Клиентка

16 Фанни

Не знаю почему, но сегодня, в четверг, когда обычно народа нет, салон полон. Впрочем, так кажется из-за его размера. Клиенток четверо, вот бы так было каждый день.

Я занимаюсь мадам Вандам. Она милая, но ее желание быть платиновой блондинкой!.. Я попыталась ей объяснить, что с ее цветом волос это не лучшая идея, она из Португалии, настоящая уроженка своей страны, и волосы у нее соответствующие. Это ее муж родился в Бельгии. Она говорит, что светлые волосы ему понравятся, он вспомнит о своих равнинах.

Розали заплетает косички мадам Драме, из Сенегала, которая всегда рассказывает истории. Разговор перешел на «стариков», как они говорят. Я уже хорошо знаю жизнь этих женщин. Салон, без сомнения, единственное место, где они могут об этом спокойно поговорить. Здесь нет посторонних ушей, они все в одной лодке.

— У моего отца было три женщины, но все было хорошо, потому что было уважение, ты понимаешь? — говорит мадам Драме.

— Да, но не было лжи, твоя мать знала об остальных, — отвечает Розали. — Это другое дело. Мой муж шатался по всем углам и возвращался в мерзком настроении! Можно понять, что это не проблема любовниц, но он злился, возвращаясь. На его месте я бы расслабилась… Обычно это расслабляет!

В салоне смеются.

— Если все хорошо прошло, — говорит мадам Драме.

Снова клиентки смеются.

— И он сам убрался? — спрашивает мадам Драме.

— Совсем нет, — говорит Розали. — Он бы продолжал так жить, расслабляясь у любовниц и срывая зло на жене. Это мне надоело, однажды я выставила его за дверь со всей его одеждой и вещами.

Мадам Абитболь, которая ожидает своей очереди, поднимает глаза от журнала:

— Это их физиология. Верность такая субъективная вещь… Даже мой, он совсем не похож на плейбоя, а в офисе изображает Рэдфорда.

— В любом случае, они напрасно стараются быть скрытными, в конце концов, они всегда совершают грубый промах, — добавляет мадам Вандам.

— Он звонил из дому? — спрашивает Розали.

— Это не показатель, но все же! Нет, телефон. Они забывают, что есть счет и что часто счетами занимается жена… Мой муж — помощник бухгалтера, ну я и управляю всем хозяйством… Еще и налогами! И когда видишь пять раз за день один и тот же номер… начинаешь подозревать… И я даже уверена, что временами он должен был звонить из туалета, учитывая время, которое он там проводил!

Это не смешно, но эти истории всегда их смешат. Только не меня. Мой отец ушел два года назад, от него никогда не было новостей, и меня это не смешит.

Мадам Абитболь говорит, что она знает эти вещи наизусть.

— У меня был звонок с неправильного номера! Это классика. Однажды, когда я не работала… Уже по тону голоса понимаешь, что имеешь дело с проституткой.

Мадам Веррье мало говорит, выглядит как застенчивая мышка: худенькая, с тонкими волосами, тихим голосом. Она тихо говорит:

— Он мне дарил подарки… просто так… Наконец подарки меня заинтриговали…

— Лучше подарки, чем затрещины, — говорит Розали.

И все смеются. Розали поворачивается ко мне:

— Посмотрите на бедную Фанни! Все эти ужасы, которые при ней рассказывают!

Я говорю, что это пустяки, парни моего поколения не такие. Никто не реагирует на мои слова. Я заканчиваю с мадам Вандам, а мадам Веррье возвращается, любезно мне улыбаясь. Я прекрасно знаю, что они думают. Не смотрят на меня, но обмениваются понимающими взглядами. Они думают: «Все они одинаковые! Что одна, что другая». Я не могу на них за это сердиться.

Карина меня снимает, пока я режу яблоки для пирога. Она делает это вот уже десять минут. Сейчас я привыкла, больше не обращаю на это внимания. Она повернула камеру к двери, когда пришел Марко. Он с ней поздоровался, она махнула свободной рукой, ее глаз как будто прирос к видоискателю. Он подошел, чтобы поцеловать меня, хотел это сделать быстро из-за Карины, но мне было плевать на это, хотелось настоящего вечернего поцелуя.

— Как день?

— Супер, а у тебя?

— Были посетители, это к лучшему, но они рассказали столько любовных историй, всегда одно и то же.

— Главное, что салон работает, правда?

Он прав: я выслушаю все истории клиенток, лишь бы они приходили. Марко поцеловал меня в шею, и я закрыла глаза. Когда я их открыла, на столе был маленький подарочный пакет.

— Что это?

— Так… небольшая вещичка.

Я сразу подумала о мадам Веррье. Глупо, но это так. Я подумала о ней и о подарках, которые ей делал муж.

— Почему ты мне это даришь?

Он выглядит удивленным, начинает смеяться.

— Ну, потому что мне это нравится; я знаю, что ты будешь рада, улыбнешься… Мне нравится смотреть, как ты улыбаешься, ты так красива. Ты не улыбаешься?

Конечно, я улыбаюсь, открываю пакет, в нем серьги в форме божьих коровок, такие славные. Мы целовались, а сестра нас снимала, когда пришла моя мама.

— Ты не можешь их хоть на недолгое время оставить в покое? — говорит она Карине. — Кстати, Марко, вы подумали о хлебе?

— Черт возьми, нет, Мэгги, я схожу.

— Карина может сходить, это все ее обязанности!

— Не могу, я снимаю!

— Наказанье божье! Ты невежлива, бедная моя девочка!

— Ох, брось, я не твоя бедная девочка!

Марко почувствовал, что назревает скандал, и ушел за хлебом. Я поднялась и попыталась отобрать камеру у Карины; она вырвалась и побежала в комнату, крича, что это ее достало, что она не может заняться ничем интересным в этом доме и что это смертельно надоедает. Мама в свою очередь начала кричать, что возьмется за нее серьезно, учитывая успеваемость в школе.

И наступила тишина. Пока не зазвонил телефон. Не мой, я его выключила. Это был телефон Марко, оставшийся на столе. Я пропустила два звонка, а потом ответила: никогда не знаешь, может, появится подработка. Женщина, у которой был немного гнусавый голос, спросила Патрика. Я сказала, что она ошиблась, по этому номеру нет Патрика. Затем я вернулась на кухню чистить яблоки.

И телефон снова зазвонил. Я была уверена, что это та самая женщина, которая еще раз ошиблась номером. Она звонила пять раз. А потом я услышала сигнал сообщения. На самом деле у меня не любопытный характер, но временами на меня что-то находит. Черт возьми, вот так это и началось.

Там было четыре сообщения, все они не могли быть ошибкой. Все они были от женщин, которые назначали Патрику встречи. В отелях, в ресторанах, в бистро. Мое сердце прекратило биться, я, должно быть, покраснела как помидор. Я выглянула, чтобы посмотреть, не заметила ли мама чего-нибудь, но нет, она возилась на кухне. Когда я встала, у меня дрожали ноги.

Я сказала себе, что мне нужно успокоиться. Я пошла в ванну, чтобы подставить лицо под воду. У меня были сухие глаза, хотя мне действительно хотелось плакать. Не знаю, как я сделала так, чтобы никто этого не заметил. Но мне это удалось. Вернувшись, Марко увидел, что я сижу со странным видом; я сказала, что у меня сильно болит голова. После ужина я приняла одно из снотворных средств своей мамы и сразу заснула.

На следующий день в салоне Розали догадалась, что что-то было не так, особенно когда я чуть не ошпарила мадам Ришар, ополаскивая ее только что окрашенные волосы. Я думала только об одном: о встрече, которую назначила Патрику звонившая женщина. Встреча выпадала на следующий понедельник, и впереди у меня были три дня ожидания. Три дня придется притворяться, что ничего не случилось. Три дня терзаний, которые мне удалось скрыть даже от Марко.

Я, как минимум, десять минут стояла перед входом в четырехзвездный отель у вокзала Сент-Лазар, портье странно на меня смотрели. Если бы меня спросили, куда я шла, я бы сказала, что у меня встреча, и назвала бы номер комнаты. И если бы меня привели внутрь, я бы ждала. Я ждала бы, что они выйдут. Наконец я собралась с силами и вошла.

Там был огромный холл, и никто не обратил на меня внимания. Я никогда не видела такого длинного коридора, с очень густым голубым ковром. Было невероятно тихо. Мне было очень страшно, когда я наткнулась на горничную, но она только кивнула и пошла дальше.

Итак, я была на месте, комната 506. Я глубоко вздохнула и позвонила. У меня дрожали ноги. Дверь открыла блондинка пятидесяти лет, взглянувшая на меня сверху вниз. На ней была блузка с крупным орнаментом, которая, должно была, очень дорого стоила и совсем ей не шла.

— Да?

— Марко здесь?

У меня сердце ушло в пятки.

— Вы, должно быть, ошиблись комнатой, здесь нет Марко.

Когда она собиралась закрыть дверь, я увидела, как он шел по комнате. Он был в банном халате. Он тоже меня увидел и резко остановился.

— Здравствуй, Марко.

— Ты ее знаешь? — спросила женщина.

— Мы женаты уже четыре года, ну, поневоле он меня знает.

Женщина очень высоко подняла брови:

— Что это за история, Патрик?

Марко приблизился, белый, как его банный халат.

— Слушай, Фанни, мне нужно тебе объяснить. Это совсем не то, что ты думаешь.

Как он это сказал! Я расплакалась и выбежала. В коридоре я услышала, что он меня звал, но я не обернулась.