№ 9 (987) 2015
Могучий телохранитель, нижняя челюсть — как выдвинутый ящик стола, убежал в туалет при кафе. Это сработала крошечная таблетка слабительного, которую мне удалось незаметно бросить в его чашку ещё на стойке.
Да, уж. Какой бы ты могучий ни был, но, если прихватило живот, — не боец.
С девочкой, в джинсовой юбке, в жёлтой курточке с капюшоном, осталась гувернантка — молодая и привлекательная женщина лет тридцати в сиреневом плаще.
Из динамика прозвучало объявление. Вылет рейса номер шесть.
У моих клиентов рейс восемнадцать.
До него двадцать три минуты.
Я потягивал свою минералку.
Отношения между гувернанткой и девочкой сложились более чем доверительные — судя по разговору. Музыка звучала негромко, людей не много. Слышно было каждое слово.
Две разновозрастные женщины говорили о главном.
— Прошла уже любовь, — сказала горько старшая. — Давно к мужу не испытываю ничего. Полгода не живу с ним.
— Да? — потрясённо выдохнула собеседница, выглядывая из-за горки мороженого, щедро посыпанного шоколадной крошкой. — А муж — знает?.. Внимательно посмотрев на девочку, старшая ответила:
— Догадывается.
На мой взгляд, подобные разговоры с тринадцатилетней девочкой вести рано, это, на мой взгляд, педагогическая ошибка, серьёзный просчёт.
Электромагнитная бесшумная граната под столом, в коробке с Барби, выдала импульс. В радиусе тридцати метров сдохла электроника, в том числе — видеокамеры наблюдения.
Поднявшись, толкая пустую инвалидную коляску перед собой, я направился к выходу. И путь лежал мимо столика, возле которого сидели две разновозрастные женщины.
За огромным стеклом, где было видно лётное поле, с рядами лайнеров, с прямоугольной диспетчерской башней, громыхнул взрыв.
Точно, секунда в секунду.
Цистерна заправщика вспыхнула эффектным, клубящимся факелом. Техник в оранжевом комбинезоне, покинувший кабину лишь на секундочку, парой слов перекинуться неподалёку с приятелем, суетливо бегал на безопасном расстоянии, причитал, хватаясь за лысину.
Посетители кафе и персонал в полном составе кинулись, прилипли к прозрачной стене и загалдели. Внимание целиком поглощено ярким зрелищем.
Девочка и гувернантка тоже кинулись бы, но я прыснул им в лица из баллончика. Дамы отключились мгновенно. Гувернантка обмякла на стуле. Упала на грудь голова, руки повисли.
Девочку я подхватил, усадил в коляску. Надвинул капюшон пониже и пледом укрыл до подбородка, надёжно пристегнул. А на колени поставил её цветастую сумку. Вчера смазал колёсики не зря. Ни единого скрипа, хотя шагал я в темпе. С готовностью раздвинулись стеклянные двери, управляемые фотоэлементом.
Через минуту я был на парковке.
На ходу вынул из кармана дистанционный пульт. Вставил батарейку, нажал пару кнопок.
Серый микроавтобус с тонированными стёклами завёлся. Открылись задние дверцы.
Я с маху забросил коляску внутрь. Залез сам. Защёлкнул фиксаторы колёс.
Снял часики, браслетик с тонких запястий, а с шеи — сотовый на шнурке. Прошёлся наскоро по карманам, выгреб из них всё, где можно разместить «жучок». Улов сунул в пакет. Выйдя из машины, опустил свёрток в урну.
Что-то могло оказаться в сумке, но с ней разбираться некогда.
Захлопнул дверцы. И сел на место водителя.
Микроавтобус тронулся, покинул стоянку.
Первая часть операции проведена чётко, без сучка и задоринки.
Мой сливочно-белый микроавтобус на парковке стал тёмно-серым — покрытие исчезало, под действием ультрафиолета, постепенно. Из города микроавтобус выехал синим.
Что-то вроде этого происходило с номерами.
Телохранитель уже, наверное, бьёт тревогу.
Я посматривал в боковые зеркала. Посматривал и в небо.
Хвоста не было.
Если никто за микроавтобусом не следил от парковки, то след мой затерялся.
Под стук колёс, ожидая, когда проползёт длиннющий товарняк и поднимут шлагбаум на переезде, ещё раз обыскал девочку. Прощупал сумку и вещи, проверил сканером. «Жучков» не обнаружил. Сумку и то, что вызывало подозрение, уложил в пакет, на дне которого лежал кирпич.
Снял длинноволосый парик, усы, бороду. Снял большие очки-светофильтры. Снял плащ. Уложил камуфляж в тот же пакет. Завязал длинные ручки. Перчатки оставил на руках.
Оставшиеся вещи девочки сунул в другой пакет.
Десять минут спустя, на мосту через реку, опустив стекло, я швырнул пакет с кирпичом в окно.
Мы ехали меж двух рядов старых жёлтых вязов, по гравийной дороге, устланной жёлтым шуршащим ковром. Микроавтобус уже был чёрным.
Потом начался участок смешанного леса. Ветки царапали кузов.
Никто бы и не подумал, что в этой чаще может находиться какое-то жильё.
Но жильё там находилось.
Высокая изгородь скрывалась за еловой порослью.
Ворота прятались за поворотом-зигзагом. Ворота сдвинулись на роликах, повинуясь сигналу пульта. Я въехал, и ворота закрылись.
Двухэтажный каменный дом с балконом и с верандой, под черепичной крышей, выглядел нежилым. Входные двери заперты, окна плотно занавешены. Двор засыпан листвой и хвоей.
Мощёной дорожкой подогнал автомобиль к тенистому крыльцу, выключил двигатель.
Стало очень тихо.
Лишь шумели сосны и лиственные деревья, почти голые.
Я перенёс девочку и пакет с вещами на второй этаж, положил на диван.
Гостиная, спальня, туалет с ванной.
Окна выходят на задний двор. На окнах фигурные решётки. Дверь с наружным засовом. Убежать не сможет.
Её звали Маргарита. В семье к ней обращались короче — Ри.
Юная кожа тепла. Сердце бьётся ровно. Дыхания почти не слышно.
Я закрыл дверь на засов и спустился на кухню. Обеденное время давно прошло, до ужина далеко. Но я сварил какао. Я знал, что она любит какао.
Вошёл с подносом. Ри ещё спала. Я тронул за плечо.
Она сразу очнулась. Подняв голову, осмотрелась. Встала, моргая.
Светлые волосы, коротко стриженые, милое личико, серые глаза, розовые губки, никакой подростковой угловатости, всё гармонично. Очаровательный ребёнок.
— Это похищение? — спросила девочка первым делом.
Глаза круглые, блестящие.
Не заметно последствий от снотворного. Будто не было ничего.
Я молча кивнул.
Ри замерла от восторга. Она сияла, как медный таз:
— Круто!.. Мою фотку покажут в телике?
— Наверняка.
— Девчонки от зависти умрут! В нашем классе не похищали никого!
Переполняли эмоции, возбуждала необычная ситуация.
Она широко улыбалась. Готова со мной дружить.
У меня свело челюсти. Я чувствовал себя, как слон в подгузнике.
— Тут жарко, — сообщила озабоченно Ри. Сняла курточку, осталась в коротком зелёном свитерке и в джинсовой юбочке. Сзади, на филейной части, — крошечные, декоративные кармашки.
Бросив куртку на тахту, сев на краешек, начала допрос:
— Что, мы у вас дома?
— Нет.
— А где?
— Не имеет значения.
— Дети у вас есть?
— К счастью, нет.
— Почему? Вы не женаты?.. И не были?.. Чтобы она замолчала, я налил ей какао и распечатал кулёк с крендельками. Снотворное данного типа вызывает аппетит, как правило. Дай бог.
— Иди, поешь, — сказал я.
Ри переместилась к столу.
Принялась наворачивать какао с кренделем. Сыр и масло игнорировала.
Чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не квакало.
Увы, дитя молчало недолго.
— Меня везли от мамы к отцу, — грустно поведало оно. — Мои родители в разводе. Хотите, я расскажу, как распалась наша семья?
— Не хочу.
— А вы послушайте!..
Отложила в сторону обгрызенный крендель.
Я приготовился к мучительной смерти. Но терпение истощилось скоро, после её фразы о многотрудной жизни ранимой девочки-подростка, чьё сердце просто разрывалось на части в ходе процесса. Когда Ри мне это говорила — на ресницах у неё блестели слёзы.
— Никакого развода не было, — довольно резко бросил я. — Не морочь голову.
Уже не сияла.
Нижнюю губу закусила. Нахохлилась. И гладкий лобик наморщила:
— Да? Почему вы так думаете?
— Потому что знаю всё о твоей семье. Тебя везли после каникул назад, в частную школу. Приврать ты любишь.
Ри вскочила, будто ошпаренная, забыв о какао.
Хотя была ниже почти на полметра, смотрела на меня с презрением, снизу вверх:
— Что, не повезло в жизни?.. — Она попыталась цинично усмехнуться. — Как мелко, фи!.. Забрал сотовый!..
Не получив заметной реакции, воскликнула тонким противным голоском:
— И хватит пялиться на мои ноги!..
Эту фразу явно где-то слышала и включила про запас в свой арсенал, чтобы использовать при случае. Вот и случай.
— Подрасти сначала, — фыркнул я.
— Что?!
Она задохнулась. Хотела немедленно лишить своего общества, шарахнуть дверью. Споткнулась о порог спальни. Ойкнула. Полетела вверх тормашками.
— С приземлением, — сказал я мстительно.
Затем покинул комнату, оставив Ри сидеть на полу в растрёпанных чувствах.
Нашлепать её, поставить в угол, лишить сладкого.
Есть более строгие меры?
Я подошёл к зеркалу. Увидел там лицо, которое показалось знакомым.
Да, мы где-то встречались.
Эти глаза бродячей собаки… Эти седые виски… Эти круги под глазами.
Надо выйти, подышать.
Заперев дверь на засов, накинул куртку и спустился по ступенькам. Обогнул дом. Ключом отомкнул калитку в гуще елей, вышел за пределы усадьбы. Дорогу преграждали деревья, кустарник. Я продрался. Направился к морю.
Трава местами зелёная, местами — жёлтая, сухая.
Берег здесь круто обрывался к воде. По тропинке, над самым краем, я прошёл к рощице высоких сосен. Деревья стояли на красноватой земле, с красноватыми от закатного солнца и немного искривлёнными стволами.
Над горизонтом висело малиновое солнце, подкрашивая клочья облаков в небе. Жемчужно-розовая световая дорожка поделила серое море на две части.
Внизу, у берега, лениво плескались волны, ткали кружевную пену среди камней, тёмных от влаги.
Пахло водорослями и хвоей. Свежий, чистый запах.
На воздухе мне лучше думается. Ещё раз перебрал все детали плана, ища погрешности. И не выявил ни одной.
Вечером было довольно прохладно, с моря наползал туман. Гулял я недолго. Вернулся к шести.
Она, разумеется, всё исследовала, на предмет тайного бегства, убедилась, что сбежать не удастся.
На ужин спроворил ей рыбу, из полуфабрикатов, с гарниром из картофеля. Заварил какао.
Отнёс в гостиную.
Думал, начнёт привередничать. Но плоховато я разбираюсь в подростках.
И рыбу смела, и какао выпила, с крендельками. Нанервничалась. Столько впечатлений.
Сложив посуду на поднос, я проинформировал:
— В спальне есть дверь в санузел. Похищение — это не повод для того, чтобы не чистить зубы.
— Да видела я ваш санузел. Ничего особенного…
Ри, показав розовый язычок, надулась, отвернулась.
Но я всё-таки решил быть добрым похитителем.
Вернулся, поставил на тумбочку небольшой телевизор, штепсель в розетку воткнул:
— Если хочешь, смотри. Или книжки читай. Книг полный шкаф.
— А найдётся в доме компьютер, с Интернетом? — спросила она.
— Лучше отдохнуть пару дней от компьютера.
— Да, конечно, боитесь, в полицию о вас сообщу. — Опять надулась. Потом сообразила: — Вы сказали — пару дней? Вы уже потребовали выкуп за меня?
— Всё сделал, не волнуйся. Ложись спать в десять, как поступают хорошие девочки.
— Ну прямо родненький папочка. Самому не противно?
— Зачем ты врала? — поинтересовался я. — Смысла ведь никакого.
— Для поддержания формы, вот зачем, — буркнула девочка. — Много вы понимаете.
Я запер дверь на засов.
Для поддержания формы, как же. Проверяла, насколько информирован. Давила на жалость, слабину искала. Телевизор бубнил долго, но около десяти — замолчал. Дитя, совершив водные процедуры, легло в постель.
Надо же. Вряд ли оно своего родненького папочку слушалось так же.
Пусть ест больше и спит крепче. Метаболизм сделает то, что необходимо сделать.
Возможно, завтра я замечу симптомы. Утром, когда я готовил завтрак, тихо завибрировал датчик проникновения, встроенный у меня в наручные часы. Я вытер руки полотенцем, вышел через заднюю дверь, в фартуке.
Двигался бесшумно, как нас учили много лет назад.
Вынул пистолет из-за спины. Выглянул, прячась среди елей.
Немолодой мужчина, в сером пальто и в серой шляпе, стоял у сосны и смотрел на окна.
Подойдя сзади, я сказал негромко:
— Доброе утро.
Гость повернулся. Выглядел так, словно проглотил шмеля.
— Что вам нужно? — спросил я. — Вы на частной территории.
— Я Хофф. — Он медленно сунул руку в карман и показал удостоверение Конторы. — Где поговорим?
— Здесь. Потом вы уйдёте. Не ожидал, что пошлют вас. — Я спрятал оружие. — Лучший эксперт.
— Вы подмешиваете свой препарат в пищу?
— В какао. Ри его любит.
— Как ведёт себя?
— Нормально. Перепады настроения, капризы. Девочка-подросток.
— Вы рискуете. Карьерой, свободой. Если теория неверна, сядете надолго. И ничто уже не спасёт.
— Моя теория верна.
Пожевав губами, Хофф тяжело вздохнул:
— Жаль терять сотрудника.
Приподняв шляпу, тихо побрёл к воротам. Шуршала опавшая листва под его ногами.
Хофф оказался прав.
Я просчитался. Чужеродную органику препарат не выявил.
Девочка, её родители — не инопланетные пришельцы.
Контора сдала меня, обвинила в самоуправстве и в неподчинении, что, в общем-то, было истиной. Суд, назначая срок, не поскупился, выдал на полную катушку. Похищение ребёнка, взрыв на лётном поле, намеренное выведение из строя ценного оборудования.
Сегодня я распрощаюсь с камерой предварительного заключения.
Переберусь туда, где проведу вечность. Меня удивил начальник караула.
Войдя с двумя надзирателями, шарообразный увалень проверил всё лично. Обыскал.
Встал по стойке смирно, объявил:
— К вам посетители.
— Кто? — не поверил я.
— Маргарита Лот, с гувернанткой. Постарайтесь не усугубить ваше положение.
— Думаете, я сумасшедший?
— Я не думаю ничего, действую, согласно инструкциям. Мы за дверью, не забывайте.
— Хорошо, не забуду.
Они вышли.
Наверное, это нарушение правил, нарушение тех самых инструкций.
Но супруги Лот богаты и влиятельны. А девочка — самостоятельна.
Зачем пришла сюда? Что ей нужно? Причина — синдром, который называют стокгольмским?
Я волновался, как школьник на первом свидании.
Шаги в коридоре.
Гувернантка Маргариты на каблуках. Дамские шаги я не слышал тут ни разу. Открылась дверь.
Сначала заглянул толстяк. Снова окинул меня и камеру бдительным оком. Неохотно впустил посетительниц, в расстёгнутых шубках и в сапожках.
Ри первой ступила в камеру. Самостоятельная. Гувернантка — следом. Прикрыла дверь и — застыла, не мигая, руки по швам, уставилась в угол.
— Здравствуйте. — Ри улыбнулась, села на топчан, взглянула по сторонам — А не очень-то здесь. Вы сядьте. Побеседуем. Сев рядом, я вздохнул:
— Ри, я причинил тебе столько неприятностей. Я был уверен, что прав. Извини.
— Вы не виноваты ни в чём. Вы же не знали, что мы умеем выявлять опасные вещества и расщеплять на безвредные составляющие. Люди не умеют.
Думая, что ослышался, не понял чего-то, я посмотрел ей в глаза.
Как прежде, глаза Ри сияли.
— Тогда на тебя не действует и снотворное, — пробормотал я, холодея.
— Правильно.
— Ты притворялась?.. Но зачем?
— Ещё в кафе я прочитала ваши намерения. Хотела установить, что вы знаете и кто стоит за вами.
— И ты говоришь?.. Неосторожно.
— Вы не сможете ничего сделать. Мы вам благодарны. Хороший урок, спасибо. Я покосился на молодую женщину, стоящую неподвижно, как робот:
— А гувернантка и телохранитель?
— Обычные люди. Наш разговор Лиза не воспринимает. Охранники — тоже. И средства наблюдения замерли.
— Если ты можешь столько — что могут твои родители?
— Гораздо больше. Вы симпатичный. Только ведь мы должны блюсти свои интересы. Мы не собираемся воевать, захватывать. Просто — живём на Земле. Так получилось.
Она тронула мою руку, улыбнулась. Покинула камеру вместе с гувернанткой. Мне уже не поверят.
Я знаю. ТМ