Кассандра

7

Заказанные статьи были напечатаны на страницах газет и журналов, а Леонид в качестве гостя побывал в радиостудии у Игната, использовав весь свой дар красноречия, чтобы привлечь внимание к работам умершего художника. Однако во время передачи раздался лишь один звонок от слушателя, и тот не по теме. Ожидания Леонида не оправдались — никто его не искал, не выходил на связь, чтобы поближе познакомиться с творчеством умершего художника. Даже знакомые коллекционеры проигнорировали все эти публикации, никак не отреагировали, а при встречах о них даже не упоминали.

Массированная атака захлебнулась, только начавшись, но это не убавило у Леонида оптимизма. Он продолжал готовить публикации в газетах, выставил в качестве лотов две картины Смертолюбова на аукционе в Интернете, указав цену в пять тысяч долларов за каждую. Это произвело большее впечатление, чем статьи: знакомые коллекционеры начали настойчиво интересоваться, все ли у него в порядке с головой? Неужели не понимает, что картины художника без имени — пустое место?

Теперь он уходил от разговоров, отделываясь короткими фразами, и этим подогревал интерес к картинам. Ведь его знали как человека, который не продешевит, а блестяще проведенные операции, когда он обставил ряд именитых коллекционеров, создали ему скандальную славу. Леонид, словно паук, методично, не спеша, ткал свою паутину, неуклонно следуя первоначальному плану. Цели первого этапа он достиг — возбудил интерес к картинам на уровне любопытства.

К вдове художника он не показывался более недели, посвятив себя работе. Она несколько раз ему звонила, вновь просила, чтобы он навестил ее, говорила о какой-то мифической угрозе, суть которой не хотела открыть в телефонном разговоре.

Было две причины, по которым он не являлся к вдове: первую он озвучил в разговоре с ней — занятость. Однако при желании он мог бы выкроить для встречи немного времени. Вторая причина была более серьезной: вернувшись от Эльвиры домой, Леонид почувствовал, что его тянет к ней, ее образ порой непрошено вторгался в его мысли, фантом ее тела манил, звал, привязывал к себе. Испугавшись этого, он решил какое-то время не встречаться с ней, пока не будет уверен, что сможет в любой момент оборвать эту связь.

Возникшая тяга к этой женщине была для него непонятной и уже этим пугала, настораживала. Эльвира обладала внешней привлекательностью — но разве в его жизни мало встречалось женщин даже более красивых, чем она, о которых тут же забывал, расставшись? Это непонятное влечение к ней он не мог ничем объяснить. Единственное, чем она отличалась от своих предшественниц, — в ее поведении присутствовало некое безумие.

«Это надо было додуматься — накуриться анаши и устроить посиделки на черепе! Предположим, она чокнутая, как и ее покойный муж, — но как я, абсолютно психически здоровый, пошел у нее на поводу?»

Воспоминания о мундасане вызывали у Леонида раздражение, хотя дни, а особенно ночи, проведенные с Эльвирой, оставили у него самые приятные впечатления и он был не прочь повторить подобную «командировку». Он боялся привязаться к этой женщине. И еще его пугало, что слишком много странного и необычного стало происходить в его жизни: сны, похожие на явь, и то болезненное состояние, в которое впал у Стаса. Было достаточно много «но», чтобы воздержаться от встречи с Эльвирой.

Решение временно избегать встреч с ней давалось ему тяжело, и он часто порывался, особенно после ее звонков, поехать к ней, лишь в последний момент останавливая себя усилием воли. В качестве альтернативы встречам с Эльвирой Леонид принялся более детально знакомиться с тем, что было связано с личностью ее покойного мужа, и к этому его побуждал не только меркантильный интерес в связи с продажей картин, а и просто любопытство. Смертолюбов как личность был в его понимании весьма странен, даже для среды художников, где всевозможных чудиков хватало.

Порой Леонид ловил себя на мысли, что никак не может представить себе Смертолюбова внешне, хотя знал из описания Эльвиры, что тот был невысокого роста, очень худощавый, подвижный, обычной наружности, носил длинные темные волосы, даже не тронутые сединой. Смертолюбов зачесывал их назад, открывая, как он говорил, «сократовский» лоб. Он также обладал тяжелым взглядом черных глаз, которым буквально «высверливал» собеседника — «глаза в глаза», и мало кто мог этот взгляд выдержать. По натуре был крайне самоуверен, громкоголос, любил поспорить и доказать свою правоту в жарких словесных баталиях.

Когда Леонид пытался соединить всю эту информацию в некий образ, у него получалось какое-то аморфное, расплывчатое пятно, словно этот ярый противник фотографии и после смерти не желал показать свое лицо, пусть даже ненастоящее.

«Пятидесятилетний Смертолюбов и юная Кассандра — чем он мог покорить ее сердце? А почему именно сердце? Может, он нахватался на родине «Камасутры» всевозможных удивительных штучек, поражающих воображение юных див? Будет весьма любопытно на нее взглянуть, пообщаться, возможно, она что-нибудь свое добавит к образу художника».

В субботний день Леонид отправился на «зеленку», чтобы проверить полученную от Стаса информацию и разузнать что-нибудь новенькое.

Ему не особенно верилось, что у художника, имеющего в качестве жены постоянно извергающийся вулкан страстей под именем Эльвира, мог быть кто-нибудь на стороне.

«Кассандра, в древнегреческой мифологии провидица, предрекшая гибель Трои. Интересно, почему такое прозвище у девушки? Соблазнилась звучностью имени или были для этого какие-то основания? Или она тоже умеет «слышать» будущее? Тогда какие храмовые змеи ей «вылизали» уши, таким образом подарив дар провидицы? Таинственный, странный художник с не менее странной фамилией… Наверное, и его любовница такая же загадочная личность. А может, все просто и не стоит углубляться, чтобы не разочароваться?»

К бывшему Зеленому театру, теперь превратившемуся просто в «зеленку», было непросто подъехать на автомобиле, но Леониду было лень оставлять машину и идти пешком. Поэтому за Почтовой площадью он свернул с набережной направо, переехал старые трамвайные рельсы, по которым все еще бегали допотопные вагончики, выехал на узкую дорожку с разбитым асфальтом и, еле-еле вписываясь, поехал вперед.

Справа нависали высокие зеленые холмы, надежно скрывающие современный город, слева, за трамвайной колеей, вдоль набережной, проходило шоссе, которое все время напоминало о себе несмолкаемым шумом, даже тогда, когда оно оказалось значительно ниже и скрылось за высоким каменным парапетом. Зато теперь Леониду открылся вид на широкую гладь реки, искрящейся аквамарином в лучах солнца, манящей прохладой в жаркий день, соблазняющей желтыми песчаными пляжами островов.

«Так и лето пройдет, а мне все некогда сходить на пляж. В выходные захвачу Богдану и съезжу с ней куда-нибудь на природу, за город. Жаль только, мест для подобного «дикого» отдыха почти не осталось — кругом частная собственность».

Он двигался по узкой асфальтной дорожке, на которой не разъедешься со встречным автомобилем. Она была вся в выбоинах, которые приходилось преодолевать «в лоб», на первой передаче, из-за невозможности их объехать двигаться со скоростью пешехода.

Несмотря на малую скорость, он все равно чуть было не проехал бывший Зеленый театр, скрытый за густым изумрудным одеянием деревьев, лишь в последний момент отреагировав на показавшийся в просвете зелени небольшой фрагмент щербатой стены и доносившиеся оттуда звонкие молодые голоса.

Леониду пришлось оставить машину на дорожке, понимая, что если кто-нибудь полоумный вроде него окажется здесь «на колесах», то никак автомобиль не объедет. Он поднялся на бутовый парапет, тянувшийся каменным поясом вдоль холмов, и шагнул под сень деревьев, своими кронами создававшими здесь постоянный полумрак и приятную прохладу в жаркий день. Прошел мимо заваренной решетки дренажно-штольного колодца, сокращенно ДШК, и поднялся по склону, где его взору открылось крепостное укрепление из потемневшего от времени желтого кирпича, прячущееся между двумя холмами. Фасад укрепления был весь выщербленный — пережил неспокойные времена, хотя Леонид знал, что оно никогда не использовалось при боевых действиях. Минувшие войны, с беспощадной алчностью прошедшие через город, не заметили его, но зато время оставило глубокие шрамы-трещины, морщины-выбоины на почти тридцатиметровой кирпичной стене, слепо щурящейся уцелевшими бойницами. Последние несколько десятилетий эта стена использовалась альпинистами-любителями для отработки навыков преодоления «вертикалок».

Почти у самой стены весело смеялась группа молодежи — три девчонки и двое парней, лет по восемнадцать-двадцать. Паренек в шортах и майке защитного цвета держал в руках страховочную веревку, уходящую вверх. Неподалеку от них, на земле под деревьями, живописной грудой лежали их вещи: рюкзаки, сумки, полиэтиленовые пакеты.

— Кто сказал, что люди летают хуже птиц? Им у нас еще учиться и учиться! — послышался голос с самого верха стены, где обнаружился худенький мальчишка в синих шортах и грязной красной футболке.

— Глупостям и дуростям! — хихикнув, громко дополнила девчонка с крашеными иссиня-черными волосами, в джинсах и оранжевой футболке.

— Лечу-у-у! — крикнул мальчишка и бросился ласточкой вниз.

У Леонида замерло сердце, когда он увидел, как паренек стремительно падает, и лишь не долетев метра два-три до земли, он спружинил на веревке, его бросило к стенке, но мальчишка ловко самортизировал ногами, оттолкнулся и повис.

— Кла-а-асс! — восторженно воскликнул он.

— Серый, ты хоть бы предупредил — еле тебя удержал, хорошо, что Мишаня сориентировался и помог! — раздался недовольный голос парня, держащего страховочную веревку.

— Кто следующий? — насмешливо спросил парнишка. Он, раскачавшись, подтянулся к стене и словно прилип к ней.

Повисло молчание.

— А я опять хочу! — не утихомиривался безумец по прозвищу Серый. — Слабаки!

Он принялся быстро карабкаться по стене, словно она не была вертикальной. Движения у него были ловкие, быстрые, он то и дело подтягивался на кончиках пальцев, словно ничего не весил, а это восхождение не стоило ему никаких усилий.

— Пожалуй, я попробую, — согласился чернявый паренек в открытой майке и спортивных штанах. — Серый, спускайся — подстрахуешь меня, а то Паша один не удержит.

— На фиг ты мне нужен?! — крикнул в ответ Серый, задержавшись на одном из карнизов, образованных временем и безжалостной к творениям человека природой.

— Миша, не дури! Если Серый псих, то у тебя-то с головой все в порядке. Я тебе не разрешаю! — заявила свои права остроносая худощавая девушка с копной русых волос, в салатовом топике и обтягивающих синих джинсах.

— Ша, женщина! Настоящим мужчинам не требуется ничьего разрешения! — провозгласил худенький мальчишка в синих шортах, вскоре оказавшись на самом верху. — Мишка, а не хочешь на время?! Могу дать тебе фору — мое время ты знаешь.

— Ты — настоящий мужчина?! Ты — дохля, и только то, что ты весишь, как муха, позволяет тебе, как и ей, ползать по стене. А силы у тебя — никакой! — закричала остроносая девчонка.

— Ксюха, не заводись! Ты права — я не буду прыгать, но на стенку влезу на время, — твердо произнес Миша. — Девчата, а вы помогите Паше меня подстраховать.

— Смотри, Мишаня! Ты обещал! Если что задумал, то я с тобой знаться не буду! А мое слово крепкое! — Остроносая Оксана была сверхсерьезна, принимая конец страховочной веревки.

— О’кей! Я пошел! Засекай время, Ксана! — Пристегнувшись карабином к страховочной веревке, парнишка в спортивных штанах стал карабкаться по стене.

Шел он так же ловко, уверенно, как и перед ним Серый, видно, по не раз пройденному маршруту, так как особо не задумывался, что делать в следующее мгновение. Леонид позавидовал его кошачьей ловкости и смелости.

— Все, время! — запыхавшись, крикнул паренек, забравшись на самый вверх.

— Классно! — восторженно вскричала Оксана.

— Тебе еще работать и работать. Почти на тридцать секунд хуже моего времени! — въедливо отметил парнишка в шортах, показав время на своем хронометре.

— Ша, Серый! Если бы Мишаня лазил столько, сколько ты, то давно побил бы твой результат. Спорим, если ты сейчас полезешь, то у тебя время будет хуже, чем у Мишани? — встала на защиту своего кавалера Оксана.

— Ловлю на слове! — загорелся паренек по прозвищу Серый. — Миха, давай мухой вниз — я теперь покажу класс!

— Лечу-у-у! — вдруг крикнул Мишаня и упал спиной вниз.

Пролетев более двух десятков метров, он дернулся от рывка веревки и маятником ушел к стенке — раздался глухой удар. Вдруг крюк с веревкой выскочил из щели, и парнишка рухнул на землю, ударившись головой.

— Мишка! — истошно закричала Оксана, от ужаса увиденного даже присев и выпустив из рук бесполезную страховочную веревку. — А-а-а!

Серый добежал до конца стены и начал быстро спускаться по склону, поднимая пыль, то и дело для торможения хватаясь за стволы деревьев. Леонид вместе с девушками бросился к неподвижно лежавшему парнишке.

— Живой! — Из всех присутствующих один Серый сохранял спокойствие. — Нужен врач.

— У меня здесь внизу автомобиль — несите его туда! — нервничая, предложил свою помощь Леонид.

— Если у него сломана шея, то переносить его нельзя, — хладнокровно заметил Серый.

— У меня было с утра предчувствие — сегодня что-то произойдет плохое, недаром по лунному календарю сегодня дьявольский день, — сказала сквозь слезы черноволосая девушка.

— Ты недавно об этом говорила, — уважительно произнесла коротко стриженная, под мальчишку, медноволосая.

— Типун вам на язык! — окрысилась Оксана. — Несите Мишаню в машину, пока этот дядька не передумал. Серый, теперь ты мой враг!

Мальчишка в шортах вскинулся было, но, встретив взгляд разъяренной девчонки, промолчал.

— Нужны доски, чтобы перенести — не исключено, что и в самом деле у него повреждена шея или позвоночник, — Леонид выудил из памяти скудную информацию, соображая, что нужно делать при травмах. Все, за исключением Леонида и Оксаны, отправились на поиски досок.

— Ты Кассандру знаешь? — вспомнил о цели своего прихода сюда Леонид.

— Нет! — Взгляд у растерянной девчонки, мгновение тому находившейся на грани истерики, вдруг стал сосредоточенным, словно этот вопрос ее отрезвил, вернул к действительности.

— Мне она очень нужна, — настаивал Леонид. — Я журналист и пишу статью о человеке, которого она хорошо знала.

— Понятно, вы из ментовки… Прошу, помогите Мишане. Это все Серый… — Глаза девушки наполнились слезами. — Кассандру я не знаю…

— Я не из ментовки и помогаю не ради чего-то, — сухо сказал Леонид.

Он не сомневался, что девушка врет, видно, у них была какая-то неприятная история и теперь они опасаются милиции. Скорее всего, и остальные ребята будут молчать. Впрочем, так ли ему нужны сведения о любовнице художника? Информации для рекламных статей у него и без того достаточно.

Досок не нашли, соорудили из срубленных топориком молодых деревьев носилки, на которые положили по- прежнему находящегося без сознания, иногда слегка постанывающего Мишаню, и отнесли его к автомобилю. Потерпевшего переложили на разложенное переднее кресло, так что места сзади оказалось достаточно только для Оксаны.

Развернуться удалось, только почти доехав до рыбного рынка, носящего странное название «Бухара». Все это время Оксана хранила молчание и лишь гладила по волосам лежащего мальчишку. По ее лицу текли слезы.

Леонид, видя ее состояние, не приставал к ней с расспросами, не пытался успокоить. Он понимал, что ей сейчас лучше остаться наедине со своим горем и мыслями. В больнице «скорой помощи» Леонид еще раз взглянул на безмолвного Мишаню, распрощался с заливающейся слезами Оксаной, сунул ей в руку свою визитку и «сотку»:

— Медицина у нас не бесплатная — пригодится, — сказал он и, не оборачиваясь, быстро пошел к выходу.