Кенигсберг дюз пуа

8. Неотвратимость

Митя, как говорится, предполагает, а Кёнигсберг располагает. Располагает он целой батареей средств, которые служат двум целям: 1) вытрясти из Мити как можно больше денег; 2) нанести сокрушительный удар по его трезвости и насупленности.

Вначале всё шло по плану. До бара доехали через двадцать две минуты после начала трансляции. Умолчим о том, сколько крика и нервных клеток стоило обоим это опоздание.

Гена, как только переступил порог бара, сделал вид, что с Митей не знаком, взял разом две кружки пива и заметался среди разноязыкой толпы любителей «Евровидения». На 60-дюймовом экране извивались ногастые девушки. Грохотала песня, произведённая где-то в Восточной Европе. Свободных скамей и табуреток не было. Генино лицо уже перекосилось от фрустрации, уже опустились вооружённые пивом руки, но тут расступилась группа испанцев, стоявшая у высокого столика. Испанцы взяли Гену к себе.

Митя отвернулся от Гениного хэппи-энда. Вышел на улицу. У входа в бар шелестели деревья, мягко подсвеченные снизу. Солнце давно зашло. На проезжей части наконец иссяк затяжной кёнигсбергский час пик. Стоял майский вечер, спокойный и прохладный, когда запах свежей листвы теснит выхлопные газы, и хочется бесцельно бродить по городу, а лучше целеустремлённо шагать вдоль сияющих витрин и полутёмных ресторанов на самую важную встречу, а ещё сидеть на скамейках, и ловить такси на другой конец города, и знакомиться с новыми людьми, и головокружительно пьянеть в ночном клубе с большими диванами, – одним словом, многообразно искать приключений на свою молодую задницу.

Нет, Митя не сдался сразу. Исступлённо трезвый, как и было запланировано, он сверился с картой, он прикинул маршрут до Балтийского района и даже поехал по этому маршруту, вглядываясь в щиты с направлениями и названиями улиц. Лишённый Гены, Митя не обратил внимания на то, что прикинутый маршрут пересекает Каштановую аллею. Да не абы где, а в самой гуще Торчка – ароматнейшего из всех ароматных мест Кёнигсберга.

Именно там, на перекрёстке Чапаева и Каштановой (в народе просто «Аллея»), Митя встал на светофоре. Роль этого светофора в новейшей истории трудно переоценить. Кто знает, как бы всё повернулось, не будь его там? Или покажи он Мите зелёный свет вместо красного? Лично мне вполне очевидно, что Митя промчался бы мимо, на всех парах и без тени сожаления. Он не решил бы закурить в ожидании зелёного света, не опустил бы стекло, не принюхался бы – и уж по-всякому не припарковался бы (после мгновенно проигранной внутренней борьбы) на улице Огарёва, что тоже вписывается в исторический перекрёсток.

- Охуеть, – прошептал Митя, выбравшись на тротуар. Ещё раз втянул в себя воздух. – Охуеть.

- А с чего, собственно, охуевать-то? – сказали за кадром. – Башло есть?

- Чего? – обернулся Митя.

Его взору предстал высокий мужчина в вельветовом пиджаке. И пиджак, и протёртые джинсы, и зелёная футболка с какими-то загогулинами были явно куплены в расчете на лишний вес, который так и не появился. Из-под джинсов торчали чёрные ботинки с тупыми носами.

Развязавшийся шнурок на левом расстилался по мостовой. Из всего гардероба впору сидели только очки-велосипеды на широком носу. Ниже носа была чеховская борода. Выше – большой лоб и волосы, стоявшие дыбом.

- Башло, извиняюсь, есть? – дружелюбно повторил мужчина, не вынимая руки из карманов.

- … Башло?

Мужчина посмотрел на Митю новыми глазами.

- Из России?

- Ну да.

- «Башло» - это деньги, – мужчина сложил три пальца в горсть и потёр их друг о друга. – Особенно в контексте предстоящей покупки алкоголя и лёгких наркотиков. Ты как насчёт этого? Подтянут?

- Ну да, – Митя не знал, что в таком контексте означает «подтянут». Он смело пошёл на риск.

Мужчина ёмко кивнул.

- Попотчуешь? Я тебе пригожусь.

- В смысле? – насторожился Митя.

- В смысле! – подтвердил мужчина. – В прямом. Первый раз здесь, я ведь правильно понимаю? Внове всё?

- Ну как бы да…

- Вот. Буйство глаз и половодье чувств. А я объясню и посоветую. Рогер, – он вытянул руку.

Митя пожал её.

- Дмитрий.

- Очень приятно, Дмитрий. Следуй за мной. Я отведу тебя в самое гостеприимное место на всей Аллее, – он развернулся и пошёл к перекрёстку, не дожидаясь Митиной реакции.

Да и какая, если уж на то пошло, могла быть у Мити реакция? Мучительные сомнения? Праведный гнев? Или другие преступления против психологической достоверности?

Взял и пошёл следом.