Киноповести

КОТОВСКИЙ

КАНИКУЛЫ!

Весна.

Вывеска:

Шумная толпа учеников выбегает на улицу. Возня, драка.

Три друга — Харитонов, Каракозен и Котовский — рвут книги и тетрадки.

Ветер подхватывает обрывки бумаги и несет их по улице.

— До осени! — кричит Котовский.

Навстречу ребятам, наклонив голову, идет бык.

Каракозен запевает:

Котовский подбегает к торговке, срывает с ее головы платок.

Ученики поднимают восторженный рев:

— Плащ, плащ!..

Торговка ругается. А Котовский идет навстречу быку. Он идет, наклонив голову, крепкий, широкоплечий, вихрастый, упрямый. Взмахивает платком. Бык останавливается, сверкнув налившимися кровью глазами, и бросается вперед. Каракозен взбирается на забор. Оттуда кричит:

— Внимание, внимание! Начинается настоящий испанский бой быков. Почтенный публикум! Вы видите перед собой двух быков. Слева бык черный, славится злым нравом, кличка «Фомка», справа бык — шатен, славится упрямством. Кличка «Гришка Котовский». Внимание!

Котовский раздразнил быка.

Бык гонится за ним, бросается на него. Мальчишки орут, визжат, свистят, аплодируют. Изо всех домов выбегают люди.

Котовский, схватив рассвирепевшего быка за рога, валит его на землю, пригибает морду к земле. Покоренный бык тяжело вздымает бока и косит злым глазом. Изящным жестом завзятого матадора Котовский под гром аплодисментов броском возвращает торговке платок.

Вдалеке слышится протяжная песня.

Пейзажи прекрасной Бессарабии проплывают перед нами. Плодородные долины, маленькие быстрые реки, лесистые горы, и виноградники, и баштаны, и луга, и берега Черного моря, и дремучие леса.

Трое юношей — Котовский, Харитонов и Каракозен — стоят на высоком берегу реки. Котовский грызет травинку.

К а р а к о з е н (Харитонову). У меня, Тихоня, все меняется. Папа хотел, чтобы я стал у него управляющим имением, но теперь он передумал. Я еду в Петербург, поступаю в военное училище. (Котовскому.) А ты?.. Гриша!

К о т о в с к и й (помолчав). Не знаю, не знаю еще… Твердо могу сказать только одно: никогда, ни за что не покину Бессарабию. Никогда… Это моя родина. Я останусь здесь. Я буду ее рыцарем.

Х а р и т о н о в. Немного высокопарно, но благородно…

К а р а к о з е н. Рыцарь… К сожалению, это не должность… А может быть, ты пойдешь к моему отцу в агрономы?

К о т о в с к и й. Конечно, пойду. Это прекрасно!..

Песня — протяжная, молдаванская дойна — становится слышнее.

Быстрая смена кадров.

Котовский на виноградниках в имении Каракозена подрезает и подвязывает лозу.

…Скачет по лугу, навстречу бесчисленным стадам Каракозена.

…Показывает девкам, как надо доить корову.

Мы видим его в поле, на уборке урожая, на деревенском празднике. Котовский пьет с молдаванами вино и танцует с девушками «джок». Он возмужал, загорел.

И вот он подъезжает верхом к усадьбе Каракозена. Прислушивается. Останавливает коня.

Двор усадьбы. Посреди двора топчан. К нему привязан бородатый мужик. Его секут слуги князя. В стороне угрюмая толпа крестьян. Слышатся всхлипывания баб.

Котовский дает шпоры коню. Въезжает во двор. Увидев экзекуцию, соскакивает с коня, бросается вперед.

Мы не видим, что делает Котовский, но легко догадываемся о происходящем по реакции крестьян.

Слышны удары, крик, грузное падение тел. Стоящие сзади стараются заглянуть через головы передних.

Котовский развязывает веревки и освобождает мужика.

В стороне, довольно далеко от места экзекуции, лежат на земле слуги. Они со стонами, потирая ушибленные места, поднимаются.

К о т о в с к и й. За что?

С л у г а. За потраву, Григорий Иванович.

К о т о в с к и й. Кто приказал сечь?

С л у г а. Сам князь приказал, Григорий Иванович…

Распахивается двустворчатая резная дверь.

По лестнице замка быстро поднимается Котовский.

Идет… перед ним распахивается еще одна дверь… третья, четвертая…

Из кабинета навстречу выходит князь со своими гостями. Он в охотничьем костюме, с хлыстом в руке.

К н я з ь. Что случилось?

К о т о в с к и й. Крепостное право отменено. Кто вам позволил сечь крестьян?

К н я з ь. Простите, пожалуйста, господин управляющий, я забыл спросить у вас разрешения.

К о т о в с к и й. Пороть людей я не позволю…

К н я з ь. Вон отсюда!

К о т о в с к и й. Пока не прикажете отменить порку — не уйду.

К н я з ь. Вон из замка, мерзавец!

Бьет Котовского хлыстом. Тот сгребает князя, поднимает и швыряет в закрытое окно.

Звон стекла. Гости шарахаются в стороны.

Привязанный толстыми веревками к топчану, лежит Котовский. Слуги Каракозена секут его. Вокруг толпа крестьян. Среди них бородатый мужик, которого спас от порки Котовский. Это — Порфирий Папеску.

В стороне гости князя и пристав Хаджи-Керим. Лицо князя в пластырях и кровоподтеках. Рука на перевязи.

Котовский закусил губу, молчит. Свист плетей, удары.

К н я з ь. Ну вот, теперь подходящая обстановка, чтобы продолжить наш спор, господин Котовский… Итак, вы утверждаете, что я не имею права пороть людей?

Слуги бьют Котовского.

К н я з ь. Но разве происходящее с вами сейчас плохой аргумент для доказательства противного?

Сыплются удары плетей…

К н я з ь. Я не слышу ваших аргументов.

С л у г а. Сто!

К н я з ь (приставу). Господин Хаджи-Керим, теперь вы можете забрать его.

Тюрьма. Общая камера. У окна поет жалостливую блатную песню молодой воришка. В углу играют в карты. Банк держит одноглазый убийца — Загари. Его партнеры — Михальский, Витенька и другие уголовники. Котовский, лежа на нарах, читает.

М и х а л ь с к и й. Еще одну… Довольно… Себе.

З а г а р и. Очко.

М и х а л ь с к и й. Черт! Опять проиграл!

Снимает ботинки, бросает их Загари, который в это время играет с Витенькой.

З а г а р и. Очко.

В и т е н ь к а. Если бы это был не Загари, я бы держал подозрение или он чисто играет.

М и х а л ь с к и й. Восемнадцать.

З а г а р и. Мое.

Загари подмигивает Витеньке. Тот поворачивается к Котовскому.

В и т е н ь к а. Послушайте, научный профессор… господин Загари просил передать, что вы ему не нравитесь.

Котовский продолжает читать.

В и т е н ь к а. Послушайте, Котовский, мы имеем сведения, что вы очень любите справедливость, так мы считаем, что справедливо, чтобы вы каждый день выносили парашу.

Хохочут. Котовский спокойно продолжает читать.

З а г а р и. Эй, болван! Чего молчишь? Отвечай, а то схлопочешь по морде.

Котовский читает.

Подмигивая Загари, Витенька тихо говорит:

— Ничего. Мы его сейчас поймаем на благородство. (Громко.) Имею другое предложение — вон у окна новый фраер… у него штаны вроде подходящие.

З а г а р и. Эй, лилипут, ходи сюда.

В о р и ш к а (перестав петь). Я?

З а г а р и. Нет, ты.

В и т е н ь к а (ударяет воришку по затылку). А ну, делай ногами походку. Тебя атаман зовет.

Воришка робко подходит к Загари. Тот ощупывает его штаны, искоса наблюдая за Котовским.

З а г а р и. Ничего…

В и т е н ь к а. Пойдет?

З а г а р и. Можно.

В и т е н ь к а. Ставлю.

З а г а р и (сдает карты). Ну?

В и т е н ь к а. Еще маленькую…

З а г а р и. Довольно?

В и т е н ь к а. Еще одну из самых маленьких. (Бросает карты.) Черт, перебор.

З а г а р и (воришке). Давай штаны!

В о р и ш к а. Господин Загари, господин атаман… как же я буду ходить… Господин атаман, у меня ведь нету каких-нибудь там кальсонов… Господин начальник…

В и т е н ь к а. Не нуди.

Косясь на Котовского, Загари требует:

— Штаны!

Не откладывая книгу, не поворачиваясь, Котовский спокойно говорит:

— Не троньте его.

Все молчат. Наконец Загари нарочито небрежно спрашивает:

— Витенька, тут в камере сейчас был какой-то шум… Кто-то что-то сказал или мне показалось?

В и т е н ь к а. Вам показалось.

З а г а р и (воришке). Ну, где штаны?

В о р и ш к а. Господин Загари…

В и т е н ь к а (берет его сзади за руки). Хватит разговоров.

М и х а л ь с к и й (начиная расстегивать на воришке брюки). Цыц, не брыкаться.

Котовский откладывает книжку, садится на нарах.

Бандиты замерли.

Котовский встает.

Загари тоже встает, неторопливо приближается к Котовскому.

За атаманом стеной надвигаются уголовники. В двух шагах от Котовского Загари останавливается. Подбоченивается. Прищуривает свой единственный глаз.

— Этому молодому человеку надоела жизнь. Ну что ж!.. Можно ему помочь…

Делает еще шаг к Котовскому, взмахивает рукой, но, получив неожиданный удар в подбородок, взлетает и падает у стены.

Уголовники с воплем бросаются на Котовского, но раздается окрик Загари:

— Стой!

Он поднимается. Кровь льется по его лицу. Загари выхватывает из кармана нож. Засверкали ножи у всех уголовников.

В коридоре к глазку наклоняется начальник тюрьмы. С ним рядом надзиратель.

Н а д з и р а т е л ь. Ваше высокоблагородие… Будет кровопролитие.

Н а ч а л ь н и к т ю р ь м ы. Не вмешивайтесь…

Н а д з и р а т е л ь. Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

Уголовники приближаются.

Котовский поднимает над головой скамейку. И в тот миг, когда уголовники во главе с Загари бросаются вперед, он разворачивается и с треском сшибает скамьей передних. Витенька с зажатым в руке ножом подбирается к Котовскому сзади. Тот не видит этого.

Снова двинулись уголовники вперед, снова Котовский поднял скамейку. За спиной Котовского Витенька замахнулся ножом… Но маленький воришка бросается вперед и вонзает нож в спину Витеньке. Крик. Бандиты расступаются. На полу лежит труп.

К о т о в с к и й (протягивает руку воришке). Как вас зовут?

Смертельно напуганный воришка говорит сиплым голосом:

— Пупсик меня зовут.

К о т о в с к и й. Спасибо, Пупсик. (Тихо.) Сегодня ночью поможешь мне еще в одном деле…

Ночь. Стрельба. Тревожные свистки. Цокот подков. Крики.

С кровати вскакивает начальник тюрьмы. Он в длинной ночной рубахе. В спальню вбегает надзиратель. В одной руке у него наган, в другой шашка.

Н а д з и р а т е л ь. Ваше высокоблагородие… бежал арестант Котовский…

Камера. Выломанная оконная решетка. Выстрелы и свистки все дальше и дальше. Затихает вдали стук подков.

Рассвет. Поют птицы.

К бедной хате Порфирия Папеску, босой, в разорванной рубахе, подходит Котовский. Стучит в окно. Сквозь стекло его разглядывает девушка. Внимательно всматривается. Нос ее расплющен о стекло. На мгновение она скрывается в хате, затем появляется на крыльце.

К о т о в с к и й. Дай воды.

Д е в у ш к а. Может, молока?

К о т о в с к и й. Давай.

Опускается на скамью. Девушка приносит крынку молока. Котовский жадно пьет. Девушка жалостливо смотрит на него. Котовский возвращает крынку.

К о т о в с к и й. Спички есть?

Д е в у ш к а. Чего?

К о т о в с к и й. Сырнышь… Спички.

Д е в у ш к а. Есть.

К о т о в с к и й. Принеси.

Девушка уходит. Котовский поднимается. Смотрит вдаль… Там, на холме, — замок. Над ним плывут утренние облака.

Возвращается девушка.

— Як, еле. Берите.

— Грошей у меня нету. А платить надо, — шутливо говорит Котовский.

Берет девушку за руку, притягивает к себе, целует в губы. Она крепко обвивает его шею двумя руками. Но как только Котовский отпускает ее, говорит без тени упрека:

— Хиба так можно? Я буду батьке жалеться.

Котовский спускается с пригорка. Махнул рукой на прощанье. Девушка с грустью смотрит ему вслед.

У той же хаты стоит девушка, ее отец Порфирий Папеску — бородатый мужик, которого пороли во дворе замка, — и его сосед.

П о р ф и р и й. Она сразу его узнала… бывший наш агроном.

С о с е д. Григорий Иванович?..

П о р ф и р и й. Из тюрьмы утек. Оборванный…

Д е в у ш к а. Босой…

П о р ф и р и й. Молока крынку съел, спичек спросил.

С о с е д. Спичек?

П о р ф и р и й. Спичек.

С о с е д. Гм… не денег спросил, а спичек. Пентрудеши. А для чего?

П о р ф и р и й (девушке). Для чего?

Д е в у ш к а. Не сказал. Взял коробок и… (едва заметная пауза) и сразу пошел.

С о с е д. Гляди! Гляди! Люди добрые!

Над холмом поднимаются клубы дыма. Пылает замок.

Д е в у ш к а (поняла). Ой!..

Порфирий взглянул на нее, на соседа:

— Спичек, говоришь, спросил?

С о с е д (девушке). Молчи!

П о р ф и р и й. Ташере… Молчи…

Девушка закрыла рот рукой.

Пылает замок.

…По пыльной дороге проносится Котовский на неоседланном коне.

Черные дымы на горизонте.

…В обратном направлении проносятся верхом жандармы.

В бричке быстро проезжает исправник.

…Несколько кадров Котовского, мчащегося на коне.

И всюду за ним фон клубящегося черного дыма.

…Пожары. Пожары. Пожары.

Ворота сарая. Вдали видна горящая мельница. Котовский завязывает последний узел. Поднимается.

У его ног лежит аккуратно связанный городовой. Вокруг безучастная толпа крестьян.

Камнем Котовский сбивает замо́к с ворот. Из темноты сарая выходят голодные, избитые мужики.

Труба играет тревогу. Проносится взвод драгун.

Несколько стремительных проездов Котовского. И с каждым разом увеличивается отряд, который скачет вместе с ним.

…Газета: «Бессарабская губерния терроризирована Григорием Котовским».

Другая газета: «Запрос в Государственной думе»…

Третья: «Таинственный атаман Котовский выпустил на свободу крестьян, которые были арестованы за участие в аграрных беспорядках».

Еще одна: «Во всех имениях спешно формируется охрана, заказываются специальные замки́ и оборудуется сигнализация»…

«Котовский неуловим»…

«Гроза богачей»…

«Таинственный атаман»…

…Газета в руках господина Крушицкого. Он в пенсне, стрижен ежиком, на нем визитка. Сидит за карточным столом. Его партнеры — два помещика и тучный священник, сидящий к нам спиной.

Отложив газету, Крушицкий берет свои карты.

К р у ш и ц к и й. Меня раздражают эти преувеличенные страхи. Целая губерния боится одного вора.

П о м е щ и к, с и д я щ и й с п р а в а. Ошибаетесь, Александр Степанович, Котовский не вор. Он все раздает бедным. Это опасный, но достойный человек.

П о м е щ и к, с и д я щ и й с л е в а. Вор, негодяй, бандит. Повесить его. И чем скорее, тем лучше!

К р у ш и ц к и й (священнику). Неужели, батюшка, и у вас в Петербурге говорят об этом разбойнике?

С в я щ е н н и к. Поговаривают.

К р у ш и ц к и й. Ну, пусть он только мне попадется, этот идейный вор. Уж я его угощу на славу.

С в я щ е н н и к. А чем именно, позвольте полюбопытствовать?

К р у ш и ц к и й. Я постоянно ношу с собой два револьвера. (Показывает.) Здесь один. Здесь второй. Кроме того, у меня проведена сигнализация. Кнопки расположены в ножках стола и кресел. Представьте: входит Котовский. Естественно, он кричит: «Руки вверх!» Я поднимаю руки, но в то же время нажимаю ногой маленькую кнопку… И господин Котовский готов.

С в я щ е н н и к. Любопытно…

К р у ш и ц к и й. Не правда ли? Ваш ход, батюшка.

Священник достает из рясы два револьвера и оглушительно кричит:

— Ноги вверх! Я — Котовский!

В окна и двери врываются вооруженные люди. Крушицкий и его два партнера сидят, высоко подняв ноги.

К о т о в с к и й (обыскивает Крушицкого). Эх вы, конспиратор! С таким языком вам никакая сигнализация не поможет. Где, вы говорили, второй револьвер? А это, очевидно, ключи от несгораемого шкафа?

Убогая хата.

В углу под образами сидят Котовский и ребята из его отряда. Перед ними два сундука.

Входят крестьяне, в лохмотьях, худые, несчастные.

Входят женщины с изможденными лицами, с детьми на руках.

Дети побольше — грязные, голодные — шныряют у взрослых под ногами.

Г о л о с а. Здравствуй, Григорий Иванович!

— Здорово, атаман…

— Здравия желаем, Григорий Иванович!

— Буна сара!..

К о т о в с к и й. Крештей маре…

Хозяин хаты, маленький невзрачный старичок, сидит на лавке, болтает ногами:

— Входи, голота! Собирайся, голота… Сюда, сюда, голоштанники… наваливайся, Котовский голозадых скликает! Сюда, у кого зад голый!

К о т о в с к и й. Брось, дед.

Открывает сундук, вынимает бумагу, читает:

— Кто у вас тут Якименко Петр?

Молчание.

К о т о в с к и й. Что, нету тут Якименко?

Г о л о с а. Тут он.

— Вон стоит.

— Дядько, вас кличут.

— Он, Григорий Иванович, на уши слабый.

Трясущегося от страха мужика вытаскивают вперед.

— Самый Якименко…

К о т о в с к и й (отдает ему бумагу). На, бери. (Читает следующую.) Папеску Порфирий…

П о р ф и р и й. То я буду, Григорий Иванович.

Бородатый Порфирий окружен сворой малых ребят. Жена и дочь стоят рядом с ним. Окликнули Порфирия, и пришла в движение вся его семья. Котовский протягивает ему бумагу.

Раздается громкий крик. Все оборачиваются. Якименко, с бумагой в дрожащей руке, оглядывает людей. Он хочет что-то сказать… его взгляд останавливается на Котовском. Вдруг он валится Котовскому в ноги. Тот поднимает его.

П о р ф и р и й (прочитав бумагу). Валяй, думнозео маре!.. Это же наши долговые расписки!

Взрыв восторга, радостные крики, причитанья. Якименко дрожащими пальцами рвет свою расписку на мелкие клочья, сдувает их с руки, крестится.

К о т о в с к и й. Я у князя забрал еще деньги, которые он на ваших горбах нажил. (Открывает второй сундук.) Получайте!

Сундук полон денег. Молчание. Мужики смотрят на деньги. Якименко снова крестится.

П о р ф и р и й (тихо). Как же мы их будем делить?..

К о т о в с к и й. А вот как… У тебя, Порфирий, сколько человек семьи?

П о р ф и р и й. Шестеро.

К о т о в с к и й. Ну вот и получай шесть сотен. Да ну, бери! А у тебя сколько?

К р е с т ь я н и н. Один я…

К о т о в с к и й. Получай сотню.

П о р ф и р и й (вдруг заговорил быстро-быстро). Григорий Иванович, извиняюсь, простите, пожалуйста, я недосчитал: то ведь без меня шестеро-то, а как со мной, то семеро…

Хохот… В хату вбегает мальчишка.

— Батька! Казаки!

К о т о в с к и й. Рассыпайся!.. Сбор в лесу!

Люди выбегают из хаты, прыгают в окна. Стрельба. Крики.

ЧЕТЫРЕ РАЗА ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВЫВАЛА КОТОВСКОГО, И ЧЕТЫРЕ РАЗА КОТОВСКИЙ БЕЖАЛ… ОН УБЕГАЛ ИЗ СУДА, ИЗ ТЮРЕМНОЙ БОЛЬНИЦЫ, ИЗ ТЮРЕМНОЙ КАРЕТЫ. И КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА КОТОВСКИЙ БЕЖАЛ, СНОВА ЗАГОРАЛИСЬ ПОМЕЩИЧЬИ УСАДЬБЫ, СНОВА ВСПЫХИВАЛ ГРОЗНЫЙ ТЕРРОР ПРОТИВ БЕССАРАБСКИХ ПОМЕЩИКОВ. ВСЕ СИЛЫ ПОЛИЦИИ БЫЛИ МОБИЛИЗОВАНЫ НА ПОИМКУ КОТОВСКОГО, И, НАКОНЕЦ, ОН СНОВА БЫЛ АРЕСТОВАН.

Перед зданием суда толпа. Конная полиция.

Зал судебных заседаний полон людей.

Котовский на скамье подсудимых между двумя жандармами. Враждебно, исподлобья поглядывает он на суд.

П р е д с е д а т е л ь с у д а. Вы утверждаете, что, не состоя ни в какой политической партии, тем не менее занимались не уголовной, а именно политической деятельностью?

К о т о в с к и й (хмуро). Да.

П р е д с е д а т е л ь с у д а. Значит, вами руководило чувство, ну, что ли, справедливости? Вам казалось несправедливым, что у икс много денег, а у игрек их совсем нет?

К о т о в с к и й. Да.

П р е д с е д а т е л ь. И вы считали, что путем ограбления икс и раздачи его денег игрекам можно изменить существующий порядок?

К о т о в с к и й. Считал.

П р е д с е д а т е л ь. А теперь не считаете?

К о т о в с к и й. Нет.

П р е д с е д а т е л ь. Что же это вы так? Отреклись от своего учения? Или вы думаете, что делали недостаточно для установления на земле царства справедливости?

К о т о в с к и й. Думаю, что недостаточно.

П р е д с е д а т е л ь. Так-так… Как же вы теперь собираетесь бороться?

К о т о в с к и й. Не знаю.

П р е д с е д а т е л ь. Не знаете еще? Интересно… Вы, значит, уже понимаете, чего хотите, но еще не знаете, как этого добиться?

К о т о в с к и й. Да.

Член суда наклоняется к председателю. Шепчет что-то.

П р е д с е д а т е л ь. Подсудимый, суд интересуется обстоятельствами вашего последнего побега… Если не ошибаюсь, вы бежали из этого же зала судебных заседаний?

К о т о в с к и й. Да.

П р е д с е д а т е л ь. Как же это могло произойти? Вы ведь находились под охраной и потом… Разве можно было отсюда убежать?

К о т о в с к и й. Очевидно, можно было.

П р е д с е д а т е л ь. Расскажите суду, каким образом вам это удалось?

К о т о в с к и й (его осенило вдохновение). Пожалуйста. Могу рассказать. Я стоял тут, на этом самом месте. Охрана находилась за мной — вот так стоял один караульный, — подвиньтесь ближе ко мне, — а вот так за моей спиной стоял другой караульный. Я сделал вначале так (изо всей силы правой рукой ударяет в живот караульного, стоящего справа. Тот падает)… потом так (то же проделывает с левым караульным)…

С у д ь я. Позвольте… позвольте…

К о т о в с к и й. Потом прыгнул сюда, на подоконник. (Прыгает на подоконник.)

П р е д с е д а т е л ь. Позвольте… подсудимый…

К о т о в с к и й. Разбил стекло и выпрыгнул.

Разбивает стекло и прыгает со второго этажа.

Судья. Позвольте… одну минуточку…

Хохот в зале.

Свист. Крики. Паника. Давка. На улице выстрелы. Свистки все дальше, дальше и дальше.

ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ КОТОВСКИЙ БЫЛ СНОВА СХВАЧЕН И ОСУЖДЕН НА ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ КАТОРГИ.

Коридор в тюрьме. Идет врач в сопровождении надзирателя.

Н а д з и р а т е л ь. Сюда, ваше благородие… Я за ним давно наблюдаю. Каждое утро вскочит и давай кому-то кланяться. Кланяется, кланяется, потом попрыгает и опять же кланяется… Ему каторжный приговор, а он кланяется и кланяется. Это неспроста. Вот, ваше благородие…

Заглядывает в глазок.

— Так и есть… Обратите внимание. Полный сумасшедший…

Врач смотрит в глазок.

В камере голый до пояса Котовский с мрачной настойчивостью делает гимнастику. Он приседает, потом ложится на пол и задирает кверху ноги.

В коридоре надзиратель шепчет на ухо врачу:

— Так каждый день, каждый день, часов по пять…

Выпрямившись, врач захлопывает глазок, бросает:

— Дурак.

Н а д з и р а т е л ь. Вот именно…

В р а ч. Ты дурак. Он делает гимнастику, упражняется… Восстанавливает силы…

Н а д з и р а т е л ь (мрачно). Силы… А зачем ему в тюрьме силы?

В р а ч. Для нового побега.

Подходит второй надзиратель с арестантом. Открывает дверь камеры Котовского и, впустив в нее нового заключенного, запирает.

Котовский все еще лежит полуголый на полу, поднимая и опуская ноги.

А р е с т а н т. Здравствуйте.

К о т о в с к и й. Здравствуйте.

Продолжает делать упражнения.

А р е с т а н т. Гриша…

Котовский садится. Не веря своим глазам, смотрит на арестанта. Это Харитонов.

Вскочив, Котовский с радостным криком бросается к другу. Обнимает его, поднимает, подбрасывает, ловит, опять обнимает. Держась за руки, друзья садятся на нары.

— Что же тебе дали?

— Вечную каторгу.

К о т о в с к и й. Ты, Тихоня, и вечная каторга?

Х а р и т о н о в. Представь себе.

К о т о в с к и й (печально). Значит, они считают тебя гораздо опаснее меня… Кто же ты? Я ни разу после школы ничего про тебя даже не слышал…

Х а р и т о н о в. Зато я про тебя много слышал… Громко живешь.

К о т о в с к и й. Некоторые помещики жалуются, что даже слишком громко.

Х а р и т о н о в. Ну, теперь немножко успокоятся.

К о т о в с к и й. Не надолго.

Х а р и т о н о в. По приговору суда — на двенадцать лет все-таки.

К о т о в с к и й (машет рукой). На бумаге…

Дорога в степи. Этап.

Закованные в кандалы, идут рядом Котовский и Харитонов.

Х а р и т о н о в. Хорошо, предположим, что тебе удастся бежать.

К о т о в с к и й. Кончилось тогда помещичье счастье. Они у меня, как зайцы, побегут из имений.

Х а р и т о н о в. Я думал, жизнь тебя научила, что борьба в одиночку бессмысленна… Ну, устроишь ты еще два десятка фейерверков, тебя снова схватят…

К о т о в с к и й. Дудки!.. Дудки! У меня теперь будет тысячный отряд!

Х а р и т о н о в. Все равно, в конце концов…

К о т о в с к и й. С таким отрядом? Никогда! А полицию я куплю.

Х а р и т о н о в. Это как же?

К о т о в с к и й. А так… Возьму в банке полмиллиона и куплю всю нашу бессарабскую полицию.

Х а р и т о н о в. То есть как это — возьмешь в банке полмиллиона?! А дадут тебе?

К о т о в с к и й (сжимает свой огромный кулак). Попрошу!

Х а р и т о н о в. Н-да…

К о т о в с к и й. Ты думаешь, что можно чего-нибудь добиться при помощи каких-то там кружков, лекций, листовок?.. Ерунда!.. Ерунда! Ерунда! Надо знать, что такое наши бессарабские помещики! Огнем и мечом уничтожать их, терроризировать, чтобы они минуты спокойно не жили… гнать с земли эту сволочь! Нет, тут кружками не поможешь! Я тысячу раз из тысячи тюрем убегу, чтобы этих зверей уничтожать…

Х а р и т о н о в. Другие явятся.

К о т о в с к и й. Других уничтожать.

Х а р и т о н о в. Их будет защищать полиция, армия, вся сила государства.

К о т о в с к и й. Все валить к чертовой матери, чтобы камня на камне не осталось.

Х а р и т о н о в. И это с тысячью молдаванских крестьян?.. Подожди-ка, скажи мне, какую ты ставишь себе конечную цель? Понимаешь, не на сегодня, не на завтра, а дальше… О чем ты думаешь?

К о т о в с к и й. О свободе для Бессарабии. А ты?

Х а р и т о н о в. О свободе для всего мира.

К о т о в с к и й. Ого! Для всего мира… Вот, значит, ради чего ты пошел на каторгу?

Х а р и т о н о в. Да. Думаю, что и ты идешь ради этого. Только у нас это пока по-разному называется.

Котовский внимательно взглянул на него.

К о т о в с к и й. Слушай, Тихоня, ты мне ответишь на прямой вопрос?

Х а р и т о н о в. Отвечу.

К о т о в с к и й. Ты большевик?

Х а р и т о н о в. Большевик. И еще могу сказать тебе одну интересную для тебя вещь…

К о т о в с к и й. Скажи.

Х а р и т о н о в. Ты тоже рано или поздно будешь большевиком.

К о т о в с к и й. Я?

Х а р и т о н о в. Не удивляйся. Я понимаю, что ты этого еще не знаешь, ну а я это уже знаю.

Сибирь. Дорога. Медленно идут каторжане.

ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА КОТОВСКИЙ БЕЖАЛ С КАТОРГИ. НО БЫЛ СНОВА СХВАЧЕН.

Суд.

В зале все стоят. Секретарь суда читает приговор.

С е к р е т а р ь с у д а. «…Котовского Григория Ивановича, лишенного всех прав состояния, осужденного на двенадцать лет каторжных работ и второго января прошлого года бежавшего с каторги…»

Котовский окружен сплошным кольцом конвоя. Конвойные стоят с обнаженными шашками.

С е к р е т а р ь. «…к смертной казни через повешение».

Крик в зале суда.

Музыка.

Длинный стол. Во главе стола, с бокалом в руке, Крушицкий. За столом помещики, генералы, дамы, офицеры. Крушицкий встает. Музыка смолкает.

К р у ш и ц к и й. Господа! Сегодня веселится вся Бессарабия — с Котовским покончено. Завтра на рассвете его повесят. И больше мы не позволим никому и никогда нарушать наш покой… (Поднимает бокал.) Господа!..

Дирижер взмахнул палочкой.

В зал вбегает бледный управляющий.

— Александр Степанович…

Тишина. Все поворачиваются.

У п р а в л я ю щ и й. В Петербурге революция!

Растерянный дирижер опускает палочку.

Грянул оркестр на улице города. Распахиваются настежь ворота тюрьмы. Толпа на руках выносит из тюрьмы Котовского. Музыка. Крики.

Вокруг Котовского завихрилась толпа. Его подхватывают, подбрасывают вверх.

К о т о в с к и й. Да здравствует свободная Бессарабия!

Со всех сторон несутся крики «ура», аплодисменты.

— Да здравствует наш молдаванский герой!

— Герою Бессарабии — ура!

— Тэвскэ вероул!

Неожиданно возникает грохот артиллерийской канонады.

В ЯНВАРЕ 1918 ГОДА РУМЫНСКИЕ ВОЙСКА ПЕРЕШЛИ ГРАНИЦЫ И ОККУПИРОВАЛИ БЕССАРАБИЮ. МОЛОДАЯ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ В БЕССАРАБИИ НЕ УСПЕЛА ЕЩЕ НИ ОКРЕПНУТЬ, НИ ВООРУЖИТЬСЯ И НЕ МОГЛА ОКАЗАТЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ. ПОМЕЩИКИ ВОЗВРАТИЛИСЬ НА СВОИ ЗЕМЛИ. НАЧАЛСЯ БЕСПОЩАДНЫЙ БЕЛЫЙ ТЕРРОР. ПАРТИЗАНЫ СНОВА СОБРАЛИСЬ ПОД ЗНАМЯ КОТОВСКОГО. ОНИ НАПАДАЛИ НА ОТДЕЛЬНЫЕ ЧАСТИ РУМЫНСКОЙ АРМИИ, НО ЭТА НЕРАВНАЯ БОРЬБА БЫЛА БЕЗНАДЕЖНОЙ. ХОРОШО ВООРУЖЕННАЯ АРМИЯ РАЗБИЛА ПАРТИЗАНСКИЙ ОТРЯД.

Ночь. Зима. Лес. Ухают разрывы. Слышна ружейная перестрелка. У костра Котовский и бойцы его партизанского отряда. Люди измучены тяжелыми неравными боями. Среди них много раненых. Голова Котовского перевязана.

К о т о в с к и й. …У нас только один выход…

К р е ш ю н. Подаваться за Днестр? Не пойдем.

К о т о в с к и й. Не говори за всех. Ты как?

Д е м б у (помолчав). Я пойду с тобой… но ребята… они от дома не уйдут. Ты их не зови.

С т а р ы й м о л д а в а н и н. Не сердись на нас, батько Григорий Иванович. Послушай меня: народ за атаманом идет, только когда он ведет его туда, куда народу все равно самому надо. А как только наш интерес пошел в разные стороны — конечно… тут уж никакая сила не поможет. Так что ты не думай, что мы тебя мало уважаем…

К р е ш ю н. Просто, Григорий Иванович, нам из Бессарабии идти некуда и незачем. Мы рассыплемся, будем драться в одиночку или совсем спрячемся. Но возле своих домов. А там, за Днестром, у нас нет интереса.

К о т о в с к и й. Вас тут по одному переловят и перевешают… А мне, думаете, легко уходить? Но кто хочет свободы для Бессарабии, тот должен добывать ее только там… в боях за революцию. Победит русская революция — будет и Бессарабия свободной…

К р е ш ю н. Нет, Григорий Иванович… мы останемся.

К о т о в с к и й (встает). Прощайте. Кто со мной?

К Котовскому подходит Дембу, после небольшой паузы присоединяются еще Кабанюк, Мельников… потом еще два партизана.

Ночь. Снежная метель. Берег Днестра.

Со льда на берег взбираются Котовский и пять партизан.

Измученные, раненые, они останавливают на берегу коней. Спешиваются…

По ту сторону Днестра видны пожары, слышна далекая стрельба… доносится чей-то жалобный крик.

Сурово смотрят партизаны на родной берег. Молчат…

К о т о в с к и й. Мы еще вернемся домой…

КОТОВСКИЙ НАПРАВИЛСЯ В ОДЕССУ. НО ОДЕССА БЫЛА ЗАНЯТА ГАЙДАМАКАМИ И АВСТРИЙСКИМИ ОККУПАЦИОННЫМИ ВОЙСКАМИ.

Улица в Одессе. Падает снег. Гуляет нарядная публика. Проходят гайдамаки, проезжает австрийский офицер. Котовский оставляет за углом своих партизан и сворачивает в переулок.

Перед осевшим низеньким домом он задерживает шаг.

Взглянул на номер. Проходит дальше. Незаметно оглядывается. Возвращается. В доме две лавчонки. По обеим сторонам дверей табачной лавки нарисованы пучеглазые турки на корточках, с мундштуками кальяна в зубах.

Над молочной на вывеске толстая корова, которую доит круглолицая девка, а рядом два чудовищных голландских сыра. На вывеске написано: «Молочная «Рио-де-Жанейро». С. Кисляковский».

Открылась дверь. Раздался звонок.

За прилавком появляется хозяин — смуглый одессит в белом переднике и клеенчатых нарукавниках.

Х о з я и н. Доброго здоровья. Что прикажете?

К о т о в с к и й. Видите ли (оглядывается), я хотел у вас узнать…

Х о з я и н. Узнать? Чего?

К о т о в с к и й. Не можете ли вы мне сказать…

В лавку входит женщина.

К о т о в с к и й. …сколько стоит фунт масла?

Х о з я и н. Могу вам предложить высший сорт, ароматичное масло, пожалуйста, понюхайте, вот возьмите, попробуйте, нет, вы попробуйте…

Ж е н щ и н а. Мосье Кисляковский, у вас не будет разменять пять карбованцев?

Х о з я и н. Нет, мадам, извиняюсь, я без мелочи. (Котовскому.) Прикажете завернуть фунт?

К о т о в с к и й. Заверните.

Женщина выходит.

К о т о в с к и й. Слушайте, я хочу узнать у вас, где мне найти Воловика?

Х о з я и н. Кого? Воловика? Какой Воловик? Никакого Воловика я не знаю. Вы что-то ошиблись.

К о т о в с к и й. Слушайте, Кисляковский, вы не таитесь. Я ведь не кто-нибудь, я бывший каторжанин…

Х о з я и н. Молодой человек, вот ваше масло, и я не знаю никаких каторжанинов… Платите.

Дверь захлопывается за Котовским. Хозяин приоткрывает внутреннюю дверь. Тихо что-то говорит.

Два человека входят в лавку. Один быстро подходит к входной двери и в щелку смотрит вслед уходящему Котовскому.

За углом ждут партизаны. Возвращается Котовский.

Д е м б у. Ну, что?

Котовский отдает ему пакет.

Д е м б у. Что это?

К о т о в с к и й (грустно). Фунт масла.

Одесский порт. Из складов движутся цепочки грузчиков. Издалека слышится пьяная песня. Кабанюк о чем-то говорит с хмурым грузчиком. Тот пожимает плечами. Отходит.

…Из кабачка понуро выходит Дембу.

…По улице, вглядываясь во встречных, проходит Котовский.

Бульвар. На скамье сидят Дембу и Мельников. Подходит Котовский, утомленный, сумрачный. Садится рядом.

М е л ь н и к о в. Ни с чем?

Котовский молча покачал головой.

Д е м б у. Вот тебе и большевики. Может быть, их и нет вовсе в Одессе.

Котовский мрачно молчит.

Д е м б у. Спрятались — концов не найдешь…

К о т о в с к и й (мрачно). Радоваться надо. Хорошая конспирация.

Д е м б у. Что же ты не радуешься?

К о т о в с к и й (мрачно). Я радуюсь…

К скамье быстро подходит еще один партизан.

— Григорий Иванович… кто пришел…

К о т о в с к и й. Кто? Говори.

П а р т и з а н. Крешюн.

Д е м б у. Степан?!.

К о т о в с к и й. Где он?

Кафе Фанкони.

За столиками одесситы. Играет румынский оркестр. Сквозь большие зеркальные окна видна улица. В углу, у маленького стола, Крешюн, Кабанюк и другие партизаны.

Оборванный, грязный, голодный Крешюн ест и рассказывает неторопливо, рассудительно, с расстановкой. Кабанюк пододвигает ему еду.

— …Стучит… Ну, хорошо. Я снял щеколду, открываю дверь. Врывается этот проезжий лейтенант. Ты что, кричит, так твою и так и еще так, ты что сховался — давай сейчас же коня, а то мой издох, так его и так и так, а мне в город ехать, так тебя и так и так. Хорошо, думаю, отдам коня — мне без коня помирать, а не отдам коня — он меня убьет, и тогда мне тоже помирать. Нет, думаю, так получается чересчур обидно. Я беру скалку — и раз его по голове. Хорошо. Он упал и лежит. Тогда я беру его и несу и кидаю в Днестр. Если, думаю себе, он мертвый, то ему все равно, что я его в воду кинул, а если он еще живой, тогда еще лучше, значит… Теперь-то он наверняка уж будет мертвый. Хорошо. Теперь, думаю, что же мне делать? Хозяйства я лишаюсь, крестьянствовать больше не приходится… румыны нам жить все равно не дают. Беру я тогда своего коня — и маху через Днестр к Котовскому. Правильно?

К а б а н ю к. Правильно, Степан, очень правильно.

К р е ш ю н. А у вас что?

К а б а н ю к. Без полпуда каши не расскажешь.

В т о р о й п а р т и з а н. Мы теперь очень переменились. Ты нас и не узнаешь.

К р е ш ю н. А что?

К а б а н ю к. У нас теперь курс.

К р е ш ю н. Что?

К а б а н ю к. Курс. Программа. Мы теперь глупостями не занимаемся.

Т р е т и й п а р т и з а н. Держим курс на партию большевиков. Присоединяемся.

К р е ш ю н. А что они хотят?

К а б а н ю к. Хотят-то они вроде хорошее (вздохнул), но много, что не разрешается.

В т о р о й п а р т и з а н. Программа как раз довольно простая — всю землю нашему брату, а помещиков передушить.

К р е ш ю н (подумал). Что же. Очень хорошо. (Еще подумал.) Можно присоединиться.

К а б а н ю к. Будем драться вместе с большевиками. Потом отобьем Бессарабию и заживем дома как люди… Вот верная программа. (Посмотрел в окно.) Наши!

К столику подходят Котовский, Дембу, Мельников.

К р е ш ю н (бросается навстречу). Григорий Иванович!

К о т о в с к и й (крепко пожимает ему руку, говорит тихо). Осторожно. Не надо обращать на себя внимание… Здравствуй, Степан. Как я рад тебя видеть…

Д е м б у (тихо). Ну, что дома? Как там у нас?

М е л ь н и к о в (тихо). Как же ты добрался, Степан?

Усаживаются. Котовский подзывает официанта.

К о т о в с к и й. Дайте нам, пожалуйста, карточку…

Всматривается в официанта и вдруг узнает Харитонова.

Х а р и т о н о в (передает карточку, невозмутимо). Рекомендую бульон с пирожками.

К о т о в с к и й (сдерживая радость, Харитонову). Вы знаете, я когда-то ел прекрасную похлебку из картофельной шелухи. Она воняла болотом. Это было очень далеко отсюда. Может быть, вы случайно знаете вкус этой похлебки?

Взяв обратно карточку, Харитонов говорит, пряча улыбку:

— Знаю.

Ночь. Бульвар. Котовский и Харитонов сидят на засыпанной снегом скамье.

К о т о в с к и й. Можно мне тебя обнять? Один раз?

Х а р и т о н о в (улыбаясь). Ни в коем случае!

Крепко обнимает и целует Котовского. Смотрят друг другу в глаза.

Х а р и т о н о в. Комитет знает, что ты нас разыскиваешь, и комитет согласен, чтобы ты работал с нами.

К о т о в с к и й (вскакивает, хватает друга в объятия). Это очень умно с вашей стороны!.. Вот увидишь!

Х а р и т о н о в. Задушишь. (Усаживает его.) Заводчик Попандопуло выбросил на улицу пятьсот рабочих и объявил локаут. Нужно, чтобы рабочие были взяты обратно. Открыто действовать мы не можем…

К о т о в с к и й. Все понятно.

Кабинет петлюровского коменданта.

В кресле комендант, перед ним могучий старик — Попандопуло.

П о п а н д о п у л о. Это неслыханно! Или мы имеем у себя в Одессе власть, или я должен ликвидировать все свои дела и сейчас же уехать из этого города. Что это такое? А? (Протягивает полковнику бумажку.) Ваша варта не может меня охранять, чтобы я не получал письма от разбойников?

К о м е н д а н т. Успокойтесь, пан Попандопуло. (Читает записку.) «Милостивый государь, господин Попандопуло! До меня дошли слухи о том, что вы уволили пятьсот рабочих. Думаю, что это ошибка. Вам не следовало так необдуманно поступать. Предлагаю вам завтра утром принять всех уволенных обратно. В противном случае я зайду к вам в четыре часа дня лично. Григорий Котовский». М-да… Действительно…

П о п а н д о п у л о. И не подумаю даже брать обратно этих мерзавцев. Сплошные большевики…

К о м е н д а н т. Не волнуйтесь, пан Попандопуло. Мы поставим вам охрану, поставим у вас в кабинете телефон, который будет соединен прямо с моим телефоном. Можете не волноваться. Никакой разбойник к вам не доберется.

В вестибюль шикарного ресторана входит Котовский.

К о т о в с к и й. Подай-ка вон ту шинель.

Ш в е й ц а р. Извиняюсь, ваш номер?

Котовский вынимает из кармана револьвер.

Ш в е й ц а р. Да… Это номер… Конечно… Какую прикажете?

Появляются Дембу, Кабанюк, Мельников и другие партизаны. Окружают Котовского и швейцара. Собирают офицерские шинели и шапки, забирают с собой швейцара и выходят на улицу.

Кабинет Попандопуло. Богато и безвкусно обставленная комната. Часы на камине бьют четыре. Доносится цокот подков.

Попандопуло выглядывает в окно. К подъезду подкатывает лихач. В пролетке — переодетый петлюровским полковником Котовский. Рядом с ним сотник — Кабанюк, а напротив, на откидной скамеечке, Дембу.

Стража у особняка вытягивается по стойке смирно.

К о т о в с к и й. Вольно. Кто здесь старший?

Из подъезда выбегает хорунжий. Берет под козырек.

К о т о в с к и й. Вам известно, что́ здесь ожидается в четыре часа?

Х о р у н ж и й. Так точно, господин полковник.

К о т о в с к и й. Пока все спокойно?

Х о р у н ж и й. Так точно, господин полковник.

К о т о в с к и й. Господин Попандопуло у себя?

Х о р у н ж и й. Точно так, господин полковник.

Котовский проходит вперед. Хорунжий предупредительно распахивает перед ним дверь. Солдаты в передней вскакивают, вытягиваются.

К о т о в с к и й (хорунжему). Можете быть свободны.

Котовский, Дембу и Кабанюк, постучав, входят в кабинет Попандопуло. Дембу и Кабанюк вынимают револьверы.

К о т о в с к и й. Позвольте представиться — я Котовский.

П о п а н д о п у л о. Оч-чень… при… при… при…

К о т о в с к и й. Вы хотите сказать «приятно»? Я тоже очень рад. Садитесь, пожалуйста… Будьте как дома. Ну, а как относительно моей просьбы?.. Берете вы обратно уволенных рабочих?

П о п а н д о п у л о. Беру… Честное слово, беру. Всех до одного.

К о т о в с к и й. Жаловаться властям больше не будете?

П о п а н д о п у л о. Я извиняюсь, господин Котовский.

К о т о в с к и й. Завтра утром рабочие должны приступить к работе.

П о п а н д о п у л о. Можете быть уверены. Как у вас в кармане.

К о т о в с к и й. Смотрите же. Теперь возьмите трубку… нет, эту.

П о п а н д о п у л о. Зачем? Это же…

К о т о в с к и й. Знаю. Снимайте. Звоните.

Дрожащей рукой Попандопуло берет ручку телефона.

К о т о в с к и й. Говорите, пан комендант: у меня Котовский.

П о п а н д о п у л о. У меня Котовский…

Котовский перерезает провод.

Комендант вскакивает, держа телефонную трубку.

К о м е н д а н т. Алло! Алло! Пан Попандопуло! Алло! Что вы сказали? Алло!

Выбегает из кабинета, на ходу отстегивает кобуру, кричит:

— За мной!

Из подъезда выходит Котовский со своими спутниками. Все неторопливо садятся в пролетку.

К о т о в с к и й (хорунжему, который выбежал их провожать). Нам сейчас сообщили по телефону, что Котовского можно ждать с минуты на минуту и что бандиты явятся в вашей форме. Так что вы не стесняйтесь, хорунжий. Патронов не жалейте.

Х о р у н ж и й. Слушаюсь, пан полковник.

Пролетка уезжает. Почти одновременно в другом конце улицы появляется во главе с комендантом петлюровский отряд.

Х о р у н ж и й. Ложись! Беглый огонь!

И свои начинают палить по своим.

Из подъезда большого дома по одному выходят переодевшиеся в штатское Котовский, Дембу и Крешюн.

Расходятся в разные стороны. Котовский сворачивает за угол и на ходу прыгает в проходящий трамвай. Пробирается к передней площадке вагона. Вдруг чувствует чью-то руку в кармане. Толкает вора, тот летит по проходу и падает у ног кондуктора.

К р и к и. Вор!

— Ой, вор!

— Люди!

— Держи вора!

Котовский наклоняется над вором, всматривается.

К о т о в с к и й. Пупсик?!

П у п с и к. Я, Григорий Иванович!

Г о л о с а. Остановите вагон!..

— Вора поймали!..

К о т о в с к и й (помогает Пупсику подняться). Простите, пожалуйста, я ошибся… Приношу извинения…

Публика возмущена:

— Какие могут быть извинения…

— Это же ворюга, он к вам лез в карман, я сам видел вот этими глазами.

К о т о в с к и й. Вам показалось.

П а с с а ж и р. Это нахальство. Вы оказываете вору протекцию.

Трамвай остановился. Котовский пропускает Пупсика вперед и выходит вслед за ним. Вагон трогается с места.

П у п с и к. Григорий Иванович, возьмите меня к себе. Я при вас что хотите буду делать…

К о т о в с к и й. А воровать кто будет?

П у п с и к. Не я. Честное слово, Григорий Иванович, я вам фирму не запачкаю. Возьмите меня, Григорий Иванович.

К о т о в с к и й. Подумаю.

Звякнул дверной колокольчик.

Котовский входит в молочную «Рио-де-Жанейро».

За прилавком снова появляется хозяин в клеенчатых нарукавниках.

Х о з я и н. Опять этот каторжник!

К о т о в с к и й. Здравствуйте.

Х о з я и н. Ну, здравствуйте. Хотите фунт масла?

К о т о в с к и й. Нет, спасибо.

Х о з я и н. Нет? А что вы хотите? Может быть, голландского сыру?

К о т о в с к и й. Нет.

Х о з я и н. Нет?

К о т о в с к и й. Нет. Я хочу, чтобы вы…

Наклоняется через прилавок, шепчет что-то на ухо.

Х о з я и н. Вот оно что… Знаю, конечно. Он меня предупредил. Так вы — Котовский! Почему же вы мне тогда не сказали?!

К о т о в с к и й. А если бы я сказал — мне бы это помогло?

Х о з я и н. Положим, нет, все равно не помогло бы. Ну, идемте.

В маленькой чердачной каморке Харитонов и Котовский.

Х а р и т о н о в. …Он не только восстановил всех на работе, но даже заплатил за прогул.

К о т о в с к и й. Об этом я его не просил.

Х а р и т о н о в. Очевидно, ты на него произвел такое неотразимое впечатление, что он решил сделать даже больше, чем ты просил… Гриша, помнишь, как ты хотел собрать тысячу наших молдаванских дядьков?

К о т о в с к и й. Помню.

Х а р и т о н о в. Нам нужен в тылу у белых отряд…

К о т о в с к и й (встает). Тихоня… В самом деле? Вы мне это доверяете?

Х а р и т о н о в. Да.

К о т о в с к и й. Кавалерийский отряд?

Х а р и т о н о в. Да.

К о т о в с к и й. Подвижная группа, которая будет как молния перебрасываться из одного места в другое… будет громить тылы… разрушать связи между частями…

Х а р и т о н о в. Да-да.

К о т о в с к и й. Боевой, маленький отряд, где каждый человек — герой…

Х а р и т о н о в. Да.

К о т о в с к и й. И ты — комиссар отряда!

Х а р и т о н о в. Да.

Грохот взрыва.

За первым — второй, третий, четвертый. Взлетает на воздух артиллерийский склад.

Быстрая смена кадров:

…Проносится галопом отряд Котовского.

…Летит под откос поезд.

…Как ветер, летит по холмам и долинам, по лесам и лугам конница Котовского. Неудержимо несутся конники… и за ними остаются пожарища, усеянные трупами врагов поля.

И с каждым разом отряд становится все больше и больше.

Стремя в стремя, рядом, дерутся Котовский и Харитонов.

…Петлюровского сотника окружили котовцы, он яростно защищается; великолепный жеребец его встает на дыбы. Мельников в упор целится во всадника из винтовки.

К о т о в с к и й. Не тронь! Не тронь!

Бойцы расступаются, и Котовский вступает в единоборство с сотником. Дерутся на шашках, и Котовский зарубает петлюровца.

…Жеребец тяжело дышит, фыркает, переступает с ноги на ногу.

К р е ш ю н (похлопывает жеребца по шее, говорит с уважением). Животное.

К о т о в с к и й. Будет называться Орлик.

Ставит ногу в стремя, хочет сесть на Орлика, пошатнулся. Рукав гимнастерки темнеет от крови.

Х а р и т о н о в (бежит к нему). Ты ранен?

Нагруженные трофеями, возвращаются котовцы в село. Они привезли возы винтовок, несколько пулеметов, обмундирование, продукты.

Бойцы снимают с возов раненых. Котовского и Харитонова встречает возле хаты Мельников. Он принимает трофейных коней.

Х а р и т о н о в. Мельник, живо, воду, бинт, йод, все, что там есть, Григорий Иванович ранен.

М е л ь н и к о в (бросает коней). Ранен! Котовский ранен! (Убегает.)

Котовский входит в хату. Навстречу ему поднимается со скамьи бородатый унтер Стукалин.

С т у к а л и н. Дозвольте обратиться, господин товарищ, гражданин командир?

К о т о в с к и й. В чем дело?

С т у к а л и н. Я про ваш отряд слышал так, что у вас люди храбрые и самостоятельные. Что деретесь вы будто за бедный народ, даже говорят, что вы будто большевики…

К о т о в с к и й. А кто ты такой?

С т у к а л и н. Старый солдат. Царской чеканки. Вам, может, артиллерия требуется?

К о т о в с к и й. А что?

С т у к а л и н. Дайте десять бойцов. Могу привести пушек пару. Я у белых присмотрел. Хорошие орудия.

К о т о в с к и й. А ты артиллерист?

С т у к а л и н (слегка обидевшись). Кант бачите? (Показывает кант на рейтузах.) А оце бачите? (Достает из кармана горсть георгиевских крестов и медалей.) Четыре креста, четыре медали. Полный бант.

К о т о в с к и й. Бери бойцов.

С т у к а л и н. Покорно благодарим.

Стукалин подходит к двери. Дверь в этот момент с треском распахивается и ударяет его по лбу.

С т у к а л и н. Ой! Как же это так…

Не обращая на него никакого внимания, не замечая его, в хату стремительно входит девушка в кожаной куртке.

Потирая голову, Стукалин выходит. Не останавливаясь, девушка идет прямо на Котовского и на ходу начинает говорить.

О л ь г а. Кто тут командир? Вы, что ли?

К о т о в с к и й. Я…

О л ь г а (наступает на него). Ага! Очень хорошо. Очень, очень хорошо. Я целый день искала вас, чтобы сказать…

К о т о в с к и й. Позвольте…

О л ь г а. Нет. Не позволю. Это вы мне позвольте сказать все, что я про вас думаю…

К о т о в с к и й. Слушайте…

О л ь г а. …Я хочу сказать, что у вас тут творится черт знает что… полное безобразие… абсолютный беспорядок…

К о т о в с к и й. Позвольте, откуда вы взялись? Кто вы такая?

О л ь г а. …Сию же минуту брошу все к черту… Я даю распоряжения, никто меня не слушает… хихикают, пялят на меня глаза. Вот точно так же, как вы… Господи, какая глупая физиономия…

К о т о в с к и й (рассердился). Ну, слушайте…

О л ь г а. Нет! Я не хочу вас слушать!.. Чтобы через час было все, что я потребовала… иначе я не буду ничего делать: чистая хата, стол, полотенца, вода. Понятно? (Всплеснула руками.) Лежат раненые, я говорю: «Товарищи, их надо перенести, принесите воды», — а они толкают друг друга, моргают на меня глазами и хихикают. Что это такое?

К о т о в с к и й. Так вы врач!.. Это вас прислали?

О л ь г а. Чтобы все было сейчас же исполнено… До свиданья.

Ольга идет к двери. Навстречу — Мельников.

М е л ь н и к о в. Вот достал бинты и вату. Скорее давайте руку, Григорий Иванович… (Ольге.) Ты что тут крутишься?.. Иди отседова… Не мешай!

Закатывает рукав гимнастерки Котовского. Ольга видит кровь.

— Вы ранены? Ой, простите меня!

Подбегает, отталкивает Мельникова.

М е л ь н и к о в. В чем дело? Что за барышня?

О л ь г а (Мельникову). Вскипяти воду и принеси сюда.

Мельников медлит, смотрит на нее.

О л ь г а (сердито). Ну?

М е л ь н и к о в. Ого-го! (Бросается исполнять.)

К о т о в с к и й. Послушайте, вы давно на фронте?

О л ь г а (делая перевязку). Вы не сердитесь, что я на вас накричала. Ладно? У вас был очень испуганный вид.

К о т о в с к и й. Ну-ну…

С улицы доносятся вопли, голосят бабы.

К о т о в с к и й (кричит в окно). В чем дело?

Г о л о с. Это погорельцы, товарищ Котовский.

Котовский направляется к двери. Выходя, сталкивается с Харитоновым. С ним пришел высоченный, худой как жердь человек.

Х а р и т о н о в. Знакомьтесь. Это вот начальник штаба, которого нам прислали из дивизии.

Начальник штаба щелкает каблуками. Он в грубой свитке, в смазных сапогах и мерлушковой крестьянской шапке, но в каждом его движении чувствуется выправка офицера.

Н а ч ш т а б а. Очень приятно… Николаев. Николай Николаевич.

К о т о в с к и й. Будем знакомы. Идемте со мной.

Идут по улице, продолжая беседу на ходу.

К о т о в с к и й. Из офицеров?

Н и к о л а е в. Так точно.

К о т о в с к и й. Кавалерист?

Н и к о л а е в. Так точно.

К о т о в с к и й. Ну что же…

Н и к о л а е в. Можете во мне не сомневаться, хотя я и офицер.

К о т о в с к и й. Буду очень рад.

У пожарища Котовский останавливается. Бабы окружили погорельцев, сидящих на своем жалком скарбе. Кто-то голосит.

К о т о в с к и й. Кто спалил?

— Гайдамаки, чтоб им, проклятущим, повылазило!

Котовский подходит к тлеющему остову хаты. Шепчется о чем-то с Харитоновым, возвращается к погорельцам.

К о т о в с к и й. Ну, дядьку, не журиться. Завтра утром вам будет новая хата.

Д я д ь к о (махнул рукой). Что же вы, товарищ, смешки строите?

К о т о в с к и й. Это не смешки. (Николаеву.) Ну, товарищ начальник штаба, первая военная операция, в которой вам придется принять участие, будет строительство хаты.

Н и к о л а е в. Что ж. Очень интересно. Попробуем.

К о т о в с к и й (командует). Бригада!.. Становись!

Х а р и т о н о в. Какая бригада? Восемьдесят человек?

К о т о в с к и й. А что?.. Красиво!.. Бригада… Для страха тоже очень полезно. Пойдет слух про бригаду Котовского. Гайдамаки услышат… Пока они там расчухаются, сколько нас, да что, да как, мы их порубим на котлеты.

Бойцы выстраиваются перед сгоревшей хатой.

Утро. То же место.

С криками, свистом и песнями «бригада» заканчивает работу. Визжат пилы, ухают топоры. Новая хата почти готова. Перед строительством, разинув рот, так и сидит дядько со своей семьей. За ним — все село.

К о т о в с к и й (подходит к погорельцам). Ну, товарищи, вот вам! Получайте подарок от рабоче-крестьянской Красной Армии.

С громом подкатывают два орудия. С передка соскакивает Стукалин.

С т у к а л и н. Господин товарищ, гражданин комбриг! А я вас повсюду шукаю. Позвольте доложить — пушки отбиты. Имеем батарею… Во, каков папаша Стукалин!

Бойцы собираются вокруг орудий. Слышатся восторженные возгласы. К Котовскому подходит дядько, которому отстроили хату. С ним вместе мальчишка лет пятнадцати.

Д я д ь к о. Товарищ командир. Возьмите моего сына к себе в отряд…

Котовский не успевает ему ответить. Подходят еще двое молодых парней.

— Товарищ Котовский, примите меня.

— И меня.

Х а р и т о н о в (Котовскому). Так у нас к вечеру не то что бригада — дивизия наберется.

К о т о в с к и й. Корпус, Тихоня… Что там такое?

У входа в маленький покосившийся домик собираются красноармейцы. Слышны возмущенные возгласы.

Подходит Дембу. Протискивается вперед. На крылечке сидит и плачет старушка.

Д е м б у. Ребята, в чем дело?

Ему не отвечают. Бойцы волнуются, кричат:

— Не может быть этого…

— Расстрелять, да и только…

— Надо сказать Григорию Ивановичу.

— Что ты, спятил? Нельзя ему говорить…

Неожиданно за спинами спорящих раздается голос Котовского:

— Чего мне нельзя говорить?

Бойцы расступаются. Перед Котовским на крыльце старуха.

Комбриг подходит к ней.

Б о е ц. Часы у нее будто забрали. Из наших будто, говорит, кто-то.

К о т о в с к и й. Это правда, бабушка?

Старуха молча кивает головой. Комбриг вдруг резко поворачивается к бойцам. Он едва сдерживает приступ бешенства. От волнения начинает заикаться.

К о т о в с к и й. Клянусь, кто бы это ни был, я… я убью своей рукой этого… этого… это животное… Кто это сделал?

Молчание.

К о т о в с к и й. Бабушка, кто это сделал?

С т а р у х а. Не знаю, голубчик… такой средненький… Я, понимаешь, только захожу домой, за керосином бегала…

К о т о в с к и й (нетерпеливо). Бабушка, кто это сделал?

С т а р у х а. Не знаю, как тебе его рассказать… Имя у него, как у куклы.

К о т о в с к и й. Пупсика сюда!

Пупсика, испуганного, бледного, сейчас же выволакивают откуда-то из толпы.

П у п с и к. Я ничего не знаю, Григорий Иванович.

К о т о в с к и й. Обыскать!

Пупсика обыскивают.

К а б а н ю к. Нету ничего… Говори, куда девал, ворюга!

П у п с и к. Я не брал…

К а б а н ю к. Ты чего неясно говоришь? Ну-ка, открой рот…

Кабанюк открывает Пупсику рот, вытаскивает из-за щеки маленькие часики.

С т а р у х а. Мои! Сменяли на гречку…

К о т о в с к и й. Иди, бабушка!

Старуха уходит, зажимая в руке часы. Но, отойдя немного, останавливается.

П у п с и к. Я извиняюсь, Григорий Иванович, я нечаянно! Я никогда не буду!

К о т о в с к и й. Молчать! (Бойцам.) Построиться.

Бойцы строятся, оставляя Пупсика одного впереди.

К о т о в с к и й. Я только хочу сказать вам, товарищи, что однажды в тюрьме этот человек спас мне жизнь. Потом мы встретились, и он говорит: возьмите меня к себе, я вам, говорит, фирму не запачкаю…

Старуха бросается к Котовскому.

— Сынок! Прости его! Не губи…

Котовский молчит.

С т а р у х а. Будь они прокляты, эти часы… Не губи человека, прости… Сынок…

К о т о в с к и й. Я бы простил, мать… Мне его очень жалко. Но фирма у нас такая — пачкать ее нельзя никому. За это — смерть. Иди, мать, иди.

Стреляет. Пупсик падает замертво.

К о т о в с к и й. Зарыть его, как собаку, и написать: «Мародер»… Можно разойтись.

Запыленный всадник, курносый парнишка Костя осаживает коня.

К о с т я. Кто тут будет Котовский?

К о т о в с к и й. Я.

К о с т я. Получайте. (Передает пакет.) Товарищ Котовский, мне сказали в штабе, что вы меня тут оставите, у себя.

К о т о в с к и й. Оставайся. Поди пообедай.

Вскрывает пакет.

Костя отводит коня, привязывает повод к церковной ограде.

За оградой дымит походная кухня. Возле кухни несколько красноармейцев. Кашевар наполняет котелки. Получив свою долю, красноармейцы расписываются в тетрадке. Подходит всадник.

К о с т я. Здоро́во!

Г о л о с а. Здоро́во!

— Здоро́во!

К а ш е в а р. Новичок?

К о с т я. Ага.

К а ш е в а р (подает ему котелок). Расписывайся!..

Заглядывает в тетрадку, забирает у новичка котелок, выливает еду обратно в котел.

— Под крестики не даю.

К о с т я. Что же, я голодный буду ходить?

К а ш е в а р. Расписуйся. У нас такой приказ. Твоя как фамилия?

К о с т я. Константин Федорович Пролетарский.

К а ш е в а р. Ого. Держись. Фамилию сам придумал?

К о с т я (с достоинством). Сам.

К а ш е в а р. Та-ак… теперь сам учись, как ее писать.

За Костей стоит Мельников. Он протягивает свой котелок кашевару и покровительственно похлопывает Костю по плечу.

М е л ь н и к о в. Ничего, не бузи. Мы тебя тут грамоте враз обучим.

Г о л о с К р е ш ю н а. Мельников!

М е л ь н и к о в. Я, товарищ командир.

К р е ш ю н (сдерживая ярость). Обедать собрался?

М е л ь н и к о в. Ага.

Крешюн. «Ага»! Вот я тебе сейчас оторву голову, тогда посмотрим, как ты будешь обедать!

Но Мельников не пугается, видно, что все привыкли к крешюновской манере выражаться. Спокойно спрашивает:

— Что ж я сделал, Степан Иванович?

К р е ш ю н. Не «сделал», а «не сделал»… именно как раз не сделал того, что должен был сделать.

М е л ь н и к о в. Извиняюсь, Степан Иванович, я что-то не понимаю.

К р е ш ю н. И ты еще извиняешься, боец моего эскадрона!.. Сам пришел за харчами (повышает голос), а бессловесная животная мучается. (Кричит.) Коня кормил?!! Говори — кормил коня? Только про свое пузо думаешь?!!! У, дьявол… Марш к коню, и не попадайся мне на глаза…

Вдруг раздается резкий звук трубы.

Быстро собираются бойцы к Котовскому. Он стоит, окруженный штабом, держа в руках полученный приказ. Комбриг окинул взглядом бойцов.

Наступает тишина.

К о т о в с к и й. Товарищи! Нас окружили. Деникинцы и петлюровцы зажали нас в мешок. Махновцы и другие кулацкие банды нападают на наши части с тыла. Мы получили приказ уходить отсюда, пробиваться на север, к Щорсу. Я не хочу скрывать от вас, что это будет тяжело, что нам предстоит трудный путь, неравные бои. Но другого выхода нет. Мы должны выйти из окружения, сохранив свои силы.

Г о л о с. Товарищ комбриг!..

К о т о в с к и й. Что?

Г о л о с. От Днестра, значит, нам уходить?..

К о т о в с к и й. Да, товарищи, уходить. Верст пятьдесят мы пройдем вверх по реке, а там свернем на Жмеринку. Другой дороги у нас нет, да и эту придется пробивать силой. Готовьтесь, товарищи, утром выступаем.

Ночь. Спит село.

Спят бойцы в хатах, в клунях, во дворах под тачанками. Бесшумно ходят караульные, охраняя лагерь.

Сразу за селом крутой обрыв к реке. Караульный проходит над обрывом и вдруг вскидывает винтовку:

— Кто тут?

На берегу сидит человек. Услышав оклик, поворачивает голову. Это Котовский.

К а р а у л ь н ы й. Не признал вас, товарищ комбриг.

К о т о в с к и й. Молчи. Слушай.

Тишина. Тускло поблескивает Днестр. Темно. Зажегся и погас огонек на том берегу. Издали едва слышно доносится печальная чья-то песня.

К о т о в с к и й (шепотом). Слышишь?

К а р а у л ь н ы й (шепотом). У нас…

Слушают песню. Неожиданно раздается стук подков и голоса:

— Где комбриг?

— Вон там или в штабе.

Котовский поднимается, идет на голоса.

К о т о в с к и й. Я здесь. В чем дело?

Р а з в е д ч и к (соскакивает с коня). У Гнилой реки обнаружен противник. Тысяч больше двух. Сюда, на нас надвигаются.

К о т о в с к и й. Кто такие?

Р а з в е д ч и к. Вот чего не разобрал, того не разобрал, товарищ комбриг. Може, петлюровцы, а може, деникинцы.

К о т о в с к и й. А не Махно?

Р а з в е д ч и к. Може, и Махно. Кто их разберет? Особенно приблизиться не пришлось. Пушки у них есть — не то четыре, не то шесть. Полк кавалерии. Обоз, я вам скажу, большущий.

К о т о в с к и й. Трубите подъем.

Занимается рассвет.

Бригада Котовского останавливается на холме на опушке леса. Впереди расстилаются поля, перерезанные небольшой речкой. На полях, до самого горизонта, скирды хлеба. Вдали на дороге поднимается пыль.

Н и к о л а е в. Вон они. (Смотрит в бинокль.) Да…

Котовский тоже смотрит в бинокль, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

— Все-таки хотелось бы когда-нибудь узнать правду — была ли в действительности за тысячу двести лет до рождества Христова Троянская война, или это только легенда.

Н и к о л а е в (опускает бинокль). Почему это вас сейчас заинтересовало?

К о т о в с к и й (продолжая смотреть в бинокль). Я подумал — насколько человеческая мысль долговечнее самого человека. Сколько поколений сменилось за эти три тысячи лет, сколько раз истлевали их кости и превращались в землю, и снова земля рождала пищу для новых поколений, а вот короткая и бесплотная мысль вспыхнула на мгновение в черепной коробке какого-то древнего грека, и эта мысль летит через века, и сегодня она поможет нам, Красной Армии, разбить врага… Бедный грекус, он и не подозревал об этом!

Н и к о л а е в. Троянский конь!

К о т о в с к и й. Правильно, товарищ начальник штаба, троянский конь. Не буквально, конечно, но кое в чем повторим греков…

Х а р и т о н о в. Нет-нет, смотришь, и образование тоже может пригодиться!

Друзья засмеялись.

К о т о в с к и й. А ты думал!

Бригада спешивается. Коноводы отводят лошадей в лес.

К о т о в с к и й. Помните, товарищи, каждый боец — сам себе командир. Каждый будет действовать на свой страх и риск. Противника надо пропустить и потом уничтожить!.. Желаю успеха.

Котовцы спускаются с холма и рассыпаются по полю.

То же поле. Не видно ни души. Солнце стоит уже высоко. К лесу приближаются войска. Полки проходят по дороге, бегущей среди поля.

На поле скирды хлеба. Вдруг раздается оглушительный свист, и со всех сторон, сзади, с флангов и впереди, из скирд выскакивают котовцы и бросаются на растерявшегося противника.

Котовский ведет бойцов в атаку с одной стороны, Крешюн — с другой, Дембу — с третьей. Из-за реки боец поливает из пулемета противника, скапливающегося у перехода, на мостике.

Вдруг боец падает… второй номер, не успев даже заменить его, падает тоже. Пулемет молчит.

Нахлестывая коней, противник начинает перебираться через реку. Харитонов бросается к пулемету, ложится и дает очередь.

На переправе падают убитые.

По Харитонову открывают стрельбу. Вокруг него свистят пули. Но пулемет продолжает отгонять противника от переправы.

Вдруг Харитонов отпускает ручки…

Усеянное трупами поле. Вдалеке маленькие группы котовцев преследуют одиночных всадников.

Бой был тяжелым. Это видно по утомленным, потемневшим лицам, по согнутым спинам, по разодранной в бою одежде, забрызганной и испачканной. Бойцы, едва держась на ногах от усталости, подбирают раненых.

В стороне, толкая друг друга и пробиваясь вперед, толпятся красноармейцы.

Г о л о с а. Ну как?

— В плечо.

— Навылет?

— Пусти.

Над комиссаром вместе с Ольгой склонился Котовский. Ольга разрезает гимнастерку у плеча, над раной. Харитонов открывает глаза.

К о т о в с к и й. Больно, Тихоня?

Х а р и т о н о в. Нет.

К о т о в с к и й. Храбришься?

Х а р и т о н о в. Ну, немножечко больно.

К о т о в с к и й. Ты не думай, я в этих делах понимаю, рана несерьезная.

Х а р и т о н о в. Да я не беспокоюсь.

К о т о в с к и й. Ну, знаешь, это ты не ври. Только я тебе говорю — рана пустяковая. Постойте, Оля, я его отнесу. Бери меня за загривок. Вот так. Поехали.

Бережно поднимает комиссара и несет его к тачанке. Укладывает друга на солому, подкладывает свернутую шинель ему под голову.

Покачиваясь в седлах, молча въезжают котовцы в село. Наглухо закрыты ставни и ворота богатых домов. А из покосившихся бедных хатенок радостно выбегают навстречу мальчишки. Неожиданно из-за угла выскакивают три всадника.

— Стой!

Всадников окружают.

— Кто такие?

Всадники внимательно всматриваются в окружающих их бойцов, и один из них осторожно спрашивает:

— Красные?

— Котовцы, — отвечают им, — а вы кто такие?

— Разведка… сорок четвертой…

Н и к о л а е в. Щорсовцы!

— Ура!.. Ура!

Н и к о л а е в. Кончено, товарищи, мы пробились.

В школе наскоро оборудован лазарет. По классной комнате, в которой сдвинуты в угол парты, вперед-назад ходит Котовский. Он останавливается у двери. Прислушивается, снова ходит, нервничает. Из коридора выходят Николаев и Крешюн.

Н и к о л а е в. Напрасно беспокоитесь, Григорий Иванович. Рана ведь действительно не опасная.

К о т о в с к и й. Безопасных ран не бывает. Загляните-ка…

Н и к о л а е в (посмотрел в щелку). По-моему, можно зайти.

К о т о в с к и й. Спросите.

Н и к о л а е в. Можно нам?

Г о л о с О л ь г и. Да. Входите.

Котовский, Николаев и Крешюн входят в соседний класс, где устроена «операционная». Ольге помогают две медицинские сестры.

К о т о в с к и й (весело). Здравствуй, умирающий.

Х а р и т о н о в. Здравствуй, победитель Трои!

О л ь г а. С кем это вы дрались? С петлюровцами?

К о т о в с к и й. Гм… Кажется, с петлюровцами.

Х а р и т о н о в. А по-моему, это были махновцы.

К о т о в с к и й. Вообще черт с ними. Кто бы они ни были, больше их нет.

О л ь г а. И много их было?

К о т о в с к и й (Николаеву). Тысячи две было?

Н и к о л а е в. С так называемым «гаком». Я думаю, около двух с половиной.

К о т о в с к и й. Это значит, что каждый наш боец тихо-мирно зарубил в среднем по пять штук. «Сам-пять»… Вполне приличный счет.

Ольга прикладывает стетоскоп к груди Харитонова…

О л ь г а. Дышите… Не дышите… Вздохните… Задержите дыхание… Все!.. Можете укрыться.

Х а р и т о н о в. А дыхание так и оставить задержанным?

О л ь г а. Ладно, так и быть, можете выдохнуть!..

К о т о в с к и й. От лица командования благодарю за разрешение.

О л ь г а. Помните — лежать неподвижно. Полный покой. Остальное вам скажет настоящий, правильный, старый доктор, когда мы его достанем.

Х а р и т о н о в. Если вы не настоящий доктор, какое же вы имели право раздевать меня, вынимать из меня какие-то куски железа и прослушивать трубкой мои внутренности?.. Может быть, я хотел их сохранить в секрете.

К о т о в с к и й. Ладно-ладно, лежи тихо. Раненым острить вредно. Пойдемте, товарищи.

Котовский, Крешюн и Николаев выходят. И так как-то получается, что Котовский задерживается в соседнем классе, а Николаев и Крешюн проходят в коридор.

Открывается дверь, входит, снимая халат, Ольга.

К о т о в с к и й. Я хочу с вами поговорить.

О л ь г а. Хорошо. Пойдемте вместе.

Спускаются сумерки. Котовский с Ольгой идут по сельской улице.

О л ь г а. Через несколько дней он будет ходить. Важно только сейчас, пока не затянется рана, чтобы он лежал неподвижно… Вот, хотите, на память…

Ольга протягивает руку. На ладони лежит маленький кусочек металла.

К о т о в с к и й. Пуля?..

О л ь г а. Которую я у него только что извлекла…

Теперь пуля лежит на широкой ладони комбрига… Он как бы взвешивает ее.

К о т о в с к и й. Беспартийная вещь… И смерть, и жизнь, и свобода, и рабство — все тут…

Некоторое время идут молча.

Где-то вздохнула гармонь. Прошли деревенские девушки. Выходят из хат отдохнувшие, отоспавшиеся бойцы.

К о т о в с к и й. Теплый вечер.

О л ь г а. Да. Хорошо. Как быстро темнеет…

К о т о в с к и й. Смотрите-ка, какие тучи, — вот видите — там морда с бородой… Видите? Вот лоб, вот нос — какой толстый… А вот темная бородища…

О л ь г а. Да-да, верно. Я вижу. А ниже — там вон, влево, — замок, видите?

К о т о в с к и й. Замка не вижу.

О л ь г а. Да вот — три башенки, видите? Тут деревья и за ними зубцы, видите?.. И дорога вьется… Может быть, ваша дорога…

К о т о в с к и й. Вижу… Кажется, вижу…

Подходят к обрыву.

Горят костры. Бойцы сидят у костров. Поют тихую песню.

Г о л о с а. Вот кончим воевать, подадимся по домам…

— Хорошо тебе «по домам», а мой дом где?

— Нам домой — в Бессарабию.

— Да… Мой, например, дом в Вилково. Там у нас вместо улиц каналы. Выйдешь из дверей и прямо в лодку садишься. На нас из других стран приезжают смотреть. Говорят люди, еще у итальянцев есть вроде нашего Вилкова местечко — Венеция. Там народ тоже, вроде нас, взял манеру в лодках ездить.

Подходят комбриг и Ольга.

Г о л о с а. Добрый вечер, Григорий Иванович…

— Здравствуйте, товарищ комбриг.

— Буна сара…

К о т о в с к и й (останавливается). Буна сара… Наши? Нына оспенит?

Г о л о с а. Астыз… сегодня…

— Григорий Иванович, папущай оне густа?

К о т о в с к и й. Давай-давай… конечно, давай.

Котовскому передают несколько горячих початков кукурузы и соль в тряпочке. Котовский угощает Ольгу. Привычно посыпает кукурузу солью и, быстро вращая початок, обгрызает его. Встает.

У костров поют молдаванскую дойну.

К о т о в с к и й (подсаживаясь к костру). Ну, рассказывайте, как там у нас… как живут… Из Ганчешт никого нету?

К костру подходит Порфирий Папеску.

П о р ф и р и й. Здравствуйте, Григорий Иванович.

К о т о в с к и й. Порфирий!

Вскакивает, обнимает его.

К о т о в с к и й. Порфирий, как я тебя рад видеть! Ну, что там у нас? Кагальник не высох? Течет еще?

П о р ф и р и й. Течет Кагальник, и ясени стоят зеленые, и грабы, и клены шумят на ветру…

К о т о в с к и й. Эх, Ганчешты…

П о р ф и р и й. Наш народ послал меня сюда. Иди, сказали, шукай Котовского. Расскажи ему, как на грабах, на кленах, на ясенях висят наши братья, наши отцы и матери… как по Кагальнику, в водах Быка и Иколя и Ботни, плывут трупы покалеченных детей…

Все молчат… Только звенит над кострами печальная песня — дойна.

П о р ф и р и й. …Вернулся Каракозен с румынскими войсками, с полицией… Кто тронул его землю — того повесили, и мать того повесили… Ты старого Прилуку помнишь?

К о т о в с к и й. Крестный мой…

П о р ф и р и й. Никого у них не оставили. Потом хату сожгли, а у Сердюков…

К о т о в с к и й. Ну, говори…

П о р ф и р и й. Самого расстреляли, а девчата пропали. И моей бедной доченьки нету в живых… Помнишь, она тебе спички давала, когда ты пришел князя палить… (Встает. Зазвучала музыка.) Пришел наш конец. Кто может бежать — бежит через Днестр. Кто слабый, кто больной, кто умирает, те посылают детей своих и говорят: бегите за Днестр, там Советы, там ищите жизнь, там Котовский — наш заступник. Найдите его. Расскажите, как мучают нас, как истязают, как забирают у нас жизнь… Идите, дети, к Котовскому, пусть он знает… он нас освободит, наш отец, наш дорогой заступник… Пусть он хоть на час придет к нам, пусть отомстит за наши жизни.

Котовский слушает стоя. Его взгляд сверкает гневом. Его рука лежит на рукоятке шашки. Вдруг он вырывает шашку из ножен, клинок сверкнул в свете костров.

Тревожный звук трубы прорезал воздух…

…И вот уж мы видим Котовского, а за ним конницу, скачущую к лесу по ночной дороге.

Догорают брошенные костры.

Раненый Харитонов судорожно схватил за плечо Кабанюка.

Х а р и т о н о в. Ты врешь!

К а б а н ю к. Нехай меня черти возьмут — правда!

Х а р и т о н о в. Не может быть!

Оттолкнув Кабанюка, Харитонов встает и выходит из школы.

Останавливается. Ни души.

Тишина. Догорают костры.

К а б а н ю к. Я вас, товарищ комиссар, обманывать не буду. Раз вы пытаете — я и говорю: посидали на коней и пошли в рейд, до дому, до Бессарабии…

Х а р и т о н о в. Дай коня, живо!

К а б а н ю к. Да вы на себя посмотрите, куда вам…

Х а р и т о н о в (кричит). Кому говорю!

Харитонов и Кабанюк верхами мчатся по лесной тропинке.

…Бригада идет большой дорогой.

…Харитонов и Кабанюк скачут наперерез, по тропинкам, через лес, через речки… все скорее и скорее.

…Близок Днестр…

…Перед Котовским мелькнула широкая полоса воды.

…Из лесу на взмыленных конях вылетают Харитонов и Кабанюк. Конь Харитонова останавливается перед Орликом, преграждая Котовскому путь.

…Харитонов почти падает на шею коня, он дышит хрипло, прерывисто.

Х а р и т о н о в. Поверни… бригаду…

К о т о в с к и й. С ума сошел… Пусти… Пусти, говорю.

Х а р и т о н о в. Именем… революции…

Комиссар пошатнулся, обессиленный падает с коня. Котовский соскакивает, наклоняется над комиссаром.

К о т о в с к и й. Тихоня… Товарищ комиссар…

Харитонова поднимают. Из шинелей и веток сооружают носилки, бережно кладут на них комиссара.

Бригада шагом поворачивает за Котовским. Котовский оглянулся.

…За Днестром лежит освещенное луной село. Он тяжело вздохнул.

…Бойцы несут носилки. На них лежит без сознания Харитонов.

Бригада безмолвно возвращается.

Глухо и печально цокают подковы.

Тишина.

В классе, напряженно прислушиваясь, стоят Котовский, Кабанюк, Николаев, Порфирий и несколько бойцов.

Возле двери в соседнюю комнату, на столе, стоят бутылки с молоком, куски масла, завернутые в капустный лист, белый хлеб.

Неслышно открывается дверь из коридора, и входит в класс папаша Стукалин. Он смотрит пытливо на стоящих в комнате. Никто ничего ему не говорит. Все отворачиваются, молчат. Стукалин подходит к столу, разворачивает пакет, который принес с собой, и кладет на стол вареную курицу. Потом становится рядом со всеми, с ожиданием смотрит на внутреннюю дверь.

Дверь скрипнула, открывается. Входит Ольга. В белом халате, хмурая, неприветливая.

О л ь г а (Котовскому). Зайдите. Он вас зовет. Вы все зайдите.

К о т о в с к и й (шепотом). Ну как…

Не отвечая ему, Ольга отходит к окну.

Неловко переваливаясь на носках, стараясь не шуметь, идет Котовский к двери. Останавливается, откашливается в кулак и входит к Харитонову.

За Котовским, так же переваливаясь, осторожно входят и все остальные.

Харитонов лежит в постели, голова откинута, глаза закрыты.

Х а р и т о н о в (очень тихо, не открывая глаз). Ты?

К о т о в с к и й (шепотом). Я…

Х а р и т о н о в. Еще… кто здесь…

К о т о в с к и й. Еще Кабанюк, папаша, Николаев, Дембу… еще бойцы тут…

Х а р и т о н о в. Очень хорошо…

Долгая пауза.

К о т о в с к и й (забеспокоился, шепчет тревожно). Тихоня… товарищ комиссар…

Х а р и т о н о в. Ничего… постой… мысли собираю…

К о т о в с к и й (мнет шапку в руках). Товарищ комиссар. Я вот что… пожалуйста, прости меня, Тихоня… а?

Х а р и т о н о в. Да… конечно… не то… дай руку…

Котовский поспешно бросается к постели и очень осторожно берет худую, бессильную руку комиссара в свою большую ладонь.

Х а р и т о н о в. Хочу… сказать самое… самое… главное… а в голове много… очень… очень… постой… возьми у меня в сумке… маленькую бумажку…

К о т о в с к и й. Сейчас.

Достает из походной сумки бумажку.

Х а р и т о н о в. Это для тебя… я тебя… моя… рекомендация…

К о т о в с к и й. Тихоня… спасибо…

Х а р и т о н о в. Помни… Гриша… твоя родина… революция… понимаешь?

К о т о в с к и й. Я понял. Не говори, тебе трудно.

Х а р и т о н о в. А Ганчешты… будут…

К о т о в с к и й. Я понимаю.

Х а р и т о н о в. …все равно будут… (Едва слышно.) Прощайте, товарищи…

Рука Харитонова выскользнула из рук комбрига и тихо падает на одеяло. Бойцы снимают фуражки…

Зима. Глубокий снег. По дороге к селу движутся котовцы. Бригада только что вышла из боя. Медленно, понуро идут кони. Бойцы, измученные, окровавленные, опустив головы, дремлют в седлах. Сзади везут раненых и убитых.

Село.

Полузамерзшие бойцы вносят в хату раненых товарищей. Кладут на лавки, на пол, и те, кто принес их, сами тут же засыпают мертвым сном.

Ольга в халате, надетом поверх полушубка, готовится к операции. Дрожащие от холода санитары и медсестра перекладывают раненых, раздевают, отпаивают кипятком, растирают им отмороженные ноги.

В соседней комнате Крешюн склонился над столом и корявым маленьким ножом делит небольшой кусок хлеба на равные четыре части. Рядом примостился Дембу, которому Николаев диктует донесение.

Входит Котовский. Николаев, закутавшись в несколько шинелей, ложится на лавку и продолжает диктовать из-под груды одежды.

Н и к о л а е в. «…бригада вошла в соприкосновение с группой генерала Барановского и полностью ее уничтожила». Пиши. «Очень трудное положение с продовольствием и одеждой. При первой возможности просим выслать». Так… дальше. «Здесь в селе перед нашим приходом деникинцы расстреляли полностью сельсовет и комнезамы. В настоящее время Советская власть восстановлена». Подпись.

Со двора доносятся крики. Распахивается дверь, и вместе с белыми клубами пара в хату вваливаются красноармейцы, держа за руки какого-то маленького человечка в шубе, с заиндевевшим бобровым воротником, в котелке.

Г о л о с а. Буржуя поймали!

— Самый гад чертов и есть.

— Товарищ комбриг, вот он, кровопийца.

— Я ему как дал раз, а он у меня свалился.

К о т о в с к и й. Тише, тише, ребята, не горячитесь. Раздевайся, Кабанюк.

Г о л о с а. Кабанюк?!

— Это Кабанюк?

Кабанюк молча снимает котелок, опускает воротник шубы. Под глазом Кабанюка огромный синяк. Красноармейцы бросаются к Кабанюку, трясут его, пожимают руки.

Г о л о с а. Вот так буржуй.

— Откуда же ты такой взялся?

— Почему ж ты сразу не сказал?

К а б а н ю к (трогает пальцем синяк). Так вы же мне не дали рот раскрыть…

П е р в ы й б о е ц. Это, положим, верно.

В т о р о й б о е ц. Мы его сразу немножко оглоушили.

П е р в ы й б о е ц. Зато теперь он может подтвердить силу нашей классовой ненависти.

Кабанюк грозит ему кулаком.

К о т о в с к и й. Человек в разведку ходил, а вы его отколотили. Нехорошо получилось.

П е р в ы й б о е ц. Ничего, товарищ комбриг, это ему вперед будет. На чем-нибудь заработает, а мы ему засчитаем, что он уже получил свое.

К о т о в с к и й. Ну ладно, товарищи. Можно идти.

Красноармейцы уходят.

К о т о в с к и й (Кабанюку). Рассказывай… Что в Одессе?.. Сколько их там?

К а б а н ю к. Точно сказать не могу, но так, говорят, что в городе их тысяч тридцать.

К о т о в с к и й. Да, примерно так и должно быть. Какое настроение у рабочих?

К а б а н ю к. Я ходил, как вы сказали, в порт и к заводам… Там со мной никто особенно, правда, не говорил… Ходят злые, молчат, как подойдешь. Еще другой и огрызнется.

К о т о в с к и й. Так… Еще что ты видел?

К а б а н ю к. Много ездят с чемоданами.

К о т о в с к и й. Это интересно. У Фанкони не был?

К а б а н ю к. Был. Буржуи какие-то сумасшедшие ходят… Галдят, суетятся, каждый каждому что-то продает.

К о т о в с к и й. Так… Паника.

К а б а н ю к. Там у Фанкони одна драка была…

К о т о в с к и й. Какая драка?

К а б а н ю к. Офицеры с офицерами. Бутылками дрались, потом стрелялись. Их там три штуки вынесли потом, не знаю, или раненые, или совсем готовые.

Н и к о л а е в. Вот как… Слабовато у них с дисциплиной.

К о т о в с к и й. На улицах пьяных много?

К а б а н ю к. До черта!

К о т о в с к и й. И военные?

К а б а н ю к. Конечно. И солдаты пьяные и офицеры пьяные. Так и шатаются по городу…

К о т о в с к и й. Очень интересно…

Распахнулась дверь. Снова с людьми ворвались плотные клубы белого пара.

Б о е ц. Товарищ комбриг, Костька вернулся из штаба дивизии…

Костька Пролетарский, окровавленный, замерзший и засыпающий, снимает окоченевшими, негнущимися пальцами папаху, достает пакет и протягивает его комбригу. Потом прислоняется к стене, оседает и тут же засыпает. Котовский наклоняется над ним, расстегивает шинель, осматривает Костю.

К о т о в с к и й (тихо). Нет, не ранен… Отнесите его к Ольге Петровне. Накормите и уложите спать…

Бойцы поднимают Костю и под руки уводят.

Н и к о л а е в. Молодец… пробился все-таки…

К о т о в с к и й (вскрывает пакет, читает). Приказ… Гм… отходить… остерегаться группы генерала Барановского… которая оперирует в нашем районе… гм…

Н и к о л а е в. Сведения немножко запоздалые у дивизии… там еще не знают, что мы Барановского уже ликвидировали…

К о т о в с к и й. Откуда же им знать… Да… (Продолжает читать.) Так… так… гм… Вот что — ложитесь-ка вы все спать, я вас потом разбужу. Ты, Кабанюк, иди отдохни, потом еще с тобой поговорим.

Заложив руки глубоко в карманы отороченной мехом куртки, Котовский проходит по комнате, раз, другой, останавливается перед замерзшим окном… Снова то быстрее, то медленнее ходит вперед и назад и снова в раздумье останавливается. Садится к столу, но какая-то новая мысль заставляет его подняться. И снова быстро-быстро шагает он из угла в угол… Останавливается, рывком раскрывает дверь и выходит на улицу. Несколько мгновений стоит неподвижно, вдыхая морозный воздух, потом возвращается в хату.

Вокруг стола сидят всклокоченные, только что разбуженные командиры.

На столе карта. Котовский, Николаев, Дембу, Крешюн и Стукалин склонились над ней.

Николаев и Котовский подсчитывают какие-то цифры.

Д е м б у. Ты меня прости, Григорий Иванович, но я скажу, что думаю. Каждая храбрость должна иметь меру, а то она не храбрость…

К о т о в с к и й. …а глупость. Так?

Д е м б у. Вроде того. Можно биться, когда врагов в два раза больше. И в три. И даже в четыре. Мы это показали сами. Но когда нас пятьсот, а их тридцать тысяч…

К о т о в с к и й. Это арифметика. А тут, брат, не арифметика действует, а математическая психология. Это вещи разные. Будем считать так: каждый из наших пятисот силен и вынослив, как чемпион французской борьбы. Каждый воспитан, как герой. Пятьсот таких людей — это уже не пятьсот, а пять тысяч. Так?!. Значит, мы имеем пять тысяч сабель. Какие же силы у нашего противника? Тридцать тысяч. Чего тридцать тысяч? Солдат? Нет, тридцать тысяч разложившейся шпаны. Это уже не тридцать тысяч, а в лучшем случае десять. Теперь дальше. Они нас никак не ждут. Мы свалимся совершенно неожиданно. А что такое неожиданность на войне? Победа! Эх, если б нам такой аэроплан, чтобы поднять всю бригаду и сбросить прямо на противника!.. Так вот, мы считаем, что их десять тысяч, да еще надо накинуть пятьдесят процентов на неожиданность нашего появления. Так сказать, на нахальство…

Н и к о л а е в. На внезапность…

К о т о в с к и й. Да… Выходит, у них уже не десять тысяч, а пять тысяч. Ну, а с нашими пятью неужели против их пяти не справимся? Прибавь еще: рабочие и портовые грузчики на нашу сторону станут? Станут. Вот у нас и прямой перевес. В общем, я считаю, что наш долг ударить на Одессу и взять ее. Как, Николай Николаевич, со стратегической точки зрения — правильно?

Н и к о л а е в. Абсолютно неправильно, но действовать надо, конечно, только так.

К о т о в с к и й. Вот такой начальник штаба нам подходит… Пишите донесение в дивизию. Одесса должна быть взята. Это вопрос жизни республики. Пусть поддержат наш удар. (Проводит резкие линии на карте.) Вот мы пробиваемся сквозь Одессу, отрезаем им отступление, вот и вот, и разбиваем их с тыла… А вообще, товарищ Дембу, выбросьте вы из головы эти глупости, что дважды два — четыре… Какая чепуха!

В отдельный кабинет шикарного одесского ресторана, со стуком распахнув дверь, вбегает бледный, дрожащий поручик.

П о р у ч и к. Ваше превосходительство… Красные…

Г е н е р а л (встает с дивана, на котором спал). Какие красные? Возьмите себя в руки… Откуда им взяться?..

П о р у ч и к. Взялись, ей-богу, честное слово, ваше превосходительство, — взялись!.. Уже тут они… в городе они…

И, как бы в подтверждение слов поручика, на улице раздается взрыв гранаты и мимо окон проносится группа котовцев.

Г е н е р а л. Постойте! Сумасшедший!

Поручик стреляется.

В панике мечется на улицах Одессы нарядная буржуазная публика. Юркие маклеры и расфранченные дамы прячутся в подворотни…

…По улицам мчатся котовцы.

Бросив работу, толпами выходят вооруженные рабочие из заводских ворот.

…Котовцы прорываются в центр города… С боем пробиваются они сквозь центральные кварталы Одессы, потом через узкие улочки пригорода к железной дороге. Здесь не надолго задерживаются, поворачивают орудия, налетают на железнодорожную станцию.

На путях стоят приготовленные к отправлению эшелоны с оружием, боеприпасами, бронепоезда, салон-вагоны…

Взрыв за взрывом гремят на станции. Это котовцы пускают навстречу один другому товарные поезда. Паровозы валятся под откос.

…Обезумев от страха, мечутся солдаты и офицеры по улицам города.

Падают снаряды, вздымая столбы снега.

… Один за другим на станции раздаются потрясающей силы взрывы. Это рвутся снаряды.

На вокзальной площади идет жестокий бой.

Костька пробирается с пулеметом вдоль здания вокзала. Он вжимает голову и наклоняется, когда особенно близко свистят пули.

К о т о в с к и й (подъезжает к нему). У тебя там разве есть знакомые? Чего кланяешься?

К о с т я. Да… вам хорошо… А я не могу привыкнуть, боюсь их, как чертей… пуль-то. Жужжат, главное, вроде пчел. А другие свистят очень страшно.

К о т о в с к и й. Эх ты! Раз только ты слышишь свист — кончено, эта пуля уже не страшна, уж она пролетела. А ты тех бойся, которые еще в дуле сидят, понял? Надо убить врага раньше, чем он в тебя выстрелит. Между прочим, самый безопасный способ.

Пришпорив коня, комбриг бросается на другой конец площади, где закипает горячая схватка.

…Из-за угла выезжает, стреляя, броневик.

…Красноармейцы отступают, падают, оттаскивают раненых. Крешюн бросается навстречу броневику. Он скачет рядом с мчащейся на полном газу машиной и стреляет в смотровые щели.

Пулемет скашивает Крешюна. Он падает на землю, но броневик остановлен. С гранатами в руках влезают в открытый люк красноармейцы.

Котовский подхватывает упавшего Крешюна, перебрасывает через седло и, придерживая его левой рукой, крошит белых всадников, преграждающих ему дорогу.

За железнодорожными путями — батарея. Папаша Стукалин, поглаживая то один, то другой ус, спокойно подает команду.

— Первая. Вторая. Есть. Вдарили. Переносим огонь. Так… Первая, вторая. Есть. Вдарили.

Снаряды падают в лавину отступающих белых.

На улицах города ад кромешный. Смешались части, роды оружия. Сломя голову бегут, мечутся деникинцы.

Бережно снимают с Орлика Степана Крешюна и опускают на землю. Степан медленно открывает глаза.

К р е ш ю н. Кабанюк…

Кабанюк склоняется над Степаном.

К р е ш ю н (шепчет). Миша… чтобы кони… всегда… были… накормленные… смотри… (Пауза. Еще тише.) Григорий Иванович от меня поклон… пускай дома… передаст, когда… доберетесь… Прощайте, дорогие…

Комбриг срывает орден Красного Знамени со своей груди и кладет на грудь мертвого Степана. Потом, пряча лицо, резко поворачивается, взлетает в седло и, подняв Орлика на дыбы, галопом уносится прочь.

Ломая сходни, на последние пароходы взбираются буржуи и не успевшие переодеться генералы.

…Пароходы отваливают и, обогнув Воронцовский маяк, выходят в море.

…К городу подходят красные стрелковые дивизии.

ОДЕССА НАВЕКИ СТАЛА КРАСНЫМ ГОРОДОМ.

Гремит марш. По улицам Одессы проходят части Красной Армии.

Улицы запружены людьми. Народ приветствует бойцов. Радостные крики несутся навстречу Котовскому. Комбриг со своим штабом проезжает вдоль трофейных орудий, вдоль сваленных грудами винтовок, пулеметов, вдоль тысяч и тысяч пленных, которые ждут решения своей участи.

Рядом с Котовским гарцует на коне Дембу.

К о т о в с к и й. Да, совсем забыл, я хотел спросить тебя: сколько дважды два?

Д е м б у. Как когда, товарищ комбриг… Сколько придется!..

К о т о в с к и й. Правильно, товарищ Дембу. Я вижу, вы начинаете усваивать военную арифметику.

К комбригу подъезжает папаша Стукалин.

С т у к а л и н. Григорий Иванович, разрешите сделать наводку по пароходам. Они, черти, болтаются там в море, пользуются, что у нас флота нет. А я по ним из ихних же пушек с берега засмолю. Как подумаю, сколько на этих пароходах генералов и всякой швали, — руки чешутся.

К о т о в с к и й. Правильно, папаша, делай наводку.

Котовский и его штаб подъезжают к железнодорожной станции. Вся площадь перед зданием вокзала завалена брошенным военным имуществом.

Тачанки, легковые автомобили и грузовики, тяжелые орудия и полевые пушки, походные кухни и подводы, груженные штабными делами, — все в невообразимом беспорядке нагромождено перед вокзалом.

Походная кухня. Подходят с котелками бойцы.

К а ш е в а р. Следующий. (Заглядывает в бумажку, которую подает ему Костя.) Так, товарищ Пролетарский, роспись в порядке. Получай. (Насаживает бумажку на штык, наливает черпаком суп, дает коробку консервов.) Следующий. (Заглянул в бумажку.) Эге… ничего с этого не получится.

Б о е ц. Что же вы хочете, товарищ кашевар, я ж расписался ж.

К а ш е в а р. Не ловчи, не ловчи, ничего не поможет, ловчило! Ты что тут накарябал? Одно фамилие. А у нас уже неделю под фамилие не дается. Тебе как объясняли? Надо все полностью: красноармеец такого-то взвода, первой роты, второго эскадрона и полка бригады товарища Котовского Матвей Лукич и тогда только фамилие — Кошкин. А ты просто — «Кошкин». И все. Так не дам же тебе пайка под одного Кошкина… Следующий.

К о с т я (подходит к огорченному Кошкину). Не горюй, Кошкин, люди с этих расписок начали, а теперь, смотри — и читают, и пишут, и подковываются… Здравствуйте, товарищ комбриг.

Котовский подходит, заглядывает через плечо Кошкина, который, тяжело вздыхая, выводит свое полное звание.

К о т о в с к и й. Дай карандаш.

Кошкин подает карандаш комбригу.

К о т о в с к и й (пишет за Кошкина). На, так и быть. Только помни — последний раз. Больше не буду. Иди, получай.

К о ш к и н. Ну, это вы меня прямо выручили, товарищ комбриг. Понимаете, есть охота, а писать неохота.

На станции кипит работа: рабочие восстанавливают пути и ремонтируют захваченные бронепоезда.

В стороне стоит новенький, свежеокрашенный санитарный поезд. Навстречу Котовскому из вагона санитарного поезда выходит сияющая Ольга вместе со своими медицинскими сестрами и санитарами.

О л ь г а. Ну, Григорий Иванович, теперь мы развернем настоящую медицину. Хотите посмотреть наш санитарный поезд?

К о т о в с к и й. Видите ли… Нет, лучше в другой раз. Вы уже свободны?

О л ь г а. Да.

К о т о в с к и й. Пройдемся пешком?

О л ь г а. С удовольствием.

Из города доносится гром оркестров, тарахтенье тачанок, песни марширующих бойцов. Котовский и Ольга идут вдоль путей железной дороги.

К о т о в с к и й. Целый день шум и шум. Крик. Стрельба. Команды. К вечеру все-таки утомляешься, хочется посидеть в тихом месте, помолчать… Оля, а помните, что вы мне сказали, когда увидали в первый раз?

О л ь г а. Нет, не помню.

К о т о в с к и й. Ну, пожалуйста, вспомните…

О л ь г а. Правда, я забыла. Кажется…

К о т о в с к и й. Ну-ну!

О л ь г а. Нет, не помню.

К о т о в с к и й. Хотите, я вам скажу?

О л ь г а. Ой, нет!.. Не надо.

К о т о в с к и й. Значит, помните?

О л ь г а. Нет.

К о т о в с к и й. Вы сказали, что у меня дурацкая рожа.

О л ь г а. Неправда!

К о т о в с к и й. Сказали.

О л ь г а. Нет.

К о т о в с к и й. Да.

О л ь г а. Нет.

К о т о в с к и й (берет ее за плечи). Да.

О л ь г а (не так уверенно). Нет.

К о т о в с к и й (глухо). Как здесь тихо, Оля…

О л ь г а. Да.

Вдруг голос:

— Товарищ комбриг, разрешите доложить.

К о т о в с к и й (резко поворачивается). Ну? В чем дело?

Б о е ц. Командир эскадрона велел у вас спросить, что с попами делать?

К о т о в с к и й. Какие попы?..

Б о е ц. Правильные попы, настоященские. В плен взятые — пять штук военных попов. Хранятся в нашем эскадроне.

К о т о в с к и й. Отпустите их к черту.

Б о е ц. Приказано отпустить попов к черту!

Сгущаются сумерки.

Котовский и Ольга подходят к будке стрелочника.

К о т о в с к и й. …слева, знаете, как спускаешься в долинку, стоит завод, где отец работал. Мимо, если пройти, — подъем в гору. На повороте крест стоит. Чем выше поднимаешься, тем больше из-за холма появляется маленьких домиков, все в зелени…

О л ь г а. Вот, знаете, считается, что мы — интернационалисты там и прочее. А все-таки у каждого человека, очевидно, есть какой-то маленький уголок на земле, для которого в сердце особое место… Что с вами?

К о т о в с к и й. Так… ничего… удивляюсь.

О л ь г а. Чему?

К о т о в с к и й. Вам…

О л ь г а. Прохладно стало к вечеру…

К о т о в с к и й. Нет, правда, никогда не думал, что бывают такие девушки.

О л ь г а. Мы хотели найти тихое местечко…

К о т о в с к и й. Ладно, помолчу…

О л ь г а. Хорошо здесь…

К о т о в с к и й. Хорошо.

Они опускаются на скамейку у глухой стены будки стрелочника. Котовский берет руку Ольги. Вдруг из-за угла раздается женский голос:

— Теперь опять, Васечка, миленький, упрешься ты со своим пузатым Котовским… Когда же я тебя, сердешного, снова увижу…

На другой скамеечке, за углом, сидят, обнявшись, боец и стрелочникова толстая дочка.

Котовский и Ольга встают и уходят.

Темнеет. Комбриг и Ольга подходят к старому кладбищу. Останавливаются.

О л ь г а. Вот здесь, кажется, действительно тихо… Прислушайтесь — ни звука…

К о т о в с к и й. Хорошо… Знаете, Оля… Оленька…

Вдруг громовой бас:

— Стой! Кто идет? Стрелять буду!

— Стой!

— Стой! Кто идет?

Навстречу комбригу из темноты выскакивают четверо красноармейцев, которые стояли в секрете. Они подбегают с винтовками наперевес и останавливаются, узнав комбрига. Да комбриг еще и не один!..

— Григорий Иванович…

— Товарищ комбриг…

— Простите, пожалуйста, товарищ комбриг.

Котовский и Ольга уходят. Комбриг говорит извиняющимся тоном:

— Война…

Берег моря. За молом виднеются огни стоящих на рейде судов.

На берегу устанавливают в ряд шесть крупнокалиберных пушек.

Папаша Стукалин отдает последние распоряжения и начинает делать наводку.

С т у к а л и н. Живей, живей, ребята! Могут удрать и не узнают, что такое есть ураганный, смертоубийственный огонь красной артиллерии… Эх, по первому морю приходится стрелять! Почин дороже денег. Гранатой, отражательной, угломер тридцать ноль-ноль, прицел тридцать…

К берегу подходят комбриг и Ольга.

К о т о в с к и й. Наконец-то… Надо было нам сразу идти к морю.

О л ь г а. Вот здесь действительно тихо… И море, как пруд, тихое…

К о т о в с к и й. Оля!..

О л ь г а. Да?..

К о т о в с к и й. Вы знаете, что я хочу вам сказать?

О л ь г а. Кажется, знаю… Но вы все-таки скажите…

К о т о в с к и й. Какая тишина…

О л ь г а. Вы это хотели сказать?

Котовский бросается к ней, берет за руки, притягивает к себе, обнимает. Поцелуй.

В то же мгновение тишина разрывается артиллерийским залпом. Потом раздаются разрывы снарядов в море.

Но поцелуй длится. Ничто уже не может ему помешать.

Канонада. Грохочут орудия… Поцелуй длится…

Утро. Комната Котовского. Ольга сидит на диване, голова комбрига на ее коленях.

О л ь г а. …и всегда, всегда мы будем вместе…

К о т о в с к и й. Конечно, всегда вместе!

О л ь г а. …И никогда не будем ссориться…

К о т о в с к и й. Никогда, никогда…

О л ь г а. Мне нужно уходить, Гриша.

К о т о в с к и й. Куда?

О л ь г а. Мы сейчас будем приводить в порядок санитарный поезд.

К о т о в с к и й. Видишь ли… Поезд, собственно, мы отдаем.

О л ь г а. Что?

К о т о в с к и й. Штабу армии отдаем, говорю, санитарный поезд.

О л ь г а (встает). То есть как это — отдаем? Что значит «отдаем»?

К о т о в с к и й. Просто — отдаем.

О л ь г а. Ах, вот как! Значит, вам совершенно наплевать, нужно нашей бригаде или не нужно…

К о т о в с к и й. Оля…

О л ь г а. Я вам не Оля, прошу ко мне обращаться только официально.

К о т о в с к и й. Оленька…

О л ь г а. Не смейте меня так называть…

К двери комнаты комбрига подходит Мельников и вдруг замирает.

Из комнаты доносятся крики ссорящихся. Так продолжается несколько мгновений.

Затем оттуда выскакивает Ольга, хлопает изо всей силы дверью и убегает.

К о т о в с к и й (выбегает). Ольга!

Но Ольги нет. Вместо нее Мельников. Котовский уходит обратно, захлопывает дверь.

…Подходит к окну. Окно заклеено по-зимнему. Комбриг рванул за ручку — полетела бумага, песок, стекло. Окно распахивается.

По палисаднику к воротам быстро идет Ольга.

К о т о в с к и й (из окна). Оля!

Она, не отвечая, не оборачиваясь, быстро уходит.

К о т о в с к и й. Товарищ военный врач! Приказываю вам подойти!

Ольга нехотя, медленно возвращается. Останавливается под окном.

К о т о в с к и й. Ближе. Приказываю подойти ближе.

Ольга подходит ближе.

Вдруг Котовский наклоняется из окна, хватает Ольгу, поднимает и уволакивает в комнату. Она успевает только вскрикнуть. Окно захлопывается.

Стоя в дверях дома, все это видит Мельников.

— Ну и нахал Григорий Иванович!

Кабинет командующего. В комнате командующий, член Военного Совета, начальник особого отдела и товарищи из Центра.

К о м а н д у ю щ и й. Садитесь, товарищи. Сейчас должен явиться комбриг Котовский со своим комиссаром. Бригаде дается задание ликвидировать остатки антоновской банды. После разгрома сорокатысячной банды в лесах остались группы, которыми командует Матюхин. Вычесать их из лесов невозможно. Иной раз бандита от крестьянина не сразу отличишь. Как только подойдет наша часть, это — мужик, а пройдем дальше, — он за пулемет.

О р д и н а р е ц (входит). Товарищ командующий, комбриг Котовский и комиссар бригады Васильев.

К о м а н д у ю щ и й. Зови.

Входят Котовский и Васильев. Здороваются.

К о м а н д у ю щ и й. Мы вас слушаем, Григорий Иванович.

К о т о в с к и й. Наша бригада должна исчезнуть!

К о м а н д у ю щ и й. Исчезнуть?

К о т о в с к и й. Вот послушайте…

Несколько красноармейцев сидят кружком на земле.

Кабанюк обучает бойцов. Боец крестится.

К а б а н ю к. Ты какую-то дулю показываешь. Разве так крестятся?

Б о е ц. Разучился, товарищ командир…

К а б а н ю к. Вот я тебе покажу «товарища»! И «командира»! Нету таких слов. Есаул — есть, сотник — есть, станичник — есть. Комбриг Котовский теперь атаман Фролов. Войсковой старшина. Он себе и зубы золотые вставит, как у настоящего атамана Фролова. Помните — мы кубанские казаки. И вести себя надо как полагается: пить самогон, материться, петь похабные песни, словом, как войдем в село, чтобы каждый понял: вот это да, это бандиты! Понятно?

Г о л о с а. Понятно!

— Понятно!

К а б а н ю к. Так. Теперь тебе, например, станичник не угодил. Костя, иди сюда. Вот он тебе не угодил, что ты скажешь?

Б о е ц (строго). Приказываю исполнить, что я приказал…

К а б а н ю к. Эх ты, «приказываю, что приказал»…

Б о е ц. А как?

К а б а н ю к. Выругай его — ив рожу.

К о с т я. Только в рожу не настояще?

К а б а н ю к. Вполне настояще. Надо быть артистом. И надо показать высшую сознательность и организованность. Подумать только, какое мы имеем задание: целой бригаде играть роли похлеще, чем в театре, и ни один боец чтобы ни одним словом виду не подал… Это, товарищи, еще небывалое представление…

Рядом бойцы под гармошку разучивают песню «Эх, Кубань, ты наша родина».

Кабинет зубного врача.

В кресле Котовский. Голова откинута назад, рот открыт. Щуплый врач в белом расстегнутом халате говорит, работая инструментом во рту Котовского.

— Сейчас все будет готово… Ха… Первый раз в жизни ставлю золотые коронки на здоровые зубы! Фантазия… Все. Можно сполоснуть.

Котовский встает. Расплачивается.

В р а ч. Все-таки у вас удивительно знакомое лицо, товарищ военный, где-то я вас видел…

К о т о в с к и й. Вы меня с кем-нибудь путаете… До свиданья… Спасибо…

Уходит.

Входит жена врача с развернутой газетой в руках.

Ж е н а. Ты знаешь, кто это у тебя был?

В р а ч. Ну кто?.. Человек.

Ж е н а. Человек… Стенька Разин у тебя был. Емелька Пугачев у тебя был… Смотри сюда…

Кладет на стол газету, в которой помещен большой портрет Котовского.

Ж е н а. Вот кому ты лазил пальцами в рот! Черту. Тигру. Котовскому ты лазил в рот…

Взглянув на фотографию, врач лишается чувств и падает.

Остановился на станции поезд. Из товарных вагонов выводят коней «фроловцы».

Со свистом, гиканьем, воплями и визгом влетают «фроловцы» в деревню.

Врываются в сельсовет. Первым вбегает чернобородый Порфирий Папеску. Председатель выхватывает наган, но и его и секретаря обезоруживают. Порфирий крепко связывает председателя.

Председатель рвется из рук, плюет в лицо «бандиту».

П р е д с е д а т е л ь. …Все равно вас всех расстреляют, кулачье проклятое, кровопийцы, изверги, сволочи!..

К а б а н ю к (тихо, Котовскому). Может, объяснить ему тихонько?..

К о т о в с к и й (тихо). Молчать!

С е к р е т а р ь (лежит связанный). Господин атаман, прикажите достать у меня в правом кармане бумажку…

Кабанюк берет бумажку, разворачивает ее. Долго и внимательно читает.

К а б а н ю к. Это антоновец, ваше благородие.

К о т о в с к и й. Развяжите его.

П р е д с е д а т е л ь. Ах ты… Вот оно что… Сукин сын, змея проклятая… Подожди же…

С е к р е т а р ь. Я-то могу подождать, но у тебя, Сергей Петрович, боюсь, времени ждать не будет…

Секретаря освободили, и он бросается к председателю:

— У… красная голота…

К а б а н ю к (перехватывает его). Не надо. Мы с ним сами расправимся… Запереть!

Порфирий поднимает председателя и грубо подталкивает к выходу. У двери председатель вдруг выпрямляется, валит Порфирия и, выхватив у него револьвер, стреляет.

П р е д с е д а т е л ь. Кровопийцы!.. Бандиты!.. Изверги!..

К председателю бросаются Кабанюк и Котовский.

К а б а н ю к. Брось! С ума спятил!.. Брось, тебе говорят…

Председателя обезоруживают.

В сельсовет врываются несколько кулаков.

Г о л о с а. Бей его!

— Большевистская зараза…

— К стенке!

— Топчи гада!

— К стенке! К стенке!

На полу лежит мертвый Порфирий Папеску.

Председателя держат несколько человек. У него на губах пена.

К о т о в с к и й. Запереть его! И вон отсюда все!

Люди выходят. Котовский и Кабанюк молча наклоняются, поднимают тело Порфирия, кладут на лавку. Его руки вытянуты вдоль тела. Черная борода лежит на воротнике окровавленной шинели.

К а б а н ю к. Погиб Порфирий… Григорий Иванович, что ж это делается?.. Ведь это же свой, наш человек убил его… герой убил его. А, Григорий Иванович?..

Котовский отворачивается. Сует в карман руку за платком и вдруг застывает.

Медленно вынимает он из кармана руку. На его ладони — пуля. Мгновение комбриг смотрит на нее, потом молча сжимает руку.

ПОПОЛЗЛИ СЛУХИ О БАНДЕ АТАМАНА ФРОЛОВА.

…Перешептываются девки, поглядывают на гуляющих по улицам «фроловцев».

…Собрались бабы у колодца, о чем-то тихо говорят.

…Мальчишки расплющили носы о стекло, смотрят в окна бывшего сельсовета.

…В сельсовете стол завален закусками, четвертями, бутылками самогона. За столом «атаман» и его штаб. Рядом с «атаманом» антоновец — секретарь сельсовета.

Со двора доносится песня. Пьяный секретарь нашептывает Котовскому.

С е к р е т а р ь. …а я, ваше высокоблагородие, отвечаю — ведать не ведаю никакого милиционера… Только они со двора, я в подвал — там он у меня, черт связанный, лежит. Я его на подводу — и прямо в лес к атаману Матюхину. Уж там он попищал — его лично батька между колен поставил и раз ему голову назад вывертывать… вывернул-таки… конечно…

К о т о в с к и й. Молодец.

С е к р е т а р ь. Это да. Батька у нас герой. Борода — во!.. Руки… ноги — во!.. Мужчина!..

К о т о в с к и й. Слушай, человек, тебе можно верить?

С е к р е т а р ь. Вашвысокблаг… зачем сомневаетесь…

К о т о в с к и й. Вот письмо. Скачи к Матюхину, к Ивану Сергеевичу. В лес. Передай ему от Фролова привет. Скажи, что срочно ждут ответа. Понял?

С е к р е т а р ь. Вашвысокблаг… не сомневайтесь…

Секретарь уходит. Котовский смотрит ему вслед.

Сдерживая себя, чтобы не побежать, к сельсовету подходит Мельников. Котовский видит его. Пододвигается к окну. Вполголоса, через окно, разговаривает с ним.

М е л ь н и к о в. Клюнули!

К о т о в с к и й. Говори скорей.

М е л ь н и к о в. Делегат от Матюхина явился… вместе с нашим пришел.

К о т о в с к и й. Не ошибка?

М е л ь н и к о в. Точно. Сейчас сюда явится.

К о т о в с к и й. Где они?

М е л ь н и к о в. Идут по деревне. Делегат ко всему принюхивается, гад.

Уходит. К сельсовету приближаются бедно одетый «крестьянин» и секретарь. Останавливаются, переглядываются. Шепчутся о чем-то. Входят.

В углу на лавке Котовский укладывается «спать». Остальные «бандиты» кричат, пьют, поют, делают вид, что гулянье в разгаре. На столе перевернутые бутылки, беспорядок.

С е к р е т а р ь (входит вместе с делегатом). Здравствуйте.

Г о л о с а. А! Здорово!

— Здорово!

— Кого это ты привел?

С е к р е т а р ь. Где их высокоблагородие?

К о м и с с а р. А на что тебе он?

С е к р е т а р ь (тихо). От Ивана Сергеевича.

К о м и с с а р. Так бы и сказал. Вон он отсыпается. Господа, от Матюхина к нам делегат.

Делегата обступают.

Г о л о с а. Здорово, братец.

— Как батько?

— Что ж вы в лесу прячетесь — свету боитесь?

— Не укусят вас большевики.

— Надо атамана разбудить.

Николаев «будит» Котовского. Тот поднимается, зевая и протирая глаза. И вдруг делегат в ужасе рухнул на скамью.

— Григорий Иванович…

Потом быстро всовывает руку в карман, но его и секретаря хватают, забирают у них оружие.

К о т о в с к и й. Откуда меня знаешь?

Д е л е г а т. В Кишиневе в тюрьме сидел… в тысяча девятьсот десятом году еще, там вас и видел.

К о т о в с к и й. За что сидел?

Д е л е г а т. По крестьянскому делу. По беспорядкам.

К о т о в с к и й. Значит, был человеком. А почему стал бандитом?

Д е л е г а т. Мы не бандиты…

К о т о в с к и й. Конечно. Вы «Союз трудового крестьянства»?

Д е л е г а т. Да.

К о т о в с к и й. Хуже бандитов — кулачье. Что тебе велел передать Матюхин?

Д е л е г а т. Чтобы я привез самого атамана Фролова к нам в лес, тогда он поверит, что вы — фроловцы.

К о т о в с к и й. Так. Кроме тебя меня там кто-нибудь знает?

Д е л е г а т. Откуда?

К о т о в с к и й. Тогда вот что: я с тобой сейчас поеду…

Н и к о л а е в. Григорий Иванович…

К о м и с с а р. Товарищ комбриг…

К о т о в с к и й. Не мешайте… Кабанюк и Мельников поедут со мной. (О секретаре.) А эту сволочь расстрелять.

Глухой лес. Группа всадников выезжает на полянку. Делегат между Котовским и Кабанюком. За ним шаг в шаг едет мрачный Мельников.

Д е л е г а т. Приехали.

К о т о в с к и й. Помни. Одно подозрительное движение…

Навстречу Котовскому идет группа бандитов. Среди них мужчина с большой бородой — Матюхин. Котовский соскакивает с коня и сразу же, издали начинает громко кричать.

К о т о в с к и й. Я буду жаловаться на вас! Мы пришли с Кубани соединяться с армией, а застаем какую-то шайку, которая прячется в лесу и боится показаться на свет… Здравствуйте. Фролов. Нам говорили, что Иван Матюхин народный герой, за которым идут крестьянские массы, а мы застаем напуганных людей, которые оставляют нас одних, подставляют под удар красных!

На мрачной физиономии Матюхина появляется улыбка: он наконец поверил, что перед ним настоящий атаман Фролов.

М а т ю х и н. Правду скажу — я опасался… Проверял, кто вы такие пришли, нет ли тут подвоха…

Мельников и Кабанюк стоят рядом с делегатом, искоса наблюдая за ним.

К о т о в с к и й. Иван Сергеевич, перед нами стоит сейчас дилемма — или распускать людей и прекращать борьбу, или поднимать крестьянство и кончать с большевиками. Если бороться — нужна сильная личность, которая бы возглавила движение, нужен популярный человек, за которым пойдут крестьянские массы…

М а т ю х и н. Что же мы тут говорим… Идемте… Пошлите за вашими частями.

К о т о в с к и й. У нас пушки и тачанки — куда же с ними в лес. Едемте к нам.

М а т ю х и н. Ладно. По коням!

Вечер.

Горланят пьяные.

Страшнейшая какофония. Два оркестра: матюхинский и «фроловский» играют одновременно разные марши.

Вечер. Горланят пьяные.

Матюхинцы обнимаются с «фроловцами». Визжат гармошки. Гульба в разгаре.

В сенях сельсовета шепчутся Николаев и Кабанюк.

Н и к о л а е в. Речи уже заканчивают. Уведи со двора коноводов и дай знать нам… пришли Костьку — это будет сигналом. Передай всем, чтобы были наготове.

Николаев возвращается в дом.

Пьяный гул. За столом, уставленным едой и самогоном, сидят по одну сторону матюхинцы, по другую — «фроловцы».

К о т о в с к и й. Слово имеет представитель московского подпольного штаба.

Комиссар встает и откашливается. Это он — «представитель московского штаба».

Заметив, что делегат сел рядом с Матюхиным, Котовский обнимает его, пересаживает снова к себе, наливает самогону и заставляет выпить. Николаев не спускает глаз с Матюхина.

Комиссар отбрасывает назад волосы и начинает говорить. Он увлекся. Взмахивая кулаками, выкрикивает заготовленную и отрепетированную эсеровскую речь. Матюхин и его штаб внимательно слушают «московского идеолога». И вдруг с «идеологом» происходит скандал:

К о м и с с а р. …мы, социал-революционеры, в вопросе о дальнейшей тактике борьбы с Советской властью прямо ставим вопрос о восстании! Товарищи!..

Матюхин вздрагивает.

Комиссар осекся, понял, что совершил непростительную ошибку. Котовский не шевельнулся, но во всей его фигуре чувствуется огромное напряжение. Комиссар с трудом выходит из положения:

— …Товарищи большевики считают, что у крестьянства не может быть единых интересов, и в этом они заблуждаются. И наша тактика… такая тактика…

Комиссар волнуется, и это волнение заметно. Матюхин переглядывается со своими приближенными.

К о т о в с к и й (комиссару). Слушай, ты что-то заикаешься. Возьми-ка то письмо, что ты мне показывал, от московского штаба и просто прочти его.

К о м и с с а р (достает бумажку, читает). «…мы, эсеры, считаем, что наиболее правильной является тактика открытой борьбы с Советской властью…».

Матюхин о чем-то перешептывается со своими.

Котовцы напряженно наблюдают за бандитами.

Во дворе Кабанюк и Костя уговаривают коноводов.

К а б а н ю к. Идем, ребята, я вам покажу, где овса взять, — пора коней покормить.

К о н о в о д. Не, нам не приказано уходить, пускай подождут кони.

К а б а н ю к. Как хотите. Только мне вас жалко. Все гуляют, а вы тут, как прикованные черти, торчите.

К о с т ь к а. Там девчата танцуют…

К о н о в о д. Скука здесь, конечно. Люди гуляют. А уходить не приказано.

К а б а н ю к. Знаете что, станичники, я вас в такое место приведу, — спасибо скажете.

К о н о в о д. Ну…

К а б а н ю к. Знаешь куда…

Шепчет на ухо. Рожа коновода расплывается в сальной улыбке.

К о н о в о д. Врешь!

К а б а н ю к. Слово!

К о н о в о д. Вяжи коней. Пошли, ребята. Живо.

Кабанюк с Костькой переглядываются.

Сельсовет. Комиссар продолжает читать по бумажке эсеровскую речь. Бандит, с которым Матюхин шептался, встает из-за стола.

К о т о в с к и й. Куда ты…

Б а н д и т. Я сейчас.

Пытается пройти между Котовским и Николаевым.

Котовский шутя обнимает его, старается удержать. Матюхин, понимая игру, приподнимается.

В это время входит Костька.

Увидев его, Котовский вскакивает:

— Довольно ломать комедию! Я Котовский!

Выхватывает револьвер. В упор стреляет в Матюхина, и в то же мгновение Матюхин стреляет в Котовского.

Комбриг падает. Гремят выстрелы.

Тухнет свет…

Комната сельсовета. Открыто окно. На кровати лежит Котовский. На голове у него повязка, на руке повязка. Комбриг спит. Мерно поднимается богатырская грудь.

Открыта дверь в соседнюю комнату. Там телеграфный аппарат, и слышно, как шепотом диктует Николаев.

Н и к о л а е в. …Задание выполнено. Банды Матюхина полностью уничтожены. Пленных не брали. Тамбовщина свободна…

…Орлик топчется возле дома. Тихо ржет. Сначала заглядывает в окно, потом просовывает голову, дотягивается до руки комбрига, свесившейся вниз, и тычется губами в ладонь.

…В комнату входят командующий армией с адъютантом, Кабанюк и Стукалин.

К о м а н д у ю щ и й (Николаеву, тихо). Как комбриг?

Н и к о л а е в (прикрывает дверь). Поправляется. Он спит сейчас.

К о м а н д у ю щ и й. Ладно, потом зайдем к нему… Идемте.

Проходят в помещение, где лежат раненые.

На двух смежных кроватях — выздоравливающие. Это Костя и усатый красноармеец.

К о м а н д у ю щ и й. Здравствуйте, товарищи!

Останавливается у кровати. Весело сверкая глазами, смотрит на него раненый Костька.

Н и к о л а е в. Вот это, товарищ командарм, наш герой, так называемый Костька Пролетарский. Отличился в польской кампании. Ранен при ликвидации антоновщины.

К о м а н д у ю щ и й (берет у адъютанта и кладет на постель Костьки орден). Поздравляю вас. Выздоравливайте скорее.

Папаша Стукалин подмигивает Костьке.

Н и к о л а е в (указывая на соседнюю койку). Этот боец проявил себя преданным красноармейцем. Ранен в ногу.

К о м а н д у ю щ и й (берет у адъютанта и кладет у постели раненого кожаную куртку и брюки). Вы награждаетесь кожаным костюмом. Носите и будьте примерным бойцом.

С т у к а л и н (Костьке). Ты чего?.. Ну, в чем дело?

Тот отвернулся, молчит. Командующий останавливается.

— Что с ним?

Н и к о л а е в. Костька, говори, кто тебя обидел? А?

К о с т я (сквозь слезы). Ему… галифе… с кожанкой… а мне бляшку…

Н и к о л а е в. Что же тебе сменять, может быть?

Костя молчит.

К о м а н д у ю щ и й (рассмеялся). Ладно, добавим.

Кладет ему на кровать кожаный костюм.

К о с т я (просиял). Вот спасибо, товарищ командующий! Вот удружили… вот это да… вот это спасибо, так спасибо!

К сельсовету несется всадник. Он орет во все горло одно только слово.

— Сын! Сын! Сын!

Котовский вскакивает с кровати, лихорадочно набрасывает шинель.

Музыка.

Котовский в своих больших, неловких, загорелых руках держит голого малыша. Потом мальчика берет в руки Кабанюк, потом один за другим пять бойцов.

А Котовский стоит у кровати, смотрит на Ольгу. Ее глаза закрыты, на губах слабая улыбка. Из-под закрытых век катятся счастливые слезы.

Комбриг опускается на колени, осторожно берет руку Ольги, целует.

Акушерка подходит к Кабанюку.

— Обязательно надо кормилицу достать.

Кабанюк переглянулся с бойцами. Вместе с ними выходит. На улице все шестеро вскакивают на коней.

КОРМИЛИЦУ!

И все шестеро, взметнув пыль, исчезают в разных направлениях.

И вот они все шестеро возвращаются. Перед каждым всадником на коне сидит женщина…

Приоткрывается дверь. Кабанюк заглядывает в палату и толстым своим пальцем манит акушерку. Та выходит.

К а б а н ю к. Выбирай!

Стоят в ряд шесть грудастых баб.

Торжественный марш. По улицам Тамбова проходят котовцы. Их засыпают цветами.

ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ.

Берег Днестра. В пешем строю стоят демобилизуемые.

…В руках у бойцов сундучки, корзины, баульчики. Некоторые уже в кепках. Сняты звезды с фуражек.

Перед ними на небольшой трибуне, опустив голову, стоит Котовский.

По другую сторону трибуны в конном строю части нового корпуса Котовского. Молодые бойцы. Юные безусые лица, новенькая блестящая форма. Новые и старые знамена развеваются над корпусом. Дембу, Николаев, Стукалин стоят перед частями — они командуют эскадронами и полками.

Тишина длится несколько мгновений. Котовский медленно поднимает голову:

— Что же вам еще сказать, мои дорогие, бессмертные орлы революции? Больно, очень больно мне расставаться с вами, да и вам — это надо прямо сказать — первое время будет трудновато: без шашки, без коня, без товарищей… Но ничего, вы найдете свое место в новой жизни. Страна оживает, работы много. Хочется на прощанье сказать вам спасибо. Вы бились за царство справедливости — за коммунизм. Тысячи и тысячи врагов вы зарубили своими клинками, и вот итог — шестьсот семьдесят два боевых ордена Красного Знамени на нашу бригаду в четыреста сабель. Вы дрались, пренебрегая смертью. Никто в мире не может похвалиться победой над нашей бригадой. Мы не знали ни одного поражения. Мы с вами голодали и холодали, смотрели по сто раз на дню в глаза смерти, но ни один котовец не дрогнул. А вот сейчас сам ваш командир Котовский стоит тут, побежденный: не хочу и я с вами расставаться, а приходится… Прощайте, герои Революции! Ваш голос был грозой для врагов Советской власти, и ваша шашка была лучшей ее защитой.

Котовский спускается с трибуны. Подходит к первому с фланга бойцу. Обнимает и целует его.

— Прощай, Кабанюк! Подходит к следующему, обнимает и целует его.

— Прощай, Костька…

Подходит к третьему.

Бригада стоит в строю. То здесь, то там слышится подозрительное посапывание.

ПРОШЛА НЕДЕЛЯ.

Столовая в квартире Котовского. В углу на столике полевой телефон. Открыта дверь в детскую. В кроватке спит сын Котовского — Гриша.

Котовский ходит по комнате. Ольга, кутаясь в платок, сидит на диване. Котовский останавливается у кроватки сына, наклоняется. Проходит по комнате. Садится рядом с Ольгой, обнимает ее за плечи.

Оба молчат. Думают об одном и том же.

К о т о в с к и й (тяжело вздохнув). Ах, Оленька… Трудно…

Большая пауза.

Стук в дверь.

К о т о в с к и й. Войдите.

Со смущенным видом входит и останавливается на пороге демобилизованный Костька. В его руке сундучок.

Котовский и Ольга радостно подбегают к нему. Ольга хватает сундучок. Котовский стягивает с Костьки шинель.

К о т о в с к и й. Костька! Вот молодец! Вот хорошо! Ай да Костька! Вернулся-таки!

Его усадили за стол, налили ему чаю, придвинули еду.

К о с т я. Григорий Иванович, не сердись на меня… Никуда я не уйду. Если мне нельзя в корпусе быть — пускай я у тебя буду дрова рубить, печки топить. Я у тебя дворником буду.

К о т о в с к и й. Тихо, тихо, Костя! Оставайся, конечно. Какой там дворник… Живи у меня, как сын родной.

О л ь г а. Конечно, Костя, оставайтесь.

К о с т я. Спасибо, Григорий Иванович… Спасибо, Ольга Петровна.

Снова стук в дверь.

К о т о в с к и й. Войдите.

Входит смущенный Кабанюк, за ним в коридоре виден еще один боец.

К а б а н ю к. Товарищ командир, не гони нас…

Музыка.

Та же столовая. За столом сидят двенадцать бойцов. Посуды не хватает. Стол заставлен котелками. Едят деревянными ложками. Котовский и Ольга, очень довольные, сидят во главе стола.

Ночь. Та же столовая.

На полу, на диване, на стульях, на столах спят бойцы. Их уже много, может быть, сто. Накрылись шинелями, фуражки под головами.

День. Недалеко от берега Днестра — домик Котовского.

Вокруг него на громадном пространстве — лагерь. Вернулась вся бригада. Горят костры.

Из домика выходит Котовский с тремя ромбами в петлицах гимнастерки, с тремя орденами Красного Знамени на груди.

Демобилизованные встают ему навстречу.

К о т о в с к и й. Дорогие мои братья! Нам не нужно расставаться…

Гул голосов.

К о т о в с к и й. …Советское правительство приняло решение — организовать из демобилизованных бойцов нашей бригады сельскохозяйственную коммуну…

Крики: «Ура!»

К о т о в с к и й. Мы станем жить и мирно трудиться на земле… Но боевые наши кони будут всегда напоены и шашки наши всегда навострены — пусть знают это наши друзья, пусть помнят об этом наши враги…

Котовский выхватывает из ножен шашку.

Взлетают клинки котовцев.

Гремит могучее «ура!».

1940 г.