Тон, которым Нитта сказал об этом, заставил Хамото насторожиться.

— А вы, господин Нитта, тоже интересуетесь содомским грехом? — прямо спросил он.

— Я?! Что вы! Я человек вполне нормальный. — Нитта рассмеялся, хитро блеснув глазами.

"Ну, а что вы скажете о Таноки и Нонаке?" — помнится, хотел спросить Хамото, но сдержался. Собственно, эта проблема мало его интересовала.

И все же тогда он не поверил Нитте, почувствовал в нем какие-то отклонения. По-видимому, на него наложила определенный отпечаток одинокая жизнь в бывшем бомбоубежище. Нитта никогда не рассказывал о причинах развода с Такако. А может, он испытывал безразличие к противоположному полу?

Тем не менее Хамото не стал это связывать с самоубийством.

— Скажите, Таноки, вам известно, почему Нитта развелся с женой? — спросил Хамото, глядя в его покрасневшие от бессонницы глаза.

— Он никогда не говорил об этом. Н…но мне кажется, что в его жене, в самом деле красивой женщине, в глубине ее улыбчивых глаз скрывалась расчетливость. Она знала с. себе цену и не хотела смириться с бедностью, которая ожидала ее в будущем, если она останется с Ниттой. Должно быть, она всем существом ненавидела бедность… А теперь я, пожалуй, пойду, — пробормотал Таноки.

Уже выйдя в коридор, он обернулся к Хамото и сказал:

— Не представляю, каким образом полиция дознается, кто преступник. М… мне кажется — это все равно что пытаться ухватить облако. Н…но все же я готов ей помочь. Еще раз прошу извинения, что побеспокоил вас.

Проводив Таноки, Хамото почувствовал себя совершенно опустошенным. Этот человек произвел на него тяжелое, гнетущее впечатление.

Хамото несколько раз прошелся по комнате, потом приблизился к окну и отодвинул занавеску.

Дом стоял на возвышении, и из окна далеко просматривалась гравийная дорожка, зигзагообразно спускавшаяся вниз. Там он заметил фигурку Таноки. Тот не спеша шел в сторону станции Харадзюку. В лучах солнца был отчетливо виден его коричневый пиджак. Внезапно Таноки замер и слегка наклонился вперед. "С чего это он, по малой нужде, что ли?" — подумал Хамото.

Там, где стоял Таноки, тянулась ограда отеля "Ханабуки", построенного наполовину в японском, наполовину в западно европейском стиле. Таноки подошел вплотную к бамбуковой изгороди и замер, по-видимому, прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Хамото не спускал с него глаз. Тот на мгновение обернулся, потом снова стал глядеть сквозь частую изгородь. "Там вроде бы расположен отдельный флигель отеля, что же могло его заинтересовать — ведь через эту ограду ничего не увидишь", — подумал Хамото.

Тем временем Таноки оторвал от газеты клочок, быстро скатал его и бросил через изгородь во двор, потом стал снова заглядывать внутрь, ожидая реакции. Через несколько минут он скатал шарик побольше и снова бросил. "Зачем он делает это, может, подает кому-то условный знак?" — удивился Хамото. Таноки снова прислушался к тому, что происходило внутри, но вскоре отошел от изгороди и как ни в чем не бывало продолжил свой путь.

Странные, бесцельные на первый взгляд действия Таноки заинтересовали Хамото. Он отошел от окна, поспешно сунул ноги в гэта и через несколько минут уже был на том месте у изгороди, откуда Таноки бросал свои катышки. Как раз в этой стороне был запасной выход из флигеля в сад, а густую бамбуковую изгородь специально возвели, чтобы охранять покой посетителей от любопытных глаз.

Изнутри доносились молодые женские голоса. По громыханию ведер и шарканью шлепанцев Хамото догадался, что это служанки, занятые уборкой в саду. Содержание их разговора было трудно уловить. Кажется, они судачили о каком-то постоянном клиенте, тихонько посмеиваясь над его проделками. Однако разглядеть их сквозь частую изгородь Хамото не смог.

Зачем Таноки кидал газетные катышки за ограду — это оставалось для него загадкой. Может, он хотел подразнить молоденьких служанок? Или испугать, нарушив течение их непринужденного разговора? Это напоминало психологию человека, бросающего камень в зеркальную гладь воды.

Или же он совершил эту шалость просто от нечего делать?

Видимо, Таноки тоже страдал от одиночества. И в этом смысле у него было много общего с Ниттой.

Хамото вспомнил разговор с Кинуи прошлым вечером в парке Сакасита.

"Найти преступника, убившего Нитту, все равно что отыскать в огромном Токио иголку без нитки", — сказал тогда Кинуи.

Но так ли это? В самом ли деле иголка оказалась без нитки? Люди — не боги, и если человек совершает преступление, где-то он оставляет след. За иголкой должна тянуться нитка… Вернувшись домой, Хамото продолжал размышлять над странными действиями Таноки.

А может быть, Нитта тоже совершал свои прогулки к Сугамо, на кладбище Гококудзи и Дзосигая от скуки, чтобы скрасить свою одинокую жизнь стареющего художника, и стал находить в этом самое большое удовольствие? Кто поручится, что во время одной из таких прогулок он, подобно Таноки, не попытался подшутить над неизвестным прохожим? Такое вполне возможно…