Клуб любителей фантастики, 2017

Валерий БОХОВ
Обычный случай

техника — молодёжи || № 06 (1011) 2017

Рядовой день.

И случай обычный.

В общем-то так было тысячу раз. И вы с этим сталкивались.

Электричка. Пассажиры читают, дремлют, разговаривают… Едут на дачу. А кто на работу. Другие — домой. Всё, как всегда. Несколько пассажиров, главным образом молодёжь, внезапно вскакивают и устремляются к дверям. В других дверях появляются два контролёра. Контролёры — роботы. Ну, это уж, как повелось. Ничего нового. Рядовая жизненная ситуация. Прозвучало объявление вагонной радиотрансляции:

— Станция «Хлебозаводская». Следующая станция «Мебельная фабрика».

Контролёры продвигаются по вагону, угрожающе клацая компостерами. Заметно, что компостеры и руки контролёров — одно целое. Собственно, компостеры вмонтированы в руки роботов.

— Ваш-ш-ш билетик! Ваш-ш-ш билетик! — слышатся их монотонные призывы к пассажирам.

— Билетик! Какой билетик, тут же окна открыты? — обращается пассажир в ковбойке к контролёру.

— Ну и что из того? — Вяло отвечает тот вопросом на вопрос.

— Как что? Как что? Тут же окна открыты! Так меня вмиг продует! Вы знаете, что такое жарища?

— Мы не фиксируем колебания температуры. Нам это незачем. Это не входит в наши обязанности. И причём здесь жара?

— Так я весь день в жарком цеху. Я не мартеновец, не сталевар. Я хлебопёк! На хлебозаводе работаю. Там в несусветной жарище работаем. Весь день в поту. Майку после смены выжимаешь. А тут окна нараспашку… Сечёшь?

— Что-то я не пойму вас, гражданин. Предъявите-ка свой билетик!

— Билетик! Так меня же вмиг продует. Как ты не поймёшь? Ты болел когда-нибудь? У тебя грипп, насморк, простуда были?

— Не было. Мы не болеем.

— Ну вот! А лекарства нынче знаешь какие дорогие? Ты ведь не будешь меня больного навещать?

— Нам не нужны лекарства… А помогать больным это дело медсестёр.

— Но не твоё, ведь? А нам тут премию обрезали. Потому как зерна не собрали. Муки не было. Значит и хлеба двадцать пять тонн в смену мы не дали. Видишь, цепочка какая? Мыто ведь, хлебопёки, на переднем крае производства. Всё — для народа!

— Понимаю, понимаю. Каждый должен быть на своём месте…

Контролёр достаёт мобильный телефон, нажимает клавишу:

— Диспетчерская! Тут пассажир о болезни, о простудах говорит. Как мне быть с больным, брать с него билетик? Где? Мы на перегоне «Хлебозаводская» — «Мебельная». Что? Скоро дыра? Зона покрытия «Мегафоном» кончается? Алё! Алё! Связь пропала, — робот закончил разговор тихим голосом.

— Слушай! А ты хоть знаешь, что такое хлеб? — не унимался пассажир.

— Первая еда. Его со всем можно. Но сам я не ел его.

— Эх ты, дурья твоя башка. Хлеб не ел — жизни не знаешь.

— Так мы же вообще ничего не едим.

— А знаешь, что хлеб — всему голова, хлеб наш насущный — всему начало, хлеб — батюшка наш, кормилец?

— Я молитв совсем не знаю. Мы их не учили. Мы учили только про билеты.

— Дура! Это — житейская мудрость! Вековой опыт народа! Ты ведь среди людей живёшь, надо бы тебе это знать! Эх, ты!

— Ваш-ш-ш билетик, — снова привычно запел контролёр.

— Опять билеты! Да взгляни ты пошире. Я вот отпахал на работе, на хлебозаводе, да?

— Да.

— Но для меня это не всё, это только середина дня, его макушка. Ещё столько же впереди! Жена болеет! Поэтому ужин кто будет делать? Мне надо! Сын лоботрясничает, учиться не хочет. Я, говорит, пойду карщиком на твой хлебозавод. Один раз сводил его по своей дурости на завод. Что с ним делать?

— Не знаю. А что же?

— Мне его воспитывать надо. По три-четыре раза в месяц в школу вызывают. Но это ещё не всё: собака меня дома ждёт. Никто, кроме меня, её выгулять не сможет, не удержит. Как кошку увидит, всё — кранты. Помойка, дерево — ей всё равно: лучше кошек по деревьям, по трубам, по крышам лазает… Вот так вот. А для тебя в жизни всё просто. Это с какой стороны… Ну, ладно, пока. Моя остановка. Счастливо, лучший работник компостера!

После этих слов с роботом-контролёром что-то случилось. Он замолчал. Потом поник головой, как будто он стал прислушиваться к себе. И не зря прислушивался — внутри него вдруг раздался щелчок.

Компостером он быстро-быстро защёлкал. Глаза его вспыхнули зелёным цветом, отчего брови приобрели вдруг вид мохнатых гусениц ядовито-болотного цвета. Внутри робота опять раздался сильный щелчок. И робот быстро-быстро затараторил:

— Штраф платите! Штраф платите! Штраф платите! Штраф платите!

— Да закрой ты свою бандуру, шарманку эту, — заметил ему кто-то из пассажиров.

Робот протянул руку к своей шее, туда, где под воротничком форменного кителя была расположена тревожная кнопка, нажал её. После этого наступила тишина. Другой робот, его товарищ тихо спросил его:

— Что, лента съехала?

На что первый контролёр горестно и обречённо кивнул.

— Видишь, что значит, не сходил в профилакторий? Вот он — итог. Давай-ка, сейчас сойдём. Теперь на каждой остановке наш отдел есть. Молчавший какое-то время разговорчивый пассажир словно воскрес:

— Граждане безбилетники! Сегодня для вас объявляется амнистия! Машинка для стрижки овец сломалась. Но не будем злорадствовать. Состряпаем-ка сочувствующие рожи.

При выходе на платформу в тамбуре к пассажиру в ковбойке, чью речь слушали весь вагон и бригада контролёров — роботов, обратился другой пассажир:

— Слушай, а ты знаешь, что такое ХПК-1500?

— Нет, а что это?

— Это хлебопекарная печь, на которой ты весь день пахал.

— Вот как?

— Да. А насчёт премии ты в точку попал. Так и было.

— Так вы на хлебозаводе работаете?

— На пятом хлебозаводе. И так я там нахомутался сегодня за день…

— Очень тяжело было?

— Тяжело!

— Слушайте, я очень уважаю рабочую косточку. А давайте… Я предлагаю сходить… по пиву. Я угощаю.

— Как? У тебя же жена не кормлена, сын не порот, собака не гуляна…

— Я пока не женат. Семьи нет. Даже собаку ещё не завёл. Это я о своём будущем говорил.

— Твоё будущее — это моё настоящее! И тут ты угадал. Вплоть до собаки. Варькой её зовут. Вот по причине занятости я и не присоединюсь. Пока, тестомес!

— Счастливо, хлебный пекарь! ^ТМ