Клуб любителей фантастики, 2015

Примитив
Владимир МАРЫШЕВ

№ 11 (989) 2015

Режиссёр был из «тяжеловесов» — и по комплекции, и по авторитету в мире кино. Здоровенный, с мясистым лицом и бычьей шеей, он одним своим видом давил на собеседника.

Тот уступал хозяину кабинета по всем статьям. Худой, нервный, взъерошенный, он напоминал воробья, улепетнувшего от лёгкой трёпки. Но лишь затем, чтобы тут же подвергнуться другой — более серьёзной.

— М-да, — изрёк режиссёр, брезгливо разглядывая лежащую перед ним пухлую папку со сценарием. — Весу много, а толку мало.

— Но почему же? — У сценариста и голос был тоненький — под стать тщедушной фигуре. — Мне кажется, неплохо получилось.

Режиссёр сердито засопел.

— Я снимаю блокбастер о мире будущего. Повторяю — блок-бас-тёр! — Он просмаковал слово, как дорогой коньяк. — Зрители должны брать кинотеатр штурмом, в зале — визжать от восторга, а выйдя — рассказывать о нашем шедевре всем знакомым и родне до седьмого колена. Или фильм станет культовым, или всем нам место на помойке, рядом с бомжами. Я доходчиво объясняю?

Сценарист подавленно кивнул.

— Ну и слава богу. Зачем же тогда вы принесли мне это убожество? Сплошной примитив. Уж над терминологией-то могли поработать! Если, к примеру, оружие, то тупо пишете «бластер». Ни на грош фантазии!

— Так ведь… — робко попытался возразить сценарист. Но режиссёр не дал ему закончить. Он набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— Скорчер, паллер, аннигилятор, дезинтегратор, деструктор! Это лишь малая часть того, что сочинили ваши коллеги-фантасты. Они умели шевелить мозгами, а вы пошли по проторённой дорожке. Зритель, мол, дурак, слопает любое блюдо — хоть второй, хоть третьей свежести. Или взять летательные аппараты. Вы назвали их так же тупо — «флайеры». А что-то своё придумать не судьба?

— Но зачем же своё, если.

— Если сойдёт и примитив! — издевательски закончил за сценариста режиссёр. — Ладно, бог с ними, с терминами, но как вы описываете город? Снова небоскрёбы, утыканные солнечными батареями. Слизываете эти батареи друг у друга, больше ни на что не способны.

Сценарист сидел, как оплёванный.

— Видите ли. — начал он.

— Вижу, что ни черта не хотите работать, — вновь перебил его режиссёр. — А как у вас одеваются люди будущего? Жёлтая рубашка, красные шорты, зелёная обувь! Не человек, а светофор. Ладно, зелёная обувь в порядке бреда ещё сойдёт, но для чего вы вырядили их в красные шорты? Быков дразнить? А как они у вас разговаривают? Натурально ботают по фене, словно какая-нибудь шпана из подворотни! Наши потомки должны быть образованнее нас, мудрее, цивилизованнее, а вы выставляете их недоумками.

— Да с чего же мудрее-то! — неожиданно взвился сценарист. — Посмотрите, каких балбесов из школы выпускают — чем дальше, тем хуже!

— Не надо на меня орать. — В голосе режиссёра появились угрожающие нотки. — Вот напишете шедевр, тогда и качайте права. А пока. — Он окинул взглядом щуплую фигуру сценариста и уставился на большой овальный значок, украшавший лацкан его пиджака. Значок был блестящий, серебристый, с синим кружком посередине.

— Короче, — подытожил режиссёр, — ваш опус не пойдёт. Примитив, он и есть примитив.

— Как же, как же, — съязвил сценарист с видом человека, которому уже нечего терять. — Вы ещё скажите — пустельбан!

— Что-о-о?! — Режиссёр побагровел. — У вас хватает наглости обзываться?

— Подождите, ради бога. — Похоже, сценарист испугался собственной храбрости. Непослушными пальцами он отцепил значок и протянул его режиссёру. — Вот.

— Что — вот? — Режиссёр взял значок и машинально потёр большим пальцем синий кружок. — Это же при-ми-…

Договорить ему не пришлось. Перед глазами завертелись радужные спирали, окружающие предметы задрожали и начали расплываться. Вскоре картинка вновь обрела чёткость, но кабинета уже не было и в помине.

Режиссёр стоял посреди фантастического города. Кругом возвышались небоскрёбы — один другого диковинней, и над крышей каждого, напоминая крону пальмы, веером расходились гигантские пластины солнечных батарей. Высоко над головой юрко сновали разноцветные летательные аппараты. Режиссёр ущипнул себя за руку, затем на несколько секунд крепко зажмурился. Убедившись, что ничего не изменилось, зачем-то попятился — и едва не сбил с ног спешащего по своим делам прохожего. Абориген буркнул что-то нечленораздельное и изумлённо уставился на пришельца. А тот — на него.

Житель удивительного города мог запросто исполнить на детском празднике роль светофора. Он был одет в переливающуюся всеми оттенками жёлтого футболку и широченные алые шорты, на ногах красовались изумрудные мокасины. Абориген заговорил первым.

— Ну, чего гляделки вытузил? — обратился он к гостю из прошлого. — На себя бы полукал — полный шизмец! Ты где такие штанцы гваркнул, а? Музей, что ли, успел дерпульнуть?

Режиссёр настолько опешил, что поначалу только беззвучно, как рыба, открывал рот. Наконец выдавил:

— Э-э. Извините, а какой сейчас год? Абориген затрясся от смеха.

— Ты что, дюндя, с флайера рухнул? — Он ткнул пальцем вверх. — Или из бластера бэк поджарили — от такого тоже может флюгер снести.

— Так ведь. — робко начал режиссёр, но обладатель красных шорт не дал ему договорить:

— Не распаковывай едальник, пока крутец галымит. Знаешь, дюндя, кто ты есть? Вконец ошарашенный режиссёр не знал и не хотел знать. Вспомнив о зажатом в руке значке, он с лихорадочной поспешностью потёр спасительный синий кружок. И, уже наполовину выскользнув из негостеприимного будущего, успел услышать брошенное вслед:

— Пустельбан!^ТМ