Касты и расы

ВВЕДЕНИЕ

Само название этой работы ясно говорит о русле, в котором она написана, и о её цели.

Здесь нет абстрактного научного изложения расовой теории, а также представления различных расовых доктрин. Впрочем, что касается этой темы, нам пришлось бы только повториться, потому что мы уже выполнили эту задачу в нашей книге «Миф крови», вышедшей в издательстве Hoepli.

Мы также не желаем начинать подробное критическое рассмотрение основных идей как биологического, так и философс-ко-духовного расизма, потому что читатель может найти наши выводы по этому вопросу в одном из других недавних наших произведений под названием «Синтез расовой доктрины», также вышедшем в издательстве Hoepli. Что же касается общей характеристики некоторых исторических и традиционных перспектив, связанных с проблемами расы и «арийства», то её всегда можно посмотреть в нашем основном произведении «Восстание против современного мира», вышедшем в том же издательстве.

В настоящей работе перед нами стоит особая задача: это не абстрактное изложение в качестве основы общей «инструкции» и источника информации, а также и не углубление в доктрину. Скорее это уточнение идеи — в смысле также и «идеи-силы», — стоящей перед воспитателем, что касается и расизма, его истинной задачи. Это простые, но ясные и насыщенные привлекательной силой понятия, способные подействовать на душу молодёжи (что лучше, чем воздействие только лишь на их интеллект), содействовать определённому формированию их воли и определённой ориентации их лучших призваний.

Воспитатель должен придавать большое значение тому, что касается по сути политической и этической ценности расовой теории в фашизме, а также и в фашистской школе. Он должен подчёркивать, что раса, о которой мы говорим, сильно отличается от той расы, о которой вчера могли говорить биология и антропология. Наш расизм в значительной степени выходит за пределы этих дисциплин, которые — по крайней мере, в последних формулировках — в своём позитивистском и сциентистском духе, по самой своей сути, напротив, находятся в решительном контрасте с истинной расовой идеей. Истинный расизм больше, чем специальная дисциплина — это образ мысли: таким образом, он проникает также и в те области, которые, согласно общему мнению, и прежде всего согласно так называемым «интеллектуалам», казалось бы, не должны иметь ничего общего с проблемами такого рода.

Муссолини заявил буквально следующее: «Пусть все знают, что и в расовом вопросе мы стремимся идти по прямой дороге». Также, намекая на известные инсинуации, он добавил: «Говорить, что фашизм подражал кому-то или чему-то, просто смешно».

Всё же нельзя скрыть, что, несмотря на эти слова, за этот более чем двухлетний период официального занятия фашизмом расистской позиции был сделано очень мало. И причины этого во многом сводятся к следующим.

В первую очередь, существует указанное предположение, что расизм исчерпывается разделом естествознания, по конъюнктурным причинам, и даже при наличии возможности (как, например, относительно еврейской проблемы) нужно указать ему определённое место, ненамного шире того, которое ему обычно следует занимать, вместе с другими существующими дисциплинами.

Во-вторых, многие питали и до сих пор питают подозрение, что расизм — это импортный товар, имеющий мало общего как с серьёзной культурой, так и с нашей традицией, знаменитой «латинством», а не «арийством», универсализмом, а не обусловленностью, определённой расой.

И, наконец, это техническая причина, касающаяся некомпетентности и недостатка подготовки. По различным причинам расизм в Италии до сих пор был прежде всего предметом пропаганды, доверенной некомпетентным людям, внезапно проснувшимся расистам или антисемитам, у которых лозунги заменяли принципы и серьёзные знания.

Эти причины застоя должны быть устранены. И нужно убедиться самим и убедить других, что расовая идея, далёкая от того, чтобы быть вспышкой энтузиазма, которая почти была таковой в своё время, учитывая, что сегодня совсем иные настроения, имеет своё определённое будущее, и не только по внутренним причинам, но также и по историческим — связанным с эпохой, в которую мы движемся: так, как мы продемонстрировали в другом месте.

Так вот, для реального прогресса в области расизма нужна прежде всего надежда на формирующее и обучающее действие, развивающее новые поколения — как в кадрах молодёжных организаций партии, так и в школах. Не нужно питать иллюзии относительно эффекта простой журналистской пропаганды на публику, которая, как наша, в этой области неподготовлена, если вообще не скептична. Таким же образом нельзя требовать, чтобы элементы, уже выкристаллизовавшиеся в определённых взглядах и в некоторых умственных привычках, смогли бы изменить искренние ориентации и внедрить идеи — либо слишком новые, либо те, которым вчера часто противодействовали или препятствовали.

Напротив, в основном нужно рассчитывать именно на новые поколения: новые поколения как воспитателей, так и учеников. И, повторяю, речь идёт по сути о формировании образа мыслей и чувствительности, а не об интеллектуальных схемах или о классификациях из области естествознания.

Именно в порядке этого мы написали настоящую работу, в которой мы хотели бы подать в самой живой и непосредственной форме смысл основных идей, которые нужно использовать для того, чтобы объединить основные взгляды этики и, вообще, мировоззрения фашизма с расовой ориентацией. Тех читателей, которые хотели более глубоко исследовать тот или иной из различных аргументов, мы отправляем как к нашим произведениям, уже упомянутым в начале, так и работам тех авторов, что здесь нам будет нужно упомянуть.

1. ЧТО ТАКОЕ РАСА?

Что такое раса? Вот некоторые наиболее распространённые определения: «раса — это живое единство индивидов общего происхождения, обладающих идентичными физическими и духовными признаками» (Вольтман); «это группа людей, которая по свойственному ей сочетанию физических признаков и душевных качеств отличается от любой другой и всегда воспроизводит только себе подобных» (Гюнтер); «это наследственный тип» (Топинар); «это род, определяемый идентичными группами генов (то есть наследственной потенциальностью), но не внешней морфологической схожестью людей» (Фишер, Ленц); «это группа, определяемая не по факту обладания теми или иными духовными или физическими признаками, а по манере поведения, выражающейся через них» (Клаус).

Мы привели эти определения не наугад. В их расположении можно проследить определённое развитие, соответствующее развитию самой расовой теории за последние годы. Первоначально раса определялась через призму антропологической концепции. Эта концепция уже больше не была «наукой о человеке вообще» в старом, этимологическом смысле. Она стала особой естественной наукой, рассматривающей человека только лишь с точки зрения признаков, характеризующих человека как биологический вид, один среди многих других.

Таким образом, сначала имелась лишь чисто натуралистическая и описательная концепция расы, наподобие того, как описывались различные виды животных и растений. Таким же образом по проявлению опредёленных повторяющихся признаков, которые в основном были физическими, соматическими, классифицировались по различным категориям и люди. Определяющими расу считались очевидные общие признаки, отмеченные у большинства индивидов, то есть лишь чисто «статистические» и количественные критерии.

В начале развития современной антропологии научные исследования основывались на самых заметных внешних признаках: цвете кожи, волос и глаз, росте, чертах лица, пропорциях и форме черепа. Одним из первых шагов было внедрение измерений — определялись численные значения пропорций тела, измерялись головные указатели и лицевые углы. Описания пытались «сделать точными» при помощи численных формул. Обращались и к психологии: пытались выделить черты, которые в силу своей повторяемости соответствовали — или предположительно соответствовали — различным группам людей.

Ещё на раннем этапе своего развития антропология принимала во внимание элемент наследственности. После того, как были выявлены морфологические различия, существующие между живыми людьми, естественно предположить постоянство этих различий как у родителей, так и у потомства. Однако особую важность элемент наследственности приобрёл в антропологии в последние годы в связи с феноменом собственно расизма. Именно с последним связаны приведенные выше определения Топинара, Ленца и Фишера. Для современного расизма теория наследственности является фундаментальной. Утверждается, в противоположность концепциям старой антропологии, что раса должна определяться не всеми признаками или параметрами, характеризующими данную группу людей, а только теми, которые могут передаваться по наследству.

Но это не всё. После того, как установлены некоторые внешние модификации (их также называют паравариациями), которые могут по каким-либо причинам проявиться в данном типе, но не передаются по наследству, формулируется фундаментальное различие между генотипом и фенотипом. Генотип — это, так сказать, потенциальность: это сила, порождающая определённый тип или серию типов, которые могут варьироваться лишь в определённых пределах. Внешняя форма (внешняя в широком смысле, поскольку теория наследственности применительно к человеку учитывает не только морфологические характеристики, но также и склад психики), которую порождает в каждом конкретном случае данный генотип, в реальности может варьироваться и, очевидно, отходить от первоначального типа до неузнаваемости. Эта внешняя форма называется фенотипом. Можно констатировать, что у природных видов модификации, относящиеся к фенотипу, не затрагивают главного. При внешних (субъективных или обусловленных средой) влияниях поведение потенциальности генотипа можно сравнить с поведением эластичной материи: кажется, что она теряет — до определённой степени — свою форму, но она снова принимает её, когда в процессе развития последующих поколений перестают действовать факторы, породившие изменения. Типичный пример можно привести из растительного мира: при нормальной температуре растение «китайская примула» даёт красные цветки, а в более тёплой среде — белые. Это растение встречается в теплицах, и если семена посажены в тёплой среде, они дают серию новых растений, всегда имеющих белые цветы. Но из посаженного при нормальной температуре и в обычной среде семени вырастает растение с красными цветками, как у его предков. Следовательно, вариации фенотипа не имеют существенного значения, они являются преходящими и иллюзорными. Потенциальность сохраняется в целости в соответствии с первоначальным типом.

Следовательно, наследственные (и, в соответствии с новейшими концепциями, «расовые») признаки — это не внешние формы сами по себе, а потенциальности, постоянные типы реакции, различные в зависимости от обстоятельств, но всегда подчиняющиеся определённым законам.

Такова основа современной расовой концепции. Вышеприведенное определение Клауса — основоположника того, что получило название психоантропологии, идёт ещё дальше и констатирует определённое «одухотворение» генотипа: сущность расы нужно искать в «стиле», в способе существования. Здесь раса становится своего рода постоянной «линией», которая выражается не только посредством ряда физических признаков (то есть посредством расы тела), но также и в манере проявления различных психических качеств или черт, как мы поясним в дальнейшем. На основе этого наследственного стиля определяется некая группа людей — группа, которая по отношению к другим различным группам с иным стилем соответствует понятию «раса».

2. ВНУТРЕННИЙ СМЫСЛ РАСЫ

Если при этом ознакомиться с последними расовыми исследованиями, то видно, что в них ещё не вышли за пределы абстрактных определений, и ничего не говорится относительно того, что раса должна непосредственно значить сегодня для индивида и что надо понимать под «расовым сознанием». Но здесь находится фундаментальное положение, в отношении которого нужно обратиться к непосредственному опыту.

Выражение «породистый человек» (дословно «человек расы», un uomo di razza) появилось не сегодня и не вчера. В общем, оно относится к аристократической идее: из массы простых и посредственных индивидов выделялись «люди расы», то есть существа высшие, «знатные». Такая знать (этот пункт хотелось бы подчеркнуть) необязательно соответствует «геральди-ческому» значению этого слова — чистые и здоровые деревенские или народные типы могут производить такое же впечатление «породы», как и представители настоящей аристократии. Это вовсе не случайно: как среди знати определённые внутренние традиции смогли защитить чистоту крови, так особые благоприятные условия, существовавшие в деревне, на природе, здоровые занятия и обычаи смогли дать сравнимые результаты в среде людей другого класса, отличных от аристократии.

Не только слово «раса», но и слово «кровь» имело чёткое и живое значение, существенно отличающееся от сегодняшнего, имеющего научный и биологический характер. Например, говорят: «Хорошая кровь не способна соврать». Существует выражение «инстинкт крови». Есть «кровавые оскорбления»; ситуации, когда «кровь» бунтует. Что означает всё это? В глубинах человеческого существа, вдали от области абстрактных концепций расы, от словесных рассуждений и условностей, порождённых жизнью в обществе, существуют инстинкты, обладающие определённой формой, а также возможность непосредственных и абсолютных реакций, которые для человека «расы» являются нормальными, в то время как у обычного человека, напротив, всё это проявляется лишь эпизодически — в крайних случаях и при очень серьёзных испытаниях.

Идёт ли здесь речь об импульсах, относящихся исключительно к животной и биологической жизни? Утверждать подобное было бы непродуманно. Силы, о которых мы говорим, инстинкты человека «расы», далёкие от того, чтобы быть продолжением животных инстинктов, часто противоречат им, накладывая на жизнь высшие нормы, делая естественной и спонтанной вещью как подчинение определённой «наследственной линии», так и определённому стилю господства, внутреннего напряжения, самоутверждения. С животными инстинктами реакции расы объединяет только их непосредственный и точный характер: они не основываются на рациональном мышлении или на интеллектуальных соображениях; наоборот, они являются спонтанными, и в них проявляется вся полнота личности человека. Не только это: они имеют место и в сфере интеллекта, поскольку проявляются также в особых и непосредственных формах восприимчивости, суждений и признания. Посредством расы и крови человек приходит к очевидным вещам, которые не обсуждаются, которые на его уровне являются такими же непосредственными, как данные, полученные здоровыми, нормальными органами чувств. Как никто не обсуждает, почему красный цвет является красным, так и у человека «расы» имеются присущие ему естественные и точные очевидные вещи в той области, в которой «современный» интеллектуализированный и деградировавший человек, наоборот, может лишь продвигаться на ощупь. Он пытается заменить утерянную способность видеть способностью осязать, призвав на помощь дискурсивный интеллект, и часто единственным результатом этого является переход от одного кризиса к другому или приём на вооружение простых конформистских критериев.

Такова основа, на которой нужно понимать и ощущать расу. Раса живёт в крови и даже на более глубоком уровне — там, где индивидуальная жизнь сообщается с надличностной, что, однако, должно пониматься не в натуралистическом смысле (как «жизнь вида»), а как порядок, в котором действуют действительно духовные силы.

В древности хорошо знали всё это, почитая лары, пенаты, ге-роев-архегетов (вождей племени), «демонов» рода — существ, иносказательно изображавших тайну крови и мистические силы расы.

Наука может установить значение важности расы посредством результатов, вытекающих из генетики, теории наследственности, демографии и патологии как науки. Всё это может благоприятствовать пробуждению чувства расы, но не может, однако, его создать. Необходимо, чтобы появилась внутренняя реакция, а для этого гораздо эффективнее «миф» — миф как идея-сила, как воодушевляющая идея, которая может помочь данной области научных исследований. Таковой миф акцентирует следующее: раса означает полноту, превосходство и твёрдость. Есть существа обычные, и есть «существа расы». Независимо от того, из какого социального класса они происходят, они составляют аристократию. В них ещё живёт пришедшее из глубины веков таинственное наследие.

Поэтому даже на уровне самых общих формулировок расизм имеет ценность испытания, своего рода реактива. Реакции людей на расовые идеи представляют собой некий барометр, показывающий «количество» расы, присутствующее в них. Говорить «да» или «нет» расизму — это не просто интеллекту-альная альтернатива, это не субъективный и произвольный выбор. «Да» расизму говорит тот, в ком ещё жива раса. Напротив, противостоит расизму и во всех областях ищет алиби, оправдывающее его неприязнь, и не верит в расизм тот, кто внутренне побежден антирасой, в ком изначальные силы были подавлены этническим обломками, процессами смешения и вырождения, или же влиянием изнеженного и «интеллектуализи-рованного» буржуазного образа жизни, потерей связи со всем действительно изначальным на протяжении поколений.

Это надо заявить совершенно ясно, почти как предпосылку для всякого частного изложения расовых идей. Фашизм сегодня призывает всех тех, в ком «раса» ещё не угасла.

3. СЛЕДСТВИЯ ЧУВСТВА РАСЫ

Граф Гобино, которого в определённом смысле можно считать отцом современного расизма, никогда не скрывал глубинных причин своего выбора. На написание знаменитого «Опыта о неравенстве человеческих рас» в 1853 году его подвигла реакция всего его существа против «демократической и эгалитарной трясины», в которую всё больше погружались европейские нации.

Такой пафос и должен сопровождать всякую последовательную расовую позицию и, следовательно, проявляться вполне определённым образом в общественно-политических выводах. Разумеется, такие выводы согласуются с принципами фашизма, которые в результате укрепятся и, так сказать, оживут.

Быть расистом фактически означает восстать против масонско-демократического мифа, согласно которому высшей ценностью является «человечество», а все люди по своей сути равны и являются братьями. В действительности же этого мифического «человечества», о котором говорят как о евангелии «бессмертных принципов», или не существует, или же в наших глазах оно мало что значит.

Разъясняя позицию расизма, мы должны сказать, что не отрицаем существование ряда аспектов, общих для большинства людей. Но равным образом существуют и не менее реальные аспекты, связанные с различиями — это очевидно и неоспоримо. При оценке первых и вторых нужно определиться, снова испытать внутренние призвания. Расизм, могли бы мы сказать, определяется в соответствии с классическим духом, неотъемлемой чертой которого было превознесение всего, что имеет форму, лицо, индивидуальность, в противоположность всему бесформенному, общему, недифференцированному. Классический (и, добавим, также и «арийский») идеал — это идеал космоса, то есть чётко индивидуализированной совокупности природы и субстанции, объединённых в единое целое органичным и иерархическим образом. Это не более или менее романтический или пантеистический идеал хаоса. Отсутствие дифференциации всегда ниже того, что имеет форму.

Согласно такой концепции мифическое «человечество» масонско-демократического мифа представляется, с нашей точки зрения, просто общим знаменателем или субстратом, который может представлять для нас интерес только на уровне живых, конкретных и чётко определённых форм, в которых он существует. И эти формы как раз и есть расы, понимаемые как общности людей как по крови и инстинкту, так и по духу. Расист, таким образом, признаёт различия и хочет различий: быть отличным, быть самим собой — это не зло, а добро. Когда же действительно появляется это самое «человечество»? Тогда, когда чётко определённый мир вырождается в мир коллективизма, смешения, хаоса, что является только лишь ужасной и последней стадией процесса разложения и всеобщего социального и духовного уравнивания. Только тогда существующие физические различия начинают считать случайными, несущественными и ничтожными. Вот что скрывается за эгалитарным мифом и за масонско-демократической идеологией.

В противоположность этому, в расовом видении жизни любые различия (даже физические) являются символическими: внутреннее проявляется во внешнем, внешнее является символом, знаком или признаком внутреннего. Таковы основополагающие принципы тотального расизма. С римской и фашистской точки зрения особенно важно подчеркнуть классическое предназначение расизма: стремление к форме, неприятие смешения, возвращение к принципам нашей древней мудрости: «Познай себя» и «Будь самим собой». Верность своей собственной природе, то есть своей крови и своей расе — таков внутренний этический и духовный эквивалент тех идей, которые предоставляют формулировкам научного расизма генетика, биология и учение о наследственности. И таковы чёткие директивы для расового воспитания, которые следуют из этого.

4. РАСОВАЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ И ТРАДИЦИЯ

Какой же смысл имеет расовый закон наследственности?

Смысл этого закона двойной. Прежде всего, мы хотим сказать о необходимости преодоления либерально-индивидуалистической и рационалистической концепции. Для расовой концепции индивид не является подобием атома, субъектом в себе, который живёт и имеет смысл только для себя самого. Расизм, напротив, понимает и оценивает индивида только в качестве функции данного общества как в пространстве (как расу живых индивидов), так и во времени (как группу людей одних корней, одной традиции или одной крови).

Что касается первого аспекта, то есть ценности индивида как органической функции единого целого в пространстве, то можно констатировать дальнейшее сближение расизма с тоталитарно-корпоративной концепцией фашизма. Что же касается второго аспекта (единства во времени), то расовое сознание придает термину «традиция» более живое, более стимулирующее и более внутреннее значение, чем то, которое придают ему обычно. Действительно, очень часто этому слову даётся чисто «историческое», культурное и «гуманистическое» значение, если оно вообще не сводится к обыкновенной риторике: под «традицией» понимается сумма творений, приобретений и верований, унаследованных от наших предков. Но во всём этом не выявляется главное, глубинный субстрат всякой традиции, достойной так называться — то есть кровь, живая раса, чувство единства не столько на основе деятельности наших предков, сколько на основе самих сил, породивших эти действия — сил, сохраняющихся в нашей крови, в самых таинственных и священных глубинах нашего существа. Таким образом, расизм даёт жизнь понятию традиции и делает её конкретной: он приучает человека видеть в наших предках не цепь более или менее знаменитых «мертвецов», а выражение чего-то такого, что ещё живо в нас и с чем мы внутренне едины. Мы являемся носителями наследия, которое нам передали и которое передаётся далее — и в этих условиях есть нечто, что по-беждает время, что заставляет предчувствовать то, что мы назвали «вечной расой».

Теперь мы перейдём ко второму смыслу расовой концепции наследственности: она совершенно отрицает теории, касающиеся влияния окружающей среды — то есть теорию Ламарка, а также и марксистскую теорию. Утверждение, что среда определяет человека и расы, ложно. Природная, историческая, общественная или культурная среда может влиять лишь на фенотип, то есть на внешний и случайный характер проявления в индивиде или в данной группе определённых наследственных и расовых тенденций, которые всегда будут первичным, исходным, основным и неустранимым элементом. Быть расистом, таким образом, означает ясно сознавать тот факт, что именно силы, коренящиеся в самой глубине нашей жизни (а не механические и безличные влияния окружающей среды), являются действительно определяющими в нашем существовании, нашем характере и наших призваниях. Эта точка зрения, кстати, приводит нас к новым историческим перспективам: отвергая теорию окружающей среды, мы отвергаем таким же образом и идею о том, что великие цивилизации прошлого определялись географическим положением, климатическими и даже историческими условиями в узком значении этого слова, экономикой и так далее. Напротив, именно человек, обладающей решающей силой, часто в неблагоприятных внешних условиях, придавал форму различным цивилизациям — и, опять же, не абстрактный человек, а человек как представитель определённой расы — как телесной, так и духовной. Эта раса — внешняя и внутренняя — не является единственной причиной того, что в совокупности данного народа определённая группа индивидов обладает неким предназначением, но оказывает своё влияние на то, в какой среде и в какую эпоху зародилась цивилизация воинов, а не торговцев, аскетов, а не гуманистов, и так далее. Опять же, решающими являются фатальные или, скорее, неизбежные силы расы, существующие внутри нас, придающие форму самой нашей природе и связанные с тайной происхождения.

Каковы же отношения между индивидом и, в общем, человеческой личностью, и этими силами? Кто-то может посчитать, что, признавая расизм, можно впасть в новую форму детерминизма, на этот раз внутреннюю: раса — это всё, а личность как таковая — ничто. По этой причине даже возникает подозрение в коллективизме, в возвращении к духу клана, дикой и смешанной общности. Но реальность состоит совсем в ином. Можно с основанием сказать, подходя с собственно метафизической стороны проблемы, что если индивид не существует вне расы, то в определённом смысле и раса не существует вне индивида или, точнее, вне личности. Поясняя эту формулировку, следует вспомнить аристократический аспект, подчёркиваемый в содержании таких выражений, как «породистый человек», или «обладать породой (расой)». Если выражаться парадоксально, то можно сказать, что раса по-настоящему существует только в тех своих представителях, которые действительно являются «породистыми», «людьми расы». Другими словами, раса — это наследие и в то же время общий субстрат: она имеет тенденцию выражаться во всех индивидах, и она выражается у всех каким-то особым образом, и только в некоторых достигает полной и совершенной реализации — и здесь как раз очевидно действие и значение индивида, личности. У действительно высших людей раса проявляется, осуществляется в кульминации, которая одновременно является кульминацией ценностей настоящей личности. Расовую наследственность можно сравнить с достоянием, полученным от предков и передаваемым потомкам. Никакого детерминизма не существует, поскольку потомки имеют полную свободу распорядиться этим достоянием по своему усмотрению. Можно как сохранять и укреплять его, что принесёт разные плоды, так и, наоборот, размывать и разрушать. Из наследственности — как духовной, так и биологической — индивид может, если будет оставаться верным своей расе, извлечь силы, необходимые для достижения личного совершенства и для воплощения идеала расы. Либо в результате смешения крови можно загрязнить эту наследственность, разрушить её, оставить на милость детерминизма, и рано или поздно она будет побеждена парализующими или растворяющими влияниями.

Таким образом, расовое сознание, признавая значение и роль личности в расе, с другой стороны, стремится пробудить в индивиде чёткое чувство ответственности, касающееся применения своей свободы в отношении как биологического, так и духовного расового наследия, переданного ему длинной цепью поколений.

5. РАСА И НАЦИЯ

Никакой расист, даже самый крайний, не будет отрицать, что такие выражения, как «итальянская раса», «немецкая раса», «англосаксонская раса» и даже «еврейская раса», с научной точки зрения неверны, потому что в этом случае нужно говорить о народах и нациях, и потому что в нашу эпоху никакой народ или нация не могут соответствовать единой, чистой и однородной расе. Сегодня, когда говорят о расе, не ограничиваются крупными общими категориями антропологии — белая раса, чёрная, красная, жёлтая и так далее, а соотносят этот термин с более индивидуализированными и самобытными этническими общностями, отчасти сравнимыми с элементарными частицами или элементами, которые являются фундаментальными понятиями химии при изучении соединений. Существующие нации и народы являются, таким образом, соединениями (более или менее стабильными и однородными) таких элементов. У Деникера, например, слово «раса» относится к набору характеристик, которые первоначально наблюдались у реальной совокупности индивидов, а сегодня разбросаны в различных пропорциях среди различных этнических групп — народов и наций, которые отличаются друг от друга в основном языком, образом жизни, обычаями и так далее.

Каковы же в таком случае отношения между национальной и расовой идеей?

Что должно считаться более важным — нация или раса? Хотя это и щекотливый вопрос, его стоит поднять, ибо, если наша позиция будет страдать отсутствием ясности, будет невозможно проникнуть в смысл и основание всех практических аспектов расизма и особенно — селективного расизма. Как народы, так и нации представляют собой синтез. Можно согласиться с утверждением, что элементы, которые являются составными частями такого синтеза, не будут исключительно расовыми, когда раса понимается как чисто этническая и антропологическая общность. Но мы не разделяем такую концепцию расы. Для нас раса — это сущность, которая проявляется не только физически, но и духовно. Различные формы культуры, искусства, религии и так далее — это проявления определённой расы души и духа. Таким образом, элементы, которые не являются ни этническими, ни антропологическими, и которые позволяют определить нацию, также могут стать объектами расовых исследований.

Теперь нужно кое-что сказать о последствиях кровосмешения. Во-первых, когда смешиваются разнородные расы, результатом является не только, или не всегда, искажение характерных черт соответствующих чистых типов. Наблюдается более серьёзная по своим последствиям гибридизация: появление потомства, у которого раса тела данного типа не соответствует ни расе души, ни расе духа, которые в нормальном состоянии должны совпадать, и первоначально были связаны друг с другом. Наблюдается дисгармония и часто даже внутренний разлад.

Во-вторых, следует рассмотреть обобщение двух концепций теории Менделя, то есть теории наследственности при скрещивании: это концепции «доминантных» и «рецессивных» характеристик. При скрещивании может случиться так, что у потомства на протяжении одного или нескольких поколений господствуют только характеристики одного из родительских типов. Может даже показаться, что нет никакого смешения, никакого вырождения или гибридизации. Но это только видимость. В генах, то есть наследственном потенциале потомства передаётся и действует также и другой тип, но в латентной форме — так сказать, скрыто, так как в течение определённого цикла доминирующим будет только влияние генов одного из родителей. Но в какой-то момент соответствующая форма проявится вновь, явно и определённо. Эти латентные характеристики определяют «рецессивное» качество в противоположность «доминантному».

Если в строго биологической среде, среде естественных видов — растительных или животных — «рецессивная» и «доминантная» функции в своём чередовании подчинены объективным и безличным законам, то в приложении к человеческим расам необходимо вновь отметить действие духовного фактора. Какое-то качество остаётся «доминантным» при смешении до определённых пределов, пока сохраняется некоторое напряжение, некоторое присутствие, так сказать, «себя самого», присутствие расы. Когда это напряжение спадает, «доминантное» качество перестает быть таковым, и начинают проявляться внешние влияния, которые до этого момента были вынуждены оставаться рецессивными, то есть присутствовали только в латентной форме.

Уточнив эти элементарные понятия расовой доктрины, можно начать рассмотрение проблемы отношения между расой и нацией, или между расой и «народом». Мы уже сказали, что как нации, так и народы сегодня являются смешанными этническими сообществами, нынешняя форма которых является результатом разнообразных превратностей судьбы. Это точки пересечения не только различных физических рас, но также и различных духовных рас, представляющих собой глубоко спрятанный субстрат элементов цивилизаций и различных культурных влияний. Точка зрения на нации, преобладавшая в эпоху демократии, имела «исторический» и агностицистский характер: проблема происхождения и состава наций не рассматривалась, существование данной общности принималось как «свершившийся факт», и прилагались усилия, чтобы поддерживать определённое равновесие между различными силами этой общности, зачастую даже противоположными.

Как расизм, так и новая фашистская концепция государства и нации имеют на этот счёт иные взгляды. Нельзя более уклоняться от рассмотрения проблемы происхождения, поскольку признаётся, что политическим принципом должна быть не система «равновесия», а твёрдое руководство государством и нацией со стороны элиты, ядра, представляющего самые ценные и самые достойные по сравнению с другими элементы; в любом случае желательно, чтобы эта элита накладывала свой отпечаток на всё остальное. В то же время нужно поставить вопрос о формировании наций с весьма иной точки зрения, то есть не только «исторической». У истоков любой действительно национальной традиции мы видим относительно чистую и однородную расу — по крайней мере, расу, доминирующую над остальными расами. Нельзя не признать, что на протяжении веков эта первоначальная раса претерпевала различные драматические и иногда даже трагические перипетии. В нашу эпоху и в нашей цивилизации она потеряла свой характер — либо из-за посторонних влияний созданные ею социально-политические общности разделились на части, либо природные расовые законы были забыты, либо в области культурного и духовных творчества произошло смешение, связанное с допущением элементов, характерных для других рас. В результате то, что до этого момента сохраняло «доминантный» характер, осталось всего лишь в подавленной, «рецессивной» форме. С другой стороны, можно также видеть спорадическое возрождение первоначальной расы и первоначальных традиций — импульс к освобождению или новому утверждению, импульс вновь дать жизнь формам и свершениям, верным своей собственной природе, несмотря ни на что.

Согласно этому новому взгляду должна быть написана (и впредь преподаваться) вся новая «национальная история». Она должна продвигать решения внутреннего порядка и формировать твёрдую волю, а не сводиться к абстрактным знаниям или пустым сетованиям. Следовательно, необходимо прийти к следующему: внутри «нации» существовала и всегда существует высшая раса. Всё, что привнесено извне, из других рас и добавляется к единой национальной традиции данной расы, имеет положительную в принципе ценность только тогда, когда расовое происхождение сходно, и действуют условия, благодаря которым первоначальное ядро может сохранить — прежде всего, в духовной сфере — свое «доминантное» качество. В противном случае это добавление — вещь ненужная, парализующая или даже тлетворная. Что же касается будущего, то если нужно сохранить сплочённость и целостность синтеза, соответствующего данному народу, необходимо отдавать себе отчёт в опасности, заключающейся в принципе «отпущения на самотек», помимо прочего, и «истории». Напротив, нужно действовать с той целью, чтобы та часть нации, которая наиболее ценна с расовой точки зрения, сохранялась и, более того, усиливалась в будущих поколениях, и чтобы менее ценные (или просто второстепенные) её компоненты не увеличивались в числе и не укреплялись, чтобы они не стали преобладающими.

В перипетиях различных эпох «национальной истории» подготовленный взгляд должен привыкнуть узнавать скрытые (в том числе и расовые) аспекты, видеть чередование влияния компонентов, из рецессивных становящихся доминантными, и наоборот; воспринимать данные места периода или цикла не только как ничтожные этапы однородного и непрерывного процесса, но видеть признаки и проявления одного или другого из этих компонентов, связанных со смешением.

С этой точки зрения раса — как высшая раса — означает, несомненно, больше, чем нация: это руководящий и формирующий элемент нации и цивилизации. И это полностью согласуется с фашистскими идеями. Фашизм (и этим он отличается от национал-социализма и превосходит его) фактически отвергает концепцию нации вне государства. Для фашизма именно государство придает форму и сознание нации. Но государство — это не абстрактный и безличный субъект: согласно идеям фашизма, государство — это также и инструмент политической элиты наилучших элементов нации. Расизм делает ещё один шаг вперёд: эта элита призвана восстановить наследие расы и её наиболее значительные традиции, присутствующие в национальной смеси. И когда Муссолини говорил в 1923 году: «Рим всегда останется — и завтра и в грядущих веках — могучим сердцем нашей расы: это вечный символ нашей жизненной силы», — он уже недвусмысленно точно указывал направление неизбежного выбора: идеальная раса итальянской нации — это римская раса, которую мы называем арийско-римской.

Вспомним также, что говорил Муссолини в 1923 году, выступая перед фашистской элитой: «Вы представляете собой по-истине чудо нашей древней и удивительной расы, которая знала и печальные времена, но никогда не знала сумерек упадка. Если иногда казалось, что она находится на закате, то она всегда возрождалась с ещё большей силой». Это точно соответствует тому, что мы здесь изложили, используя расовую терминологию, относительно наследственной устойчивости первоначальной расы и перипетий, связанных с чередованием «доминантных» и «рецессивных» форм на протяжении «национальной» истории.

6. ЗНАЧЕНИЕ РАСОВОЙ ПРОФИЛАКТИКИ

Как известно, в Германии на основе результатов теории наследственности, приложенной к расе, расовой гигиене и демографии, уже некоторое время применяются меры, преследующие цель поставить преграду передаче потомкам дефектной наследственности. Здесь не место подробно рассматривать эти меры или обсуждать их. Отметим только то, что мы полагаем, что во многих случаях пределы действия законов наследственности с абсолютной точностью установить невозможно. Должно быть достаточно просто мысли о возможности, чтобы побудить любого человека, обладающего этическим сознанием, придерживаться твёрдой линии поведения и держать под контролем всё то, что могут диктовать ему слепой инстинкт или чувства.

Надо сказать то же самое о смешении с неевропейскими расами. Переход на расовые позиции в Италии обуславливался необходимостью предотвращения смешения кровей в нашей новой колониальной империи. Но, опять же, здесь решающую роль должно играть внутреннее убеждение, ясное осознание совершения настоящего предательства своей крови и своих предков и преступления против потомков, если из-за злоупотребления личной свободой и уступки телесным импульсам и чувствам происходит загрязнение расы. И, естественно, вовсе не является необходимым требовать чистоты расы в абсолютном смысле: если общий тип той или иной нации уже является смешанным, главная причина защиты от дальнейшего смешения состоит в том, что именно смешанный тип главным образом нуждается в защите, не обладая «доминантными» чертами в такой пропорции, как чистый тип, который в особых условиях, о которых мы ещё скажем, иногда может подавить и подчинить себе относительно разнородные расовые элементы, содержащиеся в наследии смешения, при этом не изменяясь сам.

Защита от смешения крови и изоляция элементов, в которых раса уже подавлена, — таковы основные аспекты профилактического расизма, составляющие объект мер так называемой «расовой гигиены», имеющей очевидные и тесные связи с общей демографией. Но наш расизм идёт дальше: он включает не только негативные (защитные) меры, но также и позитивные меры по укреплению расовых элементов и внутренней селекции. В этой области, естественно, нельзя думать в первую очередь о правильном законодательстве: наоборот, основной задачей является формирование инстинкта, совершенствование чувствительности. Здесь речь идёт о такой деликатной проблеме, как выбор партнера в супружестве (в том числе среди этого же народа). В области отбора это единственная сфера, где можно перейти от теории к практике и приложить позитивные усилия к тому, чтобы раса последующих поколений нации (нации в общем смысле) постепенно очищалась, поднималась и всё более приближалась к типу, характерному для высшего ядра, или «высшей расы».

7. ОПАСНОСТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНОГО ОТБОРА

Чтобы следовать в этом направлении, нужно иметь не только расовое сознание, но и чёткий расовый идеал — не теоретически, а как объект искренних устремлений, которые должно разделять наибольшее число людей данного народа. Чтобы добиться этого, необходима методичная и кропотливая воспитательная работа. Очевидно, что она должна быть направлена, прежде всего, на молодёжь, и для достижения целей должны использоваться все возможные средства: примеры из прошлого, специальная литература, то же кино — для создания такого воздействия, каковое, например, оказали на массы некоторые американские фильмы, создавая образы популярных международных кумиров при помощи некоторых типов актёров и актрис, — впрочем, не всегда бывших в порядке с расовой точки зрения. В том числе и с помощью таких образов надо добиться возрождения в народе человеческого идеала, соответствующего типу высшей расы. И если к «внушению», которое оказывают такие образы, добавить расовое сознание вместе с чувством внутреннего достоинства и ответственности, о чём мы неоднократно говорили, тогда будут созданы сущностные предпосылки внутренней селекции и усиления расы в данной нации.

Что касается супружеского выбора, то, естественно, главным оказывается выбор женщины мужчиной, и не только потому, что на практике инициатива принадлежит, как правило, мужчине, но также из-за действия вполне определённых расовых законов. Согласно древним арийским учениям касательно расы, при смешении мужская наследственность имеет «доминантный» характер, а женская, напротив, «рецессивный». Отсюда следуют два важных закона:

1. В случае брака мужчины «низшей» расы с женщиной «высшей» расы её раса оказывается подавленной и загрязнённой.

2. В случае брака мужчины «высшей» расы с женщиной «низшей» расы её раса может быть очищена и практически нейтрализована.

При рассмотрении данного вопроса надо учитывать только тот случай, когда термины «высшая раса» и «низшая раса» относительны: дело в том, что по-настоящему инородные расы не присутствуют ни в одном европейском народе.

Указанные законы основываются на внутренних, духовных обстоятельствах, о которых мы говорили в наших других трудах по расовому вопросу: уже из общих их формулировок видна важность супружеского выбора и расовой селекции. Новая чувствительность, новый инстинкт, влияние чётко определённого расового идеала должны постепенно «упорядочить» союзы: не рационализировать их, как это может иметь место в каком-либо государственном зоотехническом учреждении, а сделать их более осознанными — они должны определяться не только слепыми чувствами или желаниями определённой экономической, утилитарной или конформистской конъюнктуры, но и в равной степени значением интересов и склонностей того типа людей, которые в высшем смысле «являются расой» и «обладают расой».

По этой причине расизм должен прояснить и уточнить истинный смысл демографии, особенно в отношении так называемой «демографической кампании», помня, что на основе законов наследственности всегда существует возможность отрицательного отбора или «селекции наоборот». Мы хотим сказать, что в области демографии мы не можем довольствоваться чисто количественным критерием — рождением наибольшего количества детей; надо также рассматривать и качественный аспект, то есть задаваться вопросом — каких детей должна иметь растущая нация. Простое и неразборчивое размножение без какой-либо учёта расового состояния нации может привести даже к вторжению элементов более низкой расы в том случае, если при некоторых условиях они сильнее размножаются в ущерб высшей, но меньшей по численности расе. В этом случае действует детально изученная Ваше де Лапужем «селекция наоборот», приводящая к падению расового уровня нации. Такая опасность, во многих цивилизациях оказавшаяся губительной для политических организмов, созданных различными ядрами господствующей арийской расы, может быть нейтрализована, если осуществлять такое расовое образование в плане чувствительности и склонностей, о чём мы уже говорили, до того момента, как всё это дойдёт до выполнения точного и реального действия в деле супружеского выбора и, в общем, в человеческих союзах внутри данной нации.

8. РАСА И ДУХ

Мы уже сказали, что в тоталитарной концепции фашистского расизма раса не сводится только к простому биологическому субъекту. Человеческое существо — это не только тело, это также душа и дух. Но научная антропология либо исходила из материалистической концепции человеческого существа, либо, признавая реальность нематериальных принципов и сил в человеке, ограничивала проблему расы рамками тела.

Таким же образом в многочисленных формах современного расизма нельзя отыскать ясного представления о связи между собой расы тела, души и духа: более того, иногда в них можно усмотреть опасные отклонения, которые, естественно, с максимальной выгодой спешат использовать противники расизма. С нашей точки зрения, следует занять чёткую позицию против такого расизма, который считает все духовные способности и всю человеческую ценность простым следствием расы в биологическом смысле, производя таким образом унизительные выводы о том, что является высшим и что низшим — более или менее в духе дарвинизма и еврейского психоанализа. Но в то же время надо занять позицию и против тех, кто делает выводы на основании взглядов расизма, ограничивающегося проблемами антропологии, генетики и биологии, с целью доказать, что раса существует, но не имеет ничего общего с проблемами, ценностями и деятельностью человека, относящимися к духовному и культурному плану.

Наша точка зрения превосходит и ту, и другую позицию: мы утверждаем, что раса существует как на физическом, так и на духовном уровне. Раса — это глубинная сила, проявляющаяся как на физическом плане (раса тела), так и на душевном и духовном (внутренняя раса, раса духа). В широком смысле слова, чистота расы имеет место, когда наблюдается соответствие этих двух проявлений, то есть когда физическая раса соответствует расе духа или внутренней расе, и способна служить органом, наиболее адекватным её выражающим.

Отметим революционный аспект такой точки зрения. Утверждение, что существует раса души и раса духа, идёт вразрез с эгалитаристским и универсалистским мифом, в том числе в культурном и этическом плане, разрушая рационалистическую концепцию, которая говорит о «нейтральности» ценностей. В конечном итоге утверждается принцип и ценность отличий, в том числе и в духовном плане. Отсюда следует совершенно новая методология. Ранее в отношении какой-либо философии, например, задавался вопрос о том, «истинная» она или «ложная»; в отношении какой-либо морали требовалось определить понятия «добра» и «зла». С расовой точки зрения всё это представляется устаревшим: ставится вопрос не о том, что является «добром», а что «злом», а о том, для какой расы может быть верной данная концепция, может быть эффективной и «хорошей» данная норма. Можно сказать то же самое о юридических формах, об эстетических критериях и даже об идеалах познания природы. «Истинность», ценность или критерии, которые для данной расы являются действительными и здоровыми, могут вовсе не быть таковыми для другой расы и привести к её искажению и загрязнению. Таковы революционные последствия в сфере культуры, искусства, мышления, социологии, происходящие из теории рас души и духа в отличие от расы тела, — а именно, используя терминологию, принятую нами в других работах, расизма второй и третьей степени в отличие от расизма первой степени.

Однако необходимо уточнить как границы изложенной здесь точки зрения, так и различия, которые необходимо проводить между расой души и расой духа. К расе души относится всё, что сформировано в плане характера, восприимчивости, естественных наклонностей, «стиля» действия и реакции, отношения к собственному опыту. Здесь мы входим в область психологии и типологии — науки о типах, которая развилась в форме типологической расовой теории (или расовой типологии) — науки, которую Клаус назвал психоантропологией. С точки зрения этой науки раса — это общность людей, которая характеризуется не теми или иными психическими и физическими признаками, а стилем, который проявляется посредством этих признаков.

Очевидно различие между чисто психологическими соображениями и соображениями расовыми, которые стремятся к более основательным выводам. Психология определяет и изучает некоторые абстрактные склонности и способности. Некоторые расовые теоретики пытались распределить эти склонности между различными расами. Психоантропология, или «расизм второй степени», напротив, действует по-другому: она утверждает, что все эти склонности присутствуют, хотя и в разных пропорциях, в различных расах, но в каждой расе они принимают различные значения и «функции». Например, не говорится, что одна раса характеризуется героизмом, а другая, наоборот, меркантильным духом. Во всех человеческих расах встречаются люди, предрасположенные к героизму или меркантилизму. Но, при условии, что эти склонности присутствуют, у человека одной расы они проявляются в соответствии с его расой, отлично от проявления у человека иной расы; их действия совершаются в разных «стилях». Таким образом, герой, исследователь, торговец, аскет и так — далее выступают у различных рас в различных формах, обусловленных внутренней расой. Чувство чести, как оно проявляется у человека, например, нордической расы, отличается от проявления того же чувства у человека «западной» или ближневосточной расы. То же можно сказать о чувстве верности, и т. п.

Всё это призвано уточнить значение концепции «расы души». Концепция «расы духа» отличается от неё, потому что она занимается не различными типами реакции человека на среду и содержанием обычного каждодневного опыта, а его отношениями с духовным, надчеловеческим и божественным миром: как они проявляются в форме, характерной для умозрительных систем, мифов и символов, а также для самого разнообразного религиозного опыта. В этой области также присутствуют «инварианты» или общие знаменатели, так сказать, сходства направленности и поведения, что приводит нас обратно как раз к дифференцирующей внутренней причине, которая как раз и является «расой духа».

Здесь необходимо рассмотреть, до каких пределов может быть действительным расовый критерий различия и зависимости расовых ценностей. Эта зависимость является реальной и решающей также и в области духовных проявлений, когда речь идет о созданиях, характерных для «гуманистического» типа цивилизации, то есть цивилизации, в которой человек закрыл для себя возможность действительного контакта с миром трансцендентного и потерял всё истинное понимание познаний, относящихся к этому миру традиции, действительно достойной этого имени. Но когда это не так, когда речь идет о действительно традиционных цивилизациях, действенность таких «рас духа» не выходит за определённые границы: она касается не содержания, а только различных форм выражения, которые у того или иного наро-да, в тот или иной период цивилизации приобрели идентичные и объективные по существу опыт или познания, потому что они действительно относятся к сверхчеловеческому плану.

9. ВАЖНОСТЬ ТЕОРИИ ВНУТРЕННИХ РАС

Тоталитарная доктрина расы определяет отношения между расой и духом на основе принципов, которые мы уже упоминали: внешнее — это функция внутреннего, физическая форма — это инструмент, выражение и символ психической формы. Отсюда происходит концепция действительно чистого расового типа: это тип, «обладающий всем», гармоничный, последовательный, органичный. Это тип, в котором высшие духовные устремления данной расы не встречают ни препятствий, ни противоречий со стороны черт характера и «стиля» души, в то время как душа этой расы, в свою очередь, находится в теле, способном выразить её наилучшим образом.

Естественно, что в настоящее время такой «чистый» тип нельзя найти в массовом количестве в народах, которые, как уже отмечалось, в основном соответствуют этнически составным общностям. Его нельзя найти в массовом количестве даже в среде расы, которая оставалась достаточно долго в изоляции от всякого инородного влияния, потому что она соответствует, так сказать, «пределу понятия» (concetto-limite), то есть совершенной кульминации и реализации расы в общем смысле, относительно которой мы сказали, что высшие ценности личности идентифицируются как ценности расы.

По этой причине расовые исследования не могут быть только количественными: не останавливаясь на общих внешних элементах, превалирующих численно, нужно отбирать, искать представителей данной расы, настолько полно и чисто отображающих данный тип, чтобы понять и познать то, что он выражает и оживляет (то есть его внутреннюю расу), обладая чувством начального единства, в котором соединяются различные элементы расы. После того, как это будет сделано, можно сориентироваться в среде также и менее чистых расовых типов, то есть тех, у которых соответствие между различными элементами, внешними и внутренними, не является ни полным, ни совершенным; у которых имеется, так сказать, искажение «стиля» этой расы. Таким образом, речь идёт о качественном исследовании, основанном на внутреннем взгляде, на интуитивных и интроспективных способностях. Естественно, важную роль здесь играет физиогномика, или наука о чертах лица: общеизвестно выражение «лицо — это зеркало души», но также и тело в общем, форма черепа, пропорции конечностей и так далее имеют свой красноречивый язык для того, кто стремится его понимать. Отсюда новое и определённое значение краниологии, изучения скелета и подобных дисциплин, которые на первый взгляд могут показаться чисто техническими.

Под этим углом зрения расизм положительно относится к новому чувству тела и, в общем, физического облика человека. Ему не безразлична форма тела — это вовсе не нечто случайное и ничего не значащее. Всякий, кому не безразлично, в какой тип объединены все элементы данного человека, не может не замечать трагических и отрицательных сторон в тех случаях, когда такое единство исчезло. Душа, воспринимающая мир как нечто, по отношению к чему надо занимать активную позицию, как цель нападения и завоевания, в нормальных условиях должна иметь лицо, в котором решительные и смелые черты отражают этот внутренний опыт, стройную, высокую, энергичную и прямую фигуру — арийский или североарийский тип. Представим себе теперь, что такая душа, наоборот, воплощена в полное и пухлое лицо, коренастое и неповоротливое тело — в физическую расу, которая обычно представляется примером иного внутреннего типа. Конечно, внутренняя раса, так сказать, будет насиловать это инородное тело, придаст этим чертам лица другое выражение — несмотря ни на что, она найдёт способ выразить себя. Но, используя выражение Клауса, это всё равно что пытаться играть на окарине89 партитуру, написанную для скрипки.

Расовое воспитание должно показать, что и в этой области расизм руководствуется классическим духом и выдвигает классический человеческий идеал. Он хочет точного соответствия между внутренним и внешним, между содержанием и обликом. Он хочет цельных существ — выразителей связных и органических сил. Расизм не принимает и противостоит всякому смешению, всякому разрушительному дуализму и также, следовательно, всякой романтической идеологии, находящей удовольствие в трагической интерпретации духовности и полагающей, что только посредством вечного противостояния, страданий, постоянного стремления к чему-то и неясной борьбы можно достичь высших ценностей. Напротив, истинное превосходство арийских рас — это олимпийское превосходство: оно выражается в спокойном господстве духа над телом и душой, которые, выражая стиль и законы расы, являются адекватными средствами выражения.

Теория внутренней расы важна, поскольку она обнажает самый губительный аспект смешения: в результате возникают внутренний разрыв и противоречия, разрыв глубинного единства человека данной расы. В результате душа одной расы находится в теле другой, что вызывает изменения в обоих элементах. Появляются люди «с отклонениями» в широком смысле этого слова, и когда внутренняя сила истощится в разногласиях всевозможных трений, а остававшиеся до определённых пределов «доминантные» черты потеряют своё качество, внутренняя раса ухудшается, заменяясь бесформенной и бесхребетной субстанцией, носителями которой являются тела, у которых первоначальные расовые характеристики в итоге остаются лишь эхом, формами, лишёнными своего глубинного смысла. Это своего рода указатель на стадию, в которой интернационалистические и космополитические мифы и идеология фундаментального духовного равенства человеческого рода начинают становиться реальностью.

Действовать надо как раз в противоположном направлении. Отправным пунктом является внутренний анализ, направленный на то, чтобы найти, каков же в действительности наш основной элемент, «собственная природа» или духовная раса, в соответствие с которой необходимо привести нашу жизнь и которой, прежде всего, надо быть верными. Далее необходимо постараться добиться максимума связности и единства или, по крайней мере, наиболее благоприятных условий для потомков, на основе того, что уже получено: поскольку формирующее влияние, которое оказывает идея даже в соматическом и биологическом плане (если она имеет определённую связь с первоначальным внутренним элементом расы) — это реальность, что подтверждается ясными историческими примерами как на коллективном, так и на индивидуальном уровне.

В области культурной политики результаты расовой науки также ясны. Цитируя Клауса, «в той мере, в какой научные знания оказывают влияние на историю, цель, которую преследует психоантропология, следующая: она должна обнаруживать границы, которые никакой народ, никакая общность людей по крови и культуре не должны переступать или размыкать без риска собственного уничтожения. Поэтому поиски границ души являются в настоящее время исторической задачей». Имеется в виду главным образом задача защиты или создания благоприятных условий (не только среди индивидов, но также и наций) для той связности и единства, того соответствия между внешним и внутренним элементами, о которых мы уже говорили применительно к личности. Отсюда также ясен и центральный мотив соображений, уже высказанных здесь, об отношениях между расой и нацией.

Далее, тотальная расовая доктрина преодолевает опасности релятивизма и узкого партикуляризма, которые могут возникнуть при одностороннем и крайнем взгляде. Главным образом в сфере культуры и «расы души», соответствующей промежуточной области между телесностью и чистой духовностью, возникает необходимость определить и защитить определённые внутренние границы, потому что «замок», который отсюда следует, говоря словами Гёте, это «творческий предел», а не парализующий; это предел, блокирующий путь не вверх, а вниз: путь, ведущий к субрасовому и по сути даже к субличностному смешению, способствующий всяким процессам денатурализации, разложения и внутреннего разрыва.

10. ВНЕШНИЙ ОБЛИК РАЗЛИЧНЫХ РАС

Как мы уже не раз говорили, одна из характерных черт современного расизма — это поиск первичных этнических ядер (основ). Антропология вчерашнего дня ограничивалась суммарной классификацией известных рас — белой, чёрной, жёлтой, малайской, красной и так далее, — как каждый из нас изучал в школе. Но современный расизм продвинулся намного дальше в анализе и классификации, особенно в отношении белой расы, которая интересует нас больше всего. Таким образом, современные исследования в области физических рас различают внутри белой или «кавказской» расы целый ряд рас в более узком смысле, имеющих свои внешние особенности и постоянные характеристики, к которым применимы законы наследственности и скрещивания.

Мы отсылаем к классификации, описанной в нашем труде под названием «Миф крови», а здесь ограничимся лишь схематическим напоминанием основных моментов. В белом мире следует различать шесть основных рас. Прежде всего, это нордическая и западная расы (последнюю некоторые авторы также называют средиземноморской). У обеих преобладает долихоцефалия; светлые волосы у первой и тёмные у второй; пропорции конечностей у обеих рас одинаковые. В среднем люди западной расы ниже ростом и более утончённые: черты лица у них менее резкие. Далее идёт фальская раса, которую Гюнтер определяет как «тяжеловесную светловолосую расу». Она имеет много общего с нордической расой, но отличается от неё тем, что она более плотная, крепкая, коренастая, в общем, более высокая; в ней заметна определённая медлительность, как физическая, так и умственная, склонность к интроверсии, иногда также брахицефалия, особая предрасположенность к настойчивости, которая нередко вырождается в упрямство. Затем следует динарскаяраса, в которой наблюдается сплав элементов нордической и западной рас, вместе с элементом, который встречается у некоторых неевропейских рас — таких, как арменоидная или ближневосточная: это проявляется, по крайней мере, во внешнем облике (нос, губы и так далее), хотя этот инородный компонент в духовном плане невыра-жен. Человек динарской расы активен, воинственен, любит порядок и стиль подобно нордическому человеку, но он проявляет меньше концентрации и больше лёгкости (вкус к цветам, склонность к веселью и так далее). Затем идёт альпийская, или восточная раса, с более отличающейся внешностью: это более округлый и пухлый тип с господствующей брахицефалией, тёмными волосами, маленькими, скошенными или округлыми глазами, невысоким ростом и зачастую буроватой кожей. И, наконец, восточнобалтийская раса, преобладающая среди народов, близких к России. Это люди с вытянутым лицом, светлыми волосами, серыми глазами; скулы и разрез глаз напоминают монголоидный тип, лоб низкий и нос приплюснутый. Кажется, что у этой расы элементы, общие с нордической и западной расой, также абсорбировали некоторые элементы неевропейской расы, соответствующие расе первых славянско-азиатских народов.

Таковы основные европейские физические расы, присутствующие в европейских народах в различной степени смешения как составляющие. Однако в них присутствуют проникновения и посторонних рас: ближневосточной, «пустынной», монголоидной, негроидной, средиземноморско-африканской, к которым добавляется еврейский элемент, который, однако, несмотря на устойчивость главных типов, тем не менее, должен считаться не отдельной расой, а определённой этнической смесью, которая определяется на основе общей «расы души».

Перейдём теперь к «расизму второй степени», а именно скажем, какое содержание, какие души (или расы души) находят в физических формах и предрасположенностях каждой из этих рас тела инструмент выражения в наиболее соответствующей форме. В этом направлении исследований дальше всех пошёл опять-таки упоминавшийся Клаус. Мы отсылаем читателя к резюме его теорий, которое можно найти в нашей книге «Миф крови», а здесь же снова ограничимся самым главным.

Душа или стиль души, наиболее подходящий нордическому физическому типу, — это тип «расы активного человека»: человека, который чувствует мир как нечто, что стоит перед ним как объект обладания или нападения. Напротив, «западному» типу, как правило, скорее свойственен стиль души, раскрытой вовне, склонный к игре, жесту и демонстрации; души, которая чувствует себя в мире как актёр, который должен играть свою роль перед зрителями. Альпийская раса, напротив, характеризуется выражением глубинной души, которая любит замыкаться в своём маленьком мирке, пытается избежать широты и проблем мира посредством чувства общности, деятельности по реализации спокойного и защищённого благополучия. Фальская раса отражает стиль души, которая «держится твёрдо», иногда до неразумности, упорства и стойкости, но с тяжеловесностью, без искры внутренней свободы. Далее Клаус рассматривает две последние расы души — соответствующие ориентальной или пустынной расе, и ближневосточной расе. Что касается первой, то это раса «человека откровения», который склонен смотреть на мир как на вечное чудо, постоянное проявление случайностей, и, как кочевник, любит непостоянство и непредсказуемость. Что касается второй, то это раса «человека искупления», характеризующаяся чувством рабства в отношении тела и плоти, а также смутным желанием освободиться от неустранимого дуализма между плотью и духовностью или святостью.

Связи между расой тела и расой души, установленные Клаусом, должны рассматриваться в этих последних двух случаях как очень приблизительные, поскольку одни и те же внутренние склонности могут также характеризовать и другие расовые элементы: раса «человека откровения», согласно наблюдениям Клауса, присутствует в восточнобалтийской расе тела, а раса «человека искупления» отражает, прежде всего, некоторые характерные черты «стиля» еврейской смеси. Клаус не проводил исследований согласно своей теории внутренней расы применительно к последней расе тела — динарской расе; но без труда можно предположить, что её стиль включает определённые элементы «активной» души, к которым добавляется кое-что от западно-средиземноморского элемента (любовь к «театральному» действию, но в меньшей степени выставленному напоказ), а также влияние нестабильности, характерной для «человека откровения».

Здесь мы хотели бы отослать читателя к ряду имён, которые, к сожалению, мало что могут сказать, если не перейти к практической области, то есть если не изучать рассмотренное содержимое различных характерных черт той или иной расы, и не делать «спектральный анализ» лиц, чтобы понять внутренний элемент, расу души в наиболее «чистых» (в полном смысле, ранее оговоренном) типах. Прежде всего, необходимо обратиться к фотоматериалам, которые без труда можно найти в основных работах, посвящённых расе — кроме образцов, содержащихся в двух наших работах «Миф крови» и «Синтез расовой доктрины», можно обратиться к трудам Гюнтера, фон Эйкштедта, Фишера, того же Клауса. В качестве следующего шага нужно перейти от книг к действительности, к жизни, то есть научиться определять влияния и свидетельства вмешательства той или иной расы по особенно «заметным» лицам живых людей, чтобы натренировать глаз не только в качестве расового антрополога, но и расового психолога, научиться видеть согласие или противоречия между внутренним элементом и соматическими и физиогномическими элементами.

Далее, особой задачей является развитие способности распознавать взаимовлияния между сходными расами, способной принести положительные плоды при помощи изучения и анализа не только фзической «линии», но также и стиля действия, поведения и мышления различных типов. Вообще говоря, если до-пускается, что смешение нордического элемента с западным, фальским или динарским является благоприятным, то смешение между этим элементом и альпийским или восточнобалтийским элементом, напротив, считается нежелательным, так же как и смешение этих последних рас между собой и с западной расой. Однако не считается неблагоприятным союз между фальским элементом и средиземноморским, между динарским и западным.

Наиболее чистый и ценный элемент, содержащийся во всех этих расах благодаря изначальному единству происхождения, можно определить термином «арийская раса» или «североарийская раса», смысл которого мы раскроем ниже.

11. ПРОБЛЕМА РАС ДУХА

Мы уже сказали, что за пределами души и тела раса проявляет себя также и через дух. Исследования рас духа — это особая дисциплина, которая сегодня всё ещё находится в зачаточной стадии: если не говорить о нашем личном вкладе, в этой области очень мало успехов. Но она достаточно важна, если рассматривать реальные меры в расовом плане. В Германии это является составной частью так называемой Kampf um die Weltanschauung, то есть «борьбы за мировоззрение» (речь идет о расовой точке зрения; всякая общая концепция мира по существу может рассматриваться как выражение различных рас духа): однако в Германии в этой борьбе слишком много простых политических лозунгов и «мифов» вместо точного и научного знания.

Наука о расах духа восходит к истокам, и развивается параллельно с морфологией первоначальных традиций, символов и мифов. С этой точки зрения ограничиваться современным миром и пытаться ориентироваться в нём не имеет смысла: в современном мире и культуре расы духа существуют только как смутные отражения и пережитки. В области расы души ещё можно пробудить определённое сознание или непосредственный опыт: достаточно сослаться на качества характера, непосредственные внутренние реакции, стиль поведения — способности, которые не приобретаются обучением и не создаются искусственно, а являются врождёнными. Следовательно, качества, которые либо имеются, либо нет, тесно связаны с кровью, и, как мы уже говорили, даже с чем-то более глубинным, чем кровь.

Их ничто не может заменить. Раса души связана с жизнью, поэтому там, где она существует в латентном состоянии, всегда нужно заставлять её обнаруживаться при помощи испытаний и кризисов, а не типичных случаев из жизни, и таким образом узнать её черты и силу.

В области расы духа задача гораздо более сложная. То, что в наши дни — и на протяжении веков — в общем подразумевается под словом «дух», имеет мало общего с тем, что мы понимаем под этим словом. В действительности же сегодня мы сталкиваемся с областью, в своей основе стандартизированной и бесформенной, где весьма трудно отыскать устремления к высшему уровню. В плане познания вся совокупность современных наук имеет рационально-экспериментальную основу: форму и очевидность получаемых ей результатов способны оценить все (или почти все) люди. Такие знания, по общему мнению, полезны, «реальны» и «научны», поскольку их может приобрести, познать, признать и применять любой человек вне зависимости от своей расы или своего призвания. В плане культуры как области искусства и мысли ограничиваются более или менее субъективистской позицией; произведениями, часто имеющими характер «фейерверка»: они весьма лиричны или же имеют критически-диалектический подход, но лишены каких-либо глубоких корней.

В мире и в культуре, которые на этой основе почти полностью потеряли контакт с реальностью в трансцендентном смысле, очень трудно проводить исследования, которые ставят целью определить «стиль» трансцендентального опыта и «форму» различных возможных позиций человека по отношению к такому опыту, что как раз и эквивалентно исследованию «рас духа».

Поэтому необходимо вернуться в мир, в котором истинная духовность и метафизическая реальность были поистине центральными формирующими силами цивилизации во всех её аспектах, начиная с мифологического и религиозного плана и кончая юридическим и социальным: то есть необходимо вернуться в мир до-современных и «традиционных» цивилизаций. Установив таким образом точки отсчёта, можно уже перейти и к современному миру, чтобы выявить различные влияния, которые почти как эхо ещё исходят от той или иной расы духа в нашем ослабленном мире и в нашей по сути «гуманистической» культуре, то есть определяемой в своей основе исключительно человеческим элементом.

Здесь мы только вкратце сошлёмся на типологию рас духа; тем же, кто хотел бы использовать вещи, о которых мы скажем чуть ниже, для формирования расового сознания, мы рекомендуем две наши следующие работы: «Синтез расовой доктрины» и особенно «Восстание против современного мира», а также подборку из трудов Бахофена, сделанную нами, под названием «‘Раса Солнца’ — исследование тайной истории древнего средиземноморского мира».

Один древнегреческий автор говорил: «Существуют расы, которые, будучи расположенными между божественным и человеческим, колеблются между ними». Одни из этих рас в итоге начали тяготеть к первому элементу, другие же — ко второму, то есть к человечности.

Первый случай определяет расу духа, названную «солнечной расой», а также «олимпийской расой». Для неё естественным представляется сверхчеловеческий элемент, подобно тому, как для других рас естественным представляется элемент человеческий. Поэтому в отношениях с метафизическим миром отсутствует чувство его чуждости и трансцендентности: посторонним и случайным представляется здесь скорее человеческий элемент. Отсюда происходит также чувство «центральности» (оправдывающее само название «солнечной расы»), стиль спокойствия, мощи, самостоятельности, неподвластности и неприкосновенности, на что указывает другое название этой расы — «олимпийская».

Духовной «солнечной расе» противостоит «теллурическая» или «хтоническая» («земная») раса. В ней человек обретает свой смысл из тёмной и дикой связи с силами земли и жизни в их «низшем», лишённом света смысле; по этой причине поддерживается тёмная связь с землёй, древние культы «демонов» плодородия и сил стихии, чувство фатализма (особенно в отношении смерти), бренности индивида, который растворяется в коллективной субстанции рода и становления.

Затем отметим «лунную» или «деметрийскую» расу: наподобие того, как Луна является бледным подобием Солнца, так и этой расе не свойственно никакое чувство духовной центральности, в отличие от «олимпийской» расы, поскольку «лунная» раса воспринимает духовность пассивно, как отражение. Ей чужд всякий «стиль» утверждения и спокойной мужественности — это форма, которая характеризуется «созерцательным» опытом на сущностно пантеистической основе. Термин «деметрийская раса» происходит от древних культов Великих Матерей природы, которые характерным образом отражали эту расу, духовность которой находится под «женским» знаком, как спокойный, рассеянный свет или чувство вечного порядка, одновременно и духовного и природного, в котором стирается всякая тоска становления вместе с самой индивидуальностью. В социальном плане «раса Луны» часто порождает систему матриархата, тогда как отцовское право, или патриархат, всегда характеризовало «расу Солнца» или производные от неё.

«Титаническая раса», как и «теллурическая» раса, также связана со стихийными силами, с глубинным, интенсивным и иррациональным элементом жизни, однако её стиль характеризуется не смешением всего и вся и пассивной идентификацией, а, напротив, стилем утверждения, воли и мужественности, который, однако, не обладает светом, внутренним освобождением. Только герой Геракл освободил титана Прометея — далее мы увидим, что под этим подразумевается.

Интригующее название «раса амазонок» связано со стилем опыта, который является «лунным» по своей основе (и, по аналогии, женским), но воспринял утвердительные и мужественные формы выражения, наподобие амазонки, принимающей стиль жизни воина.

«Афродитическая раса» духа характеризуется не столько с точки зрения эротико-сексуальной сферы, сколько относится к «эпикурейскому» стилю в более широком смысле — в смысле опыта. Она отличается утончённостью форм материальной жизни и культуры в эстетическом смысле — в целом, духовностью, колеблющейся между любовью к красоте, форме и чувственным удовольствиям.

Стиль, характерный для опыта, в котором экзальтация импульсов и интенсивность жизни соединены с чувственным ощущением и только смутными экстатическими решениями (следовательно, «лунными» по своей пассивности и бесформенности), в любом случае не приводит ни к какому истинному внутреннему освобождению, а приносит только лишь мгновения избавления. Таков стиль, определяющий «дионисийскую расу».

Последняя раса духа — это «раса героев», но не в современном смысле этого слова, а в смысле, который ему придавал

Гесиод в связи с четырьмя возрастами человечества. В герое существует солнечная или олимпийская природа, но в латентном состоянии или, скорее, как возможность реализации посредством активного преодоления себя; в нём также могут быть некоторые черты стиля титанического или дионисийского человека, но согласно весьма иной функциональности.

Обо всём этом, естественно, нужно говорить не вкратце. Но тот, кто рассмотрит глубже типологию этого рода до такой степени, что сможет обрести соответствующую способность распознавания, сможет увидеть историю — историю цивилизаций, обычаев и религий — в совершенно новом свете. То, что до сих пор представлялось единым, выявит свои действительные компоненты. Он увидит непрерывность, на протяжении всей истории, глубинных вен, являющихся общими источниками совокупности индивидуальных и коллективных проявлений, которые на первый взгляд кажутся различными или разбросанными во времени и пространстве. И он также сможет ориентироваться также в самых мелких формах современной культуры и предчувствовать, здесь и там, проявление или адаптацию этих первоначальных форм рас духа.

Следующей проблемой является установление соответствий, которые нормальным образом должны существовать между расами духа, раса души и тела. Скажем вкратце: солнечная раса и раса героев созвучны стилю, характерному для «активного человека» и долихоцефального нордически-арийского и западно-арийского человека в физическом плане. Лунная раса находит своё наилучшее выражение в психических и соматических характеристиках альпийской расы и в том, что осталось от древней средиземноморской расы, которую можно в общем выразить термином «пеласгическая раса». Афродитическая и дионисийская расы могут очень хорошо гармонировать с некоторыми ответвлениями западной расы, особенно с её кельтскими формами; дионисийская раса может гармонировать даже с пустынной и восточнобалтийской расами и, согласно своим самым «мучительным» аспектам, — с ближневосточной. Титанический элемент может превосходно выражаться в душе и теле человека фальской расы. Наконец, теллурический элемент требует физических расовых компонентов, происходящих из неарийских или доарийских рас, например, присутствующих в африкано-средиземноморском типе и, частично, в семитском (ориенталоидном) элементе.

Эта сфера исследований является новой и обширной, если говорить прежде всего о пробуждении в новых поколениях интереса, которого она заслуживает. То, что удалось сделать до сих пор, может получить адекватное развитие, выразившись в итоге в действительно завершённом и тотальном расовом сознании.

12. РАСА И ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ

Уже из этих кратких соображений относительно области исследований, связанных с расизмом третьей степени, ясно видна важность, которую в нашей доктрине имеют исследования исторических корней и, следовательно, наука о доисторических временах. Однако необходимо внести в эту дисциплину революционные критерии и решительно отбросить некоторые предрассудки, характерные для сциентистско-позитивистского менталитета, которые, пользуясь благосклонностью уже устаревшей исторической школы, ещё довольно широко сохраняются в системе общего образования. Укажем на два момента.

Прежде всего, следует преодолеть эволюционистский предрассудок, согласно которому, в прямом соответствии с принципами прогресса и исторического подхода, первоначальный и доисторический мир представлялся как тёмный и дикий, в котором полуживотное человечество понемногу и с большим трудом достигло «цивилизованной» стадии и смогло обрести культуру. Расизм же, напротив, утверждает, что уже в доисторическую эпоху существовали народы, которые, помимо расовой чистоты, утерянной в дальнейшем, обладали высоким духовным уровнем. Конечно, они не были «цивилизованными» в современном понимании, связанном с развитием экспериментального знания, техники, юридической системы, но они обладали чертами характера и духовным видением мира, происходившими из реальных контактов с силами сверхчеловеческой природы; видением не «придуманным», а переживаемым, конкретизированным посредством традиций и выраженным и развитым посредством символов, ритуалов и мифов.

В этой связи также передвигаются границы новых исследований доисторической эпохи: самые современные расовые гипотезы о происхождении человека переносят нас примерно за 10 000 лет до н. э., тогда как раньше отваживались говорить только о цивилизациях, существовавших за две или три тысячи лет до н. э. Что же касается общей характеристики проблемы так называемого «происхождения человека», то здесь необходимо занять решительную антидарвинистскую позицию. Родословная человечества, к которому принадлежат высшие расы (как древние, так и современные), ведётся не от обезьяны и не от обезьяночеловека ледникового периода (мюнстерский человек, или неандерталец, а также человек Гримальди), и этот факт, кстати, всё-таки начинают признавать и специалисты, не разделяющие расовую теорию. Обезьяноподобный человек соответствует только некоей человеческой ветви, в основном вымершей, и только из-за тех элементов, которые были привнесены из других, высших человеческих рас, появившихся позднее (в связи с чем возникает иллюзия, будто они «эволюционировали» из первых), и только потому, что он появляется на тех же территориях позже, придя из регионов, потерпевших значительные разрушения или опустошённых катаклизмами и климатическими изменениями. Доисторические расы кроманьонцев и ориньякцев происходят от этих высших рас.

Совершенно необходимо понять значение этой смены перспективы в отношении расовых концепций: высшее не происходит из низшего. В тайне нашей крови, в самых глубинах нашего существования сохраняется неизгладимым наследие древнейших времён; но речь идет не о наследии жестокости, необузданных, диких животных инстинктов, как утверждает еврейский психоанализ и как нужно трагически предполагать на основе «эволюционизма» и дарвинизма: это наследие изна-чальности, идущее из мифических времён, напротив, является наследием света. Сила атавизма как сила низших инстинктов не входит в это фундаментальное наследие: она, наоборот, получила жизнь и власть во время процесса деградации, инволюции или падения (память об этом сохраняется в мифической форме в традициях почти всех народов), то есть, это следствие загрязнения, гибридизации, вызванной привнесением инородных элементов, остатков ледникового человека. Это голос другой крови, другой расы, другой природы, которую можно назвать человеческой лишь условно. Как бы то ни было, когда мы чувствуем правоту слов апостола Павла «в моей груди борются две души»90, надо интерпретировать это выражение в свете того, что мы только что сказали, чтобы понять его точный смысл. Чувствовать правоту эволюционистского и дарвинистского мифа может только человек, в котором говорит иная наследственность (внедрённая посредством гибридизации), поскольку она уже выражена в нём так сильно, что подавила присутствие первоначальной расы.

Другой предрассудок, против которого борется расизм, заключается в выражении ExOriente lux («Свет с Востока»). У многих людей сегодня ещё сохраняется представление о том, что наиболее древние цивилизации находятся в восточно-средиземноморском бассейне или в Западной Азии: будто из них, а затем из еврейской религии свет пришёл на Запад; будто Запад, особенно его северные районы, вплоть до самого последнего периода оставался в диком и варварском состоянии. Расизм представляет совершенно иную перспективу. Для нас в этих азиатских цивилизациях нет ничего изначального и ещё меньше чистого. Истоки наиболее высокоразвитой белой (и, в общем, индоевропейской) цивилизации находятся не на Востоке, а на Западе и Северо-Западе. Как мы уже сказали, нужно обратиться к нашим доисторическим корням, которые ещё вчера можно было считать невероятными. В сравнении с великолепием северо-западной и арийской доистории восточноазиатские цивилизации предстают уже сумеречными и гибридными как в духовном, так и в расовом плане. То, что в них было действительно великого и просвётленного, в действительности восходит к начальному цивилизаторскому действию ядра, принадлежавшего к господствующим северо-западным расам, дошедшим до этих областей.

13. МИГРАЦИИ С СЕВЕРО-ЗАПАДА

«Свет Севера», «гиперборейская мистерия» — таков центральный мотив нашей расовой доктрины, что может одним показаться парадоксальным, а другим подозрительным и даже клеветническим в отношении наших собственных традиций, считающихся средиземноморскими. На этот счёт надо сделать некоторые пояснения.

Прежде всего, когда мы говорим о Севере, мы не имеем в виду германский регион. Первоначальным пребыванием арийской расы, как мы говорили, являлся, напротив, регион, соответствующий сегодняшней Арктике. Позднее, но ещё в доисторический период, центр распространения, видимо, сместился в северо-западный регион. В других наших работах мы ссылались на факты, подтверждающие данный тезис, соответствующий, впрочем, воспоминаниям и традиционным учениям, совпадающим в разных цивилизациях. Даже с действительной, геофизической точки зрения можно допустить, что Арктика (или, если хотите, Гиперборея) превратилась в необитаемый регион, покрытый вечными льдами, только постепенно, начиная с определённой эпохи; в то время как второй центр — североатлантический — похоже, исчез после океанического катаклизма.

Какая-либо обеспокоенность, вызванная этими североарийскими тезисами, основана на недоразумении. Поддержка этих тезисов вовсе не означает солидарность с пангерманистс-ким мифом, который, сделав понятия «нордический», «германский», «арийский» и «немецкий» более или менее синонимичными, утверждает, будто всё высшее, что есть в различных нациях и цивилизациях нашего континента, происходит из германских элементов, в то время как всё, не относящееся к ним, является однозначно низшим и испорченным.

Именно для того, чтобы помочь избежать этого вида недоразумений, связанных с изначальной арийской расой, мы обычно употребляем термин «гиперборейский», появившийся в Греции ещё до известий о германцах. Как бы то ни было, нужно сказать, что, без всякого сомнения, термины «арийский», «нор-дически-арийский», «нордически-западный» и так далее, никогда не означают в рамках серьёзной расовой доктрины «немецкий» или «германский». Эти термины обозначают гораздо более широкую реальность. Они относятся к общему древу, в котором германские народы периода завоеваний являются лишь одним из многочисленных ответвлений. Всё это древо имеет право называться так, отражая происхождение великих народов — создателей цивилизации как на Востоке, так и на Западе — древняя Персия, древняя Индия, как и ранняя Эллада или сам

Рим. Среди всех этих народов могут существовать отношения кровного родства, но ни в коем случае не производности (происхождения одного от другого). О производности можно говорить только в смысле их происхождения из этого общего гиперборейского древа, восходящего к такой глубокой древности, что сегодня глупо выдвигать претензии от имени какого-либо исторического или тем более современного народа, представляя его единственным, исключительным потомком.

Экспансия североарийских народов шла в двух основных направлениях: горизонтальном (начиная с Запада и через Средиземное море, Балеарские острова, Пиренеи, Крит и Египет), и поперечном (северо-западное и юго-восточное направление, от Ирландии до Индии, с центрами, расположенными в регионе Дуная и Кавказа, который, вовсе не будучи, как представлялось раньше, «колыбелью» белой расы, был местом распространения на пути миграции одного из североарийских потоков). Что касается миграции собственно германских народов, то они, по сравнению с вышеуказанными двумя направлениями, относятся к несравнимо более позднему времени — последнему тысячелетию. Итак, вдоль этой горизонтальной оси и частично на пересечении с поперечной осью на Евразийском континенте возникли великие цивилизации Средиземноморья — те, что нам известны, и другие, дошедшие до нас только в виде жалких остатков. По отношению к этим цивилизациям, на основе совершенно новых доисторических горизонтов, надо видеть в нор-дически-германских народах периода завоеваний просто потомков, которые, происходя из общей семьи, были просто последними, появившимися на исторической сцене. Со всех точек зрения они уже не были «чистыми».

Конечно же, не имея за плечами всего того прошлого, что имелось у других групп той же семьи, они не были подвержены опасности смешения, и с физической и биологической точки зрения были «в порядке». Их жизнь в регионах с суровыми климатом и окружающей средой, где они были предоставлены сами себе, только усилила процесс селекции, укрепила такие черты характера, как упорство, изобретательность и смелость, в то время как отсутствие всякого контакта с внешними и городскими формами цивилизации позволило этим германским народам сохранить живые мужественные отношения, скреплённые воин-ской добродетелью и чувством чести и верности. По-другому дело обстояло в собственно духовной сфере этих потомков первоначальной североарийской расы: она подверглась определённой инволюции. В их традициях затемнилось первоначальное метафизическое и «солнечное» содержание, они стали фрагментарными, выродились в фольклор, саги и народные суеверия. С другой стороны, в этих традициях стала преобладать память не о первоначальных корнях, а о мифологизированных трагических событиях, выпавшие на долю одного из центров гиперборейской цивилизации — цивилизации Асов или божественных героев «Митгарда», отсюда хорошо известная тема «ragna-rufekr», обычно переводимая как «сумерки богов». Таким образом, чтобы ориентироваться в северогерманских традициях народов периода завоеваний и чтобы обнаружить истинное значение основных символов и воспоминаний, содержащихся в них, необходимо находить ориентиры в изучении наиболее древних арийских традиций, в которых сохраняются эти учения в наиболее чистой и наиболее полной форме: это не германские традиции, а традиции арийской цивилизации древней Индии и древней Персии, ранней Эллады и самого Рима. И немецкие расовые теоретики, как, например, Гюнтер, безоговорочно это признают91.

Характеристика проблемы происхождения, которую мы здесь обсуждаем, не должна ни в коей мере вызывать чувство неполноценности или подчинения с нашей стороны как итальянцев по отношению к исторически более поздним германским народам. Наоборот: подобно тому, как лучшие элементы итальянского народа соответствуют с точки зрения расы тела производному от нордической расы типу, точно так же в наследии наших наиболее возвышенных традиций, зачастую уходящих корнями к первоначальным временам, можно встретить эти же элементы «расы души» (стиль жизни, этос и так далее) и мировоззрение, общее для всех великих арийских и североарийских цивилизаций. Следовательно, посредством североарийских тезисов нашего расизма мы оспариваем право любого современного народа, каким бы он ни был, присваивать себе и монополизировать благородство происхождения, которое является общим. Это означает, что мы, насколько мы являемся и хотим быть наследниками древней арийской и римской цивилизации, и, следовательно, римско-германской цивилизации, сменившей её, признаём свою фактическую связь с североарийским духом, призванием и традицией.

Но, естественно, подобная позиция обязывает перейти от теоретического расизма к активному и созидательному расизму, задача которого состоит в том, чтобы из общего итальянского типа, весьма дифференцированного, извлечь и закрепить в существенной степени и чёткой форме тип — как физический, так и духовный — высшей расы, которая присутствует сегодня в итальянском народе в такой же степени, как и нордическая раса в немецком народе, будучи в обоих случаях подавленной этническим грузом со стороны инорасовых элементов и последствиями предшествующих процессов биологического и культурного вырождения.

Определённая ценность расовой характеристики проблемы исторических корней для формирования воли и для самосознания итальянца нового типа очевидна. Отсюда рождается подлинная «идея-сила», чувство достоинства и превосходства, не означающее высокомерия и основывающееся не на путаных мифах, создаваемых с чисто политическими целями, а на определённых традиционных знаниях.

14. ПРОБЛЕМА «ЛАТИНСТВА»

Тем не менее, нам могут возразить: «Всё это правильно, но как такие идеи соответствуют латинству? Разве мы не средиземноморцы, не латиняне, разве происхождение нашего народа и характер нашей цивилизации, как это признано во всём мире, не являются латинскими?». Этот латинский миф, если не по форме, которая ввиду последних событий демонстрирует только относительную прочность, то в виде «латинского братства» и фундаментального единства духа и способа восприятия «латинских» народов, по крайней мере в смысле «латинского» характера нашей итальянской цивилизации, всё ещё остаётся в силе во многих кругах, особенно в литературной и интеллектуальной среде, и имеет широкое хождение в преподавании различных дисциплин в наших школах. На основе этого мифа настаивают на противоположности, которое, несмотря ни на что, существует между нашими и всеми прочими народами, и, как следствие, на возможности только такого союза с ними, который диктуется только лишь общими политическими интересами.

Тем не менее, здесь мы опять имеем дело с сильным недоразумением, порожденным пассивным применением фраз и терминов, которые глубоко не рассматриваются. Что же всё-таки подразумевают, говоря «латинский»? Что, собственно, имеют в виду, используя это выражение?

Мы не случайно подчеркивали, что латинский миф — это любимое дитя в первую очередь литераторов и интеллектуалов. Действительно, в нынешнем понимании термин «латинский» (как и выражение «латинская цивилизация») имеет смысл, только если он используется в эстетическом, «гуманистическом» и литературном плане: то есть относится к миру искусства и культуры в самом поверхностном значении этих терминов. Здесь «латинство» — более или менее синоним «римского» элемента; другими словами, речь идет об отражении формирующей культурной деятельности Древнего Рима, которое сохранили некоторые народы, втянутые в орбиту Римской империи, вплоть до принятия его языка — латыни.

Если же, однако, взглянуть на данную проблему более глубоко, то можно легко обнаружить, что это «латинство», отражающее древнюю греко-римскую цивилизацию, является чем-то поверхностным. Можно сказать, что речь идет о штукатурке, с помощью которой безрезультатно пытаются скрыть как этнические, так и духовные различия, которые — как свидетельствует история вплоть до наших дней — могут быть даже антагонистическими. Как мы уже сказали, это единство существует только в мире литературы и искусства, и во многом сообразно с типично «гуманистической» интерпретацией, относящейся только к такому миру, в отношении которого древний героический Рим времён Катона не скрывал своего презрения. Также налицо общность в филологическом плане, но она уже является шаткой после того, как была неоспоримо установлена принадлежность латинского языка к общему арийскому и индоевропейскому древу: кроме того, остаётся фактом, что на уровне если не слов, то произношения и синтаксиса (склонения и так далее) древний латинский язык весьма близок к древнегерманскому, чего нельзя сказать о романских «латинских» языках. Так что, если отбросить половинчатые формулировки, то можно сказать, что это хвалёное «латинство» не соответствует никакой из действительно творческих и оригинальных форм, характерных для народов, входящих в эту общность. Речь идет просто о фасаде; не о существенном, а о второстепенном. Но это ещё не всё: с расовой точки зрения необходимо пересмотреть значение даже классического «греко-римского» мира, из которого происходит это латинство, и в отношении которого «гуманисты» питают почти суеверный культ.

Здесь невозможно рассмотреть ещё и эту проблему: просто скажем, что этот «классицизм» является мифом, очень близким к мифу «Просвещения», который хочет убедить нас, будто только в результате «завоеваний» эпохи Возрождения и последующего развития вплоть до энциклопедизма и Французской революции появилась, после «сумрака» Средних веков, «подлинная» цивилизация. В «классическом» мифе также выражен этот эстетствующий и рационалистический взгляд. Идёт ли речь о Греции или Риме, то, что считается «классическим», является на самом деле цивилизацией, которая в целом ряде аспектов, несмотря на своё внешнее великолепие, привлекающее всех людей «афродитичес-кой расы», представляется нам декадентской: эта цивилизация возвысилась, когда уже начался упадок предшествующей героической, священной, мужественной и собственно арийской эллинской и римской по происхождению цивилизации.

Напротив, важно указать, что, если говорить об этом первоначальном мире, созданном «солнечными» и «героическими» расами, термин «латинский» приобретает совсем иное значение — значение, которое ясно перечёркивает миф, о котором мы упомянули вначале. Укажем только на некоторые результаты последних исследований, которые ведутся сегодня в области рас и традиций доисторической и доримской Италии. Первоначально слово «latino» обозначало народ, чьё расовое и духовное родство с группой североарийских народов всерьёз не оспаривается никем. Латины представляли собой ветвь этой расы, дошедшую до центральной Италии; той самой расы, народы которой практиковали обряд кремации умерших, в отличие от оско-сабельской цивилизации, характеризовавшейся погребальным обрядом ингума-ции. Связь между этими цивилизациями, практиковавшими ин-гумацию, и средиземноморскими и азиатско-средиземноморскими доарийскими или неарийскими цивилизациями равным образом очевидна. Эти латины заняли некоторые районы Италии намного раньше появления этрусков и древних кельтов.

Среди более древних следов, оставленных словно кильватерная струя народами, от которых произошли латины, можно назвать недавние находки в долине Валь-Камоника. Эти следы соответствуют доисторическим следам первоначальных арийских рас, как североатлантических (франко-кантабрийская цивилизация Кроманьон), так и североскандинавских (цивилизация Фоссум). Мы встречаем в них те же символы «солнечной» духовности, тот же стиль, то же отсутствие знаков деметрийс-ко-теллурической религиозности, которые, напротив, присутствуют в средиземноморских неарийских или пришедших в упадок арийских цивилизациях (пеласги, критяне и так далее; в Италии — этруски, цивилизация Майелла и прочие).

Но это ещё не всё: обнаруживается родство между следами, найденными в долине Валь-Камоника, и дорийской цивилизацией, характеризующей народы, пришедшие в Грецию с севера и создавшие Спарту; им был свойственен культ Аполлона как гиперборейского солнечного бог. В действительности, согласно Альтхейму и Траутману, эта миграция народов, от которых произошли латины, и завершение которой в Италии привело к основанию Рима, во всём напоминает дорийскую миграцию, породившую в Греции Спарту: соответствующие проявления — Рим и Спарта — родственных рас тела и духа, в свою очередь связанных с собственно североарийскими расами.

Но когда мы говорим об изначальных Риме и Спарте, то очевидно, что это мир неукрощённых сил, сурового этоса, истинно мужественной выносливости и господства над собой. Такой мир едва ли можно найти в так называемой «классической цивилизации», пришедшей ему на смену и от которой, в свою очередь, якобы произошло «латинство» и «единство латинской семьи».

Если же, напротив, к термину «латинский» обращаются по поводу происхождения, можно констатировать полную трансформацию «латинского» тезиса. Первоначальное, истинное «латинство», соответствующее тому истинно арийскому, что содержится в римском величии, относилось к формам жизни и цивилизации, не противоречащим, а, напротив, родственным формам, также позднее проявленным северогерманскими народами перед лицом пришедшего в упадок мира, который был уже не только «латинским», а «романским» и более или менее визан-тинизированным. Напротив, под внешней штукатуркой это предполагаемое латинство содержит разнородные силы, способные держаться вместе только в качестве «мира словесности и искусства», и не более того.

15. РАСА, РИМСКАЯ ИДЕЯ И ИТАЛЬЯНСКАЯ ИСТОРИЯ

Как мы уже сказали, для перехода в сфере расизма от теории к практике одним из основных условий является ясное понимание смысла человеческого идеала, соответствующего наиболее выдающейся расе среди составляющих данной нации. Поскольку народ представляет собой расовую смесь, необходимо занять чёткую позицию в отношении различных его элементов: эта позиция должна быть как внутренней и индивидуальной, так и политической и коллективной. С этой точки зрения раса представляется по существу объектом предпочтения, выбора и решения.

Из вышесказанного уже можно понять, на какую расу падает наш выбор. Мы также приводили слова Муссолини, указавшего на римский элемент как на центральное ядро — «сердце» — вечного итальянского племени. Так что можно без сомнений сказать, что итальянская идея фашизма идентифицирует себя как римскую идею. Остаётся только раскрыть на основе чёткого арийского расового сознания смысл этой формулировки.

К несчастью, римская идея часто сводится у нас к простой риторике, к выражению, имеющему слишком переменчивое содержание. Доказательством этого является то, что хотя сегодня это выражение используется очень часто, однако приходится констатировать отсутствие всякого серьёзного изучения, направленного на то, чтобы придать римской идее подлинно живой смысл, который превзошёл бы пыльные археологические, филологические и убогие исторические труды университетских специалистов. Как ни странно, самый ценный вклад в изучение подлинного, живого Рима принадлежит не итальянцам, а иностранцам: швейцарцу Бахофену, немцам В. Отто, Ф. Альтхейму и Гюнтеру, венгру Кесенфи, норвежцу Этрейну. К ним можно добавить Маккиоро, который, хотя и является гражданином Италии, тем не менее, по происхождению «неариец».

Здесь мы скажем лишь, что выбор надо делать не только в отношении итальянских традиций, но также и традиций римских. Римская идея — понятие очень многогранное. Есть собственно арийская римская идея, отмеченная символами топора, орла, волка и так далее, являющихся частью гиперборейского наследия, и есть составная римская идея, сложившаяся из разнородных влияний — либо доарийских италийских слоев, либо выродившихся арийских цивилизаций. Что касается расового воспитания, представляется чрезвычайно важным выявить такие различия, проявляющиеся в обычаях, культах, обрядах и в самих институтах древнего Рима. Также крайне важно понять смысл борьбы, в ходе которой на определённом этапе победил арийско-римский элемент, освободившись таким образом от инородных (в основном этрусских) влияний, или же преобразовав их согласно своему высшему идеалу цивилизации. Мы вновь сталкиваемся с тайной историей, которая по большей части ещё не описана. Если кто-то захочет получить более глубокие познания в этой области, то может обратиться к нашей книге «Восстание против современного мира», где мы говорим как раз о «нордическом Риме», а также к работе Бахофе-на Die Sage von Tanakil («Предания Танакила») и работам других авторов, к которым мы обращаемся в этой книге.

В имперскую эпоху арийское римское самосознание покачнулось. Если из азиатских провинций в него привносились элементы древней солнечной духовности (например, митраизм, «божественная» концепция царского сана), придававшие ему энергию, то поступали также и ферменты этнического и духовного распада, тем более губительные, если учитывать этический, демографический и расовый упадок древней арийско-римской ветви. Для фашистской Италии, которая сегодня снова выполняет свою собственную имперскую миссию, расовые соображения по поводу судеб древней Римской империи, а также имперского символа Средних веков особенно поучительны.

Величие Рима создано элитой, мужественный и «арийский» стиль, а также изначальная исключительность которой хорошо известны. Итак, казалось бы логичным, если бы по мере того, как Рим постепенно собирал в своей империи и под своё крыло всё более сложную и разнообразную совокупность народов, это параллельно приводило бы к укреплению, защите и приумножению господствующего арийско-римского ядра. Однако происходит прямо противоположное: чем более расширяется древняя империя, тем более «римская раса» ослабляется или открывается чуждым влияниям: сомнительные по происхождению элементы поднимаются до высокого звания римских граждан; воспринимаются культы и обычаи, поразительно противоположные первоначальному римскому менталитету, как указывал уже Тит Ливий. Со своей стороны, императоры зачастую создавали вокруг себя вакуум вместо того, чтобы опираться на группу лучших, окружать себя людьми, верными древнему римскому самосознанию и ещё способными «проявлять твёрдость» как в расовом, так и этическом плане. Они же создали собственный абсолютный символ, веря в магическую власть своей обожествлённой, но уже ставшей абстрактной, изолированной и лишённой корней функции. Абсурдно было бы полагать, что, опустившись так низко, Империя смогла бы продолжать сколько-нибудь длительное время навязывать свою волю различным народам, которые политически находились в её орбите. Чистые случайности вместе с первыми серьёзными столкновениями на границах не могли не вызвать разрушения этого огромного организма, уже лишившегося станового хребта.

Что касается Средних веков, мы знаем, что церковь прилагала усилия, чтобы возродить наднациональный символ Рима, объединив идеалы новой веры и новую имперскую идею — идею Sacrum Imperium (Священной Империи). Но всё же итальянский народ, так сказать, остался в стороне от формирования этого нового символа: вовсе не ставилась задача выявить в составе нашего народа ядро, которое с расовой и духовной точки зрения было бы на высоте такого символа. Напротив, возобладал средиземноморский элемент, склонный к анархизму, индивидуализму и партикуляризму, источник нескончаемых споров и противостояния, не говоря уже о сильном падении общего этического уровня. Отсюда знаменитая фраза Барбароссы, который справедливо заклеймил людей, похвалявшихся тем, что являются номинально «римлянами». Следствием всего этого явилось то, что средневековая имперская функция, хотя и называлась римской, в основном присваивалась представителями других народов, в первую очередь германских, в которых лучше сохранились определённые черты расы, и в построении сред-невековой римско-германской имперской цивилизации Италия как таковая играла небольшую роль.

Таковы два ярких примера опасности, с которой сталкивается всякое имперское строительство или идея, когда они не покоятся на прочной расовой основе. Что же касается выбора традиций, который заставляет сделать арийское расовое сознание в свете последующей итальянской истории, необходимо привыкнуть к радикальным изменениям перспективы. Так, подчеркнём, что ни в коем случае не стоит считать истинно нашей (в противоположность тому, чему учит позорная «история Отечества» масонского толка) Италию коммун, боровшуюся против императорской власти: это была вовсе не «борьба против захватчиков», а борьба между носителями двух противоположных типов цивилизации. Именно на стороне императора и против коммун выступала феодальноаристократическая цивилизация, в значительной степени ещё сохранявшая арийский и североарийский образ жизни, и на её стороне сражались такие в высшей степени итальянские князья, как князья Савойи и Монферрато. Следовательно, о нашей Италии нужно говорить как об Италии гибеллинов и Данте, а не гвельфов и коммун.

Равным образом, невзирая на опасность показаться «иконоборцами», мы считаем, что надо воздерживаться от чрезмерного восхваления вклада Италии в гуманистическую цивилизацию и вообще в так называемое Возрождение. Несмотря на своё кажущееся великолепие, эта гуманистическая и «афродитическая» цивилизация литературы и искусства означала, прежде всего, упадок и отказ от ряда более глубоких и серьёзных традиций. Не считая индивидуалистической стороны, которая должна была отражаться в стиле власти и в бесконечных распрях между итальянскими городами и их полководцами, именно в лоне этой цивилизации формировались зародыши, которые в итоге развились в Просвещение и ему подобные явления современного упадка. С другой стороны, претензии на преемственность между античным классицизмом и гуманизмом основываются на сильном заблуждении, ибо были воссозданы только наиболее внешние аспекты древнего мира, но вовсе не самые древние — собственно арийские, героические, сакральные, традиционные.

Так мы приходим и к необходимости пересмотра «итальянских» ценностей Рисорджименто92 и Мировой войны 1915–1918 гг. Неоспорима и уже общепризнанна та роль, которую (оставляя в стороне чистоту намерений многочисленных патриотов) играли в Рисорджименто влияния со стороны либо масонства, либо французского якобинства, и, в общем, идеологии, которая в либеральной и демократической форме является по своей сути антирасистской и антиарийс-кой. То же самое можно сказать и в отношении нашего вступления в войну в 1915 году: мы вступили в бой за национальные интересы, но по сути во имя масонско-демократической идеологии союзников, намеревавшихся уничтожить государства, ещё сохранявшие иерархически-аристократическую структуру вместе с чувством расы и традиции, несмотря на влияние евреизирующего капитализма и определённой культуры. Но всё же вступление в войну имело для нас также и смысл героического испытания, вновь пробудив те силы, которые впоследствии благодаря радикальным переменам привели в итоге к фашистской и римской Италии.

Всё это — лишь некоторые указания, которые необходимо адекватно развивать и обобщать. Эта новая форма рассмотрения итальянской истории должна стать точным выражением нашего самосознания и расовых арийских убеждений.

16. ТИП НАШЕЙ «ВЫСШЕЙ РАСЫ»

Итак, каков же тип нашей «высшей расы»? Внешне это высокий тип, у мужчин широкие плечи; конечности пропорциональны; он строен, энергичен, форма головы — долихоцефальная (иногда меньше, чем у собственно нордического типа: вспомните голову Цезаря). Волосы преимущественно тёмные; в отличие от менее чистых средиземноморско-итальянских типов, волосы не кудрявые, а максимум волнистые; губы не пухлые, а брови не густые. Нос тонкий и удлиненный, прямой или слегка орлиный («орлиная» раса Фишера). Нижняя челюсть хорошо развита, хотя и менее выступающая, чем у нордического типа, однако из-за выделения лба и носа создаётся впечатление активного типа, готового к нападению.

Глаза могут быть карими, голубыми или серыми. В то время как у итало-средиземноморских типов менее благородного происхождения взгляд часто блуждающий, потухший или меланхоличный, здесь он ясный и твёрдый (как говорят, «смотрит в лицо», прямо перед собой); взгляд проницательный, отличный от косого или злобного взгляда средиземноморцев, смешавшихся с ближневосточными элементами. Привычка жестикулировать (которая, как считается, характерна для итальянцев) ему чужда: его жесты выразительны, но не импульсивны и не беспорядочны — это жесты, которые не указывают на преобладание инстинктивной, неконтролируемой стороны его характера, а, напротив, являются продолжением сознательной мысли. Его скорость реакции выше, чем у нордического типа того же происхождения, как и его динамизм (который, тем не менее, всегда остается чётким, контролируемым, сильно отличающимся от лихорадочности или вульгарной жизнерадостности).

Согласно расовым теоретикам, основные добродетели древнеримского типа североарийской расы таковы: сознательная храбрость, самообладание, скромная и скупая речь, продуманная решительность, смелое чувство господства. Можно говорить о его «добродетелях», но не в моралистичном и избитом смысле этого слова, а в смысле бесстрашной мужественности и силы. Его добродетели — это fortitude (твёрдость) и constantia (постоянство), то есть сила духа; sapientia (рассудительность, то есть способность к глубокому размышлению); humanitas (человеческое достоинство) и disciplina (дисциплина), то емть идеал твёрдого саморазвития человека, умеющего приобретать внутреннее богатство; gravitas или dignitas — достоинство и внутреннее спокойствие, которые у аристократии достигают уровня solemnitas (торжественности). Арийской и особенно римской добродетелью также является fides — верность. Римской и арийской была любовь к чётким действиям, без выставления напоказ; это был реализм, который, как справедливо отмечалось, вовсе не означал материализма. Идеал ясности, выродившись в рационализм, в качестве эха «латинского» менталитета остался в этой сфере более верным первоначальной сущности, чем романтическая душа определённых людей, физически более нордических. В древнеримском арийском человеке pietas (набожность, благочестие) и religio (религия) имели мало общего с последующими формами религиозности: это было чувство уважения и союза с божественными и, в общем, сверхчувственными силами, в отношении которых он чувствовал, что они являются составной частью его жизни, как индивидуальной, так и коллективной. Римский арийский тип всегда с подозрением относился к заброшенности души и путаному мистицизму, но также и отрицал семитское раболепие перед божественным. Он чувствовал себя не индивидом, растерзанным и запятнанным чувством греха и плоти, должным оказывать достойный культ божеству, но цельным человеком, как спокойная и гордая душа, способная предчувствовать направления, по которым её сознательная и определяющая деятельность могла бы стать продолжением самой божественной воли.

Что касается мира как общества, respubblica, то древний арийский и римско-арийский человек понимал его как космос, то есть как совокупность отличных друг от друга сущностей, объединённых не смешиванием, а высшим законом. Отсюда также идеал иерархии, в котором чувство личности и свободы примиряется с идеалом высшего единства. Следовательно, это не был ни либерализм, ни социализм либо коллективизм: suum cuique, каждому своё. Положение женщины в обществе было не слишком низким (как в некоторых азиатских обществах), но и не слишком высоким (как в других обществах, на которых оказали влияния лунные и деметрийские расы). Тем не менее, существовала дистанцированность от женщины, от озабоченности сексуальной сферой, и решительное утверждение отцовского права, авторитета мужского главы семьи или рода, и почти «феодального» чувства ответственности или верности этому главе перед государством.

Таковы элементы, характерные для римского и арийско-римского стиля души и духа. Для того, чтобы воплотить их в живой идеал нашей «высшей расы», нужно будет увидеть органическое соответствие физической форме высшего арийско-итальянского типа.

По мере того, как такой тип будет становиться всё более видимым и реальным, будет необходима особая коллективная духовная среда. Это не противоречит тому, что уже было сказано о необходимости среды и содействии наследственности. Там, где типы уже смешаны и в каждом человеке живут и действуют различные расовые компоненты, влияние среды становится всё более важным — не в смысле искусственного создания того, чего не существует, а в смысле создания благоприятных условий для проявления и преобладания одного из этих компонентов за счёт других. Представим себе цивилизацию, в которой господствуют ев-реизированные и антирасистские концепции; неизбежно даже среди народов, у которых преобладает арийская и нордическая кровь (за исключением случаев пробуждения реакции), на поверхность поднимется и возобладает то, что в каждом человеке и у каждого народа в общем соответствует антирасе и отбросам низшей и загрязненной крови. Или же, там, где тон всей цивилизации задали афродитизм, дионисизм или другой тип расы духа, в силу закона «подобное притягивается к подобному» мы увидим соответствующий результат: соответствующая наследственность станет «доминантной», в то время как присутствующая наследственность арийской расы (например, солярной и героической), напротив, станет «рецессивной», подавленной.

Необходимо ясно понимать, что в среде, насыщенной духовными силами и героическими призваниями, создаётся климат, которого требует наша «высшая раса», чтобы снова проснуться и по-настоящему определять будущее нашей нации.

17. ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОЛЕ ФАШИСТСКОГО РАСИЗМА

В качестве окончательной характеристики высказанного здесь взгляда скажем несколько слов об историческом поле расизма.

Сила любой по-настоящему творческой и новаторский идеи, зависящая главным образом от сопредельных обстоятельств, происходит из того факта, что она представлена в правильный момент, что она прививается на совокупность беспорядочных исторических нужд, организуя её положительным образом и в определённом направлении. Следовательно, обладание чувством исторического «поля» какой-либо идеи является необходимым условием для того, чтобы она могла возыметь своё действие в полной мере.

Что касается «исторического поля» расизма, то следует вкратце напомнить общую интерпретацию истории, основанную на социальном делении на четыре части, характерном для всех древних цивилизаций традиционного типа — от арийских цивилизаций Востока до средневековой германо-римской цивилизации.

Согласно этому четвертичному делению, наверху иерархии находятся духовные вожди; затем следует военная аристократия, которой подчиняется буржуазия; затем идёт каста слуг.

Мы обязаны прежде всего Рене Генону демонстрацией того, что смысл так называемой «эволюции» состоит ни в чём ином, как в упадке власти и типа цивилизации с одного на другой уровень или способ существования, посредством которых определялась вышеуказанная иерархия. Эпоха, когда духовные вожди в той или иной форме — например, священные короли, — обладали верховной властью, уходит корнями почти в доисторические времена. Затем власть опускается на один уровень, переходя в руки военной аристократии; это приводит к периоду цивилизации, в которой короли в первую очередь являются военными вождями. Такая картина наблюдалась в Европе с её различными традиционными династиями вплоть до вчерашнего дня.

Либеральные и демократические революции приводят к новому падению уровня: реальная власть переходит в руки буржуазии в разнообразных формах плутократических олигархий со своими «королями» нефти, золота, стали и так далее. И, наконец, социалистическая революция и коммунистическое движение, похоже, становятся прелюдией заключительной стадии падения, поскольку диктатура пролетариата должна означать переход власти к современному эквиваленту последней из древних арийских каст: к касте шудр, бесформенным и материалистическим массам слуг. Эти концепции мы развивали в ряде наших работ.

Здесь, по нашему мнению, необходимо отметить, что вышеуказанная иерархия отнюдь не является плодом сложившихся обстоятельств, а, напротив, сформировалась по определённым причинам «аналогичного» порядка. Она отражает дифференциацию и иерархию, существующие между частями нормального человеческого организма, так что по аналогии можно сказать, что государство — это «большой человек». В этом смысле духовные вожди соответствовали функциям, которые выполняет в человеческом организме дух, сверхъестественное ядро личности; воинская аристократия соответствовала воле; буржуазия — процессам «экономики» организма; слуги — всему тому, что у человека является детерминизмом чистой телесности.

При размышлении из этой аналогии можно сделать один важный вывод: каждый человек имеет собственное лицо, качества и индивидуальность, связанные прежде всего с двумя высшими принципами: духом и волей. Если их не хватает, неизбежно наблюдается падение в недифференцированное, в сублич-ностное. Верность вышеуказанной аналогии подтверждается тем фактом, что исторические эпохи, ознаменовавшиеся восхождением двух последних каст, демонстрируют как раз те силы, которые в человеческом существе находятся в аналогичном соответствии: когда власть принадлежит не духовным вождям и не аристократической элите, а узурпирована третьим сословием, плутократической олигархией и, наконец, миром материалистических масс, исчезает всё то, что является традицией, естественным чувством нации, крови, расы, касты, и поэтому утрачивается всё то, чему различные человеческие общества обязаны своими качественными отличиями, своей личностью, своим достоинством. Им на смену приходят космополитизм, интернационализм, коллективистская уравниловка, стандартизация. Всё это происходит в соответствии с логикой необходимости, под знаком смешения рационализма и материализма. Так что в этих сумеречных типах цивилизации действительно можно вообразить, что экономика — это высший закон истории (Карл Маркс). Вместо «отжившей своё» веры создаётся суеверная религия науки и техники, и вместе с коллективистским мифом наблюдается пришествие механистической, примитивистской, обскурантистски-иррационалистической и бездушной цивилизации и культуры.

Этого краткого исторического обзора достаточно, чтобы окончательно понять законность требований крови и расы в области расового образования. Фашизм и другие аналогичные политические движения утвердились как восстание и воля к возрождению подошедшей к своему закату западной цивилизации. Они призваны возвысить ценности и принципы, относящиеся к первым двум функциям вышеуказанной четырёхфункциональной системы. Отсюда в качестве соответствия фашистскому отрицанию интернационализма и космополитизма логично следует необходимость прежде всего нового появления идей, несводимых ни к чему механистическому, детерминистскому, бездушному — как к чистой материи, так и к экономике или рационалистическому мифу. И эти ценности в первое время не могут быть ничем иным, кроме как ценностями крови, ценностями расы — человеческих групп, чётко дифференцированных по глубинным силам происхождения, действующим и могущественным силам, стоящим превыше всякого экономического детерминизма, массового материализма, буржуазной культуры и индивидуалистического разложения. Именно из этих сил происходят качества «расы», которые, как мы сказали, всегда подразумевают нечто аристократическое и в то же время превосходят узкие границы индивида: их невозможно создать с нуля, они неразрывно связаны с определённым достоинством и традицией.

Этого вполне достаточно в качестве первого приближения к общей идее «исторического поля» расовой доктрины и к значению, которое оно имеет для фашизма. Отсюда следует также направление, в котором нашу расовую доктрину нужно развивать далее.

Там, где фашизм занял позицию как против мира коллективизированных и механизированных масс, так и против рационализма Просвещения, против буржуазной цивилизации в общем и плутократии в частности, в принципе были преодолены формы, соответствующие двум последним фазам европейского упадка и низшим кастам древней арийской иерархии: касте слуг и касте буржуазии или торговцев, шудр и вайшья, третьему и четвертому сословиям. Но необходимо идти дальше, то есть прилагать усилия с тем, чтобы в этой новой цивилизации снова стали определяющими ценности, образ жизни и способ восприятия, свойственные двум высшим ступеням, в древности соответствовавшим воинской аристократии и высшей духовной власти.

Именно в соответствии с этим необходимо развивать фашистскую расовую доктрину и, следовательно, представлять её в целом, что мы попытались обосновать в предыдущих главах. Прежде всего, нужно исходить из того, что раса, помимо её биологического и антропологического значения, всё более отчётливо приобретает также и героическую и аристократическую значимость. Общность крови или расы будет предпосылкой, основой. Но внутри такой общности процесс адекватного отбора установит последующую разницу, вследствие которой может появиться нечто подобное новой аристократии: группа, которая (не только в физическом плане, но также и в плане героической души, стиля, характеризующегося честью и верностью) выявит «чистую расу», подлинную расу или расу в высшем смысле.

Таким образом, перед нами открывается широкое и плодородное поле для синтеза расовых принципов и принципов фашистской «мистики» и этики, с возможностью оставаться верными нашим лучшим традициям, а также предотвратить коллективистские и социалистические уклонения, иногда отмечаемые при поспешном политическом использовании в других странах. Со своей стороны, расизм второй степени или доктрина рас души стремится уточнить основные ориентиры для чёткого и научно основанного действия в этом смысле.

В качестве последней фазы реконструкции, связанной с проблемой духовных вождей, наилучшие ориентиры можно будет найти именно в «арийском мифе», понимая под ним глубинные исторические корни. К большому сожалению, в определённой среде «арийский» имеет то же значение, что и «антисемитский», и также в области законодательства это слово имеет только отрицательное значение: если кого-то называют арийцем, то это значит, что он не еврейской крови и не принадлежит к цветной расе — иных условий нет. Необходимо реагировать на превращение арийской концепции в простую банальность. Наоборот, в своём полном смысле термин «арийский» должен снова означать для новых поколений, а также для воспитателей этого поколения, расу духа или, точнее, расу «солнечного» или «героического» типа в том смысле, который мы дали этому термину. На этом пути фашистский расизм приведёт к решающей ликвидации всякого подозрения в «материализме» или «зоологизме». Он вовсе не исключает область, свойственную над-мировой и над-временной реальности, и именно в ней он найдёт своё естественное увенчание и осуществит, опираясь на вполне определённую и восходящую к нашим корням традицию, фашистское стремление придать Революции также и «религиозную» значимость и характер возрождения в области высших ценностей.