Кислотники

Глава десятая

Проснувшись, Эстелла осознала, что все еще крепко обнимает Терезу, закутанную в пуховое одеяло лимонного цвета. Пришлось повернуть голову Терезы, чтобы высвободить руку и взглянуть на часы. Ей не понравилось то, что она увидела: четверть одиннадцатого. Эстелла удивилась, что спала так крепко, хоть и недолго — всего три или четыре часа. Она чувствовала себя вялой и выдохшейся, ей позарез нужны были ее гормональные таблетки, и прямо сейчас. Черт бы побрал этого ублюдка Йена! Бедный, бедный малый! Эстелла отодвинулась от Терезы и огляделась в поисках своей сумочки. Там был небольшой набор самой необходимой косметики — на непредвиденный случай. В чем она сейчас нуждалась, так это в полном ассортименте косметики, которая осталась в квартире, — но туда она, скорее всего, не вернется. Придется обходиться тем, что есть.

Тереза спала беспробудным сном. Эстелла решила, что подробный допрос может подождать. Сначала следует осмотреть ванную и узнать, какие там имеются средства для ухода за кожей. Окинув взглядом неуютный дом Терезы, Эстелла готова была пари держать, что и ванная сильно ее разочарует. В любом случае Тереза едва ли нуждалась в полномасштабной косметической коррекции. Она была такой хрупкой во сне. Эстелле нравилось ее лицо — с чувственным ртом, серьезное и печальное. Да, девушка прелестная. А за такие ресницы Эстелла заплатила бы хорошие деньги.

Крутые ступеньки вверх по лестнице заканчивались напротив ванной, которая оказалась скорее чистой, чем грязной. Крошечное окошко над туалетом было забито моющими и чистящими средствами, большей частью сложенными в декоративные плетеные корзинки, — будто подарки на Рождество от многочисленных тетушек, решивших побаловать любимую племянницу мылами-и-ароматами. Тереза — католическое имя. Должно быть, у нее тысяча теток. Эстелла тщательно изучила все маленькие пластиковые флаконы. Они пришлись бы в самый раз, если бы Эстелла собиралась готовить фруктовый желе-салат, однако ни один она не использовала бы по назначению даже под страхом смертной казни: маракуйный шампунь, банановый увлажнитель, баклажановое очищающее молочко, тимьяно-вый бальзам с морскими водорослями для глаз и все в том же роде. Только абсолютно невменяемая хиппи могла пользоваться такой отвратной липкой дрянью.

В конце концов Эстелла нашла то, что искала, — у раковины стояли тоники и увлажнители. Через полчаса она закончила с косметическими манипуляциями, правда не доведя до конца импровизированный массаж лица, и стала одеваться. Первым делом Эстелла туго обхватила широкой эластичной лентой верхнюю часть лба, подвязав волосы: лента придерживала ее густую черную шевелюру и подтягивала кожу — а-ля Джоан Коллинз[18]. Подушившись под грудью, Эстелла поблагодарила Бога и Деву Марию-кормящую за то, что ее сиськи по-прежнему прекрасны. Они даже не начали терять форму. А ведь возраст мог сильно сказаться на них.

Снова чувствуя себя неотразимой, Эстелла спустилась вниз. Прежде чем будить Терезу, направилась в кухню. Загружая тостер, включила магнитолу, настроив на волну «Радио Пиккадилли». Новости она, скорее всего, пропустила, но вдруг музыка оживит кокон, в который превратилась Тереза, укутанная пуховым одеялом. После бессвязного лопотания и треска прозвучала реклама выхлопных труб, потом раздались первые такты «Стеклянного сердца» «Блонди»[19]. Эстелла ждала, когда запоет Дебби Харри[20]. Откуда, из какого мира взялось в ее голосе это мрачное величие? Песня кончилась, и диджей напомнил, что ей уже тринадцать лет — Эстелла прекрасно знала это. Хит того времени, песня «Стеклянное сердце» звучала по радио, когда Эстелла покидала Манчестер. А еще у Эстеллы был парик Дебби Харри. Он пропал в ту ночь, когда ее замели легавые. Сержант в участке забрал его и записал в большую черную конторскую книгу — вместе с сумочкой, туфлями на шпильках и сезонным билетом на игры «Манчестер Сити». Она так ничего и не получила назад.

Эстелла вернулась к мыслям о завтраке. Через какое-то время она пошла будить Терезу, вкрадчиво шепча «Дорогая? Дорогая?», и голос ее звучал бархатно. Она могла бы стать для Терезы еще одной отличной тетушкой.

Ресницы Терезы вспорхнули, явив миру ясные голубые глаза. Вот она окончательно пришла в себя, и Эстеллу пронзил ледяной кельтский взгляд, почему-то напомнивший ей оптический прицел снайперской винтовки.

— Я включила чайник, дорогая, — нежно пропела Эстелла.

Она ласково отвела волосы с глаз Терезы, открыв худой фарфоровый лоб с единственной морщинкой. Тереза проснулась — на свое несчастье.

Тост был готов. Эстелла нашла в холодильнике коробку с раскрошившимся маргарином, масла в доме не оказалось. Маргарин смотрелся на тосте не очень аппетитно — Тереза не стала есть. Эстелла подумала, не постараться ли уговорить девушку проглотить хоть кусочек, но решила не настаивать. Тереза вдруг забеспокоилась о камине — мол, слишком долго горит, Эстелла велела ей не глупить и достала десятифунтовую банкноту из сумочки:

— Я плачу. Совсем ни к чему, чтобы одна из нас тут околела.

Тереза взяла деньги и поинтересовалась, откуда Эстелла знает Джанка.

— Я когда-то жила в Манчестере, — коротко ответила Эстелла.

Она не знала, насколько внимательно Тереза прислушивалась к ее разговору с Джанком, и потому не стала вдаваться в подробности. Если Джанк захочет, сам расскажет.

— Я родилась здесь.

— Не похоже.

Тереза говорила в нос, как коренная манчестерская девчонка — северный Манчестер, может, Блэк-ли, но наверняка не дальше Крампсэлла.

— Йен был твоим парнем? — спросила Эстелла. Уголки рта у Терезы опустились, но она переборола слезы.

— Нет, другом.

Пуховое одеяло сползло с бледных плеч Терезы. Эстелла бережно подоткнула уголки, словно всю жизнь только об одном и мечтала — исполнять роль ее матери.

— А что в точности говорил обо мне Йен? В ответе Терезы прозвучала неприязнь.

— О пистолете, который он нашел в твоей квартире? Сказал, что у тебя были фотографии Джона Бе-рджиса и пушка. Шутил, что собираешься его прикончить, но ведь другого объяснения и правда нет. Пистолет-то ведь настоящий.

— Девятимиллиметровая «Беретта», классная штука. Сейчас она в полиции, и я совершенно беззащитна. — Эстелла очень надеялась, что губы у нее задрожали вполне правдоподобно.

— Не так, как Йен.

— Разве? За него мы хоть можем помолиться. Хотя нет, — Эстелла передумала, — я не могу, пока не раздобуду другое оружие. Я и не думала убивать Бе-рджиса, но, если он меня разыщет, лучше уж я выстрелю первой.

Из одеяла торчала только голова Терезы, ее маленькое личико и большие ирландские глаза, в которых застыл немой вопрос: что, Эстелла действительно могла бы убить Берджиса?

— Да ты пойми, Берджис — псих, — принялась объяснять Эстелла. — Не то чтобы совсем, но на меня он взъелся, я когда-то его здорово достала.

Эстелла помедлила. В последний раз она видела Берджиса ночью, когда сбежала из тюрьмы. Он выглядел совсем больным, это точно. Лежал на полу, закрывая лицо руками. Когда она перешагнула через него и пошла к двери, он зарыдал.

— Я знаю Берджиса и знаю, как работают его мозги. Он из тех, кто слишком напрягается, когда думает. Почти не спит, так что у него на размышления много времени. И он мечтает о мести. Если я его не убью, у меня будет куча проблем. Я бы предпочла спокойно выяснить наши прошлые разногласия, но Джон Берджис живет за гранью. — Прежде чем продолжить, Эстелла сделала паузу. — Впрочем, я уверена — ты и так все знаешь о Берджисе, видишь его в клубе, и потом, Йен ведь тоже на него работал — в турагентстве.

Тереза кивнула.

Турагентство было чем-то новеньким — прежде Берджис абсолютно не интересовался этим бизнесом. Теперь, когда ее биоритмы, расстроившиеся после перелета, пришли в норму, до Эстеллы стало доходить, что это незначительное на первый взгляд переключение интересов должно что-то означать. Все, за что брался Берджис, он делал всерьез, так что ей следовало хорошенько обмозговать эту проблему. Эстелла сменила тему, сказала, что очень удивилась, узнав о работе Йена, он не произвел на нее впечатление человека, зарабатывающего на жизнь:

— Кто станет ему платить, если он обворовывает всех подряд?!

Тереза возразила, мол, клептомания у Йена была не такая уж и сильная — вроде мимолетного интереса «Бургер Кинг» к мясу (или флирта Гектора Барранкоу Гарзы с фармацевтикой, мысленно добавила Эстелла). Йена, настаивала Тереза, выделяли в турагентстве. Главным образом потому, что он ухитрялся доставать дешевые билеты на Ибицу и в Амстердам, а поездки туда — это все, чего он хотел от жизни.

— Прошлой ночью я слышала, как ты сказала Джанку, что Йен продавал наркоту. Это неправда. Если бы он продал хоть грамм, его уволили бы в два счета. Йен говорил, что Берджис абсолютный параноик насчет наркоты — потому что когда-то был крутым наркодельцом и теперь старается искупить это.

— Я только раз имела дело с Йеном, но никогда не поверю, чтобы он так уж выбивался из сил в дилерстве на босса.

Тереза поставила недопитую чашку на пол. Эстелла забыла размешать чай, да и чайных ложек не дала. И теперь в чашке плескался густой гранулированный сироп. Йен никогда не толкал наркоту, раздражаясь, что ей не верят, не унималась Тереза:

— Все ведь чуточку подторговывают — покупают больше, чем нужно самим, и продают лишнее какому-нибудь другу — в качестве одолжения. Но Йен даже этим не баловался. Он всегда был в самом нижнем эшелоне, потому и летал каждый выходной в Амстердам. Если мне не веришь, спроси его друзей. Многие из этих ребят тоже работают на Берджиса — они подтвердят.

— Я познакомилась кое с кем…

— Двоих зовут Каузи и Том, есть еще один парень — Джулис.

Эстелла кивнула — да, Каузи и Тома она знает. А Джулис, скорее всего, та самая реинкарнация голландского моряка. С чего бы это Берджису брать на работу одних наркозависимых дебилов с явными психическими отклонениями?

— В турагентствах по всему миру нанимают на работу юных девиц и одевают их в форму стюардесс. А Берджис, видимо, все еще предпочитает мальчиков.

— Но он же не гей?

— Самой низкой пробы, — уточнила Эстелла. — Вроде того американского писателя, который заявлял, что должен сохранять стопроцентную гетерочистоту, в корне пресекая любые женские посягательства.

— Это правда?

Эстелла призналась: если честно, она и сама не уверена.

— Я никогда не могла понять, что происходит у него в черепушке. И слава богу, так спокойнее! А мы ведь якшались почти двадцать лет.

— В те времена, когда он был самым крутым манчестерским гангстером?

Эстелла кивнула.

— А кем была ты — его Молль?[21]

— Нет.

Тут Эстелла напряглась, потому что Тереза спросила:

— Но он был добр с тобой?

Эстелла оставила вопрос без ответа, вспомнив слова апостола Павла о том, что доброта хуже воровства. Она собрала чашки и блюдца и понесла их на кухню, где по радио передавали бесконечные вариации на тему песни «Right On Time»[22]. Потом начались новости, и первым было сообщение о смерти Йена и o том, что «Грэйвити» закрыт до особого уведомления.

Тереза села на постели, выпрямившись и напряженно вслушиваясь. Но диктор уже перешел к следующему сюжету — о вооруженном нападении на индийский ресторан в Расхолме. Полиция полагала, что при нападении применялось автоматическое оружие, и призывала откликнуться свидетелей.

— И это все? — сказала Тереза.

— А ты чего ждала — минуты молчания? Эстелла сразу пожалела о своих словах, заметив слезы в глазах Терезы, и упрекнула себя за бессердечие. Ей отчаянно нужны были ее таблетки. Она спросила:

— Йен украл у меня таблетки. Не знаешь, что он с ними сделал?

Тереза потянулась под диванную подушку и вытащила флакон.

— Йен взял их с собой в клуб. Я вернулась за ними, когда он умер, подумала — будет лучше, если копы их не найдут.

Приняв флакон «Чикадола» из рук Терезы, Эстелла вознесла небесам благодарственную молитву. Но, отвинтив колпачок и заглянув внутрь, она увидела всего несколько таблеток, сиротливо лежавших на дне.

— Он что, сожрал остальные?

— Наверное. Сколько я его ни просила, он не отдавал. Они опасные?

— Не для Йена. И не в его положении. Но патологоанатом сильно удивится.

Эстелла задумалась, как пополнить запас. Если не удастся уговорить кого-нибудь выписать рецепт, придется ограбить аптеку. Однако первым делом нужно добыть пистолет.