Клинок ночи

Тот, кто ощущал Шигеру, был лучше. Так не делали монахи в монастыре. Монахи использовали сферическую технику. Это был кто-то, обученный, как Рю и Шигеру. Он был сосредоточен на Шигеру, но пытался ощутить и Рю. Рю выдохнул с облегчением. Его чувство было превосходным, это давало ему небольшое преимущество. Но он не мог поверить, что кто-то в своем уме выслеживал Шигеру. Этого не должно быть. Это вселило страх в его сердце, заморозило разум.

Его страх усилился, когда он попытался определить человека, который чувствовал Шигеру. Он не смог. Он мог сказать, откуда исходило ощущение, но там, где должен был находиться человек, не было ничего. Неестественная пустота, лишенная всего живого. При других обстоятельствах Рю не обратил бы на это внимания, будто на клочок пустого воздуха над пастбищем. Но оттуда исходило чувство, и пустота продолжала двигаться. Рю дрожал, вспотел.

Он должен был добраться до Шигеру. Он понял, что попал в ситуацию, выходящую за рамки его понимания. Но если он побежит к Шигеру, другой мог его почувствовать. Он был сейчас в безопасности только потому, что находился дальше. Рю подумал, что, возможно, тень каким-то образом знала Шигеру. Рю мог ощущать Шигеру задолго до того, как чувствовал обычного человека. Может, так происходило и сейчас.

Слишком много вопросов. Если он сможет увести Шигеру подальше, можно будет безопасно подойти и поговорить. Он знал, что Шигеру был настроен на него, поэтому вытащил свой меч и бросился прочь от приближающихся солдат. Его усилия окупились. Шигеру последовал за ним, но Рю не останавливался, пока поверил, что находился вне досягаемости. Он почувствовал на мгновение укол жалости к Такако. Она была неподвижна. Шигеру сказал ей оставаться на месте, и она точно боялась. Но другого выхода не было.

Когда он увидел Шигеру, Рю увидел в его глазах панику. Рю выругался. Шигеру не знал об опасности, но знал, что их преследовало. Рю рассказал ему о солдатах, которые его преследовали. Он попытался оценить реакцию Шигеру. Затем Рю рассказал ему о том, кто чувствовал, как они, и лицо Шигеру побелело, как будто его преследовал призрак.

— Вы знаете, что это, да?

— Его зовут Орочи, и ты прав, он выслеживает меня. Я надеялся, что этот день не наступит, но уже поздно. У нас нет времени. Если мы переживем это, я расскажу тебе о своем прошлом. Теперь тебе нужно знать.

— Что нам делать? Он вскоре снова вас ощутит.

Шигеру молчал, искал решение. Рю успокоился в присутствии наставника и тоже пытался думать. Такако замедляла их. Они могли защититься вдвоем, но вдвоем против одиннадцати, защищая невинную — никак. Эти мужчины были хороши, и Рю не мог рисковать Такако.

Шигеру сказал:

— Нужно разделиться. Если Орочи идет за мной, он будет следовать за мной. Ты можешь забрать Такако. Неподалеку есть ферма. Мы можем встретиться там через три дня.

Рю покачал головой.

— Я не брошу вас биться одному.

Шигеру был решителен.

— Не переживай. Я не буду биться. Но если мы не разделимся, Такако обречена. Ты знаешь это.

Рю вдруг расплакался.

— Я навлек это на нас, да?

Шигеру искренне улыбнулся, это было редкостью для него.

— Может, но не время задаваться вопросами об этом. Я принял решения, которые тоже вели к этому, и ты не знаешь многие из них. Давай не будем переживать о том, как мы в это попали, и подумаем, как выбраться из этого. Действуй в этот миг, как тебя учили.

Рю кивнул, слеза катилась по его лицу.

— Не умирайте.

Шигеру рассмеялся.

— И ты.

— Они близко. Пора идти.

Шигеру встал и описал, как пройти к заброшенной ферме. Они быстро обнялись и разошлись. Рю побежал к Такако, и они устремились на запад, а Шигеру отправился на север. Рю никогда раньше не боялся. Когда он решил, что они были в безопасности, он приказал им остановиться. Он направил чувство. Пятеро солдат погнались за Шигеру, и другой с чувством был с ними. Шигеру бежал, и они бросились в погоню.

Остальные пятеро шли за ними. Рю запаниковал. Он должен был защитить Такако, но против пяти человек это было почти невозможно. Поблизости не было укрытия для нее. Он заставил себя дышать медленно и глубоко. Он думал о попытке сбежать. Но в спешке они оставляли очевидные следы, бег только утомит его. Он должен был встать и сражаться. Его это устраивало. У него не было выбора, и он почти слышал, как Шигеру говорит ему дышать, чтобы сосредоточиться на моменте. Он был, пожалуй, одним из лучших мечников Трёх Королевств. Пять мечников не должны быть проблемой. Верно?

Но он не мог убедить себя. Эти воины были хороши. Они не были бандитами или обычными солдатами. Уже по мере приближения они начали расходиться, приближаясь к нему со всех сторон.

У него перехватило дыхание на миг, когда он увидел их. Их цвета выделялись. Рю помнил уроки. Они были почетным караулом лорда Акиры. Они были лучшими в стране.

Кто гнался за ними, и чем они это заслужили?

Ответа на его вопросы не было. Перед ним были пятеро человек. Они были хороши, работали слажено. Рю впервые скрестил мечи с другим воином в гневе. Они двигались быстро, но Рю был быстрее, знал, куда прилетят их удары, за миг до этого. Когда все закончилось, он был порезан, но они были мертвы.

Рю повернулся к Такако. Она была в порядке, но в шоке. Она еще не видела полный размах его способностей.

Рю убедился в безопасности и попытался направить чувство, но не нашел Шигеру. Они ушли слишком далеко. Других вариантов не было, и он помог Такако продолжить путь. Они пошли к ферме.

* * *

Они добрались до дома на ферме за день. Рю собрал для них еду, и два дня атмосфера была напряженной, но с уважением. Рю волновался. От незнания его мутило. Он был уверен, что Шигеру будет в порядке. Но сомнение закралось в его голову, не давало сосредоточиться. Он видел, что Такако плохо справлялась. Она нервничала даже больше, чем он.

Но он не мог набраться храбрости, чтобы поговорить с ней.

Дни шли мучительно медленно. Рю пытался сосредоточить чувство, но был слишком отвлечен, чтобы направить его дальше, чем на несколько шагов. Он знал, что был бесполезен. Такако хотя бы умела готовить.

Солнце взошло и зашло на третий день. Волнение сменилось отчаянием. Это придало ему силу и сосредоточенность. Он сел и успокоил разум, направил чувство как можно дальше. Он ничего не мог найти. Ни Шигеру, ни Орочи, ни других воинов. К дому ничего не приближалось. Рю должен был отдать должное Шигеру. Во всяком случае, он выбрал отдаленное место.

Наступила ночь третьего дня, Рю разрывался от нерешительности. Он не хотел оставаться долго на одном месте. Орочи послал за ним пятерых. В следующий раз он придет сам.

Мысль пугала его. На него еще не охотились как на зверя. Он знал, что другие были там, такие, как он, но опытнее, обученные лучше. До этого он верил, что не мог быть побежден. Теперь он ощущал себя как ребенок, брошенный посреди бури. Хаос и неуверенность бушевали вокруг него, и без Шигеру у него не было компаса, света, который вел его.

Неуверенность заставила его остаться ночью. Он видел, что Такако наблюдала за ним, но когда она пыталась приблизиться, чтобы успокоить его и поддержать, он не пускал ее. Он не хотел ее утешения или тревоги. Он хотел, чтобы Шигеру пришел и сказал ему, что делать, куда идти.

Он весь вечер и следующий день искал чувством. Его разум путешествовал по тропам природы, тянулся дальше, чем когда-либо. Он ощущал свои пределы, старался подвинуть их немного дальше. Но ничего не было. Он не ел и не пил, впитывал информацию, которую добывал чувством. Это вызывало зависимость.

Он понял, что солнце село. Он позволил себе медленно вернуться в свое тело. Когда он открыл глаза, он увидел, что Такако плакала.

— Прости. Я не могу его ощутить. Нам нужно идти, тут вскоре будет опасно.

Такако покачала головой.

— Никто не пришел за четыре дня. Может, тут безопасно. Может, Шигеру победил, и он старается добраться сюда.

— Нет, — твердо сказал Рю. — Если он в безопасности, он нас найдет. Если он в опасности, то и мы тоже. Если он мертв, Орочи придет за нами, а мы не так и далеко.

Такако была готова возразить, но Рю пронзил ее взглядом, и она промолчала. Они начали собирать немногочисленные вещи и готовить еду для пути. Они вскоре были готовы. Рю сдался. Шигеру был мертв, и с этого момента он должен был найти свой путь.

В трех шагах от дома Рю почувствовал его и усмехнулся. Он не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такое облегчение, такое счастье. Рю бросил мешок и побежал, испугав Такако. Он бежал и бежал, пока не нашел его и поймал в сотнях шагов от дома. Шигеру был в крови и лохмотьях, но, похоже, большая часть крови была чужой. Рю поддерживал Шигеру, повел его до дома.

Шигеру слабо улыбнулся, когда они встретились.

— Я рад, что нашел вас. Прости, что не успел вовремя, — энергия покинула его, и Рю пришлось попросить Такако помочь отвести Шигеру в дом на ферме. Они вдвоем обработали его раны. Такако нашла глубокие раны, и они вместе подготовили его к отдыху и восстановлению. Было ясно, что он чуть не погиб.

Когда он был чистым и в бинтах, они встали и умылись. Такако смотрела на Рю с тревогой на лице.

— Он будет в порядке. Глубокие порезы заживут не сразу, но он будет жить.

Рю кивнул и не удержался. Он обнял Такако, удивив ее.

— Я не могу его потерять. Он для меня как отец.

Такако нежно обняла его в ответ.

— Знаю.

После двух дней пути Шигеру снова двигался, хоть он и как старик. Как только Рю убедился, что Шигеру здоров, он вновь обнаружил гнев. Он злился, ведь все еще многого не знал, начиная с того, как Шигеру убежал от своих преследователей.

Шигеру усмехнулся в ответ на этот вопрос. Он был в лучшем настроении, чем когда-либо. Близость смерти будто пошла ему на пользу.

— Я хотел жить больше, чем он хотел меня убить. Какое-то время мы играли в кошки-мышки в лесу, и мне удалось перебить всех его слуг. Я попал в него ножом. Потом я побежал, а он меня не преследовал.

Рю растерялся.

— Почему? Если он сильный, как вы говорите, почему он не пошел за вами?

— Потому что не хочет умереть. И он не знал, был ли клинок отравлен. Мы много лет не бились. Я не знаю, кто из нас сильнее. Он терпеливый, будет тянуть время, пока не будет уверен в победе. Или пока мы не будем на равных.

Гнев Рю горел ярко.

— И его чувство сильнее, чем у вас. Он точно не пошел за вами сюда?

— Он пойдет. Орочи не сдается, это я знаю. Если он не сдался до сих пор, он не остановится, пока мы не умрем. Вряд ли он был в состоянии пойти за мной достаточно близко, чтобы сразу же выследить нас. Возможно, я ошибаюсь, но у нас есть как минимум несколько дней, прежде чем ему удастся выследить нас. Если он пойдет за подкреплением, времени еще больше.

Рю не мог вспомнить, чтобы он раньше был так зол.

— Вы сильно рисковали, вернувшись сюда!

Этого было достаточно, чтобы расстроить и Шигеру.

— Да, но мне нужно было увидеть тебя снова. Я надеялся, что этот день никогда не наступит, что я смогу обучить тебя, сделать тебя сильным и избежать грехов, которые я совершил. Я думал, что мы хорошо спрятались и что нас никто никогда не найдет. Я ошибался. Ладно. Я должен закончить твою тренировку, это произойдет этой ночью. Не позволяй своим чувствам к девушке мешать тебе соображать!

Этого было достаточно, чтобы заставить Рю замолчать. Шигеру был прав. Он этого не осознавал. Он не хотел рисковать из-за присутствия Такако, но не хотел давать Шигеру поступать так, чтобы снова его увидеть. Это было несправедливо с его стороны.

Рю поклонился. Когда он выпрямился, он снова был спокоен.

— Вы правы. Простите, Шигеру.

— Ничего. Мы все нервничаем, и, боюсь, это не скоро закончится. Но то, как мы справимся в такие времена, определит, кто мы. Было бы умно оставить тебя навеки, но я этого не сделал. Наши чувства могут так влиять.

Остаток дня прошел быстро. Шигеру проверял свое тело, пока Такако и Рю готовились к пути, нашли как можно больше еды и завернули ее. Солнце село, и Рю выдохнул с облегчением. Было приятно, что Шигеру вернулся.

Ночь началась как все другие. Они насладились ужином из дичи и ягод, которые нашли поблизости, и Такако превзошла себя, приготовив еду. Они смогли вести почти нормальную беседу, будто были семьей. Костер горел и после ужина, они сидели вокруг него и делились историями о своих жизнях.

В паузе между историями Шигеру перешел к делу.

— Это хорошо. Этого я всегда хотел, и я рад, что добился этого так близко к концу.

Рю вздрогнул. Он не знал, чего ожидал, но не этого.

— Рю, ты знаешь, я дважды спрашивал тебя, какой путь ты выбираешь. Мой путь, по которому шли еще несколько других, непростой. У тебя был выбор, когда мы только встретились, и ты получил выбор, когда впервые отнял жизнь. Третий выбор — в конце обучения. Хоть ты можешь узнать больше, даже насчет чувства, мне нечему больше тебя учить. Мое обучение закончилось раньше времени, и я с тех пор набрался опыта и открыл больше сам. Третий выбор такой. Ты можешь пойти по пути, который выбрал, или можешь умереть тут и сейчас. На этом уровне свобода уже не положена.

Такако заплакала.

— Но, Рю, ты мне как сын. Я горжусь тобой. Я бы никогда не смог предложить тебе такой выбор. Вместо этого я дважды повторяю предложение, которое ты отклонил. Ты можешь продолжить свой путь. Я говорю правду, это будет стоить жизней тех, кого ты любишь, а то и твоей жизни. Ни награды, ни чести не будет. Только жизнь, полная лишений, тяжелого труда и жестокости. Другой выбор — покинуть Три Королевства. Я знаю место, место, где можно было бы спрятаться с Такако. Вы сможете жить как нормальные люди, зарабатывая на жизнь, наслаждаясь общением с другими людьми. Создать семью. Выбор за тобой.

Рю пристально посмотрел на Шигеру. Теперь было видно, что Шигеру был сломленным человеком. Он любил Рю и был благодарен за ребенка, которого вырастил. Но он также видел ошибки, ведь ребенок, которого он вырастил, унаследует грехи своего отца, какими бы они ни были. Шигеру хотел, чтобы он выбрал второй вариант. Он хотел, чтобы Рю сбежал, покинул Три Королевства и жил с Такако.

Он посмотрел на Такако. Это был лучший вариант. Она была красива и добра. Он не знал, полюбит ли она его когда-нибудь, но знакомство с ней было одним из ярких моментов в его жизни. Возможность остаться с ней была невероятно заманчивой.

Но он никогда бы не встретил Такако, если бы не пошел по пути, по которому его направил Шигеру. Его жизнь не всегда была легкой, и он все еще не мог смириться с тем, что он убийца. Как можно было проявить заслуженное уважение перед Шигеру — продолжить путь, проложенный перед ним, или отказаться от него сейчас, когда он завершил обучение?

Мысли Рю метались. Казалось, что в жизни клинка ночи не было ничего стоящего. Это была не та слава, которую он представлял себе в детстве. Шигеру ясно дал понять это.

Он разглядывал Такако, она тоже задумалась. Она ни на что не соглашалась, и она могла уйти, получив шанс, но и могла остаться с Рю. Она не простила ему того, что случилось с ее семьей. Может, никогда не простит. Он хотел спросить, что делать, но знал, что заставлять ее решать было неправильно. Ее втянули в эту жизнь. Это было его решение, и это была его жизнь. Ее решение придет позже.

Тишина тянулась вечно, слышно было только треск огня.

Он так сильно хотел пойти по легкому пути, но что-то внутри него сопротивлялось этому. Рю посмотрел на Шигеру. Он был хорошим человеком. Он забирал жизни, но и спасал. Было ли что-нибудь лучше? Он не мог это объяснить, но знал, что даже если он сбежит с Такако, и она примет его, он никогда не успокоится. Не было покоя для тех, кто обладал такой силой, как он.

Он и не хотел этого.

— Я продолжу путь.

Шигеру печально кивнул в ответ, его слова вызвали у Такако слезы. Шигеру понимал решение, но Рю не представлял, что чувствовала Такако. Он выбрал путь войны, а не мира. Он не знал, как объяснить, что он не отказывался этим решением от нее.

Шигеру тоже плакал, когда продолжил говорить:

— Так и быть. Выбор был сделан, хотя я хотел бы, чтобы было иначе. Считай свое обучение завершенным. Кое-что я хранил для этого момента.

Шигеру порылся в мешке и вытащил маленький сверток. Он вручил его Рю, и тот осторожно развернул сверток. Там было новое одеяние, темное, как ночь. Рю узнал наряд клинка ночи.

— Это было мое, но теперь это твое. Такую одежду дают ученикам, которые завершили обучение. Для меня честь передать ее тебе.

Рю принял одежду без слов. Ему нравился наряд, но он не мог выразить это словами. Шигеру это понял. Он кивнул и указал на костер.

— Теперь добавь веток, у меня есть история. Тебе нужно понять мою историю, время пришло. Это объяснит тебе все, что ты не знаешь.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Огонь трещал вокруг них троих, и Шигеру не спешил, посмотрел каждому в глаза. Он медлил. Было ли плохим решением поведать историю? Не было ли уже поздно? Шигеру уже не знал. Он надеялся. Но после этого месяца он узнал, как силен был Орочи. Он ощущал это. Орочи был сильнее него. Он соврал, сказав Рю, что не был уверен. Вместе они, может, и могли победить, но он не хотел рисковать. Он построил жизнь для Рю, теперь Рю ждал путь.

Это опечалило его. Он нашел после почти сорока лет поисков покой, о котором мечтал в юности. Не такой, о каком говорили его наставники, но настоящий покой. Он любил Рю и Такако, хоть только встретил ее. Ее дух был сильным. Он не был уверен, что у Рю был шанс с ней после произошедшего, но он все равно ее любил. Он ощущал, как судьба запутывалась вокруг Рю, и хоть он не знал, куда его приведет судьба, его последний дар будет знаниями, которые он может передать.

Рю был лучше него. Его чувство было сильнее, и Шигеру знал, что он еще даже не раскрыл весь свой потенциал. Он был лучше с мечом, и если бы он не сдерживался в тренировках с Шигеру, он давно бы это сам понял. Он мог лучше судить, но об этом было трудно сказать. Мальчик был молод. Он все еще казался слишком юным, чтобы остаться в одиночестве, и Шигеру пытался остаться в живых для него, но если бы он мог отдать свою жизнь за мальчика, он бы сделал это без колебаний.

— Хорошая ночь для рассказа. Ночь холодная, но мы собрались у костра, как наши предки. Я должен напомнить тебе об этом, Рю. Во всех рассказах, которые я тебе рассказал, наши предки блуждали. Это судьба, которая ждет и тебя. Как только человек достигает определенной силы, кажется, что за ним следуют проблемы, и единственный способ защитить невинных — это продолжать путешествие. Это легенда среди клинков ночи, но, похоже, она оставалась верной на протяжении всей истории. Я пытался разорвать порочный круг, чтобы жить жизнью нормального человека, привязанного к земле, к пространству, но судьба настигла и меня.

Шигеру увидел, что Рю собирался прервать его, и поднял руку.

— Пожалуйста, не прерывай меня. Я сегодня сентиментален, и я хотел бы рассказать эту историю целиком.

Рю поклонился. Шигеру молчал, не зная, с чего начать. Он долго надеялся, что ему никогда не придется рассказывать историю, которую он даже не знал, как поведать.

— Во-первых, история, которой учат в Трех Королевствах, неполная. Вся история такая, но есть тайны, которые ты должен знать, тайны, о которых люди в Трех Королевствах даже не догадываются. Ты должен их хранить, ведь если их отпустить, разболтать от выпивки или беспечности, это принесет катастрофу на наши головы. После Великой войны для клинков ночи наступили плохие времена. Клинки дня процветали, многие ушли в монастыри и получили прощение от правительства. Они разработали схему, по которой учат всех, кто рождается с чувством, но это обеспечило их разрушение. Чувство — органическая сущность. Это поразительное достижение людей, вершина наблюдательности и осознания, но и естественное. Чувство — часть большего целого, большей ткани, чем даже наши философы могут догадываться. Даже ты, Рю, только начинаешь понимать то, чего можешь достичь. Оно по-разному проявляется в людях, и люди учатся ему по-разному. Стандартная учебная программа — это самая низкая планка, но за сотни лет это все, что знают монастыри, и именно поэтому ты можешь победить их самых сильных воинов, даже не вспотев. Были те, кто не принимал то, что было равносильно домашнему аресту. Они помнили путь своих предков и стремились почтить его, путешествуя. Со временем большинство из них было убито армиями, бандитами и пропагандой. Нам суждено было ходить из деревни в деревню, поддерживая справедливость и мир. Вместо этого мы стали ненавистными врагами простолюдинов благодаря пропаганде лордов, которые боялись силы, которой мы владели, силы, способной поддерживать людей. Но была третья группа, небольшая группа, которая считала, что можно найти средний путь. Путь, который добьется ощущения покоя, и способ передать истинное знание о чувстве из поколения в поколение, чтобы вернуться в Три Королевства, когда они понадобятся. Они существовали со времен Великой войны. Я родился в их семье, ведь они живут на одном месте в семьях. Орочи тоже один из них и раньше был мне почти братом, хоть и не по крови. Ты знаешь географию. Далеко к северу отсюда есть Великое Море, и на этом Море много островов, но есть один, на котором живет мой народ. Жители окружающих островов считают остров недоступным и необитаемым, но это не так. Есть только один вход туда, который был открыт нашими предками после Великой войны. Это идеальное место, полностью скрытое от мира. Те, кто там живет, там и умирают. Это безымянное сообщество — последнее убежище старых путей, которым я обучался, которым обучался ты.

Шигеру сделал паузу. Он мог говорить об острове днями. Он прожил там почти все годы, пока рос, но история была не об этом. Информация об острове была бы важной, но не так важна, как понимание Рю, с кем он имел дело.

— Я родился у счастливой пары, у обоих было чувство. Мои родители надеялись, что я стану сильным в чувстве из-за моего рода. Я показывал потенциал в детстве и проявлял многие черты одаренного человека. По сравнению со сверстниками, у меня было любопытство, высокий интеллект, я быстро приспосабливался. Я мог научиться новому за короткое время. Как и все дети острова, я тренировался с чувством с юных лет. Даже намного раньше, чем ты. Для нас познание чувства было как научиться ходить здесь, в Трех Королевствах. Обучение не всегда было мягким, но под давлением я справлялся. Мои навыки росли, и вскоре я стал одним из лучших учеников на острове, несмотря на юный возраст. Когда мне было десять, произошло два события, которые были предвестниками всего, что произошло позже. Во-первых, я подружился с девочкой по имени Юки. Она была красивой, и я вспоминаю о ней каждый раз, когда смотрю на Такако. Она была доброй и, как Такако, всегда пыталась отыскать хорошее в любой ситуации. Я побаивался ее, когда был младше. Она была на два года старше меня, и хоть она была бодрой, все знали, что она не подпускала к себе парней. Я все еще верю, что она знала, какой опасной была ее красота. Но не только это. Она была красивой, да, изысканной, но это была ее красота вместе с ее нежной натурой. Редкое сочетание. Парни очень хотели быть с ней, и часть нее знала, что это приведет к беде…

Шигеру утих, и Рю хотел спросить у него, что случилось дальше, но он продолжил:

— В общем, когда мне было десять, мы с ней сблизились. Я был строгим ребенком, всегда старался сделать себя лучше, а не подружиться и поиграть. Может, из-за того, что я не ухаживал за ней, она обратила на меня внимание. Я много об этом думаю и все еще не знаю, что она нашла во мне. Она сама подошла ко мне. Может, потому что я не был сосредоточен на ней. Не знаю. Другие девочки на острове завидовали ее статусу с мальчиками, и, может, я был единственным мальчиком, которому она могла довериться. Хоть я не старался, она завоевала меня, и пару лет мы наслаждались юной невинной любовью. Ничего сексуального не было, по крайней мере, для меня. Я был слишком юным, сосредоточенным на обучении, чтобы думать о таком. Но мы почти все свободное время проводили вместе, старались подстроить тренировки на одно время. Она была быстрой физически, но не особо одаренной. Хоть я был младше, я мог одолеть ее почти во всех упражнениях. Пока моя дружба с Юки росла, еще один новый человек появился в моей жизни. Это был Орочи, хотя ему было всего пять, когда я встретил его, он уже считался гением. Я был талантливым, трудился, но Орочи был совсем другим. Чувство в нем проявилось уникальным образом. Первый талант, которому он научился, который пугал его родителей, кстати, был умением скрыть свое присутствие от чувства. Этот навык уже сделал его одним из самых опасных людей на острове, а ему было всего пять. Почти все на острове росли с чувством. Представь, как жутко, когда кто-то может подкрасться к тебе. Он вызвал шум. Другие дары Орочи не были приметными. Он не был одарен ничем, кроме умения скрыть себя, но этого было мало. Как я, он старался сделать себя лучше, а чувство усиливалось стараниями. Даже в пять он стал драться. Когда ты не можешь ощутить движения противника, а он ощущает твои, с ним сложно биться. Наверное, так себя чувствуют почти все мечники, когда бьются с клинком ночи. Когда он решил бросить мне вызов, он почти достиг пределов способности. Он полагался на скорость и знания. В пять он не мог одолеть никого силой. Мне пришлось сражаться без чувства, полагаясь только на зрение, что было глупо, но ему не хватало скорости, чтобы пройти мимо моей защиты. Я не атаковал сильными взмахами, и он не мог юркнуть под руку. Я видел, что он часто так делал. Результатом была ничья. Меня поразило в нем то, что он не разозлился. Другие дети в его возрасте злились бы, но Орочи хотел стать лучше. И он нашел во мне того, с кем мог тренироваться, хоть у нас была разница почти в десять лет. И я гордился собой. Я бился в ничью с гением, которому все почти поклонялись. Я стал его наставником, это было выгодно нам обоим. Со временем мы втроем сблизились. Мы все были изгоями. Не изгнаны, но не такие, как все. Мы не могли понять это в своем возрасте, но стали группой. Юки, конечно, была главной, и порой она суетилась, словно мы были ее детьми. Несмотря на разницу в возрасте, мы с Орочи стали как братья. Мы вместе тренировались и вскоре стали непревзойденными среди детей острова. Прошло несколько лет. Наша группа становилась все сильнее, сближалась. Я заметил, что мои чувства к Юки менялись. Мы все еще были близкими друзьями, и я не пытался это менять, но меня влекло к ней. Каждый раз, когда я думал о ней, тепло наполняло мое тело, и было все сложнее поддерживать с ней обычный разговор. Я хотел быть с ней. Я скрывал свои чувства, но я был мальчиком, и у меня плохо получалось скрывать намерения. Юки и Орочи уловили мое желание. Орочи смеялся, что меня отвлекали девочки. Реакцию Юки была сложнее. Думаю, она разрывалась от моего внимания к ней. С одной стороны, она хорошо меня знала, мы были близкими друзьями. Она не ненавидела меня. И часть ее знала, что я отличался от других парней. Но она выбрала меня для дружбы, потому что я не интересовался ею, а мои желания вытащили привычки, которые я считал пропавшими. Как только она убедилась в моих намерениях, она не подпускала меня слишком близко. Мы все еще говорили и тренировались вместе, но вокруг нее был невидимый барьер, который я не мог разбить. Она напоминала мне одного из моих наставников, мечника, известного поразительной защитой. Он не ударял. Он умело читал намерения воина перед ударом, всегда мог отразить удар. За много лет жизни на острове я не видел, чтобы его кто-нибудь ударил. Сердце Юки было таким же. Она была мягкой, не отталкивала меня, но и не подпускала ближе. Ничего не работало. Но я не сдавался. Я знал, что она была важной, и я не мог отпустить чувства к ней. Сложное напряжение существовало год. Орочи в это время подрастал, расцветал. Его сила дала ему тьму, которую он отточил. Он учился у клана клинков ночи, который считался истребленным до Великой войны. Клан создал репутацию сил, которые проявлялись как у Орочи. Они могли становиться почти незаметными, даже для других клинков ночи и дня, и создавали боевой стиль на обмане, незаметности и скорости. Что-то в Орочи отвечало на эти принципы, и он стал впитывать знания из тех книг. Я не мог назвать его счастливым ребенком, но он был приятной компанией, пока не стал повторять поведение вымершего клана. Наши наставники не знали, что с ним делать. Клан, которому он подражал, любил смешанную репутацию среди клинков. Они были эффективными, но у клинков ночи есть честь, а принцип обмана клана многим не нравился, хотя у этого клана другие кланы часто просили решить сложные проблемы. И наши наставники не знали, как с ним справляться. Они понимали, что его навыки могли пригодиться в определенных ситуациях, но пытались учить нас этике и чести, а это перечило техникам Орочи. Они не могли прийти к выводу, и Орочи смог продолжить обучение так, как он хотел. Одно решение среди многих, ведущих к тому, что произошло.

Шигеру снова замолчал. Он сделал глоток воды и задумался. Рю понял, что склонился ближе. Остров клинков дня и ночи? Это казалось нереальным.

Шигеру кашлянул.

— Это факты, основа. События после этого разворачивались быстро. Все случилось зимой. Мне было девятнадцать, близился конец моего обучения. Хоть Орочи было четырнадцать, он был по размеру и поведению как ученик моего возраста. Мы с ним все еще хорошо сочетались, не могли определить, кто из нас был лучшим, хотя мы выделялись среди сверстников. Юки исполнилось двадцать один, она завершила обучение. Она плохо справилась с последними этапами, и ее отпустили с обучения без позора. Она была доступной женщиной, и состязание за ее руку усилилось в десять раз. По сей день я не могу всего объяснить. Думаю, Орочи желал ее. Он не показывал этого, или я был слишком увлечен своей симпатией, чтобы заметить конкурента. Хоть он не был конкурентом. Он вырос физически и эмоционально, но был слишком юным. Может, это беспокоило его больше всего. Может, потому что я был к ней ближе, чем он. Я не знаю, почему он выбрал Юки, но он выбрал ее. Орочи полюбил лазать по острову в ночи. У него была пылкая гордость, и он хотел исследовать новые места. Я знал о его ночных похождениях, он многими делился со мной, но я не жаловался на него. Он пробирался в храмы, мимо стражи, на берег. Все эти места были защищены. На следующий день у моей кровати всегда был сувенир: особый камень, кусочек храма, то, чем он мог доказать свой поход мне. А он всегда доказывал, хотя я и без этого верил ему. Но были ночи, когда я замечал, что Орочи уходил, но он не говорил мне, где был. Я был тогда растерян. Орочи, хоть наши таланты были почти на одном уровне, всегда равнялся на меня, и я глупо поверил, что он делился со мной всем, тем, что можно было делать и запрещено. Меня беспокоило то, что он не рассказывал мне, но я не давил на него. Вскоре любопытство пересилило, и я спросил у Орочи, где он был. Он посмотрел на меня и сказал, что пробрался на земли одного из наших наставников. Я подозревал, что он врал, но не был уверен, у меня не было улик. Я решил выяснить. Это была сложная игра для нас в детстве. Я был старше, но, что бы я себе ни говорил, я не был взрослым. Следующие несколько дней у нас шла война чувств. Это было состязание навыка и скрытности, а не силы, и хоть Орочи был младше, он был лучше в аспектах чувства, и я словно бился в невыгодном бою. Орочи, думаю, наслаждался собой. Он какое-то время трудился над тем, чтобы ходить незаметно, проверял навыки в реальных ситуациях на острове. Но на него никогда не охотились, его не искал тот, кто знал, что он умеет. Это было для него новым испытанием. Днем все выглядело нормально. Когда все пошло не так, никто даже не ощутил, что грядет. Мы с Орочи изображали лучших друзей, и днем я почти мог поверить в это. Но ночи были другим делом. Орочи всегда выбирался, бросал мне вызов последовать за ним. Я не знал, как поступить. У меня не было его навыков. Если бы я выбрался из кровати ночью, меня допросили бы. Но не выбраться было поражением. Я стал врать, что мне снились кошмары, и прогулки в ночи помогали мне уснуть. Наставники верили, ведь я никогда им раньше не врал. И я гулял по ночам, якобы проветривал голову, но на самом деле играл в кошки-мышки с самой умной мышкой. Я мог за ним следить. Я привык ощущать пятно ничего, черную дыру, которую он оставлял на земле, которой касался. Это не было идеальным, и я мог его потерять, но остров не был большим, и я мог выследить его почти все ночи. Я переживал за него. Мы были открытым обществом. Было неправильно так подкрадываться. Я поймал его после почти месяца этой игры. Я сделал вид, что потерял его, но на самом деле ощущал его хорошо в ту ночь. Я знал почти точно, где он был, был уверен в себе и позволил ему действовать так, как он поступал, когда считал себя свободным. Он пошел в женские покои, и когда он проник туда, я сосредоточил чувство так сильно, как еще никогда не делал. Я знал без сомнений, что он стоял над Юки, наблюдал за ней. И тогда я все понял. Я был в ярости, но придержал столкновение до следующего дня. После тренировки у нас было свободное время, и я сообщил ему, что поймал его. Я злился на него, угрожал пойти к мастерам острова, если он сделает это снова. Наказания на острове были серьезными. Он мог потерять несколько пальцев. В худшем случае — жизнь. Орочи расстроился, но не из-за того, что его поступки угрожали нашей дружбе, а потому что его поймали. Я ощутил это. Я знал по его взгляду на меня, он сверлил меня взглядом, когда его разочарование прошло. Я знал, что он попробует снова, но я любил его как младшего брата. Я хотел дать ему шанс доказать, что он мог исправиться. Какое-то время это работало. Он стал спать по ночам. Я медленно снова стал доверять ему. Я думал, что спас его. Вскоре мы с ним стали спать по ночам. Но, как ты понимаешь, это было уловкой. Через два месяца я снова заметил, что он покидает нашу комнату. Это было случайно. Я проснулся, а он как раз уходил. Я должен был пожаловаться, но я переживал за него. Я не хотел, чтобы его наказали. И снова начались наши игры. В этот раз у меня было преимущество. Я знал его конечную цель. Он снова найдут Юки. Я продолжил ночные патрули, всегда ходил так, чтобы ощущать женские покои. Я думал, что смогу остановить его, не пустить близко. Я навсегда запомню ту ночь. Была ясная ночь конца зимы, холодная, ветер дул с моря. В другую ночь было бы хорошо смотреть на звезды, потому что они смотрели на нас в ту ночь. Я был в плотном одеянии из-за холода. Я знал, что Орочи мучил меня. Он проник в теплые части острова, прятался в хижины или возле домиков стражи, где костры отгоняли холод. Я не знаю, как он это сделал, но я вообще его не ощущал, и я не мог заметить пятно пустоты. Я думал, что он грелся у костра возле домика стражи, но он смог проникнуть мимо меня. Я по сей день задаюсь вопросом. Я как-то провалил задание по защите Юки? Я не знаю. Я думал, что был внимательным, но я спал по пару часов ночью. Он проник мимо меня в женские покои, отпустил себя. Он всегда скрывался, даже днем. Он заявлял, что это делало его сильнее, что он привык скрываться. Но он открылся миру, и я ощутил его так сильно в той комнате. Он заявлял о победе. Он проник мимо меня к цели, которую я поклялся защищать. И я не выдержал. Я устал, и наглость Орочи достала меня. Не знаю, хотел ли он навредить. Вряд ли Орочи был плохим. Он просто был одержим ею, одержим победой надо мной. Для меня это было слишком. Я ворвался в покои женщин с мечом. Он ждал меня. Я не знаю, о чем он думал. Может, хотел показать всем, что был лучшим. Но мы по-настоящему скрестили мечи в ту ночь. Бой был быстрым, хотя мне он казался долгим. Я говорил тебе до этого, мы были на равных. Не той ночью. Я злился, был сосредоточен. У меня был гнев, какого не было у него, он не понимал. Для него это было игрой. Он просто хотел победить, но я хотел его жизнь. В тот миг я хотел увидеть теплую кровь, текущую из его сердца. Он не принял это во внимание, пока мы бились, и я пару шагов я оттолкнул его, раскрыл его защиту. Тот момент, Рю, навсегда вырезан в моем сердце. Порой в кошмарах он повторяется, и я не могу его остановить. Я увидел брешь, сделал выпад к его сердцу, хотел убить. Но я так сосредоточился, был в гневе, забыл о тренировках. И в тот миг Юки прыгнула перед моим ударом. Она проснулась, увидела наш бой и попыталась остановить нас, но я был неуправляем. Я должен был знать, что она вмешается. Когда мой клинок пронзил плоть, сердце обрадовалось. Я еще не убивал, но не думал, что будет так приятно. Я одолел первого монстра. Хотя мои глаза были широко открыты, я не сразу понял, что Юки была пронзена моим мечом. Я увидел, что мой меч был вонзен в одну из грудей, о которых я так мечтал. Но мне до сих пор не дает покоя то, что она улыбалась. Улыбка разбила меня. Почему она улыбалась? Я упал на колени. Юки подняла ладонь в крови к моему лицу, нежно погладила, а потом рука опустилась. Она упала на пол, а я был над ней, пытался понять, как ее исцелить. Меня учили исцелять, но не так. Я не был клинком дня. Я умел уничтожать. Юки пыталась что-то шептать, но я не слышал. Ее губы двигались, она смотрела на меня, но я не мог понять слова. Я хочу верить, что она простила меня или что любила меня. Но я никогда не узнаю. Я был так сосредоточен на Юки, что даже не ощутил, как Орочи покинул комнату. Я сжимал Юки, пока она не перестала дышать, но и после этого держал. Я не хотел ее отпускать, был уверен, что не отпущу ее и в смерти. Я был в шоке, но я тогда не знал об этом. Я знал лишь, что убил женщину, которую любил. Мастера пришли за мной. Наш бой разбудил весь остров. Минус проживания на острове, где все одарены чувством, в том, что ничего не скрыть. Меня связали и поместили под стражу за секунды. На следующий день на острове был жуткий шум. За тысячу лет никого не убивали на острове. Были дуэли, но не убийства. Я не оправился от шока. Я хотел убить себя, но был слишком труслив для этого. Тело Юки сожгли вечером. Весь остров, включая Орочи, пришел выразить уважение, но меня не пустили. Я даже не увидел похороны любимой. Они не кормили меня, не давали воды. Они не заботились обо мне. Общество было небольшим, но требовало верности. День и ночь прошли ужасно, но я не жаловался. Я вспоминал последние мгновения Юки, струйку крови, текущую из уголка ее рта. Я ощущал, что заслужил то, что получил, и Орочи был корнем всех проблем. Когда солнце взошло на следующее утро, мастера собрались решить мою судьбу. Мне дали шанс оправдать себя, но я этого не сделал. Я убил Юки. Я не мог это отрицать. Моя вина была тяжелее гнева на Орочи. Я молчал, принял приговор без возражений. Мне дали смертельный приговор, который тут же осуществили. Это была не смерть воина, а смерть преступника. Меня привязали к кресту с видом на море. Это была смерть через открытие. Я был обнажен, не мог согреться. День был ветреным, море било по коже, ночью я замерз. Мне не давали еды, а случайные глотки воды продлевали агонию. Я продержался две ночи, но когда солнце встало на третий день, я понял, что ночью умру. Горло болело, кожа покраснела от солнца, моря и холода. Кашель сотрясал тело, и это усиливало боль. Я помолился, настроился на выживание днем, но был готов отпустить дух в Великий Цикл ночью. Вина была моей спутницей. Я видел лицо Юки, мой меч в ее голой груди, я впервые видел ее обнаженной. И улыбка, которая по сей день не дает мне покоя. Почему она улыбнулась мне? Она видела следующую ступень в Великом Цикле? Она любила меня? Она любила Орочи? Я не знаю даже сегодня. Солнце село в последний день, и я был уверен, что это был мой последний закат. Было красиво, закат был кроваво-красным, отражал мое настроение. Я заплакал, глядя на него. Я не хотел умирать, но не был готов и жить. Солнце село, угасло мое желание жить. Произошло странное, но, когда мое желание жить угасло, и я не хотел уже дышать, пропала и боль. Я не был рад, но я был спокоен. Я был готов, зрение темнело. А потом боль вернулась. Я вдруг оказался на земле, хватал ртом воздух. Все, что угасло, вернулось. Боль в шее, горле, запястьях, голод и жажда вернулись мгновенно. Через пару вдохов я очнулся, но когда я сделал это, его голос сказал мне: «Ты не умрешь тут и сейчас. Ты умрешь от моих рук, когда я захочу этого. Этот остров несправедлив. Я хочу, чтобы ты жил, зная, что ты сделал, кого убил. Единственную, кто был тебе дорог». Единственная, кто был мне дорог. У меня не было слов. Разум соображал медленно, словно у тонущего, который понял, что выжил в океане, но теперь погружался в грязь. Я не мог встать, не мог собраться с силами. Орочи бросил меня там. Я его больше не видел. Но он ушел, а я остался на земле, пытался понять, что произошло. Стражи ходили патрулями, и я ощущал их ранее. Я искал их, пока мое чувство возвращалось. Конечно, их не было рядом. Орочи не стал бы рисковать, когда они были близко. Он не боялся проскользнуть мимо них, но если он хотел, чтобы я выжил, то он должен был дать мне шанс сбежать. Как все обитатели острова, я знал пути, которые пересекали камень, как свои пять пальцев. Стражи тоже о них знали, но ожидали, что я был привязан к кресту. Тропа могла отвести меня в скрытую пещеру, и там не было бы людей ночью. Там была лодка, я мог отправиться на ней на материк. У меня оставалось одно задание, и оно не было мудрым. Я отправился в храм, где хранились вещи умерших перед тем, как их отдавали обществу. Я искал одну вещь, меня вело глупое желание сохранить что-нибудь ее. Я забрал ее меч и взял с собой на материк. Это твой меч, его сделали лучшие кузнецы на острове. Я не буду докучать остальной историей, хотя ты можешь ее представить. Мой поход в храм за мечом привлек внимание, и хоть я был слабым, я успел добраться до пещеры быстрее, чем те, кто за мной гнался. На острове было всего три лодки, и я смог продырявить две и забрать третью. С тех пор я был в бегах. Я думал, что получил новый дом, построив ту хижину, но потом я встретил тебя. В чувстве больше, чем я могу тебя обучить. Эти навыки могут сделать тебя сильнее и быстрее. Но я их не знаю. Я передал тебе все, что я умею. Я надеялся, что ты не будешь жить как беглец. Прости, я не справился.

Шигеру закончил, в комнате было тихо. Такако была растеряна. Она не так долго знала Шигеру, и история звучала фантастично. Она сомневалась, что все было правдой. Рю задумался. Было так много информации, и он не все мог легко воспринять. Он не хотел верить, что Шигеру убил любимую девушку. Он посмотрел на Такако, попытался представить, как пронзил ее мечом. Его желудок сжался, его чуть не стошнило. Рю не мог этого представить. От попыток было плохо. Он на миг увидел Такако в крови, и это было так реально, что он почти поверил.

Шигеру смотрел на них отстраненно. История опустошила его. Его призраки сдавили его. Он понял, что хотел, чтобы Рю гордился им.

Шигеру, хоть это и было глупо, почти осмелился надеяться. Такако была красивой девушкой, доброй, несмотря на то, через что прошла, и напоминала ему о Юки больше, чем он хотел признать. Может, у них получится. Если Шигеру мог пожертвовать собой или одолеть Орочи, может, это произойдет. Но Шигеру не знал, как.

Может, у него получится побороть грехи отца. Если у кого и был шанс, то это у Рю. Может, он сможет сражаться и получить жизнь, какой не было у его наставника. Он знал, что будет непросто. Шигеру убил любимую, и это последовало за ним в жизни. Эта печаль выворачивала его, и Шигеру было сложно так жить. Он трудился, чтобы не допустить такой исход, но судьба решила иначе. Он был благодарен, что, несмотря на преступление, он получил много лет счастья с Рю. Он просто хотел, чтобы это длилось дольше.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Когда Орочи покинул Упорство, Морико осталась обломком в бушующем океане, готовом уничтожить ее. У нее не было выхода, пути к безопасности и гавани, которая могла бы укрыть ее. Пока он был в монастыре, она не осознавала, как сильно отдалилась от монахов и обычных повседневных задач. Ее больше ничто не связывало с монастырем.

Ее обучение с ним произвело мощный эффект. Оно вселило в нее уверенность, которую Морико не считала возможной. Она знала, что была сильнее любого из монахов монастыря. Где они когда-то сохраняли ауру силы, власти, которая когда-то казалась высшей, теперь не было смысла. Ее единственной проблемой, единственным неизвестным в уравнениях, которые она пыталась решить, был настоятель.

Морико понимала набор навыков монаха. Орочи научил ее системе монахов больше, чем монахи. Она знала сильные и слабые стороны их методов. В случае необходимости она знала, как их убить. Она потеряла страх перед кем-либо из них. Горо был лидером стаи не потому, что он был сильнее, а потому, что он был самым жестоким и самым приближенным к настоятелю.

Настоятель был другим делом. Морико не понимала пределы его чувства. Она думала, что сможет победить его, если поймет его силы. Но он редко демонстрировал всю свою силу, поэтому у нее не было возможности оценить его. Она пыталась вспомнить, на что была похожа схватка с ним, но ее разум не хотел вспоминать подробности того дня, который она предпочла бы забыть.

Ее неуверенность и обучение у Орочи поставили ее в неловкое положение во многом. Она хотела уйти, была уверена, что сможет уйти, не переживая из-за погони. Но она не знала, что будет делать, если уйдет. Она уважала Орочи, но вряд ли хотела жить, как он. Она была почти совершеннолетней, но не знала, как существовать в мире за стенами монастыря. Набор ее навыков не способствовал поиску типичной работы.

Раньше она находила утешение в рутине и правилах монастыря, но теперь правила ее не касались. Ни один монах не командовал ею, и ни один монах не звал ее куда-нибудь. Каждый раз, когда она видела, что кто-то из них смотрит на нее, она понимала, что была изгоем. Сначала она злилась, но со временем поняла, что монахам было так же неудобно, как и ей. Она боролась с ними и пыталась победить человека, на которого они все равнялись. В их представлении она была предателем. Предателем, который был жив только по милости настоятеля. Она не была одной из них.

Пару дней после того, как Орочи ушел, Морико бесцельно бродила вокруг, надеясь, что кто-нибудь позовет ее заниматься с ними. Но монахи не трогали ее, игнорировали, как будто она стала призраком. Ее не принимали, но и не ругали ее.

Со временем она снова начала тренироваться. Ей нужно было что-то делать, поэтому она продолжала оттачивать, что знала. Она просыпалась рано утром вместе с другими монахами и присоединялась к их утренней разминке. После этого она заставляла себя медитировать большую часть утра, сосредотачиваясь на чувстве так, как учил ее Орочи. Она старалась быть невидимой для других и работала над расширением своего чувства. Орочи учил ее, что разум не знал границ. Скорее дело было в том, сколько информации разум мог воспринять. Чем дальше тянулось чувство, тем больше информации приходилось обрабатывать разуму. Если он мог справиться с этим, чувство продолжало расширяться. Как только разум не мог обработать информацию, чувства переставало тянуться дальше.

Морико тренировалась. Она ощущала все, что происходило в монастыре, сосредоточилась на всем живом, большом и малом. Как только она смогла обработать такой объем информации, она расширяла свое чувство на шаг за шагом, нити тянулись и достигали новых расстояний. Это был медленный процесс, но Орочи настаивал на терпении, и за пару месяцев Морико добилась значительного прогресса. Ее чувство доставало на несколько десятков шагов дальше, чем было, когда Орочи ушел.

Она присоединялась к монахам на общем обеде, а затем тренировала свои боевые навыки. Орочи открыл ей глаза на новую систему боевых навыков, и Морико усердно работала, чтобы овладеть ими. Без напарника было намного труднее, но она решила стать достаточно сильной, чтобы сражаться в своих битвах. Она представляла себе голос Орочи, исправляющего ее техники.

Морико становилась сильнее, жизнь в монастыре и за его пределами продолжала участвовать в Великом Цикле. Морико не особо задумывалась о событиях до инцидента, случившегося глубокой зимой. Горо снова ушел в радостном настроении. Морико, которая стала опытным наблюдателем за делами монастыря, подозревала, что он ушел охотиться на будущих монахов. Поиск новых монахов не прекращался. Монахи всегда уходили на поиски новых учеников, но редкие наслаждались процессом разлучения детей с их семьями так, как Горо.

Отбытие Горо заставило Морико задуматься о своей жизни. Она вспомнила свое прибытие в монастырь, как сильно она ненавидела Горо и как сильно она ненавидела жизнь в монастыре. Она так упорно боролась с этим и была последней в своей группе, кто покинул идеи сбежать из монастыря. Она вдруг поняла, что уже не ненавидит монастырь так же. Она все еще ненавидела обычаи тут, но больше не ненавидела жизнь здесь. Хоть ее навыки позволяли сбежать, здесь было удобнее, и она не уходила.

Внезапное осознание удивило ее. Когда она перестала мечтать о побеге из монастыря? Наверное, во время прибытия Орочи. Она была готова сопротивляться тренировкам до смерти. Но он показал ей новый путь, путь, о котором она никогда раньше не задумывалась. Она не представляла, что сможет стать такой сильной.

Но от того, что она стала сильнее, усилилось ее желание жить. У нее была сила теперь многое изменить, она уже не была беспомощной.

Мысли привели ее к размышлениям о том, какой она стала бы, если бы росла с родителями, о какой жизни для себя мечтала, когда ей было пять лет. Она хотела быть в лесу, который обожала. Она хотела быть среди деревьев, ощущать тайну жизни и смерти, которая была ярко выражена в глуши.

Пару месяцев назад она рассмеялась бы из-за своих глупых юных амбиций. Но сегодня, глядя, как Горо уходит на задание, она опечалилась из-за того, что потеряла мечту. Она пыталась отыскать в памяти любовь к дикой природе, которая раньше у нее была, желание разбить оковы и жить в Великом Цикле. Но она не могла найти воспоминание, его стерло время.

Без Горо Морико пыталась забыть осознание, что она изменилась. Она полностью погрузилась в тренировки, сосредоточившись только на стоящей перед ней задаче. Это помогло, но на задворках ее разума все еще оставалось ощущение, что она что-то потеряла, важную часть себя, которая стерлась так постепенно, что она даже не заметила, что это произошло.

Горо вернулся через два дня. Он был не один. Он вернулся с маленькой девочкой, связанной, висящей на спине его лошади. Его появление заставило Морико нахмуриться. Редко был повод кого-то связать. Это было признаком неуверенности. Это выглядело неправильно. Она наблюдала за ситуацией и направила чувство.

Девочка кипела от ярости. Морико не требовалось чувство, чтобы это понять. Но она ощущала, что с Горо было что-то не так. Она открыла глаза и посмотрела. Он двигался с болью, и Морико осенило, что девочка одолела его. Она как-то порезала его. Мысль о том, что маленькая девочка побила Горо, была довольно забавной, и она широко улыбнулась. Новая девочка ей уже нравилась.

Эта мысль сломала хрупкую защиту Морико. Девочка была такой же, как она раньше, но Морико стала частью системы, которую презирала. Если бы девочка посмотрела на нее, она увидела бы просто монаха, а не кого-то конкретного или стоящего выше человека, который украл ее у семьи.

События, происходящие на глазах у Морико, забрали все ее внимание.

Горо был не просто ранен, но и в ярости. Он разрезал веревку, привязывающую ее к лошади, но не убрал путы с ее запястий или лодыжек. Она съехала с лошади и попыталась приземлиться на ноги, но они были хорошо связаны, и она рухнула, не смогла остановить падение, ведь запястья были связаны за спиной. Морико скривилась.

Горо рассмеялся, и рука Морико потянулась к мечу. Не сегодня. Она не растворится на фоне и не станет еще одним монахом, который допустил это. Она могла хотя бы заступиться за девочку.

Морико осмотрела монастырь. Все шло своим чередом, и никто не обращал особого внимания на Горо и его жестокость. Морико закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она вошла глубоко в себя, скрывая свою силу, и подкралась к нему. Тревога пропала, когда ее обучение с Орочи взяло верх. Она не собиралась нападать. Она не знала, какой у нее был статус в монастыре, но убийство Горо могло привести все к неизбежному завершению быстрее, чем она была готова.

Ее единственной целью было спасти девочку и убрать ее от гнева Горо.

Морико добралась до Горо, но он ее не почувствовал. Она наслаждалась властью над ним, кашлянула. Она улыбнулась, когда Горо вздрогнул. Он обернулся, его осенило. Он хотел потянуться за клинком, но увидел, что она пришла не сражаться, ее рука лежала на рукояти меча. Она была готова, но не угрожала.

— Развяжи девочку, Горо.

Горо не ответил. У него был зуб на Морико, но ее тон намекал, что ей было все равно. Это был приказ, а не просьба. Если он ослушается, ему придется биться с ней, а он был ранен. Она видела его страх. Он знал, что она была сильнее.

Он выбрал путь труса.

— Девочка опасна! Она порезала меня. Если я развяжу ее сейчас, она может быть опасной для других и себя.

— Развяжи девочку, Горо.

— Ей нужно побывать у настоятеля. Ты знаешь процедуру. Мы не пустим ее к нему, если она опасна для людей.

Морико не ответила, ее поза была сильной.

Горо безумно озирался в поисках помощи, но монахи, которые удобно игнорировали его жестокость, игнорировали и его просьбу о помощи. Он подчинился. Орочи научил ее власти. Это была способность подчинить других убедительностью, очарованием или угрозами. Она предпочитала угрозы.

Горо развязал девочку, и она тут же попыталась ударить его, ощутив свободу. Морико уловила ее намерение и схватила руку девочки.

— Он не стоит этого. Поверь.

Девушка с ненавистью посмотрела Морико в глаза. Она смотрела в ответ, надеясь, что спокойствие ее души передастся девочке. У нее не было ни злобы, ни ненависти, она немного сочувствовала девочке. Девочка это заметила. Она расслабилась, но Морико чувствовала, что внутри ее ненависть все еще пылала. Она уже пыталась скрыть свои истинные намерения. Морико была этому рада.

Когда Морико убедилась, что девочка не ударит, она отпустила ее руку. Горо, не зная, что только что произошло, начал скулить о процедуре, но взгляд Морико оборвал его на полуслове. Она знала, что нужно было сделать, и не хотела лезть больше, чем уже сделала. На сегодня она сделала достаточно.

Она повела девочку в покои настоятеля, чтобы представить ее ему. Морико чувствовала, как настоятель начал показывать свою силу, волны энергии катились по всему монастырю. Морико взглянула на девочку. Она не могла сказать, заметила ли девочка энергию настоятеля. Как бы там ни было, девочка изо всех сил старалась держать себя в руках и отлично с этим справлялась.

— Как тебя зовут?

Девочка молчала.

— Я — Морико. Я тоже хочу уйти отсюда, но это очень сложно, и мне понадобится твоя помощь. Люди тут и тот, с кем ты вот-вот встретишься, очень сильные.

Это была белая ложь. Девочка не могла помочь Морико сбежать из монастыря, но если это поможет ей открыться, доверять хоть одному человеку, это того стоило. Девочка взвесила новую информацию, думала, хотела ли доверять Морико. Она была юной и отчаявшейся, нуждалась в союзнице. Она доверилась Морико, хоть и была насторожена.

— Меня зовут Эйна.

— Красивое имя, Эйна. Мне нужно отвести тебя к главе монастыря. Если я этого не сделаю, у меня будет много проблем. Он плохой, но не навредит тебе, хорошо? Я буду все время с тобой. Это займет мало времени, а потом ты сможешь найти место, чтобы отдохнуть до конца дня.

Эйна кивнула. Она решила доверять Морико, и стало ясно, что она сделает все, что Морико скажет, без жалоб. Морико задумалась. Может быть, ей пригодится тот, кто ей доверяет. Она мысленно перебирала возможности, но единственные решения заключались в предательстве этого доверия, чего она не могла допустить.

Размышляя, Морико вытерпела процедуру знакомства и представления Эйны настоятелю. Настоятель, хотя и был счастлив продемонстрировать свою силу новому ученику, который чувствовал, что он делает, был отвлечен и выполнил формальности быстро и без лишнего шума. Морико ожидала вопросов, похожих на то, что она пережила, когда ее представляли, но сегодня этого не было. Эйну представили, настоятель поприветствовал ее, а затем ее отпустили.

Морико привела Эйну в покои монастыря и показала ей маленькую комнату, где жили младшие. Знакомство с остальными учениками заставило ее подумать, что, возможно, доверие Эйны Морико было не так уж и хорошо для Эйны. В тот миг, когда Морико вошла в комнату, все стихло, и другие ученики старались сторониться Эйны.

Морико поняла намек, пожелала Эйне всего наилучшего и ушла как можно скорее. Она надеялась, что другие девочки позаботятся о ней, хоть ее привела Морико. Девочка казалась умной, так что, может, она разберется сама. На это требовалось время, как всегда.

Морико погрузилась в раздумья, возвращаясь в свои покои. Она больше ни в чем не была уверена. Даже бучение Орочи вызывало легкую тошноту, теперь, когда она смотрела на это через призму своих детских мечтаний. Она не понимала, как стала частью системы, которую боялась и ненавидела так сильно в детстве. Была ли она лучше настоятеля или даже Горо? Отличалась от них?

Она видела, как забирают детей, и ничего не сделала с этим. Ей было все равно. Она была поглощена собственными проблемами и своей болью. Она стала тем, что стремилась уничтожить. Она потрогала шрам на животе. Она не могла избавиться от ненависти к монастырю, даже если не знала ничего другого.

Она поклялась, что больше так не будет. Ей нужно было подумать, отыскать цель. Орочи и монастырь обучили ее, и она могла управлять поразительной силой. Теперь нужно было понять, как ее использовать. Она не знала, куда придет, но была уверена, что заставит Горо и настоятеля заплатит за их грехи.

* * *

Поздно ночью, когда свечи догорали, двое мужчин собрались в покоях настоятеля. Горо был в восторге. Инцидент с Морико как никогда приблизил его к настоятелю. Горо давно понял, что у него не было особых способностей, и утешал себя тем, что никто из его группы тоже не обладал ими. Он надеялся подняться выше, подружившись с настоятелем.

Он много лет пытался, терпеливо слушал каждый приказ, каждое учение, используя каждую маленькую возможность, чтобы доказать свою ценность настоятелю, но тот, казалось, не признавал его, не видел в нем ничего, кроме верного слуги. Но Горо сохранял бдительность и преданность делу.

Все изменилось в тот день, когда Морико победила его. Было странно, что такая очевидная, невероятная неудача могла бы стать воротами к осуществлению мечты Горо, но это было так. С тех пор Горо стал тем, кому доверял настоятель. Их разговоры были все чаще и дольше, и они регулярно встречались ночью после прибытия Орочи.

Сегодняшняя ночь не была исключением. Они думали, что Морико спала, но больше не доверяли своим чувствам, даже настоятель, чье управление чувством делало его уникальным среди монахов. Поэтому они сели близко, шептались о событиях дня и озирались, чтобы убедиться, что были одни.

— Мастер, вы ощутили, что произошло сегодня? Морико…

Настоятель перебил:

— Да, Горо. Я все ощутил, — ему не нужно было добавлять, что он перестал ощущать Морико, когда она подкралась к Горо сзади. — То, что она сделала, неприемлемо.

— Что нам делать, мастер?

Настоятель вздрогнул от слова «нам», но сохранил спокойствие.

— Я не могу позволить этому поведению продолжаться, но она — ученица Орочи, а тот дружит с Акирой. Я не могу убить ее за мелкую оплошность, даже если хочу.

Горо внимал каждому слову. Может, у него будет роль, и это сделает его достойным в глазах настоятеля.

Настоятель посмотрел на него, и Горо понял, что в его голове появился план.

— Брат Горо, нам нужно, чтобы она совершила поступок, равный измене, чтобы нам пришлось ее убить, — он посмотрел на Горо. — Думаю, ты сыграешь в этом важную роль, Горо. Но я не сразу смогу осуществить план. До этого, Горо, учи Эйну лично. У нее поразительный потенциал, и только тебе я могу доверить ее. Обучи ее методами, которые посчитаешь подходящими.

Тепло наполнило Горо. После всех этих лет, когда к нему относились, как ко всем, не выделяя, он получил личное задание. Когда настоятель будет готов, он поможет избавиться и от Морико. Он покинул общество настоятеля, ощущая себя взволнованно.

Он ушел, и настоятель тихо рассмеялся. Тренируя так, как он считал нужным, Горо привлечет внимание Морико. Она быстро его убьет, а настоятель получит идеальный повод убить ее лично. И так он избавится от Горо и Морико. Две головы срубит одним ударом.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Рю, Такако и Шигеру недолго оставались на ферме. После того, как Шигеру закончил свой рассказ, они приготовились, чтобы уйти на следующий день. Они больше не боялись идти по ночам. Времени было мало. Тот, кто на них охотился, мог отслеживать их днем ​​и ночью.

Шигеру отдохнул еще ночь, пока Рю был на страже. Всю ночь он направлял чувство, искал все, что было похоже на Орочи. Это был новый опыт. Впервые за много лет он ощущал себя бессильным, голым, без защиты, которую ему предоставляло его чувство.

То, что кто-то мог отслеживать его, использовать те же дары, которыми он обладал, а он не мог делать то же самое, было унизительным. Он знал страх. Понимал, с чем столкнулся и насколько опасен был его противник, но не мог ничего с этим сделать. Рю не мог заснуть всю ночь.

За долгие часы рассвета он принял два решения. Во-первых, если ему когда-нибудь выпадет шанс, он запугает так же тех, кто попытается навредить ему. Орочи учил его, как охотиться на людей, этому Шигеру никогда его не учил. Шигеру был человеком чести и принципов. Он сражался прямо, всегда нападая на своих противников и бросая вызов. Но теперь Рю знал другой путь. Человека, который выжил и преуспел благодаря своей способности прятаться, сливаться, не существовать.

И он поклялся, что будет продолжать тренироваться, учиться и быть прилежным. Ему нужно было одолеть всевозможных воинов, чтобы стать настоящим бойцом. Он чувствовал, что Орочи был лучше экипирован, обучен и опаснее него. Ему нужно было узнать больше, чтобы сражаться с Орочи на равных, чтобы больше не быть застигнутым врасплох, чтобы понять все о мире.

Они шли и тренировались. Несмотря на все усилия, они двигались медленно. Такако была слабой, а Рю был слишком счастлив, чтобы умолять ее идти быстрее. Когда они отдыхали, Шигеру исцелился. Это были хорошие дни. Они шагали, пока солнце было в нее. Рю приставал к Шигеру сотнями вопросов, пытаясь добыть все знания Шигеру до последней капли. Ночью он учился готовить еду у Такако. Шигеру учил его, но навыки Такако были лучше, чем у обоих мужчин. Они сидели у костра и рассказывали истории.

Какое-то время казалось, что они смогут выжить. Но Орочи снова нашел их.

Рю просидел всю ночь на страже. Это было его тренировкой, Шигеру продолжал восстанавливаться от травм. Он не мог делать это каждую ночь, но мог и делал это чаще, чем следовало. Когда небо начало светлеть, Рю понял. Он ничего не чувствовал, но знал.

Шигеру проснулся и увидел лицо Рю. Не нужны были слова, чтобы понять эмоции Рю.

— Ты мог разбудить меня.

Рю встал и размял ноги.

— Я все равно не уснул бы. Вам нужно восстановить силы.

Шигеру не спорил.

— Ты что-нибудь ощутил?

— Нет.

Шигеру приподнял бровь. Он знал, что было что-то еще.

— Я знаю, что он идет сюда. Я не могу объяснить, откуда я это знаю, но я уверен, — он взглянул на Такако. — Боюсь, мы не сможем убежать от него.

Шигеру кивнул. Рю казалось, что Шигеру уже принял решение и просто ждал подходящего момента, чтобы сказать ему.

— Мы не будем от него бежать. Он уловил наш запах. Мы сможем уходить от него день или два, сбежать с трудом, но он не остановится. Нет смысла оттягивать неизбежное. Мы подождем тут, будем по очереди в дозоре. Его подельники мертвы, так что он мог собрать подкрепление. Он идет сюда. Мы можем покончить с проблемой, только сразившись с ним.

Рю хотел возразить, сказать, что был вариант лучше, но Шигеру был прав. Так близко к цели Орочи не остановится, не бросит погоню. Рю жалел, что спас Такако, навлек все это на них.

Шигеру видел его насквозь.

— Не вини себя. Да, это последствия твоих действий. Но важно то, что ты поступил правильно. Ты заступился за того, кто нуждался в помощи. Это больше, чем сделал бы я. Если мы умрем, мы сделаем это как гордые воины. В этом нет позора.

Рю хотел кричать на Шигеру за такие слова. Он хотел вернуться в старую хижину, бегать по лесу и тренироваться с Шигеру. Он представлял весенний ветер, холодную красоту ближайшего водопада. Казалось, он никогда не вернется.

— А если я ошибся? А если Орочи идет не сюда, и мы зря медлим?

— Ты не ошибся. Я хорошо тебя обучил, и ты есть и будешь более сильным клинком ночи, чем я. Я это знаю уже давно. Я могу преподать тебе только еще два урока. Первый: доверяй своим инстинктам. Ты отлично владеешь чувством, и если твои инстинкты что-то тебе говорят, верь им, потому что они точно правы. Во-вторых, не давай последствиям мешать тебе делать то, что тебе кажется нужным. Спасти Такако было правильным решением. Я не буду сидеть тут и врать тебе, говоря, что жизнь будет лучше, потому что ты поступил правильно. Но ты будешь лучшим человеком, а этого я и хотел.

Рю заполнили вопросы и слова, которые он хотел сказать. Он так много хотел, чтобы Шигеру знал: насколько он важен и как много он значил — но ничто не вышло наружу. Он кивнул и посмотрел в глаза Шигеру. Он знал. Этого было достаточно.

Шигеру крепко обнял Рю, застигнув его врасплох. Рю чувствовал, что снова теряет отца.

После нескольких секунд тишины они занялись повседневными делами. Они вместе сделали утреннюю разминку и провели пару поединков, чтобы разогреться и чтобы Шигеру смог проверить свое состояние. Он был не в лучшей форме, но был сильным.

Такако проснулась отдохнувшей, и Рю был рад, что она принялась готовить им еду. Они сели втроем, делились историями из своей жизни и смеялись. Такако была рада дню отдыха. У них не хватило духу рассказать ей настоящую причину этого.

Рю понял, что Шигеру считал это концом. Он видел, как Шигеру пытался выжать все удовольствие, все воспоминания, из последних моментов жизни, будто выжимал из тряпки последние несколько капель воды.

Рю не мог заставить себя принять это. Во время обучения Шигеру вбивал ему в голову, что воинам необходимо принять смерть, быть готовыми к ней каждый день. Но Рю не был готов. Он хотел жить и проводить каждое мгновение с Такако и Шигеру. Он знал, что Шигеру был прав, но это не изменило его чувства. Он не был готов умереть и не мог представить себе будущее, где умрет.

Солнце садилось, когда Рю почувствовал их. Они ехали быстро верхом. Рю с большим интересом следил за ними. На грани чувства, насколько он мог направить его. Они не направлялись прямо к ним. Они ехали извилистым курсом. И только когда они стали ближе, все лошади и люди повернулись в их сторону.

Это была ценная информация. Чувство Рю тянулось дальше, чем у Орочи. Он отметил расстояние. Если они переживут этот день, это могло пригодиться.

Они устремились к хижине, не медля. Пять человек и Орочи. Рю повернулся к Шигеру.

— Почему он берет всего пять?

Шигеру пожал плечами.

— Может, нет доступа к большему количеству. Он и не собирается подавлять нас с помощью людей, которых взял с собой. Только он сам может нас убить, он это знает. Другие люди — отвлечение, чтобы не биться одному против нас двоих. Он, может, и сильнее кого-то из нас, но он явно проиграет, если мы нападем вместе.

Рю кивнул. Причина не была важна. Он вспомнил лекция Шигеру о том, что не стоило сильно переживать о том, как произошли события или как они будут разворачиваться. Это были непостижимо, и не было смысла тратить время на это.

Они направили Такако за хижину. Рю должен был отдать ей должное. Она восприняла эту новость с удивительным спокойствием. Хижина была достаточно большой, чтобы никто не мог незаметно проскользнуть за нее, но у Такако осталось место, чтобы при необходимости побежать. Они вдвоем встали перед домом и терпеливо ждали.

Долго ждать не пришлось, и с самого начала было ясно, что нападающие не собирались биться честно. Как только они оказались в пределах досягаемости, на них обрушился небольшой шквал стрел. Рю и Шигеру чувствовали их приближение и без труда уклонялись от опасных.

Битва разыгралась не на шутку. Когда приближающиеся враги стали более заметными, Рю увидел, что у них такие же доспехи и знаки отличия, как и у солдат, с которыми они сражались ранее. Это наблюдение промелькнуло в его голове, и он стал защищаться от несущихся к нему лошадей.

Мужчины были хорошо обучены, и их намерения были ясны. Пятеро солдат с Орочи, направились к нему, а Орочи — к Шигеру. Рю впервые увидел Орочи, и его вида было достаточно, чтобы Рю на мгновение потерял самообладание. Он никогда не видел такого устрашающего человека. Он был огромным и мускулистым. Один взгляд, и сердце Рю упало в живот, желудок сжался.

Солдаты не собирались биться один на один. Они остались на лошадях, напали на Рю. Его охватил страх. Ему никогда не приходилось драться с людьми верхом на лошади. Шигеру тренировал его, и он знал теорию, но не практику.

За считанные секунды до того, как они добрались до него, его обучение взяло верх. Его разум опустел. Он направил чувство и обнажил меч. Когда он занял стойку, у него возникло ощущение, какого еще не было. Казалось, все сошлось в его голове. Он видел удары и свои ответы, плавно направился в бой.

Ощущение пьянило. Он чувствовал власть, и хоть он не ощущал себя непобедимым, он знал, что мог победить противников. Его порезали неглубоко, но он знал, что это будет, принимал мелкие порезы, чтобы его защиту не разбили позже. Он не ощутил, как клинок порезал его кожу. Он двигался вперед, постоянно нападал и блокировал.

Последний удар, и он очнулся. Когда он собрался с мыслями, он сразу уловил, что Орочи и Шигеру еще не начали свою битву. Он отошел в бою и оказался в двадцати шагах от них. Они наблюдали за ним, сохраняя между собой безопасную дистанцию ​​в три шага. Оба казались опешившими, но Рю не знал почему.

Он не успел это понять, они повернулись друг к другу и поклонились. Рю нахмурился. После своего боя он не ожидал увидеть дуэль между ними. Он щелкнул клинком, смахнув свежую кровь, и подумывал подойти к битве. Страх и любопытство остановили его. Но Шигеру нужна была его помощь. Он считал, что не мог победить Орочи в одиночку.

Рю пытался достичь того же состояния, того же чувства покоя, которое было у него, когда он сражался против пяти воинов. Он чувствовал это на грани своих способностей, но чем больше пытался схватить, тем больше оно ускользало от него.

Рю разрывался, не мог решить, помогать или нет. Он отчаянно хотел, но боялся. Не было времени подумать. Он никогда не уклонялся от клинка Шигеру или клинков противников, с которыми он сражался до этого. В прошлых боях он был уверен, и эта уверенность придавала ему сил. Он не знал, как будет с Орочи.

Страдая от страха, он не смог двинуться с места, даже когда почувствовал, что их поединок вот-вот начнется. Он не мог сказать, что должно было случиться. Он знал, что Шигеру вот-вот нанесет удар, мог прочесть это во всем, от напряжения в его мускулах до того, как едва заметно изменилась его стойка.

Рю ничего не знал об Орочи. Он не мог сказать, собирался он атаковать или защищаться. Он казался пустым. Рю не мог сказать, изменилась ли его стойка. Его поза была нейтральной и расслабленной, уравновешенной, это могло означать что угодно. Он пытался прочитать Орочи своим чувством, но не смог получить никакой информации.

Его сомнения улетучились, когда они напали. Рю никогда раньше не видел битвы между двумя клинками ночи. Он не мог видеть свои поединки с Шигеру со стороны. Они оба двигались с невероятной скоростью, но Рю заметил, что Шигеру не двигался быстрее, чем Рю когда-либо видел. На миг, он ощутил гордость, что видел лучшее от Шигеру.

Но Орочи был быстрее. Это не сразу стало очевидным. Разница была на волосок, но этого могло хватить. Орочи мог напасть так, что Шигеру не защитится.

Это знание продвинуло его на шаг вперед, и он помедлил, не мог двигаться дальше. Его сердце и разум кричали ему двигаться, чтобы спасти человека, который был его отцом, но глубоко внутри он знал, как знал, солнце взойдет завтра, что было неправильно влезать в бой. Он не мог описать это словами, но чувствовал, что его душа была против правильного поступка.

Когда момент настал, он наступил так быстро, что Рю даже не заметил этого. Лезвие сверкнуло в сгущающихся сумерках, и все закончилось. Два воина стояли в тени дерева, застыли, как на картине. Когда его зрение прояснилось, Рю увидел лезвия: одно в груди Шигеру, другое — у Орочи. Он пригляделся и понял, что рана Шигеру была смертельной, а рана Орочи — нет.

Земля задрожала под ногами Рю, и он упал на колени. Он думал, что плакал, но зрение было ясным. Пока его сердце разбивалось, его разум спокойно перебирал факты. Он хотел плакать, сломаться, свернуться под одеялом и никогда больше не показывать свое лицо миру. Мир забирал всех, о ком он заботился, всех, кого он любил, и снова и снова жестоко убивал их на его глазах.

Шигеру напоследок повернул голову к Рю, и Рю увидел — или подумал, что увидел — тень улыбки, уголок рта приподнялся. Так Шигеру выражал счастье. Рю тут же увидел мать, умирающую, увидел ясно, не так, как было во снах почти десять лет. Он все еще помнил ее, знал, что запомнит Шигеру.

Рю не верил не тому, что видел, а тому, что чувствовал. Хоть Орочи победил, Шигеру был спокоен. Рю ощущал это четко. У Шигеру не было сожалений, печали или колебаний. Он словно все время пытался умереть и, наконец, достиг цели. Орочи, который увидит восход солнца, был полон ужаса, гнева, ненависти и зависти.

Рю не мог быстро это осознать. Пока половина его разума пыталась понять сцену перед ним, другая половина планировала наперед. Орочи был ранен, но все еще силен. Шигеру умирал, а Такако пряталась за домом, не подозревая о том, что только что произошло, напуганная до смерти, от воцарившейся тишины после битвы. Она будет его ждать. Он думал, что сможет победить Орочи, если нападет сейчас.

Шигеру тряхнул головой. Он хотел, чтобы Рю ушел. Рю встрепенулся. Он не мог. Он не стал бы. Но Шигеру повторил жест с чертовой ухмылкой на лице.

Свет погас в глазах Шигеру, и решение Рю было принято. Шигеру всегда был прав. Он должен был послушаться. Он встал и долго смотрел на Орочи, а затем отвернулся. Время Орочи еще не настало. Каким-то образом он это знал. Он знал, что ему нужно было защитить Такако, а не убить Орочи.

Рю не бежал, а ушел за дом, приятные воспоминания боролись с тьмой в его сердце. Он дал Орочи наблюдать за ним, взял Такако за руку. Они забрались на лошадей погибших убийц и уехали, тьма накрыла поле. Он не знал, что будет делать Орочи, но теперь выбор был в его руках.

Орочи не погнался.

Боль от меча была хуже всего, что он испытывал, но он смог прогнать это из разума. Он мог разобраться с этим позже. Сейчас проблемой был мальчик. Он, как и Шигеру, ощутил, как силы мальчика раскрылись в бою. Пятеро должны были занять мальчика, пока он не прибудет, но они были мертвы раньше, чем Орочи вытащил меч.

Мальчик был сильнее Шигеру, но, похоже, даже Шигеру не знал, насколько. Может, даже сильнее Орочи. Откуда он узнал эту технику? Шигеру ее не знал, не учился ей. Или он за годы в изоляции смог сам ее понять?

Орочи взвесил варианты. Он был ранен, не мог биться в полную силу. Если мальчик снова призовет силу, Орочи не сможет его победить. Он убил Шигеру, этого ему хватало сегодня. Призвав силы, он отрубил голову Шигеру. Он отдаст ее Акире как символ своего прогресса.

День мальчика еще не настал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Во тьме Такако держалась за лошадь. Как и большинство девочек, родившихся и выросших в ее деревне, она каталась на пони на ярмарках. Но они были хорошо приручены и стары, ни за что не поскакали бы галопом.

Лошадь, на которой она сидела, отличалась от этих пони, как огонь от воды. Эта лошадь была большой и сильной и, похоже, не знала никакой другой скорости, кроме галопа. Но Рю отвел ее к лошади, и она без вопросов забралась. Что-то в настойчивости и тоне его голоса показало, как важно было, чтобы она села на лошадь. Ее спасло то, что лошадь казалась хорошо обученной и с легкостью несла своего неопытного всадника.

Ветви проносились мимо ее лица, а она вспоминала события на ферме. Поведение Рю не облегчило ужас, проникший в ее голову с захода солнца. Хотя она не могла понимать Шигеру так же хорошо, как Рю, было очевидно, что он был на грани. Учитывая его особые навыки, это означало, что Орочи действительно был опасным человеком.

Прятаться тихо за домом было страшно. Эти люди могли понять, где она, не видя ее. Какой смысл был находиться за домом? Рю успел сказать ей, что это было для ее защиты. Но она не понимала. Как мог дом защитить ее, если Шигеру и Рю проиграли? Ее жизнь была обречена.

На мгновение она вспомнила время в палатке Акио. Тогда она боялась, но не за свою жизнь, как сейчас. Может, было лучше вернуться туда, не позволить Рю спасти ее. Она мало что знала о том, что происходило вокруг нее, но не была уверена, что сейчас ей было лучше.

Резкий лязг стали о сталь вернул ее внимание к настоящему. Не было смысла беспокоиться о будущем, пока не она разобралась с этим моментом. Ее желание выглянуть из-за угла хижины было невыносимым, но Рю просил так не делать. Он объяснил, что только Орочи мог ее почувствовать. Если они потерпят неудачу, но убьют Орочи, она будет защищена от тех, кто прибудет с ним. Если она будет вне поля зрения, стрела не сможет ее найти. Такако согласилась с этой логикой. Ее желание быть защищенной пересилило ее желание увидеть исход битвы.

Звук боя на мечах разносился в ясном, свежем воздухе раннего вечера. Без всякого предупреждения над полем воцарилась тишина, священная тишина, навсегда обозначившая, что это поле выросло над могилами людей.

Молчание тянулось, но никто не звал ее, никто не пришел за ней. Может, прошли мгновения, но каждый вдох казался целой жизнью. Все еще ничего. Она знала, что умнее было спрятаться глубже в траве, сделать себя невидимой, но она не могла так сделать. Ей нужно было знать, что произошло, как закончилась история.

Она подошла к краю хижины, стараясь как можно меньше шуметь на случай, если кто-то из их врагов окажется поблизости. Она пригнулась на корточках и высунула голову наружу. Она почти сразу увидела Шигеру, стоящего рядом с противником. Хотя они никогда не встречались, она знала, что это был Орочи. Он был одним из самых крупных мужчин, которых Такако видела, его тело напоминало утес на скале. Один взгляд, и она поняла, что они обречены.

Со своего места она не могла видеть Рю. Она не видела следов боя, решила, что сражение произошло отдельно. Ей нужно было отойти подальше от хижины, чтобы увидеть результат.

Она боялась худшего. Если бы Рю победил, он был бы рядом с ней или с Шигеру, помогал бы ему сразиться с Орочи. Судя по происходящему, он проиграл или не мог двигаться, был серьезно ранен. Такако не знала, могла ли попытаться его исцелить. Кровь и кишки никогда не были ее делом.

Движение мечей вернуло ее внимание к происходящему. Она видела тренировки Шигеру и Рю, но не могла поверить тому, как быстро сражались эти мужчины.

Она не ожидала, что бой закончится так внезапно. Она читала приключения, там бои длились, казалось, вечность. Возможно, для тех, кто сражался, так и было. Такако со стороны казалось, что битва шла быстрее, чем она могла все воспринимать. Они двигались так быстро, что она не могла сказать, кто выигрывал.

Она не сразу поняла, почему бой прекратился. Они двигались так плавно и быстро, что было трудно понять, как все закончилось. Последний луч солнца упал на сцену и помог Такако увидеть. Клинок сверкнул в спине Шигеру. Он был ранен, острие меча торчало из его спины.

Голова Такако кружилась, и она не могла ухватиться ни за одну мысль. Шок из-за поражения. Время, проведенное с Шигеру и Рю, заставило ее поверить в то, что эти они были сильнейшими бойцами в мире. Вера была пробита мечом в теле Шигеру. Был страх. Она по-прежнему нигде не видела Рю, и она предположила, что его постигла та же участь, что и его наставника. Она будет следующей. Если Орочи был еще жив, он сможет найти ее где угодно. От него не спрятаться, как и от кого-либо с чувством.

Она дышала, пытаясь удержать одну последовательную мысль, что-то понятное. Незваное воспоминание вышло на передний план. Она делилась конфетами с отцом в Новом Убежище. Тогда она этого не понимала, но это было самое тяжелое для него. Она вспомнила печаль на его лице. Изменился ли он, заплатил ли он свои долги и решил ли свою проблему с азартными играми? Было приятно думать, что он это сделал.

Знакомая ладонь на ее плече привела ее в чувство. Рю указывал ей на двух лошадей, которые теперь были без всадников. Мирные мысли Такако были прерваны так быстро, что она лишь через миг поняла, что он все еще жив, и хотя он был залит кровью, он двигался без колебаний. Он был явно невредим, по крайней мере, без серьезных ран.

Не понимая, что происходило, она последовала за ним к лошадям. Она взглянула на Орочи, он смотрел на них, но не двигался. Она увидела отблеск стали, он тоже был пронзен. Она осмелилась надеяться, но поведение Рю заставило ее поверить в то, что их проблемы еще не закончились. Они сели на лошадей и двинулись в путь, прежде чем она успела задать какие-либо вопросы.

Вечер был холодным, а Такако был одета не для верховой езды. Сухой ветер проникал сквозь ее тонкую одежду. Рю не останавливался, чтобы проверить ее, погрузился в свои мысли. Она не жаловалась, терпела долгую холодную поездку в тишине. В конце концов, они остановились глубоко в лесу.

Когда они разбили лагерь, Такако взглянула на Рю. На его лице были явные следы слез, но он старался оставаться сильным. Такако не стала упоминать об этом и выражать сочувствие. Инстинктивно она знала, что, хотя он нуждался в утешении больше всего, он не принял бы это.

Вскоре Рю развел небольшой костер, и Такако приблизилась к огню. Она могла прыгнуть в огонь. Стреляющие боли пронзили ее конечности, когда она стала согреваться. Она не понимала, как Рю не замерз, но он держался на безопасном расстоянии от огня или на безопасном расстоянии от нее.

В мерцающем свете костра Такако осознала, каким молодым был Рю. Ему было всего семнадцать, и, хоть он убивал много раз, он все еще был незнаком с ужасом войны. Он был воспитан человеком, который пытался защитить его от мира. Она была ненамного старше, но лучше знала грязь мира. Действия одного человека по отношению к другому больше не удивляли ее.

Огонь горел, Рю молчал. Такако думала придвинуться к нему и обнять, но он не обрадовался бы доброте, а она не хотела получить отказ. Шигеру был для нее опорой, закрывал щитом от эмоций Рю. Как он будет вести себя теперь, когда его наставник, его отец, был мертв? Она не была уверена, что хотела выяснять.

Несмотря на нерешительность, вскоре события дня сказались на ней. Она опустила голову и быстро уснула.

Когда она проснулась, Рю еще не спал, следил за костром. Такако огляделась и поняла, что близился полден. Она уснула перед рассветом, так что проспала довольно долго, потому и ощущала себя отдохнувшей.

Рю не отдохнул. Мешки были под его глазами, и Такако все еще видела следы слез на его щеках. Он мог в любой миг упасть в огонь. Он не поспал. И он не спал прошлой ночью. Он всю ночь сторожил, чтобы Шигеру отдохнул перед боем. Это был его третий день без сна.

Такако не знала, что сказать. Она знала, что им стоило отправиться в путь ночью, действовать так же, как когда они убегали от армии. Это означало еще ночь без сна для Рю, но она знала, не спрашивая его, что им нужно было шевелиться.

Наступил вечер, они собрали вещи и забрались на лошадей. Такако переживала из-за грядущего. Ей нужно было знать, что будет дальше, каким был их план, даже если Рю не хотел говорить об этом.

— Рю, куда мы идем?

Он повернулся к ней как в трансе. Она не впервые задумалась, был ли от него прок в таком состоянии.

— В двух днях езды на северо-запад отсюда есть густой лес, там никто не живет. Шигеру рассказывал мне о том месте, когда я был младше. Это очень старый лес, он защитит нас.

Его ответ мало ее успокоил. Старый лес защитит их? Похоже, Рю начал верить в сказки и мифы старушек, созданные для того, чтобы отпугнуть детей от похода в лес. Возможно, он слишком устал, чтобы вести их. Могла ли она придумать лучший план?

Но потом она поняла, что уже несколько месяцев жила в схожей сказке. Она приняла тот факт, что клинки ночи существовали. Иногда она забывала, что месяц назад они были для нее всего лишь легендами.

Они ехали всю ночь, Такако внимательно следила за Рю. Он обмяк на своей лошади, лишь указывал ей общее направление и терпел. В конце концов, она поехала впереди него и привязала его лошадь за уздечку к задней части своего седла, вела обеих лошадей, пока он изо всех сил пытался не заснуть.

К ее изумлению, он вытерпел ночь, и с рассветом они нашли еще одно хорошо укрытое место, где можно было незаметно развести костер. Рю снова начал двигаться, с коротким отчаянным приливом энергии помог Такако разбить лагерь. Была поздняя осень, и хоть дни были еще хоть немного теплыми, им нужен был огонь, чтобы спать спокойно.

Рю помог развести огонь, лег и уснул. Такако удивляло, что он так долго протянул. Три дня без еды. От мысли о еде желудок злобно заурчал, но она подавила это. Если Рю поспит днем, он проснется и сможет сходить на охоту. Это будет через день, но она выдержит. Хоть живот болел от голода, как и голова, она знала, что ее тело продержится.

Днем Такако поддерживала костер, нашла неподалеку немного ягод. Она съела половину того, что нашла, и это не ослабило голод, но было лучше, чем ничего. Она оставила остальное Рю, когда он проснется.

Он не шевелился, пока не наступили сумерки. Такако решила, что они не пойдут никуда этой ночью. Им нужно было отдохнуть, набраться сил и решить, что дальше. Им нужны были сон и еда. Рю расстроился, что она не разбудила его раньше, но она настояла на своем решении, и он сдался.

Рю ушел на охоту и вернулся с двумя зайцами, которых и приготовили. Рю напомнил ей есть понемногу, это был хороший совет. Она быстро наелась, и только тогда Такако смогла задать вопросы, которые были в ее голове с хижины.

Рю рассказал о произошедшем, как солдаты и Орочи появились, и он смог почти без проблем одолеть пятерых солдат. Но когда он дошел до боя Орочи и Шигеру, он запнулся. Такако притихла, позволила ему рассказывать в его темпе:

— Я не смог это сделать. Каждая клеточка моего тела хотела помочь Шигеру, но я не мог шевелиться. Я словно застыл на миг, и корни выросли из ног. Я пытался объяснить это сто раз. Я не знаю, боялся я или это было что-то еще. Я даже не понимаю, приковал ли меня к месту страх. Но когда я был нужен Шигеру, я отступил и смотрел, как он погибает.

— Нельзя так думать, Рю. Это не поможет.

Что-то сломалось в Рю.

— Но ты не понимаешь. Все, что произошло, было по моей вине. Из-за моих действий твоя семья и все, кто тебе дорог, мертвы. Шигеру, который дал мне все, тоже мертв из-за меня. Все, кто мне дорог, все, кому я пытался помочь, умирают. Если бы не я, все дальше счастливо жили бы.

Такако хотела сказать ему, что все будет хорошо. Она хотела сказать ему, что он был прав, что поступил правильно. Часть нее уважала юношу, который пожертвовал всем, потому что считал, что ее жизнь была несправедлива. Но она вспомнила семью, не смогла его утешить. Его действия убили ее семью.

Она смотрела, как Рю пытался смириться с последствиями своих действий. Часть нее хотела, чтобы он страдал, но часть хотела помочь ему. Она еще никогда так не разрывалась. Надежда выиграла, как всегда.

— Я прощаю тебя, — было больно говорить это, но она верила в эти слова в тот миг. Она не могла забыть, но могла простить.

В глазах Рю сверкнул огонь.

— Я тебя люблю, — выпалил он.

Такако подавила смех. Эти три слова так часто звучали в доме Мадам, что над теми мужчинами смеялись, когда они уходили. Рю никогда еще не звучал на свои семнадцать лет, как сейчас. Она покачала головой.

— Я знаю.

Она встала и нежно поцеловала его в лоб. Она видела в его глазах искру похоти, на миг поняла, что он думал взять ее. У него были на то силы. Она не знала, стала бы сопротивляться. Но он не сделал этого, и это завоевало ее. Она обняла его и прошла к кровати.

* * *

Такако проснулась от звука движений неподалеку. Рю только проснулся.

Утром они собрали вещи, и внешне все казалось нормальным. Рю вел себя более уверенно. Он составил план и мог действовать.

Следующие два дня прошли гладко, насколько это было возможно. Рю уезжал, часто оставляя вторую лошадь на попечение Такако. Он охотился, приносил мелкую дичь и травы. Такако готовила лучшее, что было возможно, учитывая обстоятельства.

Такако пыталась держаться на почтительном расстоянии от Рю. Она не знала, что между ними происходило, и считала, что не стоило поощрять привязанность больше, чем необходимо. Со своей стороны, Рю, казалось, не был против.

По пути Такако поняла, что Рю был прав. Лес, в который они входили, был старым. Они попали туда, где деревья были намного выше их голов. Рю часто останавливался для отдыха и медитации. Такако спросила у него об этом.

— Этот лес такой живой. Зверьки, птицы и деревья источают сильную энергию. Когда я сижу и медитирую, я все это ощущаю. Это место старое, но жизни тут больше, чем в городе.

Такако неохотно признала, что понимала, о чем говорил Рю. Хоть она не обладала чувством, в этом месте царила атмосфера, энергия, которую она не понимала, но это успокаивало. Она могла понять, почему Рю выбрал это место для восстановления сил.

Незадолго до того, как они попали в сердце леса, они наткнулись на небольшой дом. Внутри была семья, лесоруб и его семья. Такако удивилась, что Рю подошел к ним, а не стал обходить их стороной, но стало понятнее, когда он прошел к дому и попросил поменяться. У него были шкуры, лечебные травы, которые было трудно найти, и немного мяса, и он смог обменять это на ряд предметов первой необходимости, чтобы выжить в зимние месяцы.

Это заставило Такако задуматься, как долго они собирались оставаться в лесу. Она предполагала, что в лучшем случае они пробудут тут месяц, составят долгосрочный план. Похоже, Рю подумывал остаться на долгий срок. Такако уже не знала, что собиралась делать дальше.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Морико была встревожена. Орочи ушел несколько месяцев назад, и в монастыре не говорили о его возвращении. Хоть у них были сложные отношения, она скучала по его советам. Когда он был тут, у нее была цель. С его отбытия она много колебалась, не знала, какой путь выбрать.

Морико не могла решить, что думала о монастыре. Он серьезно вредил. Монахи навсегда забирали детей из семей. Им руководил настоятель, одержимый увеличением своей политической власти. А власть всегда привлекала льстивых демонов вроде Горо.

Но были и другие, и когда Морико заговорила с ними, она обнаружила другую сторону монастыря. Никто не был в восторге от того, что их забрали из семей, но многие из них считали это необходимым злом.

Когда Морико спрашивала людей об этом, ответ всегда был одним и тем же. Монахи были первой линией защиты от клинков ночи и хранили знания и порядок в Трех Королевствах. Это была жертва, но жертва ради Трех Королевств. Выгода стоила того.

Морико сомневалась, что клинки ночи были такими злыми, как их изображали. Орочи был одним из них. И она. Она не считала себя более злой, чем другие люди.

Еще и роль сохранения знаний и порядка в Королевстве. Морико не научилась бы читать вне монастыря, не узнала бы истинную историю Королевства.

Может быть, королевство нуждалось в монастырях, пока оно двигалось в будущее. Да, здесь были злые люди, но злые люди были повсюду, и было несправедливо судить обо всем монастыре по действиям тех немногих, кого она ненавидела.

Пока она сомневалась насчет монастыря, ее мнение о Горо и аббате не менялось. Морико уже видела план настоятеля. Горо чуть не прыгнул на нее, когда сообщил ей эту новость. Он был лично выбран для обучения Эйны. Настоятель считал, что Эйна обладала особыми способностями, и Горо был единственным в монастыре, способным развить эти способности. С таким же успехом Горо мог утверждать, что солнце коричневое.

Настоятель хотел, чтобы ее убрали, скорее всего, убили, но он не мог этого сделать, без последствий. Она была ученицей Орочи, и Орочи докладывал Акире, который мог разрушить монастырь, пока монахи спокойно спали внутри. Пока она не сделала ничего плохого, она была неприкасаемой.

План был очевиден, но Горо понятия не имел о нем. Бедняга верил всему, что говорил настоятель. Иногда Морико задавалась вопросом, надеялся ли настоятель убить Горо.

Проблема была в том, что Морико не знала, преуспеет ли настоятель, хоть и понимала его план. Она день за днем была на грани. Горо был жесток к Эйне, настолько, что некоторые монахи жаловались настоятелю. Но настоятель отвечал им одним и тем же. Горо был избран, потому что подходил для обучения девочки. Монахи не пытались остановить физическое и психическое насилие над девочкой. Слово настоятеля было решающим. Морико была примером непослушания для любого монаха.

Но решение настоятеля нечаянно помогло Морико вернуться в общество монастыря. Несколько монахов пришли к ней обсудить обучение Горо. Казалось, все верили, что Морико могла что-то сделать с этим.

Морико была благодарна, что ее приняли в общество, даже если слабость монахов злила ее. Одиночество изоляции было сложно терпеть, но она принимала любые крупицы мира, предложенные ей. Она не была еще одной из них, но каждый разговор помогал.

Она не знала, как поступить. Было ясно, что доверие Эйны к ней угасало, пока Горо учил ее. Морико старалась помочь ей с ранами и болью, но девочка приходила к выводу, что Морико не выступала активно против Горо. Для девочки Морико была частью проблемы, а не частью решения.

Морико было больно думать, что Эйна могла быть права. Она никак не помогала девочке, кроме мелких бессмысленных жестов.

Дамба эмоций Морико рухнула одним днем во дворе. Она пыталась, но не могла избегать уроков Горо. День был холодным, тонкий слой снега выпал за ночь. Морико была вне монастыря, охотилась. Это была новая роль, которой она пользовалась. Она вернулась с охапкой зайцев, довольная охотой.

Она ощутила их двоих во дворе. Горо пытался учить Эйну техникам с мечом, но со стороны это выглядело так, словно он избивал девочку палкой.

Глаза Горо расширились, когда он увидел Морико. Она привыкла ходить, скрывая себя, но Горо не привык не ощущать того, кто был поблизости. Она понимала смятение. Она помнила первую встречу с Орочи.

Шок Горо погас, он злобно усмехнулся ей. Он приказал Эйне остановить его удар. Она заняла нужную стойку, которая была похвальна для ребенка ее возраста и уровня обучения. Морико была удивлена, ощутив движение Горо. Он собирался ударить быстро.

Удар не был удивлением для Морико, но Эйна его не ожидала. Удар был низким, попал под ее ребра. Она согнулась, рухнула лицом в снег.

— Блокируй удар! — закричал Горо.

Морико было трудно доверять чувству, но она не ошиблась. Горо сильно ударил девушку ногой в бок, по которому не попал до этого. Она покатилась.

Горо крутил деревянный меч в правой руке. Морико не могла поверить в то, что происходило перед ней. Хотя было еще рано ощущать его намерения, ее глаза сказали ей достаточно. Он продолжит избивать эту девочку, пока Морико смотрела.

Удивилась не только Морико. Другие монахи увидели и почувствовали, что происходило, но никто и пальцем не пошевелил. Никто не сказал ни слова.

Ручеек гнева превратился в поток ярости. Она знала, что ее действия были на руку настоятелю, но она не могла сидеть сложа руки, чтобы уберечь себя. К черту последствия. Если сегодня настал тот день, пусть будет так.

Горо поднял палку над головой, пытаясь ударить Эйну, но Морико добралась до него первой, поймала кончик деревянного меча за ним, мешая сделать удар.

Горо развернулся в гневе и удивлении. Он не ощутил Морико, и ярость на его лице была очевидной. Он развернулся вместе с оружием, но Морико легко шагнула в сторону.

Они стояли напротив друг друга. Морико сдерживалась, огонь в ее животе грозил поглотить ее целиком. Но если Орочи чему и научил ее, так это контролю. Она едва сдерживалась, контроль был натянут до предела, но держался.

С гневом в каждом слове Морико прошептала Горо:

— Больше не трогай девочку.

Морико собиралась развернуться, но гордость Горо не дала ему молчать.

— Ты зашла слишком далеко в этот раз, Морико. Настоятель узнает об этом!

Это было слишком. Морико не могла больше терпеть его. Она повернулась к нему и схватила его за воротник. Он был выше нее, но она притянула его лицо к своему.

— Ты будешь молчать. Я сильнее тебя, и я убью тебя без колебаний раньше, чем ты сделаешь шаг к покоям настоятеля. Ты будешь обходиться с этой девочкой так, как с другими монахами.

Морико отвернулась. Она знала, что если продолжит говорить, то ударит его.

Она почувствовала его удар и уклонилась от него. Он снова напал, и Морико шагнула к нему. Она схватила его за запястье и повернула, обезоружив Горо и толкнув его на землю. Он вскочил на ноги и обнажил свой настоящий клинок. Во дворе воцарилась тишина. Клинки никто не доставал, не в монастыре.

Морико сжимала деревянный меч. Ее клинок, как всегда, был с ней, но она надеялась, что, сражаясь деревянным, она не убьет его. Она не очень-то беспокоилась о том, что Горо ударит ее. Она чувствовала каждое его движение заранее, и он не мог использовать свое чувство, чтобы попытаться остановить ее.

Горо принял два удара. Морико отразила один и увернулась от другого. Его третий удар был самонадеянным, и он слегка наклонился вперед вслед за своим ударом. Морико воспользовалась этим и шагнула, стукнула Горо по затылку.

Горо упал на землю. Через несколько вдохов он поднялся, но когда он это сделал, Морико поняла, что он намеревался закончить это здесь. Он атаковал с такой энергией, что Морико отскочила. Она не была готова и деревянным мечом могла лишь отражать его удары. Она не стала рисковать, блокируя меч, боясь, что дерево сломается.

Страх и гнев начали брать над ней верх. В этой ситуации было слишком легко ошибиться. Она не контролировала ситуацию. Она попыталась уйти от него подальше, но ярость толкнула его прямо в нее, несмотря на все ее усилия.

Меч Горо вонзился в деревянный меч, рассек его пополам, оставив заостренный край на месте плавного изгиба. Морико уже не соображала, ею управляли инстинкты, которые были отточены за годы. Она ощутила шанс, когда он подошел для удара, и вонзила деревянный меч в его живот, страх и разочарование заставили ее оттолкнуть его изо всех сил.

Он упал на землю, и Морико увидела, что проделала зияющую дыру в его животе. Внутренности пытались вылететь, и Морико знала, что Горо был ходячим мертвецом.

Горо еще не понял этого, и от этого было еще хуже. Она никогда раньше не убивала, и это была медленная и мучительная смерть. Маска Горо пропала, и он превратился в маленького мальчика, отчаянно нуждающегося во внимании, не знающего, что с ним происходит. Он пытался вернуть внутренности в живот, просил настоятеля прийти и помочь. По щеке Морико скатилась слеза. Горо не был злым человеком, он был просто жалким, у него не было сил стоять самостоятельно.

Горо был всего лишь марионеткой и не заслуживал такой медленной смерти. Она наклонилась и приподняла его голову, вытаскивая свой короткий клинок. Она склонила свою голову и сильным ясным голосом произнесла последнюю молитву за монаха, который украл ее из семьи.

Горо перестал лепетать и безмятежно смотрел на нее. Он казался спокойным, и этого хватило для Морико. Она запрокинула его голову и воткнула лезвие ему под подбородок — быстрая и безболезненная смерть.

Морико увидела момент, когда его душа покинула тело, когда свет в его глазах погас. Она и раньше видела смерть, но никогда не была так близко. Это послало дрожь по ее спине, она почти приросла к месту.

Она подняла взгляд и увидела вокруг себя группу монахов. Она узнала их всех и поняла, что многие из них приходили к ней за прошлый месяц, чтобы поговорить о поведении Горо. Осматривая толпу, она увидела, как один или два монаха медленно кивнули ей. Они вряд ли одобряли этот поступок, но принимали его как необходимый.

Она сосредоточилась на моменте, как учил Орочи. Настоятель присутствовал, но в пылу битвы она забыла об окружении. Корнем всего этого был настоятель. Это началось и закончилось им.

Настоятель находился в своих покоях, понимал все, что происходило, но не двигался. Он ждал ее.

Морико задумалась. Она могла бы закончить на сегодня и подождать, чтобы увидеть, какое наказание будет ее ждать. С другой стороны, промедление могло дать настоятелю время привлечь к себе всех в монастыре, напомнив им о справедливости и правилах монастыря. Она убила одного из них, что каралось смертью, но большинство монахов знали о смягчающих обстоятельствах.

Морико решила довериться судьбе. Она бросила кости, убив Горо, и теперь ей нужно было увидеть, что выпало. Она не хотела бороться с настоятелем один на один. Она хотела, чтобы он вышел на публику, при всех.

— Настоятель! — закричала она изо всех сил.

Пару вдохов движения не было, но Морико ощутила, как настоятель пошевелился. Он выпустил силу, обжигал, почти как солнце на небе. Морико была готова. Орочи учил ее управлять собой, чтобы чувство не слепило ее. Она сосредоточилась на указаниях Орочи и стояла на месте.

Настоятель вышел из покоев, он был в свободном одеянии монастыря. Он пошел к собравшейся толпе и замер в дюжине шагов от них. Он посмотрел на лица монахов, стойку Морико и красную кровь Горо на белом снегу. Морико видела, как он впитывал все, думал о следующем ходе. Морико пыталась лишить его этого. Она знала, что он стал настоятелем не только из-за своей силы.

— Я убила Горо, сэр. Я предложила ему совет в обучении, и он ударил меня. Я обезоружила его, и он вытащил настоящий меч. Пытаясь защититься, я нанесла фатальный удар. Все монахи тут могут подтвердить, что это правда.

Настоятель отмахнулся от ее истории.

— Ты убила монаха, и это карается смертью. Ты сама заберешь свою жизнь, или мне сделать это за тебя?

Морико не стала его слушать.

— Это произошло из-за методов обучения Горо. Вы знали об этих методах, но позволили продолжить. Я пыталась напомнить Горо методы монастыря, которые нужно чтить. Он напал на меня. Я защитилась. Вы предвидели это, но не остановили.

Настоятель не защищал себя. Он посмотрел на собравшихся монахов и увидел, что они подтверждали слова Морико. Уголок его рта злобно приподнялся в улыбке.

— Вижу, многие тут согласны со словами девушки. Мой ответ: я тут власть, мои знания и понимание превосходят ваши. Не все могут понимать мой путь, но мы должны идти по этому пути, или мы потеряемся навеки. Если кто-то против, шагните вперед!

В заключение своей речи настоятель послал взрыв чувства, какой Морико никогда раньше не испытывала. Все монахи во дворе упали на колени, подавленные энергией, исходящей от аббата.

Морико едва стояла на месте. Тренировки Орочи были эффективными, но у нее не было практики, только теория. Ее первого столкновения с силой настоятеля было достаточно, чтобы она растерялась.

Настоятель пошел с клинком в руке. Морико сопротивлялась, но ее чувство было подавлено чистой энергией, исходящей от настоятеля. Она была вынуждена сражаться только со зрением, и, хотя она была хорошо обучена, настоятель был главнее в бою.

Морико боролась с подавляющими волнами беспомощности. Эта битва была за ее собственную жизнь, но она не могла сосредоточиться, управлять боем. Она на рефлексе отбивала клинок настоятеля, но знала, что через несколько мгновений ее стратегия потерпит неудачу.

Ей удалось отдалиться от настоятеля, и они не спешили, оценивали друг друга. Настоятель по-прежнему был уверен в своих силах, и на то были веские причины. Она ничего не сделала против него.

Морико вдохнула и сосредоточилась. Сила настоятеля ослепляла, но она знала, что это можно было одолеть. Она направила чувство из головы, сосредоточилась на моменте, заняла стойку и ждала. Настоятель не заставил ее ждать долго.

Он бросился вперед, уверенный в своей стойке. Морико шагнула в сторону и ударила его. Это был нерешительный удар, и настоятель смог отразить его, это была настоящая контратака. Морико была не такой беспомощной, как казалась. Он посерьезнел, и они стали биться по-настоящему.

За три шага Морико нашла брешь в защите и нанесла удар, глубоко порезала левую руку настоятеля. Это не было смертельным порезом, но это было больно, и настоятеля давно не ранили. Он взвыл от ярости и разочарования, и без предупреждения вся его энергия поразила Морико.

Она думала, что видела все, что мог делать настоятель, но она не видела его в гневе. Волны энергии, которые она подавляла, удвоились, наполнили ее разум огнем. Другие монахи уже лежали в поклоне на земле, застонали, у них начались припадки. Она все силы направила на то, чтобы стоять. Она попыталась шагнуть вперед, покончить с этим, но не вышло. Она не могла ни думать, ни шагнуть.

Настоятель прошел к ней, одним движением опустил рукоять меча с силой на ее голову. Мир Морико, полный света и энергии, резко потемнел.

* * *

Она была удивлена, когда проснулась. Она совсем не ожидала, что выживет, но небольшая часть ее знала, что быть живой — не обязательно хорошо. Ее вера укрепилась, когда она мысленно проверила свое тело.

В целом она была в неплохой форме. Ей казалось, что ее голова вот-вот расколется, как будто ее разум был слишком велик для черепа. Но это не собиралось исчезнуть в ближайшее время, так что ей придется это терпеть.

Один кожаный ремешок был туго затянут у нее во рту, как кляп. Ее руки были связаны за спиной так крепко, что она вообще не могла двигать ими. И не только запястья, они еще и плотно связали ее локти. Она попыталась пошевелить мышцами, но кожаные ремешки полностью вывели ее из строя. Настоятель не рисковал. Он знал, что она была сильнее, чем раньше. Точно так же ее ноги были связаны на уровне лодыжек и выше колен. Терпя боль, она опустила взгляд и увидела, что ремешки на ее лодыжках были привязаны к кольцу на стене монастыря.

Похоже, сбежать не выйдет.

Оглянувшись, она увидела, что находилась под охраной. Два монаха стояли в паре шагов от нее и смотрели на нее. В их глазах были сомнения. Кляп намекал, что она не должна была с ними разговаривать. Настоятель, должно быть, боялся, что она устроит небольшое восстание.

Морико смирилась со своим положением, по крайней мере, на время. Она ничего не могла поделать, а в голове звенело так, что она не могла соображать. Ей нужно было восстановиться как можно лучше перед тем, что будет дальше. Она знала, что будет неприятно. Он сохранил ей жизнь, чтобы убить в свое время, сделать из нее символ.

Долго ждать не пришлось. На следующий день настоятель вышел и с помощью нескольких монахов поставил ее у стены. Они даже не развязали ей ноги, только руки, чтобы снова привязать к стене. Ее одежду сорвали, обнажая массу шрамов на спине, и настоятель приступил к работе.

Боль захлестнула Морико волнами, огонь бил ее по спине от работы настоятеля. Ее шрамы снова открылись, кровь стекала на белый снег. Он не закончил работу. Он просто стоял, методично разрывая ее на клочья, пока ее мир снова не потемнел.

Когда она проснулась, она была в покоях настоятеля. Ей не заткнули рот, но связали так же, как когда она проснулась в прошлый раз. Ее спина горела, и хуже было из-за того, что ее руки были связаны за спиной. Они не удосужились перевязать ее. Когда она огляделась, она поняла, почему ей не заткнули рот. Единственным человеком поблизости был настоятель, который принес ей тушеное мясо и воду.

Он опустился перед ней на колени и поднес миску к ее рту. Морико не знала, что задумал настоятель, но она была так голодна, а во рту так пересохло, что ей было все равно. Она без вопросов приняла все.

Настоятель скормил ее всю миску и напоил большим количеством воды. Когда она закончила, остался только один вопрос:

— Почему?

— Потому что, милая, я хочу, чтобы ты исцелилась. Когда ты сделаешь это, я повторю, ты снова исцелишься, а потом часть тебя сломается. Может, твое тело, может, твой разум, но ты сломаешься, а потом я получу наслаждение.

Морико мутило, она хотела избавиться от еды, умереть от голода, а не от пыток, но она не могла. Еда была теплой в животе, и на миг она успокоилась. Настоятель продолжил свои дела, бросив последний взгляд на Морико. Она ощущала его взгляд на своей коже.

Настоятель улыбнулся.

— Как жаль уничтожать тебя. Ты довольно красивая. Может, я взял бы тебя в жены.

Гнев и отчаяние хлынули на Морико. Настоятель был осторожным. Побег будет невозможным, и она не могла ничего придумать. Она скучала по лесу, по отцу. Она не хотела, чтобы настоятель видел ее слезы, но не могла их сдерживать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Им повезло найти большое дерево, сгнившее внутри. Рю вырыл внутри место, чтобы Такако могла спать, улегшись, а Рю — сидя. Было не так удобно, как они привыкли, но было тепло, и они оставались сухими, хотя вокруг шел снег.

Месяц покоя дал им время привыкнуть к такому ритму жизни. Рю много времени проводил на охоте, собирал больше хвороста, пока зима не усложнила поиски. Такако днями готовила еду, заготавливала ее впрок. Когда у нее было свободное время, она немного улучшала в их дерево, например, делала себе постель из веток и хвои, которая была почти удобной. Рю был поражен ее способностью посвятить себя созданию дома, хоть они и мало оставались на одном месте.