Книга VIII Чашечница

Долго-долго Пиппин сидел в тепле и мерцании горящего очага, не произнося ни слова. Он пристально вглядывался в лицо старухи. После всего, что поведала ему эта женщина, седые усики над ее верхней губой и торчащий вперед острый подбородок уже не пугали Пиппина. И даже череп, из которого она пила свое вонючее темное зелье, и даже груда черепов за ее спиной больше не пугали мальчика. Он слишком увлекся ее историей, чтобы бояться.

— Не понимаю, — сказал Пиппин. — Вы — его мать, но он — не ваш сын?

73

На несколько секунд, показавшихся ей вечностью, Нора лишилась дара речи. Она не могла пошевелиться. Решительная пожилая женщина рядом с ней, на груди которой покоились тяжелые золотые цепи, ожерелья из старинных монет, из глиняных бусинок, из серебряных птичек с серебряными перьями, из сверкающих красных и зеленых камней, сидела, опустив широкие ладони на колени и чуть подавшись вперед, и наблюдала за эффектом, произведенным на Нору ее словами, в то время как Нора вбирала в себя ровные черные брови, умные темные глаза, рельефный нос, полные, красиво очерченные губы и округлый подбородок Хелен Дэй. Чашечница О'Дотто — Дей и О'Дотто — две половинки ее настоящей фамилии, не известной Дэйви, потому что его дед считал итальянские фамилии слишком пролетарскими, чтобы произносить их в своем доме.

— Джеффри, ты должен был рассказать ей хотя бы что-то, — упрекнула Хелен сына — Негуманно выплескивать на нее все вот так, сразу.

— Я думал о том, что так будет гуманнее по отношению к тебе, — сказал Джеффри.

— Ничего, переживу, — сказала Нора.

— Конечно, переживете.

— Вы правы, все так сразу принять нелегко... Я много слышала о вас от Дэйви. Вы — легендарная личность. В доме до сих пор вспоминают о ваших десертах.

— В этой семье все сладкоежки. Старый мистер Ченсел мог в одиночку съесть целый торт из семи коржей. Иногда мне приходилось печь два торта — один для него, а второй — для всех остальных. И маленький Дэйви был таким же. Помню, я все переживала, что он растолстеет, когда вырастет. Не растолстел? Думаю, нет. Вы не вышли бы за него замуж, если бы он был таким же мешком с жиром, как его дед.

— Нет, не вышла бы, но он не растолстел.

— С кем мне еще было посудачить, как не с ним? — В голосе Хелен мелькнула грустинка. — Дэйви наверняка скучал по мне, когда его родители от меня избавились. Бедный мальчик, конечно, скучал, да еще с такими родителями...

— Как-то он сказал мне, — вставила Нора, — что порой думал, будто вы его настоящая мать.

— Его настоящая мать проводила с ним немного времени. Частенько она и не знала, в доме он или нет.

— И даже она не была его настоящей матерью, — сказала Нора. — Вы ведь наверняка были в «Тополях», когда умер первый ребенок.

Хелен Дэй приложила палец к губам и внимательно посмотрела на Нору.

— Да, — кивнула она. — Этот «переполох» случился при мне.

— На самом деле Дэйзи и Элден не хотели ребенка, не так ли? Это Линкольн Ченсел заставил их усыновить Дэйви.

И вновь оценивающая пауза.

— Я бы сказала так: старик дал им понять, что хочет иметь наследника. В те дни на Маунт-авеню было немного спокойных ночей. — Хелен отвела взгляд, и ее миловидное лицо стало вдруг каменным. — Джеффри сказал, вы хотите поговорить со мной о моей сестре.

— Очень хочу, но нельзя ли сначала задать несколько вопросов о других членах вашей семьи?

Хелен подняла брови.

— О других членах моей семьи?

— Сабина Мэнн — ваша сестра?

Пожилая женщина стегнула взглядом сына.

— Нам надо было повидать Эва Тайди, — пояснил он. — Его номера нет в справочнике, и я позвонил Сабине и попросил пригласить его к себе в дом.

— Что она с радостью и сделала, не сомневаюсь... Небось сновала туда-сюда с дешевым печеньем и чашкой «Эрл Грея»[28].

— На этот раз был «Порох». И Сабина приносила его только один раз. Но вынужден признать, что она опять на меня ворчала.

— "Порох", — покачала головой Хелен. — Бог ты мой. Ну, ничего, переживет. Полагаю, Эверетт Тайди понадобился вам для того, чтобы поговорить о его отце?

— Да, — кивнула Нора.

— Он помог вам чем-нибудь?

— Высказал кое-какие предположения, — сказал Джеффри, бросая Норе предупреждающий взгляд, который не укрылся от его матери.

— Не стану допытываться, — сказала она. — Не мое это дело, за исключением того, что касается моей сестры. Однако насколько я помню отца Эверетта, о Кэтрин он мог рассказать немного. Мне казалось, они почти не разговаривали друг с другом. Вряд ли он сказал что-то такое, что впечатлило бы бедняжек Эффи и Грейс. — Заметив, что Нора перестала ее понимать, Хелен пояснила: — Это мои сестры. Те дурочки, которые посмотрели кино и наняли адвоката.

— Ничего удивительного. Это была просто дурацкая идея. А теперь, насколько я знаю, эта дурацкая идея захватила и мерзавца, похитившего вас из полицейского участка — Хелен с отвращением покачала головой. — Но позвольте мне ответить на ваш вопрос. Сабина Мэнн, слава богу, не сестра мне. Она была Сабиной Крафт, прежде чем вышла за моего брата Чарльза. Это завершило ухудшение отношений между мной и братом, которое началось, когда он поменял имя.

— А почему он поменял имя?

— Чарльз ненавидел нашего отца. Сменив имя, можно было причинить отцу боль. Чарльз сделал это, как только ему исполнился двадцать один год. Тот позор чуть не стоил Эффи и Грейс тех крохотных крупиц рассудка, которыми они обладали. А Кэтрин, разумеется, ничто не волновало. Как всегда. Для нее это ничего не значило. Кэтрин всю жизнь была как бы независимой державой.

Нора думала о том, что сама Хелен Дэй, которая, по-видимому, безропотно позволила Линкольну Ченселу изменить ее собственное имя, была не менее своеобразной особой, чем ее сестра.

— Вы были не очень близки с Чарльзом и сестрами? — спросила Нора.

— Я всегда ладила с Деодато куда лучше, чем со своей семьей, если вы это имеете в виду. Добропорядочные, благоразумные, сердечные люди, они рады были принять к себе Джеффри, когда выяснилось, что я не справляюсь с обязанностями одинокой матери. Разумеется, мне никогда бы не пришло в голову отдать моего маленького мальчика Чарльзу, не говоря уже о Сабине, а Эффи и Грейс были едва способны позаботиться о самих себе. А Деодато — это был славный клан: повара, полицейские и учителя средних школ. Я очень любила их всех, и они никогда не осуждали мой образ жизни, так что я могла видеться с Джеффри всегда, когда это позволяли обстоятельства. Покинув Ченселов, я знала, что должна вернуться сюда — в эту часть Массачусетса Здесь был мой дом, здесь умер мой муж. Это единственное место в мире, которое я любила по-настоящему. Джеффри понимал меня.

— Понимал, — подтвердил Джеффри. — Понимаю и теперь.

— Я знаю это. Просто не хочу, чтобы Нора судила меня строго. Ведь, между нами говоря, мы с Джеффри замечательно работали, не так ли? Ему удалось добиться в жизни столько необычайного, хотя в жилах его течет кровь Маннхеймов, а это означает, что людям бывает очень нелегко его понимать. В Джеффри есть очень многое от меня и многое от Кэтрин. Но Джеффри добродетельнее Кэтрин. Да и меня самой, если уж на то пошло.

— Разве Кэтрин не была добродетельной?

— А я? Ну-ка, скажите мне.

— Вы более возвышенны, чтобы назвать вас только добродетельной, — сказала Нора.

Глубоко в глазах пожилой женщины запрыгали задорные огоньки.

— Вы только что описали мою сестру Кэтрин. Я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили мое предложение: если когда-нибудь вам понадобится безопасное укрытие, вас всегда рады будут видеть у нас. Здесь вы научитесь готовить блюда из любой кухни и сможете поднакопить деньжат, у нас тут своеобразная общественная собственность — доходы делятся поровну.

— Спасибо вам, — сказала Нора — С трудом сдерживаю себя, чтобы не подписаться под контрактом сию же минуту.

— Ну вот, так и знал, — сказал Джеффри. — Знаменитый «Дом Хелен Дэй: Райская пища Кулинарная школа. Интеллектуальный салон и прибежище всех женщин» снова вербует работников.

— Чепуха, — сказала Хелен. — Нора понимает, что я имею в виду. А теперь поговорим о моей сестре Кэтрин, чтобы вы перестали наконец мучиться.

— Аллилуйя. — Джеффри подошел ко второму дивану и сел лицом к ним.

— Кэтрин говорила с вами когда-нибудь о том, что пишет? — спросила Нора.

— Я помню, она читала мне какие-то стихи, когда ей было лет двенадцать-тринадцать, а мне девять. Правда, это была случайность, потому что Кэтрин не любила обсуждать свое творчество. Но только не свои мнения — уж их-то она не скрывала. Если Кэтрин что-то не нравилось, она сразу давала это понять. Но, как я уже говорила, я частенько видела, как она пишет свои стихи, и однажды попросила дать мне почитать их. Нет, сказала Кэтрин, но я сама почитаю тебе кое-что. И она прочитала — два или три коротеньких, не помню уже. Я не поняла ни слова и больше уже никогда не просила.

— А потом? Когда вы обе выросли?

— К тому времени мы разговаривали друг с другом не чаще чем раз в два месяца, и все, что она говорила о своих стихах, — это только то, что по-прежнему пишет их. Но перед отъездом в «Берег» Кэтрин позвонила мне. Она была очень довольна предстоящей поездкой и хотела, чтобы перед этим мы провели пару дней вместе. В то время я уже жила здесь. Я собралась и поехала к ней — Кэтрин тогда жила одна в Нью-Йорке, в Гринвич-Виллидже, в крохотной квартирке на Пэтчин-плейс. Потом, через две недели, я вернулась туда прямо из «Берега». Я знала, что Кэтрин мертва, уж можете мне поверить.

— Как вы думаете, что с ней случилось? — спросила Нора.

— Через много лет эта старая глупая сплетница Джорджина Везеролл притворилась, будто решила, что Кэтрин сбежала с каким-то там рисунком и поменяла имя, чтобы ее не поймали. Ну что за сказки! Кэтрин в жизни не брала чужого. Да и зачем — она никогда ничего не хотела. Просто Джорджина спасала свой имидж: так она выглядела лучше, чем если бы призналась, что одна из ее гостей умерла так далеко в лесу, что не могли даже обнаружить тело.

— Вы уверены, что было именно так.

— Я поняла это в ту же секунду, когда увидела эту нелепую женщину. Кэтрин наверняка знала, как поиграть ей на нервах, а особы вроде Джорджины не переносят, когда кто-то смеется над ними. Дразнить таких вот дурищ было вполне в характере моей сестрицы. А потом, за мгновение до того, как ее попросят покинуть помещение, — вдруг сорваться и уехать. Просто беда застала ее где-то в середине того внезапного путешествия, и она умерла так далеко, что мы не смогли даже похоронить ее. Сердце остановилось в самое неподходящее время, вот и все.

— Как Джорджина догадалась позвонить именно вам, когда Кэтрин исчезла?

— Сестра дала ей мой номер. Кто же еще? Видит бог, она ни за что не дала бы номер Чарльза или Эффи и Грейс. Кэтрин всегда любила меня больше их всех... Я хочу показать вам кое-что.

Она поднялась с дивана — цепочки и ожерелья зашуршали-зазвенели — и прошла за арку. Нора и Джеффри слышали, как она дает указания на кухне, а потом медленно поднимается по лестнице.

— Как вы полагаете, что она хочет показать? — спросила Нора.

— Неужели вы думаете, я знаю, что сделает моя мать в следующий момент?

— А чем ей не угодили Эффи и Грейс?

— Они слишком просты и понятны для нее. К тому же сестры очень возмущались, когда мама покинула дом и стала работать на Линкольна Ченсела. Они считали, что это недостойно. Моим тетушкам и сейчас не очень нравится то, чем занимается мама. Они думают, что такое дело не подходит для настоящей леди.

— По-моему, нет ничего более подходящего для настоящей леди, — сказала Нора.

— Вы просто не знаете Эффи и Грейс, — улыбнулся Джеффри.

— А как они нашли блокнот — или что там они нашли? — из-за которого вышел весь этот переполох.

— Моя мать хранила бумаги сестры в подвале этого дома, но когда там оборудовали две лишние комнаты, у нее просто не осталось места. Грейс и Эффи согласились взять бумаги — четыре картонные коробки, в основном черновики рассказов и поэм. Когда-то давно я просматривал их.

— И романа там не было.

— Не было. — Джеффри оглянулся и посмотрел через арку на суетящихся на кухне женщин. — Кстати, несмотря на то, как она отзывается о Линкольне Ченселе или даже об Элдене и Дэйзи, моя мать по-прежнему сохраняет лояльность по отношению к их семье. Пожалуйста, не упоминайте о том, о чем мы беседовали с Эвом Тайди, хорошо? Мама рассердится.

— Я заметила ваш предупреждающий взгляд.

— Вспомните, когда мать перестала работать на Ченселов, она порекомендовала им Марию, которой едва исполнилось восемнадцать лет. Хотя девушка едва говорила по-английски, ее взяли в дом. А потом и меня. Мама считает, что Ченселы очень много сделали для нашей семьи.

— Я никогда не понимала, почему Элден и Дэйзи уволили ее, — сказала Нора. — Ведь Хелен была как член семьи.

— Не думаю, что ее уволили. Скорее всего, мать ушла сама, как только скопила достаточно денег, чтобы открыть собственное дело.

Заскрипели ступеньки лестницы.

— Я уверена, что Дэйви говорил мне, будто Хелен Дэи уволили. Ему было очень больно ее терять.

— Сколько ему было тогда — четыре года? Он не понимал, что происходит в доме. — Джеффри напряженно улыбнулся. Шаги его матери по лестнице становились громче. — Жаль, что они не послали его на Лонг-Айленд. Это могло пойти ему на пользу.

— Наверняка пошло бы на пользу, — уточнила Нора и, повернувшись к кухне, увидела, что Хелен Дэй, вокруг которой стояли трое ее ассистенток, склонилась над медным котлом, втянула ноздрями воздух, задумалась на секунду и сказала что-то обеспокоенной девушке, которая упорхнула и тут же вернулась с чашкой коричневого порошка, щепотку которого Хелен бросила в котел.

Нора вдруг почувствовала чудовищную усталость, сладко зевнула и тут же воскликнула:

— Какой ужас! Извините меня.

Хелен Дэй вышла из-под арки, извиняясь за задержку. Она села в футе от Норы и поставила между ними на диван какие-то два предмета. Нора посмотрела на фотографию в рамке, лежащую поверх скоросшивателя с пружиной, такого старого, что его бугристая и черная когда-то обложка приобрела неровный светло-серый оттенок.

— Вот, — сказала Хелен. — Взгляните-ка на фото.

Нора взяла рамку в руки. Две девочки, одной из которых было года три, а другой — около восьми, подняв головы и улыбаясь фотографу, стояли в залитом солнцем саду. Младшая держала в руках крохотную чашку с блюдцем от кукольного чайного сервиза. У обеих девочек, явно сестер, были коротко подстриженные черные волосы и премиленькие мордашки. Старшая улыбалась одними губами.

— Угадали, кто это? — спросила Хелен Дэй.

— Вы и Кэтрин.

— Я играла в саду в кукольную вечеринку, и — о чудо из чудес! — Кэтрин оказалась рядом и снизошла до моих забав. Мой отец поспешил запечатлеть этот момент, несомненно затем, чтобы напоминать Кэтрин в будущем, что когда-то она тоже была ребенком. А Кэтрин знала, что он делает: это видно по ее лицу. Она видела отца насквозь.

Нора обратила внимание на самодостаточность в выражении глаз восьмилетней девочки. Пожалуй, такой ребенок действительно мог видеть многих насквозь.

— Вы нашли эту фотографию у нее в квартире? — спросила Нора.

— Нет, там я нашла рукопись. А фотография стояла на ее письменном столе в «Пряничном домике», и это было первое, что я увидела, когда вошла туда. «Боже мой! — сказала я себе. — Вы только посмотрите на это!» Вы ведь понимаете, что это означало, не так ли?

Нора понятия не имела, что бы это могло означать, но нетрудно было догадаться по глазам и голосу Хелен Дэй, что это значило для нее.

— Ваша сестра считала вас самым близким человеком, — сказала она.

Пожилая женщина подалась чуть назад, звякнув ожерельями, и показала пухлым розовым пальцем на горло Норы.

— Суперкубок ваш! Из всей нашей сумасшедшей семейки я была для Хелен ближе всех. Чей адрес и телефон дала она на экстренный случай? Мои. Чью фотографию привезла в «Берег» и поставила на почетное место на своем письменном столе? Мою. Это ведь была фотография не зануды Чарльза, не так ли?

Палец был все еще нацелен на горло Норы, поэтому она покачала головой.

— Правильно. И это не была фотография тех двух дурочек, Эффи и Грейс, за всю свою жизнь не прочитавших ни одной книги. Кэтрин чувствовала себя не более близкой к этим троим, чем к прохожим на улице. Поначалу-то я не взяла в толк, как она могла уехать, забыв мою фотографию, но когда я поняла, что она оставила также шелковый халат и связку книг, я догадалась, для чего она это сделала Она оставила эти вещи для меня, потому что знала, что я обо всем позабочусь. И — готова держать пари — вы сейчас догадаетесь почему.

И вновь у Норы был готов ответ, которого ожидала Хелен.

— Потому что вы понимали ее лучше всех остальных.

— Конечно же. Для остальных Кэтрин всю жизнь оставалась загадкой. Это было как у Джеффри с Деодато. Я люблю их, они прекрасные люди, но они никогда не понимали и не поймут некоторых вещей, которые понимает Джеффри. Люди вроде Джеффри и моей сестры — яркие индивидуальности, правда, Джеффри?

— Как скажешь, мама. Но ты тоже личность нестандартная.

— Об этом-то я и говорю! Пару раз за мою жизнь окружающие утверждали, что я сумасшедшая. Чарльз говорил, что я сошла с ума, когда я согласилась уехать с Линкольном Ченселом. Оставить своего сына, и даже не ему, а людям, которых он считал ниже себя. Чарльз сказал тогда, что я такая же сумасшедшая, какой была Кэтрин. Что ж, сказала я, в таком случае мои дела не так уж плохи. Можете не сомневаться, он сразу сменил пластинку, когда Джеффри получил стипендию в Гарварде и прекрасно проявил там себя. Когда люди не хотят попытаться тебя понять, им проще объявить тебя сумасшедшей. Грейс и Эффи досих пор считают, что я не в себе, но я веду себя гораздо лучше, чем они. Они и Кэтрин считали ненормальной. Она смущала их, как смутила я, когда отправилась работать на Ченселов.

Сложив руки на груди среди монеток и бус, Хелен спокойно взглянула на Нору черными глазами.

— Мои сестры действительно считали, что Кэтрин убежала с тем рисунком, изменила имя и стала спокойно проживать деньги, которые выручила от продажи этого рисунка. Знаете, что они мне сказали? Что больное сердце Кэтрин — это выдумка. Доктор Монтросс ошибся, когда она была еще маленькой девочкой, и с тех пор ее все время лечили. По их мнению, Кэтрин украла рисунок, сбежала, изменила имя и теперь смеется над всеми нами. Чарльз ведь сменил фамилию, сказали они. А ты? Или ты была замужем за мистером Деем? Я сказала, что никогда не меняла фамилию, это сделал человек, на которого я работала, а работодателя ведь нельзя ослушаться, правда? Все, что я сделала, — только привыкла к этой фамилии. К тому же это ведь была фамилия моего мужа, не так ли? И все это писательство, говорили мои сестрицы, тоже было сумасшествием. А ведь это не так, правда, Джеффри?

— Конечно не так, — кивнул Джеффри.

— Кэтрин пригласили в «Берег». Тамошних гостей никто не назовет сумасшедшими. И доктор Монтросс не был шарлатаном. У Кэтрин обнаружили ревматизм, когда ей было всего два года, и сердце ее могло отказать в любой момент. Мы все знали это. Кэтрин умерла. Но Грейс и Эффи продолжали повторять, что, мол, ты ведь не нашла ее тело и все эти полицейские тоже не нашли. Да где им понять, как оно все было на самом деле? В эти леса можно было заслать на месяц человек двадцать, и они все равно бы ничего не нашли.

— Если Кэтрин хотела выбраться оттуда, почему она пошла в лес, а не выбрала более легкий и короткий путь? — спросила Нора.

— Не хотела идти мимо главного здания. Кэтрин не хотела, чтобы ее видели. И, знаете ли, может, она даже вышла на дорогу. Не исключено, что она смогла найти попутную машину и комнату на ночь, а может быть, даже села где-то на поезд, но сердце ее остановилось и она умерла. Ведь Кэтрин так и не связалась со мной по поводу своих вещей. Я прождала две недели, но ни Кэтрин, ни кто другой не позвонили мне, и тогда я все поняла.

— Но брат и обе сестры не согласились с вами? Они думали, что Кэтрин жива?

— Только не Чарльз. Как и я, он был уверен, что Кэтрин умерла. Доктор Монтросс сказал когда-то нашим родителям, что очень удивится, если Кэтрин доживет до тридцати, а ей в тот год исполнилось двадцать девять.

— А Грейс и Эффи?

— Они тоже знали об этом, но изменили свое мнение, когда вышла та книга, где было написано черным по белому, что Кэтрин украла рисунок из гостиной. Для них все, что делала Кэтрин, всегда было плохо. Они ни разу не сказали о ней доброго слова, пока не стали просматривать (перед тем как выкинуть) ее бумаги — а ведь я дала им эти бумаги на хранение — и увидели на нескольких листках записи, напомнившие им о фильме, который они недавно смотрели и который им даже не понравился! Они по-прежнему считают Кэтрин ненормальной, но совсем не прочь нажиться на ее имени. Старые дуры. И не Кэтрин написала ту книгу, а Хьюго Драйвер. Если хотите знать, что писала моя сестра, загляните в эту папку.

74

С замиранием сердца Нора открыла папку. Джеффри привстал, чтобы лучше видеть.

Кэтрин Маннхейм

НЕНАПИСАННЫЕ СЛОВА

15, Пэтчин-плейс, 3

Нью-Йорк, Нью-Йорк

(второй экземпляр)

Перевернув титульный лист, Нора обнаружила поэму «Диалог недавних дней» с множеством исправлений зелеными чернилами. Сердце ее екнуло: так вот что Кэтрин «не писала» в «Береге» — «Ненаписанные слова»! Быстро пролистав вперед, Нора обнаружила, что поэма занимает двадцать три страницы. «Второй диалог» — также много раз откорректированный автором — занимал двадцать шесть страниц. В книге было еще два «диалога» по тридцать и сорок страниц каждый.

— Насколько я поняла, это одна большая поэма, поделенная на диалоги. У Кэтрин было две копии, и она вносила изменения в обе сразу. Наверное, она взяла первый экземпляр в «Берег», чтобы в течение месяца доработать его там, и, думаю, она собиралась по возвращении домой напечатать третью — и последнюю — копию, со всеми изменениями и исправлениями.

— Это лежало у нее на столе? — спросила Нора.

— В ее нью-йоркской квартире, рядом с пишущей машинкой, и там же лежала толстая папка, полная более ранних версий. А та, что она взяла в «Берег», потерялась вместе со всем, что она положила в свой чемодан.

— Ты никогда не показывала мне это, — произнес Джеффри.

— Редкий ты гость здесь, да и я не так часто это достаю. Мне всегда трудно было понять вещи, которые писала Кэтрин, а «Диалоги» показались мне сложнее всех остальных, особенно со всеми этими исправлениями. Но через пару лет я начала кое-что понимать. Я поняла... Мне показалось, что я поняла, что Кэтрин писала о своей смерти. О том, как уже давно она живет с мыслью о своей смерти. Если бы меня спросили раньше, я сказала бы, что Кэтрин никогда не думала ни о чем таком — по ней это было не заметно. Кэтрин совсем не напоминала погруженную в себя личность, но, конечно же, она думала об этом все время. Вот почему она писала так, как писала, и жила так, как жила. Мне кажется, что моя сестра Кэтрин была святой. Святой из реальной жизни.

Вздрогнув, Нора подняла глаза от папки.

— Святой?

Хелен Дэй улыбнулась и посмотрела на фотографию.

— Кэтрин была самой чуткой, самой умной, самой преданной из всех, кого я знаю, и в глубине души она была кристально чистой. То, что люди называют религией, не имело на нее ни малейшего влияния, хотя нас всех воспитали в католической вере. За стенами церкви можно встретить гораздо больше праведных, чем внутри. Кэтрин совершенно не беспокоили те незначительные вещи, в беспокойствах о которых живут другие люди. Она знала, как хорошо проводить время, иногда шокировала людей, заурядно мыслящих, но было в ней этакое внутреннее ядро. Когда я принимаю сюда новых девушек, я пытаюсь разглядеть, есть ли у них хотя бы малая толика того, чем обладала Кэтрин, и если у них это есть — добро пожаловать. Вот у вас это есть.

— Ну что ж, многие заурядно мыслящие люди действительно считают меня немного сумасшедшей, — призналась Нора, думая о своих веселых демонах.

— Не верьте им. Просто вам причинили боль. Я вижу это. Неудивительно — после всего, что случилось с вами. Но все же вы здесь, ведете поиски в Массачусетсе, вместо того чтобы отправиться домой, если, конечно, у вас еще есть дом, куда можно вернуться. — Хелен внимательно посмотрела на Джеффри. — Элден Ченсел может считать вас неподходящей женой для своего сына, но вы никоим образом не сумасшедшая. Я думаю, вы просто такой человек, который чувствует и понимает тоньше, чем большинство из нас.

— Перехвалили вы меня, — сказала Нора.

— Вы — человек, который хочет знать правду. Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что почти все, чему меня учили в детстве, было неправдой. День и ночь в нас заталкивали ложь. Ложь о мужчинах и женщинах, о том, как надо жить, о наших собственных чувствах. И с тех пор, по-моему, мало что изменилось. По-прежнему так же важно узнать, что же на самом деле является правдой, и если бы вы не считали это важным, не сидели бы сейчас здесь.

«Да, — подумала Нора — Я действительно считаю важным узнать, что же на самом деле является правдой».

Хелен Дэй посмотрела на часы.

— Я должна убедиться, все ли в порядке, прежде чем подавать Азиатскому обществу. Надеюсь, вы подумаете над всем, что я сказала.

— Спасибо, что поговорили со мной.

Все трое встали.

— Вы будете в отеле «Нортхэмптон»?

— Да, — ответил Джеффри.

Хелен Дэй не сводила глаз с Норы.

— Если еще не будете спать около десяти, не могли бы вы мне позвонить? Я хочу поговорить с вами еще кое о чем, но сначала мне необходимо это обдумать.

— Это тоже имеет отношение к вашей сестре?

Пожилая женщина медленно покачала головой.

— Пока я думаю о своем вопросе, вы подумайте о своем муже. Вы сильнее Дэйви, и ему нужна ваша помощь.

— А что это за «свой вопрос»? — спросил мать Джеффри.

Повернувшись к нему, Хелен взяла сына за руку.

— Джеффри, ты ведь приедешь сюда завтра, не правда ли? У нас будет время для настоящего разговора. Если успеешь к восьми, сможешь помочь мне и с перевозкой. Нам нужно много свежих овощей.

— Ты хочешь, чтобы я вел один из фургонов, в то время как Майя и Софи будут сидеть сзади и потешаться надо мной?

— Тебе ж это нравится. Приезжай завтра.

— Захватить с собой Нору?

Они медленно шли к входной двери, и, когда Джеффри задал свой вопрос, глаза Хелен встретились с глазами Норы взглядом — выразительным, как прикосновение.

— Это уж ей решать. — И Хелен выпустила их в теплый вечер.

75

— Она понравилась вам, правда?

— Разве может ваша мать кому-нибудь не понравиться, — откликнулась Нора. — Она удивительная женщина.

Джеффри вел машину по Мэйн-стрит мимо сверкающих окон ресторанов и группок прохожих, дрейфующих по лужам желтого света уличных фонарей.

— Я знаю, но многих она буквально выводит из себя. Мама составляет мнение о человеке при первой же встрече, и если вы ей понравились — вы всегда желанный гость. А если нет — вас обдают чудовищным холодом. Я был почти уверен, что вы ей сразу придетесь по душе, но... — Джеффри взглянул на Нору. — Думаю, теперь вы понимаете, почему я не стал рассказывать о ней прежде, чем вы увиделись.

— Кажется, понимаю, — кивнула Нора.

— Что вы хотите делать дальше?

— Лечь в постель. А впоследствии — не исключено, что я проведу остаток жизни, шинкуя сельдерей для вашей матери. Придется сменить имя, но это в порядке вещей — все остальные уже сменили. Через пару лет, может быть, я и стану такой восприимчивой, какой считает меня ваша мать.

Джеффри искоса посмотрел на Нору.

— А мне показалось, что вам там не понравилось. Что вы разочарованы.

— Ну, вашей восприимчивости, похоже, хватит на нас двоих. Да. Думаю, я ожидала слишком многого. Я думала, что, даже если все вокруг начнет рушиться, я по крайней мере смогу помочь доказать, что ваша тетя является подлинным автором «Ночного путешествия». А вместо этого я лишь узнала, что Хьюго Драйвер был мерзким подлизой и воришкой к тому же. Однако если он не крал «Ночного путешествия», значит, все, что нам удалось выяснить, не стоит и гроша. Но что же такого увидели ваши тетушки в записках Кэтрин? Что их так взбудоражило?

— Фразы. Описания пейзажей, полей, тумана и гор. Большинство этих фраз были вполне в духе Драйвера, но не настолько, чтобы оправдать обращение к адвокату.

Там было что-то о детстве и смерти — о том, что ребенку смерть кажется простой прогулкой, путешествием.

— Это наверняка имело большой смысл для Кэтрин Маннхейм, но ничего не доказывает относительно книги.

— В основном-то тетушек взбудоражили две другие фразы. В одной из них речь шла о черном волке.

— Это еще ничего не значит.

— Но во второй фразе встречалось слово «Чашечница». Это окончательно добило тетушек.

Они миновали фронтон отеля. Гитарист на террасе играл босанову.

— Не понимаю. Ведь именно так Дэйви называл вашу мать.

— Вы же видели фотографию двух девочек, на которой моя мать держит чашку. После этого Кэтрин стала называть ее Чашечницей. — Джеффри повернул на стоянку. — А, я забыл, — с улыбкой произнес он, — что вы никогда не читали «Ночное путешествие».

— Все равно ничего не понимаю.

— Восьмая книга «Ночного путешествия» называется «Чашечница». Именно это — и еще волк — заставило Грейс и Эффи приступить к активным действиям. — Отыскав свободное место, он остановил машину и заглушил двигатель.

— Но Дэйви называл вашу маму Чашечницей до того, как научился читать. Откуда он узнал ее прозвище?

— Может, видел в комнате матери эту фотографию. Иногда, когда Элден и Дэйзи оставляли его одного, он бродил по дому в поисках мамы и заходил к ней в комнату. И если Дэйви спрашивал мать о фотографии, она наверняка рассказывала ему о своем прозвище. Возможно, это одна из причин, почему книга потом так много значила для Дэйви: она напоминала ему о моей матери.

Теперь понятно, отчего Дэйви так раздражался, когда Нора спрашивала его о происхождении прозвища Джеффри терпеливо ждал, пока Нора закончит задавать вопросы и они смогут выйти из машины.

— А Чашечница из книги похожа на вашу мать?

— Да как сказать... — Джеффри потер подбородок. — Она варит вонючее зелье. У нее нет собственных детей, но она воспитывает чужого. И вообще, она довольно страшная... Должен признаться, маму здорово напоминает.

— Хьюго Драйвер никогда не видел фотографию. Откуда он мог взять ту фразу?

— Вот тут вы меня поймали — на этот вопрос я ответа не знаю.

Выйдя на теплый вечерний воздух, они направились к поднимающимся к черному ходу отеля бетонным ступеням. В надвинутой на глаза кепке, с лицом, наполовину скрытым черной тенью козырька, Джеффри как никогда напоминал гангстера из романов двадцатых годов.

— Возможно, это не мое дело, — сказал Джеффри. — Но если мать начнет уговаривать вас позвонить Дэйви, подумайте хорошенько, прежде чем сделать это. А если решитесь все-таки позвонить, не говорите, где вы.

Проговорив это, Джеффри повел Нору вверх по выбеленным светом ступеням.

76

Крохотная настороженная частичка существа Норы приготовилась было услышать, что в отеле есть только один свободный номер, но Джеффри не оказался вторым Дэном Харвичем. От конторки он вернулся с двумя ключами. Норе досталась комната на пятом этаже с окнами на террасу и на крыши Кинг-стрит. Нора долго нежилась в ванной и теперь, завернувшись в белый халат, сидела в удобном старом кресле и под льющуюся из радио рапсодию Брамса и жужжание кондиционера читала любимый роман своего мужа, — чтобы не думать о том, что делать дальше.

Маленький Пиппин блуждал от одного персонажа к другому, выслушивая истории каждого. Некоторые персонажи были людьми, некоторые — чудовищами, но все как один были прекрасными рассказчиками. Их истории были красочными и увлекательными, полными опасностей, героизма и предательства. Одни говорили правду, другие лгали. Некоторые хотели помочь маленькому Пип-пину, но даже они не всегда были правдивы. Другие хотели разорвать Пиппина на кусочки и с аппетитом слопать его, но эти персонажи не всегда лгали. Правда, которую искал Пиппин, была мозаикой, которую надо было сложить, борясь со временем и постоянно рискуя. Почти каждый герой «Ночного путешествия» имел отношение ко всем остальным; они были словно одной большой недружной семьей, и, как в любой семье, у каждого были свои воспоминания и свое толкование важных жизненных событий. Здесь были враждебные группировки, клубились тайны, кипела ненависть. Пиппину пришлось рискнуть и выдержать испытание, пройдя через Зловонное Поле, и он выдержал, с трудом избежав его ядовитого дыхания; затем ему надо было встать под Каменными Кронами, чтобы заполучить золотой ключ, необходимый для поисков, при этом мальчик чуть не попал в лапы к злодеям, притворившимся, что у них есть этот ключ.

Было девять тридцать — дозвонка Хелен Дэй оставалось полчаса. Хотела ли Нора звонить ей? Нет — если мать Джеффри собиралась всего-навсего заставить ее почувствовать жалость к Дэйви. Она и так жалела его. Тут Нора вспомнила, что Хелен Дэй собиралась обдумать какую-то вещь, прежде чем поговорить с ней. Возможно, Хелен собиралась рассказать ей то, о чем Нора и сама уже давно догадалась, — что Ченселы никогда не хотели иметь сына.

Надо прочитать как можно больше страниц из «Ночного путешествия». Если время от времени пропускать кое-что, она сможет быстро закончить оставшуюся сотню страниц. А можно открыть последние двадцать пять страниц и выяснить, удалось ли Пиппину добраться до Горной долины. В ночь, с которой вся жизнь ее пошла наперекосяк, Нора проснулась как раз вовремя, чтобы увидеть на экране, как мальчик бежит вниз по склону горы к белому домику. Она сказала тогда, что это «мило», — и ошиблась. «Ну и что, что мило, — сказал Дэйви — или что-то в этом роде. — Это все неправильно. Горная долина не должна быть милой, а должна хранить великую тайну. А разве здесь чувствуется хоть какая-то тайна?»

Как же на самом деле выглядело это место? Повелитель Ночи сказал, что это «нечестивое логово злых духов, путь к которому укажут Каменные Кроны», а Чашечница описала ее как «крадущую души напасть, которую ты ни в коем случае не должен видеть»; Благородный друг вообще называл долину «закрытой на сто замков тюремной камерой, в которой ты спрячешь и предашь забвению свой величайший страх». Нора перевернула почти все страницы, отделявшие ее от конца книги, прежде чем наткнулась на абзац:

«Огромная дверь поддалась повороту золотого ключа и открыла то, чего он больше всего страшился и в то же время страстно желал увидеть, — истинный облик Горной долины: далеко внизу, у подножья укрытой снегом скалы, темнел ветхий покосившийся домик, суровая и унылая обитель жизней, таких же потерянных, как и его».

Так Пиппин вернулся домой.

За несколько минут до назначенного времени Нора взяла телефонный справочник Нортхэмптона и села с телефоном на кровать.

— "Небесная пища", — пропела женским голосом трубка.

Нора попросила Хелен Дэй, и трубку, судя по легкому стуку, положили на конторку. Нора слышала жизнерадостный гомон женских голосов.

— Здравствуйте, Хелен Дэй слушает.

Нора назвалась и добавила:

— Похоже, у вас там вечеринка в разгаре.

— Несколько проказниц вернулись из Азиатского общества пораньше, — ответила Хелен Дэй. — Я перейду к другому аппарату.

Сжимая в руке замолчавшую трубку, Нора подвинула телефон к краю кровати, зевнула, прилегла и закрыла глаза.

— Нора? Вы здесь? С вами все в порядке?

Над ее головой был потолок незнакомой комнаты, а кровать под ней была слишком мягкой.

— Нора?

Странная комната вдруг превратилась в номер отеля «Нортхэмптон».

— Кажется, я заснула на секундочку.

— У меня есть по крайней мере полчаса, прежде чем я снова кому-то понадоблюсь. Вы можете поговорить со мной немного или хотите забыть обо всем и лечь спать?

— Нет-нет, я уже в порядке. — Нора постаралась зевнуть как можно тише.

— Я часто думаю о Дэйви. Он был таким чудным маленьким мальчиком. Хотелось бы послушать все, что вы можете рассказать о нем. Какой он сейчас? Как бы вы описали его?

— Он и сейчас чудный маленький мальчик, — сказала Нора.

— Это хорошо?

Нора не знала, насколько откровенной ей следует быть с Хелен и насколько резким прозвучало бы истинное описание Дэйви.

— Вынуждена признать, что способность оставаться чудным маленьким мальчиком в сорок лет имеет свои недостатки.

— Он добрый? Он хорошо обращается с людьми?

Теперь Нора поняла, о чем спрашивает ее Хелен Дэй.

— Он абсолютно не похож на своего отца. Вся беда в том, что Дэйви не уверен в себе, и это его гложет, он часто беспокоится и почти все время в подавленном настроении.

— Я полагаю, Дэйви работает на своего отца.

— Элден держит его под каблуком. Он платит Дэйви большие деньги за совершенно никчемную работу, и тот дал убедить себя, что не способен заниматься ничем другим. Как только его отец повышает голос, Дэйви сразу сдается и — вверх лапками, как щенок.

Хелен Дэй несколько мгновений молчала.

— Вы с Дэйви часто ездите в «Тополя»?

— По крайней мере раз в неделю. Обычно по воскресеньям.

— А какие отношения с Элденом у вас?

— Натянутые... Неустойчивые... С полгода он держался, но потом перестал скрывать свое отношение ко мне.

— Но хоть ведет он себя прилично?

— Теперь уже нет. Он презирает меня. Я сделала одну глупость, и Дэйзи окончательно свихнулась. После этого Элден вызвал Дэйви на ковер и сказал, что если он не оставит меня, его уволят из «Ченсел-Хауса» и вычеркнут из завещания.

Хелен Дэй молчала.

— Мне показалось, что вы имели в виду что-то другое, когда просили меня позвонить, — сказала Нора.

— Элден шантажирует Дэйви, чтобы он бросил вас.

— В общих чертах примерно так. Я попыталась убедить Дэйви, что мы проживем и без денег его отца, но, похоже, мне это не удалось.

— А что дало Элдену повод поставить вопрос ребром?

— Дэйзи уговорила меня прочитать ее книгу. Когда она позвонила, чтобы узнать мое мнение, у нее случился припадок. Элден обвинил во всем меня.

— Он жуткий тиран. Я безмерно уважаю Элдена, но не могу не признать этого.

— А я не уважаю этого человека Он никогда не хотел Дэйви, а теперь не желает отпустить его. Всю жизнь Дэйви страдал от сознания того, что он — не настоящий Дэвид Ченсел и, значит, никогда не будет достаточно хорош.

— Этого я и боялась, — проговорила Хелен Дэй. — Элден заставляет его расплачиваться.

— Линкольн ведь сделал то же самое, не так ли? Чтобы иметь внука, он заставил Элдена и Дэйзи усыновить мальчика, и они пошли на это ради его денег. Именно это вы собирались обдумать и сообщить мне? И не хотели говорить об этом при Джеффри?

И снова Хелен Дэй долго молчала, прежде чем произнести:

— Хотела бы я обсудить это, но не могу.

— Я уже знаю. Кое-что похожее было в книге Дэйзи.

— Дэйзи жутко разозлилась на них обоих.

— Она ведь тоже не хотела ребенка. Удивительно, как это они вообще родили сына.

— Думаю, они и сами были удивлены, — сказала Хелен.

— Вы ведь были в «Тополях», когда родился тот, первый Дэйви. Вы видели, как они прошли через все это.

— Видела.

— И назвали это «переполохом».

— Это слово очень подходило к происходившему. Дни и ночи напролет — шум, визг, крики.

— И вы думаете, что Дэйви следует знать, почему родители всю жизнь с ним так обращались? Что для Элдена он был единственной возможностью остаться в завещании отца?

Молчание.

— Элден взял с вас слово, не так ли? Вы обещали никогда не рассказывать об этом Дэйви. — И тут Нора поняла еще одну вещь. — Он заставил вас уволиться и дал вам достаточно денег, чтобы открыть свое дело.

— Он дал мне шанс, в котором я так нуждалась.

— И с тех пор вы очень благодарны ему, но вам все время было не по себе.

Помедлив, женщина сказала:

— Элдену не стоило играть со своим сыном в ту же грязную игру, в которую сыграл с ним его отец. Я чувствую себя несчастной при мысли об этом.

— Они хотели хотя бы первого ребенка? Или завели его в угоду Линкольну?

— Если вы догадываетесь обо всем сами, значит, я ничего вам не говорила. Понимаете? Постарайтесь угадывать и дальше. Пока что у вас прекрасно получается.

— Значит, не хотели. А как умер их первый сын?

— Мне показалось, вы говорили, будто Дэйзи упомянула об этом в своей книге.

— Да, это так, но она все так исказила. — В мозгу Норы вспыхнула вдруг совершенно дикая мысль. — Дэйзи прикончила ребенка? Ужасно говорить такое, но она достаточно сумасшедшая, чтобы это сделать, а Линкольн и Элден без труда могли бы замолчать все.

— Единственное, что приканчивала Дэйзи в своей жизни, это бутылка, — сказала Хелен Дэй. — А что бы сделали вы с нежеланным ребенком?

— Своего вы отдали родственникам.

— Но что делают большинство людей?

— Отдают на усыновление, — сказала Нора.

— Правильно.

— Но тогда зачем понадобилось выдумывать историю о том, что их сын умер? Я не вижу смысла.

— Продолжайте гадать.

— Отдать одного ребенка, а потом усыновить другого? Я даже не уверена, что это возможно. Ни одно агентство не передаст ребенка паре, которая отказалась от своего собственного.

— Мне это кажется правильным, — сказала Хелен Дэй.

— Значит, первый все-таки умер. Внезапная смерть грудного ребенка Если только его не убил Элден.

— А что написала Дэйзи в своей книге?

— Да там такая путаница... Сначала ребенок был, потом его не стало. Персонаж, прототипом которого явился Линкольн, выходит из себя, полкниги он разгуливает в нацистской форме. Линкольн Ченсел ведь не носил нацистскую форму, не так ли?

— Мистер Ченсел собирал нацистские флаги, форму, эмблемы, повязки и все такое. После его смерти Элден попросил меня сжечь все это. Вы должны догадаться, Нора Вы догадались, что ребенок умер?

— Я догадалась, что он не умер, а был усыновлен.

— Неплохая догадка.

— Но... — В памяти Норы всплыл вдруг один эпизод из книги Дэйзи: как Эдельберт Пойзон ссорится с Клементиной на прогнившей террасе дома. Нора попыталась припомнить, что он говорил об Эгберте — какое слово употребила Дэйзи. Она догадалась о том, что произошло с Дэйви на самом деле, за секунду до того, как вспомнила это слово — востребовать. В груди у нее словно взорвалась бомба.

— О нет, — воскликнула Нора — Они не могли этого сделать!

Произнеся вслух то, что пришло ей в голову, Нора больше не сомневалась в том, что была права.

— Они отдали Дэйви на усыновление, а потом Линкольн заставил их забрать его обратно. Никакого первого Дэйви не было. Мой Дэйви и был первым Дэйви.

— Мне кажется, очень неплохое предположение, — отреагировала Хелен Дэй. — У Ченселов богатое воображение. Обычная правда жизни их не устраивает.

То, что сделали эти люди, говорило само за себя.

— Никто из них не хотел ребенка. Им пришлось взять Дэйви обратно из-за денег. Они были бы счастливы, если бы он действительно умер.

— И с тех пор Элден заставляет его расплачиваться за это.

— И с тех пор Элден заставляет его расплачиваться, — эхом откликнулась Нора.

— Я не ошиблась в вас. Вы действительно видите больше, чем многие люди.

— Они лгали Дэйви всю его жизнь. Сколько ему было, когда его взяли обратно?

— Около шести месяцев. Те, кто усыновил мальчика, не хотели с ним расставаться, но Линкольн заставил Элдена и Дэйзи поехать в Нью-Гэмпшир. Они сделали все как надо и вернулись с сыном.

— Все верили, что первый ребенок Элдена и Дэйзи умер. Единственной, кто знал правду, были вы. Поэтому Ченселы испугались, что вы все расскажете Дэйви, когда он вырастет, и заставили вас уйти.

Хелен Дэй вздохнула.

— Это было почти самое тяжелое из того, что мне приходилось делать в жизни. Я могла видеться с Джеффри, когда хотела, и я знала, что он живет в окружении любящих его людей. Но Дэйви был совершенно одинок. Когда умер мистер Ченсел, на мальчика просто перестали обращать внимание. Ченселы хорошие люди, но они не хотели быть родителями.

Нору все еще колотило.

— Как вы можете называть их хорошими людьми, зная, что они сделали?

— Не так просто судить людей, когда понимаешь их. У Элдена холодное сердце, он тиран, но я знаю, почему он стал таким. Из-за своего отца. Вот она — чистая и такая простая правда.

— Не сомневаюсь в этом, — сказала Нора.

— Вы никогда не знали Линкольна Ченсела. У мистера Ченсела было больше энергии, мозгов и энтузиазма, чем у любых других шестерых мужчин, вместе взятых. Он был борцом. Некоторые вещи, за которые он боролся, были дурными и неправильными, к тому же Линкольн плевал на закон, кроме тех случаев, когда закон был на его стороне, но он не крался по жизни на цыпочках — он с грохотом ломился сквозь бурелом. Бывали времена, когда я так сердилась на Линкольна, как не сердилась ни на кого в жизни, но все же было в нем что-то величественное. Мне всегда казалось, что мистер Ченсел во многом напоминал мою сестру, только все в нем было как бы вывернуто наизнанку. Ни Линкольн, ни Кэтрин не были приятными людьми, но если бы они были просто милыми, в них не было бы того величия.

— Но ведь Линкольн был чудовищем.

— Чтобы быть чудовищем, надо глубоко внутри прятать святого. Мистер Ченсел принес горе многим людям, но сердце его не было холодным, вовсе нет. Когда я приехала в «Берег», кто, как вы думаете, больше всех старался разыскать мою сестру? Кто уговорил Джорджину разрешить мне остаться там на несколько дней? Мистер Ченсел. Кто ходил в лес вместе со мной и полицейскими? Ему надо было заниматься делами, его ждали в коттедже телефон и телетайп, но он сделал для того, чтобы найти Кэтрин, гораздо больше, чем все эти писатели.

— Понимаю, — сказала Нора.

— Надеюсь, что вы действительно понимаете. И он видел, в каком я состоянии: муж умер, сына отдала, Кэтрин исчезла. И Линкольн предложил мне работу, жалованье в два раза больше того, что я зарабатывала, плюс комнату и питание.

— Вы испытываете к нему сильные чувства.

— Некоторые вещи не забываются. Если бы мистер Ченсел был жив, он рассказал бы Дэйви правду, я уверена.

— Может быть, теперь это должна сделать я? — спросила Нора.

— Вы должны сделать то, что кажется вам наилучшим, вы ведь всегда так делаете. Я просто хочу, чтобы вы помнили: я ничего не говорила вам, потому что я тоже всегда стараюсь сделать, как лучше, и я не нарушаю данных обещаний.

— Послушайте, но они ведь должны были изобразить похороны. А что же в таком случае было телом?

— Это были очень скромные похороны. На маленьком кладбище позади часовни Святого Ансельма. Только Элден, мистер Ченсел и пастор. Все прошло быстро и тихо, единственным, кто плакал на похоронах, оказался мистер Ченсел, потому что Элден прекрасно знал, что хоронят всего-навсего пару кирпичей, завернутых в саван, чтобы они не скользили по гробу.

— Господи, что за дьявольщина, — прошептала Нора.

— Отец Элдена выразился гораздо сильнее, когда узнал обо всем. — К немалому удивлению Норы, Хелен Дэй громко рассмеялась.

77

Дэйви теперь жил в квартире Джеффри, где телефонная линия не прослушивалась. Если Нора даже позвонит ему, она вовсе не обязана рассказывать о вероломстве Элдена. Со временем Дэйви поверит ей, она знала это, но если обрушить на него откровения Хелен Дэй сейчас, когда его рассудок все еще во власти воли отца, Дэйви наверняка обвинит ее во лжи. Как только он примет правду, он бросится прочь от «Тополей», от «Ченсел-Хауса» и из жизни Элдена.

Протянув руку, Нора коснулась телефонной трубки. Пластмасса показалась теплой и живой. Нора отдернула руку, затем снова взялась за трубку. И тут телефон пронзительно зазвенел. Нора подскочила, как ошпаренная. Дэйви!

Нора сняла трубку и поздоровалась.

— Нора, это вы? — мужской голос на другом конце провода принадлежал вовсе не Дэйви.

— Я, — сказала Нора.

— Это Эверетт Тайди. Пытался пробиться к вам раньше, но телефон был занят. Сейчас еще не поздно поговорить?

— Нет.

— Я подумал, вам надо бы знать кое о чем. Не хочу пугать вас, но это несколько обеспокоило меня.

Нора спросила, что случилось.

— Мне было два странных звонка. Первым позвонил адвокат по имени Лиланд Дарт. Он ведь отец Дика, не так ли?

Нора спросила, чего хотел Лиланд Дарт.

— Извинился за то, что отнимает у меня время, и прочие любезности. Объяснил, что является адвокатом «Ченсел-Хауса», и спросил, известно ли мне о недавнем обсуждении вопроса об авторских правах одного из произведений, являющихся собственностью издательства Я сказал, что ничего об этом не знаю. Тогда он сообщил мне, что это произведение — «Ночное путешествие» и что, как мне несомненно известно, мой отец был знаком когда-то с автором, Хьюго Драйвером. Он хотел знать, не имеется ли в моем распоряжении каких-либо документов отца, могущих послужить доказательством авторства Хьюго Драйвера. Если у меня нет времени, он мог бы прислать в Амхерст одного из своих сотрудников, чтобы тот вместе со мной перебрал бумаги.

— И что вы ему сказали?

— Сказал, что ничего из написанного моим отцом никоим образом не может доказать или опровергнуть какие-либо факты относительно «Ночного путешествия». Дарт спросил, все ли бумаги я изучил. Да, сказал я, и ему придется поверить мне на слово, там нет ничего, что могло бы быть ему полезно. Потом он спросил, сколько дневников оставил мой отец и где я держу их. Находятся ли они на хранении в библиотеке или у меня в доме? Я сказал, что дневники в библиотеке колледжа в Амхерсте. Если он пошлет молодого человека в Амхерст, соглашусь ли я дать ему просмотреть бумаги? Ни за что на свете, сказал я. Тогда он заявил, что, возможно, захочет мне написать, и попросил уточнить куда. Он нашел адрес моего прежнего дома и спросил, верный ли он. Тогда я сказал, что, по моему мнению, нам с ним не о чем больше разговаривать.

— Правильно, — сказала Нора.

— Потом он спросил, обсуждал ли я в недавнее время этот вопрос с кем-либо еще. Я ответил, что это также не его дело. Не слышал ли я о женщине по имени Нора Ченсел? Не приезжала ли ко мне эта самая Нора Ченсел с вопросами о Хьюго Драйвере?

— Он спрашивал обо мне?!

— Вот именно. Я сказал нет, я никогда не вступал с вами ни в какие контакты, и если он хочет вести разумный деловой разговор, почему бы ему не позвонить в какое-нибудь более разумное время. Ну, тут он не нашел ничего умнее, как обозвать меня лжецом, и добавил, что вы скрываетесь от правосудия, что мне не следует иметь с вами дел и если я не воспользуюсь его советом, это приведет к самым серьезным последствиям.

— Но зачем Лиланду Дарту...

— Затем он сказал, что один из его молодых адвокатов уже находится неподалеку от Амхерста и не соглашусь ли я, по крайней мере, встретиться с этим человеком? Нет, не соглашусь. Он поспорил со мной еще немного, и тогда я услышал это.

— Это?

— Фон. Там, откуда звонил этот человек, разговаривали люди. Слышались голоса и какие-то странные звоночки. Потом я понял, что это за звуки — так звякает кассовый аппарат, когда выдает итоговую сумму.

— Кассовый аппарат?

— Тогда я спросил: «Вы звоните мне из бара?» — и он повесил трубку.

— О нет!

— Вы подумали о том же, о ком и я?

— Что это был Дик, выдававший себя за своего отца?

— Нет, я подумал о том, какой стресс пришлось пережить этому человеку. Если твой сын — Дик Дарт, то можно разрешить себе вести деловые переговоры из баров. Но после следующего звонка мне пришло в голову, что это вполне мог быть и Дик.

Не позже чем через двадцать минут после того, как повесил трубку человек, назвавшийся Лиландом Дартом, Тайди позвонил некто капитан Лайэм Моноган из полиции штата Массачусетс. Эверетту Тайди грозил допрос в полицейском участке и, возможно, даже обвинение в различных преступлениях, и капитан Моноган был для него единственной надеждой избежать позора. Капитан заявил: «Я думаю, вы были не в курсе, что эта женщина скрывается от ФБР» и «У нас есть информация, что миссис Ченсел изменила внешность. Мы также располагаем сведениями, что она находится в районе Нортхэмптона. Это правда?»

— Назови он любой другой город, я бы вообще ничего не сказал, Нора. Подумал бы, что он блефует. Но вы должны отдать должное моей позиции. Я хочу помочь вам, чем могу, но за решетку отправляться желанием не горю. Этот человек твердо пообещал, что я проведу в тюрьме как минимум ночь, если не явлюсь к нему, а если это случится, боюсь, придется впутать в эту историю Джеффри и его мать.

— Профессор Тайди, Дик Дарт собственноручно постриг и выкрасил мои волосы, но полиция не знает об этом. Они могли узнать об этом только в том случае, если им сказал сам Дик.

На другом конце провода повисла пауза, сделавшая бы честь Хелен Дэй.

— Я и сам не думаю, что человек, который разговаривал со мной, — полицейский, — произнес наконец Тайди.

— Что вы сказали ему?

— Он заявил, что готов признать, что я помог вам из добрых побуждений, лишь в том случае, если я подтвержу или опровергну информацию о вашем местонахождении.

Но если я буду продолжать чинить препятствия полиции, среди ее служащих найдутся люди, которые будут не прочь продержать меня ночь в камере. И единственный способ не усугубить и без того трудное положение — рассказать о том, что им и так уже известно. Я сказал, что у меня возникло впечатление, будто вы действительно собирались в Нортхэмптон, но больше я ничего не знаю. Человек на другом конце провода поблагодарил меня за сотрудничество и сказал, что скоро ко мне подъедет офицер, чтобы снять показания. Как только он положил трубку, я перезвонил вам.

— И никакой офицер не приехал.

— Нет. Но думаю, он еще может появиться. Что вы на все это скажете?

— Оба раза вам звонил Дик Дарт. Назвавшись собственным отцом, он выяснил достаточно, чтобы убедиться, что я была у вас, поэтому он позвонил второй раз и попытался выудить у вас еще информацию.

— Господи, Нора, простите меня, — простонал Тайди. — Мне очень жаль, я понятия не имел, что подвергаю вас опасности. Но как он вычислил, где вы находитесь?

— Он не вычислял, — сказала Нора. — Нортхэмптон был одним из вариантов. Если бы он не прошел, Дик продолжал бы называть города, пока не попал бы в точку.

— Как вы думаете, стоит мне звонить в полицию — в настоящую полицию?

— Нет, не делайте этого.

— Уезжайте оттуда, — сказал Тайди. — Отправляйтесь в Бостон и прячьтесь, пока не убедитесь, что вы в безопасности. Если сумеете добраться туда сегодня — позвоните, я переведу вам достаточно денег, чтобы продержаться. Попросите Джеффри отвезти вас.

— Я хочу выяснить, действительно ли я в беде, но если это так — придется поймать вас на слове.

— У меня есть маленький домик в Вермонте, и он в отличном состоянии. Вы думаете, Дарт продолжит искать мой адрес? Страшно подумать, что этот человек в Нортхэмптоне, но еще страшнее — если он в Амхерсте.

На другом конце провода снова повисла пауза, которую Нора предпочла не прерывать.

— За последний час я открыл для себя одну суровую истину, — сообщил Тайди.

— Какую?

— Оказывается, очень неприятно испытывать страх.

78

— Дэйви?

Полная изумления тишина, повисшая над волной звуков рожков и скрипок, длилась до тех пор, пока ее не нарушила сама Нора.

— Дэйви, это я.

— Нора?!

— Ты можешь говорить со мной?

— Где ты? — Дэйви говорил немного медленнее, чем обычно.

— Нас никто не слышит?

— Как ты узнала, что я здесь?

— Это не важно. Линия прослушивается?

— Откуда мне знать? Нет, не думаю. Мой отец избавился от Джеффри и от итальянки, поэтому я живу в квартире Джеффри. — Новая волна музыки смыла последние несколько слов.

— Дэйви, пожалуйста, сделай музыку потише. Я не слышу тебя.

Дэйви, видимо, взмахнул пультом дистанционного управления, потому что музыка моментально стихла.

— Ну, как ты? С тобой все в порядке? Судя по голосу, да.

— В двух словах не скажешь. А как у тебя?

— Паршиво, — сказал Дэйви. — Я весь извелся с тех пор, как Дарт утащил тебя из участка. Думал, он тебя убьет. Знаешь, как я узнал? Дежурная в перерыве включила телевизор, а там — репортаж. Она позвонила мне, я побежал вниз. Вокруг ее стола собралось человек двадцать. С полчаса они передавали только про тебя и Дарта, а потом папа увез меня в Вестерхолм. С тех пор мы только и делаем, что смотрим канал новостей и общаемся с копами. А мистер Хашим и мистер Шалл... боже, сколько раз мы говорили с ними. Этот мистер Шалл — ну, тупой... Оба они просто ненавидят Холли Фенна. С удовольствием содрали бы с него кожу живьем.

Нора услышала звон кубиков льда в стакане.

— А Холли Фенн аж с лица спал... Эй, Нора, а с тобой действительно все в порядке?

— В некотором роде, Дэйви.

— Когда мистер Шалл сказал нам, что ты убежала, я так обрадовался...

— Обрадовался.

— Я испытал колоссальное облегчение. Веришь?

— Дэйви, я могу вернуться домой?

— В смысле?

Сердце Норы упало, как только она расслышала в голосе Дэйви опасение.

— Натали по-прежнему обвиняет меня в том, что я ее похитила?

— Насколько я знаю, Натали по-прежнему не говорит ничего вразумительного. Мистер Хашим и мистер Шалл по-прежнему считают тебя виновной. — Дэйви замялся. — Натали принимала очень много таблеток. Ты знала об этом?

— Нет.

— Один из копов обнаружил пакетик с кокаином, прилепленный ко дну ящика шкафа у нее в спальне. Помнишь ее магниты на холодильнике? Думаю, они сразу должны были нас насторожить. — И снова звон кубиков льда — Ты была в Холиоке?

— Была, — сказала Нора.

— Ты приехала в Холиок и бросила там машину покойника?

— Так получилось. Просто зашла в ресторан перекусить, а когда вернулась, вокруг была полиция.

— Ты зашла в ресторан?! Перекусить?! Ты что — на производственной практике?

— Без еды-то никак, — сказала Нора.

— Лучше б ты вернулась домой. Потому тебя и подозревают, что ты вот так прячешься.

— Домой — куда? В «Тополя»? И Элден встретил бы меня криками радости.

— Я хотел сказать, что ты должна вернуться домой и, так сказать, держать ответ. А мой отец здесь совершенно ни при чем. Он не сделал ничего плохого.

— Я тоже, — сказала Нора. — Но готова держать пари, твой отец лезет из кожи вон, чтобы заставить тебя думать иначе. — Снова звон льдинок. — Что ты там пьешь, Дэйви?

— Водку. А тебе известно, что Джеффри, похоже, писал пьесы, которые ставили в Народном театре? Я спросил его об афишах у него в комнате, и он заявил, что сам написал эти пьесы под псевдонимом Джеффри Маннхейм. Но я сильно сомневаюсь, а ты? На эти пьесы очень хорошие отзывы.

— Джеффри много что скрывал, — сказала Нора.

— Я тебя умоляю, он ведь просто племянник итальянки — да что он мог скрывать! — Дэйви снова хлебнул из бокала. — Да, забыл, мы говорили о папе. Конечно, он ругает тебя на чем свет стоит. А мама еще хуже: твердит, что ты сама подстроила, чтобы тебя похитил Дик Дарт. Жалеет, что не додумалась до этого раньше. Думаю, мистер Хашим почти верит ей.

— Замечательно.

— Говорю же, Нора, я по-настоящему беспокоился о тебе. Но я понятия не имею, что у тебя на уме.

Голос Дэйви звучал почти обвиняюще.

— В основном, Дэйви, я пытаюсь держаться подальше от Дика Дарта и от полиции, а на уме у меня — продолжать делать это до тех пор, пока не смогу вернуться спокойно домой.

— В той машине копы нашли кучу модной мужской одежды, и, когда они пошли в магазин, где все это было куплено, продавец вспомнил вас обоих. Дик Дарт примерял новые костюмы, а ты спокойно себе сидела и любовалась им. Полицейские прошлись по той улице и узнали, что вы успели объездить половину магазинов города. У всех в памяти милая влюбленная парочка.

— Дик Дарт сумасшедший, Дэйви. Ты что, думаешь, я подыгрывала ему, потому что он мне нравится? Я его ненавижу. При одной мысли о нем меня трясет. Если бы я сделала что-то, чтобы привлечь к себе внимание, он бы тут же меня убил.

— Он не смог бы сделать это, не видя тебя. Например, когда он был в примерочной.

— Я вовсе не была в этом уверена, Дэйви. Прежде чем мы отправились по магазинам, он изнасиловал меня. У меня мысли путались. Я чувствовала себя так, словно меня разорвали надвое, и не готова была к подвигам.

— О боже, о нет... Мне очень жаль, Нора.

— Я не участвовала в процессе, если тебя это волнует. Я старалась изо всех сил не лишиться чувств. К тому же мои руки были связаны за спиной, а рот заклеен липкой лентой.

— Ты, должно быть, перепугалась до смерти.

— Все было гораздо хуже, Дэйви, но я пощажу твои чувства.

— Почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Так ведь ты толком ничего и не спрашивал — ты все трещал о Джеффри и о том, как смотрел телевизор. А еще потому, что голос твой звучал не слишком сочувственно, и теперь я понимаю почему. Ты придумал себе, что я развлекаюсь с Диком Дартом в свое удовольствие.

Хочешь знать, как я от него сбежала? Ударила по голове молотком. Думала, что убила. Выскочила из мотеля и стала заводить машину, но, знаешь ли, я все-таки не убила его, потому что он выбежал вслед за мной, тогда я поехала на него и сшибла его машиной.

— Господи! Все это просто страшно!

— Было бы страшно, если бы я все-таки убила его, но этого опять не произошло. Он по-прежнему на воле, пытается найти людей, которые могут подтвердить, что твой обожаемый Хьюго Драйвер не писал «Ночное путешествие».

Дэйви издал сдавленный протестующий звук, но Нора не обратила на это внимания.

— Дарт только что узнал, где я, и сейчас, наверное, точит свои ножи, чтобы хорошенько надо мной поработать.

— А где ты?

— Если я скажу, боже тебя упаси кому-то проговориться. Ты не должен даже упоминать о самом факте нашего разговора.

— Ну конечно.

— Я серьезно, Дэйви. Никому.

— Хорошо, хорошо, никому! Я просто хочу знать, где ты.

— Я в Нортхэмптоне, в номере отеля «Нортхэмптон».

— Погоди секундочку. — Нора услышала, как Дэйви кладет трубку на стол. Открылась дверца холодильника, и снова зазвенели в стакане кубики льда. Потом послышалось бульканье льющейся жидкости. Дэйви снова взял трубку.

— А что ты делаешь в Нортхэмптоне?

— Да прячусь я, что же еще, по-твоему?

— Погоди-ка, а это имеет какое-то отношение к Джеффри? Это он сказал тебе, что я живу в его квартире? Ты с Джеффри? Что, черт побери, ты делаешь с Джеффри?

— Мне нужна была помощь, и я позвонила ему.

— Ты позвонила Джеффри? Но ведь это же сумасшествие!

— Я ведь не могла позвонить тебе, не так ли? Все линии прослушиваются. А Джеффри, как только понял, что я пытаюсь что-то разузнать о Кэтрин Маннхейм, настоял на том, чтобы забрать меня из Холиока.

— Я просто не знаю, что сказать. Джеффри — слуга, он чертов племянник этой Марии. Какое он может иметь отношение к Кэтрин Маннхейм? — Плеск водки, звон льда. — Я начинаю ненавидеть само звучание имени этой женщины. Надеюсь, она умерла ужасной смертью. А почему ты вдруг стала расспрашивать о ней?

— Дик Дарт занят не только покупкой новых вещей. — Нора быстро объяснила, какую миссию возложил на себя Дарт, а Дэйви реагировал на ее рассказ воплями недоверия. — Мне все равно, веришь ты или нет, Дэйви, но я рассказала тебе обо всем, что происходит. А что касается Джеффри, то он — племянник Кэтрин Маннхейм, потому что та была сестрой его матери, Хелен Дэй.

— Его матери? Хелен Дэй?

— Хелен встретила твоего деда в «Береге», когда приехала туда выяснить, не удастся ли найти Кэтрин. Муж ее к тому времени умер, она была не слишком довольна работой, и Линкольн нанял ее. — И Нора объяснила Дэйви семейные связи между Хелен Дэй, Джеффри и Марией.

— Эти люди считают, что «Ночное путешествие» написала Кэтрин Маннхейм? Но ведь это разорит нас!

— "Ченсел-Хаус" и так в беде, даже без скандала, связанного с Хьюго Драйвером. Если верить Дику Дарту...

— ...видному эксперту в издательском бизнесе...

— Дик многое знает о «Ченсел-Хаусе». Твой отец почти разорил издательство и пытается продать его немецкой фирме. Поэтому скандал с Кэтрин Маннхейм сводит его с ума: это может сорвать сделку с немцами.

— Нет никакой сделки с немцами. Дик Дарт выдумал все.

— Он рассказал мне еще одну весьма интересную историю. О «Клубе адского огня».

— О, — сказал Дэйви. — Ну что ж, хорошо.

— "Ну что ж, хорошо"? Что это значит?

— Ну ладно, я сказал тебе не совсем правду...

— Ты был членом «Клуба адского огня».

— Никакого «Клуба адского огня» на самом деле не было. Мы просто называли его так.

— Зато есть отделение такого клуба в Нью-Йорке, не так ли? И ты числишься его членом.

— Все не так. Ты продолжаешь считать это настоящим клубом, а это была просто группа людей, которые собирались вместе повалять дурака. Время от времени они действительно нанимали хорошего повара, у них был консьерж и гардеробщица. Бар, комнаты наверху, куда можно было водить девушек. Я ходил туда всего пару раз после разрыва с Эми.

— А кто была та девушка, которую ты водил в «Клуб адского огня» в Нью-Хейвене?

— Так это та поганка, которая потом работала у нас в художественном отделе. В Йеле она называла себя Лена Веа. Всякий раз, когда я видел ее, она читала «Ночное путешествие». Думаю, она приехала в Нью-Хейвен искать меня.

— Почему ты не рассказывал мне, что вы встречались дважды?

— Это звучало бы странно. И я не хотел говорить тебе о... ну, ты знаешь... о том, о чем, возможно, рассказал тебе Дарт.

— Что ты сбил ее машиной?

— Да не сбивал я ее! Вернее, я думал, что сбил, а на самом деле не сбил. Когда через несколько лет я встретил ее в «Ченсел-Хаусе», она назвалась Пэдди Мэнн и сказала, что так рассердилась на меня, что очень хотела испугать. Нора, она была просто чокнутой. Я люблю Хьюго Драйвера, но она вообще не могла думать ни о чем другом. Видела бы ты ее друзей! Они жили в «домах Драйвера». Я ходил с Пэдди в один такой дом. Это над рестораном на Элизабет-стрит. Там было все очень необычно. Они там все время накачивались наркотиками, комнаты у них были в виде пещер, по которым бродили люди, одетые волками, и все в таком роде.

— Ты мне это уже рассказывал.

— Угу... В общем, Пэдди продолжала уламывать меня съездить в «Берег», потому что в голове ее сидела идея-фикс, будто именно это место описано в «Ночном путешествии».

— Почему она так решила?

— Она утверждала, что суть книги не понять, не побывав в «Береге», потому что в книге описан «Берег», какие-то его конкретные места — так она сказала, а в подробности не вдавалась. Бредила, в общем. Мне удалось раздобыть книгу о поместье, автор какой-то чудак со смешным именем, но ничего, что можно было бы связать с «Ночным путешествием», я в этой книге не нашел.

— Спрашиваю просто из любопытства — что случилось, когда ты в последний раз пришел к ней дом?

— Я нашел под кроватью книгу и действительно подумал, что с Пэдди случилось что-то ужасное, потому как незадолго до того она исчезла. Комната ее была абсолютно пустой. Другие обитатели «дома Драйвера» не знали, куда она подевалась, да их это и не волновало. Она не была для них девушкой, она была Пэдди Мэнн — настоящей, из книги. Я вышел оттуда в таком угнетенном состоянии, что и думать не мог о возвращении домой; зарегистрировался в отеле и провел там пару ночей. А когда мы переезжали в наш дом, та книга вдруг оказалась в одной из коробок, перевезенных из «Тополей».

— Она была в нашем доме?

— Я помню, как открыл книгу и увидел ее имя. В ту секунду, Нора, я чуть не упал в обморок. Каждый раз с появлением этой девушки моя жизнь рушилась. Я поставил книгу на полку с изданиями «Ченсел-Хауса» в холле. В тот день, когда я встретил Натали в «Деликатесах» на Мэйн-стрит, она упомянула о том, что никогда не читала «Ночного путешествия». Натали любила романы ужасов, но книги Драйвера всегда казались ей больше похожими на фэнтэзи, и она даже не пыталась пробовать их читать. На следующий день я достал из шкафа один из экземпляров «Ночного путешествия» и подарил его Натали. Это оказалась та самая книга.

— Ох, Дэйви, — сказала Нора, слушая, как он снова делает глоток из стакана. — Так ты хотел забрать оттуда книгу, прежде чем ее увидят копы.

— Я же говорил тебе. Ведь мое имя там тоже было.

— Выходит, чтобы скрыть свой роман, ты не поленился сочинить для меня всю эту историю вместо того, чтобы просто сказать: «Знаешь, Нора, после того как мы купили дом, я подарил эту книгу Натали».

— Знаю, глупо, согласен, — простонал Дэйви. — Я боялся, ты догадаешься, что мы встречаемся. Но в любом случае, зачем ты все это спрашиваешь? Тебе ж плевать на Хьюго Драйвера.

— Сегодня я купила все три его книги.

— Ого! Это серьезно. После того, как прочтешь первую, обязательно начни «Сумеречное путешествие». Это великое произведение. Господи, как чудесно было бы поговорить с тобой об этом. Хочешь знать, о чем там?

— У меня такое ощущение, будто ты очень хочешь мне это рассказать, — сказала Нора.

Как всегда, Дэйви почувствовал себя гораздо увереннее, как только ему представилась возможность поговорить о Хьюго Драйвере.

— Как и в первой книге, герою приходится обходить всех остальных персонажей и из их рассказов собирать по частям информацию о том, что на самом деле случилось. Он узнает, что его отец убил кучу народу и чуть не убил его самого, потому что боялся, что он догадается. А еще раньше, в самом начале книги, Пиппин узнает, что его родители на самом деле не его родители, они просто нашли его однажды в лесу, и это в каком-то смысле приносит герою облегчение: теперь он может покинуть их и отправиться на поиски настоящих родителей; а Нелэд — монстр, который владеет золотым прииском и выглядит как человек, хотя на самом деле совсем не человек, — вонзает в него свои клыки, а старуха, которая лечит раны Пиппина, сообщает ему, что его мать — действительно его мать. Родители совсем крошечным оставили его однажды ночью в лесу, но мать в ту же ночь вернулась и забрала мальчика обратно. Он там так и говорит: «Моя мать — действительно моя мать».

79

Второй раз за эту ночь вокруг Норы словно соткалось непроницаемо-темное облако понимания и, клубясь, ожидало момента, чтобы пролиться дождем.

— Это невозможно... — проговорила она.

— Это ведь роман в стиле фэнтэзи. А чего бы ты хотела — реализма? — И вновь звякнули кубики льда; тихо зазвучала музыка. — Все так странно... Ты такое пережила, а мы спокойно разговариваем о Хьюго Драйвере. Я жалок. Я похож на дурную шутку.

— Нет, то, что ты говоришь, очень интересно. Расскажи мне, что происходит в третьей книге.

— В «Путешествии к свету»? Пиппин узнает, что они живут на отшибе в лесу, у подножия гор потому, что дед его был еще хуже отца. Дед пытался предать свою страну, но заговор провалился, и всей семье пришлось бежать в леса, прежде чем их участие в заговоре раскроется. А Нелэды — это еще одна ветвь потомков его деда, и они наделены всеми его злыми чертами. Они были такими злыми, что превратились в монстров. Дедушка Пиппина убил много народу, чтобы завладеть золотым прииском, но это тоже секрет. Прииск надо отобрать у Нелэдов, и Пиппин должен разоблачить этот замысел, и тогда все будет хорошо.

Это было не просто невероятно — это было ошеломляюще: сюжет двух последних романов Хьюго Драйвер построил на семейных секретах своих издателей. Неудивительно, что их опубликовали после смерти автора, подумала Нора и тут же спросила себя, почему их вообще опубликовали. Ее изумляла степень цинизма Элдена Ченсела: уверенный, что никто, кроме него и его жены, не поймет секретного кода, он поспешил нажиться на популярности Драйвера Возможно, его забавляла собственная дерзость.

— Твой отец публиковал эти книги, — сказала Нора, обращаясь скорее к самой себе, чем к Дэйви.

— Они не похожи на то, что в его вкусе, да? Но ты ведь знаешь, как гордится отец тем, что никогда в жизни не читает книги, которые издает. Он всегда говорит, что не стал издавать бы и половины, если в приходилось все их читать.

Дэйви говорил правду. Элден никогда не читал книги, выходившие в издательстве, и открыто похвалялся этим. Он не знал содержания двух посмертных романов Хьюго Драйвера.

— Но зачем мы обо всем этом говорим? — спросил Дэйви. — Нора, возвращайся домой. Пожалуйста. Приезжай, и мы все уладим. — Дэйви словно достал свой золотой ключ, чтобы открыть сердце Норы. Он хотел ее обратно, он не отдаст ее на растерзание гуманоидам из ФБР. — Я приеду к тебе и заберу домой. Ты можешь провести ночь в нашем доме, а утром я заеду, чтобы отвезти тебя в полицейский участок. Все будут в бешенстве, но мне наплевать.

Дэйви хотел оставить ее в доме, а сам бы вернулся в «Тополя». Он хотел ее обратно, но лишь для того, чтобы больше о ней не беспокоиться.

— Ты не можешь вести машину, Дэйви, — сказала Нора. — Ты выпил.

— Не так много. Порции две.

— Или четыре.

— Но я могу вести машину.

— Нет, не делай этого. Я не хочу возвращаться, пока не буду уверена, что меня не арестуют.

— А как насчет того, чтобы не оказаться убитой? Разве это не важнее?

— Дэйви, со мной все будет хорошо. — Нора пообещала себе покинуть Нортхэмптон, как только наступит утро. — Послушай, я смотрю на эти книги, которые купила сегодня, и не могу понять одну вещь. На задних обложках двух последних романов в рекламных объявлениях написано, что их рукописи обнаружили среди бумаг автора.

— А где ж еще могли обнаружить рукописи?

— Рукописи Хьюго Драйвера было непросто обнаружить, разве не так? Хьюго Драйвер — чуть ли не единственный писатель в истории, который не оставил после смерти никаких бумаг.

— Но не свалились же они с неба.

Облако понимания, клубившееся вокруг Норы, проникло внутрь ее существа серией образов: ребенок, оставленный в лесу, а потом возвращенный матерью; старик, дед мальчика, одетый в нацистскую форму; Дэйзи Ченсел, выдыхающая сигаретный дым и любовно поглаживающая экземпляр последней книги Драйвера: «Ты, конечно же, не из тех людей, которые думают, что „Путешествие к свету“ — чудовищная неудача?»

Последние два романа Хьюго Драйвера не свалились с неба. Они вылетели из видавшей виды пишущей машинки на втором этаже «Тополей». За двадцать лет до того, как Элден обратился к Дэйзи за романами для серии «Черный дрозд», он уговорил ее написать две имитации Хьюго Драйвера. Ему нужны были деньги, и хитрая Дэйзи, зная, что Элден никогда не прочтет романы и не узнает их содержания, выплеснула свой гнев на страницы и этим спасла компанию мужа. Элден — Эдельберт — был изощренным мошенником. Именно этим объясняется истерия Дэйзи и гнев Элдена, когда Нора обнаружила, что Дэйзи писала книги для «Черного дрозда».

— Что происходит? — спросил Дэйви. — Не нравится мне это. Я знаю тебя, ты прячешь что-то в рукаве. Ты могла вернуться домой уже сегодня днем, а вместо этого вызываешь Джеффри, и он возит тебя по округе, чтобы ты встретилась с Чашечницей и задала кучу вопросов о Хьюго Драйвере. Ты что, пытаешься помочь этим Маннхеймам подставить моего отца?

— Нет, Дэйви...

— Джеффри как шпион появился в нашем доме, чтобы разнюхать и доказать, что его тетка написала «Ночное путешествие». Хелен Дэй, наверно, занималась здесь тем же самым. Оба они хотели денег, да только отец вычислил, что представляет собой Чашечница, и уволил ее. Однако он оказался настолько добрым, что потом взял на работу половину ее семьи.

— Ты ошибаешься. Никто из этих людей ничего от вас не хочет. Хелен Дэй уверена, что ее сестра не писала «Ночное путешествие».

— Да они используют тебя, неужели ты не видишь? Господи, это просто ужасно! Я так любил Чашечницу, а она лгала моим родителям, лгала мне, а теперь лжет тебе. Вся ее чертова жизнь — ложь, и жизнь Джеффри тоже. Короче, я приеду туда сегодня и заберу тебя от этих людей.

— Остынь, Дэйви, — сказала Нора. — Хелен Дэй не обманщица, и ты не приедешь сюда, чтобы отвезти меня в полицию.

— Погоди, я сейчас вернусь. — Снова стук трубки о стол, звук открывающегося холодильника, звяканье льда, бульканье водки. — О'кей. Так... Хелен Дэй, черт бы ее побрал. Ты что, не понимаешь, что раз она сестра Кэтрин Маннхейм, то она также сестра этих двух старых крыс, которые пытаются засудить нас?

— Да она никогда не любила этих самых сестер. И не имеет с ними ничего общего.

— Ну, конечно, именно так она сказала тебе, а ты такая наивная, что поверила, И что это за «Дэй»? Это ведь не может быть ее фамилией. В наш дом она пришла под фальшивым именем, кличкой. И это мне кажется подозрительным.

Нора объяснила, как и почему дедушка Дэйви сократил фамилию Хелен.

— И все равно она врунья, — не унимался Дэйви.

— Лжет во всей этой истории вовсе не Хелен Дэй. — Нора тут же пожалела о сказанном.

— А, так значит, лгу я, не так ли? Спасибо тебе большое, Нора.

— Я не тебя имела в виду, Дэйви.

— А больше некого! Я ж говорил, ты держишь что-то в рукаве. О господи, что же еще? Ты ненавидишь моего отца и хочешь разорить его, так же как все эти Маннхеймы и Деодато или как там их зовут на самом деле. Мне следовало бы повесить трубку и рассказать копам, где ты.

— Не надо, Дэйви, пожалуйста. — Нора тяжело вздохнула. — Ты прав. Я кое о чем умалчиваю, но это не имеет никакого отношения к «Ночному путешествию».

— Угу.

— Сегодня вечером я узнала кое-что о тебе, но не уверена, стоит ли говорить об этом: ты все равно не поверишь.

— Замечательно. Досвидания, Нора.

— Я говорю правду. Хелен Дэй знает это, этот факт о тебе. Она хранила его в секрете всю жизнь, но сейчас думает, что пришло время тебе узнать его.

Дэйви стал пространно ругать и поносить Хелен Дэй, потом вдруг остановился и спросил:

— Если эта информация такая важная, почему же она не сообщила ее мне?

— Она обещала не делать этого.

— Тогда почему она сказала тебе? Что-то тут нечисто, Нора.

— Она не говорила мне. Заставила меня гадать, пока я не попала в точку.

Дэйви вяло хихикнул.

— Как ты думаешь, почему Хелен Дэй оставила «Тополя»?

Выдав еще одну серию бранных предложений, Дэйви сказал:

— В то время родители говорили, что она решила уехать и открыть свое дело. И, по-моему, именно так она и сделала.

— На собственные сбережения? Думаешь, она могла скопить столько денег?

— Понял. Ты пытаешься рассказать историю о том, как мой отец заплатил ей за молчание, правильно? Тогда этот секрет должен быть ключом к разгадке Розеттского камня[29].

— Для тебя это действительно розеттский камень, — заверила его Нора.

— А, знаю! Это я — автор «Ночного путешествия». Нет, вру, его опубликовали за несколько лет до моего рождения. Нора, если ты сейчас же не расскажешь мне этот чертов секрет, я повешу трубку.

— Хорошо, — сказала она. — Мне только надо сформулировать все это. — Нора на секунду задумалась. — Ты помнишь, чем занималась твоя мать, когда ты был маленьким?

— Чувствую, сейчас поедем в Майами через Сиэтл. Ну, хорошо, подыграю тебе. Я помню. Она сидела в своем кабинете и пила.

— Нет. Когда ты был ребенком, Дэйзи целыми днями писала. Твоя мать проделала в те дни огромную работу, и далеко не вся она в той книге, которую попросила меня прочесть.

— О'кей, она писала книги Морнинга и Титайм. Тут ты права Я просмотрел штук пять — и там было все то, о чем ты говорила. Было забавно: я нашел там даже выражения, которые тысячу раз слышал от матери. Раньше я как-то не обращал на них внимания. Например: «Несчастней кошки под проливным дождем» или «Мы износили столько кожи на туфлях» — и всякая прочая галиматья. Это одна из причин, почему отец так накинулся на тебя. Он, конечно, переборщил, но старик не хочет огласки. И я его понимаю. Это представит его не в самом выгодном свете.

— Спасибо, объяснил.

— Но эти книги она написала в восьмидесятые годы, а мы говорим о шестидесятых.

— У тебя с собой два последних романа Драйвера?

— Не смей, слышишь?! Если ты хочешь убедить меня в том, что мать написала посмертные романы Хьюго Драйвера, можешь считать, что ты уже в психушке.

— Да не собираюсь я тебя убеждать, — солгала Нора — Все упирается в разницу между двумя стилями.

— Я никак не могу уловить ход твоих мыслей.

— Я ведь еду в Майами через Сиэтл, помнишь? Если я сделаю по-другому, ты не поверишь мне. Так что будь добр, достань с полки книги.

— Чушь какая-то. — Тем не менее Дэйви отошел от телефона и через несколько секунд вернулся. — Господи, я не читал эти книги лет пятнадцать. Ну, хорошо, и что теперь?

Нора тоже вытащила из сумки оба романа и открыла «Сумеречное путешествие». Она искала там сама не зная что и вовсе не надеялась это найти. Перевернув страниц тридцать, Нора изучала абзацы, не находя ничего подходящего.

— Нора, где ты?

И тут в глаза ей бросился текст на сорок второй странице. «Это слишком правда, — сказало сморщенное существо, припавшее к ветке. — Слишком правда, несомненно, милый мальчик». — Ей надо было исхитриться сделать так, чтобы Дэйви сам увидел все эти выражения в стиле Дэйзи.

— Открой на странице сорок два, — сказала Нора. — Десяток строчек вниз. Видишь?

— Что «видишь»? «Он поднял голову и почесал в затылке». Это?

— Ниже.

Дэйви прочел:

— "Пиппин медленно пошел по кругу, сокрушаясь, что тропинка почти терялась в темноте густого леса". Здесь? — На этот раз он прочел предложение, находившееся прямо под тем, на котором стояла торговая марка Дэйзи.

— Прочти абзац вслух, а потом всю страницу про себя, — потребовала Нора.

— Замечательно. — Дэйви начал читать, а Нора начала быстро листать страницы.

— Теперь я должен прочесть страницу про себя?

— Да. — Нора изучила еще одну страницу, обнаружив на ней несколько «несомненно».

— Ну, хорошо, и что здесь такого?

— Это ведь не похоже на стиль твоей матери?

— Не похоже... — В голосе Дэйви ей послышалось беспокойство. — Конечно, нет. Да и с чего бы? На что ты намекаешь, Нора?

— Посмотри на странице восемьдесят четыре — прямо в середине.

— Хм. Длинный абзац, которые начинается со слов: «Казалось, что все деревья сдвинулись»?

Нора снова велела ему прочесть абзац вслух, а потом всю страницу про себя.

— Все это начинает казаться мне более чем странным.

— Пожалуйста, сделай, как я прошу.

Дэйви снова начал читать, а Нора открыла книгу почти в самом конце и нашла наконец прямо над последним абзацем необходимое ей доказательство. «Пиппин в панике вспомнил, что всего день назад чувствовал себя таким же несчастным, как кошка под проливным дождем». Нора ждала, пока Дэйви закончит читать восемьдесят четвертую страницу.

— Ты в своем уме, а? — прошипел Дэйви. — Ты ведь сказала, что не будешь пытаться доказать, будто эти романы написала моя мать. Несколько вшивых совпадений абсолютно ничего не доказывают! Знаешь, лучше не заводи меня опять.

— Какие совпадения? Ты заметил в этих абзацах что — то такое, о чем минуту назад не рассказал мне сам?

— Я сыт по горло твоими играми, Нора.

Пора приподнять занавес — сейчас Нора должна сказать ему хотя бы часть правды.

— Я не думаю, что эти книги написал Хьюго Драйвер, — сказала она. — Они ведь действительно появились ниоткуда, не правда ли? Рукописей не было. Ты бы давно ознакомился с ними, если бы они существовали.

— Нора, остановись! Что, что еще? Может, Хьюго Драйвер был моей матерью в мужском обличье?

В отчаянии Нора решила импровизировать.

— Я думаю, что эти книги написал Элден.

— Давай, давай, городи. В жизни не слышал ничего нелепей.

— Дэйви, ну просто попытайся рассмотреть такую возможность. Элден знал, что, опубликовав романы, найденные после смерти Драйвера, сможет быстро заработать кучу денег. Поскольку таких романов не существовало, пришлось создать их самому. — Нора продолжала импровизацию. — Ни одна живая душа не должна была знать, что романы не подлинные, поэтому он не мог доверить эту работу никому. Даже Дэйзи. Тебе никогда не казалось, что два последних романа Драйвера сильно отличаются от первого?

— Сама знаешь, что казалось. Они тоже хороши, но до «Ночного путешествия» им далеко. Многим писателям не удается повторить свой первый успех.

— Два последних романа писал один человек, согласен?

— Тот же самый, кто написал «Ночное путешествие». И черта с два это был мой отец.

— Как зовут монстра, который терзает Пиппина своими клыками?

— У него нет имени. Просто Нелэд.

— Нелэд. Это ничего тебе не напоминает?

— Ничего. — Дэйви на секунду задумался. — Ну, оно звучит немного похоже на Эллен, если ты это имеешь в виду. — Дэйви рассмеялся. — Ты хочешь сказать, что он поместил в книгу свое имя?

— Разве это не в его характере — всюду совать свой нос?

— Отдаю должное твоей изобретательности. В то время как все пытаются доказать, что Драйвер не писал «Ночное путешествие», ты утверждаешь, что нет, ее-то он писал, а вот остальные две книги — увы. И это почти возможно, Нора, тут я с тобой согласен. Но ты могла бы оказаться права, если бы не ошибалась в целом.

— Кое-что здесь действительно напоминает мне слова Элдена. Взгляни-ка на последнюю страницу.

— Ладно, — он замолчал, вчитываясь. — И что такого? Ты имеешь в виду кошку?

Нора сказала, что имела в виду целую страницу:

— Думаю, это писал Элден. Я поначалу внимания на мокрую кошку не обратила, пока ты сам о ней не заговорил.

— Ну, тогда это скорее в духе моей матери, чем отца, потому как отец в жизни ничего, кроме деловых писем, не писал.

— Не думаю, что это в духе твоей матери, — сказала Нора.

— Черт побери, да ты совершенно не слушаешь меня! Я говорил тебе, что про мокрую кошку написано в нескольких романах из «Черного дрозда» и что мать частенько повторяла эту фразу, когда я был ребенком. Она и сейчас иногда так говорит.

— Я понятия не имела.

— Но этого все равно не может быть. Моя мать?!

— Элден использовал некоторые из ее любимых выражений. Но он все равно не слишком ей доверял.

— Ошибаешься: она — единственный человек, кому отец доверял. Погоди, я должен посмотреть книгу дальше. — Нора слышала, как Дэйви, громко дыша, листает страницы, время от времени прикладываясь к стакану. — Этого ведь не может быть, а? Существуют ведь тысячи способов объяснить... — И тут Дэйви издал что-то среднее между воплем и воем: — Нет!!!

— Что?

— Один из крестьян, вот здесь, на странице пятьдесят три, говорит: «Можешь спрашивать меня хоть двадцать семь раз, ответ останется прежним». Двадцать семь раз! Мама частенько повторяет это. Таким всегда было ее понятие о бесконечности... Вот дерьмо!

— Выходит, автор — твоя мать?

— Похоже на то, черт побери! Действительно она. Вот че-о-орт! Теперь понятно, отчего они так взбесились, когда ты сказала, что мать пишет ужастики. Это могло разом покончить со всеми нами.

— Каким образом покончить? — сказала Нора. — Разве это не выставляет твою мать в выгодном свете? Если действительно она писала книги, честь ей и хвала.

— Господи, какая ты наивная. Да если все это всплывет на поверхность, моего отца обвинят в мошенничестве и на «Ночное путешествие» тут же падет подозрение. А в дом набьются адвокаты...

— Если это просочится наружу.

— Не дай бог. Это должно остаться тайной, Нора.

— Уверена, что останется.

— Добрались наконец до Майами. Если Чашечница знала, что эти книги написала моя мать, неудивительно, что от нее пришлось откупиться... Вот это новости...

— Держись за шляпу, — посоветовала Нора.

80

Ранним утром следующего дня, когда они с Джеффри завтракали на веранде ресторана, Нора пересказывала ему вечерний разговор с мужем: он продолжался еще как минимум полчаса, и каждую минуту из этих тридцати Нора ощущала почти физически, как трещит и расходится по швам вселенная Дэйви. Его прошлое было вывернуто наизнанку: Нора поставила под сомнение главное в его жизни. Дэйви высмеивал ее, протестовал, отрицал. Через десять минут он повесил трубку и поднял снова лишь после того, как Нора, позвонив, прождала десять гудков.

«Дэйви, вдумайся в то, о чем она пишет», — сказала Нора, а Джеффри, слушая пересказ ее разговора с мужем, намазывал на круассан сливовый джем и только качал головой. Поначалу ночные открытия Норы тоже показались ему подозрительными: Дэйзи словно хочет сказать сыну: «Подумай о том, что представлял собой твой дед, что сделал с нами отец, но прежде всего подумай о том, что вложила в эту книгу твоя мать. Это твоя история, Дэйви. Это — послание тебе». Нет, нет, нет, твердил Дэйви, Хелен Дэй солгала! Нора снова и снова возвращала Дэйви к ребенку, брошенному в лесу и затем спасенному, к его фразе «Моя мать действительно моя мать».

«Ты права... Я — Пиппин», — сказал наконец Дэйви совершенно убитым голосом.

«Ты всегда был им». Нора не стала говорить вслух то, что подумала про себя: «И я тоже».

«Я чувствую себя как Леонард Гиммелл или Тедди Бранховен, — пожаловался Дэйви. — Во всем этом есть секретный код, и я теперь знаю его».

«Есть. И код, и книги — о тебе».

«Она хотела, чтобы я знал. А в открытую сказать не могла».

«Она хотела, чтобы ты знал».

«Я должен теперь сцепиться с отцом — пойти и сказать ему, что все знаю?»

Впервые за годы их брака Нора посоветовала Дэйви не вступать в конфронтацию с отцом.

«Тебе придется также сказать, как ты узнал, а я не хочу, чтоб знали, где я».

«Ты права. Буду ждать. Пока смогу...»

Дэйви оставил больше невысказанного, чем хотелось бы Норе.

«Ты ведь веришь мне, правда?» — спросила она.

«Мне понадобилось время, но теперь — да, я верю. Знаю, это звучит странно, но я благодарен тебе, Нора».

Прекрасно, но благодарности недостаточно, сказала себе Нора, когда их разговор кое-как дохромал до неубедительного конца.

Нора отломила кусочек слоеного круассана и положила в рот. Меньше четверти круассана — уже второго — оставалась на тарелке, а Нора была по-прежнему голодна. В трех столиках от них сидели двое крупных мужчин в ветровках и поглощали огромные порции яичницы, бекона и жареной картошки. Нора чувствовала, что сейчас в состоянии проглотить оба эти завтрака.

Близ окна у стены напротив Норы, вооружившись арсеналом из ведра, метлы с длиннющей ручкой и шлангом, высокий парень в синей рубашке мыл плиты пола террасы и ступени. Сверкающие на солнце ручейки бежали меж мокрых камней. Другой паренек с легкими хлопками встряхивал и расстилал на столах напоминавшие паруса розовые скатерти и разглаживал руками складки. Все это было совершенно буднично и не важно, как и двое мужчин в ветровках, но Норе эта сценка вдруг показалась полной значения.

— Давайте сменим тему, — предложил Джеффри. — Вы действительно думаете, что Эву Тайди звонил Дик Дарт?

Нора кивнула и, протянув руку за следующим кусочком круассана, обнаружила, что на тарелке ничего нет: она и не заметила, как все доела.

— Давайте я принесу вам еще. — Через несколько секунд Джеффри вернулся с блюдом, наполненным сладкими булочками, круассанами и толстыми ломтиками дыни, за которые она тут же принялась, орудуя ножом и вилкой.

— Как вы думаете, Эву ничего не угрожает?

— Он сказал, что собирается отправиться в свой дом в Вермонте. — Покончив с дыней, Нора приступила к булочкам. Она чувствовала себя такой отдохнувшей и бодрой, словно проспала всю ночь и понятия не имела, чем заполнить следующие несколько дней.

— Вы кажетесь такой беззаботной — вас, похоже, совсем не волнует, что Дарт в городе, — сказал Джеффри.

— Беззаботность кажущаяся. Просто сегодня я уезжаю из Нортхэмптона.

— Я как раз подумывал о небольшой уютной гостинице неподалеку от Элфорда. Если хотите, можем заехать ненадолго к моей матери, а потом я отвезу вас туда. Там очень мило, а владельцы гостиницы были друзьями моих родителей. К тому же кухня там просто великолепная.

Монах в миру, Джеффри трепетно, почти по-сибаритски относился к значимости качественного питания.

— Я действительно хочу повидаться с вашей матерью, — сказала Нора. — Но потом мне хотелось бы, если не возражаете, поехать в другое место.

— Вы хотите побыть с Эвом в Вермонте?

— У меня несколько иные планы. Не знаете, в «Береге» не сдают в аренду старые коттеджи?

Джеффри неопределенно кивнул.

— Вы решили ехать в «Берег»?

Нора изо всех сил пыталась придумать объяснение, которое показалось бы Джеффри убедительным.

— Я целыми днями слушала рассказы разных людей об этом месте, и мне захотелось взглянуть на него самой.

Сложив руки на груди, Джеффри ждал, что она скажет дальше.

Нора посмотрела на улицу, на парней, один из которых выливал из ведра остатки мыльной воды, а другой расставлял вокруг столов стулья, и рискнула сделать шаг к истине:

— Я нахожусь в уникальном положении. Я говорила и с Марком Фойлом, и с Эвом Тайди, но между собой они никогда не беседовали. Фойл знает, что написал в своем дневнике Крили Монк, а Тайди знает, что написал его отец. Но единственный человек, который знает о том, что в обоих дневниках, — это я, и я чувствую, что в этой головоломке отсутствует какая-то часть. Никто никогда не пытался сложить все части вместе. Я не утверждаю, что могу это сделать, но вчера ночью и сегодня утром, когда я припоминала все мои беседы с разными людьми, мне показалось, что я должна по крайней мере одним глазком взглянуть на то место. Половина моего существа совершенно не понимает, что происходит или что надо сделать, но другая половина упрямо твердит: «Поезжай в „Берег“ или потеряешь все».

— "Потеряешь все", — повторил Джеффри. — «Недостающая часть». Мне кажется или вы действительно имеете в виду Кэтрин Маннхейм?

— Она — в центре всего происходящего. Не знаю почему, но я почти чувствую ответственность за нее. — Джеффри вскинул голову. — Как же диаметрально по-разному видели Кэтрин все те люди! Она была грубой, она была нетерпимой, она была святой, она любила дразнить, высмеивать людей, она была правдивой, изворотливой, преданной, ветреной, абсолютно сумасшедшей, абсолютно здравомыслящей... Кэтрин приезжает в «Берег», так или иначе выводит там всех из себя и не возвращается оттуда. А что возвращается из «Берега», что в итоге? Единственное, что тем летом вернулось оттуда, — это «Ночное путешествие».

Джеффри внимательно смотрел на Нору со смешанным выражением интереса и сомнения.

— У вас получается так, будто эта книга как бы заменила Кэтрин. — Он на секунду задумался. — Или же она стала книгой.

— Только не в прямом смысле, ничего подобного. Но ведь это она придумала прозвище «Чашечница». — Джеффри открыл было рот, но Нора поспешила продолжить: — Знаю, мы об этом уже говорили, но по-прежнему это кажется невероятным совпадением. Дэйви видел фотографию сестер в комнате вашей матери в «Тополях», но Хьюго Драйвер не мог ее видеть. Это — кусочек отсутствующей части.

— Если хотите побыть детективом, я готов вам помочь. В «Береге» можно остановиться. Пять-шесть лет назад один французский издатель, большой поклонник Драйвера, который хотел остановиться в «Береге» на одну ночь, не смог договориться. И Элден попросил меня позаботиться о нем. Что я и сделал. Поместьем управляет трастовая компания «Берег», кое-кто из старого персонала живет в главном здании, а в «Перечнице» и «Рапунцеле» есть комнаты для тех, кто хочет переночевать. Я добыл этому французу комнату в «Рапунцеле», и он был в восторге. Элден тоже.

— Вы туда позвоните?

— Пока вы собираетесь. Но сначала хотелось бы задать вам один вопрос.

— Задайте. — Нора насторожилась, но вопрос оказался не таким уж страшным.

— Почему вы решили доверить мне семейные секреты? Я ведь попал в «Тополя» довольно поздно и понятия не имел, что Дэйви когда-то собирались усыновить.

— Мне не хотелось быть единственной, кто все знает, — призналась Нора и чуть не добавила: «На случай, если со мной что-то произойдет».

— Я вам очень сочувствую, — тихо сказал Джеффри и сделал знак официантке.

81

Когда зазвонил телефон, Нора была в ванной — решала, делать ли макияж. На четвертый звонок она подняла трубку, и Джеффри сразу ответил на ее вопрос.

— Надеюсь, вам не составит труда подождать полчасика, — сказал он. — Я позвонил маме и сообщил, что мы приедем, а она оказалась в одном из своих обычных настроений — веселом и деятельном. Пришлось пообещать отвезти ее девочек на рынок, и я уже опаздываю. Это займет в крайнем случае минут сорок, а на обратном пути я заеду за вами.

— Замечательно, — сказала Нора. — А я как раз думала о том, что из соображений безопасности следует опять надеть мою маску.

— Вашу... А, боевую раскраску. Хорошая идея. Выписывайтесь из отеля, а я добуду вам комнату в «Перечнице» на имя миссис Нормы Десмонд. Думаю, вы уже устали быть Диной Шор.

Они договорились встретиться в фойе отеля через сорок минут. Если Джеффри вернется раньше, он позвонит ей в номер.

— Очень вас прошу, Нора, — сказал Джеффри, — ждите меня не на улице, а в фойе, хорошо? А то не хочется быть ответственным за все скелеты в шкафах семейства Ченселов.

Через полчаса сидевшая за конторкой девушка подняла глаза на выходившую из лифта Нору, а затем отвернулась и продолжила объяснять систему расценок отеля обеспокоенной пожилой чете, которую чем-то не устраивал счет. Пустое фойе заливало мягкое розоватое освещение. Нора подкатила свой чемодан к креслу у заваленного брошюрами столика и, присев, стала изучать туристический путеводитель «Сто самых популярных достопримечательностей нашего восхитительного района». Седоволосая пара по-прежнему оспаривала счет за номер, но теперь обеспокоенной выглядела уже девушка за конторкой. Муж — маленький и сухой, как стебель, старик в изящном блейзере, в аскоте[30] и с аккуратно зачесанными седыми волосами — громко объяснял, что им ошибочно включили в итоговую сумму счет за телефонный разговор, потому что ни он, ни его жена никогда в жизни не пользовались телефонами в номерах гостиниц. Зачем переплачивать, когда можно спуститься вниз и позвонить из автомата.

Девушка сказала в ответ несколько слов.

— Чушь! — взвыл старик. — Я только что объяснил вам, что мы с женой никогда не пользуемся телефонами в номерах.

Жена попятилась от него, а регистратор за конторкой снова заговорила.

— Но это ошибка! — заорал старик. Регистратор юркнула за дверь, а пожилой джентльмен резко повернулся к жене: — Ты опять за свое, да? Лень спуститься на лифте — и вот вам пожалуйста! Потеряли целых два доллара, и теперь по твоей милости я должен устраивать тут сцену!

Жена начала плакать, но она настолько боялась старика, что не решалась поднять руки и вытереть слезы.

Норе маленький деспотичный денди напомнил Элдена Ченсела, и ей стало невыносимо находиться в одном помещении со скандалистом. Оставив чемодан у кресла, она прошла к выходу на террасу. Через окна видны были машины, двигавшиеся по Кинг-стрит, но автомобиля Джеффри среди них не было. Солнечный свет отражался от вымытого до блеска плитняка террасы, и желтые лилии клонили головки с вазонов у ступеней до самой мостовой. Нора толкнула дверь и вышла в искрящееся солнцем свежее утро.

Дойдя до верхней ступеньки, она еще раз взглянула вдоль Кинг-стрит в надежде увидеть «МГ» Джеффри и подумала о том, как было бы здорово сегодня утром немного пробежаться. Мускулы ее жаждали упражнений, завтрак в желудке будто требовал, чтобы его немедленно трансформировали в энергию движения. Оглянувшись на отель, она увидела через стекло, как престарелый муж поставил на пол чемодан, чтобы открыть перед женой дверь, не переставая при этом выплевывать ругательства. Он был джентльменом старой закалки — тираном с безукоризненными манерами. А машину старик поставил на улице, чтобы не платить за пользование стоянкой отеля. Сжимая ремешок сумочки, Нора спустилась по ступеням и прошла по тротуару пять-шесть футов, продолжая высматривать Джеффри.

«МГ» все не было. Нора оглянулась и увидела, как спускается и выходит на тротуар пожилая чета. Лицо старика было красным от гнева. Нора выкинула их из головы и сосредоточилась на том, как приятно быстро идти по свежему воздуху прекрасного августовского утра, когда еще прохладно и так чудесно пахнет лилиями.

Дойдя до Мэйн-стрит, она остановилась и посмотрела влево на длинную вереницу магазинов, тянувшихся в сторону кампуса колледжа Смита и заведения Хелен Дэй, по-прежнему надеясь среди немногих в этот час машин увидеть подъезжающего Джеффри. Половина магазинов по обе стороны Мэйн-стрит еще не открылась, а из двигающихся ей навстречу автомобилей ни один не принадлежал Джеффри. И вдруг из-за фургона с хлебом, обгоняя его, вынырнула и устремилась прямо к Норе полицейская машина. Нора заставила себя стоять спокойно. Несколько долгих секунд ей казалось, что машина нацелилась именно на нее. Нора нервно сглотнула слюну. И тут машина выровнялась на полосе и, чуть сбросив скорость, покатила к перекрестку. Нора притворилась, будто ищет что-то в сумочке. Полицейская машина поравнялась с ней, прошелестела мимо и свернула на Кинг-стрит: Нора смотрела, как она по-прежнему неторопливо движется в направлении отеля. Она решила отложить прогулку, вернуться и ждать Джеффри в фойе.

В конце квартала пожилой денди с женой стояли около старинного прогулочного автомобиля с широкими закругленными крыльями, подножкой и массивной решеткой радиатора, украшенной металлическими эмблемами. Открыв пассажирскую дверь, он протянул руку жене. Вся дрожа, женщина встала на подножку. Полицейская машина миновала их. Старик с важным видом обошел свой автомобиль сзади, похлопав по поднятому складному верху. Полицейская машина остановилась у отеля, из нее вышли два офицера и направились вверх по ступеням.

Кинг-стрит опустела. Когда Нора вновь оглянулась, офицеры шагали через веранду к стеклянным дверям. Уверяя себя, что они, возможно, всего лишь заскочили выпить по чашечке кофе с яблочным пирогом, Нора решила все же укрыться под тентом кинотеатра и стала переходить улицу. Старик завел свою экстравагантную машину и только-только отъехал от тротуара. Нора остановилась посередине улицы, чтобы пропустить его. Но машина остановилась прямо перед ней, и стекло со стороны водителя пошло вниз. Старушка сидела, глядя себе в колени, а старик обратился к Норе:

— Для пешеходов существуют пешеходные переходы, — сказал он приятным голосом. — Или вы слишком хороши для них, юная леди?

— Я давно наблюдаю за вами, бесчеловечное вы ничтожество, — ответила Нора. — И очень надеюсь, что в одну прекрасную ночь, когда вы заснете, жена убьет вас.

Его жена вскинула голову и уставилась на Нору. А старик резко, с лязгом рванул машину прочь, а из открытого окна вырвался то ли смех, то ли вскрик. Нора поспешила к кинотеатру, под укрытие его навеса и угловой стены, к которой прилепилась билетная будка Она посмотрела на отель — полицейских уже видно не было, — а затем на антикварный автомобиль: он пыхтел у светофора в ожидании зеленого света. Красная машина — не машина Джеффри, но очень знакомая красная машина, объехав антикварную, свернула на Кинг-стрит, а вслед за ней двинулся неприметный синий «седан». «Нет, нет, этого не может быть», — сказала себе Нора, но «ауди» уже летел к ней, и Нора поняла, что не ошиблась. Она разглядела темные волосы и бледное лицо Дэйви, пригнувшегося к рулю и не сводящего взгляд с отеля «Нортхэмптон».

Нора было шагнула из-за угла кинотеатра, затем отпрянула в тень навеса. Дэйви проехал мимо нее к отелю, синий «седан» — за ним. Обе машины свернули к стоянке отеля и скрылись из виду.

Нора в нерешительности топталась у стены, моля Бога, чтобы полицейские поскорее вышли из отеля. Если сейчас будет проезжать Джеффри, она успеет махнуть ему, перехватить его и сказать, что планы изменились: она все-таки решила вернуться в Вестерхолм. «Берег» — это лишь чье-то прошлое, а ей надо позаботиться о своем собственном настоящем. Но полицейские и не думали показываться. Обняв себя за плечи, Нора наблюдала за стеклянными дверями в глубине террасы отеля.

А по террасе носились дети, уворачиваясь от официантов. Стеклянная дверь распахнулась, и появился официант с полным подносом на плече. Прежде чем дверь за ним закрылась, на террасу выскочил Дэйви и оглядел столики. Не увидев Норы, он прошел через террасу и подошел к ступеням.

Нора сделала шаг вперед. Еще одна полицейская машина свернула на Кинг-стрит. Дэйви уткнулся застывшим взглядом в тротуар. Машина приближалась. Нора оставила свое убежище и медленно пошла к Мэйн-стрит. Патрульная машина, не останавливаясь, прошла мимо. Развернувшись лицом к отелю, Нора увидела, что Дэйви пробирается между столиков террасы к стеклянным дверям. Доехав до отеля, патрульная машина развернулась и остановилась сразу за первой. Из нее вышли двое офицеров и потрусили вверх по ступеням В это время подъехала третья патрульная и завернула на стоянку.

Единственное, на что Нора надеялась, — что Дэйви вернется на веранду один. Но, чуть пройдя по направлению к отелю, она увидела, что он входит в отель. Двое полицейских под любопытными взглядами завтракающих постояльцев отеля лавировали между столами. Дэйви скрылся за дверью, полицейские направились за ним.

«Вернись, выйди, — молила Нора — Выйди и ступай по улице!»

Теперь к двери направлялись крупнотелые папа и мама с тремя не менее крупными подростками. Дэйви вышел, сделал шаг в сторону и придержал им дверь. Нора снова двинулась к отелю. Последний из семейства прошел, но Дэйви продолжал удерживать дверь — уже перед двумя мужчинами в строгих костюмах. Один из них был в темных очках. Дэйви пожал плечами и сунул руки в карманы. У Норы перехватило дыхание, она остановилась и непроизвольно попятилась. Двое в костюмах были мистер Хашим и мистер Шалл.

Беседуя, как старые друзья, Дэйви и двое агентов ФБР направились мимо столиков к спуску на улицу.

Слишком шокированная, чтобы оценить происходящее, Нора пошла вверх по улице. Футах в двадцати перед ней виднелась автостоянка при магазинах, расположенных в дальнем конце Мэйн-стрит. Если она успеет дойти незамеченной до этой стоянки, можно будет пройти насквозь через какой-нибудь из магазинов и отправиться к дому Хелен Дэй.

Нора оглянулась. Мистер Шалл, показывая большим пальцем на отель, говорил что-то мистеру Хашиму, который смотрел на Нору. Сердце ее учащенно забилось, колени задрожали. Она миновала пустую информационную будку, с выцветших плакатов которой глядели красивые старинные дома, утопавшие в полных осенних красок садах. К двери изнутри скотчем была прилеплена большая, местами побуревшая от солнца черно-белая табличка «Закрыто». Перед тем как повернуть к стоянке, Нора рискнула снова оглянуться.

Дэйви и мистер Шалл двигались в сторону Мэйн-стрит. Мистер Шалл, разглядывая кончики своих пальцев, что-то говорил Дэйви, а тот согласно кивал.

«Червяк, слизень, как ты мог!...»

И тут чья-то сильная рука обхватила Нору сзади за шею. От шока и ужаса больно сжалось сердце, а рука, сжимавшая горло, превратила крик Норы в невнятный скрип. Кто-то потащил Нору на стоянку.

82

— Обожаю наши воссоединения, — сказал Дик Дарт. — Это очень важно — периодически общаться со старыми друзьями, ты согласна? — Нора попыталась оттянуть руку, перекрывавшую ей дыхание, а ее ноги цеплялись за грязный асфальт. — Особенно с теми, которым достаточно протянуть руку, чтобы тебя коснуться. — Нора попыталась лягнуть его, но потеряла равновесие. Свободной рукой Дарт обнял ее за талию, приподнял над землей и понес в глубь стоянки.

— А наша новая машинка тебе очень понравится, — сказал он. — Как только я увидел ее, я понял, что пришло время забрать мою маленькую Норочку. А если не перестанешь дрыгаться, я перережу тебе горло на этом самом месте, зараза ты такая. — Дарт отпустил талию Норы, и тело ее навалилось ему на грудь. — А оно нам надо?

Нора покачала головой, насколько это позволяла продолжавшая сжимать ее шею рука Дарта. Горло ее издало тоненький писк.

— Я человек великодушный, — объявил Дарт. — Понимаю твое отчаяние, твое смущение. Да боже мой, ты ведь живой человек, правда? И больше всего тебе сейчас наверняка хотелось бы вздохнуть полной грудью.

Нора очень постаралась кивнуть.

— А вот мы сейчас спрячемся где-нибудь и поговорим об этом.

Дарт протащил ее между двумя фургонами и прислонил к стене. Хватка его руки ослабла Глоток раскаленного воздуха ворвался в ее легкие, и Дик тут же снова сжал ее горло.

— Ну, как? Хочешь еще подышать?

Прислонившись к стене, Дарт перекинул Нору через колено. Попытайся она отбиваться — немедленно оказалась бы на земле. Ноги Норы свисали по обе стороны согнутой в колене ноги Дарта. Она кивнула, и Дарт снова лишь на мгновение вздоха ослабил руку.

Повернув голову, Нора взглянула на него краешком правого глаза Дарт ухмылялся, глаза светились самодовольством; из-под края поплиновой кепки над ухом белела полоска бинта. А еще она увидела кусочек сверкающего края широкого лезвия — там, где оно встречалось с рукоятью.

— А я так скучал по тебе, так скучал... — скалился Дарт. — И чтобы доказать это, я еще разок дам тебе подышать. — Ослабив зажим, он опустил руку. — Теперь мы будем тихими и послушными, да? — Судорожно глотая воздух, Нора кивнула. — Ну что, любимый Дэйви выдал тебя с потрохами, да? Какое захватывающее приключение для ребенка — поиграть вместе с великим и ужасным ФБР. А очкастый — его самый большой друг. — Он поддернул Нору чуть повыше по своему бедру, а рука снова сомкнулась на ее горле, но уже не с такой силой. — Ну что, первый приступ радости прошел? Адаптировалась к волшебному возвращению старого друга? Надеюсь, мы понимаем, что каждое неожиданное движение может закончиться маленькой, на скорую руку, хирургической операцией на горле?

Нора попыталась выдавить из себя «да».

— Я собираюсь тебе кое-что продемонстрировать. — Выпрямившись, Дарт опустил ее ноги на землю. Нора стояла спиной к нему в трех футах от пустого пространства между обшарпанным коричневым фургоном и еще более обшарпанным синим, с надписью «Макмел — водопровод и отопление». В конце туннеля, образованного стенами фургонов, виднелся асфальт стоянки, замусоренный конфетными обертками и окурками. Удивляясь тому, что она еще жива, Нора обернулась.

Дарт стоял, привалившись к стене туристического центра, поджав одну ногу и скрестив руки на груди. Черная кепка сдвинута на брови — из-под козырька зловеще поблескивают глаза; на щеках и подбородке — тень щетины; в правой руке — купленный в Феафилде немецкий нож с роговой рукоятью.

— Дошло?

— Что? — Руки Норы дрожали, и еще дрожало что-то внутри, в желудке.

— Ты не убегаешь.

— Если бы попыталась, ты бы меня убил.

— Точно. Ведь я — твой лучший шанс выпутаться из всего этого. Ты боишься меня, но начинаешь понимать: я слишком заинтересован в тебе, чтобы убить из таких примитивных побуждений, как месть. К тому же ты в бешенстве от поступка Дэйви. До тех пор, пока я разумен и спокоен, ты предпочтешь остаться со мной, а не смотреть, как этот слабак позволит тебя арестовать.

Нора с удивлением взглянула на Дика: он был прав.

— Разница между мной и Дэйви в том, что я тебя уважаю. Собираюсь ли я свирепствовать по поводу того, что ты повела себя как женщина, как только я ослабил бдительность? Вовсе нет. Ты ударила меня, но не так уж сильно. Голова у меня все-таки крепкая. А мне наука: с тобой надо быть настороже, но у нас по-прежнему много общих дел, не так ли? Вот ими давай и займемся.

— О'кей. — Нора соображала с трудом. — Как скажешь.

— Вижу, ты изо всех сил старалась накраситься, но получилось просто смешно. Ты только размазала косметику по лицу.

— Мы так и будем здесь стоять?

Дарт отделился от стены, схватил Нору за руку и потянул за собой между фургонами. Мимо входа на стоянку неторопливо прошли двое полицейских в форме.

— Благодаря тебе я добыл это произведение искусства. — Отвернувшись от полицейских, Нора увидела старинную машину, принадлежавшую тирану в блейзере и аскоте. — Думаю, она нам послужит чуток.

Дарт подвел Нору к водительской дверце и подсадил на подножку.

— Как переключать скорость, знаешь?

— Да.

— Идеальная женщина, — с придыханием сказал Дарт. Быстро обойдя машину сзади, он устроился спереди справа. Быстро оглядев пол и сиденья и не увидев пятен крови, Нора вздохнула с облегчением.

Загрузка...