Книга VI Знакомые монстры

Пиппин понимал стоящую перед ним задачу. Беда была в другом.

Беда была в том, что задача казалась непосильной.

56

Улицы, здания, стоп-знаки летели мимо, встречные и попутные машины сигналили и испуганно виляли к обочинам. Пешеходы кричали и размахивали руками. Нора довольно долго ехала в противоположном направлении по улице с односторонним движением. Она убежала, она продолжала убегать — но куда? Нора бесцельно неслась по чужому городу, время от времени пугаясь незнакомого лица, отражавшегося в зеркале заднего вида. Она предположила, что незнакомая женщина в зеркале, должно быть, ищет выезд на автостраду, вот только не знает, куда по той автостраде ехать дальше.

Нора свернула к обочине. Мир за пределами машины состоял из больших красивых домов, казавшихся ей сидящими посреди просторных лужаек огромными кошками и собаками. Норе пришло в голову, что ей уже доводилось видеть это место раньше и здесь с ней произошли какие-то неприятности. И все же окрестности выглядели вполне дружелюбно, потому что здесь были...

Брызгалки-поливалки щедро разбрасывали воду по длинным газонам. Нора находилась на тупиковой улице, которая заканчивалась кольцевым разворотом перед самым внушительным на улице зданием — трехэтажным, из красного кирпича особняком с окном-фонарем, темно-зеленой входной дверью и бордюром из ярких цветов по периметру дома. Она приехала на Лонгфелло-лейн, и дом с окном-фонарем принадлежал доктору Дэниелу Харвичу.

Паника сменилась облегчением. Нора доехала до конца улицы, и только тогда ей пришло в голову, что миссис Ларк Петтигрю Харвич может и не обрадоваться внезапному появлению бывшей любовницы своего мужа, в каком бы безвыходном положении ни находилась незваная гостья. И в этот момент из глубины комнаты появился Дэн Харвич: держа в руке большую кружку, он подошел к окну и принялся обозревать свои владения. Сердце Норы болезненно сжалось.

Задержав на ее машине умеренно любопытный взгляд, Харвич глотнул из кружки кофе и задрал голову к небу. Со времени их последней встречи он почти не изменился. Все та же усталая и остроумная уверенность в выражении лица и жестах. Повернувшись, Дэн исчез в глубине комнаты. Где-то там, в переоборудованной кухне, наверняка наливала себе кофе его жена номер два.

Судорожно сжав пальцами руль, Нора завершила разворот по кольцу и поехала прочь, мечтая сейчас об одном — поскорее отыскать телефонную будку. Она свернула налево на Лонгфелло-стрит — еще одну лишенную деревьев вереницу полудворцов и полуособняков, старинных и современных, — которая отличалась от Лонгфелло-лейн лишь тем, что была полноценной улицей и не заканчивалась тупиком, и тем, что не было здесь дома Дэниела Харвича. На втором перекрестке она повернула налево на Брайан-стрит — и вновь вереница солидных домов и длинных зеленых лужаек, — и у нее появилось такое чувство, что придется ей всю жизнь кружить по одинаковым улицам мимо домов-близнецов.

На следующем углу она опять свернула налево, на Виттиер-стрит, затем на Витман-стрит, еще одну копию Лонгфелло-лейн, отличную от оригинала лишь тем, что на копии отсутствовал тупик и в конце улицы виднелся стоп-знак перед перекрестком, и тут же рядом с ним — металлический козырек и черный прямоугольник телефона-автомата.

57

Не дойдя трех футов до дивана, заваленного подушечками, Нора почувствовала, что силы оставляют ее. Пошатнувшись, она схватилась за руку Дэна Харвича Он поддержал ее, обняв одной рукой за талию.

— Я могу донести тебя.

— Ничего, доберусь сама.

Дэн отпустил ее, Нора обошла вокруг деревянного журнального столика и позволила ему проводить себя к дивану.

— Хочешь прилечь?

— Нет, сейчас приду в себя. Видимо, спадает напряжение последних дней. — Нора без сил рухнула на подушечки. Харвич опустился перед ней на колени, держа за руки и заглядывая в глаза.

Затем он встал, не сводя глаз с ее лица.

— Как тебе удалось убежать от этого Дарта?

— Я ударила его молотком, а потом еще сбила машиной.

— Где это было?

Перед каким-то мотелем, точно не помню. Только не звони в полицию. Пожалуйста.

Дэн задумчиво посмотрел на нее, пожевывая нижнюю губу.

— Я сейчас.

Нора вытащила из-за спины жесткую круглую подушечку с вышитыми подсолнухами на одной стороне и сельским домиком на другой; за спиной оставалось достаточное количество таких же подушечек, и они очень мешали. Из своего предыдущего визита на Лонгфелло-лейн Нора не помнила ни этого дивана, ни изобилия «думок». В гостиной Хелен Харвич тогда была строгая черная кожаная мебель и белый ковер.

Теперь же, если не считать царящего здесь беспорядка, комната была воплощением представлений дизайнера об английской сельской усадьбе. На спинке кресла-качалки висели грязные рубашки. У порога гостиной валялась на боку кроссовка. Столик, о который она чуть не расшибла голову, был завален старыми газетами, картонками из-под пиццы и заставлен грязными стаканами.

Харвич вернулся со стаканом, наполненным до краев, так что за ним по полу протянулась дорожка блестящих капель.

— Выпей немного воды, пока она вся не расплескалась на пол, извини, — сказал он, подавая Норе мокрый стакан и снова опускаясь перед ней на колени.

Нора отпила немного и оглянулась, ища глазами, куда бы поставить стакан. Харвич взял его и опустил на столик.

— Смотри, лишишься обручального кольца, — сказала Нора.

— Плевать. — Дэн взял в ладони ее правую руку. — Почему ты не хочешь, чтобы я звонил в полицию?

— Перед тем как меня похитил Дик Дарт, мне готовились предъявить обвинения в полудюжине преступлений. Понимаю, звучит смешно в свете того, что случилось, но уверена, одним из этих преступлений было похищение. Поэтому я и оказалась в полицейском участке.

Харвич перестал массировать ее руку.

— Ты хочешь сказать, что, если пойдешь в полицию, тебя арестуют?

— Думаю, да.

— И за что же?

Нора отняла у него руку.

— Ты хочешь услышать, что случилось на самом деле, или сразу позвонишь в ФБР и выдашь меня с потрохами?

— В ФБР?!

— Есть у них парочка очаровательных ребят, которые не сомневаются в моей виновности.

Харвич встал с колен и отошел к другому краю дивана.

— Если для тебя все это слишком, я немедленно уеду отсюда, — сказала Нора — Мне надо найти одного доктора. Если вспомню его имя.

— Никуда ты не поедешь, — сказал Харвич. — Я хочу услышать твою историю от начала до конца, но сперва давай посмотрим, не можем ли мы сделать что-нибудь для Дика Дарта.

Он встал и взял с каминной полки сотовый телефон. Нора начала было возражать.

— Не волнуйся, я ничего не скажу о тебе, — заверил ее Дэн. — Постарайся вспомнить название мотеля. — Он прошел через комнату и вытащил из-под кипы журналов и газет пухлый телефонный справочник.

— Не могу.

— Там был рекламный плакат? — спросил Дэн, задержав палец над кнопкой набора.

— Конечно, но... — И тут Нора словно увидела прямо перед собой этот самый плакат. — Мотель назывался «Хиллсайд». Дик еще сказал: «Как знаменитый душитель».

— Как душитель?

— Хиллсайдский душитель.

— О боже. — Харвич стал нажимать кнопки. — Слушайте меня внимательно, — произнес он через некоторое время. — Я не собираюсь повторять дважды. Сбежавший преступник Дик Дарт зарегистрировался сегодня утром в мотеле «Хиллсайд» в Спрингфилде. Он, возможно, ранен. Дэн выключил телефон и положил его обратно на полку. Думаю, ты будешь чувствовать себя спокойнее, зная, что не встретишься с Дартом на улице.

— Знал бы ты...

— Так расскажи.

И она рассказала Дэну о Натали Вейл и Холли Фенне, о Слиме и Слэме, о книге Дэйзи и ультиматуме Элдена, описала сцену в полицейском участке, обвинения Натали, свое похищение, Эрнста Форреста Эрнста, гостиницу «Чикопи». Она рассказала Харвичу, что Дарт насиловал ее. Рассказала о библиотеке, о походах по магазинам, о том, как Дик делал ей макияж, о Шелли Долкисе.

Пока Нора говорила, Харвич задумчиво почесывал голову, шагал по комнате, садился в кресло, снова вставал, издавал удивленные возгласы, ронял сочувственные или же ни к чему не обязывающие реплики и в конце концов позвал Нору на кухню. Собрав со стола грязную посуду, он положил часть в раковину и вокруг нее, а потом приготовил омлет на двоих.

Дэн подпер ладонью подбородок и, чуть подавшись вперед, спросил:

— Как же тебя угораздило вляпаться во все это?

Она положила вилку: аппетит пропал.

— Меня гораздо больше волнует, как я буду из всего этого выпутываться.

Харвич вздернул вверх брови и развел руками.

— Хочешь, я осмотрю тебя? Тебе необходим осмотр.

— На твоем кухонном столе?

— Я подумал, что можно воспользоваться одной из кроватей, но могу и отвезти тебя в свой кабинет — как скажешь. Днем у меня операция, но до этого я абсолютно свободен.

— В этом нет необходимости, — сказала Нора.

— Серьезного кровотечения нет?

— Кровило немного, потом перестало... Дэн, что мне делать?

Он вздохнул.

— Сказать тебе, что в этой истории смущает меня больше всего? Эта женщина, Натали Вейл, обвиняет тебя в том, что ты избивала ее, морила голодом и еще бог знает что с ней делала, а агенты ФБР и полицейские из твоего города тут же верят этому. Зачем ей понадобилось наговаривать на тебя?

— Черт бы тебя побрал, Дэн.

— Не злись, я ведь просто спрашиваю. Она что-то выигрывает от того, что тебя посадят за решетку?

— Мы не могли бы включить радио? — спросила Нора. — Или телевизор. Может, передадут что-нибудь о Дике Дарте.

Харвич вскочил с места и включил приемник, стоявший в дальнем конце разделочного столика, рядом с серебряным тостером.

— Кажется, я не проникся психологией беглеца — Дэн настроился на волну новостей: с вертолета велся репортаж о пробках на дорогах.

— "Психологией беглеца", — повторила Нора.

— Я всего лишь замученный старый нейрохирург. И давно утратил свои прежние инстинкты, приобретенные на войне. Но лучше я пойду спрячу твою машину.

— Зачем?

— Затем, что через минуту после того как полиция нагрянет в мотель «Хиллсайд», начнут искать старый зеленый «форд» с конкретными номерами. А он стоит возле моего дома.

— Ох!

Зазвонил телефон. Харвич поглядел на трубку, висящую на стене кухни, потом на Нору и лишь затем встал:

— Я отвечу из другой комнаты.

Не уверенная больше в том, что она думает о Дэне Харвиче и что думает о ней он, Нора снова прислушалась к радио. Диктор сообщал жителям Гэмпшира и Хэмпдена о температуре воздуха, которая не собиралась опускаться ниже девяноста градусов[20] в ближайшие два-три дня, по прошествии которых ожидаются сильные грозы. В соседней комнате Харвич повысил голос и произнес:

— Ну конечно, знаю! Неужели ты думаешь, я мог забыть?

Нора встала и подошла с чашкой к кофеварке. Немытые тарелки и стаканы наполняли раковину, и на разделочном столике красовались пятна всех цветов и размеров. И тут Нора услышала по радио слова «Ричард Дарт».

— "...поблизости. Полиция Спрингфилда обнаружила расчлененный труп и следы борьбы в номере мотеля «Хиллсайд» на Тилтон-стрит. Полиция Спрингфилда располагает данными, свидетельствующими о том, что сбежавший серийный убийца ранен; полиция ведет тщательный поиск в районе, прилегающем к Тилтон-стрит. Хотим предупредить жителей городка, что Дарт вооружен и крайне опасен. Ему тридцать восемь лет. Рост шесть футов два дюйма, вес двести фунтов. У него светлые волосы и карие глаза, и последний раз его видели в сером костюме и белой рубашке. Судьба и местонахождение его заложницы, миссис Норы Ченсел, остаются по-прежнему неизвестны".

С крайне безрадостной улыбкой на лице Дэн Харвич зашел в комнату и резко остановился, услышав имя Норы.

— "Описание внешности миссис Ченсел: сорок девять лет, пять футов шесть дюймов ростом, стройная, вес примерно сто десять фунтов, темно-каштановые волосы и карие глаза, последний раз ее видели в синих джинсах и синей блузке с длинными рукавами. Всякий, кто увидит миссис Ченсел или особу, похожую на нее, должен немедленно связаться с полицией или местным отделением ФБР. Полиции еще не удалось опознать последнюю жертву Дарта, Продолжаем выпуск городских новостей. Сенатор Митчелл Креймер решительно отказывается признавать недавние обвинения в злоупотреблениях..."

Харвич выключил радио.

— Дай мне ключи от машины. — Нора протянула ему ключи. — Твоя жизнь куда богаче приключениями, чем моя, — с грустной улыбкой и почти извиняющимся тоном заметил Дэн.

— Я доставляю тебе неудобства, мне лучше уйти. Не стоит держать меня тут из милости потому, что когда-то мы были друзьями.

— Мы были гораздо большим, чем просто друзьями. И возможно, мне стоит иногда доставлять неудобства. — Он улыбнулся Норе, глаза его сверкнули, и перед ней возник прежний Дэн Харвич, на секунду заслонив свою более осторожную и циничную версию. — Я мигом.

— Постарайся придумать по дороге, что мне делать дальше, пожалуйста. Хорошо?

— Уже думаю.

58

Когда Харвич вернулся, Нора сказала:

— У меня такое ощущение, что в ближайшее время появление твоей жены не предвидится.

— О ней не беспокойся. Ларк вне игры.

— Прости. Когда это случилось?

— Несчастье произошло в тот день, когда мы поженились. Думаю, я связался с Ларк для того, чтобы забыть Хелен. Ты ведь помнишь Хелен?

— Как я могу забыть Хелен!

— Тебя тогда, наверное, впервые в жизни выставили из дома, — рассмеялся Харвич. — В конце концов она заявила, что не хочет здесь жить, я тоже этого не хотел и откупился от нее. Откупился — это еще мягко сказано. Два миллиона в качестве алиментов и по десять тысяч ежемесячно. Слава богу, в прошлом году ей удалось заставить какого-то бедолагу жениться на ней. Но я решил подстраховаться, когда женился на Ларк. Она подписала брачный контракт, по которому в случае развода ей доставалось двести пятьдесят тысяч, вся ее одежда, драгоценности, машина — и все. Вот только не следовало мне жениться на женщине по имени Ларк Петтигрю. Я позволил ей все здесь переоборудовать целиком и полностью, и теперь живу в этом вот кукольном домике. — Взгляд Дэна был полон любви, нежности и грусти. — Жениться надо было на тебе, но я был слишком глуп, чтобы понять это. А ведь ты была тогда рядом.

— Я приняла бы твое предложение, — сказала Нора.

— В тот, последний раз? Ты появилась здесь как воплощение Вьетнама. Я хочу сказать, ты была какой-то неистовой. А я уже встречался с Ларк. Я хотел сказать, что должен был жениться на тебе давным-давно. На тебе, а не на этой ведьме Хелен.

— Почему же ты этого не сделал?

— Не знаю. А ты знаешь? Может, и хорошо, что мы этого не сделали. Я, кажется, не очень хороший муж. — Он обвел широким жестом кухню и снова рассмеялся. — Ларк ушла недели три назад, а через неделю после этого я уволил уборщицу. Мне плевать на беспорядок. Эта чертова уборщица вечно перекладывала с места на место мои книги и бумаги. Виноват: я так и не понял, почему должен изучать систему хранения вещей, предложенную уборщицей.

Нора улыбнулась.

— Господи, да что ж это я!... — Харвич зажмурился. — У тебя такая беда, а я говорю обо всей этой ерунде вместо того, чтобы тебе помогать.

— Ты уже помогаешь мне, — успокоила его Нора. — Ты даже не представляешь, как часто я думаю о тебе, Дэн.

Дэн потянулся к ней, накрыл ее ладонь своей, крепко сжал, а затем отпустил.

— Пожалуй тебе следует остаться здесь, по крайней мере, дня на два, на три. Может, дольше. Днем у меня операция, но я вернусь в четыре — в пять, привезу еды. Мы посмотрим, схватят ли они Дика Дарта; посидим, поговорим. Позволь мне позаботиться о тебе.

— Звучит очень заманчиво, — сказала Нора — Ты действительно разрешишь мне остаться?

Харвич подался вперед и снова взял ее руку.

— Даже если ты попытаешься уехать, я запру тебя на чердаке.

Норе показалось, что у нее вот-вот остановится сердце.

— Самому не верится, что я это сказал. Нора, ты как внезапное счастье, ты напоминаешь мне о настоящей жизни. Ты понимаешь это?

— Я напоминаю тебе о настоящей жизни.

— Да, какой бы она ни была. Напоминаешь... — Дэн отпустил ее руку и провел ладонью по глазам, которые неожиданно наполнились слезами. — Извини... Я должен думать, как помочь тебе, а вместо этого совсем расклеился. — Он попытался улыбнуться.

— Все хорошо, — сказала Нора. — Только в моей жизни грязи куда больше, чем в твоей.

Дэн потер пальцем под носом и ушел ненадолго в себя, остановив невидящий взгляд на горке грязных тарелок на краю стола.

— Давай приготовим тебе постель, — заговорил он, вставая; Нора тоже поднялась, возвращая ему улыбку. — Хочешь, принесу из машины твои вещи?

— Единственное, чего я сейчас хочу, — как можно скорее лечь и отдохнуть.

— Звучит неплохо, — улыбнулся Харвич.

59

Задержавшись у бельевого шкафа, чтобы взять там цветные простыни и наволочки им в тон — все белье новое и в упаковках, — они прошли затем в спальню с розово-голубым мохнатым ковром на полу, с синими в цветочек обоями и сосновой мебелью. У окна стояло кресло-качалка, сплетенное из прутьев и покрытое лаком. Прежде чем снять с кровати темно-синее пуховое одеяло, Дэн распаковал простыни и наволочки.

— Кровать удобная, а от кресла держись подальше, — кивнул в сторону кресла-качалки Харвич. — Одна из необузданных фантазий Ларк — креслице за две тысячи долларов, которое дырявит свитера и юбки.

Дэн накинул на кровать простыню, и Нора принялась заправлять ее края под матрац, в то время как хозяин квартиры делал то же самое с другой стороны. Вместе они расстелили, расправили и подоткнули верхнюю простыню.

— Госпитальные уголочки, — сказал Харвич. — Не бейся, сердце мое.

И они стали надевать на подушки наволочки.

— Так что же мне делать дальше, Дэн? — спросила Нора.

Дэн сунул руки в карманы и шагнул к ней; игриво-ироничного его настроения как ни бывало:

— Прежде всего мы постараемся узнать, взяла ли полиция Дарта или — лучший вариант — нашла ли она его тело. Потом постараемся выяснить, охотится ли по-прежнему за тобой ФБР. — Дэн положил правую руку на плечо Норы.

— Тебе не кажется, что я должна повидать доктора?

— А я недостаточно хорош для тебя? — Дэн попытался изобразить обиду.

— Того, которого хотел убить Дарт.

— Если тебя по-прежнему волнуют дела Дэйви, то единственное, что тебе стоит сделать, — это рассказать ему, что адвокаты «Ченсел и Хаус» готовятся продать их всех с потрохами. Это поможет наладить твои отношения со свекром.

Дэн Харвич словно впустил свежий воздух и солнечный свет в промозглую камеру, в темноте которой в отчаянии кружила Нора.

— На твоем месте, — продолжал Дэн, — я попытался бы получить с его папаши все, что можно. В одном этот негодяй был прав: Америка есть Америка, и бизнес есть бизнес.

Нора закрыла глаза, пытаясь удержать подступившую к горлу тошноту, и услышала шарканье ножек спешащих к ней демонов.

— Не делай со мной этого, — попросила она. — Пожалуйста.

Обняв ее за талию, Харвич подвел Нору к краю кровати.

— Прости. Тебе надо отдохнуть, а я совсем заболтал тебя.

— Со мной все будет в порядке, — сказала Нора, беря Дэна за запястье. Она словно разрывалась надвое: одна ее часть хотела, чтобы Дэн остался, а другая — чтобы он ушел. — И не ты, а я должна перед тобой извиниться.

— Ложись.

Нора повиновалась. Дэн встал в ногах кровати, развязал шнурки и снял с нее кроссовки.

— Спасибо.

— Ты помнишь фамилию этого доктора? — спросил Харвич.

Нора покачала головой.

— Что-то ирландское.

— Это сужает круг поисков. Как насчет О'Хара? Майкл О'Хара.

Нора снова покачала головой.

— Он ведь голубой, не так ли? — Дэн начал массировать большими пальцами ступню Норы. — Я знаю в этом городе только трех голубых докторов, и все они моложе меня. — От каждого движения пальцев Харвича по всему телу Норы пробегали теплые волны. — А Дарт называл его по имени?

Нора кивнула.

— С какой буквы оно начинается?

— С "М", — не сомневаясь ни секунды, сказала Нора.

— Майкл. Моррис. Монтегю. Макс. Майлз. Мэнни. Марк. Что еще? Монро.

— Марк.

— Марк? — Дэн принялся за левую ногу. — Марк. Голубой с ирландской фамилией. Давай посмотрим. Конлон, Конбой, Конгдон, Кондон, Малрой, Мерфи, Морфи, Брофи, О'Мэли, Джойс, Тирни, Кирнан, Бойс, Маллиган. Да-а, задачка! Берк, Брэнниган, Салливан, Бойл.

— Стоп. Что-то близкое. Похоже на Бойл, но не Бойл. — Нора задержала дыхание, закрыла глаза, и нужное имя выплыло вдруг из темноты. — Фойл. Его имя — Марк Фойл.

— Марк Фойл?

Дэн рассмеялся.

— Марк Фойл такой же ирландец, как английская королева. Это же не ирландская фамилия. Только звучит похоже, а пишется совсем по-другому. Он сам однажды признался, что не имеет к Ирландии никакого отношения, — все это Харвич говорил с подчеркнуто выразительным жеманством, очевидно подражая манере Фойла разговаривать.

— Так ты его знаешь?

— Имею несчастье быть знакомым, увы, — прошелестел, продолжая пародировать, Харвич.

— Он — что, правда такой? — спросила Нора.

— Именно. Другим он не бывает. Этот человек практиковал как терапевт в течение сорока лет. Лечил в основном больших боссов. Довольно чопорный тип.

— Где он живет?

— В престижной части города. В отличие от нас, простых смертных, доктор Фойл, глядя через оконное стекло с ультрафиолетовым фильтром на свои владения, видит несравненно большее количество деревьев. — Дэн похлопал Нору по ноге. — Послушай, если ты хочешь встретиться с этим человеком, я отвезу тебя к нему. Но учти — это один из самых аристократических гомиков.

Нора вздрогнула, услышав слово «гомик», — оно прозвучало гадко и зло, особенно из уст Дэна Харвича, однако она поборола отвращение и спросила:

— Ты думаешь, у него не найдется минутки поговорить со мной?

— Для меня у Фойла почему-то всякий раз не находится минутки. Но туда стоит съездить хотя бы для того, чтобы взглянуть на его любовника.

В коридоре послышался телефонный звонок.

— Попытайся вздремнуть, — сказал Харвич.

— Попытаюсь, — пообещала Нора.

Дэн последний раз погладил ее по ноге и с улыбкой направился к двери. Нора слышала в коридоре его торопливые шаги к телефону, находившемуся, должно быть, в другой спальне. Через несколько секунд голосом, достаточно громким, чтобы могла расслышать Нора, он сказал:

— О'кей, я знаю, я знаю, что это так.

Нора подумала, что нелишне было бы принять ванну. На мраморной полочке рядом с древнего вида раковиной в нераспечатанных светлых пластмассовых гробиках лежали три новенькие зубные щетки, дозатор с пищевой содой и отбеливающая зубная паста. Норе никак не удавалось открыть один из пластмассовых футляров со щеткой, пока она не расколола его. Над раковиной на розовой стене блестело новомодное оснащение: полочки, шкафчик. Заглянув туда в поисках необходимого, Нора нашла удлиненную бутылочку шампуня и кондиционер к нему — оба для сухих или поврежденных волос — в окружении множества бесплатных пузырьков из разных отелей.

Похоже, Ларк оставила постель Харвича чуть раньше, чем оставила его дом. На полочке над полотенцами Нора обнаружила твердый дезодорант, полупустую бутылку полоскания для рта, почти пустую баночку аспирина, пилочку для ногтей, несколько видов увлажняющего крема для кожи лица и тела и высокий, почти полный баллончик спрея «Же Ревьен». Нора начала вытаскивать из джинсов подол футболки.

— Подожди, — раздался голос у нее за спиной. От неожиданности Нора взвизгнула и подпрыгнула на полдюйма над полом.

— Извини, я не хотел...

Нора повернулась к двери, держась за горло рукой, под которой бился ее пульс, и увидела Дэна Харвича, стоявшего на пороге с виноватым выражением лица.

— Думал, ты слышала, как я подошел...

— Я собиралась принять ванну.

— Знаешь, мне вдруг пришло в голову, что мы должны связаться с доктором Фойлом как можно быстрее. Если Дарт все-таки сбежал, каким бы невероятным это ни казалось, мы должны быть уверены, что Марк в безопасности.

— Ну что ж, хорошо, — сказала Нора, не зная, что думать об этой неожиданной перемене планов.

— Мы должны успеть сделать это сегодня утром. — Харвич тоже заметно переменился: темп его речи и движений ускорился, как и пульс Норы. Улыбаясь, Дэн отошел в сторону от двери, взглядом приглашая Нору следовать за собой.

— Как быстро ты все переиграл...

— Знаешь, в чем моя главная проблема? Никак не могу отойти от собственных дурацких стереотипов. Мне кажется, что Марк Фойл смотрит на меня свысока, и это меня бесит. Эгоистичный тоненький голосок внутри меня говорит, что я — крутой, а он — всего-навсего ушедший на пенсию терапевт, который мнит себя бог знает кем, черт бы его побрал. Но я не должен позволять подобным мыслям удерживать меня от правильных поступков.

Вслед за Дэном Нора прошла в огромную спальню с кроватью под пологом на четырех столбах и большим телевизором. По полу была разбросана одежда.

— А что Дарт собирался сказать этим людям? Как он рассчитывал проникнуть в их дома?

— Мы должны были изобразить, будто я пишу что-то о лете тридцать восьмого года в «Береге». Все знают о Хьюго Драйвере, но остальным гостям так и не воздали должное. Что-то вроде этого.

— Звучит неплохо. Если у меня и есть талант в чем-то помимо хирургии, так это во вранье. Кем ты хочешь быть? — Ударом ноги отшвырнув с дороги горку ношеных носков и рубашек, Дэн направился к книжному шкафу.

— Понятия не имею, — сказала Нора.

— Какое имя подойдет женщине-писательнице? Эмили Элиот. Ты — мой старый друг Эмили Элиот, мы вместе ходили в Браун, а сейчас ты якобы пишешь об этих, как их там, ну, которые в «Береге». Так... Училась ты в Гарварде, получила степень доктора философии, преподавала некоторое время, но уволилась, чтобы стать писательницей, — говоря все это, он листал толстый телефонный справочник. — Надо сделать тебя уважаемым членом общества, а то Марк Фойл не захочет уделить тебе время. Пять лет назад ты издала одну книгу. Книгу о... хм... может, о Роберте Фросте? Он, кстати, бывал когда-нибудь в «Береге»?

— Возможно.

— А какое издательство напечатало твою книгу? «Ченсел-Хаус», я полагаю.

— А редактором был Мерл Марвелл.

— Кто? А, понял, он — большая шишка в издательстве.

— Самая большая, — улыбнулась Нора.

— Когда врешь, нужно сообщать как можно больше мелких подробностей. — Найдя нужную страницу, Дэн заскользил пальцем по строчкам с именами. — Итак, поскольку речь идет о Марке Фойле, он вполне может проводить лето где-нибудь на греческом острове. Как звали его тогдашнего любовника? Фамилия была Монк, а имя — Телониус?

— Крили, — поправила Нора.

Харвич набрал номер и скрестил пальцы, призывая на помощь удачу.

— Алло, будьте добры, могу я поговорить с Марком? Это Дэн Харвич. Да, конечно, здравствуй, Эндрю. Как поживаешь? Да, правда? Замечательно. Провинстаун — это здорово. Но не мог бы ты... Спасибо. — Дэн прикрыл микрофон ладонью: — Его дружок говорит, что они собираются провести остаток лета в Провинстауне. Звучит не слишком обнадеживающе. — Он снова заговорил в трубку: — Марк, привет, это Дэн Харвич. Моя старая знакомая, еще по Брауну, — она писательница — приехала сюда собирать материал для книги, и оказалось, что ей просто необходимо встретиться с тобой. Да, да. Ее зовут Эмили Элиот, она не профессиональный писатель, она доктор философии. Гарвард. Поэт по имени Крили Монк? Точно. Эмили интересуется людьми, гостившими в месте под названием «Берег», и, кажется, где-то встретила твое имя. — Дэн посмотрел на Нору. — Он хочет знать, где именно ты нашла его имя.

Дарт не дал указаний Норе, как она наткнулась на информацию о Марке Фойле.

— В процессе сбора материала по Крили Монку, — сказала она.

Дэн повторил ее фразу в телефонную трубку.

— Нет, у нее уже вышла одна книга. О Роберте Фросте. Да, да, она здесь. — Дэн протянул Норе трубку. — Эмили? Доктор Фойл хочет поговорить с тобой.

Голос Фойла был резким и решительным — ничего похожего на то, каким изобразил его Дарт.

— Что происходит, мисс Элиот? У Дэна Харвича нет серьезных знакомых.

— Я была ошибкой юности, — сказала Нора.

— И маловероятно, чтобы вы работали над книгой о Крили Монке. Никто не помнит его в наши дни.

— Как уже упомянул Дэн, я работаю над книгой о том, что произошло в «Береге» в тридцать восьмом году. Мне кажется, что успех Хьюго Драйвера незаслуженно затмил остальных писателей, которые в тот год были с ним там.

— У вас есть издатель?

— "Ченсел-Хаус".

После долгой паузы, Марк Фойл произнес:

— Почему бы вам не приехать сюда, чтобы я взглянул на вас лично? Сегодня мы уезжаем из города, но немного времени у меня есть.

60

Дверь каменного дома, стоявшего среди дубовых деревьев, открыл приветливо улыбающийся стройный молодой человек в легком сером костюме и черной шелковой рубашке. Дэн представил Эмили Эндрю Мартиндейла, который посмотрел при этом прямо в глаза Норы, улыбнулся еще шире и тут же превратился из дипломатичного красавца в того, кем был на самом деле, — полного любопытства, доброго юмора и доброжелательности человека.

— Как приятно видеть вас в этом доме, — сказал он Норе. — Марк очень заинтересовался вашим проектом. Не знаю, понимаете ли вы, что вам предстоит.

— Я благодарна за то, что он согласился со мной поговорить, — сказала Нора.

— Согласился — это мягко сказано. — Пропустив их в дверь, Мартиндейл сделал несколько шагов назад. Роскошный персидский ковер вел к подножию широкой лестницы с блестящими широкими деревянными ступенями. — Я провожу вас в библиотеку.

Пройдя насквозь ряд колонн, Эндрю открыл дверь в уставленную книжными стеллажами комнату, которая была раза в два больше библиотеки Элдена Ченсела. В сиянии солнечного света, льющегося из окна, седоволосый мужчина в ворсистом темном костюме, лицо которого неожиданно показалось Норе знакомым, стоял рядом с письменным столом, на сверкающей полированной столешнице которого Нора увидела открытый ящичек библиотечной картотеки. Улыбнувшись вошедшим поверх черных очков со стеклами-половинками, Марк с победным видом поднял толстую книгу в красном переплете.

— Эндрю, ты сказал, что я найду это, и я нашел.

— В этом доме ничего никогда не теряется, — сказал Мартиндейл. — Вещи просто прячутся в ожидании того момента, когда они кому-нибудь понадобятся. Дэн и мисс Элиот пришли как раз вовремя, чтобы разделить твой триумф. Хотите кофе? Или чаю?

Вопрос был адресован Норе, которая ответила, что если кофе уже готов, она с удовольствием выпьет немного.

Седоволосый мужчина зажал красную книгу под мышкой, резким движением снял очки, опустил их в верхний карман пиджака и поспешил к ним через комнату с протянутой правой рукой. Он, казалось, весь лоснился, как ртуть; ему должно было быть за семьдесят, но выглядел он так, словно практически не изменился за последние лет двадцать пять. Пожав руку Харвичу, Фойл стремительно обернулся к Норе — в глазах его горели нетерпение и любопытство, но в то же время взгляд был немного настороженным. Норе показалось, что одного взгляда старику было достаточно, чтобы понять про нее все, включая то, что она не очень понимала сама.

Харвич представил их друг другу.

— Давайте присядем, и вы расскажете о себе, — предложил Фойл, указывая на округлый пухлый диван и два таких же кресла у залитого солнцем окна; рядом — так, чтобы удобно было дотянуться с кресел и дивана, — стоял стеклянный журнальный столик с аккуратной стопкой периодики.

Нора села на один краешек дивана, Фойл — на другой. Харвич обошел вокруг столика, опустился в кресло у дальнего конца дивана и откинулся на спинку.

— Вы не очень хорошо спали, не так ли? — спросил Фойл.

— Меньше, чем хотелось бы, — ответила Нора, удивленная его вопросом.

— И еще вы пережили стресс. Если не сочтете мой вопрос бестактным, с чем это было связано?

Нора посмотрела через стол на Харвича, и он приободрил ее ласковым взглядом.

— Последние несколько дней были немного странными, — тихо проговорила она.

— В каком смысле?

Глядя на доброе, умное лицо под шапкой седых волос, Нора чуть было не призналась, что проникла в домдоктора Фойла под чужим именем. Заметив нерешительность Норы, Марк Фойл подался вперед, не изменяя выражения лица.

Нора переводила глаза с Фойла на Харвича, который смотрел на нее с тревожным сочувствием.

— Честно говоря, — выпалила Нора, — у меня на днях начался климакс, и мое тело словно ополчилось на меня.

Фойл откинулся на спинку дивана, понимающе кивнув, а за его спиной облегченно вздохнул и обмяк в кресле Дэн Харвич.

— Если не считать того, что выглядите вы очень молодо, — сказал Фойл, — это вполне удовлетворительное объяснение. Вы посещаете гинеколога, чтобы он наблюдал за ходом процесса?

— Да, спасибо.

— Простите меня, если показался вам не в меру любопытным. Я — как старая пожарная лошадь. Мои профессиональные рефлексы частенько берут верх над хорошими манерами. Вы с Дэном дружили в Брауне?

— Да, — кивнула Нора.

— Каким же был в те времена наш выдающийся нейрохирург?

Нора посмотрела на выдающегося нейрохирурга, пытаясь представить себе, каким он был в Брауне.

— Диким и застенчивым, — сказала она. — Вечно всем недовольным. Когда Дэн поступил в медицинский колледж, характер его изменился к лучшему.

Фойл рассмеялся.

— Память старого друга — замечательная штука. Не позволяет нам забыть кокон, из которого мы вылупились.

— Некоторые старые друзья помнят гораздо больше, чем ты можешь себе представить, — вставил Харвич.

— Когда я был в том же возрасте, я зачитывался Браунингом и Теннисоном, пока их строки не полезли у меня из ушей. Боюсь, это не слишком современно. Думаю, что в Крили мне больше всего нравилось то, что, хотя этот человек был гораздо лучше, чем тот, каким я мог когда-либо рассчитывать стать, он тоже был несовременен. В медицине ты обязан ни на минуту не отставать от времени, чтобы хотя бы чего-то стоить, но к искусству это, пожалуй, не относится, как, по-вашему?

Эндрю Мартиндейл появился на пороге библиотеки с широким серебряным подносом, на котором стояли три чашки и коФейник, как раз вовремя, чтобы услышать последнюю фразу Фойла.

— Только не начинай опять, — сказал он.

— Но на этот раз мы можем проконсультироваться с писательницей, у которой диплом доктора философии Гарвардского университета. Что вы думаете по этому поводу, Эмили? Мы с Эндрю постоянно дискутируем об извечном споре между традициями и авангардом.

Мартиндейл опустил поднос на стол, едва не зацепив стопку журналов. Нора смотрела на нее, а сердце сжалось в комочек: все, попалась... сейчас разоблачат! «Авек», «Линго» и «Конъюнкшнс» — издания, которые отражали литературные интересы Эндрю, насколько она знала их тематику, были написаны все равно что на урду.

— Разрешите наш спор, — попросил Фойл.

— Мне кажется, не стоит... — начал было Харвич, но Нора прервала его.

— Нет, нет, почему же, — сказала она. — Хотя не думаю, что этот спор можно разрешить, и не уверена, что вы хотели бы, чтобы его разрешили, поскольку ваши дискуссии доставляют вам удовольствие. Что до меня лично, я одинаково люблю и Бенджамина Бриттена[21], и Мортона Фелдмана[22], а они, возможно, ненавидели музыку друг друга. — Нора обвела взглядом мужчин. Двое из них смотрели на нее с нескрываемым пониманием и дружелюбием, а третий — с таким же нескрываемым удивлением.

Улыбнувшись, Мартиндейл снова вышел из библиотеки. Трое оставшихся, словно по команде, поднесли к губам чашки и отпили по глотку отличнейшего кофе.

— Вы правы, нам обоим нравится этот нескончаемый спор, и что мне больше всего импонирует в Эндрю, это то упорство, с каким он продолжает пытаться сделать меня современнее. И хотя произведения Крили — не совсем та литература, которой он увлекается, Эндрю поддержал меня в моих намерениях опубликовать сборник его стихов. — Фойл улыбнулся Норе. — Было бы замечательно, если бы ваша работа позволила мне наконец-то воздать ему должное.

Норе захотелось вдруг незаметно улизнуть из этого дома.

— Вас, должно быть, редактирует Мерл.

— Простите?

— Мерл Марвелл. Из «Ченсел-Хауса». Он ведь ваш редактор?

— Да, конечно. Я и не догадывалась, что вы знакомы.

— Мы встречались с Мерлом несколько раз, но я почти не знаю его. Насколько мне известно, Мерл был единственным в издательстве, кому хватило мужества отстаивать проект, который не очень нравился Линкольну. Мне кажется, что Мерл — единственный настоящий редактор в «Ченсел-Хаусе».

Нора улыбнулась Фойлу, но от этого разговора ей все больше становилось не по себе.

— Но вы думаете, — продолжил Фойл, — в «Ченсел-Хаусе» захотят напечатать книгу, которая представит Драйвера не совсем в том свете, в каком принято? Дело в том, что с самого начала Крили был о Драйвере не самого высокого мнения, а к концу того лета, о котором идет речь, он уже просто не переваривал Хьюго.

— Мне кажется, в издательстве хотели бы представить сбалансированную оценку, — сказала Нора.

— Ну что ж. — Фойл поставил чашку на блюдце. — Не вижу причин, почему бы мне не поделиться с вами тем, что знаю сам. — Он взял в руки толстую красную книгу. — Это дневник, который вел Крили в течение последнего года своей жизни. Я прочитал его, когда перебирал бумаги Крили после его смерти. Я сказал «прочитал»? Нет, скорее изучил. Как всякий переживший самоубийцу, я пытался найти объяснение.

— И вы нашли его?

— А разве можно найти этому объяснение? Его сильно разочаровали за день до смерти, но я никогда б не подумал... — Марк покачал головой, в глазах его мелькнула боль неудачи. — До сих пор нелегко вспоминать об этом. Но в любом случае, если вы хотите содрать позолоту со знаменитого Хьюго Драйвера, дневник может вам пригодиться. Этот человек был бесхарактерным и слабовольным. И хуже того. Крили понадобилось некоторое время, чтобы убедить кого-либо в главном: Хьюго был вор.

61

Кровь словно застыла у Норы в жилах.

— Вы хотите сказать, что он украл книгу другого автора?

— О, это делают все, начиная с Шекспира. А я говорю о краже как таковой. Если только вы не собираетесь рассказать читателям о том, что Драйвер — плагиатор, укравший замысел «Ночного путешествия». В этом случае, однако, не думаю, что Ченсел поддержит вас. — Фойл усмехнулся. — И вместо того чтобы предложить вам контракт, они, скорее всего, попытаются доставить вам неприятности, и даже Мерл Марвелл вряд ли сможет помешать этому.

Харвич весело хмыкнул, и Нора послала ему убийственный взгляд.

— Вы хотите сказать, что Крили Монк видел, как Драйвер воровал вещи у других гостей?

— Слава богу, это видел не только Крили. Вас ведь интересуют все те люди, не так ли? И все, что там произошло тем летом?

Нора кивнула.

— Я готов сделать вот что. — Марк жестом указал на книгу. — Я опишу вам кое-какие события из этого дневника. Вы продолжите поиски, пока мы с Эндрю будем на мысе Код. По возвращении я свяжусь с Мерлом Марвеллом и выясню, что он думает о вас и вашем проекте. Я бы сделал это сейчас, но времени у нас уже нет. За вас попросил самый... самый колоритный нейрохирург нашего штата, вот почему на этот раз я пойду дальше, чем обычно делаю. И тем не менее я должен быть настолько предусмотрителен, насколько это приемлемо. Полагаю, у вас нет возражений?

Нора глубоко задумалась. Оба мужчины смотрели на нее: Фойл — спокойно, а в глазах Харвича метались ярость и возмущение.

— Почему бы мне не посылать вам готовые главы своей книги? — заговорила Нора. — Если вы позволите мне взять на время дневник, у меня будет больше времени на сортировку всего объема информации, и в конце лета я могла бы вернуть его вам.

Но Фойл уже качал головой.

— Я сохраняю бумаги Крили по юридической доверенности. — Видя, что Нора собирается возразить, он поднял указательный палец. — Но! Когда Мерл скажет мне, что вы действительно та, за кого себя выдаете, а я не сомневаюсь, что так он и скажет, я снабжу вас копиями самых важных страниц этого дневника. Договорились?

Харвич мрачно посмотрел на Нору.

— Думаю, это было бы неплохо, — сказала она.

— Вот и хорошо. — На лице Фойла мелькнуло сдержанное оживление, и Нора отметила для себя, как важно для этого человека, чтобы его покойному любовнику была воздана справедливость. — Позвольте мне рассказать вам кое-что о Крили, чтобы вы поняли, что это был за человек. — Фойл помедлил, собираясь с мыслями. — Он поступил на год позже меня в Академию Гаранда, на гуманитарное отделение. Мы все были так похожи — за исключением Крили. Он был таким же приметным, как петух среди гусей на лугу.

Отец Крили был барменом, а мать — ирландской иммигранткой. Жили они в маленькой квартирке над баром; Крили приходилось добираться в школу двумя автобусами. Он носил тяжелые рабочие черные ботинки, отвратительный костюм в полоску, который был ему очень велик, коричневую рубашку, стоячий воротничок и бархатную «бабочку», за которую мальчишки постарше постоянно его лупили, но «бабочки» Крили не снимал. Это был его образ. Он прочитал где-то, что поэты носят бархатные «бабочки». А Крили уже тогда знал, что он поэт. И уже с четырнадцати лет Крили знал, что испытывает плотское влечение к мальчикам, хотя и притворялся, будто все наоборот, — ему приходилось делать это, чтобы выжить. Но ни в чем другом Крили не притворялся.

Ко второму году обучения он внешне уже больше напоминал остальных и занимал в школе свое место — потому что ничего не боялся: он стал личностью. Все восхищались им. Та школа была насквозь мещанской, но Крили без чьей-либо помощи сумел научить окружающих — нас то есть — с уважением относиться к литературной профессии. Еще будучи третьеклассником начальной школы, он напечатал в крупных журналах несколько своих стихотворений.

Затем я отправился в Гарвард, а через год туда прибыл на полную стипендию Крили Монк. Нам не потребовалось много времени, чтобы сблизиться. Мы с Крили жили вместе, пока я учился в медицинском колледже, а потом он перебрался со мной в Бостон, где я проходил интернатуру. Крили составлял каталог рукописей для одного издательства, у нас были две разные квартиры в одном здании — так ему захотелось. Он не желал делать ничего такого, что могло бы скомпрометировать меня и повредить моей карьере. Но во всех остальных отношениях мы были установившейся и признанной парой, и когда я снова переехал сюда, Крили последовал за мной. Мы снова поселились в разных квартирах, и я стал вести практику вместе с двумя врачами постарше. К этому времени мы с Крили жили как пара, состоящая в официальном браке. Крили был предан мне, и, видит Бог, я тоже хранил ему верность, но по природе своей Крили был человеком ветреным и чуть не каждый день ездил в Бостон. Так все и шло.

Потом Крили стали печатать во многих журналах, он получил даже несколько наград. В тридцать седьмом году вышло «Поле неведомого», и я счастлив сообщить, что книга была номинирована на Пулитцеровскую премию. Джорджина Везеролл пригласила Крили провести июль в «Береге», и мы оба усмотрели в этом добрый знак.

Однако оттуда Крили вернулся разочарованным. Никого из писателей, которых он ценил, в «Береге» не было, а у двоих из тех, кто гостил в колонии, не вышло на тот момент ни одной книги, — то были Хьюго Драйвер и Кэтрин Маннхейм. Крили видел в одном из журналов рассказ Кэтрин Маннхейм, и он очень ему понравился. Она опубликовала также множество стихов, которые нравились Крили много больше. Знакомство с Кэтрин оказалось приятным сюрпризом. Крили представлял ее похожей на маленькую несчастную сиротку, Кэтрин же оказалась живой и умной девушкой с острым язычком и довольно твердым характером. Крили нравилось в ней кое-что еще. Я прочту вам соответствующие выдержки из его дневника. С Хьюго Драйвером все было совсем по-другому. Крили читал его рассказы в небольших журналах, и они напоминали ему слабо заваренный чай. Даже до того, как Крили узнал, что Драйвер — вор, он чувствовал себя неловко в его присутствии. В первом письме из «Берега» Крили написал, что Хьюго Драйвер — «бездушный и безнадежный». Это перешло в прозвище, и оно прижилось: Крили в своем дневнике использовал для Драйвера сокращение «Б. Б.» Постепенно это превратилось в Би-Би и стало напоминать девичье имя.

Остальные гости были довольно пестрой компанией. Острин Фейн показался Крили умным ничтожеством, эдаким энергичным дельцом от литературы, проводившим большую часть времени в попытках очаровать Линкольна Ченсела с целью выманить у того крупную сумму денег на свою следующую книгу. Еще там был Билл Тайди. Крили уважал Тайди и очень любил его книгу «Наши котелки». У них было много общего. Крили отправился в «Берег», предвкушая, так сказать, встречу родственных душ, но Тайди притворился грубым неотесанным мужланом и вообще отказался с ним общаться. Был там еще Меррик Фейвор, которого считали тогда восходящей звездой. С первого взгляда он понравился Крили, но все было безнадежно. Я сразу понял, в чем дело, когда Крили написал о том, как в первый раз пришел обедать в главное здание, увидел там Фейвора, беседующего с Кэтрин Маннхейм, и подумал, что видит перед собой меня.

Неожиданно Нора поняла, отчего лицо Фойла показалось ей таким знакомым: он был словно постаревшей копией знаменитой фотографии известного писателя.

— Да, — сумела выдавить она, поощряя Марка продолжать рассказ.

— Думаю, он действительно был похож на меня внешне, но это единственное, что нас объединяло. Фейвор был человеком прямолинейным и бесхитростным, как игральная кость, и к тому же завзятым бабником. Он да Острин Фейн оба флиртовали с Кэтрин Маннхейм, но той не нравился ни один из них. Кэтрин потешалась над ними. Даже Линкольн Ченсел как-то попытался сделать в ее сторону грубый пасс, но она пригвоздила его всего одной шуткой. Вы же знаете, как притягательно то, что не дается в руки. Крили развил в себе отчаянно безнадежную страсть к Фейвору — эта страсть сводила его с ума, и он с упоением ловил каждую секунду своего сумасшествия.

— Вас это не беспокоило? — спросила Нора.

— Если бы я обращал внимание на такие вещи, то не смог бы прожить с Крили и недели, не говоря уже о нескольких годах, которые мы провели вместе. Я любил его таким, каким он был. Вы знаете, как была устроена колония, как они жили там и чем занимались целыми днями?

— Не слишком подробно, — сказала Нора. — Они жили в отдельных коттеджах, не так ли? А по вечерам обедали вместе.

Фойл кивнул.

— Джорджина Везеролл жила в главном здании, а гости — в коттеджах, разбросанных по окружавшему сад и поместье лесу: одно— и двухэтажных зданиях, предназначавшихся когда-то для прислуги, — в те давние времена, до Джорджины, семья, владевшая поместьем, держала целую армию слуг. Крили жил в «Медовом домике», одном из самых маленьких коттеджей, стоявшем особняком на дальнем берегу пруда. В нем было всего две крохотные комнатки и продавленная односпальная кровать, служившая вечным источником раздражения Крили. Кэтрин Маннхейм по праву единственной среди гостей женщины получила в свое распоряжение второй по величине и самый отдаленный коттедж — «Пряничный домик». Острин Фейн и Меррик Фейвор разделили на двоих «Перечницу», а Линкольна Ченсела с Би-Би поселили в самом большом домике для гостей под названием «Рапунцель», который находился на полпути от главного здания к «Пряничному домику»; с одной стороны «Рапунцеля» высилась каменная башня, которую Ченсел — думаю, волевым решением — оставил за собой.

— Я так и не смогла понять, почему Линкольн Ченсел отправился туда, — спросила Нора, которой только сейчас пришел в голову этот вопрос — Он ведь должен был следить за ходом дел, и вряд ли благополучие издательства требовало, чтобы его глава провел месяц в литературной колонии.

Фойл открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его.

— Я всегда принимал его присутствие там как должное, — сказал он через несколько секунд. — Но ведь он был вовсе не обязан подчиниться выбору Джорджины и жить с теми писателями, которых она пригласила, не так ли? Кстати, он провел там не весь месяц, а только последние две недели.

— Ответ совершенно очевиден, — вмешался в разговор Харвич. Нора и Фойл ждали, что он скажет дальше. — Деньги.

— Деньги? — переспросила Нора.

— Что же еще? Везероллы владели половиной Бостона. Линкольна Ченсела считали богаче самого Господа Бога, но разве его империя не всплыла кверху брюхом вскоре после всех этих событий? Линкольн искал деньги, чтобы развернуть издательство.

— Вернемся к «Берегу», — продолжил Фойл. — У гостей Джорджины не было строгого распорядка. Днем они могли делать все что угодно, оставаясь при этом в поместье. Если писателям хотелось работать, служанки приносили им ланч в коттеджи. Если им хотелось общаться, Джорджина собирала всех у себя на террасе. Можно было купаться в пруду, играть в теннис на кортах. «Берег»

славился своими садами. Гости бродили по уголкам поместья или сидели на скамейках и читали. В шесть все собирались в главном здании, чтобы немного выпить, а в семь переходили в столовую. Позвольте прочитать вам кое-что. Крили написал это, вернувшись в «Медовый домик» в первую ночь.

Открыв красную книгу, Фойл листал страницы, пока не нашел нужное место:

"Боги, ведающие железными дорогами, задержали мое прибытие в долгожданный «Берег» на пять часов, оттянув тем самым момент гибели моих иллюзий. Страшно торопящаяся мисс В. — видение в ярких одеждах болезненно безвкусных цветов (багрового, красного, оранжевого и пастельно-голубого), увешанная слоями шарфиков, шалей, фартучков, с изобилием невероятно крупных и аляповатых ювелирных украшений и с несколькими слоями косметики на лице, — проводила меня по узкой тропинке через все еще прекрасные сады к моей обители — «Медовому домику». Я по наивности рассчитывал, что домик с таким названием окажется превосходным образцом сельской простоты и непритязательности. На самом деле грубо сработанный «Медовый домик» оказался лишен какого бы то ни было обаяния. Унизанным кольцами пальцем мисс В. указала на крошечную арестантскую спальню, жалкую нищенскую кухоньку в нише стены и неуклюжий письменный стол, за которым мне предстояло творить. Творить! Прокаркав что-то на прощание, она оставила меня «осваивать обстановку».

Первым, кого я увидел, войдя в фойе главного здания, был увлеченный беседой с симпатичным молодым человеком, неужто вечный спутник моей жизни? Спасение! Он приехал сюда, чтобы не дать мне умереть в этом захолустье. Тут появляется миледи, облаченная в еще более кричащее тряпье, с лицом, лоснящимся от свеженаложенной краски, и пронзительно-визгливым голосом знакомит меня с моим — хотя еще и не совсем моим — МФ, вернее, с его двойником, МФ2, который на самом деле не кто иной, как литературная звезда прошлого года писатель Меррик Фейвор. А тот, кого я принял за юношу, на самом деле оказалась Кэтрин Маннхейм, чьи работы мне всегда очень нравились. Как понравилась, впрочем, и сама Кэтрин — благодаря своей колючей, лишенной сентиментальности и в то же время дружелюбной натуре, стильному отсутствию стиля, живому уму и безоговорочной готовности подсмеиваться над нашей хозяйкой и ее царством. Нравилась она, увы, и Меррику Фейвору, но этому — скорее благодаря весьма привлекательной наружности. Двойник МФ благосклонно перенес мое вторжение, и мы втроем стали обсуждать проекты, над которыми работали, при этом я не сводил глаз с МФ2, а он — с девушки. МФ2, конечно же, писал роман, а КМ объявила, что находится в стадии «неработы над романом». Я спросил, как это. «Как в стадии работы, только наоборот», — отвечала Кэтрин. Затем мы шепотом стали делать ироничные комплименты Джорджине, которые МФ почему-то принял за чистую монету. Среди остальных гостей я узнал благодаря фотографиям в прессе Тайди — застенчивого, неуклюжего и немного не в духе; я надеюсь, что у нас будет возможность познакомиться поближе — и еще одного бородача, похожего на бобовый стручок, который оказался Острином Фейном (за обедом я сидел напротив этого болвана, который пытался умаслить миледи, воспевая ее гадкую коллекцию «живописи», состоящую в основном из энного количества полотен с честной мазней, которые только отвлекали внимание от настоящих шедевров — утонченной Мэри Кассатт[23] и мрачного Редона, который мне очень понравился). МФ2 живет в одном коттедже с Болваном и притворяется, что его это устраивает, а Болван вслед за ним явно решил приударить за КМ. В углу стола притаился негодяй из негодяев с грязной душонкой, некто, как выяснилось, по имени Хьюго Драйвер. Впрочем, чем меньше о нем будет сказано, тем лучше. Когда нас пригласили выпить, я оказал почтение мировому пролетариату, попросив коктейль «Спо-ди-о-ди» — половина красного вина, половина джина, — и вызвал восторг КМ, предложив ей не пить шампанское. Она согласилась и заказала бесподобный коктейль «Взлет и падение» — джин и портвейн в равных долях.

Обед состоял как из приятных, так и из неловких ситуаций, поскольку в то время, как КМ блистала, а великолепный МФ2 был непоколебимо любезен, наша хозяйка несла что-то весьма пространное об истинно германской душе. Все воздали должное полотну Мэри Кассатт и вознесли до небес прочую честную мазню, пресмыкающийся Фейн, конечно же, присоединился к общему хору. Я похвалил рисунок Редона — это пришлось не по душе миледи, и она проскрипела, что повесила его на стену только благодаря имени автора. «А что думает мисс Маннхейм по поводу вон того дивного портрета крестьянина перед овчарней кисти Локсли?» — вопрошает Джорджина в попытке вернуть разговор в прежнее хвалебное русло. «Я думаю, — отвечает КМ, — об Аристотеле, созерцающем нечто прекрасное». — «О, вот как... — самодовольно ухмыляется Джорджина. — Вы имеете в виду... Вы, конечно, хотите сказать...» — «Вон тот кастрированный баран с бубенчиком и есть это нечто прекрасное», — сказала КМ, а Джорджина поспешила вернуться к теме роскоши и великолепия всего истинно тевтонского".

Марк Фойл поднял голову и посмотрел на Нору почти виноватым взглядом.

— Обычно Крили брал такой тон, когда волновался или чувствовал себя неуверенно. А алкоголь всегда вдохновлял его и толкал его к цветистой показухе. Он упомянул только один коктейль «Спо-ди-о-ди», который всегда пил, намереваясь разозлить того, кто казался ему чрезмерно претенциозными, но я уверен, что этих коктейлей было по меньшей мере три. Конечно, он был рад тому, что Кэтрин Маннхейм заказала «Взлет и падение», — это говорило о том, что они были, так сказать, одной породы. Впоследствии они частенько говорили о «напитках аутсайдеров».

— "Напиток аутсайдеров"... — повторила Нора, пораженная еще одной ассоциацией с Пэдди Мэнн.

— Крили знал об этих напитках от музыкантов, которые заходили в бар его отца. Но главным образом он имел в виду то, что оба они были аутсайдерами в «Береге». Джорджине не понравилась шутка Кэтрин об Аристотеле, и не настолько она была глупа, чтобы не почувствовать, что Крили потешается над ней. Так что с Джорджиной отношения у него тоже стали натянутыми. В итоге сложилась неловкая ситуация.

— А что же все-таки украл Драйвер? — спросила Нора.

Два громких удара в дверь — и вошел Эндрю Мартиндейл, с довольным выражением лица легонько постукивающий пальцем по циферблату своих часов:

— Тридцать три минуты, мировой рекорд. Как ваши дела?

— Как обычно, я слишком много говорю, — сказал Фойл. Отогнув рукав, он посмотрел на свои часы. — У нас есть еще достаточно времени, если мы не будем понапрасну задерживаться в дороге.

Мартиндейл сел в кресло с высокой спинкой в дальнем конце комнаты, скрестил ноги и успокоился.

— На чем мы остановились? — спросил Фойл.

— На кражах, — напомнила Нора.

— Мы что-то где-нибудь крали? — пошутил Мартиндейл.

— Хьюго Драйвер крал. — Фойл снова раскрыл красный дневник и стал перелистывать страницы. — Дело было за несколько дней до приезда Линкольна Ченсела, в «Рапунцель» свезли и втащили в башню множество коробок и чемоданов, даже мебель. Ченсел настаивал на том, чтобы спать в своей кровати, — и ее привезли на грузовике и умудрились поднять в башню, а старую отправили в подвал главного здания. Привезли и подключили даже телеграфный аппарат, чтобы Ченсел мог поддерживать связь с биржей. От «Данхилла» прибыла большущая коробка сигар. Ресторанная компания установила в одной из комнат стойку бара красного дерева, а сам бар наполнила бутылками. — Фойл внимательно всмотрелся в страницу дневника. — Нашел. Вот запись, сделанная за день до прибытия Ченсела. Как настоящие аутсайдеры, Крили и Кэтрин Маннхейм вдоволь насладились «Взлетами и падениями», так что во время обеда Крили пришлось ненадолго отлучиться — сбегать в уборную. И в холле он заметил довольно странно себя ведущего старину Би-Би — Хьюго Драйвера, незадолго до этого сумевшего выскользнуть из столовой так, что никто этого не заметил.

«Поначалу я даже не увидел его и прошел бы мимо, если бы в этот момент Драйвер не набрал в легкие побольше воздуху и ногой не задел со стуком ножку дивана. Оглянувшись в поисках источника звуков, я заметил вышитую сумочку Кэтрин Маннхейм, скользящую по спинке дивана и с отчетливым глухим стуком падающую на сиденье. Би-Би — который, как я думал, погруженный в свою обычную черную меланхолию, сидит со всеми за столом, — возник вдруг у дальней от меня стороны дивана, обходя его и засовывая что-то на ходу в правый карман своего убогого жилета в мелкую ломаную клетку. Затем он резко одернул клапан кармана и попытался осадить и запугать меня. Что за жалкое создание! Я остановился, улыбнулся ему и очень тихим голосом спросил это несчастное существо, что оно делает. Би-Би едва не упал в обморок. Я сказал ему, что если он сейчас же положит украденную вещь обратно, все происшедшее останется между нами. В ответ этот подлец гаденько улыбнулся и сообщил мне, что мисс Маннхейм попросила его принести ей лежащую во внутреннем кармане ее сумочки коробочку с таблетками, и если бы мое внимание не было всецело поглощено Риком Фейвором, я бы обязательно услышал их с Кэтрин разговор. Я действительно видел, как Кэтрин что-то шептала Драйверу (а он, осчастливленный ее вниманием, буквально светился от удовольствия), но не знал, что именно она ему говорила. Существо представило доказательство своей невиновности — маленькую серебряную коробочку для таблеток. Позже, когда очередной обед с гимнами Ницше и Вагнеру был, слава богу, закончен и я сидел между „Риком“(!!) и КМ (как восхитителен был аромат ее духов!), я описал то, что увидел и что подумал по этому поводу. КМ показала мне серебряную коробочку, а МФ2 прямо намекнул, что я все это нафантазировал. Я уговорил ее проверить содержимое сумочки. И когда Кэтрин уступила моей просьбе, я заметил (а МФ2 не заметил), что ей вдруг стало весело. Тот, кто крадет мой кошелек, — крадет мусор из корзины, — промолвила она. Взбудораженный открытием Кэтрин, милый МФ2 готов был тут же сцепиться с Би-Би, но девушка остановила его, сказав, что ошиблась, что на самом деле из сумочки ничего не пропало. С этими словами она достала из бесценной коробочки маленькую пилюльку цвета слоновой кости и, словно конфетку, положила ее под свой острый язычок».

— Однако через две недели, — стал пересказывать своими словами Фойл, — в то время, как все остальные поддерживали светскую беседу с Ченселом, Драйвер стянул со стола и сунул в карман хозяйские серебряные щипцы для сахара, а Крили видел это. Первым, кому он рассказал, был Меррик Фейвор, но тот обозвал его дегенератом и сказал, что если Крили не прекратит клеветать на Хьюго Драйвера, он набьет ему физиономию.

— Кстати о дегенератах, — со своего удаленного кресла вмешался в разговор Эндрю Мартиндейл. — Сумасшедший, сбежавший из тюрьмы в Коннектикуте, свободно разгуливает по Спрингфилду. Как вам это нравится? Его зовут, кажется, Дик Дёрт?

— Дарт, — хрипло поправила Нора и прочистила горло. — Дик Дарт.

— Он останавливался в мотеле на другом конце города. Когда туда прибыла полиция, все, что они нашли, — это разрезанный на части труп в одном из номеров. Никаких следов Дика Дарта. Репортеры утверждают, что тело выглядело так, словно на его примере изучали анатомию.

Кровь бросилась Норе в лицо.

Фойл внимательно смотрел на нее.

— С вами все в порядке, мисс Элиот?

— Вы должны уезжать в Провинстаун, а мы вас задерживаем.

— Позвольте мне самому позаботиться о том, чтобы вовремя добраться до мыса Код. Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Да. Просто... — Нора судорожно пыталась придумать подходящее объяснение своей тревоге. — Я живу в Коннектикуте, точнее, в Вестерхолме, и знала кое-кого из жертв Дика Дарта.

Эндрю Мартиндейл посмотрел на нее сочувственно, Фойл — озабоченно.

— Как это ужасно! А самого Дарта вы тоже видели?

— Мельком, — сказала Нора и попыталась улыбнуться.

— Может быть, вы хотите прервать на пару минут нашу беседу?

— Нет, спасибо, мне хотелось бы услышать эту историю доконца.

Фойл вновь опустил глаза на раскрытый в руках дневник.

— Посмотрим, удастся ли мне пересказать ее вкратце. Линкольн Ченсел прибыл в положенный срок и почти сразу же превратил Хьюго Драйвера в своего ординарца — заставлял его бегать по своим делам, всячески эксплуатировал. Драйвер, похоже, гордился этой ролью, словно рассчитывал на продолжение «контракта» по истечении месяца Бедняга Крили оказался в изоляции. Думаю, это Меррик Фейвор рассказал кому-то о выдвинутых Крили обвинениях, и после этого он, как и Кэтрин Маннхейм, перестал пользоваться расположением хозяйки. Правда, Кэтрин она не любила гораздо больше, потому что та как-то очень быстро погружалась в свою «неработу над романом» и даже пропустила из-за этого несколько обедов, после чего попала в такую немилость к Джорджине, что всем стало ясно: хозяйка вот-вот предложит ей съехать, как она обычно поступала, когда ее всерьез разочаровывал тот или иной гость.

Однажды все они участвовали в церемонии под названием «Прощальный вечер», происходившей в месте под названием Долина Монти. Я не знаю подробностей этой церемонии за исключением того, что она была скучна Единственное, что записал об этом Крили: «Вот и завершился „Прощальный вечер“. — Зевок. — Боже, как я рад». А на следующий день грянул гром... После ланча Крили гулял в саду. Меррик Фейвор подошел к нему сзади и так ткнул его в плечо, что Меррик со страху едва не упал без чувств. На секунду Крили показалось, что Фейвор вне себя от гнева и хочет ударить его, но вместо этого тот извинился и сообщил ему, что Хьюго Драйвер, по-видимому, действительно вор. Потом Фейвор рассказал, как следовал по саду за Кэтрин Маннхейм в надежде переброситься с нею словечком наедине. Но всякий раз, когда девушка присаживалась отдохнуть, тут же появлялся кто-нибудь из мужчин и садился рядом с ней. Последним был Драйвер, и Фейвор видел, как они с Кэтрин обменялись несколькими фразами, после чего девушка встала и выбралась из сада через брешь в живой изгороди, Фейвор хотел было последовать за ней, но тут заметил, что Кэтрин оставила на скамейке полуоткрытую сумочку. Остановившись, он решил понаблюдать, что произойдет. Драйвер огляделся, — Фойл изобразил головой движение человека, который не хочет, чтобы его видели, — и подвинулся поближе к сумочке. Фейвору не видно было с того места, где он стоял, как Драйвер роется в сумочке, к тому же у того хватало ума не смотреть на свои руки. Но у Фейвора не оставалось никаких сомнений в том, что именно происходит, он был вполне уверен в том, что действительно видел, как Драйвер опустил в карман пиджака какой-то предмет, поэтому Фейвор вышел из своего укрытия и потребовал у крысеныша объяснений. Тот все отрицал. Он даже заявил, что ему надоели все эти обвинения, и пригрозил пожаловаться Джорджине. А потом ушел. Фейвор взял сумочку, нашел мисс Маннхейм и рассказал все, что видел. Заглянув в сумочку, та рассмеялась и сказала: «Кто крадет мой мусор, действительно крадет мусор». В ту ночь Кэтрин исчезла.

— После того, как Фейвор решил, что он видел, как Драйвер крадет что-то из ее сумочки, — сказала Нора.

— Именно так. Кэтрин не вышла к обеду. Джорджина была раздражительна и крайне нелюбезна со всеми, даже с Линкольном Ченселом, Поздно вечером Крили пошел погулять и возле коттеджа Тайди наткнулся на Ченсела и Драйвера, и Ченсел был невероятно груб с ним. Он велел Крили перестать шпионить за всеми. На следующий вечер Кэтрин тоже не появилась, и Джорджина повела всю компанию в «Пряничный домик» под тем предлогом, что надо посмотреть, не больна ли мисс Маннхейм. Все понимали, что если они не обнаружат Кэтрин в постели с высокой температурой, Джорджина непременно предложит ей сию же минуту убираться из колонии. Однако они обнаружили, что Кэтрин уехала, — очевидно, в промежуток времени от полудня до вечера минувшего дня. Крили пишет, что Джорджина даже не выглядела удивленной. Она вела себя так, будто с самого начала ожидала увидеть незапертую дверь и пустой коттедж. «Очень сожалею, но похоже, мисс Маннхейм просто сбежала», — сказала она. Вот и все. У Джорджины был телефон одной из сестер Кэтрин, которой она тут же позвонила, чтобы та забрала те немногие вещи, что остались в коттедже. Сестра приехала на следующий день и сказала, что не имеет ни малейшего понятия, куда могла отправиться Кэтрин. Ее не было в нью-йоркской квартире, и она не звонила последнее время никому из членов семьи. Кэтрин всегда была непредсказуема, она и раньше исчезала из мест, где ей не нравилось. Но сестра очень беспокоилась.

— Подозревала, что Кэтрин может не быть в живых, — вставила Нора.

— Вы уже слышали о больном сердце мисс Маннхейм. Ее сестра боялась, что Кэтрин могла пойти прогуляться по лесу и там с ней случился сердечный приступ, поэтому она настаивала на том, чтобы вызвали полицию. Джорджина была в ярости, но ей пришлось сдаться. Два дня полицейские Ленокса допрашивали гостей и персонал «Берега». Они обыскали поместье и прочесали лес. Вконце концов всем стало ясно, что Кэтрин просто сбежала. А через неделю закончилось лето.

— А потом все эти смерти, — сказала Нора.

— Словно чума. Джорджина, должно быть, почувствовала, что в колонии нужно все кардинально менять, поскольку она в срочном порядке оплатила и внедрила множество довольно дорогих инноваций, но смерть ее гостей бросила глубокую тень на репутацию «Берега».

— Скоро тень ляжет на нас,— вставил Эндрю Мартиндейл.

— Еще минутку. — Фойл бросил взгляд на часы и перелистнул толстую кипу страниц. — Я хочу зачитать вам кое-что из записей в конце дневника, чтобы вы знали о смерти Крили столько же, сколько знаю я. — Фойл поднял глаза. — Ежели вы узнаете что-нибудь, что сможет пролить хоть какой-то свет на его кончину, я буду очень вам признателен, если вы поставите меня в известность. Понимаю, надежды на это мало, но тем не менее очень вас прошу...

— Я расскажу вам обо всем, что узнаю, — пообещала Нора.

— Все так загадочно... Вот что Крили написал в дневнике за три дня до самоубийства:

«Неожиданно лучик света пронизал мрачную депрессию, в которой я пребываю с момента возвращения из „Берега“. Кажется, все-таки есть надежда, хотя и исходит она из Мира Неожиданностей. Интерес в высоких сферах! Если все пойдет так, как должно, это будет благословенный поворот в моей судьбе».

— А это — на следующий день:

«Ничего, ничего, ничего, ничего, ничего. Сделано. Кончено. Я так и знал. По крайней мере, я не проболтался МФ. Как это мучительно жестоко — быть написанным лишь для того, чтобы остаться ненаписанным».

Вот и все, это — последняя запись. Я не виделся с Крили в последние дни. Когда я позвонил ему, оператор сказал, что с аппарата снята трубка, и я решил, что Крили работает. Я знал, что он чувствует себя несчастным уже долгое время, и был рад тому, что Крили сел наконец за работу. Но прежде никогда не было такого, чтобы за целых три дня мы даже не поговорили друг с другом. Поэтому на следующий вечер, навестив последнего пациента, я поехал к Крили домой. — Фойл сделал паузу. — Это был пасмурный, гнетущий день. Морозный. Зима тогда стояла суровая. За целый месяц мы не видели ни одного солнечного лучика. Я добрался до дома Крили. Он жил на втором этаже двухквартирного дома; у Крили был отдельный вход. Выйдя из машины, я перелез через сугроб и поднял голову взглянуть на его окна. Во всех комнатах горел свет. Я поднялся по ступенькам и позвонил в звонок. Соседей Крили с первого этажа — домохозяев — не было дома. Я слышал лай их собаки: они держали колли по кличке Леди, а колли очень звонко лают. Безрадостные, знаете ли, звуки — лай собаки в пустом доме. Крили не отвечал. Я подумал, что он включил погромче радио, чтобы заглушить лай: Крили частенько так делал днем. А то и включал музыку, когда работал, — это не мешало ему. Единственной проблемой было то, что за музыкой он не всегда мог расслышать звонок в дверь. Я позвонил еще несколько раз. Так и не услышав шагов на лестнице, я достал свой ключ и вошел в дом, как делал это сотни раз прежде. Оказавшись внутри, я сразу услышал включенное на полную громкость радио — играли вариации на тему песни Бенни Гудмана «Давай потанцуем». Я пошел вверх по лестнице, выкрикивая имя Крили. Леди буквально захлебывалась лаем. Не добравшись до второго этажа, я уже почувствовал странный запах. Я должен был сразу узнать этот запах. Открыв дверь, я не обнаружил Крили в гостиной. Продолжая звать его, я выключил радио. Чертова колли зашлась лаем еще громче. Я постучал в дверь ванной и заглянул в кухню. Потом в спальню. Крили лежал на кровати. Кровь была всюду. Всюду. Он воспользовался ружьем, которое подарил ему отец на шестнадцатилетие, когда еще оставалась надежда, что Крили увлечется все-таки нормальными мужскими занятиями. Я был в шоке. Меня словно выключили. Казалось, что я простоял там очень долго, но на самом деле прошло не более двух минут. Потом я позвонил в полицию, дождался их приезда. Вот и все. Сколько я ни пытался — а я пытался и пытаюсь до сих пор, — я так и не понял, почему он это сделал.

62

— А я понимаю, почему он это сделал. — Харвич свернул на Оук-стрит и несколько раз покрутил плечами, словно желая стряхнуть тяжесть последних тридцати минут. Подавшись вперед, он посмотрел на себя в зеркале заднего вида и взъерошил плотную седую прядь вьющихся волос на виске. — Марк хороший парень, но он не желает видеть правды.

Нора указала на подъездную дорожку, ведущую к одному из соседних домов на противоположной стороне.

— Сверни-ка туда.

— Что? — Харвич удивленно посмотрел на нее.

— Хочу посмотреть, как они уедут.

— Ты хочешь... а, понял. — Проехав немного вперед, Дэн дал задний ход и въехал на узкую дорожку меж двух каменных стен. — Вот видишь, ты думаешь, я ничего в этом не понимаю, а я понимаю все.

— Ну и молодец, — сказала Нора.

— Ты хочешь убедиться, что они спокойно уехали.

— Рада, что ты не против.

— Я не сказал, что я не против. Просто я очень сговорчивый человек.

— Тогда скажи мне, почему Крили Монк покончил с собой.

— Это же очевидно. Парень добрался до конца своей веревки. Прежде всего, он был простым малым из рабочей семьи, который изображал принадлежность к высшему обществу. С той самой секунды, как он попал в престижную школу, вся жизнь его была сплошным притворством.

Кроме того, он не вынес бремени своего первоначального успеха Предполагалось, что пребывание в «Береге» должно было поднять его на качественно новый уровень, но никто не захотел издавать его следующую книгу. Единственный проблеск удачи и малейшая вспышка интереса к нему приводят его в восторг и обнадеживают, а когда интерес угас и дело не выгорело — он чувствует, что опустошен и уничтожен. И тогда он достает из шкафа ружье и решает покончить со всем разом. Очень просто.

Искусные, холодные, скоропалительные выводы Дэна напоминали Норе методичное вскрытие трупа, и это почему-то раздражало. Харвич сумел свести рассказ Фойла к незатейливой схеме.

— В любом случае, ты там была на высоте, — похвалил Харвич Нору. — Вот только маленькое недоразумение с этим редактором, оказавшимся членом Коминтерна Ты поняла это? "Мы встречались с ним несколько раз". Очень скоро Марк узнает, что твоя книга — дымовая завеса, и тогда у него появится ко мне масса вопросов.

— Ничего страшного. Я сказала, что на книгу заключен контракт, а выяснится, что никакого контракта нет. Значит, я села писать ее до переговоров с издательством.

— Тем не менее я в непростом положении. А вот и они — целые и невредимые. — Харвич кивнул в сторону длинной серой машины, выезжавшей на Оук-стрит. — И, как обычно, плевать им на весь белый свет.

— Ты не любишь их, да?

— А за что их любить?! — взорвался Дэн. — Эти двое живут в мире, где обо всем заботятся за них другие. Они такие чопорные, такие ухоженные и изысканные, такие довольные собой, едут прохлаждаться на мыс Код в новом «ягуаре», в то время как их пациенты лезут на стену.

— Разве они не на пенсии?

— Марк-то на пенсии, если не считать особо важных дел — всяких там медицинских советов и национальных комитетов. А Эндрю, насколько мне известно, работает в шести местах. Там он глава психиатрического отделения, здесь — профессор психиатрии, начальник еще чего-то где-то. К тому же у него огромная частная практика, его пациенты в основном знаменитые художники и писатели. И еще книги. «Мир пациента в пограничном состоянии». «Опыты психоанализа». «Уильям Джеймс, религиозный опыт и Фрейд». Остальные я не помню. — Харвич выехал на дорогу, довольный изумлением Норы.

— А я подумала... — Нора решила не говорить, что именно она подумала. — Но как же он может отлучаться на месяц? О, я забыла, сейчас ведь август, а в августе все боссы едут на мыс Код.

— Это так, но Эндрю обычно проводит свой свободный месяц, руководя клиникой в Фалмуте. И пишет книги. Он парень занятой. — Дэн искоса оценивающе посмотрел на Нору. — Послушай, а почему бы тебе не устроить отпуск? Не стоит колесить по этим местам, пока твой маньяк в бегах. К тому же я не вижу смысла искать этого Тайди.

— Как ты думаешь, что случилось с Кэтрин Маннхейм?

— Здесь тоже просто. Все думали, что она или сбежала, или умерла в лесу. А на самом деле правда и то и другое. Кэтрин ночью тащит свой чемодан через темный лес, ей тяжело, жутко кричит сова... Пара тупоголовых делает вид, что прочесывает лес, и — сюрприз, сюрприз! — они ее не находят. Я никогда не бывал в самом «Береге», но видел это место: даже в наше время это по крайней мере две квадратные мили дикой лесистой местности. Ее не нашла бы там и целая армия.

— Может, ты и прав, — проговорила Нора, глядя на пригородные домики, которые лепились все теснее друг к другу, поскольку участки сокращали выросшие на них бассейны, площадки с секциями качелей, подъездные велосипедные дорожки — все это она уже видела, когда проезжала здесь с Диком Дартом в машине Эрнста Форреста Эрнста — О боже!

Харвич обеспокоенно взглянул на Нору.

— Я знаю, почему Линкольн Ченсел отправился в «Берег».

— Из-за денег, я же уже сказал.

— Да, но вот только деньги нужны были вовсе не для того, для чего ты подумал. Он рассчитывал завербовать Джорджину Везеролл в фашистскую организацию, в так называемое Американистское движение. Линкольн Ченсел тайно поддерживал нацистов. Он собрал кучку сочувствующих миллионеров, но, пока шла война, они вынуждены были держать все в тайне. А в пятидесятые годы Джо Маккарти, насколько я понимаю, вынудил их переквалифицироваться в антикоммунистов, и им пришлось пойти вместе с ним.

На этот раз он взглянул на Нору с подозрением.

— Вынужден заметить, ты оживаешь прямо на глазах. Позволь мне пригласить тебя пообедать сегодня вечером. Я знаю возле Амхерста один чудесный французский ресторанчик — это за городом, но заведение того стоит. Потрясающая кухня, свечи, лучшие вина. Там нас никто не увидит, и мы сможем наконец спокойно и обстоятельно поговорить.

— А тебя беспокоит, что кто-нибудь может нас увидеть?

— Эти дни тебе лучше не высовываться. А пока что я закажу пиццу: в доме шаром покати. Ты перекусишь, а я съезжу в больницу. Не отвечай на телефонные звонки и не открывай никому дверь, хорошо? На какое-то время мы отгородимся от окружающего мира и попытаемся начать все сначала.

Нора откинулась на спинку, прикрыла глаза и в то же мгновение оказалась посреди лесной поляны, окруженной высокими камнями. За письменным столом красного дерева, стоящим между двумя валунами, Линкольн Ченсел раскладывал аккуратными стопками деньги. Он поднял голову и остро взглянул на Нору. От всей этой сцены веяло такой болью и отчаянной грустью, что Нора вздрогнула и открыла глаза, не осознав, что успела заснуть. За окнами, словно нарисованные на разворачивающемся свитке, катились дома Лонгфелло-лейн.

— Именно сейчас тебе необходимы забота и внимание, — сказал Харвич.

Нажав кнопку на защитном козырьке над ветровым стеклом, он поднял дверь гаража, заехал внутрь и поставил машину рядом с зеленым «фордом» Шелдона Долкиса. Дэн выбрался из машины, протянул руку к стене, повернул выключатель, и тяжелая гаражная дверь с грохотом пошла вниз. Голая лампочка над ней автоматически погасла, и дверь с лязгом встретилась с цементом порога. Нора чувствовала себя настолько опустошенной, что не хотела шевелиться. Расплывчатый силуэт Харвича двинулся к правой стене гаража.

— С тобой все в порядке? — спросил он, открывая дверь из гаража в дом. Прямоугольник серого света смыл половину тела Дэна, а его волосы превратил в шар серебристого пуха.

— Я и не подозревала, насколько сильно устала. — Нора заставила себя вылезти из такого удобного сиденья машины и увидела на капоте какую-то белую фигурку, напоминавшую воробышка. Нет, скорее не воробышка, а крылатую женщину, приготовившуюся взлететь. У этого символа должно быть какое-то значение, но Нора никак не могла его вспомнить. Ах, ну конечно — среди всего прочего Дэн Харвич владеет еще и «роллс-ройсом». Так странно: чем глубже уходила она в мирскую жизнь, тем ближе к высшему свету оказывалась. Дверь машины мягко защелкнулась за ее спиной, и Нора прошла мимо пропускавшего ее Харвича в дом.

— На тебя слишком много всего навалилось, — проговорил за ее спиной Дэн. Положив руку на плечо Норы, он легонько поцеловал ее и повел за собой через кухню в гостиную — там Нора в смущении остановилась и, едва сдерживая зевоту, смотрела, как Дэн поспешил вперед и, потянув за шнур, сдвинул темные занавески.

— Пойдем, устроим тебя поудобнее, — сказал Харвич и, осторожно взяв под руку, повел Нору вверх по лестнице.

В комнате для гостей он подвел Нору к кровати и снял с нее туфли, как только она прилегла. Нора от души зевнула.

— Ты проспала около десяти минут в машине, — сообщил Дэн.

— Не спала я, — почти по-детски запротестовала Нора.

— Спала, спала. Правда, сон твой был неспокойным, ты стонала. — Дэн начал массировать ее ступню.

— Как приятно! — пробормотала Нора.

— Почему бы тебе не снять футболку и не расстегнуть джинсы? Я помогу стащить их.

— Нет, — замотала головой Нора.

— Будет удобнее, и сможешь забраться под одеяло. Эй, я ведь доктор, я знаю, что для тебя лучше.

Нора послушно села на постели и стянула через голову футболку, которую тут же кинула Дэну.

— Пикантный лифчик, — заметил Дэн. — Расстегивай джинсы.

По-прежнему пытаясь протестовать, Нора все же расстегнула пуговицу, затем «молнию» и спустила джинсы до бедер. Харвич быстрым движением снял их.

— Трусики в комплекте с лифчиком? А ты модница. — Он приподнял покрывало и верхнюю простыню, чтобы Нора могла забраться в постель, затем аккуратно прикрыл ее, погладив обнаженное плечо Норы. — Вот так-то лучше, милая.

— Хороший мальчик, — услышала Нора откуда-то издалека собственный голос. И нашла силы добавить: — Я часик, не больше, ладно? — Слова снова прозвучали будто издалека, а окружающие ее предметы, как и смутный силуэт Харвича, медленно двигавшийся к двери, вдруг стали отбрасывать цветные тени...

Широкая зеленая лужайка, окруженная высокими камнями, напоминала сцену. Нора сделала несколько шагов вперед, а Линкольн Ченсел тем временем перевязывал пачки банкнот и клал их одну за другой в свой саквояж так осторожно, словно это были сырые яйца. Он быстро с досадой взглянул на Нору и вернулся к своим занятиям.

— Твое место не здесь, — сказал Линкольн, обращаясь, казалось, к саквояжу.

Его внешность была еще более гадкой, чем на увиденной Норой фотографии, где уродство казалось побочным продуктом его ярости, неистовства и силы.

— Ты слабая и безвольная. Несколько неудач, и ты уже на коленях, хнычешь: «Папочка, помоги мне, я не могу сделать это одна». Как трогательно! А когда ты разговариваешь с людьми, ты слышишь лишь то, что и так уже знала.

— Я поняла, зачем вы поехали в «Берег», — сказала Нора, изо всех сил пытаясь скрыть сковавшие ее страх и бессилие.

— Считай себя уволенной. — Линкольн бросил на Нору полный холодной ярости и торжества взгляд, вытянул из кармана пиджака сигару, откусил кончик и поджег сигару спичкой, неизвестно откуда появившейся у него в руке. — Езжай домой. Эта работа не для маленькой девочки.

— Пошел ты!...

— С удовольствием пошел бы... поразвлечься с тобой, — оскалившись в ухмылке, старик щурился на Нору сквозь облако табачного дыма и очень напоминал дракона. — Хотя ты немного не в моем вкусе — слишком костлявая. В наше время мы любили крупных, статных женщин. Они, как мы тогда выражались, женственнее. Груди как диванные валики, ягодицы, в которых утопают пальцы... Женщины, в любой момент желанные. Но и маленьких женщин я любил. Любой крупный мужчина неравнодушен к малышкам. Когда забираешься на нее, чувствуешь себя так, словно сейчас переломаешь ей кости или разорвешь на две половинки. Но ты не такая уж и маленькая; в общем, ни то ни се.

— Как Кэтрин Маннхейм.

Вынув изо рта сигару, Линкольн выпустил дрожащее колечко дыма, от которого пахнуло гниющими листьями.

— А, беглянка. — Вместо того чтобы, теряя форму, подниматься вверх, трепещущее дымовое кольцо расширялось и надвигалось на Нору. — У этой маленькой сучки были манеры леди, а не проститутки.

Кольцо доплыло досередины лужайки, чуть помедлило, дрожа, и вдруг исчезло. Делая вид, что Нора уже подчинилась его приказу и ее здесь больше нет, Ченсел захлопнул саквояж, в который успел сложить все деньги, а в голове у Норы сам собой возник вопрос: «Что она сказала?»

— Что она говорила вам в тот момент, когда вас фотографировали?

Ченсел поднял на Нору глаза и вложил в рот сигару.

— Кто?

— Кэтрин Маннхейм.

— Я любезно предложил ей место на своем колене, а она ответила: «Я уже видела ваши бородавки, нет необходимости в том, чтобы я их еще и почувствовала». Тайди и этот болван Фейвор оба рассмеялись. Даже голубой улыбнулся, а следом и тот позер со странным именем. Острин Фейн. Это — что, кличка такая, Острин Фейн? — Его невероятный нос, будто дуло пистолета, нацелился ей в лицо. — Ты ни черта не знаешь! Ты даже не читаешь настоящих книг! Убирайся отсюда! Марш в лес!

Нора закричала и увидела склонившееся над ней заботливое лицо Дэниела Харвича.

— О, больно, — сказал он, натужно улыбаясь. — Ты ударила меня.

— Извини. Такой страшный сон... — Чувствуя, как ее бедро погладила длинная и сильная нога Харвича, Нора скосила глаза на Дэна и резко подняла голову.

Харвич спросил:

— Ты всегда так шумишь во сне?

— Ну-ка вылезай из постели. Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь успокоить тебя. Ну же... Здесь нет никого, кроме меня.

Нора уронила голову обратно на подушку.

— Никто тебя не обидит. Доктор Дэн здесь для того, чтобы позаботиться об этом. — Скользнув ближе, Дэн просунул руку, укрытую мягким хлопком рубашки, между подушкой и головой Норы. — С точки зрения опытного медика тебя необходимо обнять.

— Да... — Нора была благодарна ему за доброту и нежность.

— Закрывай глаза. Я уйду отсюда, как только ты снова заснешь.

Свернувшись калачиком в объятиях Дэна, Нора подтянула угол подушки между своей щекой и его плечом. Дэн сначала гладил ее по голове, потом его рука перебралась на ее обнаженное плечо.

— Твоя операция... — пробормотала она.

— Еще не скоро.

— Я никогда не сплю днем, — сказала Нора и буквально через секунду стала лгуньей.

Когда Нора снова открыла глаза, Харвич провел теплой ладонью по ее руке и прикрыл ее плечо простыней. Внутренний голос сообщил ей, что она проспала довольно долго. Который теперь час? Интересно, не арестовали ли Дика Дарта с тех пор, как они покинули дом Марка Фойла? Харвич обнял Нору за талию.

— А тебе не пора на операцию?

— Она заняла меньше времени, чем я думал.

— Все прошло нормально?

— Если не считать кончины пациента.

Нора резко повернулась к Дэну и увидела, что он лежит, приподнявшись и опершись подбородком на ладонь, и улыбается ей сверху.

— Шутка Барни Ходж проживет еще лет сто, чтобы вырвать как можно больше дерна на площадках для гольфа.

— Сколько же я проспала?

— Большую часть дня. Сейчас половина шестого.

— Половина шестого?

— Когда я вернулся, сразу зашел сюда и вижу — ты спишь без задних ног, дышишь ровно, не вскрикиваешь. А мне уж начало было казаться, что ты воюешь всякий раз, как только закроешь глаза.

— Примерно так оно и есть, если верить Дэйви.

— Но только не в моем доме, — склонившись над Норой, Дэн коснулся губами ее лба. — Здесь тебе хорошо.

— И с тобой мне тоже хорошо, — призналась Нора.

— И мне приятно это слышать.

Взяв Нору за подбородок, он нежно поцеловал ее в губы.

— Идеальный хозяин, — сказала Нора.

— А ты — идеальная гостья. — Второй поцелуй Дэна был уже более долгим и требовательным.

— Я лучше выберусь из кровати, пока мы не сделали что-нибудь очень глупое, — сказала Нора, с облегчением думая о том, что Дэн лежит рядом с ней в одежде. Но в этот момент она увидела его обнаженное плечо. — Ты без рубашки?

— Так удобнее. К тому же она не помнется. Без рубашки я чувствую себя ближе к тебе. — Обняв Нору за талию, он притянул ее к себе и прошептал: — И без брюк тоже. — Заметив, как напряглась Нора, он добавил: — Мы здесь одни. Нам не обязательно подходить к двери и отвечать на телефонные звонки. Почему бы не провести немного времени вместе? Я хочу, чтобы мы были нежнее друг к другу. Ты потрясающая женщина, и ведь на самом деле мы любим друг друга...

— Эй, подожди-ка! — воскликнула Нора. — Что это ты делаешь?

Дэн улыбнулся ей.

— Нора, самое замечательное в наших милых отношениях — то, что они всегда так или иначе заканчиваются постелью. Ты уходишь, чтобы превратить в кошмар свою жизнь, я остаюсь и женюсь от тоски на ком попало, но рано или поздно ты снова неизменно врываешься в мою жизнь, и снова мы заряжаем свои батареи друг от друга. Разве это не так?

— Боже... — проговорила Нора.

— И все повторяется каждый раз, когда мы встречаемся, а на этот раз ты пришла ко мне еще прекраснее, чем обычно. Ты почти потеряла рассудок от беспокойства...

— Вряд ли это сравнимо с простым беспокойством.

— ...и пришла прямо сюда, потому что знаешь, что мы принадлежим друг другу. Внутри этого временного пузыря мы созданы друг для друга Мы помогаем друг другу, мы исцеляем друг друга. А исцелившись, мы расходимся в разные стороны и снова начинаем портить себе жизнь.

— Я вовсе не уверена, что это так, — сказала Нора. — Погоди. Прежде чем я решу что-то, мне необходимо принять ванну.

— Все решения давным-давно приняты. Осталось только им следовать, — сказал Харвич.

Нору охватило вдруг какое-то пылкое чувство, которому она не могла подобрать названия, — это чувство подняло ее с постели и повело в сторону ванны.

— Я буду здесь, когда ты вернешься, — сказал Харвич, однако Нора едва слышала его. Она заперла за собой дверь и с пылающим лицом присела на крышку унитаза Странное чувство, переполнявшее ее, отказывалось назвать себя даже после того, как на глазах у Норы выступили слезы. Дэн хотел заботиться о ней, и она нуждалась в его заботе. Это казалось правдой.

— Но мне не надо, чтобы меня укладывали под себя, — шепотом обратилась к самой себе Нора — Мне совсем не надо, чтобы он меня трахал. — Нора спустила воду и стала разглядывать вещи, лежавшие на полочках, свисающую шапочку для душа, толстый махровый халат, шампунь, кондиционер, духи.

— Боже, — сказала она себе. — Какая я идиотка!

Нора встала, вымыла руки, завернулась в халат, все время прислушиваясь к возникающим внутри новым чувствам. И самое сильное из них — причем это наверняка было не унижение, не разочарование, не сожаление и даже не призрак ее прежней влюбленности в Дэна Харвича, а обыкновенный гнев — заставило ее вернуться в спальню.

— Для чего это? — спросил Дэн, указывая на халат.

— Для уважения к себе, — сказала Нора — Хотя его почти уже не осталось.

— Хм. Иди сюда, Нора. Присядь и поговори со мной. Я хочу тебе помочь.

— Ты уже помог мне, — сказала Нора, направившись было к креслу, на котором Дэн сложил ее одежду. Его джинсы лежали аккуратно свернутые на стоящем рядом стуле, а рубашка была переброшена через спинку. — Ты впустил меня, накормил, организовал встречу с Марком Фойлом. Я очень благодарна тебе. Спасибо, Дэн.

— Ты не благодарна, а расстроена Я понимаю, Нора. Ты прошла через настоящий ад, и это по-прежнему гнетет тебя. Ты думаешь, что никому нельзя доверять, и когда я пытаюсь тебя утешить, в твоем мозгу звучит сигнал тревоги. Ты думаешь, что не можешь доверять даже мне. Я понимаю, отчасти это и моя вина.

Остановившись на полпути к креслу, Нора обернулась и, скрестив на груди руки, внимательно посмотрела на Дэна.

— И в чем же ты видишь свою вину, Дэн?

— Я слишком многое принимал как должное.

— Боже, неужели ты произнес это вслух?

— Я просто не думал, что ты можешь настолько неверно меня понять. Даю тебе честное слово, Нора, у меня и в мыслях не было сделать что-то такое, чего ты не хотела бы так же сильно, как я.

— И самое лучшее в наших отношениях — это то, что они всегда оканчивались в постели, поэтому, как только я почувствую себя в безопасности, ты поможешь мне по-настоящему — займешься со мной сексом.

— Давай не будем отрицать факты. Мы действительно ложились друг с другом в постель и после этого чувствовали себя гораздо лучше.

— Ты чувствуешь себя гораздо лучше после того, как женишься в очередной раз. Ведь у тебя всегда были любовницы, правда, Дэн? Когда одной жене надоедает с тобой возиться, у тебя уже есть наготове другая кандидатура. Когда я приехала сюда в первый раз, ты специально привез меня из мотеля домой, чтобы Хелен устроила сцену, заговорила о разводе и ты мог поскорее жениться на Ларк. Ты не мог жениться на мне, я для этого слишком ненормальная.

— Нора, тебе не понравилась бы моя жизнь. Она для тебя слишком однообразна.

Повернувшись к Дэну спиной, Нора подошла к креслу и стала надевать джинсы.

— Я схожу по тебе с ума. Ты — потрясающая женщина.

— Ты понятия не имеешь, кто я такая на самом деле. Я твой «корабельный» роман. — Застегнув джинсы, Нора отбросила в сторону халат — пусть смотрит. — Тебя распаляет хаос, который я привношу в твою скучную, размеренную жизнь, но ты хочешь, чтобы все не выходило за рамки. Ты замечательно проводишь время с сумасшедшей леди, а потом, когда время для развлечений истекло, — назад, к дежурной девушке, разве не так? — Нора пыталась натянуть футболку, но от волнения у нее ничего не получалось. Наконец она сообразила, что футболку надо сначала вывернуть. — К девушке, чьи вещи разложены на полочках в ванной комнате, к той, которая дважды звонила тебе сегодня утром. К той, которая все время берет на память какие-то безделушки из отелей, где вы останавливались с ней вместе.

— Оказывается, вся фантазия мира сосредоточена не только в романах, — удивленно произнес Харвич.

— Это та самая девушка, которая сегодня утром сказала тебе, что сейчас приедет сюда. Ведь именно после этого ты изменил свое решение и сказал, что мы немедленно едем к Марку Фойлу. Ты подсчитал в уме, что третью миссис Харвич можно и отложить на два-три дня. Меня ведь слишком рискованно держать здесь дольше этого времени, не так ли?

Харвич сидел на кровати, обвив руками колени, и смотрел на Нору кротким и недоуменным взглядом. Прежде чем заговорить, он выдержал паузу, словно желая убедиться, что Нора уже закончила свою обвинительную речь.

— Не могла бы ты перестать фантазировать и выслушать правду?

— Единственное, чего я не понимаю, — сказала Нора, — это почему она не спит в твоей спальне. Вот это действительно выше моего понимания. Может быть, она храпит по ночам, а может, вы оба решили приберечь эту постель до твоей третьей брачной ночи, как желанную награду за все мучения?

Глубоко вздохнув, Харвич развел руками.

— То, что ты описываешь, выдумано тобой же от первого до последнего слова. Сказка! Я прошу тебя помнить все время о том, кто такой настоящий я, а не тот монстр, которого ты только что изобрела. И тогда я все время буду внимательным и терпеливым. Может быть, ты не в состоянии поверить в это сейчас, но это — чистая правда.

Слова Дэна всколыхнули в Норе ее прежние чувства по поводу него, и его спокойный, заботливый тон заставил Нору усомниться в собственной правоте. Ведь это Харвич, напомнила себе Нора. Тогда, три года назад, она сама буквально набросилась на него. Так можно ли винить Дэна в том, что он воспользовался случаем? Это была правда Она ведь сама с готовностью помогла ему ускорить крах отношений с Хелен.

— Говори дальше, — сказала Нора.

— Я не обвиняю тебя в том, что ты испытываешь странные чувства по поводу Ларк. Но я был честен. Как только ты приехала три года назад, я сказал тебе, что уже встречаюсь с другой женщиной. Не стану также притворяться, что был ей верным мужем — я им не был. О'кей? Признаюсь. Я изменял ей. Она очень быстро мне наскучила Мне надо то, чем обладаешь ты, — это... твоя сила духа, что ли... понимаешь, ты — личность. Но поверь мне, сейчас у меня нет новой невесты, ожидающей окончания развода.

— Тогда чьи же вещи разложены в ванной?

Харвич на секунду отвел взгляд, словно пытаясь собраться с решимостью, потом снова повернулся к Норе.

— Ну, хорошо. Но только прошу не забывать, что я вовсе не обязан объяснять ни это, ни что бы то ни было. Ты ведь понимаешь это?

— Ну, так объясни. — Нора начинала сердиться.

— Черт побери, Нора, я не монах. И жизненный опыт научил меня тому, что некоторые женщины предпочитают иметь отдельную уборную и ванную. Вот я и насобирал здесь все эти безделушки — просто так, на всякий случай.

— Так значит, ты изменил свое решение по поводу Марка Фойла не потому, что твоя новая подружка позвонила и сказала, что едет сюда?

— Я не виню тебя за то, что последние несколько дней отучили тебя доверять мужчинам. И знаю, как выглядит то, что я залез к тебе в постель. Но готов поклясться, что не собирался принуждать тебя к сексу. Надеюсь, ты мне веришь.

Нора вздохнула.

— Честно говоря, Дэн, я почти... — В этот момент в его комнате раздался звонок телефона. За ним второй. Искренняя мольба на липе Дэна сменилась раздражением, а к третьему звонку — некоторым подобием невинного безразличия. — Ты не хочешь взять трубку?

— Наш разговор гораздо важнее.

— А вдруг это из больницы.

— Да нет, это какой-нибудь идиот.

Телефон продолжал звонить — пятый раз, девятый, десятый.

— У тебя нет автоответчика?

Несколько секунд Дэн смотрел на Нору безо всякого выражения.

— Я выключил автоответчик на этой линии, — сказал он затем.

— Зачем выключил? — Нора внимательно смотрела, как Дэн пытается вычислить в уме правильный ответ. Напряжение, раздражение и торопливая тревога сменяли друг друга на его лице. — Зачем, Дэн?

Телефон наконец умолк.

— Кажется, это была не слишком удачная идея, — сказал Дэн. — Но невозможно предвидеть все.

— Ты негодяй. — Нора чувствовала себя так, словно ее ударили под дых. — Ты скользкое, расчетливое лживое насекомое. Ведь ты почти заставил меня снова лечь с тобой в постель.

— Так сделай это. Какая разница? Ведь это касается только нас с тобой. И к черту всех остальных.

— Ты по-прежнему думаешь, что у тебя есть шанс, не так ли?

— Выслушай меня. Я щадил твои чувства. Да, у меня действительно есть женщина. Мы знакомы около двух месяцев, и время от времени она остается здесь ночевать. Я сам не знаю, собираюсь ли я на ней жениться. Если я не хочу, чтобы она разрушила наши с тобой отношения, почему этого так хочешь ты?

Нора изумленно смотрела на Харвича.

— Ты действительно полный подонок. Господи, интересно, что ты... Хотя я, кажется, знаю.

— Ты знаешь, что я о тебе думаю? Сильно сомневаюсь в этом. Не трать время на догадки. Просто садись в свою машину и уезжай. Не вижу смысла продлевать эту ситуацию. Лети. Приятно было повидаться.

Нора подумала было о том, чтобы бросить в Харвича чем-нибудь тяжелым, но вдруг с грустью поняла, что он не стоит таких усилий.

— Ответь мне на один вопрос, хорошо? — попросила она.

— Если ты настаиваешь.

— Почему эта женщина все-таки спит здесь, а не в твоей спальне. Я так и не поняла.

— Из-за подушек, — сказал Дэн. — Если тебе действительно интересно.

— Подушек?

— У нее аллергия на пуховые подушки, а я признаю только их. Эти наполнены пеной. По-моему, спать на подушке, наполненной пеной, — это все равно что секс с использованием презерватива.

Нора с удивлением обнаружила, что еще способна улыбаться.

— Знаешь, Дэн, я не вижу особых перспектив в твоем третьем браке.

Глаза Харвича стали вдруг каменными, рот сжался в прямую линию, как у ящерицы.

— Видишь ли, Нора, ты всегда была малость сумасбродкой. Во Вьетнаме это было нормально, и, возможно, именно сумасбродство и сильный характер помогли тебе пройти через все, но будь уверена: больше это не сработает.

— Я начинаю понимать, что у тебя много общего с Диком Дартом. — Нора пошла мимо кровати к двери; Харвич на дюйм-два подался в сторону, сделав вид, что всего-навсего устраивается поудобнее. — Но, по большому счету, я предпочитаю Дика Дарта. Он честнее.

— Ну вот, я же говорю, ты не в себе. — Теперь, когда она не могла до него дотянуться, он, почувствовав себя безопаснее, ухмылялся.

Нора открыла дверь и взглянула на Дэна как можно спокойнее:

— Тебя что-то тревожит?

— Почему бы тебе просто не уехать? Мне требуется сказать тебе, чтобы ты больше никогда не возвращалась, или ты уже сама догадалась?

— Старенький «форд» действительно припаркован слишком близко к твоей машине, — сказала Нора и закрыла за собой дверь. Спускаясь по лестнице, Нора слышала за спиной крики Дэна. Она прошла через кухню в гараж, и, когда, подняв ворота, завела машину, по-прежнему голый Дэн появился на пороге двери. Абсурдная фигура с торчащим животом, птичьими ножками и седеющими волосами в паху, вопящая, но слишком беспокоящаяся, что увидят соседи, чтобы подбежать поближе. Не причинив вреда «роллс-ройсу», Нора спокойно дала задний ход.

63

«ДЕ-О-ДА-ТО» — по слогам прочла Нора.

В течение нескольких секунд, пока телефон молчал, Нора успела пожалеть о своем порыве позвонить слуге Ченселов. Почему она вообразила, что Джеффри не отправится немедленно к Дэйзи или к Элдену, если Эллен дома, или прямо в полицию? Но когда ее вдруг охватило горячее желание поговорить с кем-нибудь из Вестерхолма, загадочный Джеффри почему-то показался самой подходящей кандидатурой, хотя несколько секунд Нора даже подумывала, не посоветоваться ли ей с Холли Фенном. Она все еще хотела поговорить с Фенном, и это ясно доказывало, что после расставания с Харвичем Нора все еще не избавилась от пагубного пристрастия к мужчинам, обещающим ей свою защиту. В трубке послышались гудки, и Нора спохватилась: она не успела придумать, что скажет, если включится автоответчик. Она чуть отодвинула трубку от уха, и в этот момент услышала, как металлический голос на другом конце провода произнес:

— Алло.

Но был ли это голос Джеффри? Нора представила себе комнату, полную полицейских с наушниками на головах, сгрудившихся у записывающего разговор магнитофона. И в еще большей растерянности снова поднесла к уху трубку.

Мужской голос, голос Джеффри, повторил уже с вопросительной интонацией:

— Алло?

Нора назвала себя.

Последовала тишина.

— Нора? — переспросил Джеффри через несколько секунд. Она никогда не слышала, чтобы он произносил ее имя, не добавляя при этом «миссис». Чаще всего он просто говорил ей «вы». — Где вы?

— В Массачусетсе.

Снова пауза.

— Вы хотите, чтобы я сохранил наш разговор в тайне? Или чтобы переговорил с кем-нибудь с глазу на глаз?

— Я еще не знаю, — призналась Нора, прекрасно понимая, что под «кем-нибудь» Джеффри имел в виду Дэйви. В свое свободное время Джеффри был так же безупречно тактичен.

— С вами все в порядке?

— Думаю, это еще предстоит выяснить. Я пытаюсь решить, что мне делать дальше... Все так сложно... — Нора с трудом боролась с желанием разрыдаться. — Джеффри, мне так неловко обращаться к вам, но просто я чувствую себя совершенно загнанной.

— Неудивительно, — сказал он. — Вас ищут самые разные люди.

— Не заставляйте меня задавать вопросы. Пожалуйста, Джеффри.

Норе казалось, что она слышит, как напряженно думает на том конце провода Джеффри.

— Я постараюсь рассказать вам обо всем, что знаю, только, пожалуйста, не надо вешать трубку и исчезать, о'кей? Никто нас не слышит, я один в своей комнате, и вам лучше оставаться там, где вы сейчас. Вы звоните из автомата?

— Да. — Беспокойство Норы постепенно угасало.

— Хорошо. Вы правильно сделали, что позвонили на эту линию. Все остальные телефоны прослушиваются.

— О боже, — произнесла Нора. — Они по-прежнему думают, что это я похитила Натали Вейл?

— Судя по их действиям, да — В воздухе витала неопределенность, пока он несколько мгновений размышлял. Из того, что мне удалось случайно услышать, я понял, что миссис Вейл изъясняется недостаточно внятно. — Еще одна краткая пауза. — Если вам интересно мое мнение, я считаю, что вы и близко к ней не подходили.

— А как Дэйви?

— На него очень сильно давят.

— Он живет у родителей?

— Да. Очень скоро он будет здесь.

— С вами?

— В моей квартире. Вернее там, где была когда-то моя квартира довчерашнего дня он жил в вашем доме, по крайней мере, ночевал там. Но мистер Ченсел уговорил его переехать сюда Дэйви настаивал на том, чтобы вернуться в свою прежнюю комнату, но после того, как мистер Ченсел... м-м-м... временно изменил условия моего найма, Дэйви согласился жить в моей квартире.

— Элден уволил вас?

— Мистер Ченсел назвал это «временным отстранением от должности». Сказал, что очень сожалеет, и что нам заплатят жалованье доконца месяца, и что, если к тому времени все успокоится, мы сможем вернуться. Если нет — он выплатит нам выходное пособие за два месяца и даст безукоризненные рекомендации.

— "Нам"?

— Мне и моей тете. Я уже собрал вещи, и, как только она закончит делать то же самое, мы уедем.

Нора с удивлением обнаружила: что-то еще способно повергнуть ее в состояние шока.

— Но, Джеффри, куда же вы поедете?

— Тетя собирается пожить у кузенов на Лонг-Айленде. Хотел отвезти ее туда на машине, но она не разрешает, так что провожу до вокзала. А сам поживу пока у матери.

Норе никогда не приходило в голову, что у Джеффри есть мать. Ей казалось, что он прибыл на планету в готовом виде, минуя такие условности, как родители.

— Элден выгнал вас с Марией, чтобы поселить в вашей квартире Дэйви?

— Мистер Ченсел сказал нам, что его дела идут сейчас не так хорошо, как должны бы, и поэтому он вынужден идти на определенные жертвы.

Похоже на то, подумала Нора, что сделка с немцами, о которой упомянул Дик Дарт, сорвалась. Вот и хорошо. Она от души надеялась, что «Ченсел-Хаусу» придется туго. На секунду Нора отвлеклась от того, что говорил ей Джеффри.

— ...но успокоился. И тут Мерл Марвелл спрашивает о том времени и том месте, а потом нам объявляют о временном отстранении, или об увольнении, или как там его...

— Извините, Джеффри, я немного отвлеклась. Так что случилось?

— Мерл Марвелл спросил мистера Ченсела, не заказывало ли издательство какой-либо женщине книгу о... об определенных событиях. События эти касались некоторых писателей. Кто-то только что позвонил Марвеллу и спросил об этом, и тот решил, что это звучит по меньшей мере странно — ведь он должен был бы знать об этом.

— Погодите, погодите. — Нора попыталась переварить то, что он сказал. — Так Мерл Марвелл сказал Элдену, что кто-то спрашивал его о женщине, которая утверждает, что пишет книгу?

— Извините, что поднял этот вопрос. Я подумал, что... простите. Забудем об этом.

— Джеффри...

— Моя тетя придушит меня, если узнает, что я говорил с вами об этом. Ченселы всегда были очень добры к нам. Послушайте, я могу что-нибудь для вас сделать? Может, вам нужны деньги? Я все равно еду в Массачусетс, так что могу привезти вам все необходимое.

— Джеффри, — сказала Нора и следом подумала, что ей действительно могут понадобиться в скором времени деньги. Но это не должно быть проблемой Джеффри. — Книга той женщины имела какое-то отношение к поместью под названием «Берег»? К тому, что произошло там в тридцать восьмом году?

Несколько секунд Джеффри не отвечал, затем произнес:

— Это интересный вопрос.

— Я права, не так ли?

Джеффри снова задумался, потом спросил:

— Откуда вы знаете?

— Надеюсь, вы никому об этом не расскажете, но эта женщина — я.

Джеффри ошеломленно пробормотал в ответ:

— Женщина, которая якобы пишет книгу о событиях тридцать восьмого в «Береге», — это вы?

— Да, но почему это так важно для вас?

— А почему это так важно для вас?

— Долго рассказывать. Думаю, мне лучше повесить трубку, Джеффри. Я начинаю бояться.

— Не надо, не разъединяйтесь, — сказал Джеффри. — Возможно, этот вопрос покажется вам совершенно не относящимся к делу, но тем не менее: вы слышали когда-нибудь о женщине по имени Кэтрин Маннхейм?

— Она была в то лето в «Береге», — сказала Нора, совершенно сбитая с толку.

— Вы собирали информацию о ней? Это из-за Кэтрин Маннхейм вы придумали, будто пишете книгу?

— Но какое все это имеет отношение к вам, Джеффри? — спросила Нора.

— Мы должны поговорить. Я приеду за вами и кое-куда отвезу. Скажите, пожалуйста, где вы?

— Я в Холиоке. В телефонной будке на углу.

— На каком углу?

— Ой, простите, на углу Нортхэмптон и Хэмпден.

— А, я знаю, где это. Зайдите в какое-нибудь кафе или в книжный магазин — есть там один в конце улицы. Но только обязательно дождитесь меня. Не убегайте. Это очень важно.

Телефонная трубка замолчала — несколько секунд Нора ошеломленно смотрела на нее, затем повесила на рычаг. Не замечая окружающего, Нора отошла от автомата и попыталась постигнуть смысл только что поведанного ей. Джеффри подслушал половину разговора Элдена с Мерлом Марвеллом. Марк Фойл, конечно, позвонил Марвеллу, чтобы навести справки об «Эмили Элиот», и озадаченный редактор тут же перезвонил домой боссу. Но почему Элден был дома? Потому что президенту «Ченсел-Хауса» предстояла неприятная миссия уволить двух своих самых преданных слуг? Или потому, что Дэйзи не вполне оправилась от удара и великому издателю приходится расхлебывать последствия увольнения тех, кто заботился о его жене? Нора не могла представить себе Элдена, таскающего напитки и тарелки с супом своей убитой горем жене... Ах да, ну конечно: хитрющий Элден, как всегда, получил именно то, что хотел. Слабость Дэйзи вынудила Дэйви вернуться в «Тополя». Элден прибрал его к рукам, поставив на карту заботу о матери и предоставив гипотетическую свободу и независимость, выразившиеся в проживании в отдельной квартире над гаражом — там, где прежде жил Джеффри. Несложно добиваться желаемого, руководствуясь принципами и моралью росомахи.

Удовлетворение Норы по поводу того, что она знает о происходящем в «Тополях», померкло перед новой тайной — тайной Джеффри. Почему же так волнует его никому не известная и давно умершая поэтесса?

64

Нора медленно шла по улице — туда, где в конце квартала к большой стеклянной витрине книжного магазина «Единорог» присоседился темно-синий навес кафе с желтой надписью «Серебряный башмачок Дины». Как только Нора прочла название, желудок подсказал, что она очень голодна.

И все же, отложив на время завтрак, Нора вошла в книжный магазин. Вдоль стеллажей и полок она сразу направилась к тому месту, где стояли «Ночное путешествие» и ее менее удачливые потомки, взяла все три книги и понесла их к кассе.

— Драйвер, Драйвер, Драйвер, — сказал мужчина. — Мрачный, мрачнее, мрачнейший.

— Похоже, вы не одобряете мой выбор, — улыбнулась Нора.

Мужчина подсчитал сумму, и Нора вручила ему двадцать долларов Шелдона Долкиса.

— Есть у меня кое-какие сомнения по поводу «Ночного путешествия», — сказал кассир.

— Какого плана сомнения?

— Не в моем вкусе книжка. — Он протянул ей пакет с покупкой.

— Вот бы узнать побольше о ваших сомнениях, — сказала Нора, продолжая бороться с мучившим ее голодом. — Кое-кто периодически говорит мне, что я непременно должна прочесть эту книгу.

— Герои Драйвера напоминают законченных алкашей. Они хуже своих создателей и еще хуже жен своих создателей.

— Я знаю двух человек, которые раз в год перечитывают эту книгу, — сказала Нора.

— Это болезнь, и косит она людей самых разных. Большинство из них не читают ничего, кроме «Ночного путешествия». Они так влюблены в нее, что готовы перечитывать вновь и вновь. А потом им начинает казаться, что они что-то пропустили, и они опять берутся за книгу. Только на этот раз они делают записи. Потом сравнивают свои открытия с открытиями других драйвероманов. Если они объединяются в группы компьютерных дискуссий, то это вообще люди конченые. Самые больные вообще бросают все и переселяются в эти дурдомы, где каждый изображает какой-нибудь персонаж Драйвера. — Кассир вздохнул и посмотрел в сторону. — Но мне не хотелось бы заранее портить вам удовольствие от книги.

* * *

Под пастельными сводами «Серебряного башмачка Дины» молодая женщина подвела Нору к столику у окна, вручила ей картонку меню трех футов длиной и объявила, что официантка сейчас подойдет.

Нора достала из пакета книги и разложила их перед собой. Оба продолжения были на несколько сот страниц длиннее первого романа Нора перевернула томики и стала читать рекламу на обложке. «Ночное путешествие» было классикой, всемирно известной, обожаемой читателями на всем земном шаре и т. д. и т. д. Рукописи «Сумеречного путешествия» и «Путешествия к свету» были обнаружены в бумагах автора через много лет после его кончины, и издательство «Ченсел-Хаус» совместно с родственниками Драйвера счастливы подарить миллионам его почитателей возможность та-ра-ра, та-ра-ра.

— Погодите-ка! — воскликнула Нора. — В бумагах Драйвера? В каких еще бумагах?

— Простите? — произнес над ухом Норы встревоженный женский голос.

Подняв глаза, Нора увидела девушку в синей блузе и черных брюках.

— Я бы хотела заказать печеного тунца и кофе со льдом, — сказала Нора.

Затем она открыла «Ночное путешествие», перевернула титульную страницу, добралась до первой части, которая называлась «Перед рассветом», и, мрачно сосредоточившись, начала читать. Официантка поставила на дальний край стола корзиночку с хлебными палочками, и Нора съела их все до единой еще до того, как принесли ее еду. Она ела одной рукой, а другой поддерживала книгу. Пейзажи в романе казались ей картонными, характеры плоскими, диалоги напыщенными и неестественными, но на этот раз Норе хотелось продолжать чтение. Против собственной воли она поймала себя на том, что ей интересно. Ненавистная книга обладала силой повествования достаточной, чтобы увлечь ее. А с того мгновения, как она увлеклась, персонажи и пейзажи пещер и чахлых деревьев, среди которых персонажи бродили, перестали казаться неестественными.

Нора знала, почему злится, и это не имело никакого отношения к «Ночному путешествию» или к зловещему влиянию Хьюго Драйвера на впечатлительных читателей. Джеффри сказал ей, что Дэйви перебирается в дом родителей. Значит, он поддался силе притяжения Элдена.

Минуло больше часа; Нора поглотила печеного тунца и около трети «Ночного путешествия». Джеффри наверняка уже приближается к границе Массачусетса, спешит к Холиоку, чтобы посадить ее в машину и отвезти в какое-то загадочное место.

Загрузка...