Катится камень

Стеклянный человечек

—

В доме сумрачном и хмуром,

На шкафу обетованном —

В череде других фигурок

Человечек жил стеклянный.

—

По наследству от природы

Лишь стекло ему досталось:

Человечек был уродлив

И внушал собою жалость.

—

Сам кривой — взглянуть противно,

Пара шрамов в виде трещин…

Враз его прозвали «быдлом»

Все фарфоровые вещи.

—

Но давно лишившись слуха

Вместе с разумом и речью,

Знать не знал — ни сном, ни духом,

Наш стеклянный человечек

—

Про презрение, про жалость

И про ненависть соседей.

Хорошо ему стоялось

На надежной шкафа тверди.

—

Может, думалось про что-то,

Может, сны какие снились,

Про детей, семью, работу,

И другие «счастья» жизни.

—

Если свет звезды стоВаттной

Задевал его макушку,

Преломлялся многократно

Луч в стеклянной черепушке —

—

И как будто солнца блики

Разбегались по квартире.

В этот миг урод безликий

Многих был красивей в мире.

—

Не фигурка — загляденье!

Но, как только свет погасят,

Растворится наважденье —

Все вернется восвояси.

—

И опять соседи пилят:

«Занимаешь столько места!

Чтоб тебя уже разбили —

Нам и так на полке тесно!»

—

Жизнь ключом к реке стремится —

Торопливо и устало.

Вот пришла пора случиться

Предсказуемому финалу.

—

Раз, придя домой под вечер,

Я плечом задела полку…

Был стеклянный человечек —

А теперь стекла осколки.

—

Ну, да мне какое дело?

Целый полк таких уродцев,

Наштампованных «системой»,

В магазинах продается.

—

Но прошла лишь пара дней —

Без фигурки стало грустно.

Новый краше и стройней,

Только светит как-то… тускло?

Книжные дети нового века

—

Растворились в пожарах Берлинские Стены,

Но содвинуты кружки, нахмурены брови:

Сторожей поколенью достойная смена —

Поколенье философов, жаждущих крови.

—

В чистых залах собраний, на кухнях «совковых»,

По дворам, по лесам у костров на рассвете,

Ищут старую правду и спорят о новой

Пережившие прошлое книжные дети.

—

Не нужны им ни пепси, ни джинсы, ни гласность —

Не хватило беды, революций, войны.

Каждый ищет врагов, каждый ищет опасность —

И находит ее посреди тишины.

—

Идеалы и цели плодятся, как крысы.

Суть у многих одна — только разный жаргон.

В них про долг и про братство бессчетные мысли,

Вместе с верой в незыблемый джунглей закон.

—

Так рождаются новые сказки о мире,

Где вся правда — в руках, где ресурсы — ничто,

Где царят первобытные разум и сила.

Сказки тех, кто не знал и не знает про то,

—

Что звериная ярость есть следствие голода,

Да такого, что в книжках о нем не прочесть.

Что желание жить служит храбрости поводом,

Без привычных отсылок на верность и честь.

—

Поколение тех, кто погряз в переменах,

Покорявшихся без разрушения стен.

Как бы не было жалко всех честных стремлений,

Я надеюсь, они завершатся. Ничем.

—

Зарево

—

Каждый новый день

застает врасплох.

Каждый новый год

убавляет сил.

Если б снова здесь

смог родиться Бог,

Он бы спился и

обо всем забыл.

—

Как тут днем с огнем

отыскать добро.

Раз уже на все

не хватает зла?

Седина — по сердцу,

тут и бес в ребро:

Выноси, кривая,

дуй куда несла!

—

Уходя, оставь

за собой костер —

Ветер пролетит,

распалит угли,

И пойдет пожар,

осветит все то,

Что забыли мы,

что не берегли.

—

Прошлое лизнет

пламя языком,

Мусору не даст

вырасти травой

Пусть горит огнем

тот проклятый дом,

Дом, который мог

стать твоей судьбой.

—

Может слишком зло

думать стала я.

Плачет Бог в стакан,

верит, что спасет.

Только пал идет,

корчится земля,

Аленьким цветочком

зарево цветет…

Корабли

—

Мы сегодня будем пить до зари.

Говорить — и до краев наливать…

Нам сегодня провожать корабли.

Те, которых не смогли мы создать.

—

Им не гнить в земле, в воде не тонуть

И в огне не погибать в облаках.

Не найти их чертежей… Но плеснуть

За окно вина подскажет рука:

—

Пусть не вспыхнет ни звезда, ни свеча,

И сугроб не прорастет трын-травой —

Те, кто должен корабли был встречать,

Нас услышат. И нальют по второй.

—

Мы сегодня будем пить до утра.

До гудков заводов, гула машин —

Мы сегодня провожаем вчера

И поэтому не можем спешить.

—

Пусть прохожие бранят гололед,

Торопясь, но не надеясь успеть —

День сегодняшний получит свое

Став прошедшим и непрошеным впредь.

—

Мы нальем еще и выплеснем вон:

Градус тот же, что портвейн, что мороз.

Нам весну сегодня звать не резон,

Мы с зимой идем сегодня вразнос.

—

Мы сегодня будем пить дотемна,

Пить до рвоты, до зеленых соплей.

Будет пепел снегом падать в стакан.

Будет снег кружить вокруг фонарей.

—

Будет кто-то говорить: «Дурачье!

Наше время! Что мы делаем с ним?!»

Кто-то голову склонив на плечо,

Зажигалкой щелкнет, выдохнет дым.

—

Будет тусклый электрический свет,

Темнота за пеленой коньяка

И неверные огни сигарет —

Как далекий огонек маяка.

—

Мы сегодня будем пить до зари.

Пить за тех, кто в ночь не может уснуть…

Пить за тех, кто все же ждет корабли.

Пить за ветер в парусах.

В добрый путь!

Никогда не пропускай поезда…

—

Никогда не пропускай поезда.

Никогда не вспоминай про вокзал.

Никогда не говори никогда.

Никогда не забывай, что сказал.

—

Не жалей своих не прожитых лет.

Не жалей своих проваленных дел.

Не жалей, что здесь всему есть предел.

Не жалей проводнику сигарет.

—

Не смотри, как догорает закат.

Не смотри, что за окном рассвело.

Не смотри ни на минуту назад.

Не смотри, не протеревши стекло.

—

Полюби того, кто знает, как жить.

Полюби того, кто честен в словах.

Полюби того, кто может любить.

Полюби игру колес в поездах.

—

Думай, что с собою взять, наперед.

Думай, что придется выбросить прочь.

Думай, что тебе несет поворот.

Думай чаще. Это может помочь.