Клевета

Эпилог

Пальцы Джона Гонтского задумчиво катали воск, капающий со свечи на стол, занимающий большую часть потайной комнаты Савойского дворца. Когда рука уходила в тень, рубин на перстне мерцал темно-малиновым светом, когда же Ланкастер подвигал руку к свече, камень искрился, распространяя пурпурно-огненные блики. Герцог катал и катал мягкий шарик, наслаждаясь податливостью воска и теплом.

У двери, полусогнувшись и неловко ссутулив плечи, стоял посыльный с черным от дорожной пыли и грязи лицом, от чего его смуглая кожа и карие глаза казались еще темнее.

Ланкастер разгладил пергамент, и бумага громко заскрипела в тишине натопленной комнаты.

— Отдохни, человек, — сказал Ланкастер резко. — Тебе, должно быть, пришлось скакать день и ночь, чтобы прибыть сюда так скоро?

— Истинная правда, ваша светлость, — ответил Оливье. — Но что было делать: милорд приказал доставить эти новости как можно быстрее.

— Ты верный слуга. И все же иди отдохни.

— Когда я смогу отправиться с ответом к милорду? — несмотря на усталость, Оливье определенно решил добиться ответа на вопрос.

Джон Гонтский нахмурился.

— Я не вижу оснований специально отвечать твоему господину. Он всего лишь информирует о смерти Эдмунда де Бресса, поражении де Боргаров у Каркассона и о сложном положении имения де Брессов. Что я должен отвечать на это?

Оливье поднял голову.

— Думаю, господин очень ждет вашего ответа.

Короткая усмешка искривила губы герцога.

— Иди и отдохни, верный слуга своего господина. Если я приду к выводу, что ответ нужен, тебя немедленно известят.

Оливье низко поклонился и, как мышь, выскользнул из потайной комнаты.

Джон Гонтский еще раз внимательно прочел донесение, написанное четким угловатым почерком де Жерве. Он вспомнил тот вечер, когда вместе с Гаем они пришли в спальню Магдален, чтобы сообщить ей о гибели мужа, вспоминая, как он, герцог, впервые почувствовал могучее притяжение, между его дочерью и Гаем, а почувствовал потому, что нечто подобное он испытывал к ее матери.

Тогда все они решили, что Эдмунд мертв, и через несколько месяцев Гай де Жерве попросил у своего господина руки его овдовевшей дочери.

Но Эдмунд внезапно воскрес. Тем не менее Джон Гонтский письма с просьбой Гая не уничтожил, поскольку никогда никаких документов не уничтожал. Теперь Эдмунд умер уже наверняка, и Гай сообщил об этом, как сообщал и о вызволении Магдален из плена, и об устранении угрозы со стороны де Боргаров. В письме, однако, не содержалось просьбы о женитьбе на вторично — на этот раз уже действительно — овдовевшей Магдален.

И все же эта просьба здесь была. По крайней мере, посыльный Оливье, так считал.

Ланкастер откинулся в кресле, мысленно прикидывая, кто бы мог претендовать на руку его дочери. Еще один французский брак привлек бы на его сторону могущественных союзников. Затем итальянские виконты, богатые и могущественные, по сути своей бандиты, были бы на седьмом небе от счастья, предоставься им возможность породниться с отпрыском королевской династии. Далее несколько английских лордов, на абсолютную преданность которых можно было бы рассчитывать, женив их на своей дочери. Та продемонстрировала, что вполне в состоянии рожать детей. На какую же землю бросить семя Плантагенетов?

Против воли рука его скользнула в глубокий карман меховой мантии. Он вытащил оттуда эмалевую миниатюру и несколько долгих минут смотрел на женщину, которую любил и на которой не мог жениться. Кэтрин Суинфорд как женщина без рода не годилась в невесты брату короля. Он любил Кэтрин, и если бы оказался снова холост, то больше всего на свете хотел бы, чтобы руки их соединились.

Не было никаких препятствий для брака между Гаем де Жерве и Магдален Ланкастерской кроме отцовского желания выгоднее использовать дочь.

Джон Гонтский герцог Ланкастерский извлек из-под пресса лист пергамента, очинил перо и начал писать письмо, адресованное своему вассалу Гаю де Жерве графу Редфордскому.

На следующий день Оливье отправился в обратный путь, зашив в подкладку камзола послание.

Он добрался до замка Бресс на неделю позже, чем туда вернулся его господин.

Оливье нашел лорда де Жерве и леди Магдален в саду, где они играли с хорошеньким огненно-рыжим ребенком.

— Ты не человек, а молния, — улыбнулся ему лорд де Жерве.

Усадив дочь на колени и придерживая ее одной рукой, Гай взял грамоту.

— Иди отдохни, Оливье. Завтра поговорим.

Гай подождал, пока посыльный уйдет из сада и взломал печать герцога. Аврора постоянно порывалась вцепиться в бумагу, и ему пришлось держать грамоту на вытянутой руке, подальше от расшалившегося ребенка. Наконец он поднял глаза.

— Мы едем в Англию, душа моя.

— Это зачем же?

— Чтобы обвенчаться. Его светлость герцог Ланкастерский находит самым наилучшим вручить руку своей горячо любимой дочери Магдален своему верному слуге и вассалу Гаю де Жерве, графу Родфордскому.

Она на минуту прикрыла глаза, подставляя лицо лучам осеннего солнца, и, украдкой улыбнувшись, вспомнила, как все это было, а вот теперь сложилось так, как и должно было сложиться. Она открыла глаза и увидела, что Гай наблюдает за ней и лицо его расцветает всепонимающей улыбкой.