Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны
Вылетевшая из Рейкьявика PBY была ранней пташкой из состава 74-й эскадрильи, группы из шести самолетов, которая планировала начать полеты через два дня. Однако по просьбе англичан самолет вылетел на маршрут патрулирования над южной оконечностью Датского пролива, как только солнце взошло после коротких сумерек, которые в этих широтах представляла собой ночь. Дни становились короче, сумерки густели с каждым днем, но видимость в дневное время была отличной. Однако в эти дни Исландию начал накрывать грозовой фронт, медленно подтянувшийся со стороны Ян-Майена, и поэтому облачность была сильнее, в вышине появились пухлые белые облака, а над морем появилась легкая серая пелена.
Британцы продолжали изо всех сил давить на США, пытаясь втянуть их в войну, и президент Франклин Делано Рузвельт приказал американским войскам занять Исландию 16 июня 1941 года. Операция была поручена 1-й учебной бригаде морской пехоты из Сан-Диего в штате Калифорния в составе чуть более 3 700 человек под командованием бригадного генерала Джона Марстона, которые отплыли из Чарльстона в штате Южная Каролина, где к всеобщему удивлению им раздали утепленное шерстяное белье. Вскоре их корабли соединились с 19-й оперативной группой военно-морского флота у Ньюфаундленда и направились к Исландии.
Американцы решили провести впечатляющую демонстрацию военно-морской мощи, отправив в качестве сопровождения транспортов с войсками два линкора – «Арканзас» и «Нью-Йорк», два тяжелых крейсера «Бруклин» и «Нешвилл» и тринадцать эсминцев. Второму соединению в составе авианосца «Уосп», тяжелых крейсеров «Куинси» и «Уичито» и нескольких эсминцев из состава 7-й эскадры эсминцев, получившему обозначение 1-я оперативная группа, была поставлена задача защиты морских путей между Ньюфаундлендом и Исландией.
Янки благополучно высадились на берегу 12 июля под резкие звуки барабанов Шотландского полка 49-й пехотной дивизии, торжественно встретившей их. Морские пехотинцы 1-й бригады были только первой волной американских частей, перебрасываемых в Исландию. Пока они несли свою вахту, тесно сотрудничая с англичанами, которые планировали вывод своих войск, ожидая прибытия армейских частей из США, после чего они сами отправятся в теплые края южной части Тихого океана для войны с Японией в следующем году. Англичанам американцы показались призраками из времен Первой мировой в своих старых жестяных касках с магазинными винтовками «Спрингфилд» 1903 года[80]. Американцы создали первые базы в Рейкьявике, который прозвали «Ринки-Динк»[81] и Хвалсфьорде, который быстро переименовали в Велли-Фордж[82]. Местное население было не слишком им радо, как и англичанам, прибывшим ранее. Оно возмущалось оккупацией и желало, чтобы и янки и бритты убрались отсюда и оставили их в покое.
В эти дни флот приступил к размещению в Рейкьявике эскадрилий VP-73 и VP-74, оснащенных «летающими лодками» PBY «Каталина» и морскими разведчиками «Маринер». Самолеты должны были прибыть 6-го августа, но лейтенант-коммандер Артур Восселер прибыл сюда заранее, перелетев несколько дней назад из бухты Арджентия на Ньюфаундленде, чтобы осмотреть новый пункт базирования. Он оказался поражен, увидев, что ему предстояло гордое назначение командиром голого поля, которое не было даже полностью очищено от валунов. Окрестив этот аэродром «База «Снофу»[83], он разместился в оставленной британцами «Нансеновской хижине»[84], похожей на полукруглые в сечении «Куонсетские хижины», знакомые ему по американским базам. Затем поступил телефонный звонок от англичан.
Похоже, что немцы провели что-то через Датский пролив как раз в то время, как все силы британской авиации были задействованы для патрулирования маршрутов движения конвоев южнее. Британский командир спросил его, не могли ли бы американцы отправить один-два PBY, чтобы взглянуть на объект. Восслер был вне себя от радости от такого предложения. Он устал мерзнуть в холодной хижине. Потому что в этой чертовой хижине не было даже керосина, чтобы согреться!
Англичане и американцы должны были в ближайшем будущем заключить соглашение о сотрудничестве, в рамках которого на Соединенные Штаты в значительной степени ложилась ответственность за оборону Датского пролива, однако пока что эти переговоры не были завершены. Внезапное появление опасного и загадочного немецкого рейдера, тем не менее, быстро изменило ситуацию.
Восселер этого не знал, но его разведывательный полет должен был стать первым официальным действием в рамках Оперативного плана Пять, утвержденного адмиралом Кингом 15 июля 1941 года. Согласно плану, Атлантическому флоту США вменялось в обязанность обеспечивать оборону Исландии и «захватывать либо уничтожать любые корабли, предпринимающие враждебные действия в Западном полушарии, либо против кораблей под американским либо исландским флагами». Американским силам предписывалось атаковать любые «потенциально враждебные суда», и новой 1-я оперативной группе во главе с авианосцем «Уосп» была поставлена задача защищать дружественное судоходство между США и Исландией.
Франклин Делано Рузвельт четко изложил свои намерения в письме адмиралу Старку в этом же месяце: «В условиях современной войны необходимо признать, что термин «угроза нападения» применим к объектам, находящимся на значительном расстоянии от сопровождаемых корабля или кораблей. Таким образом, представляется очевидным, что само присутствие немецкого корабля или подводной лодки вблизи от пути следования конвоя предполагает «угрозу нападения». Следовательно, присутствие немецкого корабля или подводной лодки на путях следования конвоев или вблизи них должно рассматриваться как повод к действиям, направленным на предотвращение нападения». Адмирал Кинг впоследствии заменил фразу «вблизи» на «100 миль». Адмирал Старк запросил четких указаний, что может предполагать ответ американских сил. «Если имеются убедительные доказательства, что это боевой корабль враждебной стороны, вооруженный рейдер либо обычный военный корабль, он должен быть уничтожен».
Американский флот ожидали многие дни в странном подвешенном состоянии, ни мира, ни войны, а по сути, необъявленной войны. Адмирал Старк говорил прямо: «Знает ли страна или нет, но мы находимся в состоянии войны». Обстановка была крайне напряженной, и Восселер несколько волновался, направляя в море свою PBY вскоре после полудня, надеясь, что полет пройдет без происшествий. Оставалось мало времени до того момента, как он оказался в весьма интересном положении. Именно он сообщил о первом прямом нарушении политики Кинга, и сделал это в весьма критический момент. Именно Восселер заметил российский линейный крейсер, как раз когда завершил патрулирование и собирался направиться домой.
На «Кирове» адмирал Вольский только что сменил капитана Карпова, который закончил свою вахту, и это было весьма кстати. Когда на радаре появился новый объект, первоначальным намерением Карпова было его уничтожить. Однако присутствие Вольского возымело на него сдерживающий эффект, так как адмирал много прочитал прошлой ночью, а Федоров напомнил ему соблюдать осторожность ввиду недавней оккупации Исландии американцами и предположил, что самолет, скорее всего, будет американским.
— Мы уже в состоянии войны с британцами, — сказал Вольский. — Да, этот самолет может обнаружить нас, но они расскажут англичанами не намного больше, чем они уже знают. Для них очевидно, что мы движемся через Датский пролив. Я не думаю, что нам следует атаковать еще и американцев. Пусть летит.
Так как цель не проявляла угрозы, а он решил, что британцы уже знают их местоположение, адмирал Вольский не счел нужным уничтожать самолет. Он был рад, когда Роденко сказал ему, что тот развернулся и направился в сторону Исландии.
Летающая лодка Восселера, похожая на жабу со своим толстым корпусом, приспособленным для посадки на воду и небольшими понтонами, свисающими с каждого крыла, с ревом двигалась вперед. Изначально он заметил цель на новом британском радаре, установленном на его PBY несколько недель назад, но вскоре потерял ее в вихре помех и статических шумов. Он покачал головой, пеняя на британское качество[85]. Однако он продолжил следовать этим курсом, надеясь взглянуть на замеченный объект по старинке. Вскоре он увидел корабль во всех подробностях, что заставило его до сих пор ломать голову.
Когда его сообщение получили в Рейкьявике, оно прозвучало точно так же, как доклады британских патрулей, впервые заметивших российский линейный крейсер несколькими днями ранее. «Наблюдаю предположительно крупный крейсер или транспортный корабль, следует на юг через Датский пролив». Он дал наилучшую оценку его курса и скорости, а затем накренил машину и ушел в низкие облака, направившись домой. По крайней мере, он не забыл заснять объект передними камерами и получить несколько хороших снимков, которые заставили аналитиков не один день ломать головы.
Его сообщение лейтенант Исаак Николин принял открытым текстом, так как Восселер не озаботился о том, чтобы зашифровать его.
— Нас снова обнаружили, товарищ адмирал, — сказал он.
Вольский улыбнулся. Они все еще не имели не малейшего представления о том, что мы такое, подумал он. Тем лучше, поскольку ситуация, скорее всего, изменится очень и очень скоро. Федоров напомнил ему кое о чем еще, а именно о том, что американский президент находился в море.
Вчера, 3 августа, Франклин Делано Рузвельт отправился на борту президентской яхты «Потомак» как было заявлено официально, на рыбалку. На самом же деле он тайно поднялся на борт тяжелого крейсера «Августа» и направился к новой базе американского флота Арджентия на Ньюфаундленде. Яхта же прошла каналом Кейп-Код. На ее верхней палубе расположились в белых летних костюмах в шезлонгах помощник президента и армейский генерал, выдавая себя за Рузвельта и его окружение. Они махали руками любопытным, глазеющим на них с мостов, под которыми они проходили, спокойно наслаждаясь своей задачей. Обман позволил сохранить секретность на несколько дней, оставшихся до запланированной встречи Черчилля и Рузвельта.
Но на встрече должны были присутствовать не только эти два известных человека. Обоих сопровождали командующие армий и флотов обеих сторон в окружении стаи высокопоставленных офицеров и чиновников. Золота на фуражках, плечах и манжетах было предостаточно.
Премьер-министр поднялся на борт стоявшего в Скапа-Флоу линкора «Принц Уэльский» ранним утром, и корабль тихо вышел в море, и только самые высокопоставленные члены военного кабинета и командования военно-морского флота знали об этом, и большинство из них находились на его борту.
Вольский все еще решал, что предпринять и взвешивал все варианты, если они все же решат направиться туда.
В то же самое утро другой человек обдумывал те же вопросы, хотя и совершенно в иной плоскости. Капитан Карпов подловил Федорова под палубой, пока адмирал был на мостике. Он отвел штурмана в офицерскую кают-кампанию и, к удивлению Федорова, запер дверь.
— Итак, Федоров, что это за книга, на которую вы постоянно ссылаетесь и которой пудрите мозги адмиралу последние несколько дней?
— Товарищ капитан? Это книга по военно-морской истории, «Хронология войны на море», содержащая достаточно подробные сведения об операциях, проводимых на протяжении всей войны.
Карпов прищурил глаза.
— И где эта книга?
— Адмирал читает ее в своей каюте, — сказал Федоров.
— Я бы хотел взглянуть. В конце концов, я капитан этого корабля, даже если адмирал флота находится на борту. Вы не собирались рассказать об этом мне?
— Виноват, товарищ капитан. Вы, похоже, не интересовались этими аспектами и я не хотел оскорбить вас, педалируя этот вопрос. Адмирал же заинтересовался тем, что я мог ему сообщить, и по его просьбе я одолжил ему эту книгу. Я не хотел проявить неуважения, товарищ капитан.
— Конечно нет, — сказал Карпов, немного меняя курс. Он взял штурмана за плечо. — Хорошо, Федоров, свободны. Я сам спрошу у адмирала, — он подошел к двери и отпер ее.
— Можете идти. На этом все.
Однако когда Федоров прошел мимо, капитан добавил:
— И еще одно, Федоров… Еще раз вы возразите мне перед адмиралом… — он бросил на штурмана красноречивый взгляд, доходчиво завершающий сказанное.
Федоров вышел, и Карпов вышел следом, но он не собирался ни о чем спрашивать адмирала. Он направился прямо к каютам старших офицеров, намереваясь найти книгу и самому взглянуть на нее, пока адмирал будет на мостике. Ситуация напоминал ему прошлые годы в университетской библиотеке, где он ревностно оборонял секцию специальной литературы, допуская туда тех, кого считал нужным, и не допуская других. Один нахальный молодой arbitura[86]-первокурсник имел наглость проникнуть в хранилище и лично взять то, что ему было нужно, пока Карпов был занят с другим студентом. Сначала он намеревался строго наказать того за попытку оспорить его власть, но в душе восхитился его инициативностью и смелостью. Тот увидел возможность и воспользовался ею. Теперь именно это должен был сделать он. Этим он нашел себе оправдание.
Теперь Карпов был намерен немного покопаться в этом деле лично и понять, что было на уме у адмирала. Он упоминал Атлантическую хартию, заключенную на секретной встрече Рузвельта и Черчилля. Именно об этом думал Вольский, но что же именно он планировал? Карпов намеревался это выяснить. Кое-что просто было прерогативой капитана.
Карпов был рад обнаружить, что дверь в каюту адмирала не была заперта, и, так как эта секция предназначалась только для старших офицеров, можно было не волноваться о том, что его заметит кто-то из членов экипажа. Он проскользнул внутрь, включил свет и осмотрел каюту, ища книгу. Она лежала на тумбочке, и вскоре он устроился за столом адмирала, открывая книгу на закладке на август 1941, ища сведения о конференции, на которой была заключена Атлантическая хартия. Ему потребовалось немного времени, чтобы узнать подробности. Рузвельт и Черчилль находились в море в этот самый момент, направляясь на секретную встречу на Ньюфаундленде! Здесь было все, корабли, на которых они находились, состав их охранения и сроки прибытия.
Капитан улыбнулся и прищурился. Все эти высокопоставленные офицеры и чиновники в одном месте. Какой крупный улов. Один точный ракетный или артиллерийский удар может обезглавить военное командование двух стран и уничтожить их жизненно важных лидеров. Оправятся ли США и Великобритания от такой потери? Найдут ли те, кто придет им на смену, в себе мужество и решимость вести войну так, как это делали Рузвельт и Черчилль? Все, что было нужно, это подойти на дальность удара. Одной ракеты будет достаточно при правильном выборе боевой части.
Строгий приказ адмирала, запрещающий использование ядерного оружия был неразумен, подумал он. Все эти невозможные обстоятельства должны были иметь какое-то значение. «Киров» оказался здесь не просто так. Он попал в то время и место, где его огневая мощь и само его присутствие могло оказать глубочайшее воздействие. Он сомневался, что им когда-либо представится такая возможность как та, что представилась им сейчас.
— Будь я проклят, если я позволю нам просто обойти британские корабли и сбежать в Атлантический океан, чтобы скрыться, — сказал он вслух. Нет. Они были в нужное время в нужном месте. Вольский был прав в том, что требовалось разумное применение силы, но он был слишком осторожен, слишком медлителен, чтобы воспринять истинную природу открывшейся перед ними возможности. Однако он был адмиралом, и люди последуют за ним… Если только…
От этой мысли екнуло сердце. Рефлекторной мыслью было немедленно связаться с Североморском и обратиться через голову Вольского в военно-морской комитет, или даже лично к главкому флота Сучкову. Но Сучкова больше не было. И даже Североморска больше не было, по крайней мере того, который он знал. Не было никого старшего по званию, к кому бы он мог обратиться. Решения принимались здесь, на этом корабле. «Киров» был сам за себя, и только это имело значение. «Киров» имел возможность все изменить, по крайней мере, пока на его борту были люди, способные решиться на то, что было необходимо.
Как он мог убедить адмирала? Он мог бы попытаться склонить на свою сторону доктора Золкина. Адмирал уважал мнение врача, тем более, Золкин был капитаном второго ранга, на один ранг выше Орлова в цепочке командования. Он не участвовал в управлении кораблем, однако звание давало ему полномочия, в особенность как врача. Но чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что Золкин ответит ему. Этот человек был малодушен. Он был целителем и хранителем, но не волком. Обращение к Золкину ничего не даст.
А что же насчет новой ручной собачонки Вольского – Федорова? Лейтенант оказался очень близко к адмиралу за последние дни. Он отпустил его, но было ясно, что Федоров обладал тем, что было крайне полезно в этой ситуации – знаниями. Он был, по сути, хранителем знаний, так как небольшая библиотека Федорова содержала сведения, которые будут иметь для них жизненно важное значение в эти дни. Он использовал свои знания умело, выдавая их скупо, словно мед для адмиральского чая. Федоров демонстрировал ненавязчивое лукавство, достойное самого капитана.
Menja naduli, подумал Карпов, понимая, что молодой офицер обманул его. Я предупредил его, чтобы он следил за тем, что говорит, а он ответил мне взглядом своих больших и невинных карих глаз. Да, Федоров был очень умен и очень смел. И он был настолько наивен, что поверил своим глазам как только увидел ту первую видеозапись. Возможно, он увидел то, что хотел увидеть, что он просто наслаждался своими книжными знаниями. Но он оказался прав, и постоянно был на шаг впереди! Он дозированно выдавал сведения адмиралу, оставляя меня в неведении. Теперь он зашел так далеко, чтобы высказывать свое мнение на мостике, даже оспаривая мои слова прямо перед адмиралом!
Капитан не обращал на Федорова внимания, полагая, что он не может представлять никакой реальной угрозы, но теперь был вынужден пересмотреть свое мнение. Федоров… Что еще у него было припасено в карманах? Возможно, следовало провести с ним еще одну разъяснительную беседу и вытянуть из него больше, чтобы понять, что еще он знает. Он мог бы попытаться использовать Федорова, чтобы убедить адмирала. Но это будет провал…
Карпов задумался на некоторое время. Затем он закрыл книгу с напряженным и опустошенным выражением лица. Мысли в его голове никогда не приходили ему в голову раньше. Если он не мог вернуться в Североморск и если на корабле не было никого, кто бы мог помочь ему повлиять на адмирала, у него не оставалось выбора, кроме как действовать самому, смело и жестко. В какой-то мере, эта мысль доставила ему дискомфорт, однако он позволил себе рассмотреть ее на мгновение, просчитывая варианты. Мне будут нужны Орлов и Трояк, подумал он. Об остальных нечего беспокоиться.
Адмиралу Тови все еще не давало покоя то, что премьер-министр оказался в море в разгар активных военных действий. Он понимал, что в скором времени ему предстояло морское сражение, в котором «Принц Уэльский» мог оказаться для него весьма ценным. Но, несмотря на все свое бахвальство перед Бриндом, он не мог позволить этому кораблю оказаться у Датского пролива. Поэтому он настоятельно советовал адмиралтейству направить его дальше на юг. В действительности, все конвои, шедшие из США в Великобританию, с середины июля направлялись дальше на юг, в сторону от маршрута движения премьер-министра. Логика была проста: если там не будет конвоев, там не будет и подводных лодок.
Адмирал Тови надеялся, что это решение сработает в его пользу, так как уже был вынужден отправить эсминцы сопровождения в Исландию для дозаправки и вызвать два крейсера из Соединения «К» Виана для дополнительного прикрытия своих кораблей. История с американской PBY запутала его настолько же, насколько оказалась полезна, хотя он пока и не видел ценных снимков вражеского корабля. Описание его как крупного крейсера или вооруженного грузового судна сходились с тем, что уже смогли узнать британцы о загадочном немецком рейдере.
— Как думаете, Бринд, могли ли немцы перестроить один из своих крейсеров в гибридный авианосец? Все имеющиеся доклады говорят о небольших артиллерийских установках вспомогательных калибров на корме, но передняя часть палубы в основном пуста и покрыта некими люками, похожими на люки для грузов. Как думаете, возможно ли, что немцы располагают какой-то импровизированной раскладной палубой? Это могло бы объяснить сравнительно небольшое количество обнаруженных нами самолетов. Если бы это был «Граф Цеппелин», я бы ожидал, что рядом с ним будет большая активность в воздухе, но эта американская PBY просто провальсировала рядом и сняла их, совершенно безнаказанно.
Бринд пока держался своей первоначальной оценки, что это был «Граф Цеппелин», но только оснащенный несколькими экспериментальными самолетами, которые немцы использовали для испытания своих новых зенитных ракет.
— Я полагаю, что Уэйк-Уолкер просто испортил им веселье, обнаружив корабль в тот момент, когда они проводили испытания. Это заставило его уходить на запад и затем на юг. Они не собирались прорываться, пока Соединение «П» не вышло на охоту. А что касается PBY, возможно, немцы опознали ее как американский самолет и не решились атаковать.
— В любом случае, эти новые ракеты ужасны. Я читал доклад Уэйк-Уолкера. Его самолеты просто порвали на части. Просто ужасно. Мы должны перехватить этот корабль, Бринд. Премьер-министр уже вышел в море.
Тови хотел выжать их своих кораблей всю возможную скорость. В настоящее время они шли на полном ходу в 28 узлов. Учитывая, что им противостоял модифицированный крейсер или действительно «Граф Цеппелин», он подумал о том, чтобы отправить свой линейный крейсер вперед прежде, чем враг успеет уйти.
— Посмотрите, Бринд, — сказал он. — Допустим, мы отправим «Рипалс» вперед. Он может развить более 31 узла и легко справится с крейсером. Он сократит дистанцию и возьмет противника за шкирку, пока не подойдем мы, чтобы закончить наше дело.
Бринд задумался, внимательно глядя на карты.
— Если мы разделим наши силы, мы сможем более плотно обхватить его, — сказал он. — И в то же время мы бы находились всего в тридцати милях от «Рипалса». Это достаточно близко, а он мог бы погнать добычу на нас. Виану пришлось отправить два своих эсминца на дозаправку, но его крейсера идут на 32 узлах и соединятся с нами завтра.
— Хорошо, — сказал Тови. — Чем больше, тем лучше. Наш опыт относительно «Бисмарка» научил нас предполагать худшее, чтобы чего-то добиться.
— Верно. Но отделять «Рипалс», значит идти на риск. Помните, что случилось с «Худом»? У «Рипалса» броня не лучше.
— «Худ» вышел против «Бисмарка» с 15-дюймовыми орудиями, — сказал Тови. — А на этом корабле не замечено орудий крупнее четырех или пяти дюймов. По крайней мере, эсминец Уэйк-Уолкера их выдержал. По-моему, «Рипалс» вполне сможет справиться сам со своими шестью 15-дюймовыми орудиями.
— Да, сэр, но он не имеет таких зенитных средств, как «Король Георг V». Что, если немцы нанесут по нему авиаудар?
— Все указывает на то, что у немцев очень мало самолетов, способных на это. Возможно, это просто крейсер, оснащенный несколькими самолетами для разведки. Давайте свяжемся с сэром Уильямом и выпустим «Рипалс» на волю.
Он имел в виду сэра Уильяма Джорджа Теннанта, командира «Рипалса», плавно шедшего позади его флагманского корабля.
— Я отдам приказ, сэр. Посмотрим, что будет, когда мы спустим эту лису.
Капитан Теннант был более чем доволен возможностью взять инициативу в свои руки и выдвинуться вперед для разведки. По сути, его корабль был построен именно для этого – это был быстрый и мощный разведывательный корабль, который должен был идти впереди более тяжелых линкоров. Заложенный в 1916 году, он прошел модернизацию в межвоенный период, получив несколько лучшую броню, и пока что зарекомендовал себя хорошо. Он участвовал в эвакуации войск из Норвегии и действовал совместно с авианосцем «Фьюриес» против немецких рейдеров ранее. Сейчас «Фьюриес» шел в составе оперативной группы севернее, уже разведав обстановку, и Теннант был готов возглавить погоню за вражеским рейдером. «Рипалс» развил максимальный ход, плавно обойдя «Короля Георга V» и выдвинулся вперед, став авангардом британского флота Метрополии. Большая часть доступных Тови крейсеров находилась севернее, в составе Соединения «П» и меньшего Соединения «К» Виана. Все эти корабли двигались вперед, чтобы перехватить корабль противника прежде, чем тот сможет выйти в Атлантический океан.
Как и большинство нынешних капитанов британских капитальных кораблей, Теннант пришел на флот молодым пятнадцатилетним парнем в 1905 году. Изначально он был штурманом. После того, как его корабль был потоплен в Ютландском сражении 1916 года, он был назначен на HMS «Риноун», однотипный «Рипалсу» корабль, и участвовал в турне короля Эдуарда по всему миру в 1920-е. Он быстро дослужился до капитана, и в нынешней войне умело руководил эвакуацией британских войск из Дюнкерка, получив прозвище «Дюнкерский Джо». Однако он видел и достаточно потопленных кораблей и вынужденных отступлений. В качестве командира «Рипалса» он успешно участвовал в погоне за «близнецами» – линейными крейсерами «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в ходе Норвежской кампании. Гибель «Худа» раздражала его, и он был полон решимости сравнять счет.
— Это мужская игра, — сказал он старшему помощнику. — Все конвои направляются южнее из-за присутствия премьер-министра в море. Это значит, что отсюда все разбегаются, и освобождают место для военных кораблей и их орудий. Я давно хотел рассчитаться за «Худ», вечная ему память. Они не дали нам попытаться вонзить зубы в «Бисмарка», но, по слухам, этот новый корабль – крейсер, или, возможно, быстроходный авианосец.
— «Граф Цеппелин», сэр?
— Папа Бринд полагает, что это наиболее вероятно.
— Тогда наши 15-дюймовые орудия легко с ним справятся, сэр.
— Так и будет. Проблема в обнаружении этого черта. Погода ухудшается, хотя, возможно, фронт быстро пройдет и мы окажемся в лучших условиях в скором времени. Давайте посмотрим, сможем ли мы выдать 32 узла. Нас только что отпустили на волю. Давайте выжмем все, что можно, и найдем вражеский корабль.
— Да, сэр, но мне бы хотелось иметь и лучшие глаза. Работа над всеми этими радарами еще не завершена.
Корабль только что прошел очередную модернизацию, получив пятнадцать новых 20-мм зенитных орудий «Эрликон» и обзорный радар типа 284, установка которого производилась, когда флот вышел в море. Технические специалисты остались на борту, монтируя проводку и проверяя работу систем, но пока что не могли получить чего-то лучшего, чем просто статический шум. «Рипалс» также был оснащен шестью зенитными радарами Типа 286, предназначавшимися для кораблей, действующих в Индийском океане. Вскоре предполагалось перевести корабль вместе с «Принцем Уэльским» на Тихий океан в качестве средства сдерживания японских сил в этом регионе.
Примерно в ста морских милях к западу от них с радарами не было никаких проблем, и операторы «Кирова» внимательно отслеживали приближение «Рипалса» и «Короля Георга V». Адмирал Вольский заканчивал свою вахту на мостике, хмурясь от раздражающей головной боли, преследовавшей его последние несколько дней. Он ощущал усталость и напряжение, и до сих пор не мог свыкнуться с ошеломляющей судьбой корабля и его экипажа. Он думал о том, чтобы обратиться к врачу, сдав вахту Орлову прежде, чем в 08.00 вернется Карпов.
Ночь прошла достаточно быстро и без происшествий. Корабль находился в чуть более чем 200 милях к западу от Рейкьявика. Хотя британские корабли продолжали следовать за нами, они держались на почтительном удалении, и Роденко не видел никаких признаков враждебных действий. Видимо, Карпов достаточно дал им прокашляться во время второй попытки налета, и теперь они зализывали раны. Однако они упорно продолжали следовать за нами, несмотря на то, что теперь аппаратура радиоэлектронной борьбы эффективно подавляла большую часть частот радаров, использовавшихся британцами во время Второй мировой. Скорее всего, они просто продолжали следовать последним известным курсом «Кирова». География была в этом случае на их стороне. Датский пролив был относительно узок, и это был единственный очевидный маршрут, которым «Киров» мог уходить.
«Киров» направился на юг вдоль западного побережья Исландии к оконечности Гренландии, увеличив ход до 30 узлов. Два часа назад Роденко обнаружил надводные цели, следовавшие с юго-востока курсом на перехват. Переговорив с Федоровым, ставшим его историческим консультантом, адмирал сделал вывод, что это был его коллега, сэр Джон Тови, главнокомандующий британским Флотом Метрополии. Роденко заметил только два корабля, однако затем обнаружил еще одну группу целей к северо-востоку от них, но на некотором удалении. Как и предупреждал Федоров, британцы реагировали, словно иммунная система на любой корабль, способный по их мнению, представлять угрозу жизненно важным конвоям.
Вольский следил за приближением объектов, которые, как он полагал, могли быть только тяжелыми британскими кораблями. Федоров заключил, что это, наиболее вероятно, были «Король Георг V» и, возможно, линейный крейсер «Рипалс», либо другой тяжелый крейсер.
— Это единственные капитальные корабли, находившиеся в Скапа-Флоу в это время, — сказал он. — Не считая «Принца Уэльского», но я не думаю, что англичане отправят этот корабль против нас. Он должен будет доставить премьер-министра на Ньюфаундленд.
— А как насчет немцев? — спросил адмирал. — В вашей книге были некоторые сведения об этом периоде времени, и по ним выходит, что к югу от Исландии должно присутствовать большое количество немецких подводных лодок.
— Я изучил этот вопрос, товарищ адмирал, — ответил Федоров. — У меня в телефоне база данных с uboat.net, и, согласно им, «волчья стая» под обозначением «Грёнланд» не будет образована до середины августа. Единственная лодка, которая может нам встретиться, это U-563 под командованием оберлейтенанта цур зее Клауса Баргштейна. По моим сведениям, она действует к югу от Исландии уже сейчас. Но мы намного западнее. Я не считаю, что нам придется беспокоится относительно немцев, а вот адмиралу Тови придется держать глаза открытыми. Его оперативная группа движется прямо через район сбора «волчьей стаи».
— Очень хорошо. Тогда я полагаю, что Тарасов сможет послушать и музыку через свои наушники.
— Единственное… — Федоров заколебался, не будучи уверен в себе.
— Говорите, что думаете, Федоров, — призвал его Вольский.
— Я думал о первой подводной цели, которую мы обнаружили сразу после взрыва. Тогда я решил, что это мог быть «Орел», но если причиной нашего попадания сюда был взрыв на «Орле», я решил, что это должна была быть немецкая подводная лодка.
— И?
— Я проверил базу данных, но не нашел никаких упоминаний о немецкой подводной лодке в этих водах 28 июля 1941 года. Она должна была быть нашей.
— Нашей?
— Советская подводная лодка, из 1941 года.
— Понятно… Тогда хорошо, что мы не отработали по этой лодке.
— Верно, товарищ адмирал. Я просто думаю, не заметили ли он нас прежде, чем наш вертолет отогнал ее?
— А если так, они бы тоже решили, что мы крупный немецкий корабль?
— Скорее всего.
— Тогда я полагаю, что в этом нет проблемы. Она не смогла подойти достаточно близко, чтобы четко рассмотреть корабль. Я не думаю, что нам следует переживать о том, что Сталин знает о нас. Да и что он в любом случае может сделать?
Роденко тем временем вел запись отраженных сигналов каждого из кораблей противника, составляя базу сигнатур. Адмирал оценил расстояние между «Кировом» и противником, и распорядился отклониться на запад, но не настолько, чтобы оказаться в опасной близости от побережья Гренландии. Они заключили, что, вероятно, смогут выйти в Атлантический океан к югу от Гренландии задолго до того, как британские корабли смогут приблизиться на дальность поражения своих орудий.
У адмирала было время, чтобы добраться до лазарета и показаться врачу прежде, чем вернуться для того, чтобы выдать указания Карпову на следующий день. Он намеревался уходить на юго-юго-запад в теплые зеленые воды Атлантики. Но встрепенувшись и встав с кресла, он ощутил тошноту и головокружение, что было очень странно для человека, прослужившего на флоте тридцать лет и выработавшего себе каменные ноги.
— Однако, старею, — сказал он Орлову. Весь мостик словно бешено качался у него перед глазами. Он покачнулся, инстинктивно вцепившись в подлокотник командирского кресла, пытаясь прийти в себя. Орлов заметил, что он потерял равновесие и быстро дернулся в его сторону.
— Товарищ адмирал, вы в порядке? — начальник оперативной части взял его за руку, помогая удержаться на ногах. Однако он видел остекленевший взгляд Вольского, который был словно не в силах сосредоточиться.
Орлов крикнул, и двое старшин немедленно подбежали, чтобы помочь ему.
— Вызовите врача, — сказал Орлов. — А лучше найдите носилки. Отнесем его в лазарет сами.
Глаза Вольского были открыты, но он ничего не говорил, явно полностью дезориентированный приступом головокружения. Свет ламп, молочно-зеленое свечение радаров, лица людей, нависших над ним, все сливалось воедино, и он закрыл глаза, пытаясь побороть тошноту. В какой-то момент страх, загнанный куда-то на глубину сознания, вернулся, чтобы начать терзать его снова. Рывок корабля сквозь историю уже породил цепь изменений за эти дни, разрушая один непреложный факт за другим. Что, если этого уже оказалось достаточно, чтобы изменения будущего коснулись его собственной жизни? Что с ним такое?
Орлов начал что-то говорить по корабельной системе связи, когда прибыли четверо матросов с носилками и начали спускать адмирала вниз. — Прошу капитана Карпова подняться на мостик. Повторяю, капитана Карпова на мостик, — затем он повернулся к Роденко. — Роденко, мостик ваш. Капитан вскоре прибудет. Я сопровожу адмирала.
Он последовал за матросами, которые аккуратно спускались по длинному узкому трапу, неся носилки с адмиралом. По пути попадались члены экипажа, смотревшие на это с беспокойством и очевидной тревогой в глазах. Орлов махал им руками и кричал вернуться на свои посты, что, очевидно, никак не помогало успокоить их. Но Орлов знал только один способ общения с подчиненными – сильную ругу и горячую голову.
Капитан Карпов услышал сообщение по общекорабельной системе трансляции когда заканчивал завтрак в офицерской столовой в составе вареных яиц, свежего черного хлеба с творогом и крепким горячим чаем. Он отметил в меню syrniki – жареные оладьи из теста с сыром, молоком и сахаром. Кто-то проследил, чтобы офицеры получили некоторую компенсацию за тяжелые испытания последних дней. Возможно, позже он и сам займется блинами со сметаной и вареньем, но в данный момент он был поглощен информацией, почерпнутой из книги Федорова.
Теперь он понял весь масштаб событий этой недели в истории войны. Он особенно отметил диспозицию сил и думал об Атлантической хартии, событии огромного значения, которое произойдет не более чем в трех днях пути на юг. Британский премьер-министр, американский президент, все старшие офицеры всех родов войск обеих стран, все они будут присутствовать. Это была редкая возможность для любого военного – подстрелить целую стаю ворон одним хорошим выстрелом. Как он мог убедить адмирала принять необходимые меры и использовать решающим образом силу, имевшуюся в их распоряжении?
Он посмешил на мостик, пробежав мимо матроса, задававшегося вопросом, что происходит. У люка в цитадель мичман объявил о его прибытии:
— Капитан на мостике!
— Вольно, — он немедленно отметил, что Орлова не было, и повернулся к следующему по старшинству офицеру.
— Роденко, состояние? — капитан, не теряя времени, подошел к его посту, чтобы лично все проверить.
— Адмирал болен. Орлов сопровождает его в лазарет, — он ввел капитана в курс дел относительно целей, которые отслеживал к северу и востоку. Карпов не был рад узнать о новых надводных целях, особенно увидев, что они уже внутри окружности в 200 миль вокруг корабля и продолжают приближаться.
— Что это за корабли?
— Классифицирую как британские линкоры, — ответил Роденко. — Федоров может сказать больше.
— Федоров?
— Это линкор «Король Георг V» и линейный крейсер «Рипалс», товарищ капитан. Мы получили их ИК-изображение с Ка-40 прошлой ночью. Я опознал силуэты. Цели на северо-западе это два тяжелых крейсера, а позади нас держатся британское авианосное соединение, однако воздушной активности не наблюдается.
— Не могу поверить, что адмирал позволил тяжелым кораблям подойти настолько близко! Какова дальность поражения орудий этих линкоров?
— Не более двадцати семи тысяч метров. Двадцать восемь в лучшем случае. В данный момент они в ста шестидесяти километрах от нас и не представляют угрозы. Я полагаю, что адмирал…
— Спасибо, Федоров, но мне не нужна ваша оценка намерений адмирала. Я обсужу этот вопрос с ним лично.
Карпов поправил рукой черную шерстяную Ushanka, медленно подошел к командирскому креслу и опустился в него. День обещал быть холодным, так что теплая черная кожаная куртка также ему пригодится. Его глаза сузились. Все было именно так, как предупреждал его адмирал. Британцы погнались за кораблем, словно собака за кошкой. Они приближались с трех направлений, причем два линкора шли им наперерез, чтобы блокировать путь на юг. А что еще могло находится за пределами средств обнаружения «Кирова»?
— Федоров, где сейчас другой линкор, «Принц»?
— Вы имеете в виду «Принц Уэльский»? Этот корабль должен покинуть Скапа-Флоу 5 августа, то есть завтра и прибыть на Ньюфаундленд 9-го. Учитывая, что британцы, скорее всего, уведут его южнее, завтра он будет где-то у западного побережья Исландии, — Федорова этот вопрос отчего-то взволновал. На этом корабле находился Черчилль. Почему капитан спрашивал о нем? Откуда он вообще об этом узнал? Он был совершенно уверен, что Карпов знал очень мало, если не совсем ничего о составе британского флота в этот период.
Карпов потер подбородок.
— Где-то у побережья Ирландии, — сказал он вслух. Со старым сварливым бульдогом Черчиллем на борту.
— Капитан?
— Ничего, — Карпов упрекнул себя за то, что высказал свои мысли вслух, но ситуация представлялось очень интересной. Все, что ему было нужно, это изменить курс на один-три-пять и с большой долей вероятности обнаружить этот корабль без особых затруднений.
— Текущий курс?
— Текущий курс 202, юго-юго-запад. Скорость двадцать пять узлов.
Он некоторое время обдумывал этот вариант, но решил пока его отложить. Это означало бы, что им придется отклониться от курса, установленного адмиралом. Кроме того он знал, что «Принц Уэльский» в любом случае движется.
В этот момент вернулся Орлов. Его глаза были широко раскрыты, а дыхание напряжено после того, как он бежал с нижних палуб. Он сразу же заметил Карпова.
— Доброе утро, товарищ капитан. Должен доложить, что адмирал нездоров, — он приподнял бровь, бросая на Карпова понимающий взгляд. — У него был приступ головокружения, и доктор Золкин решил, что он должен отдохнуть. Он дал адмиралу успокоительное и оставил в санчасти до дальнейших распоряжений. Получается, корабль ваш, — улыбнулся он.
— Очень хорошо, — сказал Карпов. — Я принимаю на себя командование кораблем до тех пор, пока доктор не подтвердит, что адмирал Вольский способен исполнять свои обязанности, — он сказал это достаточно громко, чтобы слышали все на мостике. Затем он удобнее устроился в командирском кресле и сказал Орлову, понизив голос.
— Что решено делать с британскими линкорами, ползущими на нас?
— Мне это не нравится, товарищ капитан, — сказал Орлов. — Я считаю, что адмирал хотел просто уйти от них на юг. Федоров не думает, что они смогут приблизиться к нам на дальность поражения. Но для этого мы должны поддерживать высокую скорость.
Федоров с опаской посмотрел на капитана через плечо. Он заверил адмирала, что при текущем курсе они смогут обойти британские корабли пройдя мимо Гренландского мыса далеко за пределами досягаемости их орудий.
— На мой взгляд они опасно близко уже сейчас. И обратите внимание на другие контакты на северо-востоке. Англичане продолжают наседать и мы должны проучить их. Мы не можем позволить себе легкомыслия.
— Наблюдаю воздушную цель, азимут двадцать два. Цель групповая, фиксирую три… шесть целей идущих строем фронта. Удаление сто семьдесят, скорость сто восемьдесят, курсом на корабль.
Капитан облокотился на подлокотник кресла, повернувшись к Роденко.
— Замечательно. Похоже, что британцы вчера слушали невнимательно. Наверное, нужно будет повторить урок?
— Всего шесть самолетов, — сказал Орлов. — Всерьез беспокоиться не о чем.
— Кто знает, что следует за ними? — сказал Карпов. — Как вам всем известно, там есть авианосец. Даже два авианосца. Я прав, Федоров?
— Так точно, — ответил штурман. — Мы считаем, что «Фьюриес» и «Викториес» находятся в составе группы противника, сопровождающей нас.
— Очень хорошо. Возможно, они приняли новые самолеты из Исландии. Орлов, объявить третий уровень готовности. Скорость тридцать узлов.
— Так точно, — Орлов подошел к пульту и включил сигнал, объявляющий третий уровень готовности, на один уровень ниже полной боевой готовности. — Скорость тридцать, — подтвердил он.
— Капитан, — сказал Федоров. — Это, скорее всего, радиолокационный дозор. В Исландии не базируется ни одного торпедоносца. Мы ведем глушение их радаров, поэтому они, вероятно, пытаются расширить зону поиска. Мы уничтожили их ударные самолеты вчера. Эти, вероятно, лишь истребители «Фулмар», оснащенные радарами Mark 279. Роденко настроил аппаратуру, и…
— Спасибо, Федоров, — сказал Карпов с оттенком досады в голосе. — Тем не менее, я прочитал в вашей собственной книге о том, что американцы перебросили в Исландию эскадрилью истребителей Р-40, верно?
— Верно, но эти самолеты еще даже не прибыли… — Федоров вдруг понял, что сказал капитан. — О какой книге вы говорите, товарищ капитан?
— Вашей «Хронологии войны на море». Адмирал, в отличие от вас, был так любезен поделиться ею со мной, — Карпов замел следы легкой ложью, хотя и понимал, что может совершить ошибку. Он решил немного прозондировать лейтенанта и посмотреть, может ли тот быть ему полезен.
— Федоров, что вы думаете об этой секретной конференции, Атлантической хартии?
— Я не уверен, что вам следует спрашивать об этом меня, товарищ капитан.
— Не тупите, Федоров. Разве вы не видите рыбы, уже попавшейся на крючок прямо у нас на глазах. Это ведь такая возможность, разве нет?
— Возможность? Для чего, товарищ капитан?
— Вы слышали, что говорил адмирал. Люди, собравшиеся на этой конференции, являются лидерами и верхушкой военного командования союзников. Подумайте, Федоров, что бы было, если бы немцы ввалились в Москву и заставили старика Сталина врасплох вместе со всеми его главными генералами и фельдмаршалами? Разве это не был бы гранд-приз?
— Думаю, что так, товарищ капитан.
— Тогда ситуация представляет интерес, верно? — капитан бросил взгляд на Орлова.
Я думаю, что адмиралу следовало бы подумать об этом, — он снова посмотрел на Федорова. — А что бы сделали вы, лейтенант?
Федоров поколебался, наклонив голову.
— Ну… Я не уверен, что думает адмирал, товарищ капитан, но я бы держался подальше от этого места и направился бы в Атлантический океан.
Карпов нахмурился. Именно этого он и ожидал. Федоров не имел в себе духу схватиться за возможность, оказавшуюся у него под рукой. Он был очередной кисейной барышней, как и Золкин. Беспокоиться по поводу его заискиваний перед адмиралом было не о чем, но он решил надавить на лейтенанта.
— Направился бы в Атлантический океан? Почему, Федоров?
Федоров начал понимать, что его в некоторой степени разводят. Он знал о Карпове достаточно, чтобы относиться к нему очень настороженно, и потому задался вопросом, почему тот вдруг заинтересовался этими вопросами, если ранее все, что он говорил капитану, встречало слабо завуалированное пренебрежение.
— Ситуация опасна, — сказал он. — Так как президент и премьер-министр находятся в море, американцы и британцы будут очень напряжены, пока не доставят их в место назначения. Они уже знают о нас, по крайней мере, полагают, что мы еще один немецкий рейдер, пытающийся прорваться через Датский пролив, а следовательно, будут вдвое бдительнее. Они уже поняли, что мы не «Тирпиц», если удосужились отправить самолеты-разведчики в Киль. Также тогда они поймут, что мы не «Адмирал Шеер». Однако они все равно выведут в море все, что будет в состоянии выйти. Для немецкого рейдера это самое неподходящее время. Если мы сейчас повернем на восток, возможно, они сочтут нас не настолько серьезной угрозой, особенно если мы сами не будем отсвечивать. Они пока не могут обнаружить нас радарами, пока Роденко осуществляет глушение. Пока они преследуют нас только потому, что знают, каким курсом мы движемся. Они могут рассчитать нашу примерную позицию, зная нашу скорость и последний курс, и потому понимают, что мы еще в этом узком проливе. Но если бы мы повернули на восток в ближайшее время, мы смогли бы сбросить их со следа и уйти в Атлантический океан.
— А если мы продолжим следовать этим курсом?
— Тогда у нас может возникнуть гораздо больше проблем, чем нам нужно, товарищ капитан. Американские силы также присутствуют в том направлении. У них есть по крайней мере три линкора, семь крейсеров, вдвое больше эсминцев и авианосец Атлантического флота, и все эти корабли в данный момент находятся в море, либо обеспечивая конференцию, либо сопровождая конвой в Исландию – который должен доставить те Р-40, о которых вы упоминали.
Карпов припомнил эти сведения по книге Федорова. Штурман был прав, ситуация была действительно очень опасна. Корабли приближались со всех направлений, и все они были привязаны к одному району.
— Вы полагаете, американские корабли атакуют нас?
— Я полагаю да, товарищ капитан. Доктрина Кинга теперь в силе. Американскому флоту разрешено атаковать любые предположительно враждебные надводные корабли либо подводные лодки в пределах ста миль от своих кораблей.
— Я понял… Где именно состоится встреча?
— На базе Арджентия на южной оконечности Ньюфаундленда. Мы должны избегать этого места, если не хотим вступать в бой со всем американским атлантическим флотом в придачу с англичанами. Ситуация крайне опасна, — повторил он.
— Федоров, идет война, если вы не заметили. Англичанам почти удалось торпедировать нас. Этого более не повторится, но ясно, что этот вопрос они для себя уже решили. И если мы не решим бежать в открытый океан и прятаться, как вы предлагаете, нам останется лишь идти на эти корабли прежним курсом.
— Дело не в этом, товарищ капитан, — сказал Федоров. Его глаза выдавали обеспокоенность и некоторую тревогу. Когда он говорил о Королевском флоте, называя имена кораблей, их скорость и состав вооружения, он ощущал себя в своей стихии, где был знатоком. Но сейчас он не был уверен в том, что говорил, и словно брел на ощупь.
— Мы можем изменить ход вещей, — сказал он, поколебавшись, и попытался закончить свою мысль. — Доктор говорил об этом ранее, товарищ капитан. На каждом сбитом нами самолете и на каждом атакованном нами корабле есть люди. Это не великие люди. Они такие же солдаты и офицеры, как и мы, стремящиеся выполнить свой долг как можно лучше. Но те, кому было суждено пережить войну, будут иметь детей, и потому их след тянется в наши дни, и дальше. Я не могу сказать, что гибель любого из них изменит наш мир, но некоторых может. Все, что мы делаем, оказывает влияние на историю, и мы не можем знать, к чему это приведет. Что же касается Рузвельта и Черчилля, то это великие люди, мы все это знаем. Если с ними что-то случится… — он не знал, как закончить.
Карпов был несколько удивлен. Он понял, что Федоров рассматривал ситуацию более чем с одной позиции. Он рассматривал возможные последствия их действий, беспокоился о будущем, которое они знали, об истории от этого дня и до 2021 года и обо всей неизвестности, что лежала дальше. Это было то, что беспокоило его больше всего, его драгоценная история. Но «Киров» мог преобразовать всю силу его книг в один могучий удар. Разве лейтенант этого не понимал? Да, понимал, что вместо того, чтобы ухватиться за эту возможность, погряз в страхе. Федоров боялся, только и всего. Для него это была история. Он находил утешение в бесстрастных и неизменных фактах, и то, что все менялось, унося их в совершенно ином направлении, было для него совершенно непривычно. И Федоров боялся.
— Вы слишком много беспокоитесь, Федоров. Вам не приходило в голову, что мы могли бы тоже стать великими людьми? — Карпов вопрошающе посмотрел на штурмана. — Вам никогда не приходило в голову, что корабль оказался здесь не случайно? Вы не хотите волноваться насчет истории, я понимаю. Но позволю себе процитировать Достоевского: «послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе всё?» Человек должен быть готов действовать, а не просто сидеть и ждать своей судьбы, как очень многие дома. И вообще… люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши. Да, я тоже кое-что читал, Федоров. Я тоже учился в университете. Не надо так удивляться.
Воцарилось молчание. Затем Федоров сказал:
— Вы правы, товарищ капитан. Я беспокоюсь об истории – сильно беспокоюсь. Мы шли долгой и темной дорогой после этой войны, под руководством Сталина, Хрущева, Брежнева. Они тоже были, как говорят некоторые, великими людьми, но я не думаю, что вы найдете слишком много тех, кто бы горел желанием оказаться под их властью снова. Были времена, когда наша страна оказывалась очень близко к уничтожению под их руководством. И если то, что вы говорите, правда, и мы оказались здесь по какой-то причине, я могу только надеяться, что мы не уйдем в их тень.
— Сколько мы будем обвинять во всех наших бедах Сталина, Хрущева и Брежнева, Федоров? Мы должны наконец понять, что мы сами виноваты в том, кем мы стали. Советская система рухнула уже давно. То, что мы сделали с нашей страной после этого не вина Брежнева. Но что же англичане и американцы? Они постарались сделать нашу жизнь адом, разве нет? Так что в данный момент я обвиняю их.
— Я не говорю, что это исключительно вина России, товарищ капитан. Вашу точку зрения на том совещании услышали все. Да, мы здесь, и да, мы должны что-то сделать. Это определенно. Я лишь считаю, что вы должны обсудить это с адмиралом…
— А вот это не ваше дело, Федоров. И это обсуждение не имеет смысла. Займитесь своими картами, — Карпов узнал от штурмана все, что ему было нужно. Он строго взглянул на него. — Вы стали слишком дерзким, Федоров. Следите за языком, хорошо? То, что у нас обоих одна полоса на рукаве еще не означает, что у вас есть право выражать свое мнение.
Полоса на манжете рукава в младшего лейтенанта и капитана первого ранга действительно были очень похожи и различались только шириной – у Карпова она была вдвое шире. — Если вы хотите, чтобы ваша полоса когда-либо стала шире, лейтенант, то вам лучше в первую очередь сделать толще свою кожу. А пока займитесь делом и проложите курс к этому месту на Ньюфаундленде, а об англичанах и американцах беспокоиться буду я.
— К базе Арджентия, товарищ капитан?
— Соверешенно верно.
Федоров теперь точно понял, что было у капитана на уме, и мудро ничего не ответил. Он с беспокойным видом вернулся к своим системам, занявшись вводом данных с метеорадара дальнего радиуса действия.
Капитан устроился в командирском кресле, довольно ухмыляясь начальнику оперативной части.
— Послушайте, Орлов, — тихо сказал он. — Мы имеем возможность принять некоторые весьма интересные решения. Американцы и англичане собрались на свою секретную встречу, но не пригласили новообретенных друзей из России. Они будут обсуждать то, как наилучшим образом обустроить мировой порядок после войны и оставить нас вне его. Мы должны лишь победить Германию, заплатив за это жизнями десяти, если не больше, миллионов. За это нам выделят несколько грузовиков, тушенки и яичного порошка по ленд-лизу[87]. Вы считаете это справедливым?
— Не вполне, товарищ капитан, — ухмыльнулся Орлов.
— Тогда, возможно, мы можем выторговать для России более выгодные условия, если нанесем дружеский визит на это мероприятие на Ньюфаундленде. Тем не менее, нам нужно следить и за нашими спинами. Я не рад тому, что британские линкоры идут прямо на нас, и совсем терпеть не могу то, что нас продолжают сопровождать авианосцы. Я хочу нагнать на британцев должный страх прежде, чем сесть за стол переговоров, — он решительно уткнул палец в подлокотник кресла. — То есть, иметь возможность говорить с позиции силы.
Орлов кивнул, бросив взгляд на других членов экипажа.
— Нам нужно вести себя аккуратнее, товарищ капитан, — посоветовал он. — Федоров в чем-то прав. Возможно, вам нужно обсудить это с Вольским.
— Аккуратнее? Вольский сейчас спит под наркозом. Кто знает, сколько еще так будет? То есть, решения должны принимать я и вы, как старшие офицеры корабля. Да, мы должны быть осторожны, но тверды. Но будь я проклят, если мы просто подожмем хвост и сбежим в Атлантический океан, как предлагает наш юный штурман.
Он заговорил тише, чтобы только Орлов мог его слышать.
— Послушайте, Орлов… Мы все равно не увидим будущего, которое сформируем своими действиями сейчас. Разве мы можем вернуться? Мы никогда не узнаем, каковы будут последствия наших действий. Этого не узнает никто из живущих сейчас. Можно строить предположения, разводить долгие дискуссии с Федоровым, но в конце концов, это теперь наша реальность, это наш мир, как бы невероятно это ни звучало. Сейчас этот мир разрывается на части войной. Будут победители и будут побежденные. Ведь именно так случается в любой игре, верно? Я намерен оказаться в числе победителей, и с этим кораблем мы сможем сделать так, чтобы так и случилось и убедиться, что мы не станем просто одним из обрывков союзников после того, как они победят Германию и Японию.
Орлов кивнул, но вспомнил что-то, что капитан сам говорил на первом совещании.
— Вы видите пару кочанов капусты на разделочной доске и хотите нашинковать их просто потому, что вы это можете, — Орлов осмысливал ситуацию в понятиях прибыли и убытка. Не было сомнений в том, кто именно оказался на разделочной доске. Он понимал, что капитан говорил о Черчилле и Рузвельте.
— Вспомните, что вы сами сказали, Карпов. Англичане и американцы все равно выиграют эту войну. И Россия тоже. Так что вы хотите, напасть на них? Тогда на чьей мы стороне? И что мы намерены делать после этого?
Жестокие условия российского криминального мира научили Орлова очень тщательно выбирать себе друзей и врагов. — Все кому-то подчиняются, — продолжил он. — На чьей стороне мы окажемся в следующие несколько лет, если сейчас потопим половину британского и американского флотов? Вы не будете бить кого-то по лицу, если не будете враждовать с ним. Здесь то же самое. Нужно сначала переговорить, а только потом, если вас не станут слушать, принимать более жесткие меры.
— Но не мы начали махать кулаками первыми, — ответил ему капитан в его собственных понятиях. — Вы видели все те самолеты. И что? Я должен был связаться с ними и поговорить, пока к нам приближались торпедоносцы?[88]
— Конечно нет, но это другое… Эта тайная встреча. Я полагаю, это будет другое дело. Чтобы прибыть туда, мы должны будем потопить все те корабли, о которых говорил Федоров. И?
— Нам не нужно приближаться вплотную, — прошептал Карпов. — Какова дальность наших ударных ракет? Более трехсот километров[89]. У нас есть оружие, и я намерен использовать его наилучшим образом.
— Любое оружие, товарищ капитан? — серьезно спросил Орлов, понимая, о чем говорит Карпов.
— Если это будет необходимо, — ответил капитан. — Но пока давайте займемся насущными вопросами и решим проблему с Королевским флотом. Если мы останемся на этом курсе, мы должны помешать им нас преследовать. Помните, что этот курс задал кораблю адмирал. Это его ответственность. Я лишь хочу убедиться, что мы доберемся до цели в целости и сохранности. Вы со мной?
Орлов заколебался, совсем чуть-чуть. Он обратил внимание на то, как Карпов одновременно говорит о великих людях и одновременно перекладывает ответственность за свои действия на адмирала. В этом он не мог согласиться с Карповым. Что до него, он всегда был готов набить морду любому, кто был с ним не согласен. Однако существовали определенные ограничения. Насколько далеко был готов зайти капитан?
— Хорошо, — сказал он наконец. — Но помните, товарищ капитан. Вам придется расхлебывать кашу, которую вы завариваете. И не только вам. На корабле еще более семи сотен человек.