Джонатан считал плавание обычным, но Лайцзе-лу, плававшая на клипере лишь однажды, когда вместе с Джонатаном ездила в Бангкок, находила путешествие чрезвычайно волнующим. По правде говоря, ей потребовалось определенное время, чтобы освоиться на корабле, и как только судно попало в полосу свежего ветра, ее одолела морская болезнь. Однако вскоре ей удалось восстановить утраченное было равновесие и прийти в себя или, как говорили в команде, «крепко встать на ноги».
После этого она ежедневно проводила по несколько часов на палубе, наслаждаясь зрелищем великолепного корабля, рассекавшего волны безбрежного океана, с удовольствием вдыхая резкий свежий соленый воздух. Джонатан с любовью обучал ее принципам навигации, с его помощью Лайцзе-лу изучала звездное небо. Задолго до окончания плавания она сама научилась наносить на карту пройденный кораблем за день путь, точно в полдень определяя местоположение судна по секстанту.
Сара Эплгейт с первого же момента, когда ее нога ступила на борт судна, чувствовала себя как дома, удивляя матросов и офицеров знанием того, какие действия им следует предпринимать в ту или иную погоду.
— Мэм, — как-то за обедом обратился к ней улыбающийся Хомер Эллисон, — я ничуть не удивлюсь, если вы сможете отстоять вахту на мостике и с достойной похвалы уверенностью управлять кораблем.
— Думаю, мне это под силу, молодой человек, — ответила игриво Сара. — Я выросла на судне моего отца, многие годы была замужем за покойным мистером Эплгейтом, благослови его Господь. Я ходила с ним в море столько раз, что и не вспомнить.
— Вы забирались на реи, мэм? — поинтересовался он.
Джонатан и Лайцзе-лу, не сдержавшись, прыснули от смеха.
Сара обвела каждого горящим взглядом.
— Понимаю, я кажусь вам немного странной. Что ж. В свои молодые годы я разбиралась в оснастке парусного судна не хуже, чем наиболее опытные моряки и готова продемонстрировать свое умение теперь.
— Совсем не обязательно, мисс Сара, — поспешно произнес Джонатан.
— Ну что вы, мэм, — с тревогой пошел на попятную Хомер и добавил. — Мы верим каждому вашему слову, все до последнего матроса на борту.
Лайцзе-лу пришла в неописуемый восторг, когда корабль на несколько дней бросил якорь на Сандвичевых островах. Однако возмущению Сары не было предела, поскольку молодые девушки там ходили с обнаженной грудью.
— Теперь я понимаю, почему мистер Эплгейт никогда не брал меня сюда, — сказала она. — Отсутствие скромности просто шокирует!
В Вальпараисо Джонатан настоял, чтобы обе женщины остались на борту. Главный порт Чили отличался буйством нравов своих обитателей; новому правительству пока никак не удавалось утвердиться, и появление девушки, столь необыкновенной красоты, как Лайцзе-лу, могло вызвать настоящие беспорядки. Сара поворчала, но Лайцзе-лу безоговорочно подчинилась просьбе мужа.
Ее присутствие на борту было хорошей приметой, неоднократно повторял Джонатан, и хотя суеверные моряки считали, что пассажиры женского пола — дурное предзнаменование, тем не менее им пришлось согласиться с ним, когда клипер достиг мыса Горн. Погода стояла настолько тихая и приятная, насколько она была несносной по пути в Китай. Когда Джонатан вел корабль по проливу Магеллана, Лайцзе-лу и Сара любовались суровым пейзажем, занимая удобную позицию возле носа клипера.
Еще один заход был сделан в порт Рио-де-Жанейро, самого большого и наиболее процветающего города в Латинской Америке. Джонатан никуда не торопился и предоставил команде трехдневный отпуск на берег, оставляя на борту лишь одну смену. Пища была отменной, а теплая погода напомнила Лайцзе-лу о Кантоне, но до тех пор, пока они не отплыли, она не обмолвилась мужу, что не была в восторге от города.
— Всякий раз, когда я слышала английскую речь с португальским акцентом, — призналась она, — мне вспоминался противный маркиз де Брага.
— Забудь о нем навсегда, — сказал ей Джонатан. — Он никогда не сможет причинить тебе зла.
Медленно, но уверенно клипер продвигался вперед по экваториальной штилевой зоне, пока на подходе к Наветренным островам в Карибском море они не встретили другой клипер компании «Рейкхелл и Бойнтон», шедший в том же направлении. Джонатан тотчас же пригласил его капитана на борт на обед.
Капитан Кеннет Адамс с удовольствием рассказал Джонатану о событиях, происшедших за время его более чем шестимесячного отсутствия. Адамс сообщил ему поразительную новость о женитьбе Чарльза Бойнтона на Руфи Баркер и о том, что они отправились в Англию, взяв с собой и Джулиана. Адамс также упомянул, однако нерешительно, что Брэкфорд Уокер оставил компанию, и его нынешнее местопребывание никому не известно.
Джонатан удержался и не стал расспрашивать служащего компании «Рейкхелл и Бойнтон» о том, что, судя по всему, представляло собой весьма деликатное дело. Случилось что-то экстраординарное, однако в свое время подробности он узнает от отца и Джудит.
Брак Чарльза и Руфи обрадовал его.
— Я честно говоря, изумлен, — сказал он Лайцзе-лу. — Но рад за них обоих, хотя никогда не подумал бы, что они подходящая пара.
— Почему?
— Понимаешь, они такие разные. Но я не хочу влиять на твое мнение. Ты сама решишь, когда познакомишься с Руфью. По крайней мере я очень рад, что избавлен от одной проблемы.
Лайцзе-лу вопросительно подняла тонкие брови.
— Как я уже тебе рассказывал, я пригласил Руфь и Дэвида к нам в дом, чтобы она также присматривала за Джулианом и в роли экономки управляла домашними делами отца. Когда мы приедем домой, Джулианом займешься ты, а я хотел бы просить мисс Сару взять на себя заботу о доме. Не могу себе представить, чтобы она этим не занялась. Теперь, когда Руфь замужем, мне не придется просить ее оставить положение экономки дома.
Его жена улыбнулась.
— А когда ты был моложе, у тебя был романтический интерес к Руфи?
— О, нет, — заверил ее Джонатан, — мы с ней были добрыми друзьями большую часть нашей жизни, но никогда не испытывали друг к другу глубокого интереса.
— Надеюсь, твои друзья — и прежде всего твоя семья — примут меня, — нервно проговорила Лайцзе-лу.
Джонатан нежно поцеловал ее.
— Они будут любить тебя также сильно, как я.
Она хихикнула в ответ:
— Меня вполне устроит, если их любовь будет чуть меньше твоей.
На сто восемнадцатый день плавания большой клипер обогнул мыс Монтаук, вошел в залив Лонг-Айленд. Когда они проходили мимо Рыбацкого острова, который, как объяснил Джонатан жене, входил в штат Нью-Йорк, а не Коннектикут, он отдал команду произвести сигнальный выстрел из пушки. Немного спустя показался комплекс строений компании «Рейкхелл и Бойнтон», и Джонатан увидел своего отца, стоящего на берегу, поодаль от начавшей собираться толпы.
Джеримайя Рейкхелл снял шляпу и широко улыбнулся, когда увидел прелестную китаянку, стоявшую рядом с сыном.
— У него суровый и величественный вид, — сказала Лайцзе-лу, — но очень теплая улыбка.
Джеримайя доказал, что теплота его улыбки была искренней, когда Джонатан помог Лайцзе-лу и мисс Саре спуститься на берег. Прежде чем поздороваться с сыном, он расцеловал ее в обе щеки и сказал:
— Добро пожаловать в твой новый дом и в мою семью.
Лайцзе-лу улыбнулась в ответ и их родственные отношения были скреплены.
Джонатан крепко пожал отцу руку и собирался уже представить ему Сару Эплгейт, когда она сама вышла вперед.
— Твои волосы поседели и прибавилось морщин на лице, Джеримайя, — сказала она, — но клянусь Богом, я узнала бы тебя повсюду!
— Ба, а ты прибавила несколько фунтов, Сара, — ответил он, — но это даже к лучшему. Ты всегда была слишком тощей.
Джонатан уставился на них. Он был несколько удивлен неформальностью и откровенностью их отношений.
— Я знал, что когда-то вы были знакомы, но не думал, что так близко, — сказал он, широко улыбаясь.
— Не слышал, чтобы были такие законы, которые обязывали бы родителей рассказывать детям подробности о своем прошлом.
— Я выросла в Мистике, в нескольких милях выше по берегу, — сказала Сара усмехнувшись. — Мы вместе ходили на пикники и прогулки. Я больше общалась с покойным мистером Эплгейтом, видит Бог, когда он работал помощником капитана в прежней компании Рейкхеллов. Джессика тоже ходила на те вечеринки, ты должен помнить, Джеримайя. Это как раз перед тем, как она вышла замуж за Алана Бойнтона. Затем мистер Эплгейт получил диплом капитана и первым его кораблем стала шхуна Рейкхеллов. Это было прежде, чем у него появился собственный корабль.
— Когда сюда дошла весть, что он со своим кораблем пошел ко дну, Сара, — сказал Джеримайя, — все подумали, что ты была вместе с ним на борту. Я не знал, что ты жива, пока Джонатан не рассказал, что ты воспитывала Лайцзе-лу.
Джеримайя предложил руку Саре Эплгейт, и пожилая пара направилась к поджидавшему их экипажу, увлеченная разговором. Лайцзе-лу, удивленная не меньше Джонатана близкими отношениями между этими двумя людьми, вместе с мужем рассмеялась от удовольствия.
Когда они подъехали к импозантному, но величественному дому Рейкхеллов, Джонатан провел свою молодую жену в комнаты, которые им предстояло занимать, а Сара громко заявила, что выделенные ей комнаты слишком велики для нее.
— Никогда у меня не было собственной гостиной и гардеробной. Что я буду в них делать?
— Надеюсь, как-нибудь справишься, — ответил Джеримайя, у глаз которого собрались веселые морщинки.
Прибыли багажные коробки, и пока леди приводили себя в порядок, отец и сын прошли в библиотеку.
— Она необыкновенно красива, — это были первые слова, с которыми Джеримайя обратился к сыну, — тебе повезло, что ты нашел такую замечательную невесту.
— Я самый счастливый человек на земле, — ответил Джонатан, сияя улыбкой. Затем застенчиво добавил:
— Может быть, тебе тоже повезло, папа. Судя по всему у вас много общего с Сарой Эплгейт.
— Ну, теперь от этого ничего не осталось, Джонни, — с суровым выражением лица проговорил Джеримайя. Затем через мгновение расслабился и оба они рассмеялись.
— Я немедленно напишу письмо Чарльзу и Руфи, — продолжая улыбаться, сказал Джеримайя. — Они привезут сюда Джулиана сразу же, как только узнают о твоем возвращении, и Дэвид будет с ними, конечно. Джулиан — прекрасный ребенок. Он здоров, уже учится читать и писать. Я покажу тебе письма Руфи.
— Я очень удивился, что она вышла замуж за Чарльза, папа. Никогда не думал, что они — ну… совместимы.
— Я тоже и в мыслях не допускал, но они видимо неплохо приноровились друг к другу. Джессика и Алан очень гордятся Руфью, а Элизабет и Ву-лин, как я понял, стали просто неразлучными. Так что, возможно, Элизабет приедет вместе с ними.
Джонатан кивнул и затем негромко спросил:
— А как дядя Алан принял Дэвида?
— Какое-то время никак, но затем совершенно внезапно Алан переменился. Никто не знает почему, да это и неважно. По субботам он берет Дэвида с собой в контору, а как-то раз даже взял его в свой клуб обедать!
Джонатан рассмеялся.
— Если Дэвид хоть чем-то похож на Джулиана, он наверняка решил эту проблему самостоятельно.
Отец улыбнулся, затем сделался серьезнее.
— Я могу подождать с делами, но кое с чем тебе придется столкнуться рано или поздно.
И он подробно рассказал Джонатану об исчезновении Брэкфорда Уокера и всех причиненных им неприятностях.
Джонатан слушал молча, побледнев, несмотря на загар.
— У меня было предчувствие, — сказал он, — что Луиза догадывалась о моей любви к Лайцзе-лу. Теперь нет никаких сомнений, что она все знала.
Джеримайя крепко сжал плечо сына.
— Не терзай себя, сынок. Мы никогда не узнаем, была ли ее смерть случайной или умышленной. Этот секрет она унесла с собой в могилу, и тебе не следует ломать свою жизнь. У тебя прекрасная невеста, сын, дело, и все они нуждаются в твоем времени и внимании.
— Я всецело принадлежу им, папа, — твердо ответил Джонатан. — Луиза и я никогда не любили друг друга, тут моя совесть чиста.
— Лайцзе-лу знает про Луизу?
— Разумеется, у меня нет от нее никаких секретов.
— Хорошо, и если ты не против, прими мой совет, Джонни, дай ей время привыкнуть к новой земле, к новой жизни, к другой культуре, прежде чем ты расскажешь ей о двойном предательстве Брэкфорда.
— Я уже решил поступить именно так, — ответил Джонатан.
Отец и сын увлеченно обсуждали деловые проблемы, когда к ним присоединились Лайцзе-лу и Сара, вернувшиеся после осмотра дома.
— Мне очень понравилось, — сказала Лайцзе-лу. — Здесь все так похоже на дом моего отца.
— Мне кажется между ними мало общего, — заметил Джонатан.
— На мой взгляд тоже, — смущенно сказала Сара.
— О, вы сейчас поймете, что я имею в виду, — сказала Лайцзе-лу, обращаясь к новообретенному отцу, — как и мой отец, вы человек, обладающий большим состоянием и положением в обществе. У вас очень большой и очень удобный дом. Но тем не менее вы не выставляете напоказ свое богатство. Это очень личный дом, а не дворец.
— Дочь моя, — сияя улыбкой ответил ей Джеримайя, — более высокой похвалы я никогда не слышал!
Спустя некоторое время на ужин приехали Джудит с детьми, которые, увидев прекрасную китаянку, смутились. Однако Лайцзе-лу сумела быстро завоевать их расположение и доверие, расспрашивая о школе, об увлечениях, занятиях спортом. Она окончательно очаровала их, пообещав отправиться с ними на рыбалку, заявив, что рыбная ловля ее самый любимый вид спорта.
Джонатан никогда не слышал, чтобы она говорила о своем пристрастии к рыбалке, поэтому не мог понять, говорила ли она правду или же это было сказано для того, чтобы дети почувствовали себя раскованнее. Ему предстояло еще так много узнать о своей молодой жене.
Джудит мимолетно улыбнулась и подмигнула Джонатану, показывая, что одобряет его новую жену.
Прежде чем отправиться к столу, Джонатан подарил всем членам семьи подарки, которые по его просьбе купил Кай, так как сам он не имел возможности свободно передвигаться по Кантону. Он подарил красивый нефритовый браслет Джудит, статуэтки воина для юного Брэда и танцовщицы для Джуди. Отцу, для его коллекции оружия, он привез изогнутый меч, эфес которого украшали драгоценные камни. Лайцзе-лу также приготовила сюрприз.
— Я привезла вам подарок от Сун Чжао, — сказала она, обращаясь к Джеримайи, — он просил передать вам, что близко узнав Джонатана, стал глубоко и искренне уважать вас. Он также просил передать вам, вы это всегда знали, что сын есть отражение своего отца. В Срединном Царстве существует древняя пословица: «Глядя на отражение в воде там видят лица своих детей». Поэтому мой отец убежден, что вы замечательный и благородный человек.
Удивленный и переполненный чувствами Джеримайя, принял из рук Лайцзе-лу подарок и принялся его разглядывать. Он держал в руках необыкновенный шар из слоновой кости, внутри которого находился другой, поменьше, а внутри этого второго — третий, еще меньшего размера. Рассматривая сферы, он внезапно понял, что этот подарок предназначался именно ему. Внутри третьей сферы был помещен мастерски вырезанный из кости крошечный клипер. Подарок был подлинным шедевром резьбы по кости.
— В вашей руке, — сказала Лайцзе-лу, — три мира. Мир Востока, мир Америки и мир Европы. Ваши клиперы сближают эти три мира друг с другом, объединяя их в одно целое.
Джеримайя был глубоко тронут.
— Клиперы — творение Джонатана, а не мое, — сказал он, — но я глубоко тронут этим подарком и теми чувствами, которые питает твой отец, приславший его. Я немедленно напишу ему ответ.
Через мгновение все сидели за праздничным столом, накрытым согласно традиции Новой Англии. Первым блюдом были приготовленные на пару моллюски, которых макали в растопленное масло. За ними последовала густая похлебка из кальмаров, затем было подано основное блюдо — омары, початки кукурузы и картофель, отваренный в морских водорослях. Лайцзе-лу была в восторге.
А Сара решительно произнесла:
— Теперь я вижу, что добралась до дома!
Взрослые так плотно набили желудки, что кроме юных Джуди и Брэда никто не притронулся к яблочному пирогу и мороженому, поданным на десерт.
Ночью, когда Лайцзе-лу и Джонатан удалились в свои апартаменты, прильнув к мужу, она сказала:
— Я боялась, что здесь, вдали от Срединного Царства, мне будет не по себе, неловко. Но я уже знаю, что это мой дом.
Как-то поздним утром из Англии в Новую Англию прибыла «Зеленая лягушка». Прежде чем судно успело причалить к берегу, Джонатан спешно послал экипаж за женой, чтобы вместе с ней встретить пассажиров корабля.
Первым на берег сошел Чарльз. На одном плече у него восседал Джулиан, на другом — Дэвид. Он спустил детей на землю и прежде чем поздороваться с Джонатаном обнял Лайцзе-лу.
— Кузина, — сказал он, — как долго я ждал этого момента, чтобы встретиться с тобой как с членом семьи.
— Я очень рада снова видеть тебя, Чарльз, — искренне ответила Лайцзе-лу. — О, как сильно вырос Дэвид с тех пор, как я его видела в последний раз!
Подняв малыша с земли и поцеловав, Лайцзе-лу спросила его на мандаринском наречии:
— Как поживаешь, малыш?
К ее восторгу он ответил ей на том же языке, которому его выучила Ву-лин.
— Очень хорошо, спасибо, — чуть застенчиво ответил он.
Джулиан взлетал над Джонатаном, который радостно подбрасывал сына в воздух.
Руфь Бойнтон спустилась на берег вслед за мужем и была сердита на себя за то, что сердце ее гулко заколотилось в груди, когда Джонатан приветствуя, поцеловал ее в щеку. Глупо, что даже теперь он все еще мог заставить ее краснеть.
Джонатан представил Руфь своей невесте. Несколько мгновений, показавшихся нескончаемо длинными, обе молодые женщины оценивающе мерили друг друга взглядами. Их прошлое принадлежало совершенно различным мирам, но каждая увидела в другой цельность характера и честь. Затем, обе одновременно двинулись навстречу, обнялись.
Джонатан спустил Джулиана на землю. Лайцзе-лу наклонилась и протянула к нему руки.
— Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть, Джулиан, — сказала она.
Маленький мальчик какое-то мгновение не отрываясь пристально смотрел на нее, затем повернулся и вцепился в Руфь, зарывшись лицом в ее юбке.
— Мама, — отчетливо проговорил он.
Джонатан почувствовал, как в нем закипел гнев.
— Как вы ведете себя, молодой человек? — резко спросил он.
Испытывая неловкость, Руфь, обращаясь исключительно к Лайцзе-лу, сказала:
— Мне очень жаль. Он редко ведет себя подобным образом. Мне кажется он просто стесняется.
— Он справится с этим. — Лайцзе-лу произнесла эти слова с гораздо большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле. Она никак не предполагала, что Джулиан оттолкнет ее, и ужасно расстроилась.
Последними на берег сошли Элизабет Бойнтон и Ву-лин, одетые в одинаковые платья. Их длинные волосы, ниспадавшие на спины, светлые у одной и иссиня-черные у другой, являли разительный контраст. И обе эти полу-женщины, полу-девочки отлично понимали, что являли собой сногсшибательную пару. Каждая слегка подкрасила губы и подвела глаза — это единственная косметика, которую разрешила им Руфь.
Ву-лин низко поклонилась Джонатану и Лайцзе-лу, обратившись к ним на кантонском наречии.
— Для меня большая честь видеть вас снова, достопочтимый сэр и мадам, — сказала она.
Лайцзе-лу мгновенно привлекла ее к себе и поцеловала.
— Ты так повзрослела, я не уверена, что узнала бы тебя, — сказала она, умышленно переходя на английский.
Джонатан все еще расстроенный поведением сына, желая скрыть это, с показной веселостью обнял Элизабет.
— Моя маленькая кузина теперь почти взрослая дама, — сказал он, — Лайцзе-лу, позволь представить тебе нашу красавицу.
Элизабет покраснела, но ее манеры, когда она повернулась к женщине, разбившей ее юношеские мечты, совершенно изменились. Она внезапно стала высокомерной патрицианкой и свысока холодно кивнула невесте Джонатана.
Этот жест оказался настолько неожиданным, что Лайцзе-лу растерялась.
Руфь и Чарльз обменялись быстрыми взглядами. Ничего плохого не было в том, что Элизабет предавалась романтическим девичьим грезам, но сейчас она зашла слишком далеко и ее грубость просто непозволительна. Они обязательно поговорят с ней позже, с глазу на глаз.
Приехавших и встречавших оказалось так много, что потребовалось несколько экипажей, чтобы отвезти всех к дому Рейкхеллов. Джонатан всех рассаживал и проследил, чтобы он, Лайцзе-лу и Джулиан ехали вместе. Маленький человек сидел между взрослыми.
— Насколько я понимаю, ты учишься читать, Джулиан? — спросил отец.
— Я почитаю тебе, папа! — воскликнул Джулиан.
— Можно мне тоже послушать? — негромко спросила Лайцзе-лу.
Малыш посмотрел на нее, в глазах его сверкнула ненависть, затем намеренно повернулся к ней спиной и ничего не ответил.
Джонатан стиснул зубы.
— Мне кажется, — произнес он, — что мальчика, которого я знаю, слишком долго не потчевали ремнем по задней части.
Лайцзе-лу решительно покачала головой.
— Так ты только вызовешь большую ненависть, — сказала она, — я сама найду другой выход.
— Однако я отказываюсь терпеть…
— Нет, Джонатан, — она твердо стояла на своем. — Это моя проблема, и ты должен позволить мне самой с ней справиться.
— Можешь воспользоваться ремнем, — сказал он. Тем временем Джулиан, догадавшийся, что взрослые говорят о нем, не все понимал из их разговора и глядел на отца снизу вверх.
— Я не верю в подобное воспитание, — сказала Лайцзе-лу. — Я найду другой способ.
Несмотря на уверенный тон, она понятия не имела, что следует сделать, чтобы завоевать расположение этого маленького человечка, который, каковы бы ни были его ребячьи причины, так сильно невзлюбил ее.
Другие экипажи обогнали их, и когда они подъехали к дому, то увидели поджидавшую их Элизабет. Руфь и Чарльз уже недвусмысленно выразили ей свое мнение по поводу ее поведения, и теперь она стояла гордо вскинув голову, а щеки ее пылали.
— Я должна принести вам свои извинения, — напряженно проговорила она, обращаясь к Лайцзе-лу. — Моя грубость по отношению к вам — я действительно вела себя грубо — была не намеренной.
Появление Джеримайи, вышедшего из своего кабинета, избавило их от необходимости дальнейших объяснений.
Сара Эплгейт уже взяла на себя роль главной домоуправительницы, спокойно и эффективно управляясь с приездом такого количества гостей. Дэвиду и Джулиану разрешили пообедать вместе со взрослыми. Оба малыша с сомнением смотрели на главное блюдо — лепешки из трески.
— Попробуйте их, дети, — предложила Сара. — Это одно из моих любимейших блюд.
Джеримайя не проронил ни слова, но едва прикоснулся к еде на своей тарелке.
После обеда Сара отозвала Джонатана в сторону.
— Джеримайя заболел? Он почти ничего не ел.
— Это потому, что он терпеть не может лепешки из трески.
— Понимаю.
Сара дала себе слово, что никогда больше не подаст это блюдо. Сун Чжао всегда ел то, что она ставила перед ним на стол, но Джеримайя Рейкхелл был столь же упрям, сколь и силен, и она решила, что хотя он и пропустил отличное рыбное блюдо, тем не менее он имеет право, чтобы в собственном доме ему подавали то, что ему нравится.
Трое мужчин отправились на верфь поговорить о делах, а Руфь, устроив так, чтобы Лайцзе-лу пошла вместе с ней, повела малышей в детскую на послеобеденный сон.
— Я… я честно говоря понятия не имею, что нашло на Джулиана, — сказала она, когда они, уложив малышей, удалились в гостиную, чтобы познакомиться поближе. — Вполне естественно, он может быть чуть скованным, но я никогда не видела, чтобы он вел себя капризно.
— В моей стране, — сказала Лайцзе-лу с вымученной улыбкой, — рассказывают древнюю легенду. Богиня земли как-то увидела троих своих детей, игравших между собой, и очень рассердилась, когда те не сказали ей, что именно они шептали друг другу. Она приказала им немедленно рассказать ей, но тут выяснилось, что они не могут сделать этого, потому что уже забыли о чем шла речь. Однако богиня-мать этого не понимала и наказала каждого из них. После этого они так сильно перепугались, что вообще не знали, что сказать. Она наказала бы их снова, но бог грома и молнии оказался рядом и убедил ее ничего больше не делать. Затем он сжалился над ней и объяснил, что ни один взрослый не в состоянии постичь разум ребенка. Расплата за взросление — а все дети стремятся стать взрослыми — состоит в том, что человек теряет способность думать и чувствовать как ребенок.
— Как это мудро.
Руфь была вынуждена признаться самой себе, хотя и скрепя сердце, что теперь вполне могла понять, почему Джонатан влюбился именно в эту девушку. Она обладала совершенной красотой тела, большой силой характера, быстрым умом и трезвым мышлением.
— Что мы теперь будем делать?
— Джонатан хочет отшлепать его, но это лишь усугубит проблему, — сказала Лайцзе-лу. — Мой разум пуст, поэтому придется положиться на инстинкт.
В добавление к другим качествам, — подумала Руфь, — она к тому же еще и смелая женщина. Подозревая, что сама она все еще предпочла бы Джонатана Чарльзу, может быть лишь потому, что очень трудно ломать старые стереотипы, Руфь вынуждена была признать, что Джонатан нашел жену, достойную его.
В этот же вечер, прежде чем взрослые собрались в гостиной выпить по стаканчику вина, Руфь и Лайцзе-лу отправились в детскую посмотреть за детьми, пока они ужинали.
Джулиан ел с аппетитом, но продолжал игнорировать странную женщину, которая, как ему сказали, стала его новой мачехой.
— Я обычно рассказываю им какую-нибудь историю на ночь, — сказала Руфь.
Лайцзе-лу увидела в этом едва заметный свет, который забрезжил в конце длинного и темного тоннеля.
— Можно мне рассказать им сказку сегодня?
— Конечно.
Руфь понятия не имела, что замыслила Лайцзе-лу, но у нее хватило здравого смысла удалиться со сцены.
— Пойду вниз, — сказала она и быстро вышла.
Не зная как продолжить, Лайцзе-лу тем не менее последовала интуиции. Посадив Дэвида на колено, она не обратила ни малейшего внимания на Джулиана.
— Что бы ты хотел послушать? — спросила она. — Китайскую сказку, американскую сказку или английскую сказку?
Она не знала ни одной американской, ни одной английской сказки и надеялась только на свое воображение.
Дэвид сам пришел ей на помощь.
— Китайскую! — восторженно воскликнул он.
Джулиан молчал.
— Мне рассказать ее на мандаринском или по-английски? — спросила Лайцзе-лу.
— На мандаринском! — воскликнул Дэвид.
Впервые Джулиан заговорил с ней.
— Я не понимаю по-мандарински, — насупившись проговорил он.
— Придет день и ты научишься в совершенстве говорить на мандаринском наречии, Джулиан, — нежным голосом сказала Лайцзе-лу. — Но эта сказка и для тебя и для Дэвида, поэтому я расскажу ее по-английски.
Дэвид поудобнее устроился у нее на коленях.
— Однажды на белом свете жил страшный дракон, из пасти которого вылетали огонь и дым, — начала Лайцзе-лу. — Он жил глубоко в лесу. Два мальчика я думаю их звали Дэвид и Джулиан — решили посмотреть на дракона.
Дэвид захихикал. Джулиан, сам того не замечая, придвинулся ближе.
— Один старик, что жил в хижине на краю леса, стал отговаривать ребят от попыток найти дракона, потому что не сомневался, что тот сожжет их своим огнем. Как вы думаете, они испугались?
Не в силах сдержаться, Джулиан первым выпалил:
— Нет!
Дэвид эхом вторил ему:
— Нет!
— Вы правы. Ребята отправились в дремучий лес. Они искали, искали, искали, но никак не могли найти этого дракона. Потом они заблудились и очень проголодались. Они нашли кусты вао-цин. А плоды вао-цин необыкновенно вкусные, но их нужно поджаривать прежде чем есть. Когда они сырые, они очень горькие. Итак, мальчики никак не могли поджарить эти плоды, и несмотря на очень сильный голод, они уснули в лесу.
Дверь тихонько приоткрылась. Неслышно вошел Джонатан, заинтересованный, как поладят его жена и сын.
— Как вы думаете, что случилось дальше? — спросила Лайцзе-лу.
— Появился дракон! — воскликнул Джулиан.
— Верно, именно так и случилось. Из его пасти вырывалось пламя, клубами валил дым, и оба мальчика проснулись. Они очень испугались, но не хотели, чтобы дракон это заметил. Поэтому они поднялись на ноги и сказали: «Мы хотели бы подружиться с вами, мистер Дракон. Но если вы не хотите дружить с нами, мы готовы драться».
На Джулиана это произвело впечатление.
— Эти ребята очень смелые.
— Очень смелые, — повторил Дэвид.
Джонатан молча стоял у двери и улыбался.
— Так же подумал и дракон, — сказала Лайцзе-лу, — поэтому он решил стать их другом. Когда они сказали ему, что хотят есть, дракон расстроился. Он спросил, почему же они не едят плоды вао-цин. Они объяснили, что люди не могут есть сырые плоды вао-цин. Поэтому — вы уже, наверное, догадываетесь, что он сделал?
— Знаю, знаю! — закричал Джулиан. — Он дыхнул своим огнем на этот… фрукт, как там его называют.
— Какой ты молодец, что догадался, Джулиан, — сказала ему новая мачеха.
— Вао-цин, — гордо сказал Дэвид, воспользовавшись возможностью блеснуть.
Джонатан удалился так же молча, как и вошел. Ему не стоит беспокоиться, подумал он. Его жена способна справиться с любой ситуацией.
Лайцзе-лу закончила сказку, рассказав, что ребята и дракон стали хорошими друзьями и с тех пор часто играли вместе.
— Теперь, — объявила она, — пора спать.
Дэвид протянул к ней руки. Лайцзе-лу наклонилась и поцеловала его, затем повернулась и посмотрела на Джулиана. Он уже лежал и ждал, когда его тоже поцелуют. Слишком гордый, чтобы попросить об этом, он с безмолвным призывом глядел на нее.
Лайцзе-лу наклонилась над ним и прикоснулась губами к его лицу. Крошечные руки обвили ее за шею, и он приник к ней.
— Я очень люблю тебя, — прошептала она и быстро вышла из детской.
Заметив искры в глазах Лайцзе-лу, когда она спустилась в гостиную, Джонатан понял, что все в порядке, но она не сказала ни слова. Просто потому, что считала свои отношения с Джулианом касающимися исключительно их двоих.
Когда все собрались за ужином, Сара, исправляя ошибку, допущенную днем, подала на стол одно из любимейших блюд Джеримайи — жареное мясо с отварной капустой и картофелем. Он благодарно улыбнулся ей.
Лайцзе-лу почти не участвовала в разговоре, предпочитая слушать, наблюдать, составляя собственное мнение о членах семьи.
Больше других говорили Элизабет и Ву-лин, и лишь когда в разговор вступали Джеримайя или Сара, они сразу же замолкали.
Наблюдая и слушая этих веселых девушек, Лайцзе-лу заметила, что Элизабет большую часть своего внимания обращала на Джонатана, который не догадывался о том внимании, которым та дарила его.
Позднее, когда Джонатан и Чарльз увлеченно обсуждали перспективы растущего рынка для продажи клиперов, Лайцзе-лу увидела, как Элизабет украдкой бросала взгляды на Джонатана. В ее глазах светилось обожание щенка к своему хозяину.
Так вот в чем дело! Теперь Лайцзе-лу понимала, почему Элизабет так враждебно отнеслась к ней и чувствовала себя неловко в ее присутствии. Кровь и происхождение тут не играли никакой роли, юная девушка решила, что влюблена в Джонатана! Внутренне улыбаясь, Лайцзе-лу решила, что в таком случае прояснить свои отношения с Элизабет ей будет гораздо проще, чем установить контакт с Джулианом.
Такая возможность представилась гораздо скорее, нежели она предполагала. Деловая беседа мужчин стала такой интенсивной, что Сара приказала принести для них бутылку портвейна, и предложила женщинам перейти в гостиную. Там Ву-лин попросила научить ее вырезать и отделывать сложные петлицы для пуговиц на чонсаме. Сара, взяв нитки, иголку и ткань, стала показывать, как это делается. Руфь, с интересом наблюдавшая за ними, изредка задавала вопросы.
Лайцзе-лу заметила, что Элизабет, сидевшая рядом с ней на софе, скучала. Вот она возможность для разговора с глазу на глаз.
— Тебе пятнадцать?
Элизабет, напряженно кивнула.
— Какой замечательный возраст!
— Вы так считаете? — Элизабет не могла скрыть своего недоверия.
— В такие же годы я, разумеется, тоже так не думала, — с улыбкой ответила Лайцзе-лу, — но теперь я старше почти на десять лет и совершенно по-иному смотрю на жизнь. В юности наше воображение отличается поразительной гибкостью. Можно, например, считать себя императрицей. Или героиней великой оперы. Или невестой великого полководца.
Элизабет искоса взглянула на нее. Чарльз и Руфь поклялись, что не сказали ни слова никому о ее долгой любви к Джонатану. Невозможно, чтобы его жена разгадала ее чувства, поэтому скорее всего она говорит об этом просто так, в общем. Юная девушка, соглашаясь, вновь кивнула.
Среди неисчислимых историй китайской мифологии можно отыскать пригодные к самым различным ситуациям.
— Позволь мне рассказать тебе одну старинную историю, которая объяснит, что я имею ввиду. Дочь одного полководца сильно скорбела, потому что ее отец умер, когда она была еще совсем маленькой. Спустя несколько лет ее мать снискала расположение самого императора и стала императрицей. Дочь влюбилась в отчима, или ей просто так казалось.
Элизабет нервно улыбнулась. История, как говорится, резала почти по живому.
— Естественно, — продолжала Лайцзе-лу, — император не догадывался о чувствах девушки и относился к ней как к своей дочери. Девушка сильно переживала. Она не могла ни есть, ни спать, ее здоровье настолько ухудшилось, что главные боги Срединного Царства сжалились над ней и спросили, могут ли они ей помочь. Она сказала им, что хотела бы стать женой императора. Боги ответили, что своей цели она могла бы достигнуть лишь убив свою мать, но и тогда у нее практически не окажется никаких шансов, потому что в этом случае император будет вынужден казнить ее.
Элизабет чувствовала, как у нее горит лицо.
— Конечно же, — продолжала Лайцзе-лу, — в своих мыслях девушка не доходила до такой реальности жизни и поклялась, что не хотела причинить вреда своей матери. Она была настолько честной и искренней, что боги преподнесли ей подарок. «Продолжай мечтать», — сказали ей они, — «и в один прекрасный день твоя мечта осуществится». Действительно, так и случилось. Она продолжала мечтать, и когда стала взрослой женщиной, боги в ответ на ее мечту послали ей мужа. И они прожили в счастье и согласии до конца своих дней.
Лайцзе-лу помолчала, а затем добавила:
— Хоть это всего лишь сказка, но в ней много правды. Сделай так, как сделала в свое время я — мечтай, и мечта принесет тебе счастье.
— Очень интересная история, — сказала Элизабет и невольно подумала, что глупо ненавидеть такую необыкновенно красивую, умную молодую женщину только за то, что она стала возлюбленной Джонатана. Мужчина, который не влюбился бы в нее, был бы просто дураком. Конечно, она не могла сравниться с Лайцзе-лу, и здравый смысл подсказывал сделать то, что советовали родители, Чарльз и Руфь. Она вырвет Джонатана из своего ума и сердца и будет мечтать о чем-нибудь другом. По крайней мере попытается.
— Ты мне нравишься, — внезапно сказала Элизабет. — Очень. Ты гораздо красивее и умнее меня и сегодня утром, когда я так невежливо обошлась с тобой, ты была вправе ответить тем же. Вместо этого ты очень мила со мной, ничтожной личностью, с которой волею случая оказалась связана отдаленными родственными узами.
Отныне и навсегда, — подумала Лайцзе-лу, — эта жаждущая любви юная натура не будет больше видеть во мне «соперницу», и между нами установится крепкая дружба. Импульсивно она похлопала юную девушку по руке.
— Желаю, чтобы ты узнала в жизни счастье, которые боги даровали мне. Пусть твои мечты сбудутся.
Ее щедрость лишала Элизабет возможности мечтать о Джонатане. Как-нибудь, подумала она, она должна найти в себе силы забыть его.
Джонатан и Чарльз из окна офиса смотрели на четыре новых клипера, находившихся в различной стадии строительства.
— Как скоро мы сможем послать Толстому Голландцу еще один чудо-корабль? — спросил Чарльз.
— Если считаешь, что это важно, можно послать первый из них, — ответил Джонатан, — я собирался включить его в наш флот, но мы можем подождать еще несколько недель.
— Когда ты посмотришь на доходы от черного перца, который он нам направил, — сказал Чарльз, — не думаю, что у нас останется какой-либо выбор. Молинда, невольница, которая, судя по всему, стала управляющей в конторе Толстого Голландца, написала мне, что когда я вновь приеду в Джакарту, получу столько перца, сколько захочу Поэтому нам просто необходимо снабдить Голландца нашими кораблями. В добавление к тому, который ты уже отослал ему, я намерен отправиться туда с нашими двумя кораблями, затем несколько месяцев пробуду в Англии, где думаю заняться делами. Находясь на Востоке, прямо из Джакарты я направляю корабль в Англию, а затем отправлюсь в Вампу за дополнительным грузом. Спрос на китайский жасминовый чай и расцвеченный шелк огромен.
— Ты поступил бы мудро, если бы не заходил в Вампу, — сказал Джонатан.
— Ты же был там совсем недавно, старина.
— Я американец, Чарльз, а ты подданный Великобритании. Именно англичане заварили там всю эту кашу. И все из-за этой контрабанды опиума в Китай.
— Знаю, — со вздохом ответил Чарльз.
— Лин Цзи-сюй, новый наместник, делает все, чтобы озлобить людей с Запада. А теперь, когда сэр Уильям Эликзандер уходит в отставку, никто не знает как поступит капитан Эллиот. Ты знаешь капитана Эллиота? — спросил Джонатан.
— Не очень. У него нет друзей. Но я достаточно слышал о нем, чтобы сказать, что это самый чванливый, самый упрямый и самый невежественный сноб среди всех снобов Великобритании. Самый худший выбор для поста, требующего такта, деликатности и способности к компромиссам.
— Вот еще причины, по которым тебе следует избегать Вампу. Пусть в Вампу отправится американский капитан с командой на новом клипере, если, конечно, они смогут попасть туда. Когда я был там, ситуация сильно осложнялась, достаточно какого-нибудь ничтожного инцидента, чтобы вспыхнула война между Китаем и Британией.
— Хочешь сказать, конец торговле между Китаем и Западом?
— Надеюсь нет. Мы с тестем договорились, как в таком случае воспользоваться возможностями Толстого Голландца в Джакарте в качестве перевалочного центра. Мы будем доставлять свои грузы в Джакарту, то же самое будут делать джонки Суна. Голландец получил компенсацию за посредничество и услуги. Разумеется, если Британский королевский флот блокирует Кантон, ситуация в корне изменится. Этого-то и нельзя допустить, — сказал Джонатан.
— Если бы королева Виктория имела собственное мнение по этому вопросу, абсолютно уверен, войны не было бы. Она проявляет большой интерес к Китаю. Но министры и парламент не желают смотреть дальше этого жирного куска прибыли, который сулит торговля опиумом и который лежит на расстоянии вытянутой руки, — Чарльз помолчал, затем взглянул на кузена. — А что станешь делать лично ты, если война все же начнется?
— Все будет зависеть от обстоятельств. Если мог бы, то привез Суна сюда, пока не восстановится мир, но он ни за что не пойдет на это. Лайцзе-лу, естественно, останется здесь. Я не позволю ей вернуться. Что же касается меня, — добавил Джонатан, натянуто улыбаясь, — когда настанет время, придется сделать свой выбор. Однако не удивлюсь, если мы с тобой окажемся по разные стороны баррикад, Чарльз.
— Никогда, — воскликнул младший, — американская и английские ветви компании «Рейкхелл и Бойнтон» какое то время могут иметь различные цели, но не могу представить себе таких обстоятельств, включая войну, которые смогли бы сделать тебя и меня противниками.
Брэкфорд Уокер скрывался всего несколько недель, но ему казалось, что прошли годы. После того как он украл деньги из сейфа Джеримайи и поджег новый клипер Джонатана, Брэкфорд бежал в Бостон, имея при себе лишь пухлый саквояж и ту одежду, которая была на нем. Он снял номер в отеле на Тремонт-стрит — улице, расположенной на значительном расстоянии от порта, где у него было множество знакомых, купил кое-что из одежды, но продолжал пребывать в постоянном страхе.
Каждый день он просматривал газеты, но не находил в них ни слова ни о краже денег компании, ни о преступном поджоге. Отсутствие публикаций ничего не означало, по крайней мере по его мнению. Он считал, что это свидетельство лишь о том, что Джеримайя обратился в полицию с просьбой вести охоту на него, не поднимая лишнего шума.
Уокер не сомневался, его тесть настроен арестовать его, вернуть в Нью-Лондон и посадить на скамью подсудимых. Уже того, что он ударил Джудит, вполне достаточно, чтобы обеспечить пожизненную неприязнь со стороны ненавистных ему Рейкхеллов. Но несмотря на подобные размышления, он ничуть не раскаивался и не испытывал угрызений совести. Деньги по праву должны были принадлежать ему, поскольку на протяжении многих лет ему явно недоплачивали. Джонатан, который фактически лишил его возможности занять высший пост в компании, вполне заслужил потери корабля. Что касается Джудит, то ее давно следовало поставить на место, как следует проучив кулаком.
Мало-помалу Уокер изменил свою внешность. Купил очки, лимонным соком обесцветил свои редеющие волосы, отрастил небольшую бородку. Когда постояльцы отеля стали с удивлением поглядывать на него, замечая перемены во внешности, он решил, что пришло время сменить место жительства. Поэтому он отправился дилижансом в Филадельфию, и страх снова сковал его, когда меняли лошадей в Нью-Лондоне.
Преследуемый страхом, он прибыл в Филадельфию, пробыл там непродолжительное время, затем отправился в Нью-Йорк. Снял номер в фешенебельном отеле на Четырнадцатой улице, как можно дальше от порта. Новое ощущение свободы позволило ему не торопясь обзавестись новым гардеробом и не спеша приступить к планированию своей дальнейшей жизни.
Затем, как-то раз, совершенно неожиданно он увидел — или ему показалось, что увидел — Джеримайю Рейкхелла, выходившего из ресторана на Восьмой улице, и новая волна страха захлестнула его. Из царившего в голове хаоса вытекало только одно — оставаясь в Соединенных Штатах, он не сможет жить спокойной жизнью. Он истратил лишь незначительную часть украденных денег, так что оставалось более чем достаточно, чтобы вложить их в какое-нибудь дело, обеспечив таким образом безбедное существование.
Уокер с жадностью просматривал газеты, но публиковавшиеся в них отчеты о прибывавших и отплывающих кораблях были неполными, и он понял, что придется самому пойти в порт, где у него было немало знакомых. Вполне могло статься, что кое-какие из кораблей компании «Рейкхелл и Бойнтон» стояли в порту, может быть даже его собственные бриги или шхуны.
Давящее сознание отсутствия реальной альтернативы заставило его преодолеть тревогу и заняться тщательной подготовкой. В тот вечер он допоздна ужинал в одной из таверн на Южной улице, а затем отправился в сторону портовых причалов, где стояло около тридцати или сорока кораблей из различных стран. Как он и предполагал, улицы по мере приближения к порту становились все более пустынными. Он тщательно избегал таверн и борделей, где собирались матросы, и хотел не спеша пройтись по портовым причалам, где смог бы увидеть суда, стоявшие на якоре, и выбрать себе корабль более отвечавший его вкусу.
На улице стояла тишина, не нарушаемая ничем, кроме стука его башмаков и постукивания его трости, в которую был вделан клинок. Внезапно из боковой аллеи показались двое юношей с тяжелыми дубинками в руках.
— Эй ты, постой! — крикнул один из них.
— Отдай деньги по-хорошему и ничего с тобой не случится, — заявил другой.
Несмотря на различные слабости и дурные наклонности, Уокер не был трусом. Ему было около сорока, почти в два раза больше, чем грабителям, но это его не остановило. При себе он имел большую часть денег, оставив остальные в номере гостиницы, и Уокер не собирался отдавать их этой паре жалких грабителей.
— Стой и не двигайся, а то получишь по голове! — крикнул меньший ростом. — Давай сюда кошелек.
Ответ Уокера был мгновенным и весьма выразительным. Изо всей силы он ударил ногой меньшего грабителя в пах, одновременно обнажая клинок. Затем, развернувшись к другому нападающему, он вонзил глубоко в живот юноше обоюдоострый клинок.
Грабитель согнулся пополам, рухнул на булыжники мостовой, и прежде чем успел коснуться земли, он испустил дух.
Его напарник вскочил и что есть силы бросился наутек.
Уокер понимал всю сложность создавшегося положения. Юноша, которого он ударил ногой, исчез, и он остался на улице один на один с телом только что убитого вора. Ни одно окно не открылось, не вспыхнула ни одна свеча или лампа и, насколько он мог судить, никто из живших поблизости не догадывался о случившемся.
Вероятно, следовало бы сообщить в полицию о случившемся, но у Уокера не было ни малейшего желания предпринимать подобный шаг, привлекая тем самым внимание полиции к собственной персоне. Весьма вероятно, они уже имели уведомление, обязывающее арестовать его и доставить в кандалах в Нью-Лондон.
Уокер знал, что нужно делать. С особой тщательностью он вытер кровь клинка, пользуясь рубахой убитого вместо тряпки. Затем вложил клинок в ножны и двинулся дальше, подавляя соблазн броситься бегом и тем самым привлечь к себе внимание. Никто из прохожих никогда не подумает, что представительный джентльмен в отличном костюме, шляпе, до блеска начищенных ботинках, с тростью с золотым набалдашником в руках мог только что заколоть местного грабителя.
В порту Уокер замедлил шаги. Его внимание привлек норвежский бриг, но исходивший от него запах однозначно свидетельствовал, что это рыболовное судно. Машинально он пропустил несколько американских судов, полагая, что в команде могут оказаться знающие его офицеры или матросы. Кое-кто мог работать у него на протяжении многих лет. Он колебался, увидев британскую шхуну, по названию определил, что судно специализировалось на трансатлантических перевозках. Он прошел мимо клипера, совершенно игнорируя его.
Наконец дошел до стоявшей у причала шхуны, на мачте которой развевался флаг Нидерландов. На палубе было движение, команда, как он заметил, состояла из невысоких, обросших волосами, загорелых людей. Он подошел ближе и крикнул.
Матросы не обратили на него никакого внимания, поэтому он крикнул во второй, затем в третий раз.
Наконец бородатый мужчина в рубахе с короткими рукавами подошел к борту и тяжелым взглядом впился в незнакомца.
— Что надо?
— Могу занять минутку вашего времени, сэр?
Уокер испытывал неимоверную трудность, пытаясь говорить вежливо, но это ему удалось.
Капитан корабля немного поколебался, затем сделал знак, приглашая на борт. Трапа не было, поэтому Уокер легко прыгнул с пирса на палубу, преодолев расстояние в три или четыре фута.
— Как вижу шхуна называется «Уадден Зи», полагаю вы голландец.
Капитан кивнул.
— Вы, я вижу, готовитесь к отплытию, — сказал Уокер, — могу ли я узнать конечную точку плавания и маршрут?
— Мы идем мимо мыса Доброй Надежды в Манилу, Вампу, затем домой в Джакарту. Почему вы спрашиваете?
Маловероятно, что полиция станет искать его на Дальнем Востоке, подумал Уокер, и тамошние власти его не выдадут. В Вампу, о котором он знал по переписке с различными торговыми агентами, он окажется вне пределов досягаемости Рейкхеллов.
— Полагая, что у вас есть такая возможность, не были бы вы заинтересованы, сэр, захватить пассажира в Китай?
Жадный блеск вспыхнул в глазах капитана.
— Да, — произнес он. — У меня есть пассажирская каюта. Я покажу ее вам.
Уокер пошел за ним и увидел крошечную конуру, в которой имелась койка, небольшой комод, стул с прямой спинкой, прикрученный к переборке. Он прикинул, что в каюте едва ли хватит места для его коробок с одеждой. Однако комфорт — дело второе по сравнению с необходимостью как можно скорее убраться из Соединенных Штатов.
— Согласен, — сказал он.
— Эта каюта обойдется вам в сто долларов наличными. Плата вперед.
Цена была высокой, но выбора не было, и Уокер достал деньги из пухлого кошелька.
Увидев кошелек, капитан улыбнулся, показывая два ряда желтых зубов.
— Питание за отдельную плату, — объявил он, — еще пятьдесят долларов.
Брэкфорд Уокер отлично понимал, что его обирали, но, не возражая, вручил капитану еще пятьдесят долларов.
— Отплываем завтра утром. В восемь.
— Не беспокойтесь, сэр. Буду на борту до отплытия.
Плавание в далекую и неизвестную страну представляло гораздо больший интерес нежели перспектива провести долгие годы в тюрьме штата Коннектикут.
Когда Чарльз Бойнтон с семьей вернулся в Англию, он с тревогой обнаружил, что лондонские газеты изобиловали отчетами о начале вооруженных столкновений между Великобританией и Китаем. Некоторые газеты даже начали называть это «опиумной войной», и все более и более британцев соглашалось с тем, что следует воевать. Их страна не может более сносить «оскорбления» со стороны наместника императора в Кантоне.
Через несколько дней Чарльз прочитал, что Королевская морская эскадра, стоявшая на рейде в Вампу пополнилась двумя линейными кораблями, тремя фрегатами и неуказанным числом военных кораблей меньшего ранга, до последнего времени располагавшихся в Индии. В таковом составе эскадра представляла собой полноценный флот.
Отчаянно надеясь, что ему удастся хоть как-то не допустить развязывания трагичного ненужного конфликта, Чарльз написал письмо премьер-министру с просьбой о встрече. В послании он сделал упор на личное знание Востока. Ждать пришлось недолго. Посыльный принес сообщение, что встреча назначена на утро завтрашнего дня на Уайтхолле.
В назначенное время Чарльз прибыл в комплекс правительственных зданий на Уайтхолле и направился в апартаменты премьер-министра. Через несколько мгновений его ввели во внутреннее святилище.
Уильям Лам, второй виконт Мелборн состоятельный аристократ, проведший большую часть сознательной жизни в политике, занимал пост премьер-министра второй срок. Наставляя юную королеву Викторию в государственных делах, он завоевал, как говорят, ее расположение терпением, чувством юмора и тактом. Другие, кому приходилось иметь с ним дело, с трудом верили в наличие у него подобных качеств. Возглавляемое им большинство вигов в парламенте пользовалось поддержкой многих рядовых членов оппозиционной партии тори, и это давало ему возможность держать в узде пэров, их вассалов и прочих, не принадлежавших к этому кругу.
На его губах застыла ледяная улыбка, держался он высокомерно, когда приветствовал Чарльза.
— Я нашел для вас место в моем расписании, мистер Бойнтон, поскольку вы указали, что дело не терпит отлагательства, — проговорил он, не тратя времени на обмен любезностями.
— Да, это так, милорд, — Чарльз вел себя столь же по-деловому, — я пришел обсудить сложное положение, складывающееся на Востоке.
— А.
Мелборн откинулся на спинку обитого кожей кресла, и, сложив руки на животе, предвкушал, что посетитель предложит свои услуги в войне с Китаем.
Чарльз удивил его.
— Милорд, — произнес Чарльз, — мы совершим огромную ошибку, если станем воевать с Китаем.
Лорд Мелборн удивленно поднял брови.
— Вы второй человек сегодня, высказывающий подобное предупреждение. Только утром я получил письмо от сэра Уильяма Эликзандера, написанное им накануне отплытия в Индию, по пути сюда. Он тоже просит меня сохранить мир.
Чарльз почувствовал поддержку. Сэр Уильям, в конце концов, имел звание контр-адмирала Британского королевского флота и много лет командовал эскадрой в Вампу.
— Каковы ваши доводы, мистер Бойнтон?
— Потенциальные возможности нашей торговли с Китаем практически безграничны, даже несмотря на то, что нам разрешено пользоваться лишь одним портом, Кантоном. В Китае огромнейший рынок для наших промышленных товаров, также как и здесь практически неограниченный спрос на чай, шелк и фарфор. Страшно подумать, что торговля прекратится из-за нашего настойчивого стремления контрабандой ввозить в Китай опиум, закупаемый в Индии.
— Мы не занимаемся его контрабандой, сэр. Этим занимаются сами китайцы! — отрывисто произнес премьер-министр.
— Мы доставляем его в дельту Жемчужной реки, милорд, мне известно, что большое количество опиума зачастую укрывается в пакгаузах, принадлежащих англичанам. Прошу вас иметь в виду, что указ императора запрещает ввоз опиума в Китай.
— У нас такого закона нет, мистер Бойнтон. И я прошу прощения за напоминание вам, что Ост-Индская компания и другие концерны зарабатывают колоссальные суммы денег на торговле опиумом. Разумеется нас нельзя обвинять, если народ Китая сходит с ума, чтобы достать это грязное зелье.
— В каждой стране найдутся люди, которые потянутся к опиуму, если у них появится такая возможность, — убежденно ответил Чарльз, — привычка к опиуму отнюдь не слабость, присущая исключительно китайцам. Если опиум появится здесь, то и в Великобритании появятся тысячи и тысячи пристрастившихся к нему жертв.
— Мне трудно в это поверить, — сухо ответил лорд Мелборн. — Но это не имеет отношения к делу. Китайские власти в Кантоне арестовали британских подданных, посадили их в тюрьму и угрожают предать казни. А подобного Правительство Ее Величества не собирается терпеть.
Премьер-министр столь же близорук в этом вопросе, как и большинство англичан, и Чарльз вздохнул.
— Согласен с вами, что Лин Цзи-сюй бесцеремонен и откровенно агрессивен в отношении иностранцев, милорд. Но его император дал ему приказ покончить с торговлей опиумом. Если вы поставите себя в его положение…
— Нет, благодарю вас, — сухо прервал Чарльза премьер-министр. — Я обличен ответственностью за жизнь и собственность подданных Ее Величества, и этого мне вполне достаточно, чтобы быть полностью занятым.
Чарльз попытался привести дополнительные аргументы, но лорд Мелборн жестом остановил его.
— Вы напрасно тратите мое время и собственную энергию, мистер Бойнтон. Вопрос решен. Доверительно сообщаю вам, что вы прочтете о нем в газетах в ближайшие недели. Кабинет принял решение, а королева подпишет приказ, наделяющий капитана Чарльза Эллиота полномочиями решать можем ли мы достигнуть мирного урегулирования с Китаем, или же продолжить применение силы. В настоящий момент Эллиот в Вампу ожидает подкрепления. Даже ваши быстроходные клиперы не дадут ему возможности быстро получить согласие правительства на действия в особо сложных ситуациях, поэтому мы предоставляем ему полное право в случае возникновения кризиса действовать так, как он сочтет необходимым.
Отчаявшийся Чарльз откланялся и ушел. Он подумал было обратиться к королеве, но отказался от этой мысли столь же быстро, как она пришла ему в голову. Реальная власть находилась в руках премьер-министра, а Виктория, несмотря на личную благосклонность к китайцам, подпишет любой документ, который подаст ей лорд Мелборн.
Самым худшим в этой ситуации было то, что капитан Эллиот был замешан из того же теста, что и Лин Цзи-сюй. Напрочь лишенный дипломатичности, невежественный и упрямый, он был глух и слеп ко всему, за исключением того, что считал интересами собственной нации. Он и Лин в этом сходились, так что конфликт между ними совершенно неизбежен.
Придя в офис, Чарльз написал длинное мрачное письмо Джонатану, в которое вложил несколько газетных вырезок, сообщавших об укреплении Британского королевского флота в Вампу. Он сам отнес письмо капитану корабля в тот же день отплывавшего в Нью-Лондон. Чарльз никак не мог сосредоточиться на бумагах, даже дома мозг его продолжал напряжено работать.
За обедом он кратко рассказал семье о беседе с премьер-министром.
— Чего-то в этом роде я и ожидал, — заметил сэр Алан. — Вероятно нам придется приостановить торговлю в Вампу на некоторое время и расширить отношения с Джакартой и Манилой.
Джессика и Руфь, похоже, примирились с положением дел, а глубоко озабоченная Ву-лин сидела молча, не поднимая глаз.
— Думаю, не стоит ли нам на время военных действий отправить тебя к Рейкхеллам, — сказал Чарльз, обращаясь к ней.
Девушка оторопела от неожиданности, остальные за столом застыли в изумлении.
— Если ты отправишь Ву-лин в Америку, я поеду вместе с ней, — заявила Элизабет.
— А почему ты думаешь это необходимо? — спросила Джессика.
— Ву-лин — единственная чистокровная китаянка в Англии, — ответил матери сын. — Когда война вспыхнет в полную силу, враждебные чувства могут зайти слишком далеко, и я не хочу, чтобы Ву-лин подверглась нападению толпы.
— Этого не может произойти, — бросил сэр Алан.
— В этой стране я человек новый, — сказала Руфь. — Однако я видела множество индейцев, африканцев и жителей Вест-Индии в этом городе. Людей различных рас и цвета кожи.
— У лондонцев несомненно есть свои недостатки, — заявила Джессика. — Но я не могу представить их нападающими на беззащитную девушку, которая не причинила им никакого зла.
Ву-лин решила вопрос, заявив.
— Я не поеду, если Дэвида не пошлют вместе со мной, — тихо произнесла она. — Только я могу научить его кантонскому диалекту и мандаринскому наречию, который я сама учу. Только я могу рассказывать ему о жизни в стране предков его матери, что является его наследием. Но вы хотите, чтобы Дэвид оставался здесь, верно?
Восхищаясь храбростью и решимостью девушки, Руфь сказала:
— Конечно.
— Тогда я тоже остаюсь, — сказала Ву-лин.
Джулиан постоянно завтракал и обедал вместе со взрослыми членами семьи и скоро стал тенью Лайцзе-лу, следуя за ней повсюду и поднимая шум всякий раз, когда она случайно забывала взять его с собой. Он очень сильно полюбил ее, называл «мама» и только по субботам, когда вместе с отцом отправлялся на верфь и несколько часов проводил на борту очередного строящегося корабля компании «Рейкхелл и Бойнтон», где Оливер и другие боцманы пытались объяснить ему премудрости морской науки, он с готовностью расставался с ней.
Но не только это было победой Лайцзе-лу, смелостью и решительностью она добилась того, что жизнь мальчика существенно изменилась. После смерти Луизы он почти не видел своих дедушку и бабушку по материнской линии, и Лайцзе-лу была просто потрясена, узнав что доктор и миссис Мартин Грейвс с тех пор ни разу не приглашали ребенка в свой дом, что стоял напротив через дорогу.
Долг детей уважать предков, — сказала она, — но есть и долг взрослых завоевать расположение потомков.
Никому не говоря ни слова о своих намерениях на следующий день она взяла Джулиана, перевела через дорогу и постучала в дверь дома напротив. Экономка куда-то отлучилась, поэтому Наоми Грейвс сама открыла дверь.
— Я жена Джонатана, — без всякой преамбулы сказала Лайцзе-лу, — а это, как вы наверняка знаете, ваш внук. Неважно какие чувства отдалили вас от Джонатана и его отца, Джулиан не должен быть обделен вашей любовью и советами.
— Входите, прошу вас, — ответила Наоми.
Джулиан, которого предварительно подготовила Лайцзе-лу, сказал:
— Здравствуй, бабушка!
Седая женщина опустилась на колени и со слезами на глазах поцеловала его.
Доктор Грейвс не спешил появиться, поэтому жена позвала его. Он неловко познакомился с новой миссис Джонатан Рейкхелл и как только опустился в кресло, к нему на колени забрался Джулиан и сказал:
— Я много раз видел тебя во дворе и на берегу, дедушка Грейвс.
Седой старик закашлялся.
— Я тоже много раз видел тебя, Джулиан. Если говорить правду, я часто наблюдал за твоими играми.
— Нелегко тем, кто пережил большую боль, вырвать ее из своих сердец, я и не прошу вас делать это, — сказала Лайцзе-лу. — Но какова бы ни была причина вашей ссоры с Джонатаном и его отцом, не позволяйте ей губить ваши отношения с этим ребенком.
— Довольно странно, но мы не ссорились ни с Джонатаном, ни с Джеримайей, — ответил мистер Грейвс.
— Совершенно верно, — добавила его жена. — Когда Луиза так внезапно умерла, мы не могли понять, отчего она была так несчастна, или могла быть несчастной. В своем горе мы, не подумав, обвинили Рейкхеллов, а к тому времени, когда оправились от потрясения и снова могли мыслить логично, отношения уже были испорчены.
— Нам следовало бы помириться, — сказал ее муж, — но мешала наша гордыня.
— Нет порчи там, откуда изгоняется ложная гордость, — торжественно заявила Лайцзе-лу. — В моей стране рассказывают легенду об императоре, который был настолько гордым, что ел всегда в одиночестве и не разговаривал даже с членами своей семьи. Тогда боги Верхнего Царства наказали его, предав смерти всех его жен, всех его наложниц и всех его детей, одного за другим. Когда все умерли, император осознал свою ошибку, но было уже слишком поздно, и когда он умер от разрыва сердца не оказалось никого, кто бы оплакал его смерть. Если хотите, — сказала она торопливо, надеясь, что не зашла слишком далеко, — оставлю Джулиана здесь, пусть он некоторое время побудет у вас.
— Пожалуйста, не уходите, — сказал доктор Грейвс, жестом удерживая ее в кресле, с которого Лайцзе-лу собралась было подняться.
— Вы предпочитаете кофе или чай? — спросила Наоми.
Улыбка озарила лицо Лайцзе-лу.
— Я уже усвоила многое из того, что является американским, но кофе такой горький, что я предпочитаю пить только чай.
Наоми сама заторопилась на кухню.
Доктор Грейвс показал Джулиану свою коллекцию игрушечных солдатиков, а когда ребенок увлекся ими, сказал:
— Вы удивительная молодая леди. Не осуждаю Джонатана за то, что у него хватило здравого смысла жениться на вас.
Перед уходом Лайцзе-лу пригласила стариков на воскресный обед, и они поспешно приняли приглашение.
Джеримайя услышав новость, пришел в восторг.
— Лайцзе-лу, — сказал он, — ты просто волшебница. Я уже свыкся с мыслью, что Мартин и Наоми никогда не заговорят с нами снова.
Воскресный обед изгладил последние остатки неприязни в отношениях между обеими сторонами, и две семьи восстановили дружеские отношения. Хотя прежней близости в новых отношениях не доставало, Джулиан получил полную свободу перемещения между двумя домами, а Лайцзе-лу была всегда желанной гостьей в доме Грейвсов.
По ее настоянию произошло еще одно важное событие. Они с Джонатаном без всякой шумихи еще раз обвенчались, совершив англиканскую церемонию в церкви Св. Джеймса, на которой присутствовали только члены семьи.
— Я хочу узнать больше о твоем Боге, — сказала она мужу. — Кроме того, мне кажется правильным, что мы должны быть соединены в твоей церкви так же, как были соединены в моем храме.
После этого Джонатан уже не удивлялся ничему из того, что она делала. Однажды вечером, придя домой с верфи, он широко улыбнулся, увидев Лайцзе-лу и Джулиана усердно занимавшихся в комнате на втором этаже. Книги, вырезки из журналов и газет лежали на столе, и пока Лайцзе-лу писала письмо по-китайски, Джулиан изо всех сил старался вывести китайские иероглифы на листке бумаги, списывая их из книги, лежавшей перед ним.
— Чем это вы заняты? — спросил он.
— Пишу письмо принцессе Ань Мень, — ответила Лайцзе-лу, — а завтра, когда клипер отправится в Вампу, надеюсь ты передашь посылку капитану с просьбой вручить моему отцу. В ней будет длинное письмо для него, а также все вот это, — она показала на книги и вырезки.
Джонатан взял в руки две первые попавшиеся книги.
— История кораблей на паровой тяге и техническая книга по строительству пароходов.
Он посмотрел на статьи, лежавшие на столе.
— Статья профессора Гарвардской медицинской школы о том, как предотвращать эпидемии.
— А вот здесь, — сказала его жена, — множество образцов печатной продукции, используемой американскими издательствами. Хотя печатное дело изобрели в Срединном Царстве, но мой народ остался далеко позади Запада в искусстве печатания.
Джонатан начал понимать.
— Но почему пароходы?
— Они будут гораздо полезнее барж на Янцзы и других крупных реках Срединного Царства. Что касается предотвращения эпидемии, я понятия не имею об идеях преподавателя из Гарварда, но они могут оказаться полезными. Каждый год множество китайцев умирает от эпидемий.
Джонатан кивнул.
— Но почему ты решила направить все это принцессе?
— Она покажет это императору и убедит его предпринять кое-какие меры. Я стала американкой, но не могу пренебречь своим долгом перед родной землей.
— Итак, ты решила стать здесь глазами и ушами Даогуана, — усмехнулся Джонатан.
— Не смейся, — с достоинством ответила она. — Срединное Царство изолировано от внешнего мира, и другие страны превосходят его во многих отношениях. По крайней мере, я могу помочь сделать его более современным.
Она повернулась к Джулиану, который, держа в руках листок бумаги, теребил ее за подол чонсама.
— Это уже гораздо лучше, Джулиан, — сказала Лайцзе-лу, — но постарайся делать движения кисточкой тверже и увереннее, вот так.
Она окунула маленькую кисточку в пузырек чернил и показала, как нужно сделать.
— До встречи внизу, — сказал улыбаясь Джонатан.
— Подожди! Найдется на отплывающем завтра клипере место для двух коробок, которые я посылаю Каю?
— А большие коробки?
— Около пяти футов в длину, пяти в высоту и четырех в ширину, — Лайцзе-лу на мгновение замялась. — Они очень тяжелые.
— Неважно. Уверен, место отыщется, — Джонатан вышел из комнаты, не спрашивая о содержимом этих коробок. Неплохо, что его энергичная, предусмотрительная жена делала все возможное для улучшения жизни граждан изолированного от мира и перенаселенного Срединного Царства.
За ужином молодая пара забавлялась перебранкой между Джеримаей и Сарой, которые с каждым днем ссорились все больше. Спор начался незаметно, когда Джеримайя заметил:
— Не вижу кувшинчика с маслом на столе, мне нужно полить фасоль и капусту.
— Я умышленно попросила служанку не приносить его из кладовой, — тихо ответила Сара.
Он удивленно поднял брови.
— Почему? Ты же знаешь, мне оно нравится.
— Слишком много масла вредно для тебя, Джеримайя. Ты ешь его со всем подряд.
— Масло — полноценный, натуральный продукт, — раздраженно ответил он. — Какую медицинскую школу посещали вы, миссис Эплгейт?
— Никакую, мистер Рейкхелл! — ответила она. — Но я вижу как каждое утро вы едите бекон и тосты с маслом, картошку на обед, снова картошку на ужин, да еще и яблочный пирог. Вы набрали слишком много веса. А единственные ваши упражнения — это прогулка до работы и обратно.
Джеримайя возмутился.
— Я не толстый! — Он помолчал, затем добавил более спокойно. — По крайней мере для мужчины моего возраста.
Сара повернулась к Джонатану, который старался сдержать улыбку.
— Ты провел много времени в Китае, видел ли ты там хоть одного толстого китайца?
Он отрицательно покачал головой.
— А ты, Лайцзе-лу?
— Едва ли.
Сара с торжеством оглядела сидевших за столом.
— Я прочла, как раз сегодня, что средняя продолжительность жизни американского мужчины в городах составляет пятьдесят лет.
— В таком случае я должен был бы умереть девять лет назад, — пробурчал Джеримайя.
Сара не обратила на его замечание ни малейшего внимания.
— Лайцзе-лу, а что говорила тебе принцесса Ань Мень о продолжительности жизни мужчин в Срединном Царстве?
Девушка не хотела ввязываться в их спор, но была вынуждена честно ответить:
— Семьдесят один.
— Как были получены эти цифры? — спросил Джеримайя с явным вызовом.
Джонатан пришел на помощь своей жене.
— Во многом китайцы, может быть и отстают, папа, но вот уже более двух тысяч лет правители различных династий следят, чтобы регулярно проводилась точная перепись населения. Это они делают раз в каждые сто лет.
Джеримайя принялся жевать бобы без масла.
— Я наверное умру от голода.
— Сомневаюсь, — весело сказала Сара.
— Что же, если не умру, то уж не по твоей вине!
Джонатан поспешно сменил тему разговора.
Позже, когда они остались одни в своей комнате, Лайцзе-лу сказала:
— Как ни неприятно мне это предлагать, но не могли бы мы найти для Сары другое место для житья?
— Конечно же нет. Она член нашей семьи, я и слушать не хочу об этом.
— Она и твой отец очень часто ссорятся в последнее время, мне становится не по себе.
Джонатан рассмеялся.
— Да им же это нравится. С каждым днем они ведут себя так, словно провели в браке многие и многие годы.
— Возможно они, — Лайцзе-лу задумалась. — Ты полагаешь…
— Я ничего не предполагаю, дорогая моя. Я лишь наблюдаю и отмечаю. Я вижу своего отца лишь глазами сына, а не товарища, знавшего его до моего рождения.
Лайцзе-лу задумчиво улыбнулась.
— Сара уже многие годы вдова, а папа Рейкхелл вдовствует еще дольше. Вот было бы здорово, если…
— Только не вмешивайся и не становись свахой!
Джонатан невольно подумал, почему это каждая счастливо вышедшая замуж женщина становится евангелисткой.
— И не думаю об этом, милый, — ответила она сладким голосом.
На следующее утро, когда Джонатан с отцом отправились на верфь, Лайцзе-лу оставила Джулиана на заботливое попечение Сары и отправилась в экипаже по своим делам, о которых она ни словом не обмолвилась своей старой гувернантке, с которой обычно делилась мыслями.
Хотя Нью-Лондон насчитывал более десяти тысяч человек и представлял собой одно из крупнейших поселений в штате Коннектикут, царившая в нем атмосфера не отличалась от атмосферы маленького городка, где, похоже, каждый знал, чем занимается сосед.
Поэтому не удивительно, когда в середине утра к Джонатану подошел главный клерк и неуверенно произнес:
— Могу я поговорить с вами с глазу на глаз, мистер Рейкхелл?
— Разумеется. Закройте дверь и садитесь, Толбот.
— Не хочу совать свой длинный нос не в свои дела, — начал клерк. — Но я только что ходил на почту отправить банковские счета поставщикам в Нью-Йорк и Массачусетс. Обратно я возвращался по Бэнк-стрит. Нет, я не останавливался там ни в одной из матросских таверн, мистер Рейкхелл.
— Меня не волнует, если бы вы и заглянули туда. — Джонатан был занят и хотел, чтобы тот скорее переходил к делу.
— Во всяком случае, я заглянул в окно Грог Хауса и увидел миссис Рейкхелл, сидевшую с этим типом, Флетчером, Карлом Флетчером. Вероятно, вы об этом знаете, поэтому прошу прощения, что я отнял у вас время.
Толбот торопливо поднялся и вышел из офиса.
Джонатан расстроился больше, нежели соглашался признаться, даже самому себе. Средних лет, но изысканно одетый Карл Флетчер был темной личностью, и зарабатывал на жизнь тем, что доставал для корабельных компаний товары, которые было очень сложно достать. Компания «Рейкхелл и Бойнтон» время от времени имели с ним дела. Последней сделкой стала покупка партии дефицитной испанской красной меди, необходимой для отделки корпуса корабля. Флетчер редко подводил своих клиентов, но заламывал цены, сопоставимые разве что с редкостью продаваемых им товаров, но он никогда не рассказывал об источниках получения товаров. Большинство владельцев верфей считали его нечистым дельцом, в основном на том лишь основании, что каждую субботу и воскресенье он исчезал из города и никто ничего не знал о его личной жизни.
Зачем Лайцзе-лу встречалась с этим человеком, особенно в таверне, посещаемой матросами, было выше понимания ее мужа. Он бесконечно ей доверял, но и она несомненно понимала, что бросалась в глаза более, нежели любой другой житель штата.
Незадолго до полудня случился второй сюрприз, когда Лайцзе-лу навестила своего мужа в офисе. Она приходила сюда лишь во второй раз, и поэтому клерки разинули рты от удивления, когда она проходила по офису.
— Что случилось? — спросил Джонатан, когда она вошла в его кабинет.
— Ничего, уверяю тебя, мой дорогой, — ответила она и было совершенно очевидно, что она пребывала в счастливом расположении духа. — Я только что привезла коробки для Кая, чтобы погрузить их на клипер, отплывающий сегодня в Вампу, поэтому подумала, что могла бы пройтись пешком вместе с тобой и папой до дома, когда вы пойдете на обед.
— Ты привезла коробки? — с недоверием в голосе спросил он.
— Ну, не сама, разумеется. Они слишком тяжелые и большие. Но я заехала на станцию, наняла грузовой транспорт, привезла их сюда и удостоверилась, что их передали капитану клипера.
Джонатан никогда не думал, что она может быть такой словоохотливой, поэтому подумал, что ее кажущаяся невинная поза сплошная комедия.
— Почему ты так смотришь на меня? — спросила она.
— Мне кажется очень странным, что моей жене приходится ездить на запятках грузового транспорта. Точно также как нахожу странным, что ей приходится встречаться в матросской таверне с Карлом Флетчером.
— Мне не хотелось, чтобы ты был причастен, но следовало бы догадаться, что ты обо всем узнаешь.
— Пока что, — ответил он, — я ничего не знаю.
— Как-то раз, некоторое время назад, я слышала как вы с папой Рейкхеллом говорили об этом Флетчере. Я… я решила купить кое-какие товары у него, а поскольку у него нет конторы, мне пришлось встречаться с ним в Грог Хаусе. Место действительно странное, и там полно матросов. Они во все глаза разглядывали меня, но ни один не поднялся с места. Подозреваю, они догадались, что я твоя жена.
— Позволю себе спросить, что за товары? — сухо спросил Джонатан.
Лайцзе-лу ответила уклончиво.
— Я заплатила ему как раз сегодня утром. Вот почему я с ним встречалась.
Она помолчала, затем видя, что Джонатан продолжает не отрываясь смотреть на нее, ожидая ответа на свой вопрос, поняла, что отступать некуда.
— Когда ты был в Кантоне, — сказала Лайцзе-лу, — ты наверное слышал, что Кай — один из видных деятелей тайного братства, патриотического общества. Он и Ло Фан — руководители кантонского филиала.
— Общества Быков, — произнес Джонатан, видя, что загадка углубляется. — Как-то раз они помогли мне.
Лайцзе-лу обхватила себя за плечи.
— Как ты сам видел, оружие англичан намного превосходит оружие солдат Срединного Царства. Британские офицеры вооружены отличными пистолетами. Их войска вооружены лучшими в мире мушкетами. А старые кремневые ружья, которыми вооружены солдаты императора, смешны и неуклюжи. Один английский солдат может одолеть многих китайцев.
Джонатан начал догадываться к чему она клонила.
— Верно, — сказал он, — человек, вооруженный кумином, как бы мастерски ни владел им, не в силах сражаться с тем, кто может поразить его из мушкета с расстояния в несколько сотен футов.
Она кивнула, и в голосе ее послышалась нотка вызова, когда она сказала:
— Я послала самые современные мушкеты и пистолеты Обществу Быков в коробках, адресованных Каю, — затем она неуверенно добавила. — Мне не хотелось, чтобы ты был замешан в чем-либо, что не имеет к тебе отношения. Я подумала, что не следует американцу оказаться посредине ссоры между англичанами и китайцами. Вот почему я умышленно ни слова не сказала тебе об оружии, которое отправляю Каю и Ло Фану.
— Понимаю.
— И еще, — гордо добавила она, — на это я потратила свои собственные деньги, из тех, что мой отец дал мне перед отплытием из Кантона.
Джонатан очень осторожно подыскивал слова ответа.
— Я очень благодарен тебе за твою осмотрительность. Но позволь внести ясность: дела моей жены — мои дела. Отныне и впредь на всех наших клиперах, которые отправляются в Вампу, я буду выделять гораздо больше места. Я сам буду покупать оружие. Тебе нет нужды вести дела с Флетчером, и мы будем пользоваться моими деньгами на его покупку, потому что мои деньги — это деньги моей жены.
Лайцзе-лу почувствовала бесконечное облегчение и сказала сама себе, что следовало знать, что он поступит именно так, как поступил.
В последующие недели газеты Соединенных Штатов запестрели заметками о нарастающем кризисе на Дальнем Востоке, и многие редакторы рассуждали на тему, будет ли Америка втянута в конфликт. Затем совершенно неожиданно Джонатана пригласили в Вашингтон на встречу с президентом. Он не потратил много времени, отправившись в Балтимор на одном из клиперов, а затем на лошади в столицу страны. Всего лишь через пять суток после получения послания, Джонатан явился в особняк президента, который все чаще стали именовать Белым Домом, потому что после войны 1812 года его выкрасили в белый цвет, чтобы скрыть ужасные отметины на стенах, оставшиеся после того как британские экспедиционные силы пытались сжечь здание.
Президент Мартин Ван Бурен, получивший прозвище «Маленький волшебник» за свою хитрость и ловкость политика в последний год своего первого срока исполнял обязанности главы исполнительной власти. Понимая, что приобретение территории Орегона превратит Соединенные Штаты в Тихоокеанскую державу, Ван Бурен, не теряя времени, пытался узнать как можно больше о положении на Востоке.
— Признателен вам за сотрудничество, мистер Рейкхелл. — Сказал он, когда Джонатана провели в просто обставленную комнату, в которой прежде работал Эндрю Джэксон. — Мне сообщили, что вы знаете о Китае больше кого бы то ни было в стране, и мне нужен ваш совет.
— Я не специалист в политике, мистер президент, — ответил Джонатан, — но с удовольствием сделаю все, что в моих силах.
— Верно ли, что основным вопросом в разногласиях между Британией и Китаем стала контрабанда опиума?
— По существу да, сэр. Император усиленно старается пресечь проникновение опиума в страну. Однако Британская Ост-Индская компания и ряд других более мелких торговцев зарабатывают такие баснословные барыши, что игнорируют этот запрет. Они чувствуют себя свободными творить все, что им заблагорассудится, потому что в Англии нет закона, который бы запрещал покупку опиума в Индии и продажу его с огромной выгодой китайским контрабандистам, которые выкладывают за него серебро.
— Невероятно.
— Возможно, но и мы не без греха, мистер президент. В Соединенных Штатах также нет закона относительно опиума, поэтому некоторые из наших поставщиков скупают наркотик в Нидерландской Ост-Индии и везде, где только могут, и следуют примеру англичан.
Мартин Ван Бурен задумчиво поднял брови.
— Понимаю. Это все объясняет. Вряд ли можно сказать, что мы переживаем пору лучших отношений с Великобританией. Они оспаривают наши претензии на территорию Орегона, даже несмотря на то, что мы основываем там поселение, они также поддерживают мексиканцев в их пограничном споре с Техасом, несмотря на то, что мы совершенно однозначно заявили им, что Республика Техас населена практически одними американцами, и в ближайшем будущем мы надеемся включить ее в наше содружество. Как бы там ни было, но лорд Мелборн просит нас оказать ему активную поддержку в его споре с императором Китая.
— Есть еще один аспект, требующий внимательного рассмотрения, мистер президент, — сказал Джонатан. — За опиумной торговлей скрывается желание Великобритании, которое американские торговцы вне всякого сомнения разделяют, расширить торговлю с Китаем. Как вы, вне всякого сомнения, знаете, для нас открыт только единственный порт в Кантоне. Китай все еще продолжает оставаться закрытой страной, и объем его торговли с внешним миром крайне незначителен. Большая часть товарооборота сконцентрирована в руках моего тестя. Ни одному иностранному кораблю не разрешено заходить ни в один из портов Китая, кроме Кантона. Уверен, что англичане, используя опиум в качестве предлога, надеются силой заставить Китай открыть свои другие порты для торговли, сделать то, что пойдет на пользу и нашим торговцам. Включая и мою собственную компанию, — чистосердечно добавил он.
— Значит вы советуете нам принять в этом споре сторону британцев? — спросил президент.
— Ничего подобного, сэр! — последовал немедленный ответ. — Торговля опиумом — отвратительное и грязное дело! По моему мнению, только нация, лишенная совести, может воспользоваться силой оружия, чтобы заставить отсталую страну открыть для нас свои двери. И компания «Рейкхелл и Бойнтон» откажется участвовать в такого рода национальной политике.
— В наши политические планы не входит война с китайцами по этому поводу, мистер Рейкхелл, — сказал Ван Бурен. — Я располагаю единодушной поддержкой моего кабинета, а также лидеров обеих соперничающих партий в конгрессе. Я хотел поговорить с вами, чтобы убедиться самому, что мы не занимаем неправильной позиции.
Джонатан чуть заметно улыбнулся.
— Я бы пошел еще дальше, сэр, вплоть до того, чтобы порекомендовать вам поддержать китайскую сторону. Моя жена — подруга влиятельной сестры императора, и, уверен, мы смогли бы завоевать расположение и дружбу самого императора. Получилась бы неплохая политика, а также этический жест, поскольку так можно было бы обеспечить особые торговые концессии.
Президент покачал головой.
— Не получится, мистер Рейкхелл. Наши отношения с британцами, прими мы сторону нации, которую они рассматривают как своего потенциального противника, еще более обострились бы. По тому, как развивается ситуация сейчас, нам повезет, если удастся избежать еще одной войны с ними. К тому же наш народ слишком мало знает о Китае, и, следовательно, практически не будет поддержки, если мы встанем на сторону императора. Боюсь, что с началом войны, исходя из наших национальных интересов, нам придется занять строго нейтральную позицию.
Джонатан был разочарован, но понимал, что президент Ван Бурен прав. Его возможности были ограничены.
Вскоре после возвращения из Вашингтона Джонатан получил письмо от Чарльза Бойнтона, в котором тот в деталях описал свою встречу с лордом Мелборном.
«Думаю, нет надежды, что конфликт с Китаем будет разрешен в ближайшее время, — писал Чарльз. — Англичане уже направили экспедиционные части на север, а Лин Цзи-сюй не намерен сдавать своих позиций».
Это мнение совпадало с точкой зрения, высказанной в другом письме, написанном несколькими неделями раньше Сун Чжао дочери и зятю.
«Когда вы отплыли из Кантона, я не предполагал, что ситуация может еще более осложниться, — писал он. — Но тем не менее она продолжает ухудшаться. Поговаривают, что капитан Эллиот рано или поздно предпримет атаку на Кантон, а на факториях уже имели место кровавые столкновения».
В тот же вечер за ужином Лайцзе-лу открыто выразила свое беспокойство.
— Как бы мне хотелось убедить отца покинуть Китай на время, пока не урегулируется кризис!
— Полностью с тобой согласна, — сказала Сара. — Я тоже ужасно переживаю за него. Но его преданность императору Даогуану настолько велика, что даже понимая, что эта война ничего не даст, вероятность его согласия оставить Китай крайне ничтожна.
— Что это за вероятность? — спросил Джеримайя.
— Чжао с большим уважением относится к Джонатану, — пояснила Сара, — и может быть прислушается к его совету.
— Джонатан умеет быть убедительным, — заметила Лайцзе-лу, — но Америка так далеко от Кантона, что отец может не согласиться приехать сюда. Хотя, как мне кажется, он мог бы согласиться отправиться в Джакарту и побыть некоторое время у Толстого Голландца, своего главного торгового партнера.
Джонатан пристально посмотрел на отца. Джеримайя понял, что происходит в голове у сына, и кивнул.
— Кажется, у меня нет выхода, — сказал Джонатан. — Отправляюсь в Вампу сразу же, как только смогу.
Он улыбнулся жене.
— И как договорились, мой груз будет включать больше оружия для Общества Быков. Возможно, Кай и Ло Фан помогут мне убедить его, что в его же интересах покинуть Китай на время, пока там идет война.
— Надеюсь, — сказала Лайцзе-лу, довольная известием об увеличении поставок оружия.
— По дороге туда, — продолжал Джонатан, рассуждая вслух, — заеду к Толстому Голландцу в Джакарту, передам ему подарок, который давно хотел вручить. Может быть, Чжао скорее согласится, если привезу ему приглашение, написанное самим Голландцем.
— О, разумеется! — воскликнула Лайцзе-лу. — Это может здорово помочь!
И Джонатан немедленно приступил к интенсивной подготовке очередного плавания на Восток на клипере, носящем имя его жены. Офицеры, боцман и большинство членов команды, ходившей с ним в прошлый раз, не были заняты, и он снова собрал всех в команду.
Тем временем Лайцзе-лу, к своему большому удивлению, почувствовала себя плохо. Беспокоясь об отце, она не обращала внимания на свое состояние, но оно день ото дня становилось все хуже и хуже. Сара заставила ее обратиться к доктору Грейвсу. Поэтому Лайцзе-лу отправилась к нему на прием, интуитивно она решила не говорить об этом мужу.
Мартин Грейвс, внимательно осмотрев ее, сказал:
— У вас будет ребенок.
— Как замечательно!
Врач нахмурился.
— Надеюсь, все будет замечательно. Но я предпочитаю быть откровенным со своими пациентами, и буду столь же искренен и с вами, как если бы вы были моей дочерью. По моему диагнозу у вас малоизвестная болезнь тканевой несовместимости. Не исключено, что во время беременности могут возникнуть серьезные осложнения, если не соблюдать осторожность. Настаиваю, чтобы последние шесть-восемь недель беременности вы провели в постели. Я назначу специальную диету, когда придет время.
— Но я не могу столько времени оставаться в постели, — воскликнула Лайцзе-лу. — Мне нужно присматривать за Джулианом!
— О нем позаботится миссис Эплгейт, и моя жена поможет. Ваше положение весьма серьезно, а если вы не сделаете, как я советую, то можете потерять и свою, и жизнь ребенка.
— Понимаю.
Она не представляла, что болезнь может быть настолько серьезна.
— Я не могу сказать определеннее. Если повезет и вы останетесь невредимы после рождения ребенка, то больше не сможете иметь детей. Ни при каких обстоятельствах. В этом веке медицинская наука сделала большой шаг вперед, и несомненно наступит день, когда такое заболевание, как у вас не будет представлять проблем. Но это время еще не пришло. Велика вероятность того, что после рождения ребенка ваше здоровье будет слабым до конца жизни.
Лайцзе-лу вернулась домой и, предложив Джулиану заняться игрой, которая отвлекла малыша, поведала все, о чем ей рассказал врач, Саре.
Пожилая женщина не стала скрывать своей тревоги.
— Доктор Грейвс имеет репутацию лучшего врача в этой области. Поэтому лучше следовать его инструкциям.
— Я так и сделаю, Сара. Обещаю, не совершать глупостей.
— Я хочу сходить к нему сама.
— Зачем?
— Я отдаю предпочтение западной медицине перед китайской, но в то же время я видела чудеса, которые творили врачи Срединного Царства, особенно с помощью трав. Я привезла с собой кое-какие травы и несколько пузырьков с настойками и хочу посоветоваться с доктором Грейвсом относительно доз, которые можно давать беременным, чтобы не причинить вреда.
— Я исполню все, что сочтете нужным ты и доктор Грейвс, — сказала Лайцзе-лу. — У меня слишком большой долг перед Джулианом и теперь перед собственным ребенком, слишком, чтобы подвергать себя ненужному риску.
— Слава Богу. Джонатан будет доволен, когда узнает, что ты так настроена.
— Он не должен ничего знать, — спокойно сказала Лайцзе-лу. — Я запрещаю тебе даже словом обмолвиться ему об этом.
Пожилая женщина застыла на месте, пораженная.
— Боже милостивый! Не станешь же ты скрывать все это от него!
— Именно так я и собираюсь поступить. Ты же знаешь, как мы с ним близки. Если Джонатан узнает, что я беременна и что есть хоть самая ничтожная опасность, он ни за что не отправится в Срединное Царство. Он останется здесь, со мной, а к тому времени, когда он все-таки пустится в путь, в Кантоне наверняка уже начнется война.
— Ты не можешь обвинять его за это!
— Разумеется, — согласилась Лайцзе-лу, — но крайне важно, чтобы он попытался убедить отца покинуть Срединное Царство, пока там не восстановится мир. Если он кого и послушает, так только Джонатана.
— Боюсь, ты права, Чжао не только патриот, убежденный, что выполняет свой долг, но еще и поразительный упрямец.
— Жизнь моего отца стоит небольшого обмана, который никому не причинит вреда. Когда Джонатан вернется и узнает о причинах, побудивших меня поступить таким образом, независимо от того родится ребенок или нет, я знаю, он простит меня.
Сара вздохнула.
— Хоть меня и будет мучить совесть, но тут, мне кажется, ничем не поможешь. Решать тебе, а не мне, поэтому я вынуждена поступать так, как ты считаешь будет лучше.
— И еще, — призналась Лайцзе-лу. — Только вчера вечером Джонатан сказал мне что половину всего груза составит оружие для Общества Быков. Без этой помощи сотни китайцев будут сражаться с британцами лишь оружием, которому впору храниться в музеях.
— Ты загнала меня в угол, — сказала бывшая гувернантка, — вставила в рот кляп и связала руки за спиной, но я не прощу себе, если случится что-нибудь страшное за время отсутствия Джонатана.
— Ничего не случится, — заверила ее Лайцзе-лу. — Я узнала, когда изучала религию Запада, что ваш Бог добр и сострадателен. Уверена, что не допустит вреда мне и моему ребенку. В конце концов Сара, он знает, что мои помыслы чисты.
Джулиан с радостью соглашался остаться дома с мачехой, которую стал обожать, и Джонатан успокоился. Благодаря Лайцзе-лу, возможные проблемы уменьшились, вместо того, чтобы множиться, поэтому подготовка к плаванию на Восток велась полным ходом.
Однако одно обстоятельство расстраивало планы Джонатана. Ему никак не удавалось за такое короткое время достать свой обычный груз — станки, поэтому загрузив оружие для Общества Быков, оставшееся место он заполнил западными медикаментами, которые, как он полагал, наверняка потребуются китайцам, если пушки Англии, установленные на кораблях эскадры, откроют огонь. В лучшем случае он покажет невысокий процент прибыли держателям акций компании, но это его не беспокоило. Во всяком случае его обязанность состоит в том, чтобы они не теряли своих денег.
Лайцзе-лу сама взялась закупать на рынке овощи, фрукты, банки с джемом и консервы, предназначавшиеся лично Джонатану на время плавания. Постоянно веселая в его присутствии, она следила за тем, чтобы случайно не упомянуть о том, что ей сказал доктор Грейвс. И Сара, следует отдать ей должное, также взяла себя в руки и хранила доверенный ей секрет.
Лайцзе-лу позволила себе несколько расслабиться, когда написала в письме отцу о своей беременности, уговаривая приехать в Америку взглянуть на своего внука. Может быть это известие, подумала она тщательно запечатывая письмо, придаст дополнительный вес аргументам мужа. Пока Джонатан не отплыл, ей и в голову не приходило, что отец вполне может упомянуть о ее состоянии зятю. Теперь ее оплошности уже не исправить и оставалось положиться исключительно на любовь Джонатана к ней, утаившей эту новость от него.
Отплытие было назначено на середину дня. Джонатан провел утро в офисе как обычно, и единственным отличием этого дня от обычных дней был праздничный обед. Затем вся семья отправилась проводить капитана на причал, где на якоре стояла «Лайцзе-лу». Джонатан постарался скрыть от жены новые четыре девятифунтовые пушки, укрытые под палубой, которыми он дополнил вооружение клипера. Эти тяжелые орудия делали корабль менее маневренным, но тут уж ничего не поделаешь. Следовало приготовиться к любым неожиданностям у берегов Китая.
Прощания Рейкхеллов никогда не отличались длительностью. Каждый в семье испытывал особое почтение к морю и морской стихии, поэтому Джонатан, прощаясь с отцом, передал ему свое новое последнее завещание. В нем он предусмотрительно оговаривал, что в случае его смерти или гибели на море, Лайцзе-лу становится официальным опекуном Джулиана вплоть до его совершеннолетия.
— Передай Чжао, я приготовлю его любимую утку по-кантонски с соусом из омара, если он приедет сюда, — сказала Сара.
Джулиан, обняв отца, сказал:
— Когда я подрасту, поплыву с тобой. Буду первым помощником.
— Станешь, если сумеешь заслужить это место, — ответил Джонатан. — Начнешь как юнга, затем во время школьных каникул будешь стажером. Таков путь, которым идут все Рейкхеллы.
Видя, что мальчик внимательно слушает его, Джонатан продолжил:
— Так начинал я, сын. Ты должен изучить море, знать, как ходить в любую погоду. Научиться разбираться и понимать людей, становясь мужчиной, и только после этого ты сможешь командовать другими.
Маленький мальчик торжественно кивнул, не до конца понимая сказанное, но чувствуя, что отец говорит ему что-то очень важное.
Джонатан и Лайцзе-лу застыли в полном объятии.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы увезти твоего отца, привести его сюда вместе с собой.
— Знаю, — ответила Лайцзе-лу, крепко прижимаясь к нему.
— Береги себя, — сказал он. — Я попросил Сару и отца вмешаться, если ты будешь слишком много заниматься делами.
Она подумала не догадывается ли он, что у нее будет ребенок.
Их поцелуй был долгим и горьковато-сладким. Когда они выпустили друг друга из объятий, Лайцзе-лу прошептала:
— Да хранит тебя Бог.
Так она дала ему знать, что приняла его веру.
Джонатан поднялся на борт, и через несколько мгновений корабль медленно отошел от причала и набирая скорость, направился в сине-зеленые волны моря.
Император Даогуан был слишком мудр, чтобы слушать конфиденциальные сообщения военных советников в присутствии всего двора. Аристократы, члены его персональной свиты, евнухи наверняка станут обсуждать каждое услышанное слово, даже наиболее умные из его наложниц начнут перешептываться друг с другом, в том числе в присутствии слуг.
Поэтому он резко прервал аудиенцию, удалившись в небольшую Хризантемовую комнату, построенную его отцом. Стены и потолок из желтого мрамора были вырезаны таким образом, что создавалось впечатление, будто сидевшие в комнате находились внутри раскрывающегося цветка хризантемы. Здесь император устроился на вырезанном из камня троне, напоминавшем раскрытую пасть дракона, поверх которой для удобства были положены украшенные вышивкой шелковые подушки. Ниже перед ним сидели два генерала, командовавшие императорской армией, два адмирала, командовавшие императорским флотом, массивный, чрезмерно толстый главный евнух и императорский камергер. Камергер Тунг-Со в этой же должности служил отцу императора и занимал в императорском доме особое доверительное положение.
Только он знал, что огромная трехстворчатая ширма из толстого шелка, установленная в конце комнаты, стояла не для украшения. За ней, устроившись в кресле на трех ножках, скрывалась принцесса Ань Мень. Сановники были бы шокированы присутствием женщины на этой встрече, поэтому император, хотевший, чтобы она сама все услышала, весьма просто решил эту проблему, скрыв ее ширмой.
Тунг-Со открыл заседание, зачитав письмо от Лин Цзи-сюя, наместника императора в провинции Гуандун. Ершистый и агрессивный Лин писал, что отверг все требования, предъявленные ему капитаном Чарльзом Эллиотом, официальным представителем Британской короны. Он сообщил, что готовится к новым столкновениям в ближайшем будущем и просил Небесного императора оказать ему всяческую помощь, которую тот сочтет необходимым предоставить ему.
Адмиралы пребывали в оживленной уверенности.
— Сотни военных джонок сейчас рассредоточены по всему пути от Южно-Китайского моря до самой Янцзы, — заявил младший адмирал. — По моему указанию все они уже снаряжены бочками с порохом.
Старший адмирал, не выходивший в море вот уже около сорока лет и никогда не видевший современного военного корабля, усмехнулся и потер ладони.
— Как только англичане пойдут в атаку, — заявил он, — мы запалим фитили, и джонки двинутся на корабли «заморских дьяволов», и неминуемо столкнутся с ними. Воды наших портовых городов и реки будут запружены их телами, и нам придется расчищать каналы от останков их затопленных кораблей.
Камергер попросил высказать свое мнение армейских командиров.
Младший генерал был осторожен.
— У нас имеются каменные форты, расположенные на высотах и контролирующие подходы к портовым городам как со стороны моря, так и с суши. В этих фортах у нас больше пушек, чем чаек в бухте. В каждом форте расквартировано пять тысяч солдат. Вероятно, следует уменьшить риск для наших солдат, увеличив их количество по крайней мере вдвое.
Старший генерал возразил.
— Каждый из фортов построен из расчета на тысячу человек. Пять тысяч создадут невыносимые условия для выживания, а если там разместить десять тысяч, то каждый форт окажется переполненным настолько, что невозможно будет выстрелить из пушки. Пяти тысяч человек, на мой взгляд, вполне достаточно.
Император Даогуан задал вполне разумный вопрос:
— Какую численность имеет экипаж военных кораблей «заморских дьяволов»? Мне пока ничего не сказали об этом.
Старший адмирал взглянул на листок бумаги.
— Никто не знает наверняка. Божественный сын Божественного сына, — ответил он. — Лин пишет, что британцы располагают тремя тысячами, однако адмирал, командующий джонками считает, что их человек на пятьсот меньше.
Главный евнух праздно заметил:
— Итак, в лучшем случае три тысячи, — проговорил он высоким фальцетом, — а наши силы насчитывают по меньшей мере двадцать пять тысяч человек.
Старший генерал поправил его:
— Вы забываете гарнизоны в самих городах. Наши солдаты и матросы исчисляются сотнями тысяч.
— В таком случае «заморские дьяволы» будут разбиты, — уверенно заявил главный евнух. — И все последующие поколения англичан будут страдать от унижения понесенного поражения.
Небесный император неторопливо оглядел сидевших вокруг стола.
— Все согласны с таким выводом?
Представители флота лишь обменялись кратким взглядом.
— Мы да, Господин Вселенной, — уверенно ответил старший адмирал. — Британцы получат хороший урок, который им никогда не забыть.
Армейские офицеры посовещались вполголоса, затем старший генерал сказал:
— Великий Властитель Срединного Царства, верно, что вооружение противника современное и что они отлично умеют пользоваться этим оружием. Правда и то, как доносят наши разведчики, следящие день и ночь за каждым их шагом, что они очень дисциплинированы и преданы своей королеве. Но они находятся на расстоянии многих тысяч миль от своих домов и испугаются, когда наши солдаты и матросы нападут на них.
— После того, как мы завоюем славную победу, чего мы вне всякого сомнения добьемся, — заявил главный евнух, — мы потребуем, чтобы королева «заморских дьяволов» приехала в Пекин и распростерлась у ног Божественного правителя и Ань Мень!
Даогуан повернулся к императорскому камергеру.
— Ты еще не высказал своего мнения, старейший, — проговорил он.
Старик обдумывал свой ответ дольше остальных, стараясь удержаться от совета, о котором впоследствии пришлось бы горько сожалеть.
— Не мое это дело, — нерешительно начал он, — давать советы тому, кто живет выше облаков. Я ожидаю откровений, которые дадут боги нашему Божественному Владыке.
Его коллеги с презрением посмотрели на него. В определенной ситуации они также были большими мастерами слагать с себя ответственность, но в этом вопросе они могли позволить себе быть прямодушными, потому что силы «заморских дьяволов» наверняка будут рассеяны.
Даогуан выслушал их мнение. Он знал как быстро отделаться от своих подданных.
— Мы останемся здесь и попросим совета у наших богов, — произнес он, приказывая жестом всем удалиться.
После того как дверь закрылась, показалась принцесса Ань Мень.
— В следующий раз, когда ты захочешь, чтобы я подслушивала совещания, — спокойно сказала она, — по крайней мере позаботься дать мне побольше подушек. Там так мало места, что я не могла опустить ноги на пол.
В виде извинения брат предложил ей персик из фарфоровой вазы с такими тонкими стенками, что сквозь них проходил свет. Она выбрала один и с удовольствием съела, затем опустилась на стул, стоявший рядом с креслом брата.
— Какие невыносимые зануды.
— Знаю, но они дослужились до этих званий, и я нанесу оскорбление существующей традиции, если смещу их без веских оснований.
Правитель человечества пристально посмотрел на сестру.
— Итак?
— Возможно у тебя появятся основания лишить их всех головы и значительно раньше, чем ты думаешь. Всех, кроме этого старого жулика Тунг-Со.
Император Даогуан удивился.
— Ты не согласна, что мы одержим блистательную победу?
— Нам очень повезет, если мы сможем избежать жуткого унизительного поражения. Лин Цзи-сюй грамотный администратор, но ему не дано право решать вопрос о конфронтации с могущественной иностранной державой. Помни, я видела военные корабли Британии. Видела стрельбу моряков по целям!
Небесный император выглядел озабоченным.
— Позволь, но подразделение в три тысячи человек не может выиграть даже ничтожной битвы у войска в сотни тысяч воинов!
Он явно испытывал ее терпение, и Ань Мень начала проявлять признаки раздражения.
— Ты заранее склоняешь чащу весов в свою пользу, ядовито проговорила сестра. — Разве ты до сих пор не заметил, что данные военных редко бывают точными? Я не генерал и не адмирал, но полагаю, что боги наградили меня небольшой толикой здравого смысла. Я проплывала мимо кораблей британского флота, и каждый из самых крупных несет на своем борту по крайней мере подразделение до двух тысяч человек. Поэтому я полагаю, что общая численность должна составлять минимум от десяти до двенадцати тысяч человек.
Император нервно заерзал.
— Даже если предположить, что ты права, как это часто случается, общее соотношение сил, тем не менее, продолжает оставаться в нашу пользу. Мы обладаем численным перевесом.
Принцесса игнорировала его замечание.
— И вот, что еще, — продолжала она. — Я не слышала, чтобы хоть кто-нибудь на твоем совещании сообщил о тысячах британских солдат, направленных сюда из Индии для усиления морских сил.
Она помолчала, затем усилила натиск.
— Помнишь, что нам с тобой часто говаривал наш дед, когда мы были еще совсем маленькими? Существует множество способов победить своего противника. Посылай в бой войска лишь когда абсолютно уверен, что они одержат победу. Тот, кто сидит на Хризантемовом троне не вправе совершать подобных ошибок.
Даогуан сдержался.
— Чтобы ты порекомендовала мне делать? — спросил он, разводя руками в жесте, выражающем беспомощность.
— Срединное Царство многие тысячелетия оставалось отрезанным от внешнего мира, — ответила она. — Но это время приходит к концу. Клиперы очень быстро привозят «заморских дьяволов» к нашим дверям. Их пушки настолько мощные, что способны пробить наши самые толстые стены, поэтому сделай шаг, диктуемый необходимостью. Шире распахни ворота для иностранцев. Дай им возможность направлять корабли в несколько портов, подвигни их на развитие торговли с нами. Точно так же, как им есть чему поучиться у нас, точно так же и мы могли бы кое-что позаимствовать у них. Ткацкие станки, которые муж Лайцзе-лу привез в Срединное Царство, вырабатывают ткань более высокого качества, чем наши. Их врачи нашли множество других способов лечения болезней. Если они производят лучшее оружие, мы можем у них этому научиться. Если их ученые раскрыли множество тайн природы, мы могли бы использовать их на благо нашего народа.
Император был шокирован.
— Но образ жизни «заморских дьяволов» может испортить нас!
— Мы уже знаем, что мы самая огромная, самая перенаселенная страна в мире, — ответила Ань Мень. — Чего нам бояться? Неужели страсть к пьянству, охватившая Шан-Вэя, пройдет от того, что мы держим его в Нанкине? Нет. Только сильная и волевая жена сможет помочь ему. То же самое и в отношении нас. Если мы останемся изолированными, наше положение только ухудшится, если мы будем продолжать держать свои двери на запоре, иностранцы взломают их и поставят нас в невыгодные для нас условия. Я говорю, наше поражение неизбежно, поэтому нам следует действовать соответствующим образом. Если грамотно повести отношения с «заморскими дьяволами», мы сможем улучшить положение множества наших людей.
— В этом случае в Срединное Царство потечет большее количество опиума.
На лице императора застыло напряженное выражение.
— Мы могли бы предложить компромисс Британии и другим странам. Мы могли бы предложить шире открыть двери для торговли в обмен на их отказ от контрабандного ввоза опиума в Китай. Верю, они пойдут на это, они с удовольствием пошли бы на подобную сделку с нами. Даже если попытка не принесет удачи, мы ничего не теряем. Зато вместо поражения, ты сохранишь лицо, потому что именно ты сделаешь им предложение.
Даогуан в молчании обдумывал совет сестры, затем вздохнул и промолвил:
— С готовностью допускаю, что ты права во всем сказанном, сестра моя, но ты отлично знаешь, что ни один из моих министров не согласится с тобой. Адмиралы и генералы станут решительно протестовать. Полчища евнухов станут изыскивать пути, как бы подорвать мои решения.
— Но в таком случае твои подданные будут избавлены от несчастий войны, которой нам не выиграть. Со временем люди признают проявленную тобой мудрость и воздадут тебе должное.
На лице императора отразились переживаемые им чувства, но он покачал головой.
— Более трех тысячелетий Срединное Царство оставалось закрытым для иностранцев. Я не могу менять политики моих предков, политики, на которой зиждется вся наша цивилизация. Мы поведем войну с «заморскими дьяволами» своим способом, нашим оружием. Если такова будет воля богов, чтобы наши пути изменились, это будет выяснено на поле брани. Я должен следовать единственным путем, который знаю.
«Лайцзе-лу» пристала к одному из причалов Толстого Голландца, и расторопные полицейские Джакарты быстро установили защитный кордон вокруг корабля. Голландские таможенники были удивлены, что груз не будет выгружаться. Они опечатали трюмы, и Джонатан знал: его корабль и содержимое трюмов будут в безопасности. Поэтому он предоставил офицерам и команде сорокавосьмичасовое увольнение на берег. После этого нанял экипаж, и возница повез его в резиденцию Толстого Голландца.
Двое загорелых стражей сразу же узнали его, усмехнувшись, когда увидели, что у него за поясом торчали такие же ножи, как у них, и показали рукой в сторону сада.
Все здесь оставалось без изменений и напоминало Джонатану о последнем визите. Болтающие без умолку попугаи сидели на нашестах, цвели орхидеи, кусты гардений поблескивали белыми цветами и наполняли воздух нежным ароматом. Полуобнаженные наложницы полулежали или сидели небольшими группками, беззаботно болтая, а Толстый Голландец, хозяин всего этого великолепия, восседал в своем помпезном монаршьем кресле с Молиндой, сидевшей подле него и наблюдавшей как он читает документ.
Улыбка рассекла широкое лицо Толстого Голландца, он приподнялся и, раскинув в стороны толстые руки, произнес:
— Рейкхелл! Вот так сюрприз, хе-хе!
— Я заглянул нанести тебе короткий визит по пути в Кантон, — сказал Джонатан, пока они здоровались за руки, и поклонился Молинде.
— Это дело нужно отметить!
Толстый Голландец послал одну из девушек за бутылкой охлажденного французского шампанского, другая подала плетеное кресло для гостя.
После обмена любезностями, Джонатан вручил хозяину маленький пакет.
— Это подарок, — проговорил он, — думаю, он тебе понравится.
Глаза Толстого Голландца заблестели, и он развернул обертку с нетерпением малого ребенка. Открыв коробку, он увидел серебряные часы с двумя циферблатами.
— До недавнего времени, — сказал ему Джонатан, — лучшие часы изготавливались только в Швейцарии. Но наши мастера в Нью-Лондоне творят чудеса, и этот образец весьма необычен. Один из этих циферблатов показывает ваше местное время, а другой время в Нью-Лондоне.
Он вынул маленький серебряный ключик, вставил в отверстие с боку часов и завел.
Часы пробили, их звон напоминал звон маленьких музыкальных колокольчиков.
— Они отбивают каждые четверть часа, — пояснил Джонатан, — и как ты довольно скоро узнаешь, бой, отмечающий каждый час, звучит чуть дольше и несколько иначе.
Толстый Голландец был в восторге. Радуясь часам, он показал их Молинде, не выпуская однако из рук, а когда он заговорил с гостем, его обычно низкий голос сделался еще ниже.
— За свою жизнь я оказал немало услуг разным людям, — сказал он, — но только очень немногие дарили мне подарки, и никогда мне не делали подарка, сравнимого с этим. Спасибо, мой друг. Хе-хе. Я буду бережно его хранить.
Принесли шампанское, и Джонатан отметил, что Молинде также вручили бокал. Очевидно, она имела особый статус.
— Что за груз ты привез мне? — спросил Толстый Голландец, делая глоток вина.
— Никакого, — ответил ему Джонатан. — Твои таможенники по моей просьбе опечатали трюмы. Я могу говорить свободно? — Джонатан взглянул на девушку.
— У меня нет секретов от Молинды, — сказал Толстый Голландец.
— Я везу груз оружия и медикаментов моему тестю в Кантон, — сказал Джонатан. — Война уже началась?
— Нет еще, но ситуация с каждым днем становится все более деликатной. На Севере британцы блокировали реку Янцзы и поднялись вверх до Поянху, расположенного в сотне миль от Пекина. Император так рассердился, что снял с поста Лин Цзи-сюя и отправил его в ссылку, а для ведения переговоров с британцами назначил нового человека. Это сыграло свою положительную роль. Хе-хе. Но переговоры провалились, британцы обратно в Вампу, а их пушки нацелены на Кантон.
— И никто не знает, когда британцы нанесут удар, — сказала Молинда, вступая в беседу. — Ситуация в данный момент настолько сложная, что не может тянуться долго.
Джонатан был немало удивлен тем, что она знает суть проблемы.
— Сун Чжао, — продолжала она, — уже отослал нам на сохранение большую часть своих джонок. Мы используем их в своих торговых операциях, и половину доли, причитающейся хозяину, оставляем для него. В эти дни он почти не ведет дел за пределами Кантона. Не удивительно, если он не сможет обеспечить нас грузом для обратной поездки.
— Этого-то я и опасался, — ответил Джонатан. — Если у него не окажется груза для меня, вернусь сюда. Что вы можете мне предложить?
— Все, что захочешь, хе-хе, — ответил Толстый Голландец.
Молинда была более конкретной.
— Я могу достать столько черного перца, сколько пожелаете.
Джонатан мгновенно отметил про себя, что она заявила, что сама может достать этот перец. Ее авторитет явно вырос.
— Спасибо, — сказал он, — но Чарльз располагает гораздо большим рынком в Англии. Попридержите перец до его приезда.
— А он скоро приедет? — в голосе девушки прозвучало нетерпение.
— Если он выдержит свой график, то будет здесь где-то в следующем полугодии.
Глаза Молинды засияли, но она быстро вернулась к обсуждению деловых вопросов.
— У вас в Америке растет рынок сбыта батика.
— Я с удовольствием наполнил бы свои трюмы батиком.
— Я сделаю все, что нужно, — пообещала Молинда.
Толстый Голландец сиял, глядя на свою энергичную протеже.
— Как же мне будет не хватать тебя, когда ты уедешь, — проговорил он и повернулся к гостю. — Ты не станешь возражать, если Молинда пообедает вместе с нами? В последнее время она практически постоянно обедает со мной.
— С большим удовольствием, — галантно ответил Джонатан, полагая, что она поддержит его, когда он попросит о предоставлении временного убежища в Джакарте для Сун Чжао.
Неверно истолковав ответ американца, Толстый Голландец решил, что Молинда добилась еще одной победы. Каждый мужчина, приезжавший к нему по делам, возгорается желанием обладать ею, однако лишь немногие избранные добивались ее благосклонности. Вот и способ отплатить Джонатану за его необыкновенные карманные часы, преподнесенные в подарок.
Когда они прошли в столовую, им было подано огромное количество блюд, согласно обеденному ритуалу, известному в Нидерландской Ост-Индии как рижотафель, который голландцы переняли и переделали из местной национальной кухни. Рижотафель состоял из множества различных блюд, включая мясо различных сортов, овощи и рыбу, приготовленные особым, неизвестным Западу способом. Гость должен был попробовать каждое в отдельности, а затем из того, что ему пришлось по вкусу попросить порцию побольше. Некоторые блюда были пресными, но большинство сильно начинено специями, так что необходимо было запивать еду большим количеством голландского пива.
Вкус Джонатана отличался простотой, однако в прошлые свои приезды в Джакарту он оценил и полюбил рижотафель. Толстый Голландец любил беседы за столом, а Молинда, которая оказалась поразительно хорошо информированной по многим вопросам, умело вносила свой вклад, стимулируя застольную беседу. Джонатан наслаждался обедом, и когда в завершение трапезы подали сладости, консервированные и вареные фрукты, перешел к теме, не выходившей из его головы.
— У меня были и иные мотивы для приезда сюда, — наконец сказал он.
— О!
Толстый Голландец сложил руки на животе.
— Я отправляюсь в Кантон в надежде убедить тестя отправиться со мной в Соединенные Штаты на все время, пока будут вестись военные действия.
Молинда грациозно поднялась из-за стола, пересекла комнату и вернулась с графинчиком французского коньяка и двумя бокалами в форме колоколов.
— Я очень рассчитываю, что вы смогли бы предоставить ему убежище здесь, у вас, — продолжал Джонатан, — если он откажется от моего предложения отправиться так далеко от своего дома.
Толстый Голландец извлек из коробки темную сигару и раскурил ее от тонкой свечи, которую протянула ему девушка.
— Мой дорогой Рейкхелл, ты меня удивляешь, хе-хе, — проговорил он огорченным тоном. — Ты должно быть считаешь, что мне недостает гостеприимства. Молинда, сколько раз ты приглашала Сун Чжао присоединиться к нам?
— Я трижды писала ему, — ответила она и вновь села.
— И я также написал ему своими каракулями, хе-хе. Он отклонил все наши предложения. Вежливо, но твердо.
Толстый Голландец совершил ритуал, принюхиваясь к коньяку и делая сперва глубокий вдох, а затем маленький глоток, и сразу же затягиваясь сигарой.
— Мне кажется ты ставишь перед собой очень сложную задачу. Представители высшего класса Китая лишены гибкости, присущей человеку Запада. Уверяю тебя, если бы британский флот угрожал обстрелом Джакарте, я, не откладывая, отплыл бы в Роттердам, хотя и не был там более сорок лет. Хе-хе.
— Я видела линейные британские корабли и фрегаты, когда они с дружеским визитом заходили в Джакарту, — сказала Молинда, — и их пушки показались мне более жуткими, нежели пушки голландцев. Если они всерьез ударят по Кантону, от города мало что останется. Сун Чжао отлично знает, что сулит будущее, потому что его корабли прибыли сюда, нагруженные товарами, которые при обычных условиях хранятся в пакгаузах.
— Он человек большого личного мужества, и, полагаю маловероятным, что он согласится покинуть свой дом, хе-хе. Однако он знает, что окажет мне большую честь, если временно поживет у нас.
Джонатан попытался поблагодарить его.
— Чепуха, мой дорогой Рейкхелл, хе-хе. Мы с Суном вели дела еще задолго до того, как узнали о твоем существовании.
Толстый Голландец плеснул еще коньяка в свой бокал, затем взялся за ручку кресла и с трудом поднялся на ноги.
— Молинда проводит тебя в твои апартаменты, — сказал он, поднимая бокал и сигару. С удивительной для его телосложения легкостью, он направился к двери, затем на мгновение остановился.
— Молинда, ты развлечешь нашего гостя ночью известным тебе несравненным способом.
Он исчез.
Джонатан почувствовал неловкость.
— Надеюсь, ты не принимаешь это предложение буквально.
— Это приказ, — спокойно ответила девушка.
Джонатан не хотел оскорблять ее чувства, но и не собирался заниматься с ней любовью.
— Ты прекрасна, но столь же прекрасна и моя жена, которую я люблю.
— Если я не подчинюсь воле моего хозяина, — сказала Молинда, — он прикажет выпороть меня сыромятным кнутом и может наказать меня еще сильнее, отменив обещание, которое значит для меня больше, чем жизнь.
— Ты не оставляешь мне выбора, — со вздохом ответил Джонатан.
Девушка повернулась и повела его на второй этаж, покачивая бедрами.
Комната оказалась просто огромной, с жалюзями вместо стеклянных окон, центральное место в ней занимала гигантская кровать с четырьмя столбами, занавешенная сеткой от москитов. На столе стояла огромная корзина свежих фруктов, бутылка вина и два бокала.
Молинда затворила и заперла на замок дверь, затем начала снимать полоску ткани, прикрывавшую грудь.
— Подожди! — воскликнул Джонатан. — То, что творится по эту сторону двери, касается только тебя и меня. Мы с тобой, если хочешь, можем побеседовать некоторое время перед тем, как потушить лампы, а затем ляжем спать. Но это все, чем мы с тобой займемся.
— Ты не находишь меня желанной? — спросила Молинда.
— Разумеется, нахожу, — произнес Джонатан. — Любой мужчина в здравом рассудке наверняка пожелал бы тебя. Но мой брак представляет для меня гораздо большую ценность, и я не хочу испортить его случайной связью.
— Ты совершенно необыкновенный человек, Джонатан, — ответила она, при этом в голосе прозвучало желание и уважение. — Большинство мужчин, которым меня предлагал мой хозяин, также были женаты, но это вовсе не мешало им взять меня.
— Мне очень интересно, — сказал он, наливая вино в бокалы и переводя разговор на другую тему, — как случилось, что ты умеешь читать, писать, говорить на нескольких языках и так хорошо разбираться в делах Толстого Голландца? Похоже, ты ведешь часть его дел.
Они сидели в плетеных креслах друг против друга, и Молинда поведала ему о своем прошлом.
— Мало-помалу я освобождала хозяина от его обязанностей, — закончила она. — Сейчас он ищет других, кто смог бы занять мое место, когда я уеду.
— Ты собираешься уехать?
Ее длинные блестящие волосы, напоминавшие волосы Лайцзе-лу слегка взметнулись, когда она кивнула.
— Могу я доверять тебе?
— Буду польщен.
— Когда Чарльз Бойнтон приедет в Джакарту, — сказала она, — мой хозяин подарит меня ему навсегда.
Джонатан остолбенел.
— Чарльз тоже женат, — вымолвил он.
Она пожала плечами.
— Не имеет никакого значения.
Джонатан не знал, как на это отреагирует Чарльз, но мог отчетливо представить себе эмоционально негативную реакцию Руфи.
— Чарльз мой лучший друг, к тому же деловой партнер и кузен, — пояснил он. — Не хочу тебя разочаровывать, но боюсь что он никак — по понятиям западного общества — не сможет взять тебя с собой в Англию.
— О я, и не прошу его об этом. Я попрошу его только увезти меня с Явы. Знаю, он ненавидит рабство, поэтому надеюсь, отпустит меня на свободу.
— Разумеется, он так и сделает, — сказал Джонатан. — Если ты этого добиваешься, надеюсь мне удастся убедить Толстого Голландца отпустить тебя со мной. Хотя Кантон не самое безопасное место в сегодняшние дни.
— Хозяин не согласится, — просто ответила Молинда. — Долгое время я потратила на то, чтобы у него сложилось впечатление, будто я люблю Чарльза. Поэтому он отдаст меня Чарльзу в ответ за мою преданность и упорную работу.
— Понимаю.
Джонатан видел, что эта исключительно красивая девушка имела еще и умную голову. Ему хотелось написать Чарльзу и предупредить его, но он понимал, что к тому времени, когда письмо приплывет в Англию, Чарльз, как и планировал, скорее всего будет уже на пути в Джакарту.
— Ты не скажешь хозяину о том, что я только что рассказала тебе? — спросила Молинда, поднимая вновь наполненные бокалы с вином.
— Даю слово.
Ее план был настолько отчаянным, что Джонатан с трудом представлял себе, как она его реализует.
— Как же ты будешь жить, если Чарльз увезет тебя отсюда?
— Надеюсь война скоро закончится, — сказала Молинда. — Тогда отправлюсь в Китай. Британцы заставят его увеличить объем торговли с Западом, и у китайцев возникнет большая нужда в тех, кто понимает в торговле.
Джонатан отметил про себя, что она была не только умной, но и расчетливой.
Девушка показала ему большой рубин, который носила на пальце и легонько прикоснулась к рубиновым серьгам.
— Хозяин подарил мне множество дорогих подарков, — пояснила она. — Если придется, я все продам, чтобы продержаться до тех пор, пока не найду подходящего занятия.
В голове Джонатана вдруг с силой вспыхнула мысль.
— Может быть после окончания войны ты согласишься подумать о возможности стать представителем компании «Рейкхелл и Бойнтон» в Кантоне?
— Для меня это было бы большой честью, — быстро ответила Молинда, — а ты не пожалеешь, что нанял женщину вместо мужчины?
— Уверен, что нет, — ответил Джонатан и улыбнулся.
— Поговорим об этом утром, — сказала Молинда, — а сейчас мы должны погасить лампы. Хозяин может заметить свет из своей комнаты и удивится, почему у нас так долго горит свет.
Джонатан признал ее правоту, но тут же к нему вернулась покинувшая было его неловкость. Прежде чем он успел воспротивиться, девушка задула лампы.
— Теперь будем спать, — спокойно проговорила она.
В полной темноте Джонатан разделся, затем приподнял москитную сетку с одного конца и устроился на самом краю кровати.
Молинда легла в кровать с другой стороны.
— Я не обижусь, если ты передумаешь и захочешь заняться со мной любовью, — мягко проговорила она. — Тогда я смогу показать тебе, как я благодарна тебе за твое предложение взять меня на работу.
Джонатан вступил в жестокую битву с соблазном и выиграл сражение.
— Это совершенно не обязательно, я не передумаю.
Она вздохнула, но, очевидно, поверила ему на слово, потому что через некоторое время до него донеслось ее спокойное ровное дыхание, свидетельствовавшее, что она заснула.
Прошло довольно много времени прежде чем он тоже уснул, и последней мыслью, мелькнувшей в сознании Джонатана, была страстная надежда, что его импульсивное предложение этого ответственного поста очаровательной красавице создаст не больше проблем, чем их снимет.
Шан-Вэй, высокий и широкоплечий, прохаживался по балкону, опоясывавшему его апартаменты на верхнем этаже старого императорского замка в Нанкине. Затем он ускорил свой шаг, пружинящий шаг прирожденного атлета, поскольку ему мучительно захотелось размяться. Вид, открывшийся с балкона, был великолепен, но молодой вельможа настолько привык к окружавшей его красоте, что взирал на нее невидящими глазами.
С трех сторон суматошный город, некогда служивший столицей, а теперь игравший скромную роль главного центра провинции Цзянсу окружала великолепная стена, поднимавшаяся на высоту семидесяти футов над землей. С четвертой — излучина реки Янцзы образовывала естественную бухту и порт, достаточно глубокий, чтобы в него могли заходить морские суда, которые в настоящий момент толпились в бухте. Даже в те дни, когда несколько месяцев тому назад англичане блокировали реку любой, даже самый последний житель города, мог совершенно свободно, без помех, покинуть это место на джонке или на сампане, на которых обычно подвозили продукты и воду к большим кораблям. А вот Шан-Вэй, прямой потомок маньчжурских императоров, не мог покинуть ненавистного места.
Слева внизу он мог видеть широкие улицы с деревьями, гигантскими изваяниями людей и мифических существ, которые вели к гробнице первого императора династии Мин. Справа высилось единственное в Нанкине строение, возвышавшееся над замком, и это было, пожалуй, единственное место, вызывавшее его интерес. Известное как Фарфоровая башня, потому что было выложено из фарфоровых кирпичей, оно достигало высоты в две тысячи шестьдесят восемь футов от земли. Эту башню выстроил более четырехсот лет назад один из императоров династии Мин в честь своей добродетельной матери, и Шан-Вэй с горечью подумал, как нередко думал в последнее время, что ему еще здорово повезло, что его кузен не повелел заточить его в ней.
В пагоде на самом верху Фарфоровой башни прозвенел колокол, и точно в тот момент, когда последний его звук, медленно угасая, замер вдали, послышался вежливый стук в дверь его покоев.
— Входите, доктор, — крикнул Шан-Вэй глубоким баритоном, зная, что личный врач императора, возглавлявший штат слуг — его главный тюремщик — был пунктуален до минуты.
Невысокого роста, в очках, врач присоединился к нему в прогулке по балкону, его шелковый халат шуршал при движении.
— Избыток свежего воздуха повредит легким Вашего Сиятельства.
— Недостаток свежего воздуха усиливает во мне тягу к бутылке, — прямолинейно ответил Шан-Вэй.
Императорский врач поспешно сменил тему.
— Ваше Сиятельство чувствует себя хорошо?
— Почему бы мне не чувствовать себя хорошо? — с раздражением ответил молодой вельможа, — я ем вдоволь отличной пищи, приготовленной отличным поваром. Могу спать больше, чем нужно, гуляю так много, что отоптал башмаки. И мне скучно до отвращения!
— Вам принести еще книг для чтения?
— Нет, пока не закончу историю династии Мин. К тому времени, когда прочту все те книги, что вы принесли мне, узнаю об осужденных императорах проклятого Срединного Царства гораздо больше, чем кто-либо на этой земле.
Хотя они были одни и никто не мог подслушать их разговор, врач тем не менее с беспокойством посмотрел через плечо.
— Вашему Сиятельству не следует столь неуважительно отзываться об императорах.
— Если Даогуан в ближайшее время не освободит меня, я сделаю кое-что похуже.
Врач снял очки, дыхнул на стекла, затем стал протирать их полой своего халата.
— Несколько юных наложниц, посланных из Пекина, прибыли сегодня, — сказал он. — Я прописываю вам сегодняшнюю ночь провести с одной из них. Или вы предпочитаете двух?
— Ни одной, — ответил Шан-Вэй. От естественной гордости он казался выше ростом. — Секс без любви надоел мне в не меньшей степени, чем другие нелицеприятные аспекты моего здесь заточения. Мое письмо императору Даогуану вручено ему?
— Клянусь вам, оно направлено императору специальным гонцом.
— Почему же тогда он не отвечает?
— Как я уже часто отвечал вам в последние дни, Ваше Сиятельство, Небесный император каждую минуту бодрствования проводит в размышлениях о войне с Великобританией.
Молодой кузен императора с презрением произнес:
— Если бы он не так много размышлял, а действовал, война закончилась бы гораздо быстрее.
— Вполне вероятно, но не мне советовать императору, как проводить время.
Слабая улыбка тронула уголки рта молодого человека.
— Вы правы, доктор, и я приношу свои извинения. Отправлено ли мое устное послание, которое вы передавали по памяти, принцессе Ань Мень?
— Да, Ваше Сиятельство, и ответ привез гонец, прибывший вместе с новыми наложницами, которые являются подарком вам от Ее Светлого Высочества.
— Направьте ей мою признательность, — сухо произнес Шан-Вэй. — Какова суть послания?
— Принцесса Ань Мень сообщает вам, что когда война закончится, она возобновит поиски подходящей супруги для Вашего Сиятельства. Когда же жена будет найдена, Ваше Сиятельство освободят и вам предоставят право жить в любом месте Срединного Царства.
Молодой вельможа стиснул кулаки.
— Понимает ли Ань Мень, что я выздоровел? Знает ли император, что у меня больше нет желания пить?
— Видимо, нет, — с симпатией произнес врач. — Я направил свое мнение, а также мнение моих коллег в Запретный город, но Небесный император, видимо, не принял наших гонцов.
— Но почему они настаивают на том, чтобы найти мне жену? Почему я не могу жениться на ком-нибудь по своему выбору?
Врач нервно откашлялся.
— Принцесса Ань Мень первой высказала предложение, что подходящая жена оказала бы большое воздействие на Ваше Сиятельство. Должен вам сообщить со всей моей к вам признательностью и откровенностью, я и мои коллеги были вынуждены согласиться с ее мнением. Она мудрая женщина, возможно, мудрейшая в стране и отлично понимает, что ваше пристрастие к вину происходит от скуки. Она верит — и в этом мы с ней согласны — что женитьба на подходящей женщине принесет Вашему Сиятельству удовольствие и позволит вести жизнь одновременно полезную и насыщенную.
Шан-Вэй остановился, быстро прошел в свою удобно обставленную комнату и опустился на подушки, сложенные на кушетке, стоящей на трех ножках, вырезанных в форме лап льва. Закрыв лицо руками, он пробормотал:
— Пусть духи императоров — моих богов и моих предков сжалятся надо мной. Сначала я должен ждать, когда Небесный император одолеет солдат и матросов английских «заморских дьяволов», затем ждать, когда Ань Мень возобновит поиски женщины, которую она уготовит мне в жены. Затем они найдут какой-нибудь другой предлог, а я буду торчать в этом чертовом замке пока не загнусь!
Джонатан и его помощники быстро поняли, что обстановка сильно изменилась, когда клипер стал подниматься вверх по дельте Жемчужной реки в направлении Вампу.
— Странно, — заметил Хомер Эллисон, — совсем не видно торговых джонок, рыбацкие сампаны тоже куда-то запропастились.
Илайджа Уилбор показал на небольшой островок.
— А вот несколько боевых джонок.
Джонатан кивнул.
— Готовы к действиям, судя по их виду, — сказал он, заметив китайских матросов в желтых хлопковых императорских мундирах на палубах судов. — Всевидящее око на корпусах джонок свежеподкрашенное, так что они готовятся к сражению.
Ни один из тройки не улыбался, потому что приблизившись к Вампу, они увидели мощные боевые корабли военного флота Великобритании.
— Эти тоже готовы к бою, — мрачно заметил Хомер, — посмотрите, вон линкоры, перед ними фрегаты и военные шлюпы. Или же это крупнейший блеф, или же королевский флот действительно намерен атаковать Кантон.
Старые каменные форты, охранявшие вход в бухту, буквально были усеяны солдатами, люди в желтом толпились вокруг каждого древнего берегового орудия, наведенного теперь на британские корабли.
— Только посмотрите на пушки, установленные на «Немесиде», — воскликнул Илайджа.
— У меня складывается впечатление, что капитан Эллиот собирается пустить их в дело, — ответил Джонатан. — Не могу не отметить, что я чувствовал бы себя гораздо лучше, если б эскадрой по-прежнему командовал сэр Уильям Эликзандер и находился здесь на «Непобедимом».
— Вы посетите с визитом вежливости капитана Эллиота, сэр? — поинтересовался Хомер.
— Полагаю, нет, — задумчиво ответил Джонатан. — Прежде мы обычно это делали, однако даже британцы не могут требовать от американского коммерсанта остановиться для досмотра. Война 1812 года покончила с подобной практикой. Мы уязвимы из-за нашего груза, поэтому направимся прямо к причалу у складов Сун Чжао.
Когда они проходили на расстоянии слышимости от «Немесиды», то видели как полдюжины офицеров корабля разглядывали их в подзорные трубы.
Но больше всего их поразил вид самой бухты, которая казалась пустынной и безжизненной. Обычно раньше движение в бухте напоминало движение на городской улице. Сегодня вся бухта была целиком в распоряжении «Лайцзе-лу». Здание китайской таможни пустовало, не было признаков активности и перед факториями.
По мере того как клипер маневрировал, приближаясь к причалам Сун Чжао, из одного здания выбежала группа портовых рабочих и двинулась к причалу. Трудно было сказать, были ли они настроены дружелюбно или воинственно.
Во главе них более степенным и размеренным шагом двигалась знакомая могучая фигура, облаченная в черные одежды, Джонатан вздохнул свободнее. Присутствие Кая гарантировало, что портовые рабочие не прибегнут к насилию в отношении клипера.
Отдав команду бросить концы стоявшим на берегу, Джонатан приказал Хомеру никого не пропускать на корабль без разрешения, затем, горя от нетерпения, спрыгнул на причал, не дожидаясь полной швартовки корабля.
— Ты прибыл в смутные времена, — сказал Кай, хмуро приветствуя Джонатана. — Война может начаться буквально со дня на день, и нет возможности помешать этому.
— В таком случае это может быть лучшее время, — ответил Джонатан. — Я привез медикаменты и оружие для Общества Быков.
Глаза гиганта радостно заблестели.
— Груз разгрузят после полуночи, тем временем мои люди позаботятся, чтобы никто не приблизился к кораблю. Сун ждет тебя дома, я отведу тебя к нему. Пакгаузы пусты, и он больше здесь не бывает.
— Что ты хочешь сказать?
— Несколько «заморских дьяволов», которые решили не бежать в Макао и остались здесь, ненавидят его больше, чем всех других китайцев. Они могут захватить его в заложники и потребовать выкуп, или даже убить.
Положение в порту оказалось значительно хуже, чем представлял себе Джонатан. Прежде чем он успел ответить, он увидел как с флагмана королевского флота «Немесиды» спустили шлюпку, в которой сидел бледнокожий человек.
— Это капитан Эллиот, — произнес Кай так, словно это имя было грязным ругательством.
Официальный представитель британской короны, ответственный за все операции, капитан Эллиот пристал к другой стороне причала, у которого стояла «Лайцзе-лу». Даже не взглянув на клипер, он быстро направился к Джонатану.
— Мистер Рейкхелл, полагаю, — проговорил он.
— К вашим услугам, капитан.
— Вы выбрали неудачное время, причалив здесь, сэр, — сказал Эллиот. — Как я понимаю, вы находитесь в родственных отношениях с самым крупным китайским торговцем, поэтому я могу понять ваше особое положение. Но все торговые корабли покинули этот порт — по моему личному приказу. Я не могу позволить вам оставаться здесь. Кроме всего прочего, могут возникнуть международные осложнения, если Британский королевский флот разнесет в щепки американский клипер.
— Неужели отношения с Китаем до такой степени плохи, капитан Эллиот?
Англичанин с квадратным лицом усмехнулся.
— Да. Мы настроены атаковать Кантон, если китайцы откажутся обсуждать условия мирного урегулирования. Однако вместо переговоров они готовятся к военным действиям и продолжают свои варварские акты. Всего несколько дней назад они захватили несколько моих матросов, и, как мне сказали, их выставили в клетках на одной из площадей города. Я дал кантонским властям сорок восемь часов, чтобы мне их вернули в полном здравии, невредимыми и принесли соответствующие извинения. Если они не пойдут на это, я буду просто вынужден начать военные действия.
Его вид и слова выражали непреклонную решимость и непримиримость и Джонатан отчетливо видел, что Эллиот действительно убежден, что именно китайцы вынуждают его развязать военные действия в Кантоне.
Несколько человек вышли из помещений ближайших факторий и приблизились, желая поприсутствовать при перебранке между капитаном Эллиотом и янки, который отважился бросить вызов мощи английского флота.
Джонатан сразу же узнал Оуэна Брюса, но не подал вида, что знаком с шотландцем.
— Я сам прибыл сюда на берег, мистер Рейкхелл, — продолжал Эллиот, — потому что хочу, чтобы меня однозначно поняли, что я не несу ответственности за жизни и потери американцев. Этих джентльменов эвакуируют завтра, и прошу вас к этому времени увести куда-нибудь свой корабль. В лучшем случае в вашем распоряжении сорок восемь часов, чтобы покинуть порт. И пожалуйста имейте в виду, сэр, я всего лишь предупреждаю вас, отнюдь не угрожаю.
— Вы очень ясно изложили свою позицию, капитан Эллиот, и я признателен вам за ваше предупреждение.
Эллиот едва заметно кивнул, затем повернулся и размашистым шагом направился обратно к поджидавшей его шлюпке.
Джонатану и Каю, шедшему подле него, пришлось прокладывать путь сквозь небольшую толпу англичан, датчан и шведов. Практически все американцы уже уехали.
Дорогу Джонатану загородил Оуэн Брюс.
— Рейкхелл, — громко сказал он, — ты чертов предатель своей расы! Ты не имеешь права швартоваться здесь во время кризиса хотя бы потому, что ты женат на китаянке.
Джонатан вскипел и схватился рукой за шпагу. Брюс сделал тоже самое, но вмешался Кай, быстро встав между ними, и его могучая рука легла на руку Джонатана, не позволяя ему обнажить шпагу.
Двое шведов шагнули вперед и точно также остановили Брюса.
Джонатан взял себя в руки, понимая, что его ждали дела поважнее, нежели дуэль с озлобленным шотландцем, намеренно провоцировавшим его на поединок.
— Мы с тобой еще сведем счеты, Брюс, — сказал он, — но придется отложить это до более удобного времени.
Он и Кай направились к пустому пакгаузу, где Джонатан перевел Каю слова, сказанные капитаном Эллиотом.
— Китаец столь же упрям, как и англичанин, — сказал гигант. — Будет битва. Ты отправишься в дом Суна, замаскировавшись под одного их моих людей. Ни один «заморский дьявол» не сможет остаться живым в Кантоне более нескольких минут.
Они вернулись на клипер, где Джонатан рассказал Хомеру Эллисону о подошедшем к финальной черте кризисе и объяснил, что отправляется в дом тестя.
— Если мне не удастся убедить его отправиться с нами, — добавил он, — я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы вывести кое-что из семейного имущества. Понимаю, что рискую, отправляясь в город, и если я не вернусь до истечения срока ультиматума, поставленного капитаном Эллиотом, уходи из порта до начала обстрела.
— Следует ли мне отправиться в Макао и дожидаться вас там, сэр?
— Ни при каких обстоятельствах! — твердо ответил Джонатан. — Маркиз де Брага может захватить корабль, а всю команду бросить в тюрьму, из которой нет выхода. Вы найдете отличную безлюдную бухточку со стороны острова Гонконг. Предлагаю вам встать там на якорь, что, как я предполагаю, уже должно быть сделали некоторые торговые суда. Ждите меня там. В течение разумного времени.
— Сколько вы считаете разумным, капитан Рейкхелл?
Джонатан пожал плечами.
— Придется решать себе самому. Если у меня возникнут осложнения, вернись в Джакарту без меня, возьми груз батика у Толстого Голландца и отправляйся домой.
— Мне это ни к черту не нравится, сэр, — обеспокоенно заявил Хомер.
— Мне тоже, — ответил Джонатан, — но что тут поделаешь. Мой семейный долг обязывает меня забыть о собственной безопасности. Надеюсь завтра мы встретимся.
Он направился обратно к пакгаузу, где переоделся в черные брюки, башмаки и свободную черную рубаху, которые принес ему Кай. Затем он передал Джонатану островерхую черную шляпу, которую обычно носили кули. Из боковых аллей появилось около дюжины членов Общества Быков. Двое из них несли одежду и оружие Джонатана, увязанные в узлы, а Кай вручил американцу кумин.
— Я никогда не пользовался подобным оружием, — засомневался Джонатан. — Не уверен смогу ли правильно держать его в руках.
— Ты просто понесешь его, — ответил Кай. — Ни одному человеку в Кантоне не придет в голову, что «заморский дьявол» может быть вооружен кумином.
Усиленный наряд часовых стоял у Ворот петиции, однако членов Общества Быков пропустили без досмотра, и Кай двинулся в путь быстрым шагом. Джонатан, который шагал в центре группы, с удивлением отметил, что несмотря на большую опасность, угрожавшую городу, жители Кантона не принимали никаких специальных мер. Улицы были запружены народом, женщины готовили пищу и стирали белье, единственным признаком нависшей опасности являлись длинные очереди, выстроившиеся к палаткам предсказателей, в страстном желании узнать будущее.
Когда они вышли на огромную площадь перед Храмом Неба, Джонатан с содроганием увидел захваченных британских моряков в бамбуковых клетках, подвешенных на шестах высоко над землей и настолько тесных, что несчастные не могли ни стоять, ни лежать. Время от времени прохожие кололи их острыми палочками или бросали камнями, однако большинство людей спокойно проходило мимо, не обращая внимания на несчастных пленников.
Наконец группа добралась до имения Суна, и Джонатан увидел своего тестя.
— Благодарю Бога, что успел вовремя, отец, — произнес Джонатан, когда они заключили друг друга в объятия.
— Хорошо выглядишь, — спокойствие Чжао было поразительным. — Полагаю Лайцзе-лу и Сара также в полном здравии?
— С ними все в порядке, но они очень волнуются за вас. Я привез письма от них.
— Почитаю их за обедом. Идем.
Он пошел вперед к столовому павильону. Пока Чжао читал письма, слуги подавали изысканно приготовленные блюда. Ничто в этой спокойной атмосфере порядка и размеренности не свидетельствовало о том, что в любой момент может разразиться война.
Держа в руке письмо Лайцзе-лу, Чжао улыбнулся, глядя на Джонатана.
— Поздравляю с приближающимся рождением сына или дочери. Если позволят боги, доживу до встречи со своим внуком или внучкой.
Джонатан остолбенел от этих слов, но мгновенно понял, почему жена решила сохранить в секрете эту новость. Знай он об этом, то даже ради спасения ее отца он не уехал бы из дома. Разумеется, он прощает ей этот невинный обман, и возможно попытается использовать эту новость с пользой. Оправившись насколько это возможно от изумления, он совершенно искренне сказал:
— Если погода будет благоприятной, мы можем поспеть к рождению ребенка. Я приехал в Кантон, чтобы забрать вас с собой в Америку, отец.
Сун Чжао отрицательно покачал головой, оставаясь по-прежнему невозмутимым.
— Мое место здесь, — сказал он. — Я мог бы принять приглашение Толстого Голландца, но я не вправе покинуть землю, где родился, в тот момент, когда ей угрожают иноземцы.
Джонатан понял, что Сун не передумает, но тем не менее решил попытаться и поэтому спорил долго и страстно.
Чжао остался непоколебим.
— Несомненно вы понимаете, что войска императора будут разбиты британцами. Англичанам для победы не потребуется никакого чуда.
Чжао выставил вперед челюсть, а губы его сжались в тонкую линию.
— Отказываюсь признавать поражение до того, как начато сражение. В долгой истории Китая случалось множество различных чудес, сын мой, и ни одному человеку не дано познать секреты, скрытые в умах наших богов.
Джонатан понял, что на время ему придется отступить. Чуть погодя он возобновит атаки.
— Мой корабль целиком в вашем распоряжении, на случай, если вы захотите отправить к Лайцзе-лу что-нибудь из имущества для сохранения.
Не было необходимости упоминать о возможности разграбления имения в случае возникновения хаоса в городе.
Чжао просветлел. Он даже прервал обед, чтобы послать за Каем и отдал ему подробные распоряжения, какие вещи из нефрита, слоновой кости, золота и серебра подготовить к погрузке на корабль.
— Имущество будет упаковано и сегодня же ночью доставлено на корабль, — пообещал Кай и заторопился прочь.
Сун Чжао засыпал Джонатана вопросами о том, как живет в Америке и чем занимается Лайцзе-лу. Джонатан подробно рассказал, сдерживая одолевшее его нетерпение, наконец ему удалось задать свой вопрос.
— Есть ли хоть ничтожная возможность, чтобы власти Кантона приняли меня? Может быть, мне удастся убедить их пойти на компромисс с англичанами.
Пожилой человек покачал головой.
— Ненависть китайцев ко всем «заморским дьяволам» настолько велика, что если они узнают, что ты здесь, они потребуют немедленной расправы, невзирая на то, что ты мой зять.
— Но по опыту прежних столкновений они знают, что их джонки не в силах противостоять современным английским кораблям!
— Нет, сын мой. Наши власти уверовали, что одержат доблестную победу и навсегда изгонят «заморских дьяволов» из Срединного Царства. Они настолько отравлены и ослеплены собственным оптимизмом, что не станут никого слушать.
Некоторое время Джонатан молчал.
— Что вы ждете, оставаясь в Кантоне?
— Когда мы закончим с обедом, — сказал Чжао, — я прослежу, чтобы Кай и его люди перенесли слитки серебра на твой корабль. Вам с моей дочерью, может быть, и не понадобятся эти деньги, в таком случае сохраните их для моих внуков.
— Вполне справедливо, но вы мне так и не ответили.
— В Кантоне у меня пять больших пакгаузов, — с чувством собственного достоинства проговорил Чжао. Они наполнены чаем, шелком и фарфором. Для этого добра не нашлось места на джонках, которые я отправил в Джакарту. Если я покину свою страну в минуту нужды и испытаний, то не могу рассчитывать, что часовые останутся на посту охранять мое добро.
— Откройте двери пакгаузов и позвольте людям взять все, что им захочется, — настойчиво произнес Джонатан. — Моя семья далеко не бедствует, а серебро, которое вы отправляете в Америку, будет в полном вашем распоряжении.
— Ты совершенно не понимаешь моего положения, — ответил тесть. — На протяжении многих поколений жители Кантона смотрели на семейство Сунов снизу вверх. Гораздо дольше, чем помнит самый старый житель города, мы предводительствовали в портовом поселении. Наместники опирались на нашу поддержку и содействие. Для нас были открыты ворота Запретного города, императоры прислушивались к нашим советам. На протяжении поколений. Ни одна семья не поднималась выше нас в глазах тех, кто живет на этой территории. Ни одна семья, кроме семьи императора, не получала стольких почестей по всему Срединному Царству. Что подумают люди, если Сун Чжао предаст их? Они решат, что их дело безнадежно, сложат оружие и сдадутся «заморским дьяволам».
— Понимаю.
— Нет, не понимаешь, сын мой, — мягко упрекнул его Чжао. — Мы, жители Срединного Царства, не мыслим категориями месяцев или лет. Мы мыслим веками, тысячелетиями. Эта война, как бы она ни завершилась, пройдет. Но эта страна и ее люди останутся. Если я скроюсь, спасая свою жизнь, в то время как другие останутся умирать, имя семьи Сунов будет опозорено. Мою дочь никогда торжественно не встретят на родной земле, люди станут плевать на ее детей. Твоих детей. Честь семьи стоит гораздо больше жизни одного человека, польза от существования которого также подходит к концу. Выживу я или умру — уже предопределено богами. Мой долг остаться здесь, чтобы имя семьи не было опозорено.
Джонатан понимал, что ему нечего противопоставить аргументам тестя.
— Сегодняшнюю ночь проведи под крышей моего дома, — сказал ему Чжао. — А завтра возвращайся на корабль и забери с собой в Америку мои сокровища вместе с моей любовью к Лайцзе-лу.
На рассвете Джонатан внезапно проснулся и, выпрямившись, сел на кровати. В павильон вошел Кай.
— Что случилось? — спросил Джонатан, увидев лицо мажордома.
— Твой клипер только что покинул порт по моему срочному приказу, — ответил Кай. — Произведения искусства и деньги Суна уложены в трюмы судна. Я сказал твоему первому помощнику, что ты приказал ему, не мешкая, отправляться в Джакарту за грузом, ждущим его там.
Поняв, что он оказался фактически заточенным в Кантоне, Джонатан расстроился и рассердился.
— Но почему? — спросил он.
Выражение лица Кая осталось суровым.
— Когда мы грузили последние ящики на корабль, я получил известие от одного из наших братьев по Обществу Быков. Английские моряки, захваченные нами в плен, ночью были казнены. Их головы отослали капитану Эллиоту.
— Господи всемогущий! Англичане не потерпят такого оскорбления, — Джонатан потянулся за своей одеждой.
— Ты не будешь носить одежду «заморского дьявола», — остановил его Кай. — Твоя жизнь будет в безопасности лишь в платье братства Быков.
Джонатан признал его правоту и потому без слов начал облачаться в одежды братства.
— Никто не знает, когда появится возможность тайно вывести тебя за пределы Срединного Царства.
Глубинная суть этих слов осознавалась далеко не сразу. Они обрели значимость позднее, когда раздался грохот, напоминавший раскаты грома, эхом отразившийся от окрестных холмов.
Джонатан и Кай выбежали на открытое пространство и с вершины холмов увидели отдаленные вспышки, мелькавшие над бухтой, через короткое время за которыми доносились уханье пушек. Капитан Эллиот получил головы казненных британских моряков и начал обстрел порта.
К молчаливой паре присоединился Сун Чжао. Какое-то время он стоял молча, затем прошептал:
— Обе стороны вершат преступление против человечества. Знаю, боги сейчас должно быть скорбят.
Отдаленный, непрекращающийся рокот орудий подтвердил его слова.
Орудия Британского королевского флота отличались прицельной точностью, а их обслуга на деле демонстрировала свое искусство. Первой целью стали три каменных форта, охранявшие бухту. Именно по ним вели огонь линкоры и фрегаты. В воздух взлетали камни: стены, простоявшие две тысячи лет, исчезали в клубах пыли.
Китайцы, находившиеся в форте, тщательно пытались нанести ответный удар. Из некоторых древних орудий вообще невозможно было стрелять: два из них взорвались, причинив урон не меньший, чем огонь противника.
Кай вынес в сад подзорную трубу, и Джонатан стал наблюдать за развитием односторонней битвы. Обстрел фортов продолжался не более получаса, за это время они были разрушены практически до основания. Уцелевшие остатки гарнизона устремились в Кантон. Первая фаза сражения завершилось полной победой атаковавших.
Пока английские артиллеристы меняли прицел, китайцы бросились в контратаку, двинув в направлении кораблей десятки подожженных военных джонок. Задумано было неплохо, пламя взметнулось до небес над палубами ярко разрисованных деревянных судов.
Кай воспрянул духом, но Джонатан отлично знал и ничуть не удивился тому, что последовало: англичане применили наиболее простой метод самозащиты. Матросы, вооружившись длинными баграми, выстроившись вдоль бортов и просто отталкивали горящие джонки. Большинство их бесцельно поплыло по глади бухты, а затем начал рваться сложенный в трюмах джонок порох, множество джонок взлетело на воздух, но британский флот остался совершенно невредим. Джонатан видел, как китайцы сами без участия англичан уничтожили часть собственного флота.
Канонада возобновилась с новой силой. Корабли королевского флота применяли снаряды двух типов: старые металлические круглые ядра, которые предварительно накаливали докрасна, чтобы вызвать пожары при попадании в деревянные строения, и более современные снаряды, начиненные взрывчаткой, которые рвались, сея разрушение и хаос всюду, куда падали.
— Кантон будет уничтожен! — воскликнул Кай.
Джонатан понимал, что если удар придется по самому городу, то китайцы не смогут дать отпора. Несколько старинных пушек, стоявших возле руин Ворот петиций были совершенно бесполезны, а пули, выпущенные из древних кремневых ружей, не долетали до кораблей.
К этому моменту из факторий, складов, таможенных контор и других зданий, расположенных на территории портового поселения, началась поспешная эвакуация людей. Внутри самого Кантона появился тонкий людской ручеек, состоящий из мужчин, женщин и детей, которые, захватив самое ценное в узелки, устремились за пределы города в сторону холмов.
Внезапно Джонатан увидел, что тестя нет рядом.
— Где Сун Чжао? — спросил он, стараясь перекричать орудийную канонаду.
— Оставайся здесь! — приказал Кай и бросился прочь из имения: несколько человек, облаченных в черные одежды, последовали за ним.
Сердце Джонатана сдавила тяжесть, когда он продолжал наблюдения. С удивлением он увидел в подзорную трубу, как несколько транспортных английских кораблей, неторопливо проплыв мимо факторий, приблизились к причалам и начали высадку войск. Он видел как щегольски одетые солдаты ступали на берег, и понял, что среди многочисленных укромных бухточек в дельте Жемчужной реки скрывались военные транспортные суда.
С больших военных кораблей спускали на воду шлюпы, на берег устремились солдаты морской пехоты. Джонатан был вынужден признать, что капитан Эллиот блестяще координировал действия Британского королевского флота и армейских подразделений.
Пожары вспыхивали среди мелких деревянных строений вдоль причалов, а также на развалинах зданий, разрушенных ядрами. В самом Кантоне все большее количество беженцев двигалось в сторону холмов. Их гнал страх, что «заморские дьяволы» захватят город и начнут расправляться с его обитателями.
Джонатан отвлек повар Суна, который приблизился к нему с большим горшком риса, перемешанным с кусочками мяса и приправами, а также чашкой дымящегося чая.
— Мне очень неудобно, что я предлагаю мужу Лайцзе-лу столь простую пищу, — сказал он, — но я остался один на кухне, а теперь тоже должен уйти и присоединиться к своей семье. Мы уходим из города.
Джонатан поблагодарил его и посмотрел на горшочек риса и чашку чая. Ему было не по себе от резни, развернувшейся внизу перед его глазами, не было аппетита, но он понимал, что есть просто необходимо. Трудно сказать, когда удастся поесть еще раз, поэтому он заставил себя приняться за еду.
Пушки заговорили вновь, на какой-то миг показалось, что ордам китайских солдат удалось приостановить продвижение английских войск, однако китайским офицерам до этого момента доводилось сражаться лишь с речными пиратами, а имевшиеся под началом люди держали в руках безнадежно устаревшие кремниевые ружья, во много раз уступавшие вооружению англичан.
Агрессор продолжал высадку на причал. Китайцы какое-то время храбро пытались удержать ряды, но когда моряки методично ударили в штыки, возникла паника. Несколько копий взлетело в воздух, кое-кто из защитников продолжал отважно сражаться кумином, но они не могли сдержать натиска дисциплинированного отлично вооруженного противника. То там, то здесь в рядах китайцев появлялись бреши. И вдруг целое подразделение, облаченных в желтую форму солдат, бросилось отступать в полком беспорядке.
Паника быстро распространялась по городу, жители тысячами присоединялись к потоку, двигавшемуся в сторону открытого пространства, подальше от смертоносного оружия врага. Казалось, беззащитный Кантон достанется англичанам.
Позднее в то же самое утро Кай и его люди вновь появились в саду. Мажордом нес на руках окровавленное безжизненное тело Сун Чжао.
— Я отыскал его около его складов, — хриплым голосом произнес Кай. — Он пытался помешать английским солдатам войти в строение. Там в него и угодило пушечное ядро. Смерть наступила мгновенно. Он даже не успел понять, что, собственно, произошло.
Джонатан заморгал, пытаясь сдержать слезы горя и ярости. Лицо тестя, несмотря на разбитые стекла очков, выглядело торжественным. Он исполнил свой долг до конца.
Кай отдал распоряжение, и несколько человек принялись копать могилу.
Джонатан с трудом снял нефритовый перстень-печатку с пальца Сун Чжао и надел на свой. Он не представлял себе, как и когда вернется в Америку, но верил, что обязательно передаст это кольцо еще не родившемуся наследнику Чжао.
Тело опустили в могилу. Джонатан прочел двадцать третий псалом. Голос его дрогнул, когда он произнес:
— Бог мой пастырь, и мне не нужно…
Кай похлопал Джонатана по плечу.
— Ло Фан и наши люди ждут снаружи, — произнес он. — Нам передали, атака на Кантон закончилась. Китай понес величайшее унижение и согласился выплатить англичанам шесть миллионов долларов, чтобы спасти город от разрушения.
— Трусы! — воскликнул Джонатан, придя в ярость от мысли, что его любимый тесть погиб абсолютно напрасно, — китайское правительство должно было бы знать, что англичане блефуют. Им не составило большого труда разрушить порт, но чтобы взять такой крупный город, как Кантон, требуется не меньше пятнадцати тысяч солдат, и одному лишь Богу известно, сколько еще для того, чтобы усмирить и держать в подчинении город такого размера.
Кай пожал плечами.
— Этот день не будет забыт! Однако, полагаю атаки на этом не закончатся. Настоящая мишень англичан вовсе не Кантон. Нападение на порт, принесшее им состояние в шесть миллионов долларов, только начато. Скоро мы получим подтверждение, — сказав это, Кай не дал никаких пояснений.
Ряды беженцев, двигавшихся по улицам города, ведшим в пригород и дальше на широкие просторы провинции Руандун, росли, ширились и полнились, как воды могучего потока. Мужчины с угрюмыми лицами, испуганные женщины, плачущие дети мелькали в нескончаемом потоке. Для них британская угроза городу далеко не закончилась, несмотря на соглашение, они мечтали как можно дальше убраться из Кантона.
Имение Сун Чжао осталось пустым. Джонатан повернулся бросить последний взгляд на могилу тестя и постройки, которые он успел так хорошо узнать. Скоро здесь появятся грабители, цветы на газонах затопчут, и все что представляет хоть какую-нибудь ценность, начиная с мебели и кончая последней безделушкой, просто исчезнет. Целая эпоха подошла к концу, и Джонатан почувствовал невыразимое облегчение от того, что здесь нет Лайцзе-лу и она не видит падения своего родного дома.
После снятия с поста Лиц Цзи-сюя Ло Фан продолжал оставаться мажордомом дворца императорского наместника, обслуживая новых чиновников, назначенных императором. Теперь, однако, вся энергия Ло Фана была целиком направлена на Общество Быков, и сейчас он стоял перед входом в имение Сун Чжао с привезенными Джонатаном двумя американскими пистолетами на поясе, сжимая в огромной руке винтовку американского производства. Позади него, едва различимые в сгущающихся сумерках, стояли несколько человек, облаченных в одинаковые черные одежды.
Джонатан и мажордом бывшего наместника молча стиснули руки в крепком пожатии на западный манер, затем вместе с Каем, присоединились к беженцам. Когда они подошли к стене, возвышавшейся над ними на высоту в сорок футов, то вместо того, чтобы покинуть город, поднялись по лестнице на стену.
Орудия военных кораблей молчали, но продолжал доноситься непрерывный треск мушкетной стрельбы оттуда, где британские войска давили последние очаги сопротивления.
Внезапно к лидерам братства подошел крайне истощенный человек в черном и сказал:
— Есть большие новости. Наши глаза и уши в Гонконге сообщают, что британский генерал по имени Поттингер направлен сюда сменить капитана Эллиота, чья манера ведения войны не устраивает его соотечественников. Британия пошлет флот на север на Цюаньчжоу. Этот порт защищает только форт и если британские военные корабли разрушат его, враг займет город.
Джонатан подумал, что Кай был совершенно прав. Англичане не удовлетворились Кантоном. Они поставили во главе своих сил генерала Поттингера и теперь готовы к полномасштабным боевым действиям.
Джонатан очень мало знал о Цюаньчжоу, разве лишь то, что город окружен по периметру стеной, представлял собой деловой порт и в нем проживало около полумиллиона человек, что по китайским меркам относило его к разряду некрупных городов. Он также знал, что в этом городе у Сун Чжао был собственный дом и склады, но лично ему никогда не доводилось бывать в Цюаньчжоу, потому что это был «закрытый» порт, запрещенный для иностранцев. Очевидно, англичане намеревались захватить его по одной единственной причине, они собирались взять под контроль все китайские порты и не прекращать военных действий, пока Китай полностью не окажется в их руках. Взяв Цюаньчжоу, англичане получали возможность продолжить движение на север в направлении Пекина. Возможно, угроза нависла над городом самого императора!
— Мы немедленно в Цюаньчжоу, — объявил Ло Фан.
Впереди был долгий переход. Цюаньчжоу находился в трехстах милях к северо-востоку, так что путешествие займет не менее двух недель. Однако уверенность в безопасности, которую поначалу испытывали англичане, надеявшиеся, что смогут добиться легкой победы над городом, оказалась иллюзией. Быкам предстояло позаботиться об этом.
— Мы долго готовились к этому дню, — спокойно сказал Кай. — Теперь начинается наша работа.
— Какая работа? — спросил Джонатан.
— Мы не позволим «заморским дьяволам» захватить наш город и жить в нем спокойно, — сказал Кай. — Мы будем просачиваться туда с холмов по ночам и нападать на них, сначала в одном секторе, затем в другом. Будем убивать их одного за другим, одну пару за другой. Мы вселим страх в их сердца, пока они не поймут, что ни один англичанин не сможет чувствовать себя спокойно в Цюаньчжоу.
— Но ты, зять Сун Чжао будешь в безопасности, — произнес Ло Фан. — Привезенное тобой оружие позволяет нам на равных сражаться с англичанами, и мы очень благодарны тебе за помощь. Тебя проводят в загородное имение Суна, расположенное в двух днях ходьбы от Цюаньчжоу, где ты и будешь жить.
— Жены наших бойцов будут готовить тебе еду, — добавил Кай. — Возможно, твое пребывание там затянется. Тебе придется оставаться там до тех пор, пока американские торговые корабли не вернутся в Вампу, или мы не придумаем, как переправить тебя за пределы Срединного Царства.
Джонатан молча выслушал их планы относительно собственного будущего. Перед глазами все еще стояло видение изуродованного тела Сун Чжао, который погиб, защищая свою родную землю, затем он вспомнил Лайцзе-лу, потом их еще не родившегося ребенка, который в равной степени будет китайцем и американцем. Джонатан помнил, что его близкие родственники и деловые партнеры были англичанами. Более того, Чарльз Бойтон был его лучшим другом. Однако преданность жене была для него дороже всего на свете. Разумеется, он не сможет отсиживаться в безопасности, когда завоеватели вторглись на ее родную землю, когда другие рискуют своей жизнью в борьбе за свободу.
— Благодарю тебя за предложение, — коротко сказал он, — но я не могу принять его. Я присоединяюсь к вам в вашей войне против англичан.
Около тысячи бойцов Общества Быков, одетых в черное, отдыхали, расположившись на защищенном от обстрела склоне холма, ели рис, приготовленный женами, пили воду из чистых источников. Но оружие постоянно лежало под рукой. Землевладельцы и крестьяне одинаково охотно помогали этому отряду, отравлявшему жизнь английским войскам, оккупировавшим Цюаньчжоу.
Небольшая группа людей, усевшихся в кружок практически на самой вершине холма, могла видеть английские дозорные патрули, которые неторопливо прохаживались по широкой стене, окружавшей город. Как и предполагалось, англичане быстро овладели Цюаньчжоу, и теперь военные патрули бодро и непрестанно маршировали по улицам, стараясь удержать в своей власти завоеванное.
В данный момент члены Общества Быков почти не обращали внимания на врага. Ло Фан, Кай и три других командира внимательно слушали американца, который занимал один из руководящих постов в отряде.
— Рейды прошлой ночи были наиболее успешными, — говорил им Джонатан, — однако мы бессмысленно потеряли двоих. Если придерживаться набранной мною тактики, мы сможем значительно уменьшить наши потери.
— Покажи-ка нам еще раз знаки различия, которые британские офицеры носят на плечах, — попросил Ло Фан.
Джонатан взял небольшую заостренную палочку и сделал грубые наброски на земле.
— Вот погон младшего офицера. Вот такие носят капитаны. На постах мало офицеров более высокого звания, но на всякий случай, вот знаки отличия майора, подполковника и полковника.
Китайцы внимательно разглядывали нарисованные на земле знаки, стараясь их запомнить.
— Постарайтесь, чтобы каждый человек в отряде понимал нашу тактику, — продолжал он. — Британский солдат дерется в бою мужественно, но он по-настоящему эффективен, когда получает приказы, что делать. Не случайно американцы били англичан в двух войнах.
— Не случайно также, — заметил Кай, — что твое подразделение добилось большего успеха в наших набегах, нежели другие.
— Дело вот в чем, — сказал Джонатан, — каждый член отряда в первую очередь должен выбирать британских офицеров. Убивайте офицеров, и тогда их солдаты превратятся в овец. Когда некому отдавать им приказы, они теряются и становятся беспомощными.
— Так значит поэтому тебе удалось уничтожить четыре вражеских поста за последнюю неделю? — спросил Ло Фан.
— Все очень просто, — твердо пояснил Джонатан. — Выводите из строя или старайтесь ранить капитанов и младших офицеров. Их подчиненные, оставаясь по-прежнему храбрыми, уже не смогут дать вам организованный отпор, поскольку некому будет отдавать им приказы.
— Мы будем действовать по твоей тактике, — сказал Ло Фан, и китайцы разошлись инструктировать своих людей.
Джонатан остался один на вершине холма. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким. Он был единственным белым человеком в сельской местности Гуандуна, возможно во всем Срединном Царстве, кроме Цюаньчжоу. Войска его кузена, его тетки и его дяди стали его врагами. И насколько он мог заглянуть в будущее, ситуация не сулила каких-либо изменений.
Члены Общества Быков, переодетые под крестьян, каждый день относили в Цюаньчжоу небольшое количество продовольствия, свободно проходя мимо британских часовых, а возвращаясь в штаб-квартиру, приносили самые свежие новости. Королевский флот уже покинул Цюаньчжоу, и когда его видели в последний раз, направлялся на север. Было очевидно, что захватив Цюаньчжоу, генерал Поттингер собирался атаковать другие крупные морские порты. Ни один прибрежный город в Срединном Царстве не ощущал себя в безопасности.
Лазутчики приносили точные сведения о количестве солдат английского гарнизона, оставленного удерживать Цюаньчжоу. Казалось абсурдным, что гарнизон в две с половиной тысячи человек смог оккупировать город с населением в четверть миллиона человек, однако англичане отличались высокой организованностью, а горожане были не только перепуганы, но и оказались заложниками многовековой традиции, приучившей их слепо повиноваться верховной власти императорского наместника и его приближенных. Теперь горожане так же безропотно исполняли директивы начальника британского гарнизона.
Многие беженцы, бежавшие из города при обстреле корабельной артиллерией Цюаньчжоу, вернулись в свои жилища. Жизнь в городе была далека от привычной, но командир гарнизона организовал расчистку города от развалин, появившихся в результате обстрела. Эта работа позволила занять большое количество населения. Из пригорода и окрестных деревень поступало достаточно продовольствия, так что горожане не голодали. Хоть люди и поглядывали с явной неприязнью, они тем не менее исполняли все, что приказывали.
И все же Джонатан не сомневался, что и сам командир и офицеры гарнизона испытывали тревогу. Общество Быков регулярно совершало рейды на сторожевые посты, иногда нападая одновременно на три или четыре поста, иногда устраивая на ночь-другую передышку, чтобы застать англичан врасплох. Солдаты гарнизона находились в постоянном напряжении и страхе, зная, что им приходится контролировать огромные массы недружественного народа.
Теперь, с грустью подумал Джонатан, налеты станут еще более эффективными. Вероятно, пройдет некоторое время, прежде чем англичане поймут, что главкой мишенью бойцов сопротивления являются младшие офицеры. И когда они осознают сложившееся положение, капитаны и лейтенанты серьезно забеспокоятся. Он им не завидовал.
Подчинив себя жесткой самодисциплине, Джонатан не позволял себе думать о Лайцзе-лу, Джулиане, отце, даже о делах. Он мучительно старался не думать о предстоящем рождении сына или дочери, заставляя себя сконцентрироваться на ближайших задачах. Его неотступно преследовал образ убитого Сук Чжао, разжигая жажду мести.
Понаблюдав еще несколько минут за английскими часовыми, он повернулся и спустившись с вершины холма, присоединился к своему отборному отряду из пятидесяти человек. Кто-то передал ему горшочек с рисом, и он был приятно удивлен, заметив в рисе кусочки мяса и овощей. Он молча ел палочками, обдумывая план предстоящей операции.
Поев, Джонатан подозвал своих бойцов поближе и, натянуто улыбаясь, сказал:
— Сегодня мы проведем другой рейд. Днем мне стало известно, что англичане перенесли свой штаб в здание на площади, как раз напротив храма Луны. Раньше в нем располагалась контора императорского сборщика налогов.
Собравшиеся кивнули, все хорошо знали это место.
— Ван как всегда пойдет проводником, — сказал Джонатан, повернувшись к худощавому человеку, который обладал поразительной способностью безошибочно передвигаться по ночному Цюаньчжоу подобно духу смерти.
Бывший портовый рабочий вопросительно взглянул на Джонатана.
— Вы собираетесь напасть на штаб «заморских дьяволов»?
— Да. Кто хочет пойти со мной?
Все до единого подняли руки.
Джонатан придирчиво отобрал добровольцев, отдавая предпочтение тем, кто уже доказал свою храбрость, кто на деле продемонстрировал умение бесшумно двигаться и беззвучно убивать. Оставшиеся были разочарованы.
— Ничего, придет и ваш черед, — успокоил их Джонатан. — На завтра вам останется еще много англичан.
Бойцы Общества Быков засмеялись, довольные, что воюют под руководством этого необыкновенного решительного «заморского дьявола», ставшего им братом, чье искусство метать яванские ножи превосходило их собственные таланты.
Джонатан еще раз объяснил тем, кому предстояло отправиться с ним, знаки различия у англичан.
Затем пятидесятилетний Ван, раннее бывший первым конюхом на конюшнях наместника, взял слово.
— С задней стороны дома императорского сборщика податей, — сказал он, — есть сад. Мощные виноградные лозы вгрызлись в каменные стены и вполне способны выдержать вес человека. По этим лозам мы поднимемся на второй этаж. Я проведу вас в комнаты, которые раньше занимал сам императорский сборщик налогов. В этих апартаментах есть и кухня и столовая.
— Если нам повезет, — сказал Джонатан, — мы застанем начальника гарнизона и нескольких высокопоставленных офицеров за обедом. Англичане такого положения обычно обедают в восемь часов вечера, именно в это время мы и ударим. Так что эту вылазку мы устроим гораздо раньше обычного.
Его люди поняли и остались довольны. Именно знание обычаев и привычек «заморских дьяволов» ставило их командира выше всех других руководителей Общества Быков.
После захода солнца дневной жар значительно спал, и с холмов в сторону Цюаньчжоу подул прохладный бриз. Джонатан посмотрел на карманные часы, оставался всего лишь час, и отдал своим людям команду двигаться. Не скрываясь, они двинулись в сторону стены, и лишь когда приблизились к городу настолько, что их могли заметить часовые на стенах, стали двигаться осторожнее.
Ван безошибочно вывел их к самому входу в тоннель, проделанный в толстой городской стене, которым в своем время пользовались контрабандисты. Камни, закрывавшие проход, отодвинули в сторону, затем шедший последним осторожно положил их на место. Небольшой отряд бесшумно прокрался на внутреннюю сторону стены. Там двое бойцов осторожно отодвинули камни, а затем, после того как члены отряда вошли в город, аккуратно уложили их на место.
Джонатан и его подчиненные отлично знали, что в городе они находились в такой же безопасности, как и за его пределами. Жители оккупированного города предпочитали в это время отсиживаться по домам, а редкие прохожие, бросив взгляд на облаченных в черное людей, неторопливо шагающих по улицам, поспешно отводили глаза в сторону, сохраняя безучастным выражение лица. Каждый мужчина, каждая женщина в городе отлично знали униформу Общества Быков, и не трудно было догадаться, с какой целью здесь вдруг объявились члены патриотического движения. Но никакая сила в мире не заставила бы жителя Цюаньчжоу выдать присутствие отряда врагу.
Храм Луны англичане приспособили под казармы. Подобное святотатство приводило местных жителей в ярость. Джонатан с трудом подавил желание изменить план и ударить по отдыхавшим там войскам. Однако, следуя за Ваном в сад, расположенный за трехэтажным зданием, некогда бывшим конторой императорского сборщика налогов, он решил следовать первоначальному плану.
Ветки виноградной лозы, вгрызшейся в монолит стены, немного скользили, но служили достаточно твердой опорой. Джонатан поднимался за проводником, а остальные — за ним.
Когда они достигли второго этажа, американец вынул из-за пояса один из своих тонких, с изогнутым лезвием яванских ножей. Его люди последовали примеру предводителя, зажав в руках китайские ножи. Каждый отлично понимал, что пистолетами можно пользоваться только в самом крайнем случае.
Ван скользнул в коридор, покрытый кафельной плиткой, остальные цепочкой за ним следом, прижимаясь к стене.
Навстречу им доносились голоса и перезвон тарелок. Джонатан уловил запах жарящегося мяса и понял, что его догадка оказалась правильной. По крайней мере несколько членов высшего командного состава оккупационных войск обедали.
Резко остановившись, Ван предупреждающе поднял руку. Мгновением позже английский солдат с подносом, на котором стояли три тарелки с супом, показался из двери, очевидно, ведшей на кухню. Ван поднял нож, но Джонатан коснулся его плеча: он охотился за более крупной дичью, нежели солдат-официант.
По сигналу командира бойцы отряда замерли. Хотя явно слышались голоса, доносившиеся через открытые двери, Джонатан решил чуть отложить атаку.
Солдат вернулся уже с пустым подносом, и его глаза наполнились ужасом, когда он увидел людей в черных одеждах. Прежде чем он успел издать хоть один звук, две черные тени прыгнули вперед. Один быстро накинул на шею англичанина петлю из витого шелкового шнурка и стал душить его. Второй зажал ему рот рукой и подхватил поднос. Несчастный рухнул на пол. Его тело так и осталось лежать перед входом.
Джонатан первым вошел в небольшой зал и увидел трех офицеров, сидевших за небольшим обеденным столом. Все трое в золоченых погонах офицеров штаба. Лицом к нему сидел полковник, спиной — два майора. Они ели суп и увлеченно беседовали.
— Этих чертовых бандитов нужно поставить на место, сэр, — сказал один из майоров. — Но силами одной только бригады и подразделения морских пехотинцев этого не сделать. Вы знаете, когда вернется флот?
— Начальник гарнизона уже обратился за помощью, однако генерал Поттингер пока не дал своего ответа. Мы…
Полковник резко замолк, увидев показавшиеся из коридора фигуры, и начал вставать со стула.
Прежде чем он успел выпрямиться, один из кожей Джонатана мелькнул в воздухе и вонзился в рубаху как раз напротив сердца. Не произнеся ни слова, полковник умер: кровь, медленно проступая, обагрила мундир.
Два офицера вскочили на ноги, одновременно Пытаясь выхватить пистолеты из кобуры на поясе. Но ни один из них так и не успел выстрелить, китайцы опередили их. Один получил смертельный удар ножом, другому перерезали горло.
Джонатан извлек из тела полковника свой метательный нож и отдал своим людям команду возвращаться обратно. Один из них, злорадно улыбаясь, прихватил с собой неоткупоренную бутылку вина со стола.
Джонатан, как и подобает командиру молниеносной и беззвучной операции, отступал последним.
Ван провел группу обратно к лазу в толстой городской стене, и спустя короткое время все участники этой операции благополучно достигли своего лагеря среди склонов холмов. Операция прошла успешно. Три высокопоставленных офицера штаба британской бригады были мертвы, такая же участь постигла несчастного солдата, который появился в коридоре в неудачный для себя час.
Джонатан сообщил о результатах Ло Фану, чьи глаза радостно заблестели. Каждый «заморский дьявол», посмевший обстреливать и захватить Цюаньчжоу, отныне знал, что не только их, но и их командиров постигнет месть народа, которого они считали побежденным.
Маркиз де Брага торжественно объявил нейтралитет, поскольку англичане не заплатили взятку, которую он от них потребовал, и не позволил Британскому королевскому флоту использовать Макао в качестве основной базы. Поэтому в качестве основной базы англичане избрали бухту у ненаселенного острова Гонконг. Там к флоту присоединились еще два линкора и около дюжины судов меньшего размера. За ними подошли транспортные суда, на борту которых находилось около пятнадцати тысяч солдат, в том числе артиллерия и саперы.
Генерал Поттингер скрипя сердце выделил тысячу пехотинцев на усиление гарнизона Цюаньчжоу, находившегося под тяжелым прессом повстанцев. Остальные присоединились к основным силам экспедиционного корпуса, двинувшегося на север и приняли участие в захвате еще двух городов, Шанхая и Нинбо. В обоих городах защитники оборонялись стойко, но не смогли долго противостоять дисциплинированным матросам и солдатам, вооруженным современным оружием.
Одновременно Поттингер обнаружил, что захваченные им порты не дают контроля над внутренней территорией Китая. Его предшественник Чарльз Эллиот уже предпринимал аналогичную попытку направить вверх по Жемчужной реке выше Кантона эскадру военных судов. Тогда за первые два дня движения суда не встретили сопротивления. Затем на вторую ночь, когда суда встали на якорь бойцы Общества Быков нанесли удар. В рядах бойцов сражались добровольцы, в том числе и солдаты потерпевших поражение императорских войск, горожане, потерявшие свои жилища, а также обозленные крестьяне, никогда не видевшие иностранных захватчиков и ненавидевшие их лютой ненавистью.
Экспедиционерам пришлось отказаться от продвижения вперед и, отвоевывая каждый дюйм, с боями пробиваться обратно в Кантон. Как только в дело вступали орудия, китайцы мгновенно исчезали. Но таинственные древесные завалы, затопленные сампаны и другие речные препятствия нужно было как-то преодолевать, вот тут-то и появлялось множество китайцев, паливших из разного оружия от современных мушкетов и старинных кремниевых ружий до копий и стрел. Офицеры и матросы королевского флота, следуя традиции, мужественно сражались, но за десять дней похода у них не было ни единого дня покоя. В конце концов они добрались до Кантона, показавшегося им подлинным раем, причем суда изрядно пострадали, а ряды бойцов существенно поредели.
Не наученный горьким уроком, который китайцы преподали его предшественнику, Поттингер продолжал двигаться с флотом дальше на север, отправляя в Лондон депеши, в которых сообщал о своих намерениях следующим взять Нанкин, а оттуда уже по суше двинуться на Пекин.
Руководители повстанческих сил, нанесших англичанам серьезный урон под Нюаньчжоу, воодушевились.
— Эта война ничем не отличается от других войн, которые мы вели на протяжении тысячелетий, — сказал Ло Фан Джонатану, которого теперь молва почтительно величала «китайским заморским дьяволом».
— Это верно, — ответил американец, — что Китай настолько огромен, что поглощает всех своих завоевателей. Но эта война — другая. Британцы настолько упрямы, что никогда не согласятся с мыслью о поражении.
— В таком случае их следует проучить еще раз, — ответил Ло Фан.
Было решено, что подразделение Джонатана совершит еще один рейд в самое сердце Цюаньчжоу, избрав на этот раз своей целью штаб вновь прибывшего в город полка англичан. Англичане расположились в казармах, которые прежде занимали войска императора. И поскольку казармы находились в центре города за высокой стеной, то предстояло проникнуть в самый центр города, что существенно увеличивало риск. На этот раз Джонатан решил взять с собой двадцать пять человек из своего отряда.
Операция началась успешно. Несмотря на то, что число часовых на городских стенах удвоили, повстанцы по тайному ходу проникли в город как и прежде незамеченными, и, пользуясь боковыми улочками и аллеями и избегая центральных магистралей, где столкновение с английскими патрулями было наиболее вероятным, добрались до центральной части города.
Без происшествий они проникли в расположение гарнизона, убрали там двух офицеров — майора и капитана своим обычным способом. Однако, когда они начали отход, удача от них отвернулась.
По чистой случайности в этот самый момент подразделение королевской пехоты возвращалось в гарнизон после патрульной службы. Старший лейтенант, получивший повышение за добросовестную службу, заметил неизвестных, выбегавших из здания казармы, и приказал задержать их.
Джонатан отлично понимал, что двадцать пять его бойцов не могли идти ни в какое сравнение с семидесятые пятью английскими солдатами, вооруженными мушкетами и штыками. Поэтому он приказал своим людям броситься врассыпную и спасаться самостоятельно. Каждый боец знал, что ему в одиночку придется выбираться за пределы города.
Как всегда их командир прикрывал отступление.
— Эй, ты, стоять! — закричал лейтенант.
Опасаясь, что он слишком замешкался, Джонатан бросился бежать.
— Огонь! Открыть огонь! — приказал лейтенант.
Одна пуля угодила Джонатану в ногу, лишив его равновесия, и почти в то же мгновение другая прошила плечо. Затем, когда он уже падал, третья вошла в бок, и он потерял сознание, прежде чем коснулся земли.
Трое из его бойцов, увидев как он упал, бросились на выручку, но прежде чем успели подбежать, были убиты. Остальные продолжали бегство и, следуя полученному приказу, скрылись.
Англичане понимали, что преследование по узким улочкам Цюаньчжоу сопряжено с опасностью и совершенно бесполезно, поэтому не предприняли ни малейшей попытки преследовать беглецов. Лейтенант с сержантом приблизились взглянуть на неподвижное, облаченное в черное, тело, лежавшее в луже собственной крови.
— Еще жив, — сказал сержант.
— Надеюсь, эта тварь протянет до прихода полковника. Уж он допросит его как следует.
Лейтенант перевернул раненого ногой и уставился в немом изумлении.
— Господи! Он же белый!
Лазутчики приходили в лагерь повстанцев через каждые несколько часов, и днем и ночью, они приносили самые свежие новости из города. Командующий британской бригады и полковник совещались, и раненого по-прежнему в бессознательном состоянии, «китайского заморского дьявола», доставили в прибрежный пакгауз Сун Чжао, целиком сохранившийся и приспособленный захватчиками под госпиталь.
Три хирурга оперировали Джонатана, удалив все три пули из тела пациента. Джонатан был жив, но не приходил в себя. Поскольку он находился в бессознательном состоянии, его не забрали в тюрьму, а положили в отдельную палату, поставив охрану внутри и снаружи.
Госпитальный санитар неотлучно дежурил при нем, получив приказ командующего бригадой немедленно доложить, как только больной придет в сознание. Высшее командование хотело немедленно допросить его.
— Если бы наш друг был в полном здравии и силе, — сказал Ло Фан, — англичане могли бы допрашивать его до хрипоты, но он ничего бы им не сказал. Но сейчас, когда он ослаб, никто не знает, что они могут вынудить его рассказать.
Кай кивнул с хмурым выражением на лице.
— Мы должны спасти нашего друга, — сказал он.
— Должны.
Ло Фан изучающе рассматривал свои разбитые костяшки рук, освещенные светом костра.
— Мы в долгу перед ним за все, что он для нас сделал.
— Он муж Лайцзе-лу, — сказал Кай, — поэтому я должен возглавить группу, которая его вызволит.
— Нет, это право принадлежит мне, как руководителю Общества Быков.
Кай покачал головой.
— Я отлично знаю этот пакгауз. Я много раз бывал там с Сун Чжао. Группу поведу я.
— Мы отправимся оба, — предложил Ло Фан.
— Нет, это не дело. Если англичане убьют нас обоих, кто возглавит братство? Ты должен остаться, Ло Фан, а я пойду. И сегодня же ночью.
— Что ж, хорошо. Но обращайся с нашим братом с величайшей осторожностью. Он в плохом состоянии и может умереть.
— Я сделаю для него все, что он бы, не сомневаюсь, сделал для меня, — с достоинством ответил Кай.
Спасательная операция, совершенная с поразительной быстротой, была поистине уникальной. В ней приняли участие более двухсот человек, превратив ее в первую крупнейшую операцию по проникновению в город. Были организованы четыре отдельные группы, Кай подробно проинструктировал каждого командира. Затем через тоннель все пробрались в город и как только оказались внутри, тотчас же разошлись, каждая из групп своим маршрутом к пакгаузу на берегу моря.
Менее чем через час, без видимой причины в одном из строений, расположенных неподалеку от пакгауза, используемого в качестве госпиталя, вспыхнул огонь. Пожар быстро разгорался, и вскоре в его тушении принял участие практически весь английский батальон, находившийся в портовой зоне. Солдаты выстроились в цепочку, передавая из рук в руки ведра с водой в попытке затушить пламя.
Как только ведра с водой по цепочке поплыли к тем, кто находился у самого пожарища, несколько фигур в черном проскользнули по коридорам госпиталя, направляясь в палату, где без сознания лежал раненый узник. Не теряя времени, трое из проникших внутрь быстро и бесшумно перерезали горло стражникам, стоявшим снаружи. Затем к ним присоединились еще трое. Налетчики ворвались в палату, где лежал Джонатан. Каждый отлично знал свою задачу заранее. Санитар принял легкую смерть, получив удар ножом в сердце, двух других стражников задушили.
Нападавшие тут же из принесенных с собой нескольких деталей собрали легкие, но прочные носилки. На них осторожно положили Джонатана. Кай занял место во главе, и группа покинула госпиталь прежде чем кто-либо догадался об исчезновении ценного пленника.
Оставалось решить еще одну не простую задачу. Группа бойцов, не вступавших пока в действие и ждавших своего времени, замечательно справилась со своей ролью. Подразделение английской пехоты расположилось недалеко от разрушенного форта, перекрыв единственный путь, по которому можно было пронести носилки из города. Внезапно на пехотинцев обрушился дождь стрел, выпущенных с огромной силой из пайпуванов, особых приспособлений, напоминающих лук, позволяющих выстреливать одновременно четырьмя стрелами. Английские солдаты были построены в виде четырехугольника. Каждая из его четырех сторон подверглась одновременному нападению. Многие были убиты и получили ранения. Атака была столь же бесшумной, сколь и неожиданной.
Капитан, командовавший подразделением, собрал остатки своих людей, но он не знал, где искать противника. Стрелы сыпались дождем одновременно с четырех различных направлений, и судя по тому, насколько густо они устилали землю, капитан решил, что на его подразделение напало несколько сотен китайцев. Он и не догадывался, что всего пятьдесят человек, вооруженных пайпуванами в считанные мгновенья смогли выпустить такое огромное количество стрел.
Солдаты разбрелись во всех направлениях в поисках противника, заглядывая в темные аллеи и наудачу стреляя из мушкетов. Капитану удалось восстановить порядок, но к этому времени члены Общества Быков уже исчезли. Пайпуваны оказались настолько эффективным оружием, что Ло Фан впоследствии подключил к их изготовлению многих, и эти загадочные луки до конца войны наводили дьявольский ужас на англичан.
В момент наибольшей растерянности противника, Кай пронес носилки мимо поста. Бегом, молча, группа преодолела городские аллеи и узкие изогнутые улочки. Многие жители знали — эти рассказы передавались из уст в уста — о подвигах легендарного «китайского заморского дьявола», ставшего одним из командиров Общества Быков, которого англичане ранили и захватили в плен. Они догадывались, что именно он лежал на носилках, поэтому бросали на носилки короткий любопытный взгляд, прежде чем окончательно отвести глаза в сторону. К утру весь Цюаньчжоу — за исключением англичан — знал, что Кай и группа тайного Общества Быков выкрала и вынесла из английского плена одного из своих собратьев.
Чего не знал никто, так это того, будет ли Джонатан жить или умрет. Добравшись до лагеря повстанцев, Кай вместе с Ло Фаном склонился над своим собратом, внимательно и обеспокоенно приглядываясь и прислушиваясь к нему. Дыхание было неровным, лицо ужасно бледным, время от времени веки подрагивали, но не открывались.
— У нас в лагере нет ни одного врача, — сказал Ло Фан. Может быть, послать кого-нибудь в город за лекарем.
Кай задумался.
— Мне кажется это неразумным, — наконец произнес он. — Врачи с положением и богатой практикой покинули город, когда его захватили англичане. Те же, кто остались — это врачи для нищих, врачи, которые пользуются примитивными средствами и они не смогут помочь нашему брату.
Он помолчал еще некоторое время, затем добавил:
— Интересно, смогли бы мы захватить врача в лагере англичан и привести его сюда.
— Это также было бы неблагоразумно, — возразил Ло Фан. — Он догадался бы, что перед ним тот, кто руководил нападениями на Цюаньчжоу, и он нам очень дорог. Поэтому английский доктор попросту даст ему умереть, но всегда сможет оправдаться, заявив, будто сделал все возможное.
Кай согласно кивнул.
— Ты прав.
По его приказу носилки перенесли в грубо сколоченную хибарку. Затем он наполнил небольшой медный кувшинчик горючим маслом, поджег его и поставил рядом с головой Джонатана, продолжавшего оставаться в беспамятстве.
Горящий огонь, как отлично понимали все присутствовавшие, должен был отпугивать злых духов. Теперь богам предстояло решить будет ли «китайский заморский дьявол» жить или же душа его присоединится к своим предкам.