Клевета

8

Шарль д'Ориак увидел массивные сооружения замка де Бресс задолго до того, как обитатели замка узнали о его приближении. Кроме поваров, прачек, священников и прочей обслуги, необходимой для приятного путешествия, отряд состоял из самого сеньора д'Ориака, трех рыцарей под его знаменем, их вассалов и пажей и небольшого отряда конных стрелков. Людей было достаточно, чтобы обезопасить себя во время путешествия, но и не больше, чем нужно для визита вежливости к родственнице.

Шарль натянул поводья, остановившись, еще раз внимательно вгляделся в стоявший на холме среди равнин замок Бресс — цель своего путешествия. Близился вечер, и декабрьское небо было мрачным, предвещающим ненастье. Они не могли продолжать путешествие ночью, и Шарлю предстояло решить: либо поспешить и постучать в ворота кузины как путники, ищущие ночлега, либо расположиться с отрядом в ближайшем удобном месте и совершить церемониальный въезд утром.

В целом он склонился к последнему решению как более достойному и выгодному, но оно шло вразрез с его горячим желанием как можно скорее вновь увидеть эту ослепительную женщину. Такая ли она, какой он ее запомнил? Сможет ли он снова ощутить всю глубину страстного вожделения, которое испытывал, когда смотрел в ее серые глаза, так похожие на его собственные, но таящие в себе силу, такую же, как глаза ее матери, способные свести с ума любого мужчину; этот страстный рот, эти губы, которые он мог бы мять своим ртом как спелые ягоды земляники, гибкое тело, сулящее сказочное наслаждение.

Но нет, ему следует подождать. Решение пришло само собой, хотя его тело отяжелело от мыслей о Магдален. Слишком поспешное прибытие произведет ложное впечатление, а он не может допустить промаха. Слишком многое поставлено на карту.

Его отряд с облегчением воспринял известие о том, что они остановятся на ночь в ближайшем монастыре. Путь от Тулузы до Пикардии был велик и труден для зимнего путешествия, кроме того, они торопились. Дороги становились все более грязными, по мере того как они продвигались с мягкого юга на серый, залитый дождями север. Ночи были холодные, дни — дождливые, климат — неприветливый для тех, кто привык к серебристому мерцанию оливковых рощиц, к буйной зелени виноградников, к ласковому плеску голубого моря, к песчано-холмистой земле Руссильона.

В сумерках они наконец нашли приют у сестер в женском монастыре в Компьене, в десяти милях от места их назначения. Шарль д'Ориак удалился в отведенные ему покои, предназначенные для именитых визитеров, будучи уверен в том, что он и его спутники прибудут в замок Бресс в первой половине дня и он будет обедать в компании своей кузины, которая на этот раз не уйдет от него, будет с ним учтива и которую обычаи родства и гостеприимства заставят уделить ему должное внимание.

Было еще темно, когда Магдален проснулась. Гай продолжал посапывать и не шелохнулся, когда она соскользнула с постели и подбежала к окну. В темном квадрате рассвет был едва различим, и ни одного звука не доносилось из замка и гарнизона. Она рассчитывала, что утренний колокол еще не пробил следующую половину часа. Это означало, что она выиграла и они поедут на соколиную охоту вдоль берега реки.

Магдален зажгла свечу от уголька, бросила в камин еще немного веточек, затем на цыпочках вернулась к кровати и легонько встряхнула за плечо спящего Гая.

— Милорд! Милорд! Я проснулась до срока, и мы поедем на соколиную охоту!

Гай открыл один глаз и увидел свечу, которую она держала над ним.

— Вернись в постель, — проговорил сонно он.

— Нет. Ты обещал, что если я проснусь до рассвета, мы поедем. И я проснулась.

Гай открыл другой глаз и против своей воли признал, что Магдален говорит правду.

— Вернись в постель, — тем не менее повторил он.

Магдален с нетерпением топнула ногой.

— Нет, если я это сделаю, то ты знаешь, что произойдет, а когда утренний колокол ударит, ты скажешь, что я опоздала.

— Один только поцелуй, — сказал Гай.

Магдален тряхнула головой.

— Нет, за этим последует и другой. Вставай, пожалуйста. Гай. Я так хочу поехать! Ты запер меня в замке на целую неделю, а сам уехал, и потом ты обещал.

В ее глазах красноречиво светились нетерпение и вызов, а губы слегка приоткрылись от неудовольствия. Стремительным рывком Гай настиг ее, обнял за талию и резко притянул к себе.

— Попалась! Теперь я получу этот поцелуй, моя радость! Целая неделя лишений стала для меня настоящим адом!

— Но ты обещал, и теперь будешь клятвопреступником, — запротестовала Она, стремясь высвободиться из его объятий. Но он крепко ее держал. — Вы бесчестный отступник, милорд!

— Нет, — он еще ближе притянул ее к себе. — Мы поедем, как только я получу мой поцелуй.

Магдален вздохнула и покорилась, ее тело обмякло, губы стали податливыми, язык слегка двигался. Она соблазнительно изгибалась под его ласкающими руками, которые гладили, вновь делали открытия, как будто у него были глаза на кончиках пальцев. Но когда его колено подалось вверх, отводя ее бедро в сторону, она прогнулась и произнесла с игриво протестующим смешком:

— Я же знала, что ты не удовлетворишься поцелуем.

— Ах, так Вы отказываете в вашей благосклонности, не так ли, моя сеньора? — с угрожающим рычанием он прыгнул на нее, но она соскользнула с кровати. — Вернись!

— Нет, — она игриво отпрянула от него. — Я поеду на соколиную охоту. Ты должен ехать со мной, если не хочешь быть клятвопреступником.

Гай смотрел на нее с вожделением и удовольствием: ее грудь прерывисто вздымалась, выдавая напряжение и решимость, ее волосы, темные и пышные, рассыпались по плечам, оттеняя кремовую белизну кожи, на которой красные, гладкие губы казались бутоном только что срезанной розы; ее горящие решимостью глаза, хотя и строгие, не могли полностью скрыть искру возбуждения от поцелуя и ласки.

Он отбросил одеяло и встал.

— Если ты не подойдешь ко мне, тогда я сам подойду к тебе.

— Нет! Нет! Гай, ты обещал.

Смеясь, она отпрянула, прячась за кедровый сундук. Гай, обнаженный, прекрасный, как Аполлон, гордо шел за ней по комнате, наслаждаясь ее безудержным стремлением спрятаться и, наконец, настиг ее в дальнем углу комнаты. Она оказалась прижатой к стене и ощутила покалывания в голой спине от висевшего на стене ковра.

— Теперь, — сказал он, скрестив руки на груди, — что ты станешь делать?

Магдален склонила голову на бок, казалось, для того, чтобы лучше обдумать положение.

— Я хотела бы ехать на соколиную охоту, милорд, — произнесла она смеясь.

Гай задумчиво почесал в затылке.

— Что-то я не понял! Итак, спрашиваю еще раз: что ты намерена делать?

Игривый отблеск появился в ее глазах; она продолжала смотреть на него, склонив голову на бок.

— Едем на соколиную охоту, господин? — предложила она вновь, явно забавляясь этой игрой.

— Боже мой! Да ты упрямая маленькая гордячка! Позвольте сказать вам, мадам, что не будет никакой соколиной охоты, до тех пор, пока вы не поцелуете меня.

— О! — с еще насмешливым огоньком в глазах, Магдален стала на носки и обвила руками его шею, прижавшись к нему всем телом.

— Так?

— Это уже лучше…

Она не дала ему договорить: ее язык проскользнул между его губ, с нежной быстрой лаской увлажнил уголок его рта. Ее грудь жарко прильнула к нему и Магдален подняла одно свое колено, призывно поглаживая внутреннюю часть его бедра.

— Так ты хочешь? — повторила она, задыхающимся от страсти голосом, подняв колено еще выше.

Гай не ответил, его руки скользнули по ее спине, потом слегка обхватили ее бедра. Ее поднятое колено продолжало дразнящее давление между его бедрами. Ее соски горячо вдавливались в его кожу, а она ощущала легкую волнистость волос на его груди.

— Соколиная охота может подождать, может или нет? — подразнил ее Гай, нажимая на ее грудь, проводя круги до тех пор, пока она не поняла, что умрет от желания. Ее голова откинулась назад с полной отрешенностью, а тело рванулось к нему, стремясь слиться воедино.

— Святые небеса, но ты, дорогая, создана для любви, — прошептал Гай.

Он смотрел вниз на ее запрокинутое лицо, покрывшееся румянцем ожидания, большие серые глаза, глубокие омуты страсти, на теплые, полуоткрытые красные губы. Это было лицо зрелой женщины, которая знала силу своих чар, знала, что предложить, чтобы быть принятой, не стесняясь выражать свои желания и могла удовлетворить желания своего партнера.

Она обвила руками его шею, снова поднявшись на носки, и тогда его горячий язык овладел теплой и сладкой пещерой ее рта, а грубость его небритого подбородка мягко терла ее щеку. Магдален с восторгом вдохнула его особый аромат, аромат ветра и солнца, смешанный с запахом лаванды, рассыпанной среди его рубашек в бельевом прессе. Когда Гай поднял ее, не отрывая своего рта, она обхватила его ногами, прилипнув, как моллюск, так он ее и понес к кровати.

Она расслабила руки, когда он наклонился, чтобы положить ее на высокий матрас, набитый перьями. Гай замер, глядя на нее голодными глазами, замечая каждую линию и прекрасную наготу ее тела. Светотень от горящей свечи сделала изгибы ее тела более четкими и ясными.

Ее взгляд тоже блуждал по его телу, возвышавшемуся над ней, большому и сильному, мускульной машине для боя, которая сейчас станет источником наслаждения для них обоих. Высвободив руку, она ухватила пульсирующий орган наслаждения, чувствуя в своей ладони теплое биение, и удивительная слабость заполнила все ее существо.

— Ты мне нужна, — слабо прошептал Гай.

Выпрямившись, она встала на колени на кровати, держа голову так, чтобы подставить ему свой рот, следя за каждым его вздохом страсти и движением губ, языка и пальцев. Она почувствовала его руки на своей склоненной голове, пальцы, конвульсивно сплетенные на волосах, ощутила его дыхание, быстрое и прерывистое. Когда она обхватила руками его ягодицы, ее пальцы наткнулись на твердые, сильные мускулы. Верховая езда превратила их в твердую пружину. Гай… не мог больше терпеть, он быстро положил ее на спину.

Она смотрела вверх, как будто в глаза кого-то постороннего — глубокие, темно-синие, как океан замкнувшейся в себе страсти. Магдален знала, что настало время удовлетворить и свое собственное желание, поскольку мужчина потерялся в полном ощущений водовороте ее тела. И она была счастлива от мысли, что это ее тело произвело в нем такую бурю.

Став на колени, он раздвинул ее бедра пошире, чтобы вошла его раздавшаяся плоть. Магдален услышала свой жалобный вздох, когда ее бедра раскрылись до отказа. Он давил все глубже и, казалось, достиг ее сути. С каждым порывом, он действовал более жестко. Его голова была откинута назад, глаза закрыты. Сдерживая его от порыва к порыву, она стремилась достичь собственного удовлетворения, чувственная вспышка разбила ее тело, и крик Магдален огласил комнату. Мгновением позже к нему присоединился крик Гая.

Прошла вечность, прежде чем он тяжело навалился на ее грудь, а мягкое прикосновение его губ к ее затылку вернуло Магдален ясность рассудка. Она медленно и ласково провела рукой по его спине, по всей длине мускулов. Гай поднял голову и поцеловал ее в губы.

— Очаровательница, — сказал он мягко. — Ты привела меня в мир. До этого я там не был.

— Я привела туда нас обоих, — ответила она, и в ее голосе прозвучала такая гордость, что Гай рассмеялся.

— Я знаю, что ты умеешь это делать, любовь моя.

— А теперь мы можем ехать на соколиную охоту, — заявила она, усевшись и вернув себе былую силу. — Я знаю, сейчас поздновато, но это не моя вина.

— Я-то думал, что мы оба хотели этого, — передразнил он, проводя своей рукой по ее бедру.

— Если бы не твои необузданные желания, мы бы уже уехали довольно далеко!

Магдален бросилась на него с пронзительным криком, а он со смехом защищался, потом перевернул ее на спину и уселся на нее верхом.

— Мир, или я начну все сначала и тогда мы никогда не поедем на соколиную охоту?

— Но не я начала это, — запротестовала она, извиваясь и делая безуспешные попытки вырваться. — Я же сказала, что ты бесчестный клятвопреступник!

— О, неправда! — он отпустил ее и сел.

Она тут же соскочила с кровати и побежала за платьем.

Через минуту Магдален была уже одета.

Посмеиваясь, Гай взял ручной колокольчик, чтобы позвать слуг.

— Ладно, будь на птичьем дворе через полчаса. У меня много работы сегодня и мало времени для развлечений, так что поспеши, моя радость!

Магдален быстро убежала, зная, что Гай на самом деле очень занят. Но ей так хотелось посмотреть утренние полеты соколов на берегу реки! Гай вернулся только вчера вечером. Он отсутствовал целую неделю: Гай объезжал владения Бресс и посетил три другие вассальные замка, выступая посредником в ссорах и разбирая жалобы, верша суд и инспектируя оборонительные приготовления. За его отсутствие накопилось множество домашних дел.

Тем не менее Магдален не чувствовала себя виноватой в том, что настояла на увеселительной поездке. В его отсутствие она была буквально заперта в замке, как это обычно бывало, когда госпожа оставалась без защиты своего господина. Соколиная охота и спокойная поездка по сельской местности были единственными физическими упражнениями, одобренными сеньором де Жерве, который заботился о ее здоровье. Но он разрешал ей выезжать только вместе с ним. Поэтому Магдален считала себя вправе поехать на охоту.

Когда она появилась на птичьем дворе, зимнее солнце уже окрасило небо в розовый цвет. Гай уже был там и разговаривал с сокольничим, лениво теребившим своего сокола по шее былинкой. Собаки дрались на брусчатке из булыжника, увертываясь от копыт лошадей, оседланных и удерживаемых грумами, чье дыхание на морозном воздухе превращалось в белые клубы.

Магдален устремилась к сокольничему.

— Желаю вам хорошего дня, месье сокольничий. Надеюсь, Алерия в хорошем настроении? — Она засмеялась, и сокольничий нехотя улыбнулся. Сокол Магдален был птицей с тяжелым характером, иногда не подчинявшийся обучению сокольничего и жестоко испытывавшей его терпение. Он бы уже давно избавился от нее, если бы не настойчивые уговоры ее хозяйки, которой птица и была обязана своим характером.

— Она не летала три дня, госпожа, так что думаю, будет вести себя хорошо.

Магдален надела толстую вышитую перчатку, поданную пажом.

— Если она в первый раз будет плохо себя вести, я не хочу, чтобы она снова летела. Что с кречетом?

Кречет был радостью и гордостью Магдален. Этот неожиданный подарок она получила от отца как раз перед тем, как покинула Англию, подарок, символичный во многих отношениях. Законы соколиных забав были твердыми: птицы соответствовали определенным общественным слоям. Гай де Жерве, как граф, пускал перегрина, тогда как благородная дама — мерлина. Только лица королевской крови могли иметь кречета.

Кречет был выращен на птичьем дворе Ланкастера, но еще не выдрессирован, когда он подарил его своей дочери. Пройдет много времени, прежде чем новая хозяйка сможет пускать его. Но Магдален постоянно следила за воспитанием птицы.

— Она упряма, госпожа, — ответил сокольничий, но все услышали гордость в его голосе.

— Но стоит твоих усилий, — сказал Гай.

— О да, так и есть, милорд. В следующем месяце, госпожа наверняка сможет пускать ее. Хотите на нее посмотреть?

Однако Магдален была уже на полпути к птичьему двору, ее подбитый мехом плащ развевался.

На птичнике было темно, а воздух пропитан кровью и птичьим пометом. Птицы, привязанные к своим насестам, сидели блестя глазами, с хищно загнутыми клювами, со сцепленными когтями, в полном молчании, но со скрытым протестом человеческой воле.

— Как ты ее назовешь? — Гай остановился рядом с Магдален перед кречетом.

— Диана, — не задумываясь ответила Магдален, — охотница.

Он кивнул, улыбаясь:

— Королевское имя для королевской птицы. А теперь пора ехать. Уже почти день.

Они выехали из замка дорогой, которая вела от задних ворот к реке. Река огибала основание холма и извиваясь, протекала через весь город перед тем, как слиться с Уазой на окраине Компенского леса. Земля под копытами лошадей была твердой; от морозного воздуха щеки Магдален порозовели и зарумянился кончик носа. Она подняла голову, отбросила назад вельветовый капюшон своего плаща и глубоко вздохнула.

— Ах, как хорошо на воле! Когда я заперта в замке, это напоминает мне мое детство в Беллере.

Гай засмеялся.

— Я совсем не хотел, чтобы ты вспоминала Беллер!

Магдален быстро взглянула на него:

— Знаешь, как-то раз Сумасшедшая Дженнет сказала, что придет время, когда я буду молить, чтобы все осталось таким, как есть, каким бы плохим оно ни было.

Это воспоминание обдало ее замогильным холодом, и она увидела, как нахмурился Гай.

— Но она была действительно сумасшедшей, — сказала Магдален, пытаясь отшутиться. — Я не верю, что ее предсказание сбудется.

Но, сама того не желая, она разрушила обаяние свежего утра, воспоминания отравили веселую интимность, с которой начался день. Она ощутила печаль, которую навлекла и на своего спутника, и не могла найти слов, чтобы ее рассеять. Она знала, что он постоянно живет с чувством вины. Но сама она этой вины не ощущала, ибо как может такая любовь, какую они испытывали друг к другу, быть греховной?

Они пустили своих соколов вдоль берега реки, где у кромки коричневой, медленной воды густо рос тростник. Стая розовых, кричащих гусей стремительно поднялась от тростника при появлении угрожающей тени перегрина. Но они были слишком легкой добычей, чтобы вызвать интерес птицы, и вновь сели на воду с громкими криками и хлопаньем крыльев.

— Вернемся назад, если ты беспокоишься о делах, — сказала Магдален приглушенным тоном, так как все удовольствие от прогулки куда-то исчезло.

Его губы скривились в напряженной улыбке.

— У меня действительно много разных дел. Сейчас, должно быть, часов восемь?

— Да, — согласилась она, поворачивая лошадь, — давай вернемся.

Гай думал, мучительно пытаясь найти выход из терзающей его душу ситуации, в которой оказался, полюбив Магдален.

Магдален же вдруг пришпорила своего коня и понеслась легким галопом вдоль берега реки. Гай, испугавшись не на шутку, кинулся за ней, и догнал ее только тогда, когда она натянула вожжи и остановилась.

— Не сердись, — ласково сказала она, верно угадывая его чувства, — мне нужно было это сделать.

— Что? — не понял он.

— Я предпочитаю видеть тебя рассерженным, а не печальным, — ответила она со скрытым вызовом.

— Я не расстроен. С чего ты взяла?

— Нет, расстроен. Ты полон сожаления и печали.

Он вздохнул.

— Я хочу не того, что есть. Разумеется, ты понимаешь?

Она пожала плечами.

— Я понимаю, но знай, что твоя любовь сделала меня счастливой.

Как всегда, Гаю нечего было возразить на такое утверждение. Мысль Магдален была ясной и простой. Она давно объявила ему о своей любви как об абсолюте, и рядом с этим ничто другое не было для нее по-настоящему важным.

Он удивлялся: неужели молодость придает ей такую уверенность в правильности своих чувств и поступков? Хотя в глубине души подозревал, что это не так. Магдален Ланкастерская — дочь двух знатных и властных особ, и именно они наградили ее теми чертами характера, которые сделали Магдален своевольной и самоуверенной.

Тем временем она смотрела на него своими ясными серыми глазами.

— Неужели ты на самом деле хочешь, чтобы все изменилось, любимый?

Он медленно покачал головой.

— Нет, если это означает потерять твою любовь. Я печален оттого, что не могу обладать тобой полностью и навеки.

Она улыбнулась, ее лицо осветилось радостью.

— Тогда я считаю, мы помирились?

— Да, любовь моя, помирились, — прислонившись к ней, он провел по нежному изгибу ее щеки тыльной стороной руки в перчатке: — Я отгоню от себя печаль.

Они вернулись в замок веселые и по-прежнему счастливые.

Магдален, сменившая платье на голубовато-серое бархатное, так шедшее к ее глазам, обсуждала с дворецким, какие вина следует подать к обеду, когда с зубчатых стен замка донеслись сигналы охотничьих рожков.

Она услышала первые тревожные крики, возвещавшие о приближении отряда, за ними почти немедленно последовало требование геральдического опознания.

— Кажется, у нас будут гости, — произнесла она обычным тоном, — я должна посоветоваться с управляющим. Но вместо того, чтобы исполнить сказанное, она поднялась на стену замка, чтобы самой взглянуть на прибывших.

Гай, как только услышал геральдическое опознание, поспешил на внутренний двор, где стал поджидать сержанта, чтобы тот ему сообщил, кто просит гостеприимства. Уровень приема и его личное участие будут зависеть от ранга прибывших. Тут от заметил Магдален на стене и присоединился к ней.

Они вместе смотрели вниз, на отряд, ждавший, когда через ров опустится мост. Штандарт был не знаком Гаю. Однако он слышал, как герольд дал сигнал в честь гостей.

— Это прибыл сеньор Шарль д'Ориак, состоявший в родстве с госпожой из замка Бресс и требующий гостеприимства у своей родственницы. — Послышался голос рыцаря с той стороны рва.

Гай тяжело вздохнул. Вот они и пришли. Интересно, зачем? Вряд ли в стенах замка они смогут причинить Магдален какое-то зло.

— Это тот человек, который приставал ко мне в Кале, — испуганно сказала Магдален. — Он склонял меня идти вместе с ним в сад монастыря, но я испугалась…

— Да, — быстро произнес Гай, считая, что он должен рассеять ее страхи. — Но он и на самом деле твой родственник. Оливье определил, что его мать была сестрой твоей матери. И в этом случае мы должны оказать достойный прием.

Ее лицо стало серым. Она не знала, почему так боится. Но инстинкт подсказывал ей, что этот человек опасен.

— Но я не хочу его видеть! Он принесет зло в этот дом.

Гай знал, что это правда, но должен был отрицать. Магдален и не догадывалась об угрозе Боргара в ее адрес и в адрес ее отца или об их причастности к смерти Эдмунда. Если посвящать ее в это, то нужно ей рассказать и обо всем остальном: о крови, предательстве и убийствах, сопровождавших ее появление на свет.

— Не волнуйся, — успокоил он ее, — ты не можешь отвернуться от своего кузена.

Гай сказал что-то часовому, стоящему рядом с ним, и тот побежал на нижний двор.

Герольд протрубил приветствие, и подъемный мост был опущен, а решетка поднята. Магдален, бледная, но уже успокоившаяся и решившая, что другого выхода нет, прошла с Гаем во внутренний двор, чтобы приветствовать вновь прибывших у входа в большой зал.

Шарль д'Ориак через кардергардию и арочный проход въехал на внутренний двор. Он увидел свою кузину, неподвижно застывшую рядом с лордом де Жерве, и чувство удовлетворения наполнило его. Да, она была такой, какой он ее представлял.

Меж тем в голове Магдален засела только одна мысль: «Зачем Гай заставил Оливье выяснить происхождение д'Ориака? И почему он не сказал мне ничего об этом? Ведь о нем никогда не вспоминали, инцидент в Кале больше не обсуждался, вплоть до сегодняшнего дня. И почему я ощущаю щемящее чувство, когда он въезжает во двор?»

Но не сам факт его появления вызвал у Магдален такое чувство; нет, здесь было что-то другое. Тем временем Шарль принял кубок из рук пажа. Гай выступил вперед.

— Сеньор д'Ориак, мы чрезвычайно рады вас принять у этого очага, — он ждал, что Магдален тоже поприветствует гостя, но она молча стояла сзади.

— Милорд де Жерве! — сказал Шарль и соскочил с лошади и протянул Гаю руку в знак дружеского расположения, — … я родственник госпожи Магдален де Бресс.

— Ваше родство признано, — сказал Гай, пожимая руку.

Магдален еще не сделала ни шага вперед, и чувство неловкости от такой невежливости, охватило всех, кто собрался во дворе.

Все еще не замечая протянутой руки. Магдален внимательно всматривалась в Шарля, пытаясь найти родственные черты. В его глазах она увидела саму себя. Это было явное фамильное сходство. Но почему ее сердце наполнилось таким отвращением и страхом?

— Магдален, — Гай произнес ее имя с явным упреком, и она, наконец, вышла из транса, — вы невежливо обходитесь с вашим гостем и родственником!

— Прошу прощения, сэр, — быстро проговорила она и протянула руку.

Едва коснувшись плоской ладони своего кузена, она тут же отняла руку и незаметно вытерла о свои юбки, — просто я задумалась.

Поскольку она не поприветствовала д'Ориака, все собравшиеся поняли, что хозяйка не хочет с этим спешить.

— Входите, — сказал Гай, указывая на открытую дверь в зал, — я надеюсь, что вы и ваш отряд воспользуется гостеприимством нашего зала для гостей.

— Нам доставила бы удовольствие такая любезность, — ответил д'Ориак и взглянул на кузину.

Он и его рыцари вошли вслед за Гаем в зал, где горел огонь и столы были приготовлены для обеда.

Магдален с ними не пошла, хотя знала, что совершает непростительный грех, против всех правил гостеприимства и родства, но ничего не могла с собой поделать. Войдя в свои покои, она позвала Эрин.

— Пойди к сеньору де Жерве и скажи ему, что я чувствую себя плохо и не могу присутствовать в зале сегодня.

Эрин поспешила в большой зал, где сеньор де Жерве и его гости пили вино перед камином. Разговор явно не клеился: отсутствие хозяйки было замечено всеми.

— Милорд, — Эрин украдкой подошла к Гаю.

Гай быстро на нее взглянул:

— Да?

— Я от госпожи, милорд.

— Где же она? — Эрин было ясно, что сеньор вне себя.

— Она сказала, что чувствует себя плохо, милорд, и не может быть в зале сегодня.

Губы Гая вытянулись. Он не мог понять, какую игру затеяла Магдален, но что делать, если она и дальше продолжит свое оскорбительное поведение?

— Можешь сказать госпоже, что я прощаю ее, но только до обеда, там я потребую ее присутствия за столом.

Эрин быстро ушла, и Шарль д'Ориак, который слышал этот разговор, заметил:

— Кажется, что я чем-то не угодил моей кузине. Я бы попросил прощения за мою ошибку, но я не знаю в чем дело?

— Не обращайте внимания, прошу вас, — сказал он холодно.

— Некоторые капризы требуют узды, не так ли? — любезно продолжил д'Ориак, — я заметил, что к женщинам нужен именно такой подход.

Что-то в его голосе заставило Гая насторожиться. Конечно, это едва ли было необычное чувство. Он был уверен, что такие люди, как Боргары, не причинят вреда Магдален, когда они находятся у него в гостях, а она — под его опекой. В этих стенах он мог обеспечить ей полную безопасность. Он должен был тем не менее раскрыть, какие намерения таит в себе этот официальный визит. Но как он мог это сделать, если Магдален так настроена против д'Ориака? Это не в ее характере, а просто выказывать отвращение к д'Ориаку в связи со встречей в Кале непростительно.

Эрин передала слова де Жерве Магдален.

— Он очень недоволен, госпожа, — прибавила она, глядя в замешательстве на Магдален, которая сидела съежившись на подоконнике. — Послать за мастером Элиасом, чтобы он дал вам лекарство?

Магдален покачала головой, вздрагивая, хотя в комнате не было холодно.

— Нет, но я не хочу выходить отсюда до тех пор, пока остановившиеся у нас рыцари не уедут.

— Но они сказали, что сеньер д'Ориак ваш родственник, госпожа, — теперь Эрин ясно выразила то, что думали все. Ее госпожа ведет себя неподобающим образом. Может быть, это одна из странных причуд, свойственных беременным женщинам?

Магдален ничего не ответила, и Эрин оставалась стоять в нерешительности, а затем пошла искать де Жерве. В это время он сопровождал посетителей в покои, отведенные для гостей, где они могли бы освежиться перед обедом, и нахмурился, когда заметил Эрин, взволнованно и нерешительно стоящую рядом с группой слуг. Она явно хотела что-то ему сказать.

Он дождался, когда гости выйдут, затем повернулся к ней.

— Ну что тебе, Эрин?

— Это касается моей госпожи, — Эрин скрестила руки на переднике, — с ней что-то неладно.

— Она хорошо себя чувствовала час назад, — сказал он, нахмурившись.

— Это не болезнь тела, милорд, — красные от работы руки Эрин были сжаты в кулаки, будто она с большим усилием превращала чужую ей мысль в слова, — это от души.

— Что за чушь ты несешь? — Гай начал терять терпение.

— Она очень странно говорит, — сказала Эрин, — она не хочет, чтобы мастер Элиас лечил ее, но, может быть, она захочет повидать отца Вивиана? Мне кажется, на нее наложено проклятие, милорд.

— Не говори глупостей! — вновь воскликнул Гай, — Магдален ведет себя как своенравный и капризный ребенок. Разумеется, на ней не лежит никакого проклятия.

Он быстрым шагом пересек двор, поднялся по боковой лестнице и направился к комнате Магдален в женской части замка. Он без стука вошел и резко закрыл дверь за собой, перед самым носом замершей Эрин.

— В чем дело, Магдален?

Она все еще сидела сжавшись на подоконнике, и, когда взглянула на него, в ее пустых глазах он увидел страх.

— Я не хочу знать этого человека, — тихо сказала она, — он хочет навредить мне, Гай, я знаю это.

Гай покачал головой:

— Это у тебя просто фантазия разыгралась, дорогая. Но даже если то, что ты говоришь правда, неужели ты думаешь, что я позволю ему причинить тебе зло?

— Конечно, нет, любимый… но все равно в нем есть что-то злое, — повторила она завороженно, — я ощутила это в Кале и почувствовала с той самой минуты, как только он въехал во двор.

— Ты несешь сущую чепуху! — Гай заставлял себя говорить с нарочитой резкостью, поскольку считал, что тем самым сможет вывести Магдален из состояния транса. — Я не хочу выглядеть жестоким, но, если ты будешь и впредь верить в эти глупости, тогда берегись!

Магдален опустила глаза. Слова Гая как бы прошли сквозь паутину безотчетного страха, опутавшего ее за последний час, реальная угроза Гая наложилась на тень неосознанной угрозы.

— Он мне не нравится, — тихо произнесла она, сдаваясь.

— Это не отговорка, необходимо соблюсти приличия, — он сел рядом с ней на подоконнике, — я не требую от тебя невозможного, мой кумир. Веришь ли ты мне, что я сумею тебя защитить?

— Да, но ты не можешь все время быть здесь.

— Твой кузен просто прибыл с визитом. Я буду рядом с тобой все это время, пока он здесь, — пытался Гай успокоить Магдален в одолевающих ее страхах, — теперь ты будешь вести себя, как подобает леди?

Взяв ее за подбородок, он взглянул ей в глаза внимательным, изучающим взором.

— Если ты этого не сделаешь, то я должен буду тебя предупредить, что ты навлечешь на себя крайнее мое неудовольствие, — он смягчил свои слова улыбкой, но Магдален не сомневалась, что он так на самом деле думает.

— Хорошо, я постараюсь быть учтивой, мой дорогой, — сказала она, — но не больше.

— Этого будет вполне достаточно, — он поцеловал ее в кончик носа, — ты хозяйка этого замка, да и не пристало Магдален Ланкастерской вести себя, как испуганный ребенок.

— Разумеется, нет, милорд, — ее откровенный взгляд встретился с его добрыми синими глазами, но в моем кузене заключено зло, и оно направлено против меня. Ты можешь говорить, что хочешь, но это не изменит моего мнения.

Гай добился своего: Магдален больше не боялась, так ему во всяком случае казалось. Он не мог допустить, чтобы ее неясные страхи превратились в тревогу, как и не мог допустить, чтобы она узнала, что между нею и де Боргарами стоит он, Гай де Жерве.

— Я буду с тобой все время, — пообещал он и встал, — никакого вреда тебе никто не причинит, пока я жив.

Она кивнула.

— Я знаю.

— Затем, леди, оденьтесь так, чтобы оказать честь гостям за обедом и поприветствуйте вашего кузена улыбкой хозяйки.

— Как угодно милорду, — это было озорное, деланое смирение, в нем не чувствовалось подлинной убежденности. Тем не менее он принял ее решение как подобало, поцеловал ее снова и оставил.

Эрин, ожидавшая за дверью, приложив ухо к замочной скважине, поспешила войти. Разочарованная тем, что так мало разобрала из разговора хозяев, она успокоилась, увидев, что ее госпожа вполне овладела собой и не проявляет признаков того, что испытала на себе гнев сеньора.

— Я хочу надеть платье из красной парчи, — сказала Магдален, открывая платяной шкаф и рассматривая его содержимое.

— А золотую цепочку, моя госпожа? — Эрин была охвачена подготовительными хлопотами, ведь великолепие одежды подчеркивало значение гостей.

— Да, и шелковый чепчик с золотой нитью.

— С сапфирами, — настояла Эрин.

— Да, с сапфирами, — согласилась Магдален.

Таким образом, когда Шарль д'Ориак вошел в переднюю большого зала, герольд объявил, что обед почтит своим присутствием хозяйка замка Бресс. Женщина, которая через минуту вошла к гостям, была только отдаленно похожа на ту бледную и слабую девушку во дворе постоялого двора в Кале или на такую же бледную, неприветливую леди, которая явно не захотела его приветствовать.

Густые каштановые волосы, ниспадавшие из-под белого шелкового чепца, были перехвачены золотой нитью. Платье из богато расцвеченной красной парчи подчеркивало стройные линии тела Магдален от шеи до бедер, где оно переходило в широкую юбку, приподнятую с одной стороны, чтобы можно было видеть красный шелк нижнего платья. Широкие рукава верхнего платья заканчивались на уровне локтей, подчеркивая пленительный изгиб ее предплечий, затянутых в узкие рукава нижнего платья. Она являла собой живое воплощение пурпурно-красных королевских цветов; тяжелое ожерелье из сапфиров облегало ее тонкую шею, цепь из золотой филиграни обвивала ее бедро, там, где платье прилегало к изгибу тела. Золотисто-красный шелк ниспадал до башмаков, их носки были сильно заострены. На руках Магдален, на ее длинных пальцах, сверкали аметисты и рубины величиной с ноготь.

У Шарля д'Ориака перехватило дыхание, когда он увидел Магдален. Это была женщина, способная низвергать мужчину в ад и вознести на небеса. Это была дочь Изольды.

Гай ощутил реакцию других мужчин, как мог бы почувствовать колебание струны у лютни. Он внимательно посмотрел на Шарля д'Ориака из-под прищуренных век и содрогнулся. Глаза Шарля хищно блестели: в них светилось вожделение дикого жеребца. Он облизнул свои тонкие губы, и Гаю показалось, что большой нос д'Ориака, выделяющийся на тонком остром лице, задергался, как будто тот вынюхал добычу. Гай почувствовал с неизъяснимой силой, что здесь кроется что-то гораздо большее, чем простая месть.

Магдален тоже заметила реакцию д'Ориака, и к горлу подступил комок. Однако она заставила себя остаться спокойной: улыбка играла на ее лице, она протянула руку.

— Надеюсь, милорд, вы нашли ваши аппартаменты удобными? — сказала она естественным голосом гостеприимной хозяйки, задающей обычный вопрос.

— Да, благодарю вас, кузина, — д'Ориак взял ее руку и поднес к губам, — вы очень любезны.

По каким-то причинам ее манеры стали неизмеримо лучше с момента прибытия, размышлял он, косясь на Гая и удивляясь, насколько серьезно тот относится к обязанностям наставника и советника.

— Мы встречались, мне кажется, в Кале, как раз после вашего прибытия из Англии. Неужели вы не помните?

Магдален покачала головой.

— Нет, не помню, — солгала она. Непостижимый, настоящий страх нахлынул на нее.

Шарль д'Ориак заметил блеск в ее глазах, слабое предательское подергивание губ и удивился: зачем она солгала ему? Что за этим кроется? Неужели она заподозрила его в чем-то? Но вряд ли ее наставники что-нибудь ей сказали. Ведь она просто-напросто была всего лишь пешкой на доске Ланкастеров, девочкой, которую обе стороны пока не принимали в расчет, так как еще не пришло время ее использовать.

— Ведите нас обедать, госпожа, — Гай пригласил гостей в зал, что положило конец размышлениям д'Ориака.

Магдален встала на свое место рядом с Гаем с едва скрываемым облегчением, и он смог почувствовать ее напряжение, когда они шли рядом по залу, где вдоль столов разместились члены свиты, вплоть до помоста в конце зала. Шарль д'Ориак, как почетный гость, занял место по левую руку от Магдален, а она по-прежнему заставляла себя выполнять обязанности хозяйки, выбирая для него лучшие куски из блюд, подносимых слугами.

Публичное пиршество было удобным случаем показать богатство и значительность дома, и Шарль д'Ориак отметил, что этот обед превзошел все его ожидания. Блюда на столе, стоящем на помосте, были из тяжелого серебра, винные кубки украшены драгоценными каменьями, разнообразие мяса и гарниров поражало, белые и мягкие пышные хлеба возбуждали аппетит. Восковые свечи горели перед каждым гостем и каждым сеньором, входящим в свиту. В главной части зала на столах стояла оловянная посуда, а хлеб был хотя и не белый, но все же не жесткий черный, какой обычно употреблялся.

Магдален де Бресс была очень богатой женщиной, и это богатство в настоящий момент служило поддержкой английской короне.

— Вы не хотите поохотиться после обеда, месье д'Ориак, у нас есть в лесах кабаны и олени, — сказал Гай, смирившись с тем, что его хозяйственные заботы должны быть отложены в связи с требованиями гостеприимства.

— Я не прочь развлечься, — согласился Шарль, — мы слишком долго были в пути. Он повернулся к своей соседке: — Вы тоже будете охотиться, госпожа?

— Я люблю охоту, — ответила Магдален, — но я беременна, и сеньор де Жерве считает, что охота неподходящее занятие для меня.

«Беременна», — подумал Шарль, отливая глоток из своего кубка. Ребенок не мог быть представлен Ланкастерам, чтобы отстаивать его права. Он должен был разделить судьбу матери. Шарль улыбнулся:

— Мои поздравления, госпожа. Ваш муж должен благодарить небо за то, что Бог так благословил ваш союз. Я знаю, что он находится в Англии.

Магдален кивнула:

— С тех пор, как его нет здесь, месье, это кажется разумным завершением.

Шарль не подал виду, что ее высокомерный тон рассердил его. Это было высокомерие проклятых Плантагенетов, их надменность, вторая, защитная кожа. Но она была необходима и для сокрытия правды, в этом он был уверен. Магдален обошла все ловушки, содержавшиеся в этом вопросе. Ведь они оба знали, что Эдмунд де Бресс мертв. Вероятно, она была хитрее, чем ему показалось.

Он слегка засмеялся.

— Моя глупая наблюдательность, кузина.

Она тем временем взяла ложку и опустила ее в супницу, выбирая сочные, большие куски угря из ароматного жаркого из речной рыбы. Она положила их на тарелку Шарля:

— Совсем не глупая, а вполне разумная.

Она улыбнулась ему, показывая на рыбу на блюде.

— Вы не находите, что это брюшко великолепно?

— Великолепное, — согласился он, чувствуя, что его раздражение отступает благодаря этой улыбке, маленьким белым зубам, розово-красным губам, таким полным и волнующим. Раздражение перешло в желание.

— Если вы не охотитесь, кузина, может быть, мы могли бы вместо этого немного прогуляться? — предложил он. — Я уверен, что сеньор де Жерве очень занят, и мне бы не хотелось, чтобы он тратил на гостей свое драгоценное время.

Магдален еле сдержалась, чтобы взглядом не попросить помощи у Гая. Предложение провести послеобеденное время в компании кузена наполнило ее таким ужасом, как будто он предложил ей провести время в темнице донжона вместе с черными пауками и скользкими пресмыкающимися.

— Прогулка никогда не заменит охоты, милорд, — сказала она, — не правда ли, сеньор де Жерве?

— Все зависит от общества, — ответил Гай, — но ваш кузен не знает, что вам следует провести несколько часов после обеда с горничной.

С вежливой улыбкой он обратился к д'Ориаку:

— Это по совету повитухи. К сожалению, леди Магдален часто пренебрегает таким ограничением, но я на нем настаиваю. Вот почему она забыла об этом упомянуть.

— Если вы настаиваете на такой рекомендации, я подчиняюсь.

— Это в рамках моей компетенции, — сказал Гай доверительно. — Не хотите ли поохотиться с собаками, месье д'Ориак?

Спасенная, Магдален откинулась назад и уже не следила за разговором, который вертелся вокруг охотничьей темы. Спасенная на данный момент. Но невозможно было бесконечно избегать общества кузена д'Ориака.