Картинка в волшебном фонаре

Глава шестая

Хамото шел вдоль высокой ограды тюрьмы Сугамо.

Он считал, что единственный способ отыскать преступника, убившего Нитту, это проследить все действия, совершенные художником в последние несколько дней перед смертью.

Он шел и думал о Таноки: с какой целью тот выдвинул версию о самоубийстве Нитты, пытаясь подкрепить ее теневой картинкой художника "Медузы".

"Одинокие люди временами совершают поступки с обычной точки зрения необъяснимые. Вот и Таноки ни с того ни с сего кинул катышек бумаги в сад, где занимались уборкой служанки — то ли чтобы их подразнить, то ли вообще просто так, без всякой цели. Может, и одинокому Нитте были присущи такого рода поступки. Он чуть не ежедневно совершал прогулки по этой дороге. Не исключено, что здесь он с кем-то повстречался. С кем-то, кого никто, кроме Нитты, не знает… Возможно ли теперь отыскать этого человека?" — Так думал Хамото, сознавая, сколь безнадежны его поиски.

"Все равно что искать иголку без нитки", — припомнились слова Кинуи. Но ведь помощник инспектора говорил и другое: "Нет ничего, на первый взгляд, глупее, чем черная работа детектива. Но именно этот кажущийся напрасным труд позволяет одно за другим проверять сомнения".

Высокая ограда тюрьмы Сугамо обрывалась близ Мукаихары. Пройдя вдоль ограды, Хамото повернул в сторону Хинодэ и некоторое время шел мимо порядком замусоренных жилых кварталов. Потом улица сразу стала шире. Здесь шло строительство новой дороги, там и сям виднелись кучи щебня и гравия.

Хамото оглянулся на оставшуюся справа тюрьму Сугамо. С этой стороны метрах в пяти от бетонной ограды была протянута высокая металлическая решетка. Там же находился боковой вход на территорию тюрьмы. Хамото подошел к решетке и заглянул внутрь. Он увидел иностранного солдата высокого роста с белой каской на голове, не спеша прогуливавшегося вдоль ограды. У того на поясе висела кобура с пистолетом. Хамото показалось, будто солдат стал поглядывать в его сторону.

Позади солдата виднелся крытый оцинкованным железом барак, напоминавший казарму, а за ним возвышалось серое здание тюрьмы.

Хамото не раз слышал и читал о тюрьме Сугамо. Он знал, что в тюремном дворе были казнены главные военные преступники, а теперь там отбывают наказание многие военные преступники групп В и С. Но заглядывал он внутрь впервые.

Здание тюрьмы почему-то напоминало ему хорошо оборудованный завод, но в отличие от последнего там царила тишина, не нарушаемая стуком машин. Он обратил внимание на группу низкорослых мужчин, появившихся из-за барака. Они шли друг за другом, выдерживая дистанцию в два шага и о чем-то переговаривались. На всех была одинаковая униформа желтого цвета. Хамото стал внимательно их разглядывать. Вне всякого сомнения, это были японцы — то ли заключенные, то ли работавшие в тюрьме по найму. Иностранный солдат с пистолетом на ремне не спеша направился в их сторону. Вскоре японцы завернули за угол и скрылись из виду, а Хамото еще долго глядел им вслед, прижавшись лицом к решетке. От решетки исходил неприятный запах ржавчины.

"Может, и Нитта во время своих одиноких прогулок вот так же заглядывал в тюремный двор, прижавшись лицом к решетке", — вдруг подумал Хамото.

Отсюда путь лежал к улице Миякодэндори, связывающей Икэбукуро с храмом Гококудзи.

Хамото поинтересовался у прохожего, далеко ли отсюда до кладбища Гококудзи. Тот ответил: минут пятнадцать.

Хамото уже изрядно устал, «о все же решил пройти к кладбищу. Еще не совсем стемнело, и склонившееся к западу солнце ярко высвечивало дома на Миякодэндори. Вскоре над деревьями при храмовой роще показалась огромная крыша Гококудзи, крытая позеленевшими от времени медными листами. На фоне предвечернего неба она казалась коричневато-зеленой.

У заросшего деревьями кладбища улица Миякодэндори с ее многочисленными лавками и магазинчиками резко изменяла свой облик. Здесь начиналась устланная гранитным камнем дорога — ровная, будто ее прочертили по линейке. По обе стороны за живой изгородью виднелись надгробные памятники.

Хамото впервые оказался на столь обширном кладбище. В Токио он поселился более десяти лет тому назад, но посещать кладбища ему не приходилось. Родился он на далеком острове Кюсю в рыбачьем поселке у самого берега моря. Их местное кладбище, усыпанное камнями и осколками скал, находилось высоко на горе близ храма, там не росли деревья и дул пронизывающий до костей ветер.

А кладбище Гококудзи, где он сейчас находился, было удивительно красивым. Прекрасно отшлифованные могильные памятники, обсаженные цветущим кустарником, литокарпусы, сливы, падубы, рододендроны — все деревья и кусты здесь были ухожены, словно бонсай [9], на могилах — ни пылинки.

Пересекавшиеся перпендикулярно друг другу, выстланные гранитными плитами дорожки между могилами напоминали шахматную доску.

Хамото медленно шел впереди, читая надписи, выбитые на могильных камнях. Здесь были семейные могилы, где захоронены люди многих поколений, были и индивидуальные, с четко вырезанными на памятниках именами усопших. На некоторых он узнавал фамилии известных полководцев, депутатов парламента, актеров, просветителей. Чем прославленней был при жизни усопший, тем крупнее были надписи на памятниках — или ему так казалось?

Миновав могилы, он вышел на заросшее деревьями и травой открытое место. Проходя мимо старых сосен и литокарпусов, Хамото смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о выступавшие корни деревьев. Потом он остановился передохнуть и внезапно обратил внимание, что вся местность вокруг изрыта разной величины ямами, находившимися на равном расстоянии друг от друга. В одни можно было поместить человека, в другие — маленькую собачонку. Вокруг ям виднелись холмики свежевырытой земли. Они еще не заросли травой. Чуть подалее он заметил целую гору камней. Он подошел ближе: то были брошенные как попало могильные камни и небольшие надгробные памятники. Они оказались настолько облепленными землей, что трудно было прочесть надписи. По-видимому, кто-то разрыл могилы, а памятники свалил в кучу — да так и оставил.

— Черт знает что! — пробормотал в сердцах Хамото. — Кому пришло в голову натворить такое?

Он очистил ближайшие могильные камни от земли и стал читать надписи: рядовой такой-то, солдат второго разряда такой-то, старший ефрейтор такой-то. Хамото стало ясно, что здесь были похоронены исключительно рядовые солдаты и нижние чины. У кого же хватило совести разрыть могилы, а могильные камни свалить в кучу, словно обычные булыжники, и почему это коснулось только рядовых солдат?

Он осторожно притронулся к одному из залепленных землей камней, и перед его глазами вдруг всплыло лицо покойного Нитты. Может, и он, гуляя по кладбищу, проходил здесь и касался своими руками этих сваленных в кучу камней?

Хамото так задумался, что заметил шедшего навстречу человека, лишь когда тот подошел вплотную. Мужчина лет шестидесяти, по виду служитель храма, нес кому-то на могилу букет цветов.

— Простите, вы не можете объяснить, почему разрыты эти могилы? — обратился к нему Хамото.

Мужчина остановился и стал подозрительно его разглядывать.

— Вы имеете в виду это? — он безразлично кивнул на груду могильных камней. — Здесь предполагают установить большой памятник погибшим войнам. Об этом договорились наши генералы — они-то и приказали разрыть старые солдатские могилы.

У служителя оказался не по годам высокий и громкий голос.

— Печальное зрелище! Как можно поступать так жестоко!

— Да, не позволили солдатам упокоиться с миром. А ведь именитые могилы не тронули. Что поделаешь, хотя война и окончилась, а солдат — он всего лишь солдат, не более того…

Остриженный под ежик служитель храма усмехнулся и, коротко кивнув, проследовал дальше, к именитым, как он сказал, могилам, чтобы возложить на одну из них цветы.

Дальше дорога шла под уклон. Хамото спустился по ней и снова оказался среди могильных памятников. То было продолжение кладбища. Несколько землекопов там разрывали могилы, выворачивая из них надгробные камни. Они дружно поддевали камни лопатами, потом нажимали на рукоятки, и камни вываливались из своих гнезд. Казалось, будто они выкручивают из земли грибы.

— Разрешите узнать, — обратился к одному из землекопов Хамото. — Это вы делаете по указанию храмового начальства?

— Да, — неприветливо ответил тот, проведя ладонью по потному лицу и вытерев ее о куртку.

— А что будет на месте этих могил?

— Памятник погибшим воинам. Так сказал генерал-лейтенант Ванифути. Эй, верно я говорю? — крикнул он копавшему рядом молодому парню с хатимаки [10] на голове.

— Не знаю, генерал-лейтенант или кто другой, слышал только, что один важный военный приказал.

"Генерал-лейтенант Ванифути? Где-то уже приходилось слышать это имя", — подумал Хамото и спросил:

— Значит, этот генерал-лейтенант задумал возвести Памятник погибшим воинам?

— Да, об этом и в газетах писали. Вроде бы собрались знаменитые генералы и сообща решили построить памятник воинам, павшим в боях на Тихом океане.

Теперь Хамото вспомнил: генерал-лейтенант Ванифути был военным преступником, но каким-то образом избежал положенного наказания. Он получил известность благодаря тому, что выйдя из тюрьмы, сразу же постригся в монахи. А недавно газеты поместили сообщение, будто он посетил один из островов на Тихом океане и отслужил заупокойную службу по нескольким тысячам солдат, умерших там от голода.

Вот, значит, кто стал инициатором возведения памятника погибшим воинам. Вот ради чего срывают могилы рядовых солдат, похороненных здесь, как свидетельствуют многие надписи, еще в военную кампанию тысяча девятьсот четвертого-пятого годов.

Город Токио испытывал большие трудности с жильем. Стало тесно и на кладбищах, и каждый, кто мог, старался заранее захватить себе место — некоторые даже за счет старых могил.

На кладбище храма Гококудзи было особенно много могил военных. Покинув изрытый ямами участок, Хамото углубился в настоящий лес из кленов и дзелькв. В ветвях щебетали птицы, прямо из-под ног взлетел голубь.

"Трудно поверить, что в центре Токио сохранился такой лес", — с удивлением подумал Хамото. Наверно, Нитте нравились здешние могилы; и Хамото казалось, будто теперь он понимает, отчего художник избрал для прогулок столь уединенное место. Но что же такое грозное затаилось среди этих деревьев и могил и привело к его убийству? Хамото оглядывался вокруг, но разгадки не находил.

Он прошел через окрашенные в алый цвет центральные ворота храма Гококудзи, спустился по каменным ступеням и, миновав площадку для прогулок, вышел на улицу Мия-кодэндори. Внезапно его потянуло в лавку певчих птиц поговорить с Мидори, и он повернул в сторону Сакасита.

Дверь в лавку была открыта, и он увидел Исаку и его жену, занимавшихся чисткой птичьих клеток. Он поздоровался и спросил о Мидори.

— Заходите, она вышла по делам — тут недалеко. Скоро должна вернуться. — Исаку пригласил его в дом и, обернувшись к жене, крикнул: — Давай отдохнем немного, у нас гость.

Хозяйка радостно приветствовала Хамото и, положив на циновки плоские подушки для сидения, сказала: — Вам известно, что Мидори сегодня ездила в Итикаву?

— В Итикаву? Зачем это? — удивленно переспросил Хамото.

— Так, значит, вы не знали? — вытирая руки о передник, вступил в разговор Исаку. — Ее отвозил туда помощник инспектора Кинуи для опознания трупа.

Хамото не мог вымолвить ни слова от удивления и лишь переводил взгляд с Исаку на его жену.

Понизив голос, Исаку рассказал о том, что сегодня Мидори ездила на опознание трупа, который нашли близ реки Эдогава в парке Сатоми.

— Ничего об этом не знаю. Ну и что: она узнала человека, который убил Нитту?

— По словам Мидори, похожими оказались только бумажник и костюм.

Хамото почувствовал неодолимое желание немедленно повидаться с Кинуи и подробно расспросить его. Когда он уже вставал, в дверях появилась Мидори с большим узлом.

— Добрый день, — приветствовала она Хамото.

— Мы сейчас рассказывали господину Хамото о твоей поездке в Итикаву, — сказала хозяйка, принимая у нее узел.

— Я так испугалась, до сих пор от страха сердце стучит. — Она дотронулась рукой до груди. — Я впервые в жизни видела так близко лицо мертвеца. Но полицейские мне приказали смотреть внимательно. Я долго глядела на это страшное, изуродованное лицо и так тряслась от ужаса, что у меня все плыло перед глазами.

— Но бумажник и пиджак ты все же узнала?

— Они были похожи, но в точности утверждать не могу.

— Скажи, Мидори, а Кинуи и Мита еще там, в Итикаве?

— Кажется, они собирались поехать в полицейское отделение Оцука.

— Я сейчас позвоню им и договорюсь о встрече, а потом вернусь к вам. Мне надо кое о чем тебя расспросить.

Кинуи и Хамото встретились в коридоре полицейского отделения.

— Окончательные выводы можно сделать лишь после того, как выясним личность убитого, — усаживаясь на стул, сказал Кинуи.

— Является ли совпадение отпечатков пальцев окончательным доказательством, что этот человек убил Нитту? — спросил Хамото.

— Вполне. Ведь совпали отпечатки всех пяти пальцев. Этого более чем достаточно, — самоуверенно заявил Кинуи.

— Н-да, до чего жестокая расправа! Конечно, убийцы решили замести следы, когда им стало ясно, что имитировать самоубийство не удалось. Но зачем было так уродовать человека? Это выше моего понимания. Сделав неузнаваемым его лицо, они вроде бы подсказывали: вот он, тот самый убийца, которого вы ищете. И все же зачем понадобилось ликвидировать того, кто столь искусно осуществил убийство Нитты? Одно с другим как-то не вяжется.

— Нам это тоже показалось странным, но разве нельзя предположить, что его убийство вовсе не связано с отравлением Нитты, а преследовало иные, более важные цели. Остальное — просто случайное совпадение.

— Значит, тут замешана целая группа?

— Сегодня меня уже измучили вопросами на эту тему журналисты — едва вырвался! Пока мне об этой группе ничего не известно. Одно могу сказать: группа не маленькая. Ведь только в убийстве человека в сером костюме участвовало, по меньшей мере, четверо.

Кинуи вкратце рассказал о том, что выяснил детектив Сакатани у пожарника с каланчи.

— По-видимому, они и в самом деле вырядились рабочими пекарни, — заключил он.

— Неужели в мешок из-под муки можно затолкнуть человека? — спросил Хамото.

— Вполне, если мешок большой. Меня удивляет другое: как они решились в такое время преспокойно стоять на плотине с трупом в мешке?

— Да, в смелости им не откажешь.

— Кстати, могу вам сообщить, что под мостом обнаружен двухколесный велосипедный прицеп, на котором, по-видимому, они привезли труп. Прицеп обнаружил детектив из полицейского отделения Комацукава. Владелец прицепа пока не установлен.

— Значит, они использовали прицеп?

— Если это так, есть основания предполагать, что в Токио у них имеется тайная квартира. Ее местонахождение сейчас пытаются выяснить.

Кинуи закурил и устало откинулся на спинку стула. Потом, будто о чем-то вспомнив, внимательно поглядел в глаза Хамото и сказал:

— А у меня есть к вам просьба.

— Какая?

— Даже если мы выясним личность убитого, остается нерешенным чрезвычайно важный вопрос: по каким мотивам им было совершено убийство Нитты? И здесь мы очень рассчитываем на вашу помощь. Мне кажется, что с этим связано и исчезновение Нонаки. Необходимо проследить, чем занимался Нитта последнюю неделю. "Но что это даст?" — подумал про себя Хамото, вот он сегодня прошел по местам, где прогуливался Нитта, — от тюрьмы Сугамо до кладбища храма Гококудзи — и никакого толку; ведь Нитта вел одинокую, замкнутую жизнь, а без свидетелей невозможно установить ни людей, с которыми он последние дни встречался у себя в мастерской, ни куда и зачем он ходил.

— Бесконечное море неясностей, — промолвил он вслух. — Я пытался шаг за шагом проследить его действия накануне смерти. Единственное, что удалось выяснить, — это его ежедневные прогулки пешком..

— Мы со своей стороны тоже делаем все возможное, — сказал Кинуи. — Мобилизовали полицейских для опроса населения. Сейчас нам кажется важным выяснить личность убитого, труп которого обнаружен в парке Сатоми.

Разговор прервал пожилой полицейский.

— Мита просит вас к телефону, — обратился он к Кинуи.

Кинуи ушел, и Хамото остался один в коридоре, холодный бетонный пол которого был усеян окурками и ошметками грязи, отвалившимися от ботинок сновавших здесь полицейских.

"Н-да, странная складывается ситуация, — думал он. — Отпечатки пальцев, сохранившиеся на бутылке с соком, который выпил Нитта, совпали с отпечатками убитого. Это послужило решающим поводом для утверждения, что убийца Нитты погиб. Но почему его ликвидировали? Кто за этим стоял? Если целая организация, то необходимость убийства человека в сером костюме, которого Мидори заметила близ мастерской, могла быть продиктована не страхом перед угрозой разоблачения, а, скорее, попыткой ввести полицию в заблуждение, направить ее по ложному следу.

А четкие отпечатки пальцев на бутылке с соком при изуродованном до неузнаваемости лице? Разве тем самым преступники как бы не подсказывали полиции: сверьте отпечатки пальцев, и вам сразу станет ясно, кто убийца Нитты. Ведь должна быть какая-то причина, по которой они именно так поступили? Здесь, вне всякого сомнения, они расставили ловушку, в которую, похоже, и угодила полиция. На самом же деле человек, труп которого найден в парке Сатоми, может быть, вовсе не убийца Нитты, а подставное лицо.

А зверский характер убийства, — продолжал рассуждать Хамото. — В нем чувствуется нечто более жестокое, чем стремление расправиться с человеком, навлекшим на себя подозрение. Может быть, месть или что-то еще? Наверное, его убили где-то в городе на тайной квартире, а потом погрузили на велосипедный прицеп и привезли к плотине на реке Эдогава — и все это среди белого дня!"

Хамото была понятна поспешность, с какой действовал Кинуи и его помощники, чтобы обнаружить преступника, но у него складывалось впечатление, что в спешке они упустили нечто важное. Они действовали, исходя из общепринятой логики, шли по следам, которые, может быть, специально оставляли преступники в мастерской художника, у моста Итикава, в районе Синодзаки, — и не задумывались над простой вещью: те, кто чрезвычайно ловко осуществили убийство Нитты, не могли, да и не должны были оставить столь явных следов при совершении другого убийства…

"Послушай, Нитта, где ты познакомился с такими безжалостными преступниками, в чем ты потом разошелся с ними? Вот что мне нужно узнать…" — мысленно обращался Хамото к покойному. Неожиданно послышались громкие голоса — это из соседней комнаты вывалилась группа корреспондентов. С ними был и фотограф. Они быстро прошли мимо Хамото к лестнице и стали спускаться на первый этаж. Вслед за ними появился Кинуи.

— Извините, что задержался. — Он сел рядом с Хамото на свое прежнее место и с радостным возбуждением сказал: — Кажется, удалось выяснить личность убитого. Об этом сообщил по телефону Мита. Мы затребовали в картотеке список лиц, не вернувшихся домой в последние дни. Среди них оказался человек по фамилии Тономура. Помните, на внутренней стороне воротника убитого была метка химчистки: "Тоно". Так вот: этот Тономура — рекламный агент, собиравший объявления на предприятиях металлоизделий, — исчез из дома пять дней тому назад.

К беседовавшим подошел уже знакомый Хамото детектив Тани и, обращаясь к Кинуи, сказал: — Едем, начальник?

Вид у него был усталый, но глаза горели от возбуждения.

Кинуи пошел к выходу, Хамото последовал за ним.

— Приятно было побеседовать. Надеюсь, еще встретимся, — сказал Кинуи, прощаясь.

— Обязательно.

— Кстати, господин Хамото, а вы побывали у Нонаки дома? — обратился к нему Тани.

— Нет. — Хамото вопросительно поглядел на него.

— Не пойму, куда он запропастился? А жена преспокойно сидит дома, как будто ничего не случилось. Странная пара — не могу понять, какие у них отношения? — Он многозначительно подмигнул и помчался догонять помощника инспектора.

Хамото глядел, как Кинуи, а вслед за ним Тани влезли в джип. Машина сорвалась с места и, обдав его запахом бензина, помчалась вперед.

"Похоже, работы у них по горло. Ну что же, лишь бы их труд не оказался напрасным", — подумал Хамото, провожая взглядом быстро удалявшуюся машину.

Он пошел по улице Миякодэндори и повернул в сторону Сакасита. Ему надо было обязательно поговорить с Мидори. Ведь она часто общалась с Ниттой — приносила для него птичьи перья, убирала мастерскую, стирала — и, само собой, лучше других была осведомлена о последних днях его жизни. Кинуи не зря допросил се первой. Но то был формальный допрос, во время которого нередко упускают важные детали. По-видимому, помощник инспектора недостаточно глубоко изучил и причины дружбы, возникшей между Мидори и Ниттой.

Хамото не сомневался: личность убитого в конце концов установят. Но что из этого? Важно выяснить, почему тот должен был расправиться с Ниттой? Этот же вопрос задают себе Кинуи и Тани, но не находят ответа. Трудно поверить, что в окружении Нитты имелась щель, в которую проник убийца и сумел с ним сблизиться. Но ведь экспертиза показала безусловное совпадение отпечатков пальцев. Этот факт трудно, даже невозможно опровергнуть. И потом этот человек пришел к Нитте в мастерскую с единственной целью: убить художника.

Когда, по какой причине Нитта навлек на себя такую ненависть? Где перекрестились его пути с отъявленными убийцами? Странно — и недоступно здравому смыслу!

Неожиданно Хамото пришла в голову мысль, что он совершил серьезную ошибку, когда изучал окружение Нитты и прослеживал путь, по которому тот совершал свои прогулки в последние дни перед смертью. Он как бы извне изучал поведение и поступки художника. В самом деле, разве была хоть малейшая возможность напасть на след убийцы, с которым Нитта предположительно столкнулся во время прогулок к тюрьме Сугамо или к кладбищу Гококудзи? Напрасный труд. Но что заставляло Хамото совершать столь бесцельные действия? Незаметно для самого себя он все более склонялся к необходимости понять внутреннее состояние Нитты.

Почему Нитте нравилось совершать такие прогулки? Только ли ради того, чтобы насладиться одиночеством? Но тогда зачем он избрал местом прогулок окрестности тюрьмы Сугамо и кладбище Гококудзи? Может, у него была определенная цель? Не просто бесцельное хождение, а расчет на встречу с кем-то? Эти мысли все более подталкивали Хамото к встрече с Мидори, которая, кстати, нередко гуляла вместе с Ниттой.

Когда он подошел к лавке певчих птиц, Мидори, по-видимому, куда-то собиралась. В руке у нее была большая клетка, сверкавшая золотистыми прутьями. Не заметив приближавшегося Хамото, Мидори вышла на улицу и не спеша двинулась по асфальтированной дорожке. Когда она сильно припадала на левую ногу, дно корзины чуть не касалось земли.

— Мидори! — догоняя девушку, окликнул ее Хамото. — Какая огромная у тебя клетка!

— Господин Хамото! Вот уж не ожидала вас сейчас встретить. — Мидори остановилась. — В этой клетке жаворонок — я его несу зубному врачу из квартала Хинодэ.

— Можно я провожу тебя? — спросил Хамото, протягивая к клетке руку. Потом, выдержав паузу, сказал: — Господина Нитту в самом деле убили, и это сделал тот человек, на опознание которого возили тебя. Я недавно беседовал с

Кинуи и Тани, кажется, личность убийцы установлена.

— Значит, господина Нитту убил человек, которого я встретила у склада?

— Видимо, так оно и есть. На внутренней стороне бумажника, который у него нашли, обнаружены слабые отпечатки пальцев Нитты.

— Это ужасно! Понять не могу, как только господин Нитта мог познакомиться с таким человеком!

— Я и помощник инспектора Кинуи тоже ломаем себе голову над этим. Скажи, Мидори, тебе приходилось сопровождать Нитту во время его прогулок? — спросил Хамото, перекладывая клетку с жаворонком в правую руку.

— Да, мы часто гуляли вместе.

Дорога шла под уклон. Их обогнал мотоцикл с коляской, нагруженной брикетами угля. Хамото подумал, что вот так же, как они сейчас, Мидори несколько дней назад гуляла с художником.

— А почему он выбрал для прогулок окрестности тюрьмы Сугамо и кладбище Гококудзи? Может, он встречался с кем-нибудь?

— С кем-нибудь встречался?

- Ну да! Ведь он, насколько я знаю, каждый день ходил на прогулки?

— Каждый день.

— Я понимаю, он получал от прогулок удовольствие, но он совершал их ежедневно, и, мне кажется, для этого, при всей его любви к пешей ходьбе, должна же была существовать какая-то причина.

— Ваши рассуждения мне не понятны. Вы сказали: он гулял, чтобы с кем-то встретиться. Но с кем?

Мидори прижала к щекам ладони. Поросшие нежным пушком мочки ее ушей порозовели. Хамото внимательно разглядывал ее и внезапно подумал: да ведь она женщи-на! "Кстати, а как Нитта решал свой "женский вопрос", — подумал он. — Мидори ведь нет еще и восемнадцати — сомнительно, чтобы у Нитты что-то было с этой девушкой — ведь она годилась ему в дочери. А может, роль любовницы исполняла его бывшая жена Такако? Не исключено также, что целью его ежедневных прогулок были встречи с женщиной".

— Так ты не знаешь, с кем он мог встретиться? — спросил Хамото.

— Нет. Одно вам скажу: ни с кем он на прогулках не встречался — иначе он бы мне сказал об этом. У господина Нитты не было от меня секретов.

— Может быть, у него была женщина?

Теперь у Мидори покраснели не только мочки ушей, но и щеки.

— Вас интересует любовница господина Нитты? — соврем по-взрослому спросила она. — Он встречался со своей бывшей женой Такако.

— Прости, Мидори, за нескромный вопрос, а у тебя с Ниттой ничего не было?

— Как вам не стыдно! — возмутилась Мидори и протянула руку, чтобы забрать у него клетку с жаворонком.

— Но я ведь заранее извинился… Мне кажется, что ты ревновала Нитту к его бывшей жене. — Хамото внимательно глядел на девушку, стараясь не упустить ни малейшей перемены в выражении ее лица. — Разве ты сама не рассказывала, как однажды без предупреждения пришла в мастерскую, увидела там Нитту вместе с Такако, и та смутилась и была очень недовольна твоим неожиданным появлением?

— Говорила. Я несколько раз встречала ее в мастерской. Что поделаешь, господин Нитта продолжал любить Такако и после того, как она его бросила и вышла замуж за другого. — В словах девушки Хамото уловил упрек и даже злость. — В те дни, когда господин Нитта встречался с Такако, я его ненавидела и… ревновала. Но поверьте, господин Хамото, я понимала чувства, какие испытывала Такако, приходя к нему на свидания. У Нитты была чистая душа, как у ребенка. Она страдала от того, что бросила такого человека. Но она была вынуждена так поступить, потому что ей стала невмоготу их совместная жизнь. И все же временами я ненавидела ее, но не из ревности, а за хитрость, когда она тайком от нового мужа приходила к Нитте. Нитта был хорошим человеком, и я прощала Такако, потому что она все еще любила его. В то же время я жалела ее обманутого мужа и много раз испытывала желание рассказать ему о неверности жены, но в последний момент меня останавливала боязнь, что это навредит Нитте… Ох, что-то устала я. Пойдемте в парк, посидим на скамеечке.

По этому парку Хамото прогуливался с Кинуи двумя днями раньше.

Они поднялись по каменным ступеням и сели на скамью, с которой давно уже облезла вся краска. Заходящее солнце освещало пожелтевшие листья глициний.

— Я сейчас расскажу вам о том, чего никому еще не говорила. — Мидори поставила клетку рядом со скамейкой на землю. Ее лицо залила краска.

"Каким секретом решила она вдруг поделиться", — подумал Хамото, отводя глаза в сторону.

— Знаете, однажды я спала под одним одеялом с господином Ниттой — один-единственный раз.

Хамото оторопел.

— Но между нами ничего не было… Нитта часто говорил, что любит меня. А ведь я калека, у меня здесь большой шрам. — Мидори слегка раздвинула ноги и дотронулась пальцем до внутренней стороны левого бедра. — В детстве мне нравилось забираться на высокую хурму, которая росла у нас в саду. Хурма была старая, но каждый год давала много плодов. Они висели на ней, как колокольчики. Однажды — я тогда училась в первом классе — я полезла на хурму, оступилась и полетела вниз. А под хурмой мать складывала дрова, и я ударилась ногой об острое полено. — Лицо Мидори болезненно передернулось, словно она вновь почувствовала испытанную тогда боль. — Меня сразу повели к врачу, но, видно, в моем теле много было яду — я всегда мучилась от нарывов — и рана стала гноиться. Пришлось сделать операцию. С тех пор я стала калекой, хромоножкой. Господин Хамото, всю жизнь я никому не нравилась, ни один человек не признался мне в любви. Только жалели или сочувствовали. Но Нитта относился ко мне по-другому. — Мидори ненадолго умолкла, потом продолжала. — Он говорил, что любит меня, очень любит — хромоножку. И когда. я лежала с ним под одеялом, он стал гладить то место, где у меня рана. Сначала было неприятно, потом я привыкла, и мне уже казалось, будто гладит меня покойная мать. В груди стало жарко-жарко, а сердце словно остановилось. Вот и все, больше ничего между нами не было. И все же я ощутила странное чувство — ведь впервые рука мужчины коснулась моего бедра. С тех пор, как господин Нитта умер, я только и вспоминаю о том вечере, когда мы лежали под одним одеялом. Наверно, я тоже любила его.

— Нитта души в тебе не чаял. Он и мне говорил об этом — все уши прожужжал, повторяя твое имя. — Хамото глядел на развеваемые ветром длинные волосы Мидори, и ему стало казаться, что он понимает чувства, испытанные Ниттой, когда тот нежно поглаживал шрам на бедре девушки.

— Конечно, ты ему нравилась, но в то же время он по-своему любил и бывшую жену… Скажи, а помимо мастерской, они где-нибудь встречались?

— Вы имеете в виду: встречались ли они во время его прогулок? Нет. Она обычно приезжала на машине, оставляя ее у склада, а сама спускалась в мастерскую.

— Но если она так открыто приезжала на свидание, ее мог выследить муж.

— Думаю, она этого не боялась. Мне кажется, она женщина не из трусливых. Что до мужа, то он, наверное, ничего не знал.

"Может быть, девушка и права, но кто поручится, что Такако или ее муж не связывались с этой бандитской группой и не навели ее на художника", — подумал Хамото и решил: чтобы лучше понять настроение Нитты, есть смысл повидаться с Такако и ее нынешним супругом.

Простившись с Мидори, Хамото сел в электричку, шедшую в сторону Яматэ.

Уже стемнело, когда он вышел на станции Дайтабаси.

Помощник инспектора Кинуи рассказывал ему о своем посещении типографии "Итиринся". Хозяин типографии ушел на какое-то совещание, и его приняла Такако. Когда Кинуи свобщил ей о смерти бывшего мужа, она расстроилась и подтвердила, что ходила к нему на свидания.

Неужели новый муж позволял ей встречаться с Ниттой? Это не укладывалось в голове у Хамото. Добравшись до квартала Охара, Хамото увидел на телеграфных столбах рекламу "Итиринся", в которой сообщалось, что типография принимает заказы на цветную офсетную печать, а также печатает конверты и прочее.

Хамото открыл дверь и вошел внутрь. Там за столом, освещенным лампой дневного света, сидела женщина, складывавшая в картонные коробки какие-то печатные издания. По-видимому, это и была Такако.

Хамото представился и сообщил, что версия об убийстве Нитты подтвердилась. Он рассказал и о трупе убийцы, который был обнаружен в парке Сатоми. Судя по реакции Такако, она слышала об этом впервые.

— Подробности будут, наверное, опубликованы в сегодняшних вечерних газетах, — заключил Хамото, наблюдая, как меняется лицо Такако, — в ее глазах теперь были страх и удивление.

— Не могу понять, каким образом покойный Нитта познакомился со своим будущим убийцей. Его заметила Мидори поблизости от мастерской. На нем был серый пиджак, под мышкой он держал черный портфель. По-видимому, в тот день он побывал в мастерской Нитты, но как он мог знать, что художник живет один?

— Не представляю. — Такако глубоко вздохнула.

— У Нитты был крайне ограниченный круг знакомых: его приятели Нонака и Таноки, из редакционных работников только я да два-три журналиста из еженедельника "Дзинсэй", затем вы и Мидори. Ну и еще несколько соседей. Если этот загадочный мужчина сблизился с Ниттой через его друзей или знакомых, то через кого? Именно это я и хотел бы выяснить. — Хамото внимательно поглядел на Та-како и продолжил: — Позвольте спросить: где бывал Нитта в последние дни перед смертью? Помимо прогулок ходил ли он куда-нибудь по делам?

— Не знаю, — задумчиво произнесла Такако, потом, будто вспомнив, сказала: — Он ко мне приходил.

— К вам? — опешил Хамото.

— Да, дней за десять до смерти, точнее двадцать второго числа, он зашел за визитными карточками. Однажды, когда я была у него в мастерской, он заговорил, что хорошо бы заказать визитные карточки — это удобно для общения с клиентами. Я ему пообещала и втайне от мужа попросила изготовить для него визитки. Узнав об этом, он очень обрадовался и даже сам за ними пришел. Никто меня не спрашивал, а меня так расстроила смерть Нитты, что я совершенно забыла о визитках.

— Сколько вы их напечатали?

— Целую коробку — туда входит ровно сто штук. Вот такую. — Она взяла одну из коробочек с изображением стрекозы, которые стопкой лежали на столе у стены.

"Зачем ему понадобилось столько визитных карточек?" — подумал Хамото. В его мастерской их не обнаружили. Возникает вопрос: куда он использовал сотню визиток всего за десять дней?