Клиентка

28 Джудит

Я нервничаю, выходя из квартиры. Я испытывала удовольствие, наблюдая за выражением лица потрясенного Марко. Приятно пощекотало мое самолюбие. И сейчас я на себя злюсь — незачем было так себя вести.

По дороге в офис я подвожу итоги. Спасительный вывод: если меня все это больше не устраивает, нужно положить этому конец. Если меня больше не устраивают услуги, надо сменить партнера. Все просто. Нужно только решиться. Я сказала себе, что надо решиться.

Я не успевала об этом подумать — слишком много проблем было во время съемки. В других обстоятельствах провалы в памяти Беренис, которая почти разорвала последние отношения и теперь ходит с отсутствующим видом, поломка камеры и мини-подъемника вывела бы меня из себя. Я немного покрикиваю для вида, но сохраняю спокойствие, которое удивляет команду. Съемка заканчивается поздно, я возвращаюсь измотанная.

Я нежусь в ванной и, пока вода не остыла, успеваю осмотреть свое тело. Радости никакой, но нет и катастрофы. Целлюлит завоевывает территорию, спасибо сэндвичам из кафетерия, кожа на руках обвисла, на животе ее можно собирать складками. Шея еще ничего, нужно только держать голову высоко. Я вспоминаю слова Ирэн: «Как это будет через десять лет, через пять лет?» Дороже… Ну ладно. Но пока можно не повышать ставку. Найдутся еще молодые люди, которые с охотой обеспечат мне несколько приятных часов.

Я размышляю, когда звонит телефон. Точно, это Ирэн. Я рассказываю, как прошел мой рабочий день, она пристает ко мне с вопросами про Жана-Мишеля Маре. Я колеблюсь, стоит ли оживлять выдуманного персонажа, и наконец говорю, что мы больше не виделись. Я поняла, что он жадный, когда мне пришлось оплачивать счет за наш первый совместный ужин. Прощай, вымышленный изобретатель. Я чувствую, что Ирэн разочарована, ее надежды меня пристроить улетучиваются как дым. Я обещаю себе, что скоро придумаю нового любовника, и в этот момент слышу звук дверного звонка.

Я немало удивлена, Ирэн удивлена еще сильнее. Любопытная, как кошка, она забрасывает меня вопросами, но я прерываю ее и отправляюсь посмотреть, кто пожаловал в столь позднее время. Я возвращаюсь и удовлетворяю ее любопытство: люди пришли к новым жильцам ее бывшей квартиры, но ошиблись этажом. Я сажусь на кровать, мы продолжаем говорить, она рассказывает, что будет сдавать экзамены на получение водительских прав, чтобы иметь возможность ездить на мотоцикле. Я боюсь представить ее верхом на огромном «Харлее» Джима. Он говорит мне пару слов, успокаивает, в конце концов я обещаю приехать повидать их. И поворачиваюсь к моему ночному гостю. Он ждет, прислонившись к дверному косяку, слегка дрожа, бледный, его волосы взъерошены, глаза покраснели.

— Что ты здесь делаешь?

— Мне нужно было тебя увидеть.

Голос дрожит. Он пьян, и, похоже, довольно сильно.

— Это не могло подождать до завтра?

Он делает три шага по комнате, останавливается у кресла, хватается за его спинку, но из гордости остается стоять.

— Я могу приехать на выходные.

Как мальчик, получивший пятерку по математике.

— Послушай, Марко, твои истории с расписанием, когда ты можешь, когда не можешь, разрешение твоей жены — все это меня немного утомляет… я вышла из этого возраста.

Я поднимаюсь с кровати, завязываю пояс пеньюара, злясь, что Марко застал меня в таком виде, да еще без макияжа, с гладкими и мокрыми волосами. Затем понимаю, что в его состоянии это ему безразлично.

— Тебе надо сесть, а то упадешь.

Он резко опускается в кресло и поднимает на меня затуманившийся взгляд:

— Я свободен… Я бросил свою жену.

— Ты абсолютно пьян. Вернись домой, Марко.

— Я тебе говорю: я свободен. Я ее бросил. Теперь я делаю, что хочу.

— Вроде ваша договоренность хорошо работала?

— В конце концов, договоренности всегда барахлят. Всегда одного они устраивают больше…

Он замолкает и морщится:

— Меня тошнит, извини.

Вскакивает и исчезает в ванной.

— Так мило — прийти для этого ко мне.

Он не появляется, и я иду смотреть, что происходит. Он избавляется от опьянения в парах восточной бани. Когда я открываю кабинку, он растерянно на меня смотрит:

— Извини меня, Джудит.

Я закрываю дверь. Я смотрю на себя в зеркало, решаю высушить волосы. Я вижу его неподвижный силуэт сквозь матовое стекло. Он поворачивается и, сжав кулак, показывает большой палец, давая мне понять, что все в порядке.

А у меня все в порядке? Могу я показать большой палец? Хочу ли я утешать Марко всю ночь? Нужна ли мне эта ночь? Я аккуратно расчесываю волосы, придавая им объем, чтобы исправить общий непрезентабельный вид.

Я не слышу, как он вышел из ванны, но вижу его в зеркале, закутавшегося в банное полотенце. Взгляд стал живее, лицо порозовело, прилизанные волосы делают его похожим на мальчика, причащающегося в первый раз. Я выключаю фен:

— Лучше?

— Земля и небо. Извини меня еще раз.

— Прекрасно, теперь ты можешь вернуться к себе.

Он помолчал, потом сказал:

— Я не вернусь к себе. В любом случае, это не мой дом, это дом моей тещи.

Я поворачиваюсь к нему. Он стоит, укутавшись в банное полотенце, немного сутулится, сломавшийся, с грустным лицом. Я внезапно представляю себе его жизнь, жену, тещу, я вижу весь его мир — компромиссы, тесноту, стеснение, необходимость отчитываться, нехватку воздуха. Я представляю Марко и его женщин.

— Ты позволишь мне остаться здесь на ночь?

Я не отвечаю. Я хочу его обнять.

— Только на ночь, затем я поеду к моей бабушке, там у меня есть комната… Я могу одолжить у тебя зубную щетку?

Я указываю ему на шкафчик с лекарствами и выхожу из ванной.

Я зажигаю сигарету, чтобы привести в порядок мысли. Должна признать, они довольно путаные. Я слышу, как он сушит волосы. Я рассматриваю огромную кровать, целый корабль, которую купила себе, когда въезжала в квартиру. Зачем я купила такую большую кровать, если жила одна? Чувствовала ли я тогда, что однажды я оправдаю покупку и мы воспользуемся ей со всей страстью?

Я всегда сплю на одном и том же месте, с краю на левой стороне. Правая сторона всегда закрыта одеялом, простыни идеально натянуты, две подушки всегда остаются несмятыми.

Этой ночью молодой человек на правой стороне кровати откинет одеяло, займет на ней место, по-своему разложит подушки, может быть, займется любовью (я в этом не уверена), без сомнения, будет спать, может быть, видеть кошмары, оставит следы пота или спермы на простынях. Он забудет на время о проблемах, которые его окружают, будет держать в объятиях женщину, которая обычно спит на краю, сжавшись в комочек.

Он выходит из ванной в моем махровом розовом халате:

— Где я могу поспать?

Я тихо благодарю его за то, что он об этом спросил. Хоть раз в жизни не нужно решать самой.

— Не знаю, где хочешь. Рядом с гостиной есть комнатка для гостей.

Он садится на кровать с моей стороны, берет сигарету, выкуривает половину и только после этого спрашивает:

— Я не помешаю тебе, если буду спать здесь?

Нет, не помешает, но я немного опасаюсь. Я складываю оружие, это забытое чувство застает меня врасплох. Скажи, старушка моя, ты ведь не будешь в пятьдесят один год бояться, как юная девственница, что расстроенный мальчик проведет с тобой ночь. В чем проблема? В том, что он тебя целует? А если бы не целовал? Как бы ты себя почувствовала? Униженной? неудовлетворенной? расстроенной? ни на что не годной? Он попросил только о приюте. Если он попросит о ночлеге, в этом нет трагедии. Не ты ли мечтала о выходных, завтраке вдвоем? Ты это получила. Тогда прекрати ко всему придираться.

Но заботу в контракт не запишешь. Это немного меняет дело. И что тогда? Выбери самый простой вариант: у тебя туристическая база на одну ночь. В любом случае, после такого вечера он будет спать как камень, а утром вернется домой. И пообещай себе вычеркнуть его телефон из своей записной книжки.

Он снял халат, его тело, еще немного влажное, скользнуло на простыни. Я смотрю, как он перекладывает подушки, взбивает их. Он улыбается:

— Потрясающе удобно!

Я все еще сижу на краю, он жестом приглашает меня к нему присоединиться, но я его игнорирую, зажигаю еще сигарету. Я ложусь поверх одеяла, гашу свет, оставляю только ночник. Нас разделяет целый метр. Я не чувствую, чтобы Марко двигался. Я решила, что он спит, но в этот момент он говорит:

— Обними меня.

И сам приникает ко мне. Я не двигаюсь, позволяю ему найти удобное положение. Он прижимается лицом к моей груди и тут же засыпает.

Я не шевелюсь; догорающая сигарета уже обжигает мне пальцы, и я мягко подвигаю Марко и иду в комнату для гостей. Ей пользовались только два раза. Первый раз — когда Алекс целый месяц переживал сложный разрыв с депрессивным инженером-химиком, которого было невозможно выставить; второй раз — когда Беренис встречалась со страшным ревнивцем, который поджидал ее у подъезда и угрожал избить, если она вернется слишком поздно. Словом, кровать в гостевой комнате тоже не была свидетельницей безудержных ночей.

Устроившись здесь, я начинаю казаться себе смешной. Что я тут делаю? Почему прячусь? Почему бы не прижаться к телу спящего молодого человека, вместо того чтобы пытаться заснуть в этой комнате, которая служила кладовой?

Я возвращаюсь в комнату, стараясь не шуметь. Когда я осторожно закрываю дверь, зажигается лампа у кровати. Марко смотрит на меня, опираясь на локоть. Секунд пять я очень глупо себя чувствую. Пока он мне не говорит:

— Я не могу заснуть один.

Я ложусь, задаюсь вопросом, удастся ли мне заснуть рядом с Марко. Он снова прижимается ко мне, нежно целует в шею, я сразу же чувствую влечение. Я волнуюсь как молодая девушка, это напоминает огонь первой встречи, который я не чувствовала со времен… Его рука скользит между моих бедер, он замечает произведенный эффект и шепчет, улыбаясь:

— Я тоже хочу заняться любовью.

И он опять засыпает, так же быстро и глубоко, как и в первый раз, а его рука замирает между моими бедрами. Так как мне трудно успокоиться, я беру с ночного столика снотворное и нетерпеливо жду, когда придет сон.

Какое сладостное чувство — проснуться с эрегированным членом в руке. Марко, привстав, наблюдает за мной. Мы обмениваемся улыбками.

— Что это меня разбудило?

— Зачем ты спрашиваешь, если ответ у тебя в руке.

Он говорит, что у него нет презервативов, я поясняю, что овуляция закончилась уже несколько лет назад, а в остальном я ему доверяю.

Сколько лет я не доверяла мужчинам в интимных делах? Может, я купила эту огромную двуспальную кровать только для этого момента, когда между телами не остается препятствий? Наконец-то я полностью довольна таким вложением денег.

Он с явным аппетитом ест хлеб с маслом и пьет кофе, говорит с полным ртом:

— Я не хочу, чтобы ты мне платила и дальше.

Я вопросительно на него смотрю.

— Я больше не хочу этим заниматься… Я продолжу работать на стройках… У бабушки есть комната, я смогу выкрутиться.

Я смотрю на него без слов.

— Ты мне не веришь?

— Конечно, я тебе верю… Но, например, если мы захотим уехать на выходные, то как тогда?

Он колеблется:

— Поездка должна быть не очень дорогой…

Я начинаю смеяться:

— Я предлагаю тебе другой выход… Я сделаю тебе аванс.

— Запишешь на мой счет?

— Например…

Он берет мою руку, целует ладонь, замечает, что на ней остался след кофе с молоком, вытирает его. Извинившись одними глазами, он принимается за второй бутерброд.

— И куда мы поедем?

— Я не знаю… только чтобы не очень дорого…

Я притворяюсь, что раздумываю.

— Кемпинг? Сейчас не сезон, но там как раз должны быть выгодные цены.

Он не сразу понимает, что я шучу. Я смеюсь, видя его замешательство.

— Заметь, кемпинги не так уж плохи, — говорит он мне очень серьезно. — Я знаю один, позвоню туда.

Теперь я сомневаюсь. До тех пор, пока он не принимается смеяться в свою очередь, поднимается из-за стола, обнимает меня и увлекает в комнату.